Как проснуться за пару секунд, не прибегая к помощи будильника?

Легко. Заснуть в постели дракона, который считает, что ты ему изменила, и смотрит… у меня даже дыхание прервалось от тяжести его взгляда. Хотя, может, дело было в том, что у меня на груди лежала тяжелая морда Эрри. Глаза которой сейчас стали размером с блюдца.

— Эрри, — тихо произнес Рэйнар.

Виари как ветром сдуло, я даже порыв воздуха ощутила и едва различимый шорох крыльев, а меня обожгло яростью. Огненной, ураганной, страшной, мгновением позже сменившейся холодом.

— Что ты здесь делаешь? — жестко спросил он.

Хлесткое сильное «здесь» ударило наотмашь.

Во мне как-то разом кончились слова. Не сказать чтобы их было много, но они то и дело возникали между строк, когда я пыталась читать. Или когда сидела на кухне, поднималась в эту спальню, вдыхала его запах. Слова о том, что он мне дорог, как он мне дорог — может быть, немного нелепые, наивные, неловкие. Какие есть. Но бессмысленные, потому что он не хочет их слышать. Не поверит. Что бы я сейчас ни сказала — не поверит. Да и надо ли вообще что-то говорить?

— Сплю, — сообщила я.

Ярость, бушевавшая в нем, словно передалась мне. Но я совершенно точно не собиралась ее скрывать.

— Ты же сам сказал, что до окончания пресс-конференции мне придется остаться.

Поднялась и уставилась с прищуром, такого он точно не ожидал.

— Ты поэтому осталась? — Голос его стал низким и каким-то глухим.

— А почему же еще? — приподняла брови. — Кажется, у меня не было выбора. Приказ правящего, все такое.

— Приказ? — прорычал Рэйнар. — Не было выбора?

— Ага. Не хочу больше в таэрран ходить.

— Ты хотела остаться. — В интонации дракона вплетался скрежет когтей по камню. — Уже передумала?

— Ты тоже хотел, чтобы я осталась. — Дышать почему-то стало больно, как и выносить этот взгляд, резавший сердце до крови. — Так что изменилось теперь? Хотелка отвалилась?

В его глазах полыхнуло опасное пламя.

— Не стоит говорить со мной в таком тоне, Леона.

— Да ну? — рыкнула я, чувствуя, что начинаю дымиться. — То есть тебе можно смотреть на меня как на пустое место, можно снисходительно заявлять: «Что ты здесь делаешь?» с видом, будто застал блохастую виари у себя в постели, а мне нет? Может, я и не элитная драконесса для элитных драконят, но так относиться к себе не позволю!

— Зато другим ты позволяешь многое.

Кровь обожгла щеки. Глядя ему в глаза, вскинула руку и выразительно отогнула средний палец.

— Выкуси! — сообщила с выражением. — Драконище!

— Драное? — угрожающе-тихо произнес он.

— Тупое!

Глаза его потемнели, а затем вспыхнули так, что даже Лаувайс слегка померкла за окном, но я уже не могла остановиться.

— Тупое, слепоглухонемое и пылелучеводонепроницаемое! — выдохнула я. — Не признающее ничего, кроме фактов, сводок и заданной программы! У тебя хоть кнопочка есть для перезагрузки или ты просто в спящий режим уходишь?

Меня уже колотило от непролитых слез, от скованной льдом нежности, которая вот-вот превратится в осколки. Держать лицо, Леона. Держать лицо! Но как его держать, когда сердце бьется в сумасшедшем ритме, словно его швырнули в поток сходящей с бешеной скоростью лавы.

— Именно факты, — Рэйнар выделил последнее слово, — способны о многом рассказать. Впрочем, для девочки из низов это нормальное поведение.

Девочка. Из. Низов.

Сказано это было именно с той интонацией, которая запомнилась мне, когда я впервые была у него в кабинете на головокружительной высоте Лаувайс.

С моих рук сорвались два сгусточка пламени и прямой наводкой устремились в него. Рэйнар увернулся.

Шварк!

Элитные жалюзи сыпанулись искрами и занялись… элитно.

— Л-л-л-е-о-н-а! — Никогда не думала, что мое имя можно прорычать. Одно движение — и пламя погасло. За его спиной, но только не в его глазах. Драконище шагнул ко мне, и в этот миг включилась пожарная сигнализация. С потолка хлынуло так, будто мы угодили под проливной дождь в Зингсприде, когда за стеной воды не видно здания через дорогу.

Возможно, именно поэтому не успела отпрянуть, когда Рэйнар перехватил мои запястья и толкнул к ближайшей стене, вжимая в нее собой. Так сильно, жестко и властно, что из груди разом вышел почти весь воздух, а тот, что остался, раскалился, как от близости драконьего дыхания.

От его близости.

Мир сузился до его взгляда и налипших на лоб влажных прядей. Горьковато-резкий запах ударил в самое сердце. Так огненно и больно, что сил это выносить не осталось.

— Пусти! — заорала я не своим голосом, рванулась из стального захвата. — Пусти! Пусти! Пусти!

Неожиданно он разжал руки, и я замолотила кулаками по его груди.

— Ненавижу! — Удар. — Ненавижу! Ненавижу! — Еще и еще! — Ты сказал, что между нами все кончено! В твою дальше некуда продуманную голову не приходило, что мне было плохо? Плохо от того, что я больше никогда тебя не увижу? Плохо без тебя! Так плохо, что я дышать не могла, не могла жить, не могла петь!

Слезы хлынули сплошным потоком, но, к счастью, с меня сейчас и так текло. Сигнализация выключилась, сквозь мокрые ресницы блестела изрядно залитая комната. Рэйнар смотрел мне в глаза — не знаю, что он там искал. Мне больше нечего было ему дать, я уже отдала все, что могла. Всю себя. И отдавала бы снова и снова, но сейчас мне хотелось его забыть. Его и все, что между нами было. Чтобы больше никогда не чувствовать так остро. Так болезненно, исступленно, до искусанных губ и дрожи по телу. Так сладко, так огненно, так безумно… чтобы, когда наши руки разомкнутся, я могла остаться собой. А не голосом без имени и прошлого, не той, кто горит только с ним.

