— Просто отправь меня в Чикаго и покончим с этим, — говорю я Алексу в воскресенье утром, сразу после разговора с mi'amá. Алекс заставил меня позвонить ей и рассказать, что случилось.

Когда полиция выводила меня из школы в наручниках, мне было все равно. Меня не затронул вид моего брата, приехавшего в полицейский участок с лицом полным раздражения и разочарования. Но разговор с моей мамой: слушать, как она плачет и спрашивает, что случилось с ее niñito[35]  , просто сломал меня.

Она также сказала мне не возвращаться в Мексику.

— Здесь небезопасно для тебя, — сказала она мне. — Auséntese, Карлос, держись подальше.

Я не был удивлен. Всю мою жизнь наполняли люди, которые говорили мне держаться от них подальше — mi papá, Алекс, Дестини и теперь mi'amá.

Алекс лежит на своей кровати, закрыв рукой глаза.

— Ты не едешь в Чикаго. Профессор Уэстфорд и его жена позволяют тебе жить у них дома. И это решено.

Жить с профессором означает также, что я буду жить в одном доме с Киарой. А это плохо по множеству причин. — И я ничего не могу сказать против?

— Нет.

— Vete a la mierda! [36]

— Ага, вот ты сам заварил эту кашу, сам и расхлебывай, — говорит мне брат.

— Я говорил тебе, что это были не мои наркотики.

Он садится.

— Карлос, с тех пор, как ты приехал, все, о чем ты говорил, были наркотики. Они нашли траву в твоем шкафчике, вместе с сумасшедшим количеством таблеток. Даже если они не были твои, ты сделал себя козлом отпущения.

— Это какое-то дерьмо.

Полчаса спустя я выхожу из душа и вижу, что вернулась Бриттани. Она сидит за столом, одетая в розовый бархатный спортивный костюм, который отлично облегает ее тело. Я клянусь, эта chica должна здесь жить… учитывая, сколько времени она тут проводит.

Я подхожу к своей кровати, внезапно желая, чтобы эта квартира не была студией. Потому что сейчас я ужасно зол и желаю возмездия. Я не успокоюсь, пока не найду того придурка, который подсунул мне в шкафчик ту наркоту.

Кто бы это ни был, он заплатит.

— Я надеюсь, тебя не исключат, — говорит Бриттани грусным голосом. — Но я знаю, что Алекс и профессор Уэстфорд сделают все возможное, чтобы помочь.

— Не грусти, — говорю я ей. — Теперь, после того как я съеду, ты можешь быть здесь столько, сколько захочешь. Счастливица.

— Карлос, отвали от нее, — говорит резко Алекс.

С чего это я должен отваливать? Это правда.

— Веришь или нет, Карлос, я хочу, чтобы ты был здесь счастлив. — Бриттани подталкивает новенький телефон в мою сторону. — Я принесла тебе это.

— Зачем? Чтобы ты и Алекс могли следить за каждым моим шагом?

Она матает головой.

— Нет. Я просто подумала, что возможно когда-нибудь, если мы тебе понадобимся, ты захочешь нам позвонить.

Я поднимаю телефон.

— Кто за это платит?

— Это важно? — спрашивает она.

Моя семья однозначно не может себе это позволить. Я поворачиваюсь спиной к Бриттани и телефону.

— Он мне не нужен, — говорю я ей. — Побереги свои деньги.

Несколько часов спустя мы садимся в бимер Бриттани. Мне следовало ожидать, что она присоединится к этому маленькому приключению — отвезти меня в дом профессора, наверное, чтобы самой удостовериться, что я больше не буду путаться у нее и моего брата под ногами.

Алекс поворачивает на одну из дорог, ведущую к горной местности. Когда я смотрю на дома  у обочины дороги, я понимаю, что мы въехали в богатый квартал. Бедные люди не клеят таблички типа "ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН", "ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ", "ВЕДЕТСЯ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ". Я знаю, потому что я был беден всю мою жизнь, и единственный чувак, которого я знаю, кто повесил такую надпись, это мой друг Педро, и он просто украл эту табличку со двора каких-то богачей.

