— 1 —

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

В сопровождении троих вооруженных охранников Хилари прошла по коридору-мостику, перекинутому между первым и вторым крылом медицинского корпуса. На вопрос куда её ведут последовал жесткий ответ:

— Следуйте за нами.

Хилари равнодушно подчинилась. На краю сознания мелькнула мысль, что раз за ней прислали миниатюрный взвод, то первую её попытку бегства оценили по достоинству. Электронные замки, автоматические двери, переходы, лифт. Один из охранников нажал кнопку подземного этажа. Она наконец-то получила ответ на вопрос, где располагаются лаборатории. В одном из главных коридоров навстречу им попались две женщины в белых халатах и масках. Ни одна даже не взглянула в сторону Хилари, как будто все происходящее для них было в порядке вещей.

Последний разговор с Люком оставил в душе Хилари осадок, избавиться от которого не удалось. Она пыталась добиться встречи с Вальтером, чтобы получить разрешение быть рядом с мальчиком в его последние дни, но неизменно получала отказ. Общение с персоналом не имело ни малейшего смысла. У них на все был один ответ: «Я не уполномочен отвечать на ваши вопросы». Впервые в жизни она ощущала себя не способной противостоять обстоятельствам, и это сводило её с ума. Она была готова на все, чтобы выжить и вырваться отсюда, но объективно все, что ей оставалось — не усугублять свое положение. Хилари привыкла справляться со всем самостоятельно, и почти ненавидела себя за беспомощность.

Она старалась не думать о Джеймсе. Хилари оставила ему записку, но стал бы он её искать? Вряд ли. Наверняка решил, что она просто не пришла на место встречи. И это в лучшем случае, если он там появился. Их отношения в последнее время трещали по швам. Возможно, она допустила ошибку, когда решила уйти от него. Они через многое прошли вместе, им стоило немалых усилий удержаться на грани. И что от этого осталось теперь? Если принимать во внимание планы Вальтера, в ближайшем будущем она снова станет одной из тех, кого Джеймс ненавидел и уничтожал. Это при благоприятном исходе, потому что недоработанный вирус просто её убьет.

Хилари провели в дальний кабинет, где их уже ждал невысокий лысый мужчина в белом халате и очках. Маленькие глазки быстро пробежались по ней. Так оценщик смотрит на инвентарь, выставляемый на аукцион, после чего мужчина кивнул в сторону стола, напомнившего Хилари операционный. В детстве ей удаляли аппендикс, и воспоминания до сих пор были более чем яркими.

— Устраивайтесь.

Внешность у него была не самая приятная, в каждом его движении ощущалось безразличие и равнодушие, как будто он не с живыми людьми работал, а занимался монотонной бумажной рутиной. Хилари подумала о том, что врачи в концлагерях и гетто, должно быть, вели себя подобным образом. Когда один из охранников попытался взять её за руку, она с силой вырвалась.

— Я сама справлюсь.

Доктор нахмурился.

— Так поторопитесь, — язвительно пробормотал он, — и не вздумайте…

— Не вздумаю, — язвительно отозвалась Хилари, — доктор Менгеле.

Тот пропустил шпильку со свойственным ему безразличием. В течение нескольких часов последовала серия тестов и анализов, далеко не самых приятных, а временами весьма болезненных и порой унизительных. Когда все закончилось, Хилари чувствовала себя абсолютно вымотанной и опустошенной. На неё словно прицепили ярлык «Пригодна», как на животное, которое сейчас посадят в клетку и отнесут в лабораторию.

— Отведите её наверх. Вас переводят в главное крыло. У вас неделя на финальный этап подготовки. Вам предстоят последние процедуры перед тем, как будет введен готовый штамм вируса. Вы имеете право посещать тренажерный зал, бассейн и ресторан. Вы можете свободно общаться с теми, кому так же предстоит участие в эксперименте. В эту неделю вы не сможете покидать корпус.

Доктор говорил, как полицейский, зачитывающий права, хотя его слова прозвучали, как приговор. Несмотря на собственную апатию и вполне адекватную усталость, Хилари вздрогнула.

— Вы не имеете права так со мной обращаться… — голос сорвался на шепот, а потом она одним движением вскочила. Голова закружилась, и Хилари не упала только потому, что рядом мгновенно оказались два охранника. Доктор посмотрел на неё с жалостью, граничащей с брезгливостью.

— Второй этаж, комната двадцать восемь, — напомнил он охранникам, и отвернулся, чтобы внести последние данные в компьютер.

Когда они шли в лаборатории, Хилари была слишком напряжена, чтобы обращать внимание на детали. Изнутри это крыло больше напоминало пятизвездочный отель, нежели чем сарай для тех, кого вот-вот отправят в крематорий. Просторные светлые коридоры, застеленные коврами, на стенах копии картин Сальвадора Дали. Двери комнат похожи на двери гостиничных номеров, нежели чем палат.

Из окон ее новой комнаты открывался вид на океан. Вечером разразился настоящий ураган, из-за стены ливня видимость была практически нулевая, а тропические деревья клонились к земле, будто пытаясь защититься от предстоящей им участи быть вырванными с корнем. Хилари рискнула подняться на смотровую площадку. Стеклянный купол, откуда были видны и океан, и горы, казался огромной вакуумной камерой. Извне сюда не проникало ни единого звука. Стоя в центре, Хилари подняла голову вверх. В эпицентре бушующей стихии ей показалось что природа вознамерилась стереть это место с лица земли.

— Красиво, правда? — голос, донесшийся из-за спины, заставил её вздрогнуть. Из-за нависших над островом туч здесь было темно, а искусственное освещение не предполагалось, поэтому она не заметила его сразу. На скамье, ссутулившись, сидел худой мужчина со светлыми спутанными волосами. Нескладный, угловатый, с резкими чертами лица и потухшим взглядом. Хилари поборола в себе желание накричать на него за то, что сразу не обозначил свое присутствие. Он не виноват в том, что с ней произошло. Гаже синдрома жертвы разве что комплекс тирана.

— Красиво, — отозвалась она. Ей действительно нравилось, но вряд ли кто-то из знакомых ей людей определил бы это безумство стихии, как красоту. Скорее, как жуть неимоверную.

— Простите, что напугал. Не думал, что кого-то еще заинтересует ураган. Присоединяйтесь.

Мужчина указал на место рядом с собой, улыбнувшись.

— Знаю, не лучшее место и время для знакомства с девушками, но мне чертовски одиноко. Меня зовут Зак.

— Хилари, — она кивнула, устраиваясь рядом с ним. Мельком взглянула на его браслет: такой же «счастливчик», как и она. Учитывая, что в последнее время все её общение сводилось к собственным воспоминаниям, разговорам с собой по душам да паре встреч с Люком, Хилари не была уверена, что это хорошая идея. Она даже стала замечать за собой некоторую степень социофобии, особенно после сегодняшней встречи с доктором. Хилари подумала, что стала похожа на загнанного дикого зверька. Мечется в тщетных попытках что-то изменить, а в клетку вот-вот пустят газ.

— Наверное, следовало поговорить о чем-то более интересном, чем погода. Но о чем еще можно говорить в сумасшедшем доме.

Он тихо рассмеялся, и Хилари на мгновение показалось, что мужчина слегка не в себе. Что совершенно неудивительно, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства.

— Вы не пытались выбраться отсюда? — внезапно спросила она. Да, если эти слова будут услышаны, мало не покажется, но ей было наплевать. Вряд ли к ценным экспериментальным образцам будут применять крайние меры. Хилари выразительно показала камере слежения язык и посмотрела на своего собеседника, ожидая ответа.

Зак хмыкнул, то ли в ответ на жест, то ли ни на слова.

— Я не настолько дурак, чтобы не понимать, что отсюда невозможно выбраться. Будь у меня способности измененного, возможно, все получилось бы, а так… — он неопределенно махнул рукой.

— Выходит, нам стоит сложить руки на груди и ждать пока придет костлявая с косой.

Это не было вопросом, и не было утверждением. Скорее, незаконченной мыслью.

— Может быть, она передумает приходить? Экспериментов мы боимся больше, чем страшного урагана. Окажись мы сейчас на улице, наши тела швыряло бы, как щепки.

— Может быть. Даже если нам сомнительно повезет, есть ещё тот, кто за всем этим стоит. Думаешь, он оставит нас в живых?

Зак поморщился, как если бы у него внезапно заболели все зубы разом, а потом рывком притянул её к себе и едва слышно прошептал:

— Я помогу сбежать. У тебя получится, если не испугаешься. А теперь ударь меня и возвращайся сюда завтра в это же время.

Удар получился сильный и от души. Это была не женская пощечина наотмашь, а настоящий полноценный хук справа, спонтанная реакция на его объятия. Хилари вскочила и быстрым шагом покинула смотровую площадку. Произошедшее настолько шокировало её, что она даже не пошла на ужин, нужно было побыть одной и подумать, привести мысли в порядок. Что станет проблематично после ежевечерней инъекции непонятной седативной дряни. Поэтому Хилари предпочла каждую оставшуюся минуту использовать для того, чтобы как следует взвесить все, что произошло.

Может ли новый знакомый быть помощником Вальтера, который таким образом пробивает настроения своих «кроликов»? Эту идею Хилари отмела практически сразу, потому что находиться в островном чистилище и не желать сбежать мог только прирожденный мазохист или суицидник. Оставался только вариант с психом, но даже в этом случае шансы были пятьдесят на пятьдесят. Хилари вспомнила слова Люка о том, что ей заинтересовался кто-то ещё. Мог ли Зак оказаться тем самым «кем-то»? Откуда он о ней знает?

Перебирая сомнение за сомнением, Хилари приняла решение. Чем она рискует? Очередной сорокаминуткой боли? Это не слишком дорогая цена за свободу, если Зак в самом деле может предложить рабочий план побега. Завтра она пойдет к нему. Завтра станет известно: все кончено или же только начинается.

 

— 2 —

Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.

Энтони ещё раз перечитал статью, которая казалась ему отвратительной. Он взъерошил волосы, пытаясь сосредоточиться и выжать из себя хотя бы что-то. Минут пятнадцать сидел, глядя на несколько жалких абзацев, полных воды, но не несущих никакого смысла. Сроки поджимали, и звонки от Ричарда явно намекали на то, что нужно ускориться. В последнее время ему не нравилось ничего из того, что он писал. Информаторы молчали, медиумы притихли, экстрасенсы попрятались. Будто все вокруг противилось его попыткам вернуться к привычному образу жизни после той злополучной ночи.

Тремя месяцами ранее.

Кристи Коул была необычной девушкой. Он подумал об этом сразу, когда увидел её несколько месяцев назад в холле одного из роскошных отелей на презентации шоу очередного так называемого экстрасенса, про которого собирался писать статью. В свои двадцать девять Энтони Хартман уже успел нажить себе приличное количество врагов, число которых продолжало расти по экспоненте. Сама профессия журналист подразумевала, что со временем тебя начнут ненавидеть. Если круглосуточно не писать исключительно хвалебные оды и прекрасные новости, и то в один прекрасный день перейдешь кому-нибудь дорогу.

Энтони был далек от представителей своей профессии в классическом смысле слова. Он занимался тем, что называют «опровержением», искал доказательства того, что пытаются представить, как паранормальное, выдать за сверхдуховное и заработать на этом деньги. Таких людей Энтони презирал и не испытывал по поводу возможного краха их карьеры ни малейшего сочувствия. На его почтовый ящик каждую неделю сыпались письма с угрозами. Начиная от обещаний «вековой порчи» и обращений к колдунам вуду, до вполне реалистичных методов расправы. Он относился к этому скептически, отправляя анонимки в корзину и тут же забывая о них. Ни один из грозящих ему страшной карой ещё ни разу не объявился на горизонте.

Знакомство с Кристи стало своеобразной точкой отсчета в его жизни. Энтони привык быть один, и появление в его жизни женщины, привлекательной, неординарной студентки двадцати четырех лет, которая тоже зарабатывала себе на жизнь написанием статей антиэзотерической тематики, совершенно не вписывалось в привычный Мир. Вокруг Энтони было много женщин, поскольку он был недурен собой и обеспечен. Они приходили и уходили, не оставляя следа ни в квартире, ни в душе, но Кристи оказалась особенной. Она вошла в его жизнь легко и непринужденно, ни на что не претендуя. Поначалу это были мимолетные встречи в кафе, когда у каждого из них выдавалось свободное время и они совпадали, потом последовал первый совместный ужин, который со временем стал еженедельной традицией. И вот они уже гуляют вместе по парку весь выходной день, забывая о времени и болтая обо всем подряд.

Для Энтони это действительно было нечто необычное, потому что его отношения с Кристи развивались в совершенно ином ключе, нежели чем ранее. Он готов был бы поверить в то, что дружба между мужчиной и женщиной возможна, если бы не собственные чувства, которые испытывал к ней.

Кристи молчала, а он впервые в жизни не пытался сделать первый шаг и изменить это. Ему казалось, что между ними заключено негласное соглашение, и что его попытки как-то форсировать события, перевести их отношения на следующий уровень, могут все разрушить. Откуда взялось это чувство, Энтони не знал, но именно оно сейчас временами очень мешало. Например, когда хотелось притянуть её к себе и нежно поцеловать, или провести кончиками пальцев по щеке. Кристи этого упорно не замечала, тем не менее, не скрывая своего расположения к нему. Расположения, но не больше. Лет десять назад Энтони мог бы допустить, что она не видит его чувств, но не сейчас. С иллюзиями и самообманом у него всегда было все в порядке. Любая женщина чувствует интерес мужчины по отношению к себе, поэтому двух вариантов быть не могло.

Этим вечером Кристи впервые пригласила его к себе, в уютную квартиру-студию на предпоследнем этаже дома в Ист-Виллидж. Обстановка полностью соответствовала характеру хозяйки. Творческий беспорядок, диски Нины Симон разных лет хаотично разбросаны повсюду: на спинке дивана, на кухонных полках, даже на стиральной машинке.

Вечер рядом с ней пролетел незаметно, но сегодня покоя не давали мысли о другом. Возможно, у неё кто-то есть в Канаде, откуда она родом, а может ей просто интересно общаться с ним, но дальше дело не пойдет никогда. Впервые в жизни он действительно боялся, что их отношения закончатся, не успев начаться. Решение расставить все по своим местам пришло ближе к часу ночи, когда по всем правилам приличия стоило прощаться и возвращаться в свою холостяцкую квартиру — вариться в собственных сомнениях.

Она как раз допивала свой чай, когда Энтони осмелился задать вопрос, давно не дававший ему покоя. Получилось весьма неуклюже.

— Что между нами происходит?

Кристи ответила не сразу. Покрутила чашку в руках, прежде чем поднять голову и встретиться с ним взглядом.

— Наверное, сила гравитации, — усмехнулась она.

Умением не ответить на вопрос, ответив на него, она не уступала талантливым дипломатам. Сегодня он был не готов принять такой ответ, и не готов был продолжать плавать в подвешенной неопределенности, ставшей его привычным состоянием в последние несколько недель. Подавшись вперед, он забрал чашку из её рук и поцеловал в губы, проводя по волосам, перебирая их пальцами. Он сходил с ума от ощущений близости с ней. Надо было это сделать уже давно, не опираясь на собственные загадочные предчувствия. Кристи весьма ощутимо напряглась и положила ладони ему на плечи. В какой-то момент ему показалось, что она сейчас оттолкнет его, что здесь и сейчас для них все закончится. Но она ответила на поцелуй, и Энтони притянул её ближе к себе — легко, опасаясь нарушить волшебство мгновения излишним напором. Кристи хотела продолжения не меньше, чем он, но в каждом её ответе Энтони чувствовал настороженность, едва уловимую паузу. Как будто перед каждым следующим действием она принимала решение, имеет ли оно право на жизнь.

Вот и сейчас, коснувшись губами его шеи, она на мгновение напряженно замерла. Раньше его мало заботили чувства партнерши, хотя наслаждению женщин во время секса он уделял не меньше внимания, чем собственному. Рядом с любой другой Энтони бы не остановился, но в случае с Кристи ему важнее было понять, что с ней творится. Не отстраняясь, он заглянул ей в глаза и негромко спросил:

— Все хорошо?

Она прижалась к его груди, избегая взгляда, и Энтони понял, что нет. Его предположение подтвердила неуверенность в её голосе, когда Кристи произнесла:

— С тобой я чувствую себя слабой. Для меня это необычно.

— Потому что я тебе нравлюсь, — попробовал отшутиться Энтони, но шутками здесь совершенно точно было не обойтись. Что-то серьезное, о чем она не хотела говорить, по-прежнему тенью стояло между ними. Он решил не настаивать. Кристи сложно говорить об этом, а значит лучше пока оставить вопрос. Хотел бы он знать, что она сейчас чувствует, принимает ли его поддержку. Понимает ли, что в его отношении к ней ничего не меняет затянувшаяся пауза.

— Очень нравишься, — ответила Кристи. — Но я слишком давно никого не подпускала к себе настолько близко.

В её ответе было столько искренности, что Энтони непроизвольно улыбнулся.

— Я тоже. Но с тобой хочу попробовать это изменить.

— Давай не будем торопиться, хорошо?

Энтони хотел ответить, что в его случае уже поздно, но в этот момент дом содрогнулся, накренился, и их швырнуло на пол. Он ничего не понял, особенно, почему вместо привычных звуков слышит всего лишь звенящую тишину. Все происходило слишком быстро: стены оседали вниз, расходясь трещинами, от которых сыпалась штукатурка и стекла, мебель провалилась сквозь осыпающийся крошкой пол. Энтони и сам падал, глухой звон в ушах эпизодически прерывался грохотом и криками. Он успел почувствовать только резкий рывок вверх, замедливший падение, чьи-то сильные руки, толчок в сторону. Энтони будто скользил вдоль стен складывающегося дома. В легкие ворвалась каменная крошка, но закашляться Энтони не успел. Удар от падения разом выбил из него весь воздух. Резкая боль и ощущение навалившегося сверху тела, обломки под ним содрогнулись. Ему показалось, что их сдавило прессом, что он превращается в бесформенную груду костей, сплавляясь с упавшим на него человеком. Вопреки этому давление почти сразу ослабло, и он почувствовал, что снова может дышать. Энтони слабо шевельнулся, в груди будто взорвалась бомба. Спазмы пронзали виски раскаленными иглами, и он потерял сознание.

Он пришел в себя уже в больнице, в отделении интенсивной терапии, смутно припоминая, что произошло. Медики говорили, что он единственный выживший после взрыва газовой трубы в жилом доме. Собственное чудесное спасение ничуть не радовало. Слова «единственный выживший» врезались в сознание, терзая изнутри. Кристи погибла. В те короткие моменты, когда он приходил в себя, мысль об этом не давала покоя.

Его перевели из реанимации в обычную палату. Сильное сотрясение мозга качало на волнах сомнительной адекватности. В один из таких моментов Энтони открыл глаза и увидел рядом с собой незнакомку, очень похожую на Кристи. Длинные темные локоны сменила короткая стрижка на искусственно высветленных прямых волосах, яркий макияж изменил черты практически до неузнаваемости. Кристи редко пользовалась косметикой, а сидевшая рядом с ним женщина больше напоминала подиумный вариант модели. Сначала он решил, что у него бред или галлюцинация, что он помешался и теперь видит её черты в каждой встречной женщине. Что такая претенциозная особа делает здесь?

Сквозь плывущий перед глазами туман Энтони все-таки выделил главное: глаза. Темно-карие, без каких-либо светлых вкраплений. Он дотянулся до её руки, касаясь пальцами и с ужасом ожидая, что она сейчас растворится в воздухе, как показывают в кино. Но ничего этого не произошло, Энтони ощутил её тонкие пальцы под своими, и почувствовал, как сердце забилось сильнее. Они ошиблись, Кристи жива, и на ней нет ни единой царапины.

— Славу Богу, — выдохнул он, чувствуя, как внутри черной безысходности, поселившейся в нем, разливается свет. Энтони попытался сжать её пальцы, но только слабо шевельнул рукой. В ответ Кристи накрыла его ладонь своей.

— Возможно, — произнесла она. — Тони, я пришла попрощаться.

В ответ на ее заявление он только улыбнулся.

— И куда же ты собралась без меня?

— Неважно.

— Ты секретный агент? — Энтони шутил всегда, когда Кристи грустила, задумавшись, или очаровательно злилась. Обычно они начинали смеяться вместе, и этот раз не стал исключением. Ему нравился её смех.

— Тебе необходимо завербовать меня, потому что я никуда тебя не отпущу.

— А если я террористка? Готов работать с убийцей? — приподняла бровь Кристи. Она всегда так делала, когда пыталась сгладить неловкость.

— С тобой готов, — ответил Энтони, — потому что ты не убийца.

Кристи закусила губу, и покачала головой.

— Я бы хотела, чтобы все получилось иначе. Посмотри мне в глаза, Тони.

Энтони встретился с ней взглядом.

— В твои глаза я хотел бы смотреть всю свою жизнь. За редким исключением перерывов на сон и посещение туалета, разумеется.

Кристи будто растерялась. Решимость, которую он только что видел на её лице, испарилась, не оставив и следа. В тот момент она как никогда была похожа на девчонку, которой отчаянно нуждается в помощи и поддержке.

— Я не хочу, чтобы ты забывал обо мне. Но ты никому об этом не сможешь рассказать, Тони.

— Забыть не смогу даже при всем желании, — пообещал он. — Крис, даже не надейся, что я тебя отпущу. Ради тебя я действительно готов стать секретным агентом, но для этого мне нужно знать, что происходит.

— Продолжай жить прежней жизнью. А я обещаю вернуться. Как только разберусь с проблемами.

Энтони подумал, что сходит с ума или близок к тому. Он знал её достаточно для того, чтобы понять, что она не шутит. Разум ещё не успел справиться с тем, что ему удалось выжить, с её потерей и последующим внезапным появлением, как вдруг она заявляет такое. Кристи была самой загадочной девушкой, которую ему доводилось встречать, но даже для неё это был перебор. Сотрясение мозга давало о себе знать, и рассудок пресекал малейшие попытки подыскивать объяснения и анализировать.

— То есть если я внезапно начну танцевать стриптиз в ночном клубе, ты не вернешься?

— Вернусь, но не пытайся меня искать, Тони.

— Чувствую себя как в шпионском боевике… — Энтони не успел договорить, Кристи наклонилась и коснулась его губ легким поцелуем. Мысли спутались, и он понял, что не может ни на чем сосредоточиться, теряя связь с реальностью, с готовностью принимая странную беседу как ничего не значащий разговор о погоде. Когда Кристи уходила, Энтони уже не думал о том, как ей удалось выжить и почему не должен никому говорить о её появлении в больнице.

Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.

Первое время после выхода из больницы ему прохода не давали навязчивые менеджеры, предлагающие принять участие в разнообразных ток-шоу. В одних ему предстояло рассказывать о том, как он выжил благодаря высшим силам, в других — какую угрозу несут газовые коммуникации в жилых домах, в третьих эмоционально делиться своими переживаниями.

Когда закончилась волна менеджеров, пришли журналисты и репортеры, предлагающие дать интервью для глянцевых журналов. Энтони знал об особом таланте своих коллег делать сенсации на трагедиях людей, но лично его это коснулось впервые. Он видел лица тех, кому не повезло в ту ночь на мемориальной доске, и начинал тихо ненавидеть каждого, кто приходил к нему с очередным предложением дать интервью или рассказать об ангелах-хранителях.

Время шло, новость утратила свою актуальность, и его оставили в покое. Все, кроме мыслей о Кристи, которые неотступно преследовали его день за днем. Ещё до выхода из больницы он ломал голову над тем, почему она так внезапно исчезла. Логичных и разумных объяснений он не видел, кроме одного. Кристи могла проводить журналистское расследование. С чем оно было связано, Энтони не мог даже представить. Чем больше он прокручивал в сознании воспоминания, связанные с ней, тем меньше она у него ассоциировалась с суперженщиной, которая принимает участие в сверхсекретных проектах, скрываясь за легендой.

Изначально Энтони заинтересовали именно её здоровый рационализм, реальный взгляд на мир и чувство юмора. Как только он задумывался об их прощании, мысль терялась, начиная бессвязно перескакивать с одного на другое. Энтони не мог сосредоточиться, и в итоге отпускал все, что касалось темы исчезновения Кристи. Он мог спокойно вспоминать любой связанный с ней эпизод, кроме момента их последней встречи. И это казалось ему странным.

Нью-Йорк, США. Сентябрь 2012 г.

Презентация вот-вот должна была начаться, и Энтони разглядывал присутствующих, как экспонаты на выставке. Подобные мероприятия обычно посещают те, кто очень любит внимание, как и главный лицедей сегодняшнего вечера. Посмотреть было на что: дамы с прическами в вечерних нарядах, мужчины в смокингах. Даже журналисты соблюдали дресс-код, который лично он проигнорировал по причине отсутствия в его гардеробе костюма уровня «звезды» как такового.

Пришлось немного повозиться с охраной и регистраторами на входе, связаться с Ричардом, выслушать пару ласковых. После чего редактор все же куда-то позвонил, не желая терять материал из-за раздолбайства Хартмана, хотя и пригрозил, что на следующей неделе лично отведет его в магазин мужской одежды. Энтони со смехом согласился, а спустя пять минут его все-таки пропустили. Он успел поздороваться с коллегами, выслушать несколько откровенно льстивых отзывов о своей колонке от заинтересованных в нем дам, и перехватить гораздо больше неприязненных взглядов, чем можно себе представить от тех, о ком он уже успел написать. В их глазах читалось и явное удовлетворение: Хартман пришел на выступление их конкурента, а значит не за горами язвительная уничижительная статейка в его адрес.

Вдоволь наглядевшись на расфуфыренную публику, Энтони направился к столу с пуншами. Там он впервые увидел её: Кристи вписывалась во весь этот балаган не больше, чем он сам. Высокая молодая женщина, с темными слегка вьющимися волосами и темными глазами, в которых искрился смех. На фоне своего солидного чопорного спутника в смокинге и окружающих их дам, истерзанных диетами, в нарядах один прекраснее другого и с бриллиантами, каждый из которых весил чуть ли не больше их самих, Кристи в простом желтом платье и балетках явно привлекала внимание. Энтони едва дождался, когда её ухажер отойдет в сторону.

— Прекрасно выглядите, — искренне произнес он, — как вас занесло на этот праздник абсурда?

— Спасибо, — она широко улыбнулась и подалась вперед, словно хотела поведать ему страшную тайну. — Пытаюсь сорвать праздник конкуренту. Он мешает моей цирковой труппе. А вы думали я просто так шпильки не надела?

Девушка кивнула на носки своих туфель, загнутые вверх. Она была искренне счастлива, что её кавалер самоустранился.

— Значит мы с вами на одной стороне, — Энтони улыбнулся в ответ, протягивая ей руку, — Энтони Хартман, журналист и не в меру саркастичный критик великих медиумов.

— Кристи Коул, — она уверенно пожала ему руку. — Я о вас много слышала. В основном от босса, и не спрашивайте, что именно. У меня язык не повернется это повторить.

— В таких ситуациях я стараюсь сильно не смущаться, — Энтони кивнул, — если про вас не говорят, вы обычный человек, если говорят хорошо, вы, скорее всего, умерли. А вот если говорят гадости… Это знак, что вы на верном пути. Помимо прочего, я ещё и скромный.

Он тряхнул головой, наливая в бокал вишневого пунша и протягивая ей.

— Какие планы на вечер?

— Составите мне компанию на этом празднике фарса? Только учтите, мой предыдущий кавалер не выдержал моего чувства юмора и смылся.

— Я думал, вы с отцом пришли.

— Флэтчер мой преподаватель, — Кристи искренне рассмеялась, принимая из его рук бокал. Энтони сразу подумал, что ему нравится её смех. У многих женщин это выходит жеманно или слишком наигранно, особенно при первом общении. В отличие от остальных, Кристи не пыталась с ним играть или кокетничать, и она не была в нем заинтересована.

Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.

Энтони помнил, как его зацепил сам факт безразличия Кристи и тепло улыбнулся, вспоминая момент их первого знакомства. В тот вечер они обменялись телефонами по его инициативе, а он вернулся домой после презентации и начал собирать информацию о человеке, который якобы мог общаться с умершими. Как показало дальнейшее расследование, этот человек был искусным лжецом и манипулятором. В подобных случаях работает целая команда, и зачастую люди даже не представляют, кто из их знакомых может дать «медиуму» информацию о них, о семье, об ушедших родственниках. Более гадкого способа заработка на жизнь Энтони и представить не мог, но и от морализаторства был далек. Он отвечал на их действия своими статьями, и не стеснялся в приведении фактов и результатов собственных расследований.

После её исчезновения у него не получалось писать, как и в самом начале карьеры. Предложения получались скомканными, рваными, а все остроумие сводилось к язвительному сарказму. Ричард заметил, что он «подвыдохся» и предложил взять отпуск, намекнув, что потрясения такого рода не проходят без последствий. От отпуска Энтони отказался, но творческий процесс продолжал буксовать, не желая идти в заданном темпе. Он назначал встречи и отменял их, упустил часть своих информаторов, и всерьез подумывал о том, чтобы бросить писать и заняться поисками Кристи, несмотря на данное ей обещание.

Несколько дней назад ему позвонил некий Майкл Уоллес, который сообщил, что у него есть информация по Бастеру и Марилле Коллинз. Это были псевдонимы реальной супружеской пары экстрасенсов из Айовы, колесящих по всей стране. Энтони вел за ними охоту до того, как угодил в больницу. Кипа материалов, лежавшая в верхнем ящике стола: газетные вырезки, интервью с «облагодетельствованными», а на деле облапошенными людьми и избранными проводниками духов, чьи гонорары уже превышали все допустимые пределы, не позволили ему отказаться от встречи. Давно пора прищучить этих гадов. Он перезвонил ему в конце недели и назначил встречу в небольшом кафе на Манхэттене, неподалеку от собственной квартиры. Ночью Энтони долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вспоминал события последних месяцев. За пару часов до рассвета все-таки провалился в глубокий, тревожный сон и увидел Кристи.

«Не ходи к нему, Тони», — произнесла она.

Хартман проснулся с первыми лучами солнца, потому что забыл задернуть шторы. Свет бил в глаза, ослепляя, и Энтони ещё долго лежал в постели, пытаясь вспомнить, что же такого важного оставил за гранью сна. Как назло, это был случай из разряда «чистый лист». Его не оставляло ощущение, что он видел что-то важное, но вытащить это на свет никак не удавалось. Бросив взгляд на часы, он поднялся и направился в ванную. Договариваясь вчера с Уоллесом, Энтони напрочь забыл об обещании, данном Ричарду: к десяти заскочить в редакцию.

 

— 3 —

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Ближе к назначенному времени Хилари почувствовала, что все её хладнокровие куда-то улетучилось. Вчера она была полна решимости, но сегодня это казалось просто смешным. Встречаться с психом, который якобы может помочь — не путь к спасению, скорее наоборот. Борьба с собой продолжалась несколько часов и шла с переменным успехом. Она мерила шагами выделенные ей апартаменты, нервничала и злилась на себя. То за собственную нерешительность, то за глупость. Её новая комната напоминала люкс пятизвездочного отеля. Больше всего Хилари понравилась двухспальная кровать и окно во всю стену, которое можно было занавесить тяжелыми шторами, а можно оставить открытым и наслаждаться видом на тропический парк и океан. Ей даже выделили скудный гардероб: пара балеток, джинсы, сменные футболки и два платья. Хилари остановила свой выбор на футболке и джинсах.

Выходя в коридор, она утешала себя мыслью, что просто идет в ресторан. Хилари и правда туда завернула по дороге, захватила с собой тарелку с малиновым муссом. Кормили здесь значительно лучше, чем в закрытом крыле. Вчерашний знакомый не появился ни во время завтрака, ни во время обеда, что только доказывало правоту её предположения. Он наверняка тронулся рассудком, и его держат на особых препаратах.

То же ждет и её в самое ближайшее время. Хилари размышляла об этом, разгуливая по смотровой площадке. Он наверняка вообще не придет, так что ей не о чем беспокоиться. Кроме как о собственных умственных способностях, которыми она пренебрегла ради иллюзорного спасения. Беспокоиться осталось недолго, шесть дней. Вместе с таявшим на глазах муссом, к которому она не притронулась, таяла и её надежда. С каждой уходящей минутой Хилари испытывала все большее разочарование. Она пришла вовремя, но Зака не было, и он не появлялся. Разве не этого она хотела на самом деле? Чтобы все оказалось ничего не значащей глупостью. Чтобы можно было смириться, забыть и оставить. Это гораздо проще, чем продолжать борьбу. Хилари понимала, что в глубине души надеялась на другое. Какая-то часть её отказывалась верить в то, что она просто сдалась, не попыталась ничего предпринять и что спустя считанные дни позволит посадить себя в клетку, как крыса-альбинос.

Хилари поставила тарелку прямо на пол и подошла к самому краю площадки. На мгновение ей показалось, что не будь здесь стекла, она могла бы шагнуть вниз. Казалось невероятным, что творившееся вчера могло обернуться картиной тропического Рая. В лучах заходящего солнца лазоревая, обманчиво спокойная поверхность океана стремительно меняла цвет. Она представила каково это, оказаться у самой кромки воды. Босыми ступнями ощутить уплывающий из-под ног песок, шагнуть в отступающие волны. Океанская волна не похожа на морскую, её сила не стремительная и резкая, а затягивающая, неотвратимая. Хилари помнила, что очень хотела побывать на океане снова, когда у неё появилась возможность выйти на берег днем, под утренние солнечные лучи. Ощутить их как согревающие, а не как обжигающие, несущие боль и смерть. Но она все время откладывала на потом, да и Джеймс не горел желанием покидать свою пожарную команду хотя бы на неделю. Он выкладывался на полную, спасая людей из огня и себя от собственных воспоминаний.

За последнюю мысль Хилари стало неловко. Она не должна была так думать. Они оставили прошлое в прошлом. Разве она сама всегда была ангелом? Хилари опустилась прямо на пол, скрестив ноги и продолжая наблюдать. Как вершины гор окрашиваются золотом, как огненные блики играют на зелени листьев. Было жестоко свои последние дни проводить в четырех стенах, не имея возможности вдохнуть влажный тропический воздух, провести рукой по траве, ощутить прикосновение соленой воды к коже. Так чувствуют себя дикие животные, посаженные в клетки на потеху людям.

— Извини за опоздание.

Хилари не заметила, как он подошел, поэтому вздрогнула и резко обернулась. Любитель подкрадываться сзади второй раз застал её врасплох. Нервы сейчас на пределе, поэтому можно простить себе этот промах. Зак осторожно опустился рядом с ней на пол, и Хилари про себя отметила, что выглядит он более изможденным, чем вчера, несмотря на то, что побрился и причесал волосы.

— Рад, что ты пришла. Я не надеялся, что ты мне поверишь.

— Что с тобой? — спросила она, бросив взгляд на его дрожащие руки. Хилари поймала себя на мысли, что вопрос был лишним, но тем нее менее он уже был задан. Оставалось лишь не допускать подобных проколов в дальнейшем.

— Действие препаратов и старая болезнь, которая вернулась вместе с уязвимостью. Я попал сюда по собственной воле, глупо надеясь… на что-то. Зачем тебе знать?

Он абсолютно не смутился, отвечая на её вопрос, и раздражения в его голосе она тоже не услышала. Зак подвинулся еще ближе, и сейчас едва не касался её. Хилари с трудом подавила в себе порыв отодвинуться. Рядом с ним она чувствовала себя не в своей тарелке. Словно кто-то или что-то в последнее время упорно испытывал её на прочность. Она вспомнила о Люке, которому обещала помочь. Толку от этого обещания… Она вряд ли доживет до появления здесь Беатрис. Паузы между его репликами и ее ответами растягивали минуты, но Хилари казалось, что время летит слишком быстро.

— Послушай, я стараюсь не для себя и не для тебя. Хочу, чтобы кто-то все остановил. Все, что происходит на Острове.

— Хорошая цель, — без тени издевки произнесла Хилари, — только как ты себе это представляешь?

— Как — это уже твоя задача. Мое дело — помочь тебе отсюда выбраться, — Зак как будто находился в другом измерении, когда говорил с ней. Отсутствующий взгляд, отстраненное выражение лица, безразличные интонации.

Хилари подумала о людях, оставшихся в другом Мире. У каждого человека на Острове были родные и близкие. Многие оказались здесь добровольно, но как насчет остальных? На что надеяться им? Жизнь научила Хилари реально смотреть на вещи. Герой — отличное звание, но мертвый герой — уже никуда не годится. Для реального человека смерть за фантомную идею бессмысленна, пусть даже эта идея тысячи раз благородная. Как бы там ни было, ничто не мешает ей выслушать его, а потом развернуться и уйти.

— Рассказывай, — спустя какое-то время коротко произнесла она.

— Я не могу рисковать, расписывая тебе план в деталях. Подумай. И если ты действительно согласна рискнуть, приходи завтра снова. Так они ничего не заподозрят. Решат, что у нас свидание.

Он поднялся и ушел также тихо, как и появился. Хилари даже не успела ничего ответить или спросить, хотя в ответ на его реплику ей хотелось крикнуть: «Я должна рискнуть жизнью непонятно ради чего?!» Хотя уже спустя несколько секунд она поняла, что если бы он сейчас разложил перед ней план-схему или подробно расписал все детали, она бы отказалась. Потому как то, что Зак рассказал бы ей, он мог рассказать кому угодно.

Она ещё несколько минут посидела, глядя на океан, потом на смотровую площадку поднялись ещё несколько человек. Темнота расплылась над островом подобно чернильной кляксе, оставив наблюдающим только размытые контуры и потрясающее звездное небо. Это всего лишь подчеркивало её несвободу, и Хилари поспешно поднялась, взяла принесенную с собой тарелку и пошла вниз по лестнице.

Из лифта вышли мужчина и женщина в белых халатах. Их оживленные, полные веселья голоса, прозвучали как извращенное подобие жестокого сюрреализма. По браслетам она определила, что эти двое сотрудники лаборатории. Они шли по коридору со счастливыми лицами, непринужденно беседуя обо всем, как если бы действительно были служащими пятизвездочного отеля. Хилари прошла мимо, чувствуя закипающую внутри ярость. Как можно оставаться такими, зная, что здесь творится?!

На ужин она не пошла снова. Устроилась на кровати, обхватив руками колени, глядя прямо перед собой. Сколько им заплатили за такую работу? За участие в экспериментах над людьми? Хилари поразилась собственной агрессии и злобе. Возможно, их заставили или они не знали, на что идут, подписывая контракт. Может быть, у них просто нет выбора.

Она решила остановиться на этом варианте. С таким объяснением ей было проще заснуть.

 

— 4 —

Нью-Йорк, США. Ноябрь 2012 г.

До этого дня их встречи ограничивались совместным распитием кофе и обсуждением тем, близких к погодным условиям. Именно так Энтони называл разговоры о современном массовом кинематографе, литературе и происходящем вокруг. Во время одной из таких встреч он внезапно пригласил Кристи на ужин, и она столь же внезапно согласилась.

Энтони заказал столик на вечер субботы в одном из уютных ресторанчиков, далеких от помпезности и роскоши, которую так любили многие из его пассий. Кристи не была его, она вообще не вписывалась в рамки его жизни. Рядом с ней время то замедляло свой бег, то стягивалось в точку мгновения, а реальность начинала движение в совершенно иных плоскостях. Рядом с ней он задумывался о том, что раньше предпочитал обходить стороной, и чувствовал себя так, будто знал её всю жизнь. Именно такое сравнение приходило в голову Энтони несмотря на то, что он всегда считал себя циником.

Он дожидался её за столиком, глядя на мелькающие за стеклом огни машин, светящиеся неоновые вывески и думал над тем, в чем она придет сегодня. Кристи предпочитала молодежный стиль и кэжуал, а в платье он её видел один-единственный раз, в день их первой встречи. Говорят, если хочешь тренировать свою интуицию, надо представлять, кто и в какой одежде встретится тебе сегодня. Энтони представил её в легкой светлой кофте с рукавом три четверти, свободных брюках на полтона темнее и закрытых туфлях на сплошной подошве. Сверху должно быть будет куртка и легкий полупрозрачный шарф из органзы. Он оторвался от своих мыслей только чтобы взглянуть на часы — оставалось три минуты, рассеянно посмотрел на букет чайных роз, который, скорее всего, будет совершенно не к месту. Энтони кивнул проходящему официанту, чтобы попросить его унести цветы.

Подошедшая Кристи удобно устроилась на стуле, не дожидаясь пока он отодвинет его. С интуицией у Энтони оказалось неважно, потому что лиловый пуловер, темные вельветовые брюки и светлый плащ, который она небрежно бросила на спинку стула, мало соответствовали тому, что он надумал в ожидании.

— Привет, — с улыбкой произнесла она. — Это цветы для официанта или для меня?

— Привет, — Энтони тепло улыбнулся в ответ, — каюсь, для тебя. Но если не нравится, могу сделать приятное официанту.

Тот как раз подошел к их столику, протягивая Кристи меню, вопросительно взглянул на него. Уловил ли он обрывок его последней фразы, или же надеялся записать заказ, Энтони знать не мог.

— Девушки любят, когда им дарят цветы. Пожалуйста, любую вкуснятину от шеф-повара и стакан гранатового сока. Я здесь впервые и за фигуру не беспокоюсь.

Он обратил внимание на «девушки любят, когда им дарят цветы». Кристи говорила так, будто сама была умудренной опытом дамой с богатым заплечным багажом. Сейчас многие юные особы этим грешат. Она беззастенчиво рассматривала его, а Энтони вопреки своей привычной линии поведения не стал переводить это в шутку, ответил прямо:

— В данный момент меня интересует только одна девушка, и нравится ли ей, — посмотрел на официанта и добавил, — мне то же самое, пожалуйста.

На его месте Энтони решил бы, что пара слегка не в себе. Редкий случай, когда он и она одновременно. Официант остался профессионалом до конца и уточнил:

— Какой десерт вам принести?

— Австрийский торт и чай, пожалуйста, — с самым серьезным видом уточнил Энтони, хотя сам с трудом сдерживал смех. То ли это присутствие Кристи на него так влияло, то ли он переутомился на работе, но сейчас вел себя как мальчишка, и совершенно не стеснялся этого. Он подумал о том, что все его пассии заказывали преимущественно легкие салатики и всякие диетические напитки, пили исключительно дорогие вина. Кристи была бесконечно далека от подобных заморочек, и ему это нравилось.

Когда спустя полтора часа они вышли из ресторана, он плотнее запахнул куртку. Ноябрьская прохлада, щедро сдобренная порывами ледяного ветра, не располагала к прогулкам в принципе, но Энтони не хотелось с ней расставаться. Кристи совсем не выглядела замерзшей, и он списал свои капризы на переутомление.

— Тяжелая профессия — официант, — заметил он, предлагая ей руку, — работаешь весь день, мечтаешь отправиться домой отдыхать, и тут приходят два тролля восьмидесятого уровня. В такие моменты все, что тебе остается — жалеть, что не согласился поменяться сменой позавчера.

— Пожалуй, одна из самых опасных, — согласилась она, подхватив его под руку, но не стала прижиматься или виснуть, как норовили сделать практически все его подруги. — Не знаешь, когда недовольный клиент наденет тебе на голову тарелку супа за ошибку шеф-повара.

— Ты такое видела? — Энтони вопросительно посмотрел на неё. — Он кричал?

— Это был очень дорогой ресторан, — глаза Кристи заискрились от смеха, но она пыталась выглядеть серьезной. — Поэтому официант элегантно, как шляпу, снял тарелку и спросил, когда подавать горячее.

Энтони не выдержал и рассмеялся.

— Тебе нравится Нью-Йорк? — внезапно спросил он. Никогда раньше они не заговаривали о личных предпочтениях и о прошлом друг друга. Кристи не была похожа на тех девушек, которые с легкостью выложат тебе всю трагическую историю их рода, включая бабушек и дедушек до пятого колена, щедро приправленную собственной фантазией, но Энтони и не жаждал раскопок на её прошлом. Ему нравилась она настоящая, и именно её он хотел узнать лучше.

— Временами да, временами нет. У него есть собственная душа, но иногда она прячется за масками.

— Ты говоришь, как поэт, а не как будущая журналистка, — фыркнул Энтони, — мне Нью-Йорк представляется сплошной чередой суеты и непрекращающегося драйва. Если выражаться на твоем языке, в нем не единая душа, а некий конгломерат, который он вытягивает из людей.

— Я слишком старомодная журналистка, — фыркнула Кристи. — Поэзия — это хобби.

— О, так я угадал! Почитаешь мне? — Энтони легко ткнул её локтем в бок. — Давай, что-нибудь душераздирающее. Моя пропитанная цинизмом душа жаждет витаминки возвышенности.

— Хартман, твое чувство прекрасного не выдержит стихов моего сочинения! У меня масса талантов, но с рифмой я не дружу.

— А я в школе писал рассказы, — неожиданно для себя произнес Энтони, он предпочитал не только не говорить, но и не вспоминать о щепетильной теме. — Это здорово мешало моей учебе. Вместо того, чтобы готовить уроки, я сидел и сочинял вечерами. Родителей это беспокоило, и однажды когда я вернулся из школы, обнаружил гору пепла на заднем дворе — то, во что превратились все мои записи. К несчастью тогда у меня не было компьютера, тогда бы мое творчество погибло гораздо шустрее. И менее пафосно.

— Понимаю, — тихо произнесла она, и, к собственной радости, Энтони не услышал в её словах не жалость, а сожаление. Две схожие эмоции, между тем не имеющие ничего общего. Первая унижает, вторая вселяет надежду. — У моего опекуна были подобные методы. Он считал, что если ты ничем не владеешь, то тебе нечего терять.

Энтони не стал спрашивать её о родителях. Обычно слово «опекун» означает то, что эти люди ушли из жизни ребенка. Или просто ушли из жизни.

— Мораль моих родителей была проще. Они хотели, чтобы я перестал портить бумагу и взялся за учебу, — ответил он, — и я действительно перестал, потому что не мог представить, что смогу пережить подобное ещё раз. Решил, что быть журналистом гораздо проще, чем писателем. По крайней мере, отсутствует риск сгинуть в безвестности, если твою книгу сочтут коммерчески невыгодной. — Он помолчал и, не дождавшись ответа, добавил. — Мнение твоего опекуна я выслушал. А как считаешь ты?

— Я долгое время принимала его мысли за свои. Потому что боялась. Боялась взять на себя ответственность, боялась своего выбора… Потом поняла, что это бессмысленно. Если я продолжу в том же духе, моя жизнь никогда не будет принадлежать мне. Если буду бояться любить — она так и останется пустой. Чем бы я её ни заполняла: прыжками с парашютом, крепким алкоголем, сквозным потоком интересных людей.

Энтони пожал плечами.

— Не уверен, что в жизни вообще есть смысл. В такой, в какой-либо другой. Нужно просто жить, здесь и сейчас.

Они повернули за угол, избавившись от сильного ветра в лицо. Энтони бросил на неё быстрый взгляд и невольно улыбнулся.

— У тебя на голове гнездо.

— У меня всегда на голове гнездо, — сообщила Кристи, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы.

— Стиль Кристи Коул… так значит модели на подиумах — твоих рук дело?

— Они всего лишь копируют меня, — со смехом призналась девушка и поинтересовалась безразличным тоном. — То есть тебе не нравятся модели?

— Модели — нет, — Энтони пригладил её волосы на ходу, не задерживаясь не теме симпатий, — значит, не поэтесса и не стилист. Чем же увлекается загадочная Кристи Коул помимо журналистики?

— Не поверишь, но программированием. Захочешь ограбить банк — обращайся!

— Где ты была в тот день, когда я дал себе клятву быть законопослушным гражданином?!

Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.

Энтони вернулся в реальность и перехватил взгляд Уоллеса, сидевшего напротив. Теплые ощущения таяли вместе с картинками мгновенных воспоминаний. Что-то во внешности этого человека казалось отталкивающим, неприятным, но Энтони никак не мог понять, что именно.

— У меня для вас весточка от Кристи, мистер Хартман.

Кристи. Он не ушел только потому, что услышал её имя. Энтони предпочитал не иметь дел с людьми такого плана. Майкл солгал, когда договаривался с ним о встрече, и это был второй тревожный звоночек. Собственные ощущения тоже никто не отменял. Уоллес подтвердил его предположение, что Кристи проводила журналистское расследование, рассказал о «плохих парнях», следивших за ним с момента её исчезновения.

Майкл указал Энтони на «хвост» и на этот раз не солгал. У Энтони с детства была уникальная память на лица, хотя он и не любил о ней особо распространяться. Мужчину на улице он не раз встречал раньше — новый курьер в редакции. Водитель такси, припаркованного рядом — завсегдатай кафе, где Энтони часто брал мокко, его пассажирка мелькала на днях в супермаркете, вторая в очереди за ним. Случайные встречи в Нью-Йорке — нечто из разряда фантастики. Поразительно, но такие очевидные детали совершенно не отложились в его памяти, он не обращал на них внимания. Все эти люди действительно появились рядом после его возвращения в мир живых.

— Почему вы солгали?

— А вы как считаете? За вами круглосуточная слежка, телефоны прослушиваются.

Кто прослушивает его телефоны, кто установил слежку? Откуда у них такие ресурсы? Во что втянули Кристи?

— Кто они такие?

— Она сама расскажет вам обо всем.

— Что конкретно вам от меня надо? — Энтони сожалел, что ему не удалось выспаться ночью. Свежая голова ему сейчас пригодилась бы.

— Ей нужна ваша помощь. Она просила меня привезти вас.

Энтони внимательно посмотрел на Майкла. Парень раскрыл установленную за ним слежку, рассказал о Кристи, и по логике вещей ему стоило довериться. Какой смысл Уоллесу подставлять своих, если он играет за другую команду? Тем не менее, Энтони не мог избавиться от подсознательного ощущения опасности. Неприятие нового знакомого носило интуитивный характер. Знать бы, почему.

Что, если ей действительно нужна помощь? Сможет ли он помочь Кристи, когда окажется рядом? Не навредит ли? Если бы только она не исчезла так стремительно, если бы объяснила хотя бы что-то, он бы сейчас не чувствовал себя блуждающим в тумане без навигатора. Энтони прекрасно понимал, что может рассуждать до бесконечности, но так ни к чему и не прийти.

Уоллесу он не доверял. Кристи вряд ли попыталась бы связаться с Энтони через него. Он меньше всего похож на того, с кем она могла водить знакомство. Что на самом деле нужно Майклу, если он конечно, Майкл? Энтони обратил внимание на его глаза: холодные и жестокие. Именно они были первопричиной неприятного ощущения. Уоллеса выдавал пронзительный, жесткий взгляд человека, который не привык задумываться о средствах для достижения своих целей.

