Открыв глаза, Долл с облегчением подумала, что к ней все-таки вернулись сновидения. Неизвестно, почему ей в голову пришел этот вывод, ведь комната выглядела вполне привычно, разве что тени в углах казались глубже обычных. Впрочем девушке всегда снились живые, реалистичные сны, так что она особенно не удивлялась.
По-кошачьи потянувшись, Долл с удовлетворением поняла, что чувствует себя вполне отдохнувшей… хотя вряд ли во сне можно хотеть спать. На самом деле, сон-то оказался на редкость странным, и бывшей вампирессе было совершенно неясно, что нужно делать и чего ждать.
И тем не менее некая напряженность ощущалась в этом странном ирреальном мире. Долл не видела, но чувствовала чей-то недобрый взгляд за своей спиной, а тени становились все гуще и темнее, будто кто-то постепенно гасил свет. Пробегающий по позвоночнику холодок подкреплял убежденность в том, что все-таки здесь что-то неладно.
Знакомый нежный голос (так похожий на голос самой Долл) прозвенел в напряженной тишине, рассеяв хотя бы часть страхов девушки.
— Здравствуй снова, сестра.
Невысказанные возмущения застряли в горле блондинки. Ей это послышалось, или Мёриел действительно сказала…
— Да, ты не ослышалась. Я должна была сообщить это, но подробности ты узнаешь сама…
Не высказанное условие повисло в воздухе. И Долл, догадавшись о том, в чем именно заключалось сомнение, продолжила.
— …если останусь жива.
— Вот именно, — подтвердила крылатая, — У нас мало времени, так что не перебивай меня. Тебе предстоит пройти три пути, первый из них уже подходит к концу. Помни: то что завершилось, нельзя начать сначала. Умей уходить и расставаться. Далее, твои враги. Конечно же, в первую очередь это Каин. Первый убийца силен, но ты не должна его бояться. Обратись к силам своей крови, своего наследия — и ты одержишь победу. В конце первого пути я покину тебя. Чтобы начать второй, отыщи нашу мать…
— Нашу?.. — начала было пораженная Долл, но Мёриел не дала ей продолжить.
— Не трать время на вещи, до которых можешь и не дожить, — резко оборвала она, и жалобно посмотрела на блондинку, — Ты не должна повторить мою судьбу.
— А ты?.. — Долл уже начинало надоедать тот факт, что ни один вопрос ей не удавалось договорить до конца. Ее отражение каким-то образом предугадывало все, что еще не успело соскочить с языка экс-вампирессы.
— Меня убили. Впрочем, сейчас не об этом… Ты ведь тоже чувствуешь это? — крылатая демонстративно повела плечами, демонстрируя, как ей некомфортно.
Долл решила не утруждать себя устным ответом — за последние несколько минут она уяснила, что смысла в этом немного — и просто кивнула.
— Он вот-вот будет здесь, — уточнений, кем является этот "он" не потребовалось, блондинка по интонации поняла, что речь идет именно о Первом, — В этом мире тебе не смогут навредить физически, но влиять на дух Каин умеет мастерски, — Долл с тревогой заметила, что силуэт ее крылатой сестры начал наливаться светом, постепенно растворяясь в золотистом сиянии. "Куда!?.." — мысленно воскликнула девушка, но на этот немой вопрос Мёриел ответить не удосужилась.
— Как бы жутко тебе не стало — знай, это все остается лишь сном, пусть и не совсем обычным… не дай Каину играть на твоих чувствах…. - донесся от сверкающей фигуры, такой яркой, что черт уже нельзя было разобрать, прощальный шепот.
А Долл с неприятным удивлением осознала, что вновь осталась одна. И вновь тишина этого иллюзорного безжизненного мира нахлынула на нее. Долл почти физически могла ощущать ее тяжесть: будто девушку резко окунули на огромную глубину. В ушах зашумело, а к горлу начала подкатывать тошнота. У блондинки создалось престранное чувство — будто, даже закричи она сейчас во всю силу своих девичьих легких, ни один звук все равно не прорвет это колдовское безмолвие.
И все же, каким бы чудным не было это измерение, оно с практически доскональной точностью повторяло дом Долл. Какой-то хрустяще-звенящий звук (который у самой девушки почему-то проассоциировался со звуком ломающихся костей) донесся со стороны, где в реальном мире располагалась ванная блондинки.
