– Не подадите бедным музыкантам? – подлетела я к нему, впившись черными, сверкающими, озорными глазами, стараясь пронять его взглядом. Я улыбнулась.

– Чего ты хочешь, девочка? – спросил он.

«Тебя!» – подумала я, глядя на его седые кудри, загорелое лицо, серые, горящие глаза. Я уже видела себя в его будущей жизни, я уже знала все.

Я молча стояла перед ним. Он смотрел, словно завороженный. Я видела, как мой образ разливается в его глазах лучиками светлого ясного чувства, того, которое он давно уже похоронил в себе, того, которое найти в его холодных леденисто серых глазах, казалось, уже не возможно. Я молчала…

– Можно тебя пригласить выпить со мной чашку кофе? – спросил он, не отрываясь от моих глаз.

Я молчала.

Он смутился. Затем улыбнулся необычайно кротко и тихо. Его глаза погрузились в кратеры век и морщинок, образовавшихся в уголках глаз, его мысли, заглотил океан нежности и чистоты, и лишь иногда, среди всех прочих фраз, что проносились в его голове, мне удавалось обнаружить, ту, что меня так пугала и смущала: «Я хочу ее выебить!». Больше же в нем было нежности. В его взгляде читалось кроткое обожание, в его дыхании, желание боязливых прикосновений. Мне стало спокойно.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Герберт! А тебя?- ответил он.

– Герберт… – повторила я, – Пойдет! Я Малка.

Мы шли по улице. Было холодно, и шел дождь. Ветер пронизывал до самой сути уже давно остывшей плоти, казалось, что суставы вот-вот начнут поскрипывать, словно несмазанные маслом шарниры.

Мы прошли до конца Арбата. Мы шагали медленно и молчи. Я думала о том, насколько же Герберт обыкновенный, он же не думал ни о чем. Меня всегда поражала способность людей не думать, и не признаваться в этом. Всегда, когда я говорила, что ни о чем не думаю, это обозначало, что мыслей так много, что мое «ни о чем», можно интерпретировать, как «обо всем». Но люди, они и вправду умеют ни о чем не думать, и когда их спрашиваешь, о чем ты думаешь, они начинают быстро что-то выдумывать. Хотя самое приятное, это когда ни о чем не думаешь. Я этого не умею. Поэтому мне всегда нравилось смотреть в будущее людей, максимально ни о чем не думающих. Их мысли, пребывают в розовой ватной влаге, теплой и обволакивающей. Они там находятся, слово овощи в холодильнике, хорошо сохраняются достаточно долгое время, но если их не использовать, то, в конечном счете, они все же портятся и их выбрасывают, так и не употребив. Поскольку приобрести новые мысли и положить их на место старых удается далеко не всем и обмен ассортимента происходит крайне редко, то вскоре, запас мыслей заканчивается и человек остается с розовой ватной массой в голове, которой, он начинает заменять свои давно протухшие и выброшенные мысли. Некоторые индивиды, правда, не выбрасывают прогнившие мысли, храня их и наслаждаясь каждой стадией их разложения. Потом начинается стадия гниения розовой ватной массы, смотреть в такие мозги становится совсем отвратительно, а их, к сожалению, большинство…

Мы прошли еще несколько шагов к его машине. Вышел водитель, недоуменно посмотрев на Герберт.

– Все в порядке, Саша, поехали!- ответил он на вопросительный взгляд водителя.

– Хорошо, Герберт Натанович, поехали! – сказал он и сел обратно за руль.

Я потянулась открыть себе дверь, но Герберт судорожно, с ощущением внезапно охватившей его тревоги кинулся мне открывать дверь: «Постой, я помогу тебе!». Саша недоуменно посмотрел в зеркало заднего вида, когда я села в машину, и мысленно повертел пальцем у виска. Я посмотрела на коврик и увидела, что с моих башмаков сорок второго размера, которые я носила на две пары шерстяных носков, потому что они мне были велики на три размера, стекают две грязные лужицы.

