Глава 17, где обнаруживается, что после долгой разлуки как правило не знаешь с чего начать

Если приглядеться с высоты птичьего полета или с высоты полета Унтара на побережье, то ближе к излучине Ааги, между портовыми цаплями и черепахами крестьянских хижин на окраине Купеческой Гавани, можно заметить большой трехэтажный дом, окруженный алычовым садом, редким частоколом и песчаными дорожками. На крыше — ветровое окно, похожее на открытый зонтик, за этим окном, на третьем этаже, в мансарде живет Тигиль Талески, сын Зиула, друг Эмиля, одним словом, наш Тигиль. В это окно, я помню, всегда дует зюйд-вест, и на барометре, висящем на стене между двумя морскими пейзажами с инициалами И. Э., стрелка всегда показывает бурю. За окнами вырастают мачты и вышки гавани, корабли приходят и уходят, но Тигиль, по всей вероятности, их не замечает. Каждое утро он идет на пристань, берет лодку и отправляется в свой питомник, где среди кормушек и сот для мальков под зудящий гул опреснителя воды делит свой день с морскими кахлами, вернее с их только родившимися детенышами.

Случается, что Тигиль снимает кожаную повязку с головы, отдает ее невесте и берет направление на Синий Лес. Первым делом он навещает отца, но день-другой и Тигиль спешит дальше — к Улену: за советом, за мудрым словом или просто за твердой рукой. Каждый раз Тигиль находит причину для путешествия. Талески скрытный, но ни для кого из нас не секрет, что Улен готовит Тигиля себе на смену…

Прошло полчаса как из поля зрения исчез смерч и Унтар, не утруждая себя хоть как-то аргументировать свой поступок, осторожно опустил нас у подходов к рабочей дороге с полей Купеческой Гавани. В полях стояла тишина, словно всех крестьян сморил послеобеденный сон и только одно, тускнеющее от пасмурной погоды море встретило нас. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Смерч оказался куда кошмарнее, чем мы предполагали, а мы… мы упустили его. Ясно было, что теперь какое-то время он будет двигаться в сторону Дремучих каньонов, а затем, поскольку арбалет все еще у Эмиля, повернет в королевство. До этого времени надо успеть вернуться к нему на встречу.

Мы шли налегке. Пожитки, что полторы луны подряд спасали нас от ветра и утренней прохлады остались на растерзание смерчу, и только с арбалетами мы привыкли не расставаться. Теперь, когда уют, пища и отдых стали реальностью, а не несбыточной мечтой, я поняла, что выглядим мы как заправские бродяги: грязные, истощавшие, с осунувшимися лицами и обветренной кожей. Прохожие оглядывались на нас и качали головами, они не знали, что мы хотим поскорее добраться до Тигиля, только и всего.

Купеческая гавань жила свой обычный день. Знакомые улицы и переулки дразнили теплым покоем обывательства: «Что такого… — говорили они — пройти пешком полкоролевства! Попробуйте-ка, проживите достойную жизнь горожанина, фермера или рыбака. Проживите и тогда скажите, что почем…» Мы не спорили, мы знали, сколько бы не длился путь, где-то были родные места, и мы всегда в них возвращались. Так было и теперь.

После полудня на город навалилась истома. В воздухе висела обычная сырая теплынь, собаки и те дремали у мостовой. Кто-то брел за покупками, кто-то судачил у парадной, огороды неторопливо зрели, флюгера поворачивались вокруг своей оси, детишки пускали бумажных ласточек. Перед поворотом я догнала Эмиля и вложила в его руку свою. Он чуть заметно улыбнулся и сжал мои тонкие пальцы в мозолистой теплой ладони. Милый Эмиль, не печалься, в жизни, как правило, приходиться ждать, и никто не спросит, по душе ли тебе это…

На заборе перед домом, где жил Тигиль, цвели розы. Они обвивали ограду так буйно, что почти невозможно было увидеть, что делается во дворе. Только облако дыма, поднимавшееся над розовыми кустами и тянувшееся через весь дом к мансарде третьего этажа, говорило о том, что на хороший табак кто-то раскошелился. Если бы я не обладала даром чувствовать на расстоянии других людей, я бы вероятнее всего удивилась, что тот, кто раскошелился на хороший табак, в то время как мы уже позабыли этот волшебный сладкий запах, стоял посреди двора с трубкой в зубах и угрожающе помахивал топором в сторону дровяной поленницы.

— Эрик! — заорала я, бросилась к нему и запрыгнула на шею, обняв его руками и ногами.

— Итта! Девочка моя! — Эрик прижал меня так, что затрещали кости. — Братишка позаботился о тебе? А? Только, похоже, совсем не кормил…

— Ах ты, плут! — улыбнулся Эмиль и опустил арбалет на скамейку. — Уж ты-то, я погляжу, вовсю наслаждаешься жизнью!

