В день Святого Валентина Сьюзан и Пенни снова направились в Нью-Йорк. Сьюзан хотелось, чтобы Пенни побывала в Метрополитен-музее. Еще Сьюзан надо было поговорить с Тони относительно новых клиентов.

Они планировали поехать туда только на один день и вернуться поездом после раннего ужина с Джастином Грумом. Была пятница, и Пенни отпросилась в школе. На ней были белая блузка и красный шерстяной кардиган, черная вельветовая юбка-миди и полуботинки на низком каблуке. Пенни никогда не чувствовала себя полностью свободной в новой одежде, которую ей покупала Сьюзан, но носила ее из благодарности. Сама же она все еще предпочитала джинсы.

Они провели утро в Метрополитен-музее, дойдя до него пешком через Центральный парк. Глаза Пенни расширились от удивления, когда они шли по огромным залам, каждый из которых был заполнен восхитительными и завораживающими вещами. Когда Пенни уже не могла воспринимать увиденное, они взяли такси и поехали обедать в ресторан «Энрикос» на Лексингтон-авеню. Ресторан был длинным, узким и шумным, в нем витали восхитительные ароматы. Они заказали шницель под соусом по-римски и итальянский салат, а завершили все крохотными чашечками самого горького и черного кофе, какой Пенни когда-либо пила.

— Теперь я оставлю тебя, — сказала Сьюзан, подкрашивая губы. — Можешь сама походить по магазинам и галереям. У тебя есть около двух часов, но только не потеряйся. Давай встретимся в галерее «Прескотт» в четыре тридцать. Это на углу 45-й улицы и Мэдисон-авеню. А пока хорошенько погуляй.

Взволнованная тем, что оказалась одна в большом городе, Пенни прошла по Мэдисон-авеню до 79-й улицы. Она заходила в магазины, примеряла платья, разглядывала витрины антикварных лавок. Она звонила в колокольчик у тщательно прикрытых дверей маленьких картинных галерей, удивляясь тому, что у нее хватает для этого смелости. Больше всего ей нравились светлые реалистические картины кисти ее современников. Она должна все запомнить и рассказать Сьюзан.

Было только четыре часа, когда Пенни добралась до галереи «Прескотт». Сьюзан еще не было. Усталая, но все еще жаждущая впитать в себя как можно больше, Пенни бродила по галерее. Там проходила выставка африканской скульптуры. «Больше Пикассо, чем сам Пикассо», — говорили о ней критики. Ряды масок взирали на Пенни с блестящих белых стен. От этой экспозиции ей стало не по себе. Все было слишком странным. Потемневшие фигуры с круглыми животами внушали скорее отвращение, чем страх.

Пенни нашла скамейку и села. Четыре двадцать. Она надеялась, что Сьюзан не опоздает.

Четыре тридцать. Пенни услышала, как пространство зала заполнил внушительный голос Джастина Грума. Звучный и радушный, это был голос отца семейства, пытающегося играть роль Деда Мороза. Пенни приободрилась в надежде, что Сьюзан пришла вместе с ним. Однако когда Джастин нашел ее, он был один.

— Я думаю купить одну из этих масок, — сказал он вместо приветствия. — Есть какие-нибудь предложения?

— Нет… Вообще-то они мне не понравились.

— Но они же великолепны. Взгляни вот на эту. — Он указал на вырезанное из черного дерева причудливое лицо с жуткими расширенными глазами и таким ртом, что можно было подумать, будто маска кричит.

— Да, хороша. А откуда вы узнали, что я буду здесь? И где Сьюзан?

Грум улыбнулся.

— Тебе нравится? Тогда я покупаю ее.

— Мне она совсем не нравится.

— Мы отвезем ее ко мне в квартиру, и ты покажешь, куда, по-твоему, мне следует ее повесить.

Он подошел к женщине, сидевшей за столиком в глубине зала, и заговорил с ней.

— Обычно мы не распродаем экспонаты, пока не закончится выставка, господин конгрессмен, — сказала она. — Но если вы настаиваете…

— Конечно, настаиваю, — величественно произнес Джастин Грум, но тут заметил выражение лица Пенни и нахмурился. — Что тут смешного?

