Пролог

— Ах, я так рада, сэр, что вы решили заглянуть ко мне. Волкодав всегда говорил, что у вас наметанный глаз на произведения искусства, и я горю желанием узнать ваше мнение по поводу вот этого. — Сара Хокинс сняла покрывало с акварели в золоченой раме и в восхищении даже присвистнула. — Вам не кажется, что эта картина как нельзя лучше подойдет к Эротической спальне?

Гриффин Оуэн Дуайт, маркиз Хадден, скинул пальто и подошел поближе, чтобы рассмотреть картину.

— Вы намерены повесить это именно там? Я бы вам не советовал, — сказал он, удивленно изогнув черную бровь.

— Почему? — немного удрученно спросила Сара. — Розы — мои любимые цветы, а этот букет выглядит таким красивым.

— Не спорю. Но на тайном языке цветов красные розы символизируют любовь — чувство, которое наверняка заставит ваших патронов нервничать, — сухо произнес Гриф. Слово «патроны», обозначающее постоянных клиентов, было в данном случае вежливым эвфемизмом, если учесть, что заведение Сары славилось как один из самых известных игорных притонов и борделей в Лондоне. — Если уж вы выбрали розы в качестве украшения, пусть они будут оранжевого цвета.

— И что они обозначают?

— Очарование. Прелесть. — Его губы изогнулись в саркастической улыбке. — Поэтому будет лучше, если вы найдете картину с желтыми ирисами, означающими страсть. Или с цветным горошком, который символизирует райское наслаждение.

Сара скептически фыркнула.

— Или цветок персика, который означает «я у тебя в плену», — продолжал маркиз.

— Подумать только! — Отставив акварель в сторону, Сара внимательно посмотрела на маркиза, не забыв картинно опереться на сервант. — Кто бы мог подумать, что цветы умеют говорить.

Гриф кивнул.

— А еще виноградная лоза…

— А что это означает? — Сара подалась вперед в предвкушении.

— Это означает, что мне надо утолить жажду, и я надеюсь, что в вашем личном буфете еще найдется это дорогое шотландское виски.

Ручка в мятой замшевой перчатке игриво ударила ему в грудь.

— Вы ужасный человек, сэр! Я-то думала, что узнаю от вас что-то новое. А вы, оказывается, просто дергали за шнурки моего корсета. — Она притворно фыркнула. — Но поскольку я хозяйка этого заведения, я могу устанавливать свои правила. Так что не знаю, зачем вообще вас сюда впустила.

— За мои красивые глаза, разумеется.

— В излишней скромности вас не упрекнешь.

— И не надо, — усмехнулся маркиз, с невинным видом хлопая своими густыми черными ресницами. Маркиз вел себя, как всегда, весьма игриво, поскольку знал, что имеет успех у женщин, и не только у аристократок. И не только из-за красивых глаз, хотя их необычный цвет — карий, с зелеными искорками, — и в самом деле неизменно производил на противоположный пол неотразимое впечатление.

Впрочем, в последнее время этот факт был уже не так очевиден…

— Хм. — Сара вскинула голову, прервав размышления маркиза. — А у лягушек нет своего тайного языка, а?

— Не в бровь, а в глаз, — расхохотался Гриф. Сев на край письменного стола Сары, он ослабил накрахмаленный галстук. — Так как насчет виски, Сара?

Дверцы антикварного китайского бара открылись и закрылись. Сара передала маркизу серебряный поднос.

— Можете и мне налить.

— Полагаю, ваш бизнес процветает?

— Не жалуюсь, — ответила она. — Но не обольщайтесь, я запишу эту бутылку на ваш ежемесячный счет. Иначе бизнес окажется под угрозой.

Гриф плеснул порядочную порцию янтарного напитка в оба стакана.

— Я бы с радостью заплатил вдвойне за удовольствие беседовать с вами, — пробормотал он, подавая ей стакан.

— Заплатите тройную цену, и я доставлю вам удовольствие не только словами, мой дорогой.

— Заманчиво. — Он оглядел ее поверх края стакана. — Но я всегда полагал, что вы слишком заняты, управляя «Логовом», чтобы обслуживать кого-либо дополнительно.

С недавних пор «Волчье логово» принадлежало хорошему другу Грифа Коннору Линсли, графу Киллингуорту. Однако граф перевернул новую страницу своей жизни, став фермером и занявшись разведением овец, а «Логово» подарил своей бывшей сотруднице.

Он также начал новую жизнь, счастливо женившись, и этот факт, несомненно, повлиял на нынешнее настроение самого Грифа.

— Я и вправду очень занята, — откликнулась Сара. — Вы себе не представляете, что значит вести бизнес. — Несмотря на развязный тон, Сара краем глаза внимательно следила за Грифом. — Но для вас я, возможно, сделаю исключение.

Улыбка заиграла на губах Грифа.

— Заманчиво, — повторил он. — Но я ценю наши теперешние деловые отношения гораздо больше, чем мимолетное кувыркание в постели. Когда я загляну к вам в следующий раз, то принесу для вашего кабинета картину с изображением плюща.

— О! А плющ тоже имеет тайное значение?

— Он символизирует дружбу. Восхищение. Постоянство.

Сара соскользнула с серванта и поцеловала маркиза в щеку.

— Спасибо, несмотря на то что вы поддразнивали меня своими рассказами о тайном языке цветов.

— Вовсе нет. Насчет виноградной лозы это было шуткой, но в остальном все правда, — уверил он ее. — На самом деле этому понятию уже несколько столетий. Еще в начале восемнадцатого века леди Мэри Уортли Монтегю, жена британского посла в Константинополе, привезла в Англию из Турции книгу под названием «Тайный язык цветов». Если хотите, я привезу вам экземпляр этой книги.

— Спасибо. — Сара намотала себе на палец прядь его длинных темных волос. — Каким же образом оказалось, что такой повеса, как вы, так много знает о цветах? — удивилась она.

Гриф почувствовал, что напрягся. Он отошел от Сары и шагнул в сторону камина. Взяв кочергу, он поворошил затухающие угли.

— Не следует расспрашивать своих патронов об их увлечениях. Так же, как они, я прихожу сюда не для того, чтобы отвечать на вопросы о своей личной жизни, — отрезал он.

— Но вы тоже уже не приходите сюда, чтобы проявить свои мужские достоинства или чтобы напиться до потери сознания, — возразила Сара, глядя на то скромное количество виски, которое он себе налил. — Что-то случилось? Вы выглядите немного не в себе. Вас что-то гложет?

— Не знаю, — ответил он, глядя на ожившее пламя в камине. — Может, мне просто надоело…

Что надоело? Соблазнять и напиваться? В последнее время ни то ни другое его уже не слишком привлекало. На самом деле он уже несколько месяцев перестал напиваться после того, как его затуманенная алкоголем беспечность едва не стоила жизни его другу Коннору. Что касается женщин, то странным образом он в последнее время находил гораздо большее удовлетворение в том, чтобы расходовать силы на… другие занятия.

— Возможно, мне осточертели проказы юности, — задумчиво произнес Гриф, подумав о книгах по ландшафтному дизайну, стопками стоявших возле его кровати, и о неоконченной статье на своем письменном столе. — С возрастом приходит мудрость… во всяком случае, на это приходится надеяться. На прошлой неделе был день моего рождения, а когда человеку исполняется тридцать лет, он поневоле задумывается о смысле жизни. Чего достиг, в чем ошибался.

Сложив на груди руки, Сара внимательно на него посмотрела.

— Вы стали рассудительны…

Ее взгляд скользнул по худощавой фигуре маркиза — от темных шелковистых длинных волос, широких мускулистых плеч и тонкой талии до мужских контуров бедер и длинных стройных ног.

— И весьма, — добавила она насмешливо. — Вижу, как балансирование на грани дряхлости приводит к тому, что человек начинает раскаиваться в своих прошлых грехах.

— Которых так много, что всех не перечислить, — смиренно кивнул он.

— И в этом вся правда, — протянула Сара. — У вас и ваших церберов репутация диких и необузданных.

Общество считало Грифа и двух его друзей Коннора Линсли и Кэмерона Дэггетта опасными людьми из-за их абсолютного пренебрежения правилами и нормами приличного поведения.

— Но вы-то знаете наши секреты — на самом деле мы безвредные комнатные собачки, — ответил Гриф. — Мы способны только лаять, но не кусаться.

— Ха! — фыркнула Сара. — Возможно, Ирландского Волкодава и приручили… — Коннор получил прозвище этого ирландского пса, потому что его мать была уроженкой Изумрудного острова. — Но вы и мистер Дэггетт все еще весьма опасны. Между прочим, как рана на ноге у вашего друга?

Их разговор неожиданно прервал стук в дверь, сопровождавшийся громким криком:

— Нет, мадам, вам нельзя туда входить!

— Можно, — был ответ, и дверь распахнулась.

Гриф увидел, как хрупкая фигурка оттолкнула портье и проскользнула в комнату. Скромная шляпка, яркое немодное платье, крепкие ботинки, суровый взгляд. Поскольку Гриф был признанным знатоком в оценке женщин, он мгновенно распознал, к какому типу женщин она относится. Незнакомка была не женщиной легкого поведения, а респектабельной дамой.

«Не избежать неприятностей», — мелькнуло в голове маркиза.

Слава Богу, к нему это отношения не имеет. Выйдя из круга света, Гриф прислонился к какому-то шкафу, ожидая, какие искры высекут эти глаза.

— Насколько я понимаю, вы владелица этого заведения? — Вошедшая указала пальцем на Сару.

— Да. — Сара протянула руку для приветствия. — Я Сара Хокинс. А вы кто?

Дама мгновение колебалась, но потом хорошие манеры взяли верх, и Она неохотно кивнула:

— Леди Элиза Брентфорд.

По контрасту с суровым выражением ее лица голос у нее был низким и сочным, и от его звука по спине Грифа побежали мурашки. Голос лился гладко, словно шелк, но в нем слышались какие-то необычные нотки.

Эффект получился неожиданным. Эротичным.

Гриф внутренне содрогнулся. Откуда появилась такая странная мысль? Леди выглядела так, будто в ее словаре никогда не было такого слова, как «эротика».

И все же…

Вопреки строгой прическе и скромному цвету ее одежды что-то в леди Брентфорд было неожиданно чувственным.

— Могу я предложить вам что-либо выпить, леди Брентфорд? — вежливо спросила Сара. — Если виски вам не по вкусу, я прикажу, чтобы принесли чай.

— Благодарю, — холодно ответила леди, — но я пришла не с визитом.

Гриф попытался стряхнуть с себя странное оцепенение.

— Ах так. Тогда, я полагаю, вы ищете лорда Брентфорда.

— Господи! Ничего подобного. — Леди состроила гримасу. — Лорд Брентфорд уже два года как в могиле, и я искренне молю Бога, чтобы он не поступил с ним как с Лазарем.

Небольшая морщинка появилась у Сары меж бровей.

— В таком случае простите меня, но…

— Я ищу своего брата, лорда Гарри Лита.

У нас сегодня много народу, и я, к сожалению, не знаю всех по именам. Может, вы мне опишете вашего брата?

Лит. Гриф постарался вспомнить. Фамилия вроде была знакома. Да, да, всего неделю назад… Зеленый юнец, который задавал какие-то наглые, оскорбительные вопросы, рассуждая о том, какие кисточки выглядят лучше на его модных сапогах.

— Среднего роста и довольно щуплый, — ответил за нее Гриф. — Светлые напомаженные волосы уложены в сложную прическу; — Короткая пауза. — И бакенбарды, которые делают его похожим на пуделя.

— Это он. — Леди Брентфорд медленно повернулась к Грифу. — Он ваш друг?

— Боже упаси, — не слишком вежливо откликнулся Гриф. — На самом деле он всем досаждал, и мне пришлось быть довольно грубым.

— Да, с ним это часто бывает. — Голос оставался спокойным, но глаза выдавали тревогу. — Он здесь?

Сара вопросительно взглянула на Грифа.

— В комнатах, где сидят за картами, — пробормотал Гриф. — Поищите его в Восточной гостиной. В моем клубе ходят слухи, что лорд Лит играет по-крупному. — Пауза. — А почему именно так — одному Богу известно. Оригинальный молодой человек. Когда он пьян, то и до десяти сосчитать не может.

Несколько смущенная. Сара откашлялась.

— Леди Брентфорд, в заведениях, подобных этому, существуют, как бы это сказать, некие неписаные правила. Джентльмены должны быть уверены, что им, во-первых, будет обеспечена анонимность, и, во-вторых, никто не будет отрывать их от игры.

— Я проделала весь этот путь из Оксфордшира, чтобы встретиться с ним. Дело чрезвычайной важности.

Было заметно, что гостья сердится, хотя она очень старалась сдерживаться. Но был ли это только гнев? Может, страх? Гриф внимательно на нее посмотрел.

— Да, я понимаю, — сказала Сара. — В таком случае я сделаю исключение.

— Спасибо, — прошептала в ответ леди Брентфорд.

— Я вас покину на несколько минут. Пойду посмотрю.

Грифу показалось, что леди Брентфорд не очень понравилось, что ее оставляют наедине с незнакомым джентльменом. Она мельком взглянула на Грифа и, видимо, решила, что из двух зол надо выбирать меньшее.

Когда дверь закрылась, она громко выдохнула, повернулась спиной к Грифу и стала рассматривать гравюру, висевшую над книжными полками.

Неприятности, напомнил он себе. Он всегда прислушивался к своему внутреннему голосу, и это помогло ему выжить в жестокой войне Англии против Наполеона. А сейчас в его голове военные барабаны выстукивали яростную дробь.

Не-при-ят-нос-ти, не-при-ят-нос-ти, не-при-ят-нос-ти.

Мудрой стратегией было бы допить виски и тихо удалиться. Что бы ни привело эту даму сюда, его это не касается.

Но вместо этого он поставил стакан и шагнул в круг света.

— Я хочу извиниться за это произведение искусства, леди Брентфорд. — Теплое дыхание каким-то образом проникло сквозь тугой узел волос на затылке и защекотало кожу на шее. — «Волчье логово» не часто принимает у себя респектабельных дам.

— Не стоит извиняться, — ответила Элиза, леди Брентфорд, пытаясь не замечать волну жара, медленно прокатившуюся вниз между лопаток. — Я не упаду в обморок от шока. Мне уже доводилось лицезреть мужское достоинство раньше, сэр.

Джентльмен рассмеялся, и хотя звук его голоса был легким, как ветерок, жар в ее крови повысился еще на один градус.

Разыскивать Гарри в небезызвестном борделе и карточном притоне уже само по себе было достаточным для того, чтобы прийти в смущение, но почему она оказалась в слабо освещенной, неизвестно кому принадлежащей комнате и рассматривает непристойную гравюру вместе с самым привлекательным мужчиной, какого она когда-либо встречала в своей жизни?

Это было непостижимо.

— Возможно, — ответил джентльмен, — но вряд ли вам доводилось наблюдать такое большое число мужских органов одновременно.

Он встал с ней рядом, и она заметила, как блеснули смешливыми искорками его глаза.

Элиза моргнула. Как это несправедливо, что Господь наградил такими привлекательными глазами явного повесу, мелькнуло у нее в голове.

— Да еще в таком разнообразии любовных поз, — добавил он.

