Ресторанный зал, в котором мне предстояло петь, мог вместить человек триста, а то и больше. Судя по масштабам намечавшегося торжества, «а то и больше» было гораздо более точной оценкой передряги, в которую я влипла. Эвель уверяла, что выступление на таком празднике позволит моему портфолио скакнуть в рейтинге на головокружительную высоту, поэтому я бы не отказалась от парашютика. Вот только где его взять? Мне ясно дали понять, что придется петь перед правящими семьями и аристократией. Наверное, это неплохая репетиция перед оперой. Нет, правда.

С такими мыслями я попрощалась с Пристом, который привез меня домой, и позволила родному лифту себя сожрать, поднимая на этаж. Ужин с Халлораном ужином и закончился. Хотя вру. Закончился он тем, что меня проводили до машины. Флайс взмыл ввысь, а я все смотрела на стремительно уменьшающуюся точку, в которую превращался иртхан. Потом мы набрали высоту, и подсветка ресторана уступила темноте и блеску аэромагистралей. Я поймала на себе быстрый взгляд водителя и шустро отлипла от стекла.

— Никак не могу привыкнуть к этой вашей… верхнему уровню, — сообщила с милой улыбкой.

— Разумеется, эсса.

Лифт выплюнул меня в холл перед квартирой, в настоящее. Я шагнула вперед и чуть было не влетела в Вальнара. Отпрянули мы с бывшим одновременно, за моей спиной лифт пополз вниз.

— Ты что здесь делаешь?

— Где ты была?

Хорошенькое начало. Особенно для наших безвременно почивших отношений. Я обошла его и направилась к двери.

— Леа! — Меня схватили за локоть, но я шустро стряхнула его руку. — Я ждал тебя два часа. На этой самой площадке. Твоя сестрица отказалась меня пускать.

Ну что я могу сказать? Умница.

— Леа, нам нужно поговорить.

Я старалась смотреть ему в переносицу: изображать тот самый равнодушно-отстраненный взгляд. Но то и дело цеплялась за широкие плечи и вздернутый подбородок, который принято называть квадратным. За идеально уложенные волосы цвета слабо разбавленного кремом кофе. Отчаянно не хотелось встречаться с ним взглядом, потому что — мне так всегда казалось — по моим глазам близким понятно все и сразу. Это с другими я прикрываюсь надежно, рядом с самыми родными не могу. Словно что-то плавится внутри, падает какая-то заслонка, отделяющая Леону от Бриаль, и наружу вылезает все, что запрятано глубоко-глубоко.

Ключи в моей руке почти не дрожали. Равно как и голос.

— О чем?

— О нас. Пригласишь?

— Нет.

Вальнар глубоко вздохнул.

— Слушай… я вел себя как последний набл.

— Ты только сейчас это понял?

Отчаянно хотелось сбежать в квартиру и захлопнуть за собой дверь. Вместо этого я все-таки посмотрела ему в глаза — темные, как ночь. Когда-то мне безумно нравилось ловить в них свое отражение. Когда-то… Думаю так, словно это было целую вечность назад. А ведь прошло-то всего ничего со дня, как «мы» превратились в «я» и «он».

— У Лэм с Дрэйком. Просто увидел тебя и понял, что…

— Что?

— Что я больше не могу себе врать. Леа, ты нужна мне.

А как же та рыжая?

К счастью, я прикусила язык прежде, чем слова вырвались наружу.

— Такой, какая ты есть. Понимаешь?

Я мечтала об этой встрече, наверное, сотни раз. Представляла ее себе, ворочаясь в постели, когда не могла заснуть, во флайсе по дороге на работу или домой, на сеансах у Лэм… Да везде, куда позволяла добраться шустрым неугомонным воспоминаниям. Но я никогда не представляла ее так: перед дверью собственной квартиры и после того, что увидела несколько дней назад.

— Нет, — сказала я.

— Что — нет? — Теперь в его голосе слышалось раздражение.

Вальнар привык, чтобы все было по его, и, когда что-то шло не по сценарию, вспыхивал, как сухие ветки под дыханием дракона. Отчаянно хотелось поддаться, позволить себе эту маленькую слабость. Шагнуть ближе, обнять — и завтра все будет как раньше. Мы снова сможем собираться у Лэм с Дрэйком, я смогу сидеть, закинув ноги ему на колени, а он станет кормить меня ягодами. Можно в шутку цапнуть его за палец, визжать, когда он запустит в волосы свою пятерню, путая их. Праздник Смены времен мы вчетвером отметим в каком-нибудь клубе, а на свадьбе будем танцевать первый танец вместе с молодоженами. Все это настолько ярко пронеслось перед глазами, что я с трудом удержала себя на месте.