— Может быть, вы еще раз подумаете? Здесь это, наверное, самая дорогая вещь.

Грум безразлично пожал плечами. Когда сокровище было упаковано, Пенни снова спросила:

— Как вы узнали, что я буду здесь?

— Сьюзан сказала мне. Я оставил ее в офисе уладить некоторые вопросы с Марианной. Тони сейчас нет: она уехала на уик-энд в Лос-Анджелес.

Они вышли на улицу. Шофер распахнул дверцу ожидавшего их лимузина. Джастин положил упакованную маску Пенни на колени.

— Хочу показать тебе кое-что в моей квартире. Мне прислал это один из друзей. Думаю купить эту вещь для музея Норткилла. Мне хотелось бы услышать, что ты о ней скажешь.

— Я мало что понимаю в искусстве.

— Ну, значит, оценишь это свежим взглядом.

Квартира, в которой не было, как в прошлый раз, многочисленных гостей, выглядела неприветливо. От ее пустоты Пенни стало не по себе.

— А Сьюзан придет сюда?

— Да. Не хочешь снять жакет? Я его здесь повешу. Что-нибудь выпьешь?

— Нет.

Он все-таки сделал ей клубничный коктейль, заявив, что это его собственное изобретение. Потом из стоявшего на кофейном столике инкрустированного деревянного ящичка Грум взял сигару и закурил.

— Что вы собирались мне показать? — спросила Пенни.

— Я покажу тебе эту вещь через пару минут. Пока посиди и расслабься. Расскажи мне, как ты провела сегодняшний день, куда ходила?

— В Метрополитен-музей. — Пенни по-прежнему стояла.

— И что ты там видела?

— Произведения искусства.

Джастин подтолкнул к ней кресло. Хромированная сталь проскрежетала по каменному полу. Пенни поморщилась.

— Что-нибудь понравилось тебе там особо?

— Нет.

Пенни почувствовала, как большой холодный палец Джастина провел по ее шее.

— Ты несколько груба, — пробормотал он.

Пенни поспешно отступила.

— Вы собирались мне что-то показать?

— Конечно. — Он самодовольно кивнул и положил в пепельницу дымившуюся сигару.

Новая скульптура, которую он приобрел, представляла собой крест, сделанный из меди, бронзы и железа. В центре креста была распята полуабстрактная обнаженная женщина. Вид ее вызвал у Пенни отвращение.

— Я же вам говорила, что совсем не разбираюсь в искусстве.

— Конечно, это не тот крест, перед которым опускаются на колени. — Он снова наполнил ее стакан и указал на поднос с сыром, крекерами и клубникой. — Угощайся.

— Спасибо, я не голодна. — И подчеркнуто посмотрела на часы.

Он снова улыбнулся, но взгляд его был тяжелым.

— Не играй со мной.

— Я и не играю.

— Хорошо. — Он неожиданно нагнулся и поцеловал ее.

Ошеломленная, Пенни отпрянула.

— Я же сказал, не надо со мной играть. — Он прижал ее к стене.

Пенни с ненавистью смотрела на него. Его огромные мускулистые руки обвились вокруг ее плеч. Он был так близко, как будто она рассматривала его через увеличительное стекло. Поры у него на носу казались гигантскими. Пенни попыталась вырваться, но его руки сжимали ее.

— Теперь ты от меня не уйдешь. Ты ведь давно хотела, чтобы это случилось, не так ли?

— Нет! — Борясь с охватившей ее паникой, Пенни вывернулась и бросилась к лифту. Скорее!

Грум, улыбаясь, последовал за ней.

— Да не туда.

Схватив девушку за руку, он потащил ее за собой через холл. Пенни в отчаянии пнула его в ногу.

Он рывком втащил ее в спальню и швырнул на широкую постель. Пенни вскочила и метнулась к двери. Грум легко поймал ее и снова бросил на постель. Наклонившись над ней, больно ударил по лицу.

Пенни закричала.

— Здесь тебя никто не услышит. — Он выглядел спокойным. — Вокруг нас только небо и ветер. Почему бы тебе не признать, что ты сама довела меня до этого. Ты ведь этого хочешь не меньше, чем я.

Грум снял пиджак. Под ним у него оказалась кобура с пистолетом.

