1

Разговор с Осиповым прошел на удивление легко, и Джеймс успел на место встречи. Шагнул из огня да в полымя. Свои секреты и базы данных Орден оберегал серьезнее, чем Форт Нокс золотой запас. Приземистый толстяк в очках, менее многословный, чем его коллега в Нью-Йорке, задавал только дельные вопросы. Он не пытался вести доверительных бесед и не рассказывал душещипательных историй о том, как оказался в Ордене.

Джеймс не ожидал, что выгорит с именем, и ещё до поездки в архив прикидывал возможные варианты поиска, но ему чудесным образом повезло. Михаил Стрельников засветился в Ордене, будучи измененным всего три года. Ни одного портрета или гравюры, но описание точь-в-точь соответствовало внешности мужчины, которого он видел с Александрой. В конце семнадцатого века распотрошили гнездо молодняка, и измененные на допросе сдали своих с потрохами. Методы получения информации в Ордене были весьма действенны.

То ли в приступе ностальгии, то ли по какой другой причине, бывший измененный вернулся к настоящему имени. В четырнадцать лет его соблазнила молодая измененная и привела парня в свое гнездо. Насладиться бессмертием они не успели — их накрыли раньше, но Михаилу повезло оказаться далеко во время облавы. В деле стояла пометка «открыто», что значило, что его так и не нашли.

Неудивительно, что Демьян обратил на Стрельникова внимание. Парень обладал недюжинным умом и выдержкой, если сумел выжить и замести следы. Или же не сумел?.. Его могли найти, но взамен за жизнь и свободу он щедро снабжал Орден сведениями. Джеймс знал, что молодых измененных цепляли на разные крючки. Наверняка Стрельникову стоило немалых усилий оставаться рядом с Осиповым и ни разу не проколоться.

Джеймс просмотрел дела всех, кто собрался под крылом «мамаши» Михаила. Все они благополучно почили либо во время захвата, либо в застенках Ордена. Ещё двоих обнаружили после. Шелуха информации лучше, чем её отсутствие. Сегодня Джеймс собирался выжать из Архива всё.

Дальше шли Оксана и её сестра. Имя Миргородской засветилось однажды — в качестве свидетельницы по делу Ру. Как Джеймс и предполагал, дело было датировано днем смерти Филиппа. Просто мгновенное реагирование. Нет, Осипов не выпустил бы такую информацию за пределы узкого круга осведомленных. Более того, если оно просочилось в полицию, Оксана не отделалась бы «легким испугом». Как ни крути, алиби у неё не было.

По кому хотел ударить Стрельников? По Осипову через Оксану?.. Через её семью?

Назрел тот самый разговор, которого он упорно избегал: нужно обязательно выяснить, каким образом она связана с Осиповым. Как это сделать, Джеймс пока представлял смутно, но неразрешимых задач не бывает.

Он не забыл и о загадочной силе Оксаны и Александры. Измененные часто злоупотребляли силами и играли с людьми под внушением, так что ссылок и дел высыпалось бесчисленное множество. На шестом часу просмотра у Джеймса заболели глаза, а крепкий кофе без сахара прошел мимо.

Сейчас пригодились бы стимуляторы, но Джеймс не хотел превращаться в зомби. Препарат разработали специально для оперативников Ордена, для поддержания концентрации внимания и сил на протяжении двух суток. Разумеется, не обошлось без побочного эффекта. При постоянном применении — а оперативникам без них было никуда, адреналин зашкаливал, ощущение сил отравляло сиюминутным превосходством. Он подсел на стимуляторы в России, в тренировочном лагере, и продолжил в Бостоне. В прошлом году Джеймс снова колол их, чтобы выдержать краткий забег на дистанцию к Хилари. Чуть меньше двух месяцев, не постоянно, но достаточно часто. Откат оказался страшным.

Он почти заснул за монитором, и очнулся, когда услышал покашливание Архивариуса. Ещё несколько дел — и снова излияния о том, как измененные превращали людей в сексуальных марионеток. Не самая приятная тема, но отступать Джеймс не собирался.

Спустя полтора часа он наткнулся на показания мужчины из психлечебницы. Тысяча девятьсот девяносто шестой год, не дело даже, так, кратенькая справка — о том, что к парню каждую ночь приходила демоница-суккуб в образе обольстительной женщины, чтобы тянуть из него силы и дарить небывалое наслаждение. По его словам, познакомились они на рок-концерте, встречались около месяца, а потом она исчезла. У того сорвало планку. Он как одержимый искал искусительницу и однажды набросился на похожую девушку прямо в ночном клубе.

Был приложен и протокол беседы с его пассией, и фотография девушки, сексапильной красотки с длинными светлыми волосами, отдаленно похожей на Клаудию Шиффер. Результаты анализов её крови доказывали, что она обычный человек, и дело закрыли по распоряжению сверху, официально «за отсутствием неопровержимых улик и доказательств причастности, в виду невменяемости свидетеля».

Это можно было с легкостью отнести к разряду фольклора или обсуждения «очевидцев» в интернете на уровне эротических фантазий, но Джеймс знал, что Орден по крупицам собирал действительно важные сведения. Восстановить историю сейчас не представлялось возможным, потому что не был указан код ведущего аналитика. Архивариус пояснил, что коды изымались из дел, которые не имели особой ценности.

Видимо, кто-то не желал, чтобы расследование продолжалось. Суккубы и инкубы — нечто вроде мифических страшилок, о встречах с которыми рассказывали в желтой прессе в духе откровенных любовных романов. Вот только четыре года назад Джеймс и измененных, читай вампиров, считал исключительно фольклором. Нимфы, сирены — были ли эти существа чем-то совершенно иным? Оставалось только наблюдать за Оксаной.

От Архивариуса его снова везли с завязанными глазами в закрытом фургоне. Что ни говори, а с доверием в Ордене было туго. Высадили в одном из районов Москвы, откуда он добирался на такси.

Джеймс включил телефон и обнаружил один пропущенный вызов от Оксаны. Звонить не стал, потому что небо уже посветлело, и, скорее всего, она недавно заснула. Мысли о ней вызвали теплую улыбку, которая мгновенно погасла.

Джеймс вспомнил о человеке, закрытом в психлечебнице из-за помешательства на женщине. Такое могло произойти, потому что парень изначально не дружил с головой. Но если вспомнить необъяснимое магнетическое обаяние Миргородских, ненормальную зависимость от близости с Оксаной, поведение её бывшего любовника, Тимура, получится слишком много совпадений.

Усталость все-таки взяла своё. Джеймс принял душ и отключился, как только голова коснулась подушки.

Разбудил его звонок в дверь. Казалось, что он закрыл глаза лишь на мгновение. Джеймс резко сел на постели, пытаясь прийти в себя. Ему снова снилось что-то на редкость омерзительное, но что именно, он не помнил.

Звонок повторился: настойчивый и раздражающий. Джеймс натянул джинсы и вышел в прихожую, рывком открыл дверь и оказался лицом к лицу с сестрицей Оксаны.

— Добрый день, Семен, — у Александры был низкий сексуальный голос, — не ожидал?

Не дожидаясь приглашения, она прошла в квартиру. Легкий шлейф духов, свежих и тонких, как сопровождение образа: под распахнутым приталенным пальто — короткое светлое платье. Александра с брезгливым непониманием рассматривала комнату. Легенда Тихорецкого не вписывалась в сверкающий стиль современной московской богемы, а для женщин, привыкших к роскоши, его жильё казалось жалкой хибарой. Как ни странно, Оксане здесь нравилось.

— Вот значит, как живет близкий друг Ксанки, — хмыкнула Александра и повернулась к нему.

— Именно так, — сегодня Джеймс чувствовал себя иначе, нежели чем на выставке. — Нашла мой адрес в телефоне сестры?

Сестрица Оксаны была весьма привлекательна, но сегодня влечения к ней он не испытывал. Подозрения о загадочной силе, которой обладали сестры, стали ещё ярче.

— Догадливый… Ума не приложу, почему ты задержался рядом с Ксанкой. С теми, кто умеет думать, моя сестренка быстро начинает скучать.

Саша провела пальцем по его обнаженной груди. Джеймс перехватил её запястье, и мир покачнулся. Будто кто-то повернул переключатель и прибавил температуру в комнате. Жар побежал по венам, животное желание обрушилось на него с такой силой, словно Александра была первой женщиной, которую он увидел.

Усилием воли Джеймс отстранился и отошёл на несколько шагов, набросил рубашку, начал застёгивать. Пальцы едва уловимо дрожали, соскальзывали и пуговицы отказывались проходить в разрезы.

— Неожиданно, — она подошла к нему со спины, положила руку на плечо. — Я рассчитывала, что мы наоборот разденемся… Почему ты не позвонил, Семен?

Джеймс хотел ответить, что не собирается с ней спать, но пока пытался подобрать слова, в горле пересохло. Он чувствовал, что тормоза сдают. Если не выставить сестрицу Оксаны за дверь сейчас же, он завалит её прямо на пол. Внутри проснулось нечто жуткое, дремучее и злое. Остервенение, гнев и исступление, слитые воедино в безумии.

Александра прижалась всем телом, поглаживая его пах поверх джинсов. Он почувствовал её большую, упругую грудь. Шум в ушах нарастал — такое бывает, когда самолет идет на взлёт или на посадку. Болезненное напряжение и жажда обладания стоящей позади женщиной смешались с дикой, животной злобой.

Джеймс резко развернулся, перехватил её запястья и прижал к стене, женский крик полоснул сознание, но он не остановился. Мёртвый захват. Невозможно вырваться или пошевелиться, не причинив себе боли. Голова словно наполнилась раскалёнными углями, но хватка не ослабла, и вот тогда в глазах Александры он прочёл страх.

Сквозь проблески разума Джеймс понимал, куда его занесло. Страшно осознавать, что ты превращаешься в обезумевшее животное. Как тогда, когда он сидел на стимуляторах. Как в день, когда в его палату пришла Хилари.

Выстрел огнём взорвался в висках, он разжал пальцы и с силой отшвырнул Александру.

— Уходи, — процедил он.

— Ты псих! — взвизгнула она, растирая запястья и пятясь в прихожую. — Двинутый маньяк! Не приближайся к моей сестре, а не то сильно об этом пожалеешь!

Угрозы звучали жалко, и Джеймс, криво усмехнувшись, сделал шаг в её сторону.

Наваждение спало. Сестрица Оксаны развернулась и опрометью выбежала из квартиры.

Раскаленная игла продолжала жалить виски, руки дрожали. Теперь его знобило, хотя воздуха все равно не хватало. Из носа хлынула кровь, а силы стремительно таяли. Джеймс сполз на пол прямо в прихожей, вцепившись пальцами в волосы. Сердце билось рваными толчками, каждый удар отдавался в ушах набатом.

Он с силой сдавил виски. Кровь безнадежно залила рубашку, отбрасывая назад во времени, на Остров. Расплывающееся пятно на майке Хилари. Джеймс не раз стрелял в измененных, для него это стало чем-то вроде утреннего звонка боссу с отчетом. Обыденность, работа.

Эту отдачу — последнего выстрела в упор, когда он оставил её одну умирать в палате — запомнил. Запомнил и её лицо — растерянное, искаженное болью. Такой Хилари осталась в его памяти. Сейчас, во взбесившемся воображении, она смотрела на него с волчьим оскалом. Потом запрокинула голову и дико, по-звериному захохотала.

 

2

После букета и потрясающе теплого вечера Семен снова исчез. Он выключил телефон, и Оксана подумала, что так будет лучше для них обоих.

Она впервые встретила настолько сильного мужчину, но энергия чувствующей понемногу разрушала его панцирь. Рядом с ней нельзя закрываться, а иначе он не умел. Чем больше Семен сопротивлялся, тем хуже становилось. Были дни, когда Оксане казалось, что он отпустил себя, и что ему больше ничего не угрожает, но потом все возвращалось на круги своя.

Она понимала, что будет скучать. По тому, как в его глазах вспыхивал огонь страсти, как уютно он молчал, как внимательно и серьезно относился ко всему, что она говорила. Оксана убеждала себя, что у них бы ничего не получилось. Постоянство не для чувствующих.

У бабушки было трое любовников. Хотя предпочтение она отдавала одному, всё равно выходил небольшой гарем. Саша относилась к мужчинам, как к машинам: понравился — покаталась — сменила. Да и сама Оксана до встречи с Семеном меняла поклонников, как перчатки, и останавливаться не желала.

Полина отпустила возлюбленного, чтобы окончательно не свести с ума. Оксана думала о ней, когда рука тянулась к телефону. Эгоистка внутри не замолкала: «Позвони Семену, ведь вам так хорошо вместе!» Она ругала себя, злилась, смеялась, засунула телефон в кухонный шкаф от греха подальше. Даже танцы получались без огонька.

Оксане всегда хотелось знать, как к мужчинам относилась мать. Ведь она встретила отца и по меркам чувствующих оставалась с ним очень долго. Три с половиной года. Она вышла замуж, хотя бабушка отговаривала, и рассказала ему всю правду. Как она решилась на такое? Как решилась на второго ребенка, хотя Саша далась ей тяжело?

Беременность для чувствующей — не самое легкое испытание. Внутри тебя развивается новая жизнь, требующая огромных сил. Такое вынесет не каждая. Ребёнок буквально вытягивает из матери жизнь, а во время родов ты и вовсе остаешься один на один со своими силами. Бабушка не смогла помочь, потому что была гораздо слабее мамы.

Сила чувствующих возрастала из поколения в поколение, и тем сложнее им было продолжать свой род. Рано или поздно нить обрывалась. Третье поколение — уже из ряда вон. Бабушка рассказывала о четырех, а было ли больше, неизвестно. Первая чувствующая появилась давным-давно на Гаити, когда измененный пожелал подарить приглянувшейся ему креолке бессмертие. Природа, а может, местные знахари, решила иначе, и в ту ночь в мире родилась первая santi. Теперь, когда измененных больше нет, чувствующие тоже обречены на вымирание. С каждым годом их все меньше, и скоро в истории их расы тоже поставят точку.

Философия и мысли о вечном немного отвлекали от желания позвонить Семену. Временами помогало, временами не очень, но отступать Оксана не собиралась. Раз уж решила все закончить — иди до конца! Вечером она собралась в клуб и как раз выбирала, кого бы пригласить с собой, когда заявилась Саша.

Стоило ей поднять трубку домофона, как оттуда донесся разъяренный крик сестры:

— Открывай! Сколько я ещё буду под дверью стоять?!

Ох уж этот её тон оскорбленной королевы! Саша вечно была чем-то недовольна, но судя по всему, ей опять поручили с кем-нибудь спать. Оксана нажала на кнопку и задумалась, что же привело сестру к ней второй раз за три дня. Обычно они могли не видеться месяцами, и не страдали от этого. А тут на днях забежала поговорить, и следом снова.

Приоткрытая дверь чудом не сорвалась с петель, и в прихожую ворвался ураган. От Саши фонило ненавистью, и Оксана подавила ребяческое желание спрятаться. Глаза сестры сверкали, а в воздух наэлектризовался злостью.

— Что случилось?

— Ты подцепила психопата, вот что! — Саша прошла в комнату, задержавшись только для того, чтобы снять сапоги. Швырнула пальто и сумку на кресло и развернулась. — Тебе мало того, что ты учудила, хочется самой проснуться с перерезанным горлом? Где ты откопала этого монстра?

Оксана замерла. Она ожидала чего угодно, но не разговора о Семене. Даже не сразу поняла, о ком сестра говорила, тем более так. С чего бы? Наверняка разозлилась, что он ей не позвонил. Они пересеклись один раз на выставке, где Саша тянулась к нему своими загребущими ментальными щупальцами. Когда Оксана впервые поймала его волну, она тоже решила, что Рыцарь немного странный. Странный, но не более.

И тут её осенило.

— Подожди… Ты с ним встречалась?!

Оксана задохнулась от возмущения. Конечно же, встречалась! Саша снова решила её облагодетельствовать монаршим покровительством, а в гости зашла, чтобы узнать телефон и адрес Семена. Теперь она сама разозлилась не на шутку.

— Ты!.. — резко выдохнула Оксана, понимая, что ещё чуть-чуть — и выскажет сестре все, что о ней думает, и отнюдь не в приличных выражениях.

— Дура! — крикнула Саша. — Зачем тебе голова, задницы вполне хватило бы, именно ей ты и думаешь! На, полюбуйся!

Она протянула руки, показывая синяки на запястьях. Не просто отпечатки пальцев, а уродливые, иссиня-бордовые пятна. Свежие. Оксана побледнела и отступила назад. Она не представляла, что сделала Саша, если Семен набросился на неё. Поначалу она и сама чувствовала, что Рыцарь находится на грани, но в последнее время он был другим. От его враждебности и недоверия не осталось и следа, вулкан по-прежнему дымился, но уже не казался опасным. Ошибиться она не могла.

Глядя сестре в глаза, Оксана не шевелилась, словно та пригвоздила её к месту. Она думала о Семене, и боялась с первым движением вцепиться сестре в волосы.

— Что ты с ним сделала? — угрожающе тихо спросила Оксана.

— Здорово! — Саша хлопнула в ладоши. — Я показываю тебе синяки…

— Ты понимаешь, о чем я. Что ты с ним сделала?

Оксана не повысила голоса, что казалось странным, потому что маленькая девочка внутри в ужасе зажмурилась, топала ногами и кричала. Раньше и она сама орала бы на сестру так, что мало не покажется, но не сейчас. Она понимала, что если сорвется на крик, уже не остановится, а ей нужна была трезвая голова. И силы.

— Всего лишь прощупала немного. Меня окатило таким ушатом завихрений, что я уже подумала, там и останусь, — она присвистнула и выразительно покрутила пальцем у виска, — а вывезет он меня частями. Ксанка, я не представляю, как вы проводите время, что ты до сих пор ничего не просекла, но я чувствовала его и видела взгляд. Мне плевать, кто он такой, но к тебе больше не приблизится. Я сейчас же позвоню Мише и попрошу избавить нас от этого досадного недоразумения.

Она расстегнула сумку и дрожащими руками достала айфон. Её трясло от ярости, Оксана же чувствовала себя на удивление спокойной. Она в два шага преодолела расстояние между ними, вырвала телефон из рук Саши и с силой швырнула о стену. Что-то смачно хрустнуло, а следом звякнуло, когда телефон упал на пол. Сестра замерла с открытым ртом, переводя взгляд с неё на сотовый и обратно.

— Я не позвоню Демьяну, — отчётливо произнесла Оксана, — и не скажу, что ты светишь силами направо и налево ради позерства только потому, что ты моя сестра. Ещё я не расскажу ему, что ты поломала психику Сергею и взялась за другого парня. Можешь не благодарить. Уходи.

Оксана сама не ожидала такого, а что уж говорить о сестре. До сегодняшнего дня Сашин авторитет был непререкаем. Раньше ей просто не хватило бы смелости, но сейчас при мыслях о Семене страхи и неуверенность съежились до размеров паука, которого легко сбить с плеча щелчком пальцев.

— Если я сейчас выйду за дверь, — злоба Саши полыхала пламенем, — ты сильно пожалеешь! Я не хотела приплетать сюда бабушку, но ты, дорогая сестренка, не оставляешь мне выбора.

Только бабули здесь не хватало! Оксана понимала, чем всё закончится, но не отступилась. Если она права, у Семена осталось мало времени, а Саша по-прежнему здесь.

Она глубоко вздохнула, мысленно сосчитала до трех и повторила:

— Уходи.

Сверкнув глазами, сестра подхватила сумку, круто развернулась и вышла в коридор. Громко хлопнула дверью, но Оксане сейчас было не до неё. Она снова и снова набирала номер Рыцаря и натыкалась на равнодушие длинных гудков. Прыгая по квартире с телефоном в руках, Оксана одевалась наспех. Хватала первое, на что упал взгляд.

Времени ждать такси не было. Оксана бежала в сторону метро, сломя голову, не замечая никого и ничего. Вечерний час пик — то ещё испытание, но она пробивалась сквозь толпу с прытью и силой, которых раньше в себе не замечала. Люди косились, толкались в ответ, огрызались и матерились, но ей было наплевать. Стиснутая в вагоне плотным людским потоком, Оксана думала о чём угодно, но только не о том, что может опоздать. Мысли метались, сменялись одна на другую и уходили.

Раньше Оксана поступила так, как сказала бы Саша. Забыла и оставила. Так было с Сергеем. Она закрылась в себе и наслаждалась обидой, думала о том, как гадко с ней обошлись, а он при этом сходил с ума. Она немного погрустила, и вернула жизнь в прежнее русло, а он запил по-чёрному. Оксана не знала, что с ним произошло потом, и никогда не пыталась узнать.

Семен не открывал долго, и она заколотила по двери кулаками, не замечая боли. Из соседней квартиры выглянула старушка, что-то укоризненно пробормотала себе под нос, но Оксане ничего не сказала.

Он все же открыл, когда она почти отчаялась. Семен держал дверь, готовый в любой момент захлопнуть её, чтобы отгородить Оксану от себя. Она видела, что сейчас у него не получится задержать даже котенка. Бледный, с покрасневшими глазами, он привалился к стене и едва держался на ногах. Саша его здорово потрепала. Даже едва уловимая аура чувствующей могла здорово навредить, и Оксана закрылась, спрятала силу, как учила Наталья Валентиновна.

Они использовали такой трюк в присутствии измененных, чтобы слиться с толпой. Теперь перед Семеном стояла самая обычная девушка: без макияжа, со спутанными волосами, замерзшая и бледная от волнения.

Оксана чувствовала, что он хочет её выгнать, но уйти не могла.

— Я пришла помочь, — прошептала она, — позволь мне. Пожалуйста.

Искра ярости погасла, не успев даже сверкнуть, растворилась бесследно. Перед глазами стояли жуткие синяки на Сашиных запястьях, но Оксана верила, что Семен не причинит вреда. Не сможет, потому что сил в нем сейчас почти не осталось. И потому что она — это она.

Он отступил в сторону, и она поспешно шагнула в коридор, опасаясь, что Семен передумает. Оксане было стыдно смотреть ему в глаза. Как если бы не Саша, а она сделала это с ним. Но сестра никогда не пришла бы к нему, если бы Оксане хватило смелости расстаться с ним раньше.

В прихожей было темно, но она не включила свет. Мягко прикрыла дверь и взяла его за руку.

— Я должна тебе кое-что объяснить. Пойдем в комнату.

Рыцаря повело, но он покачал головой, когда Оксана попыталась подхватить его под локоть. Оперся о стену и постоял неподвижно, прежде чем они пошли дальше.

На полу валялась рубашка с пятнами засохшей крови. Неудивительно, что сейчас Семен собирал себя по частям.

На него было больно смотреть. Хотелось извиниться за поведение сестры, но она подумала, что лучше не говорить о Саше. Та часто пользовалась способностями и безнаказанностью, но на этот раз перегнула палку. Мало того, что ударила по Семену всей силой «очарования», так после ещё и защищалась.

Оксана незаметно прощупывала его ауру и хмурилась, когда находила в ней разрывы. Саша оказалась под ударом горячего воздуха перед извержением, но страшно представить, что будет, когда он придет в себя. Под потрескавшейся коркой бурлила магма, старательно сдерживаемые эмоции прорывались наружу раскаленными пузырями. В лучшем случае ему это грозило нервным срывом. В худшем…

— Позволишь сначала тебе помочь? — спросила она.

Семен поморщился и кивнул. Он с явным облегчением опустился на диван, и Оксана послушно села рядом, протянула руки ладонями вверх.

— Доверься мне, — мягко попросила она, хотя сама дрожала от волнения и сдерживаемой силы.

Напряжение разрядами искрило в воздухе. Семен смотрел на ее руки так, словно они — пропитанные ядом веревки, которые привяжут навсегда, стоит к ним прикоснуться. Вопьются в запястья, изъязвляя кожу, проникая в кровь и отравляя. В каком-то смысле так и было, но ему Оксана предлагала спасительное тепло. Она почти потеряла надежду, когда Семен коснулся её ладоней.

Оксана бережно сжала его руки — обычно такие сильные и нежные, но сейчас дрожащие, и прикрыла глаза. Зрение человека мешало чувствовать, а она хотела видеть каждую крохотную трещинку в его ауре. Возможно, сейчас она выглядела странно, но куда важнее было восстановить равновесие.

О возможности все исправить Оксана давно знала от бабушки, но раньше никогда такого не делала. Разрушать куда легче, чем созидать. Обычно чувствующие забирали энергию, провоцируя на желания, но сейчас ей предстояло сделать все наоборот. Делиться силой и забирать боль. Она не представляла, как происходит обратный обмен энергией с человеком, и чем им обоим это грозит в случае ошибки, но не отступила.

Израненная аура дымилась ядовито-огненными всполохами, и сквозь неё утекала жизнь. Оксана с ужасом поняла, что Семен слабеет. Она видела своё здоровое свечение, и содрогнулась, представив, как пульсирующие обугленные нити вольются в её чувства. Только усилием воли она осталась на месте, соединяя их потоки воедино. Сияющее мерцание смешалось с полыхающими отблесками, и Оксану затрясло. Она содрогалась от боли Рыцаря: чувства вины, потерь, бесконечного одиночества. Как можно держать это в себе и не сойти с ума?!

Медленно, но верно, она переплавляла ярость и страх в спокойствие и уверенность, стягивала разрывы до едва уловимых точек, которые закрывались под серебристым мерцанием. Ее энергия согревала его. Холодные пальцы Семена, его ладони стали горячими. Оксана до крови прикусила губу, понимая, что стремительно теряет силы. Главное — успеть довести дело до конца. Она чувствовала, как к нему возвращается жизнь, видела, как закрываются прорехи, и в одну из них провалилась сама, окруженная мглой.

Оксана пришла в себя на кровати. Перед глазами плавали разноцветные круги, по телу разливалась слабость, а в ушах шумело. Она сначала почувствовала, и только потом увидела Семена, сидящего рядом. Он держал её за руку, и выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Никакого надрыва, опасность миновала. У неё получилось!

Оксана нашла в себе силы улыбнуться.

— Я рада, что тебе лучше, — голос звучал хрипло и тихо.

Какое-то время он молчал, словно не мог подобрать слов, но потом произнес:

— Спасибо.

В короткую благодарность он вложил больше, чем иные собирают в россыпях слов.

Оксана потерлась щекой о его руку. Хотелось коснуться тепла, но сейчас она не могла искушать судьбу. Жажда — не человеческая, острая — иссушала, и Оксана боялась, что не сумеет вовремя остановиться. Оставалось только лежать и отдыхать. Она облизнула пересохшие губы.

— Я обещала рассказать, что произошло…

Оксана с замиранием сердца ждала ответа. Она не знала, что будет говорить, не представляла, что услышит в ответ. Вполне возможно, он назовет сумасшедшей или просто выставить за дверь. И будет прав.

— Подождет. Принести тебе воды?

На сердце стало тепло. Оксана покачала головой.

— Это не поможет.

— Что я могу для тебя сделать?

— Просто побудь рядом.

Семен сел на пол, оказавшись лицом к лицу с ней. Никогда раньше он не казался ей таким далеким и таким близким одновременно. После случившегося вряд ли у них получится быть вместе. Они молчали, и Оксана наслаждалась его близостью.

Быть рядом с ним — уже само по себе счастье. Время утекало, как вода сквозь пальцы. Она знала, что рано или поздно ей придется начать этот разговор.

— Тебе опасно оставаться рядом со мной.

Страшные слова дались легче, чем она ожидала. Оксана сама удивлялась смелости и решительности. Она привыкла перекладывать ответственность на других и тянуть до последнего, но не могла допустить, чтобы Семен пострадал. Саша редко отступалась от задуманного, с неё станется и вправду позвонить Демьяну или вернуться и довести начатое до конца. Да и сама она далеко не цветочек. Рыцарь с самого начала оказался рядом только благодаря её силе. Они бы расстались в ночь их первой встречи, не захоти она его так сильно.

Семен не успел ответить, а песня Paradise прервала ее мысли. Значит, Саша все-таки позвонила бабуле. Не Демьяну, и то хорошо.

— Где ты? — Наталья Валентиновна всегда умела оставаться спокойной.

— У него, — не стала отпираться Оксана.

— Ты рассказала?

— И не только.

Оксана никогда не врала бабушке. Не стала и теперь.

— Приезжайте завтра ко мне вдвоем. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Оксана нажала отбой и с сомнением взглянула на Семена. Он прекрасно слышал разговор — после всплеска её энергии динамик трещал нешуточно. Наверное, придется менять телефон.

Рыцарь согласится поехать куда угодно, если она попросит. Но Оксана хотела, чтобы решал он сам, поэтому смотрела вопросительно.

— Куда едем? — спросил Семен.

— Знакомиться с тётей, — Оксана благодарно сжала его руку.

Она не знала, что ждет их на Даче, но в отличие от Саши, Наталья Валентиновна, принимала решения на свежую голову. Оксана надеялась услышать совет, как быть дальше, а не длинную отповедь про «очередную глупость». Это будет уже чересчур.

 

3

Джеймс отвез Оксану домой и впервые за все время их знакомства остался на ночь. Они больше не говорили о том, что произошло, но ему и не хотелось возвращаться к этой теме.

Она пришла к нему, когда он полутрупом валялся в гостиной: то проваливался в сон, где образы родных и близких вплетались в сюжеты жутких кошмаров, то возвращался в московскую квартиру. Его трясло, как в лихорадке. Настоящее мешалось с прошлым, явь со сном, реальность с вымыслом: смерть отца, гибель Хилари, похищение Эйдена, Остров и бесконечные туманные улицы неведомого города. Кажется, он видел и Дженнифер, и Оксану, но не мог вспомнить точно.

Оксана исправила все, что сотворила её сестрица, и даже больше. Ярость, боль и ледяная бездна отчаяния отступили.

Лежа на кровати поверх покрывала, она выглядела бледной, взволнованной и невероятной хрупкой. Такой он не видел её раньше, и подумал, что она выглядит потрясающе. Оксана по-прежнему была красива, но не агрессивной, вызывающей красотой. Иначе. Теплее. Роднее.

Когда она заговорила об опасности, ему вдруг отчаянно захотелось всё рассказать.

«Оксана, я не просто так оказался рядом. Я искал зацепку по смерти Филиппа Ру».

В мыслях он произнес эти слова слишком быстро, опасаясь того, что передумает. Джеймс не представлял, что делать со своей откровенностью. Оксана и её семья связана с Осиповым. Искренность могла дорого ему обойтись, а он ещё не разобрался с делом, в которое ввязался ради Дженнифер. Отступать уже поздно.

Говоря по правде, ему нечего терять кроме её доверия, но Джеймс запретил себе думать об этом. Будущего у них нет, только настоящее. Возможно, «сегодня» рядом с Оксаной он дорожил чуть больше, чем мог себе позволить.

После легкого ужина и душа Оксана сразу заснула, закутанная в одеяла — её продолжало знобить. Сам он к еде не притронулся, хотя для вида поковырял вилкой салат. Джеймс чувствовал себя свежим, отдохнувшим и полным сил, но на душе было неспокойно. Он оставил дверь в спальню открытой и ушел в гостиную, чтобы не мешать.

Очевидно, что семья Оксаны не совсем обычная. Кто они такие и почему в Ордене о них не знают? Почему прикрыли дело в конце прошлого века и изъяли из него код аналитика? Приближенность к измененным — система или же исключение?

Человек внутри него будто очнулся от тяжелого полузабытья и не понимал, как докатился до такого. Его воротило от мысли о том, чтобы использовать женщину в своих интересах. Этот человек не понимал, как можно убивать, не задумываясь. Жестко, расчетливо и хладнокровно. Он молчал более трех лет, но почему-то вернулся именно сейчас. Когда уже ничего не исправить.

Часть его души мертва, и никогда не станет прежней. Встреча с Оксаной поставила его на грань выживания. Разлом с каждым днем ощущался все четче. Два несовместимых куска, некогда бывшие единым целым, уже не сложатся правильно. Слишком сильно изуродованы края. Одному нет места в мире другого и наоборот.

Джеймс задремал прямо на диване, под взглядами родных Оксаны с фотографий. Он часто просыпался, не помня снов, но подсознательно чувствуя, что снова предает самого себя. Вот только которого из?.. Было душно и тошно, сон казался излишеством, потому что энергия лилась через край.

Джеймс оставил попытки заснуть, и устроился у окна, глядя на светлеющее небо. Они собирались выехать пораньше, чтобы проскочить основные пробки, но он решил не будить Оксану.

Она проснулась около восьми — он слышал, как Оксана ворочалась, как поднялась и босиком прошла в гостиную. Кутаясь в короткий синий халат, подошла к Джеймсу и обняла. Ему нравилось вот так чувствовать её, тёплую и сонную.

— Ты не передумал? — прошептала она, касаясь губами его уха.

— Нет.

Сон пошел Оксане на пользу: бледность отступила, взгляд, который вчера казался потухшим, снова сиял.

Она спрятала неуверенность за улыбкой и вопросом:

— Тогда почему не разбудил?

Он не ответил. Боялся, что любое неосторожное слово станет искрой в пороховом погребе.

Не только ему было не по себе.

Они наспех позавтракали перед выходом, а после Оксана собралась быстро. В машине она не замолкала ни на минуту. Он узнал много нового о моде и кулинарии, о танцах и даже о породах собак. Оксана никогда не сдерживала себя, но сегодня волновалась так, будто ехала не к тёте, а на приём к Елизавете Второй.

Когда он включил негромкую музыку, Оксана несколько минут смотрела на дорогу, а потом отвернулась к окну.

— Всё будет хорошо, — Джеймс накрыл её руку ладонью.

— Ты не подумай, — пробормотала Оксана. — Тётя Наташа — замечательный человек. Но я знаю, точнее предполагаю, что Саша успела ей наговорить.

— Мы с этим как-нибудь справимся, — вспоминать об Александре ему было неприятно. Когда-то он считал Корделию самой отвратительной сестрой в мире. Что ж, теперь у неё появилась соперница.

Следуя указаниям навигатора, он повернул на дорогу, ведущую к коттеджному поселку. Дома на улице почти ничем не отличались друг от друга, кроме одного. Он стоял на окраине, ближе к лесу. Три этажа, по фасаду видно, что частный заказ. Джеймс отметил просторную террасу на втором этаже — летом с неё, должно быть, открывался потрясающий вид. Чуть поодаль вскрылась после зимы речка, и быстрое течение размывало остатки льда.

В вольере надрывался огромный пес. Бросался на решетку, и чудом ещё не разворотил. Джеймс припарковал машину, обошел её и подал Оксане руку.

Сейчас среди скинувших листву деревьев цветом могли похвастаться только ели. Погода тоже не радовала — после обманчивого тепла ранней весны вернулась прохлада, а с ней и сильный ветер. Солнце спряталось за тучами, и стало совсем неприветливо.

Оксана крепко сжала его руку, и повела за собой по дорожке к дому. Когда они проходили мимо, пёс замолчал и перестал бросаться на ограждение. Оксана даже не взглянула в его сторону, но Джеймс сразу подумал о её силе и усмехнулся. Почему нельзя представить, что собака просто признала хозяйку?..

Их встречали в просторной прихожей, отделанной деревом. Тётя Оксаны и впрямь напоминала Королеву: ухоженная, изящно-изысканная и невероятно яркая. Ему доводилось общаться с измененными, некоторым из них перевалило не за одну сотню лет, но рядом с ней Джеймс ощутил себя мальчишкой. Для таких женщин строятся города, из-за них начинаются войны.

— Добрый день, Семен, — она протянула ему руку и Джеймс легко пожал её. — Наталья.

— Добрый день, Наталья, — уверенность и доброжелательность, которые она излучала, невольно передались и ему.

— Привет, — Оксана вздохнула с облегчением и, встретив тёплую улыбку тёти, улыбнулась в ответ. Тем не менее, снова сжала руку Джеймса, когда они шли в гостиную.

На диване уже устроилась её сестрица: закинув ногу на ногу, она даже не взглянула на них. Оксана нахмурилась, но промолчала, и Джеймс легко сжал её пальцы.

— Саша, у нас гости, — Наталья кивнула Джеймсу и Оксане на кресла.

— Неужели?! — резко бросила та, но все-таки обернулась. Она достала из сумочки мобильный и начала что-то быстро набирать — так яростно и ожесточенно, что дисплей жалобно клацал, когда она задевала его длинными ухоженными ногтями.

Джеймс был искренне благодарен, что ему не придется сидеть рядом с ней. В гостиной все дышало теплом и гостеприимностью — он в принципе не помнил дома, где чувствовал бы себя настолько уютно, но рядом с Александрой разве что искры не летели. Сестры обменялись яростными взглядами, и ни одна из них не сказала ни слова. Джеймс догадывался, что их сдерживает присутствие Натальи.

— Скоро будет готов обед, хотите чая или кофе, Семен?

— Нет, спасибо.

Ему на ум пришло сравнение учительницы и школьника. Казалось, Наталья видит его насквозь, не прилагая для того особых усилий.

— Расскажите, как добрались?

Она вела себя так, будто они просто приехали в гости, и вчера не произошло ничего из ряда вон. Может статься, для них подобное в порядке вещей.

— Я поседею, пока ты приступишь к делу, — взмолилась Оксана и ответила за него. — Мы добрались на Дачу, что уже хорошо!

— Это обождет, — Наталья улыбнулась, — дело тут не настолько страшное, но никто из вас троих пока не готов поставить в нём точку.

В гостиной воцарилась тишина. Джеймс успел рассмотреть всё: старинные часы, керамические напольные вазы, даже искусно вышитые и вязаные салфетки на красивой мебели.

Молчание нарушило шипение Саши, сорвавшееся на крик.

— Я. Не. Стану. Перед. Ним. Извиняться! Ясно?! Он психопат и ему самое место в дурке!

— Саша…

— Я много лет Саша! — огрызнулась она. — А такого психа вижу впервые!

Злобой и неприятием от неё веяло на несколько миль, хотя Джеймс никогда не отличался чуткостью к окружающим. Она вскочила, лицо пошло красными пятнами. При всем желании Александру сейчас нельзя было назвать красивой.

Оксана взвилась следом, он и глазом моргнуть не успел. Ее трясло, глаза гневно сверкали. Раньше Джеймс не видел её такой яростной. Она напоминала амазонку, готовую ринуться в бой.

— Ты чуть не убила его!!!

Джеймс притянул её к себе и тепло поцеловал в губы. Она замерла, неуверенно улыбнулась, но тут Александра покрутила пальцем у виска, выразительно скривила губы, и от Оксаны снова полыхнуло гневом.

Вырвавшись из его рук, она подскочила к сестре, как дикая кошка. Та мгновенно подобралась, глаза потемнели.

