Когда машина выехала из леса, Джек Мэттьюз так резко нажал на тормоза, что Брейди бросило вперед.
— Проклятье! — выругался Брейди, когда они с Мэттьюэом вылезли из машины, глядя на открывшуюся их глазам картину опустошения.
Там, где когда-то стоял дом, была теперь неглубокая, но большая воронка диаметром в шестьдесят футов, наполненная тлеющими обломками. Вся открытая лужайка и прилегающий лес были также сплошь усеяны тлеющими обломками; на поверхности озера — расщепленные деревянные панели и части мебели. Очевидно, взрыв был потрясающей силы. Остальная часть подъездной дороги оказалась заваленной большими обломками шлакобетонных блоков, использовавшихся для фундамента, кусками крыши и стен, так что двигаться дальше на машине стало невозможно. У ног Мэттьюза, в ста ярдах от коттеджа, валялась искореженная каминная доска.
— Вид как после воздушной бомбардировки.
— Думаю, это были пластиковые бомбы, — предположил Мэттьюз. — И в изрядном количестве.
Мэттьюз и Брейди, в сопровождении подоспевших к этому времени других офицеров, направились вперед. Им все время приходилось обходить обломки. Наткнувшись на разорванную пополам груду большого, покрытого белой эмалью металла, Мэттьюз понял, что это остатки большого холодильника.
— Ребята из Лэнгли? — спросил Брейди.
— А кто же еще? Тщательно спланированное, в военном стиле, нападение. Пластиковые бомбы. Вертолет с антирадарным оборудованием.
— Раз они взорвали дом, значит, хотели уничтожить все следы пребывания здесь Малика. По-видимому, они все-таки добрались до него.
Мэттьюз кивнул; с одной стороны, он испытывал облегчение, с другой — гнев и разочарование; ведь теперь они никогда не узнают, что именно толкнуло Малика на все эти убийства, а семьям убитых им жертв так и не сообщат о том, что «Трупосоставитель» заплатил наконец за свои преступления. До конца дней им суждено терзаться при мысли о том, что случилось с их детьми, и ничто не облегчит их безысходного горя.
Остановившись, Мэттьюз подобрал с земли переднюю панель стереосистемы. Она была еще горячая, и он выронил ее, продолжая разглядывать остатки дома.
— Предчувствую, что это еще не конец.
— Что еще осталось им сделать? Добравшись до Малика, они разрешили свою проблему. А заодно и нашу.
— Хорошо известно, что эти ребята умеют прятать концы в воду.
— И что же?
— На кого-то должна быть возложена ответственность за совершенные преступления, — объяснил Мэттьюз. — Мы не можем обнародовать свои подозрения, у нас есть лишь косвенные доказательства, которые нуждаются в подтверждении. Несмотря на прекращение убийств, останутся вопросы. А ЦРУ, конечно же, не станет отвечать на них. Его двери будут закрыты для всех любопытствующих.
— И что же они, по-вашему, сделают?
Мэттьюз пожал плечами.
— Хоть и против воли, но я вынужден признать, что у них работают умнейшие люди; они обязательно что-нибудь придумают.
— Может быть, вы пригласите своих экспертов, чтобы они изучили этот хлам?
— Пустое дело. Можете не сомневаться, что перед взрывом они уничтожили или увезли все, что могло свидетельствовать о причастности Малика к убийствам. Не сомневаюсь, что и двадцать экспертов ничего здесь не найдут, даже если провозятся целую неделю.
— Куда же мы поедем отсюда?
— Не знаю. Посмотрим, чем все это обернется.
* * *
Прислонясь к крылу «порша», Хаузер смотрела, как Калли машет рукой, прощаясь с Дженни, которая уже сидела в самолете, выруливавшем из ангара. Хаузер ничего не сказала Калли, когда они прибыли в аэропорт, откладывая разговор до вылета его дочери. И только после того, как самолет пробежал по взлетной полосе, поднялся в воздух и взял курс на север, она подошла к площадке перед ангаром, где все еще стоял Калли.
— Так ты обманул меня?
— Нет. — Калли повернулся к ней лицом. — Я с самого начала предупреждал тебя, чем это кончится. Ты сама решила сопровождать меня. И настояла на этом.
— Значит, моя роль заключалась лишь в том, чтобы сопровождать тебя, Калли?
— Прости, «сопровождать» — неудачное слово. Если бы не ты и Гримальди, Дженни не улетела бы сейчас на самолете. И я никогда этого не забуду.
— Мне не нужна твоя благодарность. Мы условились, что я ничего не скажу ФБР о том, что мне известно, но когда все будет кончено, у меня будет эксклюзивное право на публикацию статьи о происшедшем.
— Так пиши свою статью.
