В Энгерию? Он хочет, чтобы мы уехали прямо сейчас?

– Я не могу! Винсент, это смешно. Вы понимаете, о чем просите?

Предположим, что мне удастся отложить дела в Равьенн, но Анри еще не до конца оправился после случившегося. Не думаю, что он будет свободно чувствовать себя в Мортенхэйме, да и я пока не готова говорить с родными о том, что произошло. А в том, что говорить придется долго и много, я не сомневалась.

– Я не прошу.

А вот это уже не смешно.

– У моего мужа предостаточно дел в Лавуа, чтобы бросать здесь все и бежать в Энгерию по первому вашему слову.

– Ему и не придется. – Винсент сложил руки на груди, меж бровей залегла складка, не предвещающая ничего хорошего. – Со мной возвращаетесь только вы. Этот брак изначально был ошибкой.

– Я так не думаю.

Брат медленно повернулся к мужу: если бы взглядом можно было ранить, Анри бы уже истекал кровью.

– Как давно вы знаете о магии моей сестры, граф?

– Предлагаю поговорить обо всем в кабинете, де Мортен.

У Винсента дернулась щека, глаза полыхали углями. Тем не менее он кивнул. Я направилась было следом за ними, но Анри преградил мне путь.

– Останься здесь, Тереза.

– Но…

– Пожалуйста.

В его «пожалуйста» было не меньше стали, чем в несколькими минутами ранее сказанных братом: «Я не прошу». Сложив руки на груди, отвернулась, пусть что хочет, то и делает. Но меня тут же развернули лицом к себе и легко поцеловали в нос. Запястье похолодело – тогда как внутри у меня бушевал горячий пустынный ветер. В самом сердце Теранийской пустыни такие ветра нередко приносили с собой беспощадные бури, играющие обжигающим песком. И горе тому, кто не успеет добраться в укрытие.

Анри вышел, а я обхватила себя руками.

Нет, ну как он себе это представляет? Что я буду спокойненько сидеть на месте, пока они там друг друга убивают?.. Не уверена даже, что сейчас это образное выражение: я слишком знаю этот Винсентов взгляд и еще лучше – легкий прищур мужа, проступающий через маску спокойствия. Даже если бы браслет мне ничего не подсказывал, и так все ясно.

Надо срочно что-нибудь придумать. Вот только что?

Идея пришла, как всегда, внезапно. Не такая уж и плохая, как может показаться на первый взгляд: эта ночь отметилась заморозками, наверняка, солнце еще не успело растопить корочки льда. Я вполне могу выйти прогуляться и поскользнуться, ну… скажем, под окнами его кабинета. Подвернуть ногу, например, а пока они будут разбираться с моей ногой, немного остынут.

А дальше разберусь уже я.

Сначала с одним, потом с другим.

Наскоро вытащила из шкафа накидку – некогда сейчас было тратить время на шарфы, пулей слетела вниз и выбежала из дома. Поправила волосы, набросила капюшон и поглядела под ноги. Да, поскользнешься тут, как же – разве что на собственном голом энтузиазме. Стараниями прислуги под бдительным оком Жерома уже с утра все вокруг дома была расчищено не только ото льда, но и ото всяких травинок-листиков, глазу не за что зацепиться.

Ладно, будем импровизировать. Не впервой.

Старательно делая вид, что наслаждаюсь звенящей осенней прохладой, я одарила улыбкой кучера экипажа, в котором приехал Винсент, и помахала нашему конюху. После чего подхватила юбки и степенным шагом, как полагается леди, решившей подышать свежим воздухом и взбодриться, направилась вдоль дома к окнам кабинета Анри. Не так уж долго туда было идти, но мне казалось, что я тащусь как охромевшая черепаха, которую накрыли медным тазом.

Ага, вот и они!

К моему счастью, шторы были не задернуты: муж и брат замерли друг напротив друга. Фух, успела! Но судя по сведенным бровям Винсента и дергающему запястье браслету, разговор уже зашел слишком далеко. Вот только никогда не знаешь, насколько. Я и отвлеклась-то всего на минуту – посмотреть, за что можно зацепиться ногой – как назло, ничего тут не было, чтобы «споткнуться», и за что рукой – чтобы безопасно упасть. А когда подняла голову, брат повел ладонью, и по кабинету прокатился поток магии армалов. То, что это был полог безмолвия, поняла уже когда рванулась вперед, жмякнула кулаком по раме, а носок ботинка угодил в невесть откуда взявшуюся ямку.

