— ЭЙ, А СТОЛЫ кто мыть будет? — крикнула Джей.

— Завтра мою за нас двоих! — Я вылетела за дверь раньше, чем моя напарница по смене у Доггинса успела что-либо ответить.

Мне нужно было успеть в «Бабочку», пока там еще нет посетителей и в то же время когда уже есть те, кто сможет рассказать про Лэйси хоть что-нибудь. То есть оптимально — за час-полтора до начала смены. Они там гримировались, перед тем как надеть специальную униформу, я никогда не видела Лэйс в гриме (выходить в нем за территорию заведения им запрещали), но она говорила, что это нечто фееричное, хоть и весьма трудоемкое.

На полном ходу влетев в полупустую гусеницу, я устроилась на сиденье (жестком, но хотя бы обитом искусственной кожей, благодаря чему сидеть было в разы теплее). Ближе к ночи, как частенько бывает в Ландорхорне, ветер усилился, от порывов перехватывало дыхание и хотелось завернуться в куртку с головой. Поэтому я запахнула ее плотнее и накинула капюшон, вглядываясь в мельтешащий за окнами ночной пейзаж.

Снова в центр, пусть даже не доезжая до Второго круга, но все равно гораздо ближе к Кэйпдору. О том, что произошло сегодня за дверями кабинета декана, я старалась не думать. Разумеется, ни на какую вечеринку я не пойду, осталось только понять, как донести это до того, кто не привык получать отказы. В том, что он эти отказы получать не привык, я поняла по уверенности, с которой мне сегодня поставили условие. Что ж, будет первое серьезное разочарование в жизни богатого счастливого мальчика.

Стоило об этом подумать, как накатило раздражение — раздражение пополам с глухой бессильной злостью: если бы пропал кто-то из семьи К’ярдов… окей, из семьи любого въерха, которые со мной учатся, вряд ли его родственника отправили бы в режим ожидания на неделю. И уж тем более вряд ли предложили бы расплатиться подобным образом, потому что за такое можно загреметь под суд. Когда речь заходит о человеке, тем более о девчонке, которой нечего тебе противопоставить, — дело другое. Рядом с ней можно чувствовать себя крутым и сильным.

Я поймала себя на мысли, что снова сжала кулаки и тут же их расслабила, стряхивая злость. Достала тапет и написала Митри: «Буду поздно. Уложи Тай и ложись сама». Не думала, что придет ответ, но он все-таки пришел: «Ты где?» — «Еду в „Бабочку“». Судя по тому, что Митри больше ничего не спросила, веры в политари у нее было еще меньше, чем у меня.

— Четвертый круг. Центральный парк Ландорхорна, — объявил механический голос.

Центральный парк Ландорхорна — место, где я бывала от силы пару раз. Слишком дорого стоил проезд, чтобы позволять себе кататься в такие районы, но родители как-то возили нас в центр. Первый раз — на годовщину свадьбы, но тогда я была совсем маленькой и мало что помню, кроме крутящихся каруселей, визга детей-въерхов и взлетающих в небо изгибов горок-аттракционов.

Второй раз мы ездили туда на день рождения Лэйс, и это я помнила уже гораздо лучше: нам с Митри даже довелось покататься на эйрлатах-аттракционах, а Лэйси с отцом прокатились на самой огромной горке, на которую нас не пустили, потому что мы еще были маленькие. Мама сказала, что не пошла кататься, потому что ее не пустили тоже, хотя я уже тогда прекрасно поняла, что она говорит это исключительно для того, чтобы нам не было обидно.

— Четвертый круг. Рингас-стрит.

Рингас-стрит — то, что мне нужно. Подхватив вещи, я вылетела на платформу, достаточно высокую, чтобы пассажиров здесь перевозили лифты. Да, мне доводилось бывать здесь раньше, но в такое время — никогда, поэтому я ненадолго залипла: искры огней и ленты магистралей, неон рекламы, фары дорогущих эйрлатов, мельтешащих над городом. Сверившись с навигатором, я направилась по лестнице мимо закрытых витрин бутиков. Надо отдать должное, это, пожалуй, было единственное, что здесь в такое время было закрыто. Вдалеке высился монументальный купол Догран-холла, самого известного, пожалуй, театра Ландорхорна, но нужная мне улица увела меня в сторону. Несмотря на будний день и позднее время, народу здесь было просто море. Причем даже когда я свернула с Рингас-стрит, аорты Четвертого круга.

