— Ну что, — хорош! — сказал Виталик, отступая на шаг от зеркала. — Мышка будет довольна.

«Мышками» Виталик называл девушек, которых заражал вирусом иммунодефицита, год назад обнаруженным и у него самого. Биолог по профессии, он обладал пытливым умом и страстью к экспериментам. Опять же, и материал был подходящий: все, как одна, — красавицы и наивные дурёхи, прозябающие в своём сонном благополучии в ожидании «прекрасного принца».

У самого Виталика к его тридцати годам жизнь сложилась не лучшим образом: диссертацию по окончании биофака он так и не написал — мешали голод, холод и убогое прозябание в общежитии, которое потом сменили бомжатники, да и на их оплату денег едва хватало, — много ли заработаешь частными уроками!

Потом ему предложили поработать на «солидных людей», синтезируя тяжёлый наркотик, но конечный продукт заказчиков не устроил:

— Тальк мы и в аптеке можем купить, — сказали ему и отпустили, не предъявляя особых счетов.

Виталик им за это был ещё благодарен — сам понимал, что виноват: пожадничал и сделал низкую концентрацию. Но у него было свойство легко умиротворять людей, вызывая у них симпатию. Эта особенность и пригодилась ему в жизни, когда он решил сменить род занятий и стал работать «приманкой» на одного сутенёра, — используя своё обаяние, завлекал наивных дурочек. При случае не брезговал и «дегустацией» будущего товара, — до тех пор, пока не узнал про заражение одной из них. Сам побежал делать анализ, — результат оказался положительным. Сделал повторный, побегал по врачам, и тут его успокоили, — он только носитель и переносчик болезни… Остальное зависело от него…

И тогда он обиделся на весь свет, и решил проводить «эксперименты». А тут как раз и бабка померла, две квартиры в элитном районе оставила. Старая грымза раньше ни в одну из них его не впускала, заставляя скитаться по чужим углам, а теперь в одной из них он живёт, а другую сдаёт, получая стабильный доход, — вот оно, счастье, когда привалило! Жаль только, что теперь он «носитель» и «переносчик»…

Но Виталик и из этой беды сумел извлечь удовольствие: как приятно после романтического ужина и феерической ночи знать, что ты ещё одной дурочке подписал приговор. Мог не подписывать, а подписал! Потому, что хотя бы одну эту ночь был хозяином её судьбы. Хозяином, Прокурором, Судьёй, Палачом — Господом Богом, наконец, — и всем сразу!

Он, Виталик, был поворотным моментом в их жизни, был их Страшным Судом и Высшей Карой. Виталик едва сдерживал смех, представляя, как они испугаются, когда узнают, чем он их наградил! От смеха он катался по простыням, запихивая их уголки в рот, чтобы не заржать в полный голос, а эти дурочки, боялись, что с ним случилась истерика.

— Что с тобой?! — волновались они.

— Ничего, — отвечал он, успокаивающе похлопывая их по гладкой коже. И представлял, что будет с этой кожей, с этим телом и с этой дурочкой через год или даже через несколько месяцев после их незабываемой встречи…

«Ах да, сейчас сезон гриппа, — вспоминал он, — значит дело пойдёт быстрее».

— Я тебе позвоню? — предлагал он им всем на прощание, и никогда не встречал отказа. Взять телефон у новой «мышки» было необходимо, а то какой же это эксперимент без сверки результата?

— Мышка будет довольна, — сказал он, глядя на своё отражение в зеркале прихожей и, проверив содержимое барсетки, торопливо шагнул к двери.

«Цветы я куплю у метро…» — размышлял он, оттягивая защёлку замка, и уже представил себе букет огненно-алых роз, который традиционно преподнесёт очередной мышке, как вдруг спохватился…

— Ах, я дурак!.. — хлопнул он себя ладонью по лбу, вспомнив, что вчера вечером, по пьяни, дал мышке-Танечке свой домашний адрес и телефон. — Она же сюда припрётся!

— Срочно ищем замену, — сказал он, доставая мобильник, — не пропадать же добру…

Через несколько минут очередное свидание было назначено, и Виталик потянулся к двери, полагая, что теперь его уже ничего не задержит. Но в эту минуту он вдруг почувствовал слабость в ногах, а дальше, не оборачиваясь назад, быстро пятясь, как рак, вбежал в комнату и плюхнулся в любимое бабкино кресло, стоявшее у стены, да при этом ещё больно ударился затылком.

— Что за чёрт!.. — Виталик потёр затылок и привстал, чтобы уйти, но в эту минуту его плечи резко откинулись назад, он снова упал в кресло и опять ударился затылком о стену.

