Андроник прошел порядочный кусок леса, прежде чем снова повернул к озеру. Поравнявшись с тем местом, где несколько часов назад устроил ристалище, он замедлил шаг и запел. Голос, сначала пробующий себя, смиренный, постепенно округлялся и креп. Уже не напев, а призывный клич, в котором были и нежность, и жар, раскатами колыхал лес. Андроник пел без слов, только одно девичье имя прорезалось от времени до времени среди бесформенных звуков. Лес сонно прислушивался, вздрагивал и тут же затихал. Высоко, по вершинам крон, катился гул шорохов, листья бились и дрожали, будто тронутые невидимой, неугомонной рукой. Голос Андроника разносился далеко, раскалываясь о стволы, просеиваясь сквозь сплетение ветвей:

— А-о-ооо-хэу-у-у-у-ана-а-а-аааа!

На траве, подернутой лунным светом, робко распускались неизвестные в природе цветы с влажным мерцанием. Заботой Андроника было не помять их, и когда он глядел под ноги, его голос уходил в землю, и только неразборчивый шепоток разбегался по лесу. Листья выворачивали шейки вслед юноше — такое смятение вызывало в лесу его шествие, бархат его голоса, когда он принимался петь. В гнездах, невидимые глазу, просыпались птицы, перекликались коротким, глухим щебетом. Андроник расплывался в улыбке и, запрокидывая кверху голову, махал им рукой:

— Никак не угомонитесь, красавицы?

Птичье волнение тут же стихало за смутным ропотом вершин. Большая ночная бабочка срывалась в полет, подхваченная крылом ветра, и, рискованно балансируя, томно припадала к древесной коре и складывала крылышки. Пока Андроник следил за ней, глаза его углями горели в темноте. Потом он снова улыбался каким-то своим, неведомым радостям и шел дальше и пел.

У большого развесистого дерева Андроник остановился и внимательно смерил его взглядом снизу доверху, точно проверяя, все ли в порядке с его стволом и ветвями. Сбросил на траву куртку и безо всякого труда стал карабкаться. Достигнув самой высокой развилки, он попытался оглядеться, разведя руками ветви. Но высота оказалась недостаточной, он еще не поднялся выше леса. Тогда, снова уйдя в глубь кроны, он полез вверх по самым тонким веткам. Они подрагивали под его тяжестью, но не трещали. Казалось, он летит, перехватываясь руками, витает среди листвы, и тело его легко, как у птицы. Когда он поднял голову, он был под кровлей неба. Окаменевшего, в белесой лунной дымке.

— Неужели я один, быть того не может! — сказал Андроник и зааукал.

Эхо разлетелось над всем лесом, постепенно затихая. Но никто не ответил. Только одна большая птица взметнулась и, раскинув крылья, пролетела над деревьями.

— Эге-гей! — еще раз кликнул клич Андроник.

То же недоуменное молчание леса. То же ясное и мертвенное небо над головой. Андроник в задумчивости стал спускаться. И спуск давался ему легко, играючи, он не глядел, куда ему поставить ногу, не колебался. Быстро оказавшись на земле, он стряхнул шелуху листьев с волос, снова влез в куртку и пошел обратно другой дорогой. Пересекая поляну, поискал глазами ближайший куст и нырнул под него в траву, приложив ухо к земле.

— Никого! — с улыбкой сказал он. — Куда же все подевались нынешней ночью?!

Он поднялся с земли, легонько потрепал рукой травинки, точно прося у них прощенья, что примял их своим телом.

— Может, они пошли на озеро, поплавать?

И заторопился из лесу. На опушке повеяло ветерком, закачались метелки трав по обе стороны тропинки. Андроник шел, насвистывая, до самого озера. Тут он снова замер, прислушался. Различил где-то вдалеке сухой шелест камыша. Сонный верезг, лягушачье пение, скрип сверчков постепенно поглощались молчанием озера. Ни одна птица больше не проснулась в прибрежных зарослях. Андроник напряг глаза, вглядываясь в водную даль. Она была пуста, только чуть колыхалась под ветром. Юноша прошелся взад и вперед, словно выбирая место поудобнее, и стал нетерпеливо сбрасывать одежду.

Дорина долго не решалась показаться ему. Ведь он знает, что она пришла, и не ищет, не зовет. Она прекрасно видела, как он стоит, нагой, в одной набедренной повязке из тяжелого шелка с золотой оторочкой. Почему он не готов к встрече, не одет? Неужели он выбрал не ее?.. Но в хороводе незнакомых девиц он, смерив всех взглядом, ей бросил фант — золотое яблоко. Какой еще нужен знак? Ее он выбрал в невесты…

— Дорина! — изумленно встретил ее Андроник, когда она вышла к нему. — Какая ты стала красивая!

— Я ждала тебя, — прошептала девушка. — Мы не идем?

И тут же потупилась, смутясь наготой его плеч.

— Что ты? — сказал он. — По-другому нельзя, пойми. Чист и наг. Так предначертано.

— И мне тоже?

— И тебе… Чуть позже, не бойся, — добавил он, улыбаясь и беря ее за руку.

Снова ударом молнии отозвалось в ней прикосновение Андроника. Той же судорогой неведомого, ни на что не похожего блаженства.

