– Эй, сестрица Изабель, не отставай! А то потеряешься – что я потом буду делать?

Себастьян сопроводил слова жестом – точнее, помахал в воздухе большой плетеной корзиной, которую держал в руках. Изабель, в свою очередь, обхватила свою корзину – точно такую же, только поменьше – и побрела за молодым человеком, который прокладывал им путь в рыночной толпе. Солнце скрылось за горизонтом, и о нем напоминали только розовевшие облака. Неподходящее время для посещения рынка, но вернувшаяся домой Грета велела им купить хлеба и овощей для больной соседки-вдовы, матери большого семейства. Изабель отправилась в город, а Себастьян пошел с ней в качестве носильщика. Маленький Клаус хотел увязаться с ними, но ему объяснили, что в такой час ходить по улицам небезопасно. Когда он начал упрямиться, Себастьян напомнил ему вчерашнюю историю с Гривальдом – и Клаус тут же передумал.

Изабель шла вдоль прилавков, внимательно осматривая оставшиеся овощи. Попадись там что-нибудь дельное, она, скорее всего, не обратила бы на это внимания, потому что думала о своем. Ночью они почти не спали, и поэтому она улучила минутку для того, чтобы подремать после обеда. Ей приснился прекрасный сон. Изабель оказалась в замке князя – вовсе не темном, а светлом и очень красивом, полном дорогой мебели, статуй из гладкого прохладного мрамора и гобеленов. Хозяин встретил ее тепло, его глаза, которые она помнила совсем другими, холодными и печальными, улыбались. Девушку проводили к столу – за ним сидела княгиня, одетая в прекрасное платье из белого бархата и золотого шелка. А вокруг стола бегали дети. Много мальчиков и девочек разного возраста. Одного из них – совсем малютку – княгиня держала на руках. То был ребенок, которого незнакомая Изабель женщина вчера отдала князю. Чудесный сон… как же ей не хотелось просыпаться! И она отдала бы все за то, чтобы увидеть князя еще раз. Ну, хотя бы одним глазком! Что до этих глупых сказок про вампиров – какая разница? Люди боятся непонятных вещей: привидений, вампиров. Зато почему-то не опасаются живых. Хотя порой следовало бы.

– Сестрица Изабель! Ты всегда такая рассеянная? Чем тебе не нравится вот этот товар? Давай, набирай. Иначе мы будем ходить по рынку целую ночь.

Девушка бросила на сопровождающего недоуменный взгляд, но Себастьян уже отвел глаза. Впрочем, это не помешало ему заметить, как она небрежным движением заправляет за ухо прядь волос и склоняется над овощами. Он предпочел бы не знать, что занимает ее мысли, но, увы, знал, хотя читать их не умел. Это умение ему Великая Тьма не даровала. Сказать по правде, она много чем его обделила, но он не имел привычки жаловаться на судьбу. Кто знает, как обстояли бы дела, если бы выпал другой жребий? К примеру, если бы он был чистокровным темным эльфом? Да еще и сыном короля, пусть и не наследником? Был бы он счастлив? Неизвестно. Но он – не сын короля. Зато сын королевы. Точнее, любимой подруги короля, той эльфийки, которая родила ему сына-наследника. Сын королевы и смертного мужчины, имени которого она, наверное, даже не спросила – а, соответственно, не сообщила и Себастьяну тогда, когда он подрос и задал вопрос. Ему хотелось верить, что то был благородный человек, пусть он и провел с его матерью одну-единственную ночь.

Вот и подумайте – как рассказать о таком? Люди-то ладно, им можно врать о чем угодно, они доверчивы как маленькие дети. А как рассказать темному существу? Кто поверит в то, что эльфийка родила ребенка от смертного? Эльфы – не вакханки, которые рожают от всех подряд, разве только не от вампиров. Темное существо-полукровка! Да сама Прародительница о таком не слыхивала. Расскажи светлой фее – будет смеяться. Темная фея покрутит пальцем у виска. Брат-эльф шарахнется, как от чумы. И не дай Великая Тьма рассказать оборотню! Этот поднимет на смех так, что услышит вся округа. Себастьян чувствовал себя чужим в эльфийской деревне. Он не был уверен, что придется ко двору в мире смертных, но принял свое решение и убежал из дома за несколько дней до своего «темного совершеннолетия» – пятнадцатого дня рождения.

