Глава 22, в которой душу терзают сомнения

Щит Короля Кавена утонул в Ааге в день объявления войны с серными ведьмами. «Мне не суждено умереть! — сказал король народу. — Мне суждено сражаться и выиграть эту битву!» Битва затянулась на две весны, но король ни разу не выпустил меч и ни разу не был ранен. Сотни ведьминских голов втоптали в землю копыта его коня, тысячи черных сердец повстречались с королевским мечом. Стойкость и удача Кавена дарила храбрость гвардейцам и надежду матерям. Именно храбрость и надежда одержали победу в этой страшной войне. Ведьмы поджали хвосты, а король целый и невредимый вернулся с победой.

Десятью лунами раньше молодой король только унаследовал престол. Он вел тихую холостяцкую жизнь, и едва ли кто-то ожидал от него подвигов. Кавена воспитывала милейшая толстушка — королева Майя, которая не умела толком отличить меч от шпаги. И хотя наследника неплохо обучили военному делу, душа его оставалась верной материнским идеалам — музыке, поэзии, литературе. Появляясь раз в год перед народом во время концертов и традиционных гонок на кахлах, все остальное время вседержитель проводил за книгами, из всей общественной жизни предпочитая заниматься только культурой и просвещением. Война изменила отношение короля к своему народу и народа к своему королю, но не изменила королевские привычки. Напротив, потеряв столько времени, король с большим пристрастием взялся за реконструкцию музеев и театров, учебную программу школ и, конечно, за любимое свое детище — Туон. В то время, когда во многих деревеньках крестьяне едва владели грамотой, в семинарии не было недостатка в книгах, нотах, инструментах и технике. Лаборатории, питомники, обсерватория и цех экспериментальных сплавов, оборудованные по королевскому заказу мастерами Кивида, существовали в единственном экземпляре. Королевский оркестр вырос втрое, Стеклянный Лабиринт Картин менял выставки каждую луну… Все было бы просто прекрасно, но прошло два года… и Король, сам того не заметив, стал пешкой в хитрой игре королевы Афары.

Полыньяки хлынули на нашу землю черным неудержимым потоком. Многие винили короля, поспешно отошедшего от политических дел и поручившего дела чести и свободы полководцам, начальникам внутренней и внешней разведки, не всегда чистым на руку. Многое винили Короля, но еще больше обвинителей нашлось для Улена. Не только министры, но многие из военачальников вкусили отравленный запах ведьминских обещаний. То ли на деле, то ли в мыслях, но ведьмы дурачили людей. Увы, во все времена это было несложной задачей…

Заблуждения короля не могли быть оправданы неведением, хотя, не случись ареста начальника внутренней разведки, мы с радостью бы поверили этим отговоркам.

Но даже мы не могли не согласиться, что раз вседержитель унаследовал предмет вожделения многих народов — Древние Горы, ему не следовало отпускать руку с пульса коварного врага. Серные ведьмы давно примеривались на Запретную землю, надеясь запустить свои жадные руки в Пещерные Лабиринты Вечной горы. Можно было предвидеть, что так просто они не отступятся.

В тот год на королевство обрушился новый снежный ком неприятностей. Серные ведьмы предъявили Земле Новой своих разведчиков. Даже когда борьба с ними послужила основанием для возобновления военных действий на территории Дремучих Каньонов, никто, кроме Улена, не связал полыньяков с главным врагом. И в тот же самый год у Белой Гильдии появился заказ совсем особого рода. Кавен принял волшебные арбалеты, отнятые у полыньяков с большой опаской. Шутка ли, такое оружие требует немалой ответственности, король не знал на кого ее возложить. Улен, конечно, поспособствовал исходу дела, но это не решало нашу судьбу; так или иначе, а происками серных ведьм заниматься пришлось бы нам. Белой Гильдии устроили проверку, припугнули мокролапых кунтов и выбрали тех, кто до времени стал владеть волшебными арбалетами. Король не сомневался в своем выборе, но вряд ли отдавал себе отчет в том, что такое Ветра Унтара. Ужас бушующей стихии заставил дрогнуть и короля, и Совет, в безумии безвыходности пошатнувшего неизменную многие столетия роль Белой Службы короля. Никогда раньше ей не доводилось быть обесчещенной в глазах народа…

* * *

Таким образом, беседы с Учителем все же нарисовали кое-какую картину, хоть и весьма сумбурно, но объясняющую положение дел. Сначала Кавен целиком доверился Улену, а потом будто предал его, да что там «будто», так и есть — предал… Да, порой кто-нибудь отпускал нелестную шутку в адрес слабохарактерного Короля, но это совсем другое дело. В конце концов, Кавен всего лишь король; бродить по полям и долам в поисках ветра — не его задача, а все равно при мысли о Короле на душе становилось скверно.

