После отъезда Анри с Гийомом в Ольвиж я все свободное время посвящала сборам. Времени оставалось всего ничего, поэтому нужно было составить списки, подготовить сундуки и наряды, упаковать подарки и ничего не забыть. В частности, теплую одежду, потому что предсказать, как себя поведет погода в Энгерии, невозможно. Пару лет назад во время зимнего бала повалил снег, а на следующее утро растаял. Прислуга тогда с ног сбилась, расчищая дорожки и газоны парка, чтобы не позволить им превратиться в хлюпающие болотца. А в какой-то год мороз ударил так, что на фейерверк отправились только самые храбрые и стойкие.

Словом, скучать не приходилось. Оно и к счастью: мне нужно было чем-то занять каждую минуту, чтобы не думать о случившемся. Каждый день без Анри тянулся долго и муторно, я по несколько раз смотрела на часы, но стрелки словно увязали в сдобном тесте и еле-еле двигались. Похожие чувства испытывала Софи – правда, немного по другому поводу. Чем ближе становился день путешествия, тем больше на нее жаловалась мадемуазель Маран. В конце концов пришлось пригрозить, что если кое-то во время занятий будет считать ворон, останется в Лавуа. Сработало. Правда, гувернантке пришлось оплатить новые туфли, потому что кое-кто залил в них тщательно стухшее яйцо. А потом кое-кому пришлось извиняться перед Сесиль в моем присутствии и обещать лично мне, что такого больше не повторится.

После этого в доме воцарился мир и покой. Ну, относительно.

Я упорно не замечала косых взглядов Жерома, которыми он меня награждал щедро и без устали. Мириться с ним первой не было никакого желания, а еще я дико скучала по мужу. Понимала, что такие дела быстро не делаются, поэтому когда спустя неделю получила весточку, что послезавтра он возвращается, прыгала до потолка. Буквально. Просто в тот момент, когда ко мне с этой новостью заглянула Мэри, я была одна в спальне и уже переоделась ко сну. Когда камеристка пожелала мне доброй ночи и удалилась, леди от души попрыгала на матраце, после чего рухнула на него, раскинув руки и счастливо улыбаясь. Хотелось верить, что Анри возвращается с хорошими новостями, но главное – он возвращается!

На следующий день я развила бурную деятельность: вместе с Анитой составила меню, достойное званого обеда, отправила слуг в город за продуктами, а ближе к ночи вообще не могла заснуть. Вертелась и думала, какой наряд мне выбрать и какую прическу сделать, как если бы собиралась на свое первое свидание. В итоге встречать мужа готовилась с распущенными волосами, в нашем синем платье.

Приехать он должен был как раз к обеду. Тайком дожидаясь его на чердаке – оттуда дорогу было видно лучше всего, я завернулась в шаль и подумывала о том, не купить ли сюда кресло-качалку. Неплохое место для раздумий, да и виды чудесные. Жаль, что оконца маленькие, а вот если чердак убрать – все равно им никто не пользуется, и сделать мансарду, м-м-м…

Экипаж долго не показывался, я устала стоять и решила еще раз заглянуть в одинокий сундук. Все эти вещи для мужа были отчаянно дороги, когда он мне их показывал, его лицо становилось светлым, как лик Всевидящего, иконку с которым леди Николь положила ему в дорогу. Одежда, из которой он вырос: крохотный камзол маленького графа, темно-синий, с золотой окантовкой, жилет и рубашка, брючки. Башмачки. Я смотрела на них и думала о том, каким мог бы быть наш сын. Возможно, золотоволосым с темными глазами – так похожими на мои, или же наоборот, темноволосым и светлоглазым, с невероятно притягательной улыбкой отца.

Очнулась на опасной мысли о том, какой цвет подошел бы наследнику графа де Ларне и племяннику герцога. Одернула себя, аккуратно сложила вещи назад в сундук и погладила шероховатую, пожелтевшую от времени, бумагу конверта кончиками пальцев.

«Моему Анри».

Почерк леди Николь – по-женски изящный, мелкий, был из тех, которые забыть невозможно. Аккуратный, буковка к буковке, с характерными завитушками у заглавных. Вздохнула и вернула письмо на место. Случись все иначе, я бы ей понравилась? Ведь она желала сыну такой же любви, как у них с лордом Адрианом, а мы с Анри были обручены, хотя друг друга даже не знали. Не говоря уже о том, что не сумели бы дать нашим родителям внуков.

Минуточку…

Я развернула конверт и достала письмо, быстро пробежала строчки глазами.

Последние – несколько раз.

