Даармарх, Огненные земли

Любая дорога рано или поздно подходит к концу, но эта показалась мне бесконечной. За время путешествия сквозь пустоши драконы кружили над нами не раз, но вниз больше не спускались. К счастью, Даармархский ко мне не приближался, нам с Сарром даже позволили спать в повозке, над которой натягивали плотную ткань. Лишь изредка я ловила на себе его взгляды: тяжелые, огненные, и понимала, что дни покоя — это просто отсрочка. Почему он не трогал меня сейчас, оставалось загадкой, которую мне решать не хотелось.

Я наслаждалась отпущенной мне свободой, каждой ее минутой. Слушала рычание, ночами бьющее в землю, когда драконы подходили близко. Смотрела, как ночь озаряют всполохи огня, и чувствовала себя безгранично счастливой. В такие минуты их пламя становилось моим, я парила вместе с ними, все выше взмывая в небеса или пикируя вниз, чтобы исторгнуть яростный рев, раскрывающий всю глубину звериной мощи.

Спустя восемнадцать дней, миновав выбитый в скале ход, мы въехали в широко раскрытые ворота Аринты. Издалека город, надежно укрытый за кольцом гор, даже не было видно, зато сейчас он готовился раскинуться передо мной во всей красе. Площадь перед воротами, с которой начиналась столица Даармарха, представляла собой камень, смыкавшийся полукругом высоких стен и защитных укреплений: для встречи незваных гостей. Хаальварны выстроились шеренгами, образуя живой коридор.

Их можно было принять за живые статуи, даже несмотря на то, что плащи подхватывали порывы ветра. Стоило Даармархскому приблизиться, их приветственный возглас («Хаарх!») сопровождали вскинутые копья, образовавшие над головой правящего защитный частокол. Вторая рука каждого из воинов покоилась поверх кольчуги на сердце: этот жест означал, что каждый из них готов отдать за своего повелителя жизнь.

— Теа! — Сарр вцепился в бортики, когда наша повозка поравнялась с воинами. Глаза его возбужденно сверкали. Несмотря на то, что с каждой минутой приближения к Аринте он все больше и больше мрачнел, сейчас я всей кожей ощущала его волнение и нетерпение. Могу себе только представить: когда погиб отец, Сарр был еще совсем ребенком, воинская обязанность и долг иртхана обошли его стороной, поэтому сейчас он напряженно впитывал каждую деталь, каждый жест, каждое выражение на застывших лицах мужчин.

Стоило повозке войти в живой коридор, копья ударились о землю, ладони хаальварнов легли на щиты, стоявшие у их ног.

Глубоко вздохнула, стараясь отрешиться от предстоящего.

За сквозной аркой слышался шум: стоило хаальварнам распахнуть перед Даармархским ворота, с жилой площади хлынули возбужденные голоса. К копытам дрангхатри полетели живые цветы, в воздух взвились бесчисленные яркие ленты. Мужчины, стянувшие головные уборы, женщины с малышами на руках, девушки и парни помоложе, дети и старики: казалось, вся Аринта стеклась на площадь, чтобы встретить правящего. С каждой минутой гудящее многоголосье нарастало, пестрая толпа, приветствующая Даармархского становилась все плотнее. Сдерживали ее только воины, не позволяющие приблизиться к иртхану и к его сопровождению.

Когда правящий вскинул руку, на миг воцарилась тишина, а потом город взорвался криками и овациями. Девушки заливались краской, стоило Даармархскому взглянуть в их сторону. Он едва ли обращал на это внимание, и уж тем более не выхватывал кого-то одного из толпы, но глаза их все равно сияли. Чистой, искренней радостью, восторгом, которые нельзя подделать. Иногда взгляды цеплялись за нас, и тогда на лицах читалось недоумение, вопросы, неприкрытая зависть.

А ведь любая из них с радостью стала бы его наложницей.

Мысль об этом отозвалась глухим раздражением.

— Теа? — Сарр коснулся моей руки, и я поняла, что непроизвольно вцепилась в бортик повозки.

Перед въездом в город я просила у Даармархского возможности войти отдельно, в сопровождении хаальварнов, но он отказал. Сказал, что в Аринту у меня два пути: либо в повозке, либо перекинутой через седло дрангхатри.

Как ни крути, вещь.

Но так хотя бы без именной принадлежности.

— Все в порядке, — коротко улыбнулась и разжала пальцы.

Ни к чему лишний раз нагнетать, Сарр и так готов броситься на Даармархского. Я читала это в его глазах уже несколько раз, и даже представлять не хотела, что будет после.

К счастью, скопление народа мы миновали достаточно быстро.

Вправо и влево растекались бесчисленные улочки, плотно усеянные домами в два-три, а иногда и в четыре этажа высотой. Я почти не обращала внимания на протекавшие мимо виды, полностью сосредоточившись на возвышавшемся над городом замке.

Замке, величие которого было неоспоримо.

Сооружение высотой с треть горы, на которой устроилось. В небо ощерились башни, готовые вот-вот проткнуть своими иглами стягивающиеся к закату облака. Огромная арка, над которой возвышается основное строение. Даже отсюда от такого вида захватывало дух, а по мере того, как мы приближались, внушительная громада начинала давить. Возможно потому, что ей предстояло стать моей клеткой.

— Да, к Аринте не подберешься, — выдохнул Сарр.

Сначала я не поняла, о чем он говорит, но брат вскочил прямо в повозке и указал вперед. Выпрямившись в полный рост рядом с ним, увидела океан.

Замок Даармархского возвышался на скале прямо над водной стихией.

На суше столица была отрезана от возможного риска нападения горной грядой, а здесь… я даже не представляла, кому взбредет в голову штурмовать город с океана. Водные драконы гораздо более агрессивные, чем те, что обитают на суше. Так распорядилась природа: в океанских глубинах очень много хищных рыб размером с небольшой дом, ядовитых тварей, способных уничтожить одним прикосновением острого, как лезвие меча, плавника, и прочих опасностей.

— Здесь можешь пойти пешком.

Голос Даармархского прозвучал слишком неожиданно. Давно он подъехал к нам?

Подъехал и спешился, стоял рядом с повозкой, поглаживая всхрапывающего дрангхатри по холке. Зверь повел носом в нашу сторону, всхрапнул, выпустив из-под копыт острую крошку камня.