— Девушки, поднимитесь наверх и успокойтесь, — за секунду до взрыва Наталья перерезала нужный провод. Она говорила тихо, но в комнате ощутимо похолодало. Это был не приказ, но просьба, которую невозможно не выполнить. — Когда сможете разговаривать нормально, спускайтесь. Семен, поможете мне?

— Разумеется, — Джеймс подошел к Оксане, обнял — неосознанный порыв защитить её — и быстро отпустил.

Он не испытывал подобного рядом с Хилари — она умела за себя постоять, и не стеснялась это показывать. Джеймсу временами казалось, что их страсть — противостояние. Уберешь его, и все развалится, как карточный домик. Изначально их удерживали разные стороны, а бытовые семейные ссоры с таким уже не справлялись. Хилари была нужна война не меньше, чем ему.

Тишина резала слух. Оксана хотела что-то возразить, но вместо этого нахмурилась и плотно сжала губы. Сдержанно улыбнувшись Джеймсу, она отпустила его руку, гордо вскинула голову и решительно направилась к лестнице. Александра скрестила руки на груди, выразительно глядя на Наталью. В молчаливой дуэли победителем вышла тётя, а племянница позорно сбежала наверх.

— Семен, как я уже говорила, мне нужна ваша помощь, — она сложила руки на коленях и кивнула Джеймсу, предлагая сесть рядом с ней. Внимательный, испытующий взгляд, но напряжения в её прямой осанке Джеймс не уловил. — Расскажите, могу ли я доверять вам.

Джеймс не успел ответить, а она уже продолжала.

— Я знаю, что произошло, но речь не об этом. Вы, приехали, и я понимаю, почему. Вы серьёзно увлечены Оксаной, я чувствую. У нашей семьи есть дар. Мы чувствуем настроения людей, их энергетику, и способны как отнимать, так и дарить. Вчера вы испытали и первое, и второе.

— Я приехал с Оксаной, потому что она дорога мне, — подтвердил Джеймс, не задумываясь, — но я не представляю, что ответить на вашу откровенность.

Он в самом деле не знал, что сказать. Сейчас ему на руку сыграла растерянность по поводу её искренности. Наталью явно смутила бы прозрачная лёгкость, с которой он отнесся к рассказу о столь необычном даре. Она не просила его поверить и не собиралась убеждать, но для любого человека такое — из ряда вон.

— Говорите, что считаете нужным. Все, что мне надо, я услышала и увидела.

— Мне нечего добавить. Главное я уже сказал.

— Главное, но не всё. Если хотите оставаться рядом с Оксаной, разберитесь с тем, что мешает вам жить, Семен, — на мгновение ему показалось, что Наталья знает и о Палаче, и о смерти Хилари. — Разберитесь как можно скорее, потому что если вы не отпустите своё прошлое, вам придется отпустить её. Иначе оно сведет вас с ума.

Джеймс замер. Со дня знакомства с Оксаной его постоянно накрывало волнами прошлого, а после визита Александры сбило с ног и потащило по острым подводным камням, не позволяя вырваться на поверхность или вдохнуть. Он всё гадал, почему запертые внутри воспоминания лезут, как демоны из адского пламени.

— У меня к вам ещё одна просьба, Семен. Простите Сашу.

— Я не держу на неё зла.

— Ещё как держите, — Наталья посмотрела прямо в глаза, и он понял, что себя проще обмануть, чем её. — Оксана не рассказывала вам о матери?

Он покачал головой.

— Саша обожала её. Маленькая девочка, весь мир которой замкнулся на маме. В нашем роду с привязанностями между родителями и детьми сложно, но Лена была другой. Она очень любила Сашу и проводила с ней почти всё своё время. А после встретила отца Оксаны. Она решилась на второго ребенка, зная, что это может её убить, — голос Натальи сейчас казался Джеймсу безжизненным и тусклым, ему вдруг стало холодно, — она угасла быстро. Я ничего не смогла сделать. Все это время Саша просилась к ней и плакала, но мы её не пускали. Однажды не уследили. Когда я вбежала в комнату, я нашла двух умирающих: Саша делилась жизнью с матерью. Тогда я подумала, что потеряю их обеих, но Саша выбралась. Она долго болела, а когда впервые вышла из комнаты — похудевшая, с отрешенным взглядом — передо мной была уже совсем другая девочка. Она закрыла в себе все, что причиняло боль, и долгие годы тщетно пыталась возненавидеть сестру, хотя ближе человека у неё нет. Саша за Оксану готова умереть, хотя никогда в этом не признается. Понимаю, что её это не оправдывает, но все же. Постарайтесь простить.

Джеймс молчал, пораженный её откровенностью. Он ожидал чего угодно, но только не истории семейной трагедии, о которой ничего не говорила даже Оксана. Знать, что ты косвенно виновата в смерти матери — не самое лёгкое переживание. Каково держать это в себе долгие годы? Он с трудом подавил порыв подняться наверх, обнять Оксану и прижать к себе.

Какое-то время Наталья молчала, закусив губу, а потом поднялась.

— Пойдемте на кухню, Семен. Подождем, пока девочки помирятся. Заодно и на стол накроем.

Она больше не заговаривала ни про дар своей семьи, ни о том, что произошло. Когда Оксана с Александрой спустились вниз — по всей видимости, заключив временное перемирие, Джеймс закончил раскладывать на столе приборы.

Наталья по-прежнему оставалась для него загадкой. Она общалась с ним, как со старым знакомым: на равных, доброжелательно, но о её истинном отношении он мог разве что догадываться.

Обед на даче оказался более вкусным, чем бутерброды и остывший кофе, которые они с Оксаной запихнули в себя по пути. Запеканка с фруктами и оладьи с джемом, ароматный, душистый чай, густые сливки.

Александра вела себя так, словно Джеймс был пустым местом. На сей раз игнорировала его изящнее, без позерства, но после рассказа Натальи он не смог бы ответить ей тем же, даже если бы захотел.

После завтрака Александра сразу уехала, а Оксана ненадолго уединилась с тётей. Джеймс вышел на улицу и подошел к вольеру. Дремавший пёс вскочил, ощерился и угрожающе зарычал. Джеймс смотрел на него, а вспоминал волка. Быстрый бросок и кровь на снегу.

«Я убивал твоих диких братьев, приятель, — подумал Джеймс, не отводя взгляда и видя, как у пса на загривке встает шерсть, неосознанно шагнул ближе к вольеру, — и своих тоже. Я опасен, а не они. Но ты это и так знаешь.»

Он знал, и поэтому снова бросился на сетку. Содрогнувшись, жалобно лязгнула сталь, но Джеймс не пошевелился.

— Ганник, фу! — скомандовала Оксана с крыльца. Она тоже подошла к вольеру и встала рядом с Джеймсом. — А ну, прекращай ругаться, — ласково произнесла она. — Я его обожаю, но хозяйкой Ганнибал признает только тётю. Поедем обратно?

Пёс затих, но продолжал ходить по вольеру взад-вперед до тех пор, пока они не вышли за ворота. Джеймс понял, что больше не испытывает злости в отношении сестрицы Оксаны. Когда его мир на полной скорости столкнулся с миром измененных, это надолго выбило его из колеи и ввергло в пучину злобы. Джеймс хорошо помнил себя после промывки мозгов кровососом: растерянность, недоумение на грани помешательства, ненависть. То, что сотворила Александра, не сильно отличалось, но он сумел это отпустить. Не потому, что рассказала Наталья, а из-за той, что шла рядом. Важнее было то, что сделала для него Оксана.

По дороге в Москву Оксана всё время молчала, задумчиво рассматривая проносящиеся мимо пейзажи и кусая губы. От её разговорчивости не осталось и следа. Будь на месте Оксаны кто-либо другой, Джеймс не стал бы расспрашивать, но сейчас преграда молчания, растущая между ними, казалась ему невыносимой.

— Всё настолько плохо?

Оксана покачала головой.

— Я не знаю, — она помолчала, прежде чем продолжить. — То, что произошло вчера, может повториться. И в следующий раз это будет по моей вине. Такое с нами случается.

Джеймс понимал, к чему она ведет, об этом уже говорила Наталья. Ему бы не хотелось однажды прийти в себя, сжимая руки на её шее. Когда будет уже слишком поздно. Джеймса ощутимо передернуло, и он едва не выпустил руль. Это не единственная причина. Он должен отпустить Оксану, пока не закрутился очередной кровавый вихрь. Хватит с неё одного убийства.

И все же он не мог избавиться от мысли, что отступить сейчас, оттолкнуть её — жалкая трусость.

— Послушай, — сказал он, — я не представляю, как это работает. Но если ты расскажешь, мы справимся.

Прозвучало неожиданно. Джеймс сам не представлял, что хотел сказать этим «мы».

Оксана повернулась к нему, приподняла брови и в расширенных от удивления глазах он уловил сомнение. Которое сменилось быстрой, но теплой улыбкой. Она слегка покраснела, отвернулась и принялась разглядывать что-то на своем пальто, сцепив пальцы.

— Рядом со мной тебе будет всё сложнее. Чувства и все твои тайны… Единственный выход — не сдерживать их. Ты готов рискнуть?

Даже сейчас она не пыталась вытрясти правду или узнать больше. Рядом с Оксаной ему всегда было легко, и её сила напоминала скорее океанскую, глубинную Натальи, нежели чем стихийное бедствие Александры. Она знала о нём гораздо меньше, чем он о ней. Признайся он во всем, согласилась бы остаться? Джеймс сжал руки на руле так, что побелели пальцы.

Сможет ли он сдерживать то, что осталось в прошлом? То, что он запер в себе на тысячи замков?

Ответ пришел раньше, чем Джеймс успел привести в порядок мысли. Если для того, чтобы быть рядом с ней, ему придется окунуться в свое прошлое и поставить в нем точку раз и навсегда, он сделает это.

Джеймс накрыл руки Оксаны ладонью и слегка сжал.

— Я буду рядом с тобой. Это главное.

 

4

Впервые за долгое время Ванесса спала спокойно. После разговора с Демьяном с души словно камень свалился. Она добилась того, чего хотела. Осипов принадлежал к тому типу мужчин, которые слов на ветер не бросают. Он её понимал. В отличие от Стива, который советовал сдаться, позабыть обо всем и ловить радужных бабочек, Демьян чувствовал, что остановка для нее смерти подобна. Их разделяла пропасть в несколько веков, но они были похожи.

Ванесса не могла не признать, что рядом с ним ей временами хотелось забыть о независимости и позволить вести за собой. Такие мысли пугали и возбуждали одновременно, но она не придавала им особого значения. Если им захочется развивать роман, тогда она об этом подумает. Что толку рассуждать о том, чего не существует? Лучше наслаждаться тем, что есть.

Молчание Демьяна стало неприятной неожиданностью. После того памятного вечера они провели вместе потрясающие выходные: между ними больше не стояла стена недомолвок и подозрений. Несмотря на то, что его постоянно отвлекали — звонки, электронные письма и прочее, Демьян нашел время, чтобы побыть с ней. В понедельник он прислал огромную корзину нежных роз персикового оттенка и перенес встречу на завтра. Он показался ей уставшим и напряженным, но она не стала расспрашивать.

На следующий день он не позвонил, и в среду тоже. Беспокойство нарастало, а время тянулось. Ванесса постоянно смотрела на часы, но ничего не могла поделать. Ни расслабляющий массаж, ни бассейн, ни прогулки по Красной Площади не помогали отвлечься. У Демьяна хватало проблем и забот, но вряд ли он пожалел бы времени на один телефонный звонок.

Он собирался переговорить с Рэйвеном, возможно, его холодность объясняется именно этим. Не наболтал ли Сантоцци каких-нибудь гадостей? Она не представляла, что такого он мог сказать. Единственным черным пятном на её репутации была «дружба» с Палачом, но про новую встречу Рэйвен не знал, а в прошлом сам отпустил его в свободное плавание. Нет, вряд ли Джордан поднял эту тему в разговоре с Демьяном.

Ночью она боролась с ощущением дежавю. Когда пропал отец, Ванесса тоже сначала не придала значения его молчанию. Почему ей в голову пришло такое сравнение, она и сама не знала, но заснуть после такого уже не смогла.

Она чувствовала себя полностью разбитой, и с трудом дождалась утра, чтобы набрать его номер. Вместо Демьяна ответила женщина, что на удивление сильно резануло по самолюбию. Ванесса слишком устала, чтобы думать ещё и об этом. В конце концов, никому неприятно, когда по личному телефону твоего мужчины отвечает другая. Собеседница свободно владела английским, хотя разговаривала с европейским акцентом.

— Что вам нужно? — фамильярно и беспардонно заявила она. Голос показался смутно знакомым, но Ванесса даже засомневалась, правильно ли набрала номер. Демьян не терпел хамства. Казалось невозможным представить, что он держит такого секретаря. Она вспомнила аккуратную темноволосую девочку из приемной, но та была предельно учтива и обходительна.

Тогда откуда ей знаком этот голос?..

— Я хочу переговорить с мистером Осиповым, — вежливо, но с нажимом произнесла Ванесса. — Когда мне лучше перезвонить?

— Никогда! — женщина бросила трубку, а Ванесса несколько секунд сидела, приходя в себя. Это то, что испортило ей первое впечатление от Москвы. Грубость на каждом углу, пренебрежение и попустительство. Ванесса набирала номер ещё несколько раз, но всякий раз натыкалась на равнодушие коротких гудков: её звонки бесцеремонно сбрасывали.

Она разозлилась, отшвырнула телефон и принялась мерить шагами номер. Ходьба всегда помогала успокоиться. Что могло произойти с Демьяном, что по за него отвечает какая-то грубиянка? Кто она вообще такая?!

Её осенило во время очередной пробежки из спальни в гостиную. В утро, когда она осталась в квартире Демьяна, обладательница акцента ругалась с ним. Ванесса не знала, кто она, и тогда не придала этому значения. Понятно, почему с ней разговаривали в таком тоне, но непонятно, почему ревнивая дама отвечает на личные звонки.

Снова шевельнулось нехорошее предчувствие. Ванесса позвонила ещё, но тщетно. Секретарь в офисе Демьяна едва узнала её имя и перешла на дежурные фразы. «Сейчас я ничем не могу вам помочь, пожалуйста, перезвоните позже». И так в ответ на любые вопросы. Создавалось ощущение, что на том конце провода сидит робот, но Ванесса знала, в чём дело. Ревнивая дура позвонила в офис раньше неё.

Оставался один вариант, не самый приятный, но деваться было некуда. Она быстро приняла душ, привела себя в порядок и отправилась к Халишеру.

Ронни открыл не сразу. Когда распахнулась дверь, он предстал перед ней в простыне, повязанной на манер римской тоги, и с длинными распущенными волосами, которые сальными прядями свисали вдоль лица. На неё пахнуло застоялым запахом мужского пота. Ванесса поморщилась и ответом ей была кривая улыбка на лице Халишера.

— Наконец-то и я вам понадобился, да, мисс Нортон?

Она подавила в себе желание развернуться и уйти. Не Рэйвену же звонить, чтобы разузнать, что случилось с Демьяном.

— Могу я войти?

— Да пожалуйста.

Халишер посторонился, пропуская её в однокомнатный номер. Ванессу посетило ощущения искривления пространства. Хлев, где повсюду были разбросаны носки и вывернутые брюки, какие-то грязные салфетки и бутылки из-под шампанского, а в самом центре лежал перевернутый столик на колесиках, никак не мог находиться в отеле «Ритц-Карлтон».

— Не обращайте внимания, это я вчера девочек пригласил. Расслабился немного.

— Сюда можно водить девочек? — зачем-то спросила она.

— За деньги можно хоть мальчиков, хоть верблюдов.

Ванесса вздохнула и тряхнула головой, отгоняя слишком живую картину. Грязная кровать, перепачканные простыни и смятое покрывало, подушки в каких-то пятнах — рядом даже стоять противно. Неизмененный штрих образа Ронни — его огромная цепь с предполагаемым черепом, куда-то исчезла. Он раньше её не снимал.

— Мне нужна твоя помощь, Ронни.

— Все ждал, когда вы это скажете, — ухмыльнулся Халишер, — я весь внимание. Погодите-ка… Боитесь, что вам дали отставку, мисс Нортон?

Ванесса сжала руки в кулаки и мысленно досчитала до трех, но сказать ничего не успела. Халишер отошел к окну, а вернулся оттуда с газетой. Она с недоумением посмотрела на столбцы текста и название на русском языке. За время пребывания в Москве Ванесса успела выучить несколько фраз. «Спасибо», «пожалуйста» и «вы очень любезны». Откровенно говоря, она могла заняться изучением русского языка на досуге, но не планировала задерживаться в России. Персонал «Ритц-Карлтона» отлично говорил по-английски, а большего ей не требовалось.

В ответ на её взгляд Ронни перевернул пару страниц, но сказать ему, что всё равно ничего не поймёт, Ванесса не успела. В глаза бросилась фотография Демьяна крупным планом, а рядом — искореженная обгоревшая машина и накрытое черным мешком тело. Ноги подогнулись, и она опустилась на кровать. Воздух словно выкачали из легких, в ушах звенело. Ванессу замутило, и она зажала рот рукой. Чувство необратимости и безысходности растекалось по жилам, отравляя всё существо. Не было никаких мыслей, только слепая, гулкая пустота, в которой в рваном ритме дёргалось сердце. Ронни что-то говорил, но смысл его болтовни ускользал. Ванесса очнулась только когда до неё донеслось обрывочное: «… в больнице».

Она посмотрела на Халишера так, будто видела впервые.

— Что ты сказал?

— Сказал, что он в больнице, — фыркнул тот, — ну и видок у вас, мисс Нортон.

Ванесса прыгнула на него по-кошачьи, одним быстрым движением. Он перехватил её, как пушинку, и она забилась в его руках, в надежде расцарапать лицо и осыпая проклятиями. Ронни хохотал, как безумный, а она понимала, что он все это сделал нарочно. Нарочно подсунул ей эту газету, зная, что она ничего не понимает по-русски, и нарочно не объяснил. Этот гад не забыл ей неудачную попытку подружиться и много чего ещё! Мерзкий волосатый орангутанг!

Когда первый порыв бешенства миновал, Ванесса снова рванулась из его рук.

— Отпусти, ублюдок!

Держать лицо было уже поздно, поэтому она позволила себе отвести душу. Халишер разжал руки, и Ванесса оказалась на свободе. Тяжело дыша, она смотрела на него и думала только о том, что с удовольствием разукрасила бы ухмыляющуюся наглую физиономию. Как же она его ненавидела! За молчание, за издевку, за то, что видел её неравнодушие! Привычная скорлупа хладнокровия треснула, обнажая огненный нрав.

Взгляд наткнулся на прикроватную тумбочку, из верхнего ящика которой свисала цепь. Та самая побрякушка, с которой Ронни не расставался. Ванесса с силой рванула цепочку на себя — глупая, детская выходка, не глядя швырнула на пол и от души наступила на неё. Под каблуком хрустнуло, и Халишер изменился в лице. Никогда раньше она не видела в его взгляде такого звериного выражения: ни до, ни после. Он перехватил её запястье: рука в лапище казалось тростинкой в жерновах, и Ванесса непроизвольно вскрикнула. Ронни протащил её через весь номер, вышвырнул в коридор и с треском захлопнул дверь. Ванесса вздрогнула от резкого звука и с трудом подавила порыв разрыдаться.

Привести мысли в порядок оказалось не так легко. Демьян жив и это главное. Если бы он погиб, она бы снова осталась ни с чем. Запертая в бесконечной внутренней пустоте и одиночестве, лишенная всякой надежды. Ванесса устало дошла до номера, закрылась и упала прямо на диван в гостиной. Не сразу, но всё же пришло осознание, что она боялась потерять его, а не помощь по делу отца.

Она пыталась сосредоточиться и подумать над случившимся, но получалось плохо. Учитывая происходящее в мире измененных, Демьян вполне мог оказаться под прицелом. Вряд ли это была просто автомобильная авария. Она хотела бежать к нему, но понимала, что все бесполезно. На входе в палату Осипова стоит Цербер с приятным акцентом или её соглядатаи. Из больницы Ванессу выставят взашей.

Кто мог желать смерти Демьяну? Да кто угодно. У него наверняка много врагов. Если не считать мир большого бизнеса Москвы, есть убийца Филиппа и Палач. Которому Ронни благополучно сдал имя Демьяна Осипова, потому что не знал, что Джеймс сидит в соседней комнате. Палач уверял её, что расследует дело. Хотя что-то подсказывало Ванессе, что задумай Джеймс избавиться от Демьяна, тот был бы не в больнице.

Она оторвалась от созерцания потолка и поняла, что пролежала целый час. Набрала номер Рэйвена и равнодушно слушала гудки. Благодаря Ронни он наверняка в курсе, но тоже ничего не сказал. Ванессе хотелось выругаться, но она сегодня и так уже наломала дров. О её вспышке Рэйвену тоже доложат.

— Ванесса, время! — Сантоцци выругался на итальянском. К счастью, по-итальянски она тоже не понимала ни слова.

— Я только что узнала про аварию, — голос звучал глухо и равнодушно.

Рэйвен присвистнул.

— Он собирался звонить тебе, но не успел. Хотел, чтобы ты прилетел в Москву.

После продолжительного молчания, Джордан все-таки удостоил её ответа. Ленивые и беспечные нотки довольного кота сменились жестким деловым тоном. Ванесса про себя отметила, что он снова на взводе. Рэйвен разговаривал так, когда это было важным лично для него. Узнал, что не успел переговорить с Демьяном, и мгновенно завелся. В другой раз она бы насладилась его растерянностью, но сейчас было не до того.

— Знаешь, о чем он хотел со мной говорить?

— Нет, — легко солгала Ванесса.

Пусть думает, что он упустил нечто важное, иначе помощи от него не добьешься.

— Сможешь узнать, что произошло?

— Я пыталась пробиться к нему, но меня не стали слушать.

— К нему сейчас не пробьешься. Тебе нужна его жена, Анжела Осипова. Довольно милое создание.

Ванесса криво усмехнулась. Так вот с кем она разговаривала. Найти общий язык с ревнивой женщиной будет непросто. Учитывая, что она знает об их с Демьяном романе.

— Если устроишь нам встречу, вытащу всё, что сумею.

На благоразумие Анжелы Ванесса не рассчитывала, но дипломатия есть дипломатия. Звонок любовницы можно сбросить, отказаться от встречи с посредницей делового партнера нельзя.

Она с замиранием сердца ждала ответа Рэйвена.

— Сделаю всё, что смогу.

Несколько часов прошли в неизвестности. Ванесса пыталась читать, сделала пару деловых звонков. Её присутствие в великолепно отлаженном бизнесе требовалось лишь номинально, но сейчас просто необходимо было занять себя хоть чем-то. Она много о чём передумала, но мысленно всё равно возвращалась к Демьяну. Хотела знать, что с ним всё в порядке, но даже этого ей было не дано.

Ближе к вечеру Ванессе позвонили и, не представившись, назначили встречу на следующее утро. В квартире Демьяна.

Анжела делала всё, чтобы её унизить, но Ванесса никогда не обращала внимания на такие мелочи. Все, что ей нужно — узнать о том, что с ним произошло.

Ночью вернулись кошмары с лабиринтами, а с ними и чувство безысходности — от которого, как ей казалось, она избавилась навсегда.

Ко встрече Ванесса готовилась тщательно. Сначала выбрала неброский светло-серый деловой костюм и светлую блузку, но потом передумала. Яркий, но безупречный макияж, темно-синее платье и элегантный жакет. Едва переступив порог квартиры Демьяна, она поняла, что старалась зря.

Анжела Осипова напоминала молодую Грейс Келли. Немногим выше её, изящная и утончённая. Словно высеченное из мрамора лицо, прекрасная кожа и царственные манеры могли заставить любую загореться чёрной завистью. Ванесса, которая всегда считала себя лучшей, не могла не признать красоты Анжелы. Рядом с женой Демьяна она на мгновение почувствовала себя старой простушкой. Пришлось напомнить себе о голосящей истеричке и хамке, которая вчера бросила трубку. Ванессе философски отметила, что красота нелепа, если у женщина нет мозгов.

Они прошли в кабинет Демьяна, куда он никогда её не приглашал, телохранители Анжелы остались за дверью. Его жена в светлом кремовом костюме смотрелась белым пятном в кабинете, где вся мебель сделана из черного дерева.

Анжела снисходительно улыбнулась, но Ванесса не ответила на провокацию. Она останется вежливой настолько, насколько её хватит. Общение с женой Демьяна было вынужденным, и они обе это понимали. Анжела наивно считала обручальное кольцо на пальце преимуществом. Да, сейчас в её положении виделись свои плюсы, но Ванесса никогда и ни перед кем не пасовала.

— Мистер Сантоцци крайне обеспокоен случившимся, — разумнее было сразу перейти к делу и покончить с этим, — он проводит своё расследование об исчезновении Фелисии Лоранс, и просил меня узнать о состоянии о здоровье вашего мужа и о том, когда сможет переговорить с ним лично.

Изящнее узнать о том, как себя чувствует Демьян, Ванесса не придумала.

— Демьяну пришлось нелегко, — лицо Анжелы напоминало застывшую маску учтивости. — К счастью, самое страшное позади, но принять мистера Сантоцци в ближайшее время он не сможет.

Она не собиралась поддерживать разговор и упрощать ей задачу, и при этом откровенно наслаждалась превосходством.

— Когда это станет возможным?

— Если дело срочное, мистер Сантоцци всегда может позвонить мне, — Анжела облокотилась о стол. — Я в курсе всего, что касается моего мужа.

Она сделала ударение на последних словах.

— Вы знали о том, что ваш муж, — Ванесса не удержалась от маленькой мести, — собирался поговорить с мистером Сантоцци на этой неделе?

Нет, она не знала.

Голубые глаза полыхнули такой злобой, что Ванессе на мгновение стало не по себе. Красивая маска поплыла, обнажая искаженные ненавистью черты. Анжела накрыла ладонью изящный нож для резки бумаги, нервно сжала в руке и поспешно отложила в сторону.

Сиюминутная слабость, упущение, и вот уже перед ней снова сидит женщина, уверенная в своём превосходстве.

— Повторюсь, делами, которые вел мой муж, сейчас занимаюсь я. Думаю, наш разговор себя исчерпал, о прочем я буду говорить с мистером Сантоцци лично.

Анжела откинулась на спинку кресла, глядя на Ванессу, как на нечто незначительное и мерзкое. У жены Демьяна проблемы не только с нервами, но и с дипломатией.

Их разговор действительно себя исчерпал, но Ванесса узнала то, что хотела. Демьян жив, «самое страшное позади». Пока он в больнице, Анжела её к нему не подпустит. Всё, что ей сейчас остаётся — ждать.

Анжела не стала её провожать, и Ванесса была этому рада. Квартира без него казалась пустой и холодной. Проходя мимо гостиной, она бросила быстрый взгляд на знакомую обстановку, и картина прошлого воскресенья на мгновение ожила. Ванесса сидела на диване, по-домашнему подвернув под себя ноги, а Демьян с ноутбуком расположился у окна. Она отмечала красивый профиль, резкие черты лица, движения пальцев над клавиатурой — а как бы он мог играть на рояле! «Странно, что он не увлечен музыкой», — подумала она в ту минуту.

Потом Демьян кому-то звонил в кабинете, сначала говорил тихо, потом повысил голос, а чуть позже снова вышел к ней.

— Я весь в твоем распоряжении, — сказал полушутливо-полусерьезно.

Чтобы поцеловать его, Ванессе пришлось встать на цыпочки и потянуться.

— Я рада.

Свой голос в воспоминаниях затихал эхом. Тени воскресенья растаяли, ледяная рука бессознательного страха сдавила горло.

Телохранитель подал ей пальто, и Ванесса поспешно выбежала из квартиры. Она сама не знала почему, но хотела оказаться как можно дальше от этого места. Как можно скорее.

 

5

Первые пробуждения Демьян помнил смутно: только высокие потолки, яркий свет, монотонное гудение и чьи-то голоса, которые тонули в наркотическом дурмане сильнодействующих лекарств. Во сне времена и события раскручивались по спирали, остановить которую ему было не под силу.

XVI — XIX в. в.

В начале шестнадцатого века, он делал свои первые шаги на пути измененного. При суздальском князе молодому, смышленому дворянину прочили большое будущее. И не прогадали, вот только вряд ли догадывались, на какую почву упадут слова их пророчеств. Или проклятий.

Москва в те годы стремительно ширилась и росла, и князю со свитой поневоле приходилось ездить до неё. Для него это была обязанность, Демьян же влюбился в город с первого взгляда. Говорят, когда находишь свою землю, чувствуешь душой. Едва нога ступит — и уходить уже не захочется. Так и случилось.

Демьян приглянулся измененному, частому гостю на земле московской. Он приметил его при князе, и пожелал сделать своим спутником. Константину удалось рассыпать в прах его идеалы, но не принципы, и предполагаемое партнерство обернулось долгим противостоянием. Эти годы он запомнил, как кошмар бесконечного преследования, ожидания удара в спину и невозможности приблизиться к кому-нибудь без страха потерять. Именно тогда он привык быть один.

Встреча с Вальтером произошла немногим позже, во времена Ивана Грозного. Палач избавил Демьяна от навязчивого внимания его «отца» и предложил покровительство и дружбу. От первого Демьян отказался, а второе принял. Вальтер делился с ним всем, что знал и постигал сам. Такой науки рядом с Константином он был лишен.

Рядом с Палачом Демьян впервые увлекся музыкой и написал первую сонату для клавесина. Встречи их были нечастыми, но долгими. Вальтер любил свою землю, Демьян — Россию. Москву. Он с самого начала называл её не иначе, чем «Моя Москва».

Жизнь измененного накладывала отпечаток. Ему приходилось часто переезжать, проводить много времени на чужбине. Схема, в которой наследник графа возвращается из-за границы на Родину, была отработана, отточена и безупречна. Осторожность стала залогом выживания, образ жизни, который он вёл — платой за бессмертие. Невозможность открыто заявить о своей страсти — музыке, представить миру свои творения, казалась многовековым наказанием.

Если бы не музыка, возможно, он бы стал одним из тех измененных, о ком слагают кровавые легенды. Музыка исцеляла, как в свое время вера, с которой он распрощался после изменения. С верой, но не со своим безоглядным, подспудным желанием верить. Многое в жизни менялось, но отказаться от России, от Москвы он не мог. С душой было так же. Когда большая часть высшего света перебралась в Петербург вместе со столицей, Москве Демьян не изменил. Не изменил и себе, оставаясь православным.

Его окружало множество людей. Демьян любил красивых женщин, но ни с одной из них не задерживался надолго. Общество интересных мужчин нравилось ему не меньше, но всему был свой срок. О том, чтобы изменить кого-то, речи не шло. Он предпочитал музыку и уединение в исцеляющей глубине души. До тех пор, пока не встретил Анжелу.

Он прощал ей многое, если не сказать все. Демьян заявлял на неё права разве что публично, но Анжеле нравилась иллюзия лебединой верности. Она видела в нём идола, место которому на алтаре в её спальне. Потому снова и снова злилась, когда рушился сказочный образ, достойный обожания. Несмотря на ссоры, которые завершались жарким примирением, на её вздорный характер, на попытки давить на него самыми разными способами, Демьян не отдалял её от себя. Он находил это забавным и необычным. Именно такую женщину ему нравилось называть своей.

Позже, в Европе, он познакомился с Михаилом. Измененный, оказавшийся за бортом жизни, которому удалось оторваться от преследования Ордена. Не влачить жалкое существование в озлобленности, оставляя за собой кровавую дорожку, которая привела бы к нему рано или поздно, но жить вполне достойно. Михаил был умён, образован, и он решил оставить его при себе. Когда пришла пора возвращаться в Москву, Демьян предложил ему поехать с ними. Он согласился.

Михаил пленился изысканной красотой и утонченностью Анжелы, и лишь ему она позволяла себя любить. Она оставалась равнодушной к восторгам и восхищению в глазах многочисленных поклонников, и держала прочих мужчин на расстоянии. Для неё существовал лишь Демьян, а Михаил стал отдушиной, другом, которому она могла поведать обо всем.

Первое время Демьяна забавляла и трепетная влюбленность Миши, и поощрения со стороны Анжелы, но потом начала раздражать. Его компаньон без ума от его женщины — какой моветон!

— Оставь Михаила мне, забирай свой капризную музу и уезжай, пока не случилось дурного, — сказал ему Вальтер. Анжелу немец не признавал, и лишь уважение к чувствам Демьяна побуждали Палача терпеть её на своей территории. Стрельникову, напротив, двери его дома были открыты всегда.

В его словах звучала шутка, не лишенная смысла. Ссору, которую Анжела подогревала долгие годы, Демьян разглядел не хуже Вальтера. Она не хотела делить его внимание ни с кем, и Михаил не стал исключением.

Он пренебрег шутливым советом Палача, и вскоре сильно об этом пожалел.

Гроза разразилась в Италии, после его знакомства с Кларой. Темноволосая темноглазая итальянка увлекалась пейзажной живописью. Её картины были живыми, как и она сама — яркая, умная и интересная. В мире измененных границы между влиянием мужчин и женщин стирались, и рядом с ней собралось несколько талантливых и подающих надежды молодых измененных, которых она приняла под свое крыло. Один из них был старше на три десятилетия, но её авторитет признал безоговорочно.

Роман с Кларой затянулся на недели. Демьян признавал, что после появления Анжелы рядом с ним впервые оказалась женщина, которая заинтересовала его немногим больше, чем красотой, пылом и страстью на несколько жарких ночей. Он знал, что долго это не продлится, но оборвалось все быстрее, чем представлял Демьян. И гораздо трагичнее.

Клара исчезла. О ней не было слышно ничего — до тех пор, пока не объявили облаву на её спутников. Зная о её осторожности и умении обходить острые углы, Демьян долгое время грешил на окружение итальянки: Клара принимала молодых измененных, лишенных опеки.

Им самим пришлось спешно покинуть те места — он прекрасно представлял, чем им грозит знакомство с измененной, попавшей на допрос. Заручившись поддержкой Вальтера, он свободно мог разгромить Орден, сравнять с землёй и присыпать пеплом тел, но слава Натана Штольца не казалась ему достойной. Демьян не оправдывал методы Ордена, но и ненависти к ним не испытывал. Как оружие в борьбе с самопровозглашенными кровавыми царьками, они были недурны.

Иногда в жернова попадали те, кто держался в стороне и не осыпал свой путь телами людей и не заливал землю их кровью. Действительно умные и талантливые измененные, перед которыми в будущем открывались все пути. Такие, как Клара. Демьян сожалел о ней, но поделать ничего не мог. Её сгубили доброта и недальновидность.

О том, что произошло на самом деле, он узнал спустя десятилетия, в Москве. В разгар нового романа Анжела бросила ему в лицо, что «история с итальянкой» ничему его не научила. Демьян пропустил бы эти слова мимо ушей — желание уязвленной женщины ударить побольнее понятно, но она сказала это слишком спокойно, холодно и расчетливо. Мгновения оплошности хватило, и Анжела поняла промах, но было уже поздно.

Демьян шагнул к ней, одним быстрым движением сжимая руку на шее и перехватывая взгляд.

— Это была ты? — произнес он, искренне надеясь получить опровержение догадке. Доверие к своим для Демьяна было бесценно. Все, чего он хотел нынче — увидеть, услышать, почувствовать, что не прав.

Анжела не смела ему солгать. Она вся сжалась, по телу прошла едва заметная дрожь.

— Я не знала, что так выйдет, — прошептала она.

Она привыкла, что ей все сходит с рук, что после очередной ссоры они неизменно начинают сначала, но Демьяну было не до воспоминаний. Первобытное зло радостно встрепенулось, поднимаясь во весь рост. Он знал, во что превращаются измененные, спустившие себя с цепи — в обезумевших диких зверей, остановить которых может лишь выстрел в упор. Знал, но ничего не мог с собой поделать. Она не просто подставила их всех — опасность давно миновала, она предала его доверие!

Дыхание прервалось, когда пальцы с силой сжались на хрупкой шее. Анжела была Его, он чувствовал её боль, как свою.

— Чего тебе не хватало?

Никогда ранее он не говорил с ней в таком тоне. Никогда ранее не чувствовал злобы по отношению к той, кому посвящал музыку. К той, кого был действительно счастлив назвать своей. Сейчас он видел лишь мерзкое уродство предательства, которое не скрывала даже маска ангельского лица.

— Хорошо подумай, перед тем как ответить.

Он знал, что стоит ему прекратить разговор — и ярость захлестнёт с головой. Кто знает, что тогда случится. Демьян разжал руку и отступил — слишком сильным было желание свернуть тонкую шею. Даже студёный холод души пасовал перед жёсткой решимостью убивать.

Анжела схватилась за горло, кровоподтёки на белоснежной коже таяли на глазах. Демьян чувствовал её страх, слышал биение по-прежнему родного сердца, которое чуть не оборвал минуту назад. В расширенных от ужаса небесно-голубых глазах застыла мольба, но напряженная тишина разрасталась между ними огненной пропастью.

— Демьян, пожалуйста, прости, — прошептала она, сжимая и разжимая пальцы. — Я не знала, что Миша на такое способен… я не знала…

Демьян не сразу понял, что мерзкий, рвущий паузу тишины звук — не что иное, как хруст перил под пальцами. О Михаиле он даже не подумал, а точнее — не вспомнил о его чувствах к Анжеле. Было ли проще принять его предательство? Отнюдь.

Демьян чувствовал, как по пальцам струится кровь, которая спустя мгновения уже присохла на здоровой ладони коркой.

— Говори, — мертвым голосом произнес он.

У Анжелы задрожали губы, и рыдания прорвались вместе со слезами.

— Я умоляла Мишу помочь мне, — сбивчиво бормотала она. — Боялась, что она заберет тебя у меня. Просила избавиться от неё… Возможно, была слишком резка. Потом Клара исчезла, и… Боже, что же мы наделали!

Анжела зажала рот рукой.

К счастью, за неделю до этого он распустил прислугу. Граф и графиня покидали Москву, чтобы путешествовать по Европе. Им предстоял переезд и десятилетия жизни в тени, в бесконечном кружении карнавала, под масками. Анжела судорожно всхлипывала, а Демьян думал только о том, что безумно устал. Некоторым не суждено справиться с Вечностью, но ежели оседлаешь эту норовистую кобылу, управлять ею нелегко. Вопреки всему, Демьяну больше нравилось общаться с людьми, чем с измененными. Те, кому есть что терять, живут отчаяннее и вдохновеннее.

Он прошел мимо, отдернув руку, чтобы не коснуться её платья. Сел за рояль, но так и не смог сыграть ни аккорда. Музыка, неизменная целительница его души, тоже его оставила. Анжела замерла у лестницы изваянием: так, как Демьян её оставил. Сколько прошло времени, прежде чем вернулся Михаил, он не знал. Помнил только, что почувствовал его раньше, чем услышал шаги. Бой часов оповестил о начале нового часа. До рассвета осталось не так много времени.