Виски сдавило тяжестью, Энтони поморщился и сделал глоток остывшего мокко. Он понял, что должен сделать. Попрощаться с Майклом, заплатить по счету и уйти. Он сам займется поисками Кристи, несмотря на данное ей обещание.

— Благодарю за беспокойство, Майкл, но на этом наш разговор окончен.

— Мне передать Кристи, что вы слишком заняты, чтобы уделить ей свое время? — Уоллес повернул кольцо на безымянном пальце. Обручальное.

— Так и передайте, — Энтони поднялся и помедлил, но все же пожал протянутую ему руку, кивнул симпатичной светловолосой официантке. Оставалось надеяться, что несмотря на обеденное время, счет принесут достаточно быстро. Не задерживаться рядом с Уолессом ни одной лишней минуты.

— Да вы эгоист, мистер Энтони Хартман, — это прозвучало фамильярно и неприязненно. Насмешливо.

— Майкл, я очень спешу, — Энтони достал из бумажника банкноту и положил на стол. — Этого хватит. Удачного вам…

Договорить он не успел. Мир слишком быстро перевернулся, стучавший в висках пульс показался похожим на гул самолета, сквозь который донесся звук бьющегося стекла и чьи-то крики. Энтони открыл глаза, увидел плавающий над ним потолок и лицо Уоллеса. Майкл не выглядел встревоженным или удивленным. Подбежала официантка, за ней администратор и ещё несколько взволнованных посетителей. Энтони видел их всех в постоянно движущемся тумане, вместе с которыми двигались и лица; голоса доносились, как из глубокого колодца.

— У моего друга больное сердце… я оставил машину с другой стороны… — обрывки фраз Майкла — единственное, за что Энтони цеплялся, как за ориентир. — … Через служебный вход, так будет быстрее, — кажется, это сказал уже администратор. Он помог Майклу поднять его, кто-то вызвался донести до машины. Столики, мелькающие перед глазами размытые лица, коридор подсобки. Энтони пытался объяснить, что этот человек ему не друг, но вместо слов выходили сдавленные хрипы. Он почувствовал, что ему тяжело дышать, все силы сейчас уходили на борьбу за каждый глоток воздуха. В лицо ударил порыв теплого ветра, но второго шанса попросить о помощи ему не представилось. Сознание отключилось, когда Уоллес открыл дверцу машины.

 

— 5 -

Аэропорт Пула, Хорватия. Июнь 2013 г.

Авелин ждала объявления начала посадки на свой рейс. Здание аэропорта Пулы небольшое и неприметное, особенно по сравнению с большинством крупных международных аэропортов. Здесь она чувствовала себя на удивление спокойно и комфортно, в отличие от зданий с бесчисленными терминалами и бесконечным потоком людей.

Ей пришлось неделю провести в трехзвездочном отеле под Пулой. У него не было собственного пляжа, но рядом располагалась прогулочная зона, идущая вдоль обрывистого берега. С одной стороны раскинулось море и скалы, с другой на возвышенности пристроились многочисленные частные отели. Вечерами она уходила по тропинке и пропадала, теряясь в собственном одиночестве и красоте этих мест. В другой раз она была бы счастлива отдохнуть здесь, но сейчас каждый день промедления казался непозволительной беспечностью.

В Хорватии ей всегда нравилось, но в сложившихся обстоятельствах было совершенно не до наслаждения чистейшим воздухом и прозрачными водами Адриатики. Авелин не сомневалась, что Беатрис сможет о себе позаботиться. Все её тревоги сходились на Энтони. Он не был первым мужчиной, общение с которым переросло в глубокую привязанность, и не стал первым, кого она полюбила. За двести с лишним лет она дважды побывала замужем, видела, как проходит жизнь её избранников. Они уходили, оставляя хрупкие, со временем стирающиеся воспоминания, но Авелин ни разу не задумалась о том, чтобы изменить кого-то из них. Пока не узнала, что такое любовь.

Его звали Дерек Финчер. Высокий темноволосый красавец, романтик и мечтатель, полная противоположностью Энтони. Любая девушка отдала бы все, за то, чтобы такой мужчина обратил на нее внимание, но Дерек, несмотря на эффектную внешность, в отношениях с противоположным полом был робким. Женщины сражались за его внимание, но единственной истинной страстью для Дерека оставались самолеты.

Всякий раз вспоминая его доброту и детскую непосредственность, Авелин улыбалась. Он был для нее светом в бесконечной череде темных будней одиночества. Рядом с ним она поверила в то, что заслуживает счастья, впервые позволила себе любить и быть любимой, но собственная тайна жгла душу изнутри. Пока Авелин боролась с сомнениями и неуверенностью, сможет ли он понять и принять ее истинную сущность, судьба решила все за неё. Дерек так и не узнал, кто его избранница на самом деле. Он разбился во время одного из испытательных полетов.

Для Авелин смерть Дерека стала огромной трагедией, после которой она долго не могла оправиться. Она замкнулась, снова ушла в теории Сильвена и никого близко к себе не подпускала. Пока не встретила Энтони.

Все начиналось, как приятное общение и флирт. Скандальная репутация уничижительных, но метких статей, шла впереди него. Энтони окружали сотни людей, в том числе и женщины — красавчиком он не был, но пользовался небывалой популярностью у представительниц противоположного пола. Подобно ей, он смирился с одиночеством, скрываясь за масками, но в обществе друг друга они позволили себе быть настоящими.

За несколько месяцев общения с Тони Авелин рассказала ему больше, чем первому мужу за тринадцать лет совместной жизни. Ни слова о ее истинной природе, но пережитые эмоции и воспоминания делились с ним, всерьез или в шутку. Несмотря на свое желание казаться циничным, Тони глубоко в душе оставался романтиком. Он дарил ей цветы, каждую встречу — а они становились все более частыми — делал незабываемой, хотя сильно уставал на работе. Если бы Авелин могла, она остановила бы время и жила в нем рядом с Энтони. Судьба вновь распорядилась иначе.

Взломать аккаунт и удалить видео с YouTube было легче, чем поверить в произошедшее. Во время падения она, не раздумывая, прикрыла собой Энтони от рухнувшего сверху пласта. Ощущения при этом оказались не из приятных, но она выдержала. Дальше последовал Ад. Многочисленные травмы требовали регенерации, и инстинкты взяли верх.

На видео, снятом на любительскую камеру, из чудовищного завала, вызванного взрывом газовой трубы, выползло окровавленное нечто и напало на человека. Выглядел ролик, как кадры голливудского фильма про зомби, но профессионал наверняка мог отличить монтаж от оригинала. Множество людей со всего земного шара успели его посмотреть, оно набрало сотни тысяч просмотров. В результате попало не в те руки в не самое подходящее время.

Авелин хотела уехать, понимая, что со временем Энтони справится с тем, что она погибла, перешагнет через это и станет жить дальше. Чем больше она погружалась в развитие этого варианта событий, тем страшнее ей становилось. Авелин не могла позволить ему пережить тот же кошмар, что и она, после смерти Дерека. Она пришла к Тони в больницу, чтобы стереть все воспоминания, связанные с ней. Не смогла.

В его глазах она прочитала то, от чего отказалась уже давно. Доверие и любовь. Она смотрела на Энтони и вспоминала каждую минуту, что они провели вместе. Именно тогда Авелин поняла, что не может перечеркнуть все, что между ними было, не имеет права так поступить с ним. Она поставила Энтони несколько легких блоков, которые должны были помешать ему сопоставлять факты, примерять их на реальность, и ушла. Оставила надежду и ему, и себе.

Не переверни взрыв всю её жизнь, она скорее всего испугалась бы своих чувств и навсегда порвала с Энтони, сбежала подальше и вернулась к тому, от чего ушла: одиночеству и бесконечной череде имен проходящих мимо людей. При мысли об этом Авелин содрогалась: в свое время она хлебнула из этой чаши сполна.

В прошлом с каждым годом все легче было привыкать к очередному новому имени, но прилипчивые маски надоедали до отвращения. Притворяться другими людьми, брать напрокат личности вошло в привычку. Не так давно, когда Беатрис принесла ей конверт с документами, она не испытала ничего кроме отчаяния и неприятия. Правила Сильвена больше не казались ей аксиомами. Он учил ее самостоятельно делать выбор, будучи свободной ото всего и ото всех. Она всего лишь повиновалась инстинкту выживания, но не жизни. Все, что у неё осталось — краткие счастливые эпизоды и люди, лица которых стирались из памяти одно за другим.

Испытывал ли Сильвен те же чувства на протяжении безумно долгой жизни? Авелин не знала. Он так ни разу и не открылся ей, оставаясь чужим и далеким. Авелин даже не знала его настоящего имени. Его вечный образ: сама вежливость, обходительность, галантность и непроницаемое спокойствие — то немногое, чем приходилось довольствоваться.

Авелин ни разу не увидела тепла в его взгляде, лишь интерес. Для него она была как произведение искусства, неодушевленный предмет. Правдой было то, что Сильвен не испытывал к ней абсолютно ничего. Разве что поняла она это далеко не сразу, потому что видела его в свете детских грез и любви Беатрис, которая дорого ей обошлась.

О своем настоящем отце она знала только то, что он ненавидел измененных и устроил на мать настоящую охоту. В лице Сильвена маленькая Авелин обрела того, о ком мечтала. Он не часто бывал у них в гостях, ссылаясь на дела, но каждая их встреча для неё оборачивались праздником.

Сильвен привозил необыкновенные подарки, учил ее хитростям и особенностям жизни измененных, выслушивал горести и радости с искренним, как ей тогда казалось, интересом. Она считала его своим отцом, но для него была диковинкой, о которой необходимо заботиться по приказу.

Идеальный мир Авелин смыло волной, как замок из песка, когда Дариан предложил матери работать на него. Беатрис отказалась, и последствия этого были ужасны. Она добровольно отказалась от общения с Беатрис, чтобы той сохранили жизнь и оставили в покое. Благими намерениями, как известно…

Объявили посадку, и Авелин с радостью вернулась в реальный мир от невеселых мыслей. Она размышляла о прошлом и с каждой минутой ей становилось не по себе. Уникальность её происхождения стала проклятием, которое неизменно губило всех, кому она позволяла приблизиться к себе.

Авелин достала планшет, проверяя местоположение Энтони на интерактивной карте. Она привыкла вести кочевой образ жизни и за двести лет успела пожить в различных уголках Земли. С появлением поездов, автобусов и самолетов путешествовать стало намного легче. В современном мире появилось множество преимуществ, значительно упрощающих жизнь. Например, современные технологии слежения.

В больнице она подарила Тони брелок в виде земного шара, в свое время доставшийся ей от Сильвена, и попросила везде носить с собой. Ещё одно небольшое вмешательство в его разум, о котором он не должен помнить. Она здорово разозлилась, когда Сильвен преподнес ей этот сувенир в красивой коробке и попросил о том же. Авелин ревностно относилась к своей пусть даже иллюзорной свободе, и в тот день была вне себя от ярости.

Сейчас она была рада такому подарку. Пока брелок оставался у Тони, она чувствовала себя спокойнее. Несколько дней назад она проверяла, и Энтони находился в Нью-Йорке. По какой причине его занесло в Солт-Лейк-Сити?..

Раньше он часто ездил по стране, собирая материал и встречаясь с информаторами и «экстрасенсами», но вряд ли его отправили бы в командировку именно сейчас: Тони не так давно вышел из больницы. Возможно, он сам нашел что-то новенькое, очередных лже-медиумов, которых захотел «поджарить»? Проверить в любом случае не помешает.

Бросив быстрый взгляд в сторону стремительно тающей очереди на посадку, Авелин достала смартфон и набрала номер его редакции. Представилась информатором, сказала, что никак не может ему дозвониться. Секретарь сообщила, что Энтони не появлялся на работе уже несколько дней и что она не единственная, у кого не получается связаться с Хартманом.

— Шеф очень зол, — доверительным тоном сообщила она, — у него уже прошли все сроки сдачи последней статьи. Оставьте мне свое имя и номер телефона, я ему передам, как объявится. Если его не уволят, а все к тому и идет.

Авелин нажала отбой и с силой сжала в руке посадочный талон. Энтони мог быть тем еще клоуном, но безответственным его назвать было нельзя. Он никогда не бойкотировал сроки сдачи работ и не исчезал без предупреждения.

Она ушла от него из больницы, но не из его жизни, на некоторое время задержавшись в Нью-Йорке. Ей нужно было проверить свои предположения, и они подтвердились. За Энтони установили слежку по всем правилам. Беатрис говорила, что человек, идущий по их следу, профессионал, и что связываться с ним крайне нежелательно.

Авелин вновь оказалась перед выбором. Следовать относительно безопасному маршруту, предложенному знакомым матери, или лететь в Солт-Лейк-Сити. Энтони почти наверняка оказался там не по своей воле. Из-за неё. Будь рядом Сильвен, он бы силой запихнул её в самолет, и в очередной раз спас ей жизнь. А окажись рядом Беатрис? Наверняка обозвала бы идиоткой и отправилась вместе с ней за Энтони. Предварительно снарядив достойный арсенал. Будь тот тип хоть трижды профессионал, но он человек, и в его группе тоже люди, которые раньше не сталкивались с измененными. Это уже ощутимое преимущество.

— Прости, мама, — прошептала Авелин, — ты поступила бы так же.

Она запихнула планшет в сумку, решительным шагом направляясь к выходу, игнорируя объявление о том, что посадка завершена. Прямых рейсов из Пулы в Штаты не было, значит, придется добираться с пересадками. Сутки как минимум.

Успокаивало то, что вряд ли они собираются причинить Тони вред, ведь он им нужен, как наживка. Непонятным оставалось одно. Зачем везти его в Солт-Лейк-Сити, когда запросто можно устроить западню в Нью-Йорке?

 

— 6 —

Солт-Лейк-Сити, США. Июнь 2013 г.

Джеймс безразлично разглядывал журналиста, лежавшего на полу. Рыжий, длинный, светлокожий. Кроссовки, линялые джинсы, рубашка навыпуск и ветровка. Проще не придумаешь. Непонятно, что в нем нашла двухсотлетняя тварь. Когда-то Джеймс и сам предпочитал такой стиль эффектным деловым костюмам, и в те годы не пользовался особой популярностью даже в своих собственных глазах.

Он не имел ничего против Энтони Хартмана лично, но знакомство с Кристи Коул стало для журналиста роковым. С его помощью Джеймс рассчитывал собрать у себя знаменитую троицу: измененную, её мамашу и очарованного до кончиков ушей Торнтона. Место он тоже выбрал неслучайно. Полуразрушенный дом с подземным убежищем за чертой города когда-то был гнездом измененных. Идеальное место для ловушки.

Тварь по имени Авелин очень сильно пожалеет, что сунулась к своей мамаше и увела Торнтона у него из-под носа. Помимо прочего, в Солт-Лейк-Сити остался единственный действующий крематорий, некогда принадлежавший Ордену. Он пустовал не так давно, потому что прикрытием ему служило частное похоронное бюро, съехавшее полтора месяца назад.

Джеймс открыл шоколадный батончик и банку содовой. Он не сомневался, что Кристи-Авелин прискачет за своим принцем, теряя туфельки. Особую уверенность в этом ему придавали сведения о чудесном спасении Хартмана, а так же сувенир, который леди оставила своему кавалеру. На первый взгляд это был обычный брелок от ключей, но при детальном рассмотрении выяснилось, что внутри находится маячок. Джеймс проверял все вещи, которые были при нем с особой тщательностью. Разумеется, он взял сувенир с собой, чтобы она как можно быстрее их нашла.

Что сказал бы журналист на сей счет? На счет того, что столь обожаемая им Кристи подсунула ему эту штуку, чтобы следить за ним?..

По своей воле тот отказался с ним ехать. Джеймс предполагал, что с парнем возникнут сложности, поэтому обо всем позаботился заранее. Пришлось прибегнуть к помощи старого приятеля, которого в свое время называли Могильщиком. Типу было не привыкать перевозить трупы и тех, кто в ближайшее время должен был перейти в их число. Энтони относился ко второй категории, хотя окончательно определить его участь Джеймс решил после разговора по душам.

Он привез журналиста туда, где впервые встретил Хилари. Заброшенный полуразрушенный дом непонятного года постройки, избирательно уцелевший каким-то чудом. Крыша практически отсутствовала, второй этаж представлял собой площадку для экстремальных игр: частично сохранившиеся перекрытия и стены — все, что от него осталось. Мало-мальски удовлетворительный вид имел первый этаж и занятный подвал, больше напоминавший убежище, где в свое время держали Джеймса.

Хозяева жилища, по всей видимости, были из тех, кто всерьез опасался третьей мировой. В одном из помещений при первичном осмотре он обнаружил раритетные консервы тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Джеймс не стал их открывать даже ради интереса. Мало ли, вдруг цивилизация, нашедшая там убежище, окажется агрессивной. Крысы и мыши давно погрызли все съедобное, что находилось в свободном доступе и ушли в более кормовые места. Помимо истлевших мешков и прогнивших досок, в подвале не было ничего. Джеймс долго исследовал его на мотив слабых точек, и, в конце концов, определился. Он собирался устроить твари самую настоящую вечеринку, поэтому пришлось выложиться на полную.

В доме Джеймс ощущал себе героем постапокалиптического триллера. Идиллию нарушал разве что шум поездов, проходящих мимо: неподалеку находилась железная дорога. Он перестал колоть Энтони транквилизаторы сегодня утром. Ему вдруг захотелось поговорить с журналистом, проверить его на прочность. Джеймс не надеялся, что тот что-то расскажет, ему просто становилось скучно. Чтобы Хартман пришел в себя, требовалось время. Можно было вколоть ему стимулятор, но Джеймс решил сохранить их для себя. Неизвестно, сколько ещё коротать здесь время.

Действие препарата длится около десяти с половиной часов, потом идет на спад. Кристи не обычная милая девушка с мечтами о фате, а кровожадный монстр. Тем более что «окно» между её появлением в доме и превращением этого местечка в филиал Ада на Земле, будет очень небольшим. Ему пригодится и скорость, и реакция, и предельная концентрация внимания. Все перечисленное стимуляторы могли обеспечить.

Хартман очнулся ближе к вечеру. Почти наверняка с дикой головной болью и жаждой, от которой хотелось выть. Выглядел журналист отвратительно. Несколько суток на транквилизаторах в полузабытье — не самый лучший путь к здоровью. Джеймс взял бутылку с водой и слегка приподнял его голову, чтобы напоить. Тот сделал пару глотков и закашлялся, потом неосознанно потянулся за горлышком, но Стивенс уже поднялся.

— Твоя подружка скоро придет в гости, и мы втроем здорово повеселимся.

— О чем ты? — хрипло произнес журналист, предприняв жалкую попытку пошевелиться.

Джеймс фыркнул. Хартман сейчас больше напоминал слепого котенка, чем человека. Несмотря на действие транквилизаторов, он все же связал его по рукам и ногам. Незачем упрощать измененной задачу. Осознав тщетность своих попыток, журналист перестал дергаться, и Джеймс снова отошел к стене, наблюдая за неизменной картиной пустоши.

— Кристи Коул, которая вовсе не Кристи, вытащила тебя наверх, чтобы спасателям было проще до тебя добраться. После чего порвала глотку одному зеваке, снимающему развалины на телефон. Мне никогда не нравились любители поглазеть на трагедии. Хотя такие, как твоя подружка, мне не нравились ещё больше.

— Вы рехнулись… — едва слышно ответил тот, и Джеймс только неопределенно хмыкнул в ответ. Прогрохотал очередной поезд, гулким фоном дошедший до заброшенного дома. С наибольшей вероятностью тварь бросит машину подальше, чтобы не выдать себя, и пойдет пешком. На этот случай были камеры по внешнему периметру.

— Ты знал, что она прицепила к тебе маячок? — поинтересовался Джеймс, но Хартман не ответил. Информацию такого толка и правда достаточно сложно принять, не то что смириться с ней. Что бы он сейчас ни сказал, Хартман воспримет это как бред сумасшедшего. Джеймс развернул ноутбук таким образом, чтобы иметь возможность наблюдать за картинками с камер, опустился рядом с журналистом на корточки.

— Ты вроде неглупый парень, Хартман, так подумай. Как тебе удалось выжить после падения с такой высоты и избежать участи быть прихлопнутым, подобно букашке?

— Мне повезло, — он говорил еле слышно, приходилось наклонять ближе, чтобы разобрать слова. Журналист щурился, и Джеймс задумался, не ослепнет ли он. Препарат, который пришлось использовать, чтобы вырубить его в кафе на Манхеттене, не тестировали на людях. До случая Энтони Хартмана. Мало ли какие у него побочные эффекты.

— Зачем… ты это делаешь?

«Потому что мне это нравится». Мысль пришла в голову раньше, чем Джеймс вспомнил о Хилари. О том, что на самом деле он собирался вытащить жену из лап бывшего измененного.

— По той же причине, по какой Кристи Коул придет за тобой.

Джеймс понимал, что это малодушная ложь, в первую очередь самому себе. Хартман провоцировал не самые приятные воспоминания одним своим видом.

Он помнил, какое возбуждение испытал, сидя в квартире Линни. Азарт погони. Адреналин. Тонкие грани жизни, неотделимые от смерти. Смертельные схватки с теми, кто значительно сильнее и опаснее, чем можно себе представить. Пожав плечами, Джеймс поднялся, напряженно вглядываясь в монитор. Тварь задерживалась. Не исключено, что она попытается разведать обстановку перед тем, как сунуться к нему. Он оставил ей много зацепок, явных и не очень. В том числе обставленных, как младенцев, людей Кроу в Нью-Йорке.

Основная идея заключалась в том, что Хартмана похитил психопат, которому журналист полтора года назад сломал карьеру медиума. Дуглас Мэрри покончил с собой пару месяцев назад, до этого отправив Хартману множество гневных писем с угрозами, которые так и не нашли выхода. Вряд ли у Авелин будет время, чтобы проверять все данные, мотаясь между городами. Одно дело, когда твой благоверный в руках профессионалов, другое — когда у тронувшегося рассудком на почве мести психа. В этом случае на счету каждый миг.

Прошло часа четыре, прежде чем Джеймс уловил движение на камерах. Он рывком подтянул к себе ноутбук, приблизив картинку, и не смог сдержать довольной улыбки. Некто приближался очень быстро. Слишком быстро для человека, да и вероятность того, что кто-то решил пешком прогуляться в таких местах ближе к ночи, равна нулю. Его вынужденное бездействие наконец-то закончилось.

— Ты дождался, Хартман, — Джеймс одним движением поднялся.

Журналист не ответил, только неуверенно пошевелился. За это время он пару раз терял сознание и снова приходил в себя. Сейчас Хартман напоминал ему дождевого червя в период засухи. Джеймс и хотел бы проникнуться неким подобием сочувствия к журналисту, но не получалось. Все его мысли сконцентрировались на приближающейся твари. Которую корчащийся на полу парень не так давно вполне успешно трахал.

— Мне придется тебя покинуть, Энтони, но ненадолго. Если твоя подружка по-прежнему шустра, а ты по-прежнему везунчик, мы скоро снова увидимся.

Джеймс с сожалением посмотрел на аппаратуру и генератор. К сожалению, их придется оставить здесь. Напоследок окинул взглядом комнату, отмечая все расставленные ловушки, и поспешно вышел.

 

— 7 —

Энтони не испытал облегчения, когда психопат покинул комнату. Он попытался повернуться на бок, чтобы попробовать освободить руки, но тщетно. Тело отказывалось слушаться, в ушах звенело, потрескавшиеся пересохшие губы саднили. От неловкого движения веревки только сильнее впились в запястья, онемевшие руки заныли с новой силой. Энтони не представлял, чем травил его Уоллес все это время, но связных мыслей практически не было.

Перед глазами стояла размытая картина убитого временем сарая, и тем парадоксальнее смотрелась в нем современная аппаратура. В бессильном отчаянии Энтони выругался. Если этот псих говорил правду и Кристи придет за ним, с ней может случиться все, что угодно. Уоллес мог до икоты прикрываться благими мотивами, даже перед самим собой, но маниакальный блеск в глазах ему скрыть не удалось. Энтони считал, что неплохо разбирается в людях, и сейчас ему очень не понравилось то, что он увидел. Взгляд зацикленного на идее фанатика, готового на все. Похоже, что его цель Кристи, и это плохо. Кем бы он ни был, он явно слетел с катушек, как сексуальный маньяк после пары лет воздержания.

Если бы только получилось освободиться…

— Кристи! Не ходи сюда! — крикнул Энтони. — Не заходи в дом!

Он не знал, услышит ли она его, и сейчас ненавидел собственный голос, который звучал глухо и хрипло, себя за свою слабость и недальновидность, за то, что согласился встретиться с Уоллесом. Энтони уловил быстрое движение и невероятными усилиями повернул голову, чтобы иметь возможность видеть дверной проем. Тень, мелькнувшая перед глазами, оказалась рядом с ним. Он не сумел уловить, как одетый во все черное человек разрезал веревки, приподнял его, стянул с себя бронежилет и спустя пару мгновений уже застегивал его на нем.

Он проделал все так быстро, что Энтони не успел удивиться или произнести хотя бы слово. Спаситель, несмотря на свою хрупкую фигуру, одним движением поставил его на ноги, закинул его руку себе на плечо.

— Тони, я вытащу тебя отсюда, но ты должен мне помочь. Не сопротивляйся, пожалуйста.

Услышав голос Кристи, Энтони на мгновение потерял дар речи, пытаясь побороть шок. А потом говорить было уже поздно, потому что перед ними разверзся Ад. Грохот первого взрыва, совсем рядом, оглушил, лишая возможности ориентироваться в пространстве. Их швырнуло на пол, в лицо полыхнуло жаром, но это было только начало.

Кристи снова вздернула его на ноги, перекидывая через плечо, и метнулась к выходу. Она двигалась с такой скоростью, что отследить ее передвижения Энтони не удалось бы даже в полном здравии. Все вокруг рушилось, как если бы они оказались в горячей точке или на минном поле. В кожу впивалась обжигающая металлическая стружка, дыхание прерывалось от сгорающего воздуха, наполненного дымом со специфическим запахом. Собственный хриплый кашель отозвался болью в груди. Звук шел словно сквозь сплошные стены изоляции, глухим гулом, а перед глазами все плыло, или, если быть точным, мелькало.

Они выбрались на улицу, но кошмар не прекратился. Теперь вместо обломков развалюхи комьями летела земля и осколки. Они будто попали под проливной дождь из битого стекла и искореженного металла, обрушившийся на них всей своей силой. Кристи прикрывала его собой по максимуму, защищая руками голову, но ноги и руки жгло, как будто их сунули в огонь. Энтони даже не сразу понял, что они остановились, успел только почувствовать, как стремительно слабеет Кристи. Попытался высвободиться, чтобы не быть обузой, но она все ещё держала крепко. Мысль мелькнула и ушла. Мысль о том, как хрупкой молодой женщине удалось вырваться из нашпигованного взрывчаткой дома и прорваться через несколько уровней осколочных снарядов, при том, что на ней балластом висел мужчина значительно крупнее её. Сморгнув пелену и выступившие от мерзкого дыма слезы, Энтони наконец-то увидел остановившуюся размытую реальность. И услышал несколько выстрелов, совсем рядом. Один за другим.

До трагических событий этой весны Энтони Хартман считал, что способен просчитать любое развитие событий. Что он умнее большинства и всегда сможет найти выход из любой ситуации. Что он способен справиться со всеми гадостями и препятствиями, которые подкинет ему жизнь. Выяснилось, что не всегда и не со всем. Он ничего не успел предпринять, когда здание пластами рушилось вниз, погребая его под собой, не сумел и сейчас.

Тот, кто сотворил это все, явно обладал каким-то зловещим чувством юмора, потому что Энтони повторно пережил кошмар, в котором побывал несколько месяцев назад. Говорят, что в стрессовых ситуациях у людей открываются необъяснимые с точки зрения науки силы, которые помогают им спасти близких или предотвратить неминуемое. Энтони никогда в это не верил и высмеивал тех, кто считал иначе. До настоящего момента.

Он понял, что стреляли в Кристи, услышал её крик и почувствовал, как она оседает вниз, увлекая его за собой. Только что он плавал в щадящем тумане, не в силах двигаться самостоятельно, и в мгновение ока картина прояснилась. Он увидел лежащую на земле Кристи и почувствовал под своими руками её кровь.

— Прости, — едва слышно прошептала она, и Энтони успел перехватить её взгляд до того, как она потеряла сознание. Это был взгляд человека, прощающегося с жизнью. Грудь обожгло огнем судорожного вздоха, но наверняка в боли не было и десятой части той, что почувствовала она. Время то ли замедлило бег, то ли остановилось, он слышал только сердцебиение: собственное, идущее изнутри, и её — слабое, замедляющее темп, ритмом отбивающее удары под его рукой.

— Твоя подружка слабее, чем я предполагал… — Уоллес не успел договорить, как они оба уже покатились на землю. Энтони успел приложить психа о развороченные пласты земли, с силой сжимая руки на его шее. Ублюдок явно готовился к совершенно иному исходу, поэтому Энтони смотрел в его глаза и видел искреннее недоумение. Он не знал, откуда в нем взялась эта сила: в человеке, который едва мог пошевелиться пару минут назад, но знал, что пойдет до конца и сжимал руки все сильнее.

Преимущество внезапности и выплеснувшегося в кровь адреналина, было недолгим. Сильный удар в шею заставил захлебнуться собственной болью, хватка ослабла. Энтони почувствовал вкус собственной крови, спазмы, спускающиеся вниз. Уоллес резким движением сбросил его руки и сильным ударом в лицо опрокинул навзничь. Вместе с болью вернулись и замедленная реакция, и слабость. Рваные хрипы, вырывающиеся из груди, больше напоминали агонию, чем вдохи. Он слышал кашель Уоллеса, но понимал, что не успел придушить эту сволочь. Энтони даже не смог повернуть голову, чтобы увидеть Кристи в последний раз. Ощущения были такие, будто Уоллес выбил ему трахею через позвоночник.

Он подумал, что это к лучшему. Сейчас её лицо скрывала черная маска, но Энтони запомнил Кристи такой, какой увидел впервые. Смешной девчонкой среди разряженных женщин, соревнующихся за право притягивать к себе все мужские взгляды. Ему приходилось бороться за каждый вздох, обрывающийся судорогами и приступами боли, и Энтони подумал, что не хочет очнуться в мире, где Кристи уже нет. Подумал, но не успел попросить ублюдка пристрелить и его, потому что свет перед глазами померк.

 

— 8 —

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Вцепившись в бортик ванной, Беатрис пыталась восстановить дыхание. Приблизительно так себя чувствуют люди, у которых вырывают сердце: медленно, чтобы позволить пережить каждый миг последнего испытания. Боль была такой силы, что она не могла пошевелиться, не осталось ни единой связной мысли.

Беатрис пришла в себя лишь спустя несколько минут, глядя остановившимся взглядом в потолок ванной. Сердце глухо ухало в груди, и она судорожно уцепилась за холодные металлические ручки. Осознав, что уже способна подняться, не рискуя совершить суицид, достойный премии Дарвина — в результате удара головой о кафель, Беатрис медленно выпрямилась. Она не потрудилась вытереться или смыть пену, завернулась в полотенце и вышла в комнату, оставляя за собой мокрые следы.

Присев на кровать, Беатрис достала из сумочки мобильный и набрала номер, прочно засевший в памяти с кошмарной осени две тысячи одиннадцатого. Она повторяла его снова и снова, но так ни разу и не набрала, до сегодняшнего дня. Беатрис знала, что не должна ему звонить, но смутно представляла, что делать дальше. Впервые за долгое время её охватила паника — чувство, справиться с которым практически невозможно. Беатрис привыкла контролировать все, даже собственный страх, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

Она попала на автоответчик, и, с силой сжимая мобильный в руке, сдавленно пробормотала:

— Перезвони. Пожалуйста, перезвони.

Авелин говорила, что Сильвен пропал. На что она надеялась, набирая этот номер?

Беатрис чувствовала себя потерянной, лишенной всяких ориентиров. Руки дрожали и она, отшвырнув мобильный, зажала их между коленями, раскачиваясь взад и вперед. Все правила, техники и долгие годы практики самоконтроля не срабатывали.

Один-единственный мужчина видел её в таком состоянии. Один-единственный раз. Беатрис почувствовала, что её начинает трясти, заставила себя дотянуться до телефона, нажала «повторный вызов» и снова попала на автоответчик.

«Если у вас есть чем меня порадовать, оставьте сообщение, я перезвоню вам как только смогу. Если желаете огорчить — выбор за вами».

Холодные безадресные слова, произнесенные знакомым, некогда родным голосом. Восемьдесят процентов вежливости, двадцать — игривых интонаций. Гудок, тишина, отбой.

Беатрис сползла на пол, прижимая к себе колени, почти не чувствуя холода. В Копенгагене сегодня не больше плюс шестнадцати, а все окна в номере нараспашку: перед тем, как она решила принять ванну, ей было просто нечем дышать. Последние пару дней она места себе не находила, и сейчас Беатрис не сомневалась в своих ощущениях. Что-то плохое случилось с Авелин. Они добрались до неё. Непонятно как, но добрались. Она страшилась думать о том, что произошло. Боялась, что ей придется второй раз услышать слова: «Её больше нет, Беатрис».

Беатрис сходила с ума при мысли о том, что на этот раз они окажутся правдой.

Россия. Начало XIX века.

После встречи с Дарианом Сильвен обещал помочь, но пропал, и Беатрис пришлось взять дело в свои руки. Если он не будет знать о том, где они находятся, так будет даже лучше.

В качестве убежища Беатрис выбрала Россию. Одним из главных плюсов Родины было то, что в ней проще было потеряться, чем во всей Европе. Поначалу она ещё переживала, что их обнаружат, но прошло полгода — и никаких действий со стороны Дариана не последовало. Беатрис не успокоилась, но начала понемногу расслабляться: уже не вскакивала от каждого шороха, не выглядывала в каждом прохожем шпиона и не замирала в ужасе, почувствовав присутствие измененного поблизости.

Как и Авелин, её тяготило отсутствие возможности путешествовать по миру, но это была временная вынужденная мера. Беатрис знала, что будет выжидать столько, сколько потребуется, пока не поймет, что Дариан их не преследует. На одном месте они долго не задерживались, перебираясь вдоль Волги из одного купеческого городка в другой.

Беатрис не нравилось оставлять Авелин одну даже на минуту, но с недавних пор та часто отказывалась от крови. Это была ещё одна особенность дочери: она легко могла обходиться без питания в течение месяца, а то и двух, тогда как Беатрис становилось нехорошо уже после пары дней вынужденного голодания. В ту ночь Авелин сказала, что не голодна и хочет прогуляться в лесу в одиночестве, и Беатрис согласилась. Сама она задерживаться не планировала, потому что с кормежками приходилось быть максимально осторожной. Не хватало ещё пустить по Поволжью слух об упырях.

Вернувшись домой ближе к рассвету, Авелин она не застала. Дочь любила прогуливаться вдоль реки, и, погруженная в свои мысли, могла забрести достаточно далеко. Беатрис наверняка пошла бы её встречать, если бы не опасность быть застигнутой дневным светом на полпути. Солнце почти не причиняло Авелин вреда, а для неё такая прогулка могла обернуться не самым лучшим образом.

Устроившись у окна, Беатрис напряженно вглядывалась в стремительно отступающую ночную темноту, обнажавшую неприглядность окраин уездного городишки. Мусорные кучи, выбоины в мостовых и покосившиеся крыши щербатых одноэтажных домишек. Рассвет обещал быть серым: небо затянули тучи, а петухи, вопящие на разные голоса по всей улице, скорее усыпляли. Беатрис сама не заметила, как задремала.

Проснулась она от резкой боли: в раскрытое окно лился солнечный свет, обжигая лежащую на подоконнике руку и ослепляя. Беатрис метнулась в сторону, глядя на покрасневшую воспаленную кожу. Ожог таял на глазах, но ощущения все равно были не из приятных.

— Авелин, это было очень мило с твоей стороны, — беззлобно бросила она, — могла бы разбудить или задернуть шторы.

Ответом ей было молчание, и Беатрис, окончательно проснувшаяся, поняла, что дочь до сих пор не вернулась. После прошедшего ливня запах свежести из распахнутого настежь окна смешивался с вонью городских нечистот, туч на небе практически не осталось, солнце светило вовсю. Поморщившись, Беатрис захлопнула ставни и прислонилась к ним спиной. Обоняние измененной в таких случаях было лишним, благодаря ему она особо остро реагировала на любые неприятные запахи.

Боль вернулась внезапно, пульсируя в затягивающемся ожоге и от него расползаясь по руке, а затем и по всему телу. Беатрис задохнулась от нахлынувших на неё ощущений, будто огонь пожирал её изнутри, а кожа плавилась. Каждое кошмарное мгновение растянулось во времени до бесконечности. Она слышала собственные крики как со стороны, а потом все закончилось. Беатрис рухнула на пол, жалея о том, что не может потерять сознание. Теперь ей казалось, что обожженные жаром огня, забитые сажей легкие с трудом раскрываются навстречу кислороду. Она царапала пол ногтями, чувствуя, как все внутри сжимается в попытках спасти себя от неведомой напасти. На краткие мгновения Беатрис потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала странную пустоту, идущую изнутри. Пустоту и холод.

— Авелин, — прохрипела она имя дочери, и пошатнулась, поднимаясь. С трудом удержавшись на ногах, какое-то время молча стояла, опираясь о спинку стула подобно безногому калеке, лишившемуся трости, потом схватила со стула накидку с капюшоном и вышла из дома.

День уже был в самом разгаре: повсюду сновали горожане. Кто спешил на центральную ярмарку, кто домой, нагруженный корзинами покупок, кто шел на гулянье, кто со службы в церкви. Беатрис вспомнила, что сегодня воскресенье, но суета вокруг сейчас меньше всего напоминала ей жизнь.

Она по возможности прижималась к стенам домов в спасительную тень. Плотная ткань защищала от солнечного света, а капюшон, надвинутый на лицо, заставлял встречных прохожих шарахаться в стороны и креститься. Беатрис не обращала на них никакого внимания, все её мысли были сосредоточены на Авелин. Она должна её найти. Найти и убедиться, что с ней все в порядке.

Беатрис не знала, сколько времени бродила в лесу, в тени деревьев, кутаясь в накидку и окликая дочь по имени. У реки ей встретилась ребятня, устроившая купанье. Едва взглянув на её лицо, мальчишки подхватили одежду и бросились наутек с криками:

— Ведьма! Ведьма!

Домой она вернулась далеко за полдень, села за стол и облокотилась на него, не снимая накидки. Беатрис смотрела прямо перед собой в одну точку, теребя кружевные салфетки, которые вязала Авелин. Она понимала, что первая мало-мальски разумная мысль о том, что произошло, её убьет.

Его появление она почувствовала не сразу, старшие умели скрывать свое присутствие, и Сильвен неоднократно ей это демонстрировал. Этот случай не стал исключением.

— Беатрис.

Она равнодушно обернулась на его голос, внутри все похолодело. Вот, значит, как объяснялось исчезновение Авелин. Он все-таки нашел их, и нашел по приказу Дариана.

— Где моя дочь? — резко спросила она, поразившись страху, звучавшему в нем.

— Беатрис, я шел по вашему следу, — в его голосе звучала искренняя боль. — И обнаружил, но…

Сильвен протянул ей серебряный крестик, который Беатрис подарила Авелин еще в детстве. Они еще долго забавлялись на тему сказок о вреде серебра и самой символики для измененных. Авелин никогда не снимала украшения, которое подарила ей мать.

— Слишком поздно.

Беатрис молча взяла крестик из его рук. Опаленный, покрытый сажей. Она смотрела на него и вспоминала, почему купила Авелин именно этот подарок. Беатрис никогда не была религиозна, но в тот день ей понравилось украшение ручной работы из серебра. Тонкий и невесомый, красивый и изящный, как сама Авелин. Он защищал дочь все это время.

— Где она? — Беатрис поднялась и вцепилась в ворот его камзола с такой силой, что ткань треснула под её руками. — Говори, что с ней, а не изображай раненого в зад лебедя, Сильвен!

— Ее больше нет, Беатрис, — мягко ответил он, заглядывая ей в глаза. — Авелин мертва.

— Нет, — она разжала руки, с силой отталкивая его, — ты врешь, чертов французишка! Этого не может быть!

Собственный крик резанул слух до боли, но не имел никакого значения. Это была та самая мысль, которой она избегала с минут кошмара, пережитых утром. Она знала, что может, и знала, что произошло.

Беатрис попятилась назад, не в силах существовать в одном разуме с таким знанием, и в мире, где больше нет её. В считанные секунды миновала комнату и сени, распахнув дверь и оказываясь под полуденным июльским солнцем. Бросилась вперед — в надежде, что он не догонит. Людей, попадавшихся ей на пути, она швыряла в стороны, как кукол. Слезы, бегущие по щекам, разъедали обожженную кожу. Она от души сожалела о том, что солнце не может мгновенно испепелить её, как в легендах, что ходят по земле. Тогда все закончилось бы гораздо быстрее. К счастью, рано или поздно, оно её наверняка убьет.

Непослушные пальцы запутались в завязках накидки, которую она пыталась сбросить. Беатрис с силой рванула её, сдирая с себя вместе с куском платья: на ходу, не останавливаясь. Солнце уже начало свое дело, и со временем доведет его до конца. Стремительно, в считанные секунды краснеющая кожа, боль — сильный солнечный ожог, который может получить любой. Человеку для этого нужно пробыть на солнце несколько часов, а то и весь день. Сколько времени понадобится ей, чтобы умереть?

Беатрис почувствовала, как Сильвен схватил её, и в мгновение ока она очутилась под защитой навеса торговых рядов. Она кричала, пытаясь вырваться, но он был сильнее, несравнимо сильнее. Что было дальше, она помнила смутно. Разве что его сбивающийся шепот о том, что Авелин схватили орденцы, что им срочно надо уходить, косые взгляды людей и его сильные руки, сковывающие движения.

Она умерла бы в тот день, если бы Сильвен не приказал ей подчиниться, успокоиться и следовать его распоряжениям. Он увез её из этого города и пробыл с ней несколько дней, пока её решимость свести счеты с жизнью не сменилась полной апатией. Последняя со временем переросла в затяжную депрессию, изредка отступающей под приступами неконтролируемой ярости. Беатрис чувствовала, что она начинает сходить с ума, что каждый день приближает её к измененным, от которых просто избавлялись, но не могла и не хотела останавливаться.

Никогда она не была столь безжалостной и неосторожной, как в первые годы после смерти Авелин. Сильвен пытался помочь, но это было не в его силах. В ответ на все советы Беатрис посылала его подальше, красочно и с русским колоритом, желая катиться ко всем чертям и там танцевать с ними на одной сковородке. Она отрывалась в те годы, как могла, но ей везло. Не без помощи Сильвена, который все за ней подчищал и прикрывал, как мог. Мир для неё стал бесконечным источником воспоминаний об Авелин, и это было совершенно невыносимо. Она снилась ей, умоляя вытащить из костра, куда её полумертвой швырнули орденцы, и со временем кошмаров меньше не становилось.

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Беатрис хорошо помнила свои ощущения и последовавшее за ним затянувшееся на года кровавое безумие, из которого она выбралась с трудом. Выбралась, когда поняла, что ни собственная смерть, ни смерть ни в чем не повинных людей Авелин не вернет и не избавит от боли.

Она помнила, что произошло, когда она доверилась Сильвену. Где же его всемогущий Дариан, который обещал Авелин неприкосновенность?!

Беатрис набрала номер Рэйвена, но тот тоже не брал трубку. Первый шок понемногу отступал, но она по-прежнему помнила, как грудь словно раздирало изнутри, и как следом пришли холод и пустота. Беатрис поднялась с ледяной плитки, вытащила из-под кровати дорожную сумку и достала новые документы. Это все, что ей потребуется, потому что бегать она больше не будет, ни от кого и никогда. Если понадобится, она разнесет к чертям весь мир, вытащит за шкирку натуралистов, юных и не очень, и прочих заинтересованных. Им бы всем сейчас молиться, чтобы Авелин осталась жива.

 

— 9 —

Нью-Йорк — Солт-Лейк-Сити. США, июнь 2013 г.

Знай Рэйвен заранее, что Стив заварит такую кашу, он бы дважды подумал перед тем как дать ему добро. Парень не просто увел Хартмана из-под носа ребят Кроу, он каким-то образом уволок его в другой штат, и из того что было известно, не по своей воле. Дэвид был еще тем интриганом, да и сам Рэйвен предпочитал держать козыри в рукаве, но Стив переплюнул их всех. Он вряд ли работал в одиночку, но кто ему помогал и каким образом, пока оставалась белым пятном.

Парень позвонил Рэйвену и сообщил, что готов встретиться с ним, если тот придет один. «Если попытаешься притащить на хвосте Кроу, не получишь ни меня, ни измененную», — сказал Стив, и Рэйвен догадывался, что тот не шутит. Рисковать срывом всей операции Джордан не стал, поэтому сейчас они летели в Солт-Лейк-Сити на его частном самолете. В том, что он сумеет захватить парня живым и следом развязать ему язык, Рэйвен не сомневался. Зато сомневался в собственном решении позволить Стиву действовать самостоятельно. Пусть измененная сейчас от них на расстоянии вытянутой руки, но вместо бесценных образцов крови они рисковали получить мешок с костями, имеющий ценность только для падальщиков.

Дэвид молча смотрел в иллюминатор, и по его непроницаемому лицу понять что-либо не представлялось возможным. На этот раз он не взял с собой Мартина, и за время полета на проронил ни слова. В салоне работали двое стюардов, но сейчас не было слышно ни единого звука, кроме приглушенного шума работающих двигателей.

— Скоро будем на месте, — Рэйвен сверился с часами и хмыкнул.

— Кто проверял Стива, когда он появился на горизонте? — поинтересовался Дэвид, оторвавшись от созерцания облаков и переводя взгляд на него.

— Он пришел ко мне по протекции лучшего из моих ребят. Проверял его я, информация подтвердилась. Разумеется, я подозревал, что не все так просто…

— Он увел Хартмана из-под носа парней с помощью двух одинаковых, с точностью до номеров, машин. Без лишнего шума, — безэмоционально произнес Дэвид.

Рэйвен пожал плечами и кивнул. Тон Кроу ему не понравился, но играть партию придется до конца. Стив сделал ставку на его тщеславие и уязвленное самолюбие, но сейчас это было только на руку Рэйвену. Дэвид не видел в нем угрозу и воспринимал как обузу.

— Я не знал, что он решится на похищение Хартмана.

— Его настоящее — Джеймс Стивенс. Ты наверняка слышал имя Бостонский Палач. На его счету сорок семь измененных за восемь месяцев. Из них четырнадцать были старше сотни.

Кроу выдержал паузу, пристально посмотрел на Рэйвена, и Джордану это не понравилось. Не понравился его взгляд, и ещё больше — информация. О Бостонском Палаче в свое время слышали многие, но никто не знал его в лицо. Живых он не оставлял, зато за его спиной протянулся кровавый шлейф трупов и репутация, равных которой не было.

Ходили слухи, что он погиб в заварушке под Солт-Лейк-Сити. Рэйвен потер подбородок, стремясь скрыть замешательство и ярость. Как давно Кроу знал об этом? Что он знает ещё? Такого, что стоило бы сообщить сразу?

Дэвид был в теме измененной около двух месяцев, но не потрудился поставить его в известность. Крысятничество Рэйвен ненавидел. Это раздражало ещё больше при учете шестизначной суммы в долларах США, которую Дэвид получил от него.

— Что бы ты сделал с ним, если бы узнал сразу?

— Оторвал бы голову, — несколько резче, чем предполагалось, отозвался Джордан. Сколько в этих словах было игры на публику, а сколько правды, он и сам сейчас не знал. Какие черти принесли Палача к нему? Боссы Ордена пронюхали про разработки Вальтера и отправили Джеймса копать под него? Единственное мало-мальски вразумительное объяснение.

О существовании измененной Стивенс узнал в тот же день, что и Рэйвен.

— У него есть жена, Хилари. Она гостит у Вальтера перед участием в первой волне эксперимента, — Дэвид пристегнул ремни и откинулся на спинку кресла, и Джордан последовал его примеру. Самолет пошел на посадку.

Пропавшая жена — отличный мотив, но Палач временно интересовал его значительно меньше, чем Кроу. Когда Джоанна изменила его, он шел по стопам своего отца. Первой заповедью в их семье были слова, что миром правят сильнейшие. Вся внешняя мощь ничто перед хитростью и умением адаптироваться к обстоятельствам. Отец получил пулю в затылок от своего лучшего делового партнера, и на этом уроке Рэйвен выучил парочку правил. Во-первых, стоит иногда оглядываться и беречь спину, даже если ты действительно силен и окружен проверенными людьми. А во-вторых, лучше выстрелить первым.

В последние пару недель Дэвид расставался с информацией куда проще, чем за все время их сотрудничества. Джордан не верил в то, что Кроу, который наконец-то снизошел для личного общения с ним, решил просто так раскрыть все карты. Человек, который привык прятать даже свое лицо, не станет откровенничать с заказчиком и тем более светиться рядом с ним. Если только не собирается отправить всех, кто его видел, к праотцам.

Решение убрать Кроу с дороги раньше, чем тот его опередит, было естественным. Таков закон выживания в стае хищников, бьющихся за территорию. Дэвид должен был привести Рэйвена к Вальтеру, но вместо этого решил продырявить ему голову и скрыться с его деньгами. По поводу материальной потери Джордан испытывал искреннее сожаление, но Кроу все равно не доведется ими воспользоваться.

Рэйвен подумал, что сумеет договориться со Стивенсом. После смерти Кроу Джордан будет единственным связующим звеном между ним и Вальтером. Если тот действительно заинтересован в спасении собственной женушки, он выложит ему измененную на подиуме и украсит розами.

Самолет остановился, и Дэвид первым поднялся из кресла. Рэйвен сражался с ремнями безопасности до того момента, как Кроу шагнул в проход, оказавшись на одном уровне с ним. Поднялся — возможно, более резко, чем стоило бы. Дэвид успел обернуться, но Рэйвен выстрелил первым. Услышал сдавленный крик стюарда, шарахнувшегося в сторону, процедил:

— Заткнись.

Парень сдавленно пискнул и замолк, опустившись в кресло под тяжелым взглядом Джордана. Второй замер с подносом в руках наподобие щита.

Кретины. Стоит сказать Сьюзен, чтобы уволила этих макак мужского пола и посадила вместо них двух хорошеньких девиц.

Перешагнув через тело Дэвида, Рэйвен постучал в кабину пилота.

— Сэмми, приберись в салоне. Про персонал тоже не забудь.

Не дожидаясь ответа, Рэйвен спрятал пистолет и шагнул из прохладного салона под жаркое солнце Юты. С некоторых пор он снова мог свободно разгуливать днем, и это был несомненный плюс.

