Гора подарков под елкой вызывала у Софи настоящий восторг. Ей доставляло удовольствие сидеть в гостиной и по десять раз перекладывать коробки – большие и поменьше, выравнивая и поправляя бантики. Наверное, есть в этом какое-то особое удовольствие – раскладывать их по цветам или по рисунку: например, плоские клетчатые складывать к однотонным квадратным, а маленькие выставлять узорами в форме сердечка. У меня ничего восторгов не вызывало, особенно ужин на крыше, на которой Франческа с Анри пытались развести костер.

В Энгерии подарки под елку не складывали, дети их раскрывали на следующее утро после праздника, взрослые – после фейерверка. Но Энгерия осталась в прошлой жизни, и только Всевидящий знает, когда доведется увидеть родных. А увидеть хотелось – отчаянно, вообще хотелось на край света сбежать. Промчаться верхом на Демоне по заснеженному парку, слушать щебетание Луизы и Лави, да даже с матушкой поругаться по поводу своего непристойного вида или поймать тяжелый хмурый взгляд брата. Уткнуться носом в сюртук Луни, а еще лучше – пригнать его в спальню Франчески, чтобы та всю оставшуюся жизнь заикалась и дергала правым, вне всякого сомнения таким же совершенным, как и левым, глазом.

Глупо портить себе и другим настроение в преддверии праздника, глупо – когда на улице то и дело слышатся возбужденные голоса и смех. Когда шляпы сменяются на красные колпаки, и даже плеск весел о воду поет: «Карнавал, карнавал, карнавал!» – но я ничего не могла с собой поделать. Закручивая в печенье бумажечки с предсказаниями, смотрела, как Лорена взбивает крем.

Ее стараниями муж отправился на рынок вместе с Софи и Энцо, якобы докупить продуктов. Свою миссию отвлекать Анри дочь восприняла на удивление ответственно. Если мне требовалось подняться на крышу вместе с синьорой Фьоренчелли, или перевязать в гостиной накрахмаленные салфетки ленточками, она тут же появлялась и уводила его куда-нибудь, забрасывая вопросами по поводу карнавала. Энцо с соседом вытащили наверх небольшой круглый стол, видавший виды. Не страшно, потому что под скатертью, которую Лорена лично отглаживала, скроются все его мебельные тяжелые годы. Туда же вынесли жаровню – ночь обещала быть достаточно прохладной. Шатер лежал рядом, его предстояло только поставить, чем и должен был заняться синьор Фьоренчелли. Оставалось приготовить пледы, стулья, ну и… все накрыть соответственно.

Мы как раз отправили в печку первую партию печенья, когда в дверь постучали.

Лорена недовольно глянула в сторону прихожей, без церемоний сунула мне миску в руки:

– Его нельзя оставлять без внимания. Взбивай по часовой стрелке.

По часовой так по часовой. Крем густел на глазах, становился перламутровым, и я едва удержалась от того, чтобы не лизнуть венчик. Выглядел будущий десерт крайне аппетитно. А еще я поймала себя на дикой мысли: отчаянно захотелось обмакнуть в него чесночный сухарик, обжаренный в масле с душистыми травами. Целая горка таких сухариков скрывалась под полотенцем в огромной тарелке, большей напоминавшей таз. Еще нам предстояло запекать угря вместе с икрой, поросенка, а ближе к ужину резать яблоки, сыры, разливать мед и украшать все это орехами и виноградом. Ну и конечно же, варить спагетти. Сами по себе они не представляли из себя ничего интересного, а вот разные соусы к ним – например, с грибами, которую нам тоже еще предстояло готовить, выглядели вполне аппетитно.

– Тетушка Ло!

Услышав голос Франчески, я чуть не выронила миску. Попятилась и чудом не наступила на Кошмара, который взлетел на шкаф, откуда обиженно поглядывал на меня. С Кьярой у них установилось холодное перемирие, примерно как у нас с Анри. Вот только ухо кота теперь украшал боевой шрам, и он по-прежнему чувствовал себя вторым лишним.

– На улице сегодня так похолодало, вы не представляете! На карнавал придется надевать плащ, а я столько шила это…

Она еще и шить умеет? Просто кладезь талантов.

Поскольку дальше этот кладезь талантов в привычном несмолкаемом ритме тараторил на маэлонском, я решила, что мне все равно. Нет, в самом деле все равно, не буду же я слушать их разговоры. У меня есть дела поважнее – например, крем сбивать.