Элиза отошла немного в сторону, потому что близость этого человека оказывала на нее странное влияние. А ей и так уже было не по себе от мысли, что ей придется встретиться лицом к лицу с братом. В таком месте…

— Похоже, что ловеласы тратят все свое время на карточную игру и игры в постели, — отреагировала она насмешливо. — Ваше присутствие здесь свидетельствует о том, что эти игры и вам знакомы.

Вместо того чтобы обидеться на эту намеренную грубость, он снова рассмеялся.

— Вовсе нет. — Он сделал вид, что внимательно рассматривает нескромную картину. — И слава Богу. Многие из этих «шедевров живописи» не доставляют удовольствия.

Она спрятала улыбку, не желая поощрять рискованный флирт.

— Между прочим, мне кажется, что нас не представили. — Он опять оказался рядом. Достаточно близко, чтобы она могла уловить пряный аромат его одеколона. — Я — Хадден.

Лорд Хадден. Кумир Гарри.

Надо же! Какое удивительное совпадение, подумала Элиза. Он красив, обладает чувством юмора, и ей даже понравилось его общество.

— Тот самый Хадден? — спросила она, тщательно скрывая неожиданное разочарование. В конце концов, какое значение имеет, кто он? — Один из пресловутых церберов, которым доставляет удовольствие нарушать все правила приличия?

— Вижу, что моя репутация меня опередила.

Помолчав, он развел руками.

— Что касается правил, вам следует посоветовать брату не играть по-крупному. По сравнению с волками, которые играют в «Логове», он просто деревенский ягненок. Они очень скоро обдерут его как липку.

Ее нервы и так были напряжены от беспокойства, а его слова были словно иголка, которая воткнулась прямо в самое больное место.

— С чего вы вообразили, что я имею влияние на своего брата, сэр? — Дама вскинула голову. — Он распоряжается всеми деньгами, единолично принимает решение, куда их тратить, и управляет нашим имением. Неужели вы думаете, что он прислушается к совету сестры вести себя иначе? Это нереально.

Она выпалила все это, не сдержав гнева, но маркиз, кажется, отнесся к ее словам серьезно. Он нахмурил брови и уставился на турецкий ковер под ногами, словно искал ответа в его замысловатом рисунке.

Не то чтобы она надеялась услышать что-то дельное. Она знала по опыту, что джентльмены предпочитают не заниматься трудно решаемыми проблемами. Но он опять ее удивил.

— Кажется, я снова должен извиниться, леди Брентфорд. Вы правы. С точки зрения логики мой вопрос был глупым и абсурдным.

— Чтобы джентльмен признал свою ошибку? Пожалуй, я передумаю и все-таки упаду в обморок, — пробормотала Элиза.

— У меня слишком много ошибок, чтобы во всех признаваться. Не стоит из-за такого, как я, лишаться чувств.

Черт бы побрал этого мужчину за такую привлекательную улыбку. И такие глаза. Такого загадочного зеленого цвета глаз Элиза еще никогда не видела: словно солнечный свет растворился в зеленой листве.

Она быстро отвела взгляд.

— Ирония в том, — сказала она, — что при всех ваших недостатках — а их, видимо, легион — вы единственный, кто сможет достучаться до упрямой головы Гарри.

— Я?

— Именно так. Вы его герой. Мужской образец бесшабашного распутства.

Гриф нахмурился:

— Я даже не знаю вашего брата.

— Но он совершенно точно знает вас.

— Однако вряд ли он меня послушает. Моя репутация…

— Я уверена, что для вас не так уж важно мнение деревенской вдовы. — Обыкновенной обедневшей вдовы, добавила она про себя.

— Я вижу, что я опустился ниже всякого уровня, — сказал он непринужденно. — Неужели я ничего не могу сделать такого, что подняло бы меня в ваших глазах?

Вопрос, как она поняла, был риторическим. Это была просто светская болтовня, которая должна была вызвать улыбку, а не настоящий ответ. Все же его слова вызвали в ее душе странный трепет, а потом откуда-то взялась шальная мысль: «Поцелуй меня».

За всю свою жизнь Элиза не испытала ни одного настоящего поцелуя — такого, как описывают в романах. Отец выдал ее замуж за сварливого барона, который был намного старше ее и женился на ней не за ее красоту, а за благородное происхождение. Это был холодный брак без любви. А теперь Гарри делает все для того, чтобы история повторилась.

Как же ей все надоело! Как она устала от того, что должна вечно оправдывать чьи-то ожидания. Всего один раз, единственный, она хотела поступить по-своему. Решиться на что-то опасное. Непредсказуемое.

— Поцелуйте меня. — О Боже, неужели она произнесла эти роковые слова вслух?

— Простите? Я не расслышал.

— Стукните моего лоботряса брата по башке, — сказала она более отчетливо. — Для человека, который, как пишут в газетах, в прошлом месяце в вашем клубе обыграл вчистую лорда Фетгерса и лорда Бертрама, это будет не слишком сложной задачей. Может, он одумается.

— Газеты всегда преувеличивают. Но во всяком случае, я думаю, что лорду Литу нужен не только удар по башке, но и пинок под зад, чтобы сбить его с дороги порока. Направить, как говорится, на путь истинный.

— Боюсь, что вы правы.

Элиза очень надеялась, что ее щеки не пылали от того безумия, которое она только что себе позволила. Ей надо было срочно на что-то отвлечься.

— О! — Ее взгляд упал на золотую раму, лежащую лицом вверх на серванте. — По-моему, это акварель Редуте?

Она улыбнулась, погладив золоченую раму, и у него почти остановилось дыхание.

Это было похоже на то, будто из-за туч вышло солнце.

Ее глаза засветились, а когда она подняла ресницы, он увидел, что ее глаза были не просто карие. В них играли золотистые искорки. Свет из окна освещал ее немного загоревшие щеки, подчеркивая высокие скулы. Увидев на носу россыпь веснушек, он решил, что она, должно быть, проводит много времени на свежем воздухе.

Это лицо было запоминающимся. Оно не было хорошеньким, скорее необычным. Нестандартным. Не похожим на лица лондонских красавиц, которые выглядели так, будто были вырезаны из одного и того же куска картона.

— Как вы считаете, мисс Хокинс не будет возражать, если я чуть-чуть подвину стекло? Мне очень хочется увидеть, какую он использует бумагу, и рассмотреть мазки.

— Не стесняйтесь. — Леди, знакомая с работами Редуте? — Я уверен, что у Сары не будет возражений.

Элиза стала расстегивать пуговицы перчаток.

— Позвольте мне помочь. — Гриф взял ее руку и, расстегнув крошечные пуговички, начал стягивать — палец за пальцем — лайковые перчатки.

— А теперь давайте другую руку, — потребовал он, прежде чем она успела возразить. — Предметы женского туалета подчас сложно снимать. Но как видите, у меня имеется кое-какой опыт.

Ее лицо залила краска, и оно стало почти таким же пунцовым, как розы на картине, которую совсем недавно раскритиковал Гриф.

Почти отвернув кожу второй перчатки, он остановился. Он оказался лицом к лицу с бедой в форме небольшого кусочка ее запястья. Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь тонким ароматом лаванды и жимолости. Этот запах притягивал его, и Гриф наклонялся все ниже и ниже…

— С-сэр! — Она выдернула руку, но он успел почувствовать мягкость ее кожи.

— Простите. С моей стороны это было не по-джентльменски, — сказал он, наблюдая, как она, сняв перчатку, наклонилась над рамой. Неужели ее шепот был лишь плодом его воспаленного воображения?

— Можете ударить меня, если… если я нарушил правила приличия. Поддался…

Появление Сары не дало ему возможности закончить фразу.

— Простите, что я задержалась, леди Брентфорд. — Она сделала паузу и взглянула на них вопросительно, прежде чем добавить: — Я попросила вашего брата подождать в одной из свободных гостиных в конце коридора. Портье проводит вас.

— Простите меня, но я немного подвинула стекло на вашей картине, — запинаясь, сказала Элиза. — Мне никогда раньше не приходилось видеть оригинал художника Редуте, поэтому мне захотелось поближе рассмотреть технику его письма.

— Что? — спросила Сара. Она явно что-то пропустила.

— Я говорю о художнике. Это Пьер-Жозеф Редуте. Он служил придворным живописцем у Марии Антуанетты.

— А позже он работал под покровительством императрицы Жозефины, — добавил Гриф.

Элиза посмотрела на него с удивлением:

— Вы знакомы с его творчеством?

Он на самом деле был большим поклонником таланта этого французского художника, но решил не говорить об этом, а просто пожал плечами. Только его приятели-церберы Коннор Линсли и Кэмерон Дэггетт знали о его тайных пристрастиях, и он предпочел, чтобы так оно и оставалось.

— Возможно, я и повеса, но все же не полный дикарь, леди Брентфорд. — Повернувшись к Саре, он сказал: — Редуте известен своими натюрмортами. Он особенно любил розы и лилии.

— А эта картина — выдающийся экземпляр. — Элиза помолчала и добавила со вздохом: — Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, мисс Хокинс, но я не могу не сказать, что она могла бы украсить стены совсем другого заведения.

Сара энергично закивала.

— Да. — Его взгляд упал на картину, и ему вдруг показалось, что лепестки розы затрепетали, посылая ему тайный сигнал. — А это я возьму с собой. Запишите ее на мой счет вместе с бутылкой виски.

— Вы хотите сбежать с Редуте? — со смешком спросила Сара. — Погодите, милорд. Вы не боитесь, что шепот этой розы вскружит вам голову?

— Мою голову? Мне жаль вас разочаровывать, моя дорогая. Причина, по которой я хочу взять эту картину, чисто практическая и не имеет никакого отношения к любви.

— Вы имеете в виду тайный язык цветов?

— Да. Красная роза символизирует страстную любовь. — Элиза провела пальцем по линиям лепестков. Ее губы скривились в скептической усмешке. — Не думаю, что это чувство здесь в чести.

— Очевидно, мне придется продать картину, — с сожалением сказала Сара. — А на вырученные деньги купить побольше картин с изображением голых женщин и мужчин.

— Я бы купила у вас эту картину, если бы у меня были деньги. Но у меня их нет, — сказала Элиза, бросив последний взгляд на картину.

Гриф молча наблюдал за тем, как она натянула перчатки и потрясла руками, как профессиональный спортсмен, готовящийся выйти на боксерский ринг.

— Я ценю вашу доброту, мисс Хокинс, — продолжала Элиза. — Надеюсь, что мне больше никогда не придется злоупотреблять вашим гостеприимством.

Не взглянув на Грифа, она поспешила выйти в коридор.

— Леди с характером, — пробормотала Сара, когда за Элизой закрылась дверь. — Желаю ей удачи с мужчинами, которые встретятся на ее пути. Помоги ей Бог.

Гриф нашел свой стакан с виски и отпил глоток. Но алкоголь странно диссонировал с воспоминанием о мимолетном прикосновении к ее руке. Черт побери, ночь окажется не такой, как он замышлял. Возможно, книги будут для него лучшей компанией, чем…

— Спасибо за виски, Сара, — сказал он и поставил на стол недопитый стакан. — Пожалуй, я пойду.

— Уже уходите?

 

Глава 1

— Черт возьми, прекрати пилить меня, Элиза. — Гарри, лорд Лит, скорчил гримасу и с силой поставил бутылку на полированный стол. — Лит-Эбби — мое поместье, и я буду управлять им как хочу.

— К сожалению, это правда, — стараясь сдерживать раздражение, заметила Элиза. Брат был на четыре года ее моложе и всегда был внимательным и добрым мальчиком, но все резко изменилось, когда он поступил в университет. Когда он уезжал, он был энергичным, обаятельным молодым человеком, а вернулся высокомерным, эгоистичным балбесом.

То, что он этого не понимал, только усугубляло проблему. И сейчас это было совершенно очевидно.

— Я рад, что мы понимаем друг друга. — Его самодовольная улыбка свидетельствовала о том, что сарказм прошел мимо его ушей. — Как я уже сказал, я пригласил некоторых из своих друзей погостить у нас пару-другую недель. Я надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы все прошло гладко. Чтобы меню обедов было разнообразным, и все такое. Побольше бифштексов. Баранья нога. Йоркская ветчина. А Бушнелл, кстати, обожает фазанов, так что позаботься, чтобы в запасе их было в достаточном количестве.

Элиза не верила своим ушам. Неужели этот молодой повеса, ее брат, не слышал ни слова из того, что она сказала о состоянии их финансов?

— Не заказать ли мне головку зеленого сыра с луны в придачу? Или фрикасе из единорога, приправленное серебристой звездной пылью?

Сарказм в голосе Элизы наконец пробился в одурманенную бренди голову Гарри.

— К черту, Элиза! Нельзя трястись над каждым пенни, когда принимаешь гостей. — Гарри резко повернул голову и едва не угодил себе в глаз кончиком накрахмаленного стоячего воротника.

Не зная, плакать ей или смеяться, Элиза облокотилась о стол, обхватила голову руками. Иначе она не удержалась бы и швырнула в брата керамической вазой с цветами. Интересно, есть ли какой-либо цветок, символизирующий «тупоголового идиота»?

— Гарри, — сказала она, — позволь мне объяснить тебе как-нибудь попроще, чтобы дошло до твоих затуманенных мозгов. Денег у нас почти не осталось. Наша земля из-за отсутствия надлежащего ухода в запустении. Мясник грозится лишить нас кредита и… — Она помахала перед носом Гарри пачкой счетов. — А твои портной и обувщик требуют такие суммы, что на них можно было бы построить и оснастить четырехпалубный корабль для флота его королевского величества.

Гарри обидчиво надул губы.

— В таком городе, как Лондон, человек должен быть на высоте своего положения.

— Хотя это и загонит нас прямиком в долговую яму?

— А ты не можешь что-нибудь сделать? — захныкал он. — Как насчет твоих картинок? По-моему, ты заработала кое-какие деньги на иллюстрациях к этим дурацким книжкам про цветы.

Элиза отвернулась. Эти «дурацкие книжки про цветы» на самом деле были содержательными книгами о полевых цветах Англии, написанными известным специалистом из Мертон-колледжа.

Да, ей заплатили, и совсем неплохо. Но будь она проклята, если потратит хотя бы пенни из заработанных своим трудом денег, чтобы оплачивать дебоши Гарри. Она уже сэкономила достаточно, чтобы купить небольшой уютный домик в Озерном крае в Шотландии. Там она сможет наконец сделаться независимой, стать свободной от алчных требований мужчин.

Скоро поступит еще один заказ, и если ее работа будет принята, то давняя мечта может осуществиться.

— Этих денег уже давно нет, Гарри.

Это не было ложью. Она дала их на сохранение доброму мистеру Мартину, такому же, как она, члену общества садоводов, который был поверенным в соседнем городке Харпдене.

— А как насчет того, чтобы нарисовать еще что-нибудь? — льстиво сказал Гарри. — У тебя это хорошо получается.

Улыбка исчезла с лица Элизы.

— А как насчет того, чтобы тратить меньше? — Элиза показала на золотые брелки, свисающие с цепочки часов. — Посмотри на себя. Ты похож на сороку, которая хватает все блестящее, не задумываясь о последствиях. — Не удержавшись, она тихо добавила: — Птичьи мозги.