— Конечно! — подтвердил Эрик, и его улыбка расплылась до ушей. — Особенно если учесть, что сегодня девочки готовят вареники…

Ребята обнялись. Они обнимались и хлопали друг друга по плечам так горячо и так долго, что мне пришлось подождать с тем, чтобы ответить Эрику на его сомнительное заявление о моей худобе. Но Эрик не дал мне возмутиться.

— Где ты раздобыла такую восхитительную куртку? — тут же спросил он.

— Ойёлли подарили… — как бы невзначай бросила я.

— Ойёлли? Ничего себе! — с завистью присвистнул тот. — Сдаётся мне, нам есть что обсудить, идем в дом…

Эрик решительно откинул топор в сторону, но Эмиль устало опустился на скамейку и ответил:

— Прежде чем я что-либо скажу, Эр, я посижу и молча выкурю трубку. Я не курил, как следует уже половину луны.

Эрик посмотрел на брата с такой жалостью, как будто тому предстояла недельная прополка туоновских теплиц. Без лишних разговоров он достал кисет и забил трубку не только Эмилю, но и мне.

Мы сидели на скамейке и молча курили. Над Купеческою гаванью сумерки разгоняли облака. Из кухонного окна тянулись дивные ароматы, там Атаи и Ив готовили ужин, они еще не знали, что им прибавилось пару голодных, точно мандгоры, едоков. Нам было, что рассказать друг другу, тут не поспоришь, но от того, что рассказывать пришлось бы очень долго и очень много, никто не знал с чего начать, и все молчали. Мы снова были вместе, этого было достаточно…

Ив учила Атаи готовить свои коронные вареники с вишней, поэтому на кухне дым стоял коромыслом, но, когда мы вошли, малышка уронила скалку и бросилась нам на встречу.

— Слава Солнцу, слава Солнцу, — повторяла она и обнимала по очереди то меня, то Эмиля.

Первое, что сделал Эмиль — достал свою флейту, собрал ее, продул и сыграл гамму.

— Живая еще, — удовлетворенно произнес он, вздохнул и убрал в чехол до лучших времен.

Да, возвращение рюкзаков доставило искреннюю радость. Нашлись бритвы, расчески и мыло. И после всех приветственных слов мы с Эмилем долго парились в бане, мылись, скреблись и подстригали волосы.

— Не знаю… — сказал Эмиль, с трудом продвигая бритву по заросшей бороде, — может, Унтар и вправду сделал доброе дело, но я предпочел бы, чтобы война с ветрами поскорее закончилось.

— Она не может закончиться раньше, чем это предопределено, Эм, но на исход событий мы можем повлиять, — ответила я. — Не торопись, как я понимаю, с ураганом все обошлось…

— Еще бы, — ухмыльнулся мой друг, — готов поспорить, ты сосчитала все царапины на лице Эрика.

— Пусть и так! Значит, нам остался смерч и сонный бриз. Кстати, что-то не к добру он затихорился. Ив тоже потеряла бдительность, вареники вон печет… Я все думаю, надо бы заглянуть в Желтый лес, поглядеть на сокровище Афары.

— Надо бы, — рассеянно согласился Эмиль, он явно думал о другом. — А будет от него польза?

— Может, и будет… — предположила я и забралась повыше, туда, где погорячее.

— Если по дороге не сгинем… — буркнул Эмиль.

— Так! — пришлось вылить на этого неисправимого пессимиста целый ушат воды. Эмиль рассмеялся, смахнул с подбородка горячую каплю и поцеловал меня.

— Ладно — сдалась я. — Выше нос, малыш! Но помни — сцена в лесу тебе дорого обойдется, ведь знаешь… я люблю тебя, Эм…

Тигиль пришел поздно. Он долго развязывал у порога шнурки на своих высоченных сапогах и поглядывал на Эмиля, он был рад.

— Явились?! — наконец произнес Талески. — Мы ждали вас только через неделю.

— Вы знали, что мы придем? — удивилась я.

— Конечно! — ответил за Тигиля Эрик. — Мы же все рассчитываем на твой дар!

— Так уж! — усомнилась я, но Тигиль с грохотом подвинул скамейку к столу и сказал:

— Не спорю, твой дар дорогого стоит, но от красноглазых перепелок тоже бывает толк. С тех пор как Улен… В общем, теперь вести приходят ко мне.

— Так вы все узнали? — всплеснула руками я. — А мы то волновались…

— Кто волновался больше — еще вопрос! — вставила Ив.

