Глава 23, отличающаяся особой стремительностью событий
Ветряная ловушка действительно громоздилась на самом берегу Светлого Озера, чем несказанно портила вид. Она оказалась такой старой и такой ненадежной, что мы с Эмилем тотчас потеряли к ней всякий интерес. Только тот, кто не видел смерч, мог всерьез рассчитывать на эту развалину. Для верности Эмиль обошел ее всех сторон, оглядел насосы и махнул рукой.
Высотой с большую сосну и шириной в дом, ловушка состояла сплошь из ржавого железа и сеток, призванных задерживать ветер. Двое парней работающих здесь налаживали охлаждающие насосы. Их работа заключалась в том, что каждые пять минут один из них спускался вниз и кричал другому: «Течь слева!», или «Течь справа!», а потом поднимался наверх, чем-то громыхал, и все начиналось сначала.
— Древнее здесь все, железо и то сгнило, — объяснил худой востроносый парень. — Два насоса робят, пять стоят, да и в сетях дырищи, хоть гнезда вей…
Он шмыгнул носом, подтверждая, что разговор исчерпал себя, и стал взбираться по скособоченным ступенькам наверх.
— Взглянуть бы на эти чертежи! — с невеселой иронией сказал Эмиль брату.
— А я при чем? — насупился Эрик. — Я в них даже не заглядывал!
— Вот то-то и оно! А стоило бы, между прочим…
Подошел Талески, он явно не желал так просто расставаться с надеждой на ветряную ловушку.
— Может попробуем? — хмуро спросил он.
— Нет, — покачал головой Эмиль, — она упадет первой. Поверь мне, Тиг, нет в нашем королевстве такого сооружения, чтобы выстояло против смерча… нет! Да и не нужно. Боюсь, вы понапрасну потратили столько сил. Смерч придет сюда за мной. И он получит меня, а там… посмотрим.
День как назло выдался на редкость жаркий. Синий Лес лениво жмурился на солнышке, богатые кроны дубов отражались в темной глади Светлого Озера, где только редкая рябь напоминала о том, что это вода, а не зеркало. На том берегу раскинулась целая поляна каких-то белых цветов, рядом лимонными островками пестрели лютики. Мы сидели у самой воды, прислонившись к стропилам ветряной ловушки, и думали о смерче. Край Светлого Озера лениво облизывал тоненький песчаный берег. Не составляло никакого труда подставить босые ноги его теплому языку. Светлое Озеро действительно напоминало по форме песочные часы, но увидеть это можно было только на картах или с верхушки этого громоздкого сооружения, которое мы подпирали плечами.
Несмотря на жару, Эмиль сидел в куртке, высоко подняв воротник и опустив голову. Мы смотрели на него и не знали что сказать. Его арбалет лежал подле и руна светилась куда ярче, чем когда мы спешно покидали Алъерь и шли в Перепуски через Южные края.
— Жарко сегодня, — сказала я, чтобы хоть как-то нарушить повисшее молчание. Моя реплика послужила тому, что каждый произнес что-то типа «ну да…» и молчание продолжилось. Подошел Мирон.
— Я бы здесь не задерживался, — оглядев нас, произнес он, — все-таки открытое место.
— Идите сами! — не очень-то вежливо сказал Эрик. — Мы побудем здесь и вернемся.
— Там, за березняком — могила их дедушки. Наверное, стоит отпустить их туда одних, — объяснила Ив, она не любила, когда возникали какие-то недомолвки.
Мирон кивнул:
— Возвращайтесь засветло. Ловушка будет готова завтра к обеду, так что мы еще сюда наведаемся…
— Я тут подумал… — сконфуженно почесал макушку Эрик. — Если смерч появится, вам можно будет укрыться в туннеле…
— Хорошо, — ответил Мирон и усмехнулся, — а кому здесь прятаться, мальчик? Разве что вашим подругам.
Наверное, по хмельному веселью в таверне Молочного Хутора Мирон раз и навсегда составил о нас несерьезное мнение. Бешеный блюз и все такое… даже сейчас становиться немного неловко… Мирон ушел, с ним исчез Учитель, а мы остались наедине со своим молчанием.
— Как решил? — наконец спросил Эрик. Вопрос предназначался тому, кто, поджав колени к груди, тянул давно потухшую трубку.
— Пойду с запада, хочу попасть прямо в него. Думаю, что станется с лошадью… — Эмиль выплюнул табак, попавший ему на губу, и вздохнул.
