Слабое пламя свечи очерчивало мягкие силуэты начищенного до блеска стального доспеха, зубчатых эполетов, изображающих Алакрей, и красного плаща с вышитым белым донжоном. Глефор склонился над картой местности. Тысячи лет назад, когда бессмертные сущности внешних миров сражались за обладание Яраилом, в этом самом месте ядъяра Рогхадор был опален неугасаемым огнем канафъяра Зорг-Анголхизиса. Мучимый непреходящей болью, Рогхадор метался по земле, выжигая поля и леса. Но ядъяра сумел подчинить себе боль и сделать огонь союзником. Сегодня пустошь Зверя — это необитаемая равнина, на которой с тех приснопамятных времен не взросла ни одна травинка. Здесь расположился основной лагерь войска Глефора.
Армию составляло три рассвета — воинских единиц из четырех тысяч восьмисот шестидесяти человек как пеших, так и конных, которые в свою очередь делились на двадцать семь светил или пятьдесят четыре искры. Почти пятнадцать тысяч воинов беспечно вдыхали ночь, уверенные в новом солнце и в завтрашнем дне. Тальинды зажаты у гор Каргрим армией Глефора с юго-запада и войском серебряного всадника Мирадеона из Сребимира с северо-востока. Завтра должна состояться решающая битва, которая загонит тальиндов под землю, откуда они и вылезли. А чтобы обрушить гору и завалить подземный проход в армии Глефора было два десятка магов. Так они и действовали ранее: солдаты истребляли либо загоняли тальиндов обратно в норы, маги запечатывали проходы. За три года армия мусотов прошагала весь континент, выискала и обрушила десятки туннелей. Дважды им казалось, что враг разбит окончательно, но вскоре обнаруживались и новые ранее незамеченные тропы. Разведчики докладывали о десяти тысячах тальиндах, затаившихся в тени гор. Каждый из них не превосходил силой опытного солдата Глефора, а уж против объединенного войска тальинды не будут иметь шансов победить.
Так близка победа и так близко возвращение домой. Три года не видел он матери и брата. Об Ульфине он вспомнил в последнюю очередь. Никакой любви, брак по расчету. Когда по всему Сиридею стали появляться тальинды, мусотам потребовалась твердая рука, за которую они ухватятся. Женившись на наместнице Лесгароса, вполовину его старше и вдесятеро сварливей, Глефор вернул наследственное право вести народ, которое его отец так усердно топил в трактирах. Скоро, очень скоро он вернется домой, заберет у матери бремя правления, которое и так залежалось в ее корзине, отдаст брату должность главнокомандующего и убедит жениться на Азаре.
Так размышлял Глефор в ночи, тишине которой подпевали цикады. Они вторили его мыслям, умиротворяли, убаюкивали. Король погружался в нежную дрему. Перед ним покачивался огонь, застилал глаза, обволакивал душу. «Идем со мной, — шептал он. — Позволь мне обнять тебя, успокоить. Ни о чем не переживай. Все лишь пепел, все пустое. Есть только я. Со мной тебе будет хорошо…»
Огонь плясал с ним и вокруг него, весело смеялся, согревал и оберегал. А затем внезапно погас. Глефор открыл глаза. Темнота. Свеча погасла, палатка напиталась запахом дыма и… холодом. Намедни было так тепло, что люди в лагере укрывались, единственно остерегаясь вездесущих насекомых. Сейчас же Глефору представлялось, что он босой стоит на холодном каменном полу. Тело под доспехом ежилось, волосы шевелились, легкие глотали ледяную темноту.
Протрубил рог.
Глефор выскочил наружу. Люди спешно выбегали из палаток, одевались, быстро, но без суеты. Лагерь моментально ожил. Подъехал всадник и, не спешиваясь, доложил без всякой прелюдии:
— Тальинды выступают.
В период войны Глефор приказал опускать его титул, дабы не тратить секунды на пустословие. Солдаты привыкли к этому не сразу, но стали относиться к королю как к лучшему другу и не могли высокопарно величать того, кто делил с ними все тяготы полевой жизни, смеялся их историям и прикрывал спины в боях. Поначалу его называли безрассудным, говоря, что не до́лжно королю рисковать жизнью наравне с простым воином. Глефор показал себя настоящим мастером боя, он врезался клином в ряды неприятеля, направо и налево сминая тальиндов огромным шестопером. Он воодушевлял людей и словом, и делом, и хотя приказал считать себя ныне не королем, но полководцем, мужи за его спиной улыбались в бороды. «Великий», — шептали они.
