Создатели маэлонского экспресса, летевшего к югу Вэлеи, все ближе к границе и дальше от Лавуа, явно вдохновлялись «Стрелой». В просторном купе было две кровати – одна двуспальная, другая поменьше, застеленных атласными темно-красными покрывалами. Ширма, светильники и картины на стенах создавали почти домашний уют, и, если забыть о стуке колес, а главное, плотнее задернуть шторы, стирая плывущие за окнами пейзажи, можно забыть о том, что находишься в поезде.
Софи уже давно свернулась калачиком под одеялом: мы приглушили свет, чтобы не мешать дочери спать. Несколько часов назад она прыгала на вокзале, как заведенная, но стоило паровозу тронуться, начала клевать носом. Детского запала и любопытства хватило на полтора часа: уезжали мы ночью, смотреть в окно было неинтересно, поэтому она полазила по кроватям и шкафчикам, покормила Лилит, потаскала на руках недовольного очередным переездом Кошмара и согласилась лечь спать.
Почти не расстроилась из-за того, что мы едем в другую страну – разве что полчаса переживала, что не увидит снег. Но когда выяснила, что путешествие нам предстоит не только на праздники, все переживания сразу вылетели у нее из головы. Еще бы – настоящий переезд, такое приключение! Софи радовалась так искренне, что даже мне стало легче. И я сосредоточилась на ней, на ее чувствах, поэтому несколько дней напряженных сборов пролетели быстро и незаметно.
Поэтому и еще благодаря Анри. Если бы не он, наверное, я бы превратилась в сгусток льда: и чувствами, и душой. Но он почти все время был рядом, а когда не был, Мэри приносила мне от него записки. Это было чудно и… невероятно тепло. Например, по списку проверяя вещи, уложенные в сундуки, неожиданно прочитать: «Если мы забудем Кошмара, он нам не простит. Ты его записала?» – Или ближе к вечеру: «Посмотри на небо. Удивительно красиво».
Перед отъездом я сидела на краешке идеально застеленной кровати, на которой еще долго никто не будет спать. Разглядывала нашу с Анри спальню, вспоминая каждый день – счастливый или не очень. Думала о том, что как-то незаметно упустила момент, когда Лавуа стал для меня домом. Но домом он мне стал из-за мужчины, который по-прежнему меня обнимал, и из-за маленькой девочки, которая сейчас сопела в подушку. Волосы Софи расплескались по одеялу, и в неярком свете отливали синевой, как вороново крыло.
– Знаешь, что она сказала мне в день нашей первой встречи в Равьенн? – спросила шепотом. – Просто взглянув на мои ладони?
– Что? – так же еле слышно.
– У тебя в жизни одни сплошные путешествия.
– Не жалеешь?
– Ни капельки. Разве что буду скучать по Мэри.
Камеристка осталась в Лавуа вместе с Жеромом. Ему предстояло вести дела мужа, и он поспешил сделать Мэри предложение, чтобы не отпускать от себя. Самое забавное, что сначала она ему отказала. А потом явилась помогать мне перебирать платья с заплаканными глазами и красным носом. Пришлось в срочном порядке выяснять, что случилось. Оказывается, Жером подарил ей кольцо – по меркам Энгерии, слишком быстрые ухаживания, но иначе она не могла остаться в Вэлее. Мэри бормотала, что не бросит меня: «Как же, миледи, мы же с вами столько лет вместе!» – и при этом выглядела такой несчастной, что я схватила ее за руку и лично отвела к будущему мужу.
Вместе мы и правда были долго. Ее матушка, работавшая горничной в Мортенхэйме, была на очень хорошем счету у моей. Поэтому когда та привела дочь, совсем молоденькую девчонку определили ко мне в помощницы – сначала просто посмотреть, чего она стоит. С той поры мы ни разу не разлучались надолго.
– Ты все сделала правильно. – Анри подтянул меня ближе и поцеловал в шею.
Я улыбнулась.
– Долго нам ехать?
– Чуть больше суток. Завтра ночью пересечем границу, днем будем в Тритте.
– Потом на паром?
– Да, так быстрее. Утром уже сойдем на берег в Лации. Волнуешься?