А без него сгорает.

Наверное, мне лучше уйти.

Даже мысль об этом была страшной, более всего страшной своим спокойствием, за которым раскинулась бескрайняя пропасть пустоты. Шагнуть в нее и оставить все позади, так будет правильно, так будет лучше. Ведь мы только и делаем, что выжигаем друг друга дотла.

— Думаешь, мне было хорошо? — рычание ворвалось в разделившую нас тишину. — Думаешь, мне было просто услышать твой отказ? Смириться с тем, что в наставники ты выбрала другого? С тем, что твоих губ касался другой?

Последнее Рэйнар не то выдохнул, не то швырнул мне в лицо.

Я подняла голову и рухнула в его пламя. С высоты Лаувайс или даже больше. Поцелуй опалил губы, в неприкрытую звериную ярость ворвалась боль, горчащая крепостью алкоголя. Эта боль обрушилась на меня подобно идущей под ураганным ветром десятиметровой волне. Ударила, отозвалась в самой глубине существа, мешая не то что дышать, чувствовать что-либо еще. Я рванулась к нему, отвечая на эту исступленно-звериную ласку. Мокрая одежда липла к телу, но кожа сейчас казалась раскаленной добела.

Под его пальцами.

Под его губами.

В близости, которую можно было прекратить только с биением наших сердец.

— Той ночью, — прошептала, задыхаясь от бегущего по венам огня, от чувств, полыхающих в груди и мешающих мыслить связно. — Ничего не было. Ничего не было, Рэйнар, но та ночь была, и изменить этого я уже не могу. Сейчас самое время решить, сможешь ли ты это принять.

— Принять… — хрипло произнес он, проводя пальцами по моей щеке. Наверное, это можно было бы назвать нежностью, если бы не сумасшедшая сила, плеснувшая через край. Сила объятий и его голоса, царапнувшего своей глубиной. Звенящими выстрелами рвущихся стальных тросов. И рычанием-выдохом-стоном: — Я уже не представляю без тебя жизни, Леона.

И все.

Я все-таки рухнула в пропасть, только в другую.

До краев наполненную им, без оглядки на завтра, вчера или даже сегодня.

— Рэйнар-р-р… — прошептала сдавленно сквозь рваные поцелуи-укусы, в которых уже не осталось ничего человеческого. — Р-рэйнар…

Мне было мало его имени, мало разлетающихся в стороны пуговиц, когда сдирала с него рубашку и когда ставший второй кожей мокрый насквозь свитер отлетел в сторону. Мало одного на двоих дыхания и скольжения ладоней по телу. Прикосновений к груди, безумно чувствительной — когда его губы коснулись напряженного соска, содрогнулась всем телом. Ласки — горячие, жадные, когда он поглаживал языком торчащую вершинку или медленно втягивал ее в себя целиком, плотно обхватывая тонкую кожу, заставляли выгибаться, хватая губами расплескавшийся вокруг нас огненный зной.

Тем холоднее показался воздух, скользящий по пылающей коже, когда Рэйнар подхватил меня на руки и шагнул в ванную.

— Что ты делаешь? — хрипло спросила я.

— Нам нужно в душ, — не менее хрипло ответил он.

По-моему, в душ нам уже не нужно, подумалось мне, но сил возражать не осталось.

Я горела вся от корней волос и до кончиков пальцев под его руками и сходила с ума от желания. Так ярко и остро, так безудержно горячо, что, когда его ладони накрыли мою грудь, сдавленно застонала.

Подаваясь назад и вжимаясь бедрами в его пах.

Он на мгновение убрал руки, чтобы снова коснуться моей груди скользкими от геля пальцами. Пронзившая тело вспышка была такой яркой, что у меня потемнело перед глазами.

— Ты издеваешься? — выдохнула, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Да.

— Я… — выдохнула через силу, потому что пальцы как раз перекатывали напряженные, до безумия чувствительные соски. — Это запомню…

— Запомнишь, Леона, — прорычал драконище, и от его интонации все волоски на теле встали дыбом. — Это я тебе гарантирую.

Прикосновение к панели — и на нас обрушились струи воды, а его ладонь скользнула ниже.

Мы отражались вдвоем в затемненных дверцах душевой кабины. На сей раз я видела все, что он со мной делает, — видела сквозь мокрые дорожки и капли, сквозь всполохи окутывающего нас огня.

Никогда бы не подумала, что это… так возбуждает.

А вот он явно об этом думал, потому что смотрел прямо мне в глаза. Смотрел, как с губ срывались тихие стоны, вторя движениям его пальцев. Смотрел, когда мы стали единым целым, и я вцепилась руками в ускользающее стекло, откинув голову ему на грудь.

— Моя Леона, — выдохнул он. — Только моя.

Так… знакомо. Так по-собственнически. Так привычно…

И так умопомрачительно ново, что я задохнулась от первого же движения внутри.

Хотела спросить, зачем он включил эту дурацкую воду, но следующий миг выбил из головы остатки мыслей. Внутри полыхнуло, переплетенные пальцы вспыхнули, и больше уже я ни о чем спросить не могла.

Потому что кричала его имя и его же рычала на выдохе.

Наслаждение шло по телу огнем, заставляя содрогаться и подаваться назад.

Сгорая в одном пламени на двоих.

— Ле-о-о-о-на. — Горячее дыхание обожгло шею собственным именем, а в следующий момент его зубы сомкнулись на моей коже и резкое движение внутри расцвело перед глазами огненным цветком. Я вздрагивала в сильных руках до тех пор, пока Рэйнар не развернул меня лицом к себе, удерживая за талию.

Глаза в глаза, так близко, что дыхание сливается.

Хотя куда уж больше, мы и так стали единым целым.

Давно. Навсегда.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, я медленно, умопомрачительно медленно, скользнула грудью по его груди и опустилась вниз.

