Не доверяй самцам. Человеческим или другим

Зайдя в дом, я взяла лак для ногтей и посмотрела на него. Cotton Candy – это название цвета. Это яркий, блестящий розовый цвет, переливающийся на солнце. Думаю, он будет здорово смотреться на ногтях, отражаясь на солнечных лучах.

Стерев старый лак, я решила покрасить ногти снаружи на солнышке. Сев на асфальте рядом с домом, я открыла пузырек. Я чувствую себя лучше. Полагаю, я привыкла помогать по дому.

Мутт лег рядом со мной, используя меня как тенистое дерево. Я не прогоняю его лишь потому, что он все равно будет держаться поблизости, не давая мне покоя. Я красила ногти на ногах, когда внезапно услышала звук, исходящий из задней части Мутта, который на удивление, похож на пукание.

– Эй.

Собака не встала, а лишь посмотрела на меня так, будто япобеспокоила его.

– Послушай меня. Если ты будешь ошиваться вокруг меня и дальше, у меня есть для тебя несколько правил. Первое правило: лай как собака. Второе правило: прежде чем тереться об меня, помойся. Правило номер три: мне не нужна собака, поэтому можешь пойти и поискать кого–то другого, кто приютит тебя. Правило номер четыре, пять и шесть: ни одна собака не пукает. Ты понял?

Мутт поднял свою ленивую задницу и отошел. Я сказала что–то не так? Может быть, я поиграю с ним позже. Лишь для того, чтобы он не обижался на меня.

Когда я снова начала красить ногти, я услышала, как кто–то подошел к дому. Подняв голову, я увидела Эйви, последнего парна на земле, которого я хотела бы видеть. Он смотрел прямо на меня.

Я опустила кисточку в тюбик для лака.

– Что смотришь? Ты уже видел меня без одежды, – говорю я, стараясь не смотреть в его сторону. Это очень сложно, потому что он выглядит как модель Аbercrombie.

Но потом я напоминаю себе, что он видел меня голой. Я хочу, чтобы он был в любом другом месте лишь бы подальше от меня. Я не могу уйти, потому что только что покрасила ногти на ногах и не хочу их испортить. И с другой стороны, почему я должна уходить?

В этот момент Мутт решил вернуться. Я ждала, что он пойдет ко мне, однако он побежал к Эйви.

Предатель.

– Я бы не стала трогать эту вещь. Он грязнее моего дяди Боба.

Дядя Боб работает на фабрике. Конечно, он хорошо моется, но независимо от того, как часто он моет руки, они всегда грязные и липкие, а под ногтями остается грязь.

Эйви наклонился к предателю–щенку, который так энергично вилял хвостом, что можно подумать, будто он торжественный флаг. Потом он посмотрел на меня. Не предатель, Эйви.

– Ты не можешь помочь, не так ли?

Я даже не пытаюсь съязвить ему. Его комментарий заставил меня поджать губы.

– Как видишь.

Я начала покрывать ногти на ногах вторым слоем лака. Я рассержена из–за высказывания Эйви, мои руки трясутся, и я покрасила кожу вокруг пальца. Каждое касание выглядит так, будто я двухлетний ребенок.

Собака подбежала ко мне и просунула свой мокрый нос под руку.

– Уйди.

Он не отошел от меня, а сел рядом. Я взглянула на Эйви, который по–прежнему смотрит на меня. Почему он это делает?

– Арг!

– Предатель! – ворчу я сквозь стиснутые зубы на Мутта.

– Арг!

Если я тебе скажу, что потом сделал Мутт, ты не поверишь. Он завилял хвостом в воздухе, будто играл со мной. Когда я не клюнула на его приманку, он, схватив в зубы мой ботинок, побежал.

Отлично. Это не просто ботинок. Это мои первые и единственные сандалии от Ferragamo.

– Верни! – кричу я. – Ты хоть знаешь, сколько они стоят?

Я пытаюсь схватить его, но маленький белый дьявол начинает жевать его, как будто это резиновая игрушка.

– Прекрати, – сказала я предупреждающим тоном.

Но он не останавливается. Вместо этого он побежал. Я поднялась, пытаясь не испортить свой педикюр. Но это не сработало. Как только я посмотрела в сторону щенка, он побежал прочь в другом направлении.

Теперь это война.

Большую часть своей жизни я иду в относительно медленном ритме, но это не означает, что я не могу поднять свой зад, когда это нужно. Единственная моя проблема – когда я бегу моя грудь подпрыгивает. Но я стараюсь не думать об этом. Я сконцентрировалась на спасении моей сандалии от Ferragamo.

Когда Мутт остановился рядом с одним из домов, я притворилась, будто не собираюсь бежать за ним. Я спряталась за лимонным деревом с самыми большими лимонами, которые я когда–либо видела. Они такие большие, будто головы детей.

