Я потихоньку приходила в себя. В голове шумело, руки дрожали, а весь организм в целом размеренно качался на волнах. Неужели я опять преследовала несносного тара вплавь? И что случилось потом? Почему меня все еще качает? Я попробовала сесть, но чьи-то крепкие объятия удержали на месте, надежно прижимая к теплому боку. Или не к боку, но явно чему-то теплому.

Вот и славно. Значит, о моем бессознательном теле есть кому позаботиться, и можно еще немного полежать, приходя в чувство. Почему-то этим рукам я доверяла. Даже с закрытыми глазами ощущала окружающую меня ауру надежности и спокойствия. Самое время подумать, что произошло и где находится выход из сложившейся ситуации.

Последнее воспоминание — это слова льера Идамаса о том, что я жить без него не могу. Это чудовище еще ответит за прилюдное высказывание подобных крамольных мыслей, поскольку, будь мы во дворце, мне бы оставалось только сложить с себя полномочия первой фрейлины и уехать в поместье пережидать позорный скандал. Вечные звезды! Как он посмел высказаться в присутствии лии Каталины? Моряки — люди подневольные, но она…

— Не надо так хмурить свой прекрасный лобик, — раздался у самого уха чуть хрипловатый голос, и подушечки пальцев погладили лоб. — Мы решим все проблемы. Поверьте, я знаю, что делаю.

— Ну, раз знаете, может, поведаете и мне, что вы делаете? — Я открыла глаза и посмотрела на склонившееся надо мной лицо.

— Вы уверены, что хотите обсудить это прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

— Мы вот-вот пришвартуемся, разумнее было бы отложить разговор до более приватной обстановки.

С трудом оторвавшись от темного взгляда, я приподнялась и села рядом с Ларионом на лавке. Мы действительно оказались в шлюпке, моряки размеренно налегали на весла, и пенные барашки брызгами орошали наш путь. Свежий соленый ветер возвращал ясность мысли — мы были уже очень далеко от шейханата.

— А как же тетя?

— Мы обязательно вернемся за вашей родственницей, как только оставим лию Аутсорскую в безопасном месте, под присмотром врача. — Капитан осторожно сжал мою ладонь.

— Лия уже в безопасном месте. — Я оглянулась, выискивая взглядом Каталину, и не удержалась от всхлипа. — В то время как моя тетя… Как вы могли оставить маленькую, беззащитную…

— Ничего себе беззащитная, — пробормотал кто-то из команды.

— Вы желаете что-то рассказать? — уняв подступающие слезы, как можно строже проговорила я.

— Ваша тетя успешно продержится до нашего возвращения, — примирительно проговорил Ларион. — Тем более мне показалось, что они знакомы с шейхом Лабимом.

Родственная солидарность и природная вредность не позволяли с ходу согласиться с капитаном в угоду какой-то молоденькой девицы. Тем более что он опять поступил так, как счел нужным!

— Да о чем с вами разговаривать…

Вскочив на ноги, я едва не выпала за борт оттого, что шлюпка резко качнулась, подпрыгивая на волнах. В попытке меня удержать Ларион схватился за маскировочную накидку и дернул ее на себя. К этому моменту я уже направилась в противоположную сторону, стремясь быстрее добраться до борта «Алаты», ткань затрещала и осталась в руках капитана.

Я даже не сразу поняла, что вновь предстала перед моряками в бриджах и чулках, и сейчас — когда все уже знают, что я не юнга, а восходящее солнце разогнало спасительную темноту — я особенно остро почувствовала себя раздетой.

— Красота, — присвистнул один из моряков, и остальные поддержали его несдержанными смешками.

— Матрос, наряд вне очереди, и налегайте лучше на весла, — рыкнул капитан и протянул мне черную тряпку.

Игнорируя окружающих, я пробралась к борту корабля, ухватилась за штормтрап и, поднявшись наверх, проследовала в каюту. Однако и в ставших почти родными стенах мне не удавалось найти покой. Грудь сдавливало непонятное волнение. Внутри как будто образовался клубок из разных чувств и переживаний: тревога, страх, ожидание неизведанного и лихорадочное волнение. И все эти эмоции затягивались в тугой узел в животе, когда я вспоминала взгляд Лариона там, в шлюпке. Даже невзирая на мой удручающий вид, он смотрел с откровенным восхищением, и от этого губы сами собой расползались в глупой улыбке.

Невольно я опять начала сравнивать его теперешнего с тем дворцовым кавалером: все такой же обаятельный, ироничный, дерзкий. Но при этом во дворце он вел себя сдержанно, холодно, отстраненно. Льер Идамас там, и капитан «Алаты» здесь.

Стук в дверь отвлек меня от самокопания. Мне совершенно не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать, поэтому к двери я шла очень медленно. На пороге стояло понурое создание с перепачканным лицом, одетое в тряпки, которые у меня и язык бы не повернулся назвать одеждой, с накинутой на плечи мужской курткой.

— Что вы здесь делаете, лия Каталина? Мне казалось, я дала понять, что не желаю никого видеть. — Я продолжала стоять в дверях так, чтобы у девушки даже мысли не возникло просочиться в мою обитель.

— Но капитан… Мне сказали… Я хотела… — мямлила фрейлина, переминаясь с ноги на ногу и обнимая себя за плечи.