— А где, черт тебя возьми, материал? Твои дружки постарались уничтожить все доказательства. Не существует никакой достоверной информации о том, что убийцей был Малик, или о том, что он был связан с ЦРУ. Может, ты будешь моим источником информации?
— Исключено.
— Я знала, что ты так скажешь.
— Оставь это дело. Все кончено. Малик мертв. Какая беда, если подробности его смерти останутся неизвестными. Больше он никого не убьет.
— Какая беда? Ты говоришь серьезно?
— Вполне серьезно. Конечно, были допущены кое-какие ошибки, но тут же, как только это стало ясно, приняли меры для их исправления.
— Какое прекрасное оправдание для тех, кто позволил маньяку-убийце разгуливать на воле!
— Послушай, мы не спорим о фактах, в разглашении которых нет особой необходимости. Мы говорим о статье. О твоих личных корыстных интересах. И ни о чем больше.
— Нет, мы говорим о том, что гораздо больше, и ты чертовски хорошо это знаешь. — Хаузер показала на «эксплорер». — Что находится в машине, Калли?
— Ты знаешь, что там находится.
— И ты не собираешься это отдавать?
— Они мне задолжали.
— Так вот, значит, ради чего ты так старался? Ради денег. Только поэтому ты и хотел найти Малика — до тех пор, пока он не захватил Дженни. Теперь, когда она в безопасности, тебе совершенно все равно, что сделали твои дружки.
— Все начиналось по-другому.
— Но закончится именно так, верно? К чертовой матери меня! К чертовой матери мою статью! К чертовой матери справедливость! Хватай деньги и сматывайся.
— Послушай, Хаузер. Эти деньги я заслужил, рискуя жизнью. Ты получаешь пенсию, теперь и у меня будут деньги.
— Не вкручивай мне мозги. Я честно заработала свои деньги.
— А я свои?
— Ты лгал, чтобы защитить своих друзей, и был пойман на этой лжи. Это был твой собственный выбор; кроме самого себя, тебе некого винить в случившемся.
— Но теперь я должен позаботиться о себе.
— Как? Совершив еще одно преступление и прикрывшись при этом ложно понятым чувством справедливости?
— Я смотрю на это иначе.
— Естественно. А как насчет Дженни?
— Она никогда не узнает.
— И это оправдывает тебя в собственных глазах?
— Это достигает своей цели. Эти деньги не украдены у трудящихся алчными ростовщиками или махинаторами с Уолл-Стрит. До вчерашнего дня они просто-напросто не существовали. То, что я делаю, никому не причинит вреда. — Калли заглянул ей в глаза. — Может, ты все-таки поедешь со мной?
— Ты шутишь?
— Уверяю тебя: то, что я взял эти деньги, не будет иметь никаких последствий.
— Это все, что тебя заботит? Последствия?
— Ты хочешь, чтобы я думал о нравственных идеалах? Но я не могу позволить себе такую роскошь. С того дня, как меня посадили в тюрьму, у меня нет никакого выбора.
— Поступай, как считаешь нужным, Калли. Но рано или поздно мы все расплатимся за свои поступки. И я не хотела бы быть рядом с тобой, когда наступит час расплаты.
— Позволь мне подвести итог нашего спора, Хаузер. Взяв эти деньги, я совершу самый маленький грех из всех возможных; и я как-нибудь проживу с таким бременем на душе.
— Мне больно слышать такое. Очень больно. Я считала тебя лучше, чем ты есть. Гораздо лучше.
— Значит, ты ошибалась.
— Но я все же опубликую свою статью. Я чертовски неплохой репортер, умею и знаю, где надо раскапывать, и у меня достаточно материала для начала.
— Помни, что я сказал тебе, когда все это начиналось: ты имеешь дело не с отрядом бойскаутов. Если они заподозрят, что ты опасна для них, они найдут способ остановить тебя, и я ничем не смогу тебе помочь.
— До того, как мы встретились, я прекрасно обходилась без твоей помощи и повторяю тебе: я их не боюсь.
— Стало быть, ты дура.
— Не спорю. Но честная дура, которая будет спокойно спать по ночам и спокойно смотреть на себя в зеркало каждое утро.
— К сожалению, я не могу разделить твоих высоких идеалов.
— Остаток своей жизни ты проживешь, непрестанно оглядываясь через плечо, Калли.
— Нет. Чего не будет, того не будет. Все, чему я научился в Управлении, подсказывает мне, что я могу жить спокойно.
Калли подошел к «эксплореру». Открыл дверь и помедлил.
— Я позвоню тебе, Джули.
— Не трудись.
Калли печально улыбнулся.
— Еще раз спасибо за все, что ты для меня сделала.
— Иди ты!..
Она подождала, пока он уедет, и смахнула слезу, сползавшую по ее щеке.
— Ты разочаровал меня, Калли, — тихо шепнула она, когда «эксплорер» свернул на шоссе и исчез из виду.