Михаил бросил на Демьяна непонимающий взгляд и нахмурился, глядя в заплаканное лицо своего Ангела. Он всегда боготворил её, утешал и делал всё, что Анжела просила, но никогда прежде не нарушал правил, не предавал доверия. Умный, сдержанный, поразительно светлый, Михаил казался неспособным на интриги. Если возникала напряженность, он предпочитал решать её открыто и напрямую.

Вот и расплата за свою недальновидность.

— Случилось что-то, о чем мне нужно знать?

Демьян поднялся, тяжело шагнул к нему.

— Помнишь Клару? Анжела отдала её в руки Ордена.

Лицо Михаила словно окаменело. Он всегда умел держать эмоции в узде, и нынче Демьян наткнулся на глухую стену его самообладания. Михаил бросил взгляд в сторону Анжелы, которая снова всхлипнула.

— Не она, Демьян. Это сделал я.

Второй удар не причиняет столь сильной боли, и всё же Демьян едва уловимо поморщился.

— Я сделал это, потому что больше не мог видеть её слезы. Ты уходил, а она изводила себя и сходила с ума.

Вот всё и закончилось. В ту ночь он лишился по-настоящему близкого друга и женщины, к ногам которой готов был бросить весь мир.

Вечером Михаил ушел, и они не виделись до падения железного занавеса. Случайно столкнулись на премьере в Петербурге, поговорили ни о чем, и именно в тот день Демьян осознал, что простил их. Анжелу — в ту минуту, когда впервые заговорил с ней спустя несколько месяцев, Михаила — чуть позже. Он знал, что ничто и никогда не будет, как прежде, но сумел отпустить тьму и жить дальше.

Москва, Россия. Апрель 2014 г.

«Предательство нельзя прощать хотя бы потому, что сами предатели никогда себе не простят своего предательства, а значит, будут всегда опасны — и предадут ещё».

Слова крутились в сознании Демьяна, когда он впервые пришёл в себя от долгого забытья лекарственного дурмана. Он не сразу, но все же вспомнил, где читал их. Марио Пьюзо, «Крестный отец». Оставалось только проклинать себя за глупость и радоваться, что отделался так легко.

Он чувствовал, словно всю жизнь прошел заново, по второму кругу. Поблекшие воспоминания стали ярче. Лишь один эпизод память упорно обходила стороной, не желая воскрешать даже сквозь ослабленное сознание. Возможно, это и к лучшему.

Зрение стало хуже: раньше он худо-бедно мог обходиться без очков, но нынче перед глазами стояли лишь размытые контуры больничной палаты. Болели ребра, огнем горело правое запястье, закованное в гипс, вдобавок навалилась слабость, будто он полжизни провел без движения. Демьян понимал, что отчасти виноваты сильнодействующие лекарства, но мерзкое, унизительное ощущение уязвимости не отступало.

Медсестра, лицо которой напоминало невнятную маску, приятным, уверенным голосом сообщила, что к нему пришла жена, но первый визит не стоит затягивать надолго. Демьян не чувствовал в себе сил вести долгие беседы и без её подсказки. Когда медсестра выходила, в дверном проеме маячили фигуры плечистых охранников. Должно быть, Гена постарался. Он до сих пор жив, значит, ребята Звоновского успели вовремя.

Сосредоточиться на чем-то надолго не получалось: мысли путались и ускользали. Демьян сдался ещё до того, как в приоткрывшуюся дверь вошла, а точнее, почти вбежала Анжела.

Она присела на край больничной койки, осторожно прикоснулась к его здоровой руке, согревая теплом ладоней. Размытый овал, вместо знакомого лица смутные смазанные черты. В памяти он видел Анжелу отчетливо и ярко: красоту, неподвластную времени, но память — совсем не то, что явь.

— Как ты себя чувствуешь?

В голосе звучала искренняя забота, а может быть, ему просто хотелось в это верить. Голос, который он помнил: нежный, звенящий, как весенний ручей. Некстати вспомнилось, как легко в него врывались истеричные нотки.

Демьян подумал о Ванессе. О том, известно ли ей, что с ним произошло, но отогнал эти мысли. Лучше ей не видеть его таким.

— Бывало и лучше, — даже простой ответ дался ему с трудом, болью отозвался в груди.

Анжела глубоко вздохнула, и на мгновение показалось, что она знает о его слабости все. Это раздражало.

— Теперь нам придется быть вдвойне осторожными. Доктор сказал, что тебе повезло, и что ты поправишься быстро, — она запнулась. — Не так скоро, как хотелось бы… Быстро по человеческим меркам. Извини, что я все это говорю…

Она умудрилась испортить все, что только можно. Даже заботу.

Что, если она знает чуть больше, чем готова признаться? Что, если они со Стрельниковым заодно, если он её использует? Мысль звенела надрывом подозрений, засела занозой и отказывалась вылезать.

— Где Михаил? — спросил Демьян. Хотел бы, чтобы прозвучало резко, но получилось сдавленно и слабо — на выдохе.

— Он хотел переговорить с тобой, но… — Анжела осеклась. — Как только выяснилось, что тебе лучше, уехал по делам. Говорит, что не успокоится, пока не узнает, кто за этим стоит. Миша так волновался за тебя. И я тоже.

Последние слова резанули слух особенно жестко.

«И я тоже».

Анжела неожиданно резко сжала его руку и наклонилась ближе. Теперь ее лицо можно было рассмотреть. Бледность кожи и темные круги под глазами не спасал даже безупречный макияж. Хорошая игра или она действительно переживала за него?

— Я не хочу потерять тебя, Демьян.

Его едва ощутимо передернуло. Он не хотел её видеть. Ни её, ни Стрельникова. Первый порыв: когда она сжала его руку, оказавшись рядом — уже прошел.

— Я устал, — хрипло сказал Демьян. Отчасти правда, но он спешил избавиться от её назойливого внимания и фальшивого участия. Фальшивого ли? Прямо сейчас ему было не до разбирательств.

Он выйдет из больницы и все, кто имел отношение к смерти Палача, кто раскрутил кровавую карусель, сильно пожалеют. Если в их числе окажутся Анжела и Михаил — им же хуже.

— Позвони Гене. Пусть приедет завтра, мне надо срочно с ним поговорить.

— Хорошо, — Анжела кротко улыбнулась. — Я позабочусь о делах, а ты отдыхай.

Демьян прикрыл глаза. Он слышал удаляющиеся шаги, и как захлопнулась дверь.

Жалюзи на окнах не пропускали ни малейшего луча света. Запертый в сейфе больничной палаты, он оказался во власти отчаянной тоски, спаянной с осознанием бесконечного одиночества.

 

6

«Он любит тебя, — сказала бабушка, — но будет держать это в себе до последнего. Равно как и прошлое. Оно убивает его».

Наталья Валентиновна не могла ошибиться. Радость от ответного чувства омрачала опасность, грозящая Семену. Бабушка уверяла, что в прошлом Рыцаря случилось нечто ужасное. Оксана и сама задумывалась об этом, но никогда раньше — настолько серьезно. Дар чувствующей рано или поздно разрушит плотину, и чувства хлынут потоком, сводя его с ума. Бабуля напомнила о Полине и посоветовала им держаться подальше друг от друга, но они с Семеном уже не смогут разойтись легко и просто.

Оксана думала об этом, засыпая рядом с ним. В постели, где никогда не оставляла ни одного мужчину.

Семен крепко спал. В темноте морщинки возле глаз были неразличимы, но она помнила их все. Помнила и опущенные уголки губ, как часто он хмурится и как редко по-настоящему улыбается. Она знала, что если коснется его груди под правой ключицей, почувствует неровный глубокий шрам. Оксана знала о нём так много и слишком мало, но расспрашивать не хотела. Она провалилась в сон, сжимая в руке край одеяла рядом с его плечом.

Ей снилась квартира француза, тело, распластанное на простынях, запах крови. Струился по спине пот, чужой взгляд, полный ненависти и злобы, впивался в кожу ледяными иглами. Аура убийцы. Он все еще был здесь. Прятался в темноте, наслаждался её растерянностью и страхом. Оксана хотела бежать, но не могла двинуться с места. В отражении она уловила неясные очертания фигуры за своей спиной. Темный силуэт вырисовывался четче и четче, проявляясь как на фотобумаге. Ещё немного, и она увидит убийцу. Ещё немного — и не выйдет из квартиры живой.

Черная размытая тень тянулась к ней из зеркала, и Оксана зажмурилась и закричала — отчаянно, во всю силу легких.

— Оксана… Оксана!

Уверенный сильный голос. Семен! Он не даст в обиду.

Оксана всхлипнула и открыла глаза, понимая, что цепляется за плечи Рыцаря. Лишь спустя минуту, когда справилась с дрожью, заметила, что он включил лампу. Мягкий свет рассеял остатки кошмара, и Оксана забылась в сильных руках Семена, убаюканная теплом.

— Прости. Кошмар приснился.

Рыцарь крепче обнял её, но ни о чём не спросил. Оксана же поняла, что не заснёт, пока она не выговорится.

— Я почувствовала убийцу. В ту ночь. Помнишь, я говорила тебе?

Семен замер, его мышцы напряглись. На мгновение ей показалось, что она в объятиях статуи.

— Хочешь сказать, ты запомнила энергетику?

— Да. Я оставила телефон в квартире, а когда вернулась, убийца ещё был там, — Оксана поняла, что снова дрожит. — Я чувствовала ненависть и гнев. Безумие. Я никому не рассказала, — она закусила нижнюю губу и всхлипнула. — Наверное, нужно было, но я испугалась, Семен, понимаешь? Я… Этот человек, который меня допрашивал, с ним лучше не связываться, он… страшный, тёмный, жестокий. Понимаешь?

— Понимаю, — он гладил её по спине, как напуганного темнотой ребенка, но Оксане не обиделась. Напротив, она глубоко вздохнула и крепче прижалась к нему. Не стоило рассказывать Семену, особенно о Демьяне, но слова вырвались раньше, чем Оксана успела их остановить.

Чувствующие влияют не только на других. С таким даром все воспринимаешь ярче: наслаждение и боль, радость и страх. Сколько ещё ей вздрагивать по ночам от шорохов в коридоре? Сколько просыпаться в холодном поту, ощущая ненависть?

— Думаешь убийца не дружит с головой?

Вопрос прозвучал неожиданно, но Оксана вспомнила, что сама упомянула безумие.

— Да, — ответила она, не раздумывая. — Мы различаем… как же объяснить… Каждая энергия неповторима. Как отпечатки пальцев. Когда что-то не в порядке, появляется надрыв, через который уходят жизненные силы. Убийца либо сходит с ума, либо уже сошёл.

Казалось, он пропустил мимо ушей большую часть слов.

— Неповторимая? Хочешь сказать, что точно узнала бы убийцу, окажись он рядом?

Слова скользнули по коже холодной змейкой отстраненности. К счастью, она сразу поняла, к чему клонит Семен. Он работал в полиции, поэтому и перешел на деловой тон.

— Думаешь, я молчала зря? — Оксана внимательно посмотрела ему в глаза. — Мне стоит всё рассказать тому человеку?

Семен покачал головой.

— Нет. Лучше держись от него подальше. Ты говорила, что убили кого-то из его окружения. Вполне возможно, что убийца тоже ошивается поблизости. Если он пронюхает про попытки переговорить с твоим страшным мистером Икс, зная о твоих способностях…

Он не договорил, но Оксане хватило. Почему она сама не подумала об этом раньше? О том, что убийца француза может сидеть рядом с Демьяном и знать о её семье всё. Если она попытается встретиться с Осиповым, ей каюк. В ту ночь преступник видел её в квартире, но позволил уйти.

— Семен, — осторожно спросила она, — как думаешь, почему убийца меня отпустил? Он понял, что я знаю о нём…

— Он наверняка знал и о твоей силе. Случись тебе всерьёз защищаться, ты могла убить его, даже не прикоснувшись.

Оксана покраснела. Семен знает о ней и её даре сутки, а она всю жизнь, но не смогла сложить два и два. Сестра права, у неё в голове ничего не держится.

— Демьян хорошо знаком с бабулей, но мы с Сашей для него пустое место, — она осеклась, понимая, что проговорилась, но отпираться было бессмысленно, — Демьян — это страшный мистер Икс… А тетя Наташа на самом деле наша бабушка. Сложно объяснить, что в семьдесят с хвостиком можно выглядеть так, как она.

С каждым словом она чувствовала себя всё более нелепо. Называется, хотела держать Семена подальше ото всей этой истории и лишних проблем.

Чтобы скрыть пылающие щеки, Оксана уткнулась лицом ему в плечо.

— Устала? — неожиданно спросил он.

Она поразилась теплу, прозвучавшему в голосе. Оксана привыкла к его резкости, но не к такому, поэтому только согласно буркнула:

— Угу.

— Тогда давай спать, — Семен притянул Оксану к себе, поцеловал в макушку и выключил лампу. — И помни, что я рядом.

Забыться в объятиях Рыцаря было легко. Остановить время и раствориться в нежности. Оксане не хотелось думать о том, что будет завтра или через неделю, когда они всё-таки расстанутся. Ведь вечная любовь существует только в сказках, а в жизни приходится довольствоваться короткими мгновениями счастья. Но Оксана всё равно не променяла бы их ни на что.

— Я хочу, чтобы так было всегда, — сонно прошептала она.

Оксана никогда не понимала, что связывает бабушку и Демьяна. Они точно не были любовниками, и принадлежали к разным мирам. Почему Наталья Валентиновна терпела это чудовище? Семен наверняка бы нашел связь, но Оксана не могла рассказать ему ещё и про измененных. Хватит того, что он уже услышал.

Она заснула быстро, и ночью кошмары не вернулись.

А утром Семен сказал, что ему нужно уехать. Оксана как раз переворачивала блинчик и чуть не смахнула с плиты сковородку. Не замечая боли в обожженных пальцах, она продолжила печь.

— Насовсем? — прозвучало неестественно тихо.

Она заставила себя беззаботно улыбнуться, хотя на глаза навернулись слезы. Противный голос в сознании твердил: «Ты же знала, что рано или поздно так будет».

— На несколько дней. Может быть, на неделю. Но я вернусь.

Она облегченно вздохнула, а Семен взял её руку и губами коснулся обожженных пальцев.

Оксана не переставала удивляться. Семен не привык выставлять чувства напоказ, а она — чувствовать заботу и нежность мужчины. Страсть, желание, хвастливая галантность, но только не такое. Она улыбалась сквозь слезы и совсем забыла о блинчиках. Просто стояла и смотрела на Рыцаря, пока не запахло горелым.

— Займись рукой, а я попробую не убить наш завтрак.

Оксана ойкнула и уступила ему место за плитой.

Хотелось заключить Семена в объятия и радостно смеяться, но она сдержалась. Оксана сходила за кремом и намазала покрасневшие пальцы, радуясь, что нет волдырей. Вернулась, села за стол и, не отрываясь, смотрела, как он хозяйничает у плиты. К счастью, Семен был слишком увлечен ответственным для него занятием, чтобы заметить её бесконечно влюбленный взгляд.

— Я буду скучать, — призналась ему Оксана за завтраком.

— Это ненадолго.

Она сказала бы, что даже день без него длится вечность, если бы не боялась напугать откровенностью. Ему нужно время, да и ей тоже.

Саша хотела все разрушить, но случилось иначе. Её мерзкий поступок обернулся самым настоящим чудом, когда и она, и Семен признались в своих чувствах. Пока что себе самим, и это уже много значит.

— Уверен, что мне не стоит ничего говорить Демьяну? — этот вопрос мучил её с самого утра, когда Оксана только открыла глаза. — Я не хочу, чтобы из-за моего молчания пострадал кто-то еще.

— Я понимаю. Дождись меня, и мы вместе подумаем, что с этим делать.

— Дождусь, — она чувствовала, что Семен по-настоящему волнуется за неё, и втайне радовалась. Она подождёт его столько, сколько понадобится. Несколько дней, неделю, не суть важно. Важно то, что потом он вернется, и впереди у них будет самый расцвет весны. А за ним — Оксана раньше не загадывала так надолго, но сейчас хотела в это верить — и всё лето.

 

7

Кельн, Германия — Ньюкасл, Великобритания. Апрель 2014 г.

Билеты Джеймс покупал сам и оплачивал наличными. Ему не хотелось светить карточку Тихорецкого — вместе с прошлым заговорила притихшая паранойя. Утренний прямой рейс из Домодедово до Кельна оказался самым удобным. Сидя в зале ожидания, отрешившись от объявлений и суеты, Джеймс вспоминал, как впервые оказался в Москве, как оставил Дженнифер, семью, оттолкнул всё, что могло смягчить его сердце. Вспомнил и как приехал пару месяцев назад. Пустой до дурноты, лишенный цели. Не человек, а машина с заданным маршрутом.

Там, где раньше тлел серый пепел праха, теперь всеми красками сверкала жизнь. Их с Хилари страсть была черно-белой, а чувства к Оксане переливались множеством оттенков. Она доверяла ему, и тем гаже казалась игра, которую он вёл рядом с ней. В истории с Оксаной пошел обратный отсчет. Дни, часы и минуты уходили безвозвратно, и он чувствовал, как внутри нарастает тоска. Раньше он бросил бы Оксану на алтарь дела, только чтобы убийца проявил себя. Чтобы добраться до Хилари, он не побрезговал ничем.

Что-то внутри менялось, рушилось и перестраивалось, как будто части неисправного механизма менялись местами. Когда-то Джеймс считал себя героем. Он избавлял мир от кровососущей мрази, и каждая человеческая жертва, каждый шаг на этом пути, становились подтверждением его правоты. Он вешал ярлыки, делил мир на чёрное и белое и не хотел ничего менять. Тварь или человек. Ублюдок или герой. Когда мир идеалиста рушится, на разломе возникает впадина, ведущая в преисподнюю.

На учениях по стрельбе мишени тоже двух видов: гражданский или злодей, но полигон не похож на реальность. Джеймс всё время жил, как на стрельбище. Категоричность, принципиальность, строгие точные оценки.

Рядом с Оксаной он очнулся от многолетнего забытья, от стереотипов и шаблонов. Ему не хотелось засыпать снова. Отпускать, уходить из её жизни. Не хотелось жить без неё.

Объявили посадку.

Когда самолет оторвался от земли, он вернулся к мыслям о деле. Палач Ру знал о силе Оксаны, и точно сидел рядом с Осиповым. Он или тот, кто его нанял. Джеймс всё же склонялся к первому варианту: измененные всегда были предельно осторожны. Когда заварилась вся эта каша со списками, Ру бросился в Россию за помощью. Он прожил три сотни лет, но как-то слишком легко позволил перерезать себе глотку. Слишком легко, если не брать в расчет его знакомство с палачом.

Первый подозреваемый — Стрельников — постоянно ошивался рядом с Александрой. Существовала вероятность, что он слишком хорошо скрывал свою истинную сущность, что Оксана не смогла его почувствовать.

Анжела Осипова. Джеймс вспомнил о ней после откровения Оксаны: надрыв, злоба, безумие. Ангельское благополучие никак не вязалось с истеричной резкостью, которую увидел Джеймс. Возможно, Анжела не была в восторге от тесного знакомства мужа с Натальей. Особенно теперь, когда начала слишком быстро стареть.

Открытым оставался вопрос с покушением на самого Осипова, о котором кричала московская пресса. Связано оно с делом Ру или же нет, пока было неизвестно. Ясно только одно — в окружении Осипова завелась плесень. Врагов у такого человека предостаточно, но он не подпустил бы к себе людей, которым не доверял. Джеймс не хотел браться за новое дело. Это не его война. Разве что неприятности измененного окажутся ниточкой к смерти Ру.

В Кельне было пасмурно, накрапывал дождь. Местный аэропорт напоминал Джеймсу круизный лайнер, который забыли спустить на воду, а погода — о городе, где заморожено его прошлое. Ньюкасл давно остался за бортом его жизни, а Кельн возродился из праха Второй Мировой подобно Фениксу.

Джеймс не думал, что когда-нибудь вернётся в клинику, где Хилари отчаянно боролась за жизнь. Он не спал несколько дней, прежде чем достал вакцину, и адрес лечебницы Хендрика Зольнера помнил наизусть. Сейчас простая частная клиника, но в прошлом сюда обращались измененные, оказавшиеся в пикантном положении. Например, с засевшей внутри пулей из металла Дюпона. Единственное заведение в мире подобного толка. Мало кто из людей связывался с измененными пусть даже за большие деньги. Пересекались ли архивы Зольнера с записями Вальтера?

Он помнил, как стоял на мосту Дойц, глядя на проходящие по Рейну суда, на раскинувшиеся по обе стороны бесконечно далекие эпохи. Кельнский собор, сердце старого города, ставший нерушимым символом города на левом берегу, и современные здания на правом.

Хилари уже ввели вакцину. Она впервые не забылась тяжелым сном, а заснула, и Джеймс пошел бродить по городу. Он собирался дойти до Собора, который устоял во время Второй Мировой. В те минуты ему, закоренелому атеисту, вдруг показалось, что это поможет. Он наделся всё исправить, если Хилари выживет.

Он не дошёл до Собора: позвонила помощница Зольнера, сказала, что Хилари проснулась и просит приехать. Она говорила о том, что у неё всё замечательно, но Джеймс уже не слушал. Бог существовал на самом деле, и услышал его под открытым небом, без алтаря и коленопреклонений.

Клиника располагалась в новом городе. С того дня, как Джеймс и Хилари уехали отсюда, почти ничего не изменилось. Разве что дизайн приемной стал светлее. Мрачные темно-синие тона, сменились кремовыми, кабинет казался просторнее. Секретарь тоже была новая. Светловолосая и худая жердь Эмма исчезла, а на её месте сидела невысокая молоденькая брюнетка.

— У вас назначено? — спросила она после короткого приветствия.

— Скажите, что я по поводу две тысячи одиннадцатого.

— Простите?

Разумеется, она ничего не знала. Куда подевался остальной персонал, кто промывал бывшим коллегам мозги и на каких условиях — читай, на сколько Зольнеру пришлось раскошелиться за молчание, можно было только догадываться.

— Просто скажите.

Как Джеймс и ожидал, его приняли без промедления.

За три года Зольнер постарел и раздался вширь, но холёности не утратил.

Поднявшись навстречу Джеймсу, он пожал руку. Ладонь у Хендрика была потной, а рукопожатие дрогнуло. Он явно нервничал: возвращение к старой теме не казалось ему добрым знамением.

— О чем вы хотели поговорить?

— Об Элен Буше́. Вы наверняка меня помните.

Элен Буше — одна из легенд Хилари.

Её мать родилась и выросла в Лионе, и французский Хилари знала, как родной. После изменения она несколько лет жила во Франции и полностью избавилась от акцента.

Зольнер опустился в кресло и съежился за столом. Джеймсу показалось, что и без того невысокий толстяк стал ещё меньше, будто рост ушел в вес. Говорят, люди полнеют, когда чувствуют себя беззащитными. Глядя на собеседника, Джеймс готов был с этим согласиться.

— Она умерла, насколько я помню, — дребезжащим голосом выдал он, достал платок и промокнул лысину.

— Вы были под защитой Вальтера?

— Какое это имеет…

— Элен Буше была в списке Вальтера, не так ли?

Лицо Хендрика пошло красными пятнами. Он вскочил и заходил по комнате.

— Если вы знаете его имя, вы должны знать, кем он был! Как вы себе представляете, чтобы я утаивал информацию? Я держал клинику, потому что он мне позволял. На его территории. Понимаете, что это значит? Понимаете?!

Джеймс понимал. Значит, утечка пошла из клиники. Хилари, а точнее, Элен Буше занесли в список Вальтера. Для человека в куре дела, с фото на руках, выйти на Хилари Стивенс было разрешимой задачей. Такой вариант не вязался с откровениями Лоуэлла, но теперь Джеймс окончательно уверился в том, что Корделию подставили.

Зацепившись за необходимость разобраться со своим прошлым, узнать больше о провале операции в Солт-Лейк-Сити и его последствиях, он не мог отделаться от этой мысли. Документы — залог сотрудничества с Орденом, оказались у него сразу после разговора с Сухаревым. Джеймс не думал, что вернется к ним до окончания расследования, но после разговора с Натальей понял, что затягивать не стоит.

Гнездо измененных в заброшенном доме сдал стукач из филиала в Солт-Лейк-Сити. В дело вложили протокол совещания: перед операцией экстренно обсуждался вопрос об её отмене. Поднял его один из Боссов. Рейд всё-таки состоялся, и полетели головы оперативников. Хилари и её дружки знали, что они придут, и подготовились основательно.

Джеймса тяжело ранили, но Хилари оставила его в живых. Месяц вынужденного бегства бок о бок с измененными заставил его взглянуть на неё иначе. Она со своими ребятами оказалась под Солт-Лейк-Сити, чтобы разобраться с другими кровососами. Банда зарвавшихся тварей кочевала из города в город и убивала людей. Кто-то из ублюдков вышел на информатора Ордена и сдал команду Хилари.

После гибели целой опергруппы их преследовали через все Штаты. Все понимали, что травля не прекратится. Они с Хилари «умерли» в один день. Медальон смерти нашли на обгоревшем до неузнаваемости парне в багажнике машины, упавшей с обрыва. Второе тело — точнее то, что от него осталось, на водительском сиденье, а документы на имя-легенду Хилари в сумке, «выпавшей» из разбитого окна авто до взрыва.

Нелегко было примириться с мыслью, что именно Корделия не позволила Ордену добраться до сестры. Хилари говорила о двойном агенте, работающем и на Орден, и на измененных, но об этом человеке в деле не упоминалось. Долгое время Джеймс считал, что их бросили на передовую, как пушечное мясо. Это было правдой, только никто в филиале Солт-Лейк-Сити не догадывался, что отправляет их на смерть.

Из головы не шли слова Натальи: «Саша готова умереть за Оксану, хотя никогда себе в этом не признается». А что насчет Корделии? В прошлом году она отправила его к Нью-Йоркскому Архивариусу на дом. Раскрыла кладезь информации, дала доступ к святая святых. Не нагружай он себя стимуляторами, чтобы добраться до Хилари, задумался бы сразу, ещё на Острове. Кармен была той ещё сукой, но проворачивать такую комбинацию просто ради развлечения — не слишком ли опасное удовольствие?

Джеймс впервые узнал настоящее имя Кармен — Корделия Эшли — в самый разгар чумы измененных. Хилари многое рассказала ему о себе в те дни. О сестре, с которой не общалась больше двадцати лет. Она думала, что умрет, и говорила обо всем, что тяжестью лежало на сердце. Воспоминания по-прежнему причиняли ей боль.

Сестры были подростками, когда банда отмороженных измененных решила поразвлечься. Хилари, Корделии и их родителям не повезло оказаться отрезанными от мира в загородном доме под Карлайлом. Однажды вечером к ним постучала приятная молодая девушка, чтобы попросить телефон, потому что у её приятеля «заглохла машина». Последующие дни превратились для семьи Эшли в кровавый ад, круги которого нанизывались один на другой.

В ночь, когда полуживую Хилари забрали с собой, она думала, что семья мертва. Её изменили, чтобы растянуть издевательства, превратить в послушную игрушку, а впоследствии сделать одной из них — кровожадной тварью с поломанной психикой.

Банду накрыли под Кардиффом. К счастью для Хилари не Орден, а другие измененные, которые шли по кровавому следу. Она была истерзана телом и душой, и держалась разве что на силе молодой измененной. Когда ей дали выбор, Хилари сказала, что хочет жить. Она всегда отчаянно цеплялась за жизнь и никогда не сдавалась.

Её увезли из Англии и учили всему, что нужно знать измененной. От своего наставника Хилари переняла желание преследовать себе подобных — тех, кто считал людей игрушками и мясом. Союзников она собирала годами по всей Европе, а позже вернулась в Англию, чтобы попрощаться с родителями и сестрой.

Могилы оказалось всего три, и на одной из них значилось её имя. Хилари была счастлива, когда узнала, что сестра жива. Хилари была из тех женщин, которые никогда не плачут, но когда рассказывала об этом, в её глазах застыли непролитые слёзы.

Встреча сестер состоялась в Ньюкасле, и разговор вышел не из приятных. Корделия начинала карьеру в Ордене, и не обрадовалась живой сестре, которая теперь принадлежала к «проклятой» расе. Она в тот день много чего наговорила: и о том, что сама Корделия выбрала бы смерть, нежели чем стать «кровожадной убийцей», и о том, что Хилари предала память родителей.

— Никогда не попадайся мне на глаза, — бросила Кармен в тот вечер, — следующая наша встреча для тебя станет последней.

Джеймс не раз представлял, что сделал бы сам в такой ситуации. Если бы он не успел к Эйдену и мальчишку изменили? Главным для него всегда была жизнь близкого человека, а не его суть, но тогда он не находил правильного ответа.

Кто копал под Корделию? Откуда идёт утечка?

Всю грязную работу Лоуэлл поручал Штерну, даже допрос Вальтера. Джеймс смотрел видео с диска Ванессы — не самое приятное зрелище. Что, если Лоуэлл был не заказчиком Кроу, а его работой? Что, если и не Лоуэлл вовсе? Дело казалось ещё более грязным, чем он предполагал. Если он прав, кто-то затеял заговор против Корделии. Мозаика понемногу складывалась. И опыты над людьми на Острове, и кровь сестры на руках — тонкая игра.

Единственный выход, который Джеймс видел дальше — встреча и откровенный разговор с Корделией.

В Ньюкасл он прилетел рано утром, и сразу набрал её номер. Стоя в телефонной будке, Джеймс рассматривал людей. Оказаться в городе, где осталась бо́льшая часть жизни, было странно. Прошлое выглядело далёким и размытым, как история совершенно другого человека.

— Минуту. Слушаю, — жёсткий голос деловой женщины.

В обычной жизни мисс Эшли руководила рекламным агентством вот уже семь с половиной лет. Для него по-прежнему оставалось загадкой, как она успевала жить.

— Нужно встретиться, — произнес он, — через час в кафе напротив твоего офиса.

Корделия промолчала, и Джеймс посчитал это согласием.

Перед встречей он немного прогулялся, но Ньюкасл больше не вызывал привычной застарелой тоски. Джеймс родился и вырос здесь, но даже в Москве чувствовал себя уютнее. Спешащие под зонтами люди, холодный ветер, промозглая сырость и пустота. Город встретил его неласково, выгонял оттуда, где ему больше не было места.

Дождь то переставал, то начинался вновь, то усиливался, то превращался в неприятную ледяную морось. По бульвару Сент-Джеймс он вернулся обратно в центр, занял столик у окна и заказал кофе.

Корделия вошла в кафе за минуту до назначенного срока. Не заметить её появление было просто невозможно, и Джеймс задумался, какой бы увидела её энергетику Оксана. Выдержать присутствие Кармен всегда было тяжело. Она словно подавляла.

Возможно, прирожденному лидеру без этого никуда, но рядом с тем же Рэйвеном, Сухаревым и даже Осиповым, Джеймс чувствовал себя иначе. Она напоминала набирающее силу цунами, противиться которому невозможно. Хилари тоже отличалась редкой для женщины силой, но не настолько яркой.

— Ты издеваешься, — Корделия прошла к его столику, повесила пальто на вешалку и опустилась на соседний стул.

Приветствие вполне в её стиле.

Джеймс невольно подался назад и скрестил руки на груди. Она все ещё отчаянно напоминала о Хилари.

— Куда ты исчез, Джеймс? После смерти Хилари я искала повсюду.

Мир пошатнулся, и снова обрел равновесие, когда подошедший официант положил перед Кармен меню. Она покачала головой.

— Чёрный кофе без сахара, пожалуйста.

Предупреждая дальнейшие расспросы, Корделия пристально посмотрела на Джеймса.

— Мы близнецы, Джеймс. Я прожила смерть вместе с ней, а очнулась в мире, где Хилари уже нет.

Ему хотелось, чтобы это был сон. Он сидел напротив Корделии, и она говорила с ним так, словно знала, как та умерла. Но она, конечно же, не знала.

Отгоняя наваждение, Джеймс потянулся за чашкой и сделал несколько глотков. Кофе уже остыл.

— Значит, ты оказался прав. И соизволил наконец рассказать мне о том, что произошло, — в её голосе слышались стальные нотки, — что так рано? И какого чёрта, спрашивается, ты обращался за помощью, если все равно позволил моей сестре умереть?

Звенящий шепот Корделии бил рикошетом от стен внутренней пустоты. В сердце, часть которого принадлежала Хилари. Видеть, как выдержка Корделии идёт трещинами, было непривычно.

Официант принес кофе. Она снова взяла себя в руки, обратившись привычной железной леди. А Джеймс почувствовал, что у него разболелась голова. Виски пронзало болью раз за разом. Он поморщился, сделал большой глоток кофе.

— Я дождусь от тебя хотя бы слова, Стивенс? — фамильярность в обращении от Корделии означала раздражение.

— Я здесь не из-за Хилари, — произнес он, наконец, — разве что отчасти. Кто-то копает под тебя.

«Я здесь, чтобы искупить вину перед твоей сестрой. Я здесь, потому что схожу с ума от того, что натворил. Я здесь, потому что в моей жизни появилась женщина, благодаря которой я на многое взглянул иначе».

Брови Корделии приподнялись. Она смотрела на него, как психиатр на нового пациента, потом достала из сумочки банкноту и положила под блюдце.

— Не скажу, что была рада встрече, Джеймс.

Он перехватил её запястье до того, как Корделия встала из-за столика.

— Московский филиал действует. Они вытащили меня для того, чтобы расследовать убийство бывшего измененного.

В темных глазах мелькнула хрупкая тень сомнения. Под её резким взглядом Джеймс разжал пальцы, но Корделия осталась на месте. Отпила кофе, глядя сквозь него. Сейчас она казалась безмерно далекой, а вместо неё он видел Хилари. Стоит ему снова прикоснуться — и кожа под пальцами слезет, обнажая сгнившую плоть. Поползет, размываясь грязью приятный интерьер кафе, приглушенный свет настенного бра над столиком, капли на стёклах, серость за окном сменится комьями земли, негромкая музыка отзовется ржавым скрежетом.

— Я не знал, что ты была её ангелом-хранителем все эти годы, — Джеймс не выдержал, — пока не взял в руки дело по Солт-Лейк-Сити. И ещё несколько — по облавам после разгрома опергруппы. Это ты помогла нам исчезнуть, но она никогда не рассказывала.

Ему казалось, что он говорит в пустоту, но Корделия всё-таки ответила.

— Хилари ничего не говорила тебе, потому что сама об этом не знала. Одной было гораздо проще играть свою роль.

— Ты ничего не знаешь про Москву, не так ли?

— Нет. Провернуть это за моей спиной мог только один из Боссов, — Корделия кивнула официанту и поднялась. — Предлагаю поговорить в более спокойной обстановке.

Её квартира в Ньюкасле была типичной квартирой деловой женщины. Дизайн в стиле хай-тек, черно-белая классика, ни пылинки, всё на своем месте, как в музее. Джеймс устроился на диване, напротив стены с огромной плазменной панелью, Корделия расположилась на соседнем. В просторной комнате царил полумрак. Несмотря на пасмурную погоду, жалюзи были опущены. Джеймс подумал, что это здорово похоже на могилу. Неужели она всегда так жила?

Он рассказал ей всё, начиная со знакомства с Рэйвеном и заканчивая делом об убийстве Ру, избегая упоминаний о Хилари. Корделия не перебивала, и в эти минуты напоминала не человека, а ожившую статую.

Джеймсу вспомнился фильм «Искусственный разум», так причудливо сочетались в ней черты человека и фантастическая выдержка. Могла ли она отправить свою сестру на смерть? Вполне, но не сделала этого. Корделия оказалась лучше, чем он думал. И лучше него.

— Значит, Лоуэлл пребывал в полной уверенности, что это я кормила его именами?

— Именно.

Корделия потянулась за сумочкой, достала сигареты, повертела пачку в руках и отложила в сторону.

Новая привычка? Насколько Джеймс помнил, раньше она не курила.

— Кто ещё знал о Хилари? — спросил он.

— Никто, как я предполагала. Её имя на могильной плите на кладбище Ньюкасла, — уголок губ Корделии едва уловимо дернулся. — Элен Буше умерла три года назад. Сможешь выйти на Штерна?

— Разве что став его мишенью.

Корделия смотрела сквозь него. На мгновение Джеймсу показалось, что она сейчас закричит, швырнет стоящую на журнальном столике вазу, или сделает ещё что-нибудь и окончательно разрушит образ несгибаемой, сильной женщины, к которому он привык. Но она спокойно встретила его взгляд, только сцепила пальцы так, что они хрустнули.

— Я могла проколоться той про́клятой осенью, — произнесла она, — когда приезжала в клинику Зольнера. Ты сказал, что вытащишь её, но я тебе не поверила.

Джеймс помнил об этом, но не придал значения. Если бы не Дженнифер, возможно, Корделии уже не было бы в живых. Как знать, может её смерть тоже устраивал теневого кукловода.

— Хилари была без сознания — под этим чертовым пологом. У неё могло начаться внутреннее кровотечение, которое уже не остановишь. Она умирала. Зольнер лично провёл меня к ней.

Джеймс кивнул. Если руки Корделии хотели запачкать в крови сестры, её приезд в лечебницу выглядел нелогичным. Он подумал о Зольнере и визите в клинику. Нужно позвонить ему и предупредить, чтобы оглядывался по сторонам и не ходил один тёмными переулками. Хотя предупреждение лишено всякого смысла. Когда от Хендрика захотят избавиться те, кто все это заварил, ему не поможет даже армия телохранителей и личный бункер.

— Почему ты приехал ко мне? Что хочешь взамен?

«Потому что я убил твою сестру и хочу искупить вину».

Разочаровывать Корделию Джеймс не стал.

— Мне нужны сведения об информаторе. О том, кто сдал дело Ру и Оксану Миргородскую. Тебе не составит труда, а мне здорово поможет в расследовании.

То, что Джеймс делал ради Оксаны, стало точкой в их отношениях. На фоне таких интриг оставаться рядом и ставить её под удар непростительно. Он слишком много светился. Но и бросить Оксану один на один с неведомым убийцей, Джеймс не мог. Что бы ни выяснилось, он не передаст информацию по делу в Орден, а с тем, кто убил Ру, разберется сам.

— Если мне не закрыли доступ. Судя по тому, что ты рассказал, я персона нон грата.

— Если тебя хотят подставить, закрывать базы не станут. Чем больше у тебя возможностей, тем проще зацепить.

— Почему ты пошел в ликвидаторы, Джеймс? Насколько я помню, тебе предлагали стать аналитиком.