Гарри плеснул портвейна в свой стакан, пролив больше половины на стол.

На полированной поверхности образовалась липкая лужица, грозящая пролиться на ковер.

Неплохая метафора, подумала Элиза. Именно так ее братец обескровливает их поместье.

Гарри с шумом отпил глоток и уставился на Элизу красными от бесконечного пьянства глазами.

— Знаешь, наши проблемы были бы все решены, если бы ты перестала упрямиться и вышла замуж за сквайра Гейтса. Он готов назначить мне приличное содержание за честь стать твоим мужем.

— Наши проблемы?

У Гарри хватило совести покраснеть.

— Сквайру Гейтсу больше шестидесяти, и он прикован подагрой к инвалидному креслу; — напомнила Элиза. — Если ты так настроен на брак, почему бы тебе не поискать богатую наследницу?

— Я не хочу оказаться в кандалах, — возразил Гарри. — Я хочу отдать дань увлечениям молодости. — Он сжал пальцами стакан. — Значит, так ты решила отплатить мне за то, что живешь у меня и я о тебе забочусь? За всю мою доброту меня просто хотят использовать. Ты жестокая и неблагодарная. И эгоистка.

Элиза глубоко вздохнула.

После еще одного глотка Гарри начал давить на жалость:

— Я останусь на несколько дней в городе, а когда вернусь в поместье, со мной будут мои друзья. Откуда нам взять денег на наши развлечения?

— Ради Бога, Гарри. — Поскольку брат уже приканчивал вторую бутылку, Элиза поняла, что спорить бесполезно. Она резко встала. — Продай своего рысака вместо своей сестры.

* * *

Гриф поднял глаза, когда трость с серебряным набалдашником коснулась газеты, которую он изучал.

— Так, так. Блудный пес вернулся. И когда же ты изволил прибыть в Лондон?

— Вчера вечером. — Третий член компании церберов Кэмерон Дэггетт сел на ручку кресла напротив и скрестил ноги. Как обычно, он выглядел как на картинке из модного журнала — за исключением некоторых деталей, призванных шокировать записных модников общества. На этот раз на нем был лиловый шейный платок индийского шелка, а не обычный накрахмаленный белый галстук.

— И где же ты был? — поинтересовался Гриф.

— И там, и сям, — небрежно бросил Кэмерон.

Из трех церберов Кэмерон Дэггетт был, пожалуй, самым загадочным. И опасным. Своим острым как бритва умом и намеренно вызывающим стилем он производил впечатление человека, который смотрит на жизнь как на злую шутку. Гриф был одним из немногих, кто мог противостоять вызовам Кэмерона. Однако Кэмерон не позволял никому, даже двум своим «товарищам по оружию», узнать, какие тайны кроются за его показным цинизмом.

— Мог бы и сообщить друзьям о своих путешествиях, — пожурил его Гриф. — Коннор и его невеста были страшно разочарованы, что ты не приехал к ним в поместье, когда к ним с визитом приезжал из Йоркшира Себастьян.

— Не ворчи. Ты же знаешь, что я редко обращаю внимание на подобные формальности. У меня были другие дела.

— Мне уже заранее страшно даже подумать, что это за дела.

— Не важно, — бросил Кэмерон, который отказывался вступать в любые клубы джентльменов, какими бы экстравагантными они ни были. — Боже мой, это место напоминает мне склеп, — добавил он, оглядывая других завсегдатаев клуба. — Взгляни на них — они все похожи на мертвецов.

— Они просто переваривают ленч. — Зевнув, Гриф перевернул страницу. Он и сам был не прочь вздремнуть после почти бессонной ночи. — Не стесняйся и уходи, когда захочешь.

— Я как раз и собираюсь, но надеялся, что ты пойдешь со мной. В Париже я приобрел хорошенький пистолетик и подумал, что ты захочешь помочь мне проверить его точность на стрельбище.

— К сожалению, я занят.

— А-а, — усмехнулся Кэмерон. — У тебя свидание с той прелестной дамой, что вскружила тебе голову?

— Нет, это все в прошлом. Я… — Гриф нахмурился и заметил, как что-то яркое мелькнуло в каштановых волосах приятеля. — Черт побери! У тебя в ухе жемчужная серьга?

— Да, и очень красивая, тебе не кажется? — Заправив за ухо кудрявую прядь, Кэмерон потрогал оправленную в золото жемчужину. — Ты бы тоже мог проколоть себе ухо.

— Ха, — фыркнул Гриф. — Я не собираюсь позволить тебе воткнуть в меня еще одну иголку. Я все еще сержусь на тебя за то, что ты убедил меня сделать татуировку у какого-то матроса с Ямайки в Бристоле, воспользовавшись тем, что я был изрядно пьян.

— Но почему? Руфус весьма искусный татуировщик. И ты должен признать, что дамы находят рисуночек на твоем теле довольно привлекательным.

Это было правдой. Причудливый дракон спускался от пупка и ниже, завораживая противоположный пол, а леди Чатвин даже нашла художника-индуса, который изобразил у нее на ягодице бабочку.

— Признайся, удовольствие стоило того, чтобы перетерпеть боль.

Гриф не удержался и рассмеялся:

— Пожалуй. Но никаких серег.

— По-моему, дамы сходят с ума от бриллиантов. Даже их едва заметный блеск заставляет их сердца биться сильнее, а руки сами тянутся расшнуровывать корсет.

— Мне удается снимать с них корсеты и без этих побрякушек, — сухо заметил Гриф. Его взгляд упал на напольные часы в углу комнаты. — Разговоры о сексе, конечно, приятно возбуждают, но мне надо уходить.

— В интересное место? — осведомился Кэмерон и тоже встал.

— Да. Если хочешь знать, я собираюсь навестить фирму «Уоткинс и Хэролд».

— Это издатели?

— Да. Они согласились издать мои эссе о ландшафтном дизайне садов больших поместий Англии. И в большом формате. Мне придется добавить несколько новых статей, чтобы завершить коллекцию, но в общем книга почти готова. Самое главное теперь — это найти художника, с картин которого можно будет сделать иллюстрации. Сегодня Уоткинс намерен показать мне несколько эскизов, чтобы я мог выбрать.

— Мои поздравления. — На этот раз тон Кэмерона был серьезным.

— Спасибо, — ответил Гриф, надеясь, что мальчишеское возбуждение, трепыхавшееся у него внутри, было не слишком заметно.

Кэмерон увидел стоявший у стены запакованный предмет и взял его, прежде чем Гриф успел его остановить.

— Это одна из картин? — спросил он, отвернув уголок упаковки.

— Нет, что ты. Художник такого масштаба, как известный француз Редуге, вряд ли взялся бы за такой заказ, даже если бы жил в Англии. К тому же его стиль не совсем соответствует тому, что я задумал. Мне хочется чего-то более, как бы это сказать… причудливого.

— Причудливого. — Кэмерон явно удивился. — Для меня это слово как-то не ассоциируется с тобой.

Это было произнесено непринужденно, и все же замечание друга задело Грифа.

— Только потому, что я хотя бы внешне не выгляжу пиратом… — Взгляд Грифа задержался на галстуке Кэмерона, хотя и завязанном безупречным симметричным узлом, демонстрировавшим крайне пренебрежительное отношение его владельца к правилам, принятым в обществе. — Это, однако, не означает, что я лишен воображения, — пробурчал он.

— Я читал твои эссе и мог в этом удостовериться, — улыбнулся Кэмерон и немного отвлекся, чтобы отполировать свисавший с цепочки часов брелок в форме кинжала. — Я имел в виду тот факт, что, скрывая свои артистические таланты, ты становишься все более зажатым и несчастным. Почему бы не раскрепостить себя? — Он постучал тростью по картине. — Ведь в любви к цветам нет ничего такого, что должен скрывать мужчина.

— Господи, и это говоришь мне ты…

Свет погас в глазах Кэмерона, словно их заслонили железные ставни.

— Правильно. Гораздо легче видеть недостатки своих друзей, чем свои собственные.

— Поскольку это ты затронул тему секретов, почему ты никогда не рассказываешь о своем происхождении? — потребовал Гриф. — Хотя мы знаем тебя много лет, ни Коннор, ни я понятия не имеем, из какой ты семьи и где воспитывался.

— Это потому, что я, как джинн из арабских сказок Шехерезады, возник из бронзовой лампы в клубах дыма. — После этого Кэмерон быстро перевел разговор на другую тему: — Расскажи мне еще об иллюстрациях к твоей книге. Мне интересно… Если стиль Редуте тебе не нравится, что именно ты ищешь?

— Это трудно объяснить. — Гриф понял, что допрашивать Кэмерона о его семье бесполезно, и вернулся к своим проблемам. — Возможно, это звучит глупо, но я узнаю это, только когда увижу. Есть некий… Черт бы его побрал!

— О ком ты? — огляделся Кэмерон.

— Это Лит. Противный юнец из провинции. И кажется, он направляется к нам.

Действительно, виконт, на секунду задержавшись на пороге библиотеки, шел к ним нетвердым шагом.

— Лорд Хадден! Здорово вы вчера выиграли у Джексона. Я бы много отдал за то, чтобы у меня был такой же удар справа, как у вас.

Гриф сжал кулак, чтобы сдержаться и прекратить пьяный лепет юнца ударом прямо ему в челюсть.

— На следующей неделе недалеко от моего поместья в Оксфордшире состоится состязание по боксу между Увальнем, чемпионом Шотландии, и Великаном из Гамбурга. Ко мне в гости приедут друзья… Вы не хотели бы присоединиться?

«На самом деле я предпочел бы разбить кузнечным молотом одну за другой костяшки моих ладоней, чем вынести подхалимаж горстки юнцов, которые хотят завоевать мое расположение».

— Спасибо за приглашение, Лит… — Гриф вдруг умолк.

Лит.

— Ваше поместье, случайно, не называется Лит-Эбби? — спросил он.

— Да. Почти все кругом в запушенных садах и руинах, но господский дом все еще достойное убежище для настоящего джентльмена.

Кэмерон презрительно ухмыльнулся:

— Я сомневаюсь…

— А я думаю, что это будет неплохим развлечением, — прервал его Гриф. — Спасибо. Вы можете рассчитывать на мое присутствие.

Багровое лицо Лита расплылось в улыбке.

— Отлично, отлично! Я обещаю, что вы хорошо проведете время, сэр.

Когда виконт удалился, Кэмерон спросил Грифа:

— На тебя что, нашло временное затмение? Этот парень законченный идиот. И ты принял его предложение?

Гриф улыбнулся:

— Я поеду не ради удовольствия оказаться в компании виконта. Лит-Эбби — это прекрасный образец «грамматического» ландшафта.

А если он не ошибся, там живет его загадочная, два года назад овдовевшая сестра. И то и другое стоит того, чтобы совершить туда поездку.

— «Грамматический» ландшафт? — Кэмерон изумленно поднял бровь. — Ты говоришь на каком-то загадочном языке.

— Некто Браун составил новый словарь садоводства, — объяснил Гриф. — Он предлагал добавлять запятую здесь, двоеточие — там. Он имел в виду, что надо подчеркивать естественный ландшафт, а не загонять его в формальные рамки.

— Любопытно, — пробормотал Кэмерон.

Они вышли на улицу. На крыльце он отсалютовал Грифу своей тростью.

— Оставляю тебя твоим запятым и хризантемам. Насладись разговорами с местной флорой, потому что от Лита и его пьяной компании ты не добьешься ничего вразумительного.

Элиза наблюдала за тем, как разгружают прибывшие из Лондона ящики с вином, и тихо выругалась.

Их давний дворецкий сочувственно кашлянул.

— Как жаль, что его светлость не унаследовал такое же благоразумие, как вы, миледи.

— Вам с Джеймсом лучше отнести эти ящики в погреб. И постарайтесь как-то сдерживать по мере сил бурное течение празднества.

— Да, миледи, постараюсь.

Пока мужчины тащили тяжелые ящики в сторону лестницы в погреб, Элиза окинула критическим взглядом холл. Две служанки, выбиваясь из сил, постарались прибрать его, но в углах все еще была видна паутина, свисавшая с лепнины, а золоченые рамы портретов, на которых были изображены суровые лица предков владельцев поместья, покрывал тонкий слой пыли.

— Не смотрите на меня с таким презрением, сэр, — сказала Элиза, удерживаясь от детской привычки показать язык первому виконту Литу, чей слабый подбородок и маленькие свинячьи глазки, к сожалению, передались Гарри. — Не я сотворила этого… монстра.

Монстра, чье ненасытное стремление к самоутверждению все больше выходило из-под контроля.

Отвернувшись от портрета, она направилась к выходу. По крайней мере выложенный каменными плитами пол был чисто подметен, хотя гости вряд ли это заметят. Обильная еда и крепкие напитки — вот все, что им нужно. Да еще они будут постоянно курить вонючий табак, от дыма которого потолок покроется еще одним слоем и так уже въевшейся копоти.

Вскоре должны были прибыть первые гуляки, и меньше всего ей хотелось бы столкнуться с ними лицом к лицу.

Элиза была знакома с большинством гостей Гарри. Как и он сам, это были грубые, невежественные и избалованные молодые аристократы, слишком взрослые, чтобы их можно было простить за их поведение, и слишком молодые, чтобы успеть приобрести светские манеры. Когда она проходила мимо, они по большей части довольствовались оскорбительными усмешками, но некоторые были настолько невоспитанны, что даже пытались приставать к ней в коридоре. Обедневшие вдовы считались легкой добычей, ими можно воспользоваться, а потом выбросить, как грязное полотенце.

Олухи.

Она с грохотом захлопнула за собой старую дубовую дверь, получив удовольствие от того, как она содрогнулась.

— Слава Богу, мне не надо встречаться с ними в столовой, — сообщила она чирикавшему над ее головой воробью. — Пока они будут пить, курить и рассказывать глупые непристойные анекдоты, я буду наслаждаться тишиной в своих комнатах и книгами. Возможно, каким-либо романом миссис Редклиф.

Элиза пересекла газон и по извилистой тропинке, покрытой гравием, направилась к каменному коттеджу с садом, огороженным высокой стеной. Полвека назад это был домик егеря, а сейчас — ее личное убежище. Безопасная гавань в штормовом море. Место, где она может расслабиться и быть самой собой.

Впрочем, насчет последнего она была не совсем уверена.

Сколько себя помнила, она всегда поступала так, как требовали, расплачиваясь собственными мечтами и желаниями — одним за другим — ради удовольствия других.

— Может, от меня настоящей уже ничего не осталось, — пробормотала она, холодея от этой страшной мысли.

Достав ключ из-под горшка с петуниями, Элиза отперла дверь и вошла в дом.

Первые лучи утреннего солнца, проникавшие через окна с восточной стороны, коснулись ее плеч, и мышцы сразу же расслабились. Вид ее рабочего стола, занятого красками, кистями, бумагой и банками с водой, всегда ее радовал. Все это разнообразие красок сразу поднимало настроение, которое теперь все чаше оставалось на нуле в главном доме.

— К черту Гарри и его беспутных друзей, — пробормотала она, твердо решив, что не позволит безумствам брата испортить ей день.

