Я хочу спать. Нет, не так. Я ХОЧУ СПАТЬ. Эта мысль пульсирует в моей голове всю последнюю неделю, и меня определенно радует, что второе ночное «дежурство» в «Бабочке» пришлось на выходной. Все, что мне надо, я уже увидела — так сказала Дженна, поэтому теперь мне остаются только занятия с ней и просмотры видео. Впрочем, занятия с ней выматывают ничуть не меньше: она учит меня походке, пластике, как правильно поворачиваться, как правильно говорить, и по сравнению с ней тот вредный преподаватель из Кэйпдора — просто милаш.

Про случившееся в океанариуме я стараюсь не думать, равно как и о К’ярде. Он меня бесит так сильно, как никто и никогда за всю мою жизнь. До сжатых кулаков и яростного желания ему врезать. Этот богатенький мальчик считает, что ему все позволено по праву рождения. Наверное, мне бы стоило принять это как данность, но я не могу. Не могу, потому что, несмотря на незавидное положение людей в мире и на превосходство въерхов, суть которого мы впитываем с молоком матери, этот конкретный засранец меня бесит.

3. А. С. Р. А. Н. Е. Ц.

Последние несколько дней я испытываю перманентное желание подойти к нему и заявить это в лицо. К счастью, мозгов у меня больше, чем у него, поэтому я просто не появляюсь в тех местах, где бывает он. Не замечаю адресованных мне насмешек и подколок, которые звучат за моей спиной (вероятно, с его щедрой подачи), косых взглядов въерхов и прочего.

К счастью, его девица больше не пытается быть со мной любезной, а я сажусь от нее так далеко, как только возможно. То же самое делает Алетта по отношению ко мне. Да, мы так и не помирились, более того, она делает все, чтобы сталкиваться со мной по минимуму. Вплоть до того, что ждет, пока я хлопну дверцей шкафчика, и лишь потом подходит к своему в раздевалке.

Пару раз я загоралась было желанием подойти к ней и попытаться помириться. Снова. Но потом настроение проходило, потому что я круглосуточно хочу спать. Столько информации, сколько я запихиваю в себя в последние дни, может воспринять адекватно разве что искусственный интеллект. Не говоря уже о физических тренировках, тренажерах, плавании, модельной походке, этикету… и так снова и снова, по кругу. Поэтому сегодня из «Бабочки» я выползаю на автопилоте. До закрытия клуба еще час, но Дженна отпустила меня пораньше, потому что клиентов уже почти не осталось. Те, кто остались, сидят в ВИП-ках, а ВИП-ки, разумеется, не предполагают ничьего постороннего присутствия.

Зеваю и прикрываю рот ладонью. Да уж, Алетта здорово удивилась бы, узнав, что я «ночую у нее» (потому что у нас якобы лабораторная на двоих, над которой надо трудиться вдвоем вне занятий). Это единственная отмазка для сестер, которая пришла мне в голову, то же самое я сказала Вартасу. Пожалуй, ему можно было бы сказать правду, но я побоялась, что он просто-напросто проболтается. Случайно.

А я не хочу давать девчонкам лишних надежд, пока не будет конкретики, и вообще не хочу, чтобы кто-то знал про «Бабочку». Сама не знаю почему. Возможно, из-за того, что происходит в ВИП-ках. Я видела, как одну девчонку заставили стоять на коленях, пока клиент на пару со своей спутницей не выпили бутылку игристого и пока им не надоело. Ничего такого действительно не произошло, но мне захотелось помыться. И это совершенно не то, о чем стоит знать моим сестрам. И даже Вартасу.