От души приложившись головой о стену, а потом щекой о стекло, успела только увидеть широко распахнувшиеся глаза Анри, и медленно поползла вниз. Прямо по окошечку. Говорят же, никогда не пытайся обмануть жизнь… точнее, пытаться-то можно, но делать это лучше менее травмоопасными методами. Например, можно было сказать, что чем-нибудь отравилась с вечера. Хотя когда я говорила такое отцу, чтобы получить выходной от занятий магией, у меня в самом деле начинало крутить живот. А может, просто мне так везло?..

Эта и множество других странных мыслей посещали меня, пока я лежала, глядя в безоблачное осеннее небо, синее как ленточки в волосах Лави или платье, которое мне подарил Анри. Надо было подняться, но малейшая попытка заканчивалась молоточками в висках. Ленточки, кстати, летали перед глазами – странные, полупрозрачные, похожие на скрученные спиральки. Еще летали искорки-звездочки – до тех пор, пока не раздался топот и их не затмили плавающие в разные стороны лица кучера и конюха, которые с какой-то радости наклонялись ко мне и почему-то кричали:

– Ма-ам! Ма-ам!

До меня как раз дошло, что это, должно быть, «мадам», когда кучер и конюх исчезли, а вместо них появились плавающие Анри и Винсент.

– Е-ре-а! – муж бережно подхватил меня на руки. – Ак ы, о лит?

Так мог звучать заикающийся арнейский, хотя предположительно, это было: «Тереза, как ты, что болит», – на чистом энгерийском, но уверенной быть не могу. Что-то у меня точно болело, но я никак не могла понять, что: затылок или макушка. Да и ногу, кажется, я все-таки подвернула. Ощущение полета и подпрыгивания, когда Анри поднимался по лестнице, добавило неприятных ощущений: теперь меня еще и затошнило. Попыталась ответить, получилось что-то вроде:

– Моя ноглова…

К счастью, свыше смилостивились над моим позором, и сразу после этого сознание отключилось.

Кто-то держал мою руку в своей, поглаживая. А кто-то водил пальцами по лбу… бр-р-р, холодными, почему-то мокрыми, но сильными. Голова раскалывалась на множество мельчайших кусочков, собиралась воедино, а потом раскалывалась вновь. Зато моя импровизация сработала. Косо-криво, но ведь сработала же!

– Вы за женой даже в собственном доме уследить не можете. Что уж говорить о чем-то большем.

– Лучше следите за своими словами, де Мортен. Как вы только что выразились, в моем доме.

Или не очень?

Приоткрыв глаз, обнаружила мужа по одну сторону кровати. Брат наблюдался справа: суровый и мрачный, держал в руках стакан с водой и чертил исцеляющие узоры армалов, глядя куда-то в район моей макушки. Анри тут же наклонился ко мне, с тревогой вглядываясь в лицо. Какое это счастье – видеть его на одном месте, а не постоянно кружащим надо мной, как июньский шмель.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не очень… – я слабо улыбнулась.

Ну очень, очень слабо. Чтобы наверняка.

– Ничего. Сейчас полегчает, – холодно отозвался Винсент.

М-да. Об этом я как-то не подумала.

Боль и правда отступала – мягко, как океанская волна, унося за собой шум в ушах и тревогу из глаз Анри. Руки и ноги наливались теплом, да и в целом я себя чувствовала превосходно. Ну, если исключить взгляды двух самых дорогих мне мужчин – колючие, хлесткие, стоило им скреститься подобно лезвиям кардонийских стилетов.

– Я люблю вашу сестру, де Мортен.

– Так любите, что обрекаете ее на жизнь с оглядкой, сплетни и косые взгляды?

Брови Винсента сошлись, снова прочертив на переносице глубокую складку. Глаза Анри похолодели – насколько можно назвать холодным расплавленное золото. Но сейчас в него медленно вливали лед, оставляя застывать на ветру.

– Я сделаю все, чтобы она была счастлива.

– Вы уже достаточно всего наделали. Я политик, де Ларне, и в отличие от вас привык смотреть вперед, а не только себе под ноги.

– Так поднимите голову и подумайте о чувствах Терезы.

– С каких это пор вас интересуют ее чувства? – В голосе Винсента звучала смазанная ядом сталь. – С того дня, как вы обманом стали ее мужем? Я поклялся защищать сестру, а вместо этого отдал вам. Но вы даже с этим не справились, позволили ее силе прогреметь на весь мир. Настоящий мужчина не создает женщине проблемы, а решает их. В ваших же интересах решить эту проблему как можно скорее. Тереза подаст на развод, вы подпишете бумаги. И сделаете заявление в прессе, что она ни о чем не знала, соглашаясь на этот брак.

– И не подумаю! – рявкнула я. – Я обо всем знала с той самой минуты, как переступила порог нашего дома в Лигенбурге.

