Часть 1. Глава 1
Из миража, из ничего,
Из сумасбродства моего
Вдруг возникает чей-то лик
И обретает цвет и звук,
И плоть и страсть…
(Ю.Ким)
< 01 Зима – I – allegro non morto>*
Закат. Зимний закат. Все наши, верно, уже спят и видят расчудесные сны, да и мне пора, а вот не спится, не засыпается что-то… Сижу на ветке своего дерева, смотрю, не мигая, на плавящийся в вечернем морозном небе шар красного золота, медленно сползающий к горизонту. Мое дерево – на самой окраине Леса, поэтому отсюда хорошо видны пологие белые холмы и заснеженные поля, тянущиеся, кажется, до самого неба…
Сижу, нахохлившись замерзшим воронёнком, хоть мне совершенно не холодно. Занята до крайности. Как старый скряга, склонившийся над потайным своим сундучком, перебираю такие драгоценные и такие запретные для меня воспоминания об ином. Воспоминания? Нет: скорее, жалкие обрывки, призраки, клочки осеннего тумана. Я уже давно не стараюсь изо всех сил вспомнить что-то конкретное (знаю – бесполезно!), просто приятно так вот сидеть и чувствовать, что в памяти есть что-то еще, кроме прожитых здесь лет…Как почти слепая, вижу неясные пятна, игру тени и света… и цвета… радужные переливы нездешних эмоций …
Внезапно позади меня раздается полувыдох-полувскрик: «Эй!!!..». Оборачиваюсь. Смотрю вниз. Прямо за моим деревом, провалившись в снег почти по колено, к замершему клену приник парень, обеими руками вцепившись в припорошенный белой крупой ствол, словно в только что обретенного брата. Вот это да! Откуда он тут взялся? Видимо, я слишком глубоко погрузилась в свои мысли и пропустила его приход. Не слышала скрипа снега, не слышала неизбежного тяжелого дыхания (полагаю, человеку трудновато бродить по Лесу, увязая в снегу по колено, а местами и выше!). У парня побелевшее, несмотря на мороз, лицо, неестественно широко распахнутые глаза и полуоткрытый рот. Еще вскрик-выдох от клена: «Ты кто?!…». Я всерьез растеряна и, еще не вынырнув полностью из своих странных воспоминаний, произношу первое, что приходит в голову: «Я …Это я…!»
***
– Почему, ну почему же он смог меня увидеть?! Это же невозможно! Такого не бы-ва-ет!!!
Я была взбудоражена до последней степени от сего крутого поворота, куда меня внезапно вынесла тихая река моей жизни. Поэтому не только задавала громкие вопросы, но и вышагивала нервно краткое расстояние между двух припорошенных снегом невысоких елочек – туда и обратно. Однако, натоптанной тропинки под моими ногами до сих пор не было видно…
Старец же, как всегда, был терпелив к особенностям моего темперамента, и, к моему большому сожалению, нетороплив – тоже как всегда:
– Всему, так сказать, виной, неудачное стечение сразу нескольких обстоятельств. Каждое из них весьма маловероятно, даже по отдельности, а их сочетание – вообще, практически, невозможно. Тем не менее… Это случилось… Итак….
Старец выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, и продолжал – тем тоном, каким учил когда-то всех нас, бывших маленькими несмышленышами-желторотиками, азам жизни Леса.
– С одной стороны: свойства наших тел таковы, что неподготовленный человеческий глаз может разглядеть их, так сказать, слабые контуры, только если будет смотреть на солнечный свет… То есть я имею в виду – смотреть на солнце, но – сквозь кого-то из нас. Причем, без использования каких-либо приглушающих свет, так сказать, приспособлений. А это ни коим образом не входит в обычные человеческие привычки…
– А подготовленный человеческий глаз, значит, может нас разглядеть и в других случаях?! Как это – «подготовленный»? – не очень-то вежливо перебила я Старца. Он сердито поджал губы и слегка нахмурился, но всё же он ответил:
– Чтобы разглядеть нас в обычных условиях – нужно твердо знать, так сказать, ЧТО именно нужно увидеть. Человеческое сознание часто отказывается, так сказать верить, что видит подобных нам, поскольку мы для него не существуем…нет достаточно сильных проявлений нашего существования в их мировосприятии. Но это нас вполне устраивает. Мы не хотим общаться с ними! (В голосе Старца неожиданно проступили и загромыхали предвестники грозы) Они слишком … безответственны… безжалостны… к окружающему… даже к своим же… Впрочем (Старец взял себя в руки и дальше продолжил своим обычным спокойным тоном)… это отдельная тема для беседы, не сейчас… Итак (еще одна пауза, снова тяжкое испытание для моего терпения!)…
– С другой стороны…Встретиться с нами можно только в Лесу. Но, к счастью, люди – не такие уж частые гости у нас. Да, к счастью!…
Теперь в голосе Старца явно проявились недовольные нотки. Кажется, он, пользуясь случаем, снова решил меня повоспитывать… как всегда! Ладно, примем вид повинный и покорный, перестанем нервно бегать между елками …
– Причем, – продолжал Старец. – Мы обычно не сидим на ветках… так сказать, покачивая ножками (а вот это уже, точно – увесистая шишка точно в мою сторону!)!…А занимаемся делами, важными для Мировой Гармонии… !И находимся примерно на одном уровне, так сказать, на одной высоте с людьми. Солнце же, как правило, расположено на небе, намного выше наших голов, то есть никто из нас не может попасть на линию человеческого взгляда, направленного на солнце… Кроме того, ни один из нас, в здравом уме и твердой памяти не будет, так сказать, замшелым пнём торчать долго рядом с человеком – незачем это делать, это бессмысленно! … В твоем случае еще и зимнее закатное солнце светило не настолько ослепляющее ярко. Поэтому он увидел тебя. И самое главное… (тут воспитательные нотки исчезли из его голоса, и он стал суровее и печальнее одновременно) именно в эти минуты… ты как раз опять думала о, так сказать, запретном! Все запреты – не ради самих запретов, как ты не поймешь! Я уже много раз говорил тебе – нельзя постоянно вспоминать свою прошлую жизнь. От этого меняются свойства твоего тела. Оно становится более… – Старец замялся, а потом решительно закончил:
– Тебе должно быть знакомо это слово – более материальным.
Я действительно поняла смысл этого слова. И сомневаюсь, чтоб его понял еще кто-либо из наших. … А Старец, с напором и, одновременно, будто умоляя меня образумиться, продолжал:
– Ты напрасно пытаешься вспомнить что-то! Ты – как вампир, пришедший в дом, где жил когда-то человеком… И дом для тебя будет уже не тот, и все, кто давно знали и любили тебя (и уже давно оплакали тебя!) – тоже не те, совсем не те!…
И тут все мое с трудом собранное по всем закоулочкам души терпение мгновенно, со звоном лопнуло. Вся напускная покорность и спокойствие слетели осенним листом под порывом ветра:
– А кто любил меня, кто…?!! Где был мой дом, ты знаешь?…
Старец резко замолчал на полуслове. Глянул на меня – со всей своей многовековой усталостью. И – сожалением. Вздохнул тяжело.