— Чёрт, да что же это?! — Виталик сделал новую попытку подняться и уйти, но и на этот раз результат оказался всё тот же: кто-то невидимый резко притягивал его спиной к спинке кресла, а голову тянул резким ударом к стене.

— Чёрт! Чёрт! Что за чёрт! — подпрыгивал в кресле Виталик, пытаясь выбраться, и всякий раз падал назад к стене, больно ударяясь затылком.

— Нет, это невозможно! Это чертовщина какая-то!

Виталик не верил, ни в призраков, ни в полтергейст, поэтому решил настоять на своём: он должен выбраться из квартиры и выберется, — у него сегодня свидание, и он пойдёт на него во что бы то ни стало…

В этот момент он заметил, что его голова совершенно самостоятельно резко повернулась в левую сторону, потом в правую, потом стала двигаться ещё быстрее из стороны в сторону, как если бы выражала отрицание, и всё это без всяких усилий с его, Виталика, стороны — сама по себе двигалась, и всё!

— Что за чё… — вскричал было Виталик, но на последнем слове больно прикусил себе язык.

— С-с-с-с-с! — засипел он и рванулся было на кухню, подставить язык под холодную воду, но кресло его не отпускало. Он снова и снова пытался подняться и снова падал, ударяясь затылком о стену.

Превозмочь силу, которая, не касаясь его, толкала его назад, было невозможно. Виталик почувствовал себя марионеткой, которой дистанционно управляет беспощадный, невидимый, и неимоверно могущественный кукловод.

«Этого мне только не хватало!» — с ужасом подумал он, чувствуя, как кровь приливает к его щекам и весь он наливается жаром. Ему стало нестерпимо душно. Он оглянулся на балкон. Дверь его была чуть-чуть приоткрыта, потому что упиралась в огромное количество всевозможного скарба, сложенного его бабкой на балконе.

«Чёрт! Надо было давно вынести этот хлам! — с сожалением подумал придавленный к креслу Виталик, всё сильнее страдая от духоты. — И вентилятора в доме нет. И купить будет трудно, ведь сейчас лето!».

Виталик подумал о том, как хорошо бы сейчас выйти на свежий воздух, пройтись по набережной Невы, любуясь белыми ночами.

— А я, как дурак, сижу в этом кресле! — воскликнул он, разозлившись на себя, и рванулся вперёд, но кресло его не отпускало.

— Что же я так весь вечер и просижу здесь?! — спросил он, сам не зная кого.

Его голова приняла этот вопрос на свой счёт и утвердительно кивнула.

— И не пойду на свидание?!

Голова отрицательно замоталась из стороны в сторону.

Виталик беспомощно заёрзал в кресле, потом попытался выскочить из него рывком и, взбрыкнув ногами, резко свалился на спину, теряя сознание от очередного удара о стену.

Очнулся он от нестерпимого зуда, который ощущал между пальцами правой ноги.

«Грибок?! Но почему?!» — с ужасом подумал Виталик, — он ведь был так осторожен на этот счёт, никогда не надевал чужой обуви и своим гостям тапочек не предлагал.

«Что ещё за напасть такая?» — размышлял он. Потом снова попытался встать и снова упал, правда теперь уже постарался придержать голову так, чтобы не удариться.

— Но я же не смогу так просидеть целую вечность! — сказал он обращаясь к кому-то в потолок.

Его голова утвердительно кивнула, а потом отрицательно мотнулась в сторону.

— Так просижу или нет? — снова спросил он. И получил тот же неопределённый ответ.

Жжение в ноге усиливалось, теперь оно разошлось по всей подошве ступни.

«Нужно пойти в ванную» — подумал Виталик.

— Мне нужно пойти в ванную! — крикнул он в потолок. Голова кивнула и снова отклонилась в сторону.

— Но мне правда нужно! — вскричал он, заёрзав в кресле, и голова с ним согласилась.

— Но как же я смогу встать?!

Голова ответила отрицательно.

— Не смогу?!

«Нет!» — ответила голова.

— Что мне сделать, чтобы встать?! — догадался спросить Виталик. — Ты знаешь? — обратился он к голове.

Голова кивнула.

— Что???

Молчание.

— Что??!! — повторил он, мечтая успеть добежать до ванной.

Тут, как озарение, которое не столько услышал, сколько увидел, он получил ожидаемый ответ:

— Признай свою вину!

— Признаю! — воскликнул Виталик, срываясь с кресла и сокрушая всё на своём пути…

И уже в ванной его настиг второй приказ:

— Молись!

— А как молиться-то? — деловито спросил Виталик, почувствовав некоторое облегчение.