Возле королевской палатки, привязанный между двух вбитых в землю столбов висел гонг. Глефор подобрал лежащую здесь же колотушку, и низкий мерный звук разнесся по лагерю. Король вошел в самый крупный шатер, и вскоре тот наполнился военными советниками. Это были трое рассветников, старших командиров армии Глефора, возглавляющих рассветы, предводитель разведчиков, а также первый маг Глефора. Все люди бывалые идущие за королем с начала войны.
— Начинай, Борнус, — распорядился Глефор и посмотрел на предводителя разведчиков — мужчину в кожаных одеждах лишь немногим его старше.
— Тальинды будут здесь через три, может, четыре часа, если не сократят шага.
— Времени предостаточно, — успокаивал Ройд, первый рассветник, усатый ветеран, чьи годы службы были длиннее усов. — Через час наша армия будет в полной боевой готовности.
— Пошлем гонцов Мирадеону, — предложил Борнус. — Пусть ударит с тыла.
— А сами можем сделать крюк, отступить и объединиться с Мирадеоном, — высказался Мараин — второй рассветник.
— Неразумно, — возразил Ройд. — Тальинды быстрее нас и если догонят в лесу, наш строй рассыплется.
— Согласен, — кивнул Глефор. У нас достаточно сил, чтобы окружить врага. Гонцов Мирадеону мы, конечно, пошлем, но бой начнем без него.
Никто не стал возражать. Предстоящее сражение должно закончиться быстро, еще до прихода серебряного всадника. Орвен, третий рассветник высказал то, что звучало у всех в головах.
— Это бессмыслица. У тальиндов нет ни единого шанса. Зачем они нападают?
Повисло непродолжительное молчание.
— Возможно, знают что-то, чего не знаем мы, — вступил в разговор Сварнас — маг средних лет негласный сателлит Глефора. Все обернулись к нему, и он продолжил. — Это похолодание аномальное.
— Думаешь, здесь замешано колдовство? — Глефор насторожился. В отличие от людей, которые либо рождались с кровью Ирилиарда в жилах, либо без нее, все тальинды обладают магическим даром. Правда сводится он к телепатическим способностям, позволяющим понимать мысли других разумных существ и сопротивлению воздействию простых заклинаний, и король предположил наличие у них тайных союзников.
— Именно.
— Тогда это по твоей части. Не должно быть никаких неожиданностей.
— Я уже распорядился найти источник магии и причину потери тепла.
— Ловушка? — высказал догадку Борнус.
— Похоже на то, — согласился Мараин.
— Слишком очевидная, — поспорил Глефор.
— Но мы в нее уже попались, — упорствовал Мараин. — Если отступим, окажемся в лесу, где тальинды нас разобьют. Если останемся, будем играть по их сценарию.
— Но что они могут противопоставить трем рассветам? — недоумевал Орвен.
— Загадочное волшебство? — пожал плечами Сварнас.
— Есть о чем беспокоиться? — Глефор всматривался в лицо мага, но так и не понял его позиции.
— Не знаю, — честно признался тот. — Пока не знаю.
— Это уже повод, — подытожил Ройд.
— Расходимся по рассветам, — Глефор стал водить руками по карте. — Мараин на северо-запад, мы с Орвеном на юго-запад, Ройд медленно отступает на запад до тех пор, пока тальинды не окажутся здесь. — Он ткнул пальцем в карту. — В это время их окружают второй рассвет по левому, третий по правому флангам. Удар наносим одновременно с трех сторон. Пращники, отступая, отстреливаются. Десять магов прикрывают первый рассвет. Если у врага есть маг, пращники в первую очередь должны быть защищены. Разведчики пусть рассредоточатся, любая информация, полученная в бою, может изменить его тактику.
Спешно, но без суеты выстроились шеренги. Глефор оседлал своего белого жеребца Восхода и, подняв шестопер, который в тот момент походил на королевский скипетр над головой, обратился к солдатам:
— Друзья мои! Нас ждет последний бой! Бой, выиграв который мы вернемся к нашим семьям, матерям, женам и детям. Воины Мирадеона перекрыли тальиндам дорогу на северо-восток. Объятые страхом они бегут на наши булавы и копья. Так сегодня же покончим с войной, что три года поила нас лавандовой кровью!
Многие века назад, отказавшиеся от света Аланара люди спустились под землю. За годы пребывания в темноте их кожа побелела и полностью лишилась волос, глаза, не видящие солнца, ослепли, тела, приняв новую скудную пищу, что давали недра земли, истончились. Темнота учила прятаться и выживать. Вынужденные жить вслепую, они научились перемещаться бесшумно, принюхиваясь и прислушиваясь вытянутыми носами и ушами к слабым запахам и тихим шорохам. Они отошли от предков настолько, что даже кровь их приобрела синеватый оттенок. Новая раса назвала себя тальиндами, что с языка альвов переводится как дети голубой росы. Наземные жители зачастую ошибочно считали их неразумными дикарями, в действительности же за годы молчания они забыли язык слов и стали общаться на уровне мыслей.