Мимо меня проходили совсем молодые въерхи и въерхи в возрасте, люди спешили по домам (видимо, из пресловутых закрывшихся бутиков) или на работу (в ночные клубы и рестораны). Совсем как Лэйс.

Вспомнив о сестре, я ускорила шаг и уже через несколько минут вылетела на улицу, главной достопримечательностью которой было заведение, где работала моя сестра. Над входом раскинулись ярко-синие неоновые крылья. Рассыпая огни и соперничая с мерцающей неподалеку рекламной вывеской, золотом переливалась огромная надпись «Бабочка». Клуб действительно поражал своим великолепием — начать хотя бы с того, что он занимал целый квартал. Видимо, желающих в нем отдохнуть было много, а еще (это я знала от Лэйс) внутри была большая сцена для представлений, огромный банкетный зал и много чего другого.

Поразительно, что такое огромное заведение работает исключительно ночами: оно открывает свои двери для всех желающих ровно в полночь и закрывает в шесть. Шесть часов, всего шесть часов, неужели работа «Бабочки» за это время окупается? Лэйси рассказывала, что у них безумные цены на бар и на основное меню, бронь столика стоит столько, сколько мне и не снилось, тем не менее этот клуб никогда не испытывает недостатка в клиентах и разоряться не собирается. Сюда приезжают не только богатые ландорхорнцы, реклама у «Бабочки» такая, что любители ночной жизни тянутся сюда из близлежащих городов, туристы тоже не исключение.

«Просто есть те, для кого выкинуть столько денег за одну ночь — все равно что купить разовый жетон на проезд», — говорила Лэйс. И ее большие глаза превращались в две узенькие щелочки, а между бровей залегала глубокая складка. Лэйс ненавидела тех, на кого работала, пусть даже лично ей они не сделали ничего плохого. Сложно улыбаться тем, кто гуляет с ночи до утра, заливая веселье шипучкой и чем покрепче, тогда как ты едва сводишь концы с концами и думаешь, на что купить хлеба и сыра, сколько денег нужно заплатить государству за дом, а сколько отложить на его содержание и одежду сестрам. Тем не менее Лэйс улыбалась им, а дома — ненавидела.

Главный вход, разумеется, был закрыт, и, чтобы найти служебный, мне пришлось дойти до конца квартала. Именно там располагались стеклянные двери, сквозь которые я попала внутрь, оказавшись возле стойки охранной службы, если можно так выразиться. Ряд турникетов был запечатан между столами, за которыми уже сейчас «отдыхало» четверо охранников.

— …Видел бы ты его рожу! — хохотнул один, а потом перехватил прищуренный взгляд коллеги и повернулся ко мне. — Чем могу помочь, нисса?

Взгляд его прогулялся по мне, подобно взгляду политари, но, в отличие от него, снисходительным не был. Скорее цепким, оценивающим, тем не менее, даже оценив меня на минусовой балл, он не торопился хватать меня за шкирку и выбрасывать на улицу.

— «Бабочка» открывается в полночь, это служебный вход, — спокойно произнес мужчина.

«Дорожащее своей репутацией заведение никогда не позволит скатиться до оценочных суждений и высказываний, — говорил отец. Уж он всяко понимал в этом побольше нас, учитывая место, где ему пришлось поработать. — Если на тебя смотрят свысока, лучше из такого отеля или ресторана уходить сразу».

Сейчас я вспомнила его слова и отчетливо вспомнила улыбку — широкую, светлую. Вспомнила, как он раскрывал мне навстречу широкие ладони, чтобы подхватить на руки, пока не получил ту опасную травму. После нее он сильно изменился, замкнулся в себе и все реже нами занимался. Инициатором всех семейных встреч стала мама, на ней все и держалось. Отец оживал только рядом с ней и, возможно, еще рядом с Тай. Вот ее он охотно брал на руки под радостный сестренкин визг.

— Знаю, — ответила я. — Но я не посетитель. Моя сестра работала здесь, Лэйси Мэйс. Вчера утром она не вернулась со смены, и я бы очень хотела поговорить с любым, кто ее видел в ту ночь.

Охранники переглянулись. Ближайший ко мне, высокий темноволосый мужчина, покачал головой:

— Боюсь, что это невозможно, нисса. Мы не предоставляем информацию о наших сотрудниках.