Повесив на вешалку шаль, онa начала закатывать рукава своего муслинового платья. Это платье, призналась она себе, было старым и изношенным. Ткань от многочисленных стирок стала почти прозрачной, рисунок едва угадывался, но зато платье было чрезвычайно удобным — пятна краски были как старые друзья, и их разнообразие всегда вызывало у нее улыбку.

Увидев свое мимолетное отражение в зеркале, она решила, что должна взглянуть еще раз, повнимательнее. Не часто видела она себя улыбающейся, да еще освещенной солнечными лучами.

— Я выгляжу почти счастливой и беззаботной. Но если я надеюсь когда-нибудь избавиться от слова «почти», мне лучше приняться за работу.

Она начала смешивать краски на палитре. Возможно, в следующий свой визит в художественный магазин ей удастся незаметно унести несколько листов французской бумаги. Если Редуте предпочитал для своих акварелей тонкую текстуру этой бумаги, должно быть…

Мяу.

Элиза нахмурилась.

— Эльф? — позвала она.

Раздалось еще одно «мяу», но тише.

Господи. Где этот кот? В прошлый раз он забрался в один из ящиков и изодрал в клочья все ее аккуратно засушенные мхи.

Элиза положила кисть и проверила ящик с гербарием.

— Эльф? — снова позвала она.

Мяуканье раздавалось откуда-то снаружи.

Она открыла заднюю дверь и вышла в огороженный сад. Она не обнаружила кота среди вьющихся роз.

Герберы тоже были целы, как и шалфей, чьи серебристые стебли тихо покачивались от слабого ветерка.

— Хм.

Недоумевая, Элиза открыла ворота и пошла по тропинке.

Мяу.

Она посмотрела налево, направо. Потом вверх.

— Ах ты, глупое животное. А сам не можешь спуститься?

Хвост кота дрогнул.

— Господи, ну почему я окружена такими дураками? — сказала она и начала развязывать шнурки полуботинок.

Ответа сверху не последовало.

— Всегда ждут, что я все буду делать за кого-то. Знаешь, было бы хорошо, если хотя бы раз в жизни какой-нибудь Образец Мужской Добродетели пришел мне на помощь.

Мяу.

— Да, Эльф, ты хочешь сказать, что согласен со мной.

Тяжело вздохнув, Элиза ухватилась за нижнюю ветку дерева.

 

Глава 2

Гриф провел рукой по слегка выщербленному граниту, наслаждаясь ощущением разницы между текстурой согретого солнцем мха и старого камня. Одно дело — изучать папки с гравюрами исторических зданий или ландшафтов. Какими бы они ни были детализированными, они не шли ни в какое сравнение с тем, что испытываешь, когда вокруг тебя все настоящее. Пчелы описывали ленивые круги вокруг полевых цветов, растущих среди руин Эбби, а легкий ветерок шелестел меж древних камней.

Усевшись на остатки какой-то стены, Гриф с восхищением огляделся. Зеленые и золотистые поля окружали небольшую возвышенность, плавно переходившую в пологий холм, за которым темнел лес. На лугах из травы тут и там торчали обломки древних скал. А вдали неспешно текла река, в которой отражались солнечные блики. Воздух был напоен ароматом цветов и трав. Прислонившись к большому камню, Гриф расстегнул пальто и набрал полные легкие ароматного воздуха, наслаждаясь теплом солнечного утра.

Как же хорошо было хоть на время оказаться вне Лондона — вдали от смога и многолюдных улиц. Щебетанье птиц было куда как приятнее гортанных выкриков уличных торговцев. Сельская жизнь. Тишина и покой напомнили ему, что ему следует почаще бывать в своем собственном поместье.

Не то чтобы его присутствие в Хадден-Холле было необходимым. Управляющий поместьем, работавший с тех времен, когда Гриф еще ходил в коротких штанишках, вел хозяйство с точностью хорошо смазанного морского хронометра. Все же в последние годы, когда Гриф серьезно взялся за изучение ландшафтного дизайна, он отметил, что не мешало бы внести кое-какие изменения в этом плане. Например, вид из окон восточного крыла дома мог бы быть улучшен за счет более естественных посадок деревьев вместо строго формального геометрического рисунка.

Но прежде чем начать изменять пейзаж, он должен закончить последнее эссе для своей книги. Увидеть завершающие слова — черными чернилами на белой бумаге — будет своего рода символом окончания работы.

Кэмерон назовет это возвращением к самому себе.

Все будет зависеть от того, выйдет ли книга под его именем или под псевдонимом. Правда или…

Гриф обошел дом, чтобы получше изучить элементы дизайна, которые добавил Браун. Сады были в печальном запустении, но определенный план все же ощущался.

— Недаром Браун считается гением. — Гриф достал записную книжку и записал свои впечатления, присовокупив собственный набросок. — Ну почему у меня нет таланта к рисованию? — сказал он, разглядывая свои каракули.

Эти слова заставили его улыбнуться. Между страницами блокнота была засунута небольшая акварельная зарисовка. Он достал ее и повертел в лучах солнца. Это был всего лишь набросок камелий, но прозрачные краски и изящные формы дышали жизнью.

— Прекрасно, — сказал он вслух.

С того момента как он увидел его в издательстве в портфолио возможных художников, он понял, что по стилю — это как раз то, что нужно для его книги. Он просмотрел и другие работы, но камелии уже заворожили его своей неброской красотой.

Уоткинс разрешил ему взять этот эскиз и уверил его, что заключение договора с художником будет пустой формальностью.

Вот и хорошо, решил Гриф, потому что он не примет отказ, какой бы высокой ни была цена.

Спрятав эскиз, Гриф прогулялся по тропинке, которая вилась через рощицу высоких деревьев. Он шел не спеша. Торопиться ему было незачем — Лит и его друзья уже накачались кларетом, так что перспектива долгого и обильно политого вином ужина его не привлекала.

«Неужели Я был таким же грубым и незрелым в их возрасте?»

Очень может быть, подумал он с печальной улыбкой. Он остановился, чтобы вдохнуть свежий аромат окружавших его деревьев.

— Эльф! Эльф!

Неужели среди этих древних дубов обитают мистические лесные феи? Гриф покачал головой. Он, наверное, устал, а пейзаж явно повлиял на его мозги. На минуту он снова почувствовал себя ребенком, поддавшимся очарованию какой-то сказки.

— Черт побери!

Нет, это явно не эфемерный лесной дух, а раздраженный человек. Но странным образом голос доносился откуда-то сверху. Он взглянул налево, потом направо, а когда ему на голову посыпались листья, он посмотрел вверх и увидел среди зелени что-то вроде кружев и белого полотна.

Вид дамского нижнего белья не слишком его шокировал, но угол зрения был… неожиданным.

Гриф подождал немного, сунул блокнот во внутренний карман пальто, потом снял его. Подтянувшись на нижней ветке, он стал подниматься выше и выше, отводя в сторону мешавшие ему листья.

— Могу я чем-либо помочь? — спросил он, оказавшись рядом с сидящей на ветке леди.

Она, очевидно, не слышала, как он поднимался, и вздрогнула.

— Ой!

— Могу я передать вам этого чертенка, пока он еще чего-нибудь не натворил?

— Спасибо, — ответила она, прижимая к груди этот дрожащий комок шерсти.

Мяу. Кот, кажется, не был так благодарен, как его хозяйка. Вырвавшись из ее рук, он стремглав бросился в чашу кустов. Почувствовал свободу.

— Спасибо, — повторила Элиза, приготовившись к тому, что ее начнут отчитывать. По своему опыту она знала, что мужчинам очень досаждает, когда задета их гордость. — Мне жаль, что вы пострадали. Эльф не хотел ничего дурного, он просто был напуган.

— Не переживайте, — ответил он и, к ее удивлению, начал подниматься выше, на следующую ветку.

Боже милостивый, неужели он улыбается?

— Капелька крови стоит того, чтобы увидеть такой великолепный пейзаж. А это там, вдали, не Темза?

— Именно она.

Он поменял позу, и она услышала зловещий треск.

— Лорд Хадден, я думаю, что вам лучше спуститься. Каким бы крепким ни был английский дуб, боюсь, что ветка, на которой вы стоите, не выдержит ваш вес.

— Сейчас попробую. — Он нагнулся. — Смотрите, под этим углом зрения древние камни Эбби приобретают цвет сверкающего на солнце меда.

Элиза выгнула шею, пытаясь что-то увидеть сквозь трепещущую листву.

— Да, вы правы. — Цвет действительно был изумительным. И совершенно неожиданным было то, что именно он это подметил. — Просто прелестно.

— Прошу прощения, я не хотел вас путать, леди Брентфорд.

— Ч-что вы здесь делаете? — запинаясь спросила она.

— Я мог бы спросить то же самое у вас.

— Я… я спасаю Эльфа.

— Спасаете эльфов? — Она была либо восхитительно пьяна, либо сумасшедшей.

— Не эльфов, сэр, а Эльфа. — Она показала пальцем вверх.

Там, в нескольких футах над их головами, в развилке ветвей вальяжно расположился полосатый кот. Впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что он не столько роскошествует, сколько боится спускаться вниз.

Он перевел взгляд с кота на нее. Элиза смутилась.

— Будьте добры, лорд Хадден, подвиньтесь немного. Мне надо посмотреть, смогу ли я поставить ногу…

— В этом нет необходимости. — Он уже перебрался выше. Кот сидел в довольно неудобном месте, но если встать на цыпочки и одной рукой…

— Мне лучше предупредить вас, сэр. Это такой кот… Ему…

— Не беспокойтесь, леди Брентфорд, я в детстве то и дело…

Он взвыл от боли, когда кот впился своими коготками в его протянутую руку.

— …не нравятся мужчины, — закончила она.

— Спасибо. Очень полезная информация.

Кот зашипел.

Гриф снова протянул руку, но уже осторожнее. Эльф опять впился когтями, так что даже появились капельки крови, но Грифу удалось схватить кота за загривок.

Она наклонилась, намереваясь запомнить чудесный вид, и поскользнулась. Пытаясь сохранить равновесие, она взмахнула руками, но порыв ветра запутался в ее юбках и потянул куда-то в сторону. Все перед глазами Элизы закружилось, и она почувствовала, что падает, падает.

Падает…

Но тут крепкая мужская рука обхватила ее за талию, предотвратив падение на землю.

Она попыталась освободить застрявшую между сучками ногу.

— Не двигайтесь, не то я вас не удержу.

В положении, когда голова висит вниз, а ноги запутались в юбках, не очень-то поспоришь.

— Так, давайте, я попробую вас освободить. — Раздался треск веток, а потом она почувствовала, как что-то горячее прижалось к ее ягодицам.

Что бы он ни делал, это выглядело совершенно… неприлично.

— Сэр…

— Тихо… не отвлекайте меня. Позвольте мне немного переместиться. — Мозолистая рука обхватила ее грудь и сжала. — Извините.

— Пожалуйста, поторопитесь. У меня кружится голова, — простонала она.

Он рывком приподнял ее, и она оказалась прямо у него между ног.

Каким образом она умудрилась там очутиться?

— Перестаньте корчиться, леди Брентфорд. — Как и его тело, дыхание маркиза было теплым и щекотало ее кожу. — Может, это и не очень приятно, но некоторые части анатомии мужчины непроизвольно реагируют на трение. Я не хочу вас смущать.

— Вы этим наслаждаетесь, не так ли?

— Я просто пытаюсь быть джентльменом и помочь леди, попавшей в беду, — рассмеялся он.

— Ха! Настоящий джентльмен не воспользовался бы ситуацией, чтобы… щупать… выпуклости…

— Но они такие прелестные, — пробормотал Гриф. — Мягкие и податливые, как спелый персик. — Его голос упал до шепота. — Интересно, а на вкус они такие же?

Элиза почувствовала, как краска залила ей щеки.

— Прошу вас, лорд Хадден, опустите меня. Сейчас же.

— Боюсь, что сказать это легче, чем сделать. Если вы посмотрите вниз, то увидите, что в результате вашего падения мы оказались в довольно рискованном положении. Есть только один способ спуститься, но вам он не понравится.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что он не преувеличивает.

— В таком случае начинайте, — стиснув зубы, сказала она, утешая себя тем, что все продлится недолго.

Он положил большие широкие ладони ей на бедра.

— Расслабьтесь. Я должен вас поднять и повернуть кругом.

Понимая, что она не перышко, Элиза покраснела еще больше.

— Лорд Хадден, боюсь, что это не…

— Доверьтесь мне.

Не успела она оглянуться, как уже сидела верхом на его бедрах, оказавшись прижатой к мягкой коже его лосин.

Боже мой, Боже. Однако она не была уверена, была ли это мольба или молитва.

Между нею и его твердыми бедрами не было ничего, кроме тонкого слоя ткани ее платья и его кожаных лосин. На какое-то мимолетное мгновение в ее воображении промелькнул образ костлявой деревенской старой девы, сидящей верхом на огромном черном жеребце.

Ее сердце бешено колотилось, кровь прилила к конечностям. Кожу покалывало, а между ног выступила влага.

Он, конечно, не… не может… об этом знать.

Или повеса обладает особым шестым чувством обольщения?

«Дыши», — напомнила себе Элиза. Но у нее закружилась голова от запаха его лосьона для бритья. Голову окутал туман. Где-то высоко был яркий свет… Она чувствовала себя ненормальной, будто ее чем-то опоили.

Как еще объяснить, что разум покинул ее и она, схватив его за широкие плечи, прижимается к нему всем телом?

Она подняла глаза, и их взгляды встретились.

«Кажется, я пропала».

— Я… боюсь, что игра зашла слишком далеко, — выдохнула она.

Его рот был почти у ее губ.

— А мне кажется, что все только начинается.

Мягкий шелест листвы у него над головой не мог заглушить настойчивый внутренний голос: «Тебя ждут неприятности». Это было предостережением, но он его проигнорировал и поцеловал ее долгим поцелуем. Ее вкус был неописуемо сладким, с оттенком дикого вереска и чем-то, что он затруднялся назвать. Ему захотелось большего, и он раздвинул языком ее губы.

Она откликнулась на удивление быстро и охотно. Правила светского общества в прямом смысле слова повисли в воздухе, все мысли улетучились, словно подхваченные теплым ветерком.

Элиза. Это имя легко произносилось и очень ей шло.

Она была не хладнокровной красавицей, а, скорее, неуправляемым лесным духом. Творением природы — темных лесов, нагретых солнцем лугов, сверкающих голубых озер и быстрых речушек. В ее глазах улавливались рвущиеся наружу первобытные страсти.

Не задумываясь Гриф положил руку ей на грудь, начал ласкать медленными кругообразными движениями и почувствовал, как затвердел сосок. Из его груди вырвался непроизвольный стон, и этот звук нарушил магию момента.

Элиза открыла глаза.

— Прошу вас, сэр…

— Да, да. — Гриф неохотно отстранился.

— В-вниз, — запинаясь пробормотала она. — Мы должны спуститься вниз. Здесь опасно. Мы можем в любой момент свалиться.

«Почему у меня такое ощущение, что я уже лечу вниз кувырком?»

— Хорошо. Давайте постараемся сделать так, чтобы ваша нога твердо ступила на землю.

Он немного приподнял ее и, прижав к себе, уперся ногой в ствол дерева.

— Обнимите меня за шею и крепко держитесь, — предупредил он. — Будет немного невежливо, но по-другому нельзя.