Вскинула голову, чтобы оценить подъем к замку: дорога, ведущая к центральной лестнице, была достаточно крутой. Особенно в самом начале, но мне ли бояться крутых подъемов. Легко оттолкнувшись от бортиков, спрыгнула с повозки. Сарр подхватил Дири и последовал моему примеру. Шагнул было ко мне, но одного взгляда Даармархского хватило, чтобы на плечо брату тяжело легла рука одного из хаальварнов. Тех, что остались внизу: несколько воинов уже поднимались наверх, чтобы предупредить о нашем прибытии.

Взгляд Сарра сверкнул огнем, но я уже отвернулась.

Пусть думает, что для меня все просто. Только так я могу его уберечь.

Шагнула было к тропке, ведущей наверх, но голос Даармархского протянул по спине огненной плетью.

— Попрощайся с братом, девочка.

Сердце остановилось. Ну или мне так показалось, потому что когда я замерла у подножия горы, все чувства замерли вместе со мной. Обернулась, чтобы встретить взгляд стоявшего напротив дракона.

— Он отправится в казармы, — произнес Даармархский. — Будет учиться воинскому мастерству, а если все сложится хорошо, впоследствии и контролю над пламенем и драконами.

Если все сложится хорошо.

Намек был более чем прозрачный, но сейчас я не хотела об этом думать. Обошла иртхана и направилась к Сарру, который выглядел немного растерянным. Растерянным, но не потерянным, и уж тем более в его глазах я не нашла страха или неприятия. Это главное. Сколь бы ни была велика моя ненависть к Даармархскому, возможно, так будет лучше. Постоянно находясь при мне, Сарр рано или поздно наделает глупостей, а во время обучения вся его ярость будет уходить в тренировки выносливости и уроки обращения с оружием.

— Теа… Я не могу оставить тебя одну, — выдохнул он, стряхивая с плеча ладонь хаальварна и шагая ко мне. Растерянность сменилась решимостью, и я улыбнулась.

— А я буду не одна, — протянула руки, и Дири немедленно расправил крылышки, царапнув Сарра перепончатым ребром по подбородку.

— Самка оцехарры[1]! — выругался брат и тут же прикусил язык.

Я смотрела на него, стараясь не думать, на сколько мы разлучаемся. Что лишь во власти Даармархского устроить нашу следующую встречу или ее запретить. Старалась не думать о той минуте, когда счастливый отец пригласил меня в комнаты, которые они делили на двоих с мамой. Я до сих пор помнила его лицо: пряча улыбку в густой бороде, он забрал меня прямо с урока изящного письма, и мы вместе шли по коридорам дворца. Я знала, что у меня вчера ночью родился братик (об этом поутру мне сообщила взволнованная няня), и вот, ближе к обеду папа пришел за мной.

У родительских комнат стояли хаальварны, а мне вдруг стало не по себе. Что, если теперь меня будут любить меньше? Я родилась первой, вобрав большую часть силы родителей, но теперь у отца появился наследник. Тот, кто встанет на защиту Ильерры и нашего народа, кто будет повелевать драконами и займет трон, когда папа решит отойти от дел. Возможно, именно поэтому я немного замедлила шаг.

Заметив нас, хаальварны расступились, и отец толкнул тяжелые двери. Мы прошли через просторную светлую комнату в бело-золотистых тонах. Покои, где отдыхала мама и мой новорожденный брат, были отделены от нее струящейся тканью, по которой обычно стекали нити с камнями. Сегодня их подняли, поэтому перегородку штор отец отодвинул бесшумно.

Взял меня за плечи и мягко подтолкнул в сторону огромной кровати, где под дымкой приподнятого балдахина я увидела маму. Она полулежала на подушках, уставшая, но счастливая. Лицо ее светилось: пожалуй, никогда раньше я не видела ее настолько светлой. Мама держала брата на руках, а заметив меня, приподнялась.

— Теарин!

Я никогда не отличалась спокойным нравом, но сейчас почему-то замерла. Замерла, глядя на них, из оцепенения меня вытолкнул голос отца:

— Иди же. Поздоровайся с братом.

Он указал в сторону кровати, и я подошла. Неуверенно взглянула на маму, а когда она улыбнулась, забралась прямо к ней на кровать.

— Смотри. Это Сарранден.

Она осторожно отогнула край атласного одеяльца, и мне открылось сморщенное крохотное личико. Под светлой, удивительно тонкой кожей проступали голубые жилки. Пушок на голове был огненно-рыжим, как будто пламя с маминых волос перекинулось на брата, глаза закрыты, а ресницы… Я таких ресниц никогда и ни у кого не видела. Не ресницы, а настоящие опахала!

Это вот что, и есть будущий правитель Ильерры?

Потянулась к нему, осторожно коснулась пальчиком крохотной щечки… и тут же отдернула руку, но мама по-прежнему улыбалась. Подошедший отец, опустившийся на край кровати рядом с нами, тоже.

Все страхи в этот момент отступили, особенно когда отец легко приобнял меня.

Я поняла, что буду любить братика всегда. А родители будут любить нас, не делая между нами разницы.

И они действительно не делали.

Все это вспомнилось настолько отчетливо, что сейчас, оказавшись в Аринте, пламенеющей от заката, я вздрогнула.

— Теа, ты уверена? — Сарр глубоко вздохнул или шмыгнул носом.

Для всех, наверное, первое, но я бы не поручилась. Слишком уж подозрительно сверкали его глаза. Глаза, цвета весеннего неба.

— Уверена. Удачи тебе, — решительно подалась вперед.

Чтобы забрать Дири, конечно же, но вместо этого на миг прижалась к брату.

 — Мы обязательно увидимся. Обещаю, — прошептала еле слышно.

И было даже все равно, услышит это Даармархский или хаальварны.

Задержавшись на миг, в дыхании или в мгновении этих полуобъятий, отстранилась.

— И тебе, — пробормотал брат, пряча глаза.

Я же спустила Дири на землю, развернулась и направилась к подъему. Не оборачиваясь и не оглядываясь, мимо всхрапывающего дрангхатри и его хозяина, хотя в глазах стыли слезы, а в груди лед. Вот уж не думала, что обо мне, которая всегда жила пламенем, можно будет такое сказать.

Сейчас было можно.

Мы не говорили об этом с Сарром, но я знала, что его терзает. Пройдет немало времени, прежде чем он сумеет себя простить за то, что сейчас происходит со мной. Пусть даже он мог защитить мою честь лишь ценой собственной жизни, пусть даже это была бы неоправданная, глупая жертва.

И во всем этом виноват Даармархский.

Ненавижу!

 — Не боишься потратить все силы в самом начале подъема? — низкий голос из-за спины.