Не так давно Джордан обзавелся роскошным домом в Майами и по полной наслаждался видом загорелых девочек в бикини. Дожидавшийся его шофер открыл дверцу, и Рэйвен опустился на заднее сиденье, с наслаждением вдохнул свежий кондиционированный воздух. Когда у тебя есть деньги, ты можешь позволить себе практически все. Романтики утверждают, что за деньги не купишь самого главного. Полтора года назад Рэйвен убедился в обратном, когда приобрел вакцину, спасшую ему жизнь. Остальное уже философия и пафос.

Джордан назвал водителю адрес и откинулся на спинку, закрывая глаза. Настроение было отличным.

Стивенс назначил встречу в центре, и Рэйвен согласился. Он подозревал, что у Палача градус паранойи должен превышать все допустимые пределы. Джордан ещё окончательно не определился с участью парня, но пока тот мог быть полезен, и речи не шло, чтобы пустить его в расход.

— Я выполнил условия договора, теперь твоя очередь.

— То, что ты пришел один, ещё не значит, что ты не нашпигован жучками.

— И что ты предлагаешь? — ухмыльнулся Рэйвен. — Я не против раздеться прямо здесь, но некоторые могут начать возмущаться.

Стивенс поморщился, а Рэйвен мгновенно стал серьезным.

— У нас с тобой два варианта, Джеймс. Я только что пристрелил Кроу, который рассказал мне о твоем интересном прошлом, поэтому единственный твой мостик к Вальтеру — это я. Либо мы доверяем друг другу, либо расходимся в разные стороны.

Замешательство, тенью скользнувшее по лицу Стивенса, мгновенно уступило место сосредоточенности. Рэйвен блефовал, но для Джеймса он оставался единственным вариантом выхода на Вальтера. Решение Палач принял быстро, кивнул на припаркованный через дорогу старенький «Фольксваген».

— Поехали.

Рэйвен начинал понимать, почему Стивенс стал легендой в мире измененных. Он даже глазом не моргнул по поводу смерти Кроу. В короткие мгновения замешательства Палач просчитывал варианты развития событий и продумывал линию его, Джордана, поведения. Если понадобится, Стивенс будет стрелять без промедления и без сожаления уберет с дороги любого, кто окажется на его пути. Это вызывало уважение как минимум.

— Собираешься предложить Вальтеру Кристи Коул в обмен на твою жену? — Джордан решил, что для Джеймса будет куда важнее знать, какую выгоду извлечет он. — Меня интересует исключительно собственная репутация, поэтому я выбрал тебя, а не Кроу.

— Да ты просто Санта, — отозвался Джеймс, включая поворотник и выворачивая руль, — но я однажды уже был оленем, и мне не понравилось. Давай начистоту. Измененная останется у меня, потому что именно мной ты прикроешь свою задницу перед Вальтером. Либо вы с ним принимаете мои условия, либо катитесь ко всем демонам.

Рэйвен невольно улыбнулся. Несмотря на то, чем парень занимался в прошлом, он ему нравился. Нравилась его жесткость и целеустремленность. Джеймса лучше держать при себе, нежели чем заполучить во враги.

— Согласен, — ответил он, — но мне понадобится образец её крови. Не думаю, что после смерти Кроу Вальтер будет счастлив меня видеть с пустыми руками и призрачными перспективами.

— Не вопрос, — холодно улыбнулся Джеймс. — А мне понадобится твоя помощь, чтобы связаться с Вороновой. Ты приведешь её ко мне.

Улыбка сбежала с лица Рэйвена. На такое он подписываться не собирался. Одно дело — как следует наподдать Беатрис за все, что она устроила, и совсем другое — отдать её в руки Палача. Кто знает, как крутятся винтики в голове у парня.

— Договорились, — тем не менее кивнул он. У него будет достаточно времени, чтобы подумать над ситуацией. Измененная — главный козырь в этом раскладе и упустить её равносильно полному провалу.

Ему показалось, что Джеймс едва уловимо усмехнулся. Рэйвен перехватил взгляд парня в зеркале заднего вида, но натолкнулся лишь на непроницаемость и хладнокровие. Стивенс припарковался на небольшой улочке в спальном районе и оставил его одного в машине на несколько часов. Он вернулся с медицинским контейнером, когда Джордан уже начинал терять терпение.

— Объясни Вальтеру, что чем дольше он раздумывает, тем меньше шансов у него получить измененную в полное личное пользование. Кормить её я не собираюсь, а без крови с регенерацией у неё паршиво. Я колю ей сильные препараты и понятия не имею, сколько тварь протянет.

Рэйвена едва ощутимо передернуло. То ли потому, что он сам не так давно был такой же «тварью», то ли потому, что девчонка в принципе не заслужила столь скотского отношения. Да, она увела у него из-под носа Торнтона и Беатрис, но это не значило, что её стоит воспринимать как кусок мяса.

Джордан отмахнулся от своих мыслей. Принципиальность, сострадание и альтруизм можно оставить до того дня, когда дело будет сделано.

Они с Джеймсом договорились выйти на связь после его встречи с Вальтером и попрощались.

Джордан возвращался в аэропорт, когда вспомнил, что забыл включить телефон. На автоответчике было много колоритных сообщений от Беатрис, и он не удержался, набрал её номер. Кто же для неё Кристи Коул, если она так легко решилась себя раскрыть?

— Где она?! — рявкнула Беатрис так, что Рэйвен отнял трубку от уха, покачал головой и усмехнулся.

— Рад тебя слышать, дорогая. Тебе что-то от меня нужно?

— Ты знаешь, кто мне нужен, и тебе лучше сказать мне, что с ней все в порядке! — в голосе Беатрис ощущалось отчаяние, плохо завуалированное яростью.

— За ней приглядывает мой парень. Она нашпигована свинцом, но жива. Пара кормежек — и будет как новенькая.

— Ты говоришь о моей дочери. Поэтому будь так любезен, подумай, прежде чем ещё раз проблеять нечто подобное, или сразу пиши завещание!

Рэйвен не думал, что его еще что-нибудь сможет удивить, но сегодня был день сюрпризов. Он даже предположить не мог, каким именно образом измененная связана с Беатрис. Это многое объясняло. В частности, почему Палач решил начать с неё.

Кристи в его руках, и она потянет за собой и мать, и Торнтона. Удивительная новость на мгновение перекрыла раздражение от воспоминаний о поступке Беатрис. Сукин сын Стивенс действительно очень хитер. Рэйвен решил пока не говорить ей о том, кто именно поймал её дочурку. Палач сам по себе ощутимая заноза в заднице. Не хватало ещё, чтобы Беатрис совсем слетела с катушек и начала творить невесть что.

— Печально, но именно она мой счастливый билет, — жестко ответил Рэйвен.

— Она моя дочь! — Беатрис сорвалась на крик. — Джордан, черт тебя подери, неужели это для тебя ничего не значит?

Рэйвену показалось, что она на грани помешательства или уже сошла с ума. Панические нотки в голосе Беатрис — нечто фантастическое.

— Дорогая, ты меня подставила, на пару со своим любовником и дочерью. То, что я с тобой разговариваю, уже большое одолжение с моей стороны.

Он услышал хриплый выдох и понял, что ей стоило немалых усилий сдержать свой дьявольский темперамент и не выругаться на него на всех известных языках.

— Авелин нужна кровь. Её регенерация далека от нашей, она не выживет с такими ранениями.

Рэйвен догадался об этом ещё после слов Стивенса, но не собирался сдавать позиции. Беатрис говорила так, словно не понимала, какой смысл он вкладывал в свои слова. Всякий раз, когда его жизнь пересекалась с ней, она отбрасывала его, как дворового щенка, а сейчас как ни в чем не бывало требует играть на её стороне.

— Говоришь, мне необходимо поторопиться? — поинтересовался он. — Я везу образец ее крови Вальтеру. Все зависит от того, насколько быстро он решит, нужна ли она ему.

— Джордан, она не выйдет оттуда живой, она… — теперь Беатрис балансировала на грани истерики, сбиваясь с собственных слов и с трудом сдерживая предательскую дрожь в голосе, — помоги ей, пожалуйста, Джордан, помоги ей!

— Я подумаю, что можно сделать. И хочу ли я это делать, — ответил он и нажал отбой. Беатрис набирала его ещё несколько раз, но он не брал трубку.

Рэйвен с трудом сдерживал собственное ликование. У него в руках кровь измененной, кровь настоящей живой измененной. С такой основой работа будет продвигаться гораздо быстрее. Часть предоставленного образца он пока сохранит, часть отвезет Вальтеру, чтобы подтвердить свою лояльность.

В качестве приятного бонуса русская стерва получит по заслугам. Она пройдет пару-тройку кругов Ада, прежде чем он даст ей понять, что ещё не все потеряно. Долгие годы, а особенно последнюю неделю, Джордан представлял, каково это будет, когда они поменяются ролями. Реальность превзошла все его ожидания.

На месте дочери Беатрис могла оказаться любая другая измененная, но на его решение это никак не повлияло бы. Всегда приходится чем-то жертвовать ради достижения цели. Авелин всего лишь не повезло выжить измененной и нелепо привязаться к обычному человеку. Беатрис не повезло, потому что она слишком любила свое дитя и кинула не тех людей. И совсем чуть-чуть потому, что у неё не хватило ума в свое время по достоинству оценить его.

 

— 10 —

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Всю неделю Хилари пыталась сосредоточиться на предстоящем ей побеге, но из головы не шли мысли о Джеймсе. Как он сейчас, пытался ли ее найти и поговорить? Хотел ли изменить хоть что-нибудь в их отношениях? Что он сказал бы, узнай об авантюре, в которую она ввязалась? Джеймс часто называл ее идеи и поступки бредовыми и лишенными всякой логики. Но что ей оставалось делать, когда его нет рядом?

У Джеймса находились ответы на все вопросы, он мог просчитать практически любую ситуацию и найти из нее выход. В свои первые дни на Острове Хилари пыталась представить, как поступил бы Джеймс в такой ситуации. Наверняка не сдавался бы до последнего и рискнул, несмотря ни на что. Такие мысли придавали ей силы. Когда на горизонте появился Зак со своим предложением, она ухватилась за эту соломинку. Она не знала его, не знала, что он собирается предложить, но доверилась ему.

Хилари отпустила все «не получится» и решила просто наслаждаться жизнью. Если все пройдет удачно, она будет свободна. Если нет — тоже, разве что немного иначе.

Она плавала в бассейне, потому что выход из корпуса был ей закрыт, танцевала на смотровой площадке и ходила на свидания с Заком. Так они называли их встречи, которые с каждым днем становились все более длительными. Они могли сидеть рядом, не прикасаясь друг к другу, не обмолвиться ни единым словом, и заметить, что прошло несколько часов только постфактум. В такие минуты Хилари ощущала давно забытые тепло и умиротворение — ощущения из детства, когда рядом были мама, папа и Корделия. Когда сестра ещё не считала её своим врагом только потому что она изменилась.

Измененные убили маму и отца, оставили истекающую кровью сестру в доме, а её забрали с собой. Сколько длился этот кошмар, Хилари не знала, но потеряла счет дням и издевательствам. Когда её нашли старшие, спасти Хилари можно было только одним способом.

Она помнила, как мужчина, державший её на руках, спросил:

«Чего ты хочешь?»

И Хилари ответила ему:

«Я хочу жить».

Корделии повезло выжить и остаться человеком, и она возненавидела не только всех измененных, но и Хилари. Наверное, по мнению сестры, она должна была выбрать смерть, но не превращение в монстра. Монстра, подобного тем, кто убил их родителей. Поначалу Хилари пыталась что-то ей объяснить, но со временем отказалась от этой затеи. Поняла, что ничего уже не изменит, и ушла из её жизни.

Ненависть привела Корделию на путь Кармен, а отчаяние Хилари — к Джеймсу. Рядом с ним она испытала практически все известные ей оттенки эмоций, от злобы и непонимания до всепоглощающей страсти и нежности. Она могла засыпать в его объятиях, чувствуя себя нужной, единственной и желанной, обнимая его и замирая от ощущения счастья, заполняющего все её существо. Рядом с Джеймсом было по-настоящему хорошо, но никогда не было спокойно.

Она подумала об этом, когда проснулась на закате, вечером накануне побега. Хилари спала, положив голову Заку на колени, а он за все это время не пошевелился и не произнес ни слова. На смотровой площадке они сегодня были не одни, но никто не обращал друг на друга внимания, как если бы на людях стоял фильтр невидимости. Месяцы, что она провела на Острове, позволили ей понять, что здесь никому нет до тебя дела. Каждый день ты проживал, как последний, начиная с радости продолжающейся жизни утром и заканчивая равнодушным приятием собственной участи вечером.

— Который час? — поинтересовалась она, глядя на него снизу вверх и не торопясь подниматься.

— Около семи, — улыбнулся Зак. Несмотря на затекшие от тяжести ноги он вел себя так, будто у него на коленях постоянно засыпали девушки, с которыми он предварительно проводил душеспасительные беседы. При мысли о других девушках Хилари вдруг ощутила укол ревности, но поспешно отмахнулась от этого ощущения.

Они познакомились чуть меньше недели назад, тогда Зак показался ей худым и нескладным, состоявшим сплошь из острых углов, неопрятности и болезненно-нервного напряжения; мужчиной, махнувшим рукой на себя и свое будущее. Поразительно, как меняются наши ощущения под влиянием расположения к человеку. Ей никогда не нравились длинные волосы у мужчин, но ему шло, потухший взгляд серо-голубых глаз преобразился, становясь светлым и ясным. Сейчас он казался ей ближе и роднее, чем кто бы то ни было. Рядом с ним Хилари была счастлива.

— Ты чуть не пропустила все самое интересное, — замечание было спорным, потому что они каждый день приходили смотреть на закат. Это стало своего рода традицией.

— Ты когда-нибудь задумывался о здешнем персонале? — Хилари задала вопрос, который мучил её давно, села, устраиваясь поудобнее. — О том, кто из них здесь по своей воле. Знали ли они, на что идут, когда соглашались. О тех, для кого это просто работа. Такая же, как любая другая.

Хилари потерла переносицу. Она всегда так делала, когда говорила о чем-то очень личном, о том, что её действительно волнует, и продолжила:

— Что им снится по ночам? Как они вообще могут спать…

— Сомневаюсь, что им все это нравится. Сотрудники, как и участники эксперимента, не имеют права покинуть Остров и проект, — пожал плечами он, бросив на неё странный, взволнованный взгляд. Похоже, тема была для него не менее неприятной, чем для неё.

— Не могли же они не знать, на что подписываются? — вопрос был как бы адресован ему, но в то же время казался риторическим. — Или могли? Что, если все они тоже узники?

— Скорее, не до конца понимали, на что идут. Они представляли себе одно, а получили нечто иное. Жестокое и бесчеловечное настолько, что сама мысль о спасении таким образом кажется противоестественной. Не думаю, что все эти люди психопаты, которым нравится препарировать людей.

Зак говорил так, как если бы он был сторонним наблюдателем, или зрителем по другую сторону экрана, где все они участники жесткого реалити-шоу для людей со сдвинутой психикой. Хилари не могла понять, как ему удается оставаться таким спокойным в этом кошмаре, но рядом с ним начинала чувствовать себя так же. Она уже могла говорить о предстоящем спокойно, не испытывая вспышек ярости или отчаяния, граничащего с безумием.

— Что для тебя значит быть человеком? — неожиданно спросила Хилари. Она задавала тот же вопрос Джеймсу, когда они оба были сломленными изнутри, мечтающими поскорее расстаться с жизнью, существами. Задавала, но вместо ответа получила выстрел в упор.

— Моим любимым определением человечности была и остается способность сопереживать. Любому.

Он крепко обнял Хилари, внезапно, в едином порыве. Так же спонтанно и нервно, как проделал это в первую их встречу, прижал спиной к своей груди и поспешно пробормотал:

— Извини. Это мой последний шанс побыть человеком.

Она не попыталась освободиться, и не стала переспрашивать. В его словах и поступках было больше вопросов, чем ответов, но это казалось мелочами по сравнению с тем, что дал ей Зак. Возможно, в последние дни её жизни.

Хилари откинула голову на его плечо, чтобы заглянуть в глаза.

— Когда выберусь, сделаю все от меня зависящее, чтобы у тебя таких шансов было множество. И ещё… я обещала кое-что одному мальчику. Он умер здесь.

Хилари поразилась тому, как легко вышло это признание. Она не собиралась никому рассказывать о Люке, кроме Беатрис, доведись им все-таки встретиться. Но с Заком все получалось легко и просто.

— У тебя будет единственный шанс завтра, — произнес он, никак не коснувшись темы её признания. — Когда начнется ажиотаж из-за эксперимента, здесь будет жарко.

Хилари мгновенно напряглась. До этой минуты побег был всего лишь перспективой. Зак о нем упомянул, и он стал реальностью, неотвратимой и неизбежной.

— Когда окажешься в лаборатории, — продолжал он, — доверься тому, кто предложит тебе помощь. Тебя поставили последней в потоке, чтобы выиграть время — до того, как обнаружат твое исчезновение. Тебе дадут одежду и пропуск и проведут до выхода из корпуса по срочному поручению.

Со стороны это могло выглядеть, как беседы двух голубков по поводу предстоящей им романтической ночи. Выражение его лица и более чем интимные объятия вряд ли предполагали подобные серьезные разговоры. Он сделал паузу, перевел дыхание и губами коснулся ее губ, заглядывая в глаза.

— Доберись до вертолетной площадки, тебя будут ждать. Не спеши, не волнуйся, но и не медли. Все получится.

Хилари повернулась в его руках, оказавшись с ним лицом к лицу.

— Почему ты предложил это мне? Если сам мог оказаться на свободе уже завтра.

— Я свой шанс уже упустил, но кто-то должен остановить то, что здесь творится.

Зак подался вперед, неуверенно касаясь ее губ, и Хилари ответила ему. Она сама не заметила, как незаметно это перешло из игры на публику в весьма откровенный и нежный поцелуй. Он остановился первым, и вовремя. Иначе Хилари просто убежала бы, не оставив ни возможности попрощаться, ни поблагодарить. За открывшийся в последние дни, когда надежда уже почти угасла, долгожданный путь к свободе. За время, что они провели вместе. За близость и тепло, за последнюю возможность любить.

Зак прижал её к себе, и Хилари почувствовала, как часто бьется его сердце.

— Я мечтал сделать это с той минуты, когда впервые увидел тебя, — произнес он, и Хилари ощутила странную тянущую тоску, идущую изнутри. Ей не хотелось расставаться с ним, не хотелось оставлять его одного. До встречи с ним она тщетно искала варианты, пыталась выйти на нужных людей, но натыкалась на сплошные стены и препятствия. Теперь у неё появилась возможность бежать, но она сомневалась. Потому что боялась за него. Боялась, что никогда больше его не увидит.

Она резко пресекла все эти мысли, испытывая странную горечь и чувство вины перед Джеймсом. Должно быть, он пытался её найти, дозвониться, выяснить, почему она так внезапно исчезла. Возможно, не оставил этих попыток и до сих пор.

Их встреча с Заком не должна была состояться, и ей больше нечего ему сказать. Если она сейчас откажется, все старания Зака и тех людей, кто собирался ей помогать, окажутся напрасными. Ей предстоит выйти отсюда и сделать все, что в её силах, чтобы вытащить остальных. Предать это дело огласке. Она расскажет об этом ужасном месте по всем каналам и всем источникам информации. Когда все закончится, когда люди будут свободны, лаборатории Вальтера сравняют с землей. Может быть, тогда она снова сможет спать спокойно.

Это был идеальный вариант развития событий, вот только реакция бывшего измененного, разменявшего около семи сотен лет, непредсказуема. Он может уничтожить здесь все ещё до того, как прибудут войска. Стереть с лица земли свой проект вместе со всеми его участниками, и это будет на её совести.

Возможно, именно в этом и заключалось основное её испытание. Нужно было оказаться здесь, чтобы пройти через все это, чувствовать каждый прожитый день, как последний. Понять, что она не готова спасать себя ценой жизни многих.

— Я люблю тебя, — негромко произнесла Хилари. Она не ждала ответа и больше не размышляла о будущем, лишь сказала о том, чем билось её сердце в этот момент. Он замер, но потом лишь сильнее сжал объятия, будто хотел, чтобы они стали единым целым.

— Теперь я не боюсь того, что случится завтра.

Хилари промолчала, потому что все остальное казалось лишним. Она выдохнула и крепче прижалась к Заку, неотрывно глядя на него. Никакой закат в мире не мог сравниться с той красотой, которую Хилари сейчас видела в нем.

 

— 11 —

Фресно, США. Июнь 2013 г.

По пути на встречу с Вальтером Рэйвен думал лишь о том, хватит ли у Стивенса ума накормить измененную. Того количества крови, которое Палач ему предоставил, было мало для работы по проекту. Джордан хотел бы верить, что девчонка дотянет до того, как все разрешится наилучшим образом, но он не видел её ранений.

С Вальтером ему предстояло пересечься впервые, но если верить репутации этого типа, Кроу по сравнению с ним сущий ангел. С возрастными редко получалось вести разговоры на равных, а Рэйвену не доводилось встречаться с теми, кому было больше трех сотен лет. Как будет вести себя семисотлетний перестарок, растерявший все свои жизненные бонусы, он мог только предполагать. Причуды самых именитых шишек человеческого формата не шли ни в какое сравнение с тем, с чем он мог столкнуться сейчас. Отступать было нельзя — впервые за долгое время он подобрался к Вальтеру так близко. Дальнейший успех в большей степени зависит от его актерских талантов, которые необходимо проявить именно сегодня.

Они встречались на нейтральной территории, во Фресно. Один из самых крупных калифорнийских городов, ничем не примечательный с точки зрения Рэйвена. То ли дело Майами. Он не знал, долго ли ему ещё наслаждаться дневным светом и превосходным загаром. Возможно, что после доработки вируса доступ к солнцу снова будет закрыт. Только приобретая сильнейшую «аллергию» на ультрафиолет начинаешь скучать по нему.

Арендованный в престижном районе пентхаус рассказал о масштабности пафоса принимающей стороны все или почти все. Вальтер расположился на диване, приглашая Рэйвена сесть рядом, чуть поодаль устроились угрюмого вида телохранители, предположительно с таким арсеналом, что при желании могли бы сравнять с землей полгорода.

Джордан и сам был неравнодушен к дорогим вещам, но Вальтер явно переборщил. В его образе самым дешевым было скрывающееся под шикарным костюмом худосочное тело щеголеватого франта. Стоимость всего остального, включая часы и ботинки, исчислялось минимум в десятках тысяч в эквиваленте валюты Штатов.

— Рассказывайте.

Рэйвен сразу перешел к делу. Вальтера вряд ли интересовало, почему перед ним сидит вовсе не Кроу, но основная трудность заключалась в том, чтобы сыграть тупого исполнителя. Джордан никогда не переоценивал собственные умственные способности, но то, что ему предстояло изобразить, именовалось «крайность», как самая мягкая характеристика. Он поставил на стол контейнер, полученный от Стивенса.

— Содержимое вас заинтересует, — произнес он. — В нем проба крови пережившего эпидемию измененного.

Вальтер бросил быстрый взгляд на контейнер, после чего пристально взглянул на Джордана. Поправил галстук, выдержал паузу и хмыкнул. В каждом его действии сквозила такая манерность, что Рэйвен заподозрил неладное. Случалось, что у Древних отъезжала крыша, причем так далеко, что найти её не представлялось возможным даже с собаками и фонарями. Возможно, Вальтер — тот самый случай. Иначе объяснить неврастеничную претенциозность этого типа, достойную самого попсового образа современного «вампира», Джордан не мог.

— Рэйвен, — он даже говорил так, будто читал речь, — меня значительно больше интересует Кристи Коул целиком, а не её жалкая частица. Сэт Торнтон и Беатрис, которых именно вы потеряли где-то на просторах России, меня интересуют не меньше. Поэтому я задам всего один вопрос. Вы сможете быть мне полезны? Здесь и сейчас, и в будущем.

Его манера изъясняться на ломаном пафосном обескураживала. Рэйвен подумал, что если общаться с Вальтером целый день, то можно получить собственный мозг в виде ссохшегося куска серой, ни на что не годной дряни. Все получилось гораздо проще, чем он предполагал. Он выдержал пристальный взгляд Вальтера с напускным спокойствием, граничащим с растерянностью. Начни он оправдываться — и все потеряет.

— Она у меня в руках, а это значит, что скоро рядом нарисуются и Беатрис, и Торнтон. Настоящее имя Кристи Коул — Авелин, она дочь Беатрис.

«Не все же мне удивляться», — подумал Рэйвен, отрешенно наблюдая за тем, как Вальтер поспешно натягивает маску непроницаемости на свою изумленную древнюю физиономию. Оставлять его в живых Джордан не собирался, поэтому тайна Беатрис и её дочери умрет вместе с этим типом.

— А Торнтон? — поинтересовался Древний.

— А Торнтон по уши влюблен в Беатрис, — Джордану показалось странным, что после такой новости Вальтер ещё способен интересоваться профессором. Получив результаты его исследований и кровь измененной на руки, можно было расслабиться и пить коктейли, пока ученые проводят последние испытания.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Рэйвен, — в глазах Вальтера появился маниакальный блеск, он подался вперед и пальцами вцепился в журнальный столик так, что побелели костяшки. — Насколько сильно он к ней привязан?

В эти минуты он был ещё меньше похож на адекватного измененного, чем за все время их знакомства. Скорее, на зацикленного на идее психопата, вот только идея вызывала сомнения. Понятно, что он интересуется Торнтоном, но какого хрена его тревожат их с Беатрис постельные нежности?

— Достаточно, — равнодушно пожал плечами Джордан, — не имею ни малейшего понятия, рыдал ли профессор при расставании, но из того, что я увидел, он на ней помешался.

Рэйвен осекся, мысленно выругался и прикусил язык. Сам того не понимая, Вальтер спровоцировал тему, которая заставила его забыть об образе. Чертова Беатрис! Она умудряется пакостить даже находясь за тысячи миль от него.

Джордан бросил на него быстрый взгляд, и понял, что Вальтер не заметил ни смены его настроения, ни тона беседы. Он пребывал в своем мире и выглядел так, будто выиграл джек-пот или получил самый яркий за всю свою жизнь оргазм. Джордан мысленно передернул плечами и молча ждал, пока более чем странный тип вернется в реальность.

— Давайте так, Рэйвен, — Вальтер постучал костяшками по столу, — через три дня вы отзвонитесь мне, и сообщите, что у вас в руках Беатрис, её любимая дочь и Торнтон. Тогда наш дальнейший разговор будет иметь смысл.

Джордан сдержанно кивнул, скрывая радость. Он на верном пути. Все, что ему сейчас нужно — не отступать.

— Есть еще кое-что, — не позволил он закрыть разговор. — Девчонка ранена, и не протянет три дня. Человек, который охраняет ее, просит об одном маленьком одолжении.

Вальтер раздраженно посмотрел на него, поправил идеально лежащие густые вьющиеся волосы. Рэйвен даже знать не хотел, сколько его стилист извел на них геля.

— Вы же сказали, что она у вас?

— У моего коллеги, — уклончиво отозвался Джордан, — насколько я понял, в вашем проекте принимает участие его супруга, Хилари Стивенс. Ему нужны гарантии, что с ней ничего не случится. На таких условиях он оставит измененную в живых.

Рэйвен предполагал, что именно такой линии собирался придерживаться Джеймс. На самом деле он знал об этом парне не больше, чем о сидящем напротив. О самом Палаче, о том, на что он способен и зачем ему все это на самом деле.

Вальтер поморщился, как если бы речь шла о чем-то незначительном. У Рэйвена создалось впечатление, что Древнего интересуют исключительно Торнтон и Беатрис, все остальное не более чем фон. Он задумался бы на эту тему всерьез, если бы не абсурдность предположения. Очевидно, что они с Кроу уже говорили о судьбе Палача и его жены, поэтому Вальтер отреагировал подобным образом.

— Хилари Стивенс, помню. Я исключу её из эксперимента.

Вот так легко и просто? Вальтер либо гений, либо сумасшедший. Не исключено, что и первое, и второе.

— Вы понимаете, что гарантией того, что мы получим измененную живой, послужит только труп Стивенса? Мне избавиться от него?

— Вы совсем идиот? — раздраженно поинтересовался Вальтер, что совершенно не вязалось с образом напыщенного истерика. — Он же живая легенда. Приведите его ко мне!

Джордан заключил, что Древний решил разобрать Стивенса на запчасти, а собственный успех отметил уже в лифте, насвистывая себе под нос мелодию одного из культовых хитов Морриконе. Вальтер обязательно отправить кого-нибудь проследить, присматривать за ним и подчистить в случае чего.

Он дал Рэйвену три дня, но Джордан рассчитывал провернуть все гораздо быстрее. Всего-то и осталось — пригласить Беатрис в поставленный для неё силок. Оставался ещё Стивенс, которого велено было привести живым, так почему бы не позволить Палачу сделать за него всю грязную работу. Стоит поторопиться и сообщить ему результаты переговоров, пока тот не прикончил Авелин. Дальше как карта ляжет.

Последним в списке оставался Торнтон, но у Джордана не было предположений как его отыскать. Единственный его контакт — Беатрис — почти наверняка отрезала все способы связи между ними. Родных у Торнтона нет, мать и отец умерли, сам он единственный ребенок в семье. Рэйвен не сильно расстраивался по этому поводу. Вряд ли профессор вообще пригодится, если все пойдет по плану.

Он набрал номер и успел услышать полтора отрывистых гудка. Ронни всегда отвечал мгновенно. Как только Рэйвен коротко обрисовал ему ситуацию, на него выплеснулся целый поток самоуничижительных реплик. Джордан послушал пару минут, потом велел заткнуться. Он не сомневался, что после эпичного знакомства, которое Халишер устроил, направив к нему Палача, Ронни выложится, но сделает все идеально. Для него это был косяк такого уровня, что будь Халишер самураем, он уже делал бы себе харакири.

— Ронни, посыпать голову пеплом будешь потом. Нет, приезжать не надо. Слушай меня внимательно и запоминай. От тебя теперь зависит все и даже больше. Сделать нужно будет вот что…

 

— 12 —

Солт-Лейк-Сити, США. Июнь 2013 г.

Энтони приходил в себя урывками. Короткие проблески сознания сменялись бесконечным лекарственным полузабытьем, из которого ему не позволяли выйти. Каждое пробуждение было похоже на непрекращающийся ужасный сон во сне. Он открывал глаза, и ему казалось, что он дома, в своей постели. Стоит только подняться, как жуткое ощущение всего увиденного развеется вместе с остатками сна. Энтони собирался встать с кровати и оказывался в незнакомом, с высокими сводчатыми потолками, помещении. Вокруг мелькали странные тени, а тело казалось тяжелым. Несмотря на все усилия, ему не удавалось даже пошевелить пальцем. Безумный танец вокруг набирал обороты. Тени сливались в единый непрозрачный фон, темнота наваливалась, сдавливая, мешая дышать, и вокруг рушился от взрыва высотный дом. Энтони снова и снова просыпался во всех кошмарах последнего времени. Страшнее всего были те, в которых Кристи умирала у него на руках.

Забытье прервалось, когда в лицо ему плеснули ледяной водой. Наверняка она была не столь холодной, как ему показалось, но Энтони почувствовал, как на его лице капельки кристаллизуются в кусочки льда и застывают. Кожа пылала, дыхание хрипами вырывалось из груди.

— Кажется, я немного переборщил.

Этот голос он теперь узнал бы из тысячи. Психопат, который застрелил Кристи и похитил его. Энтони открыл глаза и чуть не взвыл в голос. Свет полыхнул невыносимой болезненной резью, как если бы под веки загнали сотни раскаленных игл. Он зажмурился, чувствуя, как по щекам и скулам текут слезы. Дышать было больно, двигаться тоже. Судя по тому, каким слабым он себя ощущал, в ближайшее время ему двигаться не придется.

— Зачем? — хрипло выдохнул он и сделал паузу, чтобы собраться с силами. — Зачем ты убил её?

Вопрос не имел смысла, потому что не мог воскресить Кристи, но Энтони нужно было его задать, физически необходимо. Чтобы понять, как с этим справиться, почувствовать себя живым и не скатиться в панический животный страх перед психопатом, издевавшимся над ним.

— Ты совсем ничего не помнишь? — в голосе Уоллеса слышалась усмешка.

— Я помню, как ты убил её.

— А до этого?

Энтони медленно, с усилием, поднял руку, заслоняя ладонью лицо, и снова открыл глаза. Над ним, как в тумане, плавал высокий потолок с размытыми очертаниями мигающей лампы дневного света и темная фигура Уоллеса. Тот наклонился к нему, и Энтони почувствовал прикосновение холодного металла фляги к своим губам. Вода… Он сделал несколько глотков, закашлялся, но снова потянулся к фляге.

— Хватит с вас, мистер Хартман.

Энтони захотелось выть. Жалких глотков не хватило бы и котенку. Он облизал потрескавшиеся пересохшие губы.

— Помнишь, как твоя хрупкая подружка вытащила тебя из дома, напичканного взрывчаткой? Ничего не показалось странным?

Воспоминания последней встречи с Кристи в самом деле были больше чем необычными. Хрупкая Кристи, которая была ниже на полторы головы и значительно легче, без малейших усилий подняла его и вынесла из дома. В лучших традициях фильмов про героев с небольшой поправкой. Поправка заключалась в том, что в роли героини-заложницы побывал он.

Как такое возможно?

— Значит показалось. Это первая часть ответа на твой вопрос, — Уоллес снова усмехнулся. — Есть ещё и вторая. Моя жена в заложниках у того, кто с радостью обменяет её на твою подружку.

Энтони зацепился за слово «обменяет». Сердце сделало бешеный рывок и забилось часто-часто, на пределе сил. От такого ритма за грудиной полыхнуло болью.

— Кристи жива?

— Эти твари живучи до омерзения, — Энтони поразился ненависти, прозвучавшей в его голосе. Он не ослышался? Она жива?

Если так, Кристи нужна помощь. Она тяжело ранена.

— Помоги ей, — попросил он, — пожалуйста.

Очертания губ Уоллеса изогнулись в странной усмешке. С каждой минутой Энтони видел все хуже. Его трясло в лихорадке, и он понимал, что скорее всего долго не протянет. Сквозь остаточную пелену лекарственного бреда этот исход воспринимался как избавление. Энтони не чувствовал в себе сил сопротивляться подступающей смерти, но он хотел, чтобы Кристи жила.

— Ты не понял, Энтони Хартман. Твоя подружка — монстр. Сейчас она раненый монстр, но сути это не меняет.

— Монстр — это ты, Майкл, — собственный голос прозвучал громче и четче, чем можно себе представить. — Хотя бы отведи меня к ней.

— Ждал, когда ты попросишь.

Уоллес рывком вздернул его на ноги, и Энтони взвыл от боли. Пелена перед глазами стала практически непрозрачной, тело отказывалось повиноваться, а грудь болела так, будто в ней не осталось ни единого целого органа и ребра. Коридор с мерцающим боковым светом, по которому его волокли, показался ему бесконечным, потом перед глазами мелькнула железная дверь, похожая на дверь хранилища в банке. Внезапно стало темно.

Энтони моргнул, пытаясь избавиться от окружившей со всей сторон черноты, но ничего не произошло. Уоллес швырнул его вниз, и он покатился по лестнице, чувствуя себя мешком с костями. Каким-то чудом он не свернул себе шею, ударился головой, на мгновение потерял сознание, но практически сразу пришел в себя. Его вела мысль о том, что Кристи жива и что он нужен ей, нужна его помощь, но он ничего не мог разглядеть. Он больше не видел даже смутных очертаний фигур или контуров собственного тела.

Сколько Энтони себя помнил, он всегда боялся ослепнуть. Один из его страхов воплотился наяву, и справиться помогли лишь мысли о ней. Энтони пополз вперед, исследуя рукой поверхность пола перед собой. Каждое движение давалось с большим трудом, а сил становилось все меньше и меньше. Он надеялся только, что не отключится раньше, чем найдет Кристи. Ему показалось, что прошли часы, прежде чем в прямом смысле наткнулся на неё. Её кожа была холодной и влажной, дыхание — прерывистым, а пульс практически не прощупывался.

«До чего ты довел её, чертов ублюдок?!»

— Кристи, — хрипло позвал Энтони: губы по-прежнему пекло от недостатка воды, а горло будто протерли наждачной бумагой, — Крис…

Он завалился на бок, прикоснулся рукой к её лицу, убирая налипшие пряди. Он ни на что не годен сейчас, абсолютный балласт. Под касанием его рук Кристи едва уловимо вздрогнула и судорожно выдохнула, издав свистящий звук. Энтони казалось, что он может чувствовать её боль, и от этого он мучился гораздо сильнее, чем от осознания собственного бессилия.

Он придвинулся к ней ближе, чтобы почувствовать её дыхание, убедиться, что она действительно жива. Резкая боль пронзила шею, и Кристи вцепилась руками в его плечи с отчаянной силой. Будь Энтони в силах сопротивляться, вряд ли ему удалось бы вырваться из её хватки, становящейся сильнее с каждой минутой. По краю сознания скользнула мысль, что если ему суждено умереть в кошмаре, не приходя в себя, это могло бы быть нечто более быстрое. Например, падение с небоскреба или пьяный водитель. Может быть, он уже умер, а все происходящее не более чем вариация Ада. Специально для журналиста, склонявшего медиумов и разоблачавшего сверхъестественные байки.

Она с силой оттолкнула его, и Энтони отлетел в сторону, рухнув на спину. Невольно потянулся рукой к шее, и по усилиям действие сейчас было сравнимо с подъемом приличного веса штанги. Он прижал ладонь к шее, чувствуя, как кровь струится между пальцами. Конечно же, это бред, Кристи умерла, она не могла выжить с такими ранениями. Энтони читал про подобные шутки сознания. Оно берет последние и самые сильные воспоминания и играет ими по собственному желанию в проекции на состояние человека.

Уоллес, разговор с ним, подвал, где он нашел Кристи — нереальны. Он медленно умирает в жутком реалистичном сне. Энтони чувствовал, что сердце бьется все медленнее, что он слабеет, холод сковывал движения. Попытался пошевелить пальцами, но ни рук, ни ног больше не ощущал, и не стал сопротивляться затягивающей пустоте небытия. Энтони подумал, что больше уже не проснется, и действительно был этому рад.

 

— 13 —

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Хилари удалось заснуть только под утро, несколько часов промелькнули, как один миг. Её разбудила невысокая полноватая медсестра с крашеными светлыми волосами. Она протянула ей стаканчик с таблетками и воду.

— Миссис Стивенс, выпейте это и собирайтесь. Я буду сопровождать вас.

Женщина стояла над ней и уходить не собиралась, а Хилари не планировала пить эту дрянь. По ощущениям уровень адреналина в крови просто зашкаливал, но эффект препаратов никто не отменял. Ей же сегодня как никогда нужна ясная голова.

— Вы так и будете здесь стоять? — раздраженно поинтересовалась она и оборвала себя на продолжении неприязненных мыслей. Вдруг эта женщина — та самая, лекарства должны придать ей сил, а она спустя несколько мгновений вручит ей пропуск?

— Вы должны выпить это, — как робот повторила медсестра, — пожалуйста, не заставляйте применять силу.

Хилари бросила быстрый взгляд за дверь и увидела там охранника, по габаритам больше напоминающего шкаф внушительных размеров, чем человека. Это уже повод себя уважать.

— Не надейтесь, — язвительно процедила она, — цирк дальше по коридору.

Это была любимая фраза Джеймса, слова «дальше по коридору» в ней были величиной постоянной, а первая часть фразы — переменной. Хилари одним движением опрокинула в себя таблетки, запила их водой и демонстративно отставила посуду, с вызовом глядя на женщину.

— Откройте рот, — приказала медсестра. Хилари подчинилась, и та убедилась, что она в самом деле проглотила лекарства.

— Собирайтесь.

— Над унитазом тоже будете рядом со мной прыгать? — огрызнулась она, поднимаясь. Прозвучало глупо и по-детски, но Хилари не удалось справиться со своим раздражением. Такие люди постоянно напоминали ей о том, что она здесь пленница на уровне крысы. Интересно, что же за человек вызвался помогать Заку и как он затесался в такую компанию?

Медсестра ничего не ответила, посторонившись, глядя прямо перед собой, и Хилари поспешно прошла в ванную, где пятнадцать минут стояла под душем, приходя в себя. Она сильно нервничала, а утренний визит надзирательницы с конвоирами уверенности не добавлял. Вариантов у неё оставалось немного: справиться с собой или сразу отправляться на заклание.

В коридорах сегодня было необычайно тихо, на этажах выставлены дополнительные посты охраны. Все, что Зак говорил вчера, сегодня казалось фантастической идеей, самообманом. Как ей пройти мимо такого количества вооруженных людей, даже если у неё будет униформа и пропуск? На время эксперимента корпус будет закрыт как изнутри, так и снаружи. Он говорил, что её выведут. Но у кого есть такие полномочия?

В сопровождении медсестры и двух охранников Хилари прошла к лифту. Оказавшись запертой в стальной коробке, она сделала вид, что смотрит сквозь стену. На самом деле Хилари смотрела на панель управления, где была всего одна дополнительная кнопка. Подземный этаж. Она уже была здесь, на обследовании у «доктора Менгеле».

Конструкция у лифта была солиднее, чем у кабины общего пользования. Двери при принудительной блокировке можно открыть разве что прямым попаданием из базуки. Хилари почувствовала, что её начинает едва ощутимо трясти. Выступил противный липкий пот, холодный, и от этого становилось ещё более неприятно. Лифт плавно шел вниз, а она про себя считала секунды, чтобы не сорваться. Господи, как же страшно!

Она никогда не была религиозна, но сейчас готова была повторять любые молитвы. Если бы только от них был прок. Она обхватила себя руками, стараясь не слишком поддаваться панике. Хилари не могла выбросить из головы мысли о Заке и обо всех, кто останется здесь. Даже люди, которые шли в лаборатории по доброй воле, больше не вызывали у неё раздражения. Она понимала, что в глубине души ни один из них не может быть спокоен, занимаясь чем-то подобным. Не ей их судить.

Сопровождающие остались у лифта, а Хилари и её надзирательница прошли через просторный холл к двери, отрезавшей последний путь отступления.

— Проходите, миссис Стивенс, — кивнула она, и Хилари шагнула следом. На какой-то миг ей показалось, что в пропасть. Внутри лаборатории было очень тихо, за каждой из закрытых дверей сейчас творилась своя история. По привычке она отмечала каждую камеру и расположение постоянно петляющих коридоров.

Хилари пыталась справиться со своими эмоциями, чтобы достойно пройти через все и не сорваться, когда медсестра резко остановилась.

— Сюда.

Электронный замок негромко пискнул, и она оказалась в просторной комнате с минимальной обстановкой, напоминавшую её палату в первом крыле. У кровати, ссутулившись, спиной к ним стоял высокий человек в белом халате, делая пометки в планшете.

— Доктор Беннинг, ваша последняя пациентка. Я ещё нужна?

Медсестре самой не терпелось смыться отсюда как можно скорее, и Хилари испытала некоторое подобие внутреннего злорадства. Трясется за свою задницу из последних сил. Слабо оказаться на передовой во время эксперимента?

В следующий момент реальность раскололась на две части. В одной осталась Хилари-наблюдатель, которая смотрела на все со стороны, в другой — Хилари-непосредственная-участница-событий. Неизвестно кому из них сейчас было хуже.

— Нет, Эмбер, — ответил мужчина знакомым, ставшим для неё родным голосом. — Можешь идти, я закрываю этаж на время эксперимента.

Он повернулся к ней, несколько неуверенно вглядываясь в лицо. Когда медсестра вышла, протянул ей руку ладонью вверх. Хилари показалось, что из неё одним ментальным ударом выбили весь воздух. Она попятилась назад и остановилась только тогда, когда прижалась спиной к двери. У неё не получалось выдавить из себя ни слова. Когда первый шок миновал, и Хилари снова обрела способность мыслить здраво, ей стало не по себе. Не столько из-за осознания происходящего, сколько из-за боли, которая отразилась на его лице. Зак медленно опустил руку, отворачиваясь к столу.

— У нас мало времени, Хилари.

Его план с самого начала был рабочим. Он действительно мог вывести её отсюда, потому что был главным в этом аду. Руководитель медицинского отделения. Возможно, вторая персона после Вальтера. Хилари могла предположить, что он ввязался во все это из-за своей болезни, и что неоднократно пожалел. Но даже это не отменяло того, на какой риск он шел, помогая ей сейчас. Она в несколько шагов преодолела разделяющее их расстояние, обнимая его со спины.

Зак замер, будто ожидал не объятий, а пощечины, а потом резко повернулся и притянул её к себе. Да, он обманул ее, скрыл собственную роль в аттракционе неслыханной жестокости, но его чувства к ней это не отменяло. Его забота, нежность были искренними. Хилари испытывала то же, а все остальное казалось мелким и незначительным.

— Я могу стоять так целую вечность, но тебе действительно нужно поторопиться, если все еще хочешь покинуть эксперимент.

— Я не хочу, — выдохнула она, — моя жизнь за твою… Для меня это слишком.

— Сможешь, — Зак ласково, как маленькую девочку, погладил ее по волосам. — Я буду рад, если ты окажешься на свободе.

— Мне не нужна свобода без тебя. Он всех вас уничтожит, как только я рот раскрою.

— Я хочу, чтобы ты выбралась отсюда. Пожалуйста, Хилари, — это прозвучало как просьба. Настойчивая, но просьба. Вот только понимал ли он, о чем просит на самом деле? Хилари отлично помнила беседу с Вальтером и ощущения от этого типа, а ещё лучше — то, что ей предшествовало. Поэтому сейчас она отрицательно покачала головой.

— Хилари, послушай, — он заключил ее лицо в ладони, невольно заставляя смотреть в свои глаза. — Я читал личные дела всех, кто оказался пациентом на Острове, и выбрал тебя. У тебя получится, Хилари. Ты боец по натуре, ты не сдаешься и идешь до конца.

Хилари глубоко вздохнула. Она станет его разочарованием, но решение уже принято. На одной чаше весов её жизнь, на другой — его. Выбор очевиден.

— Я останусь здесь, — твердо повторила она, — делайте, что должны, доктор Беннинг.

— Я видел, что случилось с Люком, — севшим голосом объяснил он. — Я не хочу потерять тебя.

— С Люком? — Хилари похолодела. — Умирающий ребенок принимал участие в эксперименте?

Она сползла по стене и закрыла лицо руками. В своей другой жизни Хилари насмотрелась всяких ужасов, но жестокость, творящаяся здесь, не имеет границ.

— Он прожил бы немногим дольше, чем ему пообещали, — Зак сел рядом, привычно обнимая ее. — Люк был первым, кому ввели новый вирус. Мы получили существо, живущее на инстинктах. В нем не осталось ни капли разума, хотя в каком-то смысле мы его спасли. Вирус уничтожил болезнь, которая убивала его.

Хилари вздрогнула, представив себе, что случилось с мальчиком. То же самое произойдет и с ней, если она останется. То же или нечто пострашнее?

— Хилари, ты не можешь этого желать, — Зак отнял ее руки от лица, сжимая их в ладонях. — Я знаю, что ты хотела бы оказаться на свободе, чтобы эти эксперименты прекратились. Пожалуйста, одумайся.

В его голосе было столько тоски и отчаянья, что ей стало не по себе.

— Ты бы ушел на моем месте? Зная, что всех оставшихся соберут в камерах и уничтожат, как делали в концлагерях? До твоего появления я почти смирилась с тем, что никуда отсюда не денусь, и не собираюсь покупать себе свободу такой ценой.

Зак хотел возразить, но она приложила палец к его губам, целуя в щеку. У них остались последние минуты, и Хилари не хотела терять их в бессмысленном разговоре. Пока ещё она не кровожадный монстр, и может смотреть на него с любовью, а не с утробным желанием разорвать горло, чтобы насытиться. Кто знает, что будет через час.

— Хилари, мы теряем драгоценное время, — начал было он, и в этот момент едва уловимо пискнул передатчик внутренней связи, лежащий на столе. Она не сразу его заметила, миниатюрное устройство, похожее на Bluetooth-гарнитуру для мобильных телефонов. Зак поспешно одел его и ответил. Хилари не могла слышать, что ему говорят.

— Хорошо, — пробормотал он, с сомнением и недоверием глядя на нее.

— Что? — улыбнулась Хилари. Ей казалось непростительной глупостью омрачать последние мгновения рядом с ним неприятными мыслями, и безумно хотелось, чтобы он тоже отбросил все сомнения и наслаждался временем, оставшимся у них. Зак неуверенно улыбнулся в ответ, хотя в глазах его читалось беспокойство. Он был напряжен, сжимая её руку в своей.

— Тебя сняли с участия в эксперименте. Пока не знаю почему.

— По мне так это хорошая новость.

Хороших новостей здесь не бывало, но Хилари сочла, что немного оптимизма не помешает. Зак и без того на взводе, вот-вот сорвется, оно и неудивительно.

Она весело улыбнулась и взъерошила его волосы. Главное, что с ним все будет в порядке, а с остальным можно справиться.

 

— 14 —

Солт-Лейк-Сити, США. Июнь 2013 г.

Некогда здесь располагался архив Ордена Солт-Лейк-Сити и подвальные помещения для содержания уже не представляющих никакого интереса кровососов. Образно выражаясь, выгребная яма для потенциальных трупов. Отжившее свое существа в подвалах дожидались кремации. Все, что здесь оставалось от измененных — горсти пепла.

Никакого солнца, исключительно технологии высоких температур и старый-добрый огонь, ведущий свою историю от начала времен. Когда-то, до развития технологий, приходилось сжигать тела вручную. Джеймс отмахнулся от картины сваленных в единую гору тел, спустя несколько минут превращающихся в гигантский адский факел. Слишком живой была картина, не похожей на фантазию, скорее на воспоминания. Он покачал головой, отбрасывая эти мысли.

Здание находилось в отличном состоянии, все системы работали. Электричество уже успели отключить, но мощные генераторы по-прежнему были на ходу. Оно пустовало. После того как съехали сотрудники «похоронного бюро», никто не рвался перекупать его и строить свой новый бизнес на костях в окружении призраков. Это было очень кстати, потому что мотаться по стране с полуживой измененной и полумертвым журналистом, к тому же, похищенным, было бы весьма проблематично.

Джеймс не был уверен, потянут ли генераторы систему кремации, но периодически руки так и чесались проверить. Измененная оказалась до одури живуча и тем самым не вызывала ничего, кроме раздражения и желания исправить это как можно скорее. На неё не действовали стандартные яды, приходилось колоть ей транквилизаторы дозами, способными свалить слона. Они тормозили её и пресловутую регенерацию, которая тем не менее шла, вытягивая из Коул последние силы.