Среди людей ему жилось хорошо. Правда, некоторые особенности – то, что он не старел, например – вынуждали его перемещаться с места на место, но неудобств это не причиняло. Зато он был свободен . Никаких тебе темных функций и мест в цепочке выживания. Знай себе наслаждайся пусть и не бессмертным, но долгим существованием. Не то чтобы Себастьян хорошо знал, что такое «темная функция» или «цепочка выживания». Сказать по правде, он и понятия не имел, что это, но инстинктивно понимал: что-то ограничивающее . Никаких правил и обязанностей перед ним не оглашали, а это означало, что он может жить так, как вздумается. Да и что он мог нарушить? Пользоваться магией? Это искусство он не постиг бы и в том случае, если ему досталось бы бессмертная жизнь. Он и темный язык – смешные буквы-крючочки, похожие на разбегающихся насекомых – понимал с трудом, хотя некоторые эльфы неплохо им владели. Убить кого-нибудь кинжалом из храмового серебра? Он его и в руках ни разу не держал. Хотя с храмовым серебром был знаком.

В детстве мать подарила ему амулет: тонкую нить с нанизанными монетами из мягкого белого металла. Она повязала охранный браслет на запястье мальчика, и несколько дней он изучал узоры на серебряных дисках. Вот мифический Цион, Город Истины (это объяснил ему король). Вот две змеи, образовавшие клубок – символ культа Равновесия. Вот женщина в длинном плаще – Лилит, Прародительница. Вот лабиринт, замыкающийся на самом себе – этого символа Себастьян так и не разгадал. Вот мужчина, простирающий к невидимому зрителю руку – это Трижды Премудрый царь Соломон. Вот – самая большая монета – посох-змея: он принадлежал богу Асклепию, покровителю медицины. Браслет Себастьян носил до сих пор.

Боялся ли он чего-нибудь в человеческом мире? Первое время ему было страшно: а вдруг он проживет человеческие сорок-пятьдесят лет и умрет? Но время шло, он не старел, и мало-помалу этот страх оставил его. Теперь Себастьян ничего не боялся… до вчерашнего дня .

Не то чтобы он никогда не был с девушками – конечно, случалось всякое. Но что-то нежное и теплое – и совсем незнакомое! – шевельнулось у него в груди в тот момент, когда он впервые увидел Изабель. Он думал о ней под утро, до того, как забыться неглубоким и недолгим сном. Думал весь день – подмастерье аптекаря, он помогал ему растирать многочисленные порошки и сушить травы. Будто прекрасный цветок распускался внутри. Вот он оживает, когда на него падают первые солнечные лучи, отряхивает крохотные капельки росы и начинает раскрывать свои лепестки.

Он знал легенду про таинственный цветок асфодел. Говорили, что он кроваво-красный… но Себастьян знал: он молочно-белый, как кожа Изабель. С легким розовым оттенком, если она волнуется или смущена. И пахнет так же, как ее волосы. Сегодня утром, когда он уходил, она еще спала. Он ненадолго задержался у ее кровати, осторожно прикоснулся к лежавшим на подушке золотисто-соломенным прядям – сон ее был глубок, и он не боялся, что она проснется – а потом вдохнул их запах. И в двух мирах не было аромата чудеснее этого.

Не было ничего удивительного в том, что во время обеда Себастьян улучил минутку, воспользовался письменными принадлежностями аптекаря, уединившись в дальней комнате здания – и уже через несколько минут перечитывал свои первые стихи . Он ужаснулся, восхитился, подумал, что сошел с ума, закрыл глаза и снова вспомнил волосы Изабель. А потом сказал себе, что покажет ей эти строки только под угрозой собственной смерти , да и то вряд ли. Тем не менее, пергамент был аккуратно свернут и спрятан в тайнике. На случай, если Себастьян передумает и все же решит признаться… в чем? В том, что он влюбился с первого взгляда в шестнадцатилетнюю смертную девчонку? Хорош герой-любовник. Язык прилипал к небу, а слова прятались по углам и не желали выходить наружу всякий раз, когда он только задумывался о признании. Впрочем… кое-что могло заставить его признаться. Страх, вызываемый воспоминаниями о вчерашней ночи.