Потому что отчетливо понимала: как прежде — уже не будет.

— Это ты прислал букет?

Кнопка вызова на лифте сменилась оранжевым. Не таким ярким, какими были цветы.

— Для тебя это что-то меняет? — Уголок его губ приподнялся.

Я вспомнила чувство, с которым смотрела на аррензии. Когда постоянно крутишься на сцене, к комплиментам начинаешься относиться как к чему-то приятному, но постоянному и неизменному. Вот только эти цветы хотелось поднести к лицу и вдохнуть аромат полной грудью, позволяя ему кружить голову.

— Предположим, что да.

— Да, это я их тебе прислал.

Теперь уже я спокойно выдержала его взгляд, хотя сама держалась на хлипеньком честном слове.

— Сдался тебе этот паршивый букет! Я же здесь. Неужели это для тебя ничего не значит?

Этот букет совершенно точно нельзя было назвать паршивым.

— Ты специально выбрал гедарины в цвет моих глаз? — улыбнулась. — Все как я люблю?

— Именно.

Наваждение спало, совсем как в детстве. Когда по визору прерывали красивую сказку и пускали рекламу про универсальное моющее средство или лечение зубов в новой клинике. Отчетливо вспомнилась сияющая улыбка рыжей куколки, растерянность Лэм. А ведь это могло сработать! Вальнар понял, что погорячился, притащил девицу к друзьям в надежде, что рано или поздно мне это передадут. Предположительно я должна была воспылать ревностью и понять, какое сокровище потеряла. Вот только добился он совсем другого. А еще сегодня в гримерной не было ни одного гедарина.

— Не думаю, что у нас с тобой что-то получится.

— И давно ты это поняла?

— У Лэм с Дрэйком, — ответила его же словами.

Глаза яростно сверкнули, он усмехнулся.

— Вот, значит, как, Леона? Две недели — и все, конец?

— Именно так.

— Что ж, дело твое. — Вальнар сунул руки в карманы, от чего его стильный темно-синий плащ натянулся, облегая широкие плечи, как вторая кожа. — Но, если передумаешь, учти, что ждать тебя годы я не готов.

Как же это на него похоже.

— Да ты и две недели был не готов, — хмыкнула я. — Не знаю, что недавно упало тебе на голову, но это явно было что-то тяжелое.

Коротко пиликнул замок, я шагнула в квартиру, навсегда оставляя Вальнара в прошлом. Меня тут же окутал тонкий сладковатый аромат. Оглушительно чихая, в прихожую вылетел Марр, принялся тыкаться носом в ноги и старательно обтираться о колготки и платье всеми своими чешуйками. Колготкам мигом пришел конец, я же пыталась понять, откуда такой удивительный запах. Духи, что ли, разлили?

— Танни! — Сбросила сумку на тумбочку и принялась снимать обувь. — Что ты опять натворила?

— Ничего, — донесся из гостиной голос сестры. — Я тут цветочки нюхаю.

— Какие еще цветочки…

Ответ пришел раньше, чем я успела задать вопрос, поэтому вопрос получился и не вопрос, вовсе. Аррензии. Протопала в комнату и замерла: цветы были повсюду. Настоящее цветочное царство — в вазах, на столе, на лестнице, на подоконнике, в тазике, который Танни водрузила посреди комнаты.

Виар вылетел следом и снова оглушительно чихнул.

— Это еще что за… — вырвалось у меня.

— Понятия не имею. — Сестрица восседала на диване, листая электронный журнал. — Я дверь открыла, а они давай заносить. Кому-то очень понравилось, как ты поешь?

Угу. Очень. Кажется, загадочный даритель только что перестал быть загадочным. А еще он, видимо, решил меня доконать.

— Так что? — Танни листала журнал с такой скоростью, с какой даже гений скорочтения не способен воспринимать информацию. Она старательно делала вид, что ее совсем не волнует, кто сделал недельную выручку цветочному магазину. — Кто это? Твой загадочный поклонник?