Джеймс следил за всем, что происходит в подвале, и не испытывал ни малейшего сожаления по поводу безвременной кончины Энтони Хартмана. Она его в прямом и переносном смысле загрызла. Моральные терзания, которые её настигнут в те недолгие дни, что ей остались, были небольшим, но все же утешением. Сам журналист тоже был полон сюрпризов. В момент захвата Коул он дрался так, будто был одержим бесами или временно одолжил её способности.

Во время последнего разговора Джеймс решил дать ему шанс, вколов стимулятор и попытавшись воззвать к голосу разума. Хартман его разочаровал и отправился на корм своей подружке. Интересно, что испытывал журналист в последние моменты своей никчемной жизни? Вспоминал ли о том, что сказал ему Джеймс? Хотел ли все изменить, повернуть время вспять, чтобы только оказаться от своей «возлюбленной» как можно дальше?

Вряд ли журналист успел что-либо подумать. Тварь просто порвала ему артерию в попытках выжить.

Когда Джеймс брался за это расследование, он и предположить не мог, что судьба снова сведет его с измененной. Он импровизировал, но впервые за долгое время чувствовал уверенность в том, что все что происходит — правильно. Он на верном пути, интуиция и чутье никогда его не подводили. Разумеется, он прикончит её. Возможно, есть и другие, затаившиеся до поры до времени. Рэйвена и Вальтера он тоже уберет. Их никто не станет судить за то, что они натворили в выторгованные обманным путем у судьбы годы жизни.

Следом он избавит эту планету от Марии Вороновой и идиота Торнтона, но это уже после того, как вернет Хилари. Джеймс подозревал, что все не закончилось вместе с повальной гибелью стада кровососов и оказался прав. Остались выжившие, и они спят и видят, как бы вернуть все обратно. Вот от них-то и стоит почистить мир, потому что рано или поздно они этого добьются, с помощью таких слизняков, как Торнтон. Чтобы спасти собственную задницу, профессор и ему подобные готовы доверить смертельное оружие в руки чертовых тварей.

Джеймс бросил взгляд на часы, и снова вернулся к созерцанию двух неподвижных тел. Долгожданный телефонный звонок заставил его отвлечься от мониторов.

— Твою супругу отстранили от участия в эксперименте, но она действительно находится у Вальтера, — без предисловий произнес Рэйвен.

Джеймс не удивился. Он подтвердил его теорию, ниточка привела его к Хилари. Её исключили из числа подопытных. Хорошая новость. Она жива, и он вытащит её, чего бы это ни стоило.

— Его не интересует девчонка? — поинтересовался Джеймс. — Ты сказал ему, что она на последнем издыхании, что я всажу в неё всю обойму, и что её столь бесценная для его экспериментов кровь ему не достанется?

— Очень интересует! — воскликнул Рэйвен с таким энтузиазмом, будто был лично заинтересован в измененной. — Вальтер не доверяет мне после того инцидента в России. Он поставил мне условие. Либо я привожу всю троицу через три дня, либо я труп, а твоя жена вернется в загон для кроликов, — он перевел дыхание и продолжил. — Они вводят им новый вирус, Стивенс. Подозреваю, без Торнтона у них не ничего не получается. Ничего хорошего.

«Она и так продолжит участие в эксперименте», — подумал Джеймс. Вальтер оставил Хилари на крайний случай. На самый крайний, если Рэйвен все же настолько туп, что ему не удастся вытряхнуть Беатрис и Торнтона из их норок через Авелин. Значит, аргумент был недостаточным. Придется поднапрячься, и для этого Рэйвен мог бы ему пригодиться. Он приведет ему Беатрис.

Одна девчонка — всего лишь возможный козырь, но их якобы бесценный профессор — полная победа. Выманить Торнтона получится только на Беатрис. Вальтер не дурак, и если он слышал его имя, то поймет, что им придется найти компромисс. Или вместо исходных материалов для рабочего вируса он получит три аккуратно упакованные головы, которые сойдут разве что для чучел в его кабинете. В теории он и так их получит, и свою собственную для полной коллекции, но пока придется немного поиграть с гадом. Сделать вид, что он готов на все ради спасения Хилари.

— Приведи ко мне Беатрис, потом поговорим, — сказал он, — не хочу давить, Рэйвен, но мне нужно знать, что мы на одной стороне. Думаю, ты понимаешь. Считай это своеобразной проверкой.

Рэйвен знает, кто он, и теперь спит и видит, как от него избавиться. Для начала стоит усыпить его бдительность и вытащить Воронову на свет. Когда Рэйвен приведет её, он сам станет слабым звеном. Измененную все равно надо чем-то кормить.

— Она мне звонила, — сухо ответил тот. — Ты получишь подтверждение, Джеймс. Ты покормил Коул?

— Хартман пошел в расход, — успокоил его Джеймс, — на этот счет можешь не переживать. Предлагаю тебе прямо сейчас заняться своей подружкой. Времени у нас в обрез, как ты понимаешь.

— До связи, — угрюмо произнес Рэйвен. Ему было тяжело плясать под чужую дудку, но придется привыкать. Не стоило давить на него слишком сильно, но давать слабину перед такими как он, ещё опаснее.

Джеймс хмыкнул и дал отбой, бросил взгляд на мониторы. Измененная и тело Хартмана на удивление гармонично смотрелись рядом. Он взял со стола шприц и упаковку транквилизаторов, поднялся. Надо вкатить ей очередную дозу, пусть дальше смотрит кошмары. Ему же предстоит как следует подготовиться. Единственная слабая точка Рэйвена — самоуверенность. Мозгами, силой и реакцией бывший измененный не обделен. С Беатрис будет на порядок сложнее, потому что она нужна ему живой.

 

— 15 —

Голоса, доносящиеся из темноты. Запахи. Холод.

Для Авелин время остановилось. Она словно блуждала в густом тумане потустороннего, сквозь который иногда пробивалась реальность. Прошлое, настоящее и возможное будущее смешались воедино, представляя собой конгломерат её жизни.

Беатрис держала её на руках, когда она была совсем маленькая, и вот уже ей сообщают, что Дерек разбился. Улыбка Энтони превращается в гримасу на губах сероглазого убийцы. Она запомнила его, этот мужчина охранял Торнтона в доме под Санкт-Петербургом. Воспоминания ускользали вместе с последними ниточками жизни, и Авелин бессильно цеплялась за самое больное. Боль — признак того, что ты все ещё жив.

Беатрис подарила ей жизнь, но от своей отказалась. По собственной воле, когда считала, что Авелин умерла. Она позволила Сильвену принести мать в жертву благих намерений. Он говорил, что все только ради спасения Беатрис. Что он знал о спасении…

Чувства пытались пробиться сквозь пустоту полузабытья. Изо всей вереницы проблесков Авелин более-менее четко запомнила лишь один: когда очнулась и почувствовала рядом с собой человека. Первыми пробудились инстинкты, ее дикая сущность. Если бы не дрессировка Сильвена, на уровне подсознания включающая самоконтроль, для него все закончилось бы быстро и плачевно.

Несколько глотков крови вернули разум, привели в чувство. Авелин почувствовала запах Энтони, ощутила знакомое, родное тепло. Она с силой оттолкнула его, спасая от самой себя и снова провалилась в темноту, из которой не было выхода. Блуждая по лабиринтам беспробудного сна, она увидела свет. Свет исходил от человека, высокого, с пшенично-рыжими волосами и смешинками, сияющими в глубине ореховых глаз. Свет стремительно таял, он протягивал к ней руку, пытаясь дотянуться.

«Помоги мне, Крис».

Энтони. Энтони, которого она убила в момент безумия истерзанного зверя. Усилием воли Авелин вытолкнула себя в реальность, собирая последние силы. Она чувствовала его присутствие, где-то поблизости и тянулась к нему, пока не нашла. Было слишком поздно. Благодаря обостренным инстинктам Авелин могла слышать биение сердца своей жертвы, его хрип, чувствовать запах крови. Под собственными ледяными пальцами угасающей струйкой жизни вился нитевидный пульс. Энтони умирал.

Авелин тыльной стороной ладони провела по щекам, стирая слезы. Последний раз она плакала по своей «смерти» спустя несколько десятков лет. Когда поняла, что натворила, случайно столкнувшись с Беатрис на одной из улочек Стокгольма.

Она снова облажалась. Пришла за Энтони, чтобы спасти, но в итоге стала причиной его смерти. Именно она втянула его в неприятности, подпустив к себе. Мысль раскаленной спицей пронзила сердце. Она не смогла уберечь человека, которого полюбила. Дерека убило небо, а Тони — она сама.

Сильвен во время своих тренировок испытывал ее на прочность и позволял многое, но у него было единственное основное правило, которое он вбивал в голову Авелин. Никогда и не при каких обстоятельствах не делиться своей кровью с другими. Он показывал, в кого превращаются измененные, лишенные должной поддержки и обучения.

Авелин своими глазами видела жестоких, обезумевших созданий, напоминающих истинные порождения тьмы. Он рассказал, каким уязвимым становится измененный, обремененный заботой воспитания своего подопечного, объяснил, что не всем везет так, как ему и ее матери: выжить и сохранить себя, остатки своей человеческой личности.

Авелин раз и навсегда отказалась от мысли поделиться частичкой себя с кем бы то ни было. До встречи с Дереком блок прочно сидел у неё в голове, но сейчас все изменилось. Связь между измененными по первой кровной линии сродни настоящей любви. Разве не это чувство связывало ее с Энтони? Она хотела, чтобы он разделил с ней жизнь и любовь. Настолько, что была готова рискнуть.

О вирусе, который уничтожил практически всех измененных, она слышала достаточно много. Он убивал за несколько дней, как в свое время чума — людей, поэтому и получил свое название. Существовал и антидот, который в свое время спас жизнь её матери.

Авелин догадывалась, что первое и второе неразрывно связаны с задумками Дариана, но озвучить свои мысли было некому. Сильвен не отзывался, а встреча с Беатрис оказалась слишком короткой. Авелин удалось избежать печальной участи измененных, и спасла её уникальность, отменившая воздействие на организм всех ядов для измененных, губительное влияние ультрафиолета и прочих прелестей. Особенность, ставшая спасением или проклятием.

Но что её кровь сделает с Энтони, если она попытается его изменить? Авелин была уверена, что не выйдет отсюда живой, но сейчас было не до философии. Ее любимый человек прощался с жизнью на холодном полу в грязном подвале. И если существует даже самый небольшой шанс, то рискнуть стоило. Сэт говорил, что её кровь способна не только возродить расу измененных, но и послужить ключом к созданию новой цивилизации.

— Когда ты говорил, что не вирус в моей крови делает меня сильнее, что ты имел в виду?

— Я говорил о том, что вамп… Ваша раса — нечто иное, принципиально новое, чуждое нашему миру. Я не сразу это понял, но когда бился над созданием вируса, заметил, что что-то не сходится. Все знакомые алгоритмы не работали. Я убил на проверку формул кучу времени, но понял, что не там ищу ошибку. Дело в вашем генетическом коде… А если быть точным — в твоем генетическом коде.

— Почему именно в моем?

— Потому что ты родилась первой, Авелин. Ты первая и пока что единственная в своем роде. Все изменения встроены в твою ДНК. Я допускаю, что в крови Беатрис и любого измененного действовал некий микроорганизм, стремящийся к симбиозу и перестраивающий носителя к идеальным условиям собственного существования. Чтобы как следует в этом разобраться, мне нужна твоя кровь, лаборатория и хороший спонсор. Все, что пока есть в нашем распоряжении — ты, живая и невредимая, избежавшая заражения во время чумы измененных.

— Значит, я никого не смогу изменить?

— Думаю, сможешь.

— Почему?

— Потому что симбиотический микроорганизм из твоей крови никуда не делся. Он просто, как бы это помягче выразиться…

— Мутировал.

— Именно. К чему я все это, Авелин… Ты не человек и не измененная.

— Ага, новинка. Ограниченный выпуск.

Если бы не их разговор перед отъездом, Авелин вряд ли решилась бы.

Она разорвала ногтями ладонь и накрыла руку Энтони. Медленная регенерация не позволила ране быстро затянуться. Авелин с силой вонзила ногти в кожу Тони, смешивая их кровь. На это ушли все силы, и она почувствовала, как рука соскользнула на пол. Она вряд ли сумеет удержаться на грани сознания до того, как станет понятно, удалось ли вырвать Энтони из лап смерти.

Сквозь полузабытье услышала скрежет, шаги, ощутила присутствие другого человека. Сероглазый, это был его запах. Он вколол ей очередную дозу транквилизаторов и поднялся.

Авелин испугалась, что он заберет Энтони, но напрасно. Убийца перешагнул через него, оставив лежать на полу лицом вниз. Она услышала удаляющиеся шаги, а следом снова пришел туман без света, звуков и запахов.

 

— 16 —

Париж, Франция. Ноябрь 2011 г.

Разум отказывался воспринимать увиденное. Их было не меньше сорока, собранных в одном помещении. Тех, кого принесли умирать. Принесли, приволокли, притащили, потому что многие уже не могли идти сами. Проклятый Орден, должно быть, работал на износ, но впервые в жизни Беатрис не считала его бесполезным.

Информация о странных нападениях на людей поступала изо всех уголков мира. До этой осени Беатрис была безмерно далека от потенциальной возможности смерти, но сейчас измененные по всему миру умирали сотнями: быстро, но страшно. Один за другим отказывали все органы, на последней стадии рвались сосуды. При нулевой регенерации смерть наступала мгновенно, но мучений, которые они испытывали, Беатрис не пожелала бы даже злейшему врагу.

Чума пришла чуть больше недели назад, первые случаи были зафиксированы в Штатах, Мексике, Бразилии. Европа получила фору, и только благодаря этому Беатрис была до сих пор жива, хотя и почти наверняка заражена. Им не оставили времени и возможности изучить болезнь, выявить инкубационный период и патоген. Те, кто считали себя неуязвимыми к любому человеческому вирусу, оказались на грани вымирания в считанные дни. Заразу окрестили чумой измененных.

Быстрее всех погибали измененные после пятидесяти и до сотни. Откровенная близость смерти в прямом смысле сводила их с ума, и в свои последние дни они отрывались, как могли. Кто-то набрасывался на людей прямо на оживленных улицах, другие сводили счеты с жизнью весьма оригинальными способами.

Желтая пресса, блоггеры и религиозные общины говорили о долгожданном конце света, о каре небесной. И даже не догадывались, как они близки к истине, вот только апокалипсис зацепил мир людей всего лишь обломком острой грани. На планете истекала кровью целая раса, а человечество ничего об этом не подозревало.

Впервые в жизни Беатрис сожалела о своем решении разорвать все контакты с Сильвеном, но изменить это уже не представлялось возможным. Авелин сообщила, что с ней все в порядке. Она на тот момент жила в Штатах, и если бы ей грозило заражение, это бы уже произошло. Беатрис понимала, что кровь её дочери, возможно, ключ к спасению. Понимала, но никогда в жизни не поставила бы Авелин под угрозу.

Обезумевшие, утратившие надежду измененные порвали бы дочь на части, узнай они о её существовании. Беатрис оправдывала себя тем, что времени на разработку какой бы то ни было мало-мальски эффективной вакцины все равно нет. Ей самой оставалось жить несколько дней максимум. Первые симптомы она обнаружила у себя утром, и с той минуты для неё шел обратный отсчет. Как ни странно, молодняк оказался более стойким, чем те, кому уже перевалил полувековой рубеж. Пока что не было ни единого случая выздоровления, но Беатрис предполагала, что такое возможно.

Собственная уязвимость угнетала. Так глупо, в век передовых технологий и развития медицины и фармации оказаться на грани вымирания, не суметь ничего предпринять. Пожалуй, достойное наказание за гордыню. Они слишком упивались собственной неуязвимостью, чтобы предположить возможность такого развития событий. Измененным были не нужны лаборатории, потому что болезни и старение их не волновали. Если кто и знал, как с этим справиться, так это босс Сильвена, который чуть больше года назад официально вернулся в мир живых. Выйти на него самостоятельно не представлялось возможным. Дариан лично выбирал свое ближайшее окружение, остальным путь был закрыт.

Беатрис грешила на него, привязывая все происходящее к личной выгоде гада. Зачем ему уничтожать целую расу, прародителем которой он являлся?! Она не знала ответа на этот вопрос, но могла предположить, что в собственных интересах он легко и беззаботно уничтожит всю планету. Слишком мало времени у нее оставалось, чтобы получить ответы, но в одном она была уверена точно. Если кому-то и удастся выжить, их мир уже никогда не будет прежним. Кто-то возьмет на себя ответственность, полетят головы, но это не отменит всего произошедшего, останется шрамом на сердце планеты. Навсегда.

Все, что ей сейчас оставалось — помогать пока еще живым, которые не впадали в меланхолию и не громили все вокруг, и изолировать остальных. Для неё уже все кончено, но Люку придется жить в этом мире, когда все закончится. Он снова останется один.

— И это ещё только начало, — устало произнес Кантор, сбрасывая руку умирающего мужчины с подлокотника, чтобы устроиться поудобнее. Тот никак не отреагировал. Кантору было около ста пятидесяти, они познакомились на улицах Парижа в первые-последние дни.

Беатрис не знала, занимался ли кто-нибудь еще тем же, чем они. Все произошло слишком быстро. Им повезло оказаться в одном месте в одно и то же время, и они делали все, на что были способны на пределе сил. В девятнадцатом веке дом принадлежал семье Кантора. Родители переехали поближе к Парижу после его изменения и гибели брата. Наследников у них не осталось, и дом переходил из рук в руки. Не так давно он купил его, чтобы начать новую жизнь. На деле вышло, чтобы встретить смерть. В гостиной, столовой и холле сейчас вперемешку лежали умирающие измененные и остывающие тела.

От осознания этого по коже шел мороз.

— Мы много сделали сегодня, — глухо отозвалась Беатрис.

— Слово завтра меня сейчас пугает.

Они работали втроем. Кантор, она и Люк, который отказался сидеть, сложа руки. Люк знал о ней все с самого начала, и его это абсолютно не смущало. Не побоялся он и оказаться в самом эпицентре смерти, категорически пресекая любые попытки Беатрис оградить его от происходящего.

Кантор продолжал работать несмотря на то, что вирус практически сделал свое дело, едва держась на ногах. Беатрис пыталась отправить его отдохнуть уже второй час, но он отказывался. Она запомнила его, как последнюю связь с миром измененных, того, кто был рядом в угасающие дни цивилизации, о которой многие даже не подозревали.

Привлекательный, немного худощавый мужчина — изуродовать его не удалось даже подступающей смерти, с темными волосами до плеч и карими-глазами, выделяющимися на бледном усталом лице.

— Умереть я всегда успею. Сейчас хочу сделать все от меня зависящее, чтобы спасти тех, кого могу.

Он имел в виду людей, которым может помочь, заперев сходивших с ума измененных. Что же касается смерти, она стояла за дверью с косой наготове. Они все заражены.

— Я немного передохну, — произнесла Беатрис, ободряюще кивнув Люку. Он не отходил ни на шаг, с тревогой вглядываясь в её лицо. Про себя она подумала, что, должно быть, неважно выглядит. Она родилась человеком и умрет человеком, все правильно. Все так и должно быть.

— Не возражаешь, если я покурю? — Кантор покачнулся, и стал заваливаться набок. Беатрис подбежала к нему, поддерживая. Ни говоря не слова, протянула пачку сигарет и зажигалку. Она присела напротив него, на край кресла, в котором лежала девушка-измененная без сознания. На обескровленном лице, шее и по всему телу четко проступали нити сосудов. Её дыхание — хриплое и прерывистое, говорило о том, что она скорее всего умрет, не приходя в себя.

Они с Люком приехали в Европу полторы недели назад. Беатрис давно обещала ему увлекательное путешествие, но два билета во Францию купила именно в октябре две тысячи одиннадцатого. Она планировала показать ему все европейские страны, а после обязательно побывать с ним в России.

Люк сам просил её о последнем. Он очень хотел посмотреть город, где она родилась и выросла, пройтись вместе с ней по улицам Петербурга. Теперь ничего этого не будет. Никогда.

— Кто он тебе? — спросил Кантор, когда Люк вышел на кухню за водой. — Если это не слишком личный вопрос.

— Слишком. Он мне как сын.

Смысла хранить секреты больше не было. Скоро она умрет, а Люк останется один на один с этим. От таких мыслей становилось страшнее, чем от зловещего фантомного дуновения могильного холода.

— Я вернулся сюда, чтобы начать все сначала. Почти все свое время потратил на поиски и планы мести, а в итоге…

Кантор усмехнулся, и, перехватив её вопросительный взгляд, продолжил:

— Моего брата убили измененные, в Маскаре. По стечению обстоятельств тоже братья, Риган и Захари Эванс. Мы были молоды и полны надежд, война сводила с ума и будоражила. Кровь все-таки пролилась, но бессмысленно, глупо… жестоко. Я влюбил в себя женщину, уговорил изменить меня, потом начал поиски. Хотел убить одного на глазах у другого, как они поступили с нами. Выследил их, нашел… И ничего не сделал. Потому что понял, каким был идиотом.

— Что такого случилось, что ты так внезапно переменил свое мнение?

— Я полюбил.

Беатрис понимающе кивнула.

— Она тоже была измененной, — продолжал Кантор. Слово «была» прозвучало однозначно. Беатрис дотянулась до него и накрыла его руку своей. Вдохнула дым собственных вишневых сигарет, почувствовала, как першит горло. Давненько она не испытывала таких ощущений.

— Я похоронил её рядом с домом. Три дня назад, до того как встретил вас. Я хочу быть рядом с ней. Сделаешь это для меня, Беатрис?

Беатрис молча кивнула. Все происходящее казалось безумным марафоном смерти. Земля стонала от такого количества единовременно обрывающихся жизней. Ей до безумия хотелось найти Авелин, обнять и просто слушать биение её сердца до тех пор, пока собственное не остановится. Но она понимала, что это нереально и вряд ли Авелин будет в восторге от прощаний. Кроме того, она обещала Люку, что останется рядом с ним, и сдержит данное ему слово. Вместе с сотнями тысяч других закончится и её собственная история, и об этом не узнает никто.

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Беатрис сдавила виски, пытаясь унять головную боль и озноб. То ли она подхватила какой-то мерзкий человеческий вирус, то ли просто простыла. А может быть, чувствовала состояние Авелин на расстоянии. Ей хотелось бы в это верить. Хотелось думать, что она жива. Она помнила слова Рэйвена о том, что её тюремщик настроен серьезно, и не могла не думать о том, кого предпочла забыть. О Дмитрии.

Возможно ли, что этот человек тоже некогда был в Ордене? Как он оказался рядом с её дочерью и во всей этой истории?

Сильвен не включил телефон и не перезвонил, отрезая последнюю надежду на помощь. Беатрис снова начало трясти и она завернулась в одеяло, пытаясь понять, что же делать дальше. Из-за температуры мозг отказывался соображать. Практически сутки бездействия, за которые с Авелин могло случиться все, что угодно. Она даже не знает, с чего начать, где искать. Земной шар, который казался слишком тесным, сейчас представлялся ей бесконечным масштабным лабиринтом с чередой запутанных следов.

Как им удалось выйти на неё?! Лютер умел составлять маршруты и рассчитывать отходные пути. Это была его специализация.

Беатрис снова и снова прокручивала в памяти номер, который получила вместе с вакциной. Вакциной, которая спасла ей жизнь в тот момент, когда она уже ни на что не надеялась и готовилась умереть на руках у Люка. Она порвала бумажку в мелкие клочки, но номер, как назло, впечатался в память. В знакомом почерке слышались привычные интонации Сильвена: то ли насмешливо-снисходительные, то ли галантно-издевательские.

«Захочешь поблагодарить — позвони».

Беатрис тряхнула головой, закашлялась и снова потянулась за телефоном.

«Куда ты к чертям запропастился, когда ты так нужен»?

Мелодия звонка заставила её вздрогнуть.

— Исключительно из особого расположения к тебе, я решил помочь.

Услышав издевательские нотки в голосе Рэйвена, Беатрис разом вспомнила все колоритные слова родного языка, отличавшиеся меткой точностью характеристик, подходящих этому уроду. Она не перечислила их потому что утратила дар речи и пожалела о том, что не обладает даром ментальных убийств.

— Дольше ты думать не мог? — процедила она. — Где. Моя. Дочь.

— Тебе это не понравится, Беатрис.

— Рэйвен, твою…

— Она в руках Бостонского Палача.

— Недоносок! — прошипела Беатрис, чувствуя предательскую дрожь в пальцах. Её самые худшие опасения подтвердились. Авелин действительно в руках бывшего сотрудника Ордена. Не какого-то там рядового полевика, а убийцы, положившего десятки измененных. Она на ходу пресекла панику, начинавшую набирать обороты. Худшее, что можно сделать в такой ситуации — поддаться старым страхам, позволить им полностью завладеть тобой. Беатрис перевела дух и спросила уже спокойнее:

— Ты выяснил, где она?!

— И да, и нет. Он скормил Авелин её любовника, теперь у неё есть время. Но я понятия не имею, что у него на уме.

На этот раз Беатрис высказала Рэйвену все, что думает про него, не стесняясь в выражениях. Если орденский хлыщ вытащил Авелин из укрытия через ее парня, тот был ей безумно дорог. И ублюдок додумался бросить ей его в качестве пищи, когда она в таком состоянии. Беатрис с трудом выкинула из мыслей картину, в которой сжимает руки на шее орденца, вырывает позвоночник через горло и заталкивает ему в задницу.

— Рэйвен, ты уже пару минут говоришь, и все не по делу. Познакомь нас, и я сама у него спрошу.

Джордан выдал ей инструкции по-прежнему спокойным тоном и попросил поторопиться. Беатрис не дослушала его излияния о скорой встрече, нажимая отбой и поднимаясь с кровати. Голова кружилась, а тело то становилось феерично-легким, то тяжелым, неповоротливым. Она быстро запихнула в рюкзак документы и самое необходимое. Наплевать на то, что она идет в ловушку. Нужно добраться до Авелин, оторвать голову орденскому ублюдку, набить морду Рэйвену и вытащить дочь. Всего-ничего. Благо, в самолете будет время подумать, как все это провернуть.

 

— 17 —

Солт-Лейк-Сити, США. Июнь 2013 г.

Стивенс назначил встречу на заброшенном складе в Солт-Лейк-Сити, и Рэйвен подозревал, что Палач никуда не денется из города. Путешествовать с раненой измененной весьма проблематично. Они втроем вышли в полуфинал игры на опережение, и ему нужно оказаться в финале. В его случае выиграть — не значит оказаться первым. Рэйвен рассчитывал использовать взаимную ненависть Палача и Беатрис, а самому остаться в стороне. По опыту предыдущих лет Джордан знал, что если кто-то пустил в твою репутацию славу недалекого неудачника, её можно и нужно использовать в собственных целях.

Он встречал Беатрис в аэропорту. Темперамент этой женщины варьировал между фурией и котенком, и Рэйвен предполагал, что на этот раз ему придется несладко. Он не ошибся. Первое, что сделала Беатрис вместо приветствия, это сжала руку в кулак и с силой ударила в лицо. Идущая рядом девушка ойкнула, на них начали оборачиваться. Джордан отрицательно покачал головой, встретив взгляд полицейского, вытащил носовой платок, прижимая его к носу. Оставалось надеяться, что он не сломан. Злость на него придавала ей сил, и Рэйвен с силой сжал локоть Беатрис, увлекая её за собой.

— Первое: в следующий раз я отвечу. Второе: у нас нет лишнего времени, чтобы заполнять полицейские протоколы. Мы друг друга поняли?

— Катись к дьяволу, Рэйвен.

— Мы как раз к нему едем.

Беатрис не ответила, быстрым шагом направляясь к выходу. Он мог только предположить, какие чувства её сейчас обуревают. Знать, что твоя дочь в руках Палача и целиком и полностью зависеть от другого человека — врагу не пожелаешь. Рэйвен не испытывал ни толики сочувствия. Она мучила его без малейших угрызений совести.

У выхода их ждала машина. Рэйвен открыл дверь, но Беатрис демонстративно обошла её, села с другой стороны. Пожав плечами, Джордан устроился рядом.

— Подозреваю, ты не откажешься от дозы-другой стимулятора, которыми так гордились орденцы.

Беатрис метнула на него свирепый взгляд, но Рэйвен его изящно проигнорировал.

— Не стоит винить меня в своих бедах. Другой на моем месте и пальцем бы не пошевелил после твоей выходки.

— Или ты сейчас заткнешься, или я лично прибью нимб к твоей голове.

— Или ты сменишь тон, дорогая, или пешком пойдешь изучать достопримечательности Солт-Лейк-Сити, — не остался в долгу Джордан.

Водитель остановил в небольшом переулке и Рэйвен кивнул, предлагая Беатрис выйти. Они прошли дворами в полном молчании, поднялись по железной лестнице к синей двери с облупившейся краской. Джордан достал ключ и отпер её, изнутри повеяло сыростью и холодом. В длинном коридоре прерывисто мерцали две лампы дневного света, освещая глухие тупики забитых проемов. Он шел, не останавливаясь и не оглядываясь, зная, что Беатрис следует за ним. У неё просто не было выбора.

Сразу за поворотом была единственная комната, где их уже встречал Кейси-коротышка. Свою кличку парень получил за рост в полтора метра. Рэйвен приветствовал его коротким кивком.

Здесь было светлее и ещё прохладнее. Вдоль стен выстроились длинные ряды стеллажей с лекарственными препаратами, за ширмой — импровизированная операционная. Рэйвена передернуло от мысли, что кто-то всерьез может пользоваться его услугами. У парня было и второе прозвище. Кейси-акушер. Его специализацией стали подпольные аборты.

Тот внимательно посмотрел на Беатрис, вручая ему упаковку с ампулами и шприц.

— Не уверен, что ей стоит колоться в таком состоянии.

Проигнорировав его замечание, Беатрис вырвала из рук Рэйвена шприц и ампулы.

— Антисептик в твоем гадюшнике есть?

Пока она делала себе инъекцию стимулятора, Джордан внимательно рассматривал её. Выглядела Беатрис и впрямь неважно. Белая, как мел, с темными кругами под глазами, на лбу выступили бисеринки пота. Сейчас в ней с трудом угадывалась жалкая тень соблазнительной женщины. Она больше напоминала зацикленного на идее фанатика-наркомана, который готов идти до конца за дозу. Можно было бы списать её состояние на тревоги и недосып, но у Кейси глаз наметан. Ей действительно паршиво.

Впервые за все время Рэйвен почувствовал слабый укол совести, но отмахнулся от него. Он обеспечит ей полную боевую амуницию, а остальное дело техники. Палач — профессионал, но не хотел бы Рэйвен оказаться на его месте перед разъяренной Беатрис.

— Если бы не я, она была бы уже мертва, — произнес Джордан, когда они вернулись в машину.

— Если бы не ты?! — прошипела Беатрис. — Если бы ты пристрелил его сразу, было бы гораздо проще.

Она выдохнула, будто пыталась обрести контроль. Рэйвен никогда не пробовал орденские стимуляторы, но слышал о них. Эти препараты позволяли сражаться с измененными в возрасте нескольких десятков лет на равных. Побочный эффект у чудесных стимуляторов тоже имелся. Наркота как она есть. На силу и выносливость подсаживались, и многие таким образом сгорали, изнашивая свой организм. С другой стороны, редкий орденец умирал собственной смертью.

Рэйвен догадывался, что Палачу не нужны были катализаторы ненависти в борьбе с измененными.

— Расскажи, что ты о нем знаешь, — коротко бросила Беатрис.

Данных на парня было не так много. Рэйвен собирал их из всевозможных источников, к которым только имел доступ через свои связи.

— Джеймс Стивенс появился как чертик из табакерки в начале две тысячи одиннадцатого. Начинал свою карьеру в России, не спрашивай почему — я не знаю. Потом перебрался в Штаты и обосновался в Бостоне. За полгода работы отправил в мир иной почти полсотни наших. Никогда не брал пленных, убивал на месте. От себя могу добавить, что он далеко не глуп, но крышу подлатать ему не помешает.

— Насколько я помню, его история закончилась, когда свои же сдали Палача серьёзной группировке молодняка. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Предполагалось, что ему там оторвали голову и предварительно прочие части тела. Каким образом ему удалось выжить?!

— Его выпустили из Ада за идеальное соответствие образу сатаны, — Джордан перехватил её убийственный взгляд, мгновенно становясь серьезным. — Он умудрился просочиться в мою команду через Халишера. У него из-под носа вы с Авелин увели Торнтона.

— Это тот сероглазый ублюдок?

— Да, это он.

Беатрис не ответила и всю оставшуюся дорогу они проделали в полном молчании. Рэйвена устраивала такая ситуация. Он не на ее стороне, напомнил себе Джордан. Беатрис всего лишь приманка и пешка, которой предстоит пройти через минное поле за королевой.

Местность в окрестностях Солт-Лейк-Сити идеально подходила для квестов на выживание. Есть где прятаться, есть где ставить ловушки. В таких ситуациях все решала импровизация, реакция и умение быстро принимать решения. Беатрис придется выложиться на полную, чтобы спасти свою бесценную Авелин. Ему же предстоит лишь наблюдать. Он готов был поставить на неё. Две сотни лет опыта, стимуляторы, бронежилет, оружие и ярость матери. У Стивенса практически нет шансов.

Рэйвен в последний раз бросил на неё быстрый взгляд: лицо по-прежнему отмечено бледностью, но держится она значительно лучше, чем ещё пару часов назад. Ветер трепал её волосы, и Джордан вспомнил, как они вдвоем поехали на ночную прогулку на яхте. Беатрис вытянулась струной, кончиками пальцев касаясь поручней и подставляя лицо свежему морскому ветру. У него сорвало планку от одного вида её обнаженного тела. В ту ночь она принадлежала только ему, и это было бесподобно.

Рэйвен заколебался, даже притормозил у машины, преграждая ей путь, но в этот момент Беатрис бросила на него взгляд, полный уничижительного безразличия, граничащего с презрением. Взгляд, в очередной раз разрушивший все, что можно.

— Побудешь немного приманкой? — он протянул ей руку.

Беатрис сжала кулак, и Джордан поднял ладони вверх в знак отступления.

Они подошли к заброшенному двухэтажному складскому комплексу, и он открыл дверь, пропуская её вперед. По их договоренности с Палачом, этот жест будет гарантией, подтверждающей их сотрудничество, и тот не станет стрелять.

Они спокойно вошли внутрь склада. Просторное пустое помещение, стены покрыты грязью и ржавчиной, сразу у входа — лестница, ведущая наверх. Небольшой коридор на втором этаже, заканчивающийся запертой дверью, проверить которую взялся Рэйвен. Напряженный взгляд Беатрис говорил о том, что она пытается осознать, в чем подвох. Площади слишком большие, чтобы пускать газ. Периметр отлично просматривается. Взрывчатки тоже на первый взгляд замечено не было, разве что под очень хорошей маскировкой. Да и взрывать их слишком опасно. Они не измененные с ускоренной регенерацией и могут не выжить. Сам Рэйвен понятия не имел, какое представление готовил им Палач, но был уверен, что Стивенс намерен взять их живыми.

Спустившись вниз, Рэйвен прислонился к стене, потому что у него внезапно закружилась голова и замутило. Причин на то не было, разве что переутомление и недосып. Джордан мысленно выругался на свой организм, вздумавший выделываться именно сейчас. Он потер виски, сделал пару глубоких вдохов и шагнул вперед. Потолок, пол и стены замелькали перед глазами, тасуясь подобно колоде карт, меняясь местами. Рэйвен рухнул на пол, понимая, что не может пошевелиться, с трудом втягивая в себя воздух. Звук открывшейся двери и два выстрела, слившиеся воедино — последнее, что он услышал перед тем как потерять сознание.

 

— 18 —

Джеймс не был разочарован. Рэйвен не выставил посты на позиции и не привел за собой хвост. Он действительно опасался лишиться измененной, и был прав. В другой ситуации подобная самонадеянность граничила бы с глупостью, но Рэйвен оказался умным малым и прекрасно понял, что попытайся он нарушить правила, Коул ему не видать, как своих ушей.

Конечно, он мог попытаться вытрясти из Джеймса информацию о её местонахождении, но получил бы большой выразительный кукиш. И дохлую девицу, потому что кормить её стало бы некому. Рэйвен рассчитывал договориться мирным путем, и сделал хороший выбор. Хороший, но неправильный. Верного варианта решения задачки для него не существовало. Джеймс собирался отправить его вслед за Хартманом.

Главная его цель — Мария Воронова. Рэйвен наверняка раскрыл своей даме сердца о том, с кем ей предстоит встреча, и Джеймс постарался воспроизвести для себя ход её мысли. Она станет искать ловушки и просчитывать варианты. Ловушки определенного типа, и контрмеры сможет принять соответствующие.

Здесь уже на него работала его собственная репутация орденца. Измененные считали их предсказуемыми, делающими упор на грубые силовые методы, стимуляторы в крови и оружие. Ловушка действительно была, но всего одна, и она была стара, как мир. Именно с помощью этого средства ему удалось похитить Энтони Хартмана. Достаточно всего лишь одного рукопожатия и крохотной царапинки. Спустя несколько минут — легкое головокружение и тошнота, потом ты теряешь способность двигаться и отключается сознание.

В отличии ото всех похожих ядов, у этого доработанного и проверенного средства, нет отвратительного эффекта паралича, который приводит к мгновенной смерти. Раньше его использовали, чтобы немного притормозить буйный нрав измененных. Действие длилось недолго, но времени вполне хватало, чтобы вколоть транквилизатор и отправить монстра смотреть прекрасные сны.

Стивенс, не отрываясь, смотрел на секундную стрелку на часах. За ручку брался Рэйвен. Значит, стрелять ему придется в Беатрис. Сложная задачка, потому что она нужна живой, но он постарается. Когда стрелка завершила очередной полный круг, Джеймс пошел вперед. На этот раз он считал шаги. Одним резким движением распахнул дверь и выстрелил. По всем его расчетам она не должна была успеть среагировать, но Воронова оказалась слишком шустрой.

На удивление времени не было. Плечо обожгло, и Джеймс инстинктивно отпрянул назад, укрываясь за дверью. Вовремя, потому что сразу последовали второй и третий выстрелы. Стивенс мысленно выругался. Надо же было так сплоховать! Словить пулю и дать твари фору. У неё в запасе оставалось несколько патронов. Если, разумеется, она не прихватила с собой оружие Рэйвена или запасную обойму. Тогда дела обстоят ещё хуже.

Он покосился на карман куртки, в котором лежал шприц с дозой транквилизатора. Продержаться надо не так долго — пули он тоже смазал раствором приятных сновидений. Проверить, была ли она ранена, не получится, придется импровизировать.

Джеймс прислушался. Воронова вела себя тихо, изнутри не доносилось ни единого шороха. Это единственный выход со склада, поэтому все, что ему оставалось — ждать.

Очередной выстрел и резкий скрежет металла, быстрые шаги. Он выдохнул и одним движением метнулся от двери к стене, нажимая на курок. Стрелять в таком маневре всегда приходится вслепую, но даже короткая перебежка может стать последней, если не удастся опередить противника. Ответа, как ни странно, не последовало. Джеймс бросил быстрый взгляд внутрь. Под таким углом хорошо видны были ноги Рэйвена, распластавшегося у стены, но Беатрис поблизости не наблюдалось. Ещё один беглый осмотр в таком ракурсе показал пути отступления Вороновой. Дверь на втором этаже зияла темнотой проема.

Тварь стреляла в замок, и вошла внутрь. На мгновение Джеймс снова испытал разочарование. Она сама загнала себя в ловушку. Пусть Беатрис вдоволь гуляет по второму этажу. Когда надоест, ей придется вернуться. Он её встретит с распростертыми объятиями.

Плечо начинало неметь, а следом и предплечье, вплоть до локтевого сгиба. Стивенс проверил патроны в револьвере — осталось ещё четыре, сделал шаг в сторону, чтобы увеличить себе угол обзора. В момент, когда он отделился от стены, раздался звон бьющегося стекла, и Воронова прыгнула на него сверху.

Джеймс успел только поднять голову и выстрелить, уходя в сторону. В следующий момент все тело уже пронзило страшной болью, револьвер отлетел в сторону, а они оба покатились в пыль. Вот теперь он достаточно хорошо её рассмотрел: перекошенное от ярости лицо, зеленые глаза, в которых светится ненависть. Даже сквозь неё отчетливо виден страх за дочурку. Джеймса передернуло от странного ощущения дежавю, поэтому первый удар он пропустил.

Она била в лицо, но второй раз её рука, сжатая в кулак, скользнула уже по каменно-земляной крошке. Ногами Джеймс отбросил её назад, мгновенно поднимаясь. Беатрис молнией метнулась к нему, а следом в больное плечо пришелся удар такой силы, что Джеймс взвыл. Её маневр дорого ему стоил. Тварь била с такой силой, словно продала душу дьяволу за возвращение своих талантов измененной. На мгновение ему показалось, что из него вытряхивают внутренности, и что это конец. Что он проиграл.

Судьба снова повернулась к нему лицом: Джеймс заметил пробитый рукав её блузки, и это придало ему сил. Значит, все-таки ранена. Каким чудом она до сих пор на ногах, можно было только догадываться. Не иначе как раздобыла где-то стимуляторы, и не пожалела себя, засадила несколько доз подряд. Стивенс позволил ей насладиться собственным преимуществом, нащупав под рукой камень. Он знал, что у него будет всего один шанс, поэтому ждал момента, чтобы бить наверняка.

И он наступил. Джеймсу показалось, что был слышен хруст её костей. К сожалению, это было не так. Он бил с расчетом причинить боль, дезориентировать, но не раскроить ей черепушку. С силой отшвырнул Беатрис в сторону, не теряя ни мгновения, поднялся, оказавшись лицом к лицу с ней.

Не сказать, что это было просто, но гораздо приятнее, чем просто воткнуть в неё шприц с транквилизатором. Выглядела Воронова паршиво: кровь из рассеченного лба заливала скулу и глаз, она пошатнулась, но удержалась на ногах. По всей видимости, яд начинал действовать. Джеймс усмехнулся, когда она, уже не вполне координируя свои движения, снова бросилась на него. Увернувшись, следующую атаку он оборвал сильным ударом в лицо, бросая её на землю к своим ногам и не без удовлетворения отмечая сдавленный крик. Если бы Воронова не была нужна ему живой, он подарил бы ей быструю смерть.

Надо было предположить, что она способна на нечто подобное, его просчет. Джеймс, привыкший к такому раскладу при работе с измененными, никак не мог ожидать подобного от человека. Окна второго этажа склада находились на высоте трех метров. Для измененной такой прыжок был как для ребенка на батуте, но не для Беатрис, которая могла свернуть себе шею. Сейчас Джеймс и сам ощущал на себе эффект так называемых стимуляторов, и адреналин требовал выхода. Воронова попыталась подняться, и он не отказал себе в удовольствии несколько раз с силой ударить её ногой, опрокидывая лицом в пыль.

Счет для Беатрис шел на секунды. Ещё немного, и она не сможет ни шевелиться, ни говорить. Джеймс поморщился, доставая из кармана шприц с транквилизатором, вколол ей и только после этого с трудом разогнулся, морщась от боли. Левая рука практически полностью онемела, все тело болело, наступать на правую ногу было проблематично. Наверняка полно трещин в костях.

Вот же тварь.

— Живой ты своего выродка больше не увидишь, — произнес он, ногой переворачивая её на спину, — но это недолго будет тебя мучить…

Он осекся, увидев нацеленный на него его же собственный револьвер, который Воронова сжимала в руке. У неё дрожали руки, а перед глазами наверняка было несколько мишеней.

Мысль мгновенна, подобна вспышке. Сотые доли секунды, разделяющие её и выстрел, человек не способен уловить. В открывшееся временное окно последнего мгновения Джеймс думал не только о Хилари. Он думал о том, что не избавит мир от Кристи Коул, её мамаши и Торнтона. О том, что Вальтер будет коптить планету гарью своего существования на пару с Рэйвеном. Мгновение длиной в жизнь промелькнуло перед глазами. Бок обожгло болью, но Джеймс каким-то чудом удержался на ногах.

Он видел, как пистолет выпал из рук Беатрис и как она потеряла сознание. Тварь промазала, она зацепила его, но не убила. Ему повезло, но времени оставалось слишком мало. Он не успеет добраться до машины, где лежал антидот, даже если побежит. Сейчас Джеймс был способен разве что ползти в вертикальном состоянии. Все же он сделал шаг вперед. Ещё и ещё один. Подумал, что не успел проверить Рэйвена на наличие маячка. Все пошло не по плану.

Тошнота и сильное головокружение впрыснули в сознание наркотик безразличия, который только-только начинал действовать. Он пошатнулся и остановился. Первый приступ миновал, и Джеймс двинулся дальше. Следующий, уже более сильный, накрыл спустя несколько минут, и его повело вправо. Он снова попытался удержаться на ногах, но не смог. Лежа на спине, Джеймс думал о том, каким ярким сейчас кажется солнце по сравнению с темнотой, в которую он падал. То ли он забыл о том, что нужно дышать, то ли вместо дыхания выходили сдавленные хрипы. Последней пришла мысль о том, что он не справился.

 

— 19 —

Кристи. Её запах.

Глухое биение собственного сердца и неровный, едва уловимый ритм совсем рядом.

Энтони пришел в себя внезапно и резко, разом выныривая из темноты небытия, в которой находился последние несколько дней. Воспоминания о кошмарах остались, но они были далекими и нереальными, как если бы это произошло в прошлой жизни. Ему казалось, что все это время он был на грани жизни и смерти. Но что происходит сейчас? Энтони чувствовал себя выспавшимся, полным сил, и это обескураживало.

Энтони решительно не понимал, что случилось. Словно кто-то выдернул его из реальности и отправил в параллельный мир. Туда, где развитие событий происходит в совершенно ином ключе. Он помнил, что умирал, но проснулся более живым, чем когда-либо. Несмотря на темноту, он спокойно ориентировался в пространстве по слуху и запахам. Было и ещё кое-что. Дикий голод. Последнее отлично вписывалось в рамки воспоминаний. По его подсчетам, самое малое он не ел дня три, а то и больше.

Он потянулся и сел, не ощущая ни малейшего дискомфорта. Склонившись над Кристи, провел рукой по её волосам, негромко позвал по имени. Она издала полувздох-полувсхлип, и Энтони вопреки всякой логике улыбнулся. Она жива, а он чувствует себя значительно лучше, чем во время предыдущего пробуждения. Значит, стоит попытаться выбраться отсюда. Уоллес наверняка поджидает где-нибудь наверху, вооруженный до зубов, но с этим вполне можно разобраться. Психопат готовится ко встрече с обессиленным человеком, и его ждет сюрприз.

Энтони бросило в дрожь от предвкушения, а следом он ощутил прилив сил и дикий, пьянящий восторг. Осознание собственных эмоций привело в замешательство, но лишь на мгновение. Реальность вокруг пришла в движение и менялась. Он все воспринимал иначе. Слышал даже движение крови по венам Кристи, тонкие внутренние хрипы.

Энтони поднялся, и даже не удивился, когда понял, что может стоять на ногах. Обойти камеру по периметру заняло не так уж много времени. Выход отсюда действительно был только один, вверх по лестнице к двери, которой мог позавидовать бункер ядерной защиты. Энтони убедился в её прочности, когда попытался открыть. Вероятнее всего, она держалась на монументальных штырях, уходящих в стены, пол и потолок. Его больше поразило то, что под его усилиями дверь содрогнулась.

Он вернулся назад и опустился рядом с Кристи на пол, постарался отрешиться от голода, лишавшего возможности мыслить здраво. Они оба живы. Каким-то чудом им удалось выжить.

Энтони помог Кристи приподняться, устраивая на своих коленях, стянул куртку и укутал её. Здесь было ощутимо холодно, но он не чувствовал себя замерзшим. Сырость и промозглость воспринимались, как досадное приложение к более чем неприятной, но временной ситуации. Словно кто-то щелкнул переключателем, и исход больше не казался Энтони предопределенным. Он собирался выбираться отсюда, а не умирать.

— Тони, — услышать её голос стало истинным облегчением. — Тони, прости меня.

Она потерлась щекой о его руку, и Энтони прислонился к стене, чтобы у Кристи была возможность устроиться удобнее. На нем, а не на холодном камне. Сомнительной мягкости матрас из него получился, но вряд ли ей сейчас будет лишним человеческое тепло.

— За то, что вел себя, как кретин? — усмехнулся он.

Ему стоило бы вручить медаль за идиотизм. Его скептицизм, реализм и самоуверенность сыграли с ним злую шутку, потому что в предложении Уоллеса о встрече он не разглядел и не почувствовал угрозы. За время работы Энтони не раз отказывал информаторам, зачастую — из соображений личной безопасности. Грош ему цена, если он так банально подставился и подверг опасности её жизнь.

— За то, что втянула тебя во все это, — голос Кристи был слабым. — И не рассказала с самого начала.

— Ты и сейчас не обязана ничего делать. Береги силы, Крис, — сказал он, погладив её по спине. Разумеется, он хотел знать, во что вляпался, но выяснять здесь и сейчас не собирался. Кристи сейчас дышать тяжело, не то чтобы говорить.

— Обязана, — мягко настояла она, откидывая голову назад и расслабляясь. — Из тебя получилась самая замечательная перина.

— Я не шучу, Крис. Не надо об этом. Вот выберемся отсюда, ты поправишься и раскроешь мне все, что можно. И что нельзя тоже, но это уже на твое усмотрение.

— А если мы не выберемся? — голос девушки дрогнул.

— Эй! — Энтони шутливо повысил голос. — Лично я тут умирать не намерен. Так что и тебе придется жить дальше. Ты не против, я надеюсь?

Он говорил уверенно, но странным ему казалось именно внутреннее ощущение собственной силы. Подобный подъем и представления о неуязвимости Энтони мог припомнить из молодости. Обычно они приходили после травки или щедрой дозы алкоголя. Позитивный настрой суть благо, но обстоятельства непреодолимой силы никто не отменял. Уоллес — психопат, и справиться с ним будет не так просто. Несмотря на вновь обретенные силы, у Энтони при мысли о нем шел мороз по коже. У всех есть уязвимые места, да и эффект неожиданности никто не отменял, на этом и придется играть.

— Я больше всего на свете хочу выбраться отсюда, — согласилась Кристи. — Особенно после того, как у меня получилось…

Ее голос оборвался тяжелым, надрывным кашлем. Энтони успокаивающе гладил её по волосам, прижимая к себе. Приступ оказался весьма неприятным. Самым странным образом он чувствовал её боль, рвущую на части собственные легкие.

— Отдыхай и набирайся сил. А я пока подумаю, как нам справиться с этим… агентом вражеской разведки.

