Он смотрел на могилу с её именем. Смотрел и не мог поверить. Губы кривились в злой недоверчивой усмешке, как если бы Риган только что услышал, что это чья-то долбаная шутка. После той ночи, когда отчим Ив благополучно сплавил его в Орден, он на своей шкуре узнал и об их методах расспросов и о том, что фанатизм и идиотизм — извращенные близнецы, которые идут рука об руку.

Они считали, что Риган привел за собой хвост измененных к их чертову местовырождению смертельного металла. На самом деле его привел Джордж Уилсон, но у него оказалось отменное алиби: он человек, мертв, и к тому же убит измененным. Риган не знал ни о том, что произошло в лагере, ни о том, что стало с Ив. До того самого дня, когда сверху пришел приказ перевезти его из филиала Афин в Европу «со всеми личными вещами». Под последним подразумевался амулет, который якобы потребовался кому-то в Центре. Разумеется, его не довезли.

Провалявшись около суток в горячке — за несколько дней допроса в него влили столько выжигающего внутренности измененных яда, который вкупе с изобретательными пытками дали свой эффект, Риган все-таки пошел на поправку. Благодаря питательным завтраку, обеду и ужину, которые ему поставляла Кло. Она же рассказала ему обо всем, в том числе и о том, что Ив погибла, и что её тело будет перевезено в Женвилье. Дюпон настоял на том, чтобы похоронить её вместе с отцом. Риган с радостью похоронил бы и его, только не в каком-то определенном месте, а разорвав на части и разбросав по всей округе, только воспоминания о ней останавливали его от этого шага.

Он хорошо запомнил промозглую осень, когда впервые за несколько месяцев ступил на родные земли, узнал о смерти Бланш и пришел на её могилу. Вечер, когда он распрощался с рассудком для того, чтобы совершить непоправимое. Тот чертов октябрь как нельзя лучше подходил для страшной новости и его безумной скорби — сначала на сырой земле кладбища под Ньюкаслом, а потом к кровавой расправе в родовом гнезде.

В июне, в самый разгар цветения полыхающей всеми красками жизни, когда природа раскрывалась на полную, казалось невозможным представить, что где-то на этой земле существует смерть, и что она пришла за Ив. Он не смог её защитить. Не успел. Проявил слабость, потому что Тома был её отчимом и был ей дорог. Надо было сразу свернуть ему шею и увезти Ив из долбаного лагеря. Вместо этого он подставился сам и позволил ей умереть.

Риган чувствовал, что смерть впервые за долгое время снова заглянула на огонек к нему, и её холодные костлявые ручищи шевелились где-то в районе сердца, выжимая из него остатки того, что он называл жизнью. Теплая летняя ночь благоухала ароматами свежести и цветов, и подобные ощущения представлялись кощунством и издевательством над самой природой мира, надо всем сущим. На сей раз ему не хотелось омыть руки в чужой крови, слышать предсмертные стоны и мольбы, только чтобы укрыться от собственной боли на несколько часов. Риган хотел прочувствовать её всю: от начала и до конца, ощутить в полной мере, потому что понимал, что иначе, затаившись под сердцем, она сведет его с ума.

Он вспоминал, как пришел в себя в Ордене, от весьма ярких неприятных ощущений: плечо пронзил стальной прут, смазанный раствором, от запаха которого его немедленно замутило. Желудок сжался в попытках исторгнуть внутренности, спазм прошел по пищеводу, и он сжал зубы, чтобы удержать стон. Боль пульсировала в плече, растекаясь по руке, и игнорировать её не было никакой возможности. В глаза ударил яркий свет, Риган даже не успел разглядеть лица находившихся с ним в помещении.

Ослабленный вынужденный диетой он чувствовал себя на грани. Зверь внутри рвался на волю, но чтобы обрести свободу и расправиться со своими мучителями, у него не хватало сил. Запястья зажали в кандалах, сомкнувшихся тисками и обжигающих кожу подобно раскаленному железу, тело растянули вдоль стены. Штаны оставили, и на том спасибо. Сама ситуация поразительно напоминала первую встречу с Ильгой, и Риган горько усмехнулся собственным мыслям. Не только Ив не сумел защитить, но и себя.

Второй раз он открывал глаза осторожнее. Их было двое, и видел он их впервые. Они смотрели на него так, будто Риган был воплощением абсолютного зла, но ему было наплевать.

— Дюпон вывез оттуда Эву Ламбер? — спросил он.

Он все-таки надеялся получить ответ, но получил по морде. Вот так последние зачатки наивности подыхают в зародыше и окровавленными эмбрионами выкидышей вываливаются из измученного сознания. Риган прищурился, глядя на артерию мучителя, и тот невольно отступил на несколько шагов. Приятно было почувствовать его страх, щедро приправленный ненавистью и злобой. Он не мог даже на этом сосредоточиться, все мысли сходились на Ив.