В сердцах ляпнула с венчика на притаившуюся в стороне чистую тарелку приличный шмат крема, сунула в него чесночную гренку и откусила. М-м-м… Вкусно-то как! Они уверены, что крем лучше мазать на печенье с предсказаниями? Яростно хрустела сухариком, собирая остатки будущей глазури, и чувствовала себя почти в раю.

– … не сможете прийти?

Вот почему она не стала оперной певицей? Ее голосом можно барабанные перепонки взрывать!

Тем не менее почувствовала, как уши сами собой разворачиваются в сторону прихожей и холла. Подкралась к двери – благо, она тут сделана на совесть, и затаилась.

– Передай Альбе и Вито, что мы с радостью встретимся с вами завтра за обедом. Я принесу запеченного поросенка и бутылочку lircolette, а еще кекс с кремом.

– Ох, матушка и отец наверняка расстроятся. Они думали, что мы соберемся сегодня вместе, как всегда…

– Думаю, они поймут, милая. Нашим девочкам будет неловко встречать праздник с незнакомыми людьми.

После слов «нашим девочкам» мне почему-то захотелось потереть глаза. К счастью, платочка под рукой не оказалось, не в полотенце же нырять.

– Ох, вот как! Матушка и отец теперь незнакомые люди? – в голосе не слышалось обиды, скорее легкие игривые нотки.

– Фран, вы для нас как родные. Но и Тереза с Софи теперь наша семья, а им нужно время, чтобы привыкнуть.

– Конечно, тетушка! Надеюсь, они полюбят нашу Лацию всем сердцем! Хотя иначе и быть не может, они же любят Анри…

Голос ее весьма театрально сел, а я скривилась: наверное, крем был слишком сладким.

– Ладно, ладно, милая.

Они притихли, а потом, судя по звукам, расцеловались. Хлопнула дверь.

Я едва успела отскочить и сделать вид, что увлечена порученным мне серьезным занятием, когда синьора Фьоренчелли вернулась на кухню.

– Ну, как вы тут поживаете?

– Крем неплохо.

– А ты?

– Рука устала.

Лорена привычно широко улыбнулась.

– Давай-ка вернемся к нашему плану, девочка. Мы садимся за стол, а потом…

– Я передумала.

– Что? – женщина нахмурилась и отставила миску в сторону. – Почему?

– Потому что…

Ответ пришел сам собой, и он был искренним. Дело не в крыше, не во Франческе, не в прошлом или в чем бы то ни было еще.

– Вы его семья. Так же, как и мы с Софи.

Синьора Фьоренчелли всплеснула руками.

– Но как же… ты ведь хотела…

– Я привыкла к тому, что наш мирок разделен на троих. Почти всегда… Но Анри будет по-настоящему счастлив встретить эту ночь с вами.

Они не виделись столько, сколько я даже представить себе не могу. Для меня несколько месяцев без родных – ужас, а он в последний раз приезжал три года назад.

– Надеюсь, вы не против? Мне бы тоже очень этого хотелось.

Я даже на Карнавал после ужина пойду, если придется. Подумаешь, стошнит на кого-нибудь.

– Что скажете?

– Скажу, что до ужина еще дел полно, а мы еще и половины не сделали, – синьора Фьоренчелли отвернулась – пожалуй, слишком поспешно, и промокнула уголки глаз фартуком. – Давай-ка продолжим, скоро уже наши должны вернутся.

И она принялась хлопотать так быстро, что я едва успевала со своей нерасторопной помощью. Впрочем, это было и неважно, потому что на сердце стало удивительно тепло.

– Не могу на тебя наглядеться, – Анри обнял меня за плечи и коснулся губами шеи.

Одеваться мне помогал он, и он же минуту назад защелкнул застежку тяжелого, притягивающего взгляд украшения. Сегодня я впервые за долгое время надела «наше» платье. Только к нему идеально подходил подарок мужа: колье с крохотными капельками бриллиантов и сапфиром. Хотя я и не была уверена, что когда-то снова смогу его надеть – после страшного бала в Шато ле Туаре. Точно так же, как не была уверена, что его вообще стоит надевать. Лорена и Энцо люди простые, зачем и для кого мне наряжаться?

– Давай снимем, – негромко сказала я и потянулась к колье.

За окном, в непроглядной ночной тьме, тихо плескалась вода. Ближе к вечеру город затих, словно затаился – перед тем как взорваться оглушительными хлопками фейерверка, множеством голосов, шуршанием платьев и подошв, радостными криками и смехом. В небольшом арочном зеркале над туалетным столиком мы отражались вдвоем: Анри в темных брюках и светлой, расстегнутой на две пуговицы рубашке, которая мало вязалась с небрежно накинутым фраком. И я, вся такая красивая, со шпильками в туго завитых волосах. Муж перехватил мои руки прежде, чем успела коснуться замка.