Спускаться вниз между веток было трудно: сучки с треском ломались, кора царапала кожу.

— Ослабьте руки, — сказал он и с этими словами почти бросил ее на землю.

От неожиданности Элиза оступилась и, потеряв равновесие, села на траву.

Усмехнувшись, Гриф спрыгнул на землю и протянул ей руку, помогая встать.

— Спасибо, что спасли моего кота, — сказала она с видом оскорбленного достоинства.

— А не вас?

— Я думаю, что справилась бы и сама, — ответила Элиза. Она разгладила платье и вынула сухой лист из растрепанных волос. — Вы отвлекли меня своим рассказом о цвете освещенных солнцем древних камней.

— Да. Теперь, имея возможность лучше разглядеть ваше прелестное платье, я могу понять, что вас очень интересуют цвета, — сказал он, глядя на ее заляпанный красками наряд, — Узор просто… необыкновенный.

Элиза неожиданно смутилась.

— Я всегда надеваю старые вещи, когда…

— Когда пишете акварелью? — предположил он. — Очень практично. И какие картины вы пишете? Портреты злющих кошек? Сцены из жизни лесных друидов, совершающих свои языческие обряды?

— Я просто иногда балуюсь акварелью.

— Полагаю, вы слишком скромны, леди Брентфорд. — Он улыбнулся. — Все хорошо воспитанные леди в той или иной степени владеют карандашом или кистью, разве не так? Развивают свои таланты.

Она нервно вздохнула, хотя он и не понял почему.

— Могу я увидеть ваши работы?

— Нет! — в тревоге воскликнула она. — То есть… я не люблю показывать свои наброски.

— Ну почему же? Можете быть уверены, что я не суровый критик. Мне нравится смотреть на произведения искусства, и я знаю по опыту, что большинство женщин обожают демонстрировать свои таланты. А ваши, — еще один взгляд на платье, — просто бьют через край.

То, что он ее поддразнивает, вызвало у нее еще большее смущение.

— Нет, мои наброски не очень хороши.

Видимо, они действительно ужасны, раз она так бурно реагирует, подумал Гриф. Так что настаивать и тем самым еще больше ее смущать будет недостойно джентльмена, хотя его недавние действия вряд ли можно назвать достойными. Настоящий джентльмен не стал бы набрасываться на сестру своего хозяина на верхушке дуба.

— Простите меня, — сказал он, слегка поклонившись. — Я не хотел вас расстраивать. Если вам угодно держать в тайне свои таланты, пусть так и будет. Не смею возражать.

— Благодарю, — ответила Элиза, но все еще выглядела немного смущенно. — Если вы не против, сэр, я хотела бы привести себя в порядок, и предпочла бы сделать это без свидетелей, — сказала она, схватив свои ботинки.

Гриф не смог удержаться, чтобы снова ее не поддразнить:

— Но я уже увидел гораздо больше, чем ваши прелестные щиколотки.

— Как это не по-джентльменски — напоминать мне об этом, лорд Хадден.

— Это один из многих моих грехов. Я часто говорю то, о чем лучше умолчать в приличном обществе.

Элиза отвернулась и прикрыла глаза своими ресницами, очевидно, с тем, чтобы он не увидел, что она об этом думает.

— Да, мужчинам позволено устанавливать свои собственные правила, а женщинам, увы, нет. С нами не очень-то считаются.

Она была права. Там, где он мог легко отшутиться, для нее последствия могли стать не слишком веселыми.

Он отошел и встал за стволом могучего дуба.

— Приличия соблюдены, — сказал он.

В ответ он услышал шуршание ботинок о гравий.

— Я увижу вас за ужином? — спросил Гриф, не оборачиваясь.

— Вы с ума сошли? Сидеть за одним столом с пьяными дебоширами? Я постараюсь держаться как можно дальше от пошлых шуток и переполненных ночных горшков. — Зашуршала листва, и он услышал: — Можете выходить.

Гриф вышел на дорожку.

— А ваш брат не думает о том, удобно ли вам оказаться в подобной ситуации?

— Судя по нашей предыдущей встрече, лорд Хадден, было вполне очевидно, что Гарри не думает ни о чем, кроме собственных удовольствий. Так что желаю вам насладиться его компанией, сэр.

Он нахмурился. Она, видимо, считает его частью этого кружка. Ведь приехал же он сюда с какой-то целью.

— Вы и мой братец можете упиться до чертиков, но мне есть чем заняться вечером. — Она расправила плечи, приняв царственную позу, — это выглядело забавно, если учесть растрепанные волосы, заляпанное краской платье и зашнурованные лишь наполовину ботинки. — До свидания.

Она повернулась и пошла… хотя попытка удалиться с достоинством ей не слишком удалась — она споткнулась о толстый корень дуба.

Гриф немного подождал, а потом пошел за ней на некотором расстоянии, чтобы узнать, куда она направляется. Главный дом был в противоположном направлении.

Когда тропинка вывела его из леса, он увидел ее впереди. Она прошла под каменной аркой в огороженный стеной сад и закрыла за собой ворота.

Снова подождав, он подошел поближе.

Место было очаровательным. Освещенные солнцем каменные стены были увиты дикими розами, сверху свисали густые пучки плюща…

Плющ… олицетворяет дружбу.

Вряд ли, если учесть, какие он позволил себе вольности. Но ведь так сложились непредвиденные обстоятельства.

Ему очень хотелось отодвинуть засов и войти. Однако вопреки своим не слишком приличным комментариям по поводу случившегося он оставался джентльменом. А одиночество леди сегодня уже и так было нарушено, и не один раз.

— Черт. — Гриф заставил себя пройти мимо домика с садом. — Черт, черт, черт — бормотал он, сворачивая на дорогу к главному дому.

Леди Брентфорд была совсем не такой, какой казалась на первый взгляд.

Но поскольку она была полна решимости держать свои секреты при себе, он обязан уважать ее желания.

— Какое это все же бесстыдство. — Элиза не была совсем уверена, относилось ли ее суровое бичевание к ней или к маркизу. Она захлопнула дверь домика, чувствуя, как все ее тело дрожит от гнева и жара, вдруг обозначившегося в месте, которое она не желала признавать.

Элиза потерла руки, чтобы унять покалывание кожи. Она все еще чувствовала прикосновение его рук к ее телу и его жаркое дыхание, обжегшее ее кожу. Все в лорде Хаддене — его запах, его тело, его чувство юмора — казалось ей сверхчувственным.

Грешным.

— Конечно, он грешен, дурочка, — напомнила себе Элиза. — Он же один из этих церберов, которые пользуются в светском обществе дурной славой.

Из-под стола раздалось урчание Эльфа.

— Сладкоголосый длинноногий Люцифер, который заманивает женщин, — добавила она вслух, словно считая, что если громко произнести эти слова — это придаст им больше силы.

Господи, только полный недоумок не распознает возникшую рядом опасность.

Но ее тело, казалось, было намерено восставать против разума, хотя в глубине души она знала, что желать недосягаемого глупо.

«У меня взгляд художника на то, что такое свет и форма. Так что я прекрасно вижу в зеркале, как выглядит мое лицо. Увы, я далеко не красавица».

Даже сейчас она видела свое смутное отражение в оконном стекле. Худющая и простоватая. Где-то сильная, где-то угловатая. Мужчины предпочитают карманную Венеру долговязой, нескладной Диане, богине охоты. «А мое тело огрубело от бесконечных походов по полям и лесам в поисках цветов и трав для моих картин. Меня вряд ли назовешь образцом женской красоты».

Так думала Элиза — опыт должен противостоять воображению.

Такой человек, как Хадден, просто скучает на лоне природы, и он решил приятно провести время вдали от своих обычных развлечений и поиграть с ней в глупые игры. Если верить газетам и ее брату, у маркиза нет недостатка в прелестных дамах в Лондоне.

На этот раз Гарри прав — Хадден самый настоящий повеса.

У Элизы вырвался вздох. Неужели было неправильным разрешать ему прикасаться к ней? Даже если для него это ничего не значило?

Она знала, каков надлежащий ответ, и все же… все же…

Да, не пройдет и минуты, как Хадден забудет о ней. А ее воспоминания останутся с ней на всю жизнь. Вкус окрашенных бренди поцелуев согреет ее, когда она уединится для новой жизни в своем домике. Она будет жить одна, а компанию ей составят лишь овцы, можжевельник и, конечно, Эльф. Хулиганистый, но такой верный зверь.

«Почему я должна отказывать себе в крошечном запретном удовольствии перед тем, как уединиться? Что в этом такого?»

Мужчины ведь не отказываются. Нечестно, что им предоставлено писать общепринятые правила поведения. А потом порвать их и выбросить на ветер, если им так заблагорассудится, как только их поманит искушение.

Маркиз Хадден предлагал искушение. Шанс почувствовать страсть с человеком, который умен, привлекателен и обладает незаурядной мужской внешностью.

И несмотря на поддразнивание, он был милым. Разве Гарри или кто-либо из его друзей рискнули бы своим здоровьем, чтобы спасти кота?

Черта с два.

Отойдя от окна, Элиза села за рабочий стол и глубоко вдохнула. Временами жизнь казалась ей манящей тропой с неожиданными поворотами.

«Ладно, если уж я сверну однажды не туда, то хотя бы смогу получить удовольствие».

Из угла комнаты донеслось шуршание бумаги и обозначился кошачий хвост.

Когда Эльф скрылся под буфетом, задумчивая улыбка тронула губы Элизы. К черту последствия, решила она. Шансы почти на нуле, но если представится случай поцеловать Хаддена, она его не упустит. И кот ее в этом поддержит.

 

Глава 3

Гриф снял пальто и бросил на стул. Потом ослабил узел галстука и уловил слабый аромат: жасмин и клевер, мед и вереск. Необычный. Такой же, как сама леди Брентфорд.

Он улыбнулся. Необычный. У него был большой опыт по части экзотических свиданий, но он не припомнит, чтобы у него когда-либо произошла любовная встреча на дереве.

Он правильно сделал, что приехал сюда, несмотря на перспективу провести скучнейший вечер. Великолепные сады и интригующая вдова стоили того, чтобы провести время с Литом и его невоспитанными друзьями.

Он знал, что у него была репутация отчаянного повесы, вызывавшая восхищение будущих прожигателей жизни. И он довольно терпимо относился к зеленым юнцам, пытавшимся привлечь его внимание. Но в Лите было что-то такое, что настораживало. Этот парень был слишком шумным, слишком разнузданным, слишком непредсказуемым. И это у такой-то сестры!

Возможно, на его мнение повлияли комментарии Элизы и промелькнувший в ее голубых глазах страх, когда они увиделись впервые. Было очевидно, что ее беспокоило нечто большее, чем мальчишеские эскапады.

В дверь постучали.

— Какого черта? — нахмурился Гриф.

— Извините, сэр. — Из гардеробной появился его камердинер. — Джентльмены настаивали, а я не был уверен, хотите ли вы, чтобы я их остановил.

— Господи, — прорычал Гриф, глядя на свисавшее с потолочной балки какое-то странное сооружение из меди и розового дерева, — а вы хотя бы знаете, в чем дело, Прескотт? О чем идет речь?

Камердинер протянул ему записку.

Гриф, немного поколебавшись, развернул бумагу.

«Мой дорогой Хадден, — прочел он, уже оскорбленный такой фамильярностью. — В честь того, что вы приняли мое приглашение погостить в моем поместье, мне хотелось убедиться, что вы не находите деревенскую жизнь слишком скучной. Зная вашу смелость в отношениях с противоположным полом, я стал искать какой-нибудь особенный подарок, который бы вас развеселил, и нашел эту забавную турецкую штуковину в магазине, который обслуживает джентльменов, склонных к приключениям. Я уверен, что вы найдете покладистую девицу, пожелавшую примерить эти кандалы, когда сегодня вечером мы отправимся в местную таверну. Как видите, я не жду, что гости Лит-Эбби будут вести себя как монахи (Ха, ха!)».

— Скотина. — Гриф скомкал записку и швырнул ее в огонь.

— Здешняя прислуга, кажется, с этим согласна, милорд, — пробормотал Прескотт.

— Вот как? — Ангельская внешность камердинера никак не вязалась с тем, что в прошлой жизни Прескотт был карманником. Однако он обладал многими неоценимыми достоинствами, одним из которых было умение добывать информацию не хуже сыщиков полицейского суда Лондона. Это умение не раз выручало Грифа во многих деликатных ситуациях. — И почему же?

— По мнению домоправительницы, молодой хозяин не занимается поместьем и опустошает семейную казну неумеренной карточной игрой, — ответил Прескотт. — За последний год уволились несколько слуг, которым задолжали плату. Те, кто остался, — это небольшой круг верных семье слуг, которые служат здесь еще с тех пор, когда лорда Лита не было на свете. — Прескотт фыркнул. — Они все недовольны тем, что он приглашает сюда гуляк, которые устраивают здесь пьяные оргии. Слуги считают, что это вдвойне неприлично, поскольку его сестра — единственная воспитанная леди в этом доме и нет никого, кто защитил бы ее от пошлых ухаживаний.

Гриф откашлялся.

— Но почему она здесь живет? Ведь она вдова. Разве покойный муж ее не обеспечил?

— Скорее всего он был еще большим распутником, чем ее брат, и оставил ей совсем немного. Земли были заложены и… — Прескотт запнулся. — Домоправительница не знает всех деталей, кроме того, что леди Брентфорд не хотела быть зависимой от наследника мужа.

Неудивительно, что ее отношение к мужчинам весьма… настороженное.

— Похоже, что она очень любит поместье и его роскошные сады, — продолжал камердинер. — И только благодаря ее усилиям и жесткой экономии это поместье еще как-то держится на плаву.

— Молодец, Прескотт, — похвалил Гриф камердинера. — В любой ситуации полезно знать, что к чему.

— Спасибо, сэр. Приготовить ваш синий камзол к ужину?

— Да. После этого ты можешь быть свободен. Я слышал, что в таверне очень хорошие барменши и там подают отличный портер.

Камердинер позволил себе слегка улыбнуться.

— Вы уверены, что после ужина вам не потребуется моя помощь?

Гриф покачал головой:

— Я не собираюсь идти в таверну с Литом и его друзьями. Я намерен уйти рано, заняться чтением и не хочу, чтобы мне мешали. Так что насладись парой пинт эля, а увидимся мы утром.

— Хорошо, сэр, — ответил Прескотт и, поклонившись, удалился.

Гриф посмотрел на висящую над кроватью экзотическую игрушку, и ему захотелось сорвать ее. Но потом решил, что эта безделица не стоит хлопот. Лучше он распакует чемодан с книгами.

Элиза зашла в дом через кухню, желая быть как можно дальше от буйного веселья в гостиной. Случай, произошедший несколько месяцев назад, научил ее тому, что Гарри не умеет — или не хочет — обуздывать своих друзей, и она боялась, что все может повториться.

Это было оскорбительно. Чтобы так называемый джентльмен вел себя как животное в отношении сестры хозяина…

У Элизы дернулись губы.

Но случай с Хадденом… это совсем другое.

Однако возникал вопрос — почему Хадден сносит общество Гарри и его друзей. Ей трудно было себе представить, что у маркиза могло быть что-либо общее с этими молокососами, несмотря на его репутацию повесы.

И все же… он здесь.

