Уатт ходил взад-вперед вдоль конюшни, не замечая яркого солнца и голубого неба — верного признака окончания ужасной недельной непогоды. Несмотря на ясный день, в воздухе все еще пахло дождем и промокшим сеном. На карнизах и крыше конюшни рядами расселись голуби, тихо и оживленно воркуя. Одна из птиц расхаживала по острию крыши, словно передразнивала человека внизу. Уатт не замечал этого, все его мысли были о женщине, которой он вчера вечером велел покинуть поместье.

Он был более резок с мисс Берк, чем намеревался. Хотя он и решил, что Фаро ему совсем не нравится, его мысли принимали странный оборот, когда она стояла рядом с ним. В библиотеке он поймал себя на том, что пытается угадать, действительно ли ее кожа так нежна, как он вообразил, и так ли она сама нежна, как выглядит. Стремление на опыте узнать ответы на эти вопросы преследовало его после того, как она ушла.

Влечение, которое он чувствовал к ней, раздражало его, как и сам факт ее присутствия. Ее нелепые претензии на оккультизм делали его желания еще более непонятными ему самому. Спектакль, который она разыграла в библиотеке, должен был погасить любое из них.

Однако она упомянула о его старом шраме от фехтовальной шпаги. Кто угодно мог рассказать ей о нем. Это свидетельствовало только о ее уме и больше ни о чем. Он был прав, когда посоветовал ей уехать. К сожалению, мать считала, что сеансы ясновидения не закончены, и хотела, чтобы Фаро Берк осталась. Но теперь вряд ли уговоры матери что-нибудь изменят.

На его мысленный вопрос неожиданно ответил конюх, сообщив, что мисс Берк тоже просила приготовить на утро лошадь. Но не для кареты, которая доставит ее в деревню, где она могла бы пересесть в почтовый дилижанс до Лондона, а покладистую кобылу с дамским седлом, чтобы отправиться к развалинам старого аббатства.

От мысли, что ему придется провести с ней под одной крышей еще одну ночь, у Уатта зачесались ладони. Эта женщина лишает его покоя в собственном доме. С Каролиной Карстерс тоже предстояло немало хлопот, но с ней он мог справиться. Не то чтобы он видел много недостатков в молодой вдове. Ему даже пришлось потрудиться, чтобы найти причину невзлюбить ее. Она богата, красива и кажется довольно приятной. Ему следовало радоваться, что удалось найти столь выгодную невесту, почти не затратив усилий. Уатт попытался представить, как бы он ухаживал за ней, но ничего не получилось. Как ни старался, ему не удавалось пробудить в себе ни малейшего желания приласкать красавицу Каролину.

С Фаро было совсем другое дело. Он не мог не думать о ней. В мыслях он целовал ее. Гладил, ласкал. И думал, как дурно с его стороны испытывать похоть к испорченной женщине. Каролина Карстерс имела все, что он искал в жене, все, что ему было нужно. А Фаро Берк воспламенила его кровь. Прошлой ночью она даже приснилась ему — приснилась так живо, что, когда он проснулся, его тело разрывалось на части от возбуждения. Она словно Яд наполнила его. Ему надо избавиться от нее, пока он не наделал глупостей.

Пусть мать делает выводы, какие хочет, но Уатт намеревался выпроводить Фаро Берк прочь. Сначала он напомнит ей об их недавнем разговоре и сделает это без обещанной матери благожелательной вежливости. Если это не убедит Фаро уехать, он станет ее постоянным надоедливым спутником, пока она не откажется от решения остаться. Если повезет, она быстро вернется в дом. Укладывать вещи.

Он услышал звук шагов по усыпанной гравием дорожке, и в его ушах зазвучала мелодия из Патетической симфонии Бетховена. Это пела его Немезида.

Через мгновение из-за угла конюшни показалась Фаро, и Уатт вздрогнул от чувства, которое испытал прошлой ночью. Гнев улетучился, уступив место нежданному очарованию. Что в этой женщине такого, от чего он лишается рассудка всякий раз, когда видит ее?