Ответа не было, но вместо него снова началось жжение в ступне.

— Всё, мне это надоело! — вскричал Виталик и пошёл в прихожую.

«Ещё успею заскочить к Светке!» — мелькнуло у него в голове. И в следующую секунду его снова понесло к креслу. Упав, он опять ударился о стену, снова потерял сознание и снова очнулся от жжения в ноге и нестерпимой духоты.

— О нет! Только не это! — простонал он и оглянулся на балкон. За окном всё ещё было светло. Только освещение казалось каким-то фантастическим — неестественно ярким.

— Интересно, который час? — спросил он сам себя, пытаясь сориентироваться хотя бы во времени. — Почему никто не звонит и не приходит? — удивился он. — Неужели никому нет до меня дела?..

Его голова повернулась из стороны в сторону:

— Нет…

Виталик попытался встать, но вдруг, почувствовав невыносимую слабость, сам опустился в кресло. На него мощной волной нахлынули воспоминания. Один за другим вставали в памяти эпизоды всей его жизни, раскрываясь в подробностях, как фильмы бесконечно длинного телесериала.

Виталик спокойно просмотрел эпизоды, связанные с его сравнительно благополучным детством и студенческой юностью, слегка поморщился, когда воспоминания отнесли его к временам проживания в общежитии, а вот и приятные встречи в ресторанах с доверчивыми дурочками, для которых он играл роль «прекрасного принца».

— Стоп!!! А приятные ли? — внезапно Виталик почувствовал острые приступы тошноты и едва успел подскочить к унитазу.

Очнулся он, лёжа на полу рядом с ванной. Достав из холодильника запотевшую бутылку газированной воды и сделав несколько осторожных глотков, Виталик послушно вернулся в комнату и сел в кресло.

— …Так на чём мы остановились? — вспомнил он про «внутреннее озарение». — Ах, да, — на свиданиях с глупыми девушками.

Жалко ли ему их?..

— Раньше не жалел… — нехотя ответил Виталик.

— А теперь? — настойчиво спрашивало внутренне озарение.

— Ну, если подумать, то жалко…

— Только «подумать»? — переспросило Озарение.

— Да! — вызывающе ответил Виталик и почувствовал новый приступ дурноты. — Да нет, вру! Мне их действительно жалко! — крикнул он, благополучно срываясь с места и устремляясь в ванную.

Когда он вернулся в комнату, в окнах всё ещё было светло, и освещение было всё то же — яркое, фантастическое.

— Чёрт бы их побрал, эти белые ночи! — проворчал Виталик и собрался было взглянуть на часы, как новый приступ дурноты умчал его в ванную.

— Сколько это ещё будет продолжаться? — спросил он неизвестно кого, устало падая в кресло.

— Сколько понадобится! — ответило Озарение и снова вернуло его к эпизодам прежней жизни.

Опять рестораны… опять девочки…

— Неужели не жалко их? — настойчиво спрашивало Озарение.

— Вот эту блондиночку пожалуй жаль! — ответил Виталик. — У неё такое милое лицо. И взгляд такой доверчивый, кроткий…

— А вот эту чернушку не жаль! — отнёсся Виталик к другому эпизоду. И тут же вынужден был бежать в ванную. — Да ё…!

Из ванны он вернулся, шатаясь от слабости с бутылкой минеральной воды в руках.

— Так что? Не жаль эту девушку? — спросило Озарение про Чернушку.

Виталик устало прикрыл глаза, всматриваясь в воспоминание…

— У неё лицо продувной бестии… — помолчав, сказал он.

— То есть, тебе её не жаль? — уточнило Озарение.

— Нет… — с вызовом ответил Виталик и тут же опять сорвался с места.

— Так жаль или нет? — настойчиво спрашивало его Озарение, когда он снова вернулся в комнату.

— Жаль!.. — благоразумно ответил Виталик и тут же снова помчался в ванную.

— Не верю! — вдогонку услышал он голос.

Когда он вернулся в комнату, этот голос стал звучать всё настойчивей, тем не менее, оставаясь голосом внутреннего озарения. Виталик сосредоточился на воспоминаниях. Одно из них всплыло во всей ужасающей достоверности: ту самую, трогательную блондиночку подготавливали к будущей работе. Васёк — один из охранников «Белоснежек», — как называли они этих девочек, — зажимая ей рот, заваливал её на бильярдный стол в одном из игорных клубов, служивших им перевалочными пунктами. Сквозь неплотно прикрытую дверь Виталик слышал и видел всю эту сцену в самых омерзительных подробностях. Как зачарованный он стоял тогда возле двери и смотрел…

— Ну? Так тебе жаль их, или нет?! — настойчиво спрашивал Голос.