– Я тебе коврик испачкала! Извини! – произнесла я, глядя на Герберта.

Он молча смотрел на меня, словно пытался узнать, или запомнить.

– Что? Коврик?!… Ерунда, какая! Ничего! – оправдывался Герберт, будто это он испачкал мою машину, а не я его.

– Куда ты хочешь поехать? – спросил он.

– Не знаю, мне все равно! – я смотрела на лужу, что стекала с моих башмаков.

– Может, ты есть хочешь? Поехали, поужинаем! – предложил он.

– Да, хорошо… – тихо согласилась я, хотя совершенно не хотела есть. Я вообще никогда не хотела есть. А слово «поужинать» заставляло мое тело передернуться от отвращения.

«Поехали, поужинаем!» – повторяла я про себя, словно пытаясь вызвать рвоту, как два пальца в рот, но у меня ничего не получалось, уж слишком безобидно и по-доброму звучали они в исполнении Герберта.

– Саша, туда же, где мы были сегодня днем! – приказным тоном произнес Герберт, и машина быстрым рывком соскочила с места и помчалась куда-то по темным зимним улицам.

Герберт смотрел на меня, я смотрела в окно. Я думала о том, что он совсем обычный, наверное, даже самый обычный человек, которого я когда бы, то ни было встречала. В нем было настолько много обычного, что это практически не раздражало.

Мы приехали в ресторан. Окна были темными, и он был закрыт.

– Подожди здесь, я сейчас вернусь! – сказал мне Герберт.

– Хорошо! – ответила я наиграно испуганным голосом.

– Не бойся, я тебя не обижу! – сказал он, глядя мне в глаза.

Я покачала головой. «Я знаю!» – мысленно ответила я.

Он вышел из машины и пошел к заднему входу ресторана. Я сидела в машине и смотрела на Сашу. Он был явно удивлен. Пытался вспомнить, когда товарищ полковник последний раз снимал девок, особенно такого вида, как я, вспомнить не получалось.

Через пару минут двери ресторана открылись с внутренней стороны, и я увидела Герберта, который вышел и пошел ко мне. За ним из двери выглянул какой-то еще мужчина и держал дверь открытой, пока мы поднимались по ступенькам.

– Ресторан закрыт сегодня! – пояснил Герберт, – Но ради нас, его откроют! – он улыбнулся.

Я улыбнулась ему в ответ.

– Здравствуйте! – поздоровался со мной тот, что держал дверь.

– Здравствуйте! – ответила я, не очень понимая, зачем я отвечаю.

– Это Гриша! Шеф-повар! – сказал Герберт, и подмигнул ему.

Я кивнула и последовала за ними по залам.

Мы вошли в самый дальний, небольшой зал, где в центре стоял один длинный стол на двенадцать персон и рояль, на возвышении, около десяти сантиметров от пола, символической сцене. Больше здесь ничего не было здесь, не было даже окон. Гриша включил нам свет.

– Выбирай! – сказал Герберт, указывая на стол.

Я села в противоположенный от рояля угол.

– Хорошо! – сказал он и сел рядом.

Гриша в это время стоял у двери. Как только мы сели, он подошел к нам.

– Что вам принести? – спросил Гриша.

– Ты не против, если я сам закажу?! – спросил Герберт.

Я отрицательно покачала головой, показывая, что мне не важно.

– Тогда принеси нам блюдо устриц на льду, омаров, креветок, кальмаров, и что там еще есть, шампанского и лягушачьих лапок, можно еще икры, черной и красной тоже давай… – сказал Герберт и посмотрел на меня.

Я не выражала ни восторга, ин других, каких бы то ни было эмоций.

– И еще пирожных, принеси! – сказал Герберт.

Моей реакции не последовало. Он смущено посмотрел на меня. Гриша принес шампанского и объявил: «Cristal Louis Roederer, Франция, пятилетней давности», – и разлил его по бокалам.

– За тебя! – сказал Герберт, поднимая бокал.

«За начало!» – подумала я и улыбнулась ему в ответ.