Ответа я так и не дождалась…
____
Ко всем главам I части даны названия произведений из цикла А.Вивальди «Времена года», под музыку которых персонажи события «Сказки» являлись к ее автору.
Часть 1. Глава 2
< 02 Осень – I – Allegro >
– Я когда увидел тебя – ну просто рассудок чуть не потерял! – признавался мне Он много позже. – Вот только что я был один. Совсем один! Нарочно уехал ото всех подальше (надоели!), чтоб побыть наедине со своими мыслями, забрел в лес, мне было грустно и тоскливо … А потом думаю – сколько ж я тут хожу, надо бы, верно, уже домой собираться, чтоб до темноты… Где там наше солнышко – скоро ли закатится?… Смотрю на солнце, а сквозь него вижу – силуэт на ветке, полупрозрачный, человеческий. Сидит себе – ножками болтает потихоньку…Сначала глазам не поверил: подумал – это от того, что на солнце смотрю, с глазами что-то… Протер глаза – раз, другой… и… – тут Он еще раз изобразил свое немыслимое удивление, и мы оба громко и радостно расхохотались. Много у нас было тогда радости – общей, на двоих…
***
Второй раз Он пришел в Лес только через неделю, задолго до заката. Подошел к моему дереву, у которого мы встретились, слегка отряхнул снег со ствола, снял перчатку и осторожно погладил кору в этом месте. Я в это время дремала, как и почти все дриады зимой – большую часть суток. Но необычно приятное тепло от Его пальцев почувствовала и пробудилась – потянула руки, только что бывшие единым целым с ветвями …А когда Он тихонько, смущаясь, позвал «Эй…» я рассмеялась от Его смущения и, окончательно отделив свое тело от дерева, легко преодолев тонкую ткань коры, вышла из ствола. Он услышал мой смех, но меня на этот раз не разглядел, и глаза его, как и в прошлую нашу встречу, стали испуганными.
– Ты… здесь?
– Да…. Какой ты смешной!
– А почему я тебя не вижу, как тогда?
– Потому что не смотришь… Вспомни, что ты меня уже видел, а значит – можешь видеть, нужно только внимательно присмотреться … А я постараюсь тебе помочь! Смотри… смотри…
Забыв (а точнее было бы сказать – нарочно отвергнув!) запреты Старца, я стала думать, как и при нашей первой встрече, о тех видениях, что хранились где-то в запертом чулане моей памяти, дверца в котором была достаточно неаккуратно сделана, и сквозь довольно большие зазоры в ней просматривалось…
– ВИЖУ!!!!! – неожиданно заорал Он чуть не на весь Лес. От такого вопля все видения разом вылетели у меня из головы!
– Вот она – ТЫ!!!! – Он чуть не приплясывал на месте от удовольствия, что у него получилось!
– ЭЙ…!!!!!! – попытался взять меня за руку, но, как я и ожидала, Его ладонь прошла сквозь мое запястье …. Восторженность в Его глазах погасла.
– Так… ты что же… действительно … призрак?
– Я не призрак! – немного обиженно ответила я. И ничего общего с ними не имею! Я настоящая дриада! Вы, кажется, зовете нас лесными русалками…И не надо хватать меня за руки! Все равно не получится – у нас слишком разные тела. «Разные» – не просто у тебя и у меня, а вообще – у дриад и у людей…
– А… – в его голосе кислым молоком плеснуло разочарование.
– Ладно, а какой ты меня видишь, расскажи?
– Ну ты такая… Правда, очень неясно я тебя вижу … но лучше, чем в первый раз!… будто смотрю прямо, а ты стоишь где-то сбоку от меня …вроде бы и есть – и вроде бы и нет… силуэт такой… (Он хмыкнул и принялся довольно бесцеремонно меня оглядывать)…в зелено-белых ленточках, что ли, с косичками…А чего косичек столько много? – Он опять улыбнулся.
– Не люблю ходить растрепанной! – ответно улыбнулась я.
На самом деле, сколько я себя помнила, я всегда и везде выглядела одинаково…Да и мои соплеменники тоже…И Старец…Ветки не царапали нашу кожу, ветер не трепал волосы, ткань на одеждах не мялась и не изнашивалась.. Мы были свободны от физического воздействия этого мира … почти…
***
Мы с Ним гонялись друг за другом на небольшой опушке застывшего в зимнем сне Леса… Он безнадежно увязал в снегу, и я немножко Ему подыгрывала! Он лепил снежки и, хохоча, кидался в меня. Неизбежно промахивался и попадал в окружающие нас деревья. Я, тоже смеясь, уворачивалась, хотя мне не было в этом надобности: все снежки, слепленные Его руками, и вроде бы попадающие в цель, пролетали сквозь меня, оставляя лишь мимолетное ощущение дуновения морозного ветерка…
***
Все наши были погружены в неглубокую зимнюю спячку, просыпаясь только изредка, если у Леса возникала в них надобность. Они копили силы и энергию для той поры, когда работы для них будет очень и очень много. А мне было не до сна. Мы беседовали с моим новым знакомым.
Нет, Он являлся не каждый день – у него были свои дела, своя, отдельная от меня, довольно насыщенная жизнь. Когда же Он пытался мне рассказать о ней – странно! – я почти все понимала, но оставалось ощущение, что многие из Его дел бессмысленны и служат каким-то пустым целям. И если я Ему говорила о своих сомнениях – Он в большинстве случаев соглашался со мной, но и не собирался прекращать своих занятий, поскольку «так все делают! это просто нужно, чтобы нормально жить, как все, не хуже, и даже лучше многих!» и предлагал мне не морочить голову такой ерундой…
Я же часто и подолгу рассказывала Ему о своей лесной жизни – когда по Его расспросам, когда только потому, что хотела с ним поделиться своими знаниями, впечатлениями, мыслями… Даже как-то поведала о своих смутных видениях из жизни прошлой, с тайной надеждой, что Он что-то из моих расплывчатых образов опознает, и видение примет более конкретные черты, но… И Он, вроде бы, меня понял, но только восхищенно протянул «ох!…вот это дааа!… красиво!!! Интересно!!! Жаль, Русалочка, что я никогда ничего подобного не встречал у нас!»…
Он почти сразу стал называть меня так: Русалочка, хотя я была одна из многих дриад-русалок, живущих в Лесу.
Часть 1. Глава 3
< 03 Весна – I – Allegro>
Наступила весна, и накопленная всеми лесными дриадами за время зимней полуспячки энергия была востребована сполна!
Хотя у меня не было постоянных подопечных, работы все равно было много, потому что интенсивный рост и резкое пополнение численности Живых в окружающем мире требовало нашей соответствующей заботы. Поэтому даже моя работа, «на подхвате», была очень кстати. Впрочем, иногда я подозревала, что меня просят что-либо сделать исключительно для того, чтобы я не чувствовала себя здесь лишней…
А потом приходил Он, ждал, пока я закончу работу, или же, наблюдая мою всепоглощающую занятость, грустнел и прощался, с тем чтобы прийти на следующий день. Даже пытался мне помогать; конечно, в силу того, что он был человеком – не очень-то успешно. А когда очередное Дело было сделано, и выдавалась свободные минутки – мы снова вместе гуляли по лесу, я рассказывала ему про все, что встречалось нам, и отвечала на его расспросы про нашу лесную жизнь…
***
– Видишь? – я указала Ему на дерево, приметное среди других.