Обернулась, яростно хлестнув косой воздух.

— Не боюсь. В случае чего перекинете меня через седло.

Дрангхатри прижал уши, словно понял, что говорят про него, хотя на самом деле уловил мою ярость. А вот Даармарсхский усмехнулся.

— Снова дерзишь?

— А вы хотели покорную наложницу? Покорную, готовую распластаться у ваших ног по первому зову? Не надоест в первый же день?

Меня окатило пламенем, иртхан прищурился.

— Не испытывай мое терпение.

— Даже не думала, — спокойно встретила его взгляд. — Ведь у вас такой короткий поводок: жизнь и пламя моего брата.

Развернулась и быстро зашагала вперед, чувствуя, как все внутри полыхает. Запертое пламя? Сейчас я готова была испепелить весь этот замок, ругая себя за несдержанность, которая может отозваться Сарру и проклиная тот день, когда Даармархский оказался в числе зрителей огненного шоу.

Принесло же!

Резкий рывок — и я чудом не полетела назад, к подножью горы. Не полетела только потому, что оказалась впечатанной в мощную грудь, в которой глухими сильными ударами билось сердце. Этот ритм отдавался во мне, как пульс барабанов во время танца. Даармархский плотно прижимал меня к себе, вторая ладонь легла на мою шею.

— Когда мы наедине, — произнес он. — Можешь дерзить. Пока что мне это нравится, девочка.

Хриплый голос прокатился по телу рычащими раскатами, заставляя драконицу подобраться и зарычать. Ее желание отразилось во мне бесстыдным огнем, побуждающим податься назад. И я не стала отказывать, скользнула телом по телу, чувствуя, как пламя Даармархского волной обрушивается на нас двоих. Расслабленными ладонями скользнула по каменным бедрам, ягодицами ощущая его наливающееся силой желание.

— Когда мы наедине, — выдохнула хрипло. — Можешь делать со мной все, что хочешь. Пока что мне это нравится… Витхар.

Свобода вышла неожиданно острой. Настолько, что разгоряченный воздух Аринты показался дыханием ледников. Даармархский развернул меня лицом к себе, сквозь жесткие черты проступало нечто неуловимо-звериное. Я видела заострившиеся крылья носа и резкие скулы, разделяющий радужку зрачок, вытягивающийся в вертикаль. Сдавившие мой подбородок пальцы удерживали от силы мгновение, потом они разжались.

— Сегодня ночью, — произнес он, — придешь ко мне.

Что?

Сегодня?!

Уже?

Иртхан обошел меня, стремительным резким движением, как молния разрывает тьму грозовых небес. Дрангхатри последовал за ним, взметнув копытами землю и едва не затоптав Дири. Я едва успела подхватить виаренка и отскочить в сторону. Желание пнуть эту скотину (такую же, как его хозяин) осталось лишь желанием. Прижимая жалобно виррчащего звереныша к груди, решительно зашагала наверх.

Подъем действительно оказался достаточно крутым и даже несмотря на то, что мне не привыкать к физическим нагрузкам, на площадке у лестницы остановилась, чтобы перевести дыхание. Дрангхатри принял под уздцы хаальварн, один из тех, что сопровождал нас в пути. Зверь недовольно всхрапнул, едва уловимо дернулись крылья, но Даармархский погладил его по морде. Положил руку на вздрагивающую холку и что-то негромко сказал, после чего дрангхатри покорно последовал за воином.

Я же подняла взгляд: ступеней, уходящих ввысь, было никак не меньше трехсот. Преодолеть их с виаренком на руках будет еще тяжелее, поэтому снова отпустила Дири. На этот раз он не убегал вперед, поднимался вместе со мной. Даармархский шел впереди, и, к счастью, не оборачивался. Не останавливался и не замедлял шага, и это тоже было к лучшему.

На балконе, являвшемся одновременно и входом во дворец, правителя Огненных земель встречали хаальварны. И не только.

Чуть поодаль, у раскрывшегося пастью дракона входа, стояла миниатюрная девушка. Хрупкая, как тростинка, облаченная в одежды стального цвета, придававшие ее светлым волосам удивительный платиновый оттенок. Платье обтекало изящную фигурку, расстилаясь за спиной красавицы шлейфом. Стоявшая рядом спутница полностью терялась на ее фоне, сливаясь с громадой замка. Если вторая девушка держалась в тени, то первая стояла, расправив плечи, вскинув голову и всем своим видом показывая, что она здесь хозяйка.

Но…

— Здравствуй, брат.

Она ответила на мой вопрос раньше, чем я успела его себе задать.

Брат?!

— Здравствуй, Хеллирия.

Удивительное тепло в голосе, лишенное рычащих ноток или жестких интонаций правящего.

— Рада твоему возвращению!

Хеллирия улыбнулась, и в этот момент увидела меня. Тонкое, с изящными чертами лицо, вмиг утратило свою привлекательность. Брови изумленно приподнялись, во взгляде отразилось непонимание и раздражение.

— Кто она, Вит?!

— Моя наложница.

Глаза Хеллирии расширились, она снова скользнула по мне взглядом, цепляясь за таэрран. Словно не могла поверить в увиденное и понять, как такое вообще возможно.

Ну что же, когда-то он должен был это сказать. При ней, при всех собравшихся здесь хаальварнах и прочих свидетелях. Помимо сестры и сопровождающей ее девушки, которая отразила эмоции Хеллирии, как зеркало, здесь собралось еще трое мужчин в нарядах, указывающих на их принадлежность к высоким семьям. Один был совсем молодым, двое других в возрасте, и все они смотрели на меня. Отвечая на эти взгляды, я вскинула голову подобно светловолосой иртханессе и спокойно встречала каждый.

Сестра Даармархского поджала губы. Хотела что-то сказать, но промолчала, словно само мое присутствие ее оскорбляло.

— Ронхэн, отведи эту девочку к Мэррис. Пусть подготовит ее для сегодняшней ночи.

— Ты хочешь, чтобы моя нэри[2] сопровождала твою…

— Не забывайся, Хелли, — в спокойный голос ввинтился металл. — Ронхэн.

Девушка отделилась от скалы и кивком головы пригласила следовать за ней. Выражение ее лица я уловить не успела, но то, как быстро она повернулась ко мне спиной, однозначно говорило о ее чувствах.

Щеки вспыхнули пламенем.

Неужели недостаточно было во всеуслышанье заявить, кто я такая? Нет, нужно было при всех заявить о том, что меня ожидает.