Ладно, все знают, что в фильмах ужасов именно так и начинаются ужасающие события. Но сидеть и покорно ждать, когда нечто произойдет? Нет, беспокойная натура Долл не позволяла ей остаться на месте. Тем более — может там и не окажется ничего…
По-прежнему будучи напряженной, девушка осторожно приподнялась с дивана и двинулась в сторону ванной комнаты. Минуты за которые она дошла до двери светло-бежевого дерева, показались вечностью, как бы банально это не звучало. Тем не менее, ускорить шаг было выше ее сил.
Интуиция Долл подсказывала что с ней затеяли очень нехорошую игру… и вряд ли игра это окончится хорошо.
Догадку эту подтвердила надпись, сделанная на светлой двери — по небезосновательному подозрению девушки ничем иным, как кровью или чем-то очень с нею схожим. "Lasciate ogni speranza voi chentrate". В этой фразе Долл легко узнала (все же вампирская-ничего-незабывающая-память давала о себе знать даже после того, как она фактически перестала являться бессмертной) цитату из бессмертной "La divina Commedia" [26] Данте Алигьери.
— Значит, "оставь надежду, всяк сюда входящий", — фыркнула Долл. Ее привычное черное чувство юмора заметно оживилось при виде столь трагичной и даже претенциозной надписи… перед входом в туалет. Веселье немного разогнало страхи, однако некая тревожность сохранялась, и чтобы подбодрить себя девушка продолжила говорить вслух.
— Радует одно: Каин — если это, конечно, он, а не мое безумное подсознание — читает хорошие книги. Будет о чем поговорить с психопатом… Глядишь, побеседуем о литературе и раздумаем убивать друг друга, — с этими словами девушка потянула дверную ручку и шагнула через порог. Внутри оказалось темно, хотя абсолютным мраком это назвать было нельзя — скорее неясный сумрак. Долл почти без всякой надежды щелкнула кнопкой выключателя — ну так и есть, электричество в мир снов, видимо, никто не додумался провести. "Ладно, в принципе могло быть хуже — то есть темнее", — с неожиданным оптимизмом подумала блондинка. И почти в ту же самую секунду она увидела источник того звука, который собственно и привлек ее.
По гладкой поверхности зеркала, висящего над раковиной, ровно посередине прошла темная молниеобразная трещина, разрубившая отражение ванной на две половины. Так… плохие приметы ко всему прочему. Сколько там лет несчастий это должно предвещать? Впрочем, несмотря на все нарастающее неприятное чувство внизу живота, Долл не позволяла суеверному страху завладеть собой. Да, как уже говорилось, никогда она не была суеверной.
— А дальше что? — спросила она у самой себя, — Армия черных кошек? Или часы, показывающие 13:13:13? Ну, как-то не так я себе представляла самые жуткие кошмары… Каину надо поучиться у современного телевиденья — заставил бы он меня несколько часов подряд смотреть шоу "Подружка Перис Хилтон", вот тут я, пожалуй, признала его мастером ужасов. А тут… никакой фантазии.
Девушка удовлетворенно подошла к расколотому зеркалу и самоуверенно взглянула в его стеклистую гладь. Отражение показало то, что она и ожидала увидеть — красивую бледную девушку со сверкающими, почти фосфорически-голубыми глазами. Долл сморгнула и за тысячную долю мгновения до того, как ее глаза оказались закрытыми, ей почудилось, будто лицо в зазеркалье изменилось. До дрожи знакомые кроваво-алые глаза первого убийцы запечатлелись на обратной стороне век. И как бы она не старалась убедить себя в том, что это ей лишь причудилось… Долл становилось не по себе.
Как-то уж слишком странно — не иметь возможности управлять собственным сном, не иметь возможности проснуться. Девушка повернулась к двери, которую благоразумно оставила приоткрытой, но не успела она и шагу сделать в сторону выхода, как неощутимый порыв ветра (или чей-то злой воли) захлопнул дверь прямо перед ней. Не впадая в панику, блондинка спокойно попыталась толкнуть деревянную створу, та, разумеется, не поддалась. Прикоснувшись к ручке, девушка тут же с проклятием отдернула ладонь: металл выглядел совершенно обычным, но на ощупь оказался раскаленным.