— Ах, лия Армель, а я полагал, что первой фрейлине принцессы присущи сострадание и щедрость, — громко произнес появившийся в коридоре тар Турмалинский, стремительно приближаясь к нам.

— Вы верно заметили, льер Идамас, я как раз страдаю! Беспокойство за брошенную нами тетушку разрывает мне сердце.

С этими словами я попыталась грубо нарушить правила этикета и захлопнуть дверь перед носом незваных гостей, но Ларион успел подставить ногу, а затем, обхватив меня руками за талию, внес внутрь.

— Мы поможем вам смириться с утратой! Правда, лия Каталина?

Однако девушка все еще топталась на пороге и смотрела на нас широко распахнутыми глазами.

— Что же вы застыли? Проходите, располагайтесь.

Несмотря на то что меня уже поставили на ноги, я настолько растерялась от происходящего, что не предпринимала никаких попыток вырваться. От лежащих на талии горячих ладоней растекалось тепло. Даже когда Ларион аккуратно убрал упавший мне на лицо локон за ухо — я не нашла в себе сил остановить его. Стояла и, как завороженная, смотрела в синие омуты, теряя связь с реальностью.

— А где тут можно умыться? — разрушил очарование момента робкий девичий голос.

— У себя в каюте, — не задумываясь, ответила я, отходя от капитана и присаживаясь за стол.

— Собственно об этом я и хотел с вами поговорить. На корабле нет других свободных кают. — Льер Идамас предложил стул Каталине, после чего устроился на соседнем. — И других женщин тоже нет. Так что можно считать, что лия — ваша новая компаньонка.

Увидев мою реакцию на столь неординарное предложение, тар поспешил исправиться.

— Ну или вы — ее. Я полагаю, вы сможете разобраться с этим вопросом и без меня. В любом случае, уважаемые фрейлины, вдвоем вам будет веселее.

После этого льер Идамас счел за лучшее поспешно удалиться, но напоследок оглянулся, чтобы спросить:

— Кстати, лия Армель, вы не знаете, куда делся мой юнга?

— Юнга?.. Юнга! — Я привстала и обвела взглядом комнату, однако следов постороннего присутствия не обнаружила. — А почему вы решили, что я должна это знать?

— Как бы вам сказать, — усмехнулся тар. — Что-то мне подсказывает, что перед нашим отъездом вы последняя, кто его видел.

— Не знаю, что натолкнуло вас на эту мысль, но уверена, что за время моего отсутствия на судне его видела еще уйма народу. — Я с вызовом посмотрела на капитана «Алаты».

— Возможно, вы правы. Пойду поговорю с командой. — И, кивнув головой на прощанье, льер удалился.

— Кстати, когда найдете, одолжите у него, пожалуйста, еще один комплект одежды: бриджи и рубашку.

Моя фраза застала Лариона уже в коридоре, вынудив вернуться.

— Зачем?

— Вы, наверное, заметили, что лия Каталина так же путешествует налегке, без багажа. Не можем же мы позволить ей прогуливаться по палубе в наряде наложницы…

— Я вас понял, комплект одежды доставят в кратчайшие сроки. А заодно я распоряжусь, чтобы закрепили подвесную койку.

— Что закрепили? — Теперь была моя очередь удивляться.

— Гамак.

— Зачем?

— Вы, наверное, заметили, — в тон мне подхватил капитан, и я увидела, как искрятся смехом его глаза, — что лия Каталина, так же, как и вы, путешествует налегке, без кровати. В моей каюте установлено только одно спальное место, и я, как благородный человек, не могу позволить девушке спать на полу.

Пока я придумывала, как бы поостроумнее ответить этому «благородному человеку», он вышел, захлопнув за собой дверь.

* * *

Тяжелое небо все чаще вспыхивало кривыми росчерками молний. Раскаты грома не затихали ни на мгновение. Дождь грозил обрушиться на нас с минуты на минуту, но пока ветер подхватывал лишь пенные брызги и звонкой трелью ударял их о борт. С таким попутчиком мы мчались к столице с невероятной скоростью. Невольно вспомнились слова капитана, что он способен договориться с этой силой природы.

Словно в ответ на мои мысли, особенно сильный порыв ветра ударил в спину, да так неожиданно, что я по инерции сделала несколько шагов вперед, чтобы устоять на ногах. Неужели прогулка по палубе закончится, так и не начавшись, или это очередная шалость несносного рабовладельца? Вспомнив о своем клейме, я невольно задумалась и о недавних словах тара. Если он действительно догадался, что меня к нему притягивает некая невидимая сила, моя жизнь превратится в ад. Он не остановится на догадках и быстро установит причину моего поведения. Остается только надеяться, что к тому времени мы доберемся до Лазара, а у него уже будет нейтрализующее заклинание.

Размышляя, я остановилась по правому борту, вглядываясь в даль. Из мыслей меня вырвал очередной воздушный поток, определенно подталкивающий к носу корабля. Поняв, что сопротивление бесполезно, я предпочла проследовать в выбранном направлении и выяснить, что это за шутки.

Стоило мне дойди до полубака, как ветер стих и словно из-под земли появился капитан. Он выглядел залихватски в белой корсарской рубахе, расстегнутой до середины груди, черных обтягивающих бриджах, высоких кожаных сапогах. Только скользнув взглядом, я тут же отчаянно покраснела и отвернулась. Ноги слушались плохо, однако до бортика я все же смогла дойти, сосредоточив все внимание на расстилавшемся за кормой пейзаже.

