Однажды ветреным ноябрьским утром Ларк наконец была выпущена из госпиталя после недели медицинских операций и двухнедельного восстановительного периода.

Несмотря на синяки и легкую припухлость, она была поражена переменой, происшедшей с ее лицом. Доктор Белламон повез ее отпраздновать это событие.

— Довольна? — спросил он, ведя машину.

— Все еще не могу поверить! — Ларк вытянула шею, чтобы посмотреть на себя в зеркальце заднего обзора. — Неужели это я?!

— Думаю, что теперь ты больше похожа на себя, чем со своим прежним лицом. Широкий лоб говорит о твоем уме, изгиб губ — о чувстве юмора, а глаза кажутся больше и наивнее.

— И я люблю мой нос! Он такой прямой, и я не вижу на нем ни одной веснушки. А мои зубы! — Она улыбнулась себе в зеркальце.

— Согласен, дантист славно поработал.

Она откинулась на сиденье.

— Почему вы говорите, что теперь я больше похожа на себя, чем прежде? Вы же на самом деле не знали, как я выглядела прежде.

Он улыбнулся.

— Я очень хорошо себе это представляю.

Он отвез ее пообедать в «Грейвтай Мэйнор», огромный особняк из серого суссекского камня, украшенный высокими узкими готическими окнами. Вдоль ведущей к нему дорожки росли вековые дубы.

Когда они вошли, их проводили в одну из трех уютно обставленных гостиных, где надо было немного подождать. Они уселись в глубокие кожаные кресла перед ревущим пламенем камина. Доктор Белламон заказал два хереса «Альмасениста». Ларк хотелось побродить по комнате и рассмотреть развешанные на стенах картины и охотничьи трофеи, но она испытывала робость из-за строгой официальности помещения. Люди, сидевшие за расположенным по соседству столиком, тем временем живо обсуждали перипетии утренней охоты на лис.

Тогда Ларк обратила внимание на доктора Белламона, который выглядел так же элегантно, как и все остальные здесь.

— Сейчас, когда мое лицо так изменилось, я чувствую, словно подошла к концу чего-то. Например, я не могу больше оставаться с вами.

— Согласен, что теперь тебе придется самой определять свою жизнь. Первое, что необходимо сделать, — это позаботиться о документах. Это трудно, но не невозможно.

Он объяснил ей, как это делается. Они разыщут кого-нибудь, кто умер ребенком примерно в то же время, когда она родилась. Потом ей придется пойти в регистрационную службу и раздобыть свидетельство о рождении умершего. Имея его на руках, она сможет законным путем поменять свое имя с имени умершего ребенка на Ларк Чандлер. После этого будет совсем уж нетрудно подать прошение о выдаче паспорта, водительского удостоверения, завести счет в банке или даже кредитные карточки.

— С этого момента ты будешь англичанкой. Настоящей англичанкой. Тебе придется поработать над твоим произношением. Мы составим тебе железную биографию. Но англичане необычайно тонко разбираются в акцентах. Тебе необходимо исключать саму возможность того, что когда-либо на публике ты вдруг употребишь американизмы.

— Я понимаю. — Она колебалась. — А что, если я когда-нибудь захочу вернуться в Соединенные Штаты?

— А ты захочешь, Ларк?

Она сделала глоток хереса и в первый раз задумалась о своих планах на будущее. Ларк подняла глаза и увидела, что доктор Белламон все еще вопросительно смотрит на нее.

— Я совсем и не думала, что буду делать после того, как у меня появится новое лицо! — Она засмеялась. — Я и правда делала все шаг за шагом, как вы мне сказали. Но, полагаю, прежде чем я оставлю этот свет, мне может захотеться уладить кое-какие дела в Соединенных Штатах. — Невольно воображение воссоздало перед ней лицо Джастина Грума. — Может быть, я не смогу найти в себе силы заняться этим еще в течение долгих лет, но когда-нибудь, думаю, я вернусь.