Сегодня!

Сегодня…

Чтобы все об этом знали.

Мысленно обрушив на голову Даармархского тележку драконьего навоза, я направилась за Ронхэн, Дири потрусил за мной. Нэри брезгливо подобрала подол, когда мы с ней поравнялись: не знаю, кого она больше опасалась коснуться, меня или его. На всякий случай отогнала виаренка. Стоило мне оказаться внутри, как своды дворца обрушились на меня холодом и бесконечной властью Даармархского.

Светлый камень, оттененный природными прожилками, родовой герб: парящий бронзовый дракон на черном фоне. Дыхание перехватило от открывшейся мне роскоши, пусть я и выросла во дворце, такого раньше не видела. В этом холле запросто можно было обернуться драконом, а сквозь двери, в которые мы вошли, вырваться в обличии зверя. Уводящая наверх лестница по ширине едва ли уступала той, по которой мы поднимались к замку, именно над ней возвышался герб. Стены украшали тяжелые гобелены из истории иртханов: на один я, честно говоря, засмотрелась.

Этот сюжет мне доводилось видеть в отцовской библиотеке. Назывался он «Рождение первого иртхана». Мужчина, чье лицо было искажено мукой выжигающего его кровь первого огня. Выгнувшись дугой, он отчаянно цеплялся за жизнь, пытаясь принять в хрупкое человеческое тело сокрушительную магию зверя. Его обступили другие шаманы, кружащие вокруг в пляске, которая должна завершить ритуал. Ввысь рвалось пламя костра и огня, что сжигало тело человека, чтобы возродить его иным.

А ведь на самом деле множество шаманов погибли, сгорев в первородном огне.

Но потом одному удалось выжить, и…

Легкое покашливание выдернуло меня из мыслей, возвращая в реальность. Нэри Хеллирии стояла, сложив руки на груди и раздувая ноздри. Сдается мне, будет продолжать в том же духе, они у нее порвутся и придется зашивать.

Немалых усилий стоило удержать этот комментарий в себе, я вернула ей взгляд свысока и направилась следом. Теперь уже не отвлекаясь на обстановку, стараясь смотреть исключительно на Дири и одергивая его, когда пытался убежать вперед. Видимо, из короткой памяти виара уже стерся эпизод с дрангхатри, и теперь он был готов к новым приключениям.

Лестницы, коридоры, переходы… Закатное солнце окрашивало стены в бронзовые тона, подчеркивая цвета Даармархского, затемненные коридоры освещали настенные лампы с пляшущим внутри пламенем. Магическим, потому что масла внутри не было, только огонь.

Несмотря на жару, что царила снаружи, внутри было ощутимо холодно. Особенно там, где не было места солнцу: камень поглощал тепло, не позволяя разогревать это место даже стихийной магии.

Мы пересекли небольшой переход, свет в который втекал из арочных окон, расположенных по обе стороны, и я услышала рокочущий голос океана. Остановиться и насладиться видами мне не удалось: Ронхэн вытянула руку и указала в сторону высоких дверей:

— Мы пришли.

Сквозившее в этом жесте презрение полоснуло заточенным лезвием. Нэри смотрела на меня сверху вниз: очевидно, ее оскорбляла сама суть приказа Даармархского. Чтобы иртханесса благородных кровей наведалась в крыло к наложницам, сопровождала одну из них… Фу, какая мерзость!

Все это настолько явственно читалось во взгляде Ронхэн, что внутри само по себе полыхнуло пламя.

— Откройте мне двери, — припечатала я.

Глаза нэри удивленно расширились, словно она не могла поверить в то, что услышала.

— Ты забываешься, — процедила она, когда обрела дар речи. — Иди туда немедленно, или я…

— Это вы забываетесь, нэри Ронхэн. Дворцовый этикет говорит о том, что сопровождающий должен проводить вновь прибывшего туда, где его встретят и примут. Но даже если вы с ним незнакомы, — я очаровательно улыбнулась, — у вас приказ повелителя Даармарха. Будьте любезны его выполнить.

Вот теперь ее лицо исказила злоба: настолько, что оно побелело, оттеняя черные волосы, заплетенные в красивую густую косу.

— Ты пожалеешь, — прошипела Ронхэн, резко развернулась ко мне спиной и направилась к дверям.

Предположим, один враг у меня уже есть, но враг явный лучше тайного. Тем более что это все равно было делом времени: Хеллирия явно не в восторге от моего появления, а позволять обращаться с собой как с тряпкой здесь нельзя. Сожрут и не подавятся.

Вслед за Ронхэн я шагнула в просторную залу, откуда доносилась негромкая мелодия. Стоило нам войти, как она стихла, и воцарилась тишина. Все девушки повернулись ко мне, исключением не стала и высокая женщина с густыми, убранными под сетку и вуаль тяжелыми волосами.

— Мэррис, — процедила нэри, выплевывая каждое слово, — это новая наложница местара. Он велел подготовить ее к предстоящей ночи.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла, напоследок хлестнув по мне яростным взглядом. Я почувствовала его плеть, но не обернулась, сейчас мне гораздо важнее было понять, что из себя представляет Мэррис. Среди собравшихся она выглядела старше всех. Темнокожая, с пухлыми чувственными губами и четко очерченным бронзой экзотичным разрезом глаз, женщина смотрела на меня, словно оценивая. Другие девушки тоже изучали, кто-то исподтишка, кто-то открыто, особенно одна из наложниц. Ладонь ее застыла над струнами прайнэ, словно она обратилась в статую.

Любопытство, косые взгляды, вздернутые брови и искривленные уголки губ не шли ни в какой сравнение с тем, что горело в глазах этой девушки.

Ярость, злоба, отчаяние — смесь пострашнее яда пустынников.

Я молчала, поскольку право говорить первой здесь явно было закреплено за темнокожей красавицей.

— Ну что же, — произнесла, наконец, Мэррис. — Как тебя зовут?

— Теарин, — я слегка склонила голову в знак приветствия. Приложила руку к груди (знак, что мои слова идут от чистого сердца) и добавила, обращаясь к остальным: — Добрый вечер.

Но ответа не дождалась.

— Красивое имя. Теа-рин. — женщина раскатала его на языке. — Пойдем, я покажу, где ты будешь жить, а после отведу в купальни. Девушки, продолжайте.

Струна надрывно дернулась, и вместо начала мелодии вышел жалобный звон.

Напряженный, как только что обиженный рваным ударом прайнэ.