— Хотел убивать.

Корделия усмехнулась, сложила руки на груди.

— Я достану тебе информатора.

На этом их пути расходились. Теперь уже навсегда.

Возможно, Корделия подумала о том же, потому что когда он поднялся, задала всего один вопрос:

— Ты видел, как она умерла?

И Джеймс не солгал, когда ответил:

— Нет.

 

8

Москва, Россия. Апрель 2014 г.

Дни вынужденного бездействия в больнице, а затем в поместье. Ни разу в жизни Демьян не ощущал себя слабым настолько, что не мог даже подняться без помощи. Обезболивающие не помогали, малейшее неловкое движение сполна напоминало обо всех прелестях его положения. Сильнодействующие Демьян отказывался принимать, потому что хотел рассуждать и мыслить здраво.

Разговоры с полицией утомляли и раздражали. Его действительно нашли ребята Звоновского, но позже. Кто-то вытащил его из машины до взрыва. Вытащили и бросили в грязи. Значит, не убить хотели, а указать на его место, напугать, заставить совершать ошибки.

Он говорил с Анжелой при Геннадии, но это ничего не прояснило. Она рассказала, что в тот вечер Михаил был серьёзно настроен и исполнен решимости встретиться. Анжела не знала, зачем. Несмотря на все расспросы, Михаил сказал, что побеседует с ним лично. Даже после случившегося он отказался назвать ей причину.

Правда или ложь — в таком состоянии доверять своим суждениям и оценкам было сложно. Подозрительность набирала пугающие обороты. Демьян не мог смотреть на Анжелу, и не вспоминать предательство.

Михаил вполне мог перетянуть её на свою сторону. Такую дуру ещё поискать. Анжела купалась в роскоши, но забивала голову глупостями и предавалась меланхолии. У неё было отменное здоровье, но она переживала так, словно уже лежала на смертном одре. Постоянно говорила, что у него не хватает времени на неё, когда всё вокруг так ужасно.

В таком настроении насадить Анжелу на наживку настоящего чувства легче легкого. Она считала, что рядом с Демьяном давно нечего ловить, кроме статуса жены и богатства. Стрельников вполне мог выпытать из неё сведенья, а потом вышвырнуть за ненадобностью. Или же — что совсем смешно, и правда оставить при себе, потому что жажда обладания белокурым ангелом до сих пор жива. В последнем Демьян сомневался, но такой возможности не исключал.

Стрельников зачастил в Европу. В первый раз по его просьбе пробивал Эльзу, не нашел ничего важного и вернулся. Прочее было своеволием, о котором он даже не соизволил отчитаться. Несостоявшийся разговор не в счет.

Демьян пока не искал с ним разговора. Не хотел разжигать свой гнев. Слишком сильным было желание отправить Михаила в подвал с мешком на голове и устроить допрос с пристрастием. Удерживало лишь благоразумие: не хватало выставить себя безумцем, прессующим всех без разбора.

Полная тишина в деле о смерти Филиппа казалась штилем перед бурей. Здоровье только подливало масла в огонь.

Зрение упало сильнее, и он уже не обходился без очков. Врачи говорили, что ему посчастливилось избежать осложнений после множественных переломов ребер, но Демьян не считал это везением. О какой удаче говорить, если полчаса на ногах отзывались головокружением и тошнотой, а постоянная боль в груди мешала сосредоточиться на делах? Последним сорванным аккордом стал перелом правого запястья.

Их поместье нынче напоминало неприступную крепость, нежели чем загородную резиденцию. Мониторы для наблюдения установили в его спальне и кабинете. За дверью постоянно дежурили двое ребят Звоновского. Демьян понимал, как это выглядит, но не желал отпускать поводья. Когда он доберется до зачинщиков, самые зверские казни покажутся им детскими забавами. А потом все вернется на круги своя.

Воскресли воспоминания о Полине. Их короткий роман закончился, не начавшись, но с ней он был по-настоящему счастлив. В отличие от Анжелы, она оставалась женщиной из плоти и крови. Безумно прекрасной и желанной, настоящей, живой. Мир рядом с ней преображался, и он сам становился другим. Он хотел изменить её, сделать своей, но судьба распорядилась иначе. Полина стала чувствующей — одной из тех, чья природа способна разрушить даже прочные стены. На тысячи изменений такое случалось однажды, но почему-то произошло именно с ними!

Чувства делали его уязвимым, и не только против внешних врагов. С каждым днем Демьян все ярче ощущал, что жизнь без неё становится пустой и бессмысленной. Мышеловка любви к чувствующей: никогда не знаешь, когда в истинное влечение ржавчиной вползет зависимость.

Демьян упорно обходил воспоминания стороной, даже рядом с Натальей они были прочно заперты за семью печатями. Нынче, скользнув в маленькую лазейку тишины, память о ней проснулась. Вернулось звучание виолончели, пробуждение рядом и тонкая прядь волос, падающая на смуглую шею, любящий взгляд, залитое солнечным светом покрывало с её стороны, и смазанная граница перехода в его полумрак. Они расстались слишком быстро и без лишних слов.

Ревнивый любовник оборвал жизнь Полины. Ей не было и тридцати. Что такое три десятилетия перед вечностью измененного? Демьяна сводила с ума мысль о том, что ни в одном закоулке тесной планеты, её больше нет. Он отказался от музыки — единственного спасения, потому что она отчаянно напоминала о Полине. Позволил душе черстветь в беззвучии, и лишь спустя десятилетия отважился слушать. Но не исполнять. Казалось, он обожжется, стоит пальцам коснуться клавиш. Полыхнет огонь и пожрет его целиком: и тело, и душу.

У Полины осталась маленькая дочь, которую он забрал. Её воспитывали проверенные люди, семья Миргородских. Он не занимался девочкой сам, но и отказаться от неё не сумел.

Наталья не помнила матери, но с детства знала их с Полиной историю. К приемным родителям она относилась снисходительно-терпеливо и уехала сразу, как повзрослела. Считалось, что род чувствующих — Миргородских — начался именно с неё, и правду знали только трое. Третьей была Анжела.

Несмотря на внешнюю схожесть, Наталья выросла более жесткой и в то же время гибкой, чем мать. Её не смущала смена эпох, времен и режимов, чувствительность в ней осталась за порогом детства. Она точно знала, чего хочет от жизни, и всегда получала это — так или иначе. Со временем они с Демьяном нашли общие увлечения, на которых выросла их дружба.

Она звонила, чтобы справиться о самочувствии, и Демьян попросил Наталью не приезжать. Не хотел рисковать и навлекать на неё неприятности. Особенно пока не известно, кто пытался до него добраться.

Письма Полины Демьян до сих пор хранил в сейфе, в изящной деревянной шкатулке ручной работы, которую когда-то подарил ей. Он не перечитывал их со дня её похорон. Запер бесконечно далеко, чтобы не касаться счастья, в котором смерть поставила точку. Там же он держал и список имен выживших.

В ближайшее время ему предстояло то же, что и Элизабет. Он знал, что затягивать нельзя. Весть о произошедшем просочилась в прессу, начались звонки и вопросы. Журналисты называли это покушением на известного бизнесмена. Хотелось бы ему, чтобы все оказалось так просто. Он должен собрать всех и назвать преемника, но Демьян был не готов. Кто-то уже наверняка поставил на Анжелу, кто-то — на Михаила.

Временами Демьяну хотелось вышвырнуть женушку с её фальшивым состраданием из дома, а следом — приходящего врача и медсестру. Как только они выходили за дверь, он поднимался, несмотря на боль и запреты медиков — и просто ходил по комнате до тех пор, пока слабость начинала накатывать волнами и перед глазами шли темные круги. Демьяну казалось, что все вокруг считают его инвалидом и уже списали со счетов. Он должен встать на ноги как можно скорее и сделать это сам!

Он вспоминал и о Ванессе, но всякий раз откладывал телефон в сторону. Демьян не хотел, чтобы она видела его таким. Уязвимым, запертым в доме за семью замками, за спинами охранников. Он просмотрел список вызовов и не нашел ни одного звонка от неё. Последний раз они разговаривали в тот злосчастный вечер, и Демьян даже не знал, в Москве ли она сейчас.

В довершение всего ему позвонил Рэйвен. Рассыпался в пожеланиях выздоровления, наверняка мысленно желал побыстрее сдохнуть и завещать список ему. Американец сообщил, что по Фелисии нет ничего нового, и что он готов приехать, как только Демьян сможет его принять. Ненароком добавил, что Ванесса встречалась с Анжелой, чтобы обсудить их встречу, но толкового ответа не получила.

Демьян сдержанно поблагодарил, сказал, что пригласит его к себе в ближайшее время, а после с трудом удержался от желания грязно выругаться. Американец мухлевал за его спиной, умолчал о выжившей измененной, а теперь собирался идти на поклон. Как же осточертело грязное лицемерие и закулисные игры! И если бы только на общей сцене, но нет. В его личной гримерной тоже разыгрывались нешуточные спектакли.

Анжела прибежала по первому зову и застыла рядом, внимательная и заботливая. В свете его предположений о сговоре с Михаилом, её участие выглядело издевкой.

— Почему ты не сказала о звонке Рэйвена? — жестко спросил он. — И о разговоре с Ванессой?

Выражение лица Анжелы резко переменилось, губы дрогнули, на глазах выступили слезы. Демьяну было наплевать на её чувства — она слишком долго испытывала его терпение. Нытьё, скандалы, жалобы и упрёки постоянно капали, и в конце концов чаша весов рухнула вниз.

Анжела судорожно сжимала и разжимала пальцы, но ответила на удивление спокойно.

— Рэйвен попросил о встрече с рыжей, — она избегала его взгляда. — Они здорово переживают, как бы убийца не добрался до тебя. По всей видимости, им что-то нужно. И ему, и ей. Я посчитала, что их интересы обождут.

Демьян глубоко вдохнул и тут же поморщился от резкой боли.

— Ванесса. Её зовут Ванесса. Я не просил тебя решать, по каким вопросам меня беспокоить, а по каким нет. Появляются новости, любые — с ними ты идешь ко мне. Сразу. Не оцениваешь, а просто доводишь до меня. Надеюсь, это понятно?

— Да! — крикнула Анжела, и тут же побледнела. Скрестив руки на груди, она отступила на несколько шагов. — Прости. Я и так сказала бы спустя пару дней.

«После того, как прошло полторы недели».

Демьян подавил гадкое желание заставить Анжелу пригласить Ванессу к нему. Глубокой занозой саднили её ядовитые слова о том, что американцы волнуются за него, потому что им что-то нужно. Ванесса переживала за него? Или за потерю бесценного источника сведений об отце?

— Ты больше ничего не собиралась сказать мне? Если так, то лучше вспоминай сразу.

По лицу Анжелы прошла судорога, словно от боли. Она наконец-то встретилась с ним взглядом. В небесно-голубых глазах застыли тоска и мольба.

— Рыжая рвалась увидеть тебя. Я сказала, что это случится не скоро.

Демьян терпеть не мог такой взгляд и выражение лица — как у побитой собаки. Их отношения с самого начала спотыкались именно об её ревность. Анжела вела себя, как нищенка, хотя у ног лежали несметные богатства. Раз за разом, хотя до настоящего дня у неё был один серьёзный повод для ревности. Его чувства к Полине.

— Ты свободна, — резко бросил он.

— Демьян…

— Уходи.

Мольба сменилась непониманием обиженного ребенка. Она смотрела на него так, словно не верила его словам, даже покачала головой.

Демьян не дождался её ухода, и набрал номер Ванессы. Мог взять телефон в левую руку, но включил громкую связь. На Анжелу было жалко смотреть, она медленно пятилась к двери. Как нашкодившая девчонка, которую строгий отец выставил за дверь.

— Дэмиан?! Наконец-то! — волнение и облегчение в голосе Ванессы смешались в светлую радость.

Анжела дернулась, как от удара, развернулась и выбежала из комнаты, но нынче он думал не о ней.

Ванесса провела почти две недели в Москве, одна, в безвестности, дождалась его звонка и не уехала. Демьян отшвырнул все сомнения по поводу её искренности на самое дно души. Хватит с него подозрений и прочей мерзости.

— Приезжай, — негромко ответил он.

 

9

Полторы недели вынужденного одиночества в Москве показались не менее ужасными, чем предыдущие два с половиной года. Ванесса ненавидела неизвестность, и чем больше ждала, тем сильнее сходила с ума от беспокойства. Иногда казалось, что Демьян не позвонит вовсе, или ей придется вернуться в Штаты раньше, чем это случится. Она боялась, что больше не увидит его, и объяснять свой страх лишь поисками отца становилось всё сложнее.

По пути в загородный дом Демьяна Ванесса прокручивала в голове разговор с Палачом. Ожидание затянулось, она слишком волновалась и всё-таки совершила очередную глупость. Позвонила Джеймсу. Развеять её сомнения было некому: с Ронни они не разговаривали, а кошмарная рок-музыка, рвущаяся из динамиков, только подстегивала воображение.

Ванесса вспоминала, как ходила по номеру, сжимая в руках телефон. Она не смогла дозвониться до Джеймса, но позже он набрал её сам.

— В чем дело, Ванесса?

— Осипов оказался в больнице после неудачного покушения.

В трубке повисла короткая пауза. Джеймс явно был в курсе, о покушении на Демьяна кричали все газеты в Москве.

— Не скажу, что я опечален.

Ванесса с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить в ответ.

— Мне кажется, ты снова забыл про наш уговор.

— Как всё произошло?

Ванесса чувствовала себя на допросе, но понимала, что не повесит трубку. Ей нужна его помощь.

— Меня в детали не посвятили. Журналисты твердят о покушении и криминале, но дело наверняка в другом. Есть кое-что ещё, Джеймс. Демьян был хорошо знаком с Вальтером.

Это показалось ей важным. Все, что знал Вальтер, знал и Лоуэлл. Или же нет?

— Что ты можешь сказать об Анжеле Осиповой? Ты встречалась с ней?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Прямое. Так что?

— Сейчас она замещает Демьяна, ведет все дела измененных. Насколько я поняла, у них партнерский союз, но она рассчитывает на большее. Меня готова была с потрохами съесть.

— Что ещё?

Ванесса задумалась, вспоминая встречу. Ничего особенного она не заметила, кроме откровенной неприязни ревнивой женщины. Разве что…

— Мне она показалась немного неуравновешенной.

Кому она это рассказывает? Если бы среди психов существовал правящий строй, Джеймс Стивенс был бы среди них королем.

— Немного?

— Прилично, — Ванесса вспомнила, как Анжела вцепилась в нож, поежилась, — а что?

— У меня есть подозрение, что именно она портит жизнь своему благоверному.

Ванесса лишилась дара речи. Жена Демьяна вела себя странно, но её можно понять. Оказавшись лицом к лицу с любовницей желанного мужчины, сложно проявлять чудеса выдержки. Больше того, ей показалось, что Анжела зациклена на Демьяне. Она не причинит ему вреда. Кому угодно, только не ему.

— Анжела влюблена, Джеймс. Он для неё смысл жизни.

— Год назад моим смыслом жизни была Хилари.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказал. Уезжай из Москвы, Ванесса. Пока можешь.

Стивенс нажал отбой прежде, чем она ответила, но Ванесса не перезвонила. Как и в прошлый раз, разговор с ним ничего не решил, только больше все запутал.

Встреча с Демьяном перестала маячить на горизонте призрачной дымкой, обрела очертания, и Ванессе не давало покоя предостережение Палача. Что она знала про измененных? Легко ли справиться с бессмертием и не сойти с ума? Демьяна не расстроила потеря вечности, а Рэйвен, как одержимый, гонялся за любой возможностью обрести былое могущество. Что насчет Анжелы? Могла ли она тронуться рассудком настолько, чтобы подставлять партнера и мужа?

Ванесса отмечала мелькающие за окном лысые деревья, островки снега на обочинах. В автомобиле было уютно, но не на улице. Словно в насмешку над памятными теплыми днями, Москву снова накрыло промозглым холодом и ночными заморозками. Она надеялась, что это ненадолго. Такая погода в одиночестве становилась особенно невыносимой.

Ванесса понимала, что не уедет. Разве что Демьян сам её попросит. Что же касается Анжелы, Джеймс наверняка перегнул палку. Непонятно, что он имел в виду, когда говорил о Хилари, но жена Демьяна — несчастная и озлобленная женщина. Она многое потеряла, и лишится всего остального, если продолжит в том же духе. Демьян не из тех, кто будет терпеть ревность даже из чувства ностальгии.

— Приехали, — прервал её мысли Ронни.

Перед ними действительно медленно открывались автоматические ворота. Будь настроение Ванессы более радужным, она бы точно восхитилась размерами роскошного особняка. Сейчас же она лишь сжимала сумочку в руках и даже не замечала вызывающие неприязненные взгляды Халишера.

Охрана была повсюду. Стоявший у дверей мужчина негромко поздоровался, принял у Ванессы пальто, а Ронни увел за собой. Второй попросил сумочку, и она даже не успела возмутиться, как та снова была в руках. Всё делалось точно, быстро и профессионально. Эскорт Демьяна не уступал гвардии королевской особы.

В просторном светлом холле её встречала Анжела. Жена Демьяна стояла на ступенях широкой лестницы, словно желая казаться выше. Скрещенные на груди руки, надменный взгляд — всем своим видом она показывала пренебрежение и презрение. Неуверенность и агрессия. Ванесса вспомнила слова Джеймса, досчитала до трёх и пообещала себе быть предельно вежливой. Психов лучше не злить.

На сей раз Анжела даже не пыталась изображать учтивость.

— Демьян просил провести вас к нему, — резко бросила она, повернулась и пошла наверх. Ванессе не оставалось ничего, кроме как следовать за ней.

У Демьяна полон дом охраны и прислуги, а он просит Анжелу заниматься ей. Раньше она о таком не задумывалась, но сейчас не смогла отмахнуться от мысли о его жестокости. Ванесса не считала себя идеалисткой и тем более была далека от образа Матери Терезы. Каждый получает то, что заслужил, но почему-то именно это её покоробило.

Они шли по коридору, и Ванессе все время казалось, что Анжела вот-вот обернется и выскажет все, что думает. Но жена Демьяна просто ускорила шаг, вынуждая подстраиваться под него.

Они миновали ещё один пост охранников, и прошли в уютную гостиную в стиле русского модерна, в бежевых тонах, с полированной мебелью из светлого дерева. Анжела попросила подождать и без стука вошла к Демьяну. Ванессе осталось только рассматривать комнату.

Дорогая обстановка, шикарные обои, трёхуровневые дизайнерские потолки, все в идеальном порядке, стильно и безупречно, как на фото в журнале о красивой жизни. Первое ощущение от квартиры Демьяна было таким же. Всё, что его окружало, казалось безукоризненным. Дома, машины, люди.

— Демьян сейчас выйдет, — Анжела окатила её взглядом, полным ледяной ярости, и поспешила прочь.

— Рад, что ты приехала.

Бледный, осунувшийся, но ничуть не утративший лоска и обаяния. Очки в тонкой оправе, светло-серый костюм, белоснежная рубашка, под которой угадывались бинты, правое запястье в гипсе. Демьян шагнул к ней, и Ванесса сразу забыла про Анжелу. Осторожно обняла его и так же мягко отстранилась. Она боялась причинить ему боль, но удержаться просто не смогла.

Он улыбнулся, и Ванесса поняла, что счастлива.

— Невероятно сексуально.

— Что именно?

— Очки. Почему ты не носил их раньше?

— Ты не говорила, что тебя это заводит.

Ванесса тихо рассмеялась и только сейчас осознала, как сильно скучала по нему. По их разговорам — лёгким, непринуждённым и интересным, даже по напряженным беседам, которые добавляли пикантной остроты их отношениям. По прикосновениям, мимолетным улыбкам, по тому, как его глаза меняют цвет от светло-серой прохлады до тяжелого расплавленного свинца.

Он пригласил ее к себе, хотя с трудом держался на ногах. Значит, хотел видеть не меньше, чем она его.

— Я попрошу, чтобы ужин подали сюда. Хочешь чего-нибудь сейчас?

— Дождемся ужина, — улыбнулась Ванесса.

Демьян опустился на диван и слегка поморщился. Он держался неестественно прямо, словно ему стоило невероятных усилий не показывать слабость.

— Ты звонила?

Ванесса не ожидала, что Анжела расскажет о её беспокойстве, поэтому ничуть не удивилась.

— Да.

Демьян поморщился, и на сей раз не от боли. Ванесса не испытывала раскаяния. Она не собиралась мстить белокурой стерве, но и выгораживать — тоже.

— Освоилась в Москве без меня?

Демьян перевел разговор слишком резко, но Ванесса даже обрадовалась.

— Без тебя мне Москва не в радость.

Она рассказала о походах по музеям, из которых ничего не запомнила, потому что все время думала о нём. Как бродила по улицам, где они ходили вместе, вспоминала его истории. О том, что в Москве без него было слишком пусто.

Демьян сегодня говорил мало, больше слушал. Ванессе показалось, что ему нравится её откровенность. Или же то, что она по нему скучала.

Для них накрыли стол, и это напомнило Ванессе вечер, когда Демьян впервые пригласил её к себе. Вспоминал ли он танец, с которого началась их история? О чем он вообще думал? Угадать, что творится за непроницаемым заслоном холодных серых глаз, не представлялось возможным, но сейчас для неё это стало важным.

За ужином они говорили обо всем подряд: о местах, где ей хотелось бы побывать в Москве, о Бродвее и последних постановках, о современной литературе и кино. Демьян считал, что киноиндустрия в большинстве своем — пережиток современной цивилизации, и Ванесса не могла с ним не согласиться. В последнее время кино заполонили спецэффекты и однообразные сюжеты, а игра актёров, искусство — отошли на второй план и считались блажью для избранных.

Время пролетело незаметно, Ванесса совсем забылась и опомнилась лишь когда Демьян неудачно оперся рукой о стол, и ощутимо вздрогнул.

— Мне, наверное, пора, — с искренним сожалением произнесла она, — я слишком откровенно пользуюсь твоим гостеприимством. Всё потому что соскучилась.

— Свидание с тобой помогло мне больше, чем врачи за все эти дни.

Сердце Ванессы забилось чаще. Близость всегда пугала её, но противиться поистине магнетическому влечению к Демьяну не получалось. Яркий красивый роман грозил обернуться катастрофой постоянства. Нет, для неё это слишком.

— Теперь мы сможем видеться чаще, — она поспешно поднялась.

— Завтра в пять, — Демьян поцеловал ей руку, но отпустил слишком резко.

Его повело в сторону, и он с силой ухватился за спинку стула. Ванесса неосознанно подалась вперед, но приступ уже миновал. Она была даже рада, что не успела. Демьян привык чувствовать себя сильным, уверенным, жестким. Такое состояние само по себе испытание, не хватало ещё испортить все своим беспокойством.

Ванесса улыбнулась как ни в чем не бывало и кивнула:

— Договорились.

Демьян проводил её до двери, поцеловал в губы, и Ванесса прикрыла глаза, наслаждаясь короткой лаской. Как же быстро она привыкла к его присутствию в жизни. Быстро и легко. Настолько, что это уже начинало раздражать. Раздражало и нежелание оставлять Демьяна, и возвращаться в отель в одиночестве, и едва уловимое бессознательное — заснуть рядом, слушая его спокойное дыхание. От таких мыслей становилось не по себе.

Ванесса легко сжала его пальцы на прощание и поспешно вышла за дверь, на ходу набрала номер Ронни и сказала, что спускается. Сердце отчаянно колотилось, чувства напоминали неумолимый водоворот, выбраться из которого ей уже не под силу. Ванесса быстро шла по коридору, и искренне надеялась, что сегодня больше не встретит жену Демьяна. Надежда рассыпались пылью, стоило ей завернуть за угол.

Анжела поджидала на лестнице. Создавалось такое впечатление, что та все время стояла здесь, чтобы не пропустить, когда она выйдет.

— Ваша деловая встреча затянулась, — скрыть злобу за насмешкой не удалось.

Анжела шагнула ей наперерез, и Ванесса невольно остановилась.

— Демьян пригласил меня, и я приехала, потому что хотела его видеть, — она спокойно выдержала яростный взгляд светлых глаз соперницы.

— Я рядом с ним бесконечно долго для того, чтобы вытерпеть его очередную интрижку, — Анжела судорожно сжала пальцы на перилах, — он вышвырнет тебя из своей жизни, а я останусь. Подумай над этим на досуге… Лисичка.

Последнее слова она выплюнула по-русски. Перекошенная улыбка Анжелы сочилась ядом, от которого у любого нормального человека сводило зубы. Она посторонилась, пропуская Ванессу.

«Надеюсь, ты свернёшь себе шею, когда будешь спускаться с лестницы», — словно говорил взгляд Анжелы.

— Подумай над тем, что вы больше не бессмертны, — не удержалась Ванесса. — У Демьяна слишком мало времени, чтобы терпеть ревнивую особу. Доброй ночи.

Отношения Демьяна с женой её не касались. На месте Анжелы она давно помахала бы ему рукой и жила в свое удовольствие, либо свела все на уровень партнерства, но та решила иначе. Что ж, это её выбор. Может быть, это особенность русских женщин — влачить на себе бремя безответной любви и наслаждаться страданиями. Ванесса убедилась, что от ошибок не застрахован никто, и каждая имеет свою цену. Любовь терпелива, но у всего есть предел. Ванесса не строила иллюзий насчёт отношений с Демьяном, поэтому слова Анжелы её насмешили.

— Ронни, что такое… лисичка? — она с трудом выговорила это слово, получилось похоже.

— Рыжая хитрозадая тварь, мисс Нортон, — Халишер двигал челюстями, как жвалами, будто во рту у него были залежи зерна для помола, — лиса, проще говоря. Ну или гриб такой. В сыром виде кислятина, паразитов всяких растворяет, и даже черви в него не лезут. Но если сварить, будет вкусный.

Он усмехнулся, снова включил свою кошмарную музыку и прибавил скорость, оставив её наедине с мыслями.

Ванесса не ждала от Анжелы комплиментов, тем не менее, объяснение Ронни ей не понравилось.

 

10

Вернувшись в Москву, Джеймс первым делом сел за полноценный отчёт по расследованию, который собирался отправить Корделии. Она ничего не просила, но это меньшее, что Джеймс мог сделать для сестры Хилари. Единственное, что делал в память о ней.

Он собрал всё, включая сведения об Осиповых и Стрельникове, по Ру, плюс диск Лоуэлла, полученный от Ванессы и полную информацию по провальному эксперименту. В перерывах встречался с Оксаной и ненадолго оживал, а после снова загружал себя работой.

Джеймс понимал, что тянет время, и что рано или поздно придётся поставить точку и в московском расследовании, и в отношениях, но продолжал работать над отчётом с таким упорством, будто отличник над дипломной работой. Он не включил в него только тайну чувствующих и сведения о Ванессе.

Протянуть в делах и сопоставлениях удалось ровно неделю, за которой так или иначе наступал конец. Оказавшись в эпицентре такой игры, лучше оставаться одиночкой. Кровь уже лилась рекой, и это было только начало. С каждой новой крупицей информации он все больше убеждался в том, что Ру просто не повезло. Если его визит в Москву и был каким-то образом связан со списком, то его смерть — нет.

Корделия прислала личное дело информатора. Во избежание раскрытия, измененные-стукачи тоже шли под кодовыми номерами. Дата первого сотрудничества — середина девятнадцатого века, Италия. Первой жертвой оказалась некая Клара. Из неё вытащили много интересного, в том числе проникновенную историю любовной связи с некоторым возрастным измененным, русским графом по прозвищу Музыкант.

«Люди, лишающие себя музыки, со временем превращаются в чудовищ».

«Мне казалось, чудовища спасаются музыкой. Им больше не за что держаться».

Клара рассказала и о его спутниках — женщине и мужчине. Описания в точности соответствовали жене Осипова и Стрельникову. У Джеймса было предположение, что Михаил находился рядом с Демьяном достаточно давно, и сейчас оно подтвердилось.

Следующий сигнал от информатора — по поводу француженки, спустя шестьдесят пять лет. Под раздачу попало и всё её окружение, как и в случае с Кларой. Кто-то через любовниц Демьяна положил немало измененных, которым просто не повезло. На этот раз дама знала гораздо меньше, но упоминала только женщину. Выходило, что Стрельникова уже не было рядом. По какой-то причине Демьян отдалил его от себя.

Самое интересное шло в конце. Две тысячи двенадцатый год, весна. Вальтер Керт, он же Палач, Древний. Внутренняя ссылка в деле информатора и полное досье на того, кто считался неприкосновенным. Данных не слишком много: место пребывания — Вена, бордельный бизнес. Никаких сведений об изменении, связям по кровным линиям и прочих деталей. Информатор знал Вальтера весьма поверхностно, но достаточно для того, чтобы устроить ему неприятности. Как выяснилось, с летальным исходом.

Ванесса говорила, что Демьян был хорошо знаком с Вальтером, и это подтверждало теорию о том, что стукач сидит в ближнем круге. Он с завидной регулярностью сдавал девиц Осипова, а закончил Вальтером. Интересная подборка.

Стрельникова не было рядом с Демьяном уже в начале двадцатого века, но доносы продолжались.

Зато Анжела постоянно оставалась с ним. Понятно и желание насолить Миргородским, и на чем её держали. Однажды она подставилась, чтобы насолить любовнице мужа, но Орден быстро подцепил её на крючок.

Ему нужно довести до конца тему Осиповой. Если выяснится, что он прав, останется только избавиться от неё и исчезнуть. Нельзя оставлять рядом с Оксаной действующую бомбу с часовым механизмом.

Если бы Джеймс мог остановиться, увезти её бесконечно далеко и забыть собственное прошлое, сделал бы это, не задумываясь. Но Оксана не заслуживала такой жизни. Жизни, где всё время придётся оглядываться по сторонам, вдали от родных, под новым именем. Восхищаясь её светом, Джеймс не хотел предлагать свою тень.

Он размышлял об этом ещё в Ньюкасле. Дженнифер устраивала ребенка на специальном кресле на заднем сиденье машины. Теперь он знал, для кого сестра выбирала подарок тогда в супермаркете. Джеймс хотел бы подойти к ней, обнять, спросить, как зовут племянника или племянницу, но это не представлялось возможным. Равно и как будущее с Оксаной.

Странно, но когда он прошёл последний рубеж, стало легче. На смену отчаянию пришло осознание того, сколько прекрасных дней они провели вместе. До встречи с Оксаной Джеймс не умел наслаждаться мгновениями, но сейчас был счастлив. Радость от предстоящей встречи перевешивала все «после».

Они поехали в Филёвский парк, в канатный городок. Развлечение на любителя, но Джеймс не заметил за Оксаной страха высоты. Ему почему-то казалось, что она придет в восторг от такого.

— Хочешь затащить меня туда? — рассмеялась Оксана. Глаза её расширились, когда она смотрела на переплетения канатов, деревянных лестниц и сеток, натянутых на высоте, на передвигающихся по ним на страховке людей.

— Что скажешь?

— Я с удовольствием!

После тренировочного лагеря Ордена, шатающиеся мосты, норовящие вечно ускользнуть из-под рук веревки и бревна на высоте семиэтажного дома казались детской разминкой. Оксана не переставала его удивлять. Она передвигалась по многочисленным мостам Смотрового маршрута, умудрялась отпускать шуточки про их необычное свидание, и быстро шла вперед, ловко перестегивая карабин. Оксана ни разу не остановилась и не попросила его сбавить темп. С первого подвесного моста с висящими веревками её захватил восторг приключения, и остановилась она только когда они спустились вниз на финише. Веселая, раскрасневшаяся и совершенно счастливая.

Джеймс подхватил её внизу, и Оксана обвила руками его шею.

— Такого свидания у меня точно не было. Никогда не думала, что в таком парке интересно. Какой у нас курс дальше?

— Дальше всё спокойнее. Мы будем стрелять по живым мишеням из арбалета. Шучу.

Они пообедали в кафе, ещё немного побродили по дорожкам парка.

В Москву возвращалось тепло, и народу было много. Мимо прошла группа подростков, все в черном: пальто, куртки, высокие ботинки на шнуровке. Одна из девиц бросила на них угрюмый взгляд из-под бровей, в которых не осталось живого места от пирсинга. Сухонький старичок в пальто и кепке неподвижно сидел на скамейке, глядя перед собой. Парочки сновали тут и там, с криками бегали дети. Мамаши с колясками, молодежь и пожилые: теплу радовались все.

Оксана не упускала шанса обнять его или просто взять за руку, и Джеймс не пытался отстраниться. Ему нравились её прикосновения, даже за гранью страсти — просто чувствовать хрупкие пальцы в ладони. Он старался не думать о завтрашнем дне, но забыл, что таиться от неё бессмысленно.

— Я хочу попробовать другие трассы, только уже летом. Ты со мной?

— Не терпится снова поиграть в отважную амазонку?

— Да! — глаза её сияли счастьем, и у Джеймса по коже прошел мороз. Летом его уже не будет рядом. Он отшвырнул эту мысль как можно быстрее, чтобы Оксана не успела почувствовать. Она была слишком счастлива, чтобы уловить надсадную сиюминутную горечь.

Когда они приехали в загородный дом, который Джеймс арендовал на выходные, уже стемнело. Он отнес наверх сумки с вещами, растопил камин в каменной кладке под старину. В просторной комнате, объединенной с холлом, не было ничего лишнего: светлая мягкая мебель, разбросанные по дивану и креслам подушки, журнальный столик и полки с декоративными украшениями.

— Приготовлю нам ужин, — он легко поцеловал её в губы, — а ты грейся и отдыхай.

— Сюрприз за сюрпризом, — подмигнула Оксана. — Тебе помочь или просто побыть рядом?

— Просто.

На кухне скоро стало тепло, и она стянула свитер, оставшись в майке. Джеймс с радостью последовал бы её примеру, но изображать стриптизера у плиты не хотелось — под джемпером ничего не было, поэтому просто подтянул рукава повыше. Устроившись на высоком стуле возле кухонного стола, Оксана рассказывала забавные истории про свое детство, смеялась и дразнила его.

Раскладывая листья салата по тарелкам — он даже не поленился посмотреть, как это должно выглядеть — Джеймс улыбался. Слишком ясно представилась маленькая Оксана, тягающая сестрицу за волосы. У Александры изначально было преимущество — возраст, но потом Оксана сильно вытянулась и в одиннадцать лет уже стала выше.

За разговором они потерялись во времени. В гостиной Джеймс подтащил журнальный столик поближе к камину и накрыл скатертью. Салат с курицей и сухариками, фрукты и красное вино. Легкое потрескивание дров, монотонный танец пламени, густой ворс мягкого ковра создавали иллюзию другого мира. Мира, в котором он пошел по другому пути.

Стоило перевести взгляд на Оксану, как мираж рассыпался прахом. Выбери он другой путь, они бы никогда не встретились. И если всё, что осталось в прошлом, было залогом их встречи, цена не так высока.

— Спасибо за чудесный день.

Оксана внимательно рассматривала его. Догадывалась ли она о чем-то или просто почувствовала? Он не знал о ней многого, равно как и она о нем, но у Джеймсу казалось, будто они знакомы всю жизнь.

— Иногда я жалею, что не родилась обычной девчонкой, — она вздохнула и сжала его руку. — Мои способности только все портят, без них лучше. У нас в роду не было счастливых историй любви. Только короткие запоминающиеся романы.

Джеймс не ожидал такой откровенности, но Оксана начала говорить, и остановить её он не мог. Да и не хотел. Меньше чем за два месяца они стали ближе, чем с Хилари за два года. У родства нет срока, оно приходит сразу или никогда. Однажды рядом оказывается человек, с которым тебе не нужны слова и объяснения.

— Мои родители — рекордсмены. Прожили вместе почти два года, потом родилась я, и мама умерла. Бабушка своих секретов не раскрывает, а Сашка вообще боится привязанностей, как огня. Ещё была Полина… Ну как была… То ли бабушка её просто знала, то ли рассказывала свою историю. Сказки на ночь для чувствующих.

Джеймс не раз задавался вопросом, откуда взялись загадочные способности Оксаны, но никогда её об этом не спрашивал.

Она рассказала ему о Полине, её жизни и романе с Осиповым. Оксана не называла имени, а возможно, и сама не догадывалась о ком говорит. Последний кусок головоломки идеально лёг на своё место. История действительно напоминала сказку, но у Джеймс не сомневался, кого Полина встретила на своём пути.

Иногда измененные находили обычных людей и делали из них себе подобных. По разным причинам: кто-то хотел приобрести приятную компанию, кто-то привязывался. По словам Оксаны, чувствующие — от креольского «santi» — чувствовать, появились после неудачного изменения. Впервые такое произошло несколько веков назад, на Гаити.

— Я не знаю, что с ней случилось. У всех сказок счастливый конец, ведь так?

— Так.

Не осталось сомнений, как именно Осипов оказался рядом с семьей Миргородских, и в том, что у его жены был повод их ненавидеть. Полина заняла бы место Анжелы, и только благодаря перерождению в чувствующую, осталась в стороне. Тем не менее, Осипов не отказался ни от неё, ни от её семьи. Такое взбесит кого угодно, особенно если ты вынужден терпеть это на протяжении многих лет.

Анжела Осипова замещала своего благоверного по теме измененных. Вероятно, узнала о приезде Филиппа Ру в Москву, а своего мужа «забыла» предупредить. Устроить неприятности тем, на кого давно точишь зуб — дешёвый, но неплохой трюк.

Теперь Джеймс мог с уверенностью сказать, откуда исходит угроза для Оксаны. В свете покушения на Осипова подобраться к его жене гораздо сложнее, но в мире нет ничего невозможного.

Джеймс прикрыл глаза: темный двойник не отпускал, но ему не хотелось думать о предстоящем убийстве. Только не этим вечером, не рядом с ней.

Оксана потянулась к нему и поцеловала. Легко коснулась губами губ, зарываясь пальцами в волосы. Его повело, но Джеймс знал, что это влияние Оксаны, а не её дара. Не было больше надрыва страсти, одна лишь близость, противиться которой невозможно.

Джеймс потянул наверх её майку, стянул через голову и отбросил в сторону. Тонкая кожа под пальцами казалась невероятно горячей. Оксана отзывалась на каждое прикосновение, разводила бедра и подавалась вперед под его ласками. Единственная и невероятно желанная.

С припухших губ срывались стоны в такт его движениям, ощущения. Выдох Оксаны сорвался на крик, она выгнулась, сжимаясь на нём, и все чувства замкнулись в наслаждении, разделенном на двоих.

— Я люблю тебя.