И тут Виталик впервые почувствовал, что ему действительно жаль эту девушку.

— Мне жаль её… — сказал он искренне.

— Но ведь ты сам её погубил! — припомнил Голос.

Виталику стало нехорошо, но это были не прежние приступы дурноты, теперь он чувствовал нестерпимое напряжение во всём теле, которое стремительно нарастало, превращая каждую клеточку и каждую каплю его крови во взрывоопасную смесь. Это состояние сопровождалось чудовищной головной болью и нарастающим шумом в ушах. Казалось, ещё секунда и он взорвётся!..

— Я не могу больше! — прохрипел он, опускаясь на колени.

— Молись! — крикнул Голос.

— Не умею! — хрипел Виталик, распластываясь на полу.

— Молись! — крикнул Голос ещё громче.

— Господи! Спаси меня и помилуй и прости мне всё! — выпалил Виталик первое, что пришло ему в голову.

Напряжение не проходило, шум в ушах возрастал.

— Ещё! — требовал Голос.

— Господи! Спаси меня и помилуй и прости мне всё! — истошно закричал Виталик, на каждом слове ударяясь головой об пол.

— Продолжай! — приказал Голос.

Почувствовав некоторое облегчение, Виталик вернулся в кресло к последующему просмотру.

— Кто там следующий? — растерянно спросил он себя. — Ах, да, эта Чернушка…

Но Чернушку ему было не жаль, — откровенно признался он себе, и в следующую секунду снова очутился на полу.

В этот раз он уже знал, что нужно делать и, не дожидаясь нарастания мучительных ощущений, стал вымаливать себе прощение и за неё.

Потом были эпизоды и с другими девушками, каждый из которых он, рассмотрев всё в подробностях, заканчивал исступлённой мольбой о прощении. Его тело само руководило им: когда наступал наиболее сильный порыв раскаяния, он падал на пол и слова молитвы, мучительно вырывавшиеся из него, уступали место наполняющему его облегчению. Когда его прощали, его тело возвращалось снова в кресло, и он восстанавливал в памяти новый эпизод, рассматривая подробно и его.

Виталик не мог сказать, сколько времени это продолжалось. Помнил только, что сознание его несколько раз отключалось. Иногда он терял его лёжа на полу, иногда — сидя в кресле. А один раз ему показалось, что какая-то незримая сила помогает ему во сне подняться с кресла и лечь на диван.

Там на диване он тогда и обнаружил себя, проснувшись. Какой день и какое это было время суток, он не помнил. Потому, что освещение в окне было всё то же самое — яркое, фантастическое.

На следующий день ему опять не позволили действовать самостоятельно. Ему даже не позволили принять душ и поесть, а сразу усадили в кресло и заставили продолжить работу с воспоминаниями. Теперь ему уже легче было понимать своих мучителей и легче им подчиняться, — теперь он знал, чего от него требуют все эти странные силы и голоса, и старался покончить со всем этим как можно скорее.

Но оказалось, что и это было не легко. Ему не позволяли перейти к молитвам до тех пор, пока он не ощущал действительно искреннего и глубокого сострадания к своим жертвам. За очковтирательство наказывали либо жжением в пальцах и подошвах ступней, либо ощущением нарастающего взрыва внутри. Второе было мучительней, и он покорялся, — просматривал каждый эпизод снова и снова, пока неподдельная жалость и жгучая жажда раскаяния не захлёстывали его.

Время тянулось мучительно долго, он был утомлён и обессилен до предела, а перед ним вновь и вновь проходили картины тяжёлых воспоминаний, — новые лица девушек и новые его преступления, которым, казалось, не будет конца. Он снова терял сознание, и снова его обретал, засыпал на полу, а просыпался в кресле или на диване. В редкие минуты отдыха он смотрел на себя в зеркало и не узнавал себя. Он даже не мог сказать, что именно в нём изменилось, — он только знал, что этот, глядевший на него по ту сторону зеркала, седой старик с тусклыми, запавшими глазами, и прозрачной от восковой бледности кожей, не имел с ним ничего общего. И всё же это был он, Виталик, потому что тот, второй, синхронно повторял каждое его движение и был одет точно так же.

Виталик смотрел в окно и опять не видел перемены во времени суток. За окном было всё то же фантастически яркое освещение белой ночи.

«Или белого дня?» — подумал Виталик и не смог ответить на этот вопрос. Синего неба за окном он не видел. А фантастическое освещение образовывал разлившийся по ослепительно белому небу жёлто-оранжевый закат, от которого Виталику стало не по себе.