Подняла глаза, столкнувшись с алой ураганной волной.

Раскрывающийся во всю радужку зрачок, оставляющий только раскаленную кайму.

Удивление пополам с недоверием.

— Это, — хрипло сказала я и облизнула губы. — Запомнишь ты.

Не отводя глаз, коснулась его, медленно втягивая в себя и чувствуя, как сильные пальцы путаются в моих тяжелых от воды прядях. Как пламя то разгорается, то гаснет до такой неведомой тьмы, по сравнению с которой ночь в пустошах кажется средоточием света.

Судорожный вздох дракона отозвался в моей груди.

От хриплых выдохов голова шла кругом, и еще сильнее, когда он замирал от моих движений — мягких и плавных… Сильных и быстрых, когда я плотнее сжимала губы.

Власть — бесстыдная, откровенная, возбуждающая.

Сейчас ритм задавала я, а он отзывался на каждую ласку. Никогда раньше этого не делала, но сейчас, скользя губами по его желанию, чувствовала, как по телу идет дрожь, передающаяся мне от него, от его напряженных бедер и полыхающего над нами пламени. Грудь снова наливалась, соски напряглись до боли. До сумасшедшего желания ощутить его пальцы и прикосновения на чувствительной коже.

Это было безумие, но каждый хриплый выдох отзывался во мне.

Так ярко, словно это он меня ласкал.

— Пла-мя мое… — Низкий голос отозвался сладкой тяжестью в низу живота.

Рычащий стон, мгновением позже сорвавшийся с губ, ударил в сознание, отражаясь в самой глубине моего существа.

Рука сильнее сжалась на моих волосах, и меня пронзило странным, невыносимо-тягучим подступающим наслаждением. Жаром, расходящимся по телу, и бьющими ввысь языками огня. Я даже упустила момент, когда наши пальцы снова переплелись, и как меня подняли наверх, выпивая странный рваный стон поцелуем.

Поцелуем, наполненным его вкусом.

Мгновение — и он снова оказался во мне, одним коротким быстрым движением, поддерживая под бедра.

Так глубоко и сильно, что перед глазами пошатнулся мир.

Я содрогнулась от пьянящего оргазма, накатывающего и отступающего, снова и снова, по нарастающей, до срывающихся с горящих губ стонов. Пламя полыхнуло над нами с удвоенной силой — сейчас уже я не могла быть уверена, что пляшущие перед глазами слитые воедино языки ненастоящие.

Дымка перед глазами или дым.

Рычание, рвущееся из груди, — мое или драконицы, воедино сливающееся с его.

Вспышка.

И тишина.

Все еще дрожа в его руках от мощной пульсации, эхом отдающейся внутри, увидела огненную ленточку, с шипением растаявшую в воздухе.

Одну.

Другую.

Третью…

Языки пламени кружили над нами, касались бьющих из лейки струй и таяли, наполняя душевую кабину яростным шипением и паром.

В этот момент я поняла, зачем понадобилась вода.

А еще то, что меня больше не держат ноги.

Поэтому я держалась за него, вплетая пальцы в темные мокрые пряди, целуя жесткие губы и сходя с ума от бесконечности этой невероятной близости. Когда он медленно меня освободил, закусила губу. Кажется, мы немного увлеклись, и ходить сегодня… ну, будет немного проблематично. К счастью, ходить не пришлось, потому что меня основательно растерли полотенцем, а потом завернутую в халат вынесли в гостевую спальню. Откинули покрывало и устроились рядом. Говорить у меня не было сил, двигаться тоже, поэтому я просто лежала и смотрела на него. Пламя из его глаз понемногу отступало, но зрачок по-прежнему оставался вертикальным. Смотрелось это дико и невероятно притягательно.

Дракон с зелеными глазами.

Дракон, которого я люблю.

— Драконище, — прошептала хрипло.

— От драконицы слышу.

Вот ни капельки не сомневалась. Если у меня такой же диковатый взгляд и глаза, в которых отражается только он, то…

— Прости за то, что я тебе наговорила. — Очертила пальцем резкие скулы. — Я действительно хотела остаться.

— Хотела? — Рэйнар приподнял бровь.

— Хочу, — исправилась я.

— Я тоже хочу, чтобы ты осталась. Больше всего на свете.

— Поэтому ты первым делом спросил, что я делаю в твоей спальне?

— Нет. Потому что я слегка растерялся. Когда увидел тебя. Сонную, с припухшими губами. В своей постели.

Рэйнар, чуть надавливая, провел пальцами по моим горящим губам. Эта простая ласка отозвалась внутри таким сумасшедшим шквалом эмоций, что я на миг замерла, оглушенная. А в следующую минуту меня уже ласково поцеловали, но от этого не менее настойчиво и властно, и едва успокоившееся сердце зашлось с новой силой.

Поднимающаяся изнутри волна нежности накрыла с головой, и как-то так само собой получилось, что обжигающий поцелуй перешел в откровенные ласки. На этот раз мы ничего не подожгли, отделавшись сбитыми простынями, моими окончательно искусанными губами и слегка сорванным голосом. Когда меня наконец притянули к себе просто для того, чтобы оплести всем телом, я поняла, что ходить будет проблематично не только сегодня, но и завтра. А может быть, послезавтра и еще пару дней.

Огни, пробивающиеся с улицы, делили комнату на квадраты и ромбы, расчерченные штрихами жалюзи. Там, где он меня касался, разгоралось пламя. Уже не исступленно-страстное, а приносящее умиротворение. Не обжигающее, а согревающее. Оно скользило по коже, вплеталось в волосы и…

— Ой! Что это?

Странная дымка на мгновение окутала сплетение наших рук и тут же исчезла.

— Обмен огнями.

— Обмен? — Повернулась в его руках. — То есть ты… и я тоже… но я же не умею!

— Сейчас это происходит неосознанно. — Он улыбнулся. — После сильного слияния огни тянутся друг к другу и продолжают сливаться. Не так сильно, но именно это ты сейчас чувствуешь.