— Что значит — прямо в него? — спросила я, отобрала у него трубку и высыпала золу прямо под ноги. Вода тут же рассортировала ее. Тяжелые недогоревшие палочки пошли ко дну, а пепел пеною лег на краешек волны. Эмиль любил и умел пугать меня до смерти, но нынче я действительно хотела знать, что он задумал. Чем лучше был бы его план, тем легче было бы мне себя обманывать, потому что думать о том, что с ним будет, я уже не могла. От страха за Эмиля руки привыкли быть холодными, а сердце давила к земле тяжелая правда. Я все чуяла, все понимала, однажды я уже видела смерч… Попасть в него, значит — умереть. Мысленно я рисовала картины ужасных катастроф, рушивших наше королевство; города и земли, распаханные и развороченные смерчем, участь тех немногих оставшихся в живых. В свете этих картин Эмиль представлялся таким далеким, таким нереальным, что я понимала — попрощаться нам уже не удастся, больше того — мне уже не удастся даже взять его за руку. Я была уверена в этом и готова была сама разорвать весь мир в клочья. Злость, гнев и бессилие кипели в моей душе, но Эмиль просто забрал назад свою трубку и просто ответил на мой вопрос:
— Внутри смерча — зона покоя, давление идет в противоположном направлении, поэтому в самом центре его нет. Нет давления — нет и ветра. Ясно?
— Но в центр ветряной воронки надо как-то попасть…
— А ты забыла, милая, что Хранитель Гор советовал мне быть спокойным, потому что придет время, и я сам все пойму… Ты твердила об этом мне всю дорогу, а теперь позабыла… — В его голосе чувствовалась горькая ирония, Эмиль не верил Хранителю Гор и его советам.
— Перестаньте говорить ерунду! — тряхнула волосами Ив, — сами разберемся! Возможно, наши арбалеты смогут задержать смерч или хоть отвлечь. Конечно, Унтар пригодился бы…
— В память о судьбе Отуила, на него опасно рассчитывать… — попытался возразить Эрик.
— Но, Эр, ведь Отуил был один! А нас… — Ив задрала голову. Тигиль и Улен маячили наверху, надеясь управиться с древними железяками… — Нас, как минимум, шестеро!
— Похоже, ты не поняла того, что поняли другие! — перебил Эмиль, и мы вздрогнули от железных нот в его голосе. — Ты, Итта, Эрик и Тигиль вместе с Уленом будете тихо сидеть в подземном туннеле и носа из него не покажете.
— Да, точно, — вспыхнула Ив, — а я и забыла, что ты тут всем заправляешь…
— Хотелось самой?
— Эм, прекрати, — вступился Эрик, — мы все волнуемся…
— Надеюсь, вы поняли? Я никого не желаю видеть рядом…
— Мы поняли, Эм, не кипятись… — Эрик положил руку брату на плечо.
Ив встала, дернула очаровательным вздернутым носиком и, смерив Эмиля с головы до ног, гордо удалилась загорать к озеру на приличное расстояние от нас.
— Жалко коня… — тихо произнес Эмиль, — очень жалко, но без него мне не справиться…
Ни я, ни Эрик не нашлись с ответом. Эмиль продолжал сидеть, углубившись в свои мысли и трудно было представить, как он сможет в одиночку пережить смерч.
— Что-то птиц совсем не слышно… — крикнула Ив. Она стояла на берегу озера, подставив солнышку свое лицо и закинув руки за голову. Солнце грело ее белую кожу, Ив щурилась, и от этого казалась еще красивее.
— Красавица… — согласился с моими мыслями Эрик. — Знаешь, когда она так стоит, я думаю, что ее нет, а это Солнце оставило свой след на Земле, чтобы я любовался.
— Ну-ну, — ответила я, — скажи это, когда она берет дело в свои руки!
Эрик пропустил мою насмешку мимо ушей и сказал:
— Ты зря… Ив — умница!
— ???
— Ну… она, конечно, бывает невыносимой, но ведь все девчонки такие. И потом… — Эрик помолчал, разделяя сорванную травинку на четыре равные части, — она понимает меня, что бы там ни говорили; понимает, как никто другой…
В ответ на такое заявление даже Эмиль ухмыльнулся и покачал головой.
— Нечего так ухмыляться, — сказал Эрик, — ты не очень-то в этом разбираешься!