«Надеюсь, что однажды рядом с тобой появится женщина, которую ты будешь любить так же, как я люблю твоего отца, и как он любит меня. Не обращай внимания на титулы и ранги, выбирай сердцем. Живи этим чувством, и пусть ваша жизнь пройдет в стороне от магии и дворцовой роскоши, она будет принадлежать только вам».

И как это понимать? То, на что я изначально не обратила внимания, сейчас казалось, мягко говоря, странным. Лорд Адриан и леди Николь женятся по большой любви. У них рождается мальчик, которому они искренне и от души желают счастья, а потом внезапно заключают договор с моим отцом, согласно которому их сын по достижении совершеннолетия должен жениться на какой-то непонятной девице. Ну ладно, это была я, но они-то тогда не могли знать, что из меня вырастет что-то путное. Знали только, что я некромаг, и силы во мне немерено. Может, я была бы со вздорным характером, и…

Ладно, забыли.

С моим отцом все понятно, он таким вот странным образом искал для меня защиты. А чего искали граф и графиня де Ларне? И как тогда понимать это вот пожелание – «не обращай внимания на титулы и ранги, выбирай сердцем»?..

– Тереза? Мэри, ты не видела миледи?

– Нет, граф. Она собиралась вас встречать, была в спальне, а потом…

В этот миг я поняла, что прозевала возвращение Анри, поспешно сложила письмо обратно в конверт, быстро захлопнула сундук.

– Я здесь!

Эхо подхватило мой крик. Раздались шаги, муж взлетел по лестнице. Уставший с дороги, с привычно перехваченными лентой волосами, такой родной!

– Тереза!

Вскочила и бросилась к нему. Прильнула, обняла, утонула в глубоком поцелуе – пронзительно-нежном. Переплетенные пальцы и одно дыхание на двоих. Долгая упоительно-сладкая радость встречи. С трудом нашла в себе силы, чтобы оторваться от таких желанных губ, встречаясь глазами.

– Ты что тут делаешь одна?

– Тебя ждала.

Всевидящий, хорошо-то как! Наглядеться не могу. А когда поняла, что он смотрит так же – жадно, словно целый год не виделись, на сердце стало совсем тепло. Сейчас главное не растечься по чердаку неудачно выставленным на весеннее солнце снеговиком.

– Я наведался на кухню и немного не понял… Мы встречаем короля?

– Графа. Зато какого! Голодный?

– Самую малость, – Анри коротко улыбнулся, но тут же снова стал серьезным. – Нам о многом нужно поговорить, Тереза.

Вот не понравились мне эти слова. Не понравились.

Не знаю, почему.

Но еще час-другой спокойной жизни рядом с любимым мужем одна леди точно заслужила.

– А обед? – негромко спросила я и сделала большие глаза.

Анри привлек к себе, перебирая мои волосы. Снова прильнул к губам в коротком поцелуе и ответил:

– Думаю, разговор подождет.

Перед кабинетом мужа мы столкнулись с Жеромом. Камердинер напоминал снеговую тучу, из которой вот-вот повалят крупные молочные хлопья, а когда увидел меня, стал еще мрачнее.

– Если у вас есть, что мне сказать, месье Шеар, можете сделать это прямо сейчас.

– Я уже сказал вам все, что думаю. История в Лигенбурге вас вообще ничему не научила. Добровольно лезете в самое пекло, да еще и графа подставляете.

– Чем именно, позвольте узнать?

– Не считая авантюры с Эльгером? Вечно встреваете не в свои дела, с которыми должно разбираться мужчинам.

– Вы случайно не из Энгерии родом?

– Нет, оттуда родом вы. Хотя иногда я в этом сомневаюсь.

– Вот как! Между прочим, оттуда родом еще и моя камеристка, а именно ко мне вы придете просить ее руки.

Жером осекся, я же быстро добавила:

– К тому же, это решение графа – держать меня в курсе всех дел!

– Еще бы. Он же хочет спать спокойно.

– Что вы сказали?

Камердинер сделал вид, что оглох. Я раскрыла рот, собираясь сообщить этому наглецу, что кое-кто зарвался, но тут из-за двери донеслось:

– Я все слышу.

Гм… Кажется, мы немного увлеклись и не заметили, как перешли на повышенный тон. Подавив желание показать язык, я вскинула голову, позволила Жерому открыть дверь и гордо прошествовала к столу, за которым нас уже ждал Анри. Демонстративно уселась в кресло рядом, предоставив камердинеру выбирать: устроиться на диванчике или стоять столбом.