У нее не было объяснения этому противоречию.

Мужчины. Маркиз был не единственным человеком, вызывавшим недоумение. Лорд Брайтон, лидер группы молодых людей, к которой принадлежал Гарри, вдруг начал оказывать ей знаки внимания. Не то чтобы он как-то слишком неприлично ухаживал, но от его холодного, оценивающего взгляда ей становилось не по себе. А его слова подразумевали…

Тряхнув головой, чтобы перестать думать о мужчинах, она решила снова заняться сборником статей, который пришел по почте от мистера Уоткинса. К счастью, читать и оценивать статьи было нетрудно. Стиль автора был легким, даже лиричным, а его наблюдения и понимание пейзажа вызывали много хороших мыслей.

Может быть, автор — женщина? Уоткинс сказал, что автор до поры до времени пожелал остаться анонимным. По мнению Элизы, это определенно указывало на женщину.

Да, у женщин много причин скрывать свои таланты… Одной из них были, конечно, деньги. Это несправедливо, что женщины не имеют возможности контролировать свои собственные финансы. Другая причина — предрассудки покупателей книг. Женщина имеет право быть талантливой в искусстве. А вот писательство — дело, требующее умственного напряжения, — считалось не только неподобающим для леди, но и слишком обременительным для женского ума.

Ха! Будто мужчины по определению умнее, чем женщины, только потому, что у них есть то, что называют… достоинством.

Она свернула из кухни в полутемный коридор, когда чья-то рука схватила ее за рукав.

— Куда это вы так спешите, леди Б-брентфорд?

Элиза узнала в нем одного из пьянчуг, с которым Гарри подружился в Лондоне. За последний год он и его кузен лорд Брайтон были у них в поместье частыми гостями. Элиза попыталась вырваться.

— Прошу отпустить меня, мистер Пирс.

В ответ он лишь притянул ее ближе.

— Ну же, Элиза, мы ведь старые друзья. — Его речь была косноязычной, он дышал перегаром, стараясь поцеловать ее. — Один поцелуй. Вдовам позволено небольшое развлечение.

— Я сказала, чтобы вы отпустили меня, сэр.

Он рассмеялся:

— Леди всегда разыгрывают комедию, протестуя. Что ж, я вам подыграю.

Она изо всех сил наступила каблуком ему на ступню. Он взвыл от боли, и она вырвалась.

— Будьте уверены, я не считаю пьяное приставание ко мне развлечением.

— Черт! — воскликнул он, а потом тихо выругался крепким бранным словом. — Вы должны благодарить меня за внимание к вам. Вы уже не первой молодости. — В мерцающем свете канделябра она увидела его отвратительную улыбку. — Если хотите знать, вы товар второго сорта.

— Значит, вы окажете мне честь, если задерете мне юбку? — с сарказмом поинтересовалась Элиза.

— Гарри всегда говорил, что вы умная девушка. — Его улыбка стала еще наглее. — Вижу, что вы понимаете, какая честь оказаться в постели с настоящим джентльменом.

— Как же, понимаю.

— Я приду к вам попозже. Никто не узнает нашего небольшого с-секрета.

— Мистер Пирс, слушайте меня внимательно…

Он пошатнулся, пытаясь схватить ее за грудь.

Она оттолкнула его руку.

— Если вы придете в мою комнату, я отрежу ваш прибор ржавой бритвой — это и будет наш секрет — и выброшу его воронью, которое обитает в развалинах.

У него отвалилась челюсть.

— Отлично. Вы меня поняли. А если нет… — Элиза оттолкнула его, чтобы пройти. — Потеря будет невелика.

Пирс не пытался ее остановить, но когда она завернула за угол, он пошел за ней, бормоча:

— Вы считаете себя очень умной, леди Б-брентфорд и держитесь высокомерно. Но погодите. Вы за это заплатите… дорого заплатите.

— Лорд Хадден, позвольте налить вам бренди. — Лит помахал бутылкой, увидев, что в гостиную вошел Гриф. — Вам придется поторопиться с выпивкой, чтобы догнать нас. Пока вы гуляли по сухим скучным дорожкам, мы уже начали полоскать горло, чтобы смыть дорожную пыль.

— Похоже на то. — Гриф взял стакан, но не поднес его к губам. — У вас здесь интересно. Как я понимаю, дизайн ландшафта принадлежит некоему Брауну, известному своим умением создавать шедевры.

Лит смотрел на Грифа непонимающим взглядом.

— Браун? — повторил один из друзей виконта. — Это не тот жокей, который выиграл четвертый заезд на скачках в Ньюкасле? По-моему, очень толковый парень — благодаря ему я выиграл сто фунтов.

— Хо-хо, Пирс, вот это здорово!

— Посадки немного запущены, — сказал Гриф, не обращая внимания на пьяный хохот. — Вам следовало бы следить за ними.

Лит пожал плечами.

— Я лучше потрачу свои деньги на что-нибудь более интересное, чем кусты и цветы. — Подмигнув Грифу, он добавил: — Вроде подарков для своих друзей, чтобы они здесь не скучали.

Гриф увидел, что все головы повернулись к нему.

— Мы тут решили, что вам понравится немного поразнообразить свой сексуальный опыт, Хадден, — сказал Пирс.

— Мне не нужна помощь в постели, — холодно заметил Гриф. — А если и нужна была бы, я не обратился бы к таким щенкам, как вы.

— Я… мы… не хотели вас оскорбить, милорд, — заикаясь сказал Лит. — Это была шутка.

— Да, да, конечно шутка, — хором откликнулись остальные.

Гриф сделал глоток бренди, стараясь подавить желание ударить Лита сапогом в зад.

Наступила неловкая пауза. Один из юнцов, видимо, для того чтобы ее прервать, кашлянул и сказал:

— Как вы считаете, сколько раундов продержится немецкий Гигант против шотландского Увальня?

Началась дискуссия о достоинствах этих боксеров и кто победит в завтрашних боях.

Гриф подошел к двери на террасу и стал наблюдать через стекло закат.

«Выдержка», — отругал себя Гриф. Его собственное поведение было не слишком похвальным — он принял приглашение виконта, а отплатил тем, что заигрывал с его сестрой и грубо разговаривал с друзьями хозяина дома.

«Не очень-то хорошо ты вел себя, Гриффин».

Несмотря на то что внешне он нарушал правила приличия, существовал некий кодекс чести, который нельзя нарушать.

— Примите мои извинения, если я вас обидел, лорд Хадден. — Лит встал рядом с Грифом, придав своему лицу выражение раскаяния. — Мои друзья и я лишь хотели развеселить вас. Если мы зашли слишком далеко, мы искренне об этом сожалеем.

— Давайте забудем, — сказал Гриф. — Я не собирался ссориться с вами. Я немного устал с дороги, вот и все.

Лит облегченно вздохнул.

— Конечно. Давайте я налью вам еще бренди. Я приказал принести из погреба марочный коньяк. Надеюсь, он вам понравится.

Гриф позволил Литу наполнить стакан. Может быть, сегодня он позволит себе вернуться к своим прежним привычкам и выпьет больше, чем это делал в последнее время.

У него было чувство, что вечер будет долгим и очень скучным.

— Пустоголовые бездельники, — пробормотала домоправительница, швырнув еще одну льняную салфетку на все растущую кучу использованных.

— Что-то не так, миссис Хиллхаус? — спросила Элиза, заглянув в кладовку для белья.

— Не так с мозгами у вашего брата.

— О Господи, что он сделал на этот раз?

— Я не совсем уверена. Уилкинс намекнул на какую-то неприличную вещь, которую они поместили в комнату нашего нового гостя.

— Вы имеете в виду лорда Хаддена?

— Да, его. Посчитали это чем-то вроде шутки.

— Понятно. — Она посмотрела на груду грязного постельного белья и вздохнула. — Гарри просил вас дополнительно работать на его гостей?

— Он сказал, что все джентльмены должны иметь утром свежие полотенца возле умывальников — будто они остановились во дворце Кублай-хана.

Элиза постаралась скрыть улыбку. Вечерами, пока миссис Хиллхаус занималась шитьем, Элиза читала вслух книгу об экзотических путешествиях Марко Поло, и с тех пор домоправительница полюбила все восточное.

— Давайте я помогу вам и отнесу полотенца наверх и разложу их, чтобы вам не пришлось лишний раз подниматься по лестнице.

Лицо домоправительницы исказил ужас.

— Разрешить вам приблизиться к этим хищникам? Нет, даже слышать не хочу. Пусть это сделает Уилкинс, раз уж он перестал таскать бутылки из погреба.

— У Уилкинса еще больше болят колени, чем у вас, — мягко возразила Элиза. — Я иду в свою комнату, так что для меня не составит труда завернуть на минутку в западное крыло, прежде чем я окажусь в безопасной гавани восточного.

Однако Элиза, по-видимому, не убедила миссис Хиллхаус.

— Я видела, какими глазами на вас смотрит мистер Пирс. И мне это совсем не нравится. У него вообще противный вид.

— Я уверена, что он не посмеет сделать что-либо непозволительное под крышей этого дома. Вам нечего беспокоиться, тем более что джентльмены сейчас ужинают, и это надолго.

— Да, но…

Элиза схватила полотенца.

— Никаких «но». Я все сделаю.

— Обещайте мне, что запрете свою дверь. Молодая порядочная леди не может чувствовать себя в безопасности, если эти дикари шляются по коридорам в любое время суток.

— Не волнуйтесь, миссис Хиллхаус, и спокойной вам ночи. Я сумею о себе позаботиться.

Элиза воздержалась от возражения, что она не такая уж и молодая и, в сущности, не может считаться порядочной. Порядочная леди не захотела бы увидеть, что за экзотический предмет находится в комнате лорда Хаддена.

Она поднялась по лестнице для слуг, а потом пошла на цыпочках по коридору, где были расположены гостевые комнаты. Нигде не было ни души: слуги, очевидно, ужинали на кухне.

Элиза быстро разложила полотенца по комнатам, оставив комнату маркиза напоследок. Она тихо постучала в дверь и прислушалась.

Тихо.

Она вошла и зажмурилась от яркого света непогашенной лампы. Это было расточительством, которое они не могли себе позволить. Черт бы побрал Гарри с его мотовством.

Оглядевшись, Элиза заметила несколько книг и папку с бумагами на секретере, но, не останавливаясь, прошла в спальню, чувствуя себя немного виноватой за то, что вторгается в личные покои Хаддена. Если бы кто-либо позволил себе такое в отношении ее, она была бы в бешенстве.

«Я просто положу полотенце и только взгляну на этот предмет, — уверила себя Элиза. — И сразу же уйду».

Всего несколько минут.

В углу за ширмой она увидела умывальник, на котором между кувшином и тазом лежал кусок дорогого мыла. В отличие от ее брата лорд Хадден, очевидно, любит порядок. Все туалетные принадлежности — щетки для волос, бритвенный станок и коробочка с лезвиями — были аккуратно разложены перед зеркалом. На спинке стула висел халат из черного шелка с рисунком из крошечных красных драконов.

Красный дракон был символом Уэльса, вспомнила Элиза. А еще она вспомнила, что где-то читала, что мать Грифа вела свою родословную от одного из королей Уэльса. Вот откуда у него такая знойная внешность и красивые зеленые глаза, не говоря уже о необычном имени.

Гриффин…

Такое имя не забудешь, как и его самого. Однако из сплетен она узнала, что не звучание редкого имени маркиза Хаддена так волновало светских женщин, а его неутомимость в постели.

Вздохнув, Элиза обернулась, чтобы посмотреть на огромную, под балдахином, кровать с резными деревянными столбиками цвета выдержанного виски. Ее взгляд скользнул по стеганому покрывалу и подушкам у изголовья. Ничего необычного. Эротической вещицы нигде не было видно. А рыться в ящиках или открывать шкафы она не собирается. Ее неуемное любопытство и так завело ее слишком далеко.

Она уже собралась уходить, когда от ветерка над ее головой что-то тихо зазвенело. Она подняла глаза.

— Боже милостивый, — прошептала Элиза и обошла кровать, чтобы получше рассмотреть предмет, свисавший с потолочной балки. — Боже мой.

С толстой перекладины полированного розового дерева, инкрустированной крошечными жемчужинами, свисала пара бронзовых наручников.

Завороженная, Элиза подошла ближе и только тогда заметила толстую шелковую веревку, продернутую через блок в потолке и привязанную к резному столбику в изголовье кровати. Словно против ее воли рука развязала узел. Веревка скользнула вниз, опустив перекладину, а Элиза снова крепко ее завязала.

Легкий ветерок донес из окна аромат жасмина, и она почти вообразила себе, как волшебный ковер перенес ее в турецкий гарем.

Разве это такой уж грех — дать волю своей фантазии?

Не дожидаясь ответа, Элиза подняла юбки и взобралась на кровать. Встав на колени под наручниками, она повернулась лицом в сторону подножия кровати.

— Не верится, что я это делаю, — пробормотала она и потрогала блестящие наручники. Они были гладкими и прохладными, но когда она просунула в них руки, оказалось, что внутри они были подбиты мягчайшим бархатом.

Интересно.

— Это порочно, это вульгарно, это…

Клик.

— О нет, — прошептала она.

Нет. Нет. Нет.

Элиза начала вертеть запястьями то вправо, то влево. Никакого результата. Должен же быть где-то спрятан замок. Если она успокоится и начнет рассуждать здраво, она найдет эту пружину.

«Думай.

Думай».

Она тянула, вертела… снова и снова…

А потом начала читать молитву. Но на неподдающиеся челюсти полированного металла это не произвело должного впечатления.

Словно для того, чтобы добавить к ее неприятностям еще одну, от порыва ветра погасла свеча. Теперь комнату освещал лишь слабый диск луны. Стараясь успокоить нервы, Элиза удвоила свои попытки открыть замки наручников.

Клик.

Если бы этот звук был совсем рядом, она обрадовалась бы. Но она услышала, как открылась входная дверь в дом, а потом раздались шаги, и ее охватила паника.

Гриф подошел к туалетному столику и поставил на край свечу. Какая-то мрачная тишина нависла над комнатой. В полуоткрытое окно ветерок доносил аромат цветов.

Гриф принюхался. Жасмин и еще какой-то запах, показавшийся ему знакомым. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, и в его голове вдруг возник образ.

Прядь золотистых, как мед, волос, длинные стройные ноги, груди, как идеально очерченные спелые персики.

Вздохнув, Гриф поставил стакан с бренди рядом со свечой. Он выпил больше, чем собирался, но его решимость не напиваться ослабевала от банальной болтовни Лита и его друзей. Глупые скучные юнцы с их неинтересными пороками. У него челюсти болели от того, что он стискивал их, чтобы воздержаться от грубых замечаний. Он сам виноват: раз он принял приглашение, то не имеет права брюзжать.

Но как же это было трудно.

К счастью, остаток ночи он может провести в спокойном одиночестве. Он развязал галстук и снял рубашку…

Неожиданно ему послышался какой-то шум. Он замер, прислушиваясь. Это, наверное, ветер шевелит шторы, решил он.

Он стянул сапоги и поставил их у столика, чтобы Прескотт их утром почистил. Потом расстегнул брюки и бросил их на стул.

Еще один звук. На этот раз он был похож на писк.