Его соседи, благословением Весны окропленные брызгами нежной зелени листьев, легко перебирали ветвями от едва заметного ветерка, радостно встречая солнечный свет, наслаждаясь соками мягкой, оттаявшей от тяжелого зимнего сна земли.
А это застыло, горестно скрючившись, будто отмеченное знаком беды, и даже самого малого зелёного пятнышка не было на нём, и птицы, кажется, навсегда покинули его сухие, корявые ветви, хотя от соседних деревьев то и дело раздавались звенящие, наполняющие собой весенний прозрачный воздух, трели.
– Но ты же ему поможешь, да? – вопрос был насквозь пропитан полной уверенностью в моей абсолютной победе над этим несчастьем. О! Если бы всё было так…
Промолчала я, не стала вслух отвечать. Подошла и приложила обе ладони к стволу, проникая чуть глубже сухой, горькой даже на ощупь коры. Жизнь едва теплилась в несчастном. И только в самой сердцевине, еле тлел и никак не мог погаснуть крохотный огонек последней надежды, но считанные дни оставались до того, как он исчезнет навсегда – а, возможно, это бы случилось уже сегодняшней ночью.
И я обратилась к нему – сирому и убогому Живому, покинутому всеми, обратилась на нашем языке. Я выплетала всеми силами своей души полифонический узор песни, в которой было напоминание о небесном свете и радости земной, о солнечных теплых днях и о спокойных ночах, несущих освежающую прохладу. О птицах, чье пение наполняет сердце человека тихим светом, а дереву приносит чувство счастья, особенно когда в сплетении ветвей проклевывается своими нежными клювиками новая птичья жизнь. О ласковом теплом дожде, что смывает любую грязь со ствола, ветвей и дает подземным корням живую влагу. О строгих муравьишках, снующих без устали по стволу с важными делами, чей целеустремленный топоток напоминает о том, что и сиюминутное – важно. И о влюбленных парочках, томными летними вечерами выбирающими ствол с низкими ветвями как легкое укрытие от нескромных взглядов, и распространяющих на деревья, сами того не зная, как высшую благодать – ту часть своих чувств, что настолько глубока, что сказать словами о ней невозможно …
Я плела-пела эту песню, от легкого, нежного пиано – через поднимающуюся волну крещендо – к радостно бушующему форте – и была она без единого слова, но полна любви – и к жизни, ко всем ее проявлениям – и ко всему этому миру, такому сложному, такому разному, но такому близкому для любого из Живых.
И вскоре я ощутила: тихий огонек сущности дерева подхватил, вплел свой голосок в разноцветные нити моей песни, цепляясь за них как за спасательные канаты, и сам внезапно поменял тональность, стал более уверенным, начал медленно укрепляться, расти… и сухая, почти безжизненная ткань под моими руками начала просыпаться, оттаивать, медленно наполняться желанием жить дальше…
Я тихонько отошла от ствола, чувствуя легкое головокружение – сил на такое требовалось немало, а я так и не отдохнула за прошедшую зиму…
И даже Ему стало заметно – дерево неуловимо изменилось и внешне перестало напоминать стоячую корягу. Хотя, разумеется, почки на нем набухнут и выпустт на волю первые листочки еще не скоро – должно пройти по крайней мере несколько дней, чтобы огонь жизни разгорелся на свою полную мощь. Но вот уже первая птица села на ветку, и раскачала звенящий колокольчик своей песни, и её сила полилась на дерево легким благодатным дождем, дополняя и укрепляя выполненное мной… «У каждого дерева – своя птица» – серебристой рыбкой всплыла из глубин памяти произнесенная кем-то другим фраза…
– И что ты сделала? И что было с этим деревом?… Только не вздыхай опять, ладно?
Я улыбнулась, но легкий вздох сдержать все равно не смогла . Как, какими словами объяснить человеку всю жизнь деревьев – в нескольких фразах?
И сказала так:
– Это дерево очень обидели. И оно утратило желание жить. Но иногда, чтобы вернуть его, надо всего лишь дать понять, что тебя любят и ждут, что ты нужен, очень нужен в этом мире…
***
– Почему же у вашего народа нет семей? – выяснив очередную прописную (для меня) истину удивлялся Он. – Вы же такие добрые, заботливые…
Мне было тяжело подбирать слова, когда я говорила о том, что было сущностью моего народа, и несколько чуждо – для людей. А пускаться в длинные объяснения с «переводом» на Его язык не хотелось – терялась суть, основа того, что я чувствовала в себе. Но, мне казалось, Он понимал меня…
– Мы через свои струны…эээ…ну, то есть через особенности своего восприятия окружающего очень связаны с … Лесом и… миром. Мы чувствуем его – весь целиком, одновременно… живем его заботами и радостями. На подобных себе просто не остается ни времени, ни… внимания…Нельзя сказать, что мы друг к другу совсем безразличны – нет. Друг друга мы тоже чувствуем – так же, как и все остальное…Если у кого-то случается неприятность – обязательно приходим на помощь… Но когда твоим подопечным является целый маленький мир: от былинки-травинки до медведя, пусть даже этот мир – от опушки и вон до того столетнего дуба … Это слишком большая ответственность, и (я снова улыбнулась) совсем не остается времени на то, чтоб даже поболтать с подружкой, как это делают ваши девушки.
Он не отвечал на мои улыбки, и был очень серьезен, будто решал сложную задачу.
– А ты? – произнес после задумчивой паузы.
– А я… – тут мне тоже стало не до улыбок, – Со мной немного по-другому… Старец не передает мне Живых под постоянную опеку. Я столько раз пыталась убедить его доверить мне кусочек Леса… Но он говорит, что нельзя, потому как… нельзя! (я попыталась сглотнуть подступивший к горлу комок обиды). Конечно, никто не гонит меня, при встрече все по-доброму приветствуют, и доброта эта – искренняя … И … им вечно некогда, поэтому обычно разговариваю я только со Старцем. Я – как и они – часть дерева, дриада. Я помогаю им, я помогаю всем Живым, которых встречаю на пути, но…(я невесело усмехнулась) Вряд ли ты увидишь другую дриаду, болтающую ножками на ветке дерева более пяти-десяти секунд… И вряд ли ты увидишь дриаду, которая задумывается о таких странных вопросах. У них просто нет на это времени…Ни у наших девочек, ни у наших мальчиков… (я мягко улыбнулась).
Наши дома – деревья… нет! Не так! Мы – это часть деревьев, время от времени мы полностью сливаемся с ними. Но дерево не только делит с нами свою жизненную силу. Наше тело – как сетка из чувствительных струн, которые ощущают все, что происходит в нашем Лесу, и даже дальше… Когда мы отдыхаем в деревьях – то не только восстанавливаем силы (как вы – сном, едой и питьем), но и «подстраиваем» эти струны, чтобы они сохраняли чувствительность… Знаешь, у меня в голове слово всплывает, не знаю откуда взялось – «медитация», вот на что похоже наше состояние объединения с живым деревом. Через свое дерево мы становимся едины со всем миром…
– Я не знаю, что это означает – признался Он. – Но мне понятно, что ты имеешь в виду…
***
– А почему же вы не общаетесь с людьми? Разве другие русалки не умеют разговаривать?