— То есть у нас с тобой… мм… обмен уже закончился, а у них еще нет?

— Примерно так. — Уголки его губ дрогнули.

Снова прислушалась к себе: ощущение тепла и умопомрачительной, невероятной наполненности. Поймала себя на мысли, что мне хочется тихонечко урчать, даже в груди заворочалось нечто, очень похожее в продолжение непонятного приступа нежности. А еще почему-то отчаянно хотелось спать, хотя усталости не было. На всякий случай приподнялась на локте и отбросила назад волосы.

— Как себя чувствует Энтар? — спросила негромко.

Лоб его на миг прочертила глубокая складка, которая тут же разгладилась.

— Уже значительно лучше. Похоже, опережает даже прогнозы врачей.

Улыбнулась.

— Он рассказал что-нибудь про дракона? Что-то, что может помочь во всем разобраться?

Рэйнар кивнул.

— Он вышел на экзамен в полной уверенности, что все будет хорошо. Призвал дракона и готовился отдать ему приказ, когда тот напал на него. Без предупреждения, словно в припадке безумия. Мне удалось уловить лишь отголоски его ярости. За всю свою жизнь я видел такое лишь однажды. Не так давно в пустошах, во время волнений. Нападение дракона на невиновного — случай из ряда вон выходящий. Два нападения — это уже система.

Значит, все-таки браконьеры?

— Но ты говорил, что если бы он потерял семью, то не откликнулся бы на призыв…

— Да. И это очень странно. — Рэйнар тоже приподнялся и оказался со мной лицом к лицу. — Энтар описал бешенство зверя, почуявшего врага. Для той драконицы мы все были врагами, все люди, все иртханы, которые попадались ей на пути. Но этот после нашего общения ушел в пустоши.

— И что ты собираешься делать дальше?

— Когда Энтар окончательно встанет на ноги, выведу его в пустоши. Лично.

Широко распахнула глаза.

— Хочешь, чтобы он снова…

— Да. Только так можно понять, что произошло на самом деле.

Он поднялся, подхватил с пола упавший халат и надел его.

— К тому же после удачного призыва можно будет оспорить решение Шахррейна. — Он замолчал и пристально посмотрел на меня. — Есть кое-что еще, о чем я хотел поговорить, Леона. Норгхар передал мне твои слова.

По спине прошел холодок, я приподнялась и села на постели. Покрывало поползло вниз, и я тут же подтянула его к себе, влажные волосы накрыли обнаженные плечи.

— Он сразу же проверил видеозаписи из «Веалии» и вышел на того, кто подарил вам бутылку тоньяса. — Рэйнар отошел к окну, раздвигая ламели жалюзи.

— Его удалось допросить?

— Нет. Этот мужчина исчез, и вряд ли его найдут живым.

Он повернулся ко мне, и я застыла, глядя ему в глаза. Лицо блондина в воспоминаниях было каким-то смазанным, думаю, я не смогла бы его узнать, столкнись мы на улице. Он был мерзким, но он был жив… до того, как согласился передать мне бутылку. Пошел на это добровольно, или ему, как и Мику, промыли мозги? Пообещали много денег?

— Зачем ты мне это рассказываешь? — тихо спросила я.

— Затем, что я не намерен тобой рисковать. — Рэйнар отпустил жалюзи, и они легко сомкнулись, стирая полоску света. — Поэтому завтра, Леона, ты переедешь в Скай Стрим.

Че-го?

— Ты, Танни и Марр.

Мысли отказывались складываться в целостную картину, а та, что складывалась, представлялась весьма… нелицеприятной. Телепорт — весьма затратное удовольствие и по деньгам, и по ресурсам, особенно частный, пусть даже в личной резиденции правящего. И все же использовать его ради меня и Танни два раза в день пять дней в неделю вполне могли бы. Могли бы, но не станут. Потому что столь частые пространственные перемещения вредны для здоровья, особенно людей. Начинаются головные боли, сердечная аритмия, резко падает давление. Вплоть до того, что можно хлопнуться в обморок прямо в кольце телепорта. Иртханы, конечно, более выносливые, но даже им противопоказано бегать через телепорт каждый день.

— Рэйнар, у меня репетиции, — сказала я.

Заодно напомнила себе, что стоит держать себя в руках. Мы же можем поговорить нормально. Ведь можем, да?

— Я скоро выйду на сцену Мэйстонской оперы. — От волнения голос все равно срывался. Огляделась, но халата не нашла, поэтому только сильнее сжала покрывало. — Я буду петь, как хотела всю сознательную жизнь. Ты же знаешь об этом, ведь это моя мечта!

— Тебя напоили непонятно чем. На тебя натравили бойцовских виаров и мальчишку, который сейчас с изломанной психикой в клинике, где останется до конца дней своих. — Взгляд его потемнел. — Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось только потому, что ты вбила себе в голову, будто эта идиотская постановка — твой последний шанс.

— Идиотская? — воскликнула я. — Рэйнар! Это история, которая покорила мир! История любви, которая сводит с ума миллионы, в том числе и меня! Я хочу петь именно ее…

— Леона, вокруг меня творятся страшные вещи. Даже моя семья оказалась под ударом.

— Но ты ведь можешь приставить ко мне вальцгардов… не одного и не двух. До свадьбы моей подруги осталось меньше месяца, мне нужно встречаться с…

— Вальцгарды будут тебя защищать даже ценой жизни, Леона. Но тот, кто это затеял, значительно сильнее. Они нашли способ к тебе подобраться и сделают это снова. Я не могу быть рядом с тобой постоянно. — Он наклонился и заключил мое лицо в свои ладони. — И я не смогу спокойно отвечать за целый город, зная, что ты в опасности. Гораздо проще защитить тебя в Скай Стрим, где ты не будешь постоянно на виду.

— Рэйнар, что я буду там делать?

— Там ты будешь в безопасности.