Мы заезжаем на подъездную дорожку у двухэтажного дома, построенного прямо у гор. Я сажусь прямо и оглядываюсь вокруг. Я никогда не жил в таком месте, где ты не можешь с легкостью кинуть камень в окно своих соседей.

Вы могли бы подумать, что я был бы вне себя от радости от возможности пожить в вычурном доме, но это только еще больше напоминает мне о том, что я тут чужой. Я не идиот, я знаю, что как только я уеду отсюда, я снова буду таким же бедным, как и раньше — или буду в тюрьме. Это место просто дразнит, и я не могу дождаться, когда смогу убраться подальше отсюда.

Как только мы паркуемся Уэстфорд выходит из дома. Он высокий мужчина с сединой в волосах и морщинками вокруг глаз, как будто он слишком много улыбался за все эти годы и его кожа протестует.

Перед тем, как я успеваю сделать шаг из машины, еще трое выходят из дома. Это как чертов парад белых, один белее другого.

Когда выходит Киара, ее знакомое лицо помогает мне одновременно чувствовать облегчение и раздражение. За одно утро я прошел от прикола с ее шкафчиком к аресту и тюрьме. Моя жизнь за несколько часов превратилась из увлекательной в полное дерьмо.

Волосы Киары собраны сзади, и она одета в джинсовые шорты и мешковатую футболку болотного цвета. Она точно не принаряжалась перед моим приездом. На ее щеке и руках даже какие-то коричневые пятна, похожие на землю или грязь.

Рядом с Киарой ее брат. Он, должно быть, был нежданным, или поздно запланированным, потому что он выглядит, как будто еще ходит в детский сад. Мальчонка грязный, как чертик. По его подбородку размазаны остатки шоколада.

— Это моя жена, Коллин, — говорит Уэстфорд, указывая на худую женщину рядом с ним. — И мой сын, Брендон. Конечно, ты уже знаком с моей дочерью, Киарой.

Профессор и его жена одеты в одинаковые белые рубашки для гольфа. Я так и вижу, как они играют в гольф по выходным в каком-нибудь вычурном загородном клубе. Брендон мог бы сниматься в рекламах — он настолько полон энергии, мне даже хочется дать ему успокоительного.

Пока Бриттани и Алекс жмут руки с профессором и его детьми, Киара подходит ко мне.

— Ты в порядке? — спрашивает она так тихо, я с трудом ее слышу.

— Нормально, — бормочу я. Я не хочу говорить о том, как меня арестовали и привезли в колонию на заднем сидении патрульной машины.

Черт, это неудобно. Мелкий, Брендон, тянет меня за штанину. На его пальцах остатки растаявшего шоколада. — Ты играешь в футбол?

— Нет. — Я смотрю на Алекса, который или не замечает, или ему просто все равно, что этот крысеныш пачкает мои джинсы.

Миссис Уэстфорд улыбается, уводя Брендона подальше от меня.

— Карлос, почему бы тебе не взять несколько минут и не освоиться, приходи потом на задний двор на обед. Дик, отведи Карлоса наверх и покажи что и как.

Дик? [37] Я качаю головой. Профессор не возражает, что его называют Дик? Если бы меня звали Ричард, я бы отзывался на Ричард или Рич … но не Дик. Блин, я бы даже согласился на Чард.

Я хватаю свою сумку.

— Карлос, следуй за мной, — говорит Уэстфорд. — Я покажу тебе все. Киара, почему бы тебе не показать Алексу и Бриттани свою машину.

Я иду вслед за Профессором Диком, а остальные следуют за Киарой.

— Это наш дом,  — говорит Уэстфорд. Как я и предполагал, внутри все такое же массивное, как и снаружи. Дом не такой большой, как у Медисон, но все же больше всех тех, где я когда-либо жил. В коридоре висят большие картины. Над камином в гостиной висит приличного размера телевизор. — Чувствуй себя, как дома.

Ага, конечно. Это такой же мой дом, как и Белый Дом.

