АПРЕЛЬ, беспощадный месяц, выводит               Сирень из мертвой земли, мешает               Воспоминанья и страсть, тревожит               Сонные корни весенним дождем.               Зима дает нам тепло, покрывает               Землю снегом забвенья, лелеет               Каплю жизни в засохших клубнях.               Лето напало на нас, пронесшись над Штарнбергерзее               Внезапным ливнем; мы скрылись под колоннадой               И вышли, уже на солнечный свет, в Хофгартен               И выпили кофе, и целый час проболтали.               Bin gar keine Russin, stamm' aus Litauen, echt deutschl [3] .               А когда мы в детстве ездили в гости к эрцгерцогу -               Он мой кузен - он меня усадил на санки,               А я испугалась. "Мари, - сказал он, - Мари,               Держись покрепче!" И мы понеслись.               В горах там привольно.               По ночам я читаю, зимою езжу на юг.               Что там за корни в земле, что за ветви растут               Из каменистой почвы? Этого, сын человека,               Ты не скажешь, не угадаешь, ибо узнал лишь               Груду поверженных образов там, где солнце палит,               А мертвое дерево тени не даст, ни сверчок утешенья,               Ни камни сухие журчанья воды. Лишь               Тут есть тень под этой красной скалой               (Приди же в тень под этой красной скалой),               И я покажу тебе нечто, отличное               От тени твоей, что утром идет за тобою,               И тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку;               Я покажу тебе ужас в пригоршне праха.                               Frisch weht der Wind,                               Der Heimat zu                               Mein Irisch Kind,                               Wo weilest du? [4]                            "Ты преподнес мне гиацинты год назад,               Меня прозвали гиацинтовой невестой".               - И все же когда мы ночью вернулись из сада,               Ты - с охапкой цветов и росой в волосах, я не мог               Говорить, и в глазах потемнело, я был               Ни жив ни мертв, я не знал ничего,               Глядя в сердце света, в молчанье.               Öd’ und leer das Meer. [5]                           Мадам Созострис, знаменитая ясновидящая,               Сильно простужена, тем не менее               С коварной колодой в руках слывет               Мудрейшей в Европе женщиной. "Вот, - говорит она,               Вот ваша карта - утопленник, финикийский моряк.               (Стали перлами глаза. Видите?)               Вот Белладонна, Владычица Скал,               Владычица обстоятельств.               Вот человек с тремя опорами, вот Колесо,               А вот одноглазый купец, эта карта -               Пустая - то, что купец несет за спиной,               От меня это скрыто. Но я не вижу               Повешенного. Ваша смерть от воды.               Я вижу толпы, шагающие по кругу.               Благодарю вас. Любезнейшей миссис Эквитон               Скажите, что я принесу гороскоп сама:               В наши дни надо быть осторожной".               Призрачный город,               Толпы в буром тумане зимней зари,               Лондонский мост на веку повидал столь многих,               Никогда не думал, что смерть унесла столь многих.               В воздухе выдохи, краткие, редкие,               Каждый под ноги смотрит, спешит               В гору и вниз по Кинг-Уильям-стрит               Туда, где Сент-Мери Вулнот часы отбивает               С мертвым звуком на девятом ударе.               Там в толпе я окликнул знакомого: "Стетсон!               Стой, ты был на моем корабле при Милах!               Мертвый, зарытый в твоем саду год назад, -               Пророс ли он? Процветет ли он в этом году -               Или, может, нежданный мороз поразил его ложе?               И да будет Пес подальше оттуда, он друг человека               И может когтями вырыть его из земли!               Ты, hypocrite lecteur!—mon semblable,—mon frère! [6] "