– Что ж, в таком случае вы просто глупая девица.

Анри поднялся, его яростью меня полоснуло наотмашь.

– Позвольте напомнить, де Мортен, что вы говорите с моей женой и о моей жене. Так что извольте выбирать выражения, или я выкину вас в окно.

– Не советую со мной играть, де Ларне, – брат сцепил руки за спиной, словно опасался пустить их в ход. – Однажды вам уже удалось обвести меня вокруг пальца, но повторить не получится. Подпишите бумаги о разводе, и я оставлю вас в покое. Откажетесь – и я разберу ваше прошлое на кусочки. Найду то, что позволит мне от вас избавиться. Так или иначе.

Слова брата били с опозданием, но точно и в самое сердце. Наверное, так же чувствуется боль от удара шиинхэ – когда расходится рана, а не когда наносишь удар. Сколько раз за последние дни Анри задавался теми же вопросами? Сколько раз вспоминал о том, как от меня отказался и думал, что так было бы лучше для нас обоих? Сколько раз ненавидел себя за то, что бессилен перед любой магией, хотя за спиной маячит тень Эльгера? И сумеем ли мы справиться с этим? Даже вместе.

– Тереза. – Анри предупреждающе сжал мои пальцы, но смотрела я только на Винсента.

Меня колотило от ярости.

– Вы… – голос сорвался. – Вы просто недалекий, зацикленный на себе монстр!

Брат медленно, угрожающе медленно повернулся ко мне, позволяя костру в темных глазах разгореться адовым пламенем. Но опомниться я ему не позволила.

– Вы говорите о моем муже. Он спас мне жизнь, когда моя сила впервые вырвалась из-под контроля! А вы с папочкой только и делали, что прятали меня от всего мира! Заставляли стесняться собственной силы. Вместо того, чтобы показать, на что я на самом деле способна, твердили, что никто не должен об этом знать! Даже сейчас говорите так, словно меня уличили в чем-то постыдном. Всю мою сознательную жизнь я слышала, что некромагия – не для женщин, что это ужас и кошмар, проклятие, с которым я родилась! Что я сама – проклятие!

– Де Мортен, – резкость Анри почему-то ударила и по мне: из легких словно весь воздух выпустили. – Вернемся к этому разговору позже. Терезе нужно отдохнуть.

– С вами мне больше не о чем говорить. Я хочу побеседовать с сестрой.

– О чем? – ядовито переспросила я. – О сплетнях, которые могут повредить вашей репутации в парламенте? Вот только когда вы женились на Луизе, об этом почему-то не подумали.

Теперь Винсент дернулся, словно от удара. В глазах его промелькнула боль, но лишь на миг, сменившись привычной обжигающей твердыней.

– Вам придется выбрать, Тереза. Либо вы возвращаетесь со мной в Мортенхэйм, либо можете забыть о том, что вы мне сестра.

Я вздрогнула и тут же хлопнула дверь, как пощечина – наотмашь. Отскочила от косяка и жалобно приоткрылась, словно поманила за собой чтобы отменить случившееся. Но я осталась на месте, замерла в объятиях Анри. Он укачивал меня, как ребенка, гладил по спине, но даже от прикосновений его ладони сейчас не становилось теплее. Последний раз мы так поссорились из-за Луизы, из-за вскрытого письма, но тогда я была виновата и просила прощения. Да, я тоже была не в восторге от Луизы, но когда поняла, как сильно они любят друг друга, приняла ее как сестру. Сейчас же не чувствовала ничего, кроме обиды – едкой, жгучей, что затопила грудь и мешала дышать.

– Не хочу его видеть, – прошептала мужу в плечо. – Никогда больше!

– Не говори того, о чем потом пожалеешь, Тереза.

– Не пожалею, – буркнула я.

– Обязательно пожалеешь. Вы, Биго, как гренуэрские скорпионы. Когда начинаете жалить, остановиться уже не можете. И почему-то рядом с самыми близкими ваши жала острее всего.

– Как вы можете его защищать? – вскинулась я. – После всего, что он наговорил, после…

– Если ты заметила, я сказал «вы», – Анри поцеловал меня в кончик носа. Он казался расслабленным, но обмануть мог кого угодно, кроме меня: холод покалывал запястье тонкими иглами, растекаясь по руке и подбираясь к сердцу. – А пока кое-кому стоит отдохнуть. Обещаешь сегодня больше не падать?

Я потянулась за уцелевшей подушкой, чтобы напомнить кое-кому о том, как опасно злить обиженных женщин, но он перехватил мои пальцы. Сжал руку в кулак и поднес к губам. И я сама не поняла, как утонула в его объятиях.