— Люблю море и то чувство свободы, что оно дарит, — прозвучал тихий волнующий голос над ухом.

— В этом я с вами солидарна… Никогда не думала, что скажу, но… Путешествовать — так восхитительно! Раньше я часто ездила с отцом по делам тарства, объезжая земли и любуясь красотами природы, но… именно тут я почувствовала себя такой живой, ничто не сравнится с морем. С синими водами, в которых сокрыто столько тайн…

— Прямо как в вас, маленькая фрейлина.

И снова тело охватила дрожь, когда горячие руки легли мне на талию, а затылка коснулось теплое дыхание. Но еще большей неожиданностью стало легкое прикосновение к шее, выбившее воздух из груди. В душе тут же вспыхнуло два противоречивых желания — оттолкнуть мужчину и прижаться к нему сильнее, отдаваясь во власть чувств. Не зная, как поступить, я позорно закрыла глаза, позволяя Лариону самому сделать выбор. И он был очевиден…

Заскользив губами по обнаженной шее, он на мгновение замер у мочки уха, чуть прикусил ее. Я невольно повернула голову, и Ларион тут же склонился к губам, провел по ним языком. Я вздрогнула от непривычных ощущений, а ноги окончательно отказались держать нерадивую хозяйку. Если бы не тар, точно упала бы. И, наверное, лучше бы так и случилось, но…

Он прижал к себе, позволяя сквозь тонкую ткань рубашки и бриджей почувствовать каждый изгиб. И это взволновало настолько, что я была готова лишиться чувств. Но кто же мне позволит?

— Почему, Армель? — зашептал мой личный соблазн, скользя руками по телу. — Почему ты отказала мне?

— Я не отказывала… — Голос сел и звучал глухо и хрипло.

— Значит, твой ответ можно считать своеобразным согласием?

Что на это сказать, я не знала. Потому что вообще не понимала, о чем говорит этот невероятно обольстительный мужчина. Да и какая разница, если мне так хорошо и уютно в его объятиях?

— Молчание мне опять же расценивать как согласие?

— Если хотите получить от меня вразумительный ответ, то отпустите… — с трудом отозвалась я, когда твердые губы вновь скользнули по шее.

— Думаю, вразумительный ответ меня не устроит. Так что я лучше продолжу и… поймаю тебя на слове.

— Такое поведение недостойно командующего америйской эскадры.

— Сейчас я не командующий, а мужчина, желающий обладать любимой женщиной. И обладание распространяется не только на сердце и руку, но и на душу…

— Любимой?

— Это все, что ты услышала, Армель?

— Простите. Мне не каждый день признаются в любви таким оригинальным способом.

— А как признавались до этого?

— В стихах…

— У меня плохо с рифмой.

— …песнях…

— Голос подвел.

— …писали письма…

— На корабле закончилась бумага. Разве что в галью… кхм.

— И ни один из обожателей не позволял себе подобного! Это возмутительно!

— Что именно вас возмутило? Это? — Губы Лариона снова скользнули по шее. — Или это? — Горячее дыхание опалило губы, но прикосновения не последовало. — Или это?

Капитан «Алаты» резко развернул меня и с новой силой прижал к себе, позволяя почувствовать разницу полов. После такой демонстрации я была готова переступить невидимую черту, потому что этот невероятный мужчина умел убеждать. Соблазнять… Подчинять… Сводить с ума. И я сошла, раз поддалась его чарам и растворилась в вихре неведомых ощущений. Он колдун! Злой чародей, очаровавший меня. Приворожил и сделал зависимой… Зависимой от него.

В какой-то момент стало не важно, чем закончится наш роман и с чем я останусь в итоге. Захотелось отбросить условности и раствориться во всепоглощающем чувстве, словно капля в море. Сила стихии, зародившаяся где-то внутри, побуждала стать такой же свободной и равнодушной к чужому мнению.

В этот миг, наполненный нежным шепотом и соленым привкусом на губах, я вдруг отчетливо поняла, что пропала. Пропала безоговорочно и полностью, потому что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Чувство, что поднялось из глубины сердца, заполнило все мое существо.

— У меня есть просьба, — слабеющим голосом прошептала я.

— Какая?

— Поцел…

Договорить мне не дали.

— Лия Армель!

Каталина, поднявшаяся на палубу, стояла невдалеке и растерянно смотрела на нас с Ларионом. И ее можно было понять — благовоспитанной девушке не пристало находиться с мужчиной наедине. И уж тем более стоять с ним в обнимку и… жаждать поцелуя. Отчаянно, до безумия.

— Вы что-то хотели, лия? — С большим трудом высвободившись из объятий капитана, я сделала несколько нерешительных шагов по направлению к девушке.

— Всего лишь уточнить, когда мы прибудем на место, — мило покраснев, отозвалась Каталина. — Но это уже не столь важно. Я, пожалуй, пойду.

— И я с вами, — отозвалась, старательно пряча глаза.

Отчего-то стало стыдно за свое поведение и странные желания. Невольно задалась вопросом: может, тар Турмалинский действительно околдовал меня? Подсыпал что-то в питье или еду. А вдруг это клеймо так действует, подчиняя волю и лишая разума? Или… Или я действительно влюбилась? И что мне тогда делать с этим чувством?