"Хм, ситуация определенно все больше напоминает дурной хоррор… Вот только экшена маловато". Неожиданно Долл снова почувствовала какое-то движение в зеркале за своей спиной. Резко обернувшись она поняла, что была чертовски права с мыслями об ужастиках. Из горла девушки вырвался отчаянный крик, такой пронзительный и жуткий, что даже у нее самой волосы встали дыбом.
…Жуткая трещина в зеркале теперь проходила не по стеклу. Казалось, она стала еще глубже и теперь разделила отражение самой Долл на две части. Одна половина оставалась вполне человеческой — только глаза поражали сверкающей белизной, поглотившей и зрачок и радужку. Зато другая… другая вполне могла быть создана безумным воображением мастеров ужаса, вроде Стивена Кинга и Клайва Баркера.
Пергаментная растрескавшаяся кожа, из шрамов которой сочилась пунцовая, почти черная, загустевшая кровь. Тонкий безгубый рот, ощерившийся обломанными желтыми зубами. Глазницы с ввалившимися высохшими, как чернослив глазами. Лицо, принадлежащее существу, которое вполне могло быть ровесников самого времени.
Жуткое, древнее — оно являлось олицетворением жестокой Вечности, которая не щадит даже бессмертных.
В это мгновение Долл с невероятной ясностью осознала, что этот обезображенный тысячелетиями лик, то что будет с ней… или было когда-то. В это мгновение она страстно пожелала собственной немедленной смерти.
* * *
А между тем девушке и в реальности не становилось лучше. Антон с тревогой отметил, что кровавые слезы так и продолжали струиться по ее мраморной коже, оставляя на ней ржавые полосы. А еще тело девушки стремительно холодело, становясь таким ледяным, каким не бывают даже вампиры. Это была даже не прохлада мертвого — настоящий мороз, как от антарктического айсберга. Флай мимоходом заметила, что скоро связь Долл с этим миром будет прервана окончательно. Фактически это означало смерть, но брат с сестрой понимали, что, вероятно, это окажется многим хуже.
Семаргл уже потерял всякую надежду получить помощь от сестры и просто беззвучно молился своему мистическому отцу и всем прочим известным ему богам. Не за себя просил, конечно. Только за то, чтобы для этой девушки все окончилось благополучно. Если бы только он сам был вхож в иллюзорный мир!.. Но роль Семаргла (что древнего бога, что его потомков) заключалась лишь в охране границы между явью и навью. Он не должен лезть в то, что происходит в каком-либо из измерений. Защита людей от нежити была частью этой службы, ведь вампиры не принадлежат человеческому миру. Возможно Семаргл-отец обладал полномочиями, позволяющими порой нарушать правило невмешательства. Но у Антона их точно не было.
Как бы то ни было, отправление в мир иной (не просто иллюзорное создание снов, а то место, в которое можно попасть только тем, кто мертв или находится на грани смерти) — дело рисковое. Даже для волшебных существ, имеющих определенные преимущества это было почти равносильно самоубийству. Когда первый запал отчаянье немного поугас, Антон понял, что не имеет право просить свою сестру о таком. И если в нави что-то пойдет не так, он потеряет сразу двух дорогих ему людей.
Тем сильнее было удивление парня, когда Охотница со вздохом проговорила.
— Я сделаю это.
— Но ты ведь…
Флай вскинула руку в предупреждающем жесте.
— Я помню. Нет нужды повторять то, что я сама сказала несколько минут назад. Да, мне не нравится эта девчонка. Можно сказать, что эта заносчивая блондинка меня жутко бесит. Но в данный момент речь идет не о моих антипатиях. Слишком важные вещи связаны с этой вампиршей. И я это знаю и не могу игнорировать.
— Ты не обязана… ни ради меня, ни ради долга, ты не должна рисковать собой, — серьезно сказал Антон.
Эос в задумчивости прикусила губу.
— Я ведь уже все решила. Хотя не хотелось бы бросать младшего брата на растерзание чокнутых вампиров именно сейчас. Если я не вернусь — значит мое время уже пришло. Но девчонку я вытащу в любом случае, обещаю.
Она крепко обняла брата — все же столько лет они бок о бок сражались с вампирами… Флай уже привыкла, что рядом всегда есть кто-то близкий и родной, понимающий большую часть твоих тревог.