Опекуны Анри жили в городе каналов, и добраться туда было проще всего на пароме. Экспресс, на котором мы ехали, уходил ночью и, что меня определенно порадовало, шел он через Лавуа: после «теплого приема» возвращаться в Ольвиж совсем не хотелось, даже проездом. А еще очень хотелось познакомиться с людьми, которые вырастили такое чудо, как мой муж.
– Немного.
– Они тебе понравятся.
– А я им?
– Обязательно.
– Ты писал им обо мне?
– Разумеется.
– И что ты писал?
Муж негромко рассмеялся.
– Это так важно?
– А ты как думаешь?
– Что ты самая невыносимая… Ай. – Я больно цапнула его за палец. – Самая желанная и родная на свете.
– Так-то лучше. – Сказала я и поцеловала укушенный палец.
Не волноваться перед встречей с родителями Анри, пусть даже они не были его родителями по крови, я не могла. Зато это отвлекало от других, совершенно ненужных мыслей. Например, о том, что сложись все иначе, послезавтра мы бы выезжали в Энгерию. Вместо нас в Энгерию выехали подарки, которые я надеялась вручить лично и которые наверняка будут тщательно проверяться на границе. Да еще письмо матушке, в котором я долго подбирала слова, просила не беспокоиться и понять, что я не могла поступить иначе. Говорила, что я безумно их всех люблю и обязательно сообщу адрес, когда мы устроимся на новом месте.
Поразительно, сколько чувств можно уместить в рукописных строчках. Раньше у меня так не получалось.
– Тереза, ты обязательно их увидишь. Обещаю.
– Знаю, – сказала я и потерлась щекой о его ладонь.
Но думать о том, когда это случится, я не могла. Только не сейчас.
Мне хватило прощания с Мэри и ее дрожащего голоса: «Миледи, мы же еще увидимся?» – «Разумеется», – искренне возмутилась я. Хотя когда наступит это самое «еще», пока представляла смутно.
Ладно. Главное, что у них все хорошо.
Лави присмотрит за Демоном, а на Луни я перед отъездом набросила заклятие, постоянно поддерживающее в нем жизнь через смерть. Так что ему ничего не грозит.
Вздохнула и повернулась в руках мужа. Похоже, в этом поезде спят все, кроме нас.
– Все будет хорошо? – спросила у Анри.
– Обязательно.
– Я сейчас про девочек в Равьенн.
Формально в мое отсутствие управлять школой будет мадам Арзе, но я все-таки оформила доверенность о подписи бумаг на камердинера. Настояла на том, чтобы мне регулярно пересылали отчеты, а еще попросила Жерома изредка наведываться с проверками, чтобы никому не пришло в голову продолжить славную традицию воспитания в девушках благих качеств в стиле мадам Горинье.
– Жером проследит, чтобы их не обижали.
Софи засопела громче, и мы притихли. Молчали до тех пор, пока дочь не перевернулась на другой бок, завернувшись в одеяло, как бабочка в кокон. В поезде было прохладно: даже Кошмар, который сидел уже несколько часов, наблюдая за возней Лилит в клетке, все-таки решил покинуть наблюдательный пост. Запрыгнул к нам на кровать, повозился у меня в волосах, запутывая их еще больше, и окончательно устроился в этом гнезде на ночлег. Нет, все-таки стоит заплетать перед сном косу, пока из меня все волосы не повыдирали.
На этой мысли, под равномерный убаюкивающий стук колес, я провалилась в сон.
Софи вцепилась в поручни и отказывалась уходить с палубы. Несмотря на яркое утреннее солнце, желающих прогуляться или просто полюбоваться видами было немного. Она же с восторгом вглядывалась в ярко-синие, идущие бурунами волны, подставляя лицо колючему, перехватывающему дыхание ветру. Рядом попытался влезть на перекладины мальчишка, но был схвачен отцом за ухо, оттащен в сторону и награжден подзатыльником. Паром покачивало не сильно, но ощутимо, Анри то и дело смотрел в сторону закрытой части палубы, где осталась Тереза. Ей морское путешествие нравилось гораздо меньше, чем Софи – через час после отплытия жена была уже зеленого цвета, и подниматься из кресла категорически отказывалась.
– Софи, пойдем.
Он протянул девочке руку.
– Нет. Нет, нет, нет, ну пожалуйста, еще чуть-чуть!