Я не обернулась, прошла мимо, вслед за Мэррис. Залитая солнцем комната напоминала перевернутую чашу, украшенную орнаментом вдоль куполообразного потолка. Здесь преобладали золото и кремовые тона, интерьер же был с упором на темно-красный. Напротив дверей, в которые мы вошли с Ронхэн, располагались точно такие же, через них я и Мэррис оказались в коридоре. Не таком темном и мрачном, как большинство замковых, а за счет многочисленных арочных окон еще и гораздо более теплым.

— Полагаю, вещей у тебя не так много, — женщина кивнула на мешок, который я перекинула через плечо.

— Нет.

— Хорошо. Все равно они тебе вряд ли уже пригодятся.

В ответ на мой молчаливый вопрос она сдержанно улыбнулась:

— Здесь у каждой наложницы свой цвет и наряды, которые дозволено носить строго по определенному поводу и в определенное времени суток.

Я приподняла брови. Пересчитать не успела, но девушек в комнате было не меньше десяти. Судя по тому, каковы аппетиты Даармархского, наложницы здесь ходят расплывшейся радугой.

Интересно, какой цвет достанется мне?

— Цвет определяет местар, — сообщила Мэррис.

Ну разумеется.

— Когда он его назовет, все твои наряды будут созданы в этих тонах. Чуть позже я расскажу, какие и куда можно носить, но не сегодня. Сейчас тебе нужно успеть привести себя в порядок и поужинать. Ты наверняка голодна?

Участия в ее голосе было чуть. Скорее, больше вежливого интереса в силу своих обязанностей, но и открытой враждебности я не уловила. Точно так же, как снисходительности или пренебрежения.

— Да, — ответила искренне. — Очень.

— Не обращай внимания на девушек, — неожиданно произнесла Мэррис.

Я взглянула на нее, и красивое скуластое лицо озарила улыбка.

— Они немного напряжены и удивлены твоему появлению.

Что, среди желающих разделить ложе с правящим давно не было пополнения?

Вопрос я удержала в себе, и к счастью. Портить отношения с этой женщиной не в моих интересах. К тому же, она совершенно точно не виновата в том, что Даармархский меня сюда притащил.

— В ближайший месяц начнется отбор, — пояснила она, оправив струящийся шлейф платья, который подхватил ворвавшийся в коридор ветерок.

— Отбор?!

Эта варварская традиция, когда среди нескольких сильных иртханесс правящий выбирает будущую жену?

Мне еще сильнее захотелось искупать Даармархского в навозе. В Ильерре такое упразднил еще мой пра-пра-прадед, который заявил, что отбор вполне можно провести во время негласных встреч и приемов при дворе. Всяко лучше, чем унижать будущую правительницу всякими испытаниями, проверками и прочей гадостью. Но Ильерра — не Даармарх, образно говоря, она даже не Огненные земли, хотя и цепляет их клочок.

И кто знает, какие порядки теперь установил в стране Горрхат.

Под пристальным взглядом Мэррис вернулась в реальность. Она смотрела не то на таэрран, не то на мой подбородок. Хотя даже оцехарра не поставила бы на второе.

— Да, — женщина явно не разделяла моего удивления и чувств. — Сразу после завершения отбора и объявления победительницы наложниц распустят. Такова воля местара.

Отбор.

Отборы длились от нескольких месяцев до полугода, в зависимости от того, сколько невест приглашали для прохождения испытаний, какое количество испытаний назначалось, и сколько времени правитель посвящал на общение с ними, не втиснутое в рамки дворцового этикета. Ровно столько мне нужно продержаться, чтобы потом забыть Даармархского как страшный сон.

Я думала об этом, чтобы не думать о другом. О том, что мои уже полностью подсохшие волосы украшают сверкающими нитями, делающими их еще темнее. О том, что облегающий лиф подчеркивает полушария груди, притягивая к ним взгляд каплями рубина, вплавленными в золотые оковы. Браслеты на предплечьях и струящиеся рукава с разрезами. Длинное платье стекало на пол, юбка раскрывалась лепестками: этот наряд дожидался меня, когда я вернулась из купальни.

Под платьем, ставшим моей второй кожей, больше ничего не было.

Ужин в порядке исключения принесли в комнаты (как объяснила Мэррис, наложницы всегда завтракали, обедали и ужинали вместе). Исключение составляли лишь дни, когда Даармархский хотел разделить трапезу с одной из девушек или его особые распоряжения. Таким особым распоряжением сегодня стала я.

Впрочем, он и так достаточно меня выделил.

Отдельные покои.

Первая ночь после возвращения.

Возможность оставить себе питомца.

Мэррис рассказывала все это, пока мы шли к покоям, где мне предстояло жить и где предстояло встречать Даармархского. Наверное, надо было порадоваться, что не придется делить комнаты с другими девушками, но сил на радость у меня не осталось. Я чувствовала себя сухой как трава, которая случайно пробилась через камни и крошку угля посреди выжженной пустоши. Что будет, если ее коснется дыхание дракона, я представлять не хотела. Не время поддаваться таким настроениям.

 Отведенные для меня покои состояли из двух половин, одна из которых выходила на балкон, другая предсказуемо оказалась спальней.

Роскошной спальней.

Помимо огромной кровати, укрытой под балдахином и столика с невысоким зеркалом в позолоченной раме, здесь был шкаф для нарядов длиной во всю стену. Двери его (складывающиеся как крылья дракона) по высоте уступали разве что ведущим в музыкальную залу. Большая часть шкафа была во всю высоту, от пола до потолка, справа и слева устроились многочисленные полочки и шкафчики для обуви и драгоценностей. Оставалось лишь догадываться, сколько нарядов и драгоценностей мне полагается, если для них выделили столько места.

— Мы почти закончили, эссари, — негромко произнесла служанка, и, склонившись, отступила.

Вторая девушка последовала ее примеру, указывая на зеркало во весь рост. Медленно поднялась и подошла к нему, чтобы увидеть незнакомую молодую женщину в объятиях шелкового огня. Раскаленная докрасна ткань обтекала мое тело, подчеркивая все его изгибы, тем не менее оставляя пространство для любых самых смелых движений.

Завтра с меня должны были снимать мерки, а где откопали это платье — большой вопрос. Лично я, если бы знала где, туда же и закопала бы. Без слов становилось понятно, что этой ночью Даармархский хочет не только меня. Он хочет, чтобы я для него танцевала.

Одна лишь мысль об этом отзывалась отчаянным, яростным протестом.