Я отвернулась и проглотила обиду. Конечно, я считала, что это я понимаю Эрика, знаю его до мелочей, проникаю в его мечты, в его сны, в его тайны… я обманывала себя, но мне хотелось так думать, и я так думала.
— Эй, Эм, пойди-ка сюда, — Тигиль свесился с ветряной ловушки. — Ты ведь знаешь механику, может, подсобишь?
— Я же сказал, это бесполезно! — Эмиль нехотя встал и зашагал по ржавым ступенькам наверх, он действительно немного разбирался в механике и не мог подавить в себе искушения повозиться с железом.
— Послушай, Итта, — проводив его взглядом, сказал Эрик. — Ему придется туго, я знаю. Дай мне знать, когда все начнется, я хочу быть готовым, потому что пойду с ним…
— Он не пустит тебя…
— Ты же понимаешь, что я его не спрошу.
— Хорошо… Дам тебе знать, но учти, твоя лошадь без труда унесет двоих.
— Дудки! — Эрик поднес к моему носу фигуру из трех пальцев. — Так не пойдет!
— Еще как пойдет! Ты задолжал мне один ольховый лист! Помнишь, битва титанов, второй курс? Помнишь? Теперь пришло время отдать его…
— Ты пользуешься правилом ольховых листьев, когда миру грозит опасность? — Эрик презрительно наморщил нос. — Не очень-то благородно!
— Не о благородстве сейчас речь…
— Что уж… — вздохнул он. — Правило ольховых листьев… Лучше б выиграл Тигиль…
Промежуток между душой и легкими тотчас колыхнулся. Я взглянула на Эрика, но тот напряженно смотрел перед собой.
— По рукам! — не очень уверенно согласился он. — Но учти! Я ни о чем не знал, иначе Эм мне шею свернет.
— Да ладно, Эр, ты уже большой мальчик, как-нибудь отобьешься, — улыбнулась я.
— Мальчик… — обиженно процедил Эрик, подобрал камушек и повертел его между пальцев. — Как вытаскивать ее из полыньячных колодцев, так мужчина, а как целоваться, так мальчик…
— Вспомнишь тоже, — польщено улыбнулась я, помолчала, взвешивая то, что собиралась сказать. — Я боюсь за Эмиля, Эрик, очень боюсь…
— Боюсь — не слишком подходящее слово, темная дева, — ответил Эрик и выкинул камушек в воду.
* * *
Яблоко упало в приоткрытое окно, покатилось по кафельному полу и замерло посередине мастерской. Все, кто был в классе, весь наш курс, отвлеклись от мольбертов, пожали плечами и, не найдя ничего интересного в происшедшем, вернулись к натюрморту: бузине в березовом лукошке. Впрочем, многие наверняка отметили, что яблоко было красивое, кислое, желтое с зеленоватым боком, таких сколько угодно растет в саду под окнами.
Через мгновение дверь в класс приоткрылась и появилась хитрая, чем-то страшно довольна физиономия Эрика. Он попытался сделать лицо серьезным и выпалил: «Элиман вызывают в тренировочный зал». Так случалось, что Улен вызывал нас к себе с занятий, и ничего удивительного в этом не было. Но Эрик не умел врать. Эмиль, посылая брата с подобными поручениями, поступал нечестно, потому что прекрасно знал, что Эрик обязательно спалится. Так и вышло. Преподавательница по живописи, очевидно, не собиралась мне препятствовать, но и оставаться обманутой не желала. «Само собой, молодой человек, — ответила она, — но только после того, как вы обустроите свои дела, верните мне Элиман на место, у нее много работы!» Физиономия Эрика сконфуженно удалилась.
Краснея и проклиная авантюризм обоих Травинских, у которых никогда и ни на что нет терпения, я вытерла кисти, опустила их в масло и вышла в коридор, чтобы объяснить Эрику, что так не делается. Но стоило мне переступить порог, как Эрик схватил меня за руку и потащил из мастерской прочь.
— Ты сама мне ни за что не простишь, — говорил он на ходу, — если пропустишь это! Битва титанов! Незабываемый бой! Мечи настоящие, чтоб я провалился! Итта, да не упирайся ты!
Я собиралась ответить ему, что у меня курсовая работа, и, между прочим, высохнут краски, но у входа ждал Эмиль на лошади, рядом на перевязи стояла вторая.