Я наконец отмерла. Прошла в гостиную и потрогала яркие лепестки, чтобы убедиться, что они реальны. Виар чихнул еще раз и недовольно потопал наверх. В отличие от меня, ему аррензии не нравились совсем. Точнее, их волшебный аромат.

— Эй! — Сестре наскучило изображать равнодушие. — Так кто, Леа?

— Не знаю. — Я пожала плечами. Лучший способ избежать неловкого разговора — перевести тему. — Ты почему не впустила Вальнара? Он два часа стоял в холле.

— Он так сказал? — фыркнула Танни. — Пятнадцать минут назад приперся. Придурок.

— Это не отменяет того, что ты оставила его торчать у лифта.

— Так ему и надо, наблу хромому.

— Танни!

— Да брось. Вы же расстались.

От неожиданности замерла и сложила руки на груди.

— Не припомню, чтобы я тебе об этом рассказывала.

— Да ладно. Ты ходишь мрачная, он притащился, не зная, что тебя нет дома… Вылупившийся пиар решит эту задачку, не сходя с места.

Я даже не нашлась что ответить, сестра же стянула резинку и достала из кармана комбинезона леденец.

— На самом деле ты молодец. Я бы такого придурка еще раньше послала.

— Не твоего это ума задачка.

— Ну-ну.

Танни сняла яркую обертку и сунула леденец в рот.

— Так фто? Раффкажешь?

— Нет.

Сестра пожала плечами и с деланым безразличием отвернулась. Хотя в глазах ее мелькнула обида, делиться своими подозрениями с ней я была не готова. Да что там, я была не готова делиться этими подозрениями даже с Лэм. По крайней мере, пока.

Только когда поднялась к себе и плотно прикрыла дверь, выхватила телефон и быстро написала: «Местр Халлоран, это вы устроили из моей квартиры оранжерею?»

Ответ пришел сразу. Отличался он, как всегда, лаконичностью и глубоким философским смыслом.

«Доброй ночи, эсса Ладэ».

Восседая на подоконнике напротив Марра, я пыталась читать книгу. Пыталась, потому что одновременно играть с виаром и сосредоточиться на сюжете довольно сложно. Тот лениво ловил лапой мои пальцы. Когти не выпускал, но, когда ему удавалось шлепнуть меня лапой по щиколотке, все равно вздрагивала от неожиданности. А я все-таки добралась до романа, по которому вот-вот снимут фильм.

Это была трилогия с очень необычным миром: в нем люди не прятались в больших городах, предпочитали жить в многочисленных мелких поселениях, между которыми можно было свободно путешествовать. Социальные различия в основном сводились к титулам, сумме на банковском счете и умению вести бизнес. Героиня — простая девушка, на которую положил глаз сильный мира того. В общем-то достаточно живенько описывалось, как у них развивался роман, основным препятствием к которому оказалось его нежелание признавать, что он ее любит.

Читать было легко, интересно, но странно.

Драконов у них в мире не было, а значит, чистота крови не имела ни малейшего значения. Это у иртханов-аристократов и в правящих семьях браки заключаются только с иртханессами, причем сильными. Особенно актуально это стало сейчас, когда приходится держать под контролем целый город, а значит, кровь нельзя разбавлять. Чем сильнее и древнее род невесты, тем сильнее будут наследники. Тем спокойнее будет всем: и простым людям, и Совету, тем дольше будет править династия.

Успела прочесть половину первой книги, когда лишилась носка.

— Марр! А ну отдай немедленно! Стой!

Виар с приглушенным визгом — из пасти свисал краешек обреченного носка — бросился к двери, а я спрыгнула с подоконника и погналась за ним. Поскольку бегал он быстрее, вместо кончика хвоста я поймала воздух. Спикировав с лестницы прямо в центр гостиной, в царство аррензий, он с торжествующим видом вздернул морду и принялся активно жевать. Спустя миг носок исчез, а Марр смачно икнул. Через ноздри у него вырвались струйки дыма.

После чего виар плюхнулся на пузо и притворился спящим.

Я потерла щеку, скептически созерцая оранжевые бархатные шапочки: некоторые уже начали увядать. Красота аррензий крайне недолговечна, живые цветут три-четыре дня, а срезанные и того меньше. Поэтому самое крайнее завтра в квартире не останется никаких напоминаний о том, что Халлоран сошел с ума и решил завалить мой дом цветами. А еще о том, что вышвырнул собственный подарок с небывалой высоты.

