Иногда особенно важно проявлять здравомыслие. Оно не возникает естественным путем, и тем более его трудно отыскать в преподавании искусства. В нескольких местах в этой книге я уже говорил, что осмыслить то, что происходит во время обучения искусству, вряд ли кому-то по силам – вне зависимости от стараний. Я назвал такое отношение скептическим и одновременно пессимистическим и сделал три предварительных заключения. Приведу их здесь в таком виде, в каком они фигурируют у меня в третьей главе:

1. Сама идея обучать искусству безнадежно иррациональна. Мы не учим, поскольку не знаем, когда и каким образом наши знания передаются ученикам.

2. Перспектива обучения искусству туманна, поскольку мы ведем себя так, словно наша цель значительно выше, чем просто обучение технике.

3. Нет никакого смысла менять существующие программы и методики обучения искусству.

Первый вывод представляет собой ответ на вопрос, заданный в названии этой книги. Второй указывает на главную причину, делающую обучение искусству до безнадежности иррациональным занятием. Суть третьего состоит в том, что нынешняя практика настолько далека от чего-либо разумного, что пытаться кардинально ее пересматривать нет особого смысла: это все равно что доверить ребенку скальпель. (Возможно, он справится с операцией, однако нет никакой гарантии, что его примитивные представления об анатомии совпадают с реальной анатомией пациента.)

Тем не менее, я бы сказал, что есть и почва для оптимизма: ведь никто не мешает нам больше узнать о том, что мы делаем, и надеяться, что эти знания пойдут во благо. Даже если большая часть происходящего в художественных мастерских иррациональна сама по себе, все равно данная тема нуждается в осмыслении. Надо просто взглянуть на все под иным углом. Кто-то может спросить: стоит ли ломать копья и стараться извлечь из обучения искусству рациональное зерно? Априорная предпосылка – или, возможно, аксиома, – которая лежит в основе всех трех заключений, состоит в том, что поиск рационального знания – это всегда хорошо. Но имеет ли смысл искать его там, где его, вероятно, нет? Этот вопрос, хоть и звучит глупо, по сути самый провокационный из всех, которые можно было бы задать в данном контексте. Чем лучше я понимаю происходящее на уроках изобразительного искусства, тем сильнее мое желание узнать больше. Но при этом я знаю: то, что я для себя уяснил, отнюдь не доказывает, что понимание улучшает качество преподавания или облегчает обучение – оно даже не делает обучение более интересным занятием.

Например, допустим, что вы – студент, который отправляется на показ, слушать оценочные и описательные комментарии. Возможно, вам удастся подметить, кто из преподавателей дает описательные комментарии, и вы сумеете их отличить от оценочных суждений. Все происходящее на разборе предстанет перед вами в новом свете – словно разделится на две половинки, два противоположных вектора. И это внесет хоть какую-то ясность. Наверное, это лучше, чем нынешняя путаница и бессистемность.

Во многих областях стремление к ясности и здравомыслию более чем естественно, и критиковать такой подход в высшей степени неразумно. «Прояснить» вопрос, вызывающий затруднения, значит как следует разобраться, разжевать, вникнуть в его суть. Законы физики хороши, когда понятны (даже если они гласят о неопределенности и вероятности), принципы автомеханики тоже хороши, когда осмысленны – чтобы теоретически представлять, как чинить автомобили. Относится ли это правило к занятиям искусством? Преподавать на художественном факультете или в художественном вузе – самое интересное на свете занятие, поскольку в нем нет ни капли рациональности. И хотя я написал целую книгу исходя из убеждения, что некая ясность пойдет нам только на пользу, сам я не слишком уверен в своей правоте. Невозможно понять, стоит ли осмысливать процесс, подчиняющийся неизвестному алгоритму. Эта мысль станет моим последним тезисом:

4. Нет смысла пытаться понять, как обучают искусству.

* * *

Саравакская пещера настолько огромна, что в нее может вместиться пять футбольных полей. Это самая большая подземная пещера в мире. Открыта она была по чистой случайности. Спелеологи шли вдоль подземной реки, и вдруг стены разомкнулись и они оказались в непроглядной тьме. Это был громадный пещерный зал, лучи налобных фонарей, пробивая тьму, не достигали ни потолка, ни стен. Целых шестнадцать часов спелеологи двигались на ощупь вдоль правой стены, надеясь вернуться ко входу. Временами их вводили в заблуждение валуны размером с дом, которые они принимали за стены, – эти гигантские камни когда-то отвалились от потолка. В какой-то момент у одного из исследователей началась паника, но в конце концов группа благополучно добралась до выхода. На фотографиях, сделанных во время последующих экспедиций, фонари на шлемах спелеологов сверкают как светлячки на фоне густой черноты.

По-моему, моя книга – нечто подобное. Как и искатели из первой экспедиции, мы плохо себе представляем, как проходят занятия по обучению искусству. Не исключено, что от размышлений на тему художественного образования мы окончательно запутаемся – и часть книги тому подтверждение. Возможно, это лучший способ изложения материала. Будь в пещере электрическое освещение и лесенки для туристов, она стала бы куда менее привлекательной. Разве пещера не хороша такая, какая она есть: почти недоступная, неосвещенная, опасная и в высшей степени притягательная?

Быть может, некоторые вещи, которые я написал в этой книге, прольют свет на занятия изобразительным искусством. Но даже теперь, когда я поставил последнюю точку, для меня совершенно не очевидно, как мой рациональный анализ соотносится с таким иррациональным процессом, как обучение искусству. Кроме того, я почти уверен, что мои идеи представляют интерес разве что в негативном смысле, поскольку показывают только, как все запутанно. Это лучше всего подтверждает сама книга: она уж точно не так занимательна, как непосредственный разбор студенческой работы. В конце концов, если бы можно было составить полный отчет по обучению искусству, получился бы скучный, бессвязный и вредный документ, который следовало бы засунуть куда-нибудь подальше и никому не показывать.