Увидев Эмиля на коне с клинком за пазухой и невыносимо изучающим взглядом, я быстро передумала, прыгнула на лошадь и решительно положила руки Эмилю на плечи.
— Ему не поверили? — ехидно спросил он, кивая на брата.
— Как ты догадался? — в тон ответила я. — Так что случилось?
— Мы решили, что ты должна это увидеть, — сказал Эмиль, — это стоит дюжины попущенных уроков.
— Что стоит?
— Я же сказал, увидишь! — ответил через плечо Эмиль и пришпорил коня. — Нам не резон здесь задерживаться, лошадей достал Талески и вернуть их желательно вовремя.
Второкурсникам не полагалось брать лошадей. К тому же в то время Эмиль только познакомился с Тигилем и дорожил доверием, которым проникся к нему этот ворчливый биолог. Тогда о Талески мало что знали, но он был вхож в лаборатории, конюшни и питомники, а это кое-что значило. Впрочем, Эмиль никогда не злоупотреблял этой дружбой, за исключением разве что нескольких случаев…
Сентябрь второго курса выдался теплым и дождливым. Сады налились небывалым урожаем яблок, алые ранетки рассыпались прямо на дорогу, и лошади без зазрения совести втаптывали их в мягкую, точно свежий каравай, землю.
Лекции в Туоне начались не раньше обычного и проходили на редкость мирно. Классы наполнялись учениками задолго до начала занятий, но вместо привычной возни, споров и неразберихи, каждый с недюжей серьезностью занимался своим делом. Второй курс обещал быть непростым, и на поверку так оно и вышло. Множество предметов, специальность, практика, а также занятия с Уленом не оставили места даже для созерцания прекрасной осенней поры…
К тому же у Эмиля и Эрика на носу висели Королевские концерты, и, хотя до весны было еще далеко, не секрет, что у музыкантов никогда не хватает времени.
Ребята занимались, и я вовсе не была против того, чтобы полностью посвятить себя делу, которое любила и люблю до сих пор. Мы с братьями редко виделись, но отвлечься от чувств и мыслей друг о друге не могли; быть может, именно потому и писалось, и думалось в ту осень так, как никогда…
«Битва титанов» представляла собой исключительно мужской вид спорта. Мечи и кинжалы, допускаемые на поединке, не отвечали правилам безопасности, хотя по закону королевской семинарии им полагалось быть бутафорскими. Но пятнадцатилетние мальчишки вряд ли смогли бы стерпеть такую фальш, и что ни бой, то каким-то чудом добывали настоящие мечи и кинжалы, потому проводили битвы втайне от взрослых. Попасть на такую битву было делом нелегким, все держалось в строжайшем секрете.
«Титаны» имели право использовать любые приемы, но проливать кровь запрещалось строжайшим образом. Лишь только на теле бойца появлялась кровавая царапина, бой прекращался, а тот, кто нанес рану, считался проигравшим. Ума не приложу, как мальчишки додумались до такого разумного закона.
Нынче Травинские находились в особенно приподнятом настроении, и причина этого стала ясной, лишь когда наши лошади осилили туоновские поля и принесли нас на Полную Пущу. Бились Тигиль и Улен. Этим было все сказано…
Эмиль и Эрик без труда раздвинули толпу счастливчиков, попавших на такое многообещающее зрелище, и мы оказались у самого края поляны. Поле для битвы огородили плетнем, отчего казалось, что «титаны» — настоящие бойцы, и судить их будут строго. Так собственно и было. От Учителя ждали не только мастерства, но и урока, от Тигиля ждали, что он выстоит хотя бы до полудня.
Битва началась за несколько минут до нашего прихода, и Эрик не солгал — мечи, действительно были настоящие.
За подающим надежды биологом, Тигилем Талески, повсюду следовала слава мрачного ворчуна, он не терпел праздного веселья, никогда не ездил с нами купаться на озера и не бродил ночами по окрестностям Туона. Но каждый из нас знал, что от Тигиля можно всего ожидать, и чем дольше мы с ним дружили, тем сильнее укреплялись в этом знании.
Теперь Тигиль, маленький и суровый, стоял напротив огромного учителя, по мощности мышц напоминающего дракона, и мы понимали, что у него нет ни одного шанса. Мечи гордо возвещали о серьезности намерений, они столкнулись, и я увидела, как Тигиль ловко просочился под рукой Улена и оказался за спиной своего противника.