Она обернулась, придерживая шляпку, хотя ленты под подбородком были плотно завязаны. Сделала большие глаза и выразительно посмотрела на него.
– Софи. Тереза там одна.
– А можно я побуду здесь одна?
Анри нахмурился – при желании, конечно, можно было разместиться так, чтобы ее видеть. Поручни здесь высокие, не то что на первом этаже, да и народу немного, в толпе не затеряется.
– Если ты пообещаешь быть здесь и не вставать на поручни.
– Обещаю! – Софи запрыгала на месте, хлопая в ладоши. – Обещаю-обещаю, обещаю.
Глаза ее сияли – судя по всему, море нравилось ей ничуть не меньше обещанного снега. Бескрайний простор, подернутый кружевом пены, сливающийся с горизонтом. Зимнее солнце слепило, бликами искрилось в воде, придавая волнам сказочный насыщенный цвет, совсем как в детских книжках с яркими картинками.
– Смотрите у меня, мадемуазель, – Анри поцеловал дочь и направился туда, где отдыхала Тереза.
Здесь было тепло, если не сказать душно. Столики с креслами расположились по всему залу, между ними сновали юркие темноволосые стюарды, разносящие завтраки. Несмотря на достаточно дорогие билеты, свободных мест не было – самый быстрый способ добраться из Тритта в Лацию оценили все. Позвякивали приборы, над просторным светлым салоном разносились негромкие голоса. Это был один из тех новомодных двухпалубных паромов, о которых писали в газетах. Отправлялся он раз в два дня, нижняя палуба предназначалась для пассажиров попроще, верхняя – для тех, кто мог себе позволить более комфортабельное путешествие. Хотя судя по лицу Терезы, сейчас она готова сидеть прямо по центру нижней, в толпе – лишь бы качало меньше.
– Совсем плохо? – спросил он, устраиваясь в соседнем кресле и накрывая ладонями ее ледяные руки.
– Нормально, – выдавила она.
– Прости, что втянул тебя в это.
– Я сама втянулась.
– Я про паром.
– Я тоже. Ты же не тащил меня сюда за волосы, я сама поднялась. По трапу.
Анри невольно улыбнулся. Чем дальше, тем больше он поражался силе этой женщины. Чем дальше, тем отчаяннее хотел, чтобы у них была самая обычная жизнь – та, от которой он всеми силами отгораживался долгие годы. И знал, что сделает все от него зависящее, чтобы вернуть ей все это.
– Где Софи?
– Осталась на палубе, – он указал за стеклянные двери, где дочь по-прежнему торчала у поручней, словно приклеенная. – Увести ее не было никакой возможности.
– Она умеет быть настойчивой.
На застеленном столе остывал нетронутый завтрак, и вид у жены был такой, словно само слово «еда» вызывало у нее желание сигануть за борт. Поэтому он кивнул стюарду и, пока тот шустро собирал все на поднос, просто смотрел на Терезу. Даже сейчас она умудрялась улыбаться – бескровные губы на лице, которое по цвету напоминало ее платье, подрагивали. Словно она силилась сдержать смех. Такой редкий в последнее время, но такой заразительный.
– Что?
– Ничего.
– Ничего?
– Просто ты такой… трогательный, когда за меня волнуешься.
– Какой-какой?
– Трогательный, – жена подалась вперед, слабо сжимая его руки. – Так бы и трогала. – Подалась вперед и добавила уже шепотом: – Везде.
– Леди Тереза, вы сейчас меня соблазняете?
Она рассмеялась, но тут паром слегка приподняло на гребне, а после шустро опустило вниз, и Тереза резко побледнела.
– Боюсь, еще один такой прыжок, и выглядеть я буду ну совсем не соблазнительно.
– Ты всегда выглядишь соблазнительно.
– Да неужели?
Тереза отчаянно волновалась по поводу встречи с его опекунами – весь вечер и все утро расспрашивала о том, что им нравится, и какие они. Странно, но его эта мысль грела лучше самого теплого пледа.
– Именно, – он мягко потер руки жены, согревая. – Выйдем на палубу? На свежем воздухе должно стать полегче.
– Уверен? – она покачала головой. – Такое чувство, что если меня поднять из этого кресла, желудок выпрыгнет через горло.
– Тебе так просто кажется. Пойдем.