«Похоже на геенну огненную!» — подумал он содрогнувшись. И перед его мысленным взором предстало огненное озеро, разлившееся среди такого же ослепительно белого дня. Но почему-то от этого оно казалось ещё более жутким.

Виталик прислушался к своим ощущениям. Казалось, что Голос, безжалостно руководивший им всё последнее время, деликатно притих, позволяя ему спокойно подумать о загробном мире.

— Да, ад существует на самом деле, это — факт! Я теперь это знаю наверняка… — сказал Виталик, понимая, что его ещё так, легонько потрепали. Но представить себе страдания в миллион раз более сильные и бесконечно долгие он был не в состоянии, — это просто не умещалось в его голове.

Неожиданно для себя он почувствовал, что успокоился, — странно, но теперь после всего пережитого, он уже не испытывал страха.

— Не может быть, чтобы я уже замолил все грехи… — неуверенно сказал он.

Его тело ощутило лёгкий толчок, и голова снова зажила самостоятельной жизнью, повернувшись из стороны в сторону:

— Нет! — получил он ответ.

— Нет! — услышал Виталик внутренний голос и поток новых воспоминаний снова стал проплывать перед ним мучительной чередой.

Резкий звонок в дверь вывел Виталика из глубокого забытья.

— Можно открыть? — спросил он, прислушиваясь к себе.

Голова кивнула.

Виталик подошёл к двери и спросил:

— Кто там?

— МЧС! — ответил ему бодрый мужской голос.

Виталик обрадовался этому голосу, но на всякий случай спросил:

— А кто вас вызвал?

— Татьяна Ивановна Терентьева! — был ответ.

«Кто ж такая?» — подумал Виталик, посмотрел для верности в глазок и открыл.

На пороге стояли два рослых парня в форме МЧС.

— Что же это вы, к телефону не подходите, друзьям двери не открываете! — напустились они на него. — Они же волнуются! Вот Татьяна Ивановна нам позвонила.

«Татьяна Ивановна… да кто же это?» — напряжённо вспоминал Виталик, машинально отмечая про себя, что лица у обоих парней невероятно красивые. Один — смуглый брюнет, похожий на прекрасного юношу с фрески Рафаэля, другой, — похожий на ангела, синеглазый блондин с румянцем во всю щёку.

«Потрясающе красивые парни! — подумал ещё раз Виталик, — Таких не бывает на свете… О чём они меня спросили?» — спохватился он вдруг.

— Так что с вами случилось? Почему не открывали? — допытывались парни, пристально глядя на него.

— Да ничего… просто приболел немножко… — замялся Виталик.

— Ну, смотрите, не болейте больше! — пожелали они ему напоследок и исчезли в лифте.

А Виталик остался стоять на площадке, растерянно глядя им вслед.

«Какие странные и необычайно красивые ребята!» — подумал он, потрясённый увиденным. И вдруг, почувствовав, что при мысли о них, ему становится легко на душе, прибавил:

— Господи, до чего же приятно жить, не причиняя никому зла!..

Опустившийся было лифт снова стал подниматься.

«Наверное, это они возвращаются!..» — предположил Виталик, которому очень не хотелось идти к себе, в своё мучительное одиночество.

Лифт остановился на его этаже, дверь открылась, послышалось лёгкое постукивание каблучков, и вот он уже увидел раскрасневшееся лицо «мышки-Танечки», — Татьяны Ивановны Терентьевой, которая, как оказалось, и вызвала МЧС.

— Живой! — взвизгнула Танечка, повиснув у него на шее. — А не открывал чего? — спросила она и потянулась губами к его губам.

— Подожди… — мягко отстранил её Виталик.

— Не хочу ждать! Я так соскучилась! Я все эти дни только о тебе и думала! — тараторила она, не давая ему слова вставить. — Целый месяц прошёл, а от тебя ничего! Я так волновалась! Знаешь, я молилась за тебя в эти дни! Не веришь?! Правда, стояла на коленях перед иконой и молилась, чтоб у тебя всё было хорошо…

Виталик удивлённо взглянул на неё.

— Что с тобой? Тебе плохо?! — спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо.

— Теперь уже лучше. — уклончиво ответил он. — Если хочешь, зайдём ко мне.

Виталик открыл дверь и пропустил Таню в прихожую.

— Но уговор, — предостерёг он, — останемся только друзьями. Может быть потом, когда я тебе всё объясню, ты поймёшь и простишь меня…

— Да чего объяснять! Друзьями, так друзьями! — согласилась Танюша. — По правде говоря, мне большего и не хочется!..