— Тебя наверняка порадует, — издевательски произнес второй, — что не всех ваших убили быстро. Боимся, надолго тебя не хватит, а нам столько всего надо узнать…

Все эти дни в Ордене он держался только благодаря ей. Жил от допроса до допроса в полубессознательном бреду, и когда услышал от Кло, что её больше нет, отказался верить. Он и сейчас не верил, потому что не могла эта планета продолжать вращаться, а Луна равнодушно заливать светом поля и город, где не так давно они были вместе, где звучал её смех и он сходил с ума от ощущения её близости.

Риган сжал зубы, стараясь справиться с отчаянием. Отчаянием, которое не испытывал ни разу до этого дня. Смерть Бланш потрясла его до глубины души, выбила почву из-под ног, лишила равновесия и толкнула на убийство. Гибель Ив медленно убивала его самого.

Кло сопровождала его в поездке до Женвилье по приказу Дариана — по всей видимости, по старой памяти о проделках и возможной неоднозначной реакции, но её присутствие было лишним. Он не собирался повторять ни Варфоломеевскую ночь, ни ночь Ригана Эванса в Ньюкасле.

Повернувшись, он твердой походкой пошел по дорожке, ведущей к выходу с кладбища. Не было желания устроить ритуальное самосожжение при свете дня прямо на её могиле — возможно потому, что сжигать было уже нечего. Риган хотел забыть то, что увидел. Единственное, что у него осталось — её образ в памяти. Живая Ив, а не безликая могильная плита. Он прошел мимо Кло, одетой в элегантный дамский костюм цвета спелых слив, как если бы не заметил её. Та только хмыкнула, направляясь вслед за ним. Когда они поравнялись, Риган снова почувствовал, как змеится по губам холодная жесткая усмешка. Боль ещё долго будет его спутницей, а что насчет ненависти?..

— Расскажешь, зачем Ему было это нужно? — собственный голос казался чужим.

— Он хотел, чтобы древний город нашли люди, — Клотильда взяла его под руку, и Риган не стал сопротивляться. — Баланс сил. Измененных становится все больше и больше, а в век стремительного прогресса… сам понимаешь, к чему все идет.

— А эта безделушка?

— Ты насчет амулета? Это твоя моральная компенсация. Понимаешь ли, у металла есть ещё одно интересное свойство. Человек, который будет носить его при себе — не суть важно весь, или одну из частей, становится невосприимчив ко внушению. Возможно, когда-нибудь у тебя появится подопечный или подопечная…

— Невозможно. Пусть подавится своей древней реликвией.

— Я не стану передавать ему эти слова, а амулет ты можешь выкинуть в ближайшую мусорную кучу. Если пожелаешь.

Ригана не хватило даже на мало-мальски адекватное удивление. Его некогда живая мимика сейчас застыла в извращенном подобии единственного выражения зловещей маски. Дариан курирует Орден? Наплевать. Ему не нужен был амулет? Наплевать ещё больше. Не наплевать только на то, почему он позволил умереть Ив, если знал все заранее. Хотя какое ему дело до молодой женщины, которая отчаянно хотела жить, искать, открывать.

— Ты тоже знала, что там будут другие измененные? — он пристально посмотрел на неё. — Моя весточка не могла добраться так быстро. Меня порезали бы на орденские ремешки раньше, чем ты её получила. Почему? Почему он позволил им сцепиться в этой бойне на Крите? Зачем нужен был я?

Клотильда вновь не стала увиливать от ответа:

— Почему мы просто не отдали им город? Человечки любят сложности. Им нужно постоянное напоминание о том, что их ненависть к измененным имеет под собой почву. Их постигло бы страшное разочарование, если бы они не столкнулись у такого ценного приза со своим основным врагом. Зачем же расстраивать тех, кто нам помогает?.. Направлять чьи-то мысли в верное русло проще, чем командовать и принуждать.

Так вот за что погибла Ив. За напоминание о том, что измененные — кровожадные ублюдки. Чтобы Орден резвился по полной, получив в руки смертоносный металл, переплавляя его в пули и кинжалы, чтобы могли обвешаться замаскированными оберегами — защитой от внушений и чувствовать себя гораздо увереннее.

— И что же, нас теперь можно убить, совсем как в легендах? — криво усмехнулся он. — Осиновый кол, забитый через задницу до глотки или серебряная пуля? Тьфу, кол и пуля из металла «пи*дец Дракуле». Это больше смахивает на фольклор, чем на реальность.

— Оригинальное развитие событий, — рассмеялась Кло, и Ригану вдруг захотелось её придушить. За то, что она сейчас может смеяться, а Ив никогда больше не улыбнется. — Нас по-прежнему сложно убить. Попадая внутрь, металл причиняет нам страшную боль, отравляет изнутри. Начинается интоксикация, и если не вытащить пулю в течение суток, для молодого измененного это будет смертельно.