— Не слабо! — выдохнул Эрик.
— Это только начало! — с сомнением ответил Эмиль.
Кто-то из ребят сказал, что принимаются ставки, но я сочла это нелепым, чего еще ждать от мальчишек? Бой продолжался. Улен владел мечом так, что комар носа не подточит, но Талески оказался проворен, как заяц, и Учителю никак не удавалось, взять его в оборот. Улен отмахивался от своего ученика, как слон от мыши. В одно мгновение Тигиль появлялся за широкой спиной Учителя, и, лишь только тот мешкал, сам заставлял его переходить в оборону. Толпа ликовала, такого еще никто никогда не видел. После битвы «титанов» о Тигиле заговорил Туон, и не было таких, которые не посчитали бы за честь поздороваться с ним за руку.
Когда Тигиль в очередной раз набрал очки, Эрик, в свои пятнадцать не отличающийся особой скромностью, поспешил предложить ставку, которая затянулась на много лет.
— Эй, — сказал Эрик громко, потому что толпа разрывала глотки, приветствуя Тигиля, — предлагаю свои ставки, правило ольхового листа на поцелуй Итты, если конечно Талески победит.
— Ты нахал, братишка, а если Талески проиграет?
— Если Талески проиграет, я отдам Итте право ольхового листа.
— Я согласна! — поспешила закончить я этот бессмысленный спор. — Если Талески выиграет бой, я поцелую Эрика, но если победит Учитель, Эрик сделает все, что захочу я!
— Делайте, что хотите! — Эмиль демонстративно отвернулся и больше уже не поворачивался.
Правило ольхового листа предполагало нерушимое право того, кто отдает свой лист, в любой момент потребовать от того, кто этот лист получил, все, что только пожелает…
Когда Тигиль выстоял до полудня, я уже начала подумывать о том, как Эмиль отнесется к тому обстоятельству, что я поцелую Эрика. Но именно после полудня Талески совершил свою первую ошибку, которая и решила исход этого незабываемого боя. Тигиль бросил меч и пошел в рукопашную. Как не демонстрировал чудеса ловкости друг Эмиля, но Учитель был тяжелее, сильнее и куда опытнее его. Несколько минут возни, и Улен, крякнув, прижал Тигиля к траве и Тигиль больше уже не поднялся.
Два дня Учитель и его любимый ученик отлеживались в постелях, а Эрик вместо поцелуя Итты Элиман, получил шикарный ольховый лист и «утопил» его в нагрудном кармане клетчатой рубашки. Никто и словом не обмолвился о том, что Улен участвовал в «Битве титанов» на настоящих мечах, и взрослые так ничего и не узнали.
Гордый Эмиль пропал тогда на несколько дней, а потом Эрик волоком притащил его на ночную вылазку по окрестностям Туона. Эмиль держал надменный независимый вид, ревность не мучила его, она заставляла его сердиться, с этим Эмиль так и не научился ладить. Нетрудно догадаться, как мне льстили эти переживания, и все-таки я постаралась загладить свою вину. Вместо того, чтобы сидя на дереве, болтать ногами в воде и говорить о звездах, я два с половиной часа проговорила с Эмилем о тематической музыке, а это испытание не из легких…
* * *
Эмиль… Слеза скатилась по щеке, следом другая. Маленьким клубочком лежала я на ладони мира и слушала, как медленнее и медленнее тикают незримые часы. Страх остановил время.
— Мне больно… — медленно проговорило небо.
— Мне тоже… — ответила я.
Так мы поговорили по душам.
Стоило открыть глаза, как от внезапности перемещения в них зарябило тысячами черных точек.
Вдоль берега Светлого Озера, где земляничные поляны и березняк, где растут юные липы и вековые дубы, повсюду, сколько хватало глаз, сидели галки. Галок было столько, что лес был усыпан ими точно черным горохом. Они сидели на земле, на деревьях, у воды, на той стороне озера, у меня под ногами и все как одна не сводили глаз с юга. Стояла тишина. «Смерч!» — поняла я. Ни одна галка не двинулась с места. Холодом взяло за сердце, я сама застыла — темная птица, галка Унтара.
— Итта! Ты здесь? — раздался в тишине далекий голос Ив, она бежала ко мне с берега, волосы развевались. — Что это с ними? С галками?
— Знак! — прошептала я, и, словно соглашаясь со мной, небо испустило тяжелый вздох. — Смерч, Ив, это смерч!