Она сначала не заметила его, и он воспользовался возможностью лучше рассмотреть ее, надеясь понять причину своей слабости. Ее лицо было повернуто к солнцу, губы изогнулись в вопросительной полуулыбке. На ней был фиолетовый костюм для верховой езды, ладно сшитый, но вышедший из моды несколько лет. назад. Либо она не следит за модой, либо не может себе этого позволить. В сравнении с густым цветом костюма ее голубые глаза казались бледными и загадочными под черной бахромой ресниц. На голове была шапочка для прогулок того же цвета, что и костюм, лицо обрамляли каштановые локоны. Возле бедра на перекинутом через плечо ремне висела квадратная холщовая сумка. Не успел он подумать о том, что в ней такого, как мисс Берк остановилась, и музыка в его голове тут же смолкла. Он снова посмотрел ей в лицо и увидел, как она от удивления приоткрыла рот. Но Фаро быстро пришла в себя, и на ее лице появилось выражение холодной вежливости.

— Доброе утро, милорд.

— Мисс Берк, — ответил он так же вежливо. — Я думал, вы сейчас укладываете вещи.

— Карета, которую я наняла, вернется только в пятницу. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Похоже, мне придется остаться здесь до следующей пятницы.

— Почтовый дилижанс проходит через деревню каждый день. Я с удовольствием подготовлю вам карету, которая доставит вас туда.

— Поверьте мне, милорд, у нет меня никакого желания оставаться в доме, где мне не рады. Тем не менее разговор о моем скором отъезде сегодня за завтраком, похоже, сильно расстроил вашу мать. Я вежливо объяснила ей, что у меня на это несколько причин, но она заявила, что другие гости решат, что я нашла ее дом негостеприимным.

У него снова зачесались ладони.

— Значит, вы бросаете мне вызов?

— Я не хочу оскорбить хозяйку дома, а она настаивает, чтобы я осталась.

Уатг стиснул зубы. Мать начинала действовать ему на нервы.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я одолжу одну из ваших лошадей? — спросила Фаро с легкой неуверенностью в голосе. — Леди Эвелина заверила меня, что вы разрешите.

— Конечно. — Кто он такой, чтобы лишать даже нежеланную гостью развлечений. — Конюх сказал мне, что вы собираетесь отправиться к аббатству. Если вы не знаете дороги, то заблудитесь. К тому же она идет мимо скал, и ее размыло от долгих дождей. Я не уверен, что вам стоит ехать туда одной. Полагаю, вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?

— Не стоит утруждать себя. Я опытная наездница и отлично справлюсь сама. — Она бросила взгляд на конюшню. — Или, может быть, ваш конюх покажет мне дорогу.

Ее упорство веселило его. Но он собрался докучать ей не меньше, чем она ему своим присутствием в Блэкберне.

— Конюхи заняты лошадьми гостей, к тому же у них много и своих дел, чтобы отправляться в увеселительные прогулки за город. А я сейчас свободен. И поскольку моя мать настаивает, чтобы вы остались в Блэкберне, самое лучшее для нас на это время заключить перемирие.

Похоже, ее насторожило его предложение. Он не понимал, откуда это взялось. С одной стороны, перемирие вряд ли можно считать первым шагом к тому, чтобы выставить ее из Блэкберна. С другой стороны, из этого можно извлечь пользу. Может, он узнает о ней такое, что убедит мать раз и навсегда в правоте его суждений о мисс Берк.

— Я знаю, вы не любите меня и даже не верите мне, — начала она.

Он почувствовал в ее словах попытку отказаться от его компании.

— Иногда я слишком поспешно сужу о людях, — перебил он Фарю. — Тот факт, что вы дочь барона Ротвелла, затуманил мой рассудок, к тому же я убежденный скептик в вопросах оккультизма. А ваша неудача вчера вечером, когда вы не сумели прочитать прошлое бутылочки, только способствовала моему недоверию. Матери вы понравились, а она хорошо разбирается в людях. Ради нее я попробую непредвзято относиться к вам.

Это был вызов, перед которым мало кто из женщин сумел бы устоять: возможность изменить мнение мужчины. Он терпеливо ждал ее согласия.

Она чуть приподняла изящно очерченную бровь.