Тальинды бежали свободными шеренгами, мужчины и женщины — человеческий глаз не мог их отличить. Ростом они не уступали воинам Мусота, но сложение имели слабое, а кость — тонкую. Безволосая кожа их бела, слабого сиреневого отлива, лица тонкие, щеки впалые. Среди них не было ни лучников, ни всадников, а единственным универсальным оружием им служил сильгис — синий кристалл, из которого они вытесывают дома, посуду, иные предметы быта. Каждый тальинд имел два сильгисовых меча и полдюжины таких же ножей, заткнутых в нагрудные шелковые петли. Шелк пауков-сукновалов — второй материал, неотделимый от культуры тальиндов. Его ткач — гигантский паук размером с человека своему прозвищу обязан образу охоты. Паутину он расстилает на земле или камнях, а когда в нее попадается жертва, скатывает подобно ковру. Щели между ее нитями довольно велики, так что если в ловушку длительное время никто не забредает, в ней могут начать прорастать грибы и травы, чем дополнительно ее замаскируют. В повседневной жизни из шелка паука-сукновала тальинды плетут корзины и ткут одежды, из него же изготовляют доспехи. Паучья броня легкая и прочная словно кокон пеленает тальиндов с ног до головы, не оставляя прорезей для глаз и дыхания. Мечи и стрелы против нее бессильны, с другой стороны, она совершенно не предоставляет защиты от дробящего оружия, а копье в руках резвого всадника обладает достаточной силой, чтобы пропороть паучий доспех. Впервые столкнувшись с тальиндам, люди были удивлены слабостью своей армии, вооружение которой в большей степени состояло именно из мечей, копий и луков и вынуждены были вернуться к менее универсальным булавам, молотам и пращам. Тогда приказом Глефора все солдаты Мусота обязывались пройти переподготовку. При этом шипы на булавах не использовались, цепляясь за паучий доспех, они не могли порвать шелка, но только увязали, а значит, подвергали жизнь солдат дополнительной опасности. Но и от классического для мусотов вооружения, используемого, в том числе в гражданских вопросах, солдаты не отказались полностью, ибо непредвиденность не должна застать их врасплох.
— Ат-ур-ар-ас, — прокричал Сварнас и выбросил в небо белый луч.
Опустившись и остановившись в десяти аршинах над землей, луч сомкнулся кольцом, его свет усилился, принял очертания сферы и, воссияв, отбросил темноту в стороны. Заклинание повторили другие маги, и вскоре два десятка маленьких лун осветили поле боя.
Когда тальинды оказались в зоне поражения, пращники дали залп. Рой камней взмыл в небо, описал дугу и, преодолев от восьмидесяти до ста саженей, рассыпался в рядах неприятеля. Беззащитные и слепые, тальинды, тем не менее, предугадывая нахождение летящих камней, увертывались и в большинстве избежали ранений. Но даже раненные они игнорировали боль и продолжали бег.
Пращники отступали в дальние шеренги, на их смену выдвигались легкая и тяжелая пехоты третьего рассвета, прикрываемая с флангов кавалерией. Плотные ряды мусотов встретили беспорядочную толпу тальиндов. Тощие, проворные, с молниеносной реакцией тальинды выискивали слабые места армии противника, просачиваясь в нее, словно ручей в трещины скалы. С целью запутать слепого врага армия Глефора состояла как из полностью закованных в сталь латников, так и воинов, прикрытых лишь кольчугами. Кристальное оружие не могло уцелеть при столкновении со сталью, но тальинды никогда не пытались блокировать удары, а предсказывая действия врага, избегали молотов и булав и поражали соперника в незащищенные места — голову, ноги, руки. Если соперник с ног до головы был закован в сталь, они процарапывали доспехи скользящими режущими ударами. Их тонкий слух среди хаоса боя мог выделить дыхание одного-единственного человека, услышать стук его сердца и различить шум разгоняемого булавой воздуха. Они чувствовали жар, исходящий от раскрасневшихся в горячке боя лиц, и холод остывшей в ночи стали. Люди же в тусклом свете оказались в невыгодном положении. Их главное преимущество — зрение в ночи служило плохим помощником.
Верхом на Восходе Глефор находился на правом фланге в первых рядах армии. Он не врезался в ряды тальиндов, но обходил по краю, загоняя в центр рассвета с целью лишить маневренности. Аналогично действовал Мараин, окружая врага левым флангом. Тальинды, в свою очередь, максимально рассредоточились, каждый из них сражался независимо от других солдат, но при этом всегда знал об их присутствии.
