Из–за американских горок под названием «жизнь» у меня кружится голова

– Эми, нам нужно поговорить.

Ненавижу, когда родители думают, будто могут сесть и сказать тебе, как плохо ты себя вела и при этом ожидать, что ты будешь тихо сидеть и кивать, словно кукла 23.

– Что ты хочешь?

Я сижу напротив дома вместе с моим талисманом Муттом. Я горжусь им, он величайший овечий пастух. Я слышу, как дядя Хаим дома кричит на Снотти. Кажется, он не был довольным, когда Рон рассказал ему о нашем маленьком соревновании.

– Я просто хочу знать, что с тобой происходит, – сказал Рон, садясь рядом со мной.

– Ничего.

Он положил руку на мое предплечье.

– Веришь ты или нет, но я хочу, чтобы ты была счастлива. Тебе не нужно стричь овец, чтобы мне что–то доказать.

Я пожала плечами, пытаясь сбросить его руку.

– Если ты хочешь, чтобы я была счастлива, дай мне прямо сейчас билет обратно домой. Мне здесь не место, – потом я добавила, – и я не принадлежу тебе.

Не знаю, почему я это сказала. Я понимаю, произнесенные мною слова ранят его. Возможно, в глубине души я хочу обидеть его лишь потому, что его не было рядом со мной последние шестнадцать лет моей жизни. Я смотрю на Мутта и чещу ему брюхо, потому что не могу смотреть на разочарование своей жизни.

– Хорошо.

Подождите. Он сказал «хорошо»? Я думаю, он действительно так сказал, но я все еще не могу в это поверить.

Когда я посмотрела вверх, Рон отдалялся от меня. Он шел к дому. Мои ноги немного онемели из–за того, что я долго держу щенка на коленках, но отпустив его, я последовала за Роном.

Зайдя домой, я приблизилась к нему. Он копался в своем чемодане.

– Что ты сказал?

Он искоса посмотрел на меня, а потом снова начал рыться в своем чемодане.

– Я сказал «хорошо», Эми.

– Хорошо, если…

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, и если для этого мне придется уйти из твоей жизни, я это сделаю, – он достал листы из чемодана и протянул их мне. – Это твой билет обратно в Соединенные Штаты.

Мгновенье я колебалась, но потом протянула руку и взяла билет из его руки.

Меня накрыла волна грусти и печали. Выбежав из дома, я направилась к горе, где Савта рассказывала мне о своей любви к этому месту.

Сидя на краю горы, я думаю о том, что оставлю позади, если вернусь домой. Матана. Моих дядю и тятю, с которыми я недавно познакомилась. И Мутта.

Но больше всего я хочу здесь остаться ради Савты. Я люблю ее, и не могу просто оставить ее, пока не буду знать, как она прошла курс химиотерапии.

Прижав колени к груди, я размышляю о здешней жизни, о жизни в Израиле. С одной стороны это часть меня, но с другой нет.

Возвратившись домой, я смотрю на Рона. Я должна сказать ему, что хочу остаться здесь по определенной причине: я хочу знать, как вписаться в его жизнь. Увидев, что он разговаривает по телефону, я в ожидании села на стул.

Рон протянул мне трубку.

– Это твоя мама. Я ей позвонил.

– Нам нужно поговорить, хорошо? – сказала я, взяв трубку телефона.

Он кивнул, положил руки в карманы и вышел на улицу.

Я приложила телефон к уху.

– Алло?

– Эми, с тобой все в порядке? Рон только что сказал, что ты хочешь вернуться домой.

– Я хотела, но сейчас уже нет.

– Ты передумала?

– Думаю, да.

Я слышу, как она поднялась с кровати и закрыла дверь. Бьюсь об заклад, она закрылась в ванне–комнате, потому что Марк с одной «к» спал в ее кровати, и она не хотела будить этого идиота.

Спустя минуту она прошептала:

– У меня есть хорошие новости.

– Ты порвала с Марком? – я с облегчением вздохнула. – Наконец то.

– Нет, глупенькая. Вчера вечером он попросил меня выйти за него замуж. И я сказала «да».

– ЧТО?! – мое сердце разрывается в груди. Это не может происходить со мной.

– Это так здорово, – говорит она, не замечая, что я схожу с ума от этой новости. – Он приготовил романтический ужин. Кольцо было на дне моего бокала с шампанским.