– Ох… – она оперлась о подлокотники, чтобы подняться, и Анри бросился к ней. Мягко поддержал, пока она выпрямилась.
– Ну как?
– Пока стою. Но если что, мой позор будет на твоей совести.
Он помог ей надеть накидку и завязать ленты, а после они медленно направились к дверям. Из-за яркого солнца и светлого шелка обоев внутри было невероятно светло, но это не шло ни в какое сравнение с сиянием, что сейчас растекалось над морем. Тереза запрокинула голову, жмурясь, пытаясь сквозь прищуренные глаза и вуаль ресниц смотреть на ослепительно-синее небо. Летом здесь почти нет волн, а легкий прохладный бриз несет долгожданную после маэлонского зноя прохладу. Анри уже забыл, каково это, но сейчас, рядом с ней, вспомнил. Так отчетливо, словно они из зимы шагнули в лето.
– Тереза! – Софи подлетела к ним, обняла, запрокинула голову. – Тебе уже лучше? Пойдем, я покажу, там такая красота!
Не дожидаясь ответа, схватила за руку и потащила за собой, прямо к поручням, указывая на сливающийся с морем золотой горизонт.
– Смотри!
Они любовались морем, а он любовался ими. До той минуты, пока не почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Повернулся – и за лестницей, ведущей на нижнюю палубу, увидел мужчину. Привалившись к поручням, сунув руки в карманы пальто, он смотрел на него еще несколько мгновений, после чего ухватился за перила и ловко скользнул вниз.
– Девочки, справитесь тут без меня? – Анри обнял жену и дочь, заглядывая Терезе в лицо. Сейчас она и впрямь выглядела получше. – Я ненадолго.
– Справимся, – гордо заявила Софи.
– Возвращайся, – Тереза обняла его в ответ и тут же отпустила.
Анри легко поцеловал ее в губы и направился к лестнице. Народу даже на верхней палубе становилось больше, а внизу было не протолкнуться. Оглядевшись, он направился на корму – туда, где особенно многолюдно. Здесь от ветра укрывала только верхняя палуба, толпились мужчины, женщины, дети всех возрастов – в грязно-серых и темных одеждах сомнительной чистоты и свежести. Грузный толстяк намотал на кулак веревку, у его ног переминалась белая, с черными пятнами, козочка. Когда мимо протиснулась дородная дама, тот вдавил животное в поручни всем своим весом. Коза отчаянно заблеяла.
– Демоны знает, что такое! – прорычал стюард. – Дайте дорогу!
– Чая принеси! – донеслось ему вслед. – Час назад просили.
Мужчина в пальто обнаружился слева, стоял между невесомой просвечивающей на ветру девушкой, такой же худосочной и блеклой как ее мамаша или старшая сестра, и семейством, в котором участь козы грозила четверым детям, прижавшимся к перилам. Один из мальчишек выразительно ковырялся в носу и размазывал сопли по одежде брата. Над паромом тянулся дымный шлейф, растекаясь по небу чернильной полосой.
Анри пробился к поручням, не обращая внимания на окрики и тычки, которыми его награждали недовольные пассажиры. Остановился рядом с мужчиной – невысоким, с перебитым носом, не говоря ни слова. Тот тоже молчал, только когда очередная волна приподняла паром над морем, хмыкнул, покачнувшись и налетев на него.
– Извините, – буркнул по-маэлонски, оттолкнулся от поручней, позволив скользнуть туда старухе с корзиной.
И вскоре скрылся в толпе.
В кармане обнаружился конверт, который Анри вертел в руках, поднимаясь наверх.
Тереза с Софи прогуливались по палубе, и он обогнул ее с другой стороны – встал там, где двое представительных мужчин курили сигары и негромко переговаривались.
Капля крови проявила на абсолютно чистом листе заключенный в коронационный круг цветок аламьены – гербовая бумага, и личную магическую подпись его величества, перекрытую размашистым широким почерком Веллажа. Еще до того, как проступили первые строки, Анри почувствовал неприятный холодок, впивающийся в позвоночник цепкими крючьями. Тот, что не имел никакого отношения к ветру.
И чувство это только усилилось, когда он прочел выведенные магическими чернилами слова: «Ваша супруга, Тереза Феро, графиня де Ларне…»