— Ша-ди-ит-та-ло, — приказал Сварнас.
Десять огненных шаров с гулким ревом прочертили в небе горящий след, достигнув земли, разорвали ночь громом, заглушив крики боя и разбросав искры в стороны. Паучьи доспехи загорались как трут. Но склоненные взрывом, объятые пламенем, тальинды поднимались и продолжали наступление. Огонь на их телах неожиданно гас. Секрет в том — ушур, искрасно-синий ядовитый лишайник подземного мира, перетянутый вьющимися лозами подземных трав, который тальинды ценою ожогов носили под доспехом. Даже в знойную погоду он удерживал большой запас воды, которая, однако, легко извлекалась физическим воздействием. Многих тальиндов ушур уберег от колдовского огня, иные же — менее удачливые объятые пламенем, вклинивались в шеренги людей и вели бой до тех пор, пока огонь не выжигал их души из тел.
Грохот боя нарастал, солдаты подбадривали себя выкриками, другие кричали от боли, захлебывались кровью и падали, пронзенные синими осколками. Но если люди умирали быстро и милосердно, сраженные одним-двумя точечными ударами, тальинды покидали смертный мир в боли и муках. В воздух летели отрубленные пальцы, уши, носы, руки, головы. Израненные, тальинды сражались до последнего вздоха, до последнего стука сердца, покуда могли если не стоять на ногах и держать сильгис, но хотя бы шевелиться. Когда небо их опрокидывало, припадая к земле, они ползли, зажимая в руке синий кристалл, цеплялись за ноги людей, из последних сил тянули к себе, пытались заколоть. Ни в ярости, ни в боли тальинды не кричали, они умирали тихо, без стонов и слез, не просили милосердия, не бежали в страхе.
Сварнас повторил приказ, и снова огонь полыхнул в рядах тальиндов. Пожирая тела, живые и мертвые пламя растекалось по сухой траве и уже охватило десятую часть вражеской армии. В третий раз взвились в небо шары огня. Сварнас опустил глаза, чтобы уберечь от яркого света. Но взрыва не произошло, шары погасли еще в небе, не достигнув земли.
— Что случилось? — поинтересовался один из его подчиненных.
— Маг, — Сварнас забегал взглядом, словно загадочный колдун должен был появиться при его упоминании. Обернувшись, он увидел такое же недоумение на лицах, следующих за ним подопечных. — Что замерли! — выругался он. — Массированная атака, но без применения огня!
Все маги в армии Глефора сидели верхами. Это обстоятельство создавало определенные трудности при прочтении сложных заклинаний, но зато обеспечивало всадникам лучший обзор, увеличивало скорость и в то же время при отсутствии вражеских стрелков не подвергало их большой опасности.
Внезапно один из магов захрипел и сполз с коня. Его горло, пробитое синим кристаллом, фонтанировало кровью.
— Ко-шо-ва-ка-да-раф, — изменил приказ Сварнас. Он сжал зубы от злости на самого себя. Ему хотелось закончить бой как можно скорее, и ошибка его стоила жизни юному волшебнику.
Маги спешно водили руками и читали нараспев заклинание. Когда они закончили, поднялся горячий ветер и воронкой закружил вокруг каждого из них. Это волшебство призвано отражать легкие предметы, как-то: стрелы, ножи, небольшие камни, используемые против заклинателя. Лошади тряхнули мордами, но сохранили самообладание.
Сварнас хотел выжать из подопечных еще по одному заклинанию массового поражения, но тальиндов уже начали окружать Мараин с севера и Орвен с юга, и теперь подобное колдовство привело бы к гибели в равной степени обеих сторон.
«Возможно это и к лучшему, — подумал он, глядя в напряженные лица магов. — Сражение еще далеко от завершения».
— Целевые заклинания, — распорядился он. — Сохраняйте запас сил и держите защиту.
Стальными тисками рассветы сжимали тальиндов с трех сторон. О победе еще рано было говорить, но каждый выигранный аршин лишал подземных жителей простора и приближал их кончину. И хотя они сражались отчаянно, не падали духом и почти каждый из них забирал с собой в могилу человека, разрыв в численности армий лишь увеличивался, и если в начале боя на каждых двух тальиндов приходилось по три человека, теперь соотношение изменилось на один к трем.