Как мы ни гнали, но на Южном Тракте оказались только через четыре дня. Меньше половины пути, а лошади уже готовы были упасть прямо на дорогу. Южный тракт пустовал, но не было ни малейшего желания рисковать.

Дорога раздваивалась, ее черный затоптанный рукав терялся в густом подлеске. Улен остановил коня. У его левого плеча очертились макушки Темного Леса, у правого — бесчисленные силуэты сизых стогов. Начинались Большие Поля.

— Дальше пешком пойдем, — сказал Улен. — Лошадям отдых нужен. Луна в рост — путникам светлая дорога. Поспеем!

При одном взгляде на Учителя, становилось ясно — сердце его трепещет от мысли, что после стольких скитаний он возвращается домой. И так же становилось ясно — разум Улена холодной камненной преградой защищает сердце от страха за Синий Лес, за то, что уготовлено Эмилю…

Все леса прекрасны, но Синий — царь лесов. Мягкие, точно вельветовые поляны, окруженные крепкими дубами, грациозными вязами и диким шиповником снились нам в самых сладких снах. Этот лес повидал немало, но мудрость и долголетие словно шли бок о бок с силой и красотой. Синий Лес оставался молодым и чистым на протяжении многих столетий. Он ждал нас, но до него, как и до смерча, оставалось еще много верст пути.

Пока солнце готовилось к рассвету, пришлось идти вдоль дороги, но как только леса стали редеть и непролазные кущи превратились в светлый березняк, мы повели лошадей лесной тропой и уже к вечеру достигли полей Криволесья. Посторонились деревни Тиса, обогнули пастбища, пострадавшие от Тумана Беспамятства, и сердце замерло, чуя приближение ложбины.

Как ни странно, но ветра Унтара выбирали для битвы совсем непримечательные места. За исключением Алъеря, в них не было ничего особенного. Ложбина в полях Криволесья ныряла в подлесок березняка, как и тысячи других ложбин. Она выглядела по-прежнему, лишь трава разрослась и потемнела. Пять молоденьких осинок ютились на краю склона, их листья, как водится, трепетали на ветру. Эмиль заглянул в овраг, покачал головой и отошел в сторону.

— Чудеса! — произнес он, похлопав по крупу нашего коня, которому довелось не понаслышке познакомиться с Туманом Беспамятства. — Словно и не было ничего…

— Когда-то волшебный туман лишил памяти самый могущественный город на Земле, — вдруг сказал Улен. — Но тогда люди не ведали магии, они решили — наука врага убила их. Сказания говорят — дома в этом городе росли выше хребта Инкабара. Беспамятные горожане выбрасывались из окон, разбивали свои механизмы и гибли от собственной беспомощности… Все до единого…

— Как мудрые допускают такое?! — потрясенно выговорила я.

— К мудрым редко прислушиваются, девочка! Напротив, мудрых не ждут и не любят!

— Но почему?

— Соловей, слышите! Нам бы добраться до леса, пока не стемнело!

— Но ведь Малая в силе! Учитель! — с упреком напомнил Эмиль. — Впридачу к арбалетам могли бы поделиться парочкой историй о ветрах!

— А мог ли я? — пощурился Улен и зыркнул искрами из-под косматых бровей. — Не беспокойся, мой мальчик, я еще расскажу тебе о смерче… может, даже сегодня, если ночь выдастся лунной.

Эмиль кивнул и притих, его дума была нелегкой, и все об этом знали. С тех пор как мы вышли из последнего приюта, никто не обмолвился о смерче, но каждый из нас ни на секунду не забывал, куда мы идем и что нас ждет в конце пути.

— То, что туман… ну то, о чем вы говорили, Учитель… — тихо сказала Ив. — Не верится…

— И хорошо… — согласился Учитель. — Не стоит много думать об этом. Достаточно знать.