— Ты ничего не помнишь? — она не послушалась его. — Что было перед тем, как ты проснулся?

Энтони нахмурился. В бреду ему мерещилось многое, и большинство его кошмаров заканчивались либо его, либо её смертью. Он и хотел бы обо всем забыть, но вряд ли получится. Даже если они справятся с Уоллесом и вырвутся на свободу, первое время сны у него будут весьма красочные.

Кадры воспоминаний казались смазанными, затертыми. Как сон, который пытаешься вспомнить, и не можешь.

— Псих нес какую-то чушь, когда я валялся наверху, сейчас даже точно не вспомню, что. Потом потащил меня к тебе, спустил с лестницы в виде кулька. Я ударился головой и потерял сознание. Бредил. Это все.

Рука инстинктивно потянулась к шее, и Энтони не без содрогания вспомнил последний из кошмаров. В нем Кристи бросалась на него, разрывая ему горло, и пила его кровь. Никакой раны на шее не было, разве что присохшая корка запекшейся крови. Наверное, он разбил голову, когда катился вниз по лестнице.

— Будет сложно, — пробормотала она. — Тони, послушай, мне нужна твоя помощь, чтобы прийти в себя. Но для начала ты должен выслушать все, что расскажу и решить, хочешь ли ты помогать мне.

Ее голос был серьезен как никогда, а рука сжала его ладонь с неожиданной силой. Энтони внимательно посмотрел на неё, ожидая продолжения.

— Я не та, за кого себя выдавала. — Он почувствовал тревогу в её голосе и в качестве поддержки легко сжал пальцы в своей ладони. — Мое настоящее имя Авелин де Шуази. Я немного старше, чем ты думаешь. У моего организма есть особенность, и за мной охотится много людей, желающих разобрать на кусочки. — Кристи снова закашлялась, но уже не так сильно. — Я знаю, что ты не веришь в такие вещи, Энтони. Но именно я тебя спасла, когда произошел взрыв в моем доме.

Он покачал головой и рассмеялся. Серьёзный тон, который Кристи задала перед тем как раскрыть «страшную тайну», практически заставил его поверить в то, что разговор будет не из легких. Она же всего лишь пыталась поднять ему настроение. Чувство юмора — отличный способ отвлечься даже в самой паршивой ситуации, поэтому Энтони решил подыграть.

— Много людей говоришь? Против армии я не потяну, конечно. Если только у меня тоже внезапно не откроется какая-нибудь… особенность.

— Тони, я бы тоже хотела пошутить, но не могу, — произнесла Кристи, и в её голосе слышалась обреченная усталость человека, дошедшего до грани. — Лучше я тебе покажу кое-что.

Она взяла его руку, легко коснулась губами запястья, проводя по нему кончиком языка. Энтони не успел ничего понять, когда запястье обожгла острая, рвущая боль. Хотел бы он, чтобы это было бредом или сумасшествием, но тогда пришлось бы отрицать саму реальность. Она пила его кровь с такой жадностью, как человек, оставшийся без воды в пустыне, припадает к роднику в оазисе.

Кристи отпустила его руку, и Энтони инстинктивно перехватил запястье, стремясь остановить кровь. Шок был настолько сильным, что даже боль от прикосновения к рваным краям раны казалась далекой. Спустя пару минут стало легче. Энтони не мог заставить себя разжать пальцы, сомкнувшиеся на собственной запястье подобно браслету наручников.

Кровотечение прекратилось. Он отметил это про себя, пытаясь справиться с непроизвольным слюноотделением. Не хватало ещё, чтобы его вывернуло наизнанку. Рана под ладонью покрылась тонкой коркой и начала чесаться. Энтони непроизвольно потер её, и сорвал только что засохшую кровь с неповрежденной поверхности кожи.

Разум ещё не оправился от поступка Кристи, как на него обрушился следующий выбивающийся из восприятия реальности факт. Едва уловимый запах крови, оставшийся в воздухе, сводил с ума. Собственный пульс стучал в висках набатом, и Энтони облизнул губы. Он готов был повторить её маневр и вцепиться в собственное запястье, только чтобы почувствовать вкус… Вместо этого он сильнее сжал собственную руку, практически до хруста, шумно и глубоко выдохнул, ощущая на месте раны небольшую неровность. Свежие шрамы, следы от её зубов.

— Вот моя особенность, — её голос уже не был таким слабым, как всего пару минут назад. — Теперь уже наша, Тони.

Она замолчала, и Энтони был ей благодарен. Он зацепился мыслью за её «наша». Это прозвучало интимно. Разум реалиста и скептика, привыкший все анализировать, сводить к логике и научным объяснениям, силился охватить произошедшее, но не мог. Спустя несколько минут борьбы с самим собой Энтони сдался. То, что он испытал, нельзя было отменить или затереть определением «невозможного». Он не настолько упертый в своем рационализме фанатик. То, что ты чего-то не понимаешь, ещё не значит, что «что-то» не имеет права на существование.

— Энтони, прости меня за это, — Кристи приподнялась и коснулась его лица ладонью. — Я не могла позволить тебе умереть.

— Как это произошло? Как это вообще возможно?! — в конце концов, он все-таки вытолкнул из себя два самых актуальных для него в настоящий момент вопроса. В самом деле, что ещё мог спросить Энтони Хартман.

— В моей крови неизвестная паразитическая форма жизни. Я передала ее тебе, когда ты умирал. Оно не убивает организм человека, а живет с ним в симбиозе. Когда возникают травмы, исцеление происходит в разы быстрее, чем у обычного человека. Ты уже ощутил на себе. С возрастом сила и выносливость повышаются, реакция становится лучше. Процесс старения замедляется, потому что идет постоянное обновление клеток. Оно обеспечивает себе и своему носителю бессмертие. Образно выражаясь.

— Но есть и кое-что кроме? — поинтересовался Энтони. — Как, например, мой голод. Сначала я подумал, что это связано с тем, что я не ел несколько дней, но когда почувствовал запах крови…

— Для того, чтобы поддерживать свой организм, тебе необходимо пить кровь. У меня почти получилось от неё отказаться. Раз в месяц, максимум два.

— К каким ещё бонусам готовиться?

— К пристальному вниманию со стороны людей вроде того, что нас сюда определил. Загорать у тебя тоже больше не получится.

— Я выйду на солнце и начну дымиться? Или, упаси Боже, сиять?!

Кристи издала странный смешок.

— Ни то, ни другое. Моя кожа реагирует на ультрафиолет, как очень светлая или близко к тому. Я сгораю практически мгновенно. Не знаю, как тебе, а мне неприятно постоянно ходить как вареный рак, поэтому я решила отказаться от загара в принципе.

— Твоя? А как у других?

— До недавнего времени я была единственной, Энтони. Те, кто были до меня, отличались. В каком-то смысле в лучшую сторону, в каком-то в худшую. У них была мгновенная регенерация, они были сильнее, быстрее и выносливее. А вот с ультрафиолетом у них было сложнее.

Энтони покачал головой. На сегодня с него хватит, дальнейший экскурс в новую жизнь лучше продолжить на свободе. Особенно вопрос, куда делись те, кто был быстрее, сильнее и выносливее. Что-то ему подсказывало, что ответ Кристи перечеркнет все плюсы разом.

— Меня не оставляет ощущение, что моя крыша решила взять выходной.

Жажда была вполне реальна, и сейчас, когда он получил объяснение, стала ещё сильнее. До этой минуты Энтони старался заглушить в себе чувство первобытного, животного голода. Безуспешно, но упорно. Сейчас он никак не мог отделаться от мыслей о сердцебиении Кристи. Энтони представил вкус крови — слегка солоноватый, почти ощутил её на языке и содрогнулся. Разум молил о передышке, угрожая вытряхнуть внутренности через рот за отсутствием в желудке хотя бы чего-нибудь, что можно переварить.

— С тобой все в порядке, Тони. Нам нужно отсюда выбираться.

Он поднялся и подал ей руку. Поразительно, но факт. Кристи действительно стало лучше. Он не мог её видеть, но сейчас она сама держалась на ногах, голос её стал более твердым, движения уверенными.

— Решишь после, хочешь ли меня поблагодарить или наоборот.

— Ты, по меньшей мере, три раза спасла мне жизнь. Где я тебе столько благодарности наберу?!

Ответить Кристи не успела. Свет ультрафиолетовых ламп ослепил. Энтони зажмурился, услышал звук открывающейся двери и два негромких хлопка. Он успел выдернуть дротик и рискнул приподнять веки. В глаза снова словно вонзились сотни мелким игл, реальность уже плыла, а движения стали слабыми и нескоординированными. Он подхватил Кристи, пошатнувшуюся и вцепившуюся в него в поисках поддержки, и вместе с ней сполз по стене вниз.

 

— 20 —

Ванесса Нортон наблюдала за тем, как люди Кроу переносят на борт частного самолета бесценный груз.

Изо всех невольных пассажиров больше всего досталось Беатрис. Даме повезло выжить, но дотянет ли она до Острова? Если нет, Он будет очень сильно разочарован. Его заинтересованность в Торнтоне Ванесса понять могла, но в привязке к этой женщине?.. Странное ощущение, поселившееся в глубине души вместе с неприятным холодком недоверия. Когда все только начиналось, они делали одно дело, но так ли это по-прежнему? Ванесса была не готова пустить все на самотек и наслаждаться результатами в том виде, в каком они выгодны ему. Договоренность была четкой и определенной.

Она не ввязалась бы во все это, если бы не отец. После его ареста Ванесса подняла все свои связи и использовала все возможные ресурсы, искала, требовала, умоляла и погружалась в такие пучины отчаяния, по сравнению с которыми Марианская впадина казалась жалкой лужей. Все её усилия оставались тщетны. Потом появился Он, и многое прояснилось. Его, подобно многим руководителям, перемололи жернова «Бенкитт Хелфлайн» и теневых лидеров, управлявших корпорацией.

Он отказался принимать такую участь. Не захотел быть жертвой, решил отомстить. У Него была Идея, у неё — деньги, но объединили их ярость, ненависть и отчаяние. Общие, адресованные вершителям судеб, именующих себя измененными. Сейчас им доступна была лишь жалкая участь изгоев, вынужденных скрываться и прятаться.

Глядя на девчонку, столь похожую на Беатрис, Ванесса испытывала странную смесь разочарования и удовлетворения. Она сцепила перед собой едва подрагивающие руки, наблюдая, как поднимается трап.

— Пойдемте. Мы здесь больше не нужны.

Ванесса перевела взгляд на мужчину, едва уловимо кивнула. Чуть выше её ростом, короткая, давно вышедшая из моды стрижка. На первый взгляд ничего примечательного, но в нём чувствовались сила и уверенность. Кажется, его звали Мартин. Мартин Штерн, помощник Кроу, нелепо облажавшегося и подставившего спину шестерке, который отбывал на Остров тем же рейсом. Она никогда не встречалась и не говорила с ним, но слышала в его адрес только лестные отзывы. Он характеризовал Кроу, как профессионала. Что лишний раз доказывает — не стоит переоценивать умственные способности человека, который умеет хорошо стрелять, сворачивать головы и избавляться от улик.

Сама Ванесса ни разу в жизни не держала в руках оружия, предпочитала применять силовые методы в особых случаях и делала это не своими руками. Он попросил её проконтролировать все происходящее лично, иначе она ни за что не покинула бы пятизвездочный отель в Сингапуре, где отдыхала с Риком, личным инструктором по фитнесу и по совместительству неплохим любовником.

Откинувшись на спинку сиденья, Ванесса устало потерла виски. Ей хотелось скинуть узкие туфли, деловой костюм и расслабиться в джакузи с теплой водой и мягкой пеной. До отеля ехать часа полтора, но все лучше, чем регистрация, залы ожидания, пересадка. Пожалуй, она останется в городе до завтра. Ванесса усмехнулась своим мыслям о том, что не готова наплевать на сон и отдых.

Ещё лет десять назад она и не заметила бы этого перелета. В свои тридцать восемь Ванесса могла похвастаться отличной фигурой, прекрасным состоянием кожи и неплохим здоровьем, но организм все же иногда давал сбой. Он ясно дал понять, что контроль над поиском Сэта Торнтона ложится на ее хрупкие женские плечи. Это напрягало бы немного больше, если бы не такой помощник, как Мартин. Штерн мог показаться обычным боевиком, если бы не цепкий хищный взгляд. Ванессе нравились умные мужчины, а Мартин был именно таким. Исходящая от него опасность только подогревала её интерес.

— Что скажете, Мартин? — устало и без особого энтузиазма поинтересовалась она. — Как нам найти пропавшего мальчика?

— Он найдет нас сам.

— Неужели? — удивилась Ванесса. Смелость или глупость Торнтона никак не вязались с тем образом, который помнила она.

— Именно.

Голова раскалывалась, и Ванесса с трудом пыталась собрать свои мысли.

— Я знакома с Сэтом Торнтоном, но не уверена, что мы говорим об одном человеке.

— Поделитесь личными ощущениями, — усмехнулся Мартин.

Ванесса нуждалась в собеседнике, который умел слушать и задавал нужные вопросы, не отвлекаясь на детали. Она помнила прием, на котором сопровождала отца. Торнтон был яркой звездой среди остальных, ему прочили великое будущее. Ванесса же увидела жалкого человека, настолько увлеченного своим делом и зацикленного на собственных успехах, что ничему и никому кроме в его жизни просто не было места.

— Он был фанатом собственной гениальности. Машина для генерирования и реализации идей. — Ванесса говорила тихо, но была уверена, что мужчина слышит каждое ее слово. — В рапорте написано, что он потерял голову из-за этой женщины, Беатрис. Я бы на вашем месте не возлагала на это особых надежд.

— Насколько я уяснил из его дела, у Торнтона появилась тайная страсть. Своеобразный фетиш и все, что с ним связано. Женщины расы измененных. Что в принципе неудивительно, если принимать во внимание его знакомство с некоей Дэей. О ней вы наверняка слышали?

— Я от этого безмерно далека, и не переживаю по этому поводу. Вы считаете, что он действительно мог привязаться к… Марии Вороновой?

Второе имя потерялось в забвении усталости на несколько секунд. Она подумала, как прекрасно будет оказаться в личном люксе, стянуть с себя одежду, принять ванну и выпить бокал вина. Но отдых казался неосуществимой мечтой, а дело Торнтона по-прежнему висело над её головой дамокловым мечом.

— Я охотно поверю в то, что Торнтона интересовали измененные, — пробормотала она, — они уникальны по природе своей. Поражаюсь, что он сам не попросился в команду Вальтера.

— Его интерес вполне определенного характера, — взгляд Мартина задержался на её декольте, после чего скользнул по губам и вернулся на уровень глаз. Теперь он смотрел на неё в упор. — По этому принципу для работы подбирали Марию Воронову. На мой взгляд, она с задачей отлично справилась.

— Воронову? Ах, да. — Ванесса почувствовала первые признаки легкого раздражения. Тема измененных всегда действовала на неё, как знамя тореадора на быка. Они меняли имена и личины, жизни и судьбы. И, чтоб им гореть в Аду, не только свои. — Целиком полагаюсь на ваше экспертное мнение, — усмехнулась она, выдержав откровенный взгляд Штерна.

Ей вдруг стало интересно, каков он в постели. В образ прекрасного отдыха добавились новые сцены. Говорят, у рыжих огненный темперамент, и Ванесса оправдывала эту характеристику по всем пунктам. Она считала себя более чем привлекательной и не стеснялась использовать понравившихся ей мужчин для обоюдного наслаждения. В случае с Мартином секс наверняка будет восхитительным и запоминающимся.

Годы отметили лицо Ванессы лишь легкими морщинками в уголках темно-серых глаз, а в остальном кожа, усеянная россыпью веснушек, по-прежнему оставалась в идеальном состоянии. Что и неудивительно, ухаживать за собой с ранних лет вошло у неё в привычку.

— Договорились, — привычно усмехнулся Мартин, отвернулся и какое-то время молча смотрел в окно. Ей хотелось, чтобы он сделал первый шаг. Мужчины, которые прячутся за женщинами даже в инициативе, Ванессу никогда не привлекали. — Вам стоит отдохнуть, — он словно умел читать мысли и делал все так, как нравилось ей, — я зайду к вам завтра утром, чтобы согласовать план дальнейших действий.

«Теперь это так называется», — подумала Ванесса и удовлетворенно улыбнулась. Женское самолюбие получило большую сдобную плюшку с корицей, от которых она в последнее время вынужденно отказывалась. Не хватало ещё повесить себе пару лишних килограмм на бедра.

— Договорились, — повторила она его ответ.

Мартин попросил водителя остановить и вышел, а Ванесса сбросила лодочки на высоком каблуке, последние пару часов больше напоминавшие испанские сапоги, с наслаждением потянулась, закинув ноги на место, где только что сидел он. Вот оно, истинное блаженство!

 

— 21 —

Испания. Конец XIX века.

Беатрис дожидалась его на побережье.

Летняя ночь обещала быть душной. Ветер, идущий с моря, не приносил облегчения. Она сомневалась, что что-то в мире способно принести ей покой. Встреча с Авелин была случайной, и Беатрис второй раз пережила боль потери, которая, как ей казалось, начинала ослабевать. Первую радость от сознания того, что Авелин жива, полностью поглотил выжигающий душу огонь. Тот самый, который со дня «гибели» дочери пылал внутри.

Сейчас Беатрис ощущала себя пустой. Она не знала, зачем назначила встречу. Ей нечего было сказать Сильвену, потому что внутри остались лишь пепел и сажа.

Он подошел к ней и встал рядом, появившись практически из ниоткуда, как всегда. Когда-то Беатрис это казалось забавным. Как и многое, связанное с ним. Сильвен и Авелин были для неё родными и все, что имело к ним отношение, вызывало в её душе светлые и теплые чувства.

«Что же ты натворил?» — хотела спросить она, но поняла, что подавится собственными словами. Беатрис промолчала, но Сильвен услышал.

— Это был компромисс, — его голос звучало безразлично. Гораздо равнодушнее, чем она могла себе представить. Беатрис ничего не почувствовала. Как если бы очередной удар пришелся в мертвые ткани. — В обмен на твою жизнь. Дариан не из тех, с кем можно поступить подобным образом без последствий. Данные на тебя сохранились в Ордене. Он предложил мне два варианта. Убить тебя или убить для тебя Авелин. Прости, но я не смог выбрать первое.

— Очень жаль.

Что-то предательски шевельнулось в душе. Давно забытое и стертое за десятками лет жизни в мире без Авелин. Беатрис без сожаления отмахнулась от него, как от ничего не значащей ерунды. Когда-то она готова была душу продать за искренность с его стороны, и этот разговор мог иметь продолжение. Когда-то она любила его. В темноте, поселившейся в её душе, больше не было места этому чувству, благодарности, или даже ненависти. Беатрис предполагала, что рано или поздно это сменится отчаянием, злобой, яростью, но тот момент ещё не настал. Она хотела бы вцепиться в него и трясти до тех пор, пока безразличие не прорвется слезами отчаяния, но не пошевелилась. Все её существо сжалось в единый комок неприятия.

— Я расскажу о нем немного, чтобы ты могла понять. Возможно, не сейчас, но со временем. Когда-то он создал нас и немногим позже — Орден для того, чтобы держать молодых в страхе. Они занимались теми, кто был ему неугоден с таким рвением, что святая инквизиция могла бы брать у них уроки. Не скажу, что в восторге от такого решения, но без Ордена мир превратился бы Ад за пару лет, — Сильвен помолчал и продолжил, — не каждый способен принять вечную жизнь. Лишь немногим удается справиться с такой ношей. Кто-то начинал убивать, устраивать оргии и вакханалии, другие создавали культы имени себя и планировали полностью перевернуть мир людей. Последними занимался я и мне подобные. Они исчезали без лишнего шума, но в определенных кругах весьма показательно.

— Для чего ему Авелин? — она не ожидала, что спросит, но слова вырвались сами.

— Авелин уникальна. Она не восприимчива к любому известному яду для нас. Она может гулять под солнцем, и пренебрегать кровью в течение долгого времени. Дариан предполагает, что она будет стареть. Едва уловимо, но все же будет, в отличие от нас.

— Как и он сам?

На лице Сильвена впервые за все время их знакомства отразилась тень сомнения. Похоже, этот вопрос мучил его уже давно. Беатрис подумала, что триумф был слишком кратковременным, чтобы успеть им насладиться. Навалившееся равнодушие лишило её последнего удовольствия.

— Не говори, что ты об этом не думал. Он выглядит старше, чем любой из нас, — продолжила она, — мы оба знаем, что все измененные в своем развитии останавливаются в момент полного созревания.

Это действительно было так. Изменение приводило к тому, что человек будто застывал в идеальном для собственного организма состоянии. Измененный в более зрелом возрасте понемногу молодел. Измененные дети вырастали, становясь зрелыми. Молодость была отличительной чертой их всех. Но не Дариана. Он выглядел лет на сорок, или близко к тому. Беатрис отчетливо помнила красивое, холеное лицо, каждую его ненавистную черточку.

— Тебе лучше не задаваться этим вопросом, если ты хочешь жить. И уж тем более не говорить об этом вслух.

— А если не хочу? — усмехнулась она. — Зачем тебе моя жизнь, Сильвен?

— Когда я встретил тебя впервые, ты была настолько яркой и искренней, непохожей на многих, закрывшихся в своих панцирях, живущих по законам своего времени… по-настоящему живой. Я хотел, чтобы твоя жизнь была светлой. Я ушел, потому что мой образ жизни не предполагал никого рядом со мной. Я узнал, что твой муж преследует тебя и обратился за разрешением спасти тебя к Дариану. Если бы не чертов Орден, он бы никогда не узнал об Авелин.

Ему было больно, и подсознательно она испытывала стыд за свое удовлетворение. Подсознательно, не пуская сомнения и сожаления в сердце и в душу.

— От тебя не узнал бы, — усмехнулась Беатрис, помолчала и добавила, — не хочу тебя больше видеть. Никогда.

Она, повернулась и пошла в сторону города. У неё получилось его задеть, коснуться краешка самых потаенных, глубинных страхов, и оставить Сильвена наедине с ними. Месть была запоминающейся, но облегчения не принесла. Равно как и все, что последовало за ней.

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Дмитрий решил, что она не достойна жизни: только потому, что она изменилась, потому её кровь стала иной. Дмитрий был не первым и не последним, кто ненавидел измененных за одну лишь принадлежность к своей расе. Люди склонны испытывать страх перед тем, что не способны понять, ненавидеть то, чего боятся.

Палач был одним из таких людей. Беатрис хотелось бы верить, что она избавила мир от фанатика, зацикленного на убийствах. Хотя для неё его жизнь больше не имела ни малейшего значения. Она не сумела вырвать Авелин из его лап, не смогла её защитить. Снова.

Очнувшись в охраняемой палате, первое, что испытала Беатрис — горечь и отчаяние. Кое-что не позволит Вальтеру до конца насладиться своей победой. Отсутствие Сэта на его фабрике ужасов, но Авелин это никак не поможет.

Оглядываясь на свою жизнь, Беатрис понимала, что оставила главное за спиной. Сотни лет, потерянные в бегах и отчаянии, в злобе, которые абсолютно того не стоили. Она могла подарить Авелин свою любовь, но предпочла держать дистанцию и ненавидеть свое прошлое и всех, кто остался в нем. Дмитрия — за его убогую злобу, Сильвена — за его выбор.

Она изливала свою внутреннюю тьму на окружающих и всех, кто оказывался рядом, испытывала омерзительное удовлетворение от сознания своей власти над мужчинами, ни один из которых больше не посмеет сделать ей больно. Со дня расставания с Сильвеном и до знакомства с Люком она практически не жила. Вдыхала кислород, а выдыхала яд концентрированной злобы, отчаяния и одиночества.

Встреча с ним перевернула её жизнь, позволив приоткрыть свое сердце и впустить в него свет. Понять, сколько времени было потеряно. Пустой, выброшенный из жизни век.

Беатрис сумела сбросить с души груз, который камнем тянул на дно. Освобождение началось с Люка, а продолжилось рядом с Сэтом и Авелин. Жаль, что произошло это слишком поздно. На то, что она отсюда выберется, рассчитывать не приходилось.

Вопреки расхожим мнениям, измененные не собирались заявлять о своих преимуществах и правах на мир. Они не склонялись к декадансу, шли в ногу со временем, избегали витиеватых фраз и красочных образов. Они делили планету с людьми, не позерствуя и не распространяясь о своем существовании, потому что последнее могло им стоить жизни. Земля была песочницей Дариана, и он устанавливал свои законы для расы, которую создал, а затем уничтожил. Походя, попивая глясе и пописывая эссе, наслаждаясь жизнью и с легкостью распоряжаясь чужими.

Беатрис встретила равнодушный взгляд охранников, стоявших у двери с оружием и готовых применить его в любой момент, криво улыбнулась. Сейчас она способна справиться разве что с котенком. У неё болело все, от пяток и до кончиков волос. Даже дышать было больно. На какое-то время она с облегчением провалилась в полузабытье, а следующее пробуждение оказалось ещё менее приятным.

Беатрис пришла в себя от ощущения пристального взгляда, и, открыв глаза, увидела Вальтера. Напыщенный козел мог бы стать образчиком нетленного опуса про «вампиров», которые так любят сочинять люди. Помнится, когда она увидела его впервые, сильно удивилась. Первая мысль во время знакомства: «Вот же чучело!» — мгновенно сменилась тревогой за Люка и напряженной сосредоточенностью. Если он мог помочь, пусть ходит хоть в прозрачной занавеске и изъясняется на древнешумерском.

— Какая честь, — насмешливо произнесла она, увидев, как мгновенно подобралась охрана.

— Ты меня разочаровала.

— Поплачь. Говорят, помогает.

Вальтер прошел к её кровати, остановился в двух шагах, глядя на Беатрис сверху вниз.

— Плакать придется не мне, Мария.

— Ступай в сад, Валерик.

Как же вовремя он появился! Беатрис ощутила явный прилив жизненных сил. Такие ситуации здорово тонизируют, особенно когда хочется сдаться и расклеиться окончательно. На мгновение ей показалось, что он её ударит: под скулами заходили желваки, тонкие пальцы с ухоженными ногтями с силой сжались в кулаки.

Утрись, гад ползучий! Он что, всерьез рассчитывал получить Сэта на блюдечке с голубой каемочкой после того, как позволил Люку умереть в одиночестве?

Беатрис с содроганием подумала об Авелин. Если она здесь, значит и дочь на Острове. Теперь они обе целиком и полностью в его власти, и он не постесняется этим насладиться по полной программе, отыграться за все. Договориться с ним не получится, он идейный настолько, что маразмом от него через океан тянет.

— Ты обещала мне Торнтона, Беатрис. Помнишь?

Она не сразу поняла, что Вальтер говорит всерьез. Вгляделась в его лицо, пытаясь найти хотя бы намек на издевку, но тщетно.

— Ты обещал мне спасти Люка, Вальтер. Помнишь?

Голос сорвался, и она закашлялась, теряясь в собственных стремящихся покинуть грудную клетку легких.

— Ты обещала мне Торнтона, — повторил он, и в глазах его горел маниакальный огонек. Семьсот лет явно не прошли даром для крыши Вальтера. Психи — самый опасный контингент, страшнее лютого зверя. В глубине сознания шевельнулся страх, и Беатрис поспешно отвела взгляд. Не хватало ещё, чтобы он заметил.

Вальтер какое-то время молча смотрел на неё, потом нажал кнопку вызова.

— Беннинг, зайдите к Вороновой. Она в сознании.

Мужчина в белом халате, вошедший спустя несколько минут тягостного молчания, показался Беатрис высоким, сутулым и невзрачным. Некоторая нервозность его движений говорила о том, что он находится в напряжении. Ей никак не удавалось поймать его взгляд, и она про себя отметила это факт. Парню часто приходится лгать.

Быстрый осмотр не занял много времени, после чего доктор произнес:

— Карту вы видели. Не рекомендую её беспокоить в ближайшую неделю.

Беатрис не удержалась от хриплого смешка, мгновенно отозвавшегося болезненными ощущениями под ребрами.

— Приведите её в порядок в течение суток, — отозвался Вальтер, — нужно, чтобы она протянула как можно дольше во время допроса.

Он повернулся и вышел, кивнув охране.

Беннинг хотел что-то возразить, но промолчал. Беатрис была уверена, что причиной того стала отнюдь не природная скромность.

— Люди не машины, чтобы можно было быстро починить, — пробормотал он, доставая шприц и вводя препарат в капельницу. Она не успела поинтересоваться, какой именно. Сознание отказалось от любопытства, уплывая в заоблачные дали.

 

— 22 —

Солт-Лейк-Сити, США. Июнь 2013 г.

Ванессе удалось выспаться несмотря на то, что ее организм сопротивлялся резкой смене поясов. Она чувствовала себя на удивление бодрой и готовой вернуться к работе. Заказав завтрак в номер, Ванесса размышляла над тем, что ей предстояло в самое ближайшее время. Кроу умудрился умереть в самый ответственный момент, предоставив ей решать задачку не из легких. Если Штерн ошибается и Торнтон решит отсидеться в норе, им его не видать. Они понятия не имели, в какой точке мира Сэт находится сейчас.

Мартин приехал вовремя. Она уже готова была поддаться самым пессимистичным прогнозам и предположить, что они потеряли эту ниточку на несколько лет. Его присутствие вселяло в неё уверенность.

— Бросайте вы это дело, мисс Нортон.

— Можете называть меня Ванесса. Какое дело?

— Переживать по поводу Торнтона. Вчера вы обещали довериться моему чутью.

Штерн расположился в кресле, расслабленный и отдохнувший. Ванесса про себя рассмеялась его фамильярной резвости. Особенно, если учитывать в каком ключе она думала о нем вчера.

— Сделайте скидку на то, что я женщина. Нам всегда нужно о чем-то переживать, — она улыбнулась, устраиваясь в кресле напротив. О чем он собирается говорить, если так уверен в победе? Почему они все ещё разговаривают, если он её хочет?

Перед встречей с ним Ванесса решила, что их деловые переговоры будут ближе к интимным, и надела свободную зеленую тунику, которая ей очень шла. И ничего больше.

— Зачем Вальтеру Торнтон, Ванесса?

— Простите?

— Я не стратег и не тактик, я исполнитель. Но все же у меня возникает вопрос. На него работают лучшие ученые. У него есть наработки Торнтона. Он же зациклен на его связи с Марией Вороновой. Лично для меня этот отдает неким фанатизмом.

Вчерашний холодок недоверия вернулся. Что-то подсказывало Ванессе, что Мартин завел разговор не случайно, и вряд ли в её интересах. Скорее хочет разобраться, с чем имеет дело. Таким людям проще все контролировать, нежели чем импровизировать.

— Я понимаю, что Воронова была ему нужна, как инструмент давления, — продолжил он, — но у меня создается ощущение, что все это не имеет ни малейшего отношения к заявленной цели.

— Когда вы работали по Торнтону…

— Ванесса, мы никогда не работали по Торнтону.

— Простите?

— Дэвид исправно координировал Воронову и Рэйвена. От Вальтера поступил четкий приказ. Беатрис — полная свобода действий.

— Хотите сказать, что он был рад их побегу? Какой абсурд.

— Я рассказал, как все было, Ванесса. Выводы делайте сами.

Пару минут она просто молча смотрела на Мартина, переваривая информацию. С одной стороны, Он помешан на Торнтоне. С другой — доверяет его сумасбродной измененной, полностью исключая из цепочки Кроу. Где-то здесь теряется логика, или же есть недостающее звено, о котором он забыл упомянуть.

— Не понимаю. А как же захват в Санкт-Петербурге?

— Спонтанный приказ.

— Послушайте, Мартин… — Ванесса задумчиво теребила волосы. — Я так понимаю, что Дэвид делился с вами многим. Мне хотелось бы знать, насколько вы в теме.

— Более чем, — емко ответил Штерн, — но в данной ситуации, и особенно после смерти Дэвида, мне хотелось бы и дальше оставаться в курсе. Вы у нас главный продюсер, поэтому я обратился к вам.

«Хитер, — подумала Ванесса, — такому палец в рот не клади. Я, значит, интересуюсь. Вам, стало быть, к сведению». Все же разговор пришелся как нельзя к месту. В словах Мартина было больше смысла, чем во всем происходящем на Острове за последние пару месяцев. У Него в руках были наработки Торнтона, а под боком ученые, неплохо ориентирующиеся в теме, и нулевой результат. Она волновалась не столько по поводу участи своей немалой спонсорской помощи проекту, сколько по итогам, к которым стремилась. Ванессу интересовала лишь месть за отца.

Альберт Нортон был исполнительным директором «Бенкитт Хелфлайн». Осенью две тысячи одиннадцатого полетели головы ни в чем не повинных людей. Он был одним из многих, кого вытащили ночью из постели и заставили отвечать за преступление, о котором тот даже не подозревал. Отец даже не знал подробностей разработок, но им нужны были виновные, и они их нашли.

Сэт Торнтон, который должен был гореть в лаборатории вместе со своими исследованиями, сбежал. Ванесса помнила последнюю встречу с отцом. Он был слишком взволнован из-за проблем на работе, но все-таки пообещал сходить с ней в театр. Отец был уже не молод, он не заслуживал такой старости и расправы. Он просто исчез, как будто его никогда и не было. Со временем Ванесса смирилась, что никогда не увидит самого близкого, родного человека, но не смирилась с тем, что произошло. Особенно когда узнала все. Ее горе переросло в ненависть, а затем и в холодную решимость отомстить.

Несмотря на более чем дружелюбную улыбку, Ванесса изучала Штерна. Она ещё вчера пришла к выводу, что он слишком умен, но почему-то отказывался ей помогать. Для чего он здесь? Почему довольствовался должностью помощника Кроу? Почему тот позволил выстрелить себе в спину, если просчитывал других на ходу и предупреждал каждый шаг?.. Если только он не хотел, чтобы его считали мертвым, после того как суть заварушки показалась слишком серьезной.

Загадки Штерна и Кроу её интересовали ничуть не меньше, чем то, что творится на Острове.

Улыбка Ванессы стала более чувственной. Вопреки вчерашнему, она хотела совершенно другого. Прижать его к полу, и вытащить из него все, что он знает, а знает он значительно больше, чем говорит. Она прекрасно представляла, что подобная попытка в лучшем случае закончится тем, что к ковру прижмут её, а в худшем — горничная найдет в номере тело, и долго будет оттирать мозги и кровь с дорогого ковра. Придется довольствоваться тем, что есть. Штерн в ее вкусе, а после секса думается шустрее. Она поднялась, изящно стянула через голову тунику, оставшись полностью обнаженной. Ванесса знала, что у нее красивое тело, которое заводит мужчин. Штерн не был исключением. Ванесса поймала взгляд Мартина, а затем развернулась и направилась в спальню, предлагая ему следовать за ней.

Несколько часов спустя она лежала в постели, прислушиваясь к шуму воды, доносящемуся из ванной. Как она и ожидала, за профессиональным спокойствием скрывался настоящий самец. Они занимались сексом долго и со вкусом. Ванесса не часто позволяла себе так расслабиться даже с Риком и сейчас чувствовала себя полностью удовлетворенной. По телу разлилась приятная истома.

Теперь ей ещё больше хотелось разгадать парня. Она знала, что ничего не найдет, но не удержалась от возможности проверить его документы, бумажник, вывернуть карманы. Никакой информации, за которую можно было бы зацепиться. Уверенность в том, что Кроу был прикрытием, или, если быть точной, прикрытием был тот, кто его изображал, росла с каждой минутой. Зачем это ему и чем грозит лично ей?

Все мысли так или иначе возвращались к другому. Почему операция стала провальной? Беатрис доверили Торнтона, и она, ненавидящая его лютой ненавистью, внезапно решила помочь ему сбежать. Рэйвен, который отнюдь не вчера появился на свет, поддался на провокацию Палача и оказался в числе пленников.

Ванесса давно не верила в случайности. Ее жизнь в последнее время состояла из интриг и лжи, и в такое совпадение верилось с трудом. Все это время она избегала деталей операции, полностью доверившись Ему. Похоже, пришла пора взглянуть на дело под другим углом.

Она с трудом дождалась, пока Мартин вышел из ванной. При виде его обнаженного тела Ванессе захотелось позабыть о делах, но она напомнила себе, что именно привело её к знакомству с ним.

— Что ты знаешь о Рэйвене?

— В прошлом измененный без особых талантов, который сейчас гостит у Вальтера, — к Штерну вернулась его привычная невозмутимость, будто и не было между ними жаркого, умопомрачительного секса, на несколько часов сорвавших с них маски.

— Все? Больше о нем ничего неизвестно?

— Могу прислать его досье, — Мартин застегнул рубашку, подхватил пиджак со спинки стула.

— Будь так любезен.

Ей не пришлось долго ждать. Вскоре после ухода Штерна ноутбук пискнул, оповещая о новом сообщении электронной почты. Ванесса открыла досье и пробежалась по нему взглядом. На первый взгляд в нем не было ничего интересного. Сухие биографические факты жизни Джордан Сантоцци. Его боялись, когда он был человеком. Став измененным, Рэйвен прожил больше девяноста лет в мире, где невозможно плыть по течению, где каждый день может стать последним в случае одной-единственной ошибки.

Ванессе внезапно стало не по себе. Не так давно она ощущала себя акулой, но сейчас понимала, что больше похожа на рыбку гуппи в окружении пираний. Слишком мало информации, слишком много игроков. Серьезных игроков, с которыми ей предстоит вести дела, если она хочет отомстить.

Остров мог раскрыть ей все тайны, но она не была уверена в том, что хочет знать правду. Пришлось прибегнуть к проверенному методу убеждения себя самой.

— Я люблю тебя, папа, — Ванесса несколько минут смотрела на фотографию отца. Она всегда напоминала ей о том, зачем она все это делает и почему нельзя останавливаться.

Ванесса убрала фото в сумку, в задумчивости посмотрела на телефон. С Ним так просто не созвонишься, на Острове связи нет. Придется сделать сюрприз. Как Он отнесется к её внеплановому визиту, кто знает. Ему придется ввести её в курс дела и раскрыть все карты, иначе деньги перестанут поступать. Без материальной поддержки Ванессы Его и без того шаткая лодка долго не удержится на плаву.

 

— 23 —

Остров в Тихом Океане. Июнь 2013 г.

Пробуждение оказалось не из приятных и первое же движение мгновенно отозвалось острой болью под ребрами. Джеймс открыл глаза, но вместо ожидаемых демонов танцующих в адском пламени, увидел всего лишь одного. Держался он так высокомерно, что сомнений в его прошлой видовой принадлежности не оставалось. Хренов измененный. Далеко не самый молодой, судя по гонору.

— Обидно было лишиться сил в полном расцвете лет? — язвительно поинтересовался Джеймс. В кои-то веки очнулся не в подвале, а в больничной палате с дружелюбными автоматчиками. И на том спасибо.

— Обидно было лишиться жены в полном расцвете сил? — не остался в долгу Вальтер. Это совершенно не вязалось с образом чопорного измененного. Джеймс не успел сделать и движения в попытке приподняться, как охрана поудобнее перехватила оружие, целясь в него. Вальтер усмехнулся, кивнул подчиненным.

— Оставьте нас.

Те беспрекословно вышли.

— Ничего личного, Джеймс, — кровосос пододвинул стул и сел, — вы мне здорово помогли в то время, как ваш непосредственный босс действовал, как пацан в песочнице. Открытым остается только один вопрос. Что с вами делать дальше?

— Вам подсказать казнь поизощреннее?

Тонкие губы растянулись в подобие улыбки.

— С фантазией у меня никогда проблем не было, спасибо.

Джеймс улыбнулся в ответ.

— Какое самомнение.

— Я читал ваше дело. Никогда бы не подумал, что мне доведется познакомиться со знаменитым Палачом.

— Могу оставить автограф.

— Знаете, — тот пропустил его шпильку мимо ушей, — для непосвященных ваша организация была засекречена так, что проще построить себе коттедж на Марсе, чем узнать имена ваших сотрудников. Мне же повезло, я знаю о вас многое, Стивенс. Практически все ваши похождения со времен колыбельки.

Джеймс приподнял бровь, но промолчал.

— Я хочу предложить вам сделку, Джеймс. Но прежде чем вы откажетесь в меру своих фанатичных принципов, подумайте о той, за кем вы сюда пришли. И о той, благодаря кому вы здесь оказались. Они сестры, кажется.

Корделия. Джеймс не мог даже представить себе такого расклада. Корделия Эшли, ненавистница измененных номер один в Мире, сотрудничает с бывшим кровососом? Не может быть! И в то же время он понимал, что узнать о Хилари Вальтеру было больше не от кого. Только она могла дать ему информацию на них. Все-таки нашла способ извести сестру. Даже несмотря на то, что она человек.

— Собираетесь шантажировать меня жизнью Хилари? — поинтересовался Джеймс. Мысль работала совершенно в ином направлении. Если Вальтер говорит правду, значит, Корделия с самого начала знала о том, куда пропала Хилари. Она водила его за нос и подкинула ему информацию, чтобы он сумел подобраться к ним, а затем сдала. Корделия знала, что он не остановится, и предпочла взять ситуацию под контроль. Это вполне в её духе. Понятно, зачем ей связь с Вальтером — она хочет знать о разработках нового вируса все, чтобы в случае чего предупредить зарождение новой расы измененных. Непонятно другое: Корделия не настолько глупа, чтобы считать Вальтера наивным. Так в чем же дело?

— Я предлагаю вам работу, Джеймс. Теперь, когда я лишился Кроу…

— Вы плохо читали мое дело, — процедил он и поморщился. Напряжение в мышцах мгновенно аукнулось слишком неприятными ощущениями. Похоже, заканчивался срок действия обезболивающего. Раненый бок и плечо напоминали о себе не лучшим образом. — Я не стану работать на измененного. Даже на бывшего.

— Слова героя боевика или фанатика, а у нас с вами серьезный разговор двух разумных людей. Или я ошибаюсь?

Вальтер вопросительно посмотрел на него.

— Людей? — усмехнулся Джеймс, и вдруг замер. Его собеседник расслабленно откинулся на стуле, скрестив руки и разглядывая что-то на мониторах медицинской аппаратуры. С каждой минутой все происходящее казалось Джеймсу более странным. Загадочный древний, выживший во время падения своей расы и вернувшийся к человеческим истокам, озабоченный идеей создания нового вируса. Вот только ей ли?..

Джеймс встречал на своем пути перестарков, подобных этому, и у каждого были специфические проблемы на чердаке. Вальтер же казался таким возвышенно-пафосным, будто покинул мир фей и благоухал розами. Каким-то элитным, судя по ненавязчивому аромату, парфюмом тот и правда пах. Джеймс поймал себя на мысли, что пристально и изучающе смотрит на него. Он называет себя Вальтером. Хочет, чтобы его считали кровососом, на деле не имеет ни малейшего понятия, что собой представляет настоящий древний. Поддерживает образ, каковым по его предположению являлся измененный. Джеймс похолодел от осенившей его догадки. Теория объясняла и причастность Корделии ко всему балагану. Какая же у них договоренность?

— Для чего я вам нужен? — спросил он.

— Вам понравится. У меня есть список выживших во время чумы старичков, которые могут сильно осложнить мне жизнь. В настоящий момент они люди или близки к тому, но для вас это не имеет значения, верно ведь?

— Вы всегда были человеком, — озвучил Стивенс свою догадку.

— Джеймс, я в вас не ошибся.

Джеймс покачал головой, отгоняя наваждение. Как бы ему не хотелось размазать мозги парня по стенке, он понимал, что это будет большая потеря. Шикарная партия, кем бы он ни был. Взять громкое имя известного в своих кругах измененного, используя его репутацию, может каждый. Создать такой шикарный образ уже сложнее. Если только эпатаж не был естественным ходом его неосведомленности и просчетом.

Стивенс поставил засечку на этом моменте и вернулся к предложению нового знакомого. Каким образом ему могут помешать старшие? В руках у него будет такое оружие, как новый вирус абсолютной неуязвимости. Они ему с потрохами продадутся, только бы получить дозу вечной жизни. Или же те, кто ему мешает, и не измененные вовсе? В свое время кто-то нагадил парню в тапки, и теперь он так своеобразно возвращает долги.

Озарение пришло внезапно. «Бенкитт Хелфлайн». Лже-Вальтер мог оказаться в числе несправедливо подвинутых по итогам адской разработки. Его здорово обидели, и он решил надеть ведерко на голову каждому, кто поспособствовал его краху, и от души стукнуть по нему совком. Ответ лежал на поверхности, а он с самого начала даже не задумался о нем. Надо уметь признавать свои поражения.

— Хилари сдала Корделия?

— Разумеется. Я подумал, что её живучесть будет кстати в моем проекте.

«Разумеется. Наверняка она ему не одно имя назвала, тварь».

— Она же подсказала, что вы начнете копать, и знал, что рано или поздно выйдете на финиш. Я решил не убивать вас, а предложить работу.

— Вы рисковали, — усмехнулся Джеймс, — Воронова собиралась меня пристрелить, да и Рэйвен ошивался поблизости. Могли бы просто прийти ко мне с деловым предложением.

— Я не делаю ставку на людей, которые позволяют себя пристрелить. Что же насчет делового предложения, над имиджем тоже надо работать. Все должно было выглядеть естественно. Я верну вам Хилари в целости и сохранности, Джеймс, если захотите. И даже позволю убить Корделию. Она мне больше не нужна.

— Почему я могу не захотеть? — мысль о Хилари занозой вонзилась в сознание, измученное откровениями щедрого на новости дня.

— Покажу вам чуть позже.

Он поднялся.

— Не стану вас торопить, Джеймс. Тут есть над чем подумать, но умоляю, не отказывайтесь. Иначе мне придется вас убить.

Юмор в стиле милого американского клоуна, но какая доля шутки была в его правде, Джеймс не мог знать наверняка. Сейчас его больше волновали слова лже-Вальтера насчет Хилари. Что он имел в виду?!

С некоторых пор Джеймс не то чтобы ощущал себя вне Ордена, скорее вне всего сущего. Окружающая действительность существовала в принципиально ином измерении, нежели чем его восприятие. В Мире Джеймса было место только одному человеку. Хилари. Ради неё он оказался здесь. Ради неё или ради возможности снова убивать тех, кто по-прежнему проявляется, как невидимые чернила под действием специального раствора?!

— Я пришлю к вам доброго доктора. Он сделает вам обезболивающий укол.

Его собеседник вышел, и в палату вернулась охрана.

Джеймс прикрыл глаза. От свалившейся на него новой информации голова шла кругом. Кто этот тип, сейчас вторично. Вопрос в том, что ему действительно нужно. После очной встречи Джеймс был уверен в одном: с ним может возникнуть гораздо больше проблем, чем было бы с Вальтером, решившим вернуть былое могущество и возродить свою расу.

 

— 24 —

Хилари места себе не находила. Она снова оказалась в тюрьме, будто все началось сначала. Выходить из комнаты не позволяли. Еду приносила и уносила одна и та же миловидная женщина, которая не только отказывалась отвечать на вопросы, но и говорить с ней. Возле дверей постоянно дежурила охрана, как если бы она была бесценным экспонатом. Сменяющиеся охранники воспринимали её как собаку или кошку: вроде лает или мяукает, но что хочет непонятно. Не было новостей ни от Вальтера, ни от Зака. Она не имела возможности узнать, что творится за дверями собственных апартаментов, и это сводило с ума. Больше всего её волновала участь Зака: как он, все ли с ним в порядке. На фоне тревоги за него остальное казалось мелким и незначительным, даже результаты прошедшего эксперимента.

Она настолько дошла до ручки, что готова была повторить собственную ошибку в начале пребывания здесь, лишь бы узнать хоть что-нибудь. Во время смены почетного караула у своих дверей, Хилари услышала заинтересовавший её диалог. Это было глубокой ночью. Предполагалось, что она должна спать сном младенца, поэтому охранники говорили вполголоса. Пришлось встать с кровати и крадучись, неслышно, подойти к двери.

— Что у вас там творится? — быстро бросил один.

— Новости с материка. Очередные особо ценные экземпляры.

Смешок, который больше был похож на язвительное фырканье, заставил Хилари сжать руки в кулаки.

— Не повезло.

— Им или нам?

Охранники перебросили ещё парой коротких фраз на тему «красотки из какого-то отдела», после чего сменщики остались, а двое других ушли. Хилари вернулась в постель, размышляя о том, какие у неё шансы вырваться из корпуса. Она больше не хотела бежать, она хотела знать правду о том, что здесь на самом деле творится. Почему Вальтер в последний момент отменил её участие в эксперименте? Как он собирается использовать новый вирус. Для создания расы измененных нового образца или в качестве секретного оружия, чтобы держать в страхе весь мир? Она готова была признать, что оказалась на Острове не случайно. Ситуация помогла ей пролить свет на многое, в том числе и в себе самой.

Они с Джеймсом цеплялись друг за друга, как утопающие за единственную доску на бушующих волнах. У них никогда не было доверительных отношений. Джеймс не рассказывал ей о своем прошлом, и не расспрашивал о ней. Временами Хилари до одури хотелось выплакаться на его плече, рассказывая свою историю с самого начала. Всякий раз она отговаривала себя, напоминая о том, что может спровоцировать не самые лучшие воспоминания. Они отдавали себя друг другу с такой неистовой страстью, как будто каждый день мог стать последним, наутро просыпались, и понимали, что не могут расстаться даже на час, чтобы не начать скучать. Зависимость такого уровня, какой Хилари не испытывала раньше.

Зависимость. Она впервые в жизни дала своим отношениям с Джеймсом такое определение. Когда они поженились и приняли решение переехать в Канаду, Хилари была счастлива и полна планов на будущее. Все мечты развеялись подобно дыму под порывом ветра. Он был рядом и в то же время безумно далеко. Джеймс всегда принадлежал лишь своей внутренней войне. Даже секс стал в их отношениях всего лишь обязанностью.

Было недолгое воскрешение, когда пришла чума. Хилари тогда думала, что она умирает, и Джеймс приложил максимум усилий, чтобы вытащить её. Несколько месяцев стали истинным счастьем, но потом все вернулось на круги своя.

Они начали ругаться. Джеймс все свободное время проводил в пожарной команде, его притягивала опасность, а Хилари не знала, как ему помешать. Не знала и не могла. Для него адреналин и близость смерти стали наркотиками, и такая зависимость была сильнее притяжения к ней.

Тогда Хилари заговорила о ребенке. Она надеялась, что поможет Джеймсу одуматься. Он согласился, но ничего не изменилось. Ни в их отношениях, ни в его страсти лезть в пекло, в прямом и переносном смысле. Хилари не могла забеременеть, что заставляло её нервничать ещё больше. Она начала кричать и срываться, а он реагировал со свойственным ему спокойствием, граничащим с безразличием. После очередной ссоры она приняла решение уйти. Заказала билеты, собрала вещи, написала ему записку. Открыла дверь курьеру и очнулась на Острове.