— Ваша переменчивость, милорд, достойна восхищения, но мне все же любопытно, чем мой отец затуманил ваш рассудок в отношении меня.

— Мне кажется, ясно чем. — Уатт поразмыслил над словом «переменчивость». Это сарказм или действительно черта, достойная восхищения?

Фаро казалась не менее смущенной.

— Мне не совсем ясно. Вы не любили моего отца?

— Да, можно сказать, что я его не любил. — Какое скромное определение для столь сильных чувств. Он ненавидел барона всеми фибрами души. — Ваш отец облегчил карман моего отца на весьма внушительную сумму за карточным столом.

— А, понятно. — Она, казалось, совсем не удивилась и даже кивнула в знак того, что понимает его чувства. — Азартные игры были главной слабостью отца, ставшей причиной его полного краха. К сожалению, он разорил многих людей.

Уатт не знал, что сказать. Он не ожидал, что она согласится с ним.

— Вы удивлены? — спросила она, словно прочитав его мысли. — Я знаю, что это дурной тон — пренебрежительно говорить о родителях, но, сказать по правде, я почти не знала своего отца. Он считал меня и брата… лишними. Очень трудно чувствовать настоящую привязанность к отцу, который столь откровенно выказывает неприязнь к своим детям. Последний раз мы видели его зимой, когда умерла мама. Это было одиннадцать лет назад. — Ее глаза искали не жалости, только понимания. — Вы один из многих, у кого есть причина ненавидеть моего отца, милорд.

Он отвел взгляд, но было слишком поздно. Как он мог винить ее за поступки Ротвелла, когда она сама страдала, и, может быть, еще сильнее, от несправедливости своего отца? Чтобы не поддаться желанию извиниться перед ней, он вделал вид, что с интересом рассматривает голубей, сидящих на крыше конюшни.

Перемирие было крайне плохим выходом. Ведь самое худшее, что можно было придумать, — это провести день в компании Фаро Берк. Если он сейчас признает свою слабость, то дальше будет еще сложнее. За этот час она, пожалуй, убедит его в чем угодно. К сожалению, отступать было тоже слишком поздно.

— Вероятно, будет лучше, если мы прекратим разговоры о вашем отце. По-видимому, это больная тема для нас обоих. — Он посмотрел на нее и направился к конюшне. — Наши лошади оседланы и готовы. Поездка к аббатству займет почти час, так что лучше тронемся в путь.

Полчаса спустя Фаро все еще ругала себя за упрямую гордость. Ей не следовало говорить об отце, но она всегда начинала защищаться, когда кто-то пытался обвинять ее за его ошибки или сравнивать ее с ним.

Уатт не знал этого, но то была не единственная вещь, которая вызывала его раздражение. Мысль, что она не любит своего отца, роняла его мнение о ней еще ниже. Он надолго умолк.

Однако для нее это не имело значения. Ее не должно волновать, что он думает о ней. И не волновало.

Дорога, по которой они ехали, вела через густой лес, и Фаро подняла голову, чтобы полюбоваться пологом из листьев в вышине. В это мгновение ее лошадь споткнулась об упавшую ветку, и Фаро увидела, как Уатт резко обернулся. Вероятно, он подумал, что она так же плохо умеет скакать верхом, как и неловко ведет себя в обществе. Некоторое время она внимательно следила за дорогой, но вскоре исподволь стала разглядывать Уатта. А он с каждым взглядом становился в ее глазах все более красивым. Наверное, нет ничего предосудительного в том, если она тихонько полюбуется им, пока он ее не видит.

Как странно, что простое созерцание мужчины может вызвать удовольствие и чувство вины одновременно. «Это из-за видения, в котором мы были вместе», — решила Фаро. Но те картины мгновенно вспыхивали перед ее глазами каждый раз, когда она смотрела на него. И видения казались такими реальными!

Какая чушь! Она никогда не окажется с лордом Уаттом в тех ситуациях, которые она видела. И даже в таких, которые смогут пробудить хоть малейшее чувство к нему. Он не любит ее. И, кажется, готов сделать все, чтобы и она его не любила.