Когда на следующий день вместо столицы Америи мы прибыли в тарство Турмалинское, я даже обрадовалась и не стала задавать лишних вопросов. Больше всего сейчас я хотела увидеть младшего льера Сельтора, пообещавшего избавить меня от позорной привязанности к их семье.

Как ни удивительно, но Лазар не только отвлекся от своих опытов, чтобы нас встретить, но даже обрадовался приезду. Он немного похудел с нашей последней встречи, осунулся, под глазами залегли темные круги. Казалось, задержись мы чуть дольше — алхимик бы одичал в своей лаборатории без человеческого общения.

Тар Турмалинский представил брату спасенную нами девушку и попросил проследить, чтобы ее повторно осмотрел лекарь и выделили покои для отдыха. Несмотря на то что мы с Каталиной были прикрыты тяжелыми мужскими плащами из плотной непромокаемой ткани, под которыми удалось спрятать позорное отсутствие на нас подобающей статусу одежды, Лазар смотрел на лию Аутсорскую с восхищенным блеском в глазах. Кажется, передо мной теперь вставала новая проблема — как загнать мастера Материй в лабораторию, если вдруг фрейлина окажется к нему благосклонна…

Братья занялись своими делами, а горничная проводила меня в апартаменты, где — слава Извечным — все это время хранился мой гардероб. Выбрав наряд для вечерней трапезы, я позволила себе немного отдохнуть. Потом привела себя в порядок. И вот когда все возможные процедуры были выполнены, оказалось, что мне совершенно нечем себя занять. От этого в голову полезли всякие нехорошие мысли: как мне теперь вести себя с Ларионом; а что скажут родители, когда узнают, что льер Идамас и тар Турмалинский — одно и то же лицо; каково сейчас бедной тетушке, которая оказалась не только заперта в тельце маленькой свинки, но и во дворце отвратительного шейха…

Из путаницы размышлений мне удалось сосредоточиться на морской свинке — она уже сбежала или все еще в плену? Ее кормят или морят голодом? Думать об извращенных фантазиях мужчины в отношении одного маленького зверька совершенно не хотелось, поэтому я налила себе успокаивающей настойки. Потом еще капельку. Затем еще ложечку, после чего утвердилась в мысли, что надо возвращаться и спасать тетю Аршиссу! Не важно, как, главное — прямо сейчас!

Увы, но лучший командующий королевской эскадрой с моими планами оказался категорически не согласен. Он работал в кабинете с какими-то бумагами, постоянно что-то листал, подписывал, рассматривал и при этом умудрялся беседовать со мной, не теряя нить разговора.

— Лия Армель, — вернулся тар к официальному обращению, — я понимаю ваши опасения и обещаю, что в кратчайшие сроки отправлюсь за вашей тетей. Но уже без вашего сопровождения.

— Почему?

— Как бы мне ни хотелось провести еще несколько восхитительных дней в вашем обществе…

Не знаю, от слов мужчины или от его взгляда, но я вспыхнула и смущенно потупила глаза.

— …но вам предстоит вернуться в столицу вместе со спасенной нами фрейлиной и моим братом. Ваши родители наверняка переживают.

— Не переживают, — поспешила заверить я, даже не распознав подлого маневра со стороны капитана. — Они же знают, что я отправилась на некоторое время погостить у нового тара, и вместе с Лазаром…

Я прижала ладонь к губам, поняв, что чуть не сболтнула лишнего. Пора было искать пути отступления, но неожиданно налетевший ветер захлопнул дверь. На всякий случай я подошла и подергала ручку, чтобы убедиться — действительно заперто. Оставалось только тяжело вздохнуть и прикрыть глаза. Что теперь делать?

— Говорить правду и только правду. — Голос Лариона прозвучал совсем близко.

— Я что, сказала это вслух?

— Сказала. И теперь я горю желанием, — в следующее мгновение шаловливые руки обняли за талию, — узнать, что же ты скрываешь.

— Я почувствовала, каким желанием вы горите! Льер Идамас, держите себя в руках!

— В каком смысле этого слова? — нагло переспросили у меня, поцеловав за ушком.

— Нахал!

— Не отрицаю.

— Охальник!

— Жизнь заставила.

— Растлитель!

— Тебе же нравится…

— Что-о-о? — Возмущению моему не было предела. — Отпустите меня немедленно!

— Зачем?

— Мне не нравится!

— Вы лжете.

— Что?!

— Вы мне лжете. В моих объятиях всем нравится.

Это заявление стало последней каплей. Резко двинув локтем назад, я попыталась задеть тара, как учил дядя, но этот наглый тип перехватил мою руку. Потом так же поступил со второй и, вытянув вперед, прижал к двери. Теперь я была не только полностью обездвижена, но и зажата в ловушку горячего тела.

— Отпустите меня!

— Кокетничаете?

— Нет! Я серьезно!

— Не верю. Вы сейчас обо мне думаете, значит, говорите ложь, и из этого вытекает, что кокетничаете! А еще воспитанная девушка… Главная фрейлина принцессы…

— Да не думаю я о вас! Ни капельки! Вы вообще мой самый страшный кошмар!