В безопасности… Не могу же я всю жизнь просидеть в Скай Стрим только потому, что меня однажды пытались убить.

— Я не собираюсь всю жизнь прятаться, Рэйнар! Я хочу выступать!

— Всю жизнь тебе прятаться не придется. Я говорю о мерах повышенной безопасности только на время, пока все это не закончится.

Пока не закончится…

— Тогда мне будет уже все равно. Неужели ты не понимаешь?

— Не драматизируй, Леона. Когда мы разберемся в ситуации, ты вернешься на сцену.

— Я не хочу возвращаться! — выдохнула в отчаянии. Ну как ему объяснить, что для меня значит Люси? — Я не хочу уходить.

— Ты не станешь петь в скандальной постановке Джермана Гроу. — В голосе звенел металл.

Готовая уже продолжать, осеклась.

Значит, все дело в том, что я буду петь в постановке, которая может бросить тень на его репутацию? Или в том, что меня угораздило переночевать у Гроу? А может быть, и в том, и в другом? Готовые сорваться с губ слова я так и не произнесла, взгляд зацепился за халат в ворохе покрывал. Странно, что я его сразу не увидела. Завернулась в теплую мягкую ткань, как в кокон, и поднялась. Коснулась пальцами подбородка, глядя в глаза своему дракону.

— Рэйнар… я хочу быть с тобой, и я хочу петь. Именно сейчас. Именно ее. Пожалуйста, не заставляй меня выбирать.

— Про выбор ты заговорила сама.

Ну да. Разумеется.

Закусила губу и отступила.

Пожалуй, сейчас мне действительно лучше уйти, чтобы не разрушить все, что было.

И все, что могло бы быть.

— Можно воспользоваться сушкой одежды? — тихо спросила я, и, заметив жесткие складки у губ, добавила: — Пожалуйста, Рэйнар. Мне нужно побыть одной.

Он кивнул — сдержанно, но, хотя лицо его оставалось спокойным, внутри меня словно провернули раскаленный стержень. Так остро, что я задохнулась от нахлынувших чувств.

Его.

Рэйнар этого уже не увидел, потому что вышел из комнаты.

Я еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом пошла собираться.

Несмотря на поздний вечер, я попросила Валентена дать несколько кругов по обводной Мэйстона. Суровый взгляд Терграна однозначно говорил о том, что он думает о моей просьбе, но я сделала вид, будто так и надо. Мне действительно нужно было побыть одной, а побыть одной рядом с Танни после случившегося — нереально, тем более пока я не представляла, что ей сказать. Валентен и Тергран молчали, я же смотрела в окно и думала.

Постановка Гроу действительно достаточно провокационная. В ней есть сцены, которые в исполнении женщины правящего могут истолковать превратно. Да что там, обязательно все извратят, а потом повсюду развесят плакаты с Ирргалией и Шахррейном — образцами высокой морали и трепетной любви.

«Трепетная любовь», к слову, уже отметилась на двух каналах и в сети, где говорилось о том, что местрель Стоунвилл отложила все дела, чтобы побыть с возлюбленным, который оказался в частной клинике на «плановом» осмотре. С видео и фотографий смотрела Ирргалия в белом халате, сидящая у постели Шахррейна, и он — улыбающийся ей и сжимающий ее руку. Выглядел Деверик уже намного лучше, чем вчера после поединка (очевидно, стилисты постарались). И разумеется, не упустил случая прокомментировать интервью Лодингера, подчеркнув, что эта ситуация задевает его не меньше, чем скорбящего отца, и что случившееся — ответственность всех иртханов.

Обо мне в сети говорили всякое.

И я не сомневалась, что все это будет использовано против Рэйнара. Точно так же, как история с Арилин. Нельзя не понимать, что перехваченные снимки с Гроу — всего лишь отсрочка. Что будет дальше, можно только догадываться, и будет это в самое ближайшее время.

— Звездочка, это надо просто пережить.

Так после моего рассказа о Лодингерах прокомментировал ситуацию Хейд, и я не могла с ним не согласиться.

— Может, мне бросить петь? — философски поинтересовалась я.

Этот философский настрой не покидал меня с той минуты, как я вышла из квартиры Рэйнара. Мне хотелось верить, что я найду решение, но решение есть только одно, и я прекрасно это знала. Подчиниться разуму, к которому взывал Аррингсхан — оставить Рэйнара, позволить ему жить своей жизнью и строить карьеру. Пережить все, как советует Хейд, петь и забыть о своем происхождении.

— Ты где? — Агент как-то мигом стал серьезным.

— На верхней аэромагистрали на скорости под сто пятьдесят.

— Ты это сейчас серьезно?

— По поводу аэромагистрали или по поводу бросить петь?

— По поводу бросить петь.

— Не знаю, — честно призналась я.

Когда Вальнар поставил меня перед выбором, я отказалась от него, не раздумывая. Просто потому, что не представляла жизни без сцены. Сейчас мысль о том, что мне придется расстаться с Рэйнаром, казалась дикой, сумасшедшей, невыносимой. Если я откажусь от него, я стану Люси — для Гроу, для публики, для всех, кто сходит с ума от истории «Мир без тебя». Я буду Артомеллой, Ильнир или Триаррис, буду влюбляться, гореть, умирать и снова воскресать, но меня самой уже не будет. Я стану сосудом для голоса.

Возможно, прекрасного, если все сложится наилучшим образом.

Но вне сцены пустым.

— Помнишь, о чем мы с тобой говорили? — неожиданно спросил Хейд.

— Когда ты отпаивал меня кофе и рассказывал про свою группу?

— Помнишь, — удовлетворенно заключил он. — Так вот, вспоминай почаще, когда в голову приходят такие мысли.

— А если бы у тебя встал выбор между группой и той девушкой? Быть с ней или выступать? Что бы ты выбрал?

— Тогда или сейчас?

— А это имеет значение?

— Наверное, нет.

Хейд помолчал, а потом все-таки продолжил:

— У нас все равно ничего бы не получилось, Леона.