— Смерч? Ты уверена? — Ив бросилась ко мне и схватила за плечи. — Итта! Ты слышишь меня?
— Слышу! — я увидела свое отражение в ее прекрасных испуганных глазах. — Беги, Ив! Скажи Эмилю…
Ив взмахнула руками, бросилась в березняк. Ее крошечные мелькающие каблучки вернули меня в реальность, я поднялась и побежала за ней. «Сколько? — судорожно думала я, — сколько у нас времени?» Мало, очень мало…«…так что стоит вам быть наготове, чтобы вы, а не он узнали его первыми…» — вспомнила я слова Хранителя Гор.
Много дней смерч шел нам навстречу, и вот теперь он был совсем близко. Я чуяла его уже очень давно, о нем твердил Синий Лес, но я не хотела слушать, я надеялась… Надежда извела меня, как Эмиля извело ожидание…
— Эмиль! — кричала Ив.
— Э-э-эм! — звала я.
Из кустов кто-то вылетел и перегородил нам тропинку. Сердце екнуло — Эмиль, но нет, это оказался Эрик.
— Что вы орете возле рощи Героев? Белены объелись? Надо было получше смотреть, белена от земляники сильно отличается…
— Эр! — я прыгнула на него как кошка. — Где он?!
— Там же, где и был — на ветряной ловушке, а что?
— Эр, бегом! Надо найти Эмиля! Это смерч! Понимаешь? Смерч!
— Уже?! Ведьмы проклятые!!! — воскликнул Эрик, он вырвался из моих рук и понесся в противоположную сторону.
— Ты куда?
— Чем ты думаешь!? — крикнул в ответ Эрик. — Арбалеты! Они же остались на базе!
— О, Солнце! — мы бросились обратно к озеру.
Ветряная ловушка черным великаном выросла на берегу. Эмиля там не было, и не было рабочих. Одинокая фигура Тигиля ловко двигалась между решетчатых сот. Тигиль дождался, пока мы подбежим поближе, помахал рукой:
— Ушел! — крикнул он сверху. — Полчаса как!
— Куда?
— На базу. Галки прилетели, и он ушел…
Мы бежали и звали Эмиля, но он как сквозь землю провалился. Повсюду сидели галки, и, пока мы бежали, ни одна из них не расправила крылья. Небо исчезло, его дотла выжгли волшебные облака. Смерч высосал синие дали и Солнце высосал смерч. Что воды Ааги? Само небо пало жертвой жадности последнего ветра Унтара. То, что алело над головами и надвигалось на нас кровавою тушей, имело вкус крови и праха. Горизонт разгорался пожаром. Длинные тугие облака плыли с юга. Они суетились, грудились и сталкивались друг с другом. Светлое озеро почернело, зажмурилось. Лес ожил, заворочался, закряхтел. Трава прижалась к земле, все цветы враз поникли, низколесье затрепетало, дубы и каштаны грозно заскрипели, закачали могучими ветвями. Мы неслись на базу лесного конвоя и видели как смешно, как необдуманно выглядит наше намерение защитить мир. Муравьями, спасающимися во время дождя, казались мы себе. Не от страха, но от могущества стихии, надвигающейся на нас, гасла надежда…
Миновав живую изгородь и оказавшись на просторном дворе базы, мы увидали, что Эрик уже успел оседлать свою кобылицу.
— Эмиль забрал коня и арбалет… — встретив нас, сказал Улен. — Тигиль попробует запустить ловушку. Поторопись, Эрик!
— А вы? — спросил Эрик, судорожно вдевая ножны в ремень и застегивая походную куртку, его глаза горели отсутствующим огнем предвкушения; честное слово, я и не догадывалась, что этот огонь может быть настолько опасным.
— Нужно выпустить перепелок, — сказал Учитель. — Я догоню тебя. — Он поднял рыжую голову от крепежей стремени, пришел день, когда его улыбающиеся ореховые глаза больше не испытывали нас. — Держи, — он протянул Эрику широкий пояс из волколачьей кожи, — на всякий случай… И передай Эмилю, — Улен помедлил, — пусть не забывает — в нем достаточно силы и огня, чтобы сделать то, что предопределено…
— Хорошо! — нога Эрика скользнула в стремя.
— Будь осторожен, малыш! — молвил Улен. — Береги брата!