— Неужели? Отчего вы тогда везде за мной ходите? Я бы даже сказал — преследуете.

— Папа учил смотреть своим страхам в глаза, — пропыхтела я себе под нос, пытаясь высвободиться. А затем с отчаянным рывком воскликнула: — И вообще — не было такого!

— Еще как было. Два раза или даже три проплыли море, пробрались во дворец шейха, в мою каюту и даже сердце. А что это значит? Преследуете.

— Да не хотела я этого! Если бы не противное клеймо, я бы даже… — Оборвав себя на полуслове, я поняла, что в гневе выкрикнула свою страшную тайну.

Как маленькая девочка, я поддалась на провокацию, будто и не было никогда уроков по ведению придворных бесед. Этот страшный человек вскружил мне голову и выведал все тайны. Не зря я раньше была с ним холодна, как чувствовала, что он меня погубит.

Я мысленно застонала. От осознания случившегося слезы навернулись на глаза, а в горле встал ком. Я пропала… Ларион Идамас — умный мужчина. Ему не составит труда сложить кусочки мозаики, и незачем будет дальше играть в благородство. Он сможет приказывать и наверняка потребует… этого. Клеймо не даст мне отказать, а что потом? Когда тар наиграется и решит выкинуть меня? Молодость пройдет, моя репутация будет растоптана, а сердце — разбито. Я останусь одна… Совсем одна…

Как я ни пыталась сдержать судорожное рыдание, ничего не вышло — слезы покатились градом. Пальцы на талии вначале сжались, а потом меня резко развернули и снова прижали к двери.

— Девочка моя, что случилось? — Голос Лариона звучал встревоженно.

— Ты меня бросишь! — решив не рассказывать всю цепочку своих рассуждений, я выдала только итог.

— Куда?

Льер Идамас оторопело вглядывался в мое лицо, не понимая, что происходит.

— Куда-нибудь! Наиграешься и бросишь!

— Неожиданный поворот, — тяжело вздохнул капитан.

В следующее мгновение меня подхватили на руки и понесли. Сил не было ни на то, чтобы сопротивляться, ни даже на то, чтобы возмущаться. Я сосредоточилась на том, чтобы побыстрее унять льющийся поток и хоть как-то смягчить последствия, но внезапно возникшая мысль, что тар решил воспользоваться советом и несет меня выбрасывать, словно прорвала плотину. Стало еще горше за свою судьбу.

Я не заметила, как меня посадили на кушетку, с трудом осознала, что в руках оказался бокал с вином. Под нажимом чужой воли выпила все до последней капли, захлебываясь вдобавок слезами, и постепенно истерика перешла в икоту.

— Еще пара минут таких рыданий, и я смогу купить два новых корабля.

От раздавшегося невозмутимого голоса у меня внутри все заледенело. Камни солнечной капелью рассыпались по полу, скатываясь с платья. Голова взорвалась знакомой болью, и, вскрикнув, я приложила ладонь к губам.

— Только не снова! — предостерег меня Ларион, сидящий рядом.

Заметив затравленный взгляд, он тяжело вздохнул и усадил меня к себе на колени. Некоторое время рассматривал заплаканное лицо, а потом предложил носовой платок.

— Благородные фрейлины не сморкаются, — пробубнила я, принимая помощь.

— Я отвернусь.

И действительно отвернулся, а дождавшись, когда я успокоилась, стал медленно покрывать припухшие глаза поцелуями, постепенно переходя на щеки, потом на красный носик, а потом и к уголку губ.

— Я страшная… — еле выговорила, прикрыв глаза.

— Ты восхитительная. Иногда нелогичная и смешная, но при этом очаровательная в своей непосредственности. Вредина… любимая.

Я отвернулась и только сейчас заметила, что мы находимся в мужской спальне. Напротив горит камин, и дребезжащее пламя едва разгоняет окутавший комнату сумрак. Напротив окна стоит большая кровать, застеленная красным покрывалом.

— Не надо больше мне врать, — тихо попросила я, снова чувствуя подступающую истерику. — Теперь тебе нет смысла быть со мной милым. Ведь ты — хозяин…

— Армель, мне очень тяжело уследить за ходом твоих мыслей. Давай по порядку, хорошо? И перестань плакать! Нет, для казны тарства твои слезы, конечно, незаменимы, но для меня… Не надо.

Закусив губу, я кивнула и неожиданно поймала тяжелый взгляд Лариона. Вдохнула, готовясь пояснить свои слова, и смущенно потупилась. Слишком уж интимной была обстановка и ситуация в целом.

— Так почему ты назвала меня хозяином?

— Думаю, ты и сам уже все понял…

— Клеймо… Наверняка основанное на подчинении по особым признакам владельца. Учитывая, что я его не ставил, власть над ним перешла по наследству.

Я потупилась и стала теребить в руках платок. Ларион рассуждал совершенно правильно, тут и сказать было нечего.

— Значит, привязка сделана либо на кровь, либо на родовой артефакт. Лазар, видимо, обещал помочь… А наложницей тебя зачем представил?

Сильные пальцы обхватили за подбородок и приподняли мое лицо.

— Можешь не отвечать. — Теплая улыбка осветила лицо тара получше огня. — Раз ты все еще привязана ко мне, значит брату пока не удалось устранить проблему… Какое расстояние действия клейма?