Потому что я сказала, что букет от другого мужчины.

— Не притворяйся! — строго сказала я, опускаясь на корточки рядом с виаром. — Я знаю, что ты не спишь, а ты знаешь, что сожрал мой носок.

Ответа не последовало: чешуйчатая животина даже не пошевелилась.

— Эй!

Приподняла лапу и отпустила ее, она смачно шлепнулась вниз. Тогда я дотянулась до ближайшей аррензии — перед увяданием эти цветы благоухали еще сильнее — и сунула ее под огромный темно-красный нос. Виар взвился на все четыре лапы, обиженно чихнул и укоризненно посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, что одежду есть нельзя, — сказала грозно.

В огромных оранжевых глазах однозначно читался ответ: «Есть можно все, что помещается в пасть». А иногда даже то, что не помещается, если быстро-быстро жевать.

Довести воспитательные работы до конца мне не позволил телефон. Мелодия Танни взорвала тишину, пришлось бежать наверх. К счастью, долго искать не пришлось, мобильный надрывался на туалетном столике, катаясь по нему, как герой с героиней на горнолыжном курорте. Придумают же такое! У нас пара минут в снежных горах — и все, напорешься на белого дракона или его витуйю и превратишься в льдинку. Что в общем-то хорошо, потому что в отличие от пустынников они не впрыскивают в тебя медленно разлагающий яд, а просто жрут вместе с корочкой льда. Этакие драконьи снеки, только без соли.

— Слушаю! — успела в самый последний момент.

— Леа… — Голос Танни был крайне угрюмым. — С тобой, наверное, сейчас директриса хочет поговорить. Но они сами виноваты…

Договорить сестра не успела: телефон высветил второй вызов.

М-да.

— Я с тобой вечером поговорю! — рыкнула и переключилась на другой разговор.

— Слушаю, — ответила на автопилоте.

— Эсса Ладэ, добрый день. Это Мильмена Броджек.

Точно директриса.

— Добрый день, эсстерда Броджек.

— Мне бы очень хотелось с вами переговорить о поведении вашей сестры. По возможности, завтра. Когда вам будет удобно подъехать?

Можно подумать, у меня есть выбор.

— Если… — бросила взгляд на часы. — Примерно в это же время вас устроит?

— Устроит. — В голосе директрисы позвякивал металл. — Надолго я вас не задержу, но будьте готовы к тому, что разговор выйдет не очень приятный.

— Надеюсь, она ничего серьезного не натворила?

— Завтра, эсса Ладэ. У меня сейчас обед, а после урок, всего доброго.

— И вам.

Обожаю таких людей! Все дерьмово, завтра я потыкаю вас носом в кучку, доброго дня.

В дверь поскреблись: провинившийся пожиратель носков пришел мириться, но впустить его я не успела.

Письмо от «местр Халлоран Драконище-не-драное».

«Эсса Ладэ, я все еще жду от вас репертуар выступления на юбилее».

Шустрый какой!

«Местр Халлоран, при всем уважении, еще и суток не прошло».

«Прошло уже больше двенадцати часов, за это время вполне можно было определиться».

«Вообще-то в творчестве дела так не делаются».

«Вы правы, дела так не делаются. Завтра до конца дня рассчитываю получить список песен, которые вы собираетесь исполнять».

Нет, а не обнаглели ли вы?

«Вы хотите, чтобы я вам накидала всего подряд? Я могу. Хотя вообще-то я собиралась подготовить программу с учетом вкусов вашей матери, которые сейчас старательно изучаю».

Ну ладно, предположим, до вкусов я еще не добралась. Но собиралась же! Даже вон страничку в Сети открыла, правда, потом наткнулась на статью о романе (местра Халлоран, кстати, назвала его образчиком дурного тона…) и немного выпала из жизни. Вот сейчас книгу дочитаю и вернусь к изучению.

Телефон снова пиликнул.

«Если меня что-то не устроит, я скорректирую. Сколько времени потребуется на составление репертуара?»

«До конца недели вас устроит?»

После этого воцарилась тишина. То ли Халлоран прикидывал, чем я собираюсь заниматься столько времени, то ли лишился дара речи… то есть вообще остолбенел. Как раз в это время виар прорвался в комнату и принялся тереться о мои ноги.

— Видишь? — Я показала ему голую ступню и пошевелила пальцами. Чтобы проникся.