Помолчали, тишина полей совсем не казалась зловещей. Где-то в роще пел соловей, березы раскачивали свои косы в такт вечернему ветерку, осинки трепетали, на листьях медуницы собиралась роса. Что есть волшебство? Кто может ответить? Казалось, нет никакого ужасного тумана, а есть лишь сон, пустой неинтересный сон, о котором можно забыть сразу, как только проснулся. Если бы не множество ужасных доказательств о варварском разбое ветров, если бы не погибшие люди и животные, не разоренные леса, не разрушенные дома Алъеря, если бы не это, можно было бы хотя бы на секунду представить ветра сном…

— Итта, — задумчиво глядя куда-то перед собой, нарушил молчание Эмиль, — дай-ка еще раз взглянуть на карту. Посветите, пожалуйста!

Эмиль разложил свиток прямо в траве, на том месте, где мы с Эриком ломали голову над тем, как вообще возможно стрелять в ветер. Давно это было. Талески чиркнул огнивом и разжег керосиновый фонарь. Эмиль сложился перед картой и замер:

— Ну и ведьма! — тихо и торжественно протянул он. — Так и есть! Схема похожа на руну с наших арбалетов, четыре вершины и центр…

Мы впились взглядами в хитросплетения рисунков. Надо было очень постараться, чтобы среди всего многообразия узоров и завитушек увидеть схему. Но, слово чести, Эмиль не лгал. На карте выделялись четыре вершины и центр. Да, это было похоже на Розу Ветров, розу, состоящую только из четырех лепестков. В центре можно было угадать горы; местность, где север занимал густой еловый лес; лепесток на юге, который сбил с толку Тигиля, совпадал с городскими башнями, а на западе что-то смутное: то ли овраг, то ли впадина, и, наконец, последний луч розы указывал на нечто, по форме напоминающее песочные часы.

— Разве никто из вас не узнает это озеро? — Эмиль проткнул пальцем нарисованные песочные часы. — Светлое озеро! Озеро в Синем Лесу, вот это что! Проще некуда, ведь эта же Карта Смерти Ветров! Невозможно!

— Вот так да! — пробурчал Талески. — Хороши бабушкины сказки. Эдак выяснится, что ключ от лабиринта и впрямь украден не зря…

Но Эмиль больше никого не слушал, он всматривался в рисунки на карте и теребил кудри.

— Смотрите, — Ив заглянула Тигилю через плечо, — допустим, это — Алъерь, Желтый Лес и Криволесье, значит в центре — Запретная Земля, остается Синий Лес, там как раз озеро… Это ведьма знает что! — не сдержалась малышка.

— Это именно то, что сказал Эмиль. Карта Смерти Ветров, — произнес Улен. — Следовало давно заняться ее поисками…

— Если верить легенде, — сказала я, — карта все равно нашлась бы только теперь, чтобы оказаться в одном кармане с древним ключом…

— Но Афара же как-то добыла ее! — напомнила Ив. — Страшно подумать, если бы ведьмы добрались до ключа, что бы стало с пророчеством? И полыньяки… Бедные полыньяки! У них нет карманов!

— Сдается мне, Итте следовало надеть другую куртку, ну хотя бы синюю, ту, что без карманов…

— Это куртка ойёллей, Эм!

— Да мы просто баловни судьбы! — Эмиль вдруг осекся. — Эй! Вы только взгляните! Красота! Эта игра захватывает всерьез! Учитель, что вы на это скажете? Посмотрите на овраг! Да нет, овраг на карте! Видете? Нет, вы видите? — кончик носа Эмиля взволнованно побелел. — Ведьма старая, штык ей под ребро! Да что ж это такое?!

Палец Эмиля, дрожа, упирался в узор низины, которая очевидно и была тем местом на карте страны, где мы теперь стояли, где спал Туман Беспамятства и где к нам так легко приходили ответы на вопросы.

— Итта, скажи хотя бы ты, это нарисовано дерево, верно?! Конечно, дерево! Вот! Их — пять, не больше и не меньше!

— И…?