— Мы узнали о вашем путешествии не сразу, — ответил Тигиль, — и, скорее всего, не все…

— На ваш след напали только в Перепусках, — добавил Эрик, — а потом вы пошли на восток по реке. Мы хотели догнать вас, но тут вы пропали из виду на какое-то время, а потом по Ааге заскользила крошечная лодка, мы прикинули и решили встретить вас здесь…

— Будет неправильно считать, что перепелки следили за вами, — не глядя ни на кого, произнес Тигиль, — они следят за ветрами. Эти полторы луны вам ничего не угрожало, скорее даже там, на Юге, было безопаснее, чем здесь, и я решил не мешать вашему одиночеству. Но пару дней назад смерч перевалил через Черное ущелье, и я уже начал подумывать идти тебе на помощь, Эм. Кстати, — добавил Тигиль, он, наконец, снял куртку и принялся нанизывать на вилку дымящиеся вареники. — Вчера здесь кружила галочья стая, птицы были повсюду и не на шутку всполошили город. Что скажете?

— Унтар искал вас, — сказал Эмиль. — Он должен был знать, куда доставить заблудших скитальцев. Собственно говоря, это ему мы обязаны столь быстрым появлением в Гавани, и тем, что смерч сейчас перемалывает Темный лес, а я трескаю эти умопомрачительные вареники. Унтар вытащил нас прямо из-под носа у смерти и доставил сюда, в самое сердце рыбной торговли и… — Эмиль помедлил, — туда, где можно поскорее достать лошадей.

— На случай лошадей не волнуйся, ваши в полном здравии стоят в соседской конюшне. — Тигиль пристально посмотрел на друга. — Что ты задумал?

— Я видел смерч, Тиг, видел… — глаза Эмиля блеснули холодом, — и теперь хочу только одного — догнать его в Синем лесу. Унтар почему-то решил, что мы встретились рано, и как бы мне это было не по душе, я склонен ему доверять. Тем не менее, смерч нельзя оставлять надолго, сила его растет. Арбалет светится, нам нельзя здесь задерживаться. К тому же Унтар посоветовал Итте идти к Светлому озеру.

— Посоветовал, значит пойдем, — пожал плечами Тигиль.

Атаи, все это время молча ухаживающая за гостями, закашлялась и вышла из кухни. Она не хотела отпускать жениха никуда, тем более навстречу смерчу.

Она распахнула дверь и ахнула. На пороге стоял гвардеец, он молча кивнул застывшей в изумлении компании. Эрик, в силу своего последнего опыта общения с представителями королевской гвардии, взялся за рукоятку клинка, но Тигиль встал и приветственно кивнул гостю.

— Что случилось, Мирон? — спросил Тигиль.

— Гостей видели. Три отряда у мельницы и один у больших ворот. Если вы уходите, то не позже чем наутро. Это все, что я хотел сказать. — Гвардеец склонил голову и исчез в дверях точно так же как появился.

— Что это значит, Тиг? — сурово и даже сердито спросил Эмиль, — Ополчение? Против кого?

— Против нас. Эм, есть вещи, которые лучше не знать.

— Что касается меня, я так не думаю! — прогремел Эрик. — Слишком долго ты морочишь нам голову, Талески! Перепелки, тайные друзья, отряды…

— Это отряды гвардейцев. В королевстве смута. Вы не в курсе? — пожалуй, это тот редкий случай, когда Тигиль повысил голос. — Ситуация в следующем. Несколько деревень на юго-западе и Озерье попали под чары беспамятства, Северные Чучи спят беспробудным сном. Ураган разгромил столицу. Теперь, чтобы восстановить Алъерь, понадобиться не один десяток лун! Кроме того, ураган поколесил по лесам, уничтожил посевы и все такое. А недавно, может, вы не знаете, в королевстве объявился смерч. Эта такая штука, после которой камня на камне не остается! Но, не заботясь об этих обстоятельствах, Травинские с детской наивностью уверены, что это дело для них одних и ревниво отстаивают свое право оставаться в тайне. В таком случае не нужно было появляться в Алъере! И ты, Эрик, более всех засветился с этими выкрутасами на башне. Теперь уж не взыщи, придется быть поосторожнее, потому что и гвардейцы, и Совет очень хотят с вами встретиться, а вам эти церемонии сейчас ни к чему! Вопросы есть?

Вопросов не было, а даже если бы и были, Талески сказал достаточно, чтобы близнецы поостыли.

Я уже хотела, было, поинтересоваться, что случилось на башне, но тут Ив наклонилась ко мне и прошептала:

— Скажи, ты ничего не заметила? Этот Мирон… тот самый гвардеец со шрамами, ну помнишь, на Молочном хуторе? Это он, точно! Должно быть, Тигиль давно уже следит за нами и, возможно, — Ив заговорила еще тише, — это он, а вовсе не Улен, прислал нам перепелку с амулетом Улена. Поверь, я давно за ним замечала…

— Ты думаешь, что говоришь? Откуда у Тигиля амулет? Улен никогда его не снимает.