Три коротких слова рывком вбросили в размытую реальность. Его обдало жаром камина и нежности Оксаны. Она потерлась щекой о его плечо, в глазах плескалось море счастья, которое она могла и хотела дарить ему, ничего не требуя взамен. Оксана не хуже него понимала, что их отношения недолговечны, но для неё это ничего не меняло. Она умела любить, не задумываясь о прошлом и будущем. И научила его.

Джеймс прижал её к себе крепко и нежно, провел рукой по длинным волосам. Потрескивание дров в камине сливалось с биением их сердец. Взгляд зацепил валяющиеся в совершенно непотребном виде джинсы и джемпер, её белье. Почему-то этот интимный беспорядок сейчас вызвал улыбку.

Вечер продолжался по-домашнему уютно. Джеймс сделал Оксане ванну, а потом они долго болтали в постели. Она удобно устроилась у него на плече, подложила ладонь под щёку, да так и заснула. Слушая её ровное дыхание, глядя на выбившуюся из косы прядь, Джеймс наслаждался уходящими мгновениями рядом с ней. Он сам не заметил, как провалился в сон.

Джеймс снова был на Острове. За стенами грохотали автоматные очереди, захват под командованием Рэйвена шёл полным ходом. Он чувствовал пустоту, выжигающую изнутри и равнодушие приговоренного к смерти. Кровь бурлила, отравленная стимуляторами, яростью и изменой.

Когда Хилари вбежала в палату, у него перед глазами стояла картина с камер видеонаблюдения. Его жена отдавалась другому мужчине — грязно и бесстыдно. Он помнил холодные руки смерти у своего горла и схватку с Вороновой, которая пришла спасти драгоценную дочь. Помнил металл и мгновенно высыхающий яд, пыль, крошево под пальцами и раскаленную добела боль.

«Я тебе помогу», — взволнованный голос Хилари совсем рядом.

У него снова началась ломка. Не хватало дозы адреналина, стимуляторов, от которых силы и выносливость возрастали, не было оружия, чтобы убивать. Он чувствовал себя бесконечно жалким, слабым, ненужным.

Хилари положила пистолет на подлокотник кровати, протягивая руку, чтобы помочь опереться. Джеймс перехватил его слишком быстро, снял с предохранителя и нажал на спуск. Хилари сползла на пол, зажимая руками рану на животе, в глазах её светилось удивление, боль и страх. Она всегда отчаянно цеплялась за жизнь, но сегодня смерть её перехитрила.

Джеймс шёл по знакомым коридорам, он искал выход и не находил. Коридоры, переходы заканчивались тупиками, лестницы выводили на тот же этаж. Равнодушно мерцали огоньки электронных замков на панелях управления, разинутые пасти дверей напоминали одна другую.

— Семен!

Он остановился, замер: решив, что ослышался, неуверенно двинулся вперед.

— Семен, не оставляй меня!

Он рванулся на голос Оксаны, позабыв обо всем, что совершил. Влетел в палату и остановился. Небрежно смятые простыни, подушка, под которой он оставил пистолет. Кровавый след, протянулся по полу.

Джеймс медленно повернул голову, опасаясь того, что увидит. Привалившись к стене, у самой двери сидела Оксана. Светлые волосы, футболка — всё в крови. Стеклянный взгляд светло-карих глаз, источающий пустоту.

Он вцепился в волосы и попятился назад, замер и снова бросился к ней, упал на колени. Подхватил её на руки, сходя с ума от отчаяния. Боль всей его жизни обрушилась разом и с такой силой, что перехватило дыхание.

Весть о смерти отца: «С прискорбием вынужден сообщить, что ваш муж погиб при исполнении, миссис Стивенс».

Отчаяние кошмарного столкновения с теневым миром. Бесконечные убийства, смерть повсюду — руками того, кто поклялся спасать и защищать. Запаянное намертво в саркофаге желание отменить содеянное.

Невозможно.

— Ей уже не поможешь, — рядом стояла Хилари. Она смотрела на него жестко. — Ты убивал и продолжишь убивать.

— Что ты натворил, Джеймс? — голос отца.

Он вздрогнул под пронзительным взглядом светло-серых глаз. Форменная одежда, безупречная выправка. Таким Роберт Стивенс был всегда, сколько Джеймс помнил. Таким же он ушел из дома на последнее дежурство.

— Не слушай их, Семен, — взгляд Оксаны стал осмысленным, губы едва шевелились, на холодных пальцах запеклась кровь. — Ты не такой. Ты не можешь быть таким.

«Я гораздо хуже, Оксана», — хотел сказать он, но её лицо исказилось и поплыло, как парафин с горящей свечи.

В палате стояли измененные: все, кого он убивал. Их лица сливались в бесконечный пестрый калейдоскоп, многих из них Джеймс даже не мог вспомнить. Мужчины и женщины, азиаты, афроамериканцы и европейцы. Повсюду была кровь, она поднималась вдоль стен, как вода в бассейне. Джеймс попытался встать, но чьи-то невероятно сильные руки с силой давили на плечи, не позволяя распрямиться.

С хриплым выдохом он вынырнул из сна, понимая, что лежит на спине, пальцами судорожно сжимая простыни. Тело было напряжено, натянуто, как струна, по лбу струился холодный липкий пот. Джеймс даже не сразу заметил, что уже рассвело.

Оксана заворочалась рядом и сжала его ладонь. Живая и такая близкая, она обняла, погладила ладонью по щеке.

— Плохой сон?

— Что-то вроде.

Он сел на кровати и провел рукой по взмокшим волосам.

— Поговорим? — взволнованно спросила она.

Джеймс покачал головой.

— Точно? — Оксана с тревогой вглядывалась в его лицо и поглаживала руку.

Её внимание теплом растекалось по телу. Послевкусие кошмара отступило, словно и не было его никогда.

— Точно, — подтвердил он, и поцеловал её в губы, — спи.

Оксана светло улыбнулась и откинулась на подушки, по-прежнему сжимая его руку.

Какое-то время Джеймс просто лежал рядом, потом осторожно, чтобы не разбудить, поднялся и вышел.

Было около девяти, но Оксана привыкла спать до середины дня, поэтому Джеймс устроился на диване с книгой: библиотека хозяев коттеджа была приличной. Читать на русском оказалось непривычно, но он сам не заметил, как ушёл в сюжет. Книга «Адвокат» рассказывала о начале девяностых в России, о человеке, который прошел путь от молодого прокурора до лидера бандитской группировки. Главный герой начинал с того, что хотел изменить мир к лучшему, а в итоге сам стал тем, кого отчаянно презирал. Его черно-белый мир разлетелся осколками.

Оборотная сторона жизни не предполагала безусловного зла, она просто была иной.

Дочитать Джеймс не успел — в гостиную вышла сонная Оксана. Взъерошенная, в длинной футболке и босиком. Сначала нахлынула нежность, а следом — желание. Рваные поцелуи, лёгкий запах её кожи, стоны, сбивающееся дыхание. Секс был быстрым, но не менее жарким, чем вчера.

Пока Оксана принимала душ, Джеймс готовил завтрак. Он не знал, с чего начать разговор. Она заслуживала правды, а не спутанных объяснений и обрывочных фраз, которыми он привык объясняться. Все валилось из рук, пару раз он чудом не порезался, хотя с ножом умел управляться и на кухне, и в бою.

Джеймс как раз накрыл на стол, когда она вернулась. На ходу расчёсывая влажные спутанные пряди, Оксана светло улыбнулась.

— Семен, за что мне такое счастье?

Избавиться от отчаянного нежелания разрывать то, что стало ему безумно дорого, Джеймс не мог, но рисковать ей — тем более. Улыбка померкла: она поймала его раньше, чем он успел сказать хотя бы слово. Даже отступила на несколько шагов, будто хотела убежать от того, что ей предстояло услышать.

— Оксана, я оказался рядом не случайно.

— Знаю, — у неё задрожали губы, но она перевела всё в шутку. — Это была судьба.

Джеймс на мгновение застыл. Он мог остановиться, отменить то, что собирался сделать. Но не стал.

— Я расследую убийство Филиппа Ру.

Получилось на удивление легко: щелкнул переключатель, сработал защитный механизм, и чувства отключились. Внутренний наблюдатель отстраненно отметил, как Оксана неуверенно подвинула чашку и опустилась на стул. Удивление в её глазах понемногу сменялось недоверием.

Джеймс готов был услышать все, что угодно, но Оксана молчала. Как и он сам. Тишина раскинулась между ними пропастью, отрезая последний путь к отступлению.

 

11

Оксана проснулась счастливой. Последние дни она не ходила, а летала. Забытое чувство из юности, когда открыты все пути, а каждый новый день начинается с улыбки. Вредина в подсознании нашептывала, что после обязательно случается что-то плохое. Почему-то голосом Саши. Сестра считала, что любовь делает несчастной и зависимой от другого человека, от своих чувств. Оксана отмахивалась от этих мыслей, как от назойливой мухи.

Знакомство с Семеном стало подарком. До встречи с ним она ни о чем по-настоящему не мечтала, крутилась в веренице развлечений и нанизывала бусины беспечных дней на проволоку жизни, один за другим. Мужчины появлялись и исчезали, кому-то нравилась её ветреность, неуемная жажда веселья и отсутствие обязательств, кому-то — секс. Порой она не знала имен тех, с кем проводила ночи. А потом появился Рыцарь, и всё переменилось.

Поначалу Оксану привлекала загадка его неустойчивой силы, и их роман превратился в игру с телохранителем. Она сама не заметила, как развлечение переросло в нечто большее. Семен перестал быть просто интересным попутчиком и стал близким и дорогим мужчиной. Настолько близким, что она решилась отвезти его на Дачу и рассказать о своей тайне. Она привыкла использовать силу, чтобы завлечь очередного мотылька на свет, но рядом с ним увидела другую сторону дара. Спасение родного человека.

Разве она могла винить мужчину, которого любила? Пусть даже за ложь, хотя Семен ей никогда не лгал. Он просто не говорил всей правды.

Доверие либо есть, либо нет. Какая разница, с чего все начиналось? Главное, что есть сейчас. Семен любит её. Оксана чувствовала его, как самое себя. Бабушка сказала то же самое. Подделать чувства было под силу разве что измененным.

Оксана не знала, что делать с откровенностью Рыцаря. В голове крутилось множество вопросов, но она не представляла, о чём именно спросить.

— Ты работаешь на Демьяна? — она перестала терзать чашку и рассматривала столешницу.

— Нет.

Оксана хотела спросить на кого, но поняла, что и это совершенно не важно. Он примет любой ответ, даже обвинения и упреки, но она не злилась на него.

— Ты хотел, чтобы я помогла найти убийцу? — Оксана задумчиво прикусила губу.

— Я рассчитывал через тебя получить зацепку.

— У тебя получилось?

Он не изменился в лице.

— Да.

Оксана не представляла, какую именно. Она в этом не разбиралась, а на детективах всегда начинала зевать. Наверное, что-то связанное с Демьяном.

Она потянулась к Семену, обхватила ладонями его лицо. В серых глазах Оксана видела свое отражение, и надежду.

— Почему ты рассказал мне об этом сейчас? — она боялась услышать ответ.

— Потому что ты мне дорога, и я не могу выйти из игры. То, что произошло с Филиппом Ру — лишь верхушка айсберга. Тебе лучше уехать из Москвы.

Оксана невольно сморгнула выступившие слезы, сердце забилось сильнее. Это было сравнимо с признанием в любви. Она хотела ответить, но в его глазах мелькнуло странное выражение — сомнение в том, что он пока ещё не сказал. Мимолетная радость потускнела. Семен знает об измененных и испытывает судьбу, расследуя убийство француза под носом Демьяна Осипова.

Она отстранилась и сложила руки на груди.

— Я не могу уехать. Демьян запретил мне покидать Москву.

Семен накрыл её руку ладонью и сжал.

— Оксана, ты ему не нужна. Попроси бабушку поговорить с Осиповым. Мне будет спокойнее, если ты окажешься как можно дальше, — он покачал головой и в точности повторил её жест — скрестил руки на груди.

— Тебе обязательно подставляться?

— В моем прошлом осталось много всего, чтобы отступить. Но ты можешь выбраться из болота.

— Мне все равно, что осталось в прошлом. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Давай уедем вместе?

Он промолчал, и ей пришлось запрокинуть голову и долго моргать, чтобы слёзы не пролились. Оксана была не из тех женщин, которые не плачут, но сейчас сама себя раздражала. Не хотелось, чтобы Семен воспринял рыдания, как глупую женскую уловку. Сердце разрывалось на части от страха за него.

Рыцарь глубоко вздохнул, подошёл и сжал её руки.

— Ты готова отказаться ото всех и скрываться в другой стране под чужим именем? Долгие годы — всю жизнь, без малейшей возможности открыто связаться с близкими? Для семьи я мертв несколько лет. Ты хочешь такой жизни?

Первым порывом было согласиться на все, только чтобы остаться с ним. Он не шутил и не пытался отделаться, и ждал ответа не меньше неё самой — она это чувствовала. В нём шла борьба желания поступить правильно и чувства, которому сложно отказать даже под самым жестким натиском здравого смысла. Чувству к ней.

Оксана медлила, рассматривая их сплетенные пальцы. Стоит сказать: «Да», — и вся её привычная жизнь рухнет. Рыцарь был ей дорог, но оставались еще бабушка, Саша, отец, братья. Разве могла она отказаться от родных? Сбежать, не сказав им ни слова, ничего не объяснив, скрываться до конца жизни.

Семен храбрый и сильный, но у неё не хватит смелости. Оксана понимала, что струсила, но ничего не могла с собой поделать.

— У меня есть время подумать? — прозвучало жалко.

— Ты уже решила, Оксана.

Семен разжал руки и отошел, мгновенно становясь чужим и далеким. Как в начале их отношений, в ночь первой встречи. На столе остывал завтрак, кофе в чашке уже давно не дымился, но Оксана понимала, что подавится первым же кусочком еды.

Она поднялась, подошла к Семену и обняла его со спины. Он был напряжен, хоть и старался этого не показывать.

— Семен, дело ведь не во мне, да? Ты сам не хочешь такой жизни?

— Теперь мало что зависит от моего желания.

— Почему?

Вопрос сорвался раньше, чем Оксана успела его остановить. Когда-то она дала себе зарок не спрашивать Семена о прошлом, и нарушать не хотела. Что бы ни произошло, поправить это уже нельзя, так к чему терзать и его, и себя? Тем не менее Оксана не могла избавиться от назойливой мысли, с какой стати Рыцарь взялся за дело, связанное с измененными.

— В моей жизни много жестокости и грязи. Я сделал много зла, Оксана.

Прошлое не имело значения, и всё же она поёжилась от холода, пробежавшего по спине после его слов. Что такого сделал Семен, после чего пути назад уже нет? Ей стало страшно, но Оксана только крепче прижалась к нему и растеряно прошептала:

— Что же нам делать дальше?

— Оксана, — он сжал её руку и через силу вытолкнул страшные слова, — дальше «нас» уже не будет.

Наотмашь хлестнуло чувствами Семена. Внутри что-то надорвалось, и сейчас ментальная кровь била фонтаном. Раньше Рыцарь умело закрывался от неё, но теперь их связь окрепла. Тем страшнее происходил разрыв. Плавились ростки привязанности, вплетенные друг в друга, разлетались раскаленными брызгами по беззащитной без привычной брони душе. Она чувствовала его боль как свою, и с трудом удержалась на ногах. На глазах снова выступили слёзы, и она порадовалась, что Семен не видит её лица.

Оксана все-таки всхлипнула, не в силах вынести их общую муку. Чувство, светлое и окрыляющее, подстегивало бороться, но совсем некстати вернулась прежняя Оксана. Она всегда плыла по течению, и сейчас отчаянно хотела забиться в темный угол, где никто и ничто её не ранит. Этой Оксане хотелось ударить Семена, наговорить гадостей, накричать. Она отпрянула от Рыцаря, а он не удерживал, даже не обернулся.

Оксана медленно возвращалась в спальню, втайне надеясь, что он последует за ней, но за спиной было тихо. Столик у потухшего камина, книга на диване. Семен читал её, когда она утром вышла к нему. Одежду они собрали ещё вчера, но в памяти оживал треск поленьев, уютное тепло, нежность и сила прикосновений. Желание вернуться, обнять его и никогда не отпускать становилось невыносимым, но ему не нужны были утешения и любовь. Рыцарь вычеркнул её из своей жизни, как всех близких.

Кого она пыталась обмануть? У чувствующих не случалось счастливых историй любви. Их дар — сплошное проклятие, если не так, то иначе. Её привычный мир рухнул в ночь убийства француза, но ничего изменилось. Она продолжала беззаботно порхать по жизни — от цветка к цветку. Потом появился Семен, но у неё не хватило смелости жить рядом с ним — ведь для этого нужно было отказаться от стабильности и уверенности в завтрашнем дне!

Оксана наплакалась вволю, попеременно ругая себя и его, собрала вещи, умылась и попросила Семена отвезти её домой. Они уже все сказали друг другу, и никто не стремился завязать разговор. Если бы не радио, отвлекающее от грустных мыслей, Оксана сошла бы с ума. Когда ведущий бодрым голосом пожелал потрясающего вечера, ей показалось, что он издевается.

Дорога на обратном пути невыносимо растянулась. Оксана обрадовалась, когда Семен остановил машину возле её дома. Хотелось позорно сбежать, только чтобы не чувствовать его боли и вины. Хотелось обнять и попросить прощения, поблагодарить за чудесные дни, проведенные с ним, но Оксана истуканом застыла на сиденье. Маленькая девочка внутри топала ножкой и напирала на обиду.

Осознание того, что это последняя встреча, доходило до неё постепенно. Они больше не увидятся, Семен не станет отвозить её на работу, приезжать на ужины, смеяться и внимательно слушать всякую чепуху, о которой она способна говорить часами. Она не посмотрит в его глаза, не почувствует странное сочетание силы с нежностью и вниманием. Они никогда не потанцуют, не поедут летом в канатный городок.

Зато останется бабушка, у которой Оксана привыкла «отмечаться» из месяца в месяц. Саша по-прежнему будет называть её легкомысленной дурой, а отец звонить раз в полгода, чтобы убедиться, что ей хватает денег и сказать, что скучает. Останутся клубы, танцы и похоть, многочисленные любовники, и в каждом из них Оксана тщетно будет искать его черты.

Семен открыл ей дверь машины и протянул руку. Тепло его ладони было настолько родным, что Оксана с трудом поборола желание заключить Рыцаря в объятия.

— Прости меня, Оксана. И спасибо за наши дни.

Оксана встрепенулась, услышав в его голосе свои мысли. Зацепилась за слово «наши», как за спасательный круг. Он сказал, что «их» больше нет, но чужие люди так не расстаются.

В глазах Рыцаря застыло искреннее сожаление об утраченном. Сожаление и упрямство, силу которого она оценила в первую ночь их знакомства. Он не откажется от своих слов и не отступится, хоть падай ему в ноги и умоляй.

— Мне не за что тебя прощать, — Оксана подалась вперед, целуя его в губы. Их последний поцелуй, в который она вложила всё отчаяние, нежность и надежду. — Обещай, что вернешься ко мне, если передумаешь.

Он не ответил, но, по крайней мере, она попыталась.

Оксана, не оглядываясь, шла к подъезду. Семен сел в машину — она слышала, как хлопнула дверца и зашумел двигатель, но автомобиль не тронулся с места. Она знала, что Семен тоже прощается с ней: сейчас и навсегда.

Оксана отсекла его от себя: чувствовать это и дальше становилось невыносимо. Ноги подгибались, а на вдохе грудь перехватывало спазмом. Она пыталась глубоко дышать, но тогда наружу рвались крики. Домофон отозвался противным писком, и раскрытая пасть подъезда приняла её в свой полумрак. За спиной захлопнулась дверь, разделяя их.

Оказавшись в квартире, Оксана бросилась к окну, но Семен уже уехал. Плотина терпения прорвалась, и хлынули слезы. Она сползла на пол, судорожно всхлипывая и растирая глаза кулаками.

Часы её счастья остановились сегодня.

 

12

Правду говорят, что беда не приходит одна. Новости от Насти, которая его замещала, не радовали. Она с трудом справлялась с припадочным инвестором, который требовал личной встречи с ним, и внезапно возникшими проволочками с землей под застройку. Несмотря на запреты и предостережения врача, Демьян все-таки поехал в офис. Общение с партнером, обеспокоенным срывом сроков, радости не доставило, но проблему нытья решили. Демьян и сам не терпел бюрократию, но ещё больше он не выносил скандальных мужиков. Не всегда получается обойти острые углы, но умение держать удар — черта породы.

Лечащий врач был недоволен тем, как идёт восстановление. Для мужчины его возраста он слишком медленно поправлялся. Загвоздка заключалась в том, что Демьян не был обычным человеком. Прогнозы выводили из себя, и он знал, почему. Примеры Элизабет Мур и Кости Лезина совсем не вдохновляли. Эльза говорила, что у Вальтера тоже пошатнулось здоровье, а сколько тех, кто об этом просто молчит или ещё ничего не заметил?

Демьян действительно медленно шёл на поправку, даже для человека. Слабость накатывала внезапно и не отпускала подолгу. Головокружения и тошнота после сотрясения, не прошли до сих пор. Временами выпадало зрение, а ребра продолжали болеть. На последних снимках перелома запястья тоже не было ничего утешительного. Демьян понимал, что начал сдавать, и чёртова авария, кем бы она ни устроена, подстегнула этот процесс.

Единственной отдушиной оставалась Ванесса. Умная, сексуальная, она умела быть жесткой, но с ним её женственность перекрывала деловую хватку и личные интересы. Они почти не говорили о покушении. Однажды Ванесса все же спросила о том, что произошло в ту ночь, и в её вопросе Демьян прочёл нечто большее, чем готов был услышать. Небезразличие. Ему нравилось, как она говорит о Москве и её искренность. Рядом с ней он оживал.

Анжела не раз заговаривала о том, что столь частые визиты выглядят непристойно, что пойдут слухи. Демьян понимал, что она права, но Ванесса была ему нужна. В отличие от остальных, она не носилась с ним, как с писаной торбой, и рядом с ней он неизменно чувствовал себя на высоте. Ради неё Демьян послал ко всем чертям правила приличия, всё современное общество с его фальшивым ханжеством и двойную мораль Анжелы. Он до сих пор не был уверен, что она не ведет игру за его спиной, на пару со Стрельниковым. Недоверие по-прежнему оставалось на уровне подозрений. Звоновский не нашёл ничего, но легче не становилось. Измененные умели заметать следы.

Как бы Демьян ни противился, именно с Михаилом ему хотелось поделиться сомнениями. Словно по старой памяти, когда он обращался к нему за советом, и несмотря на колоссальную разницу в возрасте, вовсе не считал это зазорным. Тем ужаснее было знать, что именно Стрельников мог подставить Вальтера. Возможно, и не только его. Мысли о том, что покушение — дело рук Михаила, напоминали болото. Чем больше пытаешься от них избавиться, тем быстрее погружаешься в гнилую тину, из которой не выбраться.

Михаил вернулся из Европы внезапно, и без звонка, приехал к нему.

Стрельников всегда казался Демьяну невероятно светлым, но нынче от былого мало что осталось. Нахмуренные брови, опущенные уголки губ и уставший взгляд. Боязнь быть раскрытым и проиграть или искреннее желание помочь выпутаться из паутины, которая липкой дрянью растянулась над Москвой со дня смерти Филиппа?

— Я нашел Лоранс, Демьян. Во Франции, на их с Филиппом вилле. Она мертва. Якобы отравилась. Бутылка кальвадоса и снотворное. Списка при ней, разумеется не было.

Демьян откинулся на спинку кресла, здоровой рукой ослабил галстук.

— О чем ты хотел поговорить со мной в тот вечер?

— О ней. Я узнал, что она в Европе. Возможно, если бы вылетел в тот же вечер, застал бы живой.

Уголок губ невольно дернулся. Как всё замечательно выходило, просто один к одному. Измененные умели прятаться и выжидать, но он рассчитывал найти Фелисию и увидеть картину в целом. Нынче все ещё больше запуталось. Плюс очередное убийство. В Штатах и Азии этому явно не обрадуются — список утрачен.

— Зачем ты просил Сашу следить за мной? Почему не спросил прямо?

От старшей Миргородской не было никакого толка. Гонора у неё на целый выводок себе подобных, а среди талантов разве что умение раздвигать ноги. Какой надо быть дурой, чтобы при своих способностях позволить Стрельникову разглядеть в ней наблюдательницу?!

Демьян не стал ходить вокруг да около.

— А ты бы спросил? — усмехнулся он.

Михаил ответил не сразу, пристально глядя в глаза. Умение Стрельникова держать удар Демьян ценил.

— Я сожалею о том, что произошло много лет назад и хотел бы это изменить, но прошлого не вернуть.

— Мне наплевать на прошлое, Миша, — Демьян подался вперед и поморщился от боли, пристально посмотрел на него, — а вот настоящее расстраивает. Вальтера вытащили из норы на мое имя, и вариантов, кто мог этому поспособствовать, не так много.

Михаил нахмурился, словно хотел что-то сказать и в последнюю минуту передумал. Взгляда, так или иначе, не отвел.

— Анжела обеспокоена тем, что Рэйвен ведет нечестную игру, используя Ванессу Нортон, — он по-прежнему был спокоен и держался со свойственным ему дружелюбием.

Это «спокойное расположение» Демьян уже наблюдал, когда стараниями Михаила Клара отправилась в Орден, и все они оказались под угрозой. Но Клара и Вальтер — не одного полня ягоды, и ситуация нынче другая в корне.

— При чём здесь Анжела?

Стрельников невесело усмехнулся.

— Она уговаривала меня оградить тебя от влияния Ванессы Нортон.

Он не сказал «как в свое время от Клары», но Демьян услышал эти слова в затянувшемся молчании.

Стрельников продолжал хмуриться:

— Меня напрягает дружок Оксаны Миргородской. У парня взгляд, как у измененного после голодной недели. Я ничего не нашел, но…

Демьян вспомнил свои ощущения от Тихорецкого. Он знал о нем гораздо больше, чем рассказал Михаил. Пристальное внимание к персоне ухажёра Оксаны не прошло даром. В ночь покушения Тихорецкий исчез в неизвестном направлении, а к утру следующего дня вернулся. В начале апреля он ездил в Кельн, к Зольнеру, после в Ньюкасл, на встречу с директором местного рекламного агентства. Звоновский лично отправился в Германию, чтобы всё выяснить, но в живых Зольнера уже не застал. Автомобильная катастрофа. Вокруг Тихорецкого тоже творилась какая-то чертовщина.

Кем бы этот загадочный Семен ни был, он явно знал о мире измененных. Кто-то со стороны американцев или третьей стороны? Тихорецкий засел глубокой занозой, не менее болезненной, чем возможное предательство Михаила. Он перестал видеться с Миргородской, но из Москвы не уехал, и Демьян просил Звоновского докладывать о каждом его шаге. Пока не было ничего интересного, но вода терпения точит любой камень.

— Знаю, что под подозрением сейчас каждый, — нарушил его мысли Михаил.

«Даже я», — повисло в воздухе.

— Поверь мне, Демьян. Я сделаю все, чтобы тебе помочь.

— Там будет видно.

Демьян не хотел продолжать, тем более притворяться и терпеть Михаила — до той поры, пока вина его не докажут или же пока он не убедится в обратном.

Звоновский постоянно докладывал о том, как идут дела в расследовании событий той ночи. Одну машину удалось найти сразу — чёртову «Праду», о которой Виктор не сказал сразу и за это поплатился жизнью. Она числилась в угоне, фальшивые номера принадлежали пожилой даме, которой зять прикупил подержанный «Опель» для поездок на дачу. Со второй оказалось сложнее, но до неё тоже добрались. Искореженное авто с питерскими номерами покоилось на стоянке после страшной аварии, в которой погиб его владелец, мелкий «бизнесмен». Кто-то достаточно грязно обрубал все концы. Видимо, нервничал и торопился.

Раздражение сейчас вызывали все и вся. Сопровождающие повсюду телохранители, бюрократия, бесконечное нытье Анжелы и вынужденное одиночество. Он уже подумывал о том, чтобы перебраться на квартиру. Останавливало только одно: невозможность перевезти с собой импровизированную армию, охраняющую их дом. Снова оказаться под прицелом пока ещё неведомого противника Демьяну не улыбалось.

В конце месяца он пригласил Рэйвена к себе. Встречу назначили на вечер, потому что днем Демьян ездил в офис. Он рассчитывал полностью войти в ритм в мае, и не давал себе послаблений, несмотря на мерзкое самочувствие.

Когда он вернулся, до встречи оставалось немногим более часа. Демьян успел только принять душ и переодеться: в нынешнем состоянии это занимало немало времени. Он спустился в кабинет и от души выругался — так, что даже стоявший за дверьми охранник заглянул убедиться, что всё в порядке. Перед уходом Демьян просил Анжелу убрать с его стола бумаги, но она ничего не сделала. Из-за этой дуры ему придется встречать Рэйвена в неубранном кабинете!

Демьян собирал папки со стола и морщился от боли. Снова заглянул охранник и доложил, что Рэйвен уже в приемной. Анжела не показывалась, даже не встретила, когда он вернулся, чему Демьян искренне радовался. Ежели он сорвётся, мало ей не покажется.

— Зови, — резко отозвался он, и, когда тот вышел, вспомнил, что все ещё держит в руках папки. Скрипнув зубами, Демьян открыл верхний ящик стола и швырнул их туда. Одна из фотографий вылетела и скользнула на пол к окну. Как раз, когда охранник открыл дверь американцу.

Рэйвен выглядел как человек, отличающийся страстью к модным костюмам и вниманием к своей персоне. В мире людей он обладал немалым могуществом, а оказавшись перед крупным хищником, вёл себя вызывающе и нагло. Защитная реакция и правило нападать первым. Он лениво обвёл взглядом кабинет и протянул Демьяну руку.

— К тебе подобраться сложнее, чем к Президенту, — в голосе звучали показное недовольство проверкой и искреннее восхищение системой охраны.

— Тем ценнее возможность со мной пообщаться, Джордан, — спокойно отозвался Демьян, пожимая ему руку, — прошу.

Американец растянул губы в одобрительной улыбке.

— Нам нужно многое обсудить… Ты обронил это.

Рэйвен заметил фото, лежащее на полу, поднял и бросил на него быстрый взгляд.

Демьян не успел поблагодарить. Джордан слегка побледнел, нахальная улыбка сползла с его лица, как измененный с обескровленной жертвы.

— Откуда это у тебя?

Демьян взял фотографию из его рук. Тихорецкий крупным планом.

— Старый знакомый? — жестко спросил он.

Вопрос был лишним: изумление гостя говорило само за себя. Всё-таки знакомый Рэйвена. Американцу придется многое объяснить.

— Я не настолько сумасшедший, чтобы связываться с ним, — хохотнул Рэйвен, на лицо вернулась хищная маска. — Значит, ты за этим меня сюда пригласил?

Демьян непроизвольно сжал фото в руке: так, что сминающиеся края больно впились в ладонь. Он думал, что Рэйвен знает чуть больше, чем готов поделиться. Самую малость. Оказывается, гораздо больше.

Чертов американец чувствовал свое превосходство, потому и вел себя, как паяц на городской площади.

Демьян отстраненно и бесстрастно предложил Рэйвену сесть и только после этого произнес: четко, выделяя каждое слово:

— Кто этот человек?

Рэйвен устроился в кресле напротив и прищурился. Второй раз Демьян прочёл замешательство на его лице.

— Джеймс Стивенс, — указав на фото, Рэйвен выдержал драматическую паузу и продолжил. — Больше известный как Бостонский Палач.

— Вот как.

О Бостонском Палаче заговорили перед чумой. Один из лучших ликвидаторов Ордена. У Демьяна было двойственное мнение на сей счет. С одной стороны, в последние десятилетия Орден устроил настоящую «охоту на ведьм». С другой — на фоне общей нестабильности молодняка, попыток изменения направо и налево и создания «могучих» кланов, это было вполне оправдано.

Палач идеально подходил на роль убийцы, разве что его натаскивали на измененных, а Филипп и Фелисия были людьми. Равно как и он сам.

— Как вы познакомились, Джордан? — Демьян говорил мягко, без нажима, но его настроение звучало в интонациях слишком явно, чтобы не заметить.

Рэйвен перестал ухмыляться и принял деловой вид — насколько это вязалось с его франтовством.

— По моему приказу он следил за одной девицей, бывшей измененной, — объяснил Рэйвен. — Естественно, тогда я не знал, кто он на самом деле. Нанимая парня, я проверил его прошлое, которое оказалось фальшивым.

Чутьё не подвело, но поводов для радости Демьян не видел.

«В том, что касается прошлого, его легенда весьма убедительна», — подумал он. Провернуть такое в одиночку не под силу. Непонятно, что проверял Рэйвен, но в случае с Тихорецким придраться было не к чему. Кто за ним стоит? Орден или Палач подался в наёмники, одержимый убийством бывших измененных?

— Джордан, мне придется вытягивать из тебя по паре предложений в час? Как это произошло, когда, зачем он к тебе подбирался, откуда твоя осведомленность и почему вы оба остались живы — зная о прошлом друг друга?

Рэйвен откинулся на спинку кресла и наконец-то изволил говорить.

Полтора года назад он вышел на человека, который рассказал о проекте по разработке жизнеспособного вируса. Дэвид Кроу якобы работал на Вальтера и не отказался от выгодного предложения. Рэйвен заключил с ним сделку, согласно которой тот приведет его к Вальтеру. Чтобы спектакль вышел убедительным, Джордану пришлось следить за учёным и его подружкой. Когда он все же добрался до исследовательского центра, выяснилось, что настоящий Вальтер давно почил с миром, а место занял обычный человек, мнящий себя новым богом. Джеймс Стивенс затесался в историю только потому, что его жена тоже оказалась в числе жертв эксперимента. Палач тоже добрался до Острова, но жену спасти не успел.

Фонтан красноречия Рэйвена не иссякал долго, будто он вознамерился рассказать ему обо всем с начала времен. Демьян догадывался, что причина откровенности — список имён. Американец на многое пойдет, чтобы заручиться его поддержкой и войти в круг доверенных лиц. И оказаться рядом, когда он объявит преемника.

— Я оставил подробности по проекту до личной встречи, потому что копают скорее всего под тебя. Убить Филиппа могли где угодно, но это произошло в Москве.

Демьян пропустил очередную наглость мимо ушей. Американец мастерски блефовал. На Рэйвена переведут не меньше стрелок, особенно если узнают о проекте, который он утаил и упустил за спинами остальных.

История с Кроу откровенно напоминала ловушку. Кто-то хотел похоронить все данные о проекте на Острове, и изначально не желал, чтобы тот оказался успешным. На роль исполнителя отлично подошёл Сантоцци: у него были все ресурсы, чтобы закопать Лоуэлла под своим детищем. Скорее всего, на американца вышли через Марию Воронову, с которой он крутил интрижку нескольких десятилетий. Рэйвен повелся, как мальчишка в песочнице, которому пообещали новенький велосипед.

Демьян хмыкнул, но это была скорее дань уважения неизвестному противнику, нежели чем оценка умственных способностей Сантоцци. Про таких обычно говорят: «Сам себя перехитрил».

— Расскажи мне про Мартина Штерна, Джордан. Про Джеймса Стивенса тоже. На что способны эти ребята? Чего они стоят? Как думают?

— Со Штерном я общался мало, а видел и того меньше. Кроу постоянно менял команду. Мне даже не удалось с ним поговорить, исчез раньше. Что касается Палача, Стивенс не зря получил свое прозвище. Я не встречал более одержимого парня. Разве что тех, кто совсем умом тронулся, если ты меня понимаешь. Смерть жены его подкосила. В последнюю нашу Стивенс обвинил себя в её гибели. Мне показалось, он утратил цель, а фанатик без цели — пороховая бочка.

Тихорецкий — Бостонский Палач. Его жена, бывшая измененная, стала пленницей Лоуэлла и погибла на Острове. Все интереснее и интереснее. Открытым оставался вопрос, как вышли на Филиппа и Фелисию. К Рэйвену они не имели отношения, в списке Вальтера их не было.

— Стивенс стал бы работать на третью сторону?

— Палач — настоящий псих, но никакие деньги не заставят его бесцельно убивать. Ему нужен весомый стимул или хороший кнут.

Джордан усмехнулся своей шутке, но поймал взгляд Демьяна и спросил уже серьёзно:

— Думаешь, это он прикончил Филиппа? Орден продолжает охоту на ведьм?

— Насколько я знаю, лавочку Ордена давно прикрыли.

Демьян задумчиво посмотрел на Рэйвена — американец навел его на одну невеселую мысль. Возможно, выжившая измененная была не единственной, и Орден снова в деле. Они могут прочёсывать списки в поиске сохранивших силу, а Михаил передаёт им имена одно за другим. Гадать можно до бесконечности, но они не на «Битве экстрасенсов».

Демьяна захватил азарт: спустя долгие мытарства он наконец-то подобрался к важной отправной точке. Предвкушение хищника, выследившего добычу. Попустительство Анжелы с бумагами обернулось благодатью. Джеймс Стивенс — их единственная серьёзная зацепка за месяцы блужданий впотьмах.

После ухода Рэйвена он первым делом набрал номер Звоновского. Новая встреча с Палачом состоится в менее приятной обстановке, но он должен протянуть подольше.

— Гена, забирайте Тихорецкого. С ним могут возникнуть проблемы, учти.

— Он нужен живым? — уточнил Геннадий.

— Да.

 

13

Последние дни прошли словно в тумане. Она знала, что когда-нибудь отношения с Семеном закончатся, но к разрыву оказалась не готова. Оксана уволилась из клуба, закрылась в квартире, рыдала и смотрела грустные фильмы, вдобавок ко всему свалилась с гриппом. Оксана даже радовалась высокой температуре. Горячечный дурман не позволял размышлять о том, что могло быть, и чего уже никогда не будет.

Как назло, Москва расцветала. Ночами ещё приходили холода, но днём было тепло и солнечно. Все чаще во дворе мелькали парочки — или Оксана просто обращала на них внимание. Из распахнутого окна тянуло свежестью — той неповторимой весенней свежестью, под которую пробуждается и природа, и чувства. Той, что сводит с ума, будоражит и толкает на прекрасные глупости. Небо становится выше, деревья оживают листьями, а переливчатые трели птиц зовут гулять от рассвета и до заката.

В этом году Оксана не хотела такой весны. Впервые за всю жизнь она вообще не желала очнуться от спячки. Пусть так — серо, тускло и холодно, зато не больно.

Спустя несколько дней вялых откликов на вопросы бабули по телефону, к ней заявилась Саша. Оксана порадовалась, что накачалась лекарствами: из носа не текло, она держалась на ногах, но главное — было всё равно, с какой гадостью сестра приехала на этот раз. Кутаясь в темно-серую шерстяную кофту, Оксана отступила от двери, пропуская Сашу.