— Я не прошу вас предоставлять информацию, — сказала я. — Сестра пропала, и мне нужен тот, кто видел ее последним. Возможно, если…

— Почему бы вам не обратиться в политари? — спросил второй охранник, пожилой человек с залысинами на круглой, как шар, голове.

— Я обращалась, — с трудом сдерживая охватившие меня чувства, ответила я. — Они не примут заявление раньше чем через неделю, вы понимаете?! Возможно, моя сестра в беде и ей нужна помощь! Она никогда не пропадала, никогда не уходила из дома просто так, не оставив сообщение. Ее тапет не отвечает, и…

— Возможно, стоит позвонить Н’эргесу? — негромко произнес седой мужчина, обращаясь к напарнику.

Тот изменился в лице, но узнать, кто такой этот Н’эргес, я не успела: двери за моей спиной с шорохом распахнулись, а потом снова сомкнулись, мелодично поцеловав друг друга в уплотненные стеклянные грани.

— Бардж, Лорхи! Привет, ребята! — Помахав охране напротив нас, к стойке подошла девушка, обдав меня ароматом духов и волной рыжих волос. Точнее, волосы чуть меня не накрыли, взметнувшись за ее спиной волной живого пламени и осев по изящной дорогой курточке ярко-зеленого цвета. — Соскучились по мне?

У нее был очень звучный, низкий голос, и охранники синхронно расцвели улыбками.

— Безумно, Тимми, — произнес брюнет.

— Тогда наслаждайся, вот она я. Следующая встреча состоится только в половине седьмого, когда я смою грим.

— Наслаждаюсь, — рассмеялся охранник, а девушка, побарабанив пальцами по стойке, резко развернулась к турникету, зацепив меня.

От прикосновения съехал капюшон, и она наткнулась взглядом на мои волосы. Именно на волосы, потому что по лицу ее взгляд скользнул заторможенно-равнодушно. Лишь увидев рассыпавшиеся по плечам волосы (Доггинс требовал от нас не стягивать их в хвосты или пучки, чтобы посетители мужского пола оставляли побольше чаевых, которые нужно было складывать в общую кассу и получать оттуда мизерный процент), девушка замерла. Мгновение она стояла неподвижно, потом ее ноздри шевельнулись, а лицо приобрело резкое выражение.

— Это кто? — уточнила она у охранника, как будто меня здесь не было.

— Вирна Мэйс. Она…

— Мэйс, ага. Я могла бы догадаться. — Сунув руки в карманы джинсовых брючек, девушка закусила губу и скривилась. — И что она тут забыла?

— Хочет поговорить с кем-то, кто общался с ее сестрой позапрошлой ночью. Лэйси Мэйс пропала. Не вернулась домой вчера…

Голубые глаза сверкнули, но только на миг.

— Неужели нас посетило такое счастье?!

— Ты сейчас что сказала?! — Я шагнула к ней.

— Девушки, девушки! — Седой охранник поднялся над стойкой, готовый в любой момент распахнуть дверцу-турникет и шагнуть между нами. — Тимми, ты могла бы…

— Могла бы, — огрызнулась рыжая. — Надеюсь, вам не надо напоминать про конфиденциальность. Кстати, уже за одно то, что вы тут с ней болтаете, вам вполне могут вкатить штраф.

Не дожидаясь ответа, она рывком вытащила пропуск, приложила его к турникету и направилась через холл к длинному коридору. Вовремя она слиняла, надо сказать, потому что я уже готова была вцепиться в ее рыжие патлы. Особенно когда развернулась к охраннику и поняла, что их энтузиазм заметно поубавился.

— Простите, нисса, вам лучше уйти, — решительно произнес брюнет. — Через неделю вы сможете подать заявление и…

— Пожалуйста, — сказала я, чувствуя, как отчаяние ледяными когтями впивается в позвоночник. — Пожалуйста, мне очень нужна ваша помощь.

В глазах охранника на миг мелькнуло что-то вроде сострадания. Мелькнуло и тут же погасло.

— Сожалею, — решительно произнес он.

Скрипнула дверца-турникет — видимо, кто-то за противоположной стойкой вспомнил слова рыжей надры про штраф. За спиной раздались шаги, но я не обернулась.

— Пожалуйста, скажите, она хотя бы была в клубе в ту ночь?

— Нисса, — надо мной вырос здоровенный бугай, — покиньте клуб.

— Пожалуйста! — Я смотрела на брюнета, но он избегал моего взгляда.

Когда на плечо легла рука охранника, дернула плечом и вылетела за дверь.