Какими глазами она смотрела на Гривальда! Во имя всех темных богов… неужели в этом городе недостаточно женщин, и он должен был осквернить взглядом именно ее ?! Страшная, черная ненависть овладевала Себастьяном всякий раз, когда он мысленно повторял это имя. А теперь она стала еще страшнее. Он хорошо знал, кто такой князь Гривальд! Он знал и его, и эту Виргинию – самое глупое темное имя, которое только можно придумать для такой адской твари. И еще он знал, зачем князь забирает из деревни младенцев. Если бы кто-то спросил его о причине ненависти, то Себастьян не нашелся бы с ответом, но темное существо поняло бы все без слов. Ему подобные, в отличие от людей, доверяли чувствам .

– Убью его, – пробормотал Себастьян. – Убью – и, клянусь, рука моя не дрогнет…

– Поосторожнее с клятвами, мальчик, – услышал он тихий шепот. – Как бы кто-нибудь не надрал твои нежные эльфийские ушки .

Эльф чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности. Говорившая с ним женщина (явно не смертная, но Великая Тьма ее разберет, кто) смерила его высокомерным взглядом холодных серых глаз и рассеянным движением убрала со лба прядь золотисто-каштановых волос. После этого она решила, что Себастьян не стоит ее внимания, и переключилась на товар одного из торговцев.

– Какой прекрасный браслет! Надеюсь, это не серебро? И вот этот, и вот этот! Какое чудесное монисто! Винсент, – обратилась она к высокому мужчине, который стоял к Себастьяну спиной, – посмотри, ведь правда, мне идет? А это? А это?

По всей видимости, названный Винсентом с ответом затруднялся, а многочисленные «вот это» и «а это» (сероглазая красавица произнесла эти слова еще несколько раз) и вовсе сбили его с толку. Себастьян наблюдал за парой, желая хотя бы одним глазком увидеть лицо мужчины и размышляя о том, что же это за существа, как вдруг Изабель за его спиной испуганно ойкнула, и корзина с уже набранными овощами упала на мостовую.

– Прошу прощения, молодая госпожа. Позвольте, я помогу вам.

При звуке знакомого голоса Себастьян повернулся на месте, как волчок, и убедился в том, что перед Изабель действительно стоял князь Гривальд. Он наклонился и собрал с земли рассыпавшееся содержимое корзины.

– Мне очень жаль. Я так неловок.

– Что вы… ваше величество… ваше высочество… князь .

Изабель будто обдало горячей волной. Сердце ее учащенно забилась, щеки залились румянцем. Князь Гривальд церемонно поклонился, и она присела в реверансе. Теперь можно было разглядеть его получше… он – сама красота, пусть и ледяная. А его глаза… они чарующие! Похожи на звезды… а он сам – на луну. На холодный и чистый лунный свет. Который знает все человеческие тайны, но свято хранит их.

– Молодая госпожа не откажется назвать свое имя?

– Изабель, – ответила девушка, неотрывно глядя ему в глаза.

Что-то изменилось в лице князя Гривальда. Изабель на секунду показалось, что он улыбнулся – тепло и по-дружески – но та тень улыбки, которую она уловила, была такой же холодной, как и его глаза. Хотя она могла поклясться – долю секунды назад в них промелькнула живая искра.

– Пусть ваш спутник получше присматривает за вами, Изабель. Этот город – не самое лучшее место для ночных прогулок.

С этими словами он бросил короткий взгляд на Себастьяна, который застыл на месте, как статуя, не в силах произнести ни слова, и повернулся к сероглазой красавице – она как раз подошла к нему. На ее шее красовалось только что купленное монисто, бронзовые монеты с гравировкой, а на запястье – витой браслет в греческом стиле. Привычным жестом она откинула волосы с плеча, демонстрируя оба украшения. Князь Гривальд понял намек и почтительно склонил голову.

– В двух мирах не будет мужчины счастливее того, кто разделит вечную жизнь с самой прекрасной женщиной среди смертных и бессмертных. И я признаю это, хотя мое сердце отдано другой.

Красавица сделала изящный реверанс, и Себастьян едва не заскрипел зубами от злости. Он не знал даже имени этой кокетки, но она ему уже не нравилась. Один мужчина купил ей украшение – а она красуется перед другим и строит ему глазки?!

– Винсент! – крикнула красавица своему спутнику, который изучал старинные медальоны. – Ну, чего ты там застрял? Может, ты и не голоден, а вот мы с князем не отказались бы от ужина !