– Мама, он придурок, – безусловно, он НЕ подходит на роль отца. Кольцо на дне шампанского давно устаревший трюк.

– Он один из лучших застройщиков страны. Новым проектом «Золотые Берега», расположенным в самом желанном месте Чикаго, занималась его фирма.

– Ну и что? В нашем кондоминиуме 24есть только одно парковочное место. Там нет места для его Мерседеса.

– Думаю, мы переедем в новый дом в пригороде. В большой дом с террасой и всем остальным.

Что?

– Значит, ты переедешь в пригород?

– Разве это не замечательно?

– Где я буду жить? Я буду бездомной?

– Конечно, нет, глупенькая. Не смеши. Твой дом со мной и Марком.

С каких пор «я и ты» превратились в «ты, я и Марк»?

Приятно знать, что мое мнение важно для нее, и она советуется со мной.

– Мама, Марк меня ненавидит, – клянусь, сейчас мне кажется, что весь мир меня ненавидит.

– Нет. Просто ты не дала ему шанса.

Я сглотнула, пытаюсь не заплакать.

– Знаю, что это шок для тебя, но клянусь, так нам будет лучше. Мы будем одной семьей.

Клянусь, я что–нибудь сейчас брошу в стену. Семьей? Марк не моя семья.

– Я думала, ты будешь счастлива. После возращения из Израиля ты можешь помочь мне приготовиться к свадьбе и найти новый дом. Мы втроем начнем все сначала.

Я не хочу ничего начинать сначала, хочу, чтобы было все по–старому.

– Я люблю тебя.

Если бы она меня любила, она бы подумала перед тем, как идти вперед и срывать мои планы.

Когда я снова заговорила, в моем горле образовался ком:

– Мои поздравления. Я тоже тебя люблю.

– Пока, дорогая. Позвони мне на следующей неделе, ладно? Я всего лишь хочу, чтобы мы были счастливы.

– Я тоже, – сказав это, я повесила трубку. У каждого свое представление о счастье.

Выйдя из дома, я нашла Рона. Он сидел на старом зеленом тракторе, припаркованном на заднем дворе дома.

– Ты все испортил! – кричу я.

Ему еще хватает наглости молча смотреть на меня!

Я скрестила руки на груди.

– Продолжай молча сидеть, Рон. Ты делаешь это очень хорошо.

– О чем ты говоришь?

– Только лишь о том, что тупой мамин парень сделал ей предложение. Ты не мог этого сделать? Было бы здорово, если бы мои родители были женаты, не говоря уже о том, что были бы женаты несколько лет. Но ты был чертовски эгоистичен, воплощая в жизнь свою Американскую Мечту, наслаждаясь холостяцкой жизнью. Ты никогда не боролся за нас. Но что самое ужасное, ты никогда не боролся за меня.

Я, наконец то, ему все сказала. Мне понадобилось шестнадцать лет и отношения, чтобы скрыть свою неуверенность, но я, наконец, высказала ему всю правду.

Несколько раз моргнув он сказал:

– Она выходит замуж?

– Разве не это я тебе сказала?

Глубоко вздохнув, он сел на бампер трактора.

– Эми, не думай, будто я не боролся за тебя. Я просил ее выйти за меня замуж. До и после твоего рождения. Каждый раз, когда я ее видел, я становился на одно колено, предлагая ей руку и сердце. Ты была слишком занята, пытаясь убежать от меня, чтобы понять это.

– Если ты предлагал ей замужество, почему она не согласилась? Ради Бога, ты был рейнджером. Ты обучен достигать конечной цели миссии.

Он глубоко и тяжело вздохнул.

– Она сказала, что не хочет, чтобы ты росла в браке без любви. Она хотела найти надежного человека, который мог бы быть твоим отцом, а не какого–то иммигранта из Израиля. Каждый раз, когда я хотел встретиться с тобой, я получал письмо от ее отца с угрозой заявить в INS 25об аннуляции моей визы. Он обвинил меня в том, что я специально зачал ей ребенка, чтобы жениться на ней и стать полноценным гражданином Америки. Это не было правдой, но боялся, что больше никогда тебя не увижу. Эми, он был могущественным человеком.

Он посмотрел на меня с нескрываемой болью.

– Я не жду того, что ты меня поймешь.