— Почему? Вы оба жили музыкой.

— Как раз потому, что только музыка нас и связывала. И если ее убрать, остались бы просто она и я.

У нас с Рэйнаром было, скорее, наоборот. Пусть именно музыка привела нас друг к другу, но сейчас стояла между нами барьером, как Фервернский хребет.

Связывало нас другое — объятия до полыхающей кожи и ссоры до огненного рычания. Сумасшедшая страсть и удивительно хрупкая, как дрожащая на ветру паутина, нежность. Сбивающееся дыхание и шепот, долгие разговоры, которых может быть еще очень много, и падающие в небо звезды.

Боль и прощение.

Так мало времени вместе… И последний взгляд, от которого до сих пор горело огнем внутри.

— Но ты же хоть раз задумывался о том, что могло бы быть, если…

— Нет, — хмыкнул он. — Ни разу.

А я буду думать об этом всю жизнь.

Эта мысль меня пронзила так, что я почувствовала, как зашлось сердце. Представила, как могла бы сложиться жизнь Хейда, не уйди его девушка к другому. Возможно, он бы сейчас играл в составе известной группы, гремящей на всю Аронгару. А может, совмещал бы карьеру агента с выступлениями.

Наверное, у каждого в жизни есть человек, способный разрушить тебя до основания.

Своим уходом.

— Куда теперь? — спросил Валентен, когда я попрощалась с Хейдом.

— Домой.

Кажется, с облегчением вздохнули и капитан, и водитель.

— Леона! А мы тут с Рольгеном в аэрогонки режемся. — Танни вылетела мне навстречу, стоило открыть дверь. — Я его сделала!

Лидс появился в дверях следом за сестрой, и я помахала ему. То ли мы просто давно не виделись, то ли он выглядел еще моложе. Или общение с Танни на него так действует.

— Привет, — сказала я, привычно оттесняя обтирающего меня Марра. — Спасибо, что задержался.

— Ерунда. — Он махнул рукой и потянулся за курткой. — Надеюсь, скоро увидимся.

— Взаимно.

— Лузер, — заявила Танни и сложила руки на груди.

У Рольгена дернулась щека, но он лишь пожелал нам доброй ночи и вышел.

Я закрыла дверь.

— Что это только что было? — поинтересовалась у сестры.

— А что? Он продул.

В другое время, наверное, я бы объяснила. Но сейчас нам предстоял гораздо более серьезный разговор.

— Ты чего на меня так смотришь? — нахмурилась Танни. — Лодингер что-то еще выкинул?

— К счастью, нет, — ответила я. — Как ты смотришь на то, чтобы временно переехать в Скай Стрим?

Невысокая полненькая ассистентка только руками развела, когда я поинтересовалась, где Гроу. Специально приехала пораньше, потому что поговорить с ним хотелось до начала репетиции и наедине, но он в лучших традициях первого дня задерживался.

— Так дайте мне его номер! — в сердцах воскликнула я, когда девушка отказалась звонить и узнавать, когда он будет.

— Он никому не дает свой номер, — сухо отрезала секретарь, наградив меня колючим взглядом.

Круто!

Интересно, и как Гроу лично обо всем предупреждать, если найти его можно только по следам угасающих в ночи фар?

Дабы не сорваться на ни в чем не повинных девушках, развернулась и направилась к выходу. Но не в сторону гримерных, где могла столкнуться с коллегами, а в фойе, откуда для любого зрителя начиналась Мэйстонская опера.

В Зингсприде все было стилизовано под классику, а здесь… за старым фасадом скрывался ультрасовременный интерьер. Дневной свет проникал сквозь изломы окон и каплевидный прозрачный купол. Повсюду крохотные светильники, которые напоминали звезды. Во время представлений они не столько освещают, сколько искрятся в лучах витых спиралей и центральной 3D-люстры в виде спящего дракона. Но главная достопримечательность театра — стена-водопад. Сейчас это было просто толстое стекло во всю стену у главных лестниц и лифтов. Но когда раскроются двери для публики, хлынет вода, и в лучах подсветки на ней будут «оживать» легендарные исполнители и сцены из постановок.

Я снова буду одной из многих, кто войдет в эти двери через центральный вход.

И уже никогда — через служебный.

Не стоит тешить себя мыслью, что я смогу вернуться через два, три или четыре года. Уйти из постановки за несколько недель до начала репетиции — еще полбеды. Я не была уверена, что смогу петь в четырех стенах, не задохнусь на первом же куплете.

Когда тебя никто не слышит, говорить нет смысла.

А петь — тем более.

— Леона! Вот ты где! — Тарина подлетела ко мне так неожиданно, что я вздрогнула.

Солнечные лучи запутались в рыжих прядях, и те сверкнули медной проволокой.

— Мне секретарь сказала, что ты приехала. — Она сжала мою руку и заглянула в глаза. — Слушай, по поводу вчерашнего… я просто хочу, чтобы ты знала, что для меня ничего не изменилось.

Я улыбнулась.

— Что, даже не спросишь, что произошло?

Она покачала головой.

— Нет. Зачем? Я и так знаю, что ты не могла сделать ничего такого, что о тебе говорят и пишут.

Да, за ночь понаписали еще больше, но к этому я уже относилась как-то удивительно спокойно. Видимо, по сравнению с тем, что мне предстояло, «комплименты» по поводу Лодингера казались чем-то незначительным. Несмотря на заявление Рэйнара, скандал все равно раздули, так что оставалось либо расслабиться и не получать удовольствие, либо рвать на себе волосы. Я предпочла первое.

— Ты поэтому в гримерную не идешь? — спросила Тарина, когда мы направились к лестнице.

Я неопределенно пожала плечами.

— Но это же глупо! Думаешь, кто-то из нас тебя осуждает?

— Нет, — сказала я. — Не думаю.

И это была чистейшая правда. Поразительно, но решение отказаться от Люси выбило все мысли из головы, и я не думала о реакции коллег. Только сейчас осознала, как было бы больно, если бы кто-то из них цедил слова сквозь зубы, как секретарь Гроу, или прятал глаза, как его ассистентка. С опаской и раздражением.