– Не вздумай. У меня есть для тебя подарок.

– Но подарки разворачивают все вместе. После ужина в гостиной.

Еще одно отличие Маэлонии от Энгерии: в Мортенхэйме, когда ее величество Брианна ввела традицию отмечать Праздник зимы подарками, их складывали в комнатах. Открывать их нужно было только следующим утром. Разумеется, их никогда не оставляли под елкой и уж тем более не открывали все вместе, потому что показывать свои восторги или открыто выражать радость считалось неприличным. Даже детям, получив подарок, полагалось присесть в реверансе – если ты девочка, либо склонить голову – если ты мальчик, и скромно поблагодарить. А потом радоваться сколько тебе угодно за закрытыми дверями.

– У меня их несколько, поэтому никто не узнает, что мы с тобой…

– Мы с тобой?..

– Пренебрегли традицией.

Прежде чем я успела ответить, на ладони мужа появилась небольшая бархатная коробочка с эмблемой «Колье Арджери», кольца с огромным бриллиантом.

– Что там?

– Открой.

Внутри оказались серьги… видимо, те самые, которые он заказал к колье. Когда только успел? Я смотрела на них со смешанными чувствами: ведь мы вместе должны были забрать их в магазине в Лигенбурге. Но это чувство не шло ни в какое сравнение с тем, что он все-таки нашел время… Подозреваю, что вторым подарком будет обещанный браслет.

– Тебе не нравится? – Анри нахмурился.

– Нравится. Очень, – искренне призналась я.

– Тогда в чем дело?

– Я буду как вторая елка. Софи начнет перетаскивать подарки ко мне.

Он рассмеялся.

– Так дело только в этом?

– А в чем еще? Мне неудобно, что я …

Муж не дал мне договорить. Легко коснулся мочки уха губами – сначала одной, затем другой – перед тем, как надеть серьги. Сочетание ласки и прикосновения холодного металла, отозвались в теле приятной дрожью. Настолько, что все мысли об ужине и нескромных подарках вылетели из головы.

– Ну а ты что мне подаришь? – пальцы его играючи скользнули по плечам и ложбинке между грудей.

– Прекрати, – негромко сказала я, хотя сама невольно подалась назад, позволяя ему выписывать на коже невидимые узоры. Когда его пальцы подобрались к самой кромке лифа, закусила губу.

– Или что?

– Или мы пренебрежем не только традициями, но и ужином.

– Как скажете, графиня.

Муж нехотя отстранился и подал мне руку.

Графине не помешал бы графин холодной воды на голову. Но сдаваться так просто я не собиралась – тем более что помнила об обещании, данном себе в детском магазине. Сама я успела выбрать Анри несколько шейных платков, зажимы и заколки под них, а еще красивые запонки, которые однажды увидела в Ларне и не смогла отвести от них взгляд. Надо отдать должное, с подарками мужу мне здорово помог Жером.

Интересно, как сейчас дела у них с Мэри? Празднуют с остальными, или решили устроить романтический ужин на двоих?

Мы спустились вниз, и оказалось, что я стеснялась зря. Праздничный стол ломился от блюд, сама комната преобразилась еще больше – видимо, пока мы с Анри собирались, чета Фьоренчелли вместе с Софи занялись украшением. Повсюду протянулись гирлянды, стены были украшены снежинками с тонкими растопыренными пальцами. Энцо надел фрак, а Лорена роскошное темно-вишневое платье, в ткани угадывалась столь любимая матушкой парча. Под такое платье рубиновые украшения смотрелись не только уместными, но даже естественными.

– Подарок Анри, – немного смущенно призналась она.

Видеть ее с замысловатой прической было совсем странно, но я вдруг поняла, что все это было сделано ради меня: чтобы не выглядела среди них той самой пресловутой елкой. Софи тоже впервые надела длинное платье, в котором казалась маленькой взрослой, а еще… дочь вдруг шагнула к нам и удивительно точно сделала реверанс. Совсем как тогда, когда пыталась понравиться Винсенту. И улыбнулась, стоило Анри поцеловать ей руку.

– Юная мадемуазель, вы очаровательны.