— Аббатство находится за следующим поворотом, — сказал Уатт, прервав ее мысли. Их глаза встретились, и она не смогла отвести взгляд. У него в самом деле были удивительные глаза. Он откашлялся, явно недовольный ее пристальным взглядом. — Скоро откроется красивый вид на море.

Она смогла лишь улыбнуться и кивнуть в ответ. Он, должно быть, считает ее простушкой. Как ни старалась она отыскать хоть какую-нибудь тему для разговора, чтобы поддержать хрупкое перемирие между ними, ее внимание было сосредоточено на цокоте копыт, и молчание становилось все более тягостным.

— Мать сказала мне, что у вас дом недалеко от Бата. Вы предпочитаете суету городской жизни?

Она мысленно поблагодарила его за то, что он нашел тему для разговора.

— Мне нравится Лондон, но я быстро устаю от многолюдья. Любой вечер будет испорчен, если вокруг столько народу, что нельзя вздохнуть. Я не представляла, как скучаю по спокойной жизни в деревне, пока не приехала сюда, в Блэкберн.

— Значит, вы не часто возвращаетесь в свой городской дом?

— Мы сдали его одному торговцу с семьей вскоре после смерти отца. — Она закусила нижнюю губу и притворилась, что поправляет поводья. Слова о том, что они сдали свой дом, слишком явно подразумевали, в каком бедственном финансовом положении они находятся. Она молилась, чтобы он не сделал нужных выводов, но ее молитва осталась неуслышанной.

— Полагаю, долги вашего отца перешли к вам.

Она плотно сжала губы, униженная тем, что он угадал правду. Хотя это и не было большим секретом.

— Мы с братом сами рассчитались со всеми.

— А, да. Сеансы ясновидения. У вас, должно быть, собралась неплохая коллекция ювелирных украшений и семейных реликвий.

— Я никогда не принимала ценных подарков, если они дороги их владельцам. — Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Безделушки, которые я получала, редко стоили больше нескольких фунтов, но и они помогали нам расплатиться с долгами. За это я развлекала людей, давая им возможность ненадолго отвлечься от мирской жизни. Моя коллекция, как вы ее назвали, состоит главным образом из вееров, гребней, заколок для шарфов и тростей для прогулок. В Берлингтонском пассаже есть магазин, где дают за них неплохую цену.

— Вы оплачивали семейные долги, закладывая веера и гребни? — спросил он и тут же спохватился: «Зачем я это сказал?».

Она не видела возможности красиво закончить этот разговор и поэтому просто кивнула.

— Примерно. Мой брат Хазард закладывал деньги, которые зарабатывал, и мы жили на проценты. Наверное, человек вашего положения счел бы это ужасным, но я нахожу такое положение более предпочтительным, чем идти в гувернантки или быть нежелательной родственницей, живущей на подачки отдаленной родни.

Выражение его лица изменилось — ее слова явно стали для него откровением. Фаро увидела, как уголки его рта пошли вниз. Его пальцы теребили поводья, иногда сжимаясь на мгновение. «Интересно, — подумала она, — какая борьба идет внутри у него?»

— Теперь, когда я знаю причины, я не нахожу в ваших методах ничего плохого, — сказал он наконец. — Вы бы удивились, узнав, что должен делать человек моего положения, чтобы выжить. После того как отец потерял все наше состояние, мы некоторое время жили тем, что мать продавала свои украшения. Потом мы заложили всю недвижимость. Недавно я оплатил последний долг, но отнюдь не горжусь тем, что мне пришлось сделать, чтобы рассчитаться. Сказать по правде, ваши сеансы выглядят почти благородно в сравнении с моим способом.

Уатт посмотрел на Фаро и, легко угадав пробудившееся в ее глазах любопытство, усмехнулся.

— Во время войны я был капитаном каперов и в конце концов даже получил каперское свидетельство. В пиратстве мало чести, даже когда правительство считает его законным и патриотичным.

Она попыталась представить его в одежде пирата, и ей удалось это без особых усилий. Мрачное выражение лицо выдавало в нем человека, повидавшего в жизни больше, чем ему бы хотелось.