– Я понимаю и не понимаю тебя.

– Когда мне сказали, что запретят видеться с тобой, я боялся того, что они скажут тебе обо мне. Я просто хотел поддерживать связь с тобой и видеться хотя бы раз в год.

– Я была разочарована.

Я ждала лекции на тему: «Ты–должна–уважать–своего–отца», но вместо этого Рон сказал:

– Ты права.

Удивившись, я сказала:

– Будь я проклята, если не права. Возможно, все еще есть шанс с моей мамой. Ты можешь позвонить ей…

– Я не буду ничего менять. И ты это знаешь. В глубине души ты знаешь, что она не выйдет за меня.

– Я чувствую себя одинокой, – прошептала я.

– Я люблю тебя. Не важно, что ты не называешь меня «папой» и не обнимаешь. Я хочу этого, но еще больше я хочу твоей дружбы и доверия.

Слишком много информации для одного дня. Мне нужно немного времени, чтобы все обдумать.

– Я останусь в Израиле до конца лета. Мы могли бы… ох, не знаю.

Его уголки губ приподнялись в улыбке.

– Не слишком радуйся, я все еще расстроена.

– Я рад, что ты решила остаться.

Повернувшись, я направилась домой, в свою комнату.

Снотти была там.

Искренне признаюсь, она последний человек, которого я хотела бы видеть. Я вспомнила, как сказала ей о маленькой груди или чем–то еще, но кажется, это был так давно. Я плюхнулась на кровать.

– Ты упаковалась? – спросила она, наклонившись над рюкзаком и складывая вещи внутрь.

Я приподнялась на локтях.

– Для чего?

Она повернулась, смотря на меня угольно–черными глазами.

– Для похода. Ты сказала, что пойдешь.

Я снова легла на кровать.

– Я солгала.

– Все американцы одинаковы.

– Прости? Что ты имеешь в виду?

– Израильтяне говорят то, что подразумевают. Вы, американцы, просто болтаете, не сдерживая своих слов.

– Мы этого не делаем! – черт, весь мир сговорился против меня. – К твоему сведению, я горжусь тем, что я американка. Мы не всегда говорим или делаем все правильно, но чего ты ожидаешь? В мире много правоохранительных служб, но все обращаются к нам, ожидая, что мы все сделаем это за них. Мы спасаем задницу всему миру, а потом нас в этом же упрекают. Правда справедливо, не так ли?

Сейчас я говорю как посол Соединенных Штатов.

Снотти, подняв рюкзак на плечо, вышла из комнаты.

– Shalom, Эми. Мы уезжаем через десять минут.

Я стою перед выбором: доказать Снотти, что она ошибается и отправиться в поход, чтобы спасти свою репутацию; либо остаться в Мошав, где нечем заняться, за исключением овец, наедине с Роном и дядей Хаимом.

Войдя в комнату Савты, я села на край ее кровати. Всю моя жизнь пролетела перед моими глазами. Я немного запуталась.

– Мне нужен твой совет.

Как и всегда, она встретила меня теплой улыбкой. Я рада, что она у меня есть, несмотря на то, что мы поздно познакомились друг с другом.

– Ты знаешь, – глубоко вздохнув, я продолжила, – моя мама хочет выйти замуж за человека, который мне не нравится. Рон… знаешь, твой сын... Всю жизнь я была разочарована в нем и, если быть честной, он не был частью моей жизни. Я злюсь на обоих. Я совсем не понимаю кто я и где мое место. И вдобавок, О’Снат собирается в путешествие вместе со своими друзьями, я хочу пойти и доказать ей, чего стою.

София задумчиво кивнула. Я серьезно на нее смотрю, размышляя о своем затруднительном положении.

– Для шестнадцатилетней девушки у тебя слишком много хлопот.

Я снова вздохнула.

– Не правда.

– Может быть, тебе нужно некоторое время побыть вдали ото всего. Думаю, поход – это хорошая идея. Эми, Израиль – это волшебное место. Ты можешь найти то, что ищешь.

Она права. На некоторое время мне нужно отдалиться от реальности. Поцеловав Софию в щеку, я повернулась к выходу. Остановившись у двери, я обернулась и сказала:

– Я рада, что ты моя бабушка.

Наклонив голову, она улыбнулась.

– Я тоже.