На глаза снова попытались навернуться слезы. Пришлось быстренько подбежать к Лорене и сделать вид, что я любуюсь ее украшениями и оцениваю игру света на камнях. А потом Энцо привычно улыбнулся в усы, подал мне руку, чтобы проводить к столу, и все мы устроились рядом. Рыдать в соусницу было ну как-то совсем неприлично, поэтому решила сосредоточиться на еде. Поскольку ухаживать за мной принялись сразу с двух сторон, голодной остаться не грозило. Гораздо актуальнее был вопрос, как не лопнуть по швам от обилия той вкуснятины, которой наполняли тарелку. А если еще вспомнить про горячее…

– Как-то во время праздника, – Энцо поднял бокал, в котором плескалось бледно-золотистое вино. Игристому в Маэлонии предпочитали обычное. – Анри решил, что хочет устроить нам самодельный фейерверк. Где-то он вычитал рецепт смеси… и вытащил нас на крышу, сказав, что приготовил сюрприз. Кажется, ему тогда было лет восемь или и того меньше. Словом, прежде чем я понял, что юный изобретатель собирается сделать, он уже все это поджег…

– Но фейерверк все-таки был, – с трудом сдерживая смех, произнес Анри.

– Был, – подтвердил синьор Фьоренчелли. – После чего мы весь оставшийся вечер кое-кого отмывали от сажи вместо Карнавала.

Теперь уже смех с трудом сдерживала я. Повернулась к Софи, чтобы перевести ей все сказанное и обнаружила, что дочь занята. В ее случае популярностью пользовалось печенье с предсказаниями, которых она утащила себе на тарелку сразу несколько и сейчас отколупывала крем-глазурь, когда думала, что никто не видит. Я негромко кашлянула, и девочка слегка покраснела. Отодвинула от себя запас предсказаний и сделала большие невинные глаза.

– Собственно, это я к чему… – Энцо откашлялся. – В детстве кое-кто обожал сюрпризы. Приятные…

– И не очень, – улыбнулась Лорена.

– Но самым приятным сюрпризом от этого оболт…

– Графа, – наигранно-мрачно напомнил муж.

– Графа, – легко согласился тот. – Стало знакомство с тобой, девочка. И с вашей очаровательной дочкой. За вас!

Софи вскинула бокал с апельсиновым соком так, что он чуть не выплеснулся.

– За Терезу и Софи! – хором поддержали Анри с Лореной.

Ужин оказался просто восхитительным. Готовила синьора Фьоренчелли потрясающе, причем делала это так быстро и легко, словно всю жизнь только этим и занималась. Хотя, может и занималась. Меня в детстве учили, как правильно держать приборы и делать реверансы, а ее… Впрочем, маленькую Лорену наверняка учили тому же. Но она выбрала совсем другую жизнь, и судя по сияющим счастьем глазам, ни разу об этом не пожалела.

Праздничный ужин и впрямь получался на удивление теплым. Наверное, я за всю свою жизнь столько не разговаривала за столом, и не смеялась. Даже путая слова, переводя дочери то, о чем идет речь на пару с мужем. Софи уже нисколько не смущалась общаться с супругами Фьоренчелли через нас, а поскольку эмоциональности ей было не занимать, никакой неловкости не возникало.

О том, что сейчас в Мортенхэйме за огромным столом собрались мои близкие и множество гостей, над которыми рассыпают свет огромные люстры, я не думала. По крайней мере, старалась не думать. Их праздник мало напоминал наш, а докричаться до того, кто сидел на противоположном конце стола, можно было только если заставить остальных замолчать. Общение с гостями становилось скорее обязанностью, чем приятным времяпровождением.

Еще старалась не думать о заснеженном парке Мортенхэйма, центральная аллея которого уводила прямо во внутренний двор. О припорошенных снегом живых изгородях и деревьях у самого входа, о каменной громаде, высящейся надо мной, особенно если идти пешком. О тоненькой цепочке следов, остающейся за спиной – помимо меня мало кто любил зимний парк, о коридорах фигурных сосен и кустарников, напоминающих детские пирамидки или спирали. Наши садовники всегда трудились на славу.

Не думала и о том, как мы гуляли бок о бок с Демоном, к кому любой из наших конюхов подходил с оглядкой. Я не держала его под уздцы, но он шел рядом, изредка всхрапывая, выпуская струйки пара из ноздрей.

– Тереза очень любит ездить верхом.

Я очнулась от этой фразы и удивленно взглянула на мужа.

– У нас, к сожалению, много верхом не поездишь. Тут и разогнаться-то негде… не то что в лесах под Триттом.

– Хочешь посмотреть столицу? – спросил Анри по-вэлейски.

– Я! Я хочу! – Софи даже подпрыгивала на стуле.

– В тебе я не сомневался, – весело ответил муж, и продолжил уже по-маэлонски, – а что насчет моей дорогой жены?