Гриф насторожился. Должно быть, мыши. Поместье выглядело здорово запушенным.

Но это не его забота. Он снял трусы и ногой отбросил их в сторону. Взяв свечу, он повернулся к кровати, намереваясь откинуть покрывало и взбить подушки, прежде чем взять какую-нибудь книгу.

— Какого черта…

Дрожащее пламя выхватило из темноты юбки и растрепанные кудряшки.

— Какого черта, — повторил он, оглядывая вытянувшуюся женскую фигуру.

— Вы, случайно, не видели где-то здесь моего кота? — пропищала Элиза.

 

Глава 4

— Похоже, этот чертенок опять что-то натворил, — сказал Гриф.

Элиза кивнула. От смущения у нее так перехватило горло, что она боялась сказать хотя бы слово.

— Может быть, вам следует водить этого демона на поводке?

— К-кошки не любят, когда ограничивают их свободу, — прошептала она. — Они слишком… любопытны.

— Припоминаю, что есть старая поговорка, что любопытство сгубило кошку.

— Вот поэтому у кошек девять жизней.

Гриф хихикнул, явно не придавая значения тому факту, что на нем нет никакой одежды.

— Отличное замечание. — Его взгляд остановился на украшении под потолком. — Интересно, сколько жизней у женщины. Похоже, что вы можете застрять здесь надолго.

— Не смешно, — сказала она сдержанно.

— Пища, еда, — размышлял он вслух, притворившись, что не слышал. — Это может стать страшной проблемой.

Элиза облизнула губы.

— Хочется пить?

Она закрыла глаза и судорожно выдохнула.

— Продолжайте веселиться, сэр. Думаю, что я это заслужила за то, что оказалась такой глупой.

Он поднес стакан с бренди к губам и сделал большой глоток янтарного напитка. У нее еще больше пересохло во рту.

— Хотите глоток? — Он поднял хрустальный стакан. Лунный свет высветил скульптурные контуры его мышц, плоский живот, растительность на лобке…

— Это?..

— Татуировка? — закончил он. — Да. Довольно большая. Хотите рассмотреть ее поближе?

«Нет. Да».

Очевидно, он принял ее молчание за предложение подойти к ней.

Он взобрался на кровать. Почему он выглядит таким невероятно грациозным при таком мускулистом теле и большом росте? Он напомнил ей храмовые скульптуры, привезенные из Греции лордом Элгином. Изображения богов-воинов, выполненные из идеально гладкого мрамора.

В отличие от них она еще никогда не чувствовала себя такой смешной и неуклюжей.

Гриф опустился, расставив колени.

— Видите? Это дракон.

— Оч-чень большой дракон, — прошептала она, стараясь не отрывать взгляда от татуировки.

— Это вышло потому, что я был без сознания во время процесса. Мой друг Кэмерон заплатил художнику двойную цену, чтобы он укрупнил рисунок. — Он усмехнулся. — Поверьте, вы не единственная, кто когда-то совершал… страшную глупость.

Элиза не могла оторвать глаз от татуировки. Раздвоенный хвост дракона обвился вокруг пупка Грифа, при этом его гибкое тело вывернулось вниз, пасть была широко раскрыта, так что были видны изогнутые зубы и красный язык, направленный…

Элиза подняла глаза.

— Как вам?

Она покраснела.

— Я имею в виду искусство.

Пытаясь сделать вид, что разглядывание нижней части голого мужского тела — это для нее обычное дело, она ответила:

— Впечатляет. Было больно?

— Страшно. Особенно здесь. — Гриф провел пальцем по месту под пупком. — В этом месте кожа особенно чувствительна.

Элиза понимала, что он намеренно ее провоцирует. «Не реагируй, — сказала она себе. — И постарайся не смотреть».

Но ее разум был глух, и она проследила глазами за его длинным пальцем.

Татуировка действительно была выполнена весьма искусно. Художнику удалось создать впечатление силы и вместе с тем изящества. Язык казался почти живым. Он слегка подрагивал даже при чуть заметном движении кожи. И тогда…

Более заметное движение вызвало шевеление жестких курчавых волос у него в паху. А когда он немного переменил позу, уже нельзя было скрыть возбуждение его плоти.

— Повеселились, и хватит, лорд Хадден, — прохрипела она. — Вы продемонстрировали свой ум и посмеялись над моей глупостью. И были правы. Настало время освободить меня от этих проклятых наручников.

— И вы знаете как? — Он удивленно поднял брови.

— Нет, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Это вы эксперт в сексуальных шалостях, не так ли?

У вас наверняка есть какие-нибудь идеи.

— Мне надо рассмотреть наручники поближе.

Маркиз придвинулся голым телом к Элизе, и она почувствовала, что между ног у нее будто вспыхнул огонь. По спине между лопатками потекли струйки пота, а костяшки корсета впились ей в бока, словно раскаленные железные прутья.

— Хмм.

Он поднял руку, чтобы изучить деревянную перекладину, при этом его плоть уперлась Элизе в живот.

— Лорд Хадден!

— Извините. — Гриф немного отклонился. — Послушайте, было бы неплохо, если бы вы немного расслабились, — пробормотал он. — Я не смогу снять наручники, если ваши запястья так напряжены.

— Расслабиться? — Из горла у нее вырвался истерический смех. — Для вас, очевидно, привычно расхаживать голым, а я чувствую себя последней дурой.

Он опустил руку.

— Начнем с того, что я не раздевался намеренно, чтобы оскорбить вас, леди Брентфорд. Это не в моих правилах.

— Допустим.

— Во-вторых, я не расхаживаю, а стою на коленях. Могу добавить — в моей собственной гостевой кровати. И вместо того чтобы вытянуть свое усталое тело под простынями, я пытаюсь помочь леди, попавшей в неприятную ситуацию.

— Поверьте, все это получилось совершенно случайно, — оправдывалась Элиза. — Не могли бы вы попытаться еще раз?

— Расслабьтесь, — повторил он и поднес стакан к ее губам. — Глотните.

Она глотнула. Бренди обожгло ей горло, и она раскашлялась.

— И как только мужчины могут пить такую гадость!

— Это обычный вкус, — уверил он ее. — Давайте попробуем по-другому.

Гриф опустил кончик языка в стакан, а потом слегка прикоснулся им к ее нижней губе.

— Так будет лучше. Это смягчит…

Элиза осторожно попробовала вкус.

— Не так уж и плохо, верно?

Она моргнула.

Он стал снова и снова макать язык в стакан и все дольше задерживал его на ее губe.

Пока она слизывала капельки бренди, стараясь распробовать незнакомый вкус, он наблюдал за тем, как двигается ее рот, как осторожно высовывается розовый кончик ее языка, и его плоть все больше затвердевала.

Быть беде.

Но бурление в крови заглушило голос разума. «Разве ты забыл, как сирены своими песнями заманивали корабли на скалы? Эх ты, Одиссей».

Забыв об опасности. Гриф набрал полный рот бренди и подождал мгновение, прежде чем проглотить.

Быть беде. Быть…

— По-моему, это срабатывает, — пробормотал он, дотрагиваясь до ее открытого рта. — Может, попробуем еще?

Когда он, заставив Элизу разомкнуть губы, просунул внутрь язык, Элиза вздрогнула, но лишь на мгновение, а потом, вздохнув, обволокла его язык своим. Она целовала его не просто с удовольствием — с восторгом.

Самоконтроль Грифа разлетелся на тысячи мелких осколков.

Он слегка поменял положение, расставив шире колени. Потом прошелся губами по ее подбородку, по изгибу шеи и остановился в пульсирующей ямке внизу горла.

У нее вырвался тихий стон, более похожий на шепот.

В ответ Гриф обхватил ее за бедра и крепко прижал к себе. Сдерживаться было все труднее. Да и зачем?

Опустив голову, он схватил зубами твердый сосок и, втянув в себя вместе с прикрывавшей его сорочкой, начал покусывать и сосать, чувствуя, что он все больше твердеет. Она то ли застонала, то ли о чем-то умоляла, но он не понимал, что с ним происходит, — в голове стучало предупреждение, сердце отчаянно билось от наслаждения, в паху все горело от похоти.

«Она леди», — напомнил он себе.

«А я хищный Цербер».

Ее стоны стали немного громче, все больше заглушая не слишком сильный приступ сомнения. Он перестал целовать ее и занялся крошечными пуговками корсаж.

— Пожалуйста, — глухим голосом сказала она, — не останавливайтесь.

— Не буду, — уверил он ее, удивившись и своему нетвердому голосу. — Если только вы меня об этом попросите.

Он рванул вниз платье, обнажив грудь.

— Восхитительно, — прорычал он, схватив губами розовый сосок.

Элиза выгнула спину навстречу ему и стала тереться о его твердую плоть, от чего все разумные мысли тут же улетучились. Он думал лишь о том, чтобы избавиться от ткани, разделявшей их тела.

Может, надо освободиться, избавиться от невыносимого напряжения, подумал он, и это сумасшествие закончится? Но разве у него есть выбор?

Его руки нащупали манжеты ее скромного наряда.

Тонкий муслин поддался с удивительной легкостью — швы разошлись, и рукава слетели на ковер, как подхваченные ветром лепестки.

— Так-то лучше, — пробормотал он, стягивая остатки лифа к талии. За ними последовало кружево корсета — с этой задачей он мог справиться с закрытыми глазами. Но он их не закрывал, потому что хотел следить за выражением ее липа. — Гораздо лучше.

Она облизнула губы.

Гриф почувствовал, что все это для нее ново, хотя она и была вдовой.

— Постарайтесь расслабиться и скажите, что вам нравится. Секс — это то, от чего получают удовольствие оба.

Она взглянула на него с явным удивлением.

— Ваш покойный муж никогда не думал о вашем удовольствии?

Элиза покачала головой и тихо сказала:

— Он говорил, что приличные леди не должны получать удовольствие от этого акта.

— Мерзавец, — прорычал Гриф. — Поверьте мне, получать удовольствие от секса — это самое естественное желание как для мужчины, так и для женщины. — Он дотронулся языком до соска. — Не думайте. Просто чувствуйте.

Услышав ее хриплое дыхание, он улыбнулся:

— Мне нравится форма и мягкость вашей груди.

Когда он втянул сосок, она вскрикнула, и от этого звука его окатила волна дикого удовлетворения.

Ее тело под ним расслабилось, а он, наоборот, почувствовал, что все больше напрягается. Обычно он контролировал свои страсти, но им, видимо, овладела сила, которая гнала его к неминуемому завершению.

Ее тело уже не казалось ей знакомым. Ее била дрожь от того, что странные волны накатывали на нее снова и снова. Было похоже на то, что сбываются ее самые порочные фантазии.

Не то чтобы в своих снах она никогда не воображала себе такое. Секс с покойным мужем всегда был делом нескольких минут — какое-то нелепое ощупывание в темноте. Задрав ей ночную рубашку, он несколько раз поспешно дергался, оставляя ее в недоумении. И неудовлетворенной.

Ей хотелось отвечать на физические запросы своего тела, но ее муж находил ее желания, ее пыл неприличными. Он заставлял ее стыдиться своего желания. А Хаддену это нравилось.

— О, сделай это еще раз.

— С удовольствием. — Его зубы слегка сомкнулись вокруг ее твердого соска, отчего теплая волна желания окатила ее всю целиком. Когда она снова выгнула спину, Гриф засмеялся. — Давайте избавимся от остатков этих оборок. Они только мешают.

«Я сбрасываю свою старую кожу и превращаюсь… в новое неузнаваемое существо». Ошеломленная, она смотрела на свое тело — розовое и напряженное от наслаждения.

Ее охватило какое-то первобытное ощущение — каждая клеточка была беззастенчиво, великолепно живой.

— Так-то лучше, — повторил он и провел ладонями по ее телу. — Чудесно, — пробормотал он, остановившись на ее бедрах, а потом быстро прижал ее к себе, так что его горячая твердая плоть уперлась ей в живот.

Как же хорошо!

Элиза почувствовала, как внутри ее образовался какой-то пульсирующий огонь, который следовало немедленно погасить.

— Пусть ничего не мешает ощущению плоти, прижатой к плоти другого, — прошептал Гриф. Он расстегнул подвязки, стянул чулки и швырнул их через плечо.

Элиза непроизвольно вздрогнула.

А его рука уже гладила внутреннюю сторону ее бедра, двигаясь все выше, выше…

О!

Элиза еле удержалась, чтобы не вскрикнуть, когда его рука прикоснулась к ее интимному месту. Пальцы медленно проскользнули внутрь и нашли заветную крохотную жемчужину, спрятанную в лепестках плоти.

Ее окатила волна жара. Это было хорошо. Это было прекрасно.

— Раздвинь ноги, дорогая, — сказал он, проникая все глубже.

Элиза выполнила его просьбу, чувствуя себя распутной девкой.

— Да, да, — сказала она, удивившись собственному голосу. — Да. — Она ощутила обжигающую влажность у себя между ног.

Движения становились все быстрее, все настойчивее.

— О. Хадден! — Это был стон. — Я… не знаю… что я хочу…

— Тихо. — Он коснулся ртом ее губ. — Конечно же, знаешь, — прошептал он. — Каждая женщина это знает. — Он начал ее целовать, и все мысли улетучились.

Она стала двигаться, толкаясь в его руку.

— О Господи, — прохрипел он. На какую-то долю секунды она увидела его глаза, мерцавшие словно изумруды, и вдруг поняла, что обладает чудесной силой, которая может зажечь свет в глазах мужчины.

Он убрал палец, и она, вдруг почувствовав себя обделенной, запротестовала:

— О, Хадден, пожалуйста!

В ответ раздалось рычание. Его мускулы напряглись, а бедра дернулись…

Ей казалось, что она сейчас просто взорвется от наслаждения.

Он тоже стонал. Толчки стали быстрыми и уверенными. Никогда еще не ощущала она себя настоящей женщиной.

Комната начала кружиться, а потом будто воспламенилась. Искры летели в разные стороны, обжигая кожу. Она выгнулась от наслаждения и услышала собственный крик.

Из его груди вырвался стон, и через мгновение он оторвался от нее, оставив на животе сгусток теплой жидкости.

Его тело обмякло. Он привалился к ней, обняв за талию. Он тяжело дышал, его тело блестело от пота.

Он что-то прошептал, но она не разобрала слов. Ей казалось, что она плывет по воздуху в каком-то волшебном мире.

Это было восхитительно.

Гриф пошевелился, и неожиданно ее запястья оказались свободными, а ее тело каким-то образом скользнуло в его объятия. Увлекая ее за собой, он повалился на постель.

Элиза закрыла глаза, наслаждаясь близостью их тел, терпким запахом их страсти. Она улыбнулась и уже окончательно провалилась в небытие.

 

Глава 5

В коридоре было темно и тихо. Несмотря на поздний час, Гарри и его друзья, по-видимому, все еще пировали, а остальные обитатели поместья уже мирно спали.

Затаив дыхание, Элиза пробралась по коридору до лестницы, молясь всем богам, чтобы никто не стал свидетелем ее грехопадения.

Теперь, когда разум вернулся на свое обычное место в мозгу, стыд захлестнул ее полуголое тело.

— Ты — падшая женщина, — прошептала она. Ни ее одиночество, ни ее неудовлетворенные желания не могут служить оправданием ее позорного поведения. Запахнув свое порванное платье, она быстро сбежала по лестнице, чтобы поскорее оказаться в своей комнате.

