ВИДАТЬ, МОИМ СЕКРЕТАМ конец. Если бы не эта чертова змея, я бы не сверзился со скалы и mi’amá не сидела бы в больничной палате, непрерывно обстреливая меня угрожающими взглядами, которые переводились примерно так: «Ну все, у тебя большие проблемы».

В конце концов в венах у меня не оказалось никакого яда. Змеиный зуб угодил в нерв, от этого рука и онемела. Когда я упал, Брук в панике вызвонила своего отца, он приехал, забрал нас всех и отвез меня в больницу. Впрочем, выжить при укусе змеи — легкотня. Постоянно выслушивать лекции mi’amá — вот где настоящая пытка.

Падая со скалы, я здорово ободрал ноги. Но должен быть благодарен, что в конце концов смог ухватиться здоровой рукой за торчащий камень — это смягчило падение, хотя рука оказалась разодрана от запястья до локтя, так что рану всерьез собирались зашивать. Правда, доктор все-таки решил, что порезы не настолько глубокие, и назначил просто плотные повязки.

Mi’amá скрещивает руки на груди, наблюдая, как медсестра регулирует больничную кровать, чтобы приподнять мне спину и голову.

— Ты напугал меня до полусмерти, Луис. Кто тебя надоумил лезть на скалу без снаряжения и страховки?

— Никто.

— Это было глупо, — констатирует она очевидное, внимательно наблюдая за тем, как мне бинтуют руку.

— Знаю.

Я поднимаю глаза на Алекса. Он прислонился к окну и тоже не сводит с меня взгляда. Покачивает головой, видимо, удивляясь, как ему не повезло с обоими младшими братьями, которые вечно совершают необдуманные поступки и во что-то вляпываются. Papá умер еще до моего рождения, так что Алекс с шести лет был старшим мужчиной в нашей непутевой семейке. Сейчас ему двадцать два.

Следует, правда, отдать Алексу должное: он неизменно старался оберегать младших от проблем. Хотя Карлос, средний из нас, с самого начала был безнадежен. Mi’amá говорила, он и родился, брыкаясь и вопя, и не останавливался до тех пор, пока не стал подростком. Тогда вся его нерастраченная энергия стала уходить на драки — с теми, кто был настолько глуп, чтобы рискнуть его спровоцировать.

Алексу было двадцать, когда mi’amá отправила Карлоса жить к нему. Тогда старшему брату удалось немного вправить среднему мозги. Теперь Карлос ушел служить в армию, а Алекс собирается жениться на Бриттани Эллис — девушке, с которой он встречался еще со школы.

В палату заглядывает сестра.

— Миссис Фуэнтес, нужно, чтобы вы подписали кое-какие бумаги.

Стоит mi’amá выйти из комнаты, Алекс делает шаг ко мне.

— А ты везучий сукин сын, — говорит он. — Если я когда-нибудь еще услышу, что ты пустился в «одиночку» без страховки, лично надеру тебе задницу. Ясно?

— Алекс, я не виноват.

— Вот черт! — Он прикрывает глаза рукой, будто у него ужасно болит голова. — Ты говоришь прямо как Карлос.

— Я не Карлос, — возражаю я.

— Ну так и не веди себя, как он. У меня свадьба через две недели. Через две недели, Луис. Последнее, что мне сейчас нужно, — так это чтобы один из моих братьев свалился с чертовой горы и убился на фиг.

— Строго говоря, это была не гора, — говорю я. — И шансы, что при восхождении меня укусит змея, были…

— Давай прервемся, — перебивает Алекс. — Мне не нужна статистика, Луис. Мне нужно, чтобы оба моих брата были у меня на свадьбе.

В дверях появляются пятеро девушек: Брук, Джейми и трое их подруг. Они притащили кучу воздушных шариков с надписью «Поправляйся поскорее!». Брат ошарашенно наблюдает, как девчонки привязывают шарики к поручням моей кровати, и я не могу сдержать смешок — так забавно он выглядит.

— Как ты себя чувствуешь? — интересуется Брук.

— Как старая рухлядь, — отвечаю я и поднимаю забинтованные руки: одна — из-за змеиного укуса, вторая — из-за камня, попавшегося на пути.