— Чудесная древняя хреновинка, — хмыкнул Риган. — Феи тоже прилагаются, или развесистая ботва на уши от Дариана идет в комплекте с новым сортом опиума? Ты что, хочешь, чтобы я в это поверил? Отрава — это ещё можно понять, но как металл, будь он сколь угодно древний, может защитить разум человека? Особенно если его нет.

— Достаточно один раз увидеть — и ты поверишь, — Клотильда была как никогда серьезна. — Разве ты не пробовал ни в чем убедить Дюпона? Послушай совета, Риган. В следующий раз убивай орденца сразу. Запудрить ему мозги больше не получится. Это ответ на твой второй вопрос, зачем во всей этой истории нужен был ты. Тренировка в полевых условиях. Урок выживания.

Казалось, уже ничто не может шокировать его, и все же Кло это удалось. Тренировка в полевых условиях?.. Он знал, что у Дариана весьма специфические методы работы с подчиненными, знал и о том, что в случае с ним жестокость — понятие относительное. Он даже почти забыл ему Ильгу и его проверку, смирился, как с вынужденной мерой. Но это было слишком. Древний Ублюдок окончательно поехал крышей, если считает, что ему позволено абсолютно все.

«А разве это не так? — ехидно шепнул внутренний голос. — Что лично ты можешь ему противопоставить? Он раздавит тебя, как клопа, и даже не своими руками».

— В следующий раз так и поступлю, — нашел в себе силы ответить Риган, — даже если орденец ради меня готов будет танцевать под хорнпайп с голой ж*пой. А теперь будь так любезна, оставь меня в гордом одиночестве. Я не собираюсь убивать половину этого города и какого-либо ещё тоже.

Клотильда остановилась и улыбнулась.

— Я надеюсь на твою сдержанность. У меня и так дел по горло, чтобы заметать следы чьей-то ярости.

— Кое-что ещё. Когда я пытался прочитать парня, работающего на Изабель, при помощи внушения, отправил его к праотцам. Что это было?

— Простейший блок измененного. Чем старше мы становимся, тем надежнее блоки. Ты полез за информацией, которую Изабель желала сохранить в тайне. Если бы она была постарше, ты бы просто ничего не обнаружил, но её блок, который ты пытался сломать, убил Уилсона. Образно выражаясь, вскипятил ему мозги.

— Понятно, — усмехнулся Риган, — как вам удается скрывать свою силу от младших?

— Это просто приходит. С возрастом. Не в первую и не во вторую сотню лет, — видно было, что вопрос Кло не понравился. Возможно потому, что сама она не могла дать на него точного ответа, не подозревая об истинной природе своих способностей.

Она оставила его одного по-английски. Исчезла за поворотом, словно призрак. Приближенные Дариана умели быть незаметными. Без сомнения, она всегда находилась рядом, но не сочла необходимым прерывать спектакль, в котором Риган играл главную роль. Он даже не взглянул ей вслед, направляясь по улочке в сторону дома Ив.

Остановившись у окон вдовушки, с которой развлекался до знакомства с ней, Риган прислонился к стене. Ему все ещё казалось, что сейчас в одном из окон в темноте мелькнет её силуэт, а потом в кабинете станет светлее, и она сядет за работу. Будет хмуриться и кусать губы над своими шифрами, а пряди волос будут падать ей на лицо. Ив уберет их за ухо — он хорошо помнил этот жест и многие другие, даже слишком.

Дом был мертв. Он не чувствовал даже присутствия старенькой Жюли. Не удержавшись от соблазна, Риган все-таки зашел внутрь. Мебель была затянута простынями, а в кабинете, вопреки его более чем ярким воспоминаниям царил холодный порядок. Большую часть книг вывезли, остались только старые карты, сваленные в углу и обреченные гнить в безвестности. Запах Ив ещё сохранился здесь, она будто была повсюду и нигде. На столе лежала книга, которую Риган тоже помнил хорошо. Пруст, сборник новелл.

Риган провел пальцами по корешку, вспоминая день, когда заговорил с ней впервые. Это было слишком больно, и книга полетела в угол. Следом отправился стул, жалобно треснула зацепившаяся за край стола ткань. Он обещал Кло не громить город, но ничего не говорил про дом Ив. Остановился только тогда, когда в кабинете не осталось ни единой целой вещи, в доме напротив встревоженная вдовушка металась по своей спальне, обеспокоенная шумом, кто-то из соседей выбежал на улицу, надрывно лаяла собака.

Риган ухмыльнулся занимающемуся рассвету и покинул дом до того, как в дверь начали стучать. Свисток жандарма застал его уже в конце улицы. Ив вряд ли порадовалась бы, узнав, что он разнес святая её святых. Вот только она никогда и ничего больше не узнает. Она мертва и ей все равно.