Здесь она встретила Зака. Мужчину, с которым не испытывала и сотой доли того накала эмоций, как с Джеймсом. Даже близость с ним представлялась ей совершенно иной: глубокой, удивительной, восхитительной. Хилари не могла объяснить свои ощущения, но ей достаточно было просто осознать чувство в себе. Сейчас для неё был не важен даже тот факт, что он не раскрылся ей с самого начала. Хилари не искала Заку оправданий, хотя с Джеймсом неизменно поступала именно так. Пыталась найти объяснения его действиям и поступкам, которые не вписывались в рамки её мироощущения. Зака она принимала, таким, какой он есть. И совершенно точно Хилари была не готова его потерять.

К концу четвертых суток неизвестности Хилари просто лежала на кровати, глядя в одну точку. Нетронутый обед недавно унесли, заменив его ужином, в сторону которого она даже не взглянула. Она не хотела думать о том, что может больше никогда не увидеть Зака, но избавиться от ставших навязчивыми мыслей не могла.

Когда открылась дверь и он вошел в комнату, неуверенно улыбаясь, будто не зная, чего ожидать, Хилари поспешно вскочила с кровати. Они в несколько шагов преодолели расстояние, разделявшее их, и обнялись. Прижаться к нему оказалось достаточно, чтобы страхи отступили. Сколько они так стояли, Хилари не знала, отстранилась спустя какое-то время лишь для того, чтобы заглянуть в глаза. Зак выглядел очень неважно, будто не спал и часа с того дня, как они расстались.

— Прости, я не мог прийти раньше. Как ты?

— Уже в порядке, — ответила она, проводя рукой по его волосам, — ты выглядишь уставшим.

Она не стремилась спровоцировать его на разговор о том, что происходит. После их знаменательной встречи во время эксперимента, с которого её сняли, Хилари поняла, что у Зака гораздо больше тайн, чем может показаться на первый взгляд. Секретов, которыми не так-то легко поделиться. О своей роли в проекте ему вряд ли хотелось говорить.

— Было много работы. Я скучал по тебе, Хилари.

Он отступил на шаг, но боялся смотреть ей в глаза. Хилари списала такое поведение на собственную паранойю по поводу всего происходящего и на его усталость. С чего бы ему избегать её взгляда?..

— Я чуть с ума не сошла, — призналась она, — меня снимают с эксперимента, не выпускают из комнаты, а ни от кого и слова не добьешься о том, что происходит. И ты исчез. Никогда больше так не делай, слышишь?

Хилари выдала все на одном дыхании. Смотрела на него, и не могла наглядеться. Задержала взгляд на губах. Ей до одури, до безумия хотелось его поцеловать, но она сдерживала себя. Непонятно, насколько в таких обстоятельствах это вообще уместно.

— Ты не участвовала в эксперименте, потому что…

— Мне повысили уровень доступа? — пошутила Хилари. На самом деле ей было не до смеха. Она хотела знать причину, и боялась услышать.

— Твой муж здесь. Он полмира перевернул, чтобы тебя найти.

Сначала ей показалось, что она ослышалась. Или Зак тоже решил пошутить?

Его серьёзный, сосредоточенный и встревоженный взгляд опровергал теорию с оригинальным чувством юмора, и Хилари почувствовала, как все внутри похолодело. Джеймс здесь из-за неё. Он все-таки пришел на ту встречу. Пришел и ждал её. Когда не дождался, заподозрил неладное, нашел зацепку и пошел по следу.

У Джеймса есть понятие «свои». Те, ради кого он готов на все. Последние пару лет она попадала под такую категорию, и после её ухода ничего не изменилось. В данном случае «все» было не ради красного словца. На все — действительно на все.

— Что с ним? — наконец вытолкнула она из себя страшный вопрос. Услышать на него ответ она боялась сильнее, чем узнать правду о собственной участи.

— Его изрядно потрепало, но совсем скоро он придет в форму, — сдержанно произнес Зак. — Не волнуйся, пока ему ничего не грозит на Острове. Если ты захочешь… — он закашлялся, сделал паузу и все-таки закончил. — Я могу попросить, чтобы вам устроили встречу. Не знаю насколько такое возможно, но попробую.

Хилари испытывала острое жгучее чувство вины. Она узнает, что Джеймс прошел огни и воды, чтобы вытащить её отсюда, что ему снова сильно досталось, а все, о чем может думать — про кашель Зака и про то, как плохо он выглядит. Она должна умолять о встрече с Джеймсом и просить у него прощения за то, что оказался в западне. Хилари понимала, что подобные мысли и чувства — верный путь к саморазрушению. Кому как не ей знать. Она сражалась с ними несколько лет подряд, и сейчас все по новой. Только в этой ситуации вряд ли у неё будет время возненавидеть себя за малодушие.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Она могла убеждать себя в том, что её заинтересованность только навредит Джеймсу, что Вальтер непременно воспользуется её слабостью, и что она так поступает во благо. Хилари знала, что суть в другом. Она не хотела, чтобы Зак подставлялся из-за неё. Она боялась за него больше, чем за Джеймса и за себя вместе взятых. Даже зная, на что тот пошел ради неё, Хилари не могла поступить иначе, и это её убивало.

Да и что она ему скажет?

«Извини, дорогой, я была такой дурой!»

Или: «Я вела себя как последняя истеричка, прости. Но знаешь, я люблю другого мужчину, поэтому спасибо что пришел, но…»

При данных обстоятельствах такие слова звучали не просто жестоко. Издевательски. Все происходящее напоминало сцену из дешевого трагифарса, что не мешало Хилари чувствовать себя последней стервой. Она закусила губу, опустилась на кровать и с силой вцепилась пальцами в покрывало.

Зак сел рядом и прижал её к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Раньше такой жест неизменно помогал расслабиться, но сейчас она чувствовала себя напряженной, натянутой, как струна.

— Ты боишься за него? — тихо спросил он. — Или за себя? Я не хотел тебя расстроить, но скрывать тоже не мог.

— Что Вальтер собирается делать с ним?

То, что Джеймс все ещё жив, странно. Его репутация говорила сама за себя. Вряд ли измененных, даже бывших, обрадует такое соседство. Вальтер не в курсе, кто оказался у него в гостях, или же Джеймс ему зачем-то нужен?

— Не представляю, — честно ответил Зак. — Знаю только, что убивать его не собираются. Хорошая новость, ведь так?

Хилари молча кивнула. Это действительно была хорошая новость, если бы не одна маленькая поправка. Зная Вальтера, она могла предположить в продолжение такой жизни исключительно самое худшее. Она видела, что орденцы в свое время делали с измененными и могла предположить, что у измененных, особенно древних, фантазия не хуже.

— Если я решу встретиться с ним, как это отразится на тебе?

— Не думаю, что кто-то вообще обратит на меня внимание, — Зак отстраненно улыбнулся. Он всегда улыбался так, когда пытался скрыть какой-то внутренний диалог. В подтверждение своей догадке Хилари уловила нотки сомнения в его голосе. — Ты же знаешь, что для Вальтера я слишком ценен, чтобы так просто избавиться от меня.

Хилари на мгновение крепко обняла его, и быстро отпустила. Ей не давали покоя сомнения о дальнейшей участи Джеймса. Вальтер не может знать, кто он такой.

Бостонский Палач «умер» в один день с ней. Тогда у них были другие имена, другая жизнь. Если так, Джеймсу действительно ничего не грозит. Возможно, Вальтер даже сочтет полезными его таланты, позволившие добраться до Острова.

Она вздохнула с явным облегчением. Было и ещё кое-что, лежавшее у самой поверхности, важное для неё.

— Как давно ты работаешь на Вальтера?

— Над проектом я работаю около года, — Зак нахмурился, снова становясь сосредоточенным и напряженным. — Почему ты спрашиваешь?

— Ты знал его раньше? — интуиция подсказывала Хилари, что она в шаге от разгадки, но ей не хватало информации, чтобы осознать и сопоставить факты. Джеймс решил бы задачу за минуту.

— Нет! — прозвучало слишком резко и поспешно, чтобы быть правдой. — Извини, мне не стоило приходить и тревожить тебя.

Он сдержанно обнял её и поднялся, и Хилари поняла, что попала в точку, получила ответ на свой вопрос. Зак действительно давно знаком с ним. Возможно, был при Вальтере не одну сотню лет. Она прикоснулась к тому, что несло в себе слишком серьёзную опасность. Раскрытие истинной личности.

— Ты меня извини, — она протянула ему руку, — я не хотела лезть не в свое дело, просто новость про Джеймса выбила меня из колеи. Останься со мной?

Теперь Хилари не собиралась отступаться. Надо подумать, с какой стороны ещё можно зайти к информации, минуя Зака. У него в жизни и без того не самый легкий период. Хилари даже представить не могла, чего ему стоило рассказать о Джеймсе. Она действительно сожалела о том, что завела этот разговор с ним, поэтому слова извинения звучали искренне.

Сколько ей осталось времени на любовь? Сутки? Неделя? На Чувство, которое она так долго искала вовне, а нашла в себе самой.

Его взгляд снова потеплел. Он сжал ее руку в своих ладонях, потянул Хилари к себе и жадно поцеловал, будто утверждая свое право на неё. Перед образом Джеймса. Перед всем миром. Его мягкость и неуверенность сменились откровенной настойчивостью. Кажется, он даже прошептал: «Я тебя люблю», но для Хилари сейчас гораздо больше говорил ответ его тела, нежели чем любые слова.

«Нужно было раньше позволить себе это безумие», — последняя осознанная мысль растворилась под его прикосновениями, отзывающимися томительным теплом между ног. Хилари отступила назад, падая на постель и увлекая его за собой.

 

— 25 —

У Хилари Стивенс было красивое тело. Он отметил ещё пару месяцев назад, когда наблюдал за тем, как она корчилась от боли во время наказания. Сейчас сучка выгибалась от наслаждения, под прикосновениями Беннинга, принимая его в себя. До откровения грязно. Возбуждающе. Пожалуй, даже больше, чем во время пытки, когда каждая мышца её тела была натянута как струна.

Мерзкая гадина. Она такая же, как все. Как Сильвия. За масками милых женских мордашек они скрывают настоящих чудовищ, готовых предать тебя, стоит только выйти за порог. Ты готов принести им на блюдечке сердце, будущее и красивую жизнь, а тебя вышвыривают из памяти, как ненужный хлам.

Он поймал себя на мысли, что руки сжались в кулаки, а ногти с силой впились в ладонь. Кажется, это произошло только вчера. Он вернулся сразу, как только ему позволили вспомнить.

«Бенкитт Хелфлайн» ассоциировалась у людей с корпорацией зла, а он возвращался из Ада, чтобы отомстить. Он потерял все несколькими месяцами ранее. Все, что было ему дорого, отдали другому человеку. Долбаному Торнтону!

Разговор, вплавленный в память подобно клейму от раскаленного железа на теле, до сих пор отзывался жалящей болью унижения.

— Джек, будем объективны, вы не тянете этот проект. Пришло время уступить тому, кто доведет его до ума.

Ярость затопила все его существо. Разочарование, злоба на этих твердолобых овец. Их было трое, решивших его участь без его ведома. Они заранее знали, о чем пойдет разговор, когда пригласили его в кабинет. Знали, но вели себя, как ни в чем не бывало. Для них это в порядке вещей — отнимать у человека цель жизни? Лоуэлл постарался справиться с охватившими его эмоциями.

— Я приложу все усилия, чтобы закончить, как можно быстрее. Я…

— Нет, Джек, не приложите.

Работа всей его жизни. То, во что он вкладывал гораздо большее, чем бессонные ночи и вырванные из семьи выходные. Свою душу. Он никогда не смирился бы с тем, как легко они вышвырнули его из проекта. Он пошел ва-банк, потому что догадывался, что с такими иначе нельзя.

— Думаю, ваши наработки заинтересуют многих. Копии моих работ, которые могли бы принадлежать вам, я с радостью передам тем, кто оценит меня по достоинству. Копии, который вы никогда не найдете.

Он и вправду делал копии каждой формулы, над которой работал с такой любовью. Сильвия называла это одержимостью, но что эта сука понимала!

Дальше последовала автокатастрофа, месяцы забвения и работа в подпольных лабораториях над какими-то не представляющими интереса препаратами. Он никогда не узнал бы, что случилось, не вспомнил ни «Бенкитт Хелфлайн», ни Торнтона, ни Сильвию, ни свое унижение. Сволочи забрали не только работу, они забрали его память, имя и жизнь, сделав обезличенным, заторможенным роботом для подсобных работ.

Тот, кто раскрыл ему глаза, назвался Марком. Высокий холеный брюнет. Из них, из измененных. Он освободил не только его, но и всех, кто работал в лаборатории, вернул воспоминания и жизни, в которых им больше не было места. Куда им было идти? К властям или сразу сдаваться в психушку?

Джек предложил им вариант поинтереснее. В свете последних событий, что творились в мире, это действительно стало спасением для многих. Они пошли за ним с радостью, полные разбитых надежд и жажды мести. Те, кто подобно ему лишился всего.

А ведь все могло сложиться иначе, он сам готов был отказаться ото всего, вернувшись в семью! Он пришел в родной дом, купленный на собственные деньги, и застал Сильвию в постели с Дэном. Какие же у них были лица! К несчастью, тогда не получилось насладиться зрелищем, потому что все внутри разрывалось от нестерпимой, невыносимой боли предательства.

Сколько его не было? Полгода? За это время сучка запрыгнула в постель к его кузену. Его считали мертвым, но какая разница? Если в твоем сердце живет любовь к человеку, ты не забудешь его даже через десятки лет, и уж тем более не раздвинешь свои ноги для его родственника, которого он терпеть не мог.

Джек застрелил обоих из пистолета, что принес с собой. Убил, потому что они предали его, и теперь могли рассказать о нем всем, кому только можно, а это не входило в его планы. Он собирался отомстить всем. Людям, предавшим его скорому забвению, измененным, возомнившим себя вершителями судеб, и просто жалким кретинам-обывателям, привыкшим проводить время за просмотром телевизора и пожиранием поп-корна, чипсов и гамбургеров. Пришла пора преподать урок всему миру.

Он вынырнул из воспоминаний и посмотрел на привалившегося к стене Стивенса. Джеймсу было тяжело стоять, и наверняка больно, но физические мучения не шли ни в какое сравнение с тем, что сейчас творилось на душе бывшего орденца. Он знал наверняка, потому что прошел через это.

Джек Лоуэлл подумал и о Корделии. Женщины — мерзкие гадины. Не менее мерзкие, чем измененные. Она согласилась с ним сотрудничать на условиях, что он передаст ей всю информацию о заинтересованных в вирусе измененных. Рассчитывала контролировать процесс и избавиться от него, как только разработки станут жизнеспособны. Вот только вряд ли она рассчитывала на то, что он решит избавиться от неё с помощью Джеймса Стивенса. Того, кого она решила ему сдать в качестве жеста доброй воли.

«Я могла бы и не делать этого, — сказала она, — но ты сам понимаешь, что в партнерских отношениях главное — доверие».

Доверие, как же. Гадина.

— Зачем ты показываешь мне это? — хрипло спросил Джеймс, и в его голосе Джек услышал ту самую боль. Их судьбы похожи больше, чем можно себе представить. Джеймс пока не понимает, но такой взгляд Джек видел единожды, в отражении, в зеркале. Взгляд человека, полностью опустошенного, лишившегося всего. Но не сломленного.

— Потому что ты должен знать. Я в свое время прошел через это, — Джек помолчал и добавил, — мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь, Джеймс.

Стивенс молчал, и это был хороший знак. Он не из тех, кто будет работать по принуждению или под психологическим давлением. Лоуэлл действительно хотел видеть Джеймса на своей стороне, вместе они смогут многое.

Джек не собирался возрождать расу измененных, его разработки станут оружием. Оружием, которое поставит на колени весь мир. Заставит всех понять, что именно он — Он, а не какой-то там выскочка из Нью-Джерси — настоящий ученый. Гений, заслуживающий славы и внимания. Они все будут ползать перед ним на коленях. Измененные — чтобы вернуть былое могущество, люди — чтобы этого не произошло.

— Я знаю, что тебе досталось и от людей, и от измененных. Ты пережил предательство, сравнимое с тем, что пришлось пережить мне. Я знаю, что это такое, Джеймс.

Стивенс молча посмотрел на него, с трудом оттолкнувшись от стены и тяжело шагнул вперед. Лоуэлл протянул ему руку.

— Я предлагаю тебе новую жизнь, Джеймс. Ты избавишься от мерзости, годами отравлявшей твою жизнь. Освободишься от сучек-сестриц. Я отдам их тебе, и ты сам решишь, как с ними поступить.

По лицу Джеймса будто судорога прошла. Стивенс боролся со своими чувствами к женщине, предавшей его, и такая борьба была знакома. Он не принял его руку, прошел мимо и в сопровождении охраны покинул кабинет, направляясь обратно в свою палату.

Лоуэлл с некоторым сожалением посмотрел ему вслед, но решил пока не давить. У Стивенса тяжелый период. Нужно время, чтобы принять решение. Ему же сейчас предстояло нечто гораздо более интересное, чем разрешение психологических проблем бывшего орденца. Интересное настолько, что от предвкушения по телу шла дрожь.

Джеку нравилось видеть её такой. От привычной глазу привлекательности Беатрис не осталось и следа. Длинные волосы спутались и висели безжизненными прядями, бледное лицо с темными кругами под глазами, шрам протянувшийся от середины лба к виску в отсутствие пресловутой регенерации измененных так просто не заживет, левую скулу украшает кровоподтек приличных размеров. Беатрис повезло отделаться сильным сотрясением мозга, синяками и ссадинами от пуль. Конечно, ничто не помешает ему добавить, но всему свое время. Он настоял, чтобы её привели, хотя Зак упирался, что Беатрис пока лучше оставить в покое.

Джек не хотел ждать.

Она была той ещё гадиной. Лоуэлл поймал себя на мысли, что уже думает о ней в прошедшем времени, и усмехнулся. Следы Беатрис умела заметать знатно, но не сказать, чтобы ему так уж интересно было узнать, в какой норе сейчас Торнтон. Крыса будет сидеть там до потопа, так ему и надо. Можно вытрясти из неё информацию, пойти по его следу, притащить сюда… Но зачем? Пусть варится в своем котле одиночества, забвения и неизвестности до того дня, как услышит о нем и его открытиях из официальных источников, которые будут встревожены. Неплохая альтернатива смерти.

Потом, возможно, он пришлет Торнтону запись казни Беатрис. В том, что это будет нечто запоминающееся, Джек не сомневался. Кретин по имени Рэйвен уверял, что Сэт по-настоящему, не на шутку привязан к ней. Задачу свою она выполнила и больше не нужна. Беатрис сдохнет, а Торнтон продолжит путешествие по кругам Ада. Он будет жить до того момента, как Джек решит, что с него хватит, и позволит ему умереть.

Беатрис привезли в комнату в инвалидной коляске, но Джек на всякий случай все равно пригласил охрану. Мера предосторожности. Рисковать он не собирался. Из её взгляда исчезли заносчивость и сарказм, и это ему нравилось. Заводило до безумия видеть представителей некогда считавшей себя всесильной расы в состоянии полной растерянности и зависимости от его воли. Особым удовольствием было наблюдать в таком состоянии гадину, которая трахалась с Торнтоном.

— Хочу, чтобы ты стала свидетелем небольшого состязания, — он кивнул на большой монитор, висевший на стене. Трансляция событий в одной из особых камер в режиме реального времени наверняка понравится Беатрис.

Существо, почти утратившее человеческий облик, сгорбилось в углу и дрожало. Симптомы, вызванные длительным голоданием и неоднократным поражением электрическим током: стены его тюрьмы были под напряжением. Джек знал, насколько обманчива видимая беспомощность. Стоит рядом оказаться потенциальной еде, Оно будет драться на пределе сил. За возможность получить бесценные капли крови.

До Беатрис начало доходить. Она всматривалась в то, что некогда было человеком, пытаясь разглядеть опровержение своей догадке. Лоуэлл нажал кнопку, по стенам камеры прошел разряд, заставивший существо вскочить, обернуться и зарычать. В таком виде он был практически неузнаваем, её любимый мальчишка.

Вирус избавил его от болезни, пожиравшей изнутри, и Люк перестал быть похожим на жертву химиотерапии. Взгляд, утративший всякую человечность и рваные, нескоординированные движения, говорили сами за себя.

Сейчас Беатрис немногим от него отличалась. Когда пришло осознание, она предприняла жалкую попытку броситься на него. Джек надеялся, что она это сделает: ударить её было приятно. Руки чесались с самой первой встречи, когда они обсуждали детали «сотрудничества».

Глядя на неё сверху вниз, он кивнул.

— Он давно не ел, а твоя дочь под сильными препаратами. Так что, думаю, все будет честно. На кого поставишь, Беатрис?

Когда Джек узнал об измененной, он еще не подозревал, что мир настолько тесен. Информация от Кроу была скудной, сучка уничтожила все данные о себе и смылась. Каково же было его удивление, когда он увидел точную копию Беатрис! Двойная удача!

Он намотал её волосы на кулак, заставляя запрокинуть голову.

— Тебе придется смотреть.

Вспомнил о том, что нужно держать образ, мысленно выругался, разжал руку и поднялся. Вряд ли Вальтер был настолько эмоционален.

— Посадите её в кресло, — он кивнул охране, и те незамедлительно выполнили его поручение.

Он смотрел то на монитор, то на лицо Беатрис, и это было сложный выбор: одинаково хотелось видеть то, что произойдет внутри, и её глаза. Интересно, может она помешаться от такого, или века закалили психику гадины и сделали выносливой?

Бесценную дочурку Беатрис втолкнули в камеру и снова подали напряжение. Измененная едва держалась на ногах, потому что количество вколотых в неё транквилизаторов могло остановить взбесившегося слона.

Люк мгновенно насторожился, принюхиваясь. Мальчишка-существо было слабым: голод и издевательства делали свое дело. Пожалуй, стоило устроить тотализатор, но не меньше исхода драки Джека сейчас интересовало другое.

В глазах Беатрис плескался самый настоящий коктейль эмоций. Страх, отчаяние, растерянность, боль — и все на грани с безумием. О да, оно того стоило!

Пока самое интересное не началось. Участники шоу просто ходили по кругу, выбирая удобный момент для нападения. Лоуэлл озадаченно нахмурился. В существе, получившемся из мальчишки, должно было остаться поменьше интеллекта. Никто не отменял звериную сущность и инстинкты выживания, но в прошлый раз оно вело себя интереснее. Люк разорвал глотки двум коллегам Беннинга, вырвал у охранника оружие вместе с рукой. В него пришлось стрелять пятнадцать раз, чтобы заставить замедлиться и всадить четыре заряда транквилизаторов, чтобы вырубить. Хотя тогда он лежал под капельницей с кровью, а сейчас его практически не кормили, намеренно доводя до истощения. Похоже, переусердствовали. Но разве именно это не должно было спровоцировать бесконтрольную атаку?

— Прекрати это, — хриплый голос Беатрис прозвучал глухо, — прекрати или ты никогда не получишь то, что хочешь.

Он усмехнулся, жестом велел охране выйти и только после этого произнес.

— Мне не нужен Сэт Торнтон. Мне не нужны его исследования. Я сам могу сотворить такое, на что недоделок в принципе не способен.

Он немного покривил душой. В работе Торнтона все же был толк, до которого сам Джек пока ещё не дошел. Разумеется, это было делом времени, и наверняка у Сэта множество ошибок, потому что у такого бездаря просто не может быть интересных результатов на выходе. Лоуэллу не был нужен идеальный рабочий вирус. Ему нужно оружие устрашения. Армия подвластных ему кровососов, лишенных собственной воли и помешанных на жажде крови.

Беатрис вскрикнула, и Лоуэлл перевел взгляд на монитор. Люк наконец-то прыгнул: по-звериному резко и внезапно. Измененной удалось перекинуть его через себя, но он одним движением подскочил, бросаясь на неё. Они сплелись в единый клубок, и покатились по полу. Её кровь брызнула на пол, пропитывая одежду.

«Хорошо, — удовлетворенно подумал Лоуэлл. — Теперь он не остановится».

Джек не думал, что измененная позволит себя убить, но даже если и так, у него есть второй экземпляр, мужчина. Она изменила своего ухажера, и это сработало.

Лоуэлл рассчитывал понаблюдать за ним хотя бы пару недель. Возможно, чума уже начала свое мерзкое дело, но молодые неизменно держались дольше. Из крови Энтони Хартмана можно будет синтезировать нечто гораздо более приемлемое для его цели, чем то, что ввели Люку.

Измененная с силой швырнула звереныша в сторону, Люк ударился о стену, и получив приличный разряд, на мгновение замер бесформенной грудой костей. На мгновение ли? Осознать Джек не успел, потому что услышал яростный шепот Беатрис.

— Ты, больной ублюдок, останови это! Ты наверняка не знаешь, что у Сэта были наработки в совершенно ином ключе. Второй вариант, — она выдержала паузу и добавила. — Ой, и правда не знаешь. Я забыла о них упомянуть, потому что увидела их за пару часов до того, как ты приказал меня схватить без предупреждения. И не сказал о том, что использовал Люка в своих чертовых экспериментах с непроверенным вирусом!

Ярость затопила все его существо. Гадина, какая же гадина!!! Он с трудом удержался от того, чтобы разбить ей голову об пол. Схватить за волосы, сдернуть с кресла и бить до тех пор, пока её черепушка не расколется на несколько частей.

— Блефуешь, Беатрис. Ты слишком тряслась за своего мальчишку, ты бы сообщила сразу, — ему стоило больших усилий вытолкнуть это из себя равнодушно и безэмоционально.

Он вспомнил, что охрана за дверями, а в ярости швыряющий технику Вальтер, пинающий ногами Беатрис, может вызвать подозрения. Измененный был сволочью и садистом, но действовал тоньше и никогда не выходил из себя. До того самого момента, как понял, что ему не удастся избежать смерти. Вот тут он начал скулить.

Лоуэлл отлично помнил равнодушное лицо Кроу во время допроса бывшего хозяина жизни. Вальтер верещал, как свинья, которой в задницу вставили вертел.

У Джека до сих пор хранилась запись этого момента. Он обожал её пересматривать.

— Не суди себя строго, я полна сюрпризов.

— Я тоже, Беатрис! — Лоуэлл наклонился к ней вплотную. — Помнишь, как ты бесилась, для кого тебе придется раздвинуть ноги? Ты же ненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было, но все равно оказалась под ним, как драная подстилка. Думаю, тебе приятно будет знать, что Торнтон создавал не оружие. Он работал над противоядием, которое спасло все ваши никчемные жизни.

Марк Коулсон рассказал ему, что в «Бенкитт Хелфлайн» работали над «вакциной жизни». Так её называли посвященные измененные. Несущую смерть заразу придумали задолго до рождения Сэта Торнтона. Вирус, абсолютно безвредный для людей, носителями которого являлся каждый живой человек с осени две тысячи одиннадцатого года.

Джек наслаждался выражением растерянности на её лице до того момента, как понял, что она счастлива. Гадина была счастлива услышать это. Она что, сама всерьез запала на Торнтона вместо того, чтобы играть с ним?! Лоуэлл не удержался от искушения, с силой ударил её в лицо. Она пожалеет о том, что родилась на свет и протянула так долго. К сожалению, Беатрис мгновенно потеряла сознание, а он настроен был продолжать.

Ругая себя за свою несдержанность, Джек поднялся, нажал кнопку коммуникатора:

— Вытащите оттуда девчонку.

Он не собирался использовать исследования Торнтона, в них было слишком много непонятного, какого-то бреда, не имеющего ничего общего с сутью вируса. Как бы там ни было, Беатрис пожалеет, что решила играть с ним в свои игры. Действительно пожалеет.

В инвалидной коляске она напоминала мешок с костями. Зак поставит гадину на ноги за пару часов, или его драгоценная Хилари пойдет на корм измененным. Когда Беатрис снова будет в состоянии двигаться и чувствовать боль, они продолжат этот разговор.

 

— 26 —

Пробуждение в палате стало чем-то привычным. Белые потолки, искусственный свет и два охранника — либо внутри — это значило, что скоро заявится Вальтер, либо за дверью — на случай, если его визит откладывался.

Беатрис привыкла быть сильной с детства. Девушки её возраста покорно отдавались на волю родителей, а после — супруга, она же всегда выбирала сама: отказалась от замужества с человеком, который был ей противен, от монотонных серых будней, которые превратили бы её в старуху раньше времени. Она выбрала право быть любовницей, путешествовать, жить так, как хотелось ей и не задумываться о завтрашнем дне.

«Гибель» Авелин выбила из колеи, но даже тогда она не сдалась. После всего через что ей пришлось пройти, настоящие слабость и беспомощность казались унизительными. Беатрис вспоминала, какой кошмар пережила в Ордене, но сейчас будто что-то изменилось. Появился надлом, от которого по всей броне трещинами расползалась слабость.

Она ненавидела себя за слезы, стоящие в глазах и ком в горле, но ничего не могла поделать. Совершенно некстати в голову лезли воспоминания о том, как в Зальцбурге Сильвен вытащил её из Ада. Неизвестно что было больнее. Те воспоминания или мысли о том, что на этот раз никто не придет. Одиночество в силе Беатрис тоже выбрала сама.

Она не сможет спасти Авелин. В таком состоянии ей не грозит подняться, не скривившись, что уж говорить о каких-то более активных действиях.

Были и хорошие новости. До Сэта ублюдок не доберется. Она хотела бы рассказать ему о том, что не он стал причиной гибели людей по всему миру, увидеть радость в его глазах — такую же, какую почувствовала сама, когда Вальтер сказал ей.

На момент первой встречи с Сэтом Беатрис считала его виновным чуть ли не во всех смертных грехах. Особенно в том, что она больше не была измененной и не могла сама помочь Люку. Заблуждения на его счет можно тоже занести в копилку собственной глупости, вот только легче от этого не станет.

Дверь в палату открылась, Беатрис встретилась взглядом с доктором и поняла, что выглядит хуже, чем предполагала. Улыбка покинула лицо Беннинга, как только он переступил порог, взгляд стал мрачным и серьёзным. По всей видимости, ему было неприятно видеть дополнительный раскрас на её лице, нанесенный Вальтером.

— Все так страшно? — собственный голос казался хриплым и грубым, говорить было трудно. Действие обезболивающих заканчивалось, и тело отзывалось запоминающимися ощущениями на каждое неловкое движение.

Беннинг поинтересовался о её самочувствии, в ответ Беатрис только усмехнулась. Она была искренне рада, что слезы успели высохнуть. Одно дело, что ты чувствуешь сама, другое — когда позволяешь другим видеть свою слабость.

— Понадобится достаточно времени, чтобы вы поправились.

Он говорил это чтобы успокоить её или себя?

— У меня не будет времени, док. С наибольшей вероятностью сегодня или завтра мне ещё добавят увечий, поэтому спасибо за ваш неиссякаемый оптимизм, но я бы предпочла услышать что-нибудь более смелое из уст мужчины по половым признакам.

Он едва уловимо покраснел, неловко улыбнулся.

— Можете называть меня Зак. Люк представлял вас именно такой, храброй и бескомпромиссной.

— Ниже пояса, — взгляд Беатрис стал жестким. Люк не стал бы рассказывать о ней первому встречному. Что в докторе такого, что он решил ему довериться? Был ли мужчина его последней надеждой или в самом деле оказался достойным его доверия?

— Люк стал первым участником эксперимента. На нем тестировали новый вирус, потому что результаты его анализов были крайне неутешительными. Он не протянул бы и недели. То, что должно было его вылечить, сделало его… — Зак запнулся, подбирая слова. — Не человеком.

Беатрис сильно сомневалась, что Вальтер действовал в интересах Люка и спасал ему жизнь.

У мальчика не было выбора, но у Вальтера был. Позвонить ей. Позволить обнять в последний раз, проститься с ним, а не бросить на амбразуры. Заранее зная, что в случае неудачи ребенок умрет в одиночестве.

— Процесс необратим? — Беатрис не отпускала взгляд доктора. — Кто он сейчас? Кем станет через месяц?

— Не думаю, что это можно исправить. Мне жаль, — Зак закашлялся, достал платок и на время приступа отвернулся от Беатрис. — В нем сохранились основные инстинкты и ничего кроме.

Беатрис глубоко вздохнула, но предпочла сменить тему даже в собственных мыслях. Если думать о Люке и о представлении, которое собирался устроить Вальтер, можно наделать много глупостей.

Беннинг интересная и далеко не последняя фигура во всей этой истории. Он общается с Вальтером не так, как остальные. Его кашель — очередной трюк, достойный внимания. Во время Второй мировой Беатрис работала в военном госпитале и прекрасно представляла, чем отличается естественный изматывающий кашель от надрывного на публику.

Она поманила Беннинга пальцем, побуждая наклониться ближе.

— Я по достоинству оценила ваш актерский талант, — шепотом произнесла Беатрис, — пытаетесь развесить щедрые порции макаронных изделий по ушам Вальтера? Зачем?

Беннинг едва заметно побледнел.

— Могу предположить, что с некоторых пор он сомневается в вашей верности, а вы хотите развеять его сомнения привязкой к несуществующей неизлечимой болезни. Вы ведь не подозревали, во что лезете, когда взяли его деньги? Большие деньги, док.

— Я не понимаю, о чем вы…

— Все вы понимаете, — она положила руку поверх его запястья, легко сжала, — мне нужна ваша помощь, если вы понимаете, о чем я.

Беатрис откинулась на подушки. Словесный марафон и эмоциональное напряжение дорого ей обошлись.

Беннинг пребывал в замешательстве, но она не собиралась давить. Пусть дозреет сам. Она не собиралась сдавать Вальтеру Зака, но он должен поверить в её решимость сделать это. Доктор — единственный шанс на спасение Авелин.

— Моя дочь. Где она?

— Измененная? Она в порядке, — Беннинг понемногу приходил в себя и, судя по всему, принял верное решение. — Её держат в специальной камере, на сильных транквилизаторах, но все показатели здоровья в норме. Больше всего из моих пациентов досталось вам.

«Измененная», «держат специальной камере» резануло слух. Это звучало, как четкая и вполне ясная характеристика существа, не человека, опасного просто по факту.

— Она не меньше меня нуждается в помощи. В неё литрами закачивают транквилизаторы для нарушения координации и подавления рефлексов, и это совершенно точно не сказывается на её здоровье положительно, доктор Беннинг.

— Я делаю то, что мне приказывают, — несколько смущенно произнес он, как если бы речь шла о том, что он наступил ей на ногу, и теперь извиняется.

Беатрис мысленно представила, как выглядит лицо Зака со свернутым на сторону носом, но следующие слова заставили её на время оставить в стороне свою богатую фантазию и вернуться в реальность.

— Она нужна ему живой. Как и второй измененный.

— Второй? — уточнила Беатрис, пристально глядя на него. Она понимала, что Беннинг всеми силами старается отвлечь её от собственной персоны, но сочинять такую ложь он бы не стал.

— Я думал, вы в курсе. Его доставили вместе с вами.

Беатрис вспомнила их с Авелин разговор перед прощанием. Она говорила о мужчине, с которым собиралась провести жизнь, которого хотела изменить.

Значит, любовник Авелин жив, и это плюс. Был и вполне очевидный минус. Доктор не упомянул, что второй измененный нехорошо себя чувствует, что его каким-то образом коснулась чума. Разумеется, его будут наблюдать. Если тот выживет, у Вальтера на руках скоро будет образец жизнеспособного вируса. После чего надобность в Авелин отпадет.

Времени осталось ещё меньше, чем она думала.

— Давайте напрямик, Беннинг. С сегодняшнего дня снижайте ей дозу транквилизаторов.

— Но…

— И сделайте так, чтобы в ближайшие дни Вальтеру не пришло в голову добавить мне синяков и переломов. Вы что-нибудь придумаете, я в вас не сомневаюсь.

Беатрис говорила уверенно и решительно. Такие, как Зак, пасуют перед силой и напором. Она не собиралась нежничать с ним и вести долгие переговоры, когда каждая минута на вес золота, а цена этих переговоров — жизнь её дочери.

— Я подумаю, что можно сделать.

— Подумайте, будьте так добры. Это вы ввели Люку чертов вирус, а мне нечего терять.

— Я могу пойти к нему и рассказать все прямо сейчас.

— О, пожалуйста, — она приподняла бровь. — Что стоим, кто-то пролил клей возле моей койки?

Беннинг достал шприц, но Беатрис резким движением приподнялась и перехватила его запястье. Резкое движение отозвалось острой болью в раненой руке, и она скрипнула зубами. Тем не менее, пальцы не разжала, удерживая его из последних сил.

— Мы с вами в одной лодке, Беатрис. Я пожизненный пленник этого места, — доктор осторожно освободил руку из ее хватки, — после этих инъекций постоянно будете чувствовать себя как во сне. Не волнуйтесь, это должно охладить его пыл.

— Предполагается, что я должна испытать угрызения совести? — язвительно огрызнулась она, позволив сделать укол и откидываясь на подушки.

— Лучше благодарность, — улыбнулся Беннинг, — спокойной ночи.

Беатрис прикрыла глаза, выражая полную покорность судьбе. Он смотрел на неё так, будто действительно хотел помочь. Более того, мог это сделать. В душе её снова теплилась надежда на то, что ничего ещё не кончено.

 

— 27 —

На Острове Ванесса была всего пару раз. Первый — в самом начале, когда вместо корпусов повсюду были свалены штабеля стройматериалов. Второй — непосредственно перед запуском. Дело было даже не в том, что приходилось долго добираться: сначала на самолете, затем несколько часов на катере до корабля, а дальше на вертушке. Лоуэлл с его паранойей был категорически против любого транспорта, кроме своего собственного. Остров напоминал ей комфортабельную тюрьму для любого, кому «посчастливилось» на нем оказаться. Ванесса не испытывала сожалений по поводу их печальной участи, но и задерживаться здесь не желала.

Дикий пляж с белоснежным песком и прозрачной бирюзовой водой в бухте никак не влияли на впечатления. Ванесса предпочла бы снег: чем дальше от Острова, тем лучше.

В главном корпусе у неё были личные роскошные апартаменты с видом на океан, в двух шагах от комнат Лоуэлла. По прилету она первым делом приняла душ, наскоро переоделась в более легкую одежду. Белая блузка и свободная бежевая юбка смотрелись куда адекватнее, чем деловой костюм.

Джек знал, зачем она приехала, и уже успел выразить свое неудовольствие. Он терпеть не мог, когда что-то шло не по расписанию. Лоуэллу казалось вопиющим нарушение установленных им порядков, на которых он был помешан, и плохой приметой, к тому же. Что взять с сумасшедших ученых.

Высказав ей все, что думает, Джек все же согласился с ней переговорить через несколько часов и дал разрешение на встречу с Рэйвеном.

Следуя по территории за охранником, мысленно Ванесса была далеко. Она вспоминала последний разговор со Штерном. Ванесса знала, что Мартин не скажет лишнего слова, даже если она поклянется ему в верности на крови или попытается поджарить на медленном огне. О чем он молчал?

Оставалось надеяться, что сегодняшние беседы прольют свет на все темные пятна. В противном случае, несмотря на все уже потраченные деньги, она планировала приостановить финансирование проекта. Играть в игры, правила которых известны только одной стороне, Ванесса не подписывалась.

Рэйвену отвели апартаменты ничуть не хуже ее собственных, разве что в его комнате не было балкона и выставили пост. Лоуэлл считал его идиотом, не сумевшим справиться с ерундовой задачей, и пока не определился, что с ним делать дальше. С наибольшей вероятностью, Рэйвену предстояло пополнить ряды непосредственных участников эксперимента.

Он не представлял угрозы, как измененные, и был на удивление целехонек — в отличие от других, доставленных на Остров тем же рейсом.

При ее появлении Джордан Сантоцци поднялся с постели, на которой лежал с видом туриста элитного пятизвездочного отеля на Мальдивах. По всей видимости, он тоже недавно принял душ и был не совсем одет, а точнее — совсем не одет.

Они обменялись оценивающими взглядами без тени смущения.

— Мы знакомы? — лениво поинтересовался он, как кот, заметивший поблизости кошечку.

— Встречались в Солт-Лейк-Сити. Вы тогда были без сознания и в одежде.

— Вас это смущает?

— Мужчины в бессознательном состоянии? Вряд ли.

Ванесса видела фото в досье, и его самого издалека — при отправке из Солт-Лейк-Сити. Тогда голова у неё была занята другим, но сейчас она оценила его по достоинству. Рэйвен оказался весьма привлекательным мужчиной: яркая, запоминающаяся внешность, отлично сложен и явно не страдает недостатком уверенности в себе. В его взгляде она уловила ответный интерес, и ей это польстило.

— Ванесса Нортон, — представилась она, протягивая руку. — Вы не против прогулки по побережью, мистер Сантоцци?

— Только если вы будете в бикини.

— К сожалению, я его не захватила.

— Без купальника ещё лучше.

Ванесса не стала отвечать. Вышла, дожидаясь пока он соизволит одеться.

Ей придется постараться, чтобы вызвать Рэйвена на откровенность, и лучше перенести их разговор подальше от ушей Джека. Большинство комнат напичканы прослушивающими устройствами. Кроме того, свежий воздух полезен для кожи.

По просьбе Ванессы охранники держались на некотором расстоянии, чтобы обеспечить конфиденциальность разговора. Она знала, что Лоуэлл устроит ей допрос с пристрастием, и была готова к откровениям. Ответным откровениям. Но прежде она должна разобраться в том, что же на самом деле происходит. Сейчас рядом с Ванессой находился человек, который мог пролить свет на многие интересующие её вопросы. Играть с ним не было смысла. Единственный шанс услышать правду — говорить напрямик.

— Вы позволили себя схватить. Почему?

— Я здесь по приглашению Вальтера, — криво усмехнулся бывший гангстер. — Он решил, что я провалился, и прислал подкрепление. Своевременно, надо сказать…

— Вы меня не так поняли, — перебила она, улыбаясь. — Я спросила вас о причине пребывания на острове. Как долго вы сюда добирались, мне известно.

Чтобы немного повысить градус доверия, Ванесса добавила:

— Рассмотрим мой случай. Я спонсирую проект и хочу знать, на что идут мои деньги. Это причина.

Взгляд Рэйвена резко изменился. Вместо простака-раздолбая, который пытался флиртовать с ней, перед ней стоял человек, знающий себе цену. Сильный, уверенный в себе, жесткий мужчина. Это длилось лишь краткий миг, но Ванесса успела запомнить свои ощущения от него. В Мартине она тоже чувствовала опасность, но она не была адресована лично ей. Джордан Сантоцци был угрозой всему, что творилось на Острове и каждому, кто не вписывался в его планы.

Рэйвен улыбнулся, и это была улыбка человека, сорвавшего джекпот.

— Зачем Вам знать, Ванесса? — весело поинтересовался он. — Изменить вы ничего не сможете.

— Тем более, — уверенно произнесла она, хотя внутри все сжалось от дурного предчувствия.

Рэйвен задумчиво посмотрел в сторону океана. Туда, где вода встречалась с небом.

— Мне нужно было собрать всех в одном месте. Всех, кто знал о разработках и всю доступную по ним информацию. Только и всего. Вам ведь Кроу намекнул за пару дней до смерти, что стоит поинтересоваться как идут дела?

«Да, — хотела сказать Ванесса, — только не за пару дней до смерти, а после неё. И зовут его Мартин Штерн, самоуверенный говнюк».

Вместо этого она мило улыбнулась в знак согласия и пожала плечами.

Лоуэлл умудрился собрать на острове все, что связано с экспериментами. Пытался таким образом спрятать свои наработки, обезопасить их, но сам загнал себя в ловушку. Рэйвен только что сказал, что уже поздно. При погрузке на самолет всех проверял Мартин. Мог ли он «пропустить» маячок? Мог ли работать на Рэйвена? Через сколько здесь будет армия, способная стереть с лица земли все, над чем Лоуэлл работал в последнее время?..

Кем бы ни был Штерн или Кроу, он работал сразу по нескольким фронтам. И выполнил все условия заключенных с клиентами сделок. Предоставил Джеку измененную и человеческий материал для эксперимента, а Рэйвену — «Вальтера» и всю его команду, включая её. После чего благополучно исчез с приличными суммами, перечисленными на его имя, и не стоит забывать, что для них обоих Кроу мертв.

Ванесса выдала страх, невольно отступив на несколько шагов, и Рэйвен с улыбкой заглянул ей в глаза.

— Я все думал, откуда этот баклан взял деньги. Счета у него были драные, как чулки проститутки в дешевом борделе. Я сохраню вам жизнь, если не будете мешать, — в его голосе не было угрозы, просто совет, от которого легче не становилось. — Вальтер все равно пойдет на корм рыбам. Вам решать, тонуть вместе с ним или бежать.

Он не шутил, и Ванесса попыталась представить два варианта развития событий. Вот она начинает кричать, охрана хватает Рэйвена. Пока их тащат к Лоуэллу в срочном порядке, пока она пытается объяснить, что к чему. Её слово против слова Джордана, которого Джек не принимает в расчет. Она не знает, сколько у неё осталось времени до того, как сюда стянутся вооруженные силы преступного королька Сантоцци.

Или же она прямо сейчас уходит. Садится в вертолет, покидает Остров и там, в Сингапуре, думает над тем, как все начать сначала.

Говорил ли он правду? Отпустит ли он её?

Ванесса не стала проверять, просто развернулась и поспешила прочь.

— Правильный выбор, Ванесса! — донеслось до неё, но она не стала оборачиваться. Только в комнатах, спешно перетряхивая сумочку и проверяя документы, Ванесса поняла, что мерзавец умудрился сравнить ее с крысой. Ее затрясло от гнева, но возможности достойно ответить пока не было. Да и что говорить, не в том она сейчас положении, чтобы возвращать Рэйвену оскорбления.

Оставалось самое главное. Наработки. Она не уйдет отсюда без диска, без материалов, в которых сосредоточены все её надежды на отмщение.

Ванесса знала, что Джек хранит все данные на личном компьютере, в своем кабинете. Лоуэлл будет занят несколько часов в лабораториях. Если ей повезет, информация окажется у неё гораздо раньше. Пароль к файлам можно подобрать на материке, с помощью тех, кто знает, как это сделать. Все, что нужно сейчас — хорошая отвертка. Или пилочка для ногтей.

Рэйвен думает, что он самый умный? Пусть утрется. Они могли бы договориться о сотрудничестве — Ванесса предпочитала сильных деловых партнеров, но ему не стоило так вести себя с ней.

Охрана у кабинета Лоуэлла подобралась, увидев её.

— Он просил меня подождать его в кабинете. Подойдет через пару минут, — Ванесса изобразила одну из самых очаровательных улыбок, и охранники невольно улыбнулись в ответ.

— Вообще-то он против, чтобы в его отсутствие…

— Родж, это же сама мисс Нортон.

Аргумент подействовал железно, и Ванесса очутилась в святая святых Джека Лоуэлла. На стенах — репродукции картин Сальвадора Дали. «Незримый человек» и «Просвещенные удовольствия». Джек был истинным фанатом его творчества, но сейчас Ванессе было не до размышлений о пристрастиях Лоуэлла.

Ноутбук стоял на столе, закрыт и выключен, как она и предполагала. Ванесса одним движением перевернула его, развинчивая шурупы. На втором пилочка сорвалась с резьбы, и она совсем не по-женски выругалась.

— С Торнтоном глухо? — голос Джека, донесшийся из-за спины, заставил её вздрогнуть и замереть.

На то, чтобы взять себя в руки, ушло какое-то время. Лоуэлл кивнул на кресло, предлагая сесть, сам, как ни в чем не бывало, прошел в кабинет и опустился за стол, поглаживая пальцами перевернутый ноутбук, расшатанные шурупы.

Ванесса, будто загипнотизированная, опустилась в кресло, продолжая сжимать в руке пилочку для ногтей. Они оба знали, что Торнтон интересовал его в последнюю очередь, и его наработки тоже. Лоуэлл хотел его уничтожить морально, унизить, заставить мучиться, пройти все то, что когда-то прошел он сам.

У Ванессы были причины ненавидеть Сэта, но она считала, что Лоуэлл мог справиться со своей местью в разы быстрее. Зависть не позволяла Джеку видеть дальше собственного носа, он хотел доказать, что круче, но ценой ошибок и больших потерь. О чем она только думала, когда связалась с ним?! Сейчас у него в подвале двое живых измененных, Рэйвен, как бомба с часовым механизмом, и она сама, застуканная на месте преступления.

— Пока да, — автоматически произнесла Ванесса. — Мне продолжать его искать? Или в этом больше нет необходимости?

О чем она говорит? Ей надо бежать, бежать как можно скорее. Но куда? За дверью охрана, и достаточно одного писка Джека, чтобы её скрутили и вернули на место.

— Полагаю, что нет, — он погладил ноутбук всей поверхностью ладони, задумчиво посмотрел в окно. — Почему тебе не нравится здесь? Это начало нового мира, Ванесса. Такого, каким он должен быть. Мира, в котором измененные не могут диктовать людям условия и играть их жизнями. Мира, в котором люди осознают, что каждое действие имеет последствия. Что предательство никогда не останется безнаказанным.

Ванесса не стала высказывать свои соображения на счет создания нового мира. Она хотела отомстить за отца, а в роли богини себя ни разу не представляла. Над господством людей или измененных тоже особо не задумывалась. Она понимала, что выживает сильнейший. Тот, кто способен великолепно играть в шахматы жизни. Надо попытаться поговорить с Джеком, воззвать к голосу разума, объяснить, почему она так поступила, рассказать про Рэйвена.

Прежде чем она успела произнести хотя бы слово, Лоуэлл открыл ящик стола и достал пистолет. Снял с предохранителя и направил на неё.

— Почему ты решила выйти из игры, Ванесса? — Джек холодно улыбнулся, в его глазах больше не было спокойствия и непроницаемости, лелеемых им для образа Вальтера, скорее ярость и ненависть. — Хорошо подумай перед тем, как ответишь. Я ненавижу ложь и предательство, особенно со стороны женщин, и я немного на взводе. Здесь целая обойма, и я могу сделать твою смерть очень… очень болезненной.

Ванесса замерла, не сводя глаз с дула пистолета. Лоуэлл был открытым женоненавистником, но она не подозревала, что придется столкнуться с этим лично. В конце концов, именно ее именем он прикрывал свою задницу во всех банковских делах. Можно было объяснить свои действия как угодно, но когда смотришь в глаза психопата, понимаешь, что разумные доводы не всегда ведут к спасению. Она с трудом подавила панический страх, загнала его поглубже. Чтобы не разреветься и не начать трястись, как припадочная, вцепилась в подлокотники кресла.