Она все еще чувствовала тепло его тела. Каждая клеточка се кожи была пропитана запахом секса.

Секс. Оказавшись у себя в комнате и задвинув за собой засов, Элиза прислонилась к двери. Она наверняка сейчас проснется и обнаружит, что все это было всего лишь сном. Она была не из тех порочных женщин, которые бегают голыми в своих будуарах. Но красные следы на ее запястьях говорили о другом. Она вела себя как отвязная девица из гарема. Нимфетка, соблазняющая мужчин, чтобы предаваться недозволенным сексуальным утехам.

«Неужели это я? Соблазняю мужчин? Свела с ума известного повесу, горевшего желанием овладеть моим телом?»

Элиза содрогнулась от отвращения. У нее, должно быть, помутился разум от алкоголя. А Хадден был просто пьян. И ему было скучно. В этом состоянии, чтобы удовлетворить свою похоть, для него сошла бы любая женщина.

«Так что не принимай это на свой счет. Мужчина есть мужчина».

— Я обычная. И практичная, — шептала Элиза, презрительно кривя губы. — На моем теле это должно было быть вытатуировано. — Зажмурившись, она швырнула свое рваное платье на пол и прижала ладонь ко лбу. — Нет. «Элиза — идиотка» — вот что должно быть здесь написано большими красными буквами. Каждый раз, как я буду смотреться в зеркало, я буду вспоминать о своем позоре.

Она еще несколько минут размышляла о своем грехе, а потом подошла к постели.

— Что сделано, то сделано, — пробормотала она. Она не может изменить прошлое, но будущее она может, она обязана контролировать. И ни за что не позволит этому странному, пугающему увлечению маркизом Хадденом нарушить ее планы. Свобода, независимость, ответственность за свою собственную судьбу…

«Больше я не поддамся. Ни за что». Когда ее врожденный практицизм наконец успокоил ее бунтующие мысли, Элиза поняла, что существует лишь один, но верный способ избежать искушения в будущем.

— Проклятие! — Голова Грифа раскалывалась от боли. Он осторожно приоткрыл один глаз. Его сознание все еще было затуманено, но другие чувства начали постепенно возвращаться. Он чувствовал, что лежит голый на смятых простынях и вдыхает запах вербены и клевера, пропитавший эти простыни. А еще он слышит тихое позвякивание у себя над головой.

Клик, клик, клик.

— Откуда этот проклятый звук… — Нахмурившись, он перевернулся на спину и заставил себя открыть другой глаз. Сверху над ним свисала ни больше ни меньше, а пара наручников.

Святые угодники!

Воспоминание о том, что произошло ночью, наконец пробило его затуманенный выпитым бренди мозг.

Он сел в постели. Может, это всего лишь галлюцинации, нелепые фантазии, спровоцированные демонами алкоголя?

Нет. Запах был слишком отчетливым. Как и лоскут ткани, валявшийся на подушке.

Только этого недоставало. Вид этого лоскутка муслина сразу же вызвал в памяти все: колеблющийся свет свечи, обжигающий горло бренди, мучительные желания. Он застонал. Податливое тело, пылкая страсть, выдававшая глубоко спрятанные тайны.

Невероятный экстаз.

— Боже мой, — произнес он вслух. — Как же я мог оказаться таким олухом?

У него перехватило горло от раскаяния. Но он сожалел не о том, что произошло — это было нечто возвышенное, прекрасное, — его охватил стыд за то, что он подло воспользовался ситуацией. Гриф откинулся на подушки, отлично понимая, что не имеет морального права обвинять Лита в своем собственном падении.

«Вряд ли я могу теперь считать себя человеком чести».

Честь. Он сглотнул, стараясь избавиться от тошнотворно кислого вкуса во рту.

Дверь тихо открылась, но даже этот еле слышный звук отозвался у него в голове словно удар грома.

Его камердинер поставил поднос с чаем и молча начал прибираться: аккуратно повесил камзол и бриджи на спинку стула.

Мятая рубашка и галстук отправились в какой-то ящик, женский чулок, обмотанный вокруг деревянной стойки…

— Прескотт, выбрось это незаметно.

— Разумеется, сэр. — Камердинер покосился на наручники, но у него хватило такта воздержаться от комментария. Сунув лоскут в карман, он подошел к окну и раздвинул шторы.

— И начинай паковать вещи, — приказал Гриф, вздрогнув от яркого света. — Немедленно.

— Разве вы не останетесь на состязания?

— Нет, я должен уехать сегодня утром. Можешь передать Литу… — Гриф потер виски. — Черт, скажи ему что хочешь!

— Хорошо, сэр. Я скажу, что нам надо возвращаться в Лондон по срочному делу.

— И, Прескотт… Не мог бы ты спросить у домоправительницы, встала ли леди Брентфорд? Я должен с ней переговорить до отъезда.

— Я могу вам ответить уже сейчас, милорд, — сказал Прескотт. — Леди уехала рано утром. Кажется, у нее привычка регулярно навещать свою бывшую гувернантку в Харпдене и присутствовать на ежемесячных собраниях Оксфордского общества садоводов.

Гриф приподнялся на локте.

— А она и намеревалась уехать сегодня утром?

— Нет, милорд. Она решила уехать на несколько дней раньше. Но домоправительница сказала, что в этом нет ничего необычного, особенно если леди намерена делать в городе покупки.

Интересно, что это за покупки, подумал Гриф, подавив чувство вины. Наверное, новое муслиновое платье и пара шелковых чулок.

— Понятно. — Откинув простыню, он сел, опустив на пол голые ноги. — Тогда нам незачем откладывать наш отъезд. Пожалуйста, сообщи на конюшню, чтобы через полчаса была готова моя двуколка, а ты сможешь потом не спеша отправиться с моим багажом.

Прескотт кивнул.

— Вам понадобятся перо и бумага, сэр?

— Зачем?

— Я подумал, что вы захотите оставить для леди записку.

«И что я напишу?

Как было восхитительно раздеть вас в своей постели? Мне очень понравилось, что вы полностью отдались своей страсти. Я с нетерпением буду ждать, когда опять смогу избавиться от своей одежды вместе с остатками совести и повторить все сначала. С уважением. Ваш мерзкий Цербер».

— Никакой записки, — прорычал Гриф. — Принеси чашку кофе, и все.

Спустя короткое время Гриф уже был по дороге в Лондон. Дождь, который хлестал за окном кареты, вполне соответствовал его собственным бушующим мыслям и чувствам. Безрассудство — вот его порок. Он вел себя безрассудно. Не думал ни о чем, кроме собственного удовольствия.

Вот она — беда. Наплевательское отношение к последствиям своих поступков. И как он до всего этого докатился?

Он вовсе не гордился проявлением слабости. Его пьянство едва не стоило Коннору потери «Логова». Его шашни едва не расстроили свадьбу друга одной его знакомой. Но они по крайней мере знали о его недостатках и слабостях. Леди Брентфорд ни о чем подобном не ведала. То, что он воспользовался ее скрытой страстью, было бесстыдством. Ей не были знакомы неписаные правила лондонских игр. Так что в каком-то смысле он обманул ее, пустив в ход свое обаяние, чтобы соблазнить ее.

Он прекрасно знал, как действует на женщин его улыбка. Было нечестно использовать ее против ничего не подозревавшей женщины, которая, хотя и была вдовой, во многих интимных вещах оказалась совершенно неискушенной.

Было непозволительным ребячеством противопоставить беспечность ответственности. Черт побери, чем же он лучше Лита? Такой же эгоистичный и слабохарактерный.

Двуколка подпрыгивала на ухабах, а с полей его шляпы ему за воротник сбегали струйки воды и катились дальше — по спине.

Странным образом случившееся с ним не было игрой. Обе встречи с леди Брентфорд выглядели необычно — и не только из-за акробатики в ветвях дуба. Она заставила его почувствовать…

— К черту чувства, — буркнул он, уперевшись ногами в доски козел, чтобы противостоять неровностям дороги. — Все, что произошло, было совершенно необъяснимым безумием. Леди Брентфорд — умная и разумная женщина. Я уверен, что она, как и я, захочет забыть, что с нами произошло.

Карета остановилась. Сунув в чемодан тетрадь для эскизов, Элиза открыла дверцу и спустилась на землю до того, как подошел кучер, чтобы помочь ей.

— Спасибо, Джонсон, — сказала она старому слуге. — Заберешь меня в четверг.

— Да, миледи, — с готовностью ответил старик. — Если, конечно, все мы будем в рабочем состоянии. — С этими словами он ткнул кнутом лошадь, чтобы она начала двигаться.

Элиза смотрела на неустойчивые колеса кареты, думая, что это вообще чудо, что карета до сих пор еще не развалилась. Только благодаря изобретательности Джонсона и некоему горшку с загадочным клеем изношенные части — и металлические, и деревянные — еще как-то составляли единое целое.

А Гарри между тем купил в прошлом месяце новую лошадь для охоты.

Вздохнув, она открыла незапертые ворота в сад. Очень скоро единственная дорога, по которой эти незадачливые охотники поскачут, приведет их прямиком к гибели.

— Элиза! — Из зарослей глицинии показалась крошечная фигурка, казавшаяся еще меньше из-за белого фартука и огромного домашнего чепца. — Как я рада тебя видеть!

Несмотря на обрушившиеся на нее неприятности, Элиза не могла не улыбнуться этому видению в белом.

— Надеюсь, вы не против, что я приехала на день раньше. Мне следовало бы известить вас об этом, но решение пришло как-то неожиданно. — «Как и некоторые другие мои действия». — Гарри привез с собой кучу идиотов и… ну, в общем…

— О чем ты говоришь! — откликнулась старая гувернантка. — Я всегда рада тебя видеть!

— Спасибо. — Элиза быстро отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. С преувеличенным вниманием она наклонилась над клумбой с цветами. — Какие у вас прелестные анютины глазки.

Наступила пауза.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет! А п-почему вы спрашиваете?

— Потому что ты восхитилась лиловыми рудбекиями.

— Ах да. Правильно. — Элиза быстро переместилась вправо. — Я, кажется, немного устала.

— Не сомневаюсь. Сам Иов потерял бы терпение, общаясь с друзьями Гарри. — Добрая улыбка мисс Августины Хэверстик не очень сочеталась с резкостью ее слов, но своим проницательным взглядом эта маленькая женщина ввела бы в краску даже хищного ястреба.

Вот и сейчас Элиза чувствовала себя полевой мышкой, которую поймали далеко от ее норки, где она могла бы спрятаться.

— Почему бы нам не войти в дом и не выпить по чашечке чаю?

— Я не хочу вам мешать, я сама отнесу свои вещи и устроюсь, как обычно.

— Конечно. Но дело в том, что мне тоже нужна поддержка. Я только что вынула из духовки клубничные пирожные и ореховые коврижки.

В животе у Элизы заурчало. Она сбежала из дома не позавтракав.

— Я обожаю ваши коврижки.

— Мне ли это не знать, моя дорогая, — был ответ.

Это заявление прозвучало чем-то вроде благословения. Старая женщина была для нее ближе, чем любые другие кровные родственники. Если бы Гасси (так она звала Августину) сочла ее поведение за гранью приличия, ей пришлось бы просто заползти в какую-нибудь кроличью нору.

Подготовка к чаепитию — кипящий на огне чайник, звяканье не очень новой стаффордширской чайной посуды — помогла Элизе расслабиться. Уже многие годы этот уютный домик на окраине города был безопасной гаванью от всех сомнений и страхов, окружавших ее жизнь с тех пор, как она окончила школу. Гасси была мудрой наставницей, терпеливой наперсницей, верным другом.

Но даже самый близкий друг отшатнулся бы от той страшной тайны, которую она сейчас в себе носила.

Доставая из буфета поднос и салфетки, Элиза была уверена, что все еще чувствует на себе следы от прикосновений Хаддена. И удалить их, как-то смыть нельзя было ничем. Это было словно выжженное раскаленным железом тавро, которое останется с тобой навсегда.

— Перестань все пережевывать, — прошептала она себе под нос. А потом подумала, не начать ли ей писать роман, описывающий полный опасностей путь в преисподнюю и иллюстрированный увядшими цветами. Герань символизирует глупость…

— Ты что-то сказала, дорогая?

— Нет, ничего, — промямлила Элиза и начала раскладывать на столе приборы.

Августина занялась разливанием чая. Это был ритуал, который всегда успокаивал.

— Похоже, тебе надо как следует поесть, чтобы подкрепить силы.

Элиза была уверена, что ей кусок не полезет в горло, но все же, чтобы скрыть смятение, отломила кусочек коврижки. Но та оказалась настолько восхитительной… К тому же пряный вкус орехов и специй напомнил ей о Хаддене…

«Прекрати мечтать, словно глупая школьница. Ты и без того достаточно нагрешила, чтобы все время ощущать рядом присутствие Хаддена!»

— Что ты будешь делать без этих восхитительных сладостей? — пробормотала она. Она протянула руку за вторым куском, но он так и остался у нее в пальцах.

— Должно было случиться что-то ужасное, раз тебе не нравится моя коврижка, — заметила Августина.

Элиза сглотнула и попыталась улыбнуться:

— Это заметно?

Августина лишь подняла брови.

Элиза вздохнула:

— Верно. Но я не знаю, как начать.

— Начни сначала, — сказала Августа голосом учительницы.

А где было начало? В борделе? На дереве?

— Ну же, не все так плохо. — Она прикрыла руку Элизы своей — бледная кожа походила на старый пергамент. — Если ты убила Гарри, местный сквайр, возможно, закатит в твою честь грандиозный праздник.

Элиза не могла удержаться от грустной улыбки.

— Единственное, что я погубила, так это свою репутацию. — Ее губы задрожали. — Я совершила невероятную глупость.

— А-а, — сказала Гасси и положила в чай еще одну ложечку сахару. — Полагаю, что эту невероятную глупость ты совершила не одна.

Элиза покачала головой:

— Чтобы совершить глупость, о которой я говорю, определенно требуются два человека.

Полосатый котенок забрался на стол и стал обнюхивать молочник со сливками. Тактичная Гасси не обратила на это внимания. Она улыбнулась и сказала:

— Моя дорогая Элиза. Многие годы тебе пришлось жить на строгой диете, состоявшей из хлеба и воды. Если в данный момент жизни тебя тянет на сладкое — скажем, на что-нибудь, что просто сочится от крема, это совершенно естественно.

Элиза смотрела на старую деву с открытым ртом.

— Мы, женщины, скроены не из картона, как многим мужчинам хотелось бы заставить нас думать. Так что забудь, что тебе когда-то говорили. Не думай, что иметь чувственные желания — это неприлично.

— Вы так считаете?

Августина ударила ложкой по столу.

— Совершенно определенно.

Котенок возмущенно мяукнул и спрыгнул на пол.

Элиза потянулась за еще одним куском коврижки и съела его почти мгновенно.

— Как приятно это слышать! Особенно от вас.

— Я рада, что все еще могу преподать тебе кое-какие уроки. — Постукивая ложкой по столу, Гасси продолжала: — Я вовсе не хочу вмешиваться, но если ты хочешь рассказать об этой невероятной глупости, я буду рада тебя выслушать.