Глефор не считал сраженных врагов, но по числу взятых жизней в этой битве с ним мог сравниться разве что Сварнас. Огромный шестопер короля, его щит, доспехи и красный плащ покрылись синеватой кровью, словно какой-то художник расписал их сиренями и лавандами. В сражениях с тальиндами Глефор всегда чувствовал необъяснимую грусть и непонимание. Они отступники, что отвергли богов и бежали под землю, а сейчас выбрались, чтобы отомстить всему миру за гонение. Так учила мать, так говорили иные людские умы. Но есть большая разница между философией в замке и на поле боя. Живя в четырех стенах, Глефор не задумывался о том, что движет тальиндами, полагая, как и большинство людей, что создания эти глупы настолько, что не дают отчета своим действиям. Но видя этот народ в бою, бесстрашный, устремленный, он уже не мог верить в бессмысленность его поведения. У тальиндов определенно была цель, выманившая их на поверхность, ради которой они шли сражаться и смиренно умирали. Они не грабили, не разоряли сел, не насиловали и не убивали крестьян. Они желали крупных городов, их силы и власти. Но так ли это? Впервые тальинды объявились четыре года назад близ Сребимира и без каких-либо слов попытались захватить город. Разбитые его покровителем серебряным всадником Мирадеоном, они отступили. С тех пор с ними произошло множество столкновений, но причина, поднявшая тальиндов на поверхность, не приоткрылась ни на пядь.
Битва достигла апогея, ее преломление должно было вот-вот произойти. С трех сторон рассветы сжимали кольцом врага, смыкали щиты и медленно, но неотвратимо его сдавливали. Противники еще вклинивались меж плотных рядов людей и рушили общий строй, но такие прорывы происходили все реже. На смену павших выходили живые, и позиционное преимущество людей только росло.
Тальинды предприняли еще одну отчаянную попытку высвобождения. Они раскололи первую шеренгу и прорвались во вторую, затем третью. Образовалась брешь в обороне Глефора, солдаты никак не могли ее залатать и гибли один за другим.
— Колдовство! — разносились голоса.
— Адарион! — вторили другие.
Глефор наконец соединился со своим защитником. Он дал знак Сварнасу следовать за ним и направился на звук криков, дабы лично навести порядок в строю.
По виду массивные и тяжеловесные иссиня-черные доспехи испещрили яркие красно-оранжевые бороздки. Черный металл полностью окутывал тело, топорщился зазубренными краями в местах изгибов кистей, локтей, коленей и плеч. Он не сглаживал, но подчеркивал стать высокой фигуры, повторял стройные изгибы. Острый нагрудник незаметно переходил в воротник и поднимался вычурным шлемом с длинными зубцами. В доспехе не было уязвимых места, в сочленениях деталей нельзя было просунуть иглы, а в узких прорезях для глаз были вправлены оранжевые камни, блестящие в слабом свете ложных лун.
Адарион, крепчайший металл в Яраиле, а может и под сенью всего Яргулварда. В мире еще можно было разыскать древнее оружие из адариона, но полный доспех не видел никто из ныне живущих людей. До сих пор. Лишь цверги умели обращаться с этим металлом. Замкнутых и безразличных к миру за пределами своих стен их невозможно было представить союзниками тальиндов.
Но еще удивительней были ее мечи: сотканные из пламени они шевелились черными языками, то замирая, то ударяясь в пляс. Хладные мечи искали тепла, они не замечали стали, не замедлялись и не останавливались, выпивали тепло из людских тел до последней капли, до последней искры.
Ераиль не защищалась, не избегала ударов, ибо не было в армии Глефора оружия способного и поцарапать адарионовый доспех. Стальные клинки бессильно кричали, отпрыгивали и, раскалываясь, погибали. Один за другим сраженные черными мечами умирали люди, их стеклянные глаза взирали в небеса, молчаливо молясь высшим силам остановить этот ужас.
— Король! — с издевкой в голосе поприветствовала она Глефора. Затем изобразила подобие реверанса и развела руки по сторонам. Люди попятились, никто больше не желал бессмысленной смерти. — Примите мои самые сердечные извинения, что не снимаю в присутствии Вашего Величества головного убора.
— Что нужно тальиндам?
— Лишь одно, — веселье мгновенно покинуло ее. Она подняла голову, и хотя Глефор не видел ее глаз, он почувствовал раскаленный взгляд. — Месть.
— За что вы нам мстите?
— Да не вам, — отмахнулась Ераиль. — Богам.
Один юный солдат опрометчиво бросился на незнакомку и пал замертво, не успев даже ее коснуться. Король не стал продолжать абсурдного диалога в разгаре боя, спешился и взял цельнометаллическое копье.
— Скучно, — разочаровалась Ераиль.
Стараясь держать ее на расстоянии, Глефор наносил быстрые удары копьем. Огненные клинки не могли причинить вреда стали, но соперница не желала выпускать оружие из рук, иначе рисковала быть сбитой с ног грубой силой толпы.