— Кто бы знал, — я невольно всхлипнула, — но не больше сотни саженей, наверно…

— Значит, если отправишься в столицу, брат должен поехать с тобой.

— Не уверена.

— Почему?

— В тот раз, когда я впервые оказалась на твоем корабле, Лазар работал в лаборатории, а меня потянуло… в море. — Последнее я добавила уже чуть слышно.

— Значит, основной фактор не кровь, а нечто другое. Ладно, об этом потом поговорим, в присутствии брата. Быть может, у него появились новые идеи. Теперь вернемся к метаморфозам с твоими слезами… Что-нибудь болит?

Честно говоря, я ожидала любого вопроса, кроме этого. Даже родители не сразу поняли, что после драгоценных слез я испытываю боль, а Ларион… Его не сами камни волновали, а мое здоровье. Снова захотелось плакать, только теперь от щемящей нежности, поселившейся в груди.

— Укушу! — неожиданно пригрозили мне и для подтверждения серьезности намерений прихватили зубами мочку уха. — Перестань плакать, маленькая. Все будет хорошо.

— Знаю, — кивнула я и отчего-то была уверена: действительно будет.

Льер Идамас защитит, поможет и ничего не потребует взамен. И как я могла усомниться в его порядочности?

— Так что, болит что-нибудь? Волшебство такого уровня не проходит бесследно для владельца, а значит, ты должна чувствовать определенный дискомфорт или боль.

— Голова болит, — честно призналась я, устраивая ладошку напротив сердца мужчины.

— Лекаря позвать?

— Не надо, само пройдет. Мне бы поспать пару часов…

Больше вопросов не последовало. Меня очень ловко освободили от туфелек и даже порывались снять платье, но я не дала, только разрешила ослабить завязки. Капитан замотал меня в одеяло и уложил на кровати, после чего куда-то вышел. Пару мгновений спустя донесся плеск воды. Когда Ларион вернулся, вытирая полотенцем волосы, капли воды на загорелой груди блестели самоцветами в отсветах камина. Отбросив в сторону полотенце, он в одних мягких штанах забрался на постель и, подвинув меня ближе к себе, обнял прямо с одеялом.

Некоторое время я ерзала, ожидая неприличных действий со стороны мужчины, но постепенно нервное напряжение пропало, а усталость взяла свое. И уже уплывая в страну грез, я услышала нежный шепот о любви и уверенное «Моя!», вызвавшее глупую, но такую счастливую улыбку.

Пробуждение было не менее приятным, но более интересным. Я почувствовала, что меня целуют. В нос, лоб, щеки… И это были совсем не солнечные зайчики, пробравшиеся сквозь щель в плотной портьере. Снова и снова, легко касаясь кожи, скользили твердые губы, рождая в груди теплый комочек счастья. И когда я с большой неохотой открыла сонные глаза, мне прошептали нежное:

— Доброе утро, любимая.

И улыбку подарили, да такую, что я только чудом не расплылась лужицей от счастья. Под взглядом Лариона — жарким, обещающим, но бесконечно нежным, даже пальчики на ногах поджимались. И в какой-то момент я не удержалась: подалась вперед и, крепко зажмурившись, чмокнула своего защитника. Хотя правильнее будет сказать — клюнула, и даже не поняла куда.

— Армель, за что? — страдальчески спросил тар странным голосом.

Я тут же распахнула глаза, чтобы с удивлением увидеть, как бравый капитан держится за нос, и в синих озерах плескалось столько муки…

— За какие прегрешения ты решила сломать мне нос?

— Я… я…

От нахлынувшего смущения вкупе со стыдом захотелось накрыться подушкой, а потом еще и одеялом, но мне не дали.

Услышав тихий смех, я приоткрыла глаза и убедилась, что несносный капитан меня разыгрывает. Однако схватить подушку и воздать по заслугам я не успела. Придвинувшись ко мне, Ларион заставил перевернуться на спину и, упершись руками в перину, навис сверху. Несколько долгих и мучительных мгновений он просто смотрел на мои губы, а потом стал медленно наклоняться.

Я до последнего не решалась закрыть глаза, опасаясь снова сделать какую-нибудь глупость, но вот когда твердые мужские губы коснулись моих… Это был взрыв! Голова внезапно стала легкой-легкой и закружилась, смешивая вспыхивающие цветные пятна в калейдоскоп. Вдох застрял где-то в горле, а кровь прилила к щекам, медленно расползаясь по всему телу.

— Открой глазки, родная. — И снова мне чудится улыбка в голосе.

Не тут-то было, ладони сами легли на веки, чтобы даже соблазна не возникло. Впрочем, попытка провалилась.

Капитан отвел мои руки в стороны, поцеловал каждый пальчик, потом внутреннюю сторону запястья, а потом… накрыл губы. Только на этот раз прикосновения были другими. Более смелыми и настойчивыми. Легкое касание сменилось мягким покусыванием, больше похожим на непонятную игру. И когда я попыталась включиться в нее, чтобы одарить ответным укусом, язык мужчины скользнул между губ. Коснулся кончиком моего языка, а затем стал творить такое… такое… что не позволял себе ни один из придворных! И это было возмутительно-восхитительно.

Невольный стон сорвался с губ, послужив сигналом для моих непослушных рук. Эти предательницы скользнули по шее капитана и зарылись в короткие упругие пряди, вызывая ответный стон. Вечные звезды, кажется, я потеряла голову! И это было так чудесно!