— Теперь посчитай осинки на краю ложбины…

Улен напрасно считал, что мы недооцениваем игру. Игру мы оценили по достоинству. С каждым днем тайны и совпадения все настойчивее действовали на нервы. Древняя карта была важным звеном, но, похоже, пришла в наши руки поздно. Точное число осинок, растущих на краю ложбины спустя сотни лет, не заставило меня дрогнуть. Впереди ждал смерч, и, по правде говоря, я гораздо больше думала о нем, нежели о карте.

За Криволесьем мы повернули на юго-восток, Южный Тракт остался у нас за спиной. Стоило перебраться через поля, и дорога в Синий Лес легла перед нами. Здесь мы снова оседлали коней, чтобы мчаться навстречу смерчу, уже никуда не сворачивая. Эта дорога была нахожена мало, звери не опасались выбегать на нее, но нынче нам не встретилось ни лисицы, ни зайца. Пару раз в синеве небес мы видели галочью стаю, сам Унтар не появлялся. Но как только мы приблизились к Синему Лесу, галки оставили нас, и вскоре перепелки принесли вести о смерче. Разорив Дремучие Каньоны и не найдя там Эмиля, смерч перебросился через Аагу, чтобы вернуться.

К обеду седьмого дня собралась гроза. Накануне к Учителю прилетели две перепелки. Они долго сидели у него на плече, но стоили им упорхнуть, как небо нахмурилось, нагоняя грозовые тучи, потемнело и рассердилось. Задул ветер, заходили кроны дубов, затрепетал орешник, липы растеряли последние свои плоды. Через весь лес побежала дрожь, но это была всего лишь дрожь ожидания ливня, который умоет лес и напоит землю. Предчувствие приближающейся грозы. Я хотела бы слышать природу только такой, я хотела бы видеть колыхания леса, убежденного в том, что ему ничего не грозит, кроме теплой летней грозы. Вспомнилось первая гроза этой весны, когда у хребта Инкабара рушились вершины, а Хранитель Гор слушал музыку обычного мира — это было величественно и прекрасно. Что скрывать? Я боялась! Боялась потерять Эмиля, боялась потерять этот мир и много еще чего, что могло приключиться теперь, когда смерч шел поквитаться с нами.

За поворотом должен был показаться мост. Так и есть, издалека затемнели старые мостки. Мы подъехали ближе и не поверили своим глазам. Мост был на месте, но под ним зиял скользкий илистый овраг. Аага высохла, точно весенний ручеек. Однако этот ручеек был шириной с полверсты, а длиной в несколько сотен.

— О! — ахнула Ив. — Что это? Что с Аагой?

— Выше по течению смерч образовал плотину, — объяснила я, — завалил реку лесом. С юга несутся новые потоки, они разобьют плотину, не горюйте…

— Разобьют? — с сомнением переспросил Эмиль.

— Без сомнений! Смерчу с Аагой не поспорить!

— Это глупый оптимизм, темная дева! — проворчал Тигиль, он прогарцевал вдоль края берега, туда, где кончалась трава и жуткой могилой проваливалась в землю мрачная дельта реки. Улен молчал, его широкая ладонь беспокойно теребила уздечку.

— Как он это сделал? — в ужасе выдавила Ив.

— Ты когда-нибудь видела смерч? — с легкой насмешкой поинтересовался Эмиль и вытер со лба первые капли дождя.

— Нет, — обиженно махнула головой Ив, — но мне вполне хватило сонного бриза!

— Перестаньте! — сердито проворчал Тигиль. — Смерч загребает в свою воронку и моря и озера. Огромным небесным черпалом поднимает он со дна реки ил, для него Аага — детская шалость.

— Откуда ты-то знаешь? — с издевкой спросила я. Тигиль не ответил, а переспрашивать я не стала. Я спешила спрятаться под капюшон плаща.

— Начинается ливень, — глядя через плечо, произнес Улен. — Нам бы поторопиться…

В тот момент дождь словно примерился, набрался силы и обрушился на лес. Освобождаясь от бремени морей и озер, небо радостно изливало воду, и мы тотчас промокли до нитки.

Кони вздрогнули и поскакали дальше, через мост, через поля и долы, в дом Улена, в котором ему сейчас было совсем небезопасно.