— Подождите! А я? Эрик, мы уговаривались! Ты забыл? — я вцепилась в узду его кобылицы. — Эрик! Ты же даже не знаешь где его искать!
— Он мой брат, Итта! — ответил Эрик. — Я всегда найду его, особенно если он в опасности! Не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, извини! — Эрик наклонился, крепко поцеловал Ив. — Не бойся, малышка, я не пропаду! — пришпорил коня и исчез, только его и видели.
— Нет, вы только посмотрите! — крикнула я вслед облаку взвившейся пыли. — А уговор?
Во мне разгоралась паника: мой Эмиль, что же с ним будет? У него не было волшебных ботинок (о, Солнце, как же они не догадались обменяться ботинками!) у него не было дара беспечных фей, позволяющих даже в такую минуту сохранять невозмутимость, у него не было ничего, что могло бы его спасти…
— Перестань, Итта, возьми себя в руки! — Улен закинул на плечо свой арбалет. — Время женщин еще не пришло, надо ждать.
Улен даже удивил меня своими бесполезными словами. Неужели он не знает, что я все равно буду с Эмилем. Я помогу ему, ведь я слышу и чувствую то, чего никто не слышит и не чувствует… Ив перебила мои мысли. Глядя вслед уходящему Учителю, она взяла меня за руку. На этот раз не так, как в Желтом Лесу, а властно и даже торжествующе.
— Нет в тебе ни капли хитрости! — сказала она. — Подумай, раз Тигиль остался на этой груде железа, значит Амис все еще в стойле…
Амис мчал наискосок через лес, он нес меня и Ив туда, где смерч. Черная вода озера мелькала между деревьев, хотя ее трудно было отличить от неба, она теряла блеск. В этой черноте, среди внезапно наступившей ночи, Амис сам казался ее призраком; черный и стремительный, он мчал нас туда, где, как нам казалось, мы могли пригодиться. Одна лишь Ив белела в сумрачном движении ожившего леса, прекраснейшего леса на свете. Мы неслись тропами косулей, самыми быстрыми тропами из всех его троп, но и они привели нас к Озеру не раньше, чем загорелся последний краешек неба.
Как только мы оказались у озера, то сразу увидели Эрика. Его лошадь перебирала копытами у самого спуска к воде, а всадник неотрывно смотрел на юг. Мы опоздали. Задержавшись в двух шагах от обрыва, Амис остановился, и все, что нам оставалось — это присоединиться к тем, кто наблюдал в эту секунду появление смерча.
Те, кто остался на базе лесного конвоя, и те, кто надеялся пустить в ход ветряную ловушку, и даже гвардейцы, разыскивающие нас по всему Синему Лесу, все услышали этот устрашающий шелестящий звук. Словно Великая Ведьма, сидя на вершине горы, драла ржавым гребнем длиннопятые волосы. Этот звук превращался в свист воздуха и скрежет вековых деревьев, а затем снова становился устрашающим шелестящим звуком. И вот над пунцовым краем Светлого Озера показалась стальная ниточка. Даже издалека она выглядела опасной, небо задохнулось от жара и страха. Точно игла швейной машинки вышивала она землю, раздваивалась, соединялась вновь, она совсем не росла и не приближалась, она танцевала там, на горизонте, полная праха, собранного по пути от самого фьорда Яблочного через Темный Лес в Дремучие Каньоны и обратно.
— Ну как, впечатляет? — спросила я.
— Вполне, — рассеянно ответил Эрик и оторвал взгляд от смерча. — Свистнули Амиса. Умницы! Чья была идея?
— Неважно, — ответила я. — Что стоишь? Эмиль там! — я махнула рукой на юго-запад.
В этом месте Светлое Озеро как раз образовывало талию песочных часов, берега сходились, и здесь не только можно было переплыть его на лошади, но и поискать брод. Я боялась, что Эмилю придет в голову такая идея. Тогда мы вряд ли бы успели догнать его прежде чем смерч достигнет озера.
Увлеченные смерчем мы совсем не заметили его. Он, так же, как и мы, стоял на берегу в полуверсте от нас и вглядывался в несчастное, точно болезненной сыпью покрытое алыми облаками небо. Постоял, потрепал конскую гриву и, отпустив коня, ступил в воду — один, с арбалетом, решимостью и надеждой. Скорее всего, Улен рассказал Эмилю, где искать брод.