— Но ведь и мы тоже никогда не снимали их… — резонно возразила Ив. И верно, я заметила, что ни на ком из моих друзей больше не видно малахитовых кулонов.

Ужин затянулся до самой ночи. Мы говорили. И я и Эмиль хотели знать о том, что стало с Алъерем, и как Эрик победил ураган. Ребята, в свою очередь, услышали рассказ об ойёллях и о кошмарном смерче, а также о трудностях жизни в лесу. В итоге, когда дело дошло до главного — до подробностей истории ветров Унтара и их арбалетов, у Эмиля уже заплетался язык, а я роняла голову от усталости и клевала носом. Атаи постелила нам в гостиной. Мне так хотелось сказать Эмилю о сегодняшнем дне, но стоило коснуться подушки, как постель показалась мне мягкой, словно облако и я тут же провалилась в сладкое небытие.

* * *

Просто удача что, когда Эмиля забрали в участок правопорядка, Эрик был уже так далеко, что не увидел этого, иначе неизвестно чем бы все закончилось. Но Эрик не увидел и поэтому пересек пару улиц и площадей и успел подняться на башню в ту секунду, когда ворота Алъеря дрогнули под напором урагана.

— Я не сразу понял, что что-то не так, — рассказывал Эрик, — слишком много всего произошло. Я еще не дослушал «Галеры», а в голове уже крутилось: что делать? как действовать? Одно я знал наверняка — из города мне не уйти, только башня Алъерьских королей, только она. Я бежал слишком быстро и слишком легко, и только взлетев на смотровую площадку и почти не ощутив усталости, я понял — дело в ботинках. Ботинки и впрямь оказались непростые, но, честно говоря, думать об этом мне было как-то недосуг. Надвигался ураган. Арбалет прямо-таки выпрыгивал у меня из рук.

Врать не буду, на тот момент большинство моих слов были обращены к ведьмам. Я помнил только то, что, когда Итта стреляла в туман беспамятства, она видела его сверху, его и эти проклятые узоры. Я же никаких узоров не видел. Только бессмысленно наблюдал, как ураган порабощает город с немыслимой быстротой. Ведьма! В такую секунду бездействие — ужасная пытка, но я должен был ждать, и я ждал.

Поначалу за городской стеной загуляли леса, их расчесывали частым гребнем, и птицы стаями разлетались из-под лап урагана. Вот он вырвался из ольховых рощ, оставляя за собой искалеченную просеку. Ринулся к городской стене, ткнулся в нее плечом. Ворота послушно слетели с петель, шлепнулись, как детская погремушка, и вслед за ними спичками рассыпались мостки, сооруженные для гонок. Рухнула крыша Северной башни. Улицы огласились свистом.

Нетерпение изводило и злило меня хуже самого урагана, я молил Солнце о том, чтобы оно послало этот ведьмовый дождь до того, как столица превратится в руины. Думаю, Солнце услышало меня не сразу, ведь прежде ураган прошелся по улицам и площадям, заглянул в каждый двор, в каждый дом, в дворцовые покои и… в стеклянный Лабиринт картин. Мне жаль, Итта, печалить тебя, но лабиринт разбит вдребезги, звон стоял по всей столице, поэтому затрудняюсь сказать, подлежат ли картины восстановлению.

Алъерь! Сверху было видно, как полегли деревья, как ощетинились черепичные крыши, как сыпалось на мостовую стекло. Город зазвенел, заскрипел и ахнул. «Сейчас дар темной девы лопнет от напряжения…» — подумал я. Конечно, я не знал, что вы бросились меня догонять и уж тем более не знал, что Эмиля загребли гвардейцы.

К башне ураган не торопился. Он кружил в надежде обхитрить Отуила. Рушились заборы, падали фонари, разбивались те окна, которые не вылетели сами под натиском вихря. Свист ветра заглушал грохот рассыпающейся столицы. Многие из горожан, кто не успел попрятаться по домам, падали, катились по земле, стараясь ухватиться хоть за что-нибудь. Лошади встали на дыбы, перевернули повозки, царила паника. Все летело, кружилось, в полете сталкивалось, разбивалось и взлетало вновь. Я уже стал подумывать, что затея вытянуть ураган из города в небо, подняв арбалет на башню, потерпела неудачу, но прошло время и ураган медленно, но все же потянулся ко мне.

Ветер задул по направлению к башне Алъерьских королей, и только тут я понял, что ему не составит ни малейшего труда сбить меня с башни вниз ко всем ведьмам. Как думаете, чем можно привязать себя к шпилю, когда нет ни рюкзака, ни снаряжения, ни кожаного пояса, а есть только чужой концертный костюм, который к тому же трескается по швам? Не знаете? И я не знал… А меж тем я не мог позволить себе терять время. В общем, я снял фрак и худо-бедно примотал себя к железным выступам шпиля. Оставалось только открыть затвор арбалета.