– Когда мы общаемся с Живыми, то слова не нужны. С ними мы общаемся Пением (чуть попозже объясню тебе – что это). А между собой мы можем поговорить – словами и Пением – тоже. И, конечно, словами разговариваем со Старцем. Просто разговоры наши – достаточно редкое явление, я тебе уже говорила – почему. Внимательный и …чувствительный человек, если он будет находиться рядом, различит только неясный тихий шёпот…
– А я – чувствительный? – Он вопрошающе-ласково смотрел прямо мне в глаза.
– Русалочка моя, а вот скажи – каким ты меня видишь?… каким я тебе кажусь?
Я неожиданно для самой себя смутилась, опустила взгляд, пробормотала «ну, я вижу, что ты – добрый…» и быстренько перевела разговор на другую тему…
***
Я все больше и больше привязывалась к нему. И боялась, что ему будет неинтересно со мной… после того, как я расскажу ему все, что знаю сама. Хотела больше быть похожей на девушек его народа. И в этом своем желании решилась на довольно отчаянный, с точки зрения нормальных дриад, поступок.
Я… отправилась в близлежащее людское поселение. Ой-ёй, знал бы это Старец – вот бы мне нагорело угольков!!!… Конечно, меня никто не мог видеть (только Он был «подстроен» на восприятие меня через зрение), но все равно было страшновато отходить от Леса… Я хотела посмотреть – как они живут, чтобы и самой стать для него… более привычной. И не хотела думать, что именно моя необычность и исключительность привязала его ко мне.
Часть 1. Глава 4
< 04 Осень III – Allegro >
Мне повезло. Я увидела, как шла репетиция праздника. Мужчина играл на скрипке (откуда-то я знала, как называется этот инструмент), а несколько девушек танцевали. Только они все время сбивались, поэтому все повторяли и повторяли танец. Мужчина поднимал смычок, извлекая из скрипки нежные, но сильные звуки, девушки начинали движение, но мужчина прерывал их, сердился, топал ногой и кричал «Не так! Ты должна в этом месте подвинуться правее, а ты – поворачиваться чуть медленнее! Всё заново! И – …ла-ла-ла…».
Я чувствовала (точнее, видела: это было наше, дриадское восприятие), что мужчина – из тех, чьей души касается Мировая Гармония, а вот из девушек Ей были отмечены души только двух-трёх, но они ничего не могли поделать против остальных, которые все время нарушали ритм и пластику танца. Зато все девушки, как на подбор, были очень и очень красивы! И поэтому особого урона, по моему скромному мнению, Мировой Гармонии не наносили… :)
Я встала близко от танцующих красавиц и принялась повторять движения… Наконец, я запомнила, вплела движения в структуру музыки, и испытала настоящую радость: какая красивая, гармоничная вещица получилась из такого сочетания! Как она, верно, Ему понравится! :)
***
В тот раз его не было больше двух недель, я уже начала волноваться, что с ним случилось что-то плохое. Но потом все-таки пришел и, улыбаясь теплым солнышком, сказал: «Как я давно тебя не видел! Я соскучился, Русалочка моя…». И для меня будто весна пришла в лес второй раз после долгой мрачной зимы…
Он рассказал мне, как уезжал в другие края, что там поначалу интересно, но все чужое. А к тому, что интересно – потом привыкаешь, а оно своим не становится, да и интерес пропадает. Тогда совсем грустно. Но такие путешествия Ему необходимы – так надо, чтоб жить как все, не хуже многих…
Я показала ему танец, который выучила, глядя на девушек, негромко подпевая самой себе (изо всех сил стараясь не попасть в тональность, которая перевела бы мое «мурлыканье» в Пение, потому что совершенно непредсказуемо, как бы оно повлияло на Него в таких обстоятельствах). А он посмеялся ласково «Знаешь, русалочка, у тебя здорово получается, но лучше не делай так! А то я подумаю, что ты обычная наша девчонка и, знаешь ли…». Потом, словно от внезапно пришедшей в голову мысли, вдруг резко помрачнел, оборвал смех, наскоро попрощался и ушел, и несколько дней не появлялся…
Часть 1. Глава 5
< 05 Весна II – allegro >
Лето почти кончилось, приближалась осень. Чем дальше – тем чаще и сильнее я слышала в нем скрытую печаль, но он не хотел о ней говорить, а я пока не настолько хорошо ощущала его сущность, чтобы различать подробности. Казалось только, что печаль как-то связана со мной. Когда же я начинала расспрашивать его об этом, Он сразу начинал улыбаться (и мне было ясно видно: только затем, чтобы я не вела своих расспросов). Улыбка солнечным лучом приходила только на Его губы, а в глазах темнели все те же осенние тоскливые сумерки. Я отчетливо чувствовала, что улыбаться ему совсем не хочется, но настойчиво допытываться о причинах не смела. И просто продолжала свои рассказы, как Он и просил…
– Новые дриады появляются из молодых деревьев. Не из всех. Я до сих пор не поняла – как заранее определить дерево, из которого потом выйдет дриада. Мы же не во всех деревьях живем…Но в один прекрасный момент, проходя мимо него, начинаешь чувствовать не только жизненную силу дерева, но и силу будущей дриады – как пение, звучащее сначала еле слышно, а потом все громче и громче… Наконец, в одну из светлых, лунных ночей Старец ведет нас всех к этому дереву, останавливается рядом с ним и Зовёт…Кстати, словами, а не Пением! Только слова – особые…через небольшое время из ствола дуба, березы или сосны выходит наша новая девочка… ну, или мальчик! (я улыбнулась). Это, пожалуй, единственный повод нам собраться вместе… Но и там волнение ожидания настолько велико, что говорить о чем-то другом, кроме «родящего» дриаду дерева просто невозможно! Старец после «рождения» некоторое время наставляет новенького (или новенькую), а потом дает ей(ему) часть леса под Опеку…Так что у нас нет маленьких детей, нет стариков, нет семей…
Мы все – часть леса, которая помогает Живым…Нет, мы не защищаем добрых зайчиков от злых лисичек, а красивых бабочек – от мерзких пауков (вот тут я немного покривила душой, так как у меня на совести было несколько спасенных бабочек, которым мое Пение придало дополнительных сил, и временно голодных пауков, которые лишились сил так же по милости моего Пения!)! Живые убивают только по очень веской причине. Мы помогаем выздороветь раненым (или прекращаем их мучения). Мы помогаем росту и цвету растений. Но тоже – в пределах, которые определяет Старец: чтобы одни растения не заглушали полностью другие, чтоб лес не вел стремительное наступление на всю округу, а рос потихоньку и благоденствовал. И потом – вспомни, к нам приходят ваши лесорубы и охотники… Мы изо всех сил пытаемся восполнить потери леса после их визитов… Как ты уже понял, у нас нет возможности действовать на окружающее так, как это делаете вы в своих садах и полях. Но зато мы можем воздействовать на самую суть Живых! Я слышала, как играют ваши скрипки… Мы можем приблизительно так же Петь. Только не голосом, а… душой! Если спеть в одном тоне – рана у Живого затянется очень быстро. (помнишь, ты пришел в Лес с больным горлом, а потом удивлялся – как быстро все прошло?). Если в другом – дерево не зачахнет, даже если долго не было дождя. ..! Но, конечно, на одном пении в пустыне сад не вырастишь – вода все равно нужна…Старец говорит, что наше пение – часть силы, поддерживающей Мировую Гармонию. Поэтому запрещает нам петь Песни Завершения Жизни иначе, как для прекращения мучений Живых, когда помочь вылечиться им уже нельзя. И потому ваши люди никогда не пострадают от нас….