— Потому что ты был слишком беспечен, когда выдумывал игры в кошки-мышки, — она сглотнула и посмотрела ему в глаза. — Мог бы просто приказать Кроу притащить Торнтона, но ты решил развлечься.

— Я решил развлечься?! — угрожающим шепотом спросил Джек. — Развлекались они, когда сделали из меня козла отпущения и посадили на мое место крысу. Кто ты такая, чтобы оспаривать мои решения и поручения?! — его трясло от ярости, пистолет дрожал в его руке. — Я просил тебя надевать идентификационный браслет, когда ты на Острове! Ты опять проигнорировала мой приказ, сука!

Ванесса зажмурилась, ожидая услышать выстрел, который отзовется дикой болью внутри. В отличие от Джека, её колотило от страха. Ей ни разу не приходилось быть на передовой или слышать настоящего выстрела. Наверное, это действительно больно. Ванесса почти физически ощущала, как крошечный снаряд разрывает кожу, ткани, крошит кости, и они обжигающими осколками вплавляются в органы. Богатая фантазия сейчас сыграла с ней злую шутку.

— Они все строили из себя жертв. Каждый, кто оказался на Острове не по собственной воле, да я назову и тех, кто согласился сам, но жалеет себя из последних силенок. Вот только жертва здесь я, Ванесса. Я и никто иной. Но как показала жизнь, даже жертва может надрать задницу стае хищников. Я уничтожу их всех. Торнтон и его мозги сгниют в какой-нибудь глуши, куда запрятала его сука Беатрис, чтобы укрыть от меня. Он сдохнет в осознании собственной беспомощности и никчемности! Понимая, что просрал все, что мог! — Джек поудобнее перехватил пистолет, чтобы компенсировать дрожь в руках. — Ты больше не вписываешься в мои планы, Ванесса. Ты тоже предала меня.

Последние его слова слились с грохотом оглушительного взрыва и непроизвольного выстрела, раздавшегося совсем рядом. Здание дрогнуло, осыпая его осколками стекол, и Джека швырнуло на пол, отголосками взрывной волны сметая обстановку комнаты. Кресло перевернулось вместе с Ванессой и у нее на секунду потемнело в глазах. Она даже не пыталась подняться, когда ползла к ноутбуку, валявшемуся у противоположной стены.

Разум медика автоматически отмечал отсутствие серьезных травм, легкий звон в ушах и головокружение. Собственные действия казались результатом чудовищно замедленной съемки. Она оглянулась на неподвижное тело Лоуэлла, усыпанное осколками стекла, в руке по-прежнему сжимая окровавленную пилочку, вонзившуюся в ладонь. Поморщившись, Ванесса довела дело до конца — благо, осталось просто вытащить шурупы, и достала диск. Остается надеяться, что он не поврежден.

За спиной распахнулась дверь, и Ванесса, обернувшись, в отчаянии зашептала ворвавшейся в комнату охране.

— Боже, что происходит?!. Я не знаю, что с ним…

На её счастье, персона «Вальтера» интересовала их куда больше. Поблагодарив охранника, который помог ей подняться, Ванесса оперлась о стену и, пошатываясь, вышла из кабинета. Оглушительно выла сирена, люди метались в панике. Сцепив зубы, по мере возможности игнорируя головокружение и шум в ушах, Ванесса несколько раз глубоко вздохнула, оттолкнулась от стены и побежала. Армия Рэйвена только что спасла ей жизнь, остальное в её руках.

 

— 28 —

Хилари так и не попросила Зака устроить их с Джеймсом встречу. У неё не хватило духа посмотреть ему в глаза. Было тяжело, и она разрывалась между тем, как должна поступить и тем, как вела себя сейчас. Они с Джеймсом вытащили друг друга с самого дна, и Хилари не хотелось смешать с грязью то хорошее, что было между ними. Если он узнает о её с Заком отношениях, это разобьет ему сердце.

Зак обещал зайти ближе к вечеру, и она как раз дожидалась его, когда услышала глухой отголосок взрыва. Здание содрогнулось, и Хилари поспешно вскочила с кровати.

— Всем постам срочно занять оборону на этажах! Повторяю, всем постам…

Сквозь вой сирены синхронно отозвались рации охранников, и Хилари поспешно бросилась к двери. Услышала, как пискнул электронный замок, включилась блокировка. Теперь дверь можно было открыть только снаружи с помощью кода.

Хилари не стала тратить время и силы и бросилась к окну. Из-за административного корпуса поднимался густой черный дым, языки пламени плясали по стволам и листьям пальм. Само здание напоминало обожженный, изуродованный скелет доисторического существа, вывернутый под неестественным углом. Ни единого целого окна, опаленная стена расползается трещинами. Повсюду сновали вооруженные люди, крики и выстрелы сливались воедино. Хилари задернула шторы и отвернулась, подошла к двери, кусая губы. Кому-то все же стало известно об адском месте, и их наконец-то вытащат отсюда.

Облегчение пару минут спустя сменилось паническим страхом. Что, если Вальтер сейчас решит провести полную зачистку?

Она нажала кнопку коммуникатора, но ответа не получила: только треск и шипение. Нужно придумать, как открыть дверь. Хилари огляделась и взяла первое, что попалось на глаза: тяжелую пепельницу. Сбила корпус, защищающий электронный замок, и замерла, глядя на провода. Не факт, что замок получится открыть даже снаружи, если она сделает что-нибудь не так. Долго сомневаться ей не пришлось: раздался сигнал разблокировки. Красный индикатор сменился зеленым, и на пороге появился взволнованный Зак.

— Хилари, скорее, — он схватил ее руку, увлекая за собой.

В коридоре было на удивление пустынно, сквозь надрывно воющую сирену снаружи доносились взрывы и звуки перестрелки.

— Я не знаю, кто эти люди. Но если есть шанс выбраться — вот он.

— Мы не выйдем из корпуса, — Хилари резко дернула его за руку, заставив остановиться, — если мы попробуем прорваться через главный вход, нас нашпигуют пулями либо охрана, либо боевики, — она глубоко вздохнула. — Где держат Джеймса?

— Его комната в другом крыле. Там, где устроили тебя в самом начале.

Хилари снова оказалась перед выбором. Наверняка все перекрыто по максимуму, в таком навороченном центре совершенно точно должен быть стандартный протокол безопасности. Напавшие на Остров, кто бы они ни были, наверняка станут ориентироваться по цвету браслетов. В свое время все попытки снять его самой успехом не увенчались, а рисковать Заком она не могла.

— Нам нужно снять твой браслет, — сказала она, — где это можно сделать?

— В медицинском крыле.

«Не лучший вариант», — подумала Хилари, вспомнив длинные лабиринты закрытых коридоров.

Не лучший, но Джеймсу нужна её помощь, поэтому медлить нельзя. Вряд ли он сможет передвигаться самостоятельно и тем более постоять за себя в таком состоянии.

— Когда ты предлагал побег, то собирался провести меня к вертолету. Твой пилот все ещё с нами?

— Полагаю, да. Подземные этажи лабораторий соединены переходами. Мы можем попасть в любой корпус, не выходя на улицу. Кроме соседнего крыла.

Соседнее крыло — там, где держали её и где сейчас Джеймс. Что в нем такого, что Вальтер отделил его от остальных? Почему он не соединяется с лабораториями?

— Пройдем через лаборатории по максимуму, потом поднимемся наверх.

Неплохо было бы раздобыть оружие, но эту мысль Хилари оставила на крайний случай. Если повезет, удастся вырваться без крови и без лишнего шума.

Лифт был заблокирован, пришлось бежать к лестнице. Хилари толкнула Зака к стене, а сама осторожно выглянула из-за угла. Охранник на повышенных тонах объяснял какой-то женщине из персонала, что пропустить её он не может.

— Передвижения по центру ограничены до особых распоряжений. Вернитесь на свое место.

— Мне нужно попасть вниз, кретин! — взорвалась женщина. — А моя комната в другом корпусе! Пропусти меня, или сильно об этом пожале…

У охранника сдали нервы, и он одним движением ударил её прикладом по голове. Женщина, не издав ни звука, обмякла и упала на пол, его напарник не издал ни звука, вцепившись в автомат, как в спасательный круг. Молодой парень, худенький, невысокий. Не факт, что ему вообще стрелять доводилось.

«Вариант без жертв отменяется», — подумала Хилари, посмотрев на Зака и приложив палец к губам. Они двигались к боковому переходу, удаляясь от центральной части корпуса, куда были брошены основные вооруженные силы Вальтера. Здесь всего двое охранников. Нужно их снять, а дальше вниз, до первого этажа. Есть вероятность, что другой лифт ещё не отключен.

Хилари окинула взглядом коридор и выхватила валяющийся рядом с пожарным ящиком осколок стекла. Сгодится не хуже топора и огнетушителя, которые кто-то уже позаимствовал. Одним движением полоснула себя по ладони и, прижимая её к животу, оттолкнула руку Зака, попытавшегося её остановить.

До вооруженных парней было не так далеко. Хилари вынырнула из-за угла, делая тяжелый шаг вперед. Они мгновенно взяли её на прицел, но тут же расслабились. В тяжело ступающей женщине, футболка которой пропитана кровью, проблематично разглядеть угрозу.

— Они стреляли в меня… — слабым голосом произнесла она, переводя взгляд с одного на другого, — помогите мне, я ранена…

— Вернитесь назад, — резко ответил старший, указав ей в сторону, откуда она пришла. Именно он ударил ту женщину.

— Вы не понимаете, мне нужна… помощь… — Хилари выдохнула это, делая ещё шаг вперед, а в следующий момент совершила молниеносный обманный выпад. Охранник блокировал её основную атаку, но пропустил быстрый профессиональный удар в переносицу. Мгновенное замешательство стоило ему жизни: молодой вскинул автомат и нажал на спуск, и Хилари прикрылась телом его напарника, как живым щитом. Выхватила пистолет, стреляя практически в упор. Успела перехватить непонимающий, стекленеющий взгляд сползающего на пол парня, быстро подхватила оружие, проверив патроны, вытащила запасные обоймы, начала расстегивать бронежилет.

— Сюда!!! — раздался чей-то голос с другого конца коридора, и она мысленно выругалась. Выстрелы услышали, разумеется. Перспектива драки или перестрелки с очередным нарядом охраны Хилари не улыбалась, поэтому она бросилась к Заку, рывком дернула за руку, уводя за собой на лестницу.

— Быстрей!

Зак смотрел на нее так, будто видел впервые, тем не менее, подчинился без слов. Он едва успевал за ней, когда она бежала вниз, прыгая через ступеньки. Хилари было знакомо такое состояние. Когда шок и паника сжимают тебя в стальном кольце, все, что ты можешь — следовать за идущим впереди.

Пролет, пролет, пролет, ещё пролет. Их не преследовали — значит, есть время перевести дух. Зак крепко сжал её руку, и Хилари ободряюще улыбнулась ему.

— Недостаточно просто быть измененной, чтобы выжить и суметь защитить себя, — произнесла она, пытаясь хотя бы частично вырвать его из цепких лап страха, — мне пришлось научиться и драться, и стрелять. И убивать, когда нет другого выхода.

— Нам придется идти через нижние этажи, — слабо произнес он. Казалось, сама мысль о предстоящем пугает его. Хилари кивнула, не придав этому особого значения.

Чем ближе к первому этажу, тем громче звучали выстрелы и автоматные очереди. Если она права, основное действо разворачивается в центральной части корпуса и в холле. Должно получиться проскочить к лифту незамеченными и спуститься вниз. Подземелья Вальтера, некогда заставлявшие её дрожать от страха, сейчас были единственным путем к спасению.

Им удалось добраться до лифта без особых проблем. Он действительно работал, и это показалось Хилари подозрительным. На сомнения времени не было, других вариантов — тоже, поэтому Зак с помощью своего пропуска оживил кабину и уже внутри объяснил причину своего страха.

— Они там, — сдавленно произнес он. — Измененные.

Смысл его последних слов дошел до Хилари не сразу.

— Измененные? — переспросила она. — Вы это все-таки сделали?!

Лифт остановился и двери пошли в стороны. Коридор был пуст: ни персонала, ни охраны. По всей видимости, всех вывели в первые минуты, когда нападение только начиналось. На дверях лабораторий мигали индикаторы блокировок. Хилари представила, каково людям, которым вкололи непонятно что, а потом оставили умирать. Представила и содрогнулась. Если она не ошибается, им ещё предстоит идти через блок, где расположены палаты наблюдения за пациентами, которым ввели вирус.

— Ничего мы не сделали. Их доставили сюда готовенькими! Из того что я знаю, одна из них родилась такой. Хилари, надеюсь, ты не собираешься их выпустить?

Он сказал: «Родилась»? Ещё интереснее. Что со вторым? Выжил во время эпидемии? В мире не осталось измененных. Они либо умирали, либо становились людьми. Это же подтвердила и Корделия. Или же кому-то было выгодно, чтобы все думали именно так?

Они стремительно повернули за угол, и Хилари первым делом в глаза бросилась С4 с детонатором. Коридор был утыкан взрывчаткой, как рождественская елка разноцветными фонариками. Она обратила внимание, что в тупике коридора две двери, расположенные друг напротив друга. Две, а не одна, как ей показалось, когда её приводили сюда.

— Что за второй дверью? — спросила она.

— Камеры.

— Камеры?

— Ты думаешь, измененных можно удержать классической легкой дверкой?

Хилари не стала продолжать разговор, счет шел на минуты.

— В камеры, Зак.

— Что?!

— Если наверху не удержат оборону, здесь все взорвут к чертовой бабушке, так что стоит поторопиться. Надо вытащить всех, кого вы здесь заперли.

Он посмотрел на неё, понял, что Хилари не шутит, в сомнении покачал головой. Подумал ли Зак о людях, лишенных всякой надежды или же об измененных? Последние для него были страшнее взрывов и перестрелок.

— Они оторвут нам головы, и этим все кончится.

Все-таки об измененных.

— К вопросу о человечности. Я была измененной, — сухо отозвалась Хилари, — но не бросалась на людей без разбора.

Зак смутился, осознав, что только что сказал.

— Я о том… Как бы ты поступила с людьми, которые удерживают тебя силой?

Весомое замечание, но Хилари готова была рискнуть. Помощь тех, кто наделен мгновенной реакцией и силой, в разы превышающей человеческую, не будет лишней. Особенно принимая во внимание тот факт, что у них слишком мало времени и что Джеймсу тоже нужна помощь.

— Я разберусь. Мы теряем время, Зак.

Он вздохнул и неожиданно крепко обнял ее.

— Пообещай мне, что не будешь рисковать. Я пойду первым.

Он практически побежал по коридору, Хилари пришлось догонять. Не хватало ещё, чтобы он в своем геройстве наткнулся на измененного, котором не понравилось сидеть взаперти.

Закрытый блок для «избранных» представлял собой прямоугольное замкнутое пространство. Хилари отмахнулась от надвигающейся клаустрофобии, сосредоточившись на цели: выйти отсюда и вывести Зака и Джеймса. Полумрак единственной люминесцентной лампы, толщина стен и низкий потолок заставили её снова почувствовать себя маленькой и беззащитной.

Зак остановился возле одной из дверей, взволнованно посмотрел на Хилари.

— Там женщина. Ее мать — пленница в медицинском корпусе. Если успеем объяснить, из этой идеи может что-то получиться.

Зак говорит о биологической матери? За дверью в самом деле рожденная измененная?! Это казалось более нереальным, чем факт выживших во время чумы. Задавать вопросы она будет потом, когда окажется на свободе.

— Как её зовут? — Хилари удобнее перехватила пистолет, отступая в сторону, чтобы иметь возможность для маневра. — Мать девушки?

Девчонка обозлена, и имя матери однозначно пригодится.

— Беатрис, — едва слышно сообщил Зак, набирая код доступа. Хилари не успела даже удивиться. Тяжелая дверь отъехала в сторону, и в коридор стремительно шагнула хрупкая темноволосая девушка в больничной одежде. Она легко оттолкнула Зака, и он отлетел к стене, чудом удержавшись на ногах. Кому как не Хилари было знать, как это происходит. Мгновенное движение, неподвластное человеческому глазу, и сила. Ни с чем не спутаешь. Измененная.

— Беатрис, — быстро произнесла Хилари, пристально глядя на девушку, — твоя мать здесь, и ей нужна помощь. Без нас ты будешь искать её гораздо дольше.

Та замерла, оценивая правдивость ее слов, а затем задала лишь один вопрос:

— Где она?

 

— 29 —

Ей вводили препараты, которые тормозили рефлексы и делали слабой. Последнюю инъекцию по какой-то причине пропустили, и сейчас Авелин чувствовала себя значительно лучше. В её случае счет шел на минуты, и наркотическое действие транквилизатора понемногу сходило на нет. Скоро реакция и сила восстановятся полностью, а пока она была готова довольствоваться малым преимуществом.

Сирена, звуки выстрелов и топот ног за дверями однозначно говорили о том, что в саркофаге началась вечеринка. Все, что ей оставалось — только ждать. Свернуть массивную дверь, укрепленную не хуже, чем в Ордене, ей сейчас вряд ли удалось бы. Организм был отравлен препаратами, а голод сводил с ума. В таком состоянии кровь становилась жизненной необходимостью. Авелин чувствовала, что до грани на которой инстинкты возобладают над разумом, осталось совсем недолго, и все силы сейчас шли на то, чтобы этого не допустить. Она не хотела повторения истории в Нью-Йорке.

Спасение пришло быстрее, чем она ожидала. Авелин слышала весь разговор парочки за дверями, поэтому и не убила мужчину сразу, хотя агрессия требовала выхода.

Беатрис, разумеется, бросилась на помощь, когда почувствовала. Это было единственной здравой мыслью, не позволявшей слететь с катушек. После того, как её швырнули в камеру к мальчишке, который больше напоминал звереныша, чем человека и заставили с ним драться, она позабыла о своих принципах и даже хваленая выдержка дала сбой. Непонятно, почему прервали поединок, но ярость и ненависть к тюремщикам искали выхода. Авелин хотела разнести это место в пыль, она впервые жаждала мести и человеческой крови — в иносказательном смысле слова, когда убийство становится целью. Мысли о матери стали спасением, за которое она уцепилась. Именно Беатрис научила её тому, что по-настоящему важно: человечности.

Авелин не доверяла людям. Она больше никому не доверяла, но женщина с оружием тоже была пленницей. Инстинкты подсказывали, что пока они на одной стороне. Плутать по лабиринтам подземных коридоров и разбираться с электронными замками гораздо проще, когда рядом есть знающие проводники и пропуск. В паре настроение задавала решительная брюнетка, а не сутулый хлюпик, и Авелин подумала, что у них может получиться. Что с ними делать потом, она подумает. После того, как освободит Беатрис и Энтони.

— Начнем с моего друга, партнеры. Его держат в камере напротив. Откройте дверь.

Под её взглядом мужчина стушевался и вопросительно посмотрел на свою спутницу, та едва уловимо кивнула. В отличие от своей подружки доктор выглядел безобидным, но первое впечатление вполне может оказаться обманчивым.

Не догадываясь о том, что Беатрис тоже в плену, все время своего заточения она думала лишь об Энтони. Больше всего на свете Авелин боялась, что никогда больше его не увидит. Когда доктор трясущимися пальцами все же набрал код-ключ, она жестом показала ему быстро отойти в сторону. Перехватила Энтони, с силой вжимая в стену, не отпуская его взгляда.

— Это я, — негромко, но твердо произнесла она, — все в порядке. Тони, смотри мне в глаза.

Авелин отлично представляла, через что ему пришлось пройти за последнюю неделю. Оставалось только надеяться, что Тони не слетит с катушек. Похищение, издевательства, постоянные потрясения и первые дни измененного без единой капли крови способны вывести из строя даже самую крепкую психику.

Он не пытался вырваться и понемногу взгляд его становился осмысленным, ярость, которую она чувствовала в нем, отступала. Хорошее начало, но Авелин не спешила с выводами. Она многое повидала. В том числе и как спокойные, уравновешенные измененные, перенесшие суровые испытания, вмиг теряли самообладание при виде потенциальной еды. Не исключено, что он просто в ступоре, который может закончиться весьма плачевно для их сопровождающих.

— Тони, у нас мало времени. Скажи, что ты в порядке, и пойдем дальше.

Он молчал, и Авелин приподнялась на цыпочки и впилась в его губы яростным поцелуем, который передал весь её страх, волнение и радость новой встречи. Отпустила его она не сразу, только когда почувствовала ответ. Когда поняла, что Энтони действительно пришел в себя. Услышать его голос стало истинным облегчением.

— Прости, Крис, — произнес он, наконец. — Я думал, что порву им глотки.

— Я тоже так думала, — облегченно выдохнула она, с трудом сдерживая слезы, — к счастью, ты этого не сделал. Нам надо быстро уходить, и они нам помогут.

— Я тоже рад тебя видеть, — Энтони удостоил оценивающим взглядом проводников, — карнавал подвалов, пыток и лекарственной комы уже начинает порядком напрягать, так что я не против.

Авелин раздражала вынужденная необходимость передвигаться в темпе, который задавали люди. Быстрее получилось бы только реши они понести их на руках. К такому она не была готова. Не оказалась готова и к тому, что увидела в медицинском блоке. Коридор с открытыми дверями, бесконечные вереницы палат. Людям ввели вирус несколько дней назад, и они умирали один за другим.

Когда появились вооруженные чужаки, оставшихся в живых расстреляли охранники. Прямо в палатах, под капельницами. Авелин заметила выражение лица доктора, полное искреннего сожаления и покаяния, но не смогла заставить себя сопереживать ему. Легче всего сказать: «Мне жаль», — совершив преступление. Этот человек и все, кто работал под его началом — хладнокровные убийцы, какими бы благими целями и намерениями они ни прикрывались.

Взрывчатка С4 недвусмысленно намекала на то, что скоро в подвалах будет импровизированная братская могила. Нетрудно догадаться, почему их с Энтони оставили в живых. На измененных сил и патронов уходило в пять раз больше. Они просто оставили пленников в камерах, чтобы взрыв сделал всю черную работу. Не появись эти двое, они с Энтони медленно подыхали бы, погребенные под обломками. С каждой подобной мыслью Авелин мрачнела все больше, и снова и снова испытывала дикое первобытное желание сравнять место с землей собственноручно.

Чтобы попасть в другое крыло, им пришлось выйти на поверхность, и первого же попавшегося им боевика Авелин отшвырнула в сторону, как тряпичную куклу. Мужчина даже не успел опомниться, рухнув грудой костей у стены. Они с Энтони передвигались быстро и молниеносно, избавляясь ото всех, кто мешал им идти вперед, и парочка следовала за ними, ведомая инстинктом выживания.

Пункт их назначения — отдельно стоящее здание — выглядело в лучших традициях ужастиков про загадочные исчезновения людей. В просторном холле, напоминавшем приемную больницы, не наблюдалось ни персонала, ни охраны. Тишина, нарушаемая лишь биением их сердец, оглушала.

— Где он? — женщина остановилась у стойки.

Авелин вопросительно и совсем не дружелюбно взглянула сначала на доктора, потом на неё.

— Джеймс на втором этаже, палата 2F, но нам придется разделиться, чтобы…

— Даже не думайте! — угрожающе процедила Авелин, шагнув к ним.

— Не придется, — бросила та, — я пойду за Джеймсом, а ты отведи их к Беатрис. Потом возвращайся сюда. Встретимся у стойки, надо ещё избавить тебя от браслета.

Она легко коснулась губами губ доктора, но в поцелуе было настоящее чувство. Авелин на мгновение захлестнуло волной чужих эмоций. Она проводила брюнетку понимающим взглядом, и поймала себя на мысли, что даже не знает её имени. Женщина, в отличие от её спутника, была Авелин симпатична.

Лестницы, коридоры и переходы, двери с отметками номеров сливались перед глазами в бесконечную безликую вереницу. Палата, в которую их привел Беннинг, оказалась пуста. На смятой кровати валялись провода датчиков: по всей видимости, их срывали в спешке, ослепшие мониторы сигнализировали о тревожном состоянии несуществующего пациента. В углу валялась опрокинутая капельница.

— Она ушла? — в ужасе предположила Авелин, повернувшись к доктору. — Могла она уйти сама?!

В её голосе звучал страх, смешанный с жесткой угрозой.

— Исключено. В ее состоянии она сама могла разве что сползти с постели.

— Тогда что?! — не дожидаясь ответа, Авелин толкнула мужчину к стене, бесцеремонно вламываясь в его сознание, отбрасывая лишние кадры воспоминаний, как ненужный хлам. Энтони положил руку ей на плечо, пытаясь успокоить, но она не сразу заметила его прикосновение. Авелин наткнулась на настоящее имя человека, с которым угораздило связаться Беатрис, на него же работала эта гиена в белом халате.

— Джек Лоуэлл, — выплюнула она, руки с силой сжались на отворотах халата докторишки. — Он забрал её. Ты отведешь нас к нему, или…

— Крис, — Тони легко сжал руку на её плече, и его голос — мягкий, уверенный, родной, помог ей прийти в себя, — он отведет.

Она медленно разжала руки, отступила на несколько шагов.

Сейчас Авелин готова была свернуть шею слабаку. Что в нем нашла та женщина? Такая независимая, сильная, прямолинейная. Сильвен оторвал бы ему голову без сожалений, но Авелин подумала о ней. Интуитивно или по каким-то собственным соображениям женщина доверилась ей, оставила с ними своего мужчину. Она любила доктора, и именно это спасло ему жизнь.

— Под корпусом находится бункер, — дрожащим голосом произнес он, — убежище Лоуэлла на такой вот случай. Должно быть, они там.

В его сознании Авелин действительно заметила упоминание о бункере, но доктор был безумно напуган. Даже самый опытный измененный с трудом отыскал бы нужную информацию в его мыслях.

Вместо ответа она молча кивнула мужчине, указав на дверь. Тони перехватил её руку поверх запястья и легко сжал в своей.

— Все будет хорошо, Крис. Мы её найдем.

Милый Тони. Он воспринимал все происходящее с ним по её вине так естественно, будто она облила его брюки кленовым сиропом или прожгла любимую рубашку. Все это едва не стоило ему жизни, а он ни словом, ни полунамеком не выказал своего неприятия, поддерживал, как мог.

Авелин судорожно выдохнула, отвечая на его короткую ласку-рукопожатие. Они снова перешли на бег. Напряженная спина докторишки выдавала его вполне объяснимое волнение. Он лишился своей главной поддержки в лице любящей женщины и вынужден бродить по коридорам больницы-призрака с двумя измененными. Несмотря на внутреннее чувство омерзения, Авелин не собиралась его убивать. Нужно вернуть его той женщине в целости и сохранности. Она заслужила.

Обе комнаты бункера оказались пусты, и Авелин от души выругалась. Энтони стоял рядом, закрывая обзор, поэтому она опоздала. Драгоценные мгновения были безвозвратно потеряны, когда Беннинг одним движением метнулся к столу. Авелин отшвырнула его в сторону, но было уже поздно, он успел нажать кнопку принудительной блокировки. Дверь, через которую они пришли, захлопнулась, замкнув их в капкан.

— Я не позволю вам его убить, — прошептал доктор, прижимаясь к стене под тяжелым взглядом Авелин.

 

— 30 —

Лже-Вальтер в знак своего расположения отозвал охрану из его палаты и сказал, что для Джеймса не существует никаких ограничений для прогулок по Острову: он его гость, пока не докажет обратное. В свете того, что двигаться было проблематично и болезненно, слова прозвучали, как издевка.

Джеймсу было наплевать на жертву «Бенкитт Хелфлайн», и тем более он не собирался никому ничего доказывать. Перед глазами постоянно возникала картина: Хилари, бесстыдно отдающаяся другому мужчине. Периоды апатии сменялись периодами неконтролируемой ярости, и тогда он вспоминал его слова: «Я отдам тебе её, и делай с ней все, что хочешь».

Джеймс знал, что он хочет сделать. Приставить к её голове пистолет и нажать на спуск. В его жизни уже был подобный период. Когда ты предельно открыт людям, удар подобного толка может не просто причинить боль, он может выжечь тебя изнутри, вывести из строя на долгое время. Именно поэтому Джеймс избегал подпускать к себе кого бы то ни было, пока в его жизни не появилась Хилари. Он действительно принял её со всем прошлым и настоящим. Он любил и рассчитывал, что его чувство взаимно.

Хилари же всего лишь искала в нем свое спасение, способ укрыться от своих тараканов на какое-то время. Стоило им расстаться на пару месяцев, как она тут же запрыгнула в постель к другому. Все, на что он пошел ради неё, оказалось пустым. В очередной раз он остался наедине со своими демонами.

Хилари просила его поговорить с ней, перестать искать встречи с опасностью. Черт подери, он не мог говорить о том, что осталось в его прошлом ни с кем, включая себя. Он хотел вычеркнуть это из своей памяти, забыть и оставить раз и навсегда.

Сколько Джеймс себя помнил, он ни разу не пытался вытрясти из Хилари ни единого болезненного воспоминания. Она же в своем упорстве и эгоизме ничего не хотела видеть. Она отказывалась принимать его таким, какой он есть, и в конечном итоге просто сбежала. Попыталась сбежать, но очутилась на Острове, на передовой эксперимента.

Она получила по заслугам, и только чудом выжила. Будь у него такая возможность, Джеймс нашел бы её и пристрелил. Довел до конца то, что надо было сделать с самого начала. Ему снова и снова мерещились слова лже-Вальтера: «Мы похожи больше, чем ты думаешь, Джеймс». Перед глазами вспыхивали кадры поединка с Вороновой, летящая клочьями земля и осколки, когда Авелин пришла за своим журналистом, моменты первой встречи с Хилари, предательство, свадьба, разговоры с Рэйвеном, постоянное напряжение. Прошлое, настоящее и будущее смешались воедино, и Джеймс уже не мог сказать, где заканчивается реальность, сменяемая воспоминаниями. Ненависть и отчаяние были повсюду: в прошлом, настоящем и будущем.

Когда началась вся заварушка, он остался на месте. Джеймс равнодушно прислушивался к выстрелам и крикам, к топоту ног за дверями и, лежа на кровати, смотрел в одну точку. Их просто бросили, в открытых палатах, всех до единого. Джеймс не пошел за остальными пленниками, потому что свобода была ему не нужна, и ещё меньше хотелось оказаться нелепой жертвой шальной пули. Он пришел сюда за Хилари, но где она сейчас?

Джеймс слышал весь их разговор с тем длинным неряшливым типом, перед тем, как они занялись сексом. Хилари знала, что он здесь, но не пожелала даже увидеться с ним. Разве что в перспективе, возможно. Джеймс хотел бы иметь возможность послать такую перспективу куда подальше, только чтобы не вспоминать. Оторвать бы её любовнику яйца и затолкать в его грязную глотку.

Он не знал, сколько времени прошло, и понятия не имел, что творится снаружи, когда на пороге его палаты появилась она. Сначала Джеймсу показалось, что он снова бредит, но её голос, который сейчас было слишком больно слышать, звучал слишком громко для тяжелого сна.

— Джеймс, нужно быстро уходить. Я тебе помогу.

«Вот так просто? После всего того, что было между ним и тобой?»

Ему захотелось издевательские поинтересоваться, как она представляет их очаровательное семейное трио, и как будет выбирать любимого мужа на вечер. В странном полузабытьи Джеймс наблюдал, как Хилари подбежала к кровати, как положила пистолет на подлокотник и наклонилась к нему, предлагая опереться на её руку.

Человек, устроивший здесь цирк, был прав. Воспоминания обжигают не хуже раскаленных ножей, которые вонзают в твое сердце те, кому ты больше всего доверяешь. С этим стоит завязывать. С воспоминаниями и с людьми, вытирающими об тебя ноги.

Джеймс одним движением подхватил оружие, снимая с предохранителя и нажимая на спуск. Один раз, в упор. Он уже стрелял в неё раньше и хорошо помнил свои ощущения: ни капли сожаления, холодный, точный расчет. Перехватил её удивленный, растерянный взгляд, когда Хилари сползла на пол, зажимая руками рану в животе. Он помнил, как это было в прошлом, и сейчас будто испытал дежавю.

Ей было действительно больно, но и ему — не меньше. Джеймс не хотел, чтобы Хилари умерла быстро. Пусть помучается перед осознанием неминуемой смерти. Так же сильно, как терзался он, увидев сцену в её апартаментах. Сцену, достойную элитного порнофильма.

Она что-то шептала, но Джеймс не расслышал и не стал наклоняться. Положил пистолет на кровать, бросил сверху подушку. Тяжело опираясь о подлокотник, поднялся, перешагнул через неё, направляясь к выходу. Реальность сжалась до размеров картины, которую он видел перед собой: коридор, стены, вереницы палат, лестница.

Он спустился вниз и вышел из корпуса. Выстрелы стихли, что говорило о полной победе одной из сторон, и Джеймс догадывался, какой именно. Повсюду валялись тела охранников, пару раз он натыкался на персонал и пленников, которым не повезло нарваться на пулю. Тишина, воцарившаяся над Островом, больше напоминала минуту молчания. Даже глухой гул океанских волн, доносящийся из-за корпусов, сейчас казался зловещим.

Огибая корпус, Джеймс наткнулся на вооруженный патруль. Лже-Вальтер утверждал, что он был гостем, но браслет на его руке говорил о том, что он здесь не по своей воле.

Последнее оказалось кстати, Джеймса отвели к остальным узникам подпольных лабораторий. Их собрали в холле, в другом крыле. Восемь человек, не считая его: красивая афроамериканка, экзотичный латинос, двое азиатов, остальные европейцы. Все, кому удалось выжить. Присутствие четверых солдат однозначно намекало на то, что до свободы им ещё далеко.

Они старались держаться, но судя по выражению лиц, готовы были наложить в штаны. Вот они, венец эволюции, некогда всемогущая раса измененных. Трясутся за свои жизни, потому что лишенные своей силы, не способны даже на то, чтобы себя защитить. На примерах современных фильмов перестрелки воспринимаются детьми младшего школьного возраста, как нечто само собой разумеющееся. Выжил, подтянул штанишки и дальше пошел.

Джеймс по собственному опыту знал, как оно бывает на самом деле. Когда он впервые оказался на линии огня, его потом трясло около часа. После ещё минут двадцать он обнимался с унитазом, а когда смог стоять на ногах без боязни выхаркнуть собственный желудок на кафель казенного сортира, был больше похож на приведение, чем на человека.

Давно это было. С каждым разом становится проще. Ты привыкаешь смотреть смерти в лицо и привыкаешь убивать. Тебя не волнует чужая боль, твои жертвы перестают тебе сниться.

Джеймс подумал о докторе, с которым кувыркалась Хилари. Интересно, где держат здешний персонал? Он бы не отказался посмотреть ему в глаза.

Стивенс чувствовал себя уже гораздо лучше, как если бы вколол дозу-другую стимулятора, а в последнее время он только на них и держался. По венам бежал огонь адреналина, а мысли о том, что Хилари сейчас умирает в его палате, не вызывали ровным счетом никаких эмоций, как если бы кто-то сорвал предохранитель. Джеймс сам себе напоминал гранату с выдернутой чекой. Некоторые вещи стоит сразу оставлять в прошлом, чтобы они не разорвали твою жизнь в клочья. Правда у него получалось сомнительно.

Чтобы не оставаться наедине с собой, Джеймс подошел к одному из штурмовиков.

— Что с нами будет? — спросил он.

— Не переживай, парень. Вас вывезут с острова и проведут разъяснительные работы. Предложат выгодное сотрудничество. Если не будете болтать лишнего, будете жить. Возможно, даже счастливо.

— Лучше, чем можно себе представить, — Джеймс отошел в сторону, успев перехватить удивленный взгляд штурмовика. Остается надеяться, что патрули не обнаружат Хилари, хотя если и обнаружат, спасти её сможет разве что срочная операция. Вряд ли они так быстро найдут того, кто сможет достойно её провести.

Интересно, на что докторишка пошел бы ради её спасения? Согласился бы шагнуть в ад, подобный этому, или просто обменяться — жизнь за жизнь? Такие, как он, при первой же опасности прячутся под кровать. Последняя мысль отразилась на лице Джеймса подобием равнодушной ухмылки.

Он обратил внимание на привлекательную рыжеволосую женщину, перехватил её взгляд и отвернулся. Она однозначно выделялась из остальных, весь её облик не вязался с поведением жертвы. Если кто-то из персонала решил спастись таким образом — умничка. Выберется отсюда и будет вспоминать сей судный день, как страшный сон.

Словно прочитав его мысли, дамочка отделилась от группы и подошла к нему.

— Пожалуйста, не раскрывайте меня, — произнесла она одними губами, приближаясь почти вплотную. Рыжая была ниже его на полторы головы минимум, и казалась хрупкой и беззащитной.

Джеймс мысленно усмехнулся. Пиранья в человеческом обличии должно быть, выглядела бы где-то так. Умная пиранья.

— Что мне за это будет? — фыркнул он, впрочем, шутку до конца не довел, потому что не был настроен. — Расслабьтесь, я здесь не для того, чтобы восстанавливать справедливость. Робин Гуды дальше по коридору.

— Дальше по коридору все умерли.

— И я о том же.

Она ему нравилась. Интересно, что рыжая в нем рассмотрела? Такие обычно подпускают к себе, только если видят выгоду. Джеймс не стал упоминать, что с большей радостью пустил бы в расход не местный персонал, а измененных-счастливчиков, которым повезло спастись во время эпидемии чумы.

— Что вы делаете среди пленников? — она говорила так, будто знала, кто он такой.

Не исключен и такой вариант. Джеймс поймал себя на мысли, что снова холодно улыбается, и не стал её разочаровывать.

— Мой личный самолет в ремонте, и я не против лететь чартером. Не скоро теперь соберусь на пляжный отдых.

В таких играх, как и в покере, блеф должен выглядеть как победа. Рыжая почти наверняка знала о том, кто устроил на Острове фейерверк переворота, и Джеймс был бы не против услышать имя.

— В отличие от вас, — она бросила быстрый взгляд, чтобы их никто не подслушал, и добавила ещё тише, — я не работала на Рэйвена.

Почему он ни разу не задумался о свойской простоте Рэйвена? Каким-то образом он не только продлил свою жизнь, став измененным, но и выжил во время эпидемии. Это говорит о том, что у парня есть мозги, хорошие связи и куча денег. Главным иллюзионистом оказался вовсе не лже-Вальтер, а его старый хороший знакомый, с которым они почти поладили.

— Предлагаю вам оставаться послушной девочкой. Если вы знаете о его роли и до сих пор живы, возможно, стоит это ценить, — хмыкнул Джеймс. Должно быть, она уже все прочла по первым мгновениям его замешательства, но какое это теперь имело значение. Пытаться обойти Рэйвена сейчас — самоубийственное занятие.

— Я не умею быть послушной, — ответила она с нервным смешком. — Моя персона его совершенно не интересует. В отличии от того, что находится в моем кармане. Помогите мне вывезти информацию с Острова и спрятать от Рэйвена. Я в долгу не останусь.

Она стащила все наработки по выведению новой расы или блефует? Джеймс пристально посмотрел на рыжую.

— Желаю удачи. С этим грузом у вас будет вдвое больше неприятностей.

— Вас не волнует то, что информация попадет к нему в руки? — в её голосе слышался неприкрытый сарказм. — Ни за что не поверю, что вам хочется видеть разгуливающих по земле измененных.

— А вы на основе исследований будете селекцией зубастых фиалок заниматься?

— Я не собираюсь выпускать в мир полчища клыкастых тварей.

— С доверием у меня в последнее время проблемы.

— Это значит «нет»?

Джеймс задумался. С одной стороны, нельзя допустить, чтобы данные попали в руки Рэйвена. С другой — безвозвратно отдать их в руки рыжей, которую он видит впервые, тоже не вариант. Может быть, она действительно говорит правду и уверена в своих словах на все сто, но не исключено, что через десяток лет во время климакса поедет крышей и передумает. Помимо прочего, информация на этом диске стоит больших денег, а это всегда искушение.

От размышлений его оторвал окрик:

— Выдвигаемся к месту посадки! Идем строго по маршруту, не задаем лишних вопросов и не пытаемся свернуть — для вашей же собственной безопасности.

Джеймс подчинился приказу, направляясь за боевиком и его напарником вместе с остальными. Идти в заданном темпе было тяжело, и он довольно быстро оказался позади остальных. Женщина шла рядом, не пытаясь продолжать разговор, но и не убегая вперед. Джеймс оглянулся — двое штурмовиков замыкали их колонну.

— Зачем это вам? — понизив голос, спросил он.

— Моего отца уничтожили «Бенкитт Хелфлайн» и измененные. Они подставили единственного человека, который был мне дорог. Я до сих пор не знаю, где он, и что с ним стало, — она глубоко вздохнула, делая паузу, и Джеймс мог её понять. Раскрывать такое малознакомым людям нелегко. — Я хочу отомстить. Хочу заставить дрожать от страха людей, которые его подставили.

— Не боитесь, что это вам дорого обойдется? Я сейчас не о деньгах.

— Главное, чтобы все получилось. Когда я закончу с ними, мне будет уже все равно.

Рыжая говорила правду, а Джеймс задумался о том, что ему предстоит по возвращении. Работа пожарного в Торонто, трогательное одиночество в доме, где они жили с Хилари и прекрасные воспоминания? В таком сценарии было нечто глубоко издевательское.

— Предлагаете мне работу? Почему именно мне?

— Вам нравится то, что вы делаете, — она пристально посмотрела ему в глаза, пожала плечами. — Возможно, я ошиблась.

Джеймс снова подумал о Хилари, пустоте, которая поселилась внутри.

— Я даже имени вашего не знаю. Не слишком хорошее начало для партнерства.

— Ванесса Нортон, — представилась она со смесью недоверия и надежды. — Вряд ли вы слышали мое имя.

— Вам повезло, — усмехнулся Джеймс, — в свете последних событий известность — синоним неприятности.

Он слышал это имя. Не её, Альберта Нортона. Одного из тех, кого «Бенкитт Хелфлайн» и её теневые боссы отправили на заклание для утоления жажды мести мира. Кажется, он был исполнительным директором и поставил какую-то подпись. Можно подумать, у него был выбор.

Они вышли за пределы исследовательского центра, направляясь ко взлетно-посадочной полосе. Надо было что-то решать сейчас. До того, как они поднимутся на борт.

— Вы согласны отдать мне материалы?

Ванесса прищурила глаза, и стала похожа на хитрую кошку.

— На моих условиях. Я хочу отомстить всем, кто виновен в смерти моего отца. Думаю, это ваша специализация. После того, как с ними будет покончено, я отдам вам диск, и делайте с информацией, что хотите. Он мне не нужен, а возрождения расы измененных я тем более не желаю.

Рыжая разглядела главное, и Джеймс не видел смысла отказываться. Она хочет отомстить за отца, он хочет убивать. Они идеальная пара.

— Моя, — подтвердил Джеймс и, тяжело опираясь о поручни, подал ей руку, чтобы помочь взойти на трап.

 

— 31 —

Связавшись с рыжей гадиной, он думал в первую очередь о финансовом успехе проекта. Одержимая своей местью, она решила не дожидаться финальной части его плана и привела с собой на остров войска. К сожалению, Джек не успел её пристрелить. Когда он пришел в себя, Ванессы уже и след простыл. Времени на поиски не оставалось.

Его служба безопасности не справилась, и сражение было проиграно практически сразу. После счет шел на минуты, и Джек в сопровождении личной охраны отправился по туннелям за территорию исследовательского центра, к вертолетной площадке. Он захватил с собой Беатрис, потому что не собирался отказываться от проведения показательной казни специально для Торнтона. Она была настолько слаба, что одному из его телохранителей приходилось нести её на руках. Всю дорогу Беатрис лопотала на родном языке нечто маловразумительное, как если бы была пьяна или находилась под действием сильных препаратов. Во второе он был готов с легкостью поверить: последний визит Беннинга к ней он лично наблюдал через камеру и был готов поклясться, что они сговорились.

В свое время Джек часто бывал в России по работе, поэтому мог похвастаться нетвердыми знаниями языка. То, что доносилось до его слуха: «Что ж вы творите, окаянные! Поставьте меня на землюшку твердую»! — или: — «Недавно от Ди получили пакет, с оказией выслал нам тысячу лет», — было лишено всякого смысла. Она вела себя, как обкурившаяся наркоманка, и Лоуэлл бесился от мыслей об очередном предательстве.

Зак. Он просил его привести Беатрис в норму, чтобы продолжить допрос, но с него могло статься колоть ей препараты, держать в полуживом состоянии, чтобы защитить от него. Джек обещал ему новую жизнь, как только получит рабочую вакцину, но даже Беннинг, который знал всю его историю, всю подноготную, умудрялся осуждать его.

Он собрался бежать, но останавливала его неизлечимая болезнь, а не верность бывшему другу. Опасения Лоуэлла подтвердились, когда он нарочно допустил утечку информации о «смерти» Люка и все стало известно Беатрис.

Через пару дней после «тщательно спланированного побега Хилари» Джек с особым пристрастием переговорил с пилотом вертолета, пригрозив ему расправой над родными. С тех пор у него не стало ни друга, ни пилота. Последнего он застрелил, Заку же не сказал ничего. Истинная месть, как вино, хороша выдержанной. Хилари оказалась рядом с ним не случайно. Джек хотел позволить Заку привязаться к ней, а потом убить у него на глазах. С того момента, как миссис Стивенс заинтересовала Беннинга, её роль была предопределена. Он заставил их обоих считать, что отправит её на эксперимент, и отменил все в последнюю минуту. Беннинг списал это на появление муженька своей возлюбленной, но как же он был глуп! К сожалению, все пошло прахом. Теперь Джек не сможет насладиться его терзаниями после смерти сучки Хилари.

Он потерял все, даже собственные наработки. Ванесса все-таки успела вытащить диск. Джек понимал, что теперь результаты Торнтона нужны ему, как никогда. Придется начинать все с нуля и уже в совершенно ином ключе, но времени, потраченного на собственные исследования, уже не вернуть. Собрать все сведения, разбросанные по системе, вывезти образцы крови измененных было нереально, и это сводило Лоуэлла с ума.

Активация протокола безопасности, согласно которому будут уничтожены все лаборатории, уже задействована. Измененные погребены под развалинами в подземных лабораториях главного корпуса, выход из которых намертво заблокирован. Эта мысль заставляла его скрипеть зубами от ярости. Как много он не успел из-за Ванессы, которая его сдала!

Через подземный туннель они вышли на взлетно-посадочную площадку, где стоял вертолет. Управлять моделью умел один из его личных телохранителей. Майк одним движением запрыгнул в кабину и сейчас проверял все системы. Джек обернулся, чтобы посмотреть на дело всей своей жизни, которое оставлял из-за неё. Столько сил, столько труда, такие ресурсы! Ванесса поступала с ним ничуть не лучше, чем они все. С ним и памятью своего отца. Когда все утрясется, он не пожалеет времени и средств, чтобы найти её, а вот она сильно пожалеет о том, что решила предать его. Как и все остальные.

Джек не успел понять, что произошло, когда сквозь шум двигателя и лопастей тропический лес разорвал грохот автоматных очередей. Охрана отреагировала мгновенно, а он инстинктивно шарахнулся назад, укрываясь за вертолетом, выхватил пистолет. Встретил плывущий взгляд Беатрис. Она лежала на земле, не в силах пошевелиться, запрокинув голову. И при этом умудрялась ухмыляться!

— Погадать тебе, добрый молодец? Выйдут из чащи злые разбойники и присыплют твой нежный зад перцем.

— Заткнись! — заорал Джек, напрочь забывая о своей маске и бросил взгляд на телохранителя. — Брось этот чертов ствол и давай взлетать!

Майк отвлекся на его слова, собираясь выполнить приказ, и зря. Его с силой швырнуло на пол вертолетной кабины. Джек увидел его стекленеющий взгляд и расплывающуюся под телом кровь.

Лоуэлл согнулся пополам, и содержимое его желудка оказалось на траве. Сквозь рвотные позывы он вслепую пытался найти выпавший из руки пистолет. Нашел. Сколько это продолжалось, он не знал, но когда пришел в себя, выстрелы стихли. Он видел тела своих охранников, повсюду. Видел выходящих из зарослей людей. Как они их нашли?!

Времени на размышления не оставалось, и Джек сделал первое, что пришло ему в голову. Подхватил Беатрис, вздергивая на ноги, вдавил дуло в её висок.

— Эта девка знает то, что может вам пригодиться! — рявкнул он. — Дайте мне уйти, или будете собирать информацию ложкой из лужи её мозгов.

 

— 32 —

Вкусив власти и могущества, вряд ли сможешь от них отказаться. Рэйвен дважды прошел через это испытание: когда лишился возможности стать королем преступного мира после встречи с Джоанной и позже, утратив силу во время чумы. Он не только сумел выжить, но и остался на плаву благодаря собственному авторитету. Нужными связями Рэйвен не разбрасывался, поэтому не так давно вышел на Кроу, предложив параллельно поработать на него. Дэвид обожал деньги, как дядюшка Скрудж, а на этой страсти проще всего играть. Тем более что условия их сотрудничества никак не противоречили валютному партнерству Кроу и Вальтера.

По договоренности, тот должен был вывести Рэйвена на Большого В и всю его компанию, что он и сделал так или иначе. Дэвид собирался подставить его или убрать, но Джордан опередил наемника. Ему нужны были все рабочие материалы, а заодно координаты лабораторий. Если ты задумываешь нечто грандиозное, всех потенциальных конкурентов желательно убрать заранее, особенно в делах такого толка. Можно было годами пахать на Вальтера, втереться к нему в доверие и в конечном итоге получить доступ к телу, а можно — изобразить из себя идиота, сдаться в лапы его наемников и провернуть все гораздо быстрее, что Джордан и сделал. Стивенсу удалось его удивить, но в конечном итоге и находчивость Палача идеально вписалась в планы. Рэйвен оказался на Острове, а по его следу Халишер привел команду зачистки.

Если бы не трюк Беатрис в Санкт-Петербурге, все получилось бы ещё быстрее — Кроу отправил бы его вместе с ней и Торнтоном прямым рейсом, но вмешались обстоятельства непреодолимой силы, читай измененная. Авелин или Кристи Коул оказалась настоящей жемчужиной. Наблюдая за ней, за живым-здоровым Энтони Хартманом и их сопровождающими, шустро передвигающимися по подвальным помещениям, Рэйвен думал о том, что фортуна по-прежнему на его стороне. Паранойя у Вальтера на уровне, поэтому не составляло труда отследить кого угодно по всей территории, переключаясь между камерами.

Образец крови Авелин, который он выторговал у Стивенса «для Вальтера», хранился в его лабораториях, но его было несравненно мало. Для разработок, но не для единичной инъекции. Состояние Энтони Хартмана внушало надежды на победу. Существовал небольшой шанс, что чума уже начала свое разрушительное действие, но пока парень выглядел и чувствовал себя превосходно. Если Рэйвен прав, то скоро можно будет ввести себе кровь дочурки Беатрис и наслаждаться результатом. Отпадает надобность в Торнтоне, клинических испытаниях и добровольцах, во всех дополнительных материальных ресурсах. Скоро будет положено начало его, Рэйвена, Новой Империи.