Мой образ почти готов, со стилисткой Дженна познакомила меня в первый же день. Критически меня осмотрев, эта женщина с ногами от ушей заявила, что мне пойдут голубые волосы. Ну как голубые… ближе к корням темно-синие, под цвет глаз, постепенно светлеющие, как морская глубина под солнечными лучами. Голубые так голубые, хоть зеленые. Мне уже без разницы, потому что я подписала контракт, к тому же так больше шансов, что меня не узнают даже случайно. Не представляю, конечно, кто может меня узнать, но у меня действительно очень запоминающаяся внешность. Даже несмотря на то, что все мы на время юбилея и аукциона будем в масках (это даже в договоре прописано), мои волосы будут светиться, как маяк из легенд. Не хо-чу.

Идея поработать в «Бабочке» нравится мне все меньше и меньше, но с ней я хотя бы могу смириться. Сейчас мне просто надо выспаться, потому что вечером — очередной интенсив по походке от Дженны, и если я не отосплюсь, то просто свалюсь с каблуков и захраплю прямо у нее в кабинете. До юбилея осталось девять дней. С этой мыслью я шагаю вперед и слышу оглушительный сигнал. Из предрассветной синевы прямо на меня несется эйрлат, и в ту минуту, когда я понимаю, что уже не успею никуда отпрыгнуть, меня резко дергают на себя. Эйрлат проносится мимо, взметнув мне прядь волос, обдав лицо потоками ледяного от первых заморозков воздуха. Я же оборачиваюсь и вижу… Вартаса.

— Ты что здесь делаешь?!

— А ты?

Он собран и серьезен, губы плотно сжаты, хмурится. Причем хмурится приблизительно так, как мог бы хмуриться парень, застукавший девчонку (уточняю: свою девчонку) с другим или увидевший ее выходящей ранним утречком из чужого дома. Все это мне совершенно не нравится, не нравится и то, как он на меня смотрит. Слишком цепкий у него взгляд, слишком пристальный. Как если бы он пытался вытащить у меня из мозгов все, что я сейчас думаю.

У въерхов есть такая технология: тебя засовывают в аппарат, который считывает мыслеобразы и выводит на экран. Об этом рассказывали в какой-то научно-напугательной передаче, из тех, что любила посмотреть на ночь Лэйси. Впрочем, в новостях еще и не такое показывают, но эта машина почему-то впечаталась мне в память. Ее используют во время допросов высшего уровня, и вряд ли они приятные. Впрочем, взгляд Вартаса сейчас немногим приятнее.

— Кажется, мы договорились, что ты не суешься в это дело, — говорит он пока еще спокойно, но я вижу, как играют желваки на его скулах.

— Кажется, мы не договаривались, что ты диктуешь мне, что делать, — парирую я, и только тут до меня доходит. — Откуда ты вообще знаешь, что я сюда езжу?

У парня дергается бровь.

— Ты что, за мной следил?! — выдыхаю, сжимая кулаки.

Последнее время все только и делают, что испытывают меня на прочность, и, кажется, запас этой прочности неумолимо подходит к концу.

— Я обещал Лэйс оберегать вас, — цедит он.

— Чего?!

Вартас закусывает губу, словно сболтнул что-то лишнее, но он действительно сболтнул лишнее. Я хватаю его за куртку и с силой толкаю в сторону.

— Ты, едх тебя задери, что только что сказал?!

— Вирна, ты все не так поняла…

— Да?! А как я тебя поняла?! — шагаю следом, сжимая кулаки. — И что я должна понять?!

— Я уже говорил, что Лэйс мне мало что рассказывала! — огрызается он. Перехватывает мои руки, когда я снова собираюсь вцепиться в него, и разводит в сторону, после чего быстро кивает в сторону.

Смотрю в том же направлении: на противоположной стороне застыл эйрлат политари. Вышедший из него мужчина пристально смотрит на нас. Не сговариваясь, мы подхватываем друг друга под руку и идем к станции гусеницы.

— Что. Ты. От меня. Скрываешь?! — шиплю я.

— Ничего! Только то, что сказал. Последнее время Лэйс была сама не своя, но, как я ни пытался ее разговорить, она так ничего и не сказала.

Наверное, я могла бы в такое поверить еще неделю назад, но только не сейчас. Не после того, что он выдал минутой раньше.