И имена наши – не имена, как у вас, а маленькие кусочки Пения, с помощью которых мы и призываем друг друга. Меня свои зовут вот так… – я коротко Пропела свое имя.
– Да, я слышу тебя, правда, еле-еле, на самой грани – как и твоих соплеменников… А уж воспроизвести никак не смогу! – опечалился он. – И, к сожалению, не все понимаю, о чем ты говоришь… но догадываюсь – и, полагаю, догадываюсь верно… А кто такой Старец? Он у вас главный? Кто его назначил?
Я не стала хохотать над ним и ответно вопрошать – а кто назначил речку течь здесь или солнце заходить вон там…И имеет ли дуб главенство над грибами? Он все-таки человек, и далеко не все азы нашей жизни знает и чувствует. Объяснила просто и коротко:
– Старец – это тот, кто дает нам советы и наставления. Мы слушаемся его, хоть он никогда не приказывает нам. Он был всегда и пребудет вовеки с нами.
– А если вы исчезнете?
– Нет в мире такого, что могло бы исчезнуть. Измениться – может. Иногда – до неузнаваемости. Но никогда не исчезает!
– Хорошо, с рождением разобрались…А гибнут, умирают ли ваши?
– Смерть дриады? Да, это бывает…
На немой вопрос в его глазах я с тихой печалью ответила:
– А ты думаешь – как жить дриаде, которая внезапно лишилась своего дерева?
Часть 1. Глава 6
< 06 Осень II – Adagio Molto >
– Я не могу запретить тебе!… Хотел бы, но у меня нет такого права…Поэтому ты должна знать… – слова Старца звучали тяжело, будто были замшелыми каменными глыбами в овраге, перегораживающими путь весеннему потоку… Но, помнится, поток всегда огибал их и несся себе дальше… Однако сильная тревога Старца – ведь даже свое обычное «так сказать» он почти не произносил! – передалась и мне.
– Я уже говорил тебе – общаясь с ним, ты делаешь свое тело… материальнее. Как ты полагаешь, почему вы сейчас понимаете друг друга с полуслова, будто каждый слышит мысли другого?…Он впитывает в себя часть твоей сущности, и становится чуть ближе к нам… к тебе! и это хорошо для этого человека, и для всей Мировой Гармонии, но ты при этом тоже берешь себе часть его сущности, и меняешься…
…Однажды ты просто не сможешь войти в свое дерево. Ты потеряешь часть, дающую тебе жизненные силы, дающую тебе возможность чувствовать мир. И вот тогда – и навсегда! – станешь призраком. Будешь постепенно терять способность говорить… петь.. будешь терять память, рассудок… Тело твое не останется настолько легким, как у дриады, но и не станет таким, как у человека. Ты сможешь совершать какие-то действия в материальном мире, и это станет заметно людям, но сама будешь видима только в местах, где действуют особые силы. Такие есть в старых замках и развалинах – я вам про это рассказывал…Мы не будем тебя изгонять, но ты сама уйдешь отсюда и будешь продолжать жить – сумасшедшим пугалом! – сама того не понимая, до скончания веков, или пока какой-нибудь охотник на приведения не положит конец твоему жалкому существованию.
Но это только один вариант развития событий!
Второй – и он легче для тебя –ты не сможешь выйти из дерева и начнешь врастать в него. Ты будешь заключена в нем, тело твое станет навечно с ним единым целом и пока дерево не погибнет, ты будешь жить – и одновременно – не жить – вместе с ним. Твои способности так же будут постепенно – достаточно долго, чтобы это было мучительно! – покидать тебя, и в конечном итоге ты полностью сольешься с деревом навсегда, станешь только деревом, обычным деревом…
Тоже незавидная судьба: доживать век свой, стоя на одном месте, следя лишь за сменой времен года … Однако, как правило, век деревьев короче, чем призраков, и твое бездумное существование не будет долгим и мучительным…
Но в том, и в другом случае, как ты понимаешь, ты теряешь себя…
Он замолчал, и было видно, как нелегко ему далась эта речь, как тяжело у него на сердце – все было видно по его изборожденному морщинами лицу, будто утесу, покрытому сумрачными тенями от тяжелых туч. А мне, наоборот, сразу стало легче. Стало понятно, и ясно на душе. Потому что я теперь видела все свои дороги, и видела – куда они меня ведут. Но мне не было страшно, потому что сердце мое полыхало неугасимым, огромным костром, чье пламя освещало любую из них, не оставляя места теням и сомнениям.
– Спасибо, Старец!…Ты хочешь защитить мою жизнь, мою сущность, ради Мировой Гармонии и ради меня самой! я это понимаю!… Но не могу расстаться с Ним! Если я это сделаю – результат будет таким же: я потеряю себя…
***
Он привык Смотреть, и уже видел меня почти так же, как и своих… Ну, может, чуть более прозрачной. Даже иногда чувствовал, если я молча (специально!) подходила к нему со спины и прикасалась – он ощущал мои прикосновения как легкое дуновение ветра, хотя мне приходилось прилагать немалые усилия для воздействия.
Я знакомила его с другими дриадами, если они попадались нам навстречу, и он научился видеть и их – правда, только в виде почти прозрачных силуэтов, как и меня в первую нашу встречу. Он не слышал, что они говорили, только воспринимал их эмоции – как тихое пение на грани сознания. Оно неизменно было удивленно-доброжелательным. Удивление было вполне понятным. Старцу, думаю, пришлось ответить на многие вопросы по этому поводу, заданные моими братьями и сестрами…А доброжелательным – потому что мой друг никогда не приходил в этот лес с топором или с охотничьими снастями. Я учила Его чувствовать и любить Живых, и Он был замечательным учеником в этом…
А я… я чувствовала Его нежную привязанность ко мне, чувствовала себя – маленьким зверёнышем, греющимся на ярком солнышке после череды холодных дней – так же тепло и ослепляющее светло мне было … И у меня не было мыслей, которые бы связали нашу дружбу с пугающим словом «потом»…
Часть 1. Глава 7
< 07 Зима I – allegro non molto >
А потом, в конце одного прекрасного зимнего дня (прошел почти год, как мы стали общаться), когда солнце уже приготовилось соскользнуть на ночной покой, Он пришел какой-то странной, тяжелой походкой, с опущенной головой, и, путаясь в словах и не глядя мне в глаза, объяснил, что, видимо, в ближайшем будущем перестанет сюда являться, потому что скоро женится, невеста вот в его дом приехала – пока погостить, сейчас знакомится с родителями, которые так счастливы, ведь уже давно пеняли ему, что он никак не обзаведётся семьёй, а все бегает в лес непонятно зачем, какие такие могут быть дела в лесу круглый год…Его голос звучал все громче – словно в громкости он пытался найти опору для собственных слов, и, наконец, достиг апогея в почти обвиняющем крике: «Ты и сама понимаешь – у нас с тобой ничего не может быть! ты же дух, призрак, ты – ничто! Да ты меня даже обнять не можешь!… Фактически – тебя нет, тебя вообще нет!».