Вдруг башню затрясло, мрамор посыпался со смотровой площадки вниз. Ураган добрался до меня, добрался и петлей затянулся на шпиле. Рискнуть — не рискнуть? Терять нечего, все равно надо продержаться до дождя. Я выстрелил. Выстрелил наобум, чтобы отвлечь и испугать своего врага. Стрела вернулась, но вместо того чтобы ретироваться ураган пошел волной, точно туман беспамятства (помните?), и, сделав разрушительный крюк над Алъерем, набросился на меня без всяких предупреждений. Я вцепился в арбалет, волосы рвануло, и меня окатило зловонным дыханием. Всегда думал, что ветер должен быть свеж. Вздор! Этот вонял, как последняя помойка, как стая серных ведьм. Он был так стар, друзья, что трупным смрадом отдавали его порывы. Я думал ветер выдует меня наизнанку, фрак треснул, натянулся, и… не выдержал. Меня швырнуло и повело по скользкому мраморному полу к краю смотровой площадки. Я только и успел, что ухватиться за шпиль левой рукой, правой все еще сжимая арбалет, светящийся как самая яркая свеча на столе короля Кавена. На мгновение я повис над площадью. Сверху мне было видно, что улицы запестрели гвардейцами. Меня заметили, и многие пытались подняться на башню, но, думаю, ветер им не позволил. Один за другим на мостовую летели доспехи, гвардейцы теряли равновесие, и точно пустые железные бочки катились прочь от площади.

Что оставалось? Подтянуться против ветра на одной руке и ухватиться за шпиль башни Алъерьских королей, не выпустив при этом арбалет, было почти нереально. И все же я попытался, я собрался с силами, испустил страшнейшее проклятье и стал взбираться на смотровую площадку. Ветер дул все сильнее, он носился над городом и с натиском набрасывался на башню. Из последних сил я преодолевал откос мраморной смотровой площадки, а подо мной собралась уже целая толпа озверевших королевских гвардейцев. Они точно весенние мухи слетались на варение. Я понятия не имел, чем заслужил такую немилость, но попадать к ним в объятия не имел ни малейшего желания. Я засмотрелся на них. Именно этого и не стоило делать. Вы знаете: Эрик не какой-нибудь доходяга, да только противостоять урагану не так-то просто. Продержаться удалось всего пару минут. С очередным порывом ветра мои пальцы, вдруг, разжались, меня отбросило назад, тело на мгновение повисло в пустоте, а затем я камнем полетел вниз…

Я сорвался с самой высокой башни Алъеря и летел, как казалось, около минуты, ощущая себя одновременно невесомым, как перышко, и стремительным, как пушечное ядро. Земля стояла у меня на пути, а башня вместе с золотым флагом нашего королевства исчезала из виду. Это было ни на что ни похоже, дыхание перехватило, стремительность шуршала по рукам и ускользала, голова давилась от силы ощущений, я летел, а точнее падал. Я отлично знал, что вот-вот сверну себе шею, но… Перед самой мостовой ноги сами вдруг сделали кульбит, и я приземлился на площадь упруго и мягко, как на стог сена. Даже умудрился сохранить равновесие.

Мгновение я стоял пораженный. Светило Солнце и Алъерь держал черепичные крыши так же гордо, как всегда. Мне понадобилась секунда-другая, чтобы понять: я, Эрик Травинский, чудом избежал смерти и теперь стою посреди Королевской площади, окруженный отнюдь не самыми дружелюбными людьми. Пришлось отложить изумление на потом: пока арбалет со мной, еще ничего не потеряно!

Помню, гвардейцы приказали мне отдать оружие, я ответил, что работаю на Белую Гильдию, но они меня не слушали. Что-то лязгнуло за моей спиной, но я знал только одно: ветра здесь нет, ветер кружит там — высоко над башней, значит и мне надо туда.

Одно движение, и я перемахнул через неуклюжего стражника, другое, и я уже мчался по бесконечной винтовой лестнице наверх. Удача отвернулась от королевских гвардейцев, видимо был не их день. Догнать меня, да еще в таких замечательных ботинках им не светило, а забраться во всем обмундировании на смотровую площадку, скорее всего, помешала отдышка.

Я влетел на площадку, в меня со всех сторон вонзились живые иглы. Пока я поднимался, пошел сухой дождь. Он шуршал о мостовую, о листву и о черепичные крыши, но в шуршании этом не было ни звука той музыки, которую исполняет в городе настоящий ливень. Все вокруг было опасным обманом. Скажу сразу, царапины на мне заживают быстро, поэтому боевых шрамов, к сожалению, почти не осталось, но тогда я получил их великое множество, хотя, конечно, дело вовсе не в этом.