Представив, что мне придется пережить еще два путешествия на пароме, я не только расхотела любоваться красотами Тритта, но и есть украшенный гранатовыми зернышками паштет.

– Я… подумаю.

– Мы можем поехать на поезде, – заметил Анри, – правда, на лодке все равно придется добираться до другого клочка суши, где есть железнодорожная станция. И времени это займет побольше.

– Анри, не наседай на девочку! – возмутилась Лорена. – Дорогая, все в порядке? Ты побледнела.

– Все, – выдавила я. В руках едва заметно дрожали приборы, а холод растекался по позвоночнику, собираясь в груди. Знакомое покалывание, хрупкие иголочки – предвестники тьмы, стремящейся прорваться через тебя в мир.

– Тереза? – Анри наклонился ко мне.

Неприятное чувство отступило так же быстро, как и нахлынуло.

Кивнула и улыбнулась.

– Просто очень живо представила себе путешествие на пароме.

Все рассмеялись, а я откинулась на спинку стула. Кажется, пора возвращаться к занятиям магией. Вот только где это делать, пока нет собственного дома?.. В нашей с Анри спальне толком не развернуться. С другой стороны, занималась же я как-то в каморке, которую мне нашла Луиза, в Лигенбурге.

Решено: завтра начну.

Время летело незаметно, но вот попробовать все у меня не получилось. Да и вообще, больше в меня не влезет… Об этом я подумала, когда передо мной снова опустела тарелка. Многочисленные блюда и вазы, расставленные рядом в тесноте, по-прежнему ломились от еды и закусок. Представить, что такое количество еды может уместиться в нас пятерых было достаточно сложно, но синьора Фьоренчелли уверяла: если на столе меньше двадцати блюд, значит, хозяйка негодная. Что же, негодной хозяйкой ее точно никто не мог назвать. Да и год, судя по маэлонским поверьям, обещал быть крайне обильным и сытным.

– Нам не пора собираться? – обеспокоенно спросила Софи и снова стянула с тарелки печенье с предсказанием.

Которое по счету, не помню. Я к своему единственному не притронулась – решила дождаться первого залпа фейерверка, который разобьет зиму на две половинки.

– Софи боится опоздать на Карнавал, – пояснил Анри родителям.

Энцо только рукой махнул.

– Вот уж куда она точно не опоздает…

Насколько я поняла, Карнавал начинался с той минуты, когда самые первые отужинавшие выходили на улицу в своих нарядах и масках. Потом все собирались на площади, чтобы в полночь посмотреть на главный фейерверк, а после гуляния продолжались до самого утра. Аристократы и простой люд прятались под масками, и до первого рассветного луча стирались все грани богатства и бедности – по крайней мере для тех, кто этого хотел. Под праздничным небом все были равны, а вот кошельки с собой брать не рекомендовалось – кто-то праздновал, а кто-то работал. Карманные воришки, например, умеющие срезать или вытащить кошель так, что ты даже ничего не почувствуешь.

Обо всем этом мне рассказали за ужином, из чего я сделал вывод, что украшения перед выходом на улицу придется снять.

– На улице еще похолодало, – заявила Лорена. – Что-то я не припомню такого, разве что лет десять назад, когда у нас снег посыпался… Так что придется одеваться теплее.

– Холодами нас не напугаешь, – теперь уже улыбнулась я.

– Так… Давайте разворачивать подарки, а после собираться! – Энцо хлопнул в ладоши и поднялся.

– Подарки! Подарки! Подарки! – Софи вскочила так, что чудом не опрокинула стул.

Матушку хватил бы инфаркт, но Лорена только рассмеялась, а дочь уже шелестела оберткой самой большой коробки. В которой обнаружился кукольный дом. Следующие полчаса были посвящены разворачиванию, открыванию, разрезанию бантов, восторженным вздохам и возгласам, а еще улыбкам. Кажется, Энцо остался доволен портмоне и зажиму для денег, а синьора Фьоренчелли пришла в восторг от постельного белья из тончайшего иньфайского шелка и вазе из лацианского стекла, которую даже в руки было взять страшно. Кошмару перепало радости – игры с ленточками и шуршащей оберточной бумагой, пока не появилась Кьяра. Его тут же загнали за диван и легли в самом центре среди бумажек и бантов.

Пока разворачивали остальные подарки, Анри отвел меня в сторону и легко поцеловал. С браслетом я, угадала, кстати. Жаль только, что его придется в самом скором времени снять, да и показать некому. Странное дело, раньше мне совсем не хотелось хвалиться украшениями, особенно на людях, но подарки мужа – другое дело. Хотелось, чтобы их видели все. Вот только мы вроде как есть в Лации, а вроде как и нет. По крайней мере, так я обещала его величеству Альтари.

