«…Все бессмертные — авантюристы; кто-то больше, кто-то меньше. «Наша маленькая вечность» — в шутку зовем мы свою жизнь, и отчасти правы: то, сколько она длится, зависит только от нас.

Люди ограничены жесткими рамками, заданными природой. Их краткая жизнь — вспышка новорожденной звезды. Редкий человек без примеси крови aelvis проживет больше полувека, и виной тому не слабость тела и духа, а жесткая борьба, которая не затихает ни на мгновенье. Страстная, яркая, насыщенная, но жестокая, кровопролитная, беспощадная — вот она, человеческая жизнь.

Мы же редко болеем, почти не стареем. Размеренный ход долгой, бесконечно долгой жизни усыпляет, убаюкивает, и зимняя стужа поселяется в сердце, пустота — в усталых, слишком старых для юных лиц глазах. Скука становится извечным спутником, заклятым другом, идущим под руку и толкающим на безрассудство, погибель. Мы могли бы жить вечно: легенды гласят, что некоторым из aelvis — тех самых, n'orre Llinadi, «первопришедших» — было более тысячи лет.

Могли, если бы захотели.

Ныне редкий aelvis разменивает пятое столетие. Участившиеся войны, виной которым — человек, уносят наши не столь многочисленные жизни. Мы так же смертны, как бы не хотели доказать обратное; так же погибаем от яда и холодной стали. Мы все более, век за веком, очеловечиваемся. Песок времени утекает сквозь пальцы, унося с собой былое могущество, и на смену таинству волшебства приходит наука магии. Чудо сменяется феноменом и тщательно изучается, анализируется, препарируется. Абсурд, нелепица, бессмыслица: вольная птица сладкоголоса потому, что воспевает свободу. Весь мир принадлежит ей, и она — ему. Запри ее в клетке, спрячь за семью замками, заставь повторять заученные слова — и ее голос пропадет, лишится силы и красоты. Волшебством мы воздвигали горы, волновали моря, вздыбливали океаны, волшебством раскололи некогда единые земли на островки, острова, континенты… Волшебством изгнали за край севера драконов, проклятых порождений нижних Граней, чей пламень дыхания обращал мир в ничто, порядок — в хаос.

Но тысячи лет прошли, и волшебство исчезло. Осталась лишь магия — отголосок себя прежнего. И ветер, идущий с моря, шепчет на разные голоса: «Закат близится». Отпущенному времени выходит срок.

Сто, двести, триста лет — и мы уйдем вслед за ним, растаем в златоглавой заре нового дня, станем безымянными тенями прошлого. Последние крупицы волшебства развеются по ветру, погаснув, как искры, вырвавшиеся из костра — и вернутся драконы, сжигая в черном пламени горизонт».