Он кричал на меня, а глаза его до краев были наполнены черной тоской… Выкрикнул последнюю фразу, резко развернулся и ушел, не оборачиваясь, не прощаясь, быстрыми шагами, с опущенной головой… Из моего Леса и из моей жизни…
***
Я стояла, машинально положив руку на ветку, чуть припорошенную снежком, и смотрела вслед быстро уменьшающемуся силуэту на фоне закатного солнца. Рядом со мной появился Старец, и раздалось, громовое: «Смотри, несчастная, что же ты наделала!!!». Я проследила за его взглядом… Из-под моей полупрозрачной руки тихонько катилась вниз маленькая капелька растаявшего снега…
***
– Знаешь, какое дитя в человеческой семье бывает самым любимым? Самое болезненное, с которым больше всего хлопот и забот… Я сразу понял, когда ты появилась – ты не такая, как все дриады, по сути своей ты ближе к людям, чем любой из нашего народа… И все-таки что-то тебя позвало именно в эту жизнь…Ты принесла мне столько всего … – Старец вздохнул, и этом вздохе снова была многовековая усталость.
Я молчала. Меня заполняла черная глухая пустота, как будто в мое дерево ударила молния, выжгла мое сердце, мою сущность, остались только угли…
– Послушай же меня, бедное мое дитя!…У тебя есть надежда… Дриада может стать обычным человеком… После того, как умрёт…– Старец замолчал, будто ему было невыносимо трудно продолжать.
На меня будто пролился ледяной дождь! Я подняла глаза на Старца, а он горестно покачал головой, снова тяжело вздохнул и исчез.
Все с той же черной пустотой внутри, я приблизилась к своему дереву и вошла в него… нет, не вошла – втиснулась. И только тут поняла, что выбрала дорогу, по которой уже нельзя вернуться …Я начала «врастать»…
Часть 1. Глава 8
< 08 Лето I – allegro non molto >
Он вернулся домой, рассказал счастливой этими его словами невесте, что больше никогда не пойдет в «ТОТ лес», и … заболел. Болезнь была странная – озноб, температура, и больше ничего… И еще – бредовые видения. То чудилось, что он снова беспечно болтает со своей лесной русалкой, и наблюдает за нехитрыми, светлыми радостями труда и забот ее народа… То русалка являлась ему внутри ее дерева – как за узница за прозрачной дверью, молчаливая, с глазами, полными слез. Сердце его разрывалось от жалости в такие минуты. Невеста почти неотлучно сидела рядом с ним, слушала его странные бредовые речи, промокала холодным полотенцем горячечный лоб, а он, однажды очнувшись, схватил ее за руку и счастливо прошептал «Так ты все-таки настоящая? Не призрак?». Потом на лице его отразилось короткое горькое понимание правды: «А, это ты…» – и он снова впал в забытье.
Так прошло несколько дней. И, когда уже и невеста, и его родные, полностью отчаялись вернуть его – неожиданно для всех Он снова обрел ясность ума, перестал бредить… Только вот по ночам стал сниться ему один и тот же сон: молча стоит перед ним его русалка лесная, смотрит прямо ему в глаза. А потом говорит с такой мольбой, что сердце заходится: «Сруби меня!… Пожалуйста!!! Сруби!!!....»
***
Он держался еще несколько суток, пытаясь уверить сам себя, что это просто галлюцинации, остаточные явления бреда… Потом, прямо среди ночи, взял топор покрепче, с которым раньше (до встречи с русалкой) лучше всего управлялся с деревьями, хорошенько наточил его – и двинулся к знакомому месту.
***
С первым ударом, как показалось, от дерева пошел страшный, мучительный стон, расходясь по всему лесу как звон огромного колокола. Чудилось – народ его русалки покидает свои спящие деревья и собирается вокруг него. Но вместо слышимой раньше приветливости – укор и гнев исходят от них опаляющим жаром …Он в ужасе бросил топор на землю, закричал отчаянно: «Она сама меня просила!!!!».
И точно слабая и печальная музыка послышалась от того ствола, на котором белел первый след от топора. В ней была и сдерживаемая боль, и защита и успокаивающее что-то для него, и какие-то объяснения без слов для всех остальных, и отчаянная мольба о продолжении этого страшного дела…
Одновременно между Ним и разгневанными дриадами появилась полупрозрачная фигура старика в длинном одеянии. Старик развел руки, как бы защищая Его, и послышалось жесткое, четко произнесённое низким голосом «НЕТ!». Так говорил бы огромный трехсотлетний дуб, если бы можно было его слышать.
Отступил призрачный народ, растаяли и без того неясные, расплывчатые силуэты в свете луны… Исчез старик. Снова взял Он в руки топор, глубоко вздохнул и замахнулся…
***
Последний удар, последний всплеск острой боли, последняя пытка-попытка задушить в себе «Я больше не могу!!!!!» – и дерево, приютившее меня, столь много времени бывшее частью меня, ближе которого в этой жизни ничего не было, падает. Боль исчезла, теперь я чувствую только паническую потерянность и одиночество.
Одновременно мое тело, ставшее заметно легче и прозрачнее, чем раньше, с немыслимой, и все возрастающей скоростью уносится прочь какой-то незримой силой: вверх или горизонтально – я не различаю, поскольку все вокруг меня видится размытыми световыми пятнами… И до самых краев заполняет меня страшная, невозможная – в жизни – тоска потери. Но это длится всего несколько мучительных секунд…
И милосердное НИЧТО укрывает меня своим пуховым одеялом, погружая в НЕБЫТИЕ.
***
…дерево, наконец, рухнуло, и Он перестал слышать безуспешно сдерживаемую боль, терзающую его русалочку. Выпустил из рук проклятый топор, без сил упал в снег, на колени. Закричал – громко, протяжно, без слов, выпуская в этом крике того безумного зверя, что в кровавые клочья рвал когтями Его душу … Никто не отозвался, даже вездесущее эхо: мертвая тишина опустилась на лес…
***
Он не помнил, как выбрался из леса, не помнил обратной дороги. Пришел в себя только уже перед самым домом, освещаемый первыми лучами восходящего солнца.
Надо жить дальше, надо жить обычной жизнью, «как все». Мысль эта была сейчас невыносимо тяжела … Но Он знал, что от любых ран и болезней либо умирают, либо выздоравливают.
И нет такой боли, которая длилась бы вечность.
Часть 1. Глава 9
< 09 Лето – II – adagio >
Он женился на своей невесте и жили они не хуже, чем многие. У них были хорошие дети и много замечательных внуков. Как и большинство дедушек, он рассказывал внукам сказки.