Он опустил голову и виновато вздохнул. Еще раз. И еще. А потом принялся нарезать вокруг меня круги. Прикрытые шерстью чешуйки щекотали, запуская по коже волну мурашек. Пришлось устроиться на кровати, подогнув под себя ноги и одернув клетчатую рубашку-платье, которая едва прикрывала бедра.

А ведь этого монстра еще придется регистрировать. Сделать это нужно в ближайшие дни, чтобы не возникло очередных неприятностей. Но как обойти установку кристалла? Будем надеяться, что меня не обяжут это сделать — Стейн вроде как говорил, что ставить его взрослому виару бессмысленно. Но я почитала в Сети и выяснила, что кристаллы ставят в любом возрасте и они так или иначе подавляют волю, превращая животное в вялое и ленивое существо, которое только и может, что покорно лезть на ручки, подлизываться и просить еду. Что-то мне подсказывало, что теперь доктор сделает все, чтобы усложнить мне жизнь. Если не сказать «изгадить». Потому что: а) у меня «водятся денежки»; б) я считаю вправе совать ему под нос кредитки; и в) потому что ему пришлось меня отпустить.

«До конца недели, и ни часом позже».

Я посмотрела на запрыгнувшего рядом виара и почесала его за ухом. Он тут же плюхнул морду мне на колени и снова икнул, выпуская дымок.

— А вот нечего жрать что ни попадя.

Закусив губу, смотрела на дисплей, потом все-таки написала: «Местр Халлоран, у меня к вам еще одна просьба».

Я прямо-таки видела, как зеленые льдинки увеличиваются в размерах, а потом скрываются между створками век, как глаза разъяренного дракона. И как иртхан медленно, но слогам, произносит: «Какая незамутненная наглость». Не знаю, что он там произнес или подумал, потому что телефон завибрировал, предлагая принять очередной видеозвонок. На сей раз Халлоран был при полном параде: деловой костюм и сосредоточенное, жесткое лицо. Он и правда прищурился, после чего мне отчаянно захотелось застегнуть две верхние пуговички на платье.

Подтянула телефон поближе, мало ли.

— Что у вас еще случилось?

— В общем-то ничего. Просто в ближайшие дни мне нужно зарегистрировать Марра, а доктор на Центральной ветстанции меня невзлюбил. Могли бы вы… сделать так, чтобы меня не заставили поставить ему кристалл? Не хочу превращать его в марионетку.

Какое-то время он молчал, и я уже начала думать, что меня решили послать подальше. Потому что лицо его напоминало табло на матче по гратхэнду между мэйстонской и флангстонской сборными в прошлом сезоне: неизменно одинаковый счет и ничего не понятно до последней минуты.

— Не переживайте по этому поводу.

Это понимать как «да, я вам помогу» или «не переживайте, теперь ваш виар будет пускать только слюни умиления и уж никак не когти»?

Спросить не успела, его иртхамство тут же перешли к делу:

— Вы уже переговорили с Дрэйком Беркинсом?

— Я с ним увижусь вечером.

— Вас не учили пользоваться телефоном и почтой?

Должно быть, так он и разговаривает со своими секретарями. То-то они у него такие… тихие и покорные. А еще очень-очень шустрые.

— Перестаньте мной командовать!

— Некоторым жизненно необходимо, чтобы ими командовали. Вам тоже, судя по вашей расторопности.

Ах так?

— Если будете продолжать давить, у меня случится нервное потрясение и я не смогу петь, — заявила я. — Знаете, я играла в мюзикле в школе, а учительница не нашла другого времени, чтобы сообщить мне, что завтра я должна сдать тест по математике или мне влепят минус. Так я во время мюзикла все слова перепутала.

— До выступления еще две недели.

— Не думаю, что с вашей стороны это был последний раз! Я пришлю список, когда его составлю. И с Дрэйком поговорю сегодня. Только не надо мне постоянно об этом напоминать, да еще и в таком тоне.

— Гм.

Показалось или он хочет придушить меня бантиком? То есть лентой для волос, которая вот-вот съедет мне на лицо.

— Увидимся в конце недели, Леона?

Тряхнула головой, пытаясь сбросить наваждение. Слишком интимно, откровенно и безжалостно звучало мое имя. Когда его произносил он.

— Вы сейчас меня приглашаете… или ставите перед фактом?

— Приглашаю, эсса Ладэ. Решать вам.