Я сделала глоток шипучей холодной жидкости и почувствовала, как же я на самом деле продрогла и замерзла.

– Мне холодно! – сказала я.

– Как же я сам не подумал об этом! – сказал Герберт. Он явно огорчился своей невнимательности, мне даже стало как-то, жаль его.

– Я сама только сейчас почувствовала, как сильно я замерзла! – ответила я.

– Гриша, принеси нам чаю, варенья, меда, печенье и, не знаю еще чего! – сказал он.

Гриша улыбнулся и исчез.

Через пару минут он вернулся самоваром, чашками, потом на столе материализовались пиалочки с клубничным, малиновым, брусничным, апельсиновым и даже ананасовым вареньем, мед, печенье, конфеты, лимоны.

Герберт налил мне в большую чашку чай. Я взяла ее и сквозь мои пальцы прошла струя тепла и нежности. Все мое тело передернуло в ознобе, и я сделала маленький глоток.

«Апчхи!» – громко изрекла я.

– Ты что, больна? Простужена? – забеспокоился Герберт.

– Да, так, чуть-чуть, наверное! – ответила я, пытаясь зарыться в старый рванный и совсем не теплый свитер, поглубже.

– Гриша, принеси плед! – закричал Герберт, куда-то в глубь темных залов ресторана.

Гриша появился, как мне показалось, необычайно быстро, с пледом в руках. Я сняла свитер, оставшись, в одной белой футболке и укрылась пледом.

Мне было плохо. Я пила чай и с отвращением смотрела на всю еду, которую приносил Гриша. Огромное блюдо устриц, лягушачьи лапки, кальмары, омары, черная икра, все кружилось у меня перед глазами, смешиваясь в отвратительную массу. Меня подташнивало, но я пила чай и держалась.

Герберт рассказывал, что он был женат, что у него есть взрослая дочь, что с женой они давно разошлись, что у него есть квартира, он работает где-то там, название чего мне знать не полагалось и еще что-то. Я слушала, смотрела на него словно сквозь туманную мглу, которая, казалось, окружала меня. У меня кружилась голова, мне становилось все хуже. Я смотрела на него сквозь дымку, что как стена отделяла меня от него и осознавала, как же он мне отвратителен, со своим водителем, деньгами, устрицами, Гришей, и самоварами. И это бесконечное быстрее, скорее, словно отнимут, надо проглотить, надо рассказать, надо заполнить собою все предоставляемое ему физическое пространство, время, пространство и время мыслей собеседника, не дать ускользнуть, смотреть в глаза, не дать подумать ни о чем. Ты здесь, ты со мной, ты состоишь из моих мыслей и чувствуешь ты только так, как это делаю я, и знаешь ты лишь то, что я тебе рассказал. Он был таким, но я тогда этого не хотела видеть. Я заняла, что он сейчас для меня, и надо принять его, увидеть в нем что-то приятное.

– Мне плохо! – сказала я, надеясь услышать привычное: «Может, поедем ко мне?!», и мы спокойно поедем, я приму ванну, немного покричу в псевдо оргазме, под натиском его, вполне приемлемого, даже местами, как мне кажется, спортивного тела и высплюсь на белых душистых простынях.

– Что с тобой? Ты больна? Тебя отвезти домой? – вновь забеспокоился он.

Я тяжело посмотрела на него. В нем было столько восхищения, несмотря на то, что я не произнесла за все это время нашего разговора, ни звука. Говорил лишь он, я молчала. Мне он показался таким хорошим, что я не осмелилась сама предложить поехать к нему.

– Да… – жалобным голосом ответила я.

– Конечно, отвезу! Куда ехать, только скажи! – он посмотрел на меня глазами преданной собаки.