Внезапно полыхнула молния, брошенная одним из подоспевших магов, она прошла сквозь женщину и затерялась в земле.
— Ау! — притворно вскрикнула Ераиль и вдруг залилась смехом. Затем убрала один меч в кожаные ножны и свободной рукой поймала копье. Предчувствуя опасность, Глефор бросил оружие. Через миг разряд молнии пробежал по всей длине стали.
— Никакого огня, никаких молний! — прокричал Сварнас. — Отвлеките ее!
— Кавалерия! — позвал Глефор, отступая.
Всадники окружали Ераиль. Они не нападали, но ждали ее действий. Женщина медленно перемещалась в сторону короля, не совершала неосмотрительных выпадов, ведь даже неуязвимую для оружия, ее все еще могла придавить тяжестью лошадь. Маги в это время посылали в нее огненные стрелы, волшебные клыки, хрустальные шары и многие другие атакующие заклинания, впрочем, довольно простые, ибо в колдовском искусстве подопечные Сварнаса значительно уступали предводителю. Ераиль мастерски увертывалась от них но, даже не сумев уклониться, она лишь слегка ежилась, и казалось, такими простыми заклинаниями ее нельзя поразить. Но маги этого и не добивались.
Сварнас завершил заклинание, земля под ногами Ераиль размякла. Ее движения замедлялись, каждый новый шаг погружал ноги еще глубже в землю. Она сопротивлялась отчаянно, но только ухудшала положение и увязала сильнее. Когда земля сковала ее колени, всадники остановились и взяли ее в кольцо.
Битва продолжалась, но теперь перешла в тушение отдельных очагов сопротивления тальиндов. В мысли людей робко просачивалось слово победа.
Взревели трубы. В рассветном утре на горизонте вырисовывались очерченные красным высокие силуэты. Великаны. Одетые в сыромятные шкуры, с огромными дубинами и корягами в руках они стремительно приближались к полю боя. В их рядах не было дисциплины, точнее не было самих рядов. Грубое обмундирование вместе с шершавой серой кожей и лысыми головами указывали на то, что великаны родом из Каменного леса. Были среди них и воины Хримхоры, они выделились дублеными доспехами, шипастыми дубинами и канабо. В стальном доспехе, рогатом шлеме и канабо наперевес войско возглавлял Морхорд — великан вдвое шире прочих, второй генерал Хримхоры, выше которого стояли только Мехатор, Ровахор и сам Шалитхор.
Воодушевленные внезапным появлением союзников люди с боевым кличем с удвоенной силой крушили врага. Сражение для тальиндов больше не имело смысла, они могли только отсрочить смерть. Тем не менее, дисциплинированные и бесстрашные они не дорожили своими жизнями и, вступив в бой, вели его до конца, будь это славная победа или позорное поражение.
Ераиль опустила голову и убрала мечи в кожаные ножны. Их клинки перестали клубиться пламенем и сгустились черным льдом. Глефор дал команду всадникам приближаться, но сам остался на месте. Когда острие копья одной из жертв коснулось притаившейся охотницы, она распрямилась и воздела руки к небу. С диким ревом на нее обрушился столп пламени. Он пульсировал и переливался от красного к желтому, выжигал землю в радиусе сажени и все пространство еще в половине версты над ней. Глефор прикрыл глаза руками и отошел на пару шагов. Прянули, объятые пламенем лошади, неистово ржали, сбрасывали всадников и бежали прочь, не различая дороги, топтали людей и тальиндов, падали, сраженные случайным клинком, и такая смерть была милосердным завершением их агонии. Большинство наездников разделило судьбу своих скакунов. Те из них, кто оказались ближе к Ераиль, сгорели вживе, обуглились и рассыпались пеплом, иные стонали в муках, простирали к товарищам изувеченные руки, ища помощи, которой им уже не могли оказать. Когда столп пламени погас, на его месте осталась лишь почерневшая земля, да кружащий в воздухе пепел.
К тому времени как великаны достигли войска Глефора, битва приближалась к концу. Задние шеренги встречали союзников улыбками и взмахами оружия.
— Рады приветствовать вас! — отсалютовал Морхорду предводитель светила.
Генерал посмотрел на свою канабо и внезапно могучим ударом смешал человеческие кости с землей. Великаны последовали примеру лидера.