– Тебе понравился ужин? – спросил Анри.

– Очень. А тебе?

– Безумно.

– А подарки?

– Невероятно, – наклонившись к самому моему уху, произнес он. – Веришь или нет, но теперь я начну носить шейные платки.

– На то и был расчет.

Мы рассмеялись вместе.

– Но с подарками я еще не закончил.

– Вот как? И где же…

– Наберитесь терпения, графиня.

Вот же… ладно, граф. Надеюсь, мой сюрприз вам тоже понравится.

После того, как с подарками было покончено, собрались все довольно быстро. Лорена и Энцо решили ограничиться просто масками – так же, как и мы. У меня была белая с голубым, тронутая завитками и росписью серебра, у Анри – черная с золотым. Софи выбирала сама, в детском магазине – полумаску с клювом и перышками по краям, от чего она стала похожа на хитрого маленького вороненка.

На улице и впрямь было холодно, а еще очень шумно. Разноцветные людские реки текли в сторону Дворца правителей.

– Что ж, мы пойдем прогуляемся, – прокряхтел Энцо, – заодно и вино выветрится перед фейерверком.

Пока я пыталась сообразить, что значит «мы пойдем прогуляемся», Софи помахала рукой, а муж неожиданно увлек меня в другую сторону. Я лишь успела обернуться на дочь и супругов Фьоренчелли, когда людской поток подхватил их и понес по улочке. Он разбрасывался людьми, как притоками – позволяя им течь по мостикам, вливаться в другие реки, и снова разветвляться перед арками домов.

– Эй! – сердито сказала мужу, пока мы шагали против течения. Маски и наряды сливались перед глазами в сплошное пестрое мельтешение, но Анри так крепко держал мою руку, что меня даже не тошнило. Ну, почти. – Ничего не хочешь объяснить?

Кажется, кто-то придумал заговор еще раньше, чем его придумала я.

А главное, я ничего не заметила!

– Куда мы идем?

– Скоро узнаешь, – меня увлекли в крохотную низенькую арку, скользнув через которую мимо заливающихся смехом девушек, мы оказались у невысокого причала. Там на черной воде, поблескивающей отраженными огоньками оконного света, покачивалась лодка. Большая, с черным носом и кормой, украшенная к празднику еловыми ветками, ярко-красными бантами и блестящими ленточками. Огонек масляного фонарика, прикрепленного к носовой части, покачивался под порывами ветра. На опиравшемся на шест мужчине тоже была полумаска, в эту ночь появляться на улице с открытым лицом – дурной тон. Заметив нас, он широко улыбнулся и пропел:

– Добро пожаловать!

Спустя минуту мы уже плыли – под звон колокольчиков, мерно покачивающихся за нашими спинами, смех и громкие голоса, под мягкий плеск волн. Вспомнила, что забыла на столе печенье с предсказанием, но отмахнулась от этой мысли. Как ни странно, меня совсем не укачивало: особенно в объятиях мужа, на довольно уютном диванчике с высокой резной спинкой. От воды ощутимо тянуло прохладой, воздух звенел от свежести, и Анри завернул нас в плед. Ночную темноту разрывали огни и блеск масок, людей становилось все больше. Мы обогнули Дворец правителей и оказались посреди царства воды и… лодок. Множество лодок покачивались посреди самой широкой части канала. В темном зеркале отражались светлячки фонариков, даже отсюда было видно, сколько народу собралось на площади.

А потом громыхнуло так, что у меня заложило уши, прямо над нами раскрылся первый огненно-золотистый шар, тонкими струйками стекающий по ночному небу, заключая нас в своеобразную золотую клетку. Рев толпы поглотил крики с соседних лодок, я же молчала. От восторга захватило дух: конечно, мне доводилось не раз видеть фейерверки, но сейчас чувство было такое, что мы оказались под сияющим дождем. Яркие цветы и фонтаны таяли прямо над нами, отражались в потустороннем окне реки – черном, как сама глубинная тьма – и осыпались вниз. Небо горело, сверкало, переливалось и падало, раз за разом, чтобы собраться заново. Сердце билось гулко и сильно, в такт ударам, и так же билось сердце мужа, которому я положила голову на плечо.

Не знаю, сколько это продолжалось, но последний залп разорвал темноту ярко-красной молнией, вслед за которой расцвели очертания разноцветной маски. А после воцарившуюся тишину – в те минуты, что маска плакала над водой огненными слезами, поглотил шум аплодисментов.

– Понравилось? – спросил Анри, когда восторги начали затихать.