За моей спиной щелкнул замок.

Анри подозрительно прищурился.

– Все? Я могу начинать?

Я кивнула, и над нами сомкнулся полог безмолвия. Камердинер прерывисто вздохнул и прошелся по кабинету – от окна к двери, и обратно. Отодвинул тяжелую портьеру и замер. Анри же старательно выровнял подставку для письменных принадлежностей, переставил чернильницу и переложил перья ровнее. После чего выложил на стол знакомую нам газету «Ольвиж сегодня». То, что ничего хорошего в ней нет, стало понятно сразу. Еще раньше, чем я увидела заголовок.

«РЕБЕНОК В РУКАХ ЧУДОВИЩА»

«Не так давно общество задавалось вопросом, на что же способна некромаг, не умеющая держать свою силу под контролем. Все мы спрашивали себя – что может сотворить эта женщина в приступе ярости или гнева? И пусть последствия ее первого деяния не столь катастрофичны, как могли бы быть, одну жизнь она уже разрушила. Сегодня у нас в гостях мадам Сандрин Горинье – женщина, посвятившая всю себя детям и оказавшаяся на улице благодаря чудовищной, вопиющей несправедливости, проявленной графиней де Ларне».

У меня похолодели руки и отчаянно захотелось убивать.

«С ранней юности и по настоящее время мадам Горинье была воспитательницей, последние несколько лет она провела в школе-приюте Равьенн, долгое время находившейся под патронажем его светлости герцога де ла Мера. Она не видит своей жизни без детей…»

Дальше следовали несколько абзацев, превозносящих достоинства мадам Горинье. Со слов журналиста она получалась чуть ли не светлой, исполненной кроткой радости от сознания того, что на земле ей предстоит дарить сиротам свое душевное тепло. После шло небольшое интервью:

«Они совершили ошибку, вручив ребенка в руки этой женщины. Она импульсивна и спонтанна, совершенно не умеет принимать чужое мнение и привыкла к тому, чтобы все и сразу было по ее. Очевидно, что в семье де Ларне заправляет она, и что муж исполняет все ее прихоти, пусть даже от этого зависит судьба ни в чем не повинной девочки. Девочки, которой должно дать достойное воспитание».

– Я оторву ему голову, – прошипела я, – все равно он ей не пользуется.

– Нос я ему уже свернул, – холодно заметил Анри. – И вот что из этого вышло.

Так это не Аркур… Я перевела взгляд на подпись.

Рено Фортискье!

– Жаль, что не шею!

В статье во всех подробностях расписывалось, как я появилась в Равьенн впервые и стала наводить свои порядки. Во что могут вылиться мои послабления для детей-сирот в будущем, и как это отразится на их жизни, когда они ступят в большой мир.

«Разумеется, мне доводилось быть строгой – ведь любое дитя без направляющей руки превращается в неуправляемого и избалованного маленького человека, который не видит перед собой границ. Но это не значит, что мое сердце не обливалось кровью, когда мне приходилось прибегать к наказаниям, пусть даже достаточно мягким для тех проступков, что совершали эти дети…»

– Мягким? – прорычала я.

Хотелось вырвать газету из рук Анри, выбежать из дома, добраться до станции и сесть на первый поезд до Ольвижа. Найти эту «добропорядочную мадам с огромным сердцем» и отхлестать газетой по лживому жестокому лицу! А еще лучше – розгами по спине, и поставить на центральной площади голышом, чтобы все на нее глазели! После этого можно и поговорить о милосердии.

«Пока добропорядочные горожане задаются целью, что правда и что ложь, что может случиться, если импульсивность графини де Ларне вырвется из привычного нам обыденного мира и перейдет в сферу магии, мадам Горинье приглашает любого побеседовать с ней через нашу редакцию или лично. Она открыта для разговоров – в отличие от четы де Ларне, ограничившихся карамельно-сказочным интервью, которое все мы имели удовольствие читать в «Ольвижском вестнике…»

– Вот же…

За чтением я не заметила, что Жером подошел и стоит за моей спиной.

Рванула газету так, что в одной руке остался только отдельный клок с уголком интервью и половиной физиономии мадам Горинье, перекошенной от внутренней злобы. А во второй – все остальное, включая адрес безработной вдовы, готовой принять всех желающих за чашечкой чая, чтобы рассказать о своей нелегкой доле и обо мне, остался у него.

– Я ее навещу. Лично! – Прорычала я.

– Тереза, в Ольвиже я встречался не с адвокатами.