Напрасно ты сомневалась, Итта, я отлично помнил руну урагана. Изо дня в день я изучал ее и теперь был готов действовать. Стрелы этого смертоносного дождя собирались в пучки, а пучки — в узоры, но это было заметно лишь отсюда — с башни Алъерьских королей. Тогда я подумал, что Отуил не зря выбрал фьорд Яблочный, ведь пик его скалы — самый высокий на побережье.

Я спешил. Испытывать свободный полет во второй раз, честно говоря, было некогда, к тому же дождевые стрелы ужасно жгли… Я вскинул арбалет и твердо пообещал себе, что, если все обойдется, отныне и впредь буду пользоваться только мечом. Медный зрачок прицела показался совсем незнакомым. Раньше в нем оставались полыньяки, дигиры или обычная дичь, но теперь я стрелял в волшебство Древнего мира, проклятье того, о чем не следует вспоминать. Четыре стрелы — в вершины, и одна — в центр, это было не так уж сложно. Они просвистели легко, точно очнувшись от многовекового сна. Ураган качнуло и отбросило высоко в небеса. Корчась в предсмертной спирали, он свернул облака дугой, клянусь, дугой, и выжал из них солнце. Затем силы изошли и через мгновение ветер рухнул прямо на меня. Этого я уже не видел, но я понял, что он уснул, потому что наступила такая тишина и спокойствие, что было очевидно — матушка природа не пошлет ветров на столицу ближайшие пять зим. По крайней мере, город проветрило как следует и единственное, что горожане никогда не узнают — то, что ураган Унтара уснул прямо на смотровой площадке башни Алъерьских королей.

— Мы с Тигилем нашли его исцарапанного, истерзанного, он лежал без сознания прямо на смотровой площадке, — говорила Ив. — Раны кровоточили, на Эрике не было живого места, следы битвы угадывались во всем. Мрамор, и тот был исцарапан, концертный костюм барабанщика из Кивида напоминал решето. Но синие замшевые ботинки из лавки старичка-шахматиста оставались совершенно целыми. Сдается мне, что эти ботинки будут постарше самого урагана, к счастью, они спасли Эрику жизнь…

— Так или иначе, — продолжал Эрик, — когда я пришел в себя, все уже улеглось, но в городе все равно не прекращалась смута. Люди хотели знать, за что пострадали их жилища, их друзья и их город. Повсюду звучало имя Улена, имя Улена было у всех на устах. Гвардейцы проверяли каждого встречного. Тиг посоветовал спрятать Розу Ветров и прикинуться бродячими музыкантами. Так мы и сделали. Это было не сложно, после концерта многие стали узнавать меня на улице.

Еще два восхода мы искали вас, еще два заката мы опрашивали горожан, не видел ли кто, как парень похожий на меня и девушка с длинными волосами покидали город. Нет, никто не видел вас. На третью ночь прилетела перепелка. Лесной конвой прислал Тигилю вести о Белой Гильдии, бредущей лесами и долами вдалеке от Алъеря. Они передали, что вы избегаете жилья, что охотитесь на куропаток и вооружены арбалетами. Но мы все поняли только на следующий день, когда Ив разыскала участок правопорядка, в который упекли Эмиля. Ее дар развязал гвардейцам языки и помог вспомнить все, о чем вы говорили. Итта упоминала о светящемся арбалете, к тому же толстый гвардеец подтвердил, что на арбалете горели какие-то значки. По правде говоря, мы боялись строить догадки, хотя любому стало бы ясно, что раз Иттин арбалет светиться уже не может, значит горел арбалет Эмиля. У нас не было достаточной уверенности, и все же мы предполагали какой у него арбалет. Братишке всегда достается все самое сложное, это я уже давно уяснил.

После, конечно, пришлось попотеть, чтобы сыскать вас, но, как вы уже поняли, догнать вас нам не удалось. Столицу оцепили гвардейцы, они слонялись повсюду, и ведьма знает почему обладатели Розы Ветров стали, вдруг, непопулярны. Надо было уходить из города. Засунув за пазуху кулоны, а арбалеты в вещмешки, мы проскакали мимо стражи и только благодаря малышке избежали обыска. Всю дорогу Тигиль делал вид, будто не понимает, что происходит, но где бы мы ни были, перепелки приносили ему вести, а повсюду вдоль Южного тракта свои люди принимали нас у себя и не задавали вопросов… Какое-то время мы следовали за вами, но потом перепелки потеряли ваш след, и мы повернули туда, куда, скорее всего, вернетесь вы, когда завершите все, что задумали. Через неделю мы узнали, что вы направляетесь по Ааге в сторону моря, мы поняли, что не ошиблись и пришпорили коней, чтобы опередить вас…

* * *

Тихий стук в дверь заставил меня встревожиться и открыть глаза. Ночуя в лесу, мы привыкли быть на страже и вздрагивать от малейшего шороха. Постучали сильнее. Оказывается, Эмиль еще не ложился, он открыл дверь, на пороге стоял Талески.