Танец для меня всегда был олицетворением свободы. Свободы внутренней, победы над таэрран, над обстоятельствами, над любыми невзгодами. В танце я всегда была свободна и каждое движение, каждый выдох, каждый рывок или плавный, текучий переход никогда не был для меня вынужденной обузой или тем более принуждением.

Я танцевала, следуя зову сердца.

Не по просьбе или по приказу, искренне, раскрывая всю себя. Принимая бушующее вовне и освобождая запертое внутри пламя. Да что там, в эти минуты я сама становилась сумасшедшим, плавящим тело огнем.

Пламенем моей жизни.

Можно ли танцевать иначе? Не знаю.

И не стану.

Служанки склонились еще ниже и замерли: не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, что пришла Мэррис. Очевидно, удостовериться, что я готова к предстоящему и не собираюсь делать глупости. Не знаю, доложили ли ей о Сарре (во дворцах сплетни расходятся достаточно быстро), но глупости я делать не собиралась.

Не в том я сейчас положении.

— Вы свободны, — грудной сильный голос управительницы гарема заставил служанок тенями скользнуть мимо нас.

Она сложила руки на груди, окинув меня оценивающим взглядом.

— Хороша, — подвела итог.

Пришла Мэррис с длинной вуалью, пламенеющей в тон моему наряду.

— Будь осторожна, — она шагнула ко мне, закрепляя на моих волосах обруч и позволяя дымке окутать плечи. — Изо всех девушек ты вторая, кто удостоился отдельных покоев. И единственная, кто удостоился их с первого дня пребывания здесь.

— Первая — девушка, что играла на прайнэ?

Она взглянула на меня: пожалуй, гораздо более внимательно, чем мне бы того хотелось.

— А ты проницательна, Теарин. — Темные глаза Мэррис сверкнули. — С ней будь особенно осторожна, Ибри ревнива и мстительна. Помимо прочего, у нее началась привязка к огню.

— Спасибо, — произнесла искренне.

Кем бы она ни являлась и какие бы обязанности не были возложены на ее плечи, этого Мэррис мне точно не должна была говорить. Привязкой к огню называли случаи, когда наложницы на животном уровне «подсаживались» на яростное пламя и звериную суть иртхана: как на дурманящие травы, только гораздо серьезнее. Начиналось все достаточно безобидно, с огненной страсти, впоследствии же перерастало в одержимость, зависимость, сводящую с ума и заставляющую женщину безоглядно стремиться к близости с одним-единственным мужчиной. Разрыв такой связи протекал довольно болезненно, далеко не каждая была способна с ним справиться.

Никому не было никакого дела, что случится с этой женщиной после расставания, но «привязавшиеся» наложницы представляли серьезную угрозу как для себя, так и для окружающих.

— Враанасха[3], — ответила Мэррис, склонив голову. Указала в сторону смежной комнаты, через которую можно было попасть в коридоры. — А теперь ожидай.

Она вышла, и я, потрепав по голове сонного Дири, последовала за ней.

Эта комната была в два раза больше, чем спальня. Пестрые ковры и раскиданные по ним разноцветные подушки, мягкие диванчики со спинками-валиками и такими же подлокотниками. Тяжелый столик уже был накрыт, вазы с фруктами и кувшин с вином поблескивали в неярком свете магических ламп.

Ожидать.

Представила, как сажусь на диванчик, позволяя ткани раскрыться, соблазнительно оголяя ногу, и перед глазами потемнело. Воздух сгустился, стал вязким, как марево, клубящееся над жерлом проснувшегося вулкана, и я бросилась на балкон. Вылетела в обитель мрамора, в шум океана, ревущего под скалами. Пенящегося, рассыпая над собственной тьмой брызги, тщетно вгрызаясь в камень.

Над Аринтой стянулись тучи, поэтому сейчас в темноте не было видно почти ничего.

Настолько темным мое будущее мне не представлялось еще ни разу, настолько неясным оно не было еще никогда.

Прильнула щекой к холодному мрамору колонны, увитой лозой.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, глубоко вдохнула соленый воздух, напитанный влажностью. Вдохнула, но выдохнуть не смогла, потому что на плечи поверх вуали легли ладони Даармархского.

Легли по-мужски тяжело, властно, и это прикосновение отозвалось внутри меня самой настоящей бурей. Близость иртхана, его пламени заставила драконицу заурчать. Подчиняясь, признавая сильнейшего, впрыскивая в мою кровь огненный дурман стремления стать с ним единым целым. Ощущение каменной груди и живота сквозь тонкую дымчатую ткань (спина у платья была открыта) напоминали прикосновение к раскаленному камню, который зверь только что опалил дыханием. Желание податься назад, вжаться в него, почувствовать эту сокрушительную мощь было таким нестерпимым, что я вырвалась из его рук и отошла к перилам.

Коснулась ладонями мрамора, унимая животную дрожь. Позволяя холоду втекать в меня, остужая разум. Шаги за спиной были едва слышны, даже удивительно, как этому мужчине удавалось ступать столь бесшумно. Тем не менее я чувствовала его каждой клеточкой тела: отчаянно, проникновенно, до глубины звериной сути, тянущейся к нему.

— Нравится? — проследив мой взгляд, поинтересовался Даармархский.

Указывая на бушующий океан, во тьму которого вплеталось опасное кружево волн. Мы с ним стояли рядом, касаясь друг друга ребром ладоней. Эта близость отзывалась жалящими искрами, но мне придется научиться с ними справляться. Достаточно просто не думать о них и не позволять им разгораться в пламя.

Надеюсь, что этого будет достаточно.

— Его мощь можно сравнить разве что с силой дракона.

Пожала плечами.

— Хрупкость хрустальных озер Ильерры мне нравится гораздо больше.

— Ты бывала в Ильерре, девочка?

Прикусила язык. Если кто здесь и самка оцехарры, то это я.

— Разумеется, — ответила как можно более небрежно. — Наше представление много где побывало.

— Далеко же вы забирались.

— Бродячих артистов кормят ноги.

— Вот как, — низкий, рычащий голос бил с той же силой, с которой может ударить волна. — Повернись, я хочу видеть твои глаза.

Вскинула голову и подчинилась, кончиками пальцев по-прежнему касаясь перил. Мне казалось, что стоит их отпустить, и я отпущу себя. Ее. Нас. Позволю поддаться этому наваждению, которое сводит с ума и заставляет зверя тянуться к зверю.