— Значит, ты вернешься, — твердо заявил он, как будто мог видеть ее будущее. — Из-за любви или из-за мести, кто сейчас может знать? Время покажет. Но пока ты будешь англичанкой.

Подошел официант в черном галстуке.

— Все готово, сэр.

Он проводил их к столику у окна. Ветер срывал бурые листья с росших за окном дубов, по лужайке грациозно расхаживали олени.

От меню Ларк пришла в волнение: оленина, фазан, кролик, голуби, куропатки.

— Не знаю, смогу ли я есть оленину, — засмеялась она, глядя в окно на оленей, но все-таки заказала оленину.

Подняв глаза от тарелки, Ларк увидела, что доктор смотрит на нее с выражением такой гордости, что она покраснела, но потом поняла, что гордится он не столько ею, сколько своей работой. Смущенная, она снова опустила глаза.

— О чем ты думаешь? — спросил доктор Белламон.

— Я думаю, кто такой доктор Смит, — ответила она.

— Я не знаю, кто такой доктор Смит. Расскажи мне.

Она рассказала историю о человеке в белом халате, который дал ей адрес доктора Белламона.

— Когда я впервые пришла к вам, я, можно сказать, почувствовала, что вы меня ждали, — сказала она. — Вы ждали меня?

Он поднял руку, отрицая.

— Я нашел твой случай интересным, как и обещал доктор Смит. Возможно, он один из врачей, с которыми я познакомился на конгрессе пластических хирургов. Боюсь, я действительно не помню его. — Он резко переменил тему: — Мне хотелось бы, чтобы ты обратила внимание на вино, которое мы пьем. Это один из самых замечательных видов «бордо», «Латур а помероль» урожая 1975 года. Посмотри получше, что изображено на этикетке.

Смеясь, она так и сделала.

— Вы хотите сделать из меня знатока вин, а также ценителя искусства и теннисистку?

— Может быть, и не знатока, но всякая хорошо образованная женщина должна более или менее разбираться в винах. Херес, который мы пили чуть раньше, например, был представлен сортом, лишенным примесей, что является очень большой редкостью. Надеюсь, ты обратила на это внимание.

Она даже не выпила херес до конца.

— Извините. В следующий раз я постараюсь обратить внимание.

* * *

Через несколько дней за завтраком он вручил ей конверт.

— Вот твое свидетельство о рождении.

Она с любопытством открыла его. Там было ее имя: Ларк Чандлер. Ее новым днем рождения было 15 марта. Моргнув, она подняла глаза.

— Надеюсь, я запомню это.

— Мартовские иды, — сказал он. — Это легко запомнить.

— Мартовские что?

— В этот день был предан и убит Юлий Цезарь. Ты должна была проходить это в школе.

— Надеюсь, мне повезет больше, — сказала Ларк. — Мне нравится, что мне двадцать один год. Но, может быть, я смогу сбросить несколько лет, когда мне будет тридцать?

— Всю свою оставшуюся жизнь люди будут говорить: «Она выглядит моложе своих лет».

Оба рассмеялись.

— Теперь ты можешь подать прошение на получение паспорта, водительского удостоверения и так далее.

— Не могу в это поверить!

— Когда решишь, что настало время вернуться в Соединенные Штаты, перед тобой будут два возможных варианта. Один — подать прошение на получение зеленой карты или по меньшей мере визы «Эйч-1» или «Эйч-2», которая обеспечит с некоторыми ограничениями право устроиться в Соединенных Штатах на работу.

— А другой вариант?

— Выйти замуж за гражданина США.

— Ну-ну, — сказала она. — Не собираюсь я ни за кого выходить замуж.

Он посмотрел печально.

— Если все дело в этой ужасной трагедии, в изнасиловании, то…

— Ну-ну, — повторила она.

— У тебя был друг, когда ты уехала из Штатов? — спросил доктор Белламон.

Она покачала головой.

Вскоре он оставил ее, так как должен был появиться в своем кабинете.