За две недели, что мы были знакомы, Инис, Нерхан и Бентри… люди, которые ради меня готовы были отказаться от постановки и рискнуть своей профессиональной репутацией, стали для меня семьей. На совместных обедах и пойманных во время репетиций улыбках, в переглядываниях и жестах, комментирующих команды Гроу или поведение Юммера, мы удивительно сблизились. Поэтому я действительно не представляла, что кто-то из них от меня отвернется.

Но сегодня я приехала сюда, чтобы отвернуться от них.

И это тоже было больно.

Тарина не догадывалась об истинной причине моего уединения, поэтому только тепло улыбнулась и сжала мою руку.

— Тогда пойдем.

И мы пошли. До репетиции еще оставалось достаточно времени, хватит на то, чтобы все им сказать. Я рассчитывала сначала переговорить с Гроу, но с Гроу не получается, поэтому сначала сообщу им. Не знаю, что они подумают обо мне после этого, но, наверное, так будет лучше. Сомнительная реклама певицы, столкнувшей людей и иртханов, вряд ли принесет постановке пользу.

И это была еще одна причина, по которой я собиралась отказаться от Люси.

Пусть лучше ее поет Кларин Сиддэрли. Любимица публики, а не та, кто, по мнению большинства, сломала подростку жизнь.

До гримерной мы дойти не успели, точнее, почти дошли, когда столкнулись с Юммером. Тот остановился, словно в невидимую стену влетел, а потом его лицо исказила презрительная гримаса. Честно, я и в лучшие дни обходила его стороной, сейчас же сделала вид, что его просто не существует. Тарина решила последовать моему примеру, но стоило нам поравняться, как Юммер процедил, словно сплюнул:

— Ну и как ты с этим живешь? Кошмары не мучают?

— Заткнись, придурок, — прошипела Тарина, прежде чем я успела сказать ему, куда он может идти в обнимку со своим мнением. Щеки у нее полыхали от гнева.

Юммер скривился.

— Что, нравится задницу ей лизать? — ухмыльнулся он. — Надеешься выслужиться?

Ладонь обожгло, пощечина вышла звонкой и эхом разлетелась по пустым коридорам. В следующий миг Юммер схватил меня за запястья и толкнул к стене с такой силой, что из груди выбило воздух, а затылок взорвался болью. Сквозь звон в ушах оглушительно завизжала Тарина, дверь ближайшей гримерки распахнулась. Следом вторая.

— Юммер, хватит! — рявкнула Инис, но он даже на нее не взглянул.

— Так уверена в своей безнаказанности? — прошипел он. — Считаешь, что тебе все сойдет с рук?

Я спокойно взглянула ему в лицо. Смазливая физиономия пошла красными пятнами, его просто перекосило от гнева, и он стал похож на самца прицки. Поразительно, а я ведь когда-то считала этого парня красивым. Когда смотрела на афиши.

— Руки убрал, — сказала просто.

И холодно.

Красные пятна залила бледность, но пальцы он все-таки разжал, особенно когда к нам шагнул Бентри Хиггинс. Расправил плечи и прошипел:

— Подстилка. Правящего.

Тарина ахнула и приложила руку ко рту, Юммер обернулся, открывая мне обзор, и встретился с кулаком Гроу. В прямом смысле: тот впечатался ему в нос с таким смачным хрустом, что даже я вздрогнула. Второй удар пришелся под дых и свалил певца под ноги побледневшей Кармине. Схватившись за залитое кровью лицо, он то ли взвыл, то ли выругался, но из-за невнятного бульканья даже уши не хотелось прикрыть, ничего не было понятно.

— Совсем фдуфел? — захлебываясь, прохрипел он. — Ты мне нос сломал.

— Свободен, Олли. Навсегда. — Гроу развернулся к остальным и поинтересовался: — Еще у кого-то из присутствующих есть с этим проблемы? Самое время сказать об этом сейчас.

Проблем не было.

— Тогда собираем свои потрясенные задницы и выносим их на сцену.

— Ты пожалеешь! — хлюпнул Юммер с пола.

— Уже жалею. — Гроу стряхнул руку. — Платок у кого-нибудь есть?

Платок нашелся у Инис.

— А… кто будет петь Стена? — задала в общем-то логичный вопрос Кармина.

— Я, — хмыкнул Гроу и сунул руки в карманы, одна была перетянута платком. — Еще вопросы?

Вопросов тоже больше не было. Пока все (включая меня) подбирали челюсти, а Юммер себя с пола, Гроу повернулся ко мне.

— Ладэ. О чем ты хотела поговорить?

Хотела сказать, что это лучше обсудить наедине: я больше не смогу петь, и мне очень жаль, что Люси из меня не получится… Но столкнулась взглядом с Инис. С Бентри. С Мерхеллом.

С раскрасневшейся Тариной, которая смотрела на Юммера так, словно не прочь была ему добавить. С Юммером, который открывал и закрывал рот, как бериджар, выброшенный на берег. И только потом — с Гроу. В темных глазах горели зеленые искры и застыл вопрос, адресованный мне.

— Уже ни о чем, — сказала я.

И пошла за остальными в гримерную.

— Леона, ты как? — Инис коснулась моей руки.

Я посмотрела на себя в зеркало, цвет лица у меня сейчас поразительно гармонировал с цветом волос. В смысле почти не отличался от пепельно-платинового.

— Да, — ответила я и стянула куртку.

После моего ответа на меня посмотрели уже внимательнее.

— Воды хочешь?

Я кивнула, и Инис наклонилась к кулеру, наливая холодной в пластиковый стаканчик. Кармина скривилась, вздернула нос и вылетела за дверь, следом за ней выбежали девочки из команды Юммера. Хотя ее, наверное, можно считать расформированной.

Эта мысль заставила сдавленно хихикнуть.