— Ты умеешь плавать? — осторожно спрашивал Андроник. — Если лодка перевернется, удержишься на воде?

Дорина в испуге прильнула к его плечу.

— Если ты меня отпустишь, я погибла.

— Ну-ну, не бойся, что бы ни случилось, не бойся. Эта ладья не тонет. Если бы ты знала, сколько раз я уплывал на ней вон туда, смотри!..

Он вытянул руку вдаль. Дорина ничего не увидела: одна вода и вода без конца, чистая, неподвижная.

— Это далеко? — покорно спросила она. Андроник засмеялся и обнял за плечи.

— Далеко не бывает, когда любишь, — шепнул он. — Ты сядешь на корме. Мы поплывем через девять морей, через девять земель. И сыграем свадьбу.

— Так нескоро? — загрустила Дорина. — До тех пор столько всего может случиться…

— Ты напрасно торопишься, — ласково сказал Андроник. — Здесь, у нас, дни идут что минуты. Раз уж ты сюда попала, назад нет возврата. А здесь куда как лучше, правда?

— Лучше там, где ты, — ответила Дорина.

И, взглянув на него, смолкла. Как он хорош, как высок, как статен. Будто не человек — полубог, змеев сын.

— Почему ты ушел из дворца? Зачем вернулся сюда, на берег?

— Затем, что ты не сумела там остаться, испугалась. А пугаться не стоило. Эти люди давно умерли, они ничего не могли тебе сделать, разве ты не видела?..

— Я себя видела, — с ужасом прошептала девушка. — Я сидела на троне, в стороне ото всех…

— Да, — беспечно подтвердил Андроник, — так всегда и бывает. Дорина теснее прижалась к нему. От него шла ласка, успокоение.

— Ничего не бойся, я с тобой, — сказал он. — Мы не расстанемся.

Тогда она перевела глаза на воду. Лодка давным-давно ждала их там, и это показалось знакомым Дорине. И приготовление к путешествию она тоже когда-то переживала.

— Где будет свадьба? — спросила она.

— На том берегу.

Он обвил рукой ее стан, подвел к воде.

— По-другому нельзя, — твердо сказал он.

И шагнул в лодку, качнув ее. Потом подхватил на руки и втянул за собой Дорину. Таким упоительным было качание лодки, что кружилась голова, и Дорина сжимала виски в ладонях. Андроник был рядом. Прежде чем сесть на весла, он указал рукой вперед.

— Там, посредине, остров. Мой остров…

Неведомо отчего Дорина вдруг вспомнила про змея и содрогнулась. Снова увидеть его, скользкую тварь, неутомимо подергивающуюся в лунном свете, как тогда. Только на этот раз он может неожиданным броском вынырнуть из темноты и ужалить ее.

— На острове змей! — взволнованно напомнила она. — Ты же сам прогнал его туда, сам!

В тот же миг Андроник вскочил в гневе. На побледневшем его лице глаза сверкали так мощно, что пронзали, ослепляли ее.

— Зачем ты сказала это слово, возлюбленная моя? — донеслось до нее громовыми раскатами, точно из уст сказочного змея. — Зачем ослушалась повеления?

Дорина вспомнила: «Никогда не произноси этого слова при нем!» Она забыла. А теперь уже слишком поздно. Она смотрела на него, сжавшись, повергнутая его мощью. И в ожидании приговора только сумела прикрыть глаза ладонью.

— Девять лет ты будешь искать меня, пока не разыщешь! — прогремел голос Андроника.

Когда же она отняла ладонь от глаз, чтобы вымолить себе пощаду, его уже не было. Одна только бескрайняя вода простиралась впереди. Дорина сидела без слов, без сил, не зная, что ей делать. Вдруг зашелестели листья позади — она обернулась. Никого. Просто ветер порывом прошел по высоким веткам деревьев…

Она проснулась с этим горьким шумом в ушах. Комната была наполовину в тени: лунный свет отступил к окну. Дорина поняла, что оттуда тянет ветерком. Она встала и выглянула наружу. Далеко слева виднелось озеро. Девушка улыбнулась. Отошла к своей постели, уже не узнавая места. С удивлением посмотрела на спящих женщин. Тихо, но уверенно, как бывает во сне, проложила путь между кроватей и, не ища, нашла дверь. Из-за нее доносились затейливые фиоритуры: свистящие, хлюпающие, — как будто спали измученные вконец люди. Дорина, сохраняя присутствие духа и лишь крепко зажмурившись, прошла через всю комнату к наружной двери. Не заперто. Дорина спустилась во двор. Она не замечала ни холода земли под босыми ногами, ни посвежевшего ветерка на едва прикрытых плечах. Так же уверенно она повернула к озеру.

Сбежав вниз по крутому берегу, она увидела ждущую ее лодку. Точно ту же, что оставила совсем недавно во сне.

Она пошла к ней, меся ногами липкий холодный ил и нисколько о том не беспокоясь. Быстрыми, но точными движениями отвязала веревку от колышка, бросила ее в лодку, потом села сама. Поискала глазами остров и, не раздумывая, стала грести к нему — со спокойной душой, как человек, у которого нет ничего, кроме надежды.