Перед глазами полыхнула искра-букет, вспыхнувшая и погасшая за ограждением. В считаные секунды. Одна часть меня отчаянно сопротивлялась этому идиотскому шагу, другая, напротив, подзуживала: давай посмотрим, как далеко ты сможешь зайти, Леона. По крайней мере, мне бы хотелось верить именно в это. А не в то, что я просто хочу снова увидеть иртхана и испытать это странное пьянящее чувство, как за секунду перед падением. Когда кружится голова, а ты стоишь над огненной пропастью и смотришь на высокое небо, раскинувшееся над тобой и полыхающим ущельем. За миг до того, как сделать последний шаг и сгореть, не чувствуя боли. Потому что его огонь не успеет обжечь, он просто испепелит — сразу и дотла.

— Пришлете за мной флайс?

Наверное, я сошла с ума.

— Вечер перед выходными?

— Идет.

— Замечательно. Удачной недели, эсса Ладэ.

— И вам чудесной недели, местр Халлоран.

Отложила телефон и прижала руки к горячему лицу. Чувство было такое, словно я и впрямь стояла над обрывом, а ведь всего-то поговорила с ним по видеосвязи.

— Я точно сошла с ума, — доверительно сообщила Марру.

Но виар только взмуркнул и вытянул хвост стрелочкой. На сей раз он и правда спал.

Школа Танни представляла собой здание переходной эпохи. В нем было всего тридцать этажей, и располагалось оно квадратом, замкнувшим в себе школьный двор со спортивной площадкой, беговыми дорожками и зоной отдыха. В целом неплохой вариант, который мы могли себе позволить. Основной плюс — расположение, всего в двух остановках аэроэкспресса от дома, на другом конце нашего острова. Система обучения здесь была смешанная: бюджет и платные классы. На бюджет ломились все, поэтому и учились здесь дети из семей с самым разным достатком. Из-за чего иногда возникали недопонимания. Вот как сейчас.

— Ваша сестра стала зачинщицей ссоры между учащимися с платного отделения и бюджетного. — Эсстерда Броджек погладила закрытый ноутбук столь бережно, словно он был спящим виаром. — Молодые люди, которые учатся на отлично и входят в школьную команду по гартхэнду, вынуждены были пропустить несколько занятий и тренировок из-за трудных подростков.

Эта печальная история была мне уже известна.

— Насколько я поняла, эти молодые люди угрожали моей сестре.

— Эти молодые люди, возможно, могли выступить в защиту своих одноклассниц, которые…

— То есть для вас это нормально? — Я сложила руки на груди. — Что парни угрожают девушкам?

— Эсса Ладэ! — Директриса повысила голос. — Ваша сестра тоже трудный подросток, и вы не можете этого не понимать. Отношения в молодежной среде достаточно серьезная тема психологии, ей посвящено целых два курса в высшем учебном заведении. Так что не вам меня учить.

Я покосилась на Танни: трудный подросток в данный момент растягивал между пальцами разноцветную резинку, а между челюстями — жевательную, делая вид, что ее это совершенно не касается.

— Танни Ладэ! Немедленно выньте изо рта жвачку!

От громкой команды даже я вздрогнула и приободрилась, хотя, признаться, меня жутко клонило в сон. Потому что всю ночь читала вторую книгу. Оторваться не могла.

— Надеюсь, вы примете соответствующие меры по этому поводу. И еще…

В этот момент резинка для волос сорвалась с Танниных пальцев и улетела в сторону портрета-голограммы отца-основателя школы. Преодолев прозрачный барьер изображения, впечаталась в подкладку, там и застряла. Теперь отец-основатель выглядел так, словно ему во лбу проделали радужное отверстие, через которое любой желающий мог заглянуть в образовавшийся зрачок. Директриса поймала мой взгляд, и я поспешно вернулась к созерцанию темно-зеленых жалюзи за ее спиной. Как вытащить резинку из отца-основателя, я пока не придумала. Но, может быть…

— Вчера она подралась с одним из своих друзей. Между тем как мальчик недавно вышел из больницы…

Я медленно повернулась к сестре, но Танни только независимо пожала плечами. Лицо ее приобрело то упрямое выражение, которое возникало всякий раз, когда она собиралась защищаться до последнего. Я называла это «последняя оборона»: даже броня из суперпрочного сплава не шла ни в какое сравнение с кроткой девичьей силой.