В сердцах людей родилась паника, пробежала по рядам солдат и охватила все войско Глефора. Великанов прибыла только сотня, но длинные руки и палицы быстро внесли хаос в строй мусотов. Могучие удары невозможно было остановить, они сминали щиты, гнули доспехи и расшвыривали людей в стороны. Удар каждого гиганта уносил одновременно жизни двоих-троих, а порой и полдюжины людей. Единственное преимущество людей перед великанами — ловкость, сниженное тяжелой сталью и плотными шеренгами, оказалось плохим подспорьем грубой силе. Опешившие от нежданного предательства командиры призывали солдат к дисциплине. Сражение разделилось на два фронта и разгорелось с новой силой. В авангарде люди смыкались вокруг тальиндов, лишая их подвижности, в арьергарде рассредоточивались, дабы самим не стать удобной мишенью для великанов. Пешие воины проскальзывали меж гигантских ног, наносили удары в плохо защищенные голени, проворная конница, вооружившись копьями, маневрировала, уклоняясь от выпадов медлительных дубин, пращники и маги целились в глаза и уши великанов. Вот с исколотыми ногами рухнул один гигант — слетевшиеся люди исполосовали сверзившееся тело, другой — с выбитым ловким броском пращи камнем глазом пал на колено и был выпотрошен подоспевшими мусотами. Казалось, люди вернули бразды битвы, но изнуренные боем, не могли долго сдерживать великанов, тогда как последние еще полнились силами. Молодой волшебник, истощив себя, рухнул с лошади замертво. Никто не обратил на него внимания, не оценил подвига. Иные маги уже не могли колдовать, они вооружились арбалетами и теперь пытались не столько принести пользу товарищам, но хотя бы не умереть раньше отведенного богами срока. Сварнас ослепил двух великанов, взорвав вспышку света перед их глазами, троих убил молниями, но затем тоже взялся за арбалет. Глефор верхом на Восходе ловко ускользал от дубин, колол великанов и воодушевлял подчиненных.
— С нами рассвет! — кричал он. — За нами солнце! — Тяжелое копье тянуло вниз, королю хотелось обнять землю и забыться. Продолжая изображать необоримого всадника, он сражался из последних сил, не чувствуя времени, не замечая боли. Король должен быть сильным, несогбенным, неутомимым. Не имеет значения, что чувствует он на самом деле, важнее, как видят его другие. Увидев слабость, люди потеряют короля.
За короткое время великаны лишились двух десятков воинов, но остальные с тем же успехом продолжали сминать ряды людей. Среди великанов сражалась всего дюжина уроженцев Хримхоры, но и такого малого числа дисциплинированных воинов хватало, чтобы контролировать отряд дикарей Каменного леса. Отдавая предпочтение большей угрозе, командиры поворачивали в арьергард новых людей. Но теперь, когда армия Глефора разрядилась, тальинды смогли вырваться из кольца. Кристальные мечи продолжали выискивать бреши в доспехах, тогда как места убитых людей занимались все реже.
Мало-помалу великаны и тальинды наращивали преимущество в бою. Тщетно начальствующие взывали к стойкости — в царящем хаосе слаженный механизм людей рухнул и вращался разрозненными шестернями.
Пронзенный сильгисом пал Мараин. Нога Борнуса застряла в стремени и, безвольно повиснув, он прочерчивал головой кровавую линию. Раздавленный тяжелой стопой распростерся ничком Орвен. Ройд сражался отважно, не думая о поражении, не отвлекаясь на гнетущую картину вокруг. Многие тальинды полегли, сраженные его пылом, но один из них все же прорезал латный доспех и завершил долгую службу ветерана. Сварнас не отлучался от короля. Когда прорвались тальинды, прикрывая Глефора, он напоил болты лиловой кровью, а затем вместе с конем был раздроблен гигантской палицей. Его убийце Глефор вонзил копье под колено и, сразив, пробил великанью шею.
— Король! — окликнул женский голос.
Ераиль стояла прямо, с черными клинками в руках. Красивый доспех заливала красная и сиреневая кровь. Скапливаясь в изгибах и зазубринах, она придавала адариону новый страшный узор.
Глефор спешился, потрепал загривок Восхода и взялся за копье.
Женщина передвигалась очень быстро, все тело, руки и ноги совершали слаженные, отточенные годами практики движения. Но и Глефор не был новобранцем. Он держал соперницу на расстоянии, наносил короткие удары и перемещался по окружности. Сильными ударами в ноги он пытался ее повалить. Ераиль легко блокировала копье. Дважды она приблизилась настолько, что едва не коснулась противника мечами. Восход, играя роль глупой скотины, безучастно стоял в стороне, искоса поглядывая на своего наездника. Когда Ераиль оказалась спиной и на одной линии с конем, Глефор едва слышно кашлянул. Восход мгновенно преодолел разделявшее их расстояние и встал на дыбы. Ераиль обернулась и выставила клинки. Уже мертвый конь, придавив ее, осел наземь. Одна рука тальинды оказалась неподвижной под тушей, другая потеряла меч и безуспешно пыталась приподнять коня. Глефор приставил острие копья к глазнице шлема.