— Итта спит?

— Спит, — ответил Эмиль, — но ты заходи.

— Да вот хотел сказать тебе кое-что с глазу на глаз, — Тигиль поднял узловатую ладонь, мизинца не было, силуэт безымянного пальца припадал к силуэту среднего, Тигиль задержал на мгновение руку и отодвинул занавеску. Малая луна светила мягко и ласково. В ее серебряном свете и небо, и море, и бригантина, медленно покачивающаяся у самого берега, тоже казались серебряными. Тигиль сел за стол напротив своего друга, и мне стало почти не видно его лица.

— Дело серьезное, — произнес он, — и, честно говоря, я просто не хотел говорить Эрику, парень может наделать глупости. Дело в том, что Улена обвиняют в государственной измене…

Слова прозвучали тихо, и потому их смысл немедленно наполнил комнату давящей пустотой. Эмиль точно потерял позвоночник, степенность и благородство шелухой слетели ему под ноги, ему не надо было повторять, кричать и крушить все вокруг, изрыгая проклятия на головы всех существующих в мире ведьм, Тиг прав — это сделает Эрик. Эмиль только замер, его чуть курносый профиль отчетливо освещала Малая луна. Он смотрел на Тигиля и ждал, что тот нарушит эту зловещую тишину, но Тигиль молчал.

— За что? — голос Эмиля камнем упал на пол.

— Тебе лучше знать.

— Когда это случилось?

Тигиль чиркнул огнивом. Закапала кроткая свеча, пустота в комнате подвинулась, уступила место пляшущим уродцам-теням.

— Королевский совет большинством голосов принял это решение на исходе зимы. Это было тайное голосование, Эм, и я сам узнал об этом только тогда, когда Улену удалось освободиться из-под стражи. У него везде есть друзья и потому он теперь на свободе. Не думал, что не успею сказать тебе, но ураган… и вообще, пыл Травинских не пригодился бы учителю, когда он тайно покидал столицу. Улен сопровождал Гильдию из Озерья, но в Алъере слишком много гвардейцев. Видимо, Итта догадывалась, поэтому и промолчала.

— Ерунда. Итта заботилась только о том, чтобы малыш сыграл Кубок Солнца. Ты не должен был молчать, Тиг! — Эмиль покачал головой и запустил в шевелюру пальцы. — Выходит, Улен скрывается от гвардии, а не от нас. Дело в полыньяках или пусть серные ведьмы разорвут меня в клочья! (Все-таки без ведьм не обошлось).

— При чем здесь полыньяки?

— Ты не понимаешь, — вздохнул Эмиль, — Улен принес арбалеты королю! Даже если Кавен не знал об их волшебном свойстве, то уж о том, что полыньяки — шпионы серных ведьм Улен наверняка заявлял на совете. Уверен, учитель догадался об этом сразу, иначе с чего бы ему караулить блуждающие мосты и отбирать у полыньяков краденые арбалеты. Скорее всего, тогда Улен еще не понимал, что попади оружие к серным ведьмам и от королевства не останется камня на камне, ветра Унтара разорят его в два счета… Сначала не понимал, но когда понял, он уже не молчал, верно?

— Скорее всего, да. Зимой он сделал официальное заявление, вот тут-то ловушка и захлопнулась: вспомнились старые обиды, самовольная отставка Улена, его страсть к говорящим перепелкам… За всем этим как-то забылось, что Улен руководит не только Белой Гильдией, но и компанией против полыньяков, и кому как не ему виднее, что они из себя представляют. Учителю не поверили.

— Теперь пришлось поверить. Бездельники, они не придумали ничего умнее, чем все свалить на Улена.

— Для них это проще, чем признать необходимость новой войны с ведьмами, — резонно заметил Тигиль.

— Ладно, будем считать, что политика — не наше дело, — Эмиль откинулся на спинку стула и сжал кулаки, — хотя, признаться, вести не из веселых. Порой, мне кажется, Тиг, что хуже уже быть не может, но нет, новый день приносит новые вести и по странной закономерности эти вести куда хуже вчерашних… Завтра чуть свет двигаем в Желтый лес: там тайник, о котором говорил полыньяк. После — старая ловушка и Синий…

— Синий? Не забывай, что Улен в бегах, гвардейцы ищут его повсюду, не думаю, что в ближайшее время учитель появится у себя, тем более что нам тоже стоит держаться подальше от дуболомов. Слышал, что сказал Мирон? Не позже, чем на утро… И, Эм, ради Светлой Луны, не таскай на груди его амулет. На Розу Ветров открыт розыск.