– Очень.

– Я боялся за твою нелюбовь к воде, но все-таки решил рискнуть.

– Правильно сделал, – я прижалась к нему покрепче. – Чудесный подарок.

– Подарок? – он рассмеялся. – Нет, Тереза, это был отвлекающий маневр.

Удивиться не успела, плед съехал вниз, и я уставилась на кольцо: изящное, украшенное соцветием бриллиантов. Оно сияло на моем безымянном пальце – когда только успел надеть? Впрочем, учитывая, что муж все время держал мои руки в своих, привычно сплетая ладони воедино… Вот же… Не могла оторваться от изящных лепестков, в которых сверкали крохотные камни.

– Тереза, ты станешь моей женой… снова?

От неожиданности я чуть из лодки не вывалилась. Наверное, и вывалилась бы, не поддерживай Анри меня за талию. Он смотрел мне в глаза, в ушах шумело – то ли от недавнего фейерверка, то ли от бешено бьющегося пульса.

– Вам недостаточно браслетов, граф?

– Достаточно, – он улыбнулся. – Я просто хочу увидеть тебя в подвенечном платье. И снять его.

– А чего ты хочешь еще?

– Чтобы нас обвенчали по законам людей, а не древней магии. А еще чтобы ты чаще улыбалась.

Муж поцеловал меня раньше, чем я успела ответить: просто снял маску, отбросил ее в сторону и то же самое сделал с моей. В миг, когда его губы накрыли мои, лодка мягко тронулась с места. Плеск воды остался по ту сторону, так же, как и звон колокольчиков, и веселье. Весь мир перестал существовать – иначе как объяснить, что мы переплелись под пледом, словно лоза? Ладонь Анри мягко поглаживала мою шею: там, где тесемки накидки чуть ослабли, от прикосновений кожа горела огнем. Так же горели и губы под его – от ласкающих, дразнящих поглаживаний языком, мягких укусов и упоительно-сладких поцелуев, прерывающихся лишь на дыхание.

Стоило немалых усилий отстраниться, когда лодка ударилась о мостки.

Муж смотрел на меня сумасшедшими золотыми глазами, и, подозреваю, что я недалеко от него ушла. Холодный ветерок скользнул по разгоряченной коже, когда он помог мне выйти, но ни капельки не отрезвил. От этой колючей ласки еще больше хотелось чувствовать сильные руки и губы Анри… везде. Он протянул маску, и мне кое-как удалось ее закрепить. Поскольку мы остановились у того же причала, обратная дорога показалась вечностью. Вокруг мелькали наряды и маски, кто-то взорвал хлопушку совсем рядом, но я даже не вздрогнула. Только стряхнула оседающее на платье конфетти. Немного пришла в себя лишь когда за нами захлопнулась дверь, отрезая от царившего на улицах Лации веселья.

– Софи и Лорена с Энцо могут вернуться в любой момент… – сказала хрипло.

– Это повод не тратить время на разговоры.

Он подхватил меня на руки и понес наверх.

Накидка, платье и корсет полетели на пол нашей маленькой спальни, а в следующий миг я уже всхлипнула от прикосновения горячих губ к невероятно чувствительному соску. Второй муж издевательски-бессовестно ласкал через тонкую ткань сорочки. Грудь налилась и стала тяжелой, колени дрожали, поэтому оказавшись на кровати, я с трудом вспомнила свой первоначальный замысел. Перехватила удивленный взгляд Анри и уперлась пальцами ему в грудь.

– Ложитесь на спину, граф.

– Что вы задумали, графиня?

Маленькую, но очень изощренную месть.

Мне было уже не до разговоров, поэтому я вывернулась и толкнула мужа на подушки. Ну ладно, он это позволил, но как же приятно устроиться на его бедрах и перехватить запястья над головой. Я почти касалась грудью его груди, а между разведенных ног ясно ощущала желание Анри – налитое, твердое и горячее.

– Не станешь меня трогать, пока я не разрешу, – прошептала ему в губы и в расширившихся зрачках увидела свое отражение.

А потом коснулась губами бешено бьющейся на шее жилки. Мягко, сцеловывая каждый удар сердца в упоительно-сладкой ласке. Мышцы под моими ладонями напряглись, соски болезненно ныли. Хотелось откинуться на спину, позволяя ему делать со мной все, что пожелает, выгибаться от яростных ласк, почувствовать его в себе… вместо этого я продолжала игру. Губами скользила от ключиц по груди, слегка прикусывая кожу, отстраняясь, чтобы подуть и снова опуститься ниже, выводя на ней узоры языком.