— Это какой-то злобный вирус, так что лучше держись подальше.

— Я тоже рада тебя видеть.

Она пожала плечами.

— И как ты только умудрилась заболеть? — Саша захлопнула дверь и прошла на кухню.

У чувствующих был на редкость сильный иммунитет — подарок от «братьев по крови» измененных, но её подкосило расставание. Болезнь обрадовалась, вцепилась когтями и не желала отпускать. Если говорить честно, Оксана и сама не хотела с ней разлучаться. Ведь это значило, что придется вернуться к обычной жизни.

Саша поставила пакет на стул и обернулась.

— Ты ещё тут? Живо в постель!

Спорить с сестрой не было ни сил, ни желания. Оксана закатила глаза и отправилась в гостиную, где коротала дни. Большой диван и огромный тёплый плед — уютная нора, в которой можно было позабыть о разрыве с Семеном. Стоило вспомнить, как он впервые пришёл к ней сюда, и на глаза невольно навернулись слезы. Сразу вернулся и насморк, но к счастью под рукой оказались капли для носа и коробка с сухими салфетками.

Оксана взяла со столика раскрытый журнал и попыталась читать. Придётся терпеть ещё и Сашу. И чего это на неё нашло? Она вспоминала о том, что Оксана есть только по большим праздникам, а сегодня решила поиграть в заботливую сестрёнку. Да после такого сиреневый дождь пойдет.

Саша уютно копошилась на кухне: негромко звякали чашки, шелестел закипающий чайник, поползли запахи цитрусовых и травяного чая. Это напоминало детство, когда бабушка зимой готовила для них горячие фруктовые напитки. С такими мыслями Оксана пригрелась и задремала.

Она проснулась спустя пару часов, но Саша все ещё была рядом. Сидела на соседнем кресле, изящно подогнув ноги и читала журнал. Оксана не шевелилась, исподтишка наблюдая за ней. Саша не разбудила её и не ушла. Вот уж действительно, очевидное и невероятное!

— Ксанка, я знаю, что ты не спишь.

— И давно?

— С тех пор, как ты старательно таращилась на электронные часы на полу и чуть не окосела.

Саша отложила журнал, поднялась и скрылась на кухне. Снова зашипел чайник. Оксана потянулась и села, облокотилась на спинку дивана. Какой ещё сюрприз её ожидает? Почему-то от заботы стало так приятно и тепло, что снова захотелось плакать.

Сестра вернулась с подносом в руках. На нем дымился чай, лежали нарезанные дольками фрукты и булочки с корицей. Саша никогда и никому не готовила! Оксана потёрла кулаками глаза, изображая удивление, в ответ та показала ей язык. Это стало последней каплей: Оксана не выдержала и рассмеялась.

— Подцепить заразу в твоем случае — это дар, — хмыкнула Саша, хлопнув Оксану по руке, когда та потянулась за подносом.

— Я вообще кладезь талантов.

— Точнее и не скажешь.

Саша разлила чай по чашкам, поставила блюдо с фруктами поближе к ней.

— Ксанка, в чем дело? С твоей жизнью вообще ни о чем думать не приходится, а ты выглядишь как жертва Освенцима.

— Не будь занудой, — проворчала Оксана и отпила обжигающего чая. Её начинало знобить, но жгучий имбирь согревал. — Может, мне не нравится такая жизнь.

— Так я давно тебе говорила — займись делом, — Саша взяла свою чашку, — не хочешь связываться с модой и красотой, открывай свою студию, учи богатеньких девочек танцам. Все лучше, чем задницей крутить в ночном клубе.

Оксана подавилась чаем и закашлялась. Наша песня хороша, начинай сначала. Раньше она всегда злилась, но сегодня, как ни странно, только кивнула.

— Ты права. Я веду бесцельную и глупую жизнь.

У Оксаны были все возможности стать кем-то. Деньги, связи и поддержка близких, но вместо этого она прыгала из постели в постель и «крутила задницей в ночном клубе». Она может заниматься чем угодно, но ничто не вернет ей Рыцаря.

Снова выступили слезы, и она быстро оттерла из рукавом.

— Ксанка… — Саша подошла и села на край дивана. — Это не повод реветь. Никогда не поздно взяться за ум. Я тебе помогу и все наладится.

Оксана хотела сказать, что её жизнь разрушена до основания, но потом вспомнила, как сестра относиться к Семену. Не хватало ещё слушать «Я тебе говорила!» — поэтому вместо ответа она подалась вперед, обняла Сашу и горько разрыдалась. Обычно она плакала одна или в присутствии бабули, но сейчас не сдержалась. Саша замерла, но потом неуверенно прижала её к себе. В другой раз Оксана бы даже рассмеялась тому, что ей удалось ошеломить сестру нежностью, но только не сегодня.

Саша была не сторонницей сюсюканий, поэтому отстранилась довольно быстро и нахмурилась, глядя на неё.

— Только не надо устраивать Вселенский потоп… — она вдруг осеклась. — Ну нет! Из-за своей непристроенности ты бы так не рыдала. Это все тот психопат, да? Он что, тебя обидел?!

Саша вскочила. Глаза её яростно сверкали, в силе чувствующей зарождался смерч.

Оксана покачала головой и громко высморкалась в бумажный платок.

— Между нами всё кончено, — получилось сдавленно и жалко.

— Наконец-то! Давно надо было его бросить!

— Это не я с ним рассталась. Так что можешь радоваться.

— Думаю, тебе стоит радоваться… — Саша снова осеклась и выглядела озадаченной. Она явно не представляла, как это: кто-то расстался с Оксаной, и не по её велению.

— Я все равно люблю его, и мне невероятно паршиво.

— Любишь?! Его?! Ксанка, опомнись!

— Неважно.

Оксана допила чай, сползла на диван и накрылась пледом, показывая, что разговор закончен. Не осталось сил спорить или пререкаться. Воспоминания о Семене отзывались тупой болью в сердце, и она чувствовала невероятную усталость. Хотелось, чтобы Саша оставила её страдать в одиночестве, а после на пороге появился Рыцарь с букетом цветов. Он бы позаботился о ней. Он всегда знал, что ей нужно. Каким-то десятым чувством или просто угадывал.

Саша не настаивала, покопалась в дисках и включила фильм «Секс по дружбе». Удивительно, но Оксана не помнила, чтобы они раньше вот так добровольно проводили время друг с другом. Сюжет фильма постоянно ускользал.

Вспоминались слова Семена про то, готова ли она отказаться от близких. Во время горячих ссор с Сашей, Оксана считала, что легко проживёт без взбалмошной сестры и обойдется без надоевших наставлений бабули, но ни разу в жизни она не думала об этом всерьёз. Чтобы просто взять и порвать всё разом? Нет, это слишком жестоко.

Когда Саша ушла, Оксана снова почувствовала себя неуютно. Все здесь напоминало о Семене, а сейчас — о его отсутствии. Он успел стать частью её жизни, и теперь в сердце осталась огромная зияющая дыра. Семен так и не позвонил, а она не решалась набрать его номер. Что они могли сказать друг другу? Наверное, со временем она привыкнет с этим жить, если раньше не умрет от обезвоживания. Откуда берётся столько слёз?

К концу недели Оксана начала поправляться, но ощущала себя полностью разбитой и опустошенной. Природа чувствующей требовала секса, организм умолял выйти на улицу и немного проветриться, но она упорно сидела дома. Саша звонила каждый день, спрашивала о самочувствии. Оксане хотелось ответить, что задыхается в четырёх стенах, но незнакомка её голосом бодро отвечала, что все в порядке.

В один из дней добровольного затворничества Оксана не выдержала, и сама позвонила сестре. Саша согласилась приехать на удивление быстро.

Готовить что-либо сил не было, поэтому Оксана просто заказала еду в ресторане, как делала всё это время. Накрыла на стол, переоделась и пошла в душ. Отражение в зеркале временами просто ужасало. Болезнь и без того сказалась на ней не лучшим образом, а отсутствие секса добивало. Она похудела, осунулась и впрямь выглядела так, будто провела месяц в концлагере. К приходу сестры Оксана привела себя в порядок, но блеск для губ и румяна не спасли. Обвести Сашу вокруг пальца не получилось.

— Ксанка, что ты с собой творишь?!

Сестра поставила пакет в угол прихожей и шагнула к ней.

— Что там? — попыталась перевести тему Оксана, но Саша цыкнула на неё.

— А ну, пойдем.

У Саши были идеальные, ухоженные руки. Когда она сжала её пальцы, желанная сила ударила по сознанию сильнее самого крепкого алкоголя. Оксану затрясло, как наркоманку при виде дозы, она невольно потянулась за светящейся нитью, чувствуя, как в неё вливается жизнь. Восторг, который она испытывала, был сравним разве что с ярким оргазмом. Когда Саша пережгла нить, Оксана испытала страшное разочарование, а следом — стыд.

С детства её учили, что сдерживать себя гораздо страшнее, чем переусердствовать. После вынужденного голодания можно подсесть на энергию, как на наркотик, когда будет хотеться все больше и больше. Потеряешь контроль, а там и до убийства недалеко.

— Прости, — Оксана облизнула пересохшие губы, пряча взгляд.

— Тебе на дом мужиков таскать что ли?

— Извини, — повторила она.

Саша плотно сжала губы, прищурилась и стала похожа на бабушку.

— Ладно уж. Пойдем.

В пакете оказались Куантро, Бакарди, апельсины и лаймы. Почти полный набор для «Дерби Дайкири».

— Займись сахарным сиропом, — скомандовала Саша, — у тебя есть лёд? Надеюсь, после наших посиделок тебе полегчает. Особенно после того, что я расскажу. Мне так точно стало спокойнее.

Оксана замерла с пачкой сахара в руках. Что могло обрадовать Сашу, а заодно и её саму? Обычно поводы для радости у них были совершенно разные.

— Что случилось?

— Не знаю, как, но твой бывший умудрился перейти дорогу Осипову, — довольно сообщила Саша, открывая холодильник, — я говорила с Мишей, сказала, что неплохо было бы ему наподдать за тебя. Он сказал, что я опоздала, и что этот псих больше никому не создаст проблем. Миша подробности не рассказывал, но я ведь и сама не дура.

Саша перевела дух и многозначительно посмотрела на неё.

— Я только надеюсь, что они ему не слишком быстро оторвали голову за всё, что он устроил.

Кухня резко покачнулась. Оксану замутило, и свет померк перед глазами. Если бы не Сашина помощь, она свалилась бы в обморок. Вцепившись руками в столешницу, Оксана смотрела прямо перед собой, отказываясь верить услышанному. Сашин голос доносился издалека, но она не разбирала слов, лицо сестры расплывалось перед глазами.

Закрыв уши руками, Оксана попятилась.

— Нет, нет, он ничего не сделал, нет, — повторяла она, как заведенная. — Нет!

Голос Оксаны сорвался на крик, и она закашлялась. В ушах звенело, а сердце рухнуло в пропасть, и где-то там продолжало биться, истекая кровью. Она метнулась в спальню, открыла гардероб и достала подаренный Сашей костюм.

Не обращая внимания на вбежавшую в комнату сестру, она пыталась расстегнуть кофту. Дрожащие руки отказывались подчиняться, но Оксана упорно колупалась над пуговицами.

— Ксанка…

— Я должна поговорить с Демьяном! Сказать правду!

— Сдурела?! — Саша резко шагнула к ней. — Демьян с тобой не станет разговаривать — особенно об этом.

— Я почувствовала убийцу, понимаешь?! В ту ночь! Он был там! — Оксана зажмурилась, перевела дыхание и открыла глаза. — Семен оказался рядом не просто так. Он расследовал убийство француза!

Саша смотрела на неё, как на ненормальную, и в глубине души Оксана знала, что сестра права. Осипов их ни во что не ставит и не станет даже слушать. Она боялась Демьяна до дрожи в коленях, но если и был на свете тот, ради кого она пошла бы к нему сама, то это Семен.

— Если им заинтересовался Осипов, значит, на то были причины. Твой Семен навешал тебе на уши лапши, но это ещё не значит, что надо бежать к Демьяну и признаваться во всём. Особенно в том, что ты могла ему помочь найти убийцу, но промолчала. После покушения он, наверное, совсем озверел.

— Покушения? Его убить хотели?!

— Ксанка! Ты газеты читаешь? Телевизор смотришь?!

Телевизор Оксана и правда не смотрела, он у неё был исключительно для фильмов, караоке и музыки. Пресса её тоже мало интересовала, поэтому известие о нападении на Демьяна обрушилось, как цунами. От новостей просто голова шла кругом.

— Саш, у Семена действительно непростое прошлое, но я не позволю им повесить всё на него. Я готова умолять их на коленях… Миша! Он меня точно послушает!

— Ксанка, кто тебе сказал, что они его обвиняют в убийстве того перца? Я тебя предупредила. Не лезь туда и не вздумай говорить, что ты что-то почувствовала. Слышишь?!

Саша схватила Оксану за плечи и встряхнула, но она рванулась с удвоенной силой. Отчаяние и безысходность надвигались подобно грозовым тучам под ураганным ветром. Она должна что-нибудь сделать, пока ещё не поздно.

— Я поеду к Демьяну, с Мишиной помощью или без, и ты меня не остановишь. Саша! Я никогда ни о чем тебя не просила, но пожалуйста… Именно сейчас ты мне очень нужна!

— Понимаешь, что случится, если ты всё расскажешь Демьяну?! Он будет тебя таскать на очные ставки, чтобы ты указала на виновного! А настоящий убийца тем временем доберётся до тебя!

— Понимаю, — на удивление спокойно ответила Оксана и вдруг поняла, что не боится. — Но это не отменяет того, что я сказала раньше.

Все это время она ныла, жаловалась на судьбу и на то, что никогда больше не увидит Семена, хотя могла легко набрать его номер. Рассказать обо всем, что чувствует, не умолять его вернуться, но попросить дать им ещё один шанс. Поехать к нему и обнять просто потому, что безумно этого хочет.

Теперь она может потерять его по-настоящему. Не в возвышенно-надрывном понимании обиженной девицы, а навсегда. Ходить по земле и знать, что его больше нет? Что она ничего не сделала, чтобы его спасти? Да ни за что. Она и к самому дьяволу пошла бы за ним, хотя между Демьяном и королём преисподней разница невелика.

Саша хотела что-то возразить, но, кажется, поняла, что это бессмысленно. Сестра выдохнула, и скрестила руки на груди, признавая поражение.

— Не уверена, что Михаил согласится увидеться. У него забот выше крыши.

Оксана умоляюще сложила руки.

— Пожалуйста, попробуй с ним договориться.

Саша вышла из комнаты, а Оксана присела на кровать, зажав ладони между коленями. Битва с сестрой выиграна, но это только полдела. Если Семен перешел Демьяну дорогу, ни её откровения, ни мольбы не помогут. Как он там, что с ним сейчас?

Плакать не получалось. Она могла часами рыдать об их несостоявшемся романе, но оказавшись лицом к лицу с истинным страхом, не выдавила ни слезинки. Оксана думала только о Семене и о том, чем сможет помочь.

— Миша приедет после семи, — сестра стояла в дверях, бледная и взволнованная.

Оксана закусила губу, глядя на Сашу. Как можно прожить столько лет вместе и совсем не знать сестру? Где та вредина, которая раздувала ссоры? Стерва, которая вечно говорила всякие гадости? Новость о встрече Оксаны с Демьяном выбила Сашу из колеи, она сходила с ума от беспокойства за неё. Как такое возможно?!

— Спасибо, — прошептала Оксана, вцепившись ногтями в колени.

Сестра предложила выпить, но она отказалась и подвинулась, приглашая присоединиться. Так они и сидели на кровати: Оксана с одной стороны, Саша с другой. Сидели и держались за руки. Иногда молчание сильнее любых самых громких слов.

Миша приехал немногим раньше семи. Обычно улыбчивый и дружелюбный, сегодня он был хмурым и сосредоточенным. Досада, горечь, даже боль — Оксана прочитала это ещё до того, как он переступил порог. Они с Сашей даже не обменялись поцелуями, будто не были близки. Небрежное приветствие, как с хорошими знакомыми, не больше. Раньше даже в разговоре о сестре Оксана чувствовала в нём искру, но сегодня она исчезла. Погасла навсегда или на время?

Они прошли на кухню и расположились за столом. Нетронутая еда давно остыла, лед, который Саша достала, растаял прямо в формах.

Не так давно Оксане казалось, что Миша мог стать её другом, но сейчас видела перед собой чужого человека, сторонника Демьяна. Согласится ли он ей помочь или рассмеётся в лицо? Оксана почувствовала себя неловко и поёрзала на стуле. Все её мысли и вопросы были о том, что случилось с Рыцарем. Заговори она сейчас о нём, Миша просто встанет и уйдет. Она кусала губы, не зная, с чего начать.

— Оксана хочет кое-что рассказать, — Саша пришла на помощь, накрыла её руку своей и слегка сжала, — это связано со смертью Филиппа.

Выдержав паузу, Миша мягко, что не вязалось с его настроением, произнес:

— Оксана?

И слова полились рекой. Вместо того, чтобы говорить о страхах, Оксана рассказала правду о том, что произошло в ночь убийства. Михаил слушал внимательно, не перебивая. Одно только то, что он позволил ей высказаться, вселяло надежду.

— Почему ты рассказала об этом только сейчас?

— Из-за… Из-за Семена Тихорецкого. Вы ведь думаете, что убийца он? Но это не так!

Брови Миши удивленно взлетели вверх, а потом снова сошлись на переносице. Он хмуро взглянул на Сашу, а затем на Оксану: недоверчиво и насмешливо. Она готова была разрыдаться и на коленях умолять Викинга рассказать о Семене хоть что-нибудь.

— Оксана, дело тут не только в Филиппе.

Случилось то, чего она боялась, но Оксана не собиралась отступать.

— Мне все равно. Миша, устрой мне встречу с Демьяном.

— Даже если представить, что это правда, выглядит так, словно ты защищаешь своего любовника.

Оксана внезапно почувствовала прилив сил. Неизвестно почему, но Миша ей поверил, а ещё сказал: «Защищаешь». Значит, ещё не поздно. Он жив! Оксана не сдержала вздоха облегчения, сердце забилось быстрее.

Михаил криво усмехнулся, пристально рассматривая ее лицо.

— Он плохой человек, Оксана.

— Миша, прости, но кто из нас ангел? Ты, я, может быть Саша? Семен говорил мне, что много всего натворил. Что с того? Он, по крайней мере, нашел в себе силы в этом признаться.

Викинг откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.

— Разговор с Демьяном ничего не изменит, Оксана. Ты уверена, что хочешь рассказать ему обо всём?

Внутри что-то оборвалось. Оксана отняла руку у Саши и с силой сжала пальцы под столом. Ногти до боли впились в ладонь. Нельзя отступать и сдаваться. Всю свою жизнь она прятала голову в песок, но сейчас от её решимости зависит жизнь Семена.

Сестра покачала головой, но Оксана спокойно встретила внимательный взгляд ярко-синих глаз Викинга и на одном дыхании произнесла:

— Уверена.

 

14

— Что же ты идиотов прикармливаешь, Гена?! — сквозь издёвку просочилось плохо скрываемое раздражение. Демьян понимал, что его несет, но остановиться уже не мог. Он поморщился, будто признавая свою неправоту, и от этого пришел в ещё большую ярость.

Когда Стивенса притащили ребята Геннадия — уже изрядно помятого, потому что одному он сломал челюсть, а другому руку, Демьян с трудом справился с охватившим его гневом. Не сорваться получилось исключительно благодаря годами взращиваемой выдержке. Палач нужен был ему в здравом уме и свежей памяти. Он понимал, что Стивенса взяли исключительно численностью, но грязный захват не простил.

Обе квартиры: якобы принадлежащую покойной Тихорецкой, и съёмную, где Стивенс обретался в последние месяцы, перевернули вверх дном, но ничего не нашли, кроме ноутбука. Диск оказался зашифрован, и чёрт его знает, что там обнаружится.

Звоновский молчал. То ли пережидая вспышку его ярости, то ли признавал, что облажался. Неизвестно что раздражало больше.

— Что такое, Гена? — усмехнулся Демьян. — Когда я говорю: проверить — это значит перетряхнуть всё — от и до!

— Демьян, — Геннадий оставался невозмутим, — мы летали в Брайтон к подставной мамаше, вели его в Кельн до Зольнера, в Ньюкасл, постоянно пасли здесь в Москве. При всем моем к тебе уважении, я не ясновидящий.

— Пасли да не выпасли, — раздраженно отозвался Демьян, с силой захлопнул папку и перевел дух. — Черт с вами. Постарайтесь хотя бы сейчас не лажать.

Геннадий резко поднялся и вышел, а Демьян прикрыл глаза, чтобы справиться с выжигающей разум яростью. Он понимал, что Звоновский тысячу раз прав, но не мог простить: ни ему, ни себе, ни его парням. Сколько времени они потеряли из-за этой оплошности?! Кто знает, чьё внимание теперь обращено на него и на Анжелу.

Первая беседа с Палачом состоялась, как только Стивенса привезли. Полноценным разговором это было сложно назвать. Чертов ублюдок смотрел в глаза и говорил так, будто это не он, а Демьян сидел на допросе:

— Хочешь разобраться в деле Филиппа, начинай со своей жены.

Прозвучало хлестко, звучно, жестко. Даже со стянутыми за спиной руками, Стивенс умудрился его ударить.

— Думай, что говоришь, — с нажимом произнес Демьян. Здоровой рукой он оперся на спинку стула, подался вперед, оказавшись лицом к лицу с ним. — Твоя Бостонская ипостась не располагает к терпимости.

Стивенс не изменился в лице, он больше напоминал камень, чем человека. В их первую встречу Демьян обратил внимание на его глаза: слишком живые и выразительные вопреки ожиданиям. Нынче в них снова отражались заморозки и пустота.

— Тяжело быть мишенью номер один? — спросил Палач: жестко, будто приговор выносил.

Демьян не удержался — ударил наотмашь по разбитому лицу. Палач сплюнул ему под ноги кровью, криво усмехнулся, и он почувствовал, как пальцы снова сжимаются в кулак.

У двери Звоновский протянул Демьяну платок, он вытер руку и брезгливо швырнул тряпку на пол.

— Делай, что хочешь, но вытащи из него все.

Ярость не оставляла его. Надсадно ныла заноза беспокойства, не позволяя забыть о словах Палача.

Анжела провела с ним две с половиной сотни лет, слепо и безоговорочно доверяя. Он полагался на неё во всём. Нытьё и упрёки по поводу кратковременных увлечений красивыми женщинами — не более чем бабская блажь. Что греха таить, он и сам думал, что Анжела спуталась с Михаилом, но представить её ключевой фигурой на сцене? Смешно.

Следующие дни показали, что вытащить из Стивенса сведения не так и просто. Демьян не был в восторге от казней и пыток, как большинство его современников, но на нескольких допросах присутствовал лично. Палач держался так, словно у него в запасе вечная жизнь. Даже самых молчаливых измененных Демьяну в свое время удавалось разговорить, но здесь коса нашла на камень.

Боль заложена в подсознании как сигнал об опасности. Любое живое существо всеми правдами и неправдами стремится её избежать, иначе человеческая цивилизация не протянула бы так долго. Палач не боялся смерти, а мучения воспринимал как данность. Демьян многое повидал, но перекосов, отключающих инстинкт выживания в людях, встречал единицы. Безумные серийные убийцы или идейные фанатики. В том, что касалось Стивенса, американец оказался прав.

На третьи сутки он приказал оставить Палача в покое — до того, как найдется рычаг давления на ублюдка. В своё время сведения по Стивенсу Рэйвену преподнёс Кроу. Как кость, которую швырнули собаке, чтобы отвлечь её от воришки. Настоящая семья Палача: мать, сестра, зять и племянники — мирно жили в Ньюкасле, и давным-давно его оплакали.

Из диалога с Рэйвеном Демьян понял, что парня можно зацепить исключительно на своих. Налегать на этот рычаг Демьян не спешил. Одно дело — раздавить паразита, который давно официально мертв, другое — стереть с лица земли целую семью. Все отведенные ему столетия Демьян гордился принципами о ценности каждой человеческой жизни, но в эти дни задумался о том, что готов ими поступиться.

Сидя в кабинете врача, он думал о семье Стивенса и об Оксане Миргородской. Она стала для Палача тем самым светом в глазах. Который погас, стоило им разойтись. Ещё она была правнучкой Полины, но что это меняет, когда каждая минута на счету?

— … к сожалению, — Антон что-то бормотал и до этого, но он уловил только обрывок фразы.

Костоправ замер перед ним с рентгеновскими снимками в руках.

«За что я плачу тебе деньги?» — раздраженно подумал Демьян, но вслух лишь резко спросил:

— Что?!

— Немного лучше, но… Заживление идет очень медленно, придется снова наложить гипс.

— Так накладывай! Какого черта ты мямлишь здесь уже десять минут?!

Перспектива полгода ходить калекой Демьяна не радовала, а благодаря заморочкам в офисе и Палачу, он давно не виделся с Ванессой. Разговоры по телефону не имели ничего общего с тем, когда он мог смотреть в глаза и вдыхать нотки духов с её кожи. Вечерами — чувственный сандал, днем — яркий аромат смородины.

Затянувшаяся тема с землей под застройку благополучно разрешилась, сроки не сорвались, но Демьян не испытывал облегчения. Каждый новый ответ приносил с собой несколько вопросов. Зачем кто-то слил Стивенса Рэйвену? В этой пьесе Палач был героем второго плана. Какого черта он летал в Ньюкасл?

Он поставил Звоновскому задачу присмотреться к даме, с которой Палач встречался в Англии. Возможно, она не настолько проста, как кажется на первый взгляд.

Когда утром Геннадий вошел в его кабинет, Демьян уже был на взводе. Анжела рассказала, что Михаил просил о встрече с ними обоими, и она согласилась. Подумать только, она — согласилась! Кто дал ей право решать за него?! Стрельникова с фальшивым сочувствием и желанием «помочь», Демьяну хотелось видеть ещё меньше, чем Палача.

— Новости не очень приятные, — Геннадий положил папку на стол и сел в кресло. Он выглядел спокойным, но Демьян ощущал досаду. Расстроить Звоновского могло разве что очередное упущение.

Час от часу не легче. С кем или с чем оно связано?

— Может быть ещё хуже? — криво усмехнулся Демьян. — Вскрыли ноутбук?

— Там ничего не нашли, только время потеряли. Вот распечатка вызовов с номеров Стивенса, — Геннадий постучал пальцами по бумагам. — Долго возились, потому что с канадским оператором возникли проблемы.

Демьян отмахнулся, подтянул к себе папку, открыл. Аккуратные строчки выглядели расплывчатыми, смазанными, будто кто-то долго тер их ластиком. С трудом удержавшись от искушения отшвырнуть отчет, он поднял листы повыше.

Зрение снова упало. Демьян заметил это несколько дней назад, когда выписанные после покушения очки стали причинять первые неудобства.

— С местного номера в основном звонки на телефоны Миргородской, — прокомментировал Геннадий, — и в агентство недвижимости для поддержания легенды. Смотри предпоследний лист, по Fido.

Он замолчал, но в этой паузе явственно чувствовалось многоточие. Демьян перевернул несколько страниц и замер. Даже моргнул, чтобы убедиться, что зрение не подводит. Номер, значащийся почти в конце списка, он помнил наизусть. Номер Ванессы.

Стивенс звонил в начале марта, когда она только что приехала в Москву.

Мир сжался до одной строчки, которая снова расплылась перед глазами, а потом зашлась в диком танце. Виски взорвались болью, замутило. Сквозь звенящий шум в ушах Демьян услышал голос Звоновского.

— Демьян, тебе нехорошо?

— Все в порядке, — голос показался чужим, глухим, отстраненным, но обстановка кабинета больше не напоминала тени пляшущих на вилах грешников.

Демьян перевел взгляд со Звоновского на распечатки — и снова на него.

— Что. Это?! — даже не вопрос. Слова, вытолкнутые звенящим шепотом, полным отвращения — словно Геннадий приволок ему дохлую крысу. Демьяну казалось: ещё немного — и он швырнет бумаги ему в лицо. Как такое можно было упустить?!

Демьян хотел бы задержать стремительный поток мысли, но яд лжи уже просочился сквозь поры, и по венам струилась отрава очередного предательства. Он не мог так ошибиться в ней! Какого черта Рэйвен умолчал о том, что эти двое знакомы?! Или же он и сам не знал?..

— Что за хрень, Гена?! — Демьян повысил голос, приподнялся, и тут же опустился обратно, потому что закружилась голова. — Ты проверял Ванессу! — Он понял, что назвал её по имени, но остановиться уже не мог. — Ты проверял Тихорецкого! Что, твою мать, ты ещё упустил?!

— Они созванивались ещё раз, — бесцветным голосом отозвался Звоновский, — это уже в распечатке по мисс Нортон. Она не смогла с ним связаться по канадскому номеру, и он перезванивал ей.

Он развернул скрепленные между собой листы, нашел нужный, подтолкнул к нему. Демьян не хотел этого видеть, но все же сжал клятую бумажку в руке, разглядел телефонный код Великобритании и Ньюкасла, сравнил даты. Ванесса разговаривала со Стивенсом через несколько дней после покушения.

Демьян глубоко вздохнул. Раньше ему нравилась выдержка Геннадия, но нынче хотелось сделать всё, чтобы согнать безразлично-отстраненное выражение с его лица. Что он там себе думает: о том, как облажался сам или о том, как сплоховал Демьян — с очередной красивой бабой?!

— Свободен, — хлестко произнес он, — наберу позже.

После того, как Звоновский вышел, Демьян долго сидел, глядя в одну точку, в самую сердцевину часов на подставке для ручек. Стрелка шла по кругу, отмеряя секунды, а он думал о Ванессе. О той, что стала классическим лучом света в темном царстве. Горькое послевкусие скверны: ты впускаешь человека в свою жизнь и отводишь ему там больше места, чем половик за дверью, а он отвечает чёрной неблагодарностью.

Слишком много чести.

Стивенс был психопатом, но Ванесса нет. Ежели она действительно замешана во всем этом, то исключительно по трезвому, холодному расчету, из мести за отца. Представить себе кровь измененных на её изящных, ухоженных руках, казалось невероятным, но в своё время именно она легко закрывала глаза на то, что творилось в исследовательском центре Лоуэлла. Он прокололся, как последний идиот, когда повелся на её фальшивую искренность.

Демьян опёрся о стол, закрывая лицо рукой. Часть его отчаянно жаждала крови. Стрельникова, Звоновского, Стивенса — не суть важно. Внутреннее чудовище приготовилось рвать на части первого, кто подвернется под руку. Он в ярости смахнул бумаги и рывком поднялся из-за стола, задохнулся от резкой боли. Демьян привалился к стене, пытаясь отдышаться и справиться с огнем, разливающимся в груди.

Ошибки и поражения нужно принимать с честью. Он выжил, потому что пронес с собой это умение сквозь года. Потому что всегда начинал с начала, несмотря ни на что. Все умные измененные держались по этому принципу. Сильнейшие из сильнейших нынче превратились в загнанных зверей. Вот только загнанный зверь — самый опасный.

 

15

Оксана беспокойно кусала губы и рассматривала особняк Осипова. В пасмурный день светлое здание казалось серым, мрачным и пугающим, не спасал даже огромный красивый парк. Ей стало не по себе ещё до того, как она вышла из машины — настолько тяжелые энергии сплетались над этим местом. Викинг открыл ей дверцу и подал руку.

— Твой звёздный час, Оксана, — невесело произнес он. Она впервые видела Мишу таким напряженным и собранным, будто тьма Осипова невольно отравила и его.

Они направились не к парадной двери, а обогнули дом справа и вошли через чёрный ход. Оксана слишком волновалась, чтобы по достоинству оценить окружающую роскошь, сам дом напоминал ей музей. Мебель под старину только усиливала впечатление. Она не понимала, как людям удаётся жить в таком образцовом порядке. Саша идеально вписалась бы в эту помпезную обстановку, а Оксана могла претендовать разве что на должность уборщицы.

Сестра всегда и везде чувствовала себя на высоте, и сейчас ей не хватало Сашиной уверенности и поддержки. Она с ними не поехала: так решил Михаил. Он пообещал вернуть Оксану целой и невредимой, и Саше пришлось ему поверить.

Они завернули за угол и оказались в приемной, напоминающей кабинеты секретарей в офисах, разве что более просторной и светлой. За столом никого не было, а по обе стороны от двери стояли плечистые охранники. Один из них быстро обыскал её, затем Михаила, а второй открыл перед ними дверь.

Замешательство Оксаны прервал Викинг: быстро втолкнул её в кабинет и следом прошел сам. Оцепенение миновало, и на смену пришло чувство дежавю. Другое место и обстоятельства, но тяжёлый пронзительный взгляд Демьяна она помнила слишком хорошо. Он сидел за столом, и Оксана не смогла сделать ни шага. Сердце отчаянно колотилось, дыхание сбилось, все связные мысли и слова растворились в беспокойстве.

Оксана смотрела на Осипова и понимала, что чувствует кролик перед удавом. Руины его ауры, прежде полной уверенности и силы, дымились свирепым гневом и досадой. Во тьме, которая так напугала её во время первой встречи, ворочалось разъяренное чудовище. Он и держался только на его мощи, но внутри угасал: Демьяна словно поразила ужасная болезнь, высасывающая жизнь.

Оксана поняла, что Демьян не подозревал о её приезде. Волна ярости надвигалась на них с Викингом, и грозила смести, как щепки. Она подавила порыв обхватить себя руками и выбежать из кабинета.

Семен. Она здесь ради него.

— Что это значит? — холод спокойствия после полыхающего гнева окатил контрастным душем. Осипов говорил о ней, но смотрел на Михаила.

— Демьян, Оксана может указать на убийцу Филиппа.

— Неужели?

«Он выгонит нас, — подумала Оксана, — сейчас позовет своих бугаев и вышвырнет, как котят».

— Именно так, — Михаил положил руки ей на плечи и слегка подтолкнул.

Викинг наверняка привык к подавляющей энергетике Демьяна, но сейчас она чувствовала тревогу. Беспокойство, сквозь которое едва уловимо пробивались его привычное тепло и свет. Оксана ухватилась за это сияние, и ей стало немного легче.

— Расскажи всё, что ты рассказала мне, — Викинг легко сжал её плечи и отпустил. — Демьян, пожалуйста, выслушай Оксану. Это не займет много времени. Я вернусь и всё тебе объясню.

Миша не дождался одобрения Демьяна, просто вышел, словно в гостях у лучшего друга.

Оксана сглотнула, понимая, что кролик остался наедине с удавом. Она не скрывала испуга, просто ждала. Сцепив руки за спиной, вытянулась в струну, как солдат на плацу.

— Прошу вас, Оксана.

Искривлённые губы, насмешливый взгляд свысока: в каждой черте холёного лица отражалось пренебрежение. Демьян смотрел так, будто перед ним стоял таракан размером с человека. Забавное насекомое с бубенчиками на усах.

Быстро, чтобы не передумать, она шагнула к столу и опустилась в предложенное кресло. Близость тьмы резанула. В душе Демьяна накопилось много грязи и ещё больше усталости. Осознанно или нет, он опасался её дара, способного стереть с его лица самоуверенное выражение, свести с ума. Перед ней сидел самый обычный человек, вся власть которого держалась на жёстком стержне железного авторитета, и на его прошлом.

— Вы собирались мне что-то рассказать.

— Да.

Оксана смотрела на него уже совершенно иначе. Чтобы избавиться от страха, нужно встретиться с ним лицом к лицу. Кажется, именно это сейчас и произошло.

— Так говорите.

Раздражение в голосе никак не вязалось с образом сильного мира сего. Он словно почувствовал смену её настроения, и ему это не понравилось.

— Я помогу вам найти убийцу…

— Это я уже слышал.

Оксана пропустила мимо ушей его надменность, и закончила:

— … В обмен на жизнь Семена Тихорецкого.

Повисло долгое молчание. Она понимала, что играет с огнём, но знала, что нельзя останавливаться. Если продолжать мямлить, быстро окажешься за дверью его кабинета.

Демьян недоверчиво усмехнулся. Он ещё не осознал, что «глупенькая» Оксана Миргородская бросила ему вызов.

— Что-то ещё?

— Я хочу помочь любимому человеку.

— Любимому… Хотите о нём поговорить, Оксана?

Она стояла на грани. На той самой, что отделяет спокойствие и уверенность от отчаяния, дрожащих рук и всхлипывания. Стоит ей задуматься о том, что пережил Семен по воле Демьяна, стоит услышать об этом — и все будет кончено. Она снова вернется к страху и безысходности. Острые края напряжения полосовали душу, но Оксана спокойно встретила его взгляд.

— Я не хочу, чтобы пострадал невиновный.

— Невиновный? — Демьян зло усмехнулся. — Ваш возлюбленный, был ликвидатором Ордена, на его руках кровь сорока семи измененных, без учёта прочих заслуг. Далеко не все из них были кровожадными чудовищами, Оксана. Вы не маленькая, сами понимаете.

Слова Демьяна не укладывались в голове. Семен работал на Орден?

Оксана мало знала об охотниках на измененных. Чувствующих миновала чаша их пристального внимания, никто из её близких не сталкивался с преследованиями и гонениями, но она представляла этот кошмар.

Она не знала о том, что толкнуло Семена на путь орденца, но вряд ли он оказался в их рядах из праздного любопытства. Семен не был святым, но его прошлое ничего не меняло. Не для неё.

— А что насчет вас, Демьян? Сколько крови на ваших руках?

Из-за прочного заслона хладнокровия полыхнуло пламя. Осипов поднялся из-за стола, обошёл его и шагнул к ней.

— Не имею ни малейшего представления, зачем Михаил вас привёз, но вам лучше подождать в приёмной. Если торопитесь, я попрошу, чтобы вызвали такси.

Оксана вцепилась в ручки кресла, покачала головой. Она не могла просто встать и уйти. Ведь Демьян ещё не согласился отпустить Семена.

— Попросить, чтобы вас проводили? — Осипов возвышался над ней неприступным утесом: жесткий и неумолимый. Мысли прыгали, как взбесившиеся белки, с ветки на ветку.

Миша собирался вернуться! Где же он?!

Словно в ответ на её молчаливую молитву дверь кабинета распахнулась.

— О чем ты хотел с нами поговорить? — раздался за спиной приятный женский голос.

Оксана не обернулась, она будто приросла к креслу. Горло сдавило тисками, по комнате поползла знакомая ядовитая дымка надрыва и безумия. Она будто снова перенеслась в квартиру француза в ночь убийства. Закружилась голова, похолодели пальцы, выступил противный липкий пот. Убийца стоял прямо за спиной. Стоял… стояла… Она затравленно смотрела на Демьяна, не в силах пошевелиться.