— О, а мы как раз пришли, чтобы тебе стало лучше, — говорит Джейми.

Широко улыбаюсь — и сразу же чувствую себя лучше. Теперь, когда я знаю, что смерть в ближайшем будущем мне не грозит, все и правда совсем хорошо.

— Это что вы имеете в виду?

Кажется, я слышу фырканье Алекса. Правда, он отступает обратно к окну, и девчонки окружают мою кровать.

— Хочешь, спинку помассирую? — с кокетливыми переливами в голосе предлагает Анжелика Муньос.

— А я принесла свежее печенье из пекарни, — говорит Брук. — Могу покормить, раз уж ты руками пользоваться не можешь.

— Да вы точно шутите, — бормочет Алекс откуда-то из-за ее спины.

Анжелика устраивается рядом со мной и принимается массировать мне спину. А Брук тем временем достает из упаковки шоколадное печенье и подносит мне ко рту.

В палату входит моя будущая невестка. Ее сапоги звонко отстукивают высокими каблуками по полу, а длинные светлые волосы, стянутые в конский хвост, струятся по спине. Оценив мизансцену, Бриттани в замешательстве качает головой.

— Что тут происходит? — обращается она к Алексу.

— Даже не спрашивай, — отвечает он, подходя к ней.

— Алекс позвонил мне в совершенной панике и сказал, что с тобой случилась беда. — Теперь Бриттани обращается ко мне.

Я снова поднимаю перебинтованные руки.

— Случилась. Болит адски, но док говорит, я выживу.

— Кто бы сомневался, — усмехается Бриттани. — Но мне кажется, твоя мать будет не в восторге, когда застанет своего пятнадцатилетнего сына в окружении его личного гарема. А ты ведь знаешь, как она о тебе беспокоится, Луис.

— Если она похожа на мою мать, то взбесится, — говорит Анжелика. Потом оборачивается к подругам. — Наверное, нам лучше уйти.

С Анжеликой я несколько раз заигрывал на вечеринках. У нее родители — тоже мексиканцы, так что она все правильно уловила. Остальные вряд ли догадываются, насколько фанатичными в своей заботе могут быть матери-мексиканки.

Я говорю девушкам, что напишу им, когда снова смогу пользоваться руками, и они выпархивают из палаты аккурат перед возвращением mi’amá.

— А кто принес шарики? — спрашивает она. — Не те ли девушки, которых я видела в коридоре?

— Ага, они, — говорю. — Просто подруги из школы.

Не стоит пояснять, что в тот или иной момент своей жизни я целовался — и не только — с тремя из этих подруг. Мои слова точно станут поводом еще для одной лекции, а ее мне определенно хотелось бы избежать.

Полчаса спустя док отпускает меня домой. Сначала, правда, он дает mi’amá четкие инструкции, как правильно перевязывать мои раны.

— Ты не неуязвим, — говорит мне Алекс, когда Бриттани с mi’amá выходят из палаты. — Неуязвимых не существует. Помни об этом.

— Я знаю.

Он заступает мне дорогу и тычет пальцем в грудь.

— Послушай меня, Луис. И послушай внимательно, потому что я слишком хорошо знаю, что было у тебя в голове, когда ты решил забраться на скалу без снаряги. Тебе нравится прилив уверенности, когда ты плюешь на опасность. Один мой брат в армии, лучший друг уже четыре с лишним года лежит на глубине два метра под землей, и я не стану сидеть сложа руки, пока мой младший братишка ловит кайф, заигрывая со смертью.

Я обхожу его и говорю:

— Ты слишком серьезно относишься к жизни. Я больше не твой младший братишка, Алекс, и уже не невинный, хотя ты, может, думаешь иначе. Мне почти шестнадцать. Видел эту девушку, Брук, которая мне печенье принесла? Она тоже уже не невинна. А хочешь знать, откуда мне об этом известно?

Не могу удержаться от ухмылки, глядя, как Алекс закрывает ладонями уши, словно большие наушники надевает.

— Только не рассказывай мне, — просит он. — Ты еще слишком, черт тебя подери, молод, брат. Поверь мне: если кто-нибудь от тебя залетит, перевязанными руками ты точно не отделаешься.