— Эми-и-иль! — закричала я, он не мог услышать меня, но он оглянулся и помахал рукой.
— Он еще руками машет! — возмутился Эрик.
В одну секунду я поняла, что должна делать. Не сколько желанием помочь, сколько страхом за то, что я больше никогда его не увижу, вызвано было мое решение.
— Держи! — я протянула арбалет Эрику, скинула куртку, что подарили ойёлли, и собрала волосы в тугой узел.
— Ты что это придумала? — понял Эрик.
Страх имеет свойство воды. Он утекает в пустые сосуды, испаряется от пламени сердец, но может и застыть куском льда в горле, это самое худшее. Страх легко обмануть, если знаешь как. Чтобы легко прыгнуть с обрыва, надо, прежде всего, не думать о том, что ты прыгаешь с обрыва. Так я и сделала, врезалась в теплую воду и поплыла. Рубашка тут же прилипла к телу, я открыла глаза, вода противно щипала нос, волосы непослушно распались и плыли вслед за мной. Я вынырнула посередине озера, над головой пустынно алело небо, на одном берегу стоял Эмиль, на другом — Эрик. Отсюда никто, даже мы с Ив не могли бы их различить. Но со стороны Эмиля был смерч, а со стороны Эрика — любящая подруга. Я фыркнула, поплыла, у меня было немного времени, чтобы догнать Эмиля. И все-таки на этот раз я успела. Что бы там не говорил мой друг о том, что я состою совсем из другого вещества, плавала я быстрее, чем он ходил по воде. Он вышел на берег оглянулся на смерч и увидел, как я выхожу из воды. Нежность тронула его лицо, но ее быстро прогнала злость.
— Ты оставил коня? — спросила я, выжимая рубашку.
— Кто позволил вам догонять меня? — Эмиль был откровенно зол, он перекинул арбалет на другое плечо, развернулся и зашагал прочь.
— Но, Эм…
Он оглянулся, посмотрел на мокрую до нитки подругу, хотел улыбнуться, но не улыбнулся.
— Уходи в туннель! Слышишь? Я без тебя знаю, что делать, иль ты не веришь мне?
— Эм… — прошептала я, страшнее смерча было видеть его таким чужим, таким одиноким…
Он задержался, вздохнул и… вернулся. Те несколько шагов, что он сделал навстречу мне, сбросили с души камень величиной с гору. Я улыбнулась, убрала со лба прилипшую челку и обняла его. Прижавшись щекой к его груди, я оказалось под защитой его рук; ведь, несмотря на свой вполне высокий рост, я доставала своему другу лишь до плеча. Изрядно потертый серый свитер, что прошел с ним через все путешествие, сумел сохранить запах дома. Запах дома! Что будет, если я потеряю это?
— Послушай, те ночи на базе лесного конвоя, — Эмиль помедлил, опустил глаза, но тут же их поднял, — запомни меня таким. Я собирал для тебя цветы на берегу Ааги, при сиянии Малой Луны. Запомни это! А сейчас уходи… и не смей мне возражать. — Он обнял меня, с силой сжал в кулаке рубашку, чуть не порвал, наклонился, поцеловал крепко, как будто отпил глоток меня… — Уходи!
Глядя ему в спину, я думала о том, что другого я и не могла ожидать. Он поступил бы так в любом случае; кроме того, так уже не раз было… Теперь он уходил, но Эмиль на то и Эмиль — идти в след я бы не посмела.
Эрик и Ив перебрались через брод на лошадях. Конь Эмиля тоже рассудил: чем оставаться одному на берегу, лучше присоединиться к нам. Он переплыл озеро, как следует стряхнул со шкуры капли и недоуменно посмотрел вслед уходящему Эмилю. Он не понимал, почему хозяин бросил его, не понимали и мы. Я погладила коня и забрала у Эрика куртку.
Он поежился, передернув плечами; его плечи были точь в точь, как и плечи Эмиля, но я вдруг с сожалением отметила, что никогда они не будут мне так же близки как те, чье тепло еще хранило мое ноющее сердце…
— Что? — хлюпая ботинками, спросил Эрик.
— Ничего, — ответила я. Эмиль шел, не оглядываясь, и вскоре его высокий худой силуэт скрылся среди раскачивающихся в такт ветру деревьев.
— Он действительно уйдет вот так, один?
Я не ответила. Подул холодный ветер, смерч приближался, и я запахнула на себе куртку ойёллей.