– А…

Я даже вопрос задать не успела: до меня дошло. За спиной хмыкнули – вероятно, потому, что кое-кто был в курсе, зачем и куда именно ездил мой муж. Ладно-ладно. Об этом мы еще поговорим, попозже.

– Рекомендации Аркуру дал Флориан Венуа.

Жером нахмурился, словно ожидал услышать совсем другое, я же только приподняла бровь. Анри облокотился о стол и пристально посмотрел на меня.

– Мальчишку допросили в присутствии его величества. Придворный целитель выяснил, что парень не под внушением, но на нем сильнейший ментальный блок. Вскрыть его не получится. Юный граф сам просил о таком, чтобы не подставлять тех, кто согласился ему помочь отомстить за мать. Альтари в ярости.

– Ну… мы могли бы его убить, а после я его подниму и допрошу.

После этих слов на меня как-то странно посмотрели.

– Не короля. Графа.

На меня посмотрели еще более странно.

Я пожала плечами:

– Шучу.

Хотя какие уж тут шутки.

– Аркур сознался, что рекомендации ему передала женщина. Он был основательно напуган… – муж потянулся к стопке неразобранных писем, но передумал. – Лицо ее почти полностью скрывал капюшон. Единственное, что удалось выяснить – у нее были зеленые глаза. Необычные зеленые глаза. Светящиеся, как у кошки. С его слов, она чуть ли не насильно вытолкала беднягу в Маэлонию и пинками пригнала в нижние архивы.

В голосе Анри слышался плохо скрываемый сарказм.

– Еще он вспомнил кинжал. Непохожий на те, что ему доводилось видеть. По описанию здорово напоминает шаанха.

Жером быстро шагнул к столу.

– А я говорил. Там, где Вероник, там и сын Эльгера.

– Или Альмир, – хмыкнула я. – У него тоже есть причина нас ненавидеть.

Камердинер одарил меня раздраженным взглядом.

– Это уже неважно, – муж повысил голос, привлекая внимания. – Расследованию все равно не дадут ход, потому что в этом замешана королевская семья.

– Превосходно, – мрачно сообщил Жером.

– Есть кое-что еще. Тереза, тебе придется уехать из Вэлеи.

Да я и не против. К счастью, у нас билеты готовы, и все вещи уже собраны.

– Вернуться в ближайшее время ты не сможешь.

Я широко распахнула глаза и вцепилась пальцами в стол.

– То есть… нам придется остаться в Энгерии?

– Это Веллаж так сказал?.. – камердинер осекся, но Анри только рукой махнул.

Сейчас он смотрел исключительно на меня.

– Сейчас это к лучшему. Большее, что мы можем – через суд потребовать материального удовлетворения за то, как их выпады отразились на нашей семье. Сути это не изменит: на площадях собираются недовольные, требующие нашего развода и твоего отъезда, люди сходят с ума. Только за время, что я был в столице, прошло две демонстрации. Альтари не позволит этому продолжаться.

Начнем с того, что его величество – мой должник. Так что мы еще посмотрим, что он позволит, а что не позволит. А вот сведенные брови и четче обозначившиеся на лбу мужа морщинки мне совсем не нравились. Так же, как и разливающийся в груди холод. Воздух сгустился, словно под полог запустили запрещенное заклинание «пустой ловушки», запечатывающей людей в комнате и сжигающей кислород. Я вдруг поняла, что мне нечем дышать.

– Подожди… все это время ты говорил только обо мне.

– Верно, – Анри не изменился в лице. – Мне запретили выезжать.

С губ Жерома сорвалось грязное ругательство, но оно прошло мимо меня.

Я отказывалась верить в то, что услышала.

– Кто? – спросила холодно. – Комитет?

– Можно и так сказать.

Значит, прямой приказ его величества?

Вскочила, чувствуя, как изнутри поднимается волна гнева. Я сохранила честь королевской семьи, и это его благодарность? Хотя чего ждать от семейки Евгении. Будь она хоть трижды королевская, кровь у них все равно одна, ни о каком благородстве и речи идти не может. Сейчас королю нужно побыстрее унять народные волнения и недовольство. Когда нас с Анри будет разделять граница, люди успокоятся.

– Тереза, – муж поднялся и шагнул ко мне.

– Я никуда без тебя не поеду.

Анри кивнул камердинеру, и тот вышел.

– Тереза, даже если бы тебе разрешили остаться, это опасно. У нас могут попытаться отобрать Софи.

– Значит, уедем вместе. – Как ни странно, мой голос звучал спокойно. – Я обещала его величеству молчание взамен на одну услугу. Кажется, пришло время ему об этом напомнить.