— О смерти Филиппа, — мягкий баритон Викинга сработал, как голос ведущего в игре «Море волнуется раз, море волнуется два…»

Оксана выпрямилась и обернулась. Невысокая, изящная женщина в молочно-кремовом платье. Безумие и отчаяние: страшное сочетание, отравляющее её изнутри. Анжела Осипова.

Краткий миг узнавания, и красивое лицо исказилось шальной злобой.

— Нет! — вскрикнула Анжела, отступая к двери. — Эта девка лжёт, чтобы она ни говорила! Я не убивала его!

Оксана подавила желание зажать уши: визгливый голос Анжелы взрезал напряженную тишину, как раскаленный нож масло. Ей ничего не стоило солгать, притвориться, что она ничего не понимает, но безумие сыграло злую шутку. Сжимая и разжимая пальцы, она закрыла руками рот, будто стремясь задержать слова, которые уже сорвались.

Анжела всхлипнула, и по её щекам потекли слезы. Ярость сменилась отчаянием, а затем — надрывной, болезненной безысходностью. При всем желании Оксана не могла ей сочувствовать. Из-за её безумия пострадал не только Филипп. Семен оказался в руках Демьяна, потому что расследовал его убийство.

— Разве я говорил о тебе, Анжела?

Викингу тоже было больно. Оксана чувствовала, как рвано мерцает его свет, в котором плавились осколки надежды. Увы, она ничем не могла помочь, ей самой стало не по себе. Казалось невозможным представить, что под обликом возвышенной красоты вьётся чёрный смерч помешательства.

Демьян сжал руку на спинке кресла. Она понимала, что только что разрушила его тщательно выстроенный мир до основания. Маска внешнего спокойствия Осипова покрылась паутиной трещин, а внутри него разрасталась ледяная пустошь. Предательство Анжелы для Демьяна наверняка стало ударом ножа в спину. Это как если бы сама Оксана узнала, что её подставил Семён.

— Уведи её отсюда! — Демьян кинул на Оксану исполненный неприкрытой ненависти взгляд. — Под твою ответственность, чтобы не трепала языком.

Стоило им выйти из особняка, как Оксану затрясло. Она не представляла, что человека может колотить так, что зуб на зуб не попадает. Ей всегда казалось, что такое говорится для красного словца, но сейчас Оксана испытала это на себе. Хотелось скорчиться, свернуться клубком и тихо выть. Миша обнял её и притянул к себе, пытаясь отвлечь. Она хотела спросить про Семена, но слова не шли с языка. Окаменевшая внутри, в его руках она содрогалась всем телом, как статуя во время землетрясения.

Подогнали машину. Викинг помог ей сесть и застегнул ремень безопасности, в который Оксана вцепилась пальцами. Руки по-прежнему ходили ходуном, но, к счастью, начинало отпускать.

— Что же будет? — шепотом спросила она, когда Миша сел за руль. — Ты знал? Про Анжелу?

— Предположил.

Оксана вновь ощутила его боль, и не стала настаивать. Анжела интересовала её меньше всего. Ради Семена она сунула голову в пасть тигру, но ему ничем не помогла. Миша предупреждал, что так будет, но она не послушалась. Викинг не сказал о том, что задумал, но это уже ничего не меняло. Знай она, что ей устроят встречу с убийцей, сошла бы с ума ещё до того, как перед ней распахнулись двери особняка Осипова.

Они молчали, пока не добрались до МКАД, каждый погруженный в невесёлые мысли. Не стало ли только хуже? Да, она вывела Анжелу на чистую воду, но озлобленный Демьян сотворит с Семеном все, что угодно. Просто чтобы отвести душу.

Чувствуя, как её снова начинает трясти, она спрятала лицо в ладонях и сдавленно прошептала:

— Ты поможешь ему?

Большая просьба, но у Миши большое сердце. Иначе он бы не возился с ней.

— Оксана, пока я даже не знаю, где он.

Она с силой сжала его руку.

— Пожалуйста, пообещай мне одну встречу с ним! — сила чувствующей невольно рванулась на свободу: перехватило дыхание, грань человеческого зрения поплыла, искажаясь.

Миша встретил её взгляд и вздрогнул, словно обжегся.

— Сделаю всё, что в моих силах.

Оксана судорожно вздохнула и откинулась на спинку сиденья. Викинг согласился, а значит, выполнит обещание. Он не из тех, кто бросает слова на ветер. Всё, что ей теперь осталось — ждать.

 

16

Когда за Стрельниковым и Миргородской захлопнулась дверь, Анжела бросила на него затравленный взгляд и попятилась. Звенящая тишина резала слух, оголяла нервы и сжималась внутри в тугой комок напряжения. Сегодняшний день грозил не закончиться никогда: сначала новости от Звоновского про Ванессу, потом Михаил с белобрысым экспромтом, и следом — это.

В последнее время Анжела ныла по поводу и без, она превращалась в неуравновешенную дуру, разговаривать с которой становилось невыносимо, но представить, что она убила Филиппа, Демьян не мог. Даже сейчас какая-то часть его сознания отказывалась принимать это.

Он ни за что не поверил бы ни Миргородской, в романтическом порыве помешавшейся на психопате, ни даже Стрельникову, но поведение Анжелы — единственное, чего Демьян при всём желании не мог отменить. Хотя очень хотел. Внезапно стало нечем дышать.

Он подошел к окну, с силой рванул ручку. Рама жалобно хрустнула, резкое движение отозвалось болью в ребрах. Весенний вечер стылой прохладой ворвался в кабинет. Демьян смотрел на расцветающий парк и думал, каким будет это чертово лето. Барабанная дробь дождей по карнизу, палящий зной полудня, студеный холодок речной воды, утренняя свежесть, оседающая на траве росой.

Жаль, что зима закончилась. Нынче ему подходили лютый мороз и метель.

Демьян повернулся, бросил взгляд на сжавшуюся в комок Анжелу и кивнул на кресло, где только что сидела Миргородская.

— Что стоишь, как неродная, — даже издевка вышла смазанной, — садись. Рассказывай. Все.

— Что ты со мной сделаешь? — осторожно спросила Анжела. Плечи её устало поникли. — Я не знаю, с чего начать.

— Начни с начала, — резко бросил он. — Прямо сейчас.

Он не повернулся и не подошел к столу, не хотел приближаться к ней.

Монотонно тикали часы. Стрелка двигалась по привычному пути, снова и снова — от шести к двенадцати, от двенадцати к шести. Так будет продолжаться, пока не сядет батарейка или не сломается механизм. С людьми тоже самое. Все они ходят по кругу, пока там, наверху, не решают: «Достаточно». У всего в этом мире есть свой срок.

Анжела колебалась недолго:

— Я хотела заставить тебя чувствовать, хоть что-то чувствовать наконец-то! Поэтому я выбрала Миргородскую — к прочим ты был равнодушен, а Филипп просто удачно подвернулся под руку. Ты обрёк меня на страдания, и я ответила тем же.

Демьян потерял дар речи.

На что он её обрёк?! У этой женщины было всё, о чем любая другая только мечтает. Не веди она себя, как последняя дура, было бы ещё больше. Определенно, Анжела тронулась рассудком. Психозы и истерики — всего лишь верхушкой айсберга, она просто безумна.

В два шага преодолев разделяющее их расстояние, он посмотрел на неё сверху вниз.

— Я не стану больше расспрашивать, дорогая. У меня был чертовски паршивый день, поэтому если я сейчас не услышу всё, что касается дела, а не твоих глупых мотивов, ты составишь компанию Палачу. И уж поверь мне, я не стану с тобой церемониться.

Анжела вжалась в кресло, как Миргородская. Казалось она так напугана, что разучилась говорить. Демьян почти потерял терпение, когда она, наконец, прошептала:

— Он позвонил и сказал, что Фелисия сбежала со списком, что творится что-то непонятное. Просил устроить вашу встречу.

Демьян все-таки вернулся за стол. Болели уже не только рёбра и голова, но и все тело: будто его, а не Палача прессовали в холодном подвале несколько дней кряду. Узнай он все это раньше — кто знает, может, и нашли бы Фелисию живой. Малая надежда, но все-таки она была. Нынче что толку об этом думать.

Анжела любезно предложила Филиппу помощь с квартирой, заодно подсказала, где развлечься ночью, чтобы скоротать время.

— Я догадывалась, что они с Миргородской не разминутся, — выплюнула она с такой ненавистью, что Демьяна замутило. Сидевшая напротив женщина была ему незнакома. В ней не осталось ничего от той, которая вдохновляла и дарила крылья, для которой он творил.

Девица, через которую Анжела хотела причинить ему боль, значила для него не больше, чем любая другая женщина на планете. Смерть Полины стала для него ударом, от которого он долго не мог оправиться. Её правнучки столь разительно от неё отличались, что даже воспоминаний не вызывали. Другое дело — Наталья.

Что ж, Анжела добилась своего — ему пришлось общаться с девицами Миргородскими, что было не очень приятно. По её же милости они потеряли Фелисию. От посетившей его догадки Демьяну стало ещё хуже.

Михаил приезжал к нему в тот вечер и наверняка говорил с Анжелой о Фелисии. Она лгала всё это время. Лгала, когда говорила, что в ночь покушения Стрельников ничего ей не рассказал.

— Кому… — хрипло процедил он. — Кому ты рассказала о разговоре с Мишей?!

— О, — хмыкнула Анжела. Она отбросила назад волосы, и в глазах он прочёл решимость той, кому терять уже нечего, — ты был настолько увлечен рыжей, что не замечал ничего. Когда речь заходит о красивых сучках, ты теряешь голову и не видишь дальше своего носа. Я была информатором Ордена много лет, Демьян, правда после случая с Кларой приходилось вести себя осторожнее. Ведь бесценного Миши, чтобы подставиться за меня, рядом уже не было.

Она запрокинула голову и расхохоталась, глаза блестели, по щекам бежали ручейки слез. Смех вскоре сменился судорожными всхлипами.

«Боже, — подумал Демьян, — она в самом деле безумна».

Самое страшное, что можно себе представить — умопомрачение. Страшнее смерти. Он видел лишившихся рассудка измененных, но представить, что это коснется Анжелы, не мог.

И ещё Вальтер…

— Ты сдала Палача, — горло перехватило, а многовековая усталость обрушилась лавиной, и Демьян впервые в жизни не хотел противиться её мощи.

— Этот ублюдок ненавидел меня! — зло выплюнула она. — Считал дурой.

Анжела неосознанно потянулась к нему, но тут же отдёрнула руку, будто боясь обжечься, и продолжила говорить. Её взгляд метался из стороны в сторону, как у всех сумасшедших, она говорила то о Вальтере, то о Филиппе, то о Ванессе.

Она дождалась, когда Оксана уйдет, чтобы перерезать Филиппу горло, но не ожидала, что Миргородская забудет телефон. Все получилось ещё лучше, чем она рассчитывала, потому что думала, что на Оксану выйдут через ночной клуб. Правда, пришлось поволноваться, что чувствующая могла её узнать, но они с Миргородской никогда не встречались, и менять это Анжела не собиралась. Поэтому решила оставить всё, как есть.

— Если бы Миша не притащил её, — процедила она. — Ты бы ничего не узнал, и жил бы спокойно.

Она говорила так буднично и естественно, словно рассказывала об интересном приключении или путешествии. С каждым словом Демьян всё больше убеждался в том, что Анжела сумасшедшая. Сам он будто находился в ледяной глыбе. Время остановилось, Демьян чувствовал легкое покалывание в пальцах, растекающееся по телу.

Какое-то время он смотрел на неё, пытаясь понять, как допустил такое.

Увы, ответа за других от себя требовать бесполезно.

— Теперь ты довольна?

Анжела вскинула голову, в глазах отразилось непонимание и недоверие.

— Довольна ли я? — эхом отозвалась она. — Чем больше я хотела, чтобы ты принадлежал мне, тем сильнее отдалялся. Моя жизнь давно разрушена.

— В таком случае тебе не составит труда собрать вещи и убраться из этого дома, — жёстко произнес он, — как можно дальше от меня. Из Москвы. Из России. Катись куда хочешь, но чтобы я больше тебя не видел. У тебя двое суток, Анжела. И ни часом больше.

Он понимал, что отпускать её нельзя, но и говорить ей об этом — тоже. Демьян не представлял, что её придется запереть в комнате до конца дней, сама мысль об этом была жуткой, но другого выхода он не видел. Ему ещё разгребать последствия её безумия.

Анжела выйдет за дверь, а он наберет Звоновского и сообщит, что ей больше нельзя выходить за пределы своей комнаты. Её стенания и крики он будет слышать всякий раз, когда окажется поблизости, и не только он один. Ребята, которые станут дневать и ночевать у дверей и под окнами — тоже.

Страшный скандал.

Он уже видел заголовки газет: «Что скрывают стены особняка Осиповых?»

Нет, Анжела должна исчезнуть. Они оформят развод, и после этого она «уедет из России».

— Если я откажусь? — без тени вызова спросила она, рассматривая край письменного стола и вдруг снова заплакала — громко, навзрыд. — Демьян, не делай этого с нами! Пожалуйста, не прогоняй меня!

Ненависть в её глазах ежеминутно сменялась отрешенностью, растерянностью и отчаянием. От слез Анжелы внутри что-то надломилось. Он не хотел больше видеть это существо, не мог терпеть рядом ни минуты: она была слишком похожа на женщину, которая когда-то дарила вдохновение.

— Избавь меня от своих рыданий, — брезгливо процедил Демьян, — ты знаешь, что будет, если я официально признаю твою вину. Если захочу сделать среди измененных — мало тебе не покажется, в мире людей будет немногим проще. В лучшем случае ты отправишься в тюрьму, моя дорогая.

Доверие — чересчур хрупкая ценность, чертовски болезненно собирать его осколки. Анжела долгие годы была для него музой, возлюбленной, впоследствии — сутью их близости. Стала настолько родной, так глубоко проросла в него корнями, что порвать это не представлялось возможным. Нынче он выдирал её из души и сердца, но отрава безумия просочилась и в его кровь.

— Уходи, — резко произнес он, чувствуя, как дрожит голос, — убирайся!

Покушение на него.

Обрывки мыслей и разговоров со Звоновским сыпались в разум клочьями шлаков. Грязная работа. Его хотели не убить, а напугать. Демьян прикрыл глаза, понимая, что не готов узнать об этом сегодня. Выдержка шла трещинами и осыпалась битым стеклом полностью уничтоженного человека. Оставайся он измененным, наверное, было бы легче. А может и нет. Он всегда выбивался за рамки их варварского племени. Чувствовал тоньше, жил иначе.

Анжела перестала плакать, только всхлипывала и часто моргала. Поднялась и медленно, словно под внушением, побрела к двери. Она оглянулась лишь однажды, с надеждой вглядывалась в его лицо. Возможно, все ещё надеялась на прощение.

— Вон!

За захлопнувшейся дверью снова наступила тишина. Оставаться наедине с ней было невыносимо, и Демьян поднялся в комнату памяти. Телохранитель следовал за ним неотступной тенью.

Рояль неподвижным призраком застыл у стены, рядом с портретом той, чья гибель заставила его отказаться от музыки. Улыбка — сияющая, настоящая, живая. Полина олицетворяла звучание жизни. Cant détaché, напевное, манящее, светлое. Он хотел защитить её от Смерти, но сделал только хуже.

Аккорды отозвались в кисти растянутой, словно на дыбе, болью, музыка сорвалась на сиплую фальшь. Отказавшись от звучания, он с головой ушёл в театр, но то была нечестная замена. Демьян отвернулся от волшебства, а оно отвернулось от него.

Волчья квинта.

Ему самому уже ничего не сыграть. Мысль об этом была горька, как желчь.

Демьян вернулся в кабинет и подошел к бару. Плеснул в бокал коньяка, добавил льда.

— Не беспокоить, — бросил телохранителю.

Он пил, чтобы напиться: один бокал за другим. Выдержанный коньяк растворялся в одуряющем мареве хмеля, как дешёвое трактирное пойло. Только когда действительность поплыла смазанным фоном, остановился, чтобы швырнуть пустой бокал в стену.

Звон разбитого стекла слышался сквозь звенящий шум в ушах, ржавое пятно перед глазами маячило кровавой кляксой.

— Пошёл вон! — рявкнул он на приоткрывшуюся дверь, криво усмехнулся. — Твои правнучки — тупые проститутки, Полина, — пробормотал в алкогольном дурмане, здоровой рукой вцепившись в волосы.

Легче не становилось, только хуже. Какого черта он подпустил к себе чувствующую? Это она во всем виновата! Его выдержки хватило бы на дюжину подобной мерзости, но Стрельников приволок Оксану — и вот итог.

Рывком распахнув дверь, даже не почувствовав боли, Демьян нетвердым шагом вышел из кабинета. Оттолкнул руку телохранителя, поднимаясь по лестнице, каким-то чудом удержался на ногах. В личной гостиной долго стоял перед сейфом, опираясь о резную дверцу шкафа, глядя на отражение в зеркальной стене, на расплывающееся перед глазами свадебное фото с Анжелой.

На смену гневу вернулась усталость — застарелая, покрытая ржавчиной, памятная, когда будучи загнанным «отцом» молодым измененным, он готовился принять смерть. Навзничь рухнув на кровать в спальне, Демьян отключился сразу, как в омут канул.

Его разбудили яркие солнечные лучи. Вчера вечером он забыл задернуть шторы, и дневной свет заливал комнату. Многовековые рефлексы все ещё были живы: солнце неосознанно воспринималось, как угроза. Усмехнувшись, Демьян надел очки и поднялся.

Обманчиво-высокое небо и искры тепла на верхушках деревьев. Ветер быстро гнал светлые облака, утяжеленные свинцовой сердцевиной. День обещал быть холодным.

Похмельный туман понемногу таял. В душе Демьян сбросил остатки вчерашнего наваждения. Так всегда бывает: проходит ночь, и ты понимаешь, что готов идти дальше. До той минуты, пока не прервется нить пульса и дыхание.

После неудачной попытки завязать галстук, Демьян мысленно выругался. Отшвырнул его в сторону, повернулся к шкафу и достал пиджак. Пальцы правой руки уже слушались, но врач запретил лишний раз напрягать руку. Да у него и не получилось бы при всём желании — любые нагрузки выходили боком. Хорошо хоть утягивающую повязку с груди недавно сняли, и нынче он не напоминал себе закованного в доспехи увальня.

Он позвонил Звоновскому и попросил привезти к нему Ванессу после обеда. В этом деле тоже стоило поставить точку.

С утра Демьян собирался заехать в офис, но едва вышел в гостиную, понял, что планы придется отложить. Рядом с сервантом стояла Анжела. Волосы в беспорядке, как будто она забыла расчесаться и прямо из спутанных прядей соорудила прическу, глаза лихорадочно блестели. Перехватив рукой запястье, она смотрела на него отрешённо и укоризненно.

— Ты не выпустишь меня из дома, — прошептала она.

— После того, что ты натворила, это меньшее из зол.

— Не меньшее. Отец хотел запереть меня рядом с мужем, для которого я была бы скотиной. Для тебя я стану пустым местом.

Демьян хмыкнул.

— Анжела, ты больна.

— Да, — едва различимый шёпот, — вот уже больше двухсот лет я больна… тобой.

— Крайне поэтично, но мне надо ехать по делам. Так что изволь…

— Я слышала, — она перебила его, и тонкий голос задребезжал от ненависти, — к рыжей шлюхе!

— Тебя это не касается, — он хотел пройти мимо, но Анжела шагнула вперед и загородила дорогу.

— Ты посадишь меня под замок, Демьян? После всего, что между нами было.

— И не только. Пока ты разгуливаешь по дому, Анжела, но лучше не испытывай моё терпение. Я запру тебя с твоими куклами, и никто о тебе больше не услышит.

Она улыбнулась — мягко и понимающе, терпеливо, как будто это он тронулся рассудком.

— Давно ты проверял свою шкатулку с драгоценностями, Демьян?

Он замер.

Анжела знала код сейфа, где хранился список имен и письма Полины. Она была его доверенным лицом долгие годы, и именно её до вчерашнего дня он собирался назвать преемницей. Он вручил имена выживших той, что с легкостью могла передать их в Орден.

Демьян бросился к серванту и распахнул дверцы. Набрал шифр, распахнул сейф и вытащил шкатулку. Она была пуста: ни писем Полины, ни списка.

— Я сожгла все любовные послания, — с улыбкой прошептала она, — одно за другим. Все, что осталось от твоей любви, Демьян — жалкая горстка пепла. Если бы ты выбрал меня, все было бы иначе.

— Я выбрал тебя! — он сам не заметил, как повысил голос. — Думаешь, я держал тебя рядом из жалости?!

— Вот именно, что держал, — грустно улыбнулась она. — Как собачку.

— Где список, Анжела?! — он шагнул вперёд, но она осталась на месте. Запрокинула голову, без страха глядя в глаза.

— В надёжном месте. Я забрала его не так давно, когда поняла, к чему всё идёт. Ты отпустишь меня, Демьян. Я устала быть твоей красивой куклой. Я уеду, а ты получишь назад свою власть.

Он сжал зубы, резко развернулся, шагнул к серванту. Ярость отринула разум. Подхватив лежащий в сейфе пистолет, он шагнул к ней, с силой сжимая пальцы на тонкой шее. Боль разлилась по запястью, но Демьян только сжал зубы. Оружие дрожало в руке, но он был готов выстрелить.

— Убьешь меня, и список окажется в Ордене, — сдавленно прохрипела Анжела. — Все твои… имена… вся твоя… репутация.

Значит, все-таки Орден. Они охотятся за именами. Какого чёрта?!

Боль разлилась по предплечью и змеей ползла выше, оставляя ядовитые отметины на слабеющей руке. Демьян выдохнул, разжал пальцы и отступил назад.

Анжела закашлялась, растирая шею, на которой наливались красным отпечатки его пальцев.

— Ты отпустишь меня, я верну тебе список, и все закончится. Ты меня никогда больше не увидишь и не услышишь обо мне. Клянусь. Просто дай мне уехать, Демьян. Как ты и говорил вчера.

Демьян прикрыл глаза.

Анжела права, у него не осталось выбора. Если притянуть ребят Звоновского, тайны измененных червями полезут сквозь рыхлую землю. Нужно признать, что он проиграл. Своей безумной музе с кукольным лицом, той, кому доверил всю свою жизнь. Он должен был понять, что с Анжелой что-то не так, заметить, почувствовать. Ежели бы он остановился, вгляделся повнимательнее, задумался… Но на неё не хватало времени, пока не стало слишком поздно. Единственный, к кому можно обратиться за помощью — Михаил. Захочет ли Стрельников помочь после всего, что было?

— Ты вернешь список сегодня.

— Хорошо, — покладисто произнесла Анжела. — Я позвоню и назначу встречу. Если ты попытаешься меня удержать, копия списка отправится в Орден. Я уничтожу её, как только покину проклятую… твою любимую Москву.

Демьян пальцами надавил на веки. Его трясло — то ли в ознобе, то ли от ярости, боль в запястье пульсировала, надсадно ныли ребра. Словно в полузабытьи, он вышел за дверь гостиной, встретил ошарашенный взгляд телохранителя и осознал, что все ещё сжимает пистолет.

— Все в порядке, Артем, — Демьян бессильно опустился на кушетку, положил оружие рядом, — вызовите врача.

Неосознанно спрятал лицо в руках, скрывая горький оттенок нового разочарования. Разочарования в себе.

 

17

Ванесса привыкла к Москве. К шумной пёстрой суете, к своеобразному юмору россиян, к некомпетентности. Она и представить не могла, что увидит красоту в таком городе и окружении, что у неё получится наслаждаться жизнью посреди деловитого хамства и беспардонного напора.

Два месяца оказались насыщены событиями больше, чем весь предыдущий год. Жизнь вышла на новый виток, и она всеми силами старалась не потеряться в водовороте чувств.

Чувства. Сильное слово, которого Ванесса долгие годы осознанно избегала. На многое ей пришлось взглянуть по-другому, и груз серьёзных ошибок сейчас казался непосильным. Оглядываясь назад, Ванесса понимала, сколько натворила, и что исправить прошлое невозможно. Зато она могла изменить настоящее, и не только своё.

Она упустила момент, когда основная цель отошла в сторону. Возможно, это случилось, когда она узнала об аварии, или когда услышала его голос по телефону — впервые за недели молчания. Узнавая Демьяна, Ванесса заново училась радоваться жизни и ценить то, что у неё есть. У всего есть свой срок, время неумолимо, но она старалась не думать о дне, когда их история закончится.

Гром грянул с приездом Рэйвена. Он прилетел без предупреждения и появился в её номере после встречи с Демьяном. С выражением триумфа на ухоженном смуглом лице, он рассказал о разговоре с Демьяном. Ванессе стоило немалых усилий остаться невозмутимой при упоминании Палача.

Рэйвен довольно ухмылялся, намекая на своевременный приезд и на то, что оказал Демьяну неоценимую услугу. Он чрезвычайно гордился собой и заочно праздновал победу, Ванесса же чувствовала себя опустошенной. Джордан поставил бы Демьяну подножку при первой возможности, а пока довольствовался удачным началом сотрудничества. Не только и не столько это беспокоило её. Она понимала, что Демьян раскусит Рэйвена ещё на подходе, но мысли о Палаче не давали спать спокойно.

Ванесса боялась представить, что случится, если Демьян узнает об их с Джеймсом разговоре. У неё не хватило храбрости сразу рассказать ему, а сейчас было уже поздно. Скажет ли она сама, или же его исполнители — ничего не изменится.

Демьян звонил ей каждый день, и всякий раз Ванесса взволновано вздрагивала и отгоняла предчувствие беды. Стоило ей услышать внимание и интерес в его голосе, как все тревоги отступали. Она наслаждалась общением с ним, и мысленно молила Бога, чтобы он ничего не узнал. Снова и снова, от звонка до звонка.

В один из вечеров Демьян не позвонил, а на следующий день прислал за ней машину. Ванесса собиралась на встречу, заранее зная, что она может оказаться последней. Она уговаривала себя, что это всего лишь глупые страхи, но руки все равно дрожали. Привычная укладка не получалась, и вместо полутора часов она провела перед зеркалом все три. Когда Ванесса закончила макияж, отражение смотрело расширенными от волнения глазами незнакомой женщины. Той, что боялась потерять дорогого мужчину.

Водитель молчал, и она не заговаривала тоже. В Москву пришла настоящая весна и город расцветал яркими красками. Не только природа, но и люди. Город, такой неприветливый раньше, теперь стал для неё родным. Ванесса жадно впитывала все ощущения, запоминала каждый жест. Улыбки на лицах, суета, сигналы машин.

Они встали в пробку, и она разглядывала других водителей. Мужчина что-то ожесточенно кричал в телефон, а потом бросил его на соседнее сиденье. Молодая девушка красила губы, развернув зеркало заднего вида и вытягивая шею. Отчаянно спорила пара в «Ситроене» справа.

Водитель привез её в парк и подал руку.

— Я вас провожу.

Солнце припекало, сражаясь с холодным пронизывающим ветром. Ванесса расстегнула плащ, но тут же снова запахнула обратно: её бросало то в жар, то в холод. Несмотря на будний день, народу было много. В основном, матери с детьми, но встречались и парочки, ускользнувшие из школ или университетов. Мимо них прошел импозантный седовласый мужчина с дипломатом.

— Сюда, пожалуйста.

Блики солнца играли на водной глади пруда. В зеркальном отражении застыла обратная сторона мира: деревья кронами вниз и ясное небо под ними.

Демьяна Ванесса увидела сразу. Он сидел на одной из лавочек в тени. Неподалеку маячили телохранители, но к их молчаливому присутствию Ванесса привыкла.

— Здравствуй, — волнение и радость встречи смешались воедино. Она села рядом и потянулась к его руке, но Демьян поднялся.

— Пойдем.

От резкого тона Ванесса вздрогнула. Удивления холодным приемом не последовало, только обреченная покорность. Случилось то, чего она боялась.

Ванесса поднялась, вглядываясь в его лицо. Демьян выглядел похудевшим и бледным, а в глубине его глаз снова застыла свинцовая тяжесть. Он смотрел на неё так, как в их самую первую встречу. Будто видел впервые, вот только сейчас в этом взгляде не было даже мимолетного интереса.

В молчании они шли по дорожке, вдоль воды, и Ванесса впервые в жизни не знала, как начать разговор. Все варианты казались жалкими оправданиями. Она смотрела то на проходящих мимо людей, то на пробегающую под порывами ветра рябь, то на Демьяна. Он же ни разу не взглянул на неё, как будто гулял один.

Телохранители следовали за ними, как тени.

— Когда я собиралась в Москву, думала, что все будет иначе, — признание вырвалось неожиданно и вместе с ним пришло облегчение. Для себя Ванесса решила, что останется откровенной до конца. — Мне казалось, что все получится легко и просто. Потом я встретилась с тобой и поняла, что один неверный шаг — и я потеряю все, за что боролась. Мне стало по-настоящему страшно, Демьян. Я привыкла держать все под контролем, но в Москве сама оказалась пешкой. Он позвонил, и я подумала, что Джеймс Стивенс будет мне полезен. Он из тех, кто никогда не сдаётся. Имя убийцы Филиппа — всё, что я надеялась получить от него.

Ванесса замолчала, но Демьян не проронил ни слова. Он шел рядом, глядя прямо перед собой.

— Мы разговаривали дважды, — спокойствие в голосе граничило с обреченностью. — Первый раз, когда я только приехала в Москву, второй — после покушения. Я сходила с ума от неизвестности, Демьян. Я не могла до тебя дозвониться, и…

— Это место сейчас известно, как Чистые пруды, — он безразлично перебил её, — а в семнадцатом веке называлось Поганые болота. Неподалеку был рынок, и сюда торговцы сбрасывали все нечистоты. Сложно представить, правда?

Демьяну безразлично все, что она сказала.

Он сравнивал поступок с теми самыми болотами, или её саму?

— Сложно, — эхом повторила Ванесса.

Демьян развернулся, и телохранители расступились, а после направились следом, словно связанные с ним пуповинами марионетки.

Молчание становилось невыносимым. Они дошли до машины — черная «Мицубиси Паджеро», как та, что пострадала в аварии.

Дверцу ей открыл не Демьян, а один из его сопровождающих.

— Садись, Ванесса, — жестко и равнодушно произнес он, и сердце сжалось.

— Куда мы едем? — она не двинулась с места. Ванесса прекрасно понимала, что при необходимости её просто запихнут в машину, но хотела оставить за собой хотя бы иллюзию выбора.

— К Палачу.

Прозвучало жутко.

Демьян решил устроить ей встречу со Стивенсом? Она попыталась спрятать замешательство за вежливой отстраненностью, вопросительно изогнула бровь. Какое наказание за предательство следует у измененных? Доволен ли он будет знанием, что больно ранил её равнодушием?

Демьян смотрел со снисходительным презрением, и Ванессе оставалось только подчиниться. Она села в машину, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Не хватило духу посмотреть на мужчину — такого близкого и чужого одновременно. Демьян расположился рядом, но с таким же успехом мог находиться на другом конце планеты. От него веяло холодом минувшей зимы, перед которым бессильно даже солнце.

Ванесса понимала, что доигралась. Удалось избежать кары господней за то, что она связалась с Лоуэллом, но она снова запустила руку в осиное гнездо. Связалась с Рэйвеном и Палачом, играла на три лагеря. Вдобавок ко всему осмелилась влюбиться в мужчину, для которого теперь стала чем-то мерзким и незначительным.

За всю дорогу они не обменялись ни словом. Ванессе казалось, что заговори она снова, вся её выдержка разлетится в щепки. Она либо заголосит, как Анжела, либо подавится отчаянием. Демьян не послушает её. Да и что она ещё могла сказать? Оправдываться, объяснять, выпрашивать его милости, как нищая? Ванессу передёрнуло от отвращения к себе.

Склады, автостоянки, гаражи. Серость промзоны, напряженное молчание, холод. Когда машина остановилась, Ванесса вышла, не дожидаясь, пока откроют дверь.

Какая-то база: длинные ряды построек, фуры, погрузчики. У проходной стоял охранник, возле ног которого крутились беспородные щенки. Один из них радостно повизгивал, двое других возились в грязи.

Они прошли в двухэтажное административное здание старой постройки. Внутри оно выглядело немногим лучше, чем снаружи. Краска облупилась, кое-где отваливались целые пласты, скрипел под ногами старый дощатый пол. В кабинете с чистой, но старой мебелью, было холодно. Батареи наверняка давно не работали. Она зябко поежилась, кутаясь в плащ.

Демьян кивнул Ванессе на кресло, остановился рядом и включил ноутбук. На мониторе возникла картинка с камер видеонаблюдения. Человек на стуле со связанными за спиной руками и мешком на голове.

— Твой старый знакомый, — буднично произнес Демьян, — говорить с ним по-доброму не получается. И все-таки я очень хочу спросить у него, что вас связывает на самом деле. Потому что от тебя правду услышать ещё сложнее, Ванесса.

Она вздрогнула, как от пощечины. Холодно, холодно, как же холодно!

Она хотела, чтобы Демьян накричал на неё, потребовал объяснений, выплеснул разочарование. Достучаться до него через лёд отчуждения не получится.

— Я рассказала тебе всё, как есть, но ты не веришь ни единому моему слову

— Ты бы поверила, Ванесса?

Ванесса покачала головой. Она вычеркнула бы такого человека из жизни и пошла дальше. Любой, кто не оправдывал её ожиданий, отправлялся на свалку. Как и те, кто осмеливались ставить ей условия и указывать, что делать. Так она поступила бы раньше, с любым другим, но только не с Демьяном. У него сейчас не самое легкое время. Не каждому дано справиться с тем, что он пережил за последние месяцы.

Раскаяние и накатившая нежность вдребезги разбили остатки самоконтроля.

Ванесса поднялась и уверенно шагнула к нему.

— Ты мудрее, опытнее и проницательнее всех, кого я когда-либо знала, — выдохнула она. — Я бы не позволила себе и слова сказать, но ты меня слушаешь. Почему, Демьян?

Она назвала его по имени: так, как хотела назвать уже давно. По-русски, без американского коверканья. На краткий миг в его глазах мелькнуло знакомое выражение, но тут же пропало, погребенное под толщей льда. Демьян поверил ей. Поверил, но не простил.

— Даже моя проницательность иногда дает сбой, — со странной усмешкой произнес он, — желаю тебе благополучно добраться домой, Ванесса.

Вежливо и изящно Демьян выдворял её из своей жизни. Она не любила слово «навсегда», но другого подобрать не получилось. А главное, она не могла никого винить, кроме себя самой.

Расставаться было так больно! Ванесса привстала на цыпочки, губами легко коснулась его губ, но не почувствовала ответа. Все внутри перевернулось, когда Демьян мягко, но настойчиво отстранил её от себя.

— Артем, проводи мисс Нортон до машины.

Из кабинета Ванесса вышла, не прощаясь и не оглядываясь.

Водитель спросил, куда её отвезти, и она машинально назвала «Ритц-Карлтон». На деле совсем не хотелось возвращаться в пустой холодный номер или хотя бы случайно пересекаться с Рэйвеном. Она чувствовала себя, как сомнамбула: двигалась, говорила, но словно во сне.

Водитель высадил её в двух шагах от отеля, но когда машина отъехала, Ванесса повернулась и медленно пошла по Тверской в другую сторону.

«Пока человек жив, все поправимо, Рыжее Солнышко».

Так в детстве говорил ей отец, и Ванесса ему верила. Только не понимала, почему он не вернул маму, если поправить можно все?.. Ведь та была жива, и он тоже, просто они развелись. Потом она повзрослела и всё поняла. Теперь нет ни его, ни матери, и вот это уже совершенно точно нельзя исправить. Сегодня она потеряла и Демьяна, только иначе.

Легкий плащ не спасал от холода надвигающейся весенней ночи. Красный закат, Красная Площадь, Кремль. С приходом тепла народу здесь стало ещё больше, чем обычно. Ванесса не замечала никого и ничего. Как назло, у неё никогда не получалось плакать. Выдавить из себя даже самый жалкий всхлип — только чтобы стало легче, не получалось. Лица, лица, лица, вспышки фотоаппаратов, голоса. Русский, английский, китайский, французский.

Она уловила движение совсем близко, но не успела обернуться. Жало стилета или острой спицы вонзилось в кожу под нижним ребром, изящная рука легла на бедро.

— Только пискни, Лисичка — и тебе уже никто не поможет.

Шипение Анжелы за спиной было не страшнее ощущения стали, царапающей кожу. Ванесса знала, что если ударить резко и сильно — жало пройдет сквозь почку и разорвет брюшную артерию. Её не успеют довезти до больницы.

— Чего ты хочешь? — сдавленно прошептала она.

— Преподать тебе урок хороших манер. Шагай!

Со стороны они, наверняка смотрелись, как хорошие подруги, решившие прогуляться на ночь глядя. Ванесса прикидывала, что будет, если она попытается вырваться или закричать. Анжела сейчас человек, но столетия навыков так просто не отменить. Она успеет ударить, не так, но иначе. Анжеле не удастся отвертеться, но ей уже будет все равно.

Ненормальная. Джеймс предупреждал, чтобы она держалась от неё подальше. Джеймс. Запоздало Ванесса подумала о том, что ему тоже никто не поможет. И он, и она, избежали смерти на Острове, чтобы навсегда остаться в Москве. Красный закат пламенел над городом, но теперь небо казалось залитым кровью.

Они дошли до машины — серебристой «Ауди A8», и остановились.

— Что теперь?

— Возьми у меня в кармане ключ, открывай машину и медленно садись на заднее сиденье. Постарайся не делать резких движений, меня это раздражает.

— Анжела, я больше тебе не соперница… — Ванессе стало стыдно за свои слова, но она ничего не могла поделать. Холод отступил, и теперь все платье под плащом было мокрым от пота. И крови — там, где сталь вонзалась в кожу.

— Это уж точно, — язвительно рассмеялась та, — открывай!

Ванесса не успела спросить, как она собирается вести машину и угрожать ей одновременно. Пискнула сигнализация. Стоило потянуть на себя дверцу и осторожно наклониться, как резкий удар в затылок отключил сознание.

 

18

Складские помещения пустовали — прежний арендатор съехал пару месяцев назад. Площади были хорошие и место неплохое, но здание под администрацию базы советской постройки находилось в аварийном состоянии. Из окна открывался вид на несколько контейнеров, забитых хламом предыдущего владельца, который тот не стал вывозить. Чуть поодаль — здания под склады, одно из них с полуподвальным помещением, где держали Стивенса.

