Эмми Уитфилд осмотрела комнату в последний раз. Ее багаж был сложен внизу в холле. В какой-то момент она подумала, что окажется не в состоянии сделать это.

Потом вдруг, вращаясь словно волчки в парке аттракционов, налетели воспоминания о всех ссорах, которые были у них с Джонни.

«Где ты был?»

«Почему не позвонил?»

«Я тебя ненавижу».

«Как жаль, что мы вообще встретились».

Ссора заканчивалась, а потом были слезы, извинения, любовь, обещания… прощение. Ее мутило от этих воспоминаний. Потому что можно прощать и прощать… и прощать… Но ссоры никогда не забываются. Джонни думал, что простить — это все равно что забыть, как будто это песчаный замок, смываемый приливной волной. Каждая ссора была для него словно первая. Но Эмми помнила и последнюю, и предыдущую, и подсознательно возникала гора песка там, где, как думал Джонни, ничего не оставалось.

Она услышала, как он поднимается по лестнице.

— Привет. — Он сильно загорел за несколько недель съемок в Бразилии, но глаза были красными от усталости.

— Я уезжаю, Джонни.

— Мы оба уезжаем. Дом продан.

— Я уезжаю в Нью-Йорк. Я хочу развестись.

Он открыл рот и стал похож на десятилетнего мальчика, которому сказали, что только что умерла его собака. Эмми не могла этого вынести. Оттолкнув Джонни, она пошла вниз по лестнице.

— Подожди минутку! — Он бросился вслед за ней и преградил ей дорогу в самом низу лестницы. — Что же мне делать?

— Ты знал, что так будет.

— Я знал? Но почему же все это так неожиданно?

— Я много месяцев хотела поговорить с тобой об этом. Ты не желал слушать.

— Я слушаю сейчас.

— Если бы ты согласился лечиться от алкоголизма…

— Я не алкоголик.

— Извини меня, ты пьяница.

— Хорошо, — с готовностью сказал Джонни. — Только не говори, что ты уходишь, потому что я иногда выпиваю!

— Иногда! А как насчет Жаннет?

— Какой Жаннет?

— Ну хватит!

— Где твое чувство юмора? Ах, я же забыл: у тебя его просто нет. — Он вскинул голову. Я и не думал, что тебя интересуют мои увлечения. До сих пор ты как будто бы не имела ничего против.

— Почему-то Жаннет не кажется мне просто еще одним увлечением. — Они смотрели друг на друга. Джонни ничего не говорил. Эмми опустила глаза. — Во всяком случае так не может больше продолжаться. У нас совсем нет денег. Ты мог бы что-нибудь заработать и на съемках «Пылающего леса». И что же ты делаешь — выбрасываешь все эти деньги опять на тот же фильм?

— Большая часть ушла на уплату налогов.

— А что с деньгами от продажи дома?

— Тоже налоги.

— А я и не знала, что ты должен им миллионы.

— А я и не думал, что тебя так беспокоят деньги. Ты зарабатываешь на жизнь достаточно.

— На мою собственную жизнь. Но этого недостаточно, чтобы жить так… — Взмахом руки она обвела их роскошный особняк.

— Все равно, мне этот дом никогда не нравился, — сказал Джонни. — Кому захочется жить на горе вместе с кучкой скучных миллионеров? Кроме того, у нас отсюда, и правда, не самый лучший вид на Лос-Анджелес.

— Поэтому ты переезжаешь отсюда в полный клопов отель в Голливуде.

— Я не думал, что тебя и это беспокоит.

— Меня бы это не беспокоило, если бы мы были вместе.

— Но мы будем вместе.

— Может быть, в течение нескольких часов.

Он шагнул к ней.

— Ты такая красивая в голубом.

— Джонни.

— Если уж ты собираешься уйти, то по крайней мере не будь такой красивой.

— Прекрати.

Он повернулся и пошел на кухню налить себе выпить. Руки его тряслись. Черт побери эту Эмми!

— В этом есть и моя вина, — сказала она, следуя за ним. — Я хотела, чтобы ты стал другим. Я все надеялась, что ты изменишься.

Он улыбнулся ей.

— Я могу измениться, клянусь, — сказал он.

— Ты столько раз говорил это за прошедший год, что твое обещание звучит как шутка.