Мы вышли из ресторана, Герберт поддерживал меня. Гриша улыбался, Саша, смотрел на меня с ненавистью. Я назвала адрес и сев в машину, уснула на плече у Герберта…

Я спала крепко и долго, как мне показалось, даже слишком долго, я видела все, что будет потом с нами, всю нашу чертову жизнь, его глазами, словно со стороны, будто подглядывая за собой в замочную скважину. Я видела себя через десять лет, видела и его. Если бы я могла что-то изменить, наверное, я бы изменила это, но я знала, что должна быть с ним, поэтому я постаралась не задумываться над подробностями своего сна.

– Ты дома! – тихо будил меня Герберт, когда мы подъехали.

– Спасибо! – смирным сонным голосом сказала я.

Он помог мне вылезти из машины и проводил до подъезда.

– Вот возьми, это тебе! – сказал он и смущенным движением вытащил из кармана деньги.

Я закашлялась, при виде толстой пачки денег.

– Может тебе лекарств привезти? – вновь забеспокоился Герберт.

– Нет, спасибо! У меня все есть! – ответила я слабым голосом и улыбнулась.

– Мы еще увидимся? – спросил он, – Можно я тебе позвоню?

– Да, если хочешь, звони! – ответила я и сказала ему свой телефон.

Я потянулась к нему и поцеловала его в щеку, как-то совсем по-детски, с наивной благодарностью. Я улыбнулась и, закрыв за собой дверь подъезда, забыла про существование Герберт до следующего дня. Даже пачка бумаги, которую все именовали деньгами, что лежала у меня во внутреннем кармане куртки, не напоминала мне о нем. Он был уже частью моей жизни, тенью, не заметной, не хорошей, и не плохой, просто неотъемлемой частью, той, которая была всегда и всегда будет, той, которую так сложно вспомнить в деталях.

В ту ночь, я спала блаженным сном, успокоенная и уверовавшая, что, все будет хорошо. Я не разговаривала с друзьями, с которыми жила, не объясняла, где была, с кем встречалась, впрочем, они привыкли, что я ничего не объясняю…

– Ну, как он? – услышала я хриплый голос одной старой маленькой наркоманки, доносившийся откуда-то из темноты кухни.

– Кто? – спросила я.

– Как будто не понимаешь! Тот, который тебя привез!

– Великолепен! – ответила я, – Денег дал! – я нащупала в кармане пачку. Вытащила из нее несколько купюр, положила их в другой карман, я знала, что если мои «друзья», покопавшись в моей куртке, найдут хоть что-то, то дальше, они не полезут. Я вытащила одну бумажку и протянула ей. Пачку побольше я убрала в карман джинсов.

– Спасибо! – увидела я грязную руку с обгрызенными ногтями, потянувшуюся за бумажкой и жадно вырвавшую ее из моей ладони.

– В ванне кто-нибудь есть? – спросила я.

– Нет! Иди! – махнула она рукой с купюрой в сторону ванной комнаты.

– Хорошо, но я займу на долго, мне отмокнуть надо! – предупредила я и отправилась сперва мыть ванну, а потом уже в ней валяться, читая разваливавшуюся от сырости какую-то книгу, из серии «запрещенная литература». Я зажгла две большие белые свечи, до неприличия напоминающие фаллоимитаторы. Свечи сильно коптили и весь когда-то бывший былым потолок, покрылся черными разводами.

Я читала полу размытые буквы «тайного знания», вот-вот грозившегося упасть со страниц в уже остывшую воду, и, намокая, и разбухай, ждать неминуемой гибели в канализации.

Мне хотелось спать. Мне было беспредельно хорошо. Вода ненавязчиво ласкала мое тело, любила меня, нежно убаюкивала, и пела колыбельные, тихими всплесками отражая все мои медленные движения. Мне казалось, что вода впитывается в мою кожу, становясь частью меня, той, которая практически ты, но все же отличная от тебя сейчас. Вода любила меня в своих сильных объятиях, проникала в мое тело, ласкала волосы, щекотала губы, отдавала все и забирала все. Мне хотелось спать…

Вода давно остыла, кожа на руках размякла, и мелкие бороздки покрыли кончики пальцев. Я прикрыла глаза, с мыслью, что лучше бы мне не засыпать в ванне и улетела в мир тонущих букв…