— Здесь находится кухня, — говорит он, проводя меня в огромную комнату с огромным, металлического цвета, холодильником, и сочетающейся с ним техникой. Столешницы у них черного цвета, с, что выглядит как, кусочки бриллиантов внутри. — Если ты что-то хочешь из холодильника или кладовки, не стесняйся. Тебе не нужно спрашивать разрешения.

Далее, я следую за ним вверх по, покрытой ковром, лестнице. — Какие-нибудь вопросы? — спрашивает он.

— У вас есть карта этого места? — говорю я.

Он смеется.

— Через пару дней ты запомнишь расположение.

Поспорим?

Я чувствую приближение ужасной головной боли и жажду оказаться где-нибудь, где мне не нужно притворяться быть перевоспитанным парнем, живущим в мини-особняке с девчонкой, которая обклеила магнитами с печеньем мой шкафчик и коротышкой, который думает, что все Мексиканцы играют в футбол.

На верху, в конце коридора — спальня родителей. Мы поворачиваем за угол, и Уэстфорд указывает на одну из спален.

— Это комната Киары. Дверь напротив, рядом со спальней Брендона, это ванная, которую ты будешь делить с детьми. — Я заглядываю в ванную, в которой рядышком расположены две раковины.

Он открывает дверь рядом с комнатой Киары и жестом приглашает внутрь.

— Это твоя комната.

Я оглядываю то, что будет моей спальней. Стены выкрашены в желтый цвет, а на окнах висят шторы в горошек. Это выглядит, как чертова девчачья спальня. Я думаю о том, что по окончанию моего здесь проживания меня, наверное, заставят отказаться быть мужчиной. У одной из стен стоят стол с шкафом, у другой — комод, у окна располагается кровать с желтым покрывалом.

— Я знаю, что это не самая идеальная комната для мужчины. Моя жена декорировала ее некоторое время назад, — говорит Уэстфорд, кидая мне извиняющийся взгляд. — Это должна была быть комната для ее фарфоровых кукол.

Он что, издевается? Комната для Фарфоровых кукол? Что за нафиг, фарфоровые куклы и почему взрослый человек хочет целую комнату забитую ими? Может это фишка богатых белых людей, потому что я ни знаю, ни одной мексиканской семьи, у которой есть отдельная комната для чертовых кукол.

— Я подумал, что мы можем купить немного краски и сделать эту комнату немного более дружелюбнее для парня, — говорит он.

Мои глаза фокусируются на шторах в горошек.

— Тут понадобится немного больше, чем краска, — бормочу я.

— Но это не важно, я не собираюсь тусоваться здесь слишком много времени.

— Ну, я полагаю, что это время для того, чтобы рассказать тебе о правилах в нашем доме. — Мой временный опекун садится в кресло у стола.

— Правила? — Чувство страха проносится по моему телу.

— Не волнуйся, их немного. Но я ожидаю их полного соблюдения. Прежде всего, никакого алкоголя или наркотиков. Как ты уже знаешь, в этом городе не трудно достать марихуану, но по указу суда, тебе нужно оставаться чистым. Во-вторых, не матерись в этом доме. Здесь живет очень впечатлительный шестилетний ребенок, и мне не нужно, чтобы он слышал матершиные слова. В-третьих, комендантский час по будням — полночь, на выходных, два часа ночи. В-четвертых, мы надеемся, что ты будешь за собой убирать и помогать по дому, если тебя попросят, так же, как и в случае наших детей. В-пятых, никакого телевизора, пока не сделано домашнее задание. В-шестых, если ты приводишь девушку к себе в комнату, ты должен оставить дверь открытой… по очевидным причинам. — Он потирает подбородок, по-видимому, думая о правилах, которые он еще не упомянул. — Я думаю, что это все. Вопросы?

— Да, один. — Я засовываю руки в карманы, размышляя над тем, сколько времени понадобиться профессору Дику, чтобы понять, что я не следую правилам. Никаким. — Что случится, если я нарушу одно из ваших гребаных правил?