— Нет, — коротко произнесла Ераиль.
Король так и не понял, что она подразумевала под этим словом: «копье здесь не поможет» или «ты не победил». Внезапно вспышка боли пронзила его спину. Глефор обронил копье, прогнулся, стараясь сжать боль, стиснул зубы и нашел в себе силы встретить нового врага лицом. У тальинда была всего одна рука, на месте второй болтался кровоточащий обрубок. При ударе меч из сильгиса раскололся, и здоровая рука сжимала теперь осколок. Тальинд попытался поразить им Глефора, но король поймал руку, вывернул и первым дотянулся его шеи. Сильные пальцы впивались в кадык, вены и связки, они давили все сильнее, не обращая внимания на трепыхание жертвы. Наконец, разломились шейные позвонки, их обладатель безвольно обмяк.
Ераиль все так же лежала, придавленная тушей коня. Дрожащей рукой Глефор потянулся к черному заледеневшему клинку. Лезвие закурилось. Новая боль на этот раз вспыхнула в кисти. Она полыхала в разуме и колотила в дверь сознания, неся с собой безумие. Его рука не горела, не дымилась и не чернела, но Глефору мнилось, душа рвется из тела, прочь от жуткого всепожирающего огня. Он двигался шаркающей походкой медленно, через силу. Пространство вокруг него расплывалось, земля сливалась с небом, затихающая битва была чем-то далеким, размытым болью воспоминанием из прошлого. Отдельные звуки еще звенели в ушах, но он уже не помнил их значения. Всего два шага отделяли Глефора от цели, но тогда и это малое расстояние казалось ему бесконечным. Последние силы король отдал на то, чтобы поднять меч.
Клинок прошел сквозь адарион так же легко, как и через обычную сталь. Ераиль не вскрикнула, не шевельнулась, так что король не знал, достиг ли он цели. Выронив меч, Глефор свалился навзничь.
«С нами рассвет, — думал он, глядя в небо. — За нами солнце». Ему представлялось, что, закрыв глаза, он увидит Расара, бог равновесия будет брать черные камешки в левую руку и белые в правую, и если праведные поступки судимого перевесят, ему надлежит узреть сурового, но доброго Эри-Киласа, прекрасную супругу его Велиану и воинственного сына их Тавелиана, встретить далеких пращуров, найти друзей и близких и видеть, как садится в золотую ладью Аланар. Однако смерть не приходила, напротив, освободившись от магии меча, Глефор стал возвращаться к жизни.
Восходящее солнце осветило печальную картину. Десятки великанов, тысячи людей и тальиндов полегли на мертвой равнине. Кровь трех рас залила землю, и теперь уже нельзя было определить ее цвета. Раздробленные, разрезанные, изрубленные на части воины лежали в неестественных позах, невидящим взором смотрели в пустоту, разверстые рты кричали тишиной, исторгали муку, которую нельзя передать словом. И не было в застывших лицах умиротворения, лишь только ужас и боль.
Битва утихала. Немногие выжившие люди пытались сдаться или бежать. Глефор мог только надеяться, что солдаты переживут полководца.
Небо заслонила Ераиль. Она сняла шлем, и собранные в хвост черные волосы спустились за плечами. У нее оказалось строгое острое лицо, с резкими скулами и тонкими бровями, из-под которых смотрели оранжевые глаза, ошибочно принятые Глефором за инкрустацию шлема. Мертвенная бледность кожи и то, как плотно кожа облегала лицо, безошибочно указывали на происхождение воительницы.
— Ты хорошо сражался, — сказала она без тени прежнего веселья в голосе. — И я даю тебе право последнего слова. Какую память ты хочешь оставить для потомков и всех людей?
Глефор смотрел на нее без злобы, не задавался вопросом, почему клинок не убил свою хозяйку. Его взгляд уходил вдаль, за сотни верст, в Тронгарос, туда, где он оставил мать без опоры, а брата без наставления. Они долго ждали, пришел его черед подождать.
— С нами рассвет, — прохрипел он, но не смог выговорить вторую часть лозунга мусотов.
Ераиль погрузила черный клинок в его сердце. На мгновение ей показалось, что Глефор все еще жив, что огня в его душе так много, что он просто не может погаснуть. Никогда. Но застыли глаза и больше не закрывались. Король умер.
Ераиль распростерла руки и улыбнулась, приветствуя солнце.
— Лучший День Рожденья! — задорно произнесла она. — Чтоб я так отмечала каждый юбилей! — затем обратилась к стоящему неподалеку тальинду. — Снимите голову короля и отправьте матери в Тронгарос.