— Я рад, что ты все еще считаешь меня веселым. Я люблю тебя, Эмми.

Она отвернулась, и он подумал, что Эмми плачет. Но голос ее прозвучал абсолютно ровно:

— Безразлично, любишь ли ты меня или я люблю тебя. Я не могу жить с тобой.

В гостиной зазвонил телефон. Никто из них и не шелохнулся, чтобы снять трубку. В конце концов звонки прекратились, потом сразу же начались снова.

Автоответчик был уже упакован.

— Ты не можешь уйти, — сказал он.

— Ты словно не способен взглянуть на все глазами другого человека. Ты всегда режиссер, смотрящий на действие со стороны. Даже сейчас. Не можешь попытаться, хотя бы один раз, взглянуть на все с моей точки зрения?

— Твоя беда в том, что ты все видишь изнутри. Изнутри самой себя, и больше никого другого.

Опять они дошли до той грани, за которой последуют взаимные оскорбления. Джонни был настроен на то, чтобы не допустить этого. Он ушел в гостиную, но трубку звонившего телефона не снял. Ему не хотелось, чтобы у них с Эмми все закончилось плохо. Бог свидетель, он вообще не хотел, чтобы они расстались!

— До свидания, — сказала Эмми, надевая жакет.

— Я отвезу тебя в аэропорт, — предложил он.

Это избавит ее от того, чтобы бросать свою машину на стоянке в аэропорту и просить какого-нибудь приятеля забрать ее оттуда.

— Хорошо. Спасибо.

Большую часть пути они ехали молча. Эмми не хотелось начинать все сначала, а Джонни желал только одного — заползти в какую-нибудь темную нору и прекратить свое существование.

* * *

Он задыхался от ветра, прилетевшего в Санта-Ану из пустыни. Жара стала еще сильнее, когда он подъехал к Голливуду, после того как отвез Эмми. На четыре тридцать у него была назначена встреча с Домом. Он уже настолько превысил смету по съемкам «Пылающего леса», что совет директоров компании АПГ принял решение отказаться от дальнейшего финансирования проекта.

— Я пытался убедить их позволить тебе закончить, — сказал Дом, выглядевший в своем огромном кабинете, оборудованном кондиционером, свежим и спокойным. — Но ты уже отснял пленки почти на семьдесят часов и говоришь, что не сделал и половины? Что еще ты там снимаешь?

— Я преувеличил, — сказал Джонни с отчаянием в голосе. — На самом деле я почти уже все закончил.

— Мне, правда, очень жаль, что так произошло. Я знаю, что этот фильм значит для тебя.

— Д-да, ну ладно… — Джонни взглянул из огромного венецианского окна на окутанные дымкой верхушки небоскребов в центре Лос-Анджелеса. Дома сделали вице-президентом, и его новый кабинет был вдвое просторней, чем прежний.

— Меня беспокоит мама, — сменил тему Дон. — Ты давно говорил с ней?

— Нет. А что с ней?

— Доктор Гудман говорит, что она много потеряла в весе и у нее трудности с дыханием. Сама она мне ни в чем не призналась.

— Я позвоню ей.

— Может быть, ты заедешь к ней на несколько дней? Я настолько увяз здесь, что пока буду не в состоянии этого сделать. — Не услышав от Джонни ответа, Дон добавил: — Она слишком близко к сердцу приняла исчезновение Пенни. Она винит в этом себя.

— Я не могу поехать.

— Почему?

— Просто не могу.

— С тобой все в порядке? — спросил Дом.

— Д-да… Мне пора идти.

Дом проводил его до двери. Как это странно, уныло подумал он, что, хотя они и братья, Но разговаривать друг с другом они не могут. Как будто прилетели с разных планет.

— Кстати, мы с Тони отложили свое торжество. Ее родители все еще слишком подавлены смертью Вайолит, чтобы устраивать в сентябре пышную свадьбу.

— Наверное, для тебя это облегчение, — засмеялся Джонни.

— В какой-то мере… — Дом тоже засмеялся.

Братья посмотрели друг на друга. На глазах у Джонни были слезы.

— Что случилось? — спросил Дом, взяв Джонни за плечи.

— Она ушла… Эмми ушла.

— О нет!

Все-таки они не с разных планет, понял Дом, обнимая брата.

— Мне так жаль…

Джонни плакал.