— Спасибо, — поблагодарил ее семаргл. Что бы там не говорила Охотница, но он-то прекрасно понимал, что на это она идет по большей части ради него. "Боги, сделайте так, чтобы она, наконец, обрела покой и отыскала своего Дракона", — мысленно попросил он, зная, что Флай также услышит это.
— Есть пути, по которым нельзя вернуться. Есть те, прощаясь с которыми однажды, мы уже не встретим их вновь, — словно в ответ на его пожелание произнесла Охотница и тут же отрицательно покачала головой, — Я сейчас не о себе… или, по крайней мере, не только о себе. Для всех бессмертных самым важным качеством является умение не привязываться. Я им так и не овладела в совершенстве… надеюсь, хоть у тебя получится.
Это были последние слова, которые должны были быть произнесены. Все советы даны, прощания и благодарности сказаны. Слов нет, остается только действие. Мы должны уметь добровольно идти на жертвы ради высших целей. Если мы не совершаем их по собственной воле, нас принудят к этому обстоятельства. Вот только вынужденные действия приносят гораздо меньше пользы или вовсе оказываются бесполезными.
Флай знала, что все, что она делает, действительно необходимо. У нее есть свои мотивы: волнение за близких, чувство судьбоносности этих событий и, не в последнюю очередь, собственная усталость от жизни.
Охотница приблизила свое лицо к мертвенно-бледному лику вампирессы. Ее нефритовые глаза встретились с незрячим белесым взглядом. "Ее глаза похожи на молнию", — успела подумать Эос, прежде чем провалилась в сияющую пустоту.
Антон сожалел, что не может последовать за ней и Долл. "Это ее битва", — сказала его сестра и, тем не менее, вмешалась. А он вынужден сидеть здесь и только гадать, с какими ужасами девушкам придется столкнуться в нави.
Как только тело Охотницы обмякло (пока это означало лишь то, что ей удалось оказаться в ином мире), Антон бережно пересадил сестру в стоящее рядом кресло. Ее глаза были также распахнуты, как и у Долл, но хотя бы оставались нормального цвета.
Прошло около двадцати минут, в течение которых ни одна из девушек не подавала признаков жизни. Даже дыхание у них было слабым-слабым, едва различимым. Пульс и вовсе сводился к паре ударов в минуту. Сейчас они обе были близки к смерти, как никогда раньше. Однако для Долл риск был сильнее, ведь из них двоих она была больше человеком, чем Охотница. И все же, даже частичная принадлежность к вампирам давала ей какой-никакой шанс.
Антон начал терять надежду, несмотря на то, что сестра клятвенно пообещала ему вернуть Долл… иной мир мог решить иначе. Но неожиданно Долл вскочила, жадно хватая ртом воздух, будто она только что вынырнула из воды. Семаргл тут же кинулся к ней, но девушка жестом остановила его и указала на Флай. В отличие от экс-вампирессы, Охотница оставалась недвижимой, но по прошествии нескольких мучительных секунд ее остекленевший взгляд обрел осмысленность, и она с силой втянула в себя воздух, как только что сделала Долл.
На такое Антон даже не рассчитывал. Вернулись обе — это было невероятно, практически невозможно. Даже если бы это удалось только одной из них, сие событие было бы на грани фантастики… И несмотря на то, что Флай и так не собиралась задерживаться на Земле, Антон был безумно рад, что на этот раз его сестра вернулась.
— Что с вами произошло? — спросил семаргл, переводя взгляд с одной девушки на другую.
Долл потихоньку приходившая в себя, заговорила первой. Голос ее был негромким, вероятно, она еще не окончательно отошла от пережитого потрясения.
— Это нельзя описать. Скажу только, что я столкнулась со своими кошмарами и… — она повернулась к Флай, — без тебя бы я не справилась, спасибо. Знаю, иногда я веду себя, как стерва, — на слове "иногда" Флай скептически приподняла бровь, — Ну ладно, почти всегда, — поправилась блондинка, — Но я действительно благодарна вам обоим.
У Антона создалось ощущение, что девушка чего-то недоговаривает, о случившемся с ней в ином мире. Впрочем, это ее право. Она только что встретилась с собственными страхами, а это действительно очень личное.