Как всегда, о безопасности Улена думали все, кроме него самого. Чем ближе мы были к Синему Лесу, тем веселее, тем радостнее светились глаза учителя. Он напевал что-то себе под нос и спрашивал о том, как мы сражались с ветрами так непринужденно, как будто речь шла об урожае на осень. Улен многое знал от Тигиля, но о приключениях в горах мы поведали ему сами. Чары, которые напустила на нас Вечная Гора, были не единственными опасными чарами Запретной Земли, но без сомнения самыми трудными. Кроме того, Хранитель Гор ничего не рассказал о ловушке Песчаной Скалы.

Нам было о чем поговорить перед сном. Но в ту ночь все торопились уснуть. Улен собирался говорить с Эмилем, и мы понимали, что мешать им не следует.

До Синего Леса было уже рукой подать и если бы не одно обстоятельство, оказаться там можно было наутро. Нас поджидали, и этого никто не учел. Я чуяла гвардейцев за много верст, и перепелки, как мне казалось, не должны были их пропустить. Тем не менее, перепелки не прилетали уже трое суток, и Улен молчал о последнем. Этой ночью гвардейцы могли напасть на наш след, и я решилась поговорить с Учителем.

Когда, отдышавшись и расправив спины после долгой езды, мы собирались скромно поужинать, я подошла к Улену. Подперев плечом корабельную сосну, тот в десятый раз рассматривал карту, украшенную так великолепно, что я вновь залюбовалась и на секунду забыла, о чем собиралась говорить.

— Хочешь что-то сказать, но сомневаешься? — как бы между прочим сказал Улен и откашлялся. — Сомнения — не лучшее качество для королевской разведки, верно?

— Да, Учитель, я хотела поговорить…

— Говори, Итта Элиман, говори, — не поднимая глаз от карты, закивал он, — говори, но оставь время для своего пытливого Эмиля. Он хочет знать больше, чем успевает понимать.

— Перед последним переездом засада, я чую их, человек десять гвардейцев…

— Знаю, — кивнул Улен. — Мы поищем другую дорогу. Ложись спать, отправляемся засветло.

Он принялся неторопливо и сосредоточенно снимать перчатки, всем своим видом намекая, что подробности обсуждению не подлежат. Что ж? Спать, так спать…

Надо сказать, перчатки Улена — знаменитая вещь, старинная и бывалая, никто и никогда не видел его без них, но самое примечательное то, что это перчатки с отрезанными пальцами. Эмиль как-то сказал, что в таких перчатках хорошо играть зимой на флейте. Помнится, Улен шутку не оценил и рассердился. Ив решила, что перчатки, возможно, подарок того, кого Улен хранит в сердце. Наверное она права. Прошлое Улена содержится в полном секрете, говорить об этом запрещено, но порой мне кажется, он сам уже не помнит, кем и где был до того как вошел в Королевский совет и возглавил Белую Гильдию.

— Нельзя Улену домой! — сказала Ив, когда мы улеглись под калиновые зеленые грозди. — Если засаду выставили у переезда, то она будет и в лесу! К ведьме не ходи — будет!

— Улен как всегда замышляет что-то, — ответила я. — Скорее всего, домой он не собирается.

— Час от часу не легче! — вздохнула малышка. Она разложила поудобнее брезентовый плащ и тихо добавила: — От него можно ждать всего что хочешь, но согласись, с ним как-то спокойнее… Еще бы знать, что Эрик ни во что не вляпался…

— И то верно… — сквозь сон согласилась я.

Ночью я проснулась. Мне показалось — снова слышу тот крик, что раздался в Темном Лесу, как раз перед появлением Смерча. Но теперь крик шел не из глубины земли, теперь кричало само небо. Костер все еще горел, Улен сидел подле, его широкий силуэт надежно покачивался из стороны в сторону.

— Кто-то кричал, — сказала я.

— Тебе показалось, Итта, — ответил он, — а, впрочем, да, похоже, это кричала птица… Спи…

Ранним утром прошел сильный дождь, но с рассветом выглянуло солнышко и заиграло по свежевымытой листве. За перелеском дорога ширилась и начинались просторные леса. Никто не знал эти места лучше Улена. Там, за вересковым оврагом нас поджидали те, кто понятия не имел о смерче и о том, что до нас оставалось рукой подать.

Перед самым оврагом Улен пришпорил Амиса. Осматриваясь, он указал на следы. Здесь мокрая дорога была истоптана копытами доброй дюжины лошадей.