— Этот молодой человек опять оказался в больнице, потому что она поставила ему подножку, взяла за волосы и несколько раз ударила лбом о стену.

— Танни, — прошипела я, — ничего не хочешь сказать?

— Этот набл пожаловался на Марра! — Она вскочила, сверкнув глазами. Принялась теребить волосы, что означало только одно: сейчас дадут первый залп и это никому не понравится. — Хотя сам треснулся головой в своем сортире, когда не мог проблеваться. Ну вот я ему и показала, что бывает, когда случается настоящее сотрясение мозга.

— Танни!

— Танни Ладэ, немедленно сядьте! — Ноздри директрисы раздувались.

— Да ладно! Вы все равно запишете меня в виноватые, что бы ни случилось. Даже если бы меня возили лицом по полу эти ваши элитные ларрки, вы бы отвернулись и не заметили! Потому что такие, как мы, для вас отбросы общества, а им вы готовы задницу лизать! Им и их родне! И вам по большому счету положить на Грэнса, вас так раскозявило, потому что я могу постоять за себя перед этой доморощенной элитной кодлой!

Глядя, как лицо Мильмены Броджек стремительно багровеет, я попыталась схватить Танни за руку, но та вырвалась и вылетела из кабинета. Дверь хлопнула так, что у меня зазвенело в ушах, я же начала потихоньку продвигаться в сторону портрета отца-основателя. Так, на всякий случай. Директриса тоже поднялась — с по-прежнему раздутыми ноздрями, бровями, сведенными над тонкой переносицей, и поджатыми губами. Ее сухие тонкие руки напоминали птичьи лапки, а ногти-стилеты — когти.

— Вы сами прекрасно видите, эсса Ладэ. Девочка неуправляема.

— Она… У нее сейчас очень сложный период. Но я делаю все, чтобы…

— Недостаточно делаете, эсса Ладэ. Хотите мое мнение? Вы взвалили на себя непосильную ношу. Сколько вам лет? Двадцать три? Танни пятнадцать. Неудивительно, что она не признает вашего авторитета. Вы для нее скорее подружка, нежели чем старшая сестра.

Нет, я не хочу вашего мнения. Да, я знаю, что все примерно так и обстоит. Но Танни меня любит, а я люблю ее. И я верю, что у нас все получится. Просто нужно преодолеть этот переходный возраст, а еще ее боль по поводу того, что отец сбежал к другой женщине. Не так просто это сделать.

— Я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось, эсстерда Броджек. Поверьте.

— Насколько я знаю, отец девочки неоднократно пытался с ней пообщаться. Но отказывается с вашей легкой руки.

— Неправда! — Я обернулась и посмотрела в блеклые водянистые глаза с шарами зрачков, раздутыми так, словно вот-вот лопнут. — Я была бы очень рада, если бы Танни с отцом нашли общий язык, но…

— Но ей проще жить с вами. Проще, потому что у вас нет времени заниматься сестрой и что-то ей запрещать. Насколько я понимаю, девочка круглосуточно предоставлена сама себе, пока вы… поете.

Последнее она произнесла так, словно я была представительницей самой древней профессии, призвание к которой в себе открыла, едва сказала первое слово. Возможно, дело было в макияже, а может быть, в платье с достаточно глубоким декольте или в дорогом пальто, на которое с восхищением смотрела секретарь эсстерды Броджек, вешая его на плечики.

Я уже почти добралась до отца-основателя, застывшего на равнодушной серо-голубой стене. Сейчас мне отчаянно захотелось вытащить резинку прямо на глазах директрисы, а после впечатать ей в лоб. Но это никак не вязалось с тем, что я собиралась говорить Танни по дороге домой: нельзя все время решать проблемы по принципу «лоб — стена» или «лоб — рука». Нельзя! Даже если очень хочется. Даже если некоторые ведут себя как последние ларрки.

— Я встречаю Танни из школы, — сказала спокойно, — если ее не задерживают после уроков или не назначают дополнительных занятий. Мы обедаем вместе, а вечерами я всегда дома и мы с ней…

— Вы ей не подружка, эсса Ладэ. — Голос директрисы по-прежнему сочился язвительностью. — Вы взяли на себя воспитание ребенка, едва минув порог совершеннолетия. Танни — девочка с уже состоявшимся характером, который сейчас нужно старательно корректировать. Поведение подростков не поддается никакому описанию, когда они чувствуют слабину. Насколько я знаю, вы оплатили ей факультатив по рисованию.