Демьян не хотел затягивать. У Палача всё равно один итог, а о том, что он делал рядом с Оксаной, ему так или иначе придется рассказать. Пусть даже для этого придется привлечь к допросу саму Миргородскую.

Весенние сумерки нахлынули быстро, сменившись темнотой, но он не хотел уезжать. В этом забытом всеми месте Демьян чувствовал себя на удивление спокойно. Байка про то, что время лечит — ложь. Оно лишь сменяет декорации и позволяет взглянуть на случившееся иначе. Раны остаются, и рубцы от них временами нещадно ноют.

Мысленно он снова возвращался к предательству Анжелы и вспоминал Вальтера. Она стояла у истоков того, что сейчас расхлебывают все. В это верилось с трудом, но после случившегося Демьян ни в чём не сомневался.

Расплата за самоуверенность настигает внезапно, и бьёт больнее, чем можно себе представить. Анжелы, которую он знал, больше не было, но женщина, живущая в её теле поразительно напоминала его музу. Их связывали чувства, годы и кровь, и всё это не было пустым звуком. Когда-то он спускал ей многое, но прощение не вернёт Анжеле рассудок.

Приходили и мысли о Ванессе, но Демьян стряхивал их с края сознания, как мерзких насекомых. Она говорила правду, но это уже ничего не меняло. Внутри поселилась мертвая пустота, какой он не знал за все годы существования измененного. Даже после смерти Полины Демьян чувствовал себя более живым.

Михаил приехал, как договаривались, к половине седьмого. Им о многом предстояло поговорить, в том числе о судьбе списка. Осталось закрыть тему Стивенса, а потом он соберет всех и назовёт Стрельникова своим преемником.

Нужно было слушать Вальтера — Палач всегда благоволил Михаилу. Керт протянул столько лет потому, что подпускал к себе только тех, кому доверял безоговорочно. Эльза говорила, что он повелся на его предложение, поехал на встречу. Тогда при чём тут Орден? Они не сунулись бы в убежище Палача, а в делах такого толка Вальтер не действовал через третьих лиц. Как его достали, Демьян понять не мог.

— Что собираешься делать дальше? — прямо поинтересовался Михаил. О чём он говорил: о судьбе Анжелы, о Стивенсе или о нём самом? Точный ответ Демьян мог дать разве что по участи Палача.

— Ты решил проверить Анжелу после того, как нашёл Фелисию мёртвой? — вопросом на вопрос ответил он.

Михаил помедлил, прежде чем ответить.

— Я до последнего надеялся на ошибку, — признался он, не скрывая горечи в голосе. — Но потом выяснил, что зимой из Италии она вернулась на несколько дней раньше. Одно за другое…

Михаил переслал ему всё по расследованию, Демьян просмотрел, но ему было уже безразлично. Лишние доказательства ничего не меняли. Теперь список выживших по Азии и Штатам тоже в руках Ордена. За каким чёртом он им сдался?..

Михаил устало провел ладонью по лицу, словно разговор приносил ему боль. Всегда сдержанный и с нетипично улыбчивым для русских лицом, он сбросил маску. Безумие Анжелы и её поступки для Стрельникова были не менее мучительны, чем для него самого.

— Я не хотел ворошить прошлое, но я виноват перед тобой, Демьян. Я надеялся, что история с Кларой Анжелу чему-то научит. Она безумно любила тебя.

— Ты всегда был романтиком, Миша, — буднично произнес Демьян, — больше всего Анжела любила своё чувство ко мне, а ключевое слово здесь — безумно.

— В последние дни она была сама не своя. Когда приходила ко мне и умоляла избавиться от Ванессы. Ты знаешь о других. Элизабет, Костя… Мы стали сдавать. Ты медленно идешь на поправку, Анжела сходит с ума. Со всеми что-то творится. Не думаю, что нам долго осталось, но жаловаться на это было бы смешно.

Он прав. Бывшие измененные медленно угасали, кто-то раньше, кто-то позже.

— Я не хочу думать о её причастности к тому, что произошло со мной. Но и забыть об этом тоже не могу, — Демьян пристально посмотрел на Михаила, словно надеялся получить опровержение из его уст, — но я тебя пригласил не поэтому. Анжела выкрала список.

Он открыто говорил о своих страхах и сомнениях с тем, кого не так давно подозревал. По сути, Михаилу не нужна была вся эта мерзость, он спокойно мог бы раскрыть имя Анжелы, как убийцы Филиппа — тем же американцам. Но он остался рядом.

— Ты отпустил её?

— А у меня был выбор? — усмехнулся Демьян. — Она все эти годы работала на Орден и ничто не помешает ей отправить весточку связному. Она больна, Миша. Анжела зациклена на идее остаться рядом со мной, и сейчас она просто тянет время. Если все сделать правильно, никуда она не денется и список тоже.

— Что ты хочешь с ней сделать?

— Большее, что могу. Избавить от страданий.

— Демьян…

— Предлагаешь закрыть её в клинике? Чтобы она медленно превращалась в жалкое подобие человека? Ежели она перерезала горло Филиппу и все эти месяцы вела себя, как ни в чём не бывало, страшно подумать, что она ещё сотворит. Мерзко, гнилостно, бесчестно, но другого выхода я не вижу.

Михаил не успел ответить: мелодия телефона разорвала тишину подобно первым аккордам фортепианной игры.

Демьян дёрнулся, словно коснулся рукой оголенного провода. Ему незачем было смотреть на дисплей, чтобы знать, кто звонит.

— Заждался, Демьян? — проворковала Анжела. — Я передумала уезжать. Хочу вернуться к тебе.

Он не ошибся, но что толку. Список возвратится нетронутым, но её уже не вернешь.

— Где ты? Я приеду, и мы поговорим.

— У тебя на квартире, — шелест голоса безумия шёл по коже морозом. — И не одна, а с твоей обожаемой Лисичкой. Ты ведь часто развлекался с ней здесь, да?

Говорит она правду, или просто бредит? Последние дни были щедры на неприятности, но Анжеле переплюнула всех. Возможно, и это не последние из них.

Демьян осознал, что готов свернуть ей шею, что шло вразрез с мыслями о принципах, чести и бесчестии. Последняя капля упала только что. Чаша терпения переполнилась.

— Я приеду. Не делай глупостей, Анжела. Пока ещё мы можем все исправить.

— Подожду до твоего приезда, — безумный смех оборвался тишиной.

— Куда мы едем?

— Ко мне.

Виски прожигало болью, надсадно ныло в груди и отнюдь не только из-за чертовых, не желающих срастаться ребер. Он бросил взгляд на Михаила, шагнул к двери, остановился.

— Анжела приволокла туда Ванессу.

— Она жива?

— Не знаю.

Они быстро преодолели коридор, лестницу и двор, грязное каменное крошево хрустело под ногами.

— Миша, поедешь за нами, — на ходу бросил Демьян и сел в машину.

Глядя на мелькающие огни трассы, проносящиеся мимо машины, он старался не думать о том, к чему приедет. А ещё о том, что это значит для него на самом деле. Запечатанное слишком глубоко грозило вырваться, но Демьян не мог этого допустить. Вся его жизнь — умение всегда держать лицо, репутация и принципы крошились под прессом бесконечных потрясений последних дней.

— Что мне делать? — спросил Михаил, когда они стояли у лифта.

— Отвезешь Анжелу в поместье и позаботишься о том, чтобы она сидела тихо. Ждите внизу, — последнее относилось к телохранителям.

Демьян чувствовал себя напряженным, как никогда. Вместе с Михаилом они поднялись на этаж и остановились перед дверью.

— Останься здесь. Я выведу её к тебе.

Он повернул ключ и шагнул в квартиру. Двери повсюду были распахнуты, во всех комнатах горел свет.

Анжела сидела на диване в гостиной. Пышные юбки длинного темно-красного платья стелились по полу, светлые волосы она собрала в высокую прическу и сделала яркий до вульгарности макияж. У её ног, на полу, замерла Ванесса: растрепанная, бледная и напряженная.

Увидев Демьяна, Анжела порывисто вздохнула и беспокойно улыбнулась.

— Ты один, Демьян? Потому что если нет…

— Я один, Анжела. Артем и Максим внизу, но они ни о чем не знают.

— Вот видишь, можно все решить по-доброму, — Анжела почти ласково обратилась к Ванессе, — он приехал. Приехал ко мне, а не к тебе, сучка!

Последнее она крикнула во весь голос. Ванесса вздрогнула, но не пошевелилась.

Демьян шагнул к ним.

— Да, Анжела, я приехал к тебе. Поедем домой.

Он заметил острие стилета, затерявшегося в складках пышной юбки, только когда Анжела резко приставила его к шее Ванессы. Та закусила губу и побледнела ещё сильнее.

Демьян знал, что в обращении с холодным оружием Анжела хороша — долгие годы оно было её увлечением. За отведенное им время измененные изучили множество сторон жизни. Не считая музыки и кукол, Анжела выбрала эту.

— Сначала я закончу с Лисичкой, — с ненавистью выплюнула она. — Она виновата в том, что спала с тобой. Они все виноваты. Соблазняли, завлекали тебя в свои сети.

— Анжела, остановись.

Лицо Анжелы исказилось злобой. Она часто дышала, сжимая пальцы на рукояти и касаясь острием светлой кожи. Воплощенное безумие под обличьем ангела выглядело жутко. Измененных считали чудовищами, но хищники, живущие внутри, не имеют никакого отношения к расе. Они просто есть — и пока мы способны с ними совладать, мы остаёмся людьми.

— Пожалуйста, не надо, — слабый, затравленный голос жертвы.

В ответ Анжела надавила сильнее, и по шее Ванессы побежала тонкая струйка крови, теряясь под шарфом. Та судорожно сглотнула.

— Анжела, — Демьян не повысил голос и не двинулся с места, протянул ей руку. — Она тут не при чём, во всем виноват я. Она мне не нужна, и ни одна из них не была нужна. Только ты. Ты была со мной все это время. Надеюсь, останешься и теперь, если простишь.

Пелена безумия рассеялась, в голубых глазах отразилось недоверие, смешанное с надеждой.

— Я столько раз прощала тебя, — прошептала она и нерешительно поднялась с дивана. Не выпуская стилет, Анжела протянула ему свободную руку, но потом отшатнулась, сжала пальцы в кулак. — Я делала ужасные вещи, Демьян.

Она с удивлением посмотрела на дрожащую Ванессу, как будто забыла о ней, и попятилась к окну, путаясь в длинной юбке.

— Слишком ужасные вещи, — голубые глаза расширились от страха, и Анжела перешла на громкий шепот. — Я многим желала смерти. Я устроила ту аварию, потому что ты увлекся ей! Если бы не рыжая, мы бы были счастливы! Ты не желал меня замечать, а ведь я нужна тебе! Я хотела быть тебе нужна. Помогать, поддерживать, как когда-то…

Демьян шагнул к ней, бросил взгляд на Ванессу. К счастью, она мыслило здраво, и медленно отодвинулась от дивана, готовая выбежать из квартиры. Уже легче.

В последнее время ему казалось, что в сутках не меньше семидесяти часов. Семьдесят часов непрерывного, непрекращающегося Ада за то, что он прожил вместо отведенных ему двадцати двух лет более пятисот. Некстати вспомнился и нательный крест, который он снял после изменения, и остекленевшие глаза дворового мальчишки, на которого Демьян набросился после первого пробуждения, православный колокольный звон, который музыкой отзывался в мятущейся душе.

— Я тоже много чего натворил, Анжела. Но это нам никогда не мешало, не так ли?

На её губах появилась слабая улыбка. Всего на мгновение вернулась прежняя Анжела, голубые глаза засияли нежностью.

— Ты не оставишь меня? — с надеждой спросила она.

Ванесса рывком поднялась и бросилась к выходу, и Демьян быстро шагнул вперед, отвлекая на себя.

— Не оставлю. Я никогда тебя не оставлю.

Демьян не лгал. Он будет рядом до последнего удара её сердца.

Анжела дрожащими руками протянула стилет, но тут же замерла, глядя ему за спину. Изумление на её лице сменилось яростью, она отпрянула назад.

Демьян бросил взгляд через плечо и увидел Михаила.

«Просил же его оставаться за дверью!»

— Предатель! — выкрикнула Анжела, стилетом указывая на Стрельникова. — Ты во всем виноват! Нужно было сдать и тебя Ордену!

Ненависть так и сочилась из неё.

— Ты сказал, что приехал один! Демьян, ты солгал!

Пора было заканчивать спектакль, он и так слишком затянулся. Демьян шагнул к ней, резко перехватил запястье. Мысленно он уже видел, как выворачивает его и как стилет с глухим стуком падает к ногам.

Вместо этого накатила слабость. Кисть дернуло и обожгло, рука дрогнула и пальцы разжались. Грудь пронзила острая боль. За рваным рывком Демьян пошатнулся, встретил растерянный, полный ужаса взгляд Анжелы, услышал её восходящий по крещендо крик:

— Боже мой, Демьян!

Она по-прежнему сжимала в руках стилет, только теперь на нем была его кровь. Движение за спиной, тень, мелькнувшая рядом. Стены стремительно скользнули ввысь; мир — бесконечно большой и в то же время слишком тесный, перевернулся и сжался до размеров комнаты. Демьян смотрел на расплывающийся перед глазами потолок с россыпями светильников, на люстру, и думал о том, что света непомерно много. Он резал глаза, но не согревал.

Михаил склонился над ним и звонил по телефону. Его голос перекрыли крики Анжелы. Слов Демьян не разбирал, они сливались в единый шум, непонятную бессмыслицу, как если бы родной русский внезапно стал чуждым и незнакомым. Когда-то ему казалось, что у Анжелы самый замечательный голос на свете — звонкий и прохладный, как студеный ручей. Нынче её визг напоминал скрежет ржавой пилы по металлу — отвратительный, бесконечно громкий. Михаил сжимал его руку, но Демьян почти не чувствовал пальцев.

Он попытался дотянуться, рвануть ворот рубашки в бессильной попытке вдохнуть, но руки не подчинялись. По телу шёл холод, и он вспомнил Полину. Чуткую, светлую и бесконечно любимую, не совершенную, но живую. Ту единственную, что согревала по-настоящему.

Он совершил большую ошибку, отказавшись быть рядом с ней: из-за призрачного идеала выдержки, спасовал перед звериной сущностью ради безупречной репутации. Все достижения и победы нынче ничего не значили, только Полина.

Демьян слышал, как Михаил звал его по имени, но не отозвался. Будто лёд на реке, холод сковал голос. Но только в этом мире — потому что там, за чертой, он видел едва различимое мерцание свободы. Безграничной и светлой, представить которую не способен никто.

 

19

Москва, Россия, май 2014 г.

В комнате без окон время течет по-особому. Ничего не объясняя, его перевезли в другую тюрьму, в относительно человеческие условия. На новом месте у зверя была своя клетка — с раздолбанной душевой, грязным санузлом, обогревателем, раскладушкой и старым покрывалом. Здесь Джеймс мог свободно перемещаться, а не сидеть скованным, но каждое движение отзывалось болью.

Навскидку угадывались сломанные ребра и отбитые почки — в последний раз допрос прошёл с особым пристрастием. Когда он взглянул на свое отражение в заляпанное и потертое зеркало, распухшее лицо напоминало маску для Хэллоуина. Под коркой засохшей крови синяки, ссадины, сильно рассечена скула, один глаз полностью заплыл.

Ему приносили еду, но первые попытки поесть после голодного пайка закончились неудачно. Постоянно хотелось пить, и если бы не обезболивающие и антибиотики, которые ему кололи, пришлось бы совсем плохо. Продирающий до костей холод полуподвала, свет в который проникал через крохотное окно с мутным, как гнилая вода, стеклом, Джеймс помнил отчетливо. Руки, стянутые за спиной, чувствуешь с трудом, яркий запах крови. Он знал, что когда всё начнется по новой, боль в вывернутых суставах и натянутых мышцах будет одуряюще яркой, поэтому наслаждался временной передышкой.

Во время допросов Джеймс продержался на мыслях об Оксане. Нелёгкая принесла в Москву Рэйвена. Надо было пристрелить его на том складе в Солт-Лейк-Сити. Из-за него он не успел добраться до Осиповой. Не сумел защитить Оксану.

Осипов не послушал его, но оно и понятно: не осталось ни одного свидетельства против Анжелы. Все доказательства Джеймс уничтожил сразу после того, как переслал информацию Корделии. Не хотелось, чтобы до его наработок через Орден добрался тот, кто дергал их всех за ниточки.

Он не знал, почему его оставили в покое и кого благодарить за щедрость в виде лекарств, еды и лежанки. Что это? Выжидательная тактика, за которой к нему придут с очередными вопросами? Сотрудничество с Осиповым не задалось с самого начала. Для него был только один выход — последний. Страха мысль о смерти не вызывала, разве что досаду и злость на себя — за то, что не помог Оксане.

Услышав лязг замка, он даже не пошевелился. Когда дверь открылась, Джеймс с закрытыми глазами полусидел на раскладушке, привалившись к стене. С ним не разговаривали, просто ставили поднос на пол и уходили, но сейчас визитёр не торопился. Мысль о продолжении пытки заставила внутренне содрогнуться. Тем не менее, Джеймс неловко выпрямился, поднял голову и встретился взглядом с Оксаной.

Она смотрела на него и, едва не плача, кусала губы. Джеймс резко поднялся, задохнулся от боли, но все-таки шагнул навстречу, а Оксана всхлипнула и бросилась к нему. Замерла, перед тем как обнять — осторожно и легко, словно он был бесценной древней реликвией. Царапнула мысль, что Оксана подставилась, когда пришла к нему, а он только что довел дело до конца. Оглушило осознанием нежности и тревоги, но Джеймс прижал Оксану к себе, и сразу стало легче. Будто гора с плеч свалилась. С ней все хорошо.

Она судорожно всхлипывала, плечи вздрагивали, и его рубашка быстро намокла от слез. Они замерли в объятиях друг друга, и время будто остановилось. Он боялся запустить часы реальности, потому что настоящее никто не отменял. Вряд ли Осипов подпустил её к нему от доброты душевной. Если Демьяну придет в голову использовать Оксану, для давления на него, он ничего не сможет сделать, чтобы её защитить.

Она затихла в его руках, и только тогда Джеймс тихо спросил:

— Как ты здесь оказалась?

— Демьян умер. Инсульт, — Оксана подняла голову и оттерла слезы тыльной стороной ладони, — сейчас делами заправляет Миша. Помнишь его?

Джеймс кивнул.

Новость о том, что Осипов мертв, оказалась внезапной. В прошлую встречу он не мог похвастаться богатырским здоровьем, но и умирать явно не собирался. Ирония жизни.

Оксана пересказала ему подробности встречи с Демьяном и об Анжеле Осиповой. Об обещании Стрельникова устроить им свидание, и о том, что выдержала всё это только благодаря Саше. Сестра не оставляла её одну ни на минуту.

— Я думала, что с ума сойду раньше, чем увижу тебя.

Заплаканная и взволнованная она выглядела родной и близкой, как никогда раньше. Джеймс не удержался, заправил за ухо прядь её волос и поморщился от боли в мышцах.

— Но ты дождалась.

Оксана улыбнулась сквозь слёзы.

— Да.

Что изменила смерть Демьяна? Покровитель семьи Миргородских теперь мертв, хорошо хоть проблема с Анжелой отпала сама собой. Так или иначе, Стрельников вряд ли откажется побеседовать с ним о многом. Есть ещё Рэйвен. Он тоже будет рад вытащить всю информацию, которая ему пригодится.

Джеймс подумал о Дженнифер и её семье, о матери. Теперь, когда все завязалось в такой тугой узел, Сантоцци с него с живого не слезет. Джентльменские методы — не в его стиле. Чтобы всех их оставили в покое, ему придется умереть. На этот раз по-настоящему.

Стрельников тоже устроил им встречу не из человеколюбия. Либо Оксана должна уговорить его сотрудничать, либо ему хотят показать, что у них есть, на чем его зацепить. Может статься, и первое и второе вместе.

— Стрельникову нужна информация?

— Да, — встрепенулась Оксана, с мольбой заглянула ему в глаза. — Джеймс, помоги Мише, а он поможет тебе.

Он замер, когда она назвала его настоящим именем: неуверенно, будто пробуя на вкус. Замешательство позволило выиграть время перед тем, как сказать: «Нет». Он привык к имени Семен, потому что слышать, как Оксана произносит его, было непростительно тепло.

Что ещё ей о нём рассказали? Стояла бы она сейчас здесь, если бы знала всё, что знает он? Да и так ли это важно?

Оксана побывала у Демьяна и столкнулась лицом к лицу с убийцей, хотя боялась этого до дрожи в коленях. Оксана просила за него Михаила и пришла сразу, как только ей позволили. Оксана смотрела на него, и в её глазах Джеймс читал просьбу, которую не готов выполнить.

Он мог рассказать всё о себе, вывалить всю грязь, чтобы Оксана бежала от него быстро и не оглядываясь, вот только ради чего? Ради правды, которой так хотела от него Хилари? Джеймс никогда не спрашивал жену о том, что осталось в тени, но она говорила, говорила и говорила. Об измененных, которые уничтожали, об измененных, которые спасали, об измененных-людях, и об измененных-нелюдях, о боли, страхе, отчаянии, жизни и смерти внутри теневой расы. Снова и снова.

Джеймс чувствовал, что эта надрывная откровенность убивает его. Он шёл в пожарное депо и радовался каждому новому вызову. Потому что перед лицом собственной смерти было легче простить себе чужие. На войне убивать просто, но гораздо сложнее вспоминать об этом в мирное время.

— Прошлое ничего не значит, — прошептала Оксана.

Она будто мысли его читала. Иногда Джеймсу начинало казаться, что он начнёт говорить, а Оксана продолжит. Такое бывает у близнецов. Или у родных людей.

— Я не стану ему помогать, — негромко произнес он.

Как легко это получилось сказать. Легко, но пережить внутри — отнюдь.

Оксана отступила назад, закрыла глаза и обхватила себя руками. Закушенная губа — верный знак того, что она вот-вот заплачет. Джеймс смотрел на неё и отмечал каждую знакомую черту, жест. Никогда не знаешь, кто станет тебе родным, но когда это происходит, ты понимаешь безоговорочно.

Тишина казалась густой, хоть ножом режь.

— Чертов эгоист! — неожиданно выдохнула Оксана. — Я просто хочу, чтобы ты жил. Неужели это так много?

Она положила руки ему на грудь, глядя в глаза.

— Я люблю тебя, Джеймс Стивенс. Позволь мне просыпаться с мыслью, что ты просто есть. Неважно где, неважно как тебя зовут и с кем ты будешь счастлив. Пожалуйста!

Он хотел сказать, что дело не в гордости, а в том, что ему придется назвать Стрельникову имя Корделии. Отдать в руки измененных то, ради чего он рисковал всем, в том числе и ей. Но что это теперь изменит? Для Корделии он уже сделал всё и даже больше. Найти её теперь будет нелегко, если не сказать невозможно. У них со Стрельниковым общий враг, и как они решат эту задачу, вместе или порознь — не его ума дело.

Джеймс вдруг осознал, что для него по-настоящему важно. Спокойствие и счастье Оксаны.

— Хорошо, — ответил он.

Её глаза недоверчиво расширились, а лицо расцвело таким счастьем, что только ради этого стоило согласиться. Оксана искренне и светло улыбнулась, порывисто сжала его руки. Хотела что-то сказать, но передумала. Осторожно уткнулась лицом ему в плечо и глубоко вздохнула.

Джеймс притянул Оксану к себе — такую родную, вдохнул свежий запах её волос. Время отсчитывало последние минуты их близости. Призрак угрозы больше не стоял между ними, и он наслаждался каждым мгновением. Не было ни прошлого, ни будущего, одно лишь настоящее. Однажды он уже отпустил её, и сделает это вновь.

Больно, но только сейчас. Потом должно стать легче, по-другому не получится прожить целую жизнь вдали от Оксаны.

«Просыпаться с мыслью, что ты просто есть».

Только так, и никак иначе.

 

20

Москва, Россия — Сиэтл, США. Май-Июль 2014 г.

В Шереметьево её отвозил Ронни. С приездом босса Халишер вернулся к виду разгильдяя-переростка, но это Ванессу больше не раздражало. Она привыкла к его манерам, вождению машины, тяжёлому року в динамиках и даже привычке не выпускать изо рта жевательную резинку.

Последний разговор с Рэйвеном вышел коротким. Его не слишком устраивал расклад, в котором Стрельников остался преемником Демьяна, но он собирался задержаться в Москве и наладить отношения с Михаилом. Ванессе было уже всё равно. Она больше не хотела иметь никакого отношения к делам измененных.

Халишер дергался в такт музыке, и она невольно улыбнулась. Поняла, что ей будет немного не хватать его откровенной беспардонности.

— Ронни, откуда ты так хорошо знаешь русский?

Он бросил на неё косой взгляд, но все-таки ответил.

— Я здесь родился и вырос.

Что же, это многое объясняло, особенно в его поведении и манерах.

— Невероятно! Где?

— Новороссийск. Небольшой приморский город.

Ванесса украдкой посмотрела в вырез его рубашки: неизмененная толстая цепь. Извиняться она не любила, но и оставлять тему открытой тоже не хотелось.

— Прости за то, что произошло в номере.

Ронни недоверчиво посмотрел на неё и хмыкнул.

— Да ладно. Мы оба тогда были хороши.

Ванесса вздохнула.

— Можно спросить?

— Валяйте.

— Что ты носишь на цепочке?

Ронни замолчал. Надолго.

К счастью, тяжёлый рок не позволял с головой уйти в мысли, и Ванесса была этому рада. Ей не хотелось оставаться наедине с собой и воспоминаниями как можно дольше. Сегодня она покидала Москву — город, который уже никогда не станет ей родным. Как назло, заел диск, а когда Ронни треснул по аудиосистеме кулаком, и вовсе затих.

Ванесса уже подумала, что ответа не дождётся, но все же услышала:

— Моя семья. Жена и дочка. Они погибли.

Больше она ни о чём не спрашивала до самого аэропорта. Прощаясь, пожелала удачи и почаще навещать стоматолога.

— Как-нибудь справлюсь, — мрачно пробормотал Ронни и смачно сплюнул под ноги, — и вам удачи, мисс Нортон. Надеюсь, больше не встретимся.

Самолет оторвался от земли, плавно взмывая ввысь. Слегка заложило уши, Ванесса прикрыла глаза и устало потерла виски. Мужчина в соседнем кресле ослабил галстук. Он явно волновался.

«Странно, что в наш век ещё остались люди, которые боятся летать», — отрешённо подумала она.

Ванесса сама ненавидела самолеты, но не из страха высоты. Когда её бизнес только набирал обороты, приходилось постоянно ездить по всему миру. Аэропорты, стыковочные рейсы, перелеты — долгие и не очень. Она покидала один город, чтобы завтра оказаться в другом, а спустя несколько дней — в следующем. Вся жизнь проходила в бесконечном движении.

Сегодня она была рада возможности двигаться хоть куда-то. После душной клетки номера «Ритц-Карлтон» полет казался слабым утешением, но это лучше, чем ничего. Она хотела с головой окунуться в работу, проверить каждый филиал лично. Делать все, что угодно, только чтобы забыть. Не о Демьяне, о том, что произошло. Хотелось расслабиться в мягком сиденье бизнес-класса, но Ванесса боялась спать. Боялась, что во сне всё вернётся.

Последние дни прошли, как в тумане, и она проклинала Рэйвена за то, что не позволил уехать сразу. Сбежать. Он и на похороны бы её затащил, если бы не Михаил Стрельников. Ванесса лично позвонила ему, извинилась и сказала, что не сможет присутствовать. К счастью, Михаил понял и не настаивал. Трусость? Возможно. Ей было всё равно, как это выглядит.

Ванесса понимала, что не переживет ещё одного прощания. Ей казалось, что стоит увидеть Демьяна не живым, и она завизжит, как героиня в дешёвом триллере или тронется рассудком, как Анжела. Долгое время она считала, что после исчезновения отца уже ничто не способно её сломить, что она выдержит всё на свете. Оказалось, внутри не всё ещё прогнило. Слабая искра жизни сейчас судорожно билась в сердце. В сердце, которое сжималось от боли.

Безумное лицо Анжелы, Демьяна, который протягивал ей руку. Она выбежала из квартиры и буквально налетела на высокого светловолосого мужчину. Сбивчиво бормотала о том, что Демьяну нужна помощь. Михаил попросил её подождать в машине, а сам пошёл к ним. Ванесса, будто зачарованная, спустилась вниз. В лифте колени подогнулись, и она прислонилась к прохладной стене, коснулась пореза на шее. Бешеное сердцебиение замедляло темп.

Двери лифта распахнулись и её встретили взволнованные телохранители Демьяна. Марионетки, оставшиеся без своего кукловода. Горло сдавило, и Ванесса поняла, что должна была остаться там, рядом с ним.

Её настойчиво усадили в машину, ничего не объяснили, и отвезли в отель. Один из телохранителей Демьяна оставался рядом, пока не приехал Михаил. Она смутно помнила ту беседу. Он просил о молчании, но Ванесса при всём желании не смогла бы об этом говорить. После его ухода вернулась удивительная легкость оцепенения, поглотившая и боль, и страх.

Перед отъездом Михаил передал ей запечатанный конверт — дело отца. Демьян сдержал обещание даже после смерти. Она сдержанно поблагодарила, поднялась из-за столика и ушла, не оглядываясь. Наверняка, Стрельникову она показалась бесчувственной стервой, но это мало её беспокоило. В жизни Ванессы было столько потерь, что она не могла позволить себе расслабиться. Не сейчас.

Оказавшись в номере, где провела два месяца, Ванесса присела на край кровати. Она стянула туфли и смотрела в окно на переливающуюся огнями Москву. До встречи с Демьяном она не представляла, как можно так отчаянно любить жизнь, находясь на грани смертельной усталости.

Шутка или нет, сейчас ей безумно хотелось жить. Не ради призрачной цели или желания докопаться до правды. Ванесса поняла, что больше не готова смотреть в дуло пистолета или чувствовать разрывающий кожу металл. Не готова терять любимых и жить одной лишь ненавистью. Анжелу запрут до конца её дней, но Демьяна уже не вернуть. Равно как и отца. Месть всегда разрушительна и никогда не бывает справедлива.

В Сиэтле Ванесса первым делом выставила на продажу свою холодную «холостяцкую» квартиру. Новое жилье пришлось поискать, но спустя полтора месяца удача повернулась к ней лицом.

Новый дом на Мерсер Айленд поразительно напоминал тот, в котором прошло её детство: просторный и светлый, в окружении аккуратных зеленых лужаек. Окна гостиной выходили на озеро, и она заново училась жить в созерцании. Часами смотрела в окно, вспоминала отца и время, когда им было хорошо вместе. Совершенно иначе: без надрыва и желания рвать и метать. Раньше она избегала любых напоминаний об отце, но чем сильнее ты сопротивляешься прошлому, тем больше оно в тебя прорастает. У неё получилось отпустить и начать сначала, и Ванесса не хотела терять шаткое, только что обретённое равновесие. Она будто заново училась ходить. Жить без ненависти. Наслаждаться каждым новым днем.

В один из вечеров неожиданно позвонил Стив.

— Ты снова пропала, Ванесса, — в шутку укорил он, и тут же добавил. — Как ты? Где ты сейчас?

— В Сиэтле, — на душе неожиданно потеплело, — не думала, что скажу такое, но у меня все замечательно.

Стив рассмеялся.

— Я рад, Ванесса. В делах и заботах, как всегда?

— На удивление нет.

Она и правда думала, что с головой уйдет в работу, стоит сойти с трапа, но оказалось, тишина и одиночество лечат не хуже бесконечной деловой суеты.

В голову внезапно пришла сумасшедшая мысль, и Ванесса не стала противиться порыву.

— У вас с Мэгги получится выбраться ко мне на выходные, Стив? — в трубке повисла тишина, и Ванесса поспешно добавила. — Если захотите, конечно.

— Буду рад, — он не скрывал удивления, — просто это прозвучало несколько неожиданно.

— Понимаю.

— Что насчет первых дней августа? Ты свободна?

— Я приглашаю вас в гости, а ты спрашиваешь, найду ли я для вас время. Не такой у меня плотный график.

— Я точно говорю с Ванессой Нортон? — полушутливо пробормотал Стив. — У меня чувство, что тебя подменили.

Впервые за последние месяцы Ванесса рассмеялась искренне и беззаботно.

— У меня тоже.

Они поговорили ещё немного, а после она поднялась в кабинет. Фотография отца стояла на столе, рядом с ноутбуком.

Ванесса открыла сейф и достала запечатанный конверт с бумагами. Потянулась за ножом для резки бумаги, и вдруг отчетливо вспомнила Анжелу. Хрупкие пальцы, сжимающие рукоять, бегающий взгляд, ярость безумия.

Ванесса помедлила, но все же вернула бумаги на место и захлопнула дверцу, перевела взгляд на фотографию и улыбнулась.

— Я люблю тебя, папа, — сказала она.

 

Эпилог

Сидней, Австралия. Август 2014 г.

Решение покинуть Москву далось Оксане нелегко, но пришла пора двигаться дальше. Рядом с бабушкой и сестрой она оставалась маленькой девочкой, которую нужно опекать, холить, лелеять, бранить и изредка ставить на место. Кроме того, по-прежнему оставался соблазн вернуться к привычной беззаботной жизни. Знакомый голос нашептывал: «Зачем тебе лишние трудности»? — но Оксана больше его не слушала.

Она не собиралась бросать танцы, но, к вящему удивлению родных, решила поступить в Сиднейский университет на факультет психологии. Её дар можно использовать во благо, и она решила развивать именно эту сторону. Одному человеку Оксана уже помогла, и надеялась продолжать в том же духе.

Наталья Валентиновна не стала отговаривать, пожелала удачи, зато Саша не выразила восторга и поспешила всё испортить.

— Там ты особо никому не нужна. Ксанка, твой папаша убежал за другой юбкой. Вся твоя семья здесь.

«Не вся», — хотела ответить Оксана, но вместо этого обняла сестру.

После того, что Саша сделала для неё весной, она при всем желании не могла на неё злиться.

Набирающее обороты московское лето Оксана сменила на австралийскую зиму. Погода в Сиднее ничем не напоминала русские морозы. Дожди были нечастыми, а температура редко опускалась ниже десяти градусов, разве что ночью. Тем не менее, Оксана медленно привыкала к новому дому, каждый день вспоминала родных и скучала по ним.

Семья отца встретила её тепло, но дело было в другом. С детских лет она не расставалась с бабушкой и Сашей дольше, чем на месяц. Они редко виделись, но знать, что она всегда сможет вызвать такси и оказаться рядом, Оксане было достаточно. Теперь их разделял океан и двадцать пять часов перелета. Никто не отменял телефоны и скайп, но для Оксаны, привыкшей чувствовать, такое общение казалось насмешкой.

О Джеймсе — она не сразу привыкла называть его так — Оксана вспоминала часто. Встреча с ним стала переломным моментом в жизни. Именно он заставил её задуматься, посмотреть на себя со стороны и решиться на перемены.

Миша выполнил свое обещание. Джеймс Стивенс «умер» в Москве, а вместо него родился другой человек, который сейчас ходил под этим небом. Иногда она задумывалась, как он сейчас, вспоминает ли о ней, где просыпается и с кем засыпает, но тут же одергивала себя. Такие мысли были хороши всем, но не имели ничего общего с настоящим, в котором она жила.

А в настоящем всё было не так уж плохо. Просторная светлая квартира ближе к центру, новые знакомые и постоянный друг. Теперь она не прыгала из постели в постель. Райли оказался хорош всем, но он не был Джеймсом. Трудно объяснить постоянному любовнику, почему ты не хочешь жить вместе, если вы встречаетесь каждый день.

Оксана не была готова к серьёзным отношениям, но иначе не могла. Перемены в ней самой не отменяли сущности чувствующей, а когда под боком не было бабушки и Саши, становилось ещё сложнее. Тянуть силы из каждого встречного без секса напоминало издевательство. Всё равно что вместо завтрака, обеда и ужина есть то кусочек огурца, то сыра, то печенье, то карамельку. В её случае это было чревато неприятностями.

Ранним утром Оксану разбудил телефонный звонок. Она дотянулась до мобильного, потерла глаза. На дисплее высветился номер Миши, и сон как рукой сняло. Перед отъездом Викинг обещал, что если будет в Сиднее, обязательно с ней увидится. Встретиться с ним — всё что прикоснуться к прошлому, к чему-то родному и близкому, надышаться Москвой после долгой разлуки.

— Миша, что так рано? — хриплым со сна голосом поинтересовалась она.

— Потом будет поздно, — весело отозвался он.

— Ты проездом? — Оксана разочарованно вздохнула и села на кровати. — Я так хотела с тобой встретиться!

— Это будет проблематично, потому что я в Москве.

Оксана прищурилась, сонно моргнула.

Викинг в Москве? Тогда зачем он ей звонит?

— У тебя есть три часа, чтобы увидеть его.

Он не сказал кого, но Оксана поняла сразу. Сердце замерло, а потом пустилось в пляс. Руки задрожали, её бросило в жар.

— Как, когда, где? — Оксана вскочила с кровати и бросилась к шкафу, на полпути остановилась и побежала в ванную. — У меня есть время? Я успею? Миша, куда ехать?..

Через два часа она была на месте. Оксана бежала через парк по прогулочной тропинке, как когда-то от метро к его дому — только чтобы успеть. Она уже видела причалы и белоснежные яхты. Отражаясь от воды, солнце слепило глаза, а она, как назло, забыла темные очки.

— Все готово?

— Да.

— Двенадцать минут до встречи.

Оксана услышала его голос ещё раньше, чем увидела.

Черный костюм, светлая рубашка, гарнитура для переговоров, солнцезащитные очки. Среди безликих, сжатых в сплошные комки напряжения сотрудников службы безопасности, Джеймс выделялся спокойствием и уверенностью.

Забытое ощущение — чувствовать его всей сутью, дышать им, жить им.

Оксана вылетела к причалам и замерла у ограждения. Повсюду было пустынно, поэтому все взгляды мгновенно устремились на неё.

Одна из яхт называлась «Надежда», и она сочла это добрым знаком.

Вцепившись в перила, Оксана подавила порыв вытянуться во весь рост, помахать ему, назвать по имени… Как назвать? Она даже не знает, как его теперь зовут!

Казалось, между тем, как он увидел её и как снял очки, прошла целая вечность. Оксана дрожала от напряжения, сильнее сжимая пальцы, а потом их взгляды встретились. Она почувствовала радость: его или её, или их общую. Он улыбнулся, и больше ничего не имело значения.

КОНЕЦ

Декабрь 2013 г. — Август 2014 г.