— Моя! — с трудом прервав поцелуй, хрипло прошептало мое синеглазое наваждение.

— Мой? — игриво поинтересовалась я в ответ.

— Твой…

— А доказательства?

— А какие нужны? — с любопытством спросил тар, очерчивая пальцем контур моих губ.

— Рука, сердце и роспись в брачных документах.

— А как я смогу без руки и сердца расписаться? Вы нелогичны и непоследовательны, лия.

— А вы возмутительны!

— Но логичен.

— Нахальны!

— Но мил.

— Бессовестны!

— И очень… очень коварен!

И вот после этого обмена любезностями меня снова поцеловали. Да так, что желание спорить, а также воевать за руки и сердце отпало. В общем, не знаю, чем бы закончилось это безобразие, но когда мне уже не хватало дыхания, словно гром среди ясного неба раздался стук.

С тяжелым вздохом и мукой в глазах Ларион сполз с постели, наградив меня напоследок еще одним одурманивающим поцелуем, и вышел из комнаты. Я же, уткнувшись носом в подушку, где некоторое время назад лежал мой отважный капитан, отчаянно пыталась подавить глупую улыбку. Увы, получалось плохо.

Вернулся тар несколько минут спустя, с выражением какой-то мрачной решимости на лице. Но стоило ему увидеть меня, как губы растянулись в улыбке, а глаза заблестели. И таким милым и домашним он выглядел в этот момент, со встрепанными моими стараниями волосами, со щетиной на загоревшем лице и в мягких штанах, скорее подчеркивающих, чем скрывающих…

— Лия Армель, предпочитаете завтрак в постель или накрыть в гостиной?

— А разве нас не ждут в столовой? У вашего брата и лии Каталины могут возникнуть ненужные вопросы.

Приблизившись к постели, Ларион взял меня за руку.

— Лия Каталина так утомлена, что до сих пор отдыхает, а брат с раннего утра закрылся в лаборатории, поэтому мы предоставлены сами себе.

С этими словами льер Идамас поцеловал мои пальчики и замер, ожидая ответа.

Закусив губу, я некоторое время размышляла, во что может вылиться завтрак в постели, а потом приняла решение.

— В гостиной.

Веселая улыбка расцвела на губах Лариона, но комментировать мой выбор он не стал, и я была ему за это благодарна. Я очень опрометчиво повела себя накануне, позволив мужчине уложить себя спать. Меня оправдывало только то, что из-за дара я плохо контролировала свои поступки. Но теперь было страшно, как все сложится дальше.

Под пронзительным взглядом синих глаз я соскользнула с постели, взяла из рук тара мужской атласный халат и скрылась за дверью в ванную. Быстрый осмотр в зеркале убедил меня в том, что платье пришло в полную негодность, поэтому халат оказался кстати.

Когда я вошла в гостиную, капитан стоял около окна, явно о чем-то размышляя. Встрепенувшись при моем появлении, он помог мне присесть за стол, но вместо того, чтобы опуститься на соседний стул, поцеловал меня в шею. От неожиданной щекотки я передернула плечами и засмеялась. Ларион продолжил хулиганить, и следующий поцелуй достался уху, потом губы коснулись виска.

— Мне нравится, как ты краснеешь, родная, — тихо шепнул тар. — И когда злишься, и когда улыбаешься. Ты — чудо, Армель. Мое драгоценное чудо!

— Вот уж точно, драгоценное… — вздохнула я, сразу погрустнев. — Что теперь со мной будет? Ларион, ты так и не ответил на мои вопросы.

— Как и ты на мои.

— Льер Идамас, уступите, пожалуйста, благородной лие, — перешла я на шутливо-официальный тон.

— Как пожелаете, моя дорогая. — Ларион пододвинул к себе тарелку с закусками, предложил мне пару аппетитных кусочков и только потом продолжил: — Вам не о чем беспокоиться. Пока Лазар будет разбираться с магической составляющей клейма, я отправлюсь в столицу и попрошу у тара Озерского вашей руки, после чего мы назначим дату помолвки. Думаю, месяца будет достаточно.

— А потом?

— А потом свадьба, лия Армель. Или вы всерьез думали, что второй раз вам удастся ее избежать?

— Но…

— Никаких «но»! — Глаза тара стали серьезными. — Мне кажется, я прошел уже все ваши испытания, и теперь рука прекрасной принцессы по праву принадлежит мне.

— Нахал!

— Не отрицаю.

— Самоуверенный тип!

— Бесспорно…

Спорить действительно было бессмысленно. Ларион просто подался вперед и закрыл мне рот поцелуем. Все слова вылетели из головы, и я забыла, о чем, собственно, собиралась спорить. И мне это безумно нравилось. Вечные звезды, неужели я все-таки влюбилась…

* * *

— Ларион, ты все не так понял!

— А мне кажется, что я понял даже больше, чем тебе бы того хотелось.

Разговор этот состоялся вечером в столовой, куда нам подали ужин. Каталина, сославшись на плохое самочувствие и отсутствие аппетита, ушла к себе в комнату. Я была уверена, что девушка лукавит, поскольку фрейлине принцессы приходится претерпевать и не такие неудобства, при этом продолжая выполнять свои прямые обязанности. Но я решила не вмешиваться и дать Каталине время побыть одной. Кажется, ей приглянулся льер Лазар Сельтор, и девушка чувствовала себя в его присутствии крайне неуютно.