На самом деле, Долл сокрыла не так уж много. То что произошло с ней в измерении нави действительно сложно было выразить словами. Фактически она умолчала лишь о Мёриел. Что-то подсказывала девушке, что появление птицы-которая-становится-человеком, и притом является практически твоим близнецом, не является чем-то нормальным даже в мире магии. Вряд ли вампирессу отправят в психиатрическую клинику. Для сумасшедших вампиров существует только одно лекарство — золотой клинок в сердце. И, не смотря на то, что Флай спасла ее, Долл не слишком-то обольщалась на ее счет. Почему-то блондинка была уверена, что Охотница такая же сторонница радикальных методов решения проблем, как и она сама. И девушке очень не хотелось оказаться той самой "проблемой".
* * *
Последний, один-единственный день. Завтра — если верить загадочным изысканиям Флай — решится ее судьба. Ладно, скажи Долл кто-нибудь, что ее судьба решится на школьных танцах… В общем, это было и смешно и грустно, но девушка уже успела уяснить, что жизнь вообще двойственна.
К примеру, несмотря на всю свою напряженность, Долл твердо решила повеселиться на Рождественском балу. Если она проиграет, то хоть повеселиться напоследок. Если выиграет — будет, что отпраздновать.
Девушка понимала, что эта загадочная игра, которую затеял с ней Первый, становится серьезней. Закончились аккуратные прощупывания почвы и запугивание противника. В конечном итоге остается всего два варианта: Жизнь и Смерть. Игра, самая простая, жестокая… и самая древняя. Без правил. Без жалости к проигравшим. Ты не выиграл — значит, ты уже труп… Теперь все по-взрослому. И жертв не избежать.
Погружение в собственные кошмары было ужасным. Но в тоже время, Каин, сам того не ведая, помог Долл разобраться в себе. Выбор сделан, ставки сделаны. Ставок больше нет — на кону все. Завтра ее мир, наконец, обретет целостность… или разрушится окончательно.
Но девушка не знала, что перед главной битвой ей предстоит пройти еще одно испытание — возможно, даже более трудное.
Взгляд изумрудных глаз. Пронзительный и одновременно такой нежный. Семаргл был рядом, и Долл было спокойно и хорошо рядом с ним. Вероятно, для кого-то между этими чувствами и любовью можно было поставить знак равно. Но не для Долл. Она знала, что комфорт — это еще не любовь. И, несмотря на безмятежность, которой ее наполнял Антон, девушка ощущала, что не была окончательно… целой. Да, именно целой. Алекс вырвал кусок ее сердца и только он мог вернуть его ей. Он или никто.
Взгляд. Как он может одновременно приносить в душу мир и хаос? Взгляд обладает особой силой, но всегда остаются слова, которые он пытается донести. Три слова.
— Я. Люблю. Тебя…
Короткая фраза, однако в нее столько вложено… Ты — моя жизнь. Дышу ради тебя. Умру, если прикажешь.
Думаете, сложно сказать признание в любви? Да, это так. И все же есть кое-что, в чем признаться намного трудней. Всего на одно слово больше… но как оно все меняет!
Как сказать безжалостную правду: "Я не люблю тебя"? А как сказать это человеку, который, тем не менее, очень нужен тебе?
Долл знала, что у нее есть выбор. Она может сказать эту правду — разбить Антону сердце — остаться одной. И может соврать… В тот момент девушка не задумывалась о пресловутой "лжи во спасение". Даже если она кого и спасала, то только себя. Что такое зло? Это когда ты знаешь, что поступаешь плохо… но знание тебя не останавливает. Полное осознание своих действий — и их последствий. Хладнокровное. Жестокое. Расчетливое. Вот какое оно — настоящее зло.
"Прости… возможно, когда-нибудь ты сможешь меня понять…", — виновато подумала девушка. А вслух сказала.
— Я тоже тебя люблю…
Теплые губы Охотника будто поставили на ней печать. Печать лгуньи и предательницы. Она не стала отстраняться, позволила поцелую захватить себя. Хотя Долл и показалось, что в этом поцелуе была горечь ее лжи и ее отчаяния.
"Я хочу быть свободной. Жаль, что для того, чтобы достигнуть цели, я должна причинять тебе страдания". К ней вернулось то, от чего Долл так старательно отгораживалась шесть месяцев. Она чувствовала. Вину и боль. Ей действительно было искренне жаль. Вот только это ничего не меняло.