— Хороши следопыты, — почему-то довольно сказал Улен. — Наследили на славу. Ну что ж, теперь вся надежда на кунтов, уж они-то умеют обучать лошадей. Советую научиться делать так же, — и тут Улен издал звук, похожий на скрежет кунтов, издал еле слышно, но лошади рванули с места так неожиданно, что мы едва не свалились навзничь. Улен повторил команду, и лошади остановились.

— Здорово, — придя в себя, ответил Эмиль, — но можно в следующий раз предупредить?

— Можно! — рассмеялся учитель. — Предупреждаю!

Улен заскрежетал, и мы понеслись, пронеслись так стремительно, что в ушах засвистело и лес превратился в одну сплошную зеленую стену. Я вцепилась в Эмиля, Эмиль в уздечку, и единственное, что я видела — широкую спину Улена впереди. Амис что есть силы ударял копытами по лужам и разбрызгивал из них утреннее солнце.

Гвардейцам толком не удалось понять, что понеслось мимо них на такой головокружительной скорости. Если бы еще мы скакали тихо, но нет, такого чуда кунты не выдумали. Услышав топот копыт, отряд, поджидающий Улена, вскочил в стремена. Наши лошади успели взлететь и перемахнуть через перекрытую дорогу. Дальше дорога шла под откос. Синий, самый прекрасный лес из всех, что мне посчастливилось видеть, раскинулся перед нами. Сзади стучали копыта гвардейских лошадей, бедняжки, они выбивались из сил, но куда им до волшебства кунтов.

— Похоже на настоящую погоню, — прокричала Ив.

— Смотри, держись крепче! — ответил Тигиль.

Через полчаса дорога истощала. Путь потерялся среди деревьев, а Улен несся перелесками куда-то вправо, в гущу леса, вовсе не в ту сторону, в которой ждал его дом. Расстояние, на которое нам удалось оторваться от погони, стало стремительно сокращаться, лес густел.

— Куда его несет? — вырвалось у Эмиля.

— Вперед, — предположила я.

Гвардейцы настигали нас, оставалось какая-то сотня шагов, как вдруг Улен резко повернул вправо, и как из-под земли, насколько хватало глаз, возникли плотные заросли высокой травы, точно гигантский плетень вырос перед нами. Улен гнал Амиса вперед и, не сбавляя скорости, врезался в живую стену и исчез на долю секунду. Размышлять было некогда, миг — и мы последовали за Уленом. Лошади заржали. Зажмурившись, я ощутила, как ветви прохлестали по лицу, но когда я открыла глаза, мы уже неслись по живому коридору; узкому, как раз такому, чтобы могла мчать лошадь, и длинному, такому, что не видно конца. Через минуту я оглянулась, за нами скакали только Тигиль и Ив. Гвардейцев не было. Мы оторвались…

Коридор из вьюнка и кустарника, затерявшийся в глубине доброго леса, вывел нас на пустошь, окруженную каштанами и дубами. Две избушки, сарай и погреб прятались от людских глаз в этом милом, залитом солнечным светом, месте. Лошадь в гвардейской сбруе паслась прямо у сарая, брошенная поленница, бочки с дождевой водой, за домом угадывался огород. Если бы мне не приходилось гостить у Улена, я бы непременно решила, что это и есть его дом, но я гостила у Улена и знала дом Учителя — его огороды и птичники выглядели совершенно по-другому. Кто-то, кроме него, скрывался в Синем Лесу. Но кто? Мы спешились и огляделись.

— Ну что ж, — крякнул от удовольствия Улен, — по-моему, все вышло как нельзя лучше! Как считаешь, Итта, гвардейцы отстали?

— Что им оставалось? — рассеянно оглядываясь, ответила я. — Вряд ли они найдут дырку в этом диковинном заборе…

— Где мы? — спросил Эмиль. — Может, прольете свет на происходящее, Учитель?

— Может, лучше это сделает он? — и Улен указал на дом.

В это время низкая дверь дома со скрипом отворилась и показалась долговязая фигура. Фигура нагнулась, чтобы беспрепятственно миновать проход, и выпрямилась. Лучезарно улыбаясь, ее владелец двинулся к нам навстречу.

— Только Эрика нам сейчас не хватало! — скрывая радость, прошептала я.

— Ведьма меня побери, Тиг, что все это значит? — обратился к другу Эмиль.