В кабинете Вальтера обнаружился вскрытый ноутбук, а в сеть компьютеров лаборатории кто-то успел запустить вирус, уничтоживший все данные. В свете последних новостей Джордан не сильно расстроился по этому поводу, но попросил Халишера как можно быстрее отыскать бывшего большого босса. Вальтер успел вытащить диск и намеревался сбежать с ним, а Рэйвену не хотелось лишних проблем.

— Он собирается слиться на вертолете, Босс. Ребята их случайно засекли за территорией, ждут вашего приказа.

— Пристрелите его и заберите диск, в чем проблема?

— Э… — Ронни помялся. — У него Беатрис, Босс.

Вот это уже никуда не годилось. Его парни обыскали каждый клочок этого Острова, но её не нашли. По всей видимости, сукин сын решил отсидеться с ней в какой-то норе, где специально не установил камеры, до лучших времен. Когда они не настали, прихватил Беатрис с собой в качестве трофея. Рэйвен и так не собирался оставлять его в живых, а сейчас уверился в своем решении окончательно. Он автоматически проверил пистолет, который кинул ему Халишер, подмигнул парню.

— Как в старые добрые времена, Ронни. Сообщи остальным, пусть пока разберутся с сопровождением.

Когда он прибыл на место, от эскорта Вальтера уже ничего не осталось. Сама крыса спряталась за вертолетом, угрожая убить Беатрис. Голливуд девяностых годов прошлого века для неокрепшей психики — как ржавчина для металла.

— Камера, мотор, снято! — пробормотал Рэйвен, перехватил непонимающий взгляд Халишера и двух боевиков, отрицательно покачал головой. Беатрис оценила бы юмор, но к сожалению, она сейчас не в том состоянии. Надо было что-то решать, и Рэйвен кивнул снайперу, намекая избавить их от небольшого досадного недоразумения.

Тот бегом бросился в сторону и в мгновение ока скрылся за деревьями. Надо было чем-то занять мозги Вальтера, пока они были на месте. Джордан выступил вперед, поднимая руки и показывая, что не вооружен.

— Вальтер, не будь так банален! Давай порвем привычный сюжет на тряпочки. Ты мне женщину, я тебе жизнь, все довольны.

Халишер посмотрел на него, как на умалишенного, но Рэйвен и бровью не повел. Он общался с Вальтером и видел, что сам по себе тот не представляет ничего особенного. Никаких талантов, никаких способностей, ноль без палочки или ещё меньше. Он догадывался, что Беатрис — его последний рубеж, и скоро поймет, что его все равно убьют. Главное трепом отвлечь его до того момента, как Ник доберется на позицию, и ни в коем случае не напирать.

— Я убью её! — заверещал тот. — Слышишь?! Если хоть один из вас сделает шаг в мою сторону, я нажму на курок!

— Понятно, — вздохнул Рэйвен, — все стоим на месте и не двигаемся. Твои предложения?

Вальтер не имел ни малейшего представления об оружии, но нажать на спусковой крючок он действительно может, хоть и не знает, как он правильно называется.

— Вы дадите мне уйти и не станете преследовать.

— Будете с ней жить, как Робинзон Крузо и Пятница? Предупреждаю, у Беатрис тяжелый характер.

Когда на тебя работает хороший снайпер, все происходит мгновенно. Только что перед тобой живой человек, а спустя секунды уже труп с аккуратным выходным отверстием во лбу. Глядя на оседающего Вальтера, Рэйвен шагнул вперед, и в этот момент прогремел выстрел.

 

— 33 —

Авелин сжимала руку на шее доктора, загнавшего их в ловушку. Ему оставалось жить не больше нескольких секунд, когда мир пошатнулся. Сменяясь со скоростью света, перед глазами мелькали воспоминания: свои и чужие. Присутствие смерти впервые было настолько неотвратимым, близким и реальным.

Когда калейдоскоп замер, сложившись в единую картину, Авелин открыла глаза. Вопреки ожиданиям, Энтони не склонялся над ней. Она была совершенно одна, лежала на холодном полу, зажимая рукой рану на животе. Боль была такой, что хотелось выть и царапать ногтями ледяной кафель, но она попыталась выползти в коридор. Ей это не удалось и, привалившись к стене у двери, она уже знала, что умирает. Всю свою жизнь безумно страшась одиночества, на пороге смерти она осталась одна.

Сейчас её звали не Авелин. Хилари. На границе перехода она думала о том, кого оставила рядом с измененными. О мужчине, что стрелял в неё, его звали Джеймс и долгое время он был важной частью её жизни. Авелин знала его, как Майкла Уоллеса, психопата, похитившего Энтони и державшего их взаперти. Попадись он ей на пути снова, она не задумываясь свернула бы ему шею, но Хилари не испытывала к нему ненависти.

Наблюдать за собственной-чужой смертью было странно и страшно. Авелин чувствовала, как тело Хилари сковал холод, и чувствовала, что не может пошевелиться. Последние эмоции — горечь, отчаяние, сожаление о том, что ей так и не удалось вырваться с Острова, снова прогуляться босиком по прибою и почувствовать тающий под ногами песок. Смеяться, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхать соленый морской воздух, запоминая каждое мгновение. Хилари вспомнила имя Беатрис и мальчика по имени Люк, которому обещала позаботиться о ней; Корделию — ещё в те годы, когда они были близки. Перед глазами мелькали события прошлого, но в сознании Авелин они сливались в единое бесконечное воспоминание, в котором каждый следующий эпизод напрочь стирал из памяти предыдущий.

— Кристи! Крис!!! — голос Тони был совсем рядом. Он тряс её за плечи, стоя рядом и напряженно вглядываясь в лицо. Вопреки представлениям, она не лежала на холодном полу, а спиной вжималась в стену, рядом на полу сидел съежившийся доктор.

Авелин поняла, что произошло на самом деле. Сильвен рассказывал ей о таком явлении. Он называл его «эмоциональный якорь» — загадочная и необъяснимая связь с человеком, которого ты видишь впервые. Она помнила, как чувство Хилари к Заку зацепило её в фойе, помнило свое иррациональное доверие и стремление к ней.

«Я не могу объяснить, как это происходит, — говорил Сильвен, — как тем, кого мы практически не знаем, удается достучаться до нас таким загадочным образом».

Слушая его, Авелин могла только догадываться, с кем в его жизни был подобный опыт. Сильвен предполагал, что эта особенность связана со способностями измененных, о которых слишком мало известно. Чем старше ты становишься, чем больше столетий оставляешь за плечами, тем интереснее твои силы, которые порой проявляются неожиданно даже для тебя.

О своих умениях он никогда не распространялся, а над её теорией о связи с людьми в прошлой жизни посмеялся от души.

«Не веришь, что мы будем ходить по кругу, до тех пор, пока не разберемся в себе и не вырастем надо всеми нашими мелочными желаниями»? — шутила она.

«Тогда мы просто перестанем быть людьми», — отвечал Сильвен.

«Мы и так не люди».

«Люди, только с иным уровнем сознания. Но от этого наши желания и амбиции не становятся менее мелочными».

Говорил ли он то, что думает, или сам стремился убедить себя в собственных словах, Авелин знать не могла. Сильвен выбрал право оставаться галантным, жестким циником и тайной за семью печатями даже для них с Беатрис.

— Прости, — она вернулась в реальность, цепляясь за плечи Тони, — я тебя снова напугала?

— Ещё как. Что теперь будем делать?

Она резким движением оттолкнулась от стены, вздернула на ноги доктора.

Зак. Так Хилари называла его в мыслях, прощаясь.

— Она любила тебя, трусливый выродок, — прошипела ему в лицо, перехватила взгляд доктора, продираясь в сознание, нисколько не заботясь о его ощущениях. Авелин знала, что подобные методики травматичны для психики и болезненны, но она больше не собиралась его щадить. В бункере была индивидуальная система защиты, разблокировать дверь можно только с помощью кода, известного одному человеку. Лоуэллу.

Авелин прошлась по воспоминаниям Зака, которые для неё пролили свет на многое. По-своему, насколько был способен, он тоже привязался к Хилари. Собственные страхи оказались сильнее чувства, и он так и не смог открыться и довериться ей. Джек Лоуэлл — друг его детства и юности, их многое связывало. Впоследствии их дороги разошлись, вплоть до начала две тысячи двенадцатого года. Зак доверял ему, но когда понял, во что ввязался, струхнул по-настоящему.

Он стал готовить побег, но и здесь не последнюю роль сыграла его трусливая натура и неуверенность. Он опасался провала, боялся последствий, поэтому Хилари стала для него своеобразной находкой, на плечи которой проще всего было переложить такую ответственность. Зак готовился заранее, поэтому появилась «серьезная» болезнь, якобы не позволяющая ему предать Лоуэлла и ставившая его в зависимость от бывшего друга.

После того как Джек устроил состязание между Люком и Авелин в качестве представления для Беатрис, Зак ввел мальчику смертельную дозу препарата. Это были одни из самых кошмарных воспоминаний, которые Авелин доводилось считывать из памяти кого бы то ни было, но именно последнее спасло доктору жизнь.

Она отшвырнула его в руки Энтони, и сцепила пальцы рук в замок. Что ей теперь делать с правдой? Речь идет о жизни её матери, а она заперта в бункере, из которого нет выхода. Точнее, есть, но на это уйдет время.

— Из-за таких людей, как твой друг, я всю свою жизнь вынуждена скрываться, — бросила она Заку, который не на шутку мучился от сильной головной боли. Выглядел он так, будто на пару с Хилари оказался при смерти. Доктор едва держался на ногах, светлая кожа приобрела землистый оттенок, носом шла кровь.

Авелин не испытывала ни малейшего раскаяния по поводу своих действий, и подозревала, кто был истинной причиной её ярости, обращенной против всех и вся. Мысли об этом человеке заставили её собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться. Мужчина, который убил Хилари. Он похитил Энтони и издевался над ним. Он стрелял в неё и бросил Тони в подвал, чтобы она кормилась им.

Джеймс Стивенс. Бостонский Палач. Муж Хилари.

— Я взломаю систему безопасности и вытащу нас отсюда, но на это уйдет время, — она включила компьютер, глядя на монитор. Меньше всего ей сейчас хотелось объясняться с Тони по поводу собственной агрессивности и больших трудов стоило удержаться от того, чтобы бросить доктору в лицо обвинения в смерти Хилари. Если бы он не запер их здесь, она могла бы попытаться её спасти.

Первым делом Авелин подключилась к системе слежения и переключалась с одного изображения на другое. Она надеялась увидеть Беатрис живой до того, как собственное желание рвать и метать вынесет остатки самоконтроля.

Энтони подошел к ней, вглядываясь в кадры с камер на экране монитора.

— Что не так? — спросил он, положив руки ей на плечи, легко сжал, пытаясь успокоить.

— Ищу Беатрис, — скупо отозвалась Авелин, но вырываться не стала. Ощущение его поддержки будто под дых выбило ярость, оставляя лишь послевкусие горечи и сожалений — последних эмоций Хилари.

Камер здесь было не меньше чем на засекреченном правительственном объекте, а то и больше. Одни уже не работали, выводя на экран белый шум, на других изображение показывало черно-белые пейзажи без единого намека на присутствие людей. Авелин уже почти утратила надежду, когда выхватила из череды стремительно сменяющих друг друга изображений одно, единственно важное.

Приблизив кадр, она вцепилась в край стола, судорожно выдохнула. Беатрис нес на руках их старый знакомый, Рэйвен. Она была без сознания, но, судя по всему, относительно невредима.

Похоже, Лоуэлла списали в утиль. Чернявый прыщ по имени Джордан Сантоцци всегда казался Авелин скользким типом. Наверняка вертелся как уж на сковородке, чтобы получить доступ ко всей информации, которую Лоуэлл собрал на Острове. В настоящем это казалось далеким и неважным. Он вытащил Беатрис, и Авелин была ему искренне благодарна.

Повернувшись к Энтони, она сжала его руку. В ответ он улыбнулся и легко поцеловал её в губы.

— Я начинаю верить в свои экстрасенсорные способности. Я был уверен, что с Беатрис все в порядке.

— Ты бессовестный лжец, Хартман, — она с трудом сдерживала слезы облегчения, — ты просто хотел меня подбодрить.

— Главное — результат, верно ведь? Вытаскивай нас отсюда, пока снова не начали взрывать. Этого я не переживу в прямом и переносном смысле.

Авелин вернулась к работе над электронным замком. Она не следила за временем, а когда дверь открылась, снова переключилась на камеры. Персонал вывели за территорию комплекса, убитых похоронить не потрудились, повсюду закладывали взрывчатку.

Внимание привлек вертолет, рядом с которым не наблюдалось ни живых, ни мертвых. Авелин рассудила, что если балом правит Рэйвен, он вряд ли попытается устроить им западню. Значит, их пункт назначения — вертолетная площадка. Оставалось одно незаконченное дело. Авелин одним рывком вздернула съежившегося в углу доктора на ноги и кивнула Энтони, предлагая ему следовать за ней.

Хилари умерла в одиночестве и не слишком быстро. Она привалилась к стене у двери, устремив пустой взгляд на больничную койку. Авелин помнила, как она хотела покинуть это место. Помнила, поэтому вернулась за ней и сейчас с трудом сдерживала слезы. Встречая людей, подобных Хилари, она неизменно поражалась их внутренней силе, несмотря на умение чувствовать. Энтони будто читал её мысли, потому что, не говоря ни слова, наклонился и закрыл Хилари глаза, подхватил на руки.

На Зака жалко было смотреть. Он казался полностью раздавленным и уничтоженным. Каким его видела Хилари, если бы могла? Взгляд любящей женщины способен стереть из образа даже самые яркие недостатки.

— Идешь с нами или остаешься?

Авелин ему не завидовала. Тому, кто остается жить с грузом собственных ошибок, будет тяжелей, чем той, что ушла. Она испытала «правило выжившей» на себе не один раз, но в её распоряжении было больше времени, чем короткая человеческая жизнь. Иногда на осознание и приятие уходили годы, иногда, как в случае с Дереком — десятилетия.

Вертолетная площадка была залита кровью в прямом смысле. Тела забрали, но Авелин затрясло: запах крови был повсюду, ей был пропитан каждый дюйм земли. Энтони чувствовал себя так же: потрясения и голод давали о себе знать. Авелин притянула его к себе и перевела взгляд на Зака.

Доктор сидел в вертолетной кабине, глядя на тело Хилари остановившимся взглядом. В каком-то смысле он был не более живым, чем она.

До вертолета они добрались, но что дальше? В свое время Авелин всерьез раздумывала над тем, чтобы научиться водить самолет, но после смерти Дерека так и не смогла себя заставить. Внимание привлекло небольшое белое пятно на фоне забрызганной кровью зелени. Энтони проследил её взгляд, наклонился и поднял сложенный вчетверо листок, придавленный камнем; развернул его и прочел вслух.

«Мои дорогие Энтони и Кристи, совет вам да любовь, как ни скажет ваша дражайшая матушка. Оставляю вам это летающее транспортное средство исключительно из-за расположения к последней и совсем чуть-чуть — в надежде на дальнейшее взаимопонимание и сотрудничество. Пилот подойдет чуть попозже, чтобы вы успели проникнуться благодарностью и не обидели его сильно и сразу. Пленников мы заберем с собой, им ничто не грозит. Персонал оставим здесь, пусть подумают над своим поведением. Следуя заданному курсу, вы прибудете на корабль, где вас встретят мои дружелюбно настроенные ребята. Пожалуйста, больно их не кусайте. Они хорошие парни и в самом крайнем случае готовы поделиться с вами своей кровью по доброй воле. По прибытии на материк вы абсолютно и бесповоротно свободны.

С любовью и пожеланием всего самого наилучшего,

Добрый Волшебник Рэйвен».

— Какой талант пропадает! — фыркнул Энтони.

— И не говори.

Изо всей сатирической записки Авелин обратила внимание на участь пленников и персонала, остальное отмела, как ненужный хлам.

Рэйвен забрал Беатрис с собой и явно надеется на прощение и поощрение с её стороны. Авелин мысленно усмехнулась: она слишком хорошо знала мать. В день, когда она придет в себя и посоветует ему засунуть свое взаимовыгодное сотрудничество в задницу, Джордану лучше быть где-нибудь в районе Луны.

Её размышления потонули в грохоте взрывов. Она видела, как разлетаются стекло, камень, металл, в огне превращаясь в пыль и осколки. Уши заложило, и на мгновение Авелин показалось, что сама земля содрогнулась. Рэйвен сравнял лабораторию Вальтера с землей, исполнил их с Хилари общее желание. Она поняла, что улыбается сквозь слезы. Хилари не успела увидеть, как рушится кошмар последних месяцев её жизни, но где бы она ни была, отныне она свободна.

 

— 34 —

Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.

Когда снайпер прострелил ему голову, Вальтер рефлекторно успел нажать на спуск, и Ник получил серьёзный втык за подобный прокол. Он прекрасно знал, как в таких ситуациях действуют по технике безопасности, но ссылался на то, что Рэйвен не уточнил важность заложницы. Даже будучи под препаратами, Беатрис отказывалась сдаваться на милость судьбы, и в очередной раз отделалась оцарапанным виском и вырванным клоком волос.

Рэйвен чуть не поседел, когда она лицом вниз упала на землю, а когда поднял её и услышал: «Тебя стучать не учили, дятел?!» — следом чуть не пристрелил сам. К сожалению или к счастью, рядом оказался Ронни, который вовремя охладил его пыл и по поводу Беатрис, и по поводу Ника. В её крови было столько препаратов, что она умудрилась отключиться, пока он нес её к самолету. Спящей Беатрис нравилась Джордану куда больше.

Ни в кабинете, ни при Вальтере, ни при одном из его телохранителей диск с информацией обнаружить не удалось. Рэйвен подозревал, кто мог его вывезти, поэтому первым делом пригласил на приватную беседу мисс Нортон. Ванесса еще не отошла от шока, своей холодностью пытаясь компенсировать страх. Она держалась, как особа королевских кровей на допросе у революционеров, но Рэйвен не планировал изображать ее психоаналитика. Он не собирался с ней церемониться, поэтому сразу перешел к делу.

— Мы договорились, что первым и основным условием сохранности вашей жизни станет ваше невмешательство, — произнес Джордан, кивнув на диванчик.

Ванесса осталась стоять, он пожал плечами и опустился на него сам.

Беседы с «островитянами» Рэйвен проводил на пятьдесят первом этаже офисного здания, в личном кабинете, обставленном в стиле тридцатых годов. Дорогую мебель, картины и декоративные антикварные аксессуары он выбирал лично, но при этом не переусердствовал с обстановкой. Здесь было просторно и неизменно прохладно. Джордан не любил жару и всегда ставил кондиционер на девятнадцать градусов.

— Я свое слово сдержала.

— Где диск, Ванесса?

— Я отдала его Стивенсу. Как вы думаете, что он с ним сделал?

Рэйвен внимательно посмотрел на неё. Кажется, он недооценил эту женщину.

— Может, все же присядете? Судя по вашему настроению, разговор может затянуться надолго.

Она пожала плечами, но все же опустилась на диван рядом с ним, спокойно выдерживая его взгляд.

— Мне не нужна информация, я просто не хотела отдавать её в ваши руки. Сами понимаете, Стивенс тоже не захотел, поэтому диска больше не существует.

— Откровенно. И почему бы мне не пристрелить вас прямо сейчас?

— Откровенно. Зачем вам это делать?

Рэйвен улыбнулся. С каждой минутой женщина нравилась ему все больше и больше. Она говорила правду, а её уверенность заслуживала уважения.

— Как вы познакомились с Вальтером?

— Я никогда не была с ним знакома, — Ванесса рассмеялась, и, заметив, что он нахмурился, добавила. — Вальтер — всего лишь имя, под которым скрывался Джек Лоуэлл. В свое время они вместе с Торнтоном работали над проектом. Лоуэлла достаточно жестко выставили за дверь, и он решил отомстить.

— Любопытно. Как вы вышли на бывших измененных, которых сажали в клетки для крыс?

— У Вальтера были архивы выживших. Помимо этого, у Джека был источник, о котором он не особо распространялся.

Час от часу не легче. Рэйвену вовсе не улыбалось пересечься с упущенным элементом в самом ближайшем будущем, и он не мог разобраться в мотивах стукача-маски. Какой ему смысл поставлять информацию генеральному менеджеру Фабрики Новых Измененных?

— Вы потеряли все, Ванесса. Чем будете заниматься дальше?

Ванесса чуть подалась вперед, и взгляд Рэйвена непроизвольно задержался на её декольте. Веснушчатая, светлокожая, рыжая кошечка. Интересно, веснушки у неё действительно повсюду?

— Я по-прежнему хочу отомстить, Джордан, — её низкий, грудной голос больше подходил для соблазнения, чем для деловых бесед, — и попросила помочь мне в этом нашего общего знакомого.

— Стивенса.

— Именно. С его помощью я хочу найти тех, кто отравляет мир своим существованием и сделать свой вклад в экологию. Поэтому не убивайте его, пожалуйста. До того, как мы с ним закончим.

Кошечка показала миниатюрные коготки, но Рэйвен был уверен, что рядом с ней от зависти удавится сам Фредди Крюгер.

— Я подумаю, — усмехнулся Рэйвен и наклонился к ней ближе, проводя пальцами по её плечу.

— Подумайте, — она подалась назад, сбрасывая его руку. В серо-зеленых глазах снова играли кристаллики льда.

Джордан поразился тому, как женщина с яркой солнечной внешностью умудряется выглядеть подобно Снежной Королеве. Температура в кабинете упала на несколько градусов, но причиной тому был не неисправный кондиционер, а настроение мисс Нортон.

После встречи с ней он решил дать себе передышку и побеседовать с остальными. В основном это были слабые люди, спасовавшие после насильственной доставки на Остров и искренне радующиеся освобождению. Большинство с энтузиазмом восприняли предложение поработать на своего избавителя, а тех, кто сомневался, Рэйвен отправлял к Халишеру для разъяснительной беседы. В играх с людьми он за редким исключением предпочитал роль «хорошего полицейского».

Последним пунктом в списке стоял Джеймс Стивенс. Бостонский Палач, глаза которого некогда горели ненавистью, сейчас напоминали ту самую бездну, в которую лучше не вглядываться. Рэйвен сомневался в том, что готов оставить его в живых, пусть даже по взаимной договоренности с Ванессой. Леди на грани помешательства и парень, которому нечего терять. Эти двое стоили друг друга, и были по-настоящему опасны.

Джордан подозревал, что Вальтер-Лоуэлл все-таки отправил жену Стивенса в лабораторию. Если он прав, Палача стоит пристрелить прямо сейчас.

— Что собираешься делать дальше, Джеймс?

— Мне предложили работу, я согласился.

— Ты нашел Хилари?

— Да. Я её убил.

«Тараканов парня напалмом не возьмешь», — подумал шокированный Джордан. От Джеймса у него мороз шел по коже.

— Собираешься пустить мне пулю в лоб, Рэйвен? — Стивенс усмехнулся. — Валяй, но рано или поздно тебе на хвост обязательно сядет щедрый информационный спонсор Вальтера.

— Кто он?

Джеймс приподнял брови, насмешливо глядя на него.

— Я как раз собирался закончить дело. Не люблю оставаться в долгу.

— Отдашь его мне?

— Разберусь сам.

Джордан внимательно изучал его, но на лице Палача не дрогнул ни один мускул. Он будто превратился в изваяние, чудом ожившее и отдаленно напоминающее живое существо. Страшный человек. Действительно страшный.

Рэйвену предстояло принять одно из самых серьёзных решений в своей жизни. Сумеет ли он силой вытрясти из него информацию? Такие, как Стивенс, могут держаться долго, а Рэйвен не был уверен, что у него есть время. Если Палач выйдет из этого кабинета, о нем можно забыть до того момента, как он сам о себе не напомнит. Отследить его не получится: прятаться и заметать следы Джеймс умеет. Рано или поздно он решит, что Рэйвен задержался на этом свете и вернется, чтобы разыграть с ним последнюю смертельную партию.

Он не знает, что Хартман выжил и что кровь Авелин почти наверняка обладает мгновенным эффектом изменения. Джеймс лично уничтожил массив данных по исследованиям, полученных от Ванессы и считает, что здорово притормозил его разработки. Палач думает, что пока с конвейера Рэйвена сойдут первые экспериментальные образцы, пройдет немало времени.

На другой чаше весов загадочная фигура, до которой Джордану никогда не добраться самому. Не факт, что Кроу не работал и на него тоже. После разгрома завода Лоуэлла, все указатели на флюгерах устремятся в его, Рэйвена, сторону. С призраками сражаться сложно, потому что не зная, кто твой враг, ты не имеешь ни малейшего представления, откуда ждать удара.

Выбор был не из легких, но Рэйвен принял решение. Туманная перспектива следующей встречи со Стивенсом маячила в отдаленном будущем, до его возвращения он успеет как следует подготовиться. Джеймс — продуманный убийца, но избавиться при должной сноровке можно от любого. А вот встреча с загадочным противником в ближайшем будущем может закончиться плачевно.

— Этот сукин сын меня не побеспокоит?

— Если ты не обладаешь даром видеть призраков, вряд ли.

— Позволь дать тебе один совет, Джеймс. Не пытайся меня достать. В прошлом мы здорово друг друга поимели, и я не горю желанием повторять опыт.

Стивенс усмехнулся, но промолчал. После его ухода Джордан ещё долго сидел за столом, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения, змеившегося по коже. Оно сочетало в себе неуверенность, сомнения — самые пакостные эмоции, которые только можно себе представить. Он подвинул к себе телефон и набрал номер Халишера.

— Как там наша гостья, Ронни?

— Уже лучше, Босс. Вы когда к нам?

— Вечером вылетаю.

Несколько недель спустя можно будет нанести визит Авелин и рыцарю её сердца, под предлогом вернуть им обожаемую Беатрис и поговорить о сотрудничестве. Если Энтони по-прежнему в отличной форме, все получится легко и просто, не понадобятся даже хитромудрые формулы Торнтона.

Рэйвен поднялся из-за стола, подошел к окну. Полуденное солнце заливало улицы, бесконечные вереницы людей сплошными потоками текли сквозь деловой центр, стягиваясь к своим муравейникам. Странная досада на самого себя занозой засела в груди. Его не покидала мысль, что он упустил что-то чертовски важное.

 

— 35 —

Майами, США. Июнь 2013 г.

События последней недели напомнили Беатрис о временах, когда каждый день мог стать последним. Беннинг постарался и напичкал её препаратами, чтобы держать в состоянии сомнамбулы. Придя в себя, первые полчаса она не могла сосредоточиться ни на единой связной мысли.

Беатрис рассматривала потолок и пыталась поймать ускользающие обрывки воспоминаний о произошедшем. Спустя некоторое время у неё даже получилось. Последнее, что Беатрис помнила — как её волокли по подземным туннелям к вертолету, потом началась перестрелка, а следом в сознании возникал большой пробел, аккурат до настоящего момента.

Место, где она находилась сейчас, мало было похоже на клятый трижды исследовательский центр. Скорее на комнату в недешевом доме. На кровати могло бы уместиться человек пять, кресла и журнальный столик должно быть стоили целое состояние, равно как люстра, вазы, ковры и шторы, закрывавшие окна во всю стену.

Сиделка, появившаяся через какое-то время, сообщила, что Беатрис находится в Майами, что сама она должна находиться при ней круглосуточно и попросила не рассказывать о своей спонтанной отлучке работодателю. Буквально через пару минут на пороге нарисовался Ронни Халишер, и Беатрис сразу поняла, о ком речь. От вазы, запущенной в него, Ронни увернулся и уже из-за двери пообещал, что если она попытается сбежать до приезда Босса, дело будет иметь лично с ним.

Беатрис сбегать не собиралась, она хотела немного проредить дом Рэйвена на предмет бьющихся ценностей, когда тот появится в зоне досягаемости. Она так вдохновилась мыслью, что даже съела пару ложек свежего бульона и булочку, после чего провалилась в глубокий сон практически на четырнадцать часов, и открыла глаза только утром следующего дня.

Сиделка снова куда-то «экстренно» отлучилась. Поморщившись от боли в груди, Беатрис осторожно села на кровати. Авелин и Люк, сцепившиеся ни на жизнь, а на смерть, стоп-кадром застыли в мысленной проекции. Ни за что на свете Беатрис не хотела бы, чтобы это стало её последним воспоминанием о тех, кто был ей дорог. Сердце сжалось от боли и страха. Чем она только думала, когда согласилась перевести Люка в исследовательский центр Вальтера? Ей пришло на ум, чем именно, но цензурным вариант не был.

Она действительно надеялась на то, что сможет ему помочь: врачи не давали Люку больше месяца. Так и получилось, вот только вряд ли он был бы рад узнать, что с ним станет в итоге. Чертов вирус избавил его организм от смертельной болезни, но лишил рассудка, превратив в подобие человека. А что сделала она, чтобы его спасти? Переслала Вальтеру формулы Сэта. Формулы, которыми Вальтер даже не воспользовался. Ему не нужен был рабочий вирус.

Беатрис прикрыла в глаза, вспоминая тот разговор.

«Я сам могу сделать такое, на что недоделок в принципе не способен».

Она поднялась, и, ступая босыми ногами по ковру, медленно подошла к окну, отодвинула шторы. Каждое движение сейчас стоило невероятных усилий, отзываясь болью во всем теле.

Кондиционированный воздух спасал от жары. На улице должно быть было не меньше тридцати — тридцати пяти. Сквозь затемненные стекла было видно Атлантику, над которой быстро стягивались грозовые тучи. В этом городе она не была давно, но воспоминания сохранились. Рэйвен частенько поговаривал о том, чтобы купить здесь домик и устроить импровизированное подобие личного Рая. В прошлом измененного ему оставалось только мечтать об этом. Солнце убивало все удовольствие.

Беатрис сползла на пол, устраиваясь у окна, прислонилась щекой к прохладному стеклу. Ей надо было собраться и подумать. Для начала, как минимум, не хватало информации, а она ощущала себя до отвращения слабой.

С Авелин наверняка все в порядке: её отсутствия Беатрис не чувствовала. Это был весомый, но, пожалуй, единственный плюс. Можно ли было помочь Люку? Беннинг дал исчерпывающий ответ на её вопрос.

Он остался в том кошмарном месте совсем один, и никто не пришел за ним даже в самый последний момент. Беатрис почувствовала, что её начинает трясти и обхватила себя руками. Никто не заслужил такой смерти, как Люк.

«Я сам могу сделать такое, на что недоделок в принципе не способен».

Снова эта фраза. Зачем Вальтер все затеял в принципе? Что лично он мог сделать? Открывшаяся ей догадка заставила замереть. Сэт рассказывал ей о своем начальнике, по имени Джек Лоуэлл. В тот вечер, в баре мини-гостиницы в Санкт-Петербурге, Беатрис не стала о нем расспрашивать, но уже тогда подумала, что история с автокатастрофой выглядит слишком странно.

На этой мысли её застало появление Рэйвена и вместо того чтобы расколошматить о его голову изящную статуэтку, она первым делом поинтересовалась:

— Вальтер равняется Джек Лоуэлл?

— С возвращением, — хмыкнул он, устраиваясь рядом, и Беатрис решила, что сил для оплеухи у неё точно хватит.

— На вопрос ответишь?

— С тобой ни один сюрприз не удастся, — буркнул он, — да, это Джек Лоуэлл. Теперь обнимешь и поблагодаришь со слезами радости на глазах?

— Пошел ты.

Не нужно было обладать талантами пресловутого английского сыщика, чтобы сложить два и два. Рэйвен копал под «Вальтера», а она хлопала ушами. Лапши с них хватило бы на все голодающее население мира, но это она легко могла принять как счет в его пользу. То, что он использовал Авелин — нет.

Свою наивность Беатрис оставила в далекие шестнадцать. Она прекрасно знала, что в закулисных играх прошлого Рэйвена подобное в порядке вещей. Предательства, убийства внутри семьи, интриги, в которых выживает сильнейший. Если бы происходящее не коснулось Авелин, Беатрис приняла бы это как проигрыш в очередном раунде поединка с ним.

Рэйвен знал, что подвергает её дочь смертельной опасности, и все-таки пошел на риск. И выиграл, как сказал бы он сам, но Беатрис больше не желала иметь с ним ничего общего.

— Значит, никакой благодарности? — Рэйвен ухмыльнулся, и она на всякий случай спрятала руки подмышками, тут же скривившись от боли. — С ней все замечательно, Беатрис. С ее парнем тоже. Зачем так напрягаться?

Она не удержалась, удар вышел отличный. Беатрис с наслаждением наблюдала, как снисходительно-покровительственные оттенки выражения лица Рэйвена сменяются сначала раздражением, а затем и неприкрытой яростью.

— Помнится, я обещал в следующий раз ответить. Тебе повезло, что ты выглядишь как жертва жестокого обращения с животными.

— Шуточки кончились, Рэйвен. Тебе не стоило переступать через Авелин. Мне плевать, что ты будешь делать дальше, но если сунешься к ней или попытаешься втянуть в свои игры, я тебя убью.

— Как скажешь, — усмехнулся он, проводя рукой по её щеке и убирая с лица прядь волос. Беатрис посмотрела на него в упор.

— Там был мальчик по имени Люк. Этот идиот ввел ему неработающий вирус и он превратился в… — она осеклась, не в силах произнести то, что крутилось на языке — «в существо без прошлого и будущего».

— Люк Норрис, да, — поморщился Рэйвен, как будто ему самому была неприятна эта тема, — последняя запись по нему — смертельная доза препарата. Мне жаль.

Беатрис почувствовала, как что-то внутри оборвалось. Держаться сейчас помогали разве что мысли об Авелин. Только благодаря дочери она до сих пор не скатилась в позорную истерику.

Рэйвен говорил о Люке с искренним сожалением, но это было уже неважно. Дальнейший разговор мог бы получиться при условии отсутствия в уравнении Авелин. Их отношения всегда были символически милыми, счет менялся с переменным успехом. Эта ситуация подвела черту подо всем, что когда-то их связывало. В том числе и под тем хорошим, что имело место быть.

— Я хотел бы восстановить наше шаткое перемирие, и думаю, что…

— Засунь свое перемирие в место, которым садишься на коня, мой милый Принц, — очаровательно улыбнулась Беатрис. Она хотела, чтобы Рэйвен её спровоцировал, хотела сцепиться с ним, пусть даже с плачевным для себя результатом, вымещая боль Авелин, Люка и свою: за то, что им пришлось пережить.

На его скулах заходили желваки, но все же он сдержался.

— Мне больше не нужны игры, Беатрис. Я вытащил тебя из той заварушки. Я, а не твой романтический недоносок Торнтон. Я оставил твоей дочери и её парню вертолет, помог выбраться, хотя мог бросить их там, вести светскую жизнь Пятницы и Робинзона Крузо, — Джордан поднялся и подал ей руку. — Тебе лучше вернуться в постель.

— Займись своими безотлагательными делами, Рэйвен, — хмыкнула Беатрис, — а ко мне больше не суйся. Для нашего же общего блага.

Она посмотрела сквозь него и отвернулась. Поднявшийся ветер уже гнул пальмовые листья. Вот-вот должен был хлынуть дождь.

Рэйвен с треском захлопнул за собой дверь, но она даже не вздрогнула в ответ на проявление его темперамента. Когда-то ей казался забавным этот черноволосый смуглый парень, проявлению чувств которого могла позавидовать любая женщина. Многое с тех пор изменилось. В том числе они оба.

Беатрис думала о том, что все в жизни делала через задницу. Влюбилась в парня на несколько сотен лет старше её, вышла замуж за жестокого убийцу. После умудрилась позволить Древнему, чудом не рассыпавшемуся в песок хрычу, лишить её дочери. Вместо понимания и прощения выбирала злобу и отчаяние. Доверила социопату беззащитного ребенка.

Каким чудом она сама до сих пор жива и не награждена премией Дарвина? Чтобы отвлечься от самоуничижительного настроения, Беатрис мысленно вернулась к Сильвену. Почему он не отозвался на призыв Авелин о помощи? Почему не перезвонил, когда она, лишенная всякой надежды, набирала его снова и снова и всякий раз натыкалась на автоответчик?

Что-то подсказывало ей, что не все так просто. Нулевой фактор. Обстоятельство, повлекшее за собой цепочку событий, приводящее к запланированной развязке. Предсказать, просчитать или предугадать события невозможно, но они неизменно работают во благо кукловода. Так говорил Сильвен, и Беатрис знала, чьи слова он повторяет.

Для них с Авелин история закончилась, для кого-то только ещё начинается. Закончилась ли?.. И что ждет её завтра? Впервые за долгое время Беатрис действительно интересовал ответ на этот вопрос. Она смотрела на первые крупные капли дождя, ползущие по стеклу вниз, а когда на Майами стеной обрушился ливень, подтянула к себе колени и уткнулась в них лицом.

 

— 36 —

Озеро Энгельберг, Швейцария. Июнь 2013 г.

Жизнь Энтони Хартмана постепенно возвращалась на круги своя. Первым делом он вернулся в Нью-Йорк и уволился с работы, которую до последних событий бросать не собирался. Экстрасенсы, медиумы и прочие несущие благие вести, должно быть, выдохнули и закатили грандиозный пир по такому поводу.

То, что с ним произошло пару недель назад, раньше показалось бы выдумкой из разряда научной фантастики. Теперь же Энтони на собственном примере убеждался в том, что в мире гораздо больше необычного, чем все привыкли считать. В числе забавных особенностей своего организма он обнаружил умение вытаскивать из людей информацию и настраивать их мысли на нужный лад.

Проще было бы назвать способность гипнозом, но это умение больше напоминало манипуляции разумом существа, находящегося на другом уровне осознанности. Чем шире твой мир — тем больше тебе дается. Если действовать осторожно, человек обходился легкой головной болью, при более грубом вмешательстве могли произойти серьёзные сдвиги в психике. Практиковать новые умения Энтони не собирался. Ну… почти.

При увольнении не обошлось без казусов с коллегами, исключительно в качестве баловства. Одного редкостного засранца он заставил станцевать стриптиз в отделе во время утренней летучки, другую леди озабоченной направленности — признаться парню во всех своих грешках.

Кристи отчитала его как школьника, и Энтони защищался, как мог.

— Ты тоже практиковала на мне свои таланты! В больнице.

— Боги, Хартман, тебе сколько лет?! Я всего лишь поставила блок, который не позволял тебе думать о произошедшем во всех красках человеческого сознания. Чтобы ты не сошел с ума, понимаешь? Чтобы не полез во все это! Я не заставляла тебя изображать лягушку посреди проезжей части.

— Ну, я такого тоже не делал.

— Хартман, ты неисправим!

— Если я стану другим, ты от меня сбежишь на второй день.

Он продал свою квартиру, и они с Кристи уехали в Швейцарию, устроили небольшой отдых ото всего и ото всех. Сняли шале на берегу озера и целыми днями наслаждались обществом друг друга. Временами у него создавалось ощущение, что где-то так мог бы выглядеть его личный Рай. В Аду он побывал месяцем ранее.

Если бы Энтони Хартмана сейчас спросили, верит ли он в загробную жизнь, он задумался бы над ответом, в то время как пару месяцев назад уверенно ответил бы: «Нет». За короткое время он повидал и изнанку жизни, и все её великолепие, успел осознать, что мир гораздо больше, ярче и загадочнее, чем он когда-либо себе представлял.

Солнце уже садилось, и Энтони рискнул снять очки, чтобы наслаждаться всеми красками закатного неба. Природа здесь красива настолько, что сложно представить, как Нью-Йорк и такие места могут существовать на одной планете. Иногда ему начинало казаться, что время остановилось.

В какой-то мере так и было, и Энтони думал о том, что для того чтобы это испытать, вовсе необязательно менять свою человеческую природу. Скорее, образ мысли. Они наслаждались каждым моментом, проведенным друг с другом. Обращаясь к ней по имени, он по привычке сбивался на ставшее родным «Крис» и она шутила, что Беатрис не оценит попытку её переименовать.

— Как думаешь, я ей понравлюсь? — он повернул голову, чтобы посмотреть на неё, но Кристи, казалось, была безмерно далека. И от этого места, и от него в принципе.

— Эй! — Энтони шутливо ткнул её локтем в бок. — Я здесь, мисс Отсутствие.

Кристи удивленно заморгала, а затем виновато улыбнулась.

— Прости, Тони, — вздохнула она. — Никак не оставляют мысли.

— Мысли о чем? — он сорвал травинку и пощекотал её щеку. — Или о ком?

С тех пор, как выяснилось, что с Беатрис все в порядке, Кристи стала заметно спокойнее. Та не сообщила когда появится, но Энтони был уверен, что причина не в этом.

— О тебе, — засмеялась она. — Скажи, как бы ты ответил на мое предложение измениться? Если бы у тебя был выбор?

Теперь она не смеялась, внимательно заглядывая в глаза, и затаив дыхание ждала его ответа.

— Дай-ка подумать, — Энтони провел травинкой вдоль её щеки к уху, — если у меня есть выбор, значит, я не познакомился с Уоллесом, который на самом деле какой-то там Палач, и ещё целой толпой тяжелого на мозг народа. В тот момент я не верил в духов и измененных, так что… Я бы согласился, дал тебе попить водички и пошел звонить в девять-один-один, — он фыркнул, но перехватив её укоризненный взгляд, добавил. — Понятия не имею, Крис, честно. Для меня это больше не имеет значения. Я жив и наслаждаюсь твоим обществом. То, что для меня действительно важно.

— Но благодаря мне твоя жизнь изменилась, — она нахмурилась. — Я поступила эгоистично и теперь мне не по себе, — Кристи придвинулась к нему ближе и сообщила заговорщицким шепотом. — Я раньше никого не изменяла и даже не предлагала.

— О, так я у тебя первый?!

— Хартман, ты когда-нибудь бываешь серьезным?! — она обхватила себя руками, села и отвернулась. Она называла его по фамилии, когда раздражалась, злилась или хотела подразнить. Энтони показалось, что в оттенках её эмоций он открыл для себя что-то новое. Кристи никогда раньше не обижалась, поэтому сейчас это выглядело, по меньшей мере, мило.

— Прости засранца, — он подвинулся к ней, обнимая со спины, положил подбородок ей на плечо, — считай, что я дал тебе заочное согласие на спасение моей журналисткой задницы. Кстати, если в следующий раз произойдет что-то подобное, обещай, что поступишь так же, и не будешь требовать с меня письменное разрешение, заверенное нотариусом в трех экземплярах. Перспектива войти в круговорот материи в природе меня совершенно не прельщает, — он помолчал и добавил. — Крис, я тебе благодарен. Вдвойне благодарен за то, что ты не обязана была этого делать, но сделала.

— Нет уж, — хмыкнула она, оборачиваясь и легко касаясь губами его губ, — теперь тебе так просто от меня не избавиться.

— Я и не собирался.

Они целовались долго и самозабвенно, как влюбленные подростки, а потом Кристи отстранилась, заглядывая ему в глаза.

— Я тебя люблю.

— Хорошее дело, — Энтони ухмыльнулся, — люблю, когда меня любят.

Она одним движением опрокинула его на спину, оказываясь сверху.

— Значит, ты останешься со мной?

— Женщина — создание удивительное и непостижимое. Я держу её за руку, смотрю ей в глаза и провожу с ней все свое время. А она задает мне вопрос: ты останешься со мной? — он вставил травинку ей в волосы и притянул Кристи к себе. — Могу ответить цитатой: «Теперь тебе так просто от меня не избавиться».

Кристи тихо засмеялась, поставила локти ему на грудь, подперев руками подбородок. Он чувствовал её счастье и наслаждался им не меньше, чем собственным.

— Надеюсь, ты не передумаешь, когда узнаешь сколько мне лет… — начала было она, но закончить не успела.

— Цветочки, озера, домики. Идиллия.

Энтони чуть не поперхнулся собственным ответом, когда услышал женский голос, поразительно, до интонаций похожий на голос Кристи, разве что немного более резкий и саркастичный. Его обладательница быстро шла к ним, и даже издалека была очень похожа на Крис. Энтони ещё не смирился с мыслью, чтобы мать и дочь могут выглядеть как сестры с разницей года в два. Столь скорого появления он тоже не ожидал. Обычно когда говорят: «Я к вам как-нибудь доберусь», — подразумевается, что это произойдет не скоро.

— Мама! — Кристи увлеклась происходящим не меньше него, поэтому тоже не заметила её приближения и пробормотала, чтобы скрыть смущение. — Ты отрезала челку?

Беатрис приподняла волосы, показав уродливый шрам, протянувшийся ото лба к виску. Один его вид выглядел устрашающе и Энтони даже представлять не хотел, через что пришлось пройти женщине.

— Что, так и будете лежать и хлопать глазами? — милая непосредственность Кристи в этой женщине была трансформирована каким-то странным образом, но именно она заставила Энтони подскочить, усаживаясь на покрывале.

— Энтони, — он протянул ей руку, — Беатрис, рад с вами познакомиться.

— Я не целую мужчинам руки, — она устроилась рядом, подвинув корзинку с фруктами и заодно и его, оказавшись рядом с Кристи.

— А зря, нам это тоже приятно, — слова вырвались раньше, чем он успел их остановить. Непринужденный стиль общения с Кристи и практически медовый месяц, похоже, отрицательно сказались на его умственных способностях. Хартман мысленно дал себе пинка. Беатрис посмотрела на него так, будто её глаза обладали способностями рентгеновских лучей, а он подлежал всестороннему исследованию, после чего рассмеялась.

— Ты мне нравишься, Энтони.

Энтони ничего не успел ответить на более чем прямой и откровенный комплимент, потому что Кристи внезапно обняла Беатрис, отрезая продолжение их странного обмена любезностями.

— Я целую вечность скучала по тебе, мама.

— Надо было писать и в гости заходить, а не шляться неизвестно где, исповедуя философию Сильвена.

Энтони не переставал удивляться специфике их общения. Беатрис обняла Кристи в ответ и сообщила заговорщицким шепотом, но так, чтобы он расслышал.

— Последние пару недель тебе точно было некогда скучать.

Энтони показалось, что Кристи смутилась и даже слегка покраснела. Возможно, это была игра красок заходящего солнца, потому что уже в следующий момент она тепло улыбнулась.

— Не ревнуй. Я долго его искала.

— Я не ревную, — Беатрис откинулась назад, опираясь на локти, вытащила из корзины яблоко и с хрустом надкусила, — рада за вас.

Энтони не мог заставить себя перестать на неё глазеть. Помимо схожести с Крис, она обладала редким талантом привлекать внимание. Пестрое летнее платье, элегантный клатч и плетеные босоножки на каблуке — истинно женский стиль, совершенно не вязавшийся с внешним напором, силой и уверенностью, которые излучала Беатрис.

Крис, в отличие от матери предпочитала платьям и юбкам брюки, а каблукам — балетки или кроссовки. Несмотря на это, из них двоих именно Кристи выглядела хрупкой и беззащитной. В отличие от Беатрис её хотелось сжать в объятиях и защищать ото всего и ото всех.

— Кстати о Сильвене. Он не объявился?

— Нет, и его я тоже больше не ревную. Займусь его поисками сразу, как покину ваше гнездышко.

Кристи выдержала паузу, после чего неуверенно произнесла.

— Знаю, что сама просила тебя об этом, но может быть, стоит оставить все как есть? Я не хочу, чтобы ты снова подвергала себя опасности. Где Сильвен, там и Дариан, а где Дариан… сама знаешь.

— Дариан, Дариан… Заодно поздороваюсь, спрошу, что ему нужно от тебя на самом деле.

— Мама!!!

— Что — мама?! Что мне делать, пинетки вязать?

Она подмигнула Энтони, который пребывал в глубоких раздумьях: позорно сбежать или остаться с Кристи до конца, и выбрал второй вариант. Он не ощущал себя лишним в более чем личном разговоре, и Беатрис тоже не считала его чужим, Энтони это чувствовал. Он легко сжал руку Кристи в своей, притягивая её к себе.

— Не хочешь разыскать Сэта вместо Сильвена?

— Нет уж, увольте. У этого парня жизнь ещё может наладиться.

— По-моему ты очень самокритична.

— По-моему, я права.

— Люк так не считал.

Вот теперь Беатрис напряглась, и Энтони поспешно поднялся, отошел в сторону, направляясь к озеру. В данной ситуации его присутствие совершенно точно было бы лишним. Кристи рассказала ему о мальчике по имени Люк, о котором узнала через свою загадочную связь с женщиной по имени Хилари. Она говорила, что ребенок был безумно дорог Беатрис, и что вряд ли она простит себе его смерть, если будет держать все в себе. Он прогулялся вдоль озера, обменялся улыбками с милой пожилой парой, встретившейся ему на пути, и вернулся как раз в тот момент, когда Кристи уговаривала мать задержаться у них хотя бы на несколько дней.

По глазам Крис он прочел, что это действительно важно для неё. Оно и неудивительно, после стольких лет им о многом нужно поговорить.

— Пойдемте в дом, Беатрис? — предложил он. — Можем вместе приготовить ужин.

— Нет-нет-нет, — та рассмеялась, и Энтони поразился, как похожи их с Кристи оттенки смеха и улыбок, — меня вы в свою сказку не заманите. И тем более не заставите ничего готовить. Я тут проездом и ненадолго.

Кристи перестала улыбаться, поднялась и с силой сжала его руку в поисках поддержки. Энтони привык чувствовать её боль, как свою, но отчаяние, исходившее от Крис в настоящий момент, не шло ни в какое сравнение с тем, что ему доводилось переживать раньше. Он почувствовал, что его больше не радуют здешние красоты, яркие краски поблекли, а прохладный вечерний ветерок показался продирающим до дрожи. Энтони с трудом сбросил наваждение её эмоций, погладил Кристи по запястью. Что бы ни произошло в прошлом между ними, это не повод продолжать в настоящем. Он чувствовал, что Беатрис собирается отшутиться в своей обычной манере и исчезнуть, поэтому поспешно произнес:

— Беатрис, я все приготовлю сам. Останьтесь хотя бы до завтра.

Он подумал, что сильно рискует её расположением. Кристи говорила, что у матери взрывной характер, и попытка вмешаться в их отношения могла дорого ему стоить.

Как ни странно, Беатрис улыбнулась в ответ. Значительно теплее, чем в минуту знакомства. Вот уж действительно, женщина-сама-непредсказуемость.

Энтони решил, что это добрый знак. У Крис будет время поговорить с матерью и снять груз с души, а он постарается не напортачить.

Улыбнувшись в ответ, он прижал Кристи к себе, поцеловал её в макушку.

— Что дамы хотят на ужин?