— Значит, на розу? Ловко! Вот зачем Улен прислал ее нам!

— А ты что думал?

— Мы решили, Улен в беде…

— Вам не отказать в сообразительности. Розу прислал я. Улен оставил ее мне, но меня обыскали в первую очередь. Тогда я решил — пора разыскать Эмиля. Если бы перепелка не погибла, мы встретились бы на Молочном хуторе еще в апреле.

— Если бы сонный бриз не усыпил нас, то бы на то и вышло.

— Судьба — не шутка, Эм! Вы попали в Горы, а это что-нибудь да значит! — Тигиль встал, и я заметила, что он все еще носит на голове кожаный поясок. Он снимал его только когда уходил в Путь работать. Талески, так же, как и мы, любил чувствовать ветер в волосах.

— И еще, Тиг… — Эмиль раздумывал. — В Синий лес я иду за смерчем, иду один… Если все обойдется, будем решать государственные вопросы вместе, если нет, займешься этим сам. Улен должен быть оправдан. Белая Гильдия не предаст своего учителя, ведь и мы чего-то стоим.

— Я знал, что ты начнешь говорить пустые речи. Утром я седлаю коней. А сейчас прости, Эм, Атаи без меня не погасит свет.

Талески ушел, а Эмиль еще долго сидел за столом и всматривался в тихую серебряную ночь, а потом я и вправду уснула.

Утро, сурово нахмурив тучи, встретило Тигиля уже одетым. На Тигиле была черная куртка из волколачьей кожи с застежками по косой, от плеча к бедру, обтягивающие штаны с такими же кожаными наколенниками и ботинки чуть ли не до колен. Повязку он снял, но на строгом лице не отражалось ни йоты вчерашнего разговора. Завтракали молча, даже Эрик был тише воды, ниже травы, будто чувствовал, что за всем этим молчанием таится что-то такое, о чем даже он не вправе спрашивать.

Три коня ждали нас во дворе. Тигиль вышел из дома со свертком дерюги в руках.

— Возьмите, — сказал он, — в свете последних событий нельзя целиком и полностью полагаться на арбалеты, к тому же Эрик дал зарок, — легкая ухмылка пробежала по его лицу, Тигиль развернул сверток. Четыре строгих, легко каленых меча предлагали нам свои услуги. Пятый крепился к поясу самого Талески.

Молча смотрела на оружие Белая Гильдия. Все возвращается на круги своя: и мечи, и лошади, и улыбка Тигиля, собирающегося в опасный путь…

Первым не выдержал Эрик. Он потянулся к мечу, очарованно провел ладонью по лезвию и стал смотреть, как на ладони проступает кровь.

— Неплохо, — еле слышно проговорил он.

Сколько Тигиль не уговаривал Эрика оставить гитару в доме, Эрик был неприступен.

— Отстань, Тиг! Ты не понимаешь! — объяснил тот. — Если будет совсем невмоготу, я хотя б спою!

В результате Талески сдался и на лошадей опять взгромоздили и рюкзаки, и инструменты, и оружие…

К моменту прощания подул ветер, и я подумала, что именно такая должна быть погода, когда собираешься в путешествие в Желтый Лес… Провожала нас только Атаи. Конь Тигиля такой же черный, как он сам, бил копытом об землю. Ему не терпелось отправиться в путь, и он в удивлении поглядывал на хозяина, который и не думал торопиться. Тигиль стоял перед Атаи, и было заметно, что она выше его почти на полголовы. Гибкая, степенная дева, болтавшая не многим больше своего друга, она была нежна, золотоволоса, и не только бела, но и тверда, как мрамор. В ее серых глазах, казалось, всегда отражалось наше северное море. Она не любила, когда Тигиль уезжал из дома. Может случайно, а, может, и нет, но за все время, что я знала Атаи, мне так и не довелось понять, что она — ойёлль. Теперь я видела, что так оно и есть и думала, что наверняка ее имя пишется, как А-Тай. Я сказала об этом Эмилю, но он только улыбнулся и покачал головой. Он-то, конечно, знал, и ему казалось странным, что я, темная дева из рода иттиитов, порой не вижу дальше собственного носа. Что ж поделать… Я долго оглядывалась на ее одинокий силуэт, и у меня возникло предчувствие, будто она знает — в правом кармане моей куртки лежит предмет мечты и страдания целого народа — ключ от пещерных лабиринтов Вечной Горы. Я думала об этом до тех пор, пока фигурка невесты Тигиля не скрылась за поворотом.