Когда я думала, что щенок позабыл о том, что я прячусь за деревом, я украдкой взглянула на него. Он вилял хвостом в воздухе снова и снова, наверное, миллион раз за минуту. Он смотрел прямо на меня.

И мой сандалий все еще был в его паршивом слюнявом рте.

– Тебя нужно кастрировать, – сказала я, делая один шаг из–за дерева. Возможно, хотя бы сейчас он проявит немного уважения к Ferragamo.

– Ррр.

– Что значит «арг»? – пока я говорю, я подхожу к нему. – Держи хвост торчком, чтобы я смогла тебя поймать, противная собачонка.

– Ррр.

– Ты меня не запугаешь, – продолжаю я, подходя все ближе. Он почти в пределах моей досягаемости.

– Ррр.

Я сконцентрировала все свое внимание на сандалии, пока вдруг не сделала еще один шаг и не почувствовала что–то скользкое и липкое между пальцами. Посмотрев вниз, я поняла, что только что наступила на протухший огурец. Но взглянув второй раз, я поняла, что это не огурец, а МЕРТВАЯ ЗМЕЯ. Она черная, но благодаря солнечным лучам переливается тёмно–зелёным цветом.

Никогда еще не чувствовала себя настолько отвратительно. Я побежала напрямик к дому дяди и тети. Неприличные слова вылетели из моих уст. Я пытаюсь быть сильной и не думать о змеиных кишках, которые, должно быть, застряли у меня между пальцами. Я побежала так быстро, насколько мои ноги мне позволили.

– Шл… – говорю я Эйви, между порывами тошноты. Пожалуйста, дорогой Боженька, дай мне силы выговорить слово, прежде чем меня вырвет. – Шл… – тошнота. – Шланг! – я показала ему на свои ноги, на случай если он не понял.

Усмехнувшись (за мой счет), он направился в заднюю часть дома. Когда я увидела шланг, я побежала к нему настолько быстро, насколько прилипшая змея к моим ногам мне позволила.

Эйви повернул ручку крана, и я быстро взглянула на мои босые ноги. Маленькие кусочки черной, тягучей кишки застряли у меня между пальцами. Ногти высохли, но к лаку еще прицепилась трава и сено.

Я сдерживаю позывы тошноты, все еще не в силах с собой преобладать. Думаю, если я перестану смотреть на свои ноги, я смогу пройти через это. Когда вода начала струиться из шланга, я взяла его и направила на свои ноги. Мой взгляд упал на Эйви.

– Спасибо, что помог мне с сандалиями, – саркастично сказала я.

– Спасибо, что помогла с овцами.

– С овцой, а не овцами. И не важно, одна овца или тысячи, она все равно остается овцой 18.

Подойдя ко мне, он взял шланг из моих рук. Раскрыв глаза от удивления, я наблюдаю за тем, как он опустился на одно колено и взял мою босую ногу. Можешь ли ты в это поверить, он начинает мыть мою ногу.

Еще чуть–чуть и я потеряю равновесие. И не потому, что я хочу, чтобы Эйви меня поймал или что–то еще. Мне не нравится играть в проблемную девицу каждый раз, когда он рядом.

У меня кружится голова, потому что на улице очень жарко, и я ушиблась задницей, когда побежала за щенком, своровавшим мои Ferrgamo. В довершении всего, парень, которого я намерена возненавидеть, держит мою ногу в своей руке.

– Ты должна постараться превозмочь приступы тошноты. На что бы ты ни наступила…

– Это была змея!

Он пожал плечами, будто это не так уж и важно.

– Ты когда–нибудь наступал на змей?

– Обычно, я смотрю куда иду.

Я рывком выдернула ногу из его рук.

– Отлично. Там, где я живу, нет змей. Живых или мертвых.

Он поднялся, что не совсем здорово. Я чувствовала себя намного лучше, когда он стоял на одном колене. Возможно, он шесть футов в высоту и когда он смотрит на меня, я чувствую себя крошечной. Вместо ответа, он осторожно вытянул из моей головы цветок.

– Мило, – сказал Эйви, крутя стебель цветка между пальцами.

Ой, я и забыла, что Матан украсил мои волосы желтыми, белыми и фиолетовыми полевыми цветами. Должно быть, я выгляжу как клоун.

– Твой отец хотел, чтобы я передал тебе, что все собрались в моем доме поесть или как ты это называешь «ланч». Если хочешь к нам присоединяться, следуй за мной.

Он пошел, и я поплелась рядом с ним, но потом остановилась.

– Почему он сам мне это не сказал?

Эйви стрельнул в меня испепеляющим взглядом.

– А еще он хочет, чтобы я извинился за то, что видел тебя голой в ту первую ночь.

– И?

– Израильтяне не извиняются, если им не жаль.

А вот сейчас я действительно взбесилась.

– Ты не собираешься попросить у меня прощения?

Он смотрит мне прямо в глаза.

– То, что я видел, было очень красивым и естественным, так почему я должен извиняться?