— На этот раз, Эм, я вне заговора. А вот у своей подруги можешь поинтересоваться.

Обижаться на реплики Тигиля бесполезно, и, к счастью, Эмиль ничего не успел спросить.

— Гляжу, вы порядком припоздали! — радостно прокричал Эрик. — Ну что уставились? Разве я похож на привидение базы конвоя Синего леса?

— Нет, братишка, на приведение ты не тянешь! Не надейся, от хорошей взбучки тебя это не спасет! — не то шутя, не то всерьез сказал Эмиль, но от улыбки не удержался. — Ведьма знает, что творишь! Куда ты делся? Все тебе игрушки!

— Прям так и игрушки! — дернул Эрик носом. — А если дело было?

— Если дело, так и говорить надо…

Неизвестно, сколько бы еще препирались братья, если бы Эмилю не пришел на ум самый логичный вопрос:

— Допустим, я готов согласиться с тем, что тебя призвали подвиги и, подобно незабвенному вождю ойёллей, ты внял этому зову. Ведьма с тобой, не первый день тебя знаю! Но как ты оказался здесь раньше нас?

— Ну, во-первых, если помнишь, с недавних пор, у меня хорошая обувь, — ответил Эрик, и снисходительно похлопал брата по плечу, — а во-вторых… — взгляд Эрика остановился на Улене, — мы с Учителем решили держать дело в тайне, и ты и Тиг бросились бы опрометью вслед за мной, если бы узнали, что речь идет о старом подземном туннеле через полкоролевства.

Открыв рты, все как по команде уставились на Улена, но тот, разумеется, сделал вид, что считает на руках пальцы, торчащие из перчаток.

— Это база конвоя Синего Леса, — рассказывал Эрик, когда мы, наконец, сменили гнев на милость и согласились услышать историю о том, как Эрик в своих волшебных ботинках преодолел подземный туннель от базы Желтого Леса до базы Синего. — То, что весьма напоминает вам погреб, ничто иное, как вход, или, если угодно, выход оттуда. По-правде говоря, Эм, для нас там, пожалуй, не очень просторно, но терпимо, да и крыс не так много… Это если не считать толпы подземных приведений… Навязчивый народец! Я думал и пришел к выводу, что это души умерших полыньяков… По крайней мере такие же скользкие!

— О! — не сдержалась Ив.

— Да нет же, малышка, — обнял ее Эрик, — приключение было скучное! Ни одного вампира, ни одного самого крошечного вурдалака. Похоже, конвоиры располагают устаревшими сведениями…

— Или хорошим чувством юмора! — напомнила Ив.

— Надеюсь, Улен оправил тебя туда не ради приключения? — сказал Эмиль. — Может, расскажешь, что за дело?

Эрик сразу посерьезнел:

— Они готовят ветряную ловушку, ту самую старую ловушку. Похоже, она вышла из строя от времени. Улен не особо распространялся, но дураку ясно — ловушки остались от Древнего Мира. Ведьма знает как они работают. Тигиль добыл в Туоне старые чертежи. Показал Улену — попробовапли разбраться — без толку, мудреные чертежи. А тут смерч. Они — руки в ноги, а ноги то у меня. Хоть и калеченые, да не чета вашим, не угонитесь. Ботинки ты мне, братишка, на диво отыграл. Беги скоко хочешь, ни в жизнь не устанешь.

— Ты чего по просторечному-то?

— А тут все так! Неделю уж — привык! Принес я чертежи, из рук выхватили — и к ловушке, а там умельцев пятак бы хоть, только двое! Вот с ними и чиню сети, да думаю, как братишка меня поминает… Не добрым ли словом? — Эрик улыбнулся.

— Совести у тебя нет! — подытожил Эмиль. — Почему не сказали, как есть?

Эрик пожал плечами и ответил вовсе не по просторечному:

— Этот вопрос тебе следует задать Учителю, братишка.

Вот так. А что Улена спрашивать? Даю на отсечение свои длинные волосы, Эрик сам страсть как хотел поискать в заброшенном туннеле пару-тройку вампиров… И хоть чертежи и прибыли сюда на неделю раньше нас, никто, в том числе и Тигиль, не понимал, зачем понадобилась делать такую тайну из исчезновения Эрика.

Лошадей распрягли и оставили пастись рядом с одинокой гвардейской лошадью.