— Что она тебе рассказала?

— Ничего.

— Не ври!

Мое шипение нарушает воцарившуюся на улице тишину. Слышен свист рассекающего воздух эйрлата, и Ландорхорн, точнее, Четвертый круг, снова заполняют звуки большого города, у которого нет времени на сон. Как и у меня.

— Говори, или…

— Или?

— Или я сейчас развернусь и пойду к политари, — прибегаю к последней возможности.

— И что? — Вартас вскидывает бровь. — Мое слово против твоего.

Урод. Какой же урод!

Стряхиваю его руку со своей, теперь мы молча идем рядом.

— Я не знаю, где она, Вирна. Клянусь.

— Засунь свою клятву сам знаешь куда.

Вартас резко останавливается, хватает меня за руку, но я яростно вырываюсь.

— Я тебе верила, — цежу сквозь зубы. — Таскала девчонок в парк с тобой. Думала, ты хочешь помочь…

— Хочу!

Ветер подхватывает его длинную светлую челку, швыряет назад, открывая высокий лоб и крупные черты.

— Она просила о вас позаботиться, если что-то случится. Большего я тебе сказать не могу.

Сую руки в карманы, закусываю губу, качая головой.

— Ты хоть понимаешь, что я должна знать?

Он молчит.

— Она жива?

— Я не знаю.

Не знаю. Это «не знаю» вырастает между нами стеной. Просто потому, что я сама не знаю, говорит он правду или снова лжет. Понимаю, что больше не могу ему доверять. Понимаю, что он прав: попытка обратиться к политари закончится моим словом против его, и… Море, я теперь не уверена, что так не сделаю только хуже. Для Лэйс.

Где же она?! Что произошло? Что вообще происходит?! Мне хочется выть от бессилия, вместо этого я сжимаю кулаки. До боли, так, что даже мои короткие ногти впиваются в ладони.

— Не приходи больше, — говорю я. — По крайней мере, пока не будешь готов обо всем рассказать.

— Не ходи в «Бабочку», Вирна, — жестко произносит он.

— Да пошел ты, — отвечаю.

Это единственные слова, которые у меня сейчас для него есть. Для парня, который говорил, что любит ее. Для парня, который знает, что могло с ней случиться, по крайней мере, предполагает, но молчит. Это настолько дико, что грудь сдавливает от нехватки воздуха. Быть в двух шагах от того, кто может пролить свет на ее исчезновение, но не хочет этого делать! Я разворачиваюсь и иду к станции, уже одна. Ветер швыряет волосы мне на лицо. Теперь я еще больше уверена в том, что на правильном пути. «Не ходи в „Бабочку“, Вирна». Не оборачиваясь, ускоряю шаг. Теперь мне кажется, что все ответы именно там. Что все, что я ищу, в этом клубе, за его стенами для избранных.

Когда я возвращаюсь домой, еще по-прежнему темно, но предрассветная синева уже заливает улицы, понемногу растапливая густой цвет ночи. Митри и Тай, разумеется, еще спят. Я недолго смотрю на сестер, потом осторожно подтыкаю край теплого пледа (младшая во сне всегда раскрывается, в комнате же достаточно прохладно). Сестренка что-то бормочет во сне, и я осторожно целую ее в щеку.

— Мамочка… — Она улыбается.

Тай плохо помнит маму, но, видимо, скучает по ней инстинктивно. Теплые руки, запах, улыбка, стук сердца. Мама — это защита и надежная стена, которая всегда укроет от любого, даже самого страшного шторма. На глаза наворачиваются слезы, но я не позволяю им пролиться. Не нужна нам ничья помощь, сами справимся. Потому что мы семья. И это главное. Мы есть друг у друга, и так будет всегда.

Подхватываю валяющийся на полу свитер Митри, возвращаю на спинку стула и так же тихо выхожу из комнаты. Однажды я уже сдалась, но больше не сдамся. Я найду ответы на все свои вопросы. Я найду тебя, Лэйси. Клянусь.