— Встретимся за ужином, — сказал он, направляясь к двери. — Тогда мы сможем продолжить этот разговор.

После его ухода Ларк принялась разглядывать свидетельство о рождении. Там были указаны имена ее несуществующих родителей: Дерек Чандлер и Элизабет Чандлер, урожденная Бакли. Место рождения: Лондон, Англия.

Она действительно стала кем-то другим. Пенни ушла, исчезла, никогда не вернется. Теперь она Ларк Чандлер.

— С вами все в порядке, мисс? — В комнату вошла Сара, чтобы убрать завтрак.

— Все прекрасно. — Ларк подняла глаза и улыбнулась.

В самом начале она пыталась подружиться с Сарой, посчитав это возможным, поскольку та была ненамного старше ее. Но Сара скрупулезно придерживалась своих обязанностей горничной и вежливо отклоняла приглашение выпить вместе чашку кофе или поиграть в теннис. Ларк решила, что служанка зануда. Однако была удивлена тем, как быстро привыкла к услугам Сары. Она уже почти не могла обходиться без чашки горячего шоколада, который Сара приносила каждое утро.

«Может, богатство не очень-то и меняет человека, — подумала она, надевая шерстяной жакет и высокие резиновые сапоги доктора Белламона, — однако вполне определенно делает жизнь приятней».

Она отправилась на долгую прогулку. Тучи были черными. На мокрый тротуар падал желтый свет горевших, хотя давно уже было утро, витрин деревенских магазинов. Похоже было, что дождь может пойти в любую минуту. Низкие ветки росшего вдоль тротуара боярышника касались головы и создавали впечатление, что идти приходится сквозь паутину. Она прошла мимо нескольких смыкающихся стенами викторианских домов, поглядывая на окна. Что за жизнь идет там? Замеченные образы отпечатались в ее сознании, словно следы, остающиеся на руке от сжимающих ее пальцев. Сидящая на диване и смотрящая телевизор пара. Старик, читающий книгу у газового камина. Какие-то люди, смеющиеся за кухонным столом. Маленькая девочка, с серьезным видом выглядывающая из окна.

Она могла бы быть среди них.

Ларк поднялась по склону, покрытому засыхающим папоротником и кустами утесника. Впереди была зеленая лужайка, за ней Эшдаунский лес.

Начал моросить дождь, но ветви дубов, ясеней и тисов защищали от него. Даже серебристые березы, дрожавшие от мельчайших капель, помогали ей остаться сухой.

Она шла вдоль струящегося среди деревьев ручья.

«Прежде всего мне нужны деньги, — думала она. — Это значит, что необходимо найти работу. Еще мне придется поселиться в собственной квартире, потому что я не могу продолжить жить у доктора Белламона. Он и так уже сделал для меня слишком много. Было бы странным оставаться у него и дальше. Когда я накоплю достаточно денег, я выплачу ему все. После этого буду думать, как вернуться в Соединенные Штаты. В конце концов, может быть, мне удастся доказать свою невинность и разоблачить Грума. Но как? Как?»

Во-первых, серьезную трудность представляла работа, поскольку в Англии высокий уровень безработицы. На днях она видела статистические данные в «Гардиан», и это привело ее в уныние.

Ларк повернула от ручья, вышла из леса и пошла через лужайку для гольфа. Дождь стал сильнее. Вокруг никого не было.

В конце концов все образуется. А в данный момент ей просто хотелось побыть под дождем и ветром в окружении сказочно зеленого Эшдаунского леса, ощутить себя полностью свободной от прошлого. Свободной даже от Дома. Что он сказал ей, когда умер ее отец? Ты никогда не забудешь этого, но ты это переживешь. Что же, она никогда не забудет Дома, но когда-нибудь переживет расставание с ним.

Именно сейчас было особенно приятно сознавать, что ни один человек на свете не знает, где она в данный момент находится. И она почувствовала себя свободной, как никогда.

Только когда дождь пошел еще сильней и жакет начал промокать, она повернула назад, к дому доктора Белламона.