— Пей. — Инис решительно сунула стакан мне в руки. — И не обращай внимания. Они и раньше шипели, призвание у них такое.

Я булькнула, потому что следующий смешок сорвался прямо в воду. Чувствуя, что у меня начинается истерика, допила залпом и сделала несколько глубоких вдохов. Сейчас я, как никогда отчетливо, осознала, что не могу подвести их или не могу подвести Рэйнара. Третьего не дано. А еще, кажется, до меня потихоньку начинало доходить, что петь я теперь буду с Гроу.

И не только петь.

Если меня перетряхнуло от единственного поцелуя, что же дальше-то будет?

И как это воспримет Рэйнар?

— Лео-нааа! — Тарина ткнула меня в плечо. — Вернись к нам!

Я вернулась, тем более что уже пора было идти на репетицию. Для вида порылась в сумке и поднялась.

— Ну что, идем?

На меня как-то странно покосились, но ничего не сказали.

— Уверена, что сможешь петь? — спросила Инис, пока мы шли.

Снова кивнула, хотя вообще ни в чем не была уверена. В ушах звенело, а коридоры перед глазами то расплывались в затуманенные рукава, то снова собирались в четкую картину, резкости которой могла позавидовать самая современная плазменная панель.

— У нас осталось три дня на прогон сцен, до которых мы еще не добрались, и тех, что идут сложнее всего. — Сунув руки в карманы, Гроу раскачивался с носков на пятки. — Со второй половины недели начнем все заново. Если очень повезет (а нам повезет, потому что я обещал содрать с подрядчиков неустойку в размере с их жирные задницы за любой день задержки), со следующей сможем работать на основной сцене в декорациях и со спецэффектами. Еще через неделю предпоказ. Наша премьера открывает сезон после Смены Времен, поэтому готовьтесь к тому, чтобы как следует встряхнуть Мэйстон. Вопросы?

Вопросов не было, а в том, что Мэйстон премьера встряхнет, я не сомневалась. Судя по лицам собравшихся, в этом не сомневался никто.

— Поем «Свободу», — заявил постановщик. — И танцуем.

— Опять «Свободу»? — удивилась Кармина. — Мы же еще «Мир без тебя» не пели и похищение.

— Может, местами поменяемся? — лениво осведомился Гроу.

— Нет, — буркнула та.

— Тогда не отнимай у меня время.

Он прищурился и скользнул по мне взглядом: глубоким и темным, как воды Гельеры, от которого бросило в жар. В ушах шумело все сильнее, я упорно пыталась сосредоточиться, но не очень-то получалось. Что-то внутри рвалось на части, словно я наглоталась фейерверков с зажженными фитилями и запила их шипучкой.

Я не могу выбирать между Рэйнаром и Люси.

Не могу.

Просто не могу.

— Ладэ. Мы все будем очень рады, если ты удостоишь своим высочайшим вниманием нас, а не только свой внутренний мир. — Язвительный голос Гроу выдернул в реальность.

Как ни странно, именно это отрезвило. Я вскинула голову и вернула ему яростный взгляд, в ответ он приподнял брови.

— Свобода быть собой. — Я шагнула к нему.

— Свобода быть с тобой. — Он шагнул ко мне и поднял руку.

От голоса — низкого, хриплого, сильного, как волна, потемнело перед глазами, но я все-таки повторила его жест, и наши ладони соприкоснулись.

— Свобода выбирать дорогу, по которой ты идешь. — Наши голоса слились воедино и взлетели над сценой, когда мы лицом к лицу пошли по кругу.

— Свобода быть другим…

— Таким, как ты хотел…

Его пальцы обжигали, как если бы я взялась за раскаленную ручку, а голоса продлевали друг друга, вливаясь в эхо сплетающихся слов.

— Таким, каким лишь только ты и видела меня.

— Свобода стать живой, взлететь и рухнуть вниз…

Мы разошлись на длину вытянутых рук, чтобы сойтись одним рывком.

— На руки, что всегда готовы подхватить и удержать.

— К тому, кто верит, что… мы сможем мир создать…

— Мир на двоих, в котором нам не доведется потерять. — Ладонь Гроу легла на мою талию, плотнее притягивая к себе. Его голос отзывался во мне так яростно, что я пела или кричала, а может быть, и то, и другое вместе.

— То, что горит в груди!

— То, что сжигает нас…

— Когда расходимся мы даже на один короткий час.

Он вел в этом танце столь уверенно, что я даже не думала о том, в какую сторону сделать шаг, как бывало с Юммером. Просто повторяла линии Гроу, подчиняясь заданному ритму.

— Или на миг, что я… не чувствую твой взгляд…

— Когда мы просто смотрим друг на друга и молчим…

Его ладони скользнули по моим щекам, легли на плечи, повторили изгиб талии. Щетина под пальцами была обжигающе-колючей, но взгляд зеленеющих глаз пронизывал больнее. Глаз, в которых зрачки превращались в иглы.

— Когда тебя со мною нет, я сам себе не рад…

— Когда нас разделяет расставания едкий черный дым.

— Но больше никогда не разомкну я рук, в которых ты моя. Моя и больше ничего…

— …Не важно все, что до, что после и вокруг. Сейчас хочу я только… только одного.

— Свободы быть собой, свободы быть с тобой. Свободы выбирать дорогу, по которой мы идем, не размыкая рук. Сейчас и навсегда. Одни для всех, но главное — вдвоем! Одни для всех. Но главное… Вдвоем!

Краткое мгновение тишины показалось оглушающим, его взгляд — единственное, что меня сейчас держало. Поцелуй — пьяный, сумасшедший — выбил из груди песню. Вместо того, чтобы рвануться к нему, я почувствовала поднимающееся из груди яростное рычание. Отшатнулась под потрясенными взглядами, прикованными к нам. Внутри творилось что-то странное, будто я отхлебнула из проснувшегося вулкана.

— Ладэ! — прорычал Гроу. — Ты зеленого цвета.

— Белого, — поправила я, вспомнив отражение.

И потеряла сознание.