Не совсем понятно, почему именно – но самой любимой для ребятишек была обычная, незамысловатая сказка про лесную русалку, которую случайно увидел седьмой сын местного короля, полюбил всем сердцем, и, после некоторых Приключений и сражений с Очень Злыми Силами, остался жить с ней в лесу – навсегда… Все в ней было как во всех сказках: добро побеждает зло (в сражении!), любовь (в сочетании с приключениями) сильнее всего на свете… Но не только приключения и сражения нравились внучатам. Дед так подробно рассказывал про лесных русалок, про жизнь их, дела и обычаи, что ребятишкам казалось, будто они сами побывали среди них, и это было восхитительно и волнительно. Как будто среди обычной жизни произошло настоящее, сказочное Чудо, и они были тому свидетелями, касались его волшебства.
Одно только смущало внучат: бабушка почему-то всегда очень сердилась, если слышала, как дедушка рассказывает эту историю.
Часть 2. Глава 1
Нелепо,
Смешно, безрассудно,
Безумно, волшебно…
Ни толку, ни проку,
Не в лад, невпопад –
Совершенно…
(Ю.Ким)
Нет, мы не родились в одном роддоме.
Мы не жили в одном дворе и не ходили в один детский садик.
Просто в первом классе учительница посадила меня за парту с молчаливым, коротко остриженным мальчиком со смешно торчащими ушами и суровым взглядом.
А когда на календаре засияла дата «23-е февраля», бабушка, собирая меня в школу, вручила маленькую ярко-красную гоночную машинку, со словами «отдашь мальчику, с которым сидишь! Поздравишь его с мужским праздником!».
После того, как я, отчаянно смущаясь, пихнула эту машинку на Его половину парты (промямлив «На, это тебе! Поздравляю…»), суровость в его глазах сменилась удивлением. В этот день он впервые спросил у меня что-то – кажется, про домашнее задание. Потом выяснилось, что, как и я, он давно (уже целый год, даже больше!) умеет и любит читать. И на 8-е марта он подарил мне (как я потом узнала – с подсказки Его бабушки) маленькую книгу в синей обложке: А.Толстой, «Аэлита».
А потом… потом мы стали дружить – так, как дружат только первоклашки… И вот эта безмятежная детская дружба связывала меж собой наши души: крепко, прочно – до самого взрослого восьмого класса.
***
Собравшись на традиционную встречу перед первым сентября, неожиданно все мы обнаружили, что многие наши одноклассницы-восьмиклассницы сильно изменились. Больше всех изменилась Викуся – она из щупленького, большеротого «гадкого утенка» с гигантскими бантиками превратилась в стройную начинающую красавицу со стильной стрижкой. К тому же, кажется, кому-то из ее родителей повезло со сменой работы: Викуся стала очень изящно и, одновременно, броско одеваться.
Он, как и другие мальчишки нашего (и не только!) класса, моментально влюбился в Викусю по уши. Сначала я, наивная, ничего не замечала. Мы по-прежнему ходили с Ним домой по одной улице, дожидаясь друг друга после занятий, и всю дорогу строили версии относительно устройства окружающего нас мира, обменивались впечатлениями о новой книге, новом фильме или же просто болтали о пустяках. Наши одноклассники уже настолько к этому привыкли, что даже «женихом и невестой» не дразнились, а желающим подразниться из параллельных классов было дано короткое, но весьма материальное объяснение: синяки «под глазом», шишки и даже, к ужасу Его родителей, один сколотый передний зуб.
Вскоре после начала того, переломного, учебного года, мучительно подбирая слова и смотря куда-то в сторону, Он попросил меня передать Викусе записку. Я легкомысленно хихикнула (Он покраснел!), но выполнила просьбу. Викуся приняла записку с чисто королевским высокомерием, прочитала, затем на моих глазах демонстративно смяла и выкинула в мусорку, пренебрежительно фыркнув.
Была ли она умной? Оригинальной? Вообще – отличалась ли чем-нибудь кроме непроходимого снобизма, симпатичного личика и ярких шмоток от окружающих ее девчонок? Скорее нет, чем да. Но короля играет свита, а свиты у Викуси было предостаточно.
Через день просьба повторилась, и я передала еще записку… потом небольшой пакетик с изящным упаковочным бантиком.
Прошло еще несколько дней, и Он признался мне в своих чувствах к Викусе – прямо по дороге из школы, на нашей дороге… Я почувствовала, будто передо мной разверзлась пропасть! Не сказать, чтоб очень широкая – пожалуй, не шире вытянутой руки… Но Он, столько лет бывший рядом – всегда рядом! – внезапно оказался на другой ее стороне! Я была совершенно растеряна, поэтому в ответ промямлила что-то утешительно-одобрительное. Вероятно, это была моя самая большая ошибка: возможно, гораздо лучше было тогда наорать на Него, высмеять, раскрыть глаза на реальность, «прижечь» маленькую ранку, чтобы не допустить дальнейшего распространения…дальнейшего увеличения разрыва.
Или нет?…
«Болезнь» Его явно прогрессировала. Сразу после первого признания Он рассказывал мне об этом очень мало – больше выспрашивал: «А вот что бы ты сделала, если бы была Викой, и если бы я тебе сказал…». Или «А как ты думаешь – Вике бы понравилось, если бы я…» … Потом начал в открытую говорить о своих переживаниях, пересказывать все свои мимолетные встречи с Викусей «… и она на меня вдруг посмотрела! А я такой стою у самой доски…»
Я безуспешно пыталась сменить изрядно надоевшую мне тему разговора, но Он был словно одержим нашей школьной «красавицей»… Меня это стало не просто раздражать. Внутри поселилась постыдная и жгущая меня ненависть к красавице-Викусе, которая благосклонно принимала все записки, подношения и совершаемые во имя ее «подвиги» моего приятеля, тем не менее ни в грош его не ставя (как и остальных горе-воздыхателей).
Однако сидели я и Он по-прежнему вместе: с Викусей за одной партой сидела ее лучшая подруга, с которой они вместе высмеивали всех Викусиных поклонников – подчас, надо сказать, довольно злобно.
Так закончился восьмой класс… Потом начался и стал подходить к финишу девятый – под бесконечные разговоры с упоминанием Викусиного имени, фамилии, сбивчивых перечислений ее достоинств, отрицаний явных недостатков и прочей белиберды. Время от времени мне удавалось «столкнуть» его на какую-нибудь нормальную тему, но он с маниакальным упорством вскоре возвращался в старую колею… А мне очень хотелось надеяться, что еще чуть-чуть, и это бред пройдет, и всё станет как раньше, надо просто продержаться, побыть рядом с ним это тяжелое время, потерпеть…
Но я не выдержала. Взрыв произошел во время одной совместной «прогулки» из школы…На очередном «Ты понимаешь – я люблю ее, жить без нее не могу, а она…» я заорала «Все! Хватит! Достал ты меня!». Сдернула с его плеча свою школьную сумку и перебежала на другую сторону улицы – а он остался стоять посреди тротуара: в помятой после физ-ры форме, с широко открытыми глазами, в которых стыло непонимание, и быстро набирала баллы гигантская, как цунами, обида…
Часть 2. Глава 2
На следующий день я прошла мимо нашей парты, даже не кивнув Ему приветственно (он уже сидел на месте, демонстративно отвернувшись к противоположной от меня стенке).