— Танни нравится рисовать.

— Вот именно! И вы даете ей все, что ей нравится. Вместо того чтобы оплатить углубленное изучение математического курса, потому что ее успеваемость оставляет желать лучшего.

— Ох, всегда любила гратхэнд!

Директриса глянула в окно, и я быстро вытащила из отца-основателя резинку. Зажала ее в кулаке и сделала вид, что увлечена игрой. Ребята в разноцветной форме на размеченном восьмиугольном поле замерли, ожидая команды. Руки их чуть подрагивали на рулях хтайсов — воздухоходов с подставками для ног и простой системой управления. Восемь сеток для забрасывания мяча, две ведущие команды, остальные шесть подзащитные. Три на три. Пропустить мяч в свою сетку означало потерять очки, пропустить мяч в сетки подзащитных — значит, проиграть. В общем, достаточно весело и развивает командный дух.

— В нашей школе лучшая сборная! — не без гордости сказала эсстерда Броджек.

По электронному табло пробежала золотистая змейка, и ребята сорвались с места к вожделенному мячу. Двигаться нужно было строго внутри разметки, не выходя за нее, что осложняло задачу. У кого-то край хтайса вышел за белую линию, и судья тут же указал ему в сторону. Парень снизил скорость и сдвинулся за черту.

— Это заметно, — сказала я, понимая, что нащупала слабое место. — Какой потрясающий антарскорт!

Директриса просияла. Правда, тут же снова поджала губы.

— Я знаю, что вы стараетесь, эсса Ладэ. Но вынуждена сообщить, что Танни на неделю отстранена от занятий без сохранения средств на платных факультативах. Это первое. И второе… если что-то подобное повторится, я вынуждена буду поднять вопрос о том, как вы справляетесь со своими опекунскими обязанностями. Родной отец Танни, эсстерд Барт, сейчас женат и счастлив в браке. Как мне кажется, двое взрослых людей — лучшая семья для такого ребенка, как Танни. Заметьте, я говорю «лучшая», потому что искренне забочусь о ее будущем.

— Ну разумеется.

Осталось только выяснить, как Танни относится к появлению в жизни отца другой женщины и будет ли их брак по-прежнему счастливым, если в него вписать Танни.

— Рада, что мы друг друга поняли, эсса Ладэ. Всего доброго.

— И вам доброго дня.

Тонкие губы на узеньком лице растянулись в подобие улыбки.

Я обогнула шкаф с архивными дисками, стол и направилась к двери — мимо диванчика, на котором мы с Танни сидели как подсудимые. Только сейчас заметила, что сестрица прилепила жевательную резинку в укромный уголок валика-подлокотника: там, где тот сворачивался ракушкой и нависал над боковиной. Наклонилась, сделала вид, что поправляю юбку, и отлепила жвачку, зажимая в свободной руке.

Сестра обнаружилась в приемной: сидела напротив секретаря, глубоко погрузив руки в карманы безразмерных джинсов.

— Где вещи? — спросила строго.

— В шкафчике, — буркнула Танни.

— Собирайся.

Она фыркнула, оттолкнулась ногами, от чего стул проехал назад. И, не вынимая рук, вышла. Я же распахнула шкаф: мое пальто вызывающе висело на вешалке между темно-коричневым утепленным плащом и бледно-голубой курткой. Интересно, что принадлежит эсстерде Броджек? Конечно, предположить можно, но мало ли.

— Красивая куртка! — воскликнула, обращаясь к секретарю.

Девушка приподняла голову и улыбнулась.

— Спасибо!

— Цвет потрясающий. Мне кажется, она вам очень идет.

Та просияла.

— Я ее купила на распродаже. Всего за…

— Мальтия! Я была бы вам благодарна за отчеты по старшим классам, пока у меня еще есть время их просмотреть. Вам платят деньги не за обсуждение распродаж. — Директриса выглянула лишь на минуту, окатив нас недовольным взглядом, одним на двоих. Искушение старательно размазать по плащу жвачку стало непреодолимым, поэтому я быстренько взяла свои вещи и сдвинула дверцы.

— Простите, что отвлекла, — прошептала негромко.

Секретарь только рукой махнула, утонув в мониторе.

Я же подхватила сумку и поспешила на выход.