Пользуясь случаем, братья решили прояснить сложившуюся ситуацию, и, пока они беседовали, я с удовольствием поедала приготовленные поваром блюда.

— Брат…

— Лазар, просто ответь.

— У меня пока нет ответа, — вздохнул младший, опустив голову. — Прости, Армель, но пока ничем порадовать не могу.

— Армель? Вы уже на «ты»? — В голосе тара Турмалинского завьюжила метель.

— А что, если и так? — с вызовом спросил младшенький, но под моим насмешливым взглядом вновь потупился.

— Льеры, по-моему, вы отвлеклись от темы, — поспешила напомнить я, пока морской волк не просверлил в сухопутном брате дыру.

— Вы правы, лия Армель. — Взяв в руки бокал с вином, Ларион сделал небольшой глоток и перевел взгляд на меня. — Может быть, теперь расскажете, с чего все началось?

— Расскажу, — кивнула я, отложив в сторону столовые приборы и тоже взяв бокал, только с соком. — В тарство Турмалинское я попала в качестве пленницы печально известного Ориона Разящего. Я и подумать не могла, что безжалостный пират и льер Орион Сельтор — одно лицо. При дворе гуляли слухи о том, что ваш отец имеет специфические вкусы в получении удовольствия от жизни, но даже не предполагали, что тар является пиратом… А вот он знал о придворных явно гораздо больше, и во мне его привлекли не богатые родители и яркая внешность, а…

— Ваши слезы?

— Именно. — Тяжелый вздох вырвался помимо воли. — Надо бы с вас клятву взять, что об этой тайне никто не узнает…

— Не стоит беспокоиться, лия. — Улыбка, адресованная мне капитаном, заставила забыть о всяких глупостях.

— Мой дар проявился при рождении, когда кормилица шлепнула родившееся дитя, а вместе с криком появились первые слезы и обратились в драгоценные камни. Помимо нее при родах присутствовал дядя — лучший мастер Жизни, поэтому за пределы семейного круга наша маленькая тайна не вышла. По мере взросления дар стало сложнее контролировать, но и тут на помощь приходил дядюшка, умеющий работать с разумом…

— Так он еще и менталист? — В голосе младшего брата сквозило удивление вперемешку с восхищением.

— Именно благодаря ему я научилась контролировать свои эмоции и все реже лила слезы. Надо отдать должное тем, кто мог вывести меня из душевного равновесия.

При этих словах я покосилась на Лариона, припоминая наш вчерашний разговор. А он, ничуть не стесняясь младшего брата, накрыл мою ладонь, лежащую на скатерти, своей рукой и тихо прошептал:

— Прости, что довел до слез и заставил испытать боль. Больше этого не повторится!

— Знаю, — тихо ответила я и прижала его пальцы к щеке.

Как же хорошо, когда есть тот, кому можно доверить свои проблемы. Сразу становится так уютно и спокойно.

— Я что-то пропустил?

Вопрос Лазара нарушил нашу идиллию, возвращая в суровую реальность.

— Как это ни странно, много всего, но сейчас не до этого. Лазар, нам надо выяснить, как стереть клеймо и вернуть девушек домой.

— Я ведь уже объяснил, что работаю над этим, но пока результат неутешительный.

По тому, как забегали глаза алхимика и ссутулились плечи, я заподозрила неладное. Что-то он наалхимичил в своей лаборатории.

— Льер Лазар, а можно немного поподробнее про результат?

Мастер Материй схватил бокал, допивая остатки вина, и только после этого пояснил, не глядя мне в глаза.

— Боюсь, подробности о том, как разметало подопытную мышку по лаборатории, испортят вам аппетит.

Я не сразу осознала, что он имел в виду, а когда поняла, Ларион успел схватить со стола веер и начал меня обмахивать, при этом кидая убийственные взгляды на брата.

— Успокойся, Армель, у нас есть как минимум два варианта. Первый: вы с лией Каталиной в сопровождении Лазара отправляетесь в столицу, и уже там, в особняке тара Озерского, брат завершает исследования. Правда, в этом случае возможности лаборатории будут ему недоступны, и есть шанс, что клеймо вернет тебя ко мне…

Интересно, мне показалось или в голосе капитана прозвучало самодовольство?

— Второй вариант более сложен, но кажется мне наиболее правильным. Лазар вместе с лией Каталиной едет в столицу, а мы с Армель отправляемся за лией Аршиссой в шейханат. Надеюсь, к нашему возвращению брат сможет превратить морскую свинку обратно в человека, и лия Армель вместе с компаньонкой вернется домой после курса лечения на водах. Я, конечно же, буду вас сопровождать, чтобы поговорить с твоими родителями о помолвке. После нашей свадьбы у Лазара появится неограниченное время для исследований клейма.

— А ты все просчитал, брат, — усмехнулся Лазар, подмигивая мне. — Даже не знаю, кто из вас выигрывает в сложившейся ситуации.

— Главное, чтобы никто не проиграл, — зловеще произнесла я. — Пожалуй, мне стоит надеть траур по вашему безвременно скончавшемуся опытному образцу.