– Тер-реза… – хрипло прорычал Анри, запястья под моей ладонью дрогнули.

Я приподнялась только затем, чтобы посмотреть ему в глаза.

Долго, ужасающе долго – все внутри сводило от дикого напряжения. Но этот спокойный голос… он точно принадлежал не мне. Какой-то другой особе, хладнокровной и бессердечной.

– Сегодня все будет по-моему, граф. Или никак. Мне остановиться?

Анри хрипло втянул воздух, я же отпустила его запястья и скользнула ниже, касаясь губами напряженного живота. Положила ладони на грудь мужа, подушечками пальцев поглаживая соски, провела по бокам и ниже, по горячим бедрам. От нежности и полыхающего в самом низу живота желания сердце заходилось в бешеном танце. Легко покусывая губы, выпрямилась и накрыла ладонями груди, лаская себя – неспешно, позволяя возбуждению разливаться по телу.

– Если не прекратишь издеваться… – голос мужа был низким и хриплым, а судя по характерному треску, что-то под его руками порвалось. То ли наволочка, то ли простыни за подушками.

– То? – продолжая ласкать ноющую грудь, другой рукой скользнула по его животу и ниже, почти касаясь пальцами желания мужа.

– Дня два не сможешь ходить, – прорычал он.

– Неужели? – собственный голос сел и тоже был хриплым.

– Хочешь проверить?

– Пожалуй… – свои прикосновения не шли ни в какое сравнение с теми сладкими ласками, что дарил мне он. Даже в воспоминаниях это было так ярко и отчаянно горячо, что перед глазами помутилось. А если еще вспомнить, когда мы в последний раз были вместе… Я содрогнулась, чувствуя, что дальше просто не выдержу сама. – Да.

Прежде чем успела вдохнуть, уже оказалась на спине.

Сильные руки развели бедра, пальцы сменялись языком, а когда дыхание сбилось окончательно – все силы уходили на хриплые стоны, Анри одним движением вошел. Кажется, я кричала: так резко, сильно и яростно мы не сливались воедино никогда раньше. Тело пронзало сумасшедшим огненным удовольствием, с каждым рывком все жестче и безумнее. Теперь уже простыни трещали под моими пальцами, а когда внутри полыхнуло наслаждение, рассыпаясь в полумраке комнаты повторением увиденного фейерверка, я выдохнула его имя. Еще несколько движений – болезненно-сладких, и я начала дрожать вместе с ним. Второй раз, третий, четвертый… когда Анри, наконец, меня освободил, содрогнулась.

В этот миг раздался какой-то сдавленный хруст.

Одна из ножек надломилась, и мы рухнули вниз. Ну как рухнули, слегка завалились на бок, вместе с кроватью. Моя подушка шлепнулась на пол.

– Хм, – многозначительно сказал муж, перегнувшись через меня.

И тут я захохотала. Смеялась так, что из глаз брызнули слезы. Внутри все еще растекались волны умопомрачительно-сладкого тепла, которые постепенно поглотил сотрясающий тело смех.

– А я предупреждал, – заявил Анри, который даже не потрудился подняться.

– Ты предупреждал, что я не смогу ходить. Но не о том, что нам будет не на чем спать.

Анри продержался недолго: спустя миг мы хохотали уже вместе. При этом он еще умудрялся выбирать из моих волос конфетти, и сбрасывать его на пол. Разноцветные кружочки медленно оседали на ковер.

Отсмеявшись, муж все-таки решил осмотреть пострадавшую ножку. А я поднялась, завернулась в покрывало и по телу прошла легкая дрожь: ходить и впрямь было чувствительно, но стоило вспомнить о нашем очередном безумии, как внутри все сладко сжималось. Перевела взгляд за окно и… Сначала подумала, что кто-то взорвал перед нашими окнами гигантскую хлопушку. Только потом поняла – окна спальни выходят на канал, где нет пешеходных улиц.

За окном, медленно оседая в густую темную воду, падал снег. Белые хлопья кружились в безветрии, крупные и поменьше.

– Невероятно, – сказал муж, обнимая меня за плечи. – Похоже, ее величество синьора Лация тоже решила сделать тебе подарок.

Я подалась назад, перехватила сильные ладони.

– Да, – сказала негромко.

– Что?

– Да, я выйду за тебя замуж… снова.

Анри крепче прижал меня к себе.

– Я рад.

Снег усилился, а мы стояли и смотрели на него, на мельтешение молочного роя. На разгорающиеся огоньки окон в других домах, на медленно гаснущие на нашей коже узоры. И не было в этот миг никого счастливее во всем бесконечно огромном мире.