— Мне жаль, что вам пришлось прибегнуть к этому способу.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии, мисс Берк. — Его резкий ответ совсем не вязался с тем, как он смотрел на нее. Он словно видел в ней самую большую загадку, с которой столкнулся. — Тем не менее мне непонятно, как странно распределились роли в вашей семье. Ответственность за долги отца должна была лечь на вашего брата, а не на вас. Что он за человек, если позволил сестре зарабатывать вместо него деньги?

— Сейчас это уже молодой человек, но когда умер отец, он был совсем ребенком, — сказала Фаро. — Когда мы поняли, что отец оставил нам только долги, брат пытался найти работу. Но я убедила его закончить обучение в Оксфорде. Нам обоим будет легче жить, если он получит образование и по окончании университета сможет найти работу.

— Если бы вы были моей сестрой, я бы не позволил вам давать представления, какие бы аргументы вы ни выдвигали.

В этом он настолько походил на Хазарда, что Фаро не могла не улыбнуться. Оба в избытке обладали мужской гордостью.

— Вы еще не слышали моих аргументов, милорд. Если я что-нибудь надумаю, то могу быть очень убедительной.

— Меня это не удивляет. — Еле заметная улыбка появилась у него на лице. — Меня удивляет то, что вы до сих пор не замужем. Вы вхожи в лучшие круги, и я уверен, что многие состоятельные джентльмены предлагали вам руку. Вам не хочется иметь дом и защиту, которую может обеспечить муж?

Она не собиралась говорить ему, что никогда не принимала предложений о замужестве, да он бы и не поверил. Как не поверил бы в причину, по которой она отказывалась от подобных предложений. Фаро решила уйти от ответа, высказав лишь часть правды.

— Я не собираюсь замуж. Муж только усложнит мне жизнь.

— Как так?

— Вы не поймете.

— Вы подогрели мое любопытство, мисс Берк. — Уатг натянул поводья и остановил лошадь, вынуждая Фаро поступить так же. — Вы не можете знать. Вдруг я окажусь очень понятливым.

— Вы считаете меня мошенницей, а мои способности своего рода обманом. Вы не верите ни одному моему слову.

— Но я стараюсь понять вас, мисс Берк.

Серьезность его тона поколебала ее решимость, и она подумала, что не будет ничего плохого, если она скажет ему правду.

— Хорошо, если вам так хочется знать. Я вижу людей так же легко, как вижу предметы. Когда я прикасаюсь к человеку, я часто узнаю о нем больше, чем хотела бы знать. В этом причина того, что я не хочу выходить замуж. Я не люблю прикасаться к людям.

Она ждала, что он громко рассмеется. Однако он, казалось, размышлял над ее ответом.

— Вы держали меня за руку прошлой ночью, когда читали историю бутылочки.

— Правда?

— Всего лишь мгновение, — сказал он, — но очень крепко. Что вы узнали обо мне? Кроме того, что у меня шрам на плече, конечно. Скажите мне что-нибудь такое, чего больше никто не может знать.

Он говорил так, словно хотел ей поверить. Он бы счел ее сумасшедшей, если бы она рассказала ему, что она видела. Краска бросилась ей в лицо, и она опустила глаза.

— Прошлой ночью… было не так, как обычно во время сеансов. Я даже не помню, что держала вас за руку.

— Понятно.

Разочарование в его голосе удивило ее. Возможно, он вовсе не был таким убежденным скептиком. Но она не могла предоставить ему каких-либо доказательств.

— Получается довольно странно. Я потратила много времени в жизни, пытаясь убедить людей, что я не ведьма и в меня не вселился дьявол. А сейчас я жалею, что не могу взлететь или выдохнуть огонь, чтобы доказать вам обратное. — Фаро посмотрела в глаза Уатта и слегка улыбнулась. — Обстоятельства словно сговорились против меня, когда дело касается вас, но не бойтесь, милорд. Придет время, и вы увидите, что я говорю правду.

— Я почти надеюсь, что вы правы, — тихо произнес Уатт как бы самому себе. Потом откашлялся и кивнул в сторону дороги. — Продолжим путь. Аббатство за поворотом.