— Чья эта лошадь? — полюбопытствовала я.

— Начальника местного, — ответил Эрик, — да ты его знаешь.

— Знаю? — удивилась я.

— Ага, вон он идет, — махнул Эрик. Из леса вышли несколько мужчин и направились к нам. Впереди всех шел Мирон… — Эй, Итта, — рассмеялся Эрик, — рот-то закрой, неприлично!

Кто бы говорил о приличии, но замечание было более чем уместным, и рот действительно пришлось закрыть.

— С возвращением в Синий Лес, Мастер! — обратился к Улену Мирон; бородачи обменялись рукопожатиями. — Нас предупредили, что вы прибудете, Тор Кант послал ко мне мальчика…

— Мальчика!? — от возмущения Эрик чуть языком не подавился, и нам с Эмилем пришлось отвернуться, чтобы тот не заметил, как мы улыбаемся. Мальчика… Да уж, теперь Мирону не просто будет стать Эрику другом, даже несмотря на то, что Эрик отходчивый…

— Конструкция сложная, умельцев мало, но уже почти управились, — поприветствовав нас, продолжал Мирон, — нам бы кого-нибудь наладить насосы. Не работают, лешие, вместе. Один фырчит, холод гонит; другой, не пикнет, как заколдованный, а то и наоборот…

— Я хочу видеть чертежи, — попросил Эмиль.

— Посмотрим сначала на ловушку, — бросив ножны у поленицы, заметил его лучший друг.

— Так и сделаем, только позже… — Мирон оглядел нас не без иронии и теперь уже не только Ив, но и остальные узнали в нем того гвардейца из таверны Молочного Хутора.

Ни Тигиль Талески, ни Эмиль Травинский не успели как следует пощеголять своими знаниями в области механики, а только едва смогли отдохнуть и перекусить. Живая изгородь надежно охраняла нас от докучливых гвардейцев, но вовсе не охраняла от ветра. Честное слово, лучше бы наоборот.

— Идемте, посмотрим конструкцию, — не дав нам толком поесть, позвал Мирон, — до Светлого Озера путь неблизкий, а лошадям надо отдохнуть.

— О лошадях он думает… — пробурчал себе под нос Эрик, на ходу допивая из деревянной кружки козье молоко.

Арбалеты оставили в доме Мирона, шли налегке, длинной вереницей шествовали по лесной тропинке. Эрик наломал для малышки целый букет диких роз. Она разулась и топала по тропинке босиком. Чайные розы. Ив несла их так, точно возвращалась домой с утренней прогулки и ей оставалось только вбежать на крыльцо и опустить букет в стеклянный кувшин рукомойника. Впереди позвякивал меч Мирона. Рядом с ним шел Учитель. Далеко позади иногда оживал голос Эмиля, и случалось, скупой баритон Талески отвечал ему. Было красиво. Лето едва ли дошло до середины. Зеленого соку в избытке струилось по жилам листвы. Травы окрепли, вызрели и поползли на тропу. Сильно пахло озерной водой. Синее небо, дождем умытое поутру, высохло и раскалилось. Эрик снял рубаху, солнце бесцеремонно брызнуло на его гордую спину. Рука Эрика уверенно держала крохотную белую ладошку. Ив ступала легко, полная счастья, полная любви. Только украдкой гладила большим пальчиком его мозоль от гитары.

Я прибавила шагу и догнала Мирона.

— Как вам удается скрываться от гвардейцев? — не удержалась я от вопроса. — Ведь их тут, поди, кишмя кишит?

— Не так чтобы кишмя… — ответил Мирон, — и потом, леди Итта, я ведь и сам гвардеец. Мало ли, что мы тут строим, никто особо и не интересуется.

— И давно строите? — преодолев волнение, спросила я.

— Как только вы явились в Гавань, с тех пор и начали.

Я помолчала. Допустим, Тигиль услышав о том, что Унтар послал нас в Синий Лес, подумал о ловушке, если конечно, Эмиль сам не напомнил ему… Но чертежи? Ведь Тигиль добыл их заранее! Совпадение? Ведьма знает что, а не совпадение, не мог он знать, куда вздумает отправиться смерч!

Этого я, конечно, не сказала, но задумалась крепко, так крепко, что не решилась спросить об этом ни у Талески, ни у Улена.