Прошла до самого конца ряда. Плюхнула свою сумку рядом с Артёмом, чей сосед подхватил воспаление лёгких и вот уже несколько дней лежал в больнице. «Можно?» – “Канэшьна дарагая – вах! – зачем спрашиваешь, да? тэбэ – всё можьна! » – неожиданно с ярким кавказским акцентом ответил ошарашенный моим поступком Артём (знакомый с этим акцентом, насколько я знала, исключительно по фильмам). Когда девочка, просидевшая почти девять лет за одной партой с другом, неожиданно меняет место дислокации – похоже, что-то в этом мире рухнуло навсегда…
***
Сначала мы с Ним искренне дулись друг на друга – несколько дней. Демонстративно ходили домой и в школу по разным маршрутам. Демонстративно отворачивались при встрече. Следующие несколько дней это безобразие продолжалось уже чисто по инерции…Потом мы ждали, что противоположная сторона подойдет первой, признает свою ошибку и … все будет как прежде!
Но время шло, и ни один из нас сдаваться не собирался. Я так и продолжала сидеть с Артёмом (а бывший его сосед, сделав несколько неудачных попыток по выселению меня с насиженного места, встретил неожиданно упорное сопротивление и пересел к Нему).
Потом, видимо, нам обоим одновременно в голову пришла мысль «Ах так?! Ах вот как?! Так это, наверно, уже давно так!!!… Просто не хочет больше дружить… Ну и ладно!!!! Пусть поживет на белом свете без такого замечательного друга как я!!!!»
На фоне этих событий переезд его родителей в другой район и, соответственно, смена дороги в школу и обратно, прошли под грифом «очень кстати!». Но нашу школу на другую, согласно новому месту жительства, Он так и не сменил: Его мама упросила директрису дать возможность доучиться в нашей школе до самого конца.
Викусю же, по горячей просьбе ее родителей, наоборот – перевели в соседнюю школу. Мотивация была такая: «В вашей «заумной» школе слишком повышенные требования к учебе! Наша обычная девочка в ней учиться не может!». Хотя всем было понятно, что, окруженная многочисленными поклонниками, Викуся в конце концов полностью начала игнорировать процесс обучения: он плохо вписывался в расписание ее романтических встреч и постоянных посиделок в элитных кафешках в компании подобных себе подруг. Это случилось примерно через полгода после нашей ссоры. Не знаю, насколько сильно Он переживал Викусино исчезновение. Внешне это было совсем не заметно. Возможно, к тому времени Он и сам «вылечился».
Однако, признание – вслух – своих ошибок в нашем замечательном возрасте было достаточно тяжело, и мы все равно не разговаривали. Одновременно с этими событиями была напряженная учеба в школе перед выпускными экзаменами и на подготовительных курсах к институту, потом…
Потом был выпускной бал, где мы, наконец-то взялись за руки, посмеялись над собственной подростковой глупостью и … помирились. Вот только таких теплых отношений, как в детстве, между нами уже не было. Не знаю, как Он, а я по ним очень… тосковала…
Часть 2. Глава 3
Мы поступили в один и тот же институт, на одну специальность, и с самого начала учебы сели за одну парту. Сокурсники перемигивались, кивая на нашу пару, но именно партой отношения и ограничивались – а вне института никаких встреч у нас не было, только редкие телефонные звонки, все исключительно по теме «Учёба». И я уже было собралась с духом, чтоб пригласить его… ну, допустим, в киношку, как вдруг он сам предложил после занятий прогуляться в парке, чтобы поговорить о чем-то таком серьезном… Мое бестолковое сердечко запрыгало в груди, но на душе почему-то было тревожно и совсем не радостно…
***
< 11 Лето III – presto >
… смотрел все время куда-то в сторону, будто боялся меня…
– Родители в Тай уезжают. На ПМЖ. Им как раз обоим срок пенсионной визы подошел. Оказывается – я-то не знал! – они еще с последней отпускной поездки контракт на строительство подписали, там уже им и дом готов… Хотят бизнес свой открыть – коралловую ферму, чтоб кораллы выращивать и сюда продавать. Ты ж знаешь – они оба давно на морских аквариумах помешаны, вот и докатились! – он невесело усмехнулся. Достал сигарету, закурил – как-то суетливо, нервозно. Я молчала. Он быстро глянул на меня:
– Знаешь, – странно! – такое чувство, будто я перед тобой в чем-то виноват!.. У тебя взгляд такой – будто я сделал тебе что-то очень плохое… Но я же не при чём вообще! Так родители решили! Я не могу их бросить!… Надо с самого начала очень много работать, чтоб из этого проекта получилась значимая прибыль!…Да и жизнь там… Другая! Не эта вечная грязь …! – Он говорил и говорил, быстрыми, отрывистыми фразами, прерываясь только на короткие затяжки.
Я почти не слышала этих объяснений, улавливая только общий смысл. Он уезжает, так далеко – на самый край земли, приехать – возможно, в гости – сможет не раньше чем через год-полтора, потому что билеты очень дорогие, и … и главное, что следовало из его сбивчивой речи – я в его дальнейшей жизни значусь чем-то вроде старого игрушечного мишутки, нежно любимого в далеком детстве, но потом бестрепетно положенного на склад старых ненужных вещей (спасибо – не на мусорку!). Так что прощался он со мной, вероятнее всего – навсегда…
***
Он уходил, не оборачиваясь. Стремительно шагал, будто хотел поскорее покончить с очень неприятным, но необходимым делом…Вышел за ограду парка и я очень скоро потеряла Его из вида. И… из моей жизни…
Сняла перчатку и прижала ладонь к заснеженному стволу старого дуба. Обжигающий холод, отвлекающая терапия…В пустоте, внезапно поселившейся внутри меня, одиноко плыла строка из полузабытой песни:
Там на самом на краю Земли
В небывалой голубой дали…
Выводил слова тонкий детский голос, без музыки, и от этого, наверно, было бы страшно, если бы не мое состояние…
Больше мыслей не было. Совсем. Только постепенно заполняющая и меня, и окружающий мир – черная, безликая пустота. Где-то краем сознания я понимала, что вокруг меня разные цвета, но повсюду мне виделся только черный цвет… даже небо было черным…и окружающие звуки почти исчезли…
Снежная корочка под рукой начала таять, сбегают капли из-под ладони…И ощущение, что когда-то уже такое со мной было…
Внезапно самым краем глаза я смутно увидела очертания стоящей рядом со мной фигуры – старика в какой-то длинной хламиде, который тоже смотрел вслед убегающему … одновременно мне почудился стариковский вздох, тяжелый – будто полный многовековой усталости…
Я резко обернулась. Но рядом никого не было. А по расчищенной от снега дорожке быстрым шагом ко мне приближался Артём. Заметив, что я на него смотрю – ускорился, почти подбежал, и без всякого приветствия выдохнул: «пожалуйста, пойдем со мной … в кино…Не спрашивай… Просто пойдем… Мне это очень нужно».
И что-то такое было в его взгляде, что остановило победную экспансию черного безмолвия. Я кивнула и взялась за протянутую Артёмом руку.