Пенни не собиралась лежать вот так беспомощно. Она скатилась с кровати.

— Ты хочешь, чтобы я связал тебя? — Грум схватил ее за волосы и рванул обратно на постель. — Я могу быть довольно грубым. Но, может быть, тебе именно это нравится?

Одной рукой он прижал ей руки над головой, другой принялся расстегивать ее кардиган. Пенни продолжала сопротивляться.

— Не надо, — взмолилась она. — Не надо, пожалуйста!

Он начал расстегивать бронзовую пряжку на своем ремне. Пенни следила за его рукой, словно загипнотизированная. Ремень был кожаным, широким и толстым.

— Тебе станет легче, если расслабишься. С твоим-то опытом ты должна это понимать.

Пенни пыталась сохранить спокойствие.

— Вы сошли с ума! А как же ваша карьера? Как же выборы?

Сжав ее запястья правой рукой, кончиком ремня он начал легонько бить ее по бедрам.

Пенни задрожала.

— Я могу быть очень убедительным, когда захочу. Если даже когда-нибудь и дойдет до того, что кому-то придется выбирать, поверить твоему рассказу или моему, уверяю тебя, у тебя нет никаких шансов. Но думаю, до этого не дойдет. О тебе такая слава по всей округе, что никому и в голову не взбредет подумать о тебе иначе как о лживой нимфоманке. А ты и не захочешь, чтобы о тебе так подумали, правда?

Ремень ударил ее по бедрам.

Пенни снова закричала и попыталась вывернуться. Ее сопротивление только позабавило Грума. Он расстегнул ей блузку и сорвал бюстгальтер, потом задрал ей юбку до пояса и стянул хлопчатобумажные колготки.

По-прежнему удерживая одной рукой запястья девушки у нее над головой, он перевернул ее на живот. Кожаный ремень ударил ее по бедрам и начал хлестать по ягодицам.

Наконец Грум отпустил ее запястья. Пенни не двигалась. Грум перевернул ее. Глаза жгло от боли, когда она смотрела, как он снимает брюки. Он упал на нее и пистолет больно вдавился ей в ребра. Грум был возбужден, глаза безумные. Пенни с трудом могла дышать.

Он вошел в нее.

— Шлюха, — сказал Грум.

Было ужасно больно. Грум тяжело дышал.

— А Сьюзан знает, что ты маленькая сексуальная маньячка, а еще что ты лгунья и воровка? — задыхаясь, спросил он. — А Дом знает?

Похрюкивая от удовольствия, он быстро двигался вверх и вниз. Пенни не могла даже пошевелиться.

Наконец он кончил.

— Есть подходящее слово для таких девчонок, как ты. Это слово — потаскуха. — Он скатился с нее и встал. — Слышала такое когда-нибудь? — Он бросил ей колготки. — Одевайся и постарайся вести себя, как положено. Мы встречаемся со Сьюзан в центре города.

Пенни посмотрела на находившийся у него в кобуре пистолет. Потом пошла в ванную, и там ее вырвало. Она ополоснулась под душем и оделась.

Одно она знала точно: она не в состоянии высидеть обед с Джастином Грумом. Пенни еще раз прополоскала рот и вышла в холл. Ее жакет висел в стенном шкафу.

— И куда ты собираешься?

Не отвечая, Пенни нажала кнопку лифта.

— Ты можешь сбежать от меня, но от себя не сбежишь.

Приехал лифт, и она вошла в кабину. Грум не пытался ее остановить.

Двери плотно закрылись.

Вся дрожа, Пенни прислонилась к стенке лифта. На улице она окликнула такси.

— Центральный вокзал, пожалуйста, — тихо, с трудом выдохнула она.

В машине Пенни откинулась на сиденье. Потаскуха. Что подумал бы Дом, если бы узнал?

Джастин способен убедить кого угодно в чем угодно.

Может он убедить Дома в том, что она потаскуха?

Грум разыграл свои карты мастерски. У нее и правда была соответствующая репутация. Он использовал это против нее, как политик, понимающий толк в таких вещах. Да он и был им.

Пенни закрыла лицо руками и затряслась.

Он знал, что она никогда никому ни слова не скажет о том, что случилось.