Даармархский медленно раскрыл вуаль: кольца заскользили по обручу, стирая последнюю преграду, отделяющую меня от него. Правда, с тем же успехом можно было назвать преградой ширму, которой пытаешься отгородиться от дракона.

Сейчас дракон в облике человека стоял передо мной.

Стоял так близко, что у меня мутился разум.

От него едва уловимо пахло дымом костра и резкой, сумрачной горчинкой ландрэнских трав. Их добавляли в купальные шарики, которые растворялись в воде, мыло или пенные гели для волос.

Волосы иртхана еще были слегка влажными, из-за чего казались темнее и тяжелее. Резкие высокие скулы и жесткий изгиб губ, светлый лоскут шрама, уходящий в вырез свободной рубахи. Взгляд Даармархского скользил по мне в точности так же, как мой по нему: вдоль линии бровей, по губам, по ключицам — и ниже. Туда, где капли рубина обжигали кожу ничуть не меньше, чем его присутствие. Желание коснуться губами кромки шрама — там, где здоровая кожа соединялась с опаленной, провести по тонкой границе кончиком языка, пальцами, обжечь укусом — захлестнуло с головой.

Осознание этого заставило рвануться назад, но тщетно.

Даармархский рывком притянул меня к себе, вплавляя в себя, раскрывая мои губы своими. Так резко, жестко и сильно, что дыхание сорвалось вниз вслед за вуалью, которую дракон просто швырнул за перила. Широко раскрытыми глазами я смотрела в его глаза, раскаляющиеся как металл в плавильне. По венам прокатился огонь, отзываясь тяжестью внизу живота. Тяжестью, жаром, желанием, рычанием, рвущимся из груди.

Жесткая ладонь легла мне на затылок, сгребая волосы в горсть вместе с украшениями. Лишая остатков воли, разума, воспоминаний…

Была только я, и был только он. Наши звери, бьющиеся о преграды человеческих тел. Я смотрела в его глаза, залитые алым пламенем, я чувствовала, как разогревается его кожа, словно перед оборотом. Пламя ударило в меня с яростной силой: чужое, первозданное, мощное. Сминая последнее сопротивление, срывая с губ рваные вздохи и стоны.

Даармархский оторвался от меня, обжигая горячим дыханием. Еще не огненным, но близко к тому.

— Моя Теарин, — не голос, звериное рычание.

Сумасшедший, ненормальный взгляд ударил в грудь, как выпущенная из арбалета стрела, а вслед за ним ударило копье памяти. Пробив навылет, на мгновение остановив сердце.

«Теперь ты только моя, девочка. Лучше тебе запомнить это сразу».

Горячие, бесстыдные, лишающие воли прикосновения на берегу.

Пламя костра, отбрасывающее тени на жесткое лицо, срывающийся с сильных пальцев огонь, запечатывающий силу Сарра.

Уперлась ладонями ему в грудь, с силой отталкивая.

— Не ваша, — выдохнула ему в лицо. — И никогда не буду. Я здесь только потому, что мой брат зависит от вас.

Пламя в глазах Даармархского полыхнуло сильнее. Так, что на миг стало нечем дышать, мощь сильнейшего дракона обрушилась на плечи яростным ураганом, сметающим все и вся. Воздух вокруг нас стал раскаленным несмотря на прохладу ночи.

— Как пожелаешь, девочка, — сейчас это было не рычание, треск углей под сапогами и шипение укрощенного огня.

Миг — и пламя в глазах погасло, иртхан указал мне в сторону комнат. Чувствуя, как бешено колотится сердце, направилась туда. Снова ощущая его присутствие за спиной и пытаясь выровнять дыхание после сумасшедшего поцелуя. Даармархский обошел меня, устроился на диване, вытянув ноги.

— Налей вина, — произнес отрывисто. — И подай мне.

Руки почти не дрожали, когда я наливала вино. Невысокий кубок с узором парящего дракона подала, смело глядя ему в глаза.

— Замечательно, — прозвучало чуть хрипло. Ноздри иртхана чуть дрогнули, раскрываясь и придавая лицу звериное выражение. — А теперь доставь мне удовольствие.

Сначала показалось, что я ослышалась, но разведенные бедра и пронизывающий взгляд из-под сошедшихся на переносице бровей весьма однозначно говорили, что нет.

— На колени, девочка, — негромко повторил он. — Я не стану просить дважды.

Перед глазами потемнело.

Схватить кувшин и обрушить на его голову, а следом — тяжеленную вазу с фруктами, и… оказаться в подземелье, до конца безумно короткой жизни проклиная себя за то, что не смогла уберечь Сарра. А ведь я поклялась, поклялась себе памятью родителей, что он будет жить. Будет жить, чего бы мне это ни стоило.

Медленно шагнула к Даармархскому, так же медленно опустилась на колени и потянулась к его брюкам.

Он перехватил мое запястье за пару мгновений до того, как я коснулась бы плотно затянутых тесемок. Перехватил так, что я вскрикнула от боли, глядя в расчерченные вертикальным зрачком глаза.

— На что еще ты готова ради брата? — жестко спросил дракон, глядя мне в глаза.

Что?

— На что еще ты готова ради брата? — повторил, выбивая каждое слово в моем сознании, как клеймо. — Теарин Ильеррская.

Вместе с последними словами ушла и возможность дышать.

Широко раскрытыми глазами я смотрела в его лицо, пытаясь найти опровержение тому, что услышала, но не находила.

Он знает.

Эта мысль обрушилась на меня камнепадом, грозя похоронить под собой, я выдернула себя наружу в последний момент. Взгляд метнулся к ножу для фруктов, лежавшему на столике, в двух шагах от меня. Резким движением развернувшись прямо на полу, выбросила руку за ним и пальцы почти скользнули по рукоятке, когда Даармархский перехватил второе запястье. Я оказалась прижата к его ногам с раскинутыми руками, натянутыми, как канаты над ареной. Одно неверное движение — и мне придется попрощаться со связками. С возможностью танцевать. С любыми тренировками на выносливость и балансы.

— Вижу. На все.

Ненавистный голос за спиной.

Сердце бешено колотилось, напряжение в растянутых мышцах перетекало в меня. Даармархский свел колени и чуть подался вперед, заставляя меня прогибаться к полу. Напряжение плеснуло в плечи и спину, отзываясь болью и заставляя сжать зубы.

— Бросаться за оружием, Теарин, — произнес он, — нужно, когда ты уверена, что успеешь схватить. И ударить.

Прежде чем боль окончательно въелась в жгуты непрогретых мыщц, хватка ослабла. Впрочем, сейчас я бы не рискнула дернуться, и Даармархский это прекрасно знал.

— Учту на будущее, — прошипела. — Как давно вы знаете?

— С той самой минуты, как услышал твое имя.

Ощущение сродни ледяному душу. Ледяному душу на пылающие плечи, неестественно вывернутые по его воле.

Все это время он знал.

Знал в шатре, когда сообщил, что я стану его наложницей. Знал, когда вез меня сюда, знал на берегу, знал сегодня, когда заставил меня все это пережить…

Руки, удерживающие меня, разжались, и я, резко развернувшись, вскочила. Поднялся и Даармархский: неспешно, как готовый напасть дракон.

— Зачем?! — прорычала ему в лицо. — Зачем я вам?!

— Затем, — он поддел рубиновые капли, позволяя им снова упасть на грудь. Повторил рукой вырез платья, заставляя кожу воспламеняться от малейшего движения жестких пальцев вдоль кромки лифа. — Что я люблю красивые вещи.

Не сразу поняла, что рычание принадлежит мне, а когда поняла, было уже поздно: я бросилась на него, и Даармархский легко швырнул меня на диванчик. Обрушился следом, коленом раздвигая бедра и вторгаясь между них. Лепестки юбки предательски раскрылись, бесстыдно обнажая ноги, алые ленты расплескались по полу.

Перехватив мои руки, он прижал их к моему животу, скользя ладонями по шелку платья. Попыталась сжать кулаки, но тщетно: Даармархский надавил на запястья, заставляя разжать пальцы, и тут же сдвинул их еще ниже.

Еще.

И еще.

Прикосновение отозвалось таким долгожданным спазмом, что я задохнулась огнем, ворвавшимся в грудь вместо воздуха. Чувствуя собственное желание кончиками пальцев, всей поверхностью ладоней, которые он удерживал, глядя мне в глаза.

— Твою ложь, — хриплый голос прокатился по телу волной, заставляя меня выгнуться от острого прикосновения: Даармархский вдавил мои руки сильнее, — слишком легко проверить.

Я дрожала от ненависти и унижения, дрожала от испепеляющего меня огня, которого во мне быть не должно. От рычания драконицы, сводящей с ума. Смотрела в заслон непроницаемых глаз, чувствуя, как внутри рождается пламя. Темное, как эти глаза, как темная ночь и глубины океана, шум которого доносился с балкона.

— Я убью вас, — пообещала яростно. — Не знаю, как. Не знаю, когда. Но я вас убью.

Даармархский усмехнулся, а потом оттолкнулся от дивана так стремительно, что раздался жалобный треск. Развернулся (я слышала шаги, повторяющие мое сердце, как стук барабанов). Хлопнула дверь, хлопнула с такой силой, словно в ближайшую башню врезался катапультированный снаряд. Какое-то время я лежала неподвижно, не в силах поверить, что он ушел.

Потом вскочила, срывая рубины. Застежка лопнула, обожгла пальцы и шею ссадинами, но мне было все равно. Я швырнула украшения в закрывшуюся дверь и рухнула на подушки, разбросанные на полу. Колотила их, глотая сухие слезы и вой, рвущийся из груди. Колотила, пока не заболели ладони, пока дыхание не стало напоминать хрипы, а сердце окончательно не сбилось с ритма.

Только после этого повалилась прямо на них и в наступившей тишине услышала, как в спальне скребется Дири.

Тяжело оттолкнувшись ноющими руками, поднялась. Приблизившись к двери, распахнула ее, и виаренок с тревожным писком вылетел прямо мне под ноги. Подхватила его на руки и прижала к груди, поглаживая между ушей.

— Все в порядке, — прошептала севшим голосом. — Прости, что напугала, малыш. Все в порядке.

Даармархский узнал…

Как?! Ведь Ильерра не вела никаких дел с Даармархом, но даже если сейчас все изменилось, для всего мира мы с Сарром были мертвы.

Осознание этого накатило вместе со внезапной усталостью, тяжелой, пробившей плотину напряжения и рухнувшей мне на плечи. Уткнулась носом в теплую шерстку Дири, чувствуя, как по телу проходят судороги подступающих слез.

Звереныш жалобно завирчал, тоненько и надрывно, на одной ноте.

Это и отрезвило.

Опустив Дири на пол, приблизилась к зеркалу. Витые узоры обтекали его справа и слева, снизу и сверху, в отражении застыла бледная и растрепанная я.

— Соберись, — прорычала ей. — Соберись немедленно, или все, что ты сделала, будет напрасно.

Я — Теарин Ильеррская, дочь истинного правителя Ильерры.

Надеть на меня таэрран — не значит выжечь из меня кровь драконов, назвать вещью — еще не значит, что я ей стану.

Глядя себе в глаза, мысленно повторяла это снова и снова.

Снова и снова.

Еще и еще.

Даармархский узнал во мне наследницу Ильерры, но это еще не конец света. Возвращать нас с Сарром Горрхату он явно не собирается. Хотел бы — не потащил бы за собой в Аринту.

Мы чудом избежали смерти и столько лет были счастливы. А сколько еще будем!

Сарр раскроет свой огонь, я помогу ему, чем сумею. Мой брат обязательно обретет счастье, и когда это случится, придет черед Горрхата.

До отбора осталось меньше месяца, потом Даармархский выберет себе жену, а я стану свободна. Всего-то и надо продержаться это время.

Или сделать так, чтобы он не захотел со мной расставаться.

Эта мысль обожгла раскаленным клеймом, встряхнула.

Опираясь ладонями о тяжелую раму, смотрела на себя, пока из глаз не ушла усталость, сменившись яростью и решимостью.

Видит Небо, я этого не хотела, но единственный, кто способен помочь расправиться с Горрхатом, отомстить за родителей и вернуть трон моему брату, это Витхар Даармархский.

Месяцы или даже годы рядом с ним — не вечность. Я переживу их и забуду, как страшный сон.

А вот он меня не забудет никогда.

[1] Оцехарра — мелкий, в половину роста виара, пушной зверь с короткими лапами. Известен своей глупостью и нерасторопностью, из-за чего часто используется в нелестных сравнениях и ругательствах.

[2] Нэри — спутница особы благородных кровей, иртханесса. Ей может стать только потомственная иртханесса, не ранее чем в третьем или четвертом поколении, это очень большая честь для девочки. Нэри может быть несколько, но главная среди них всегда одна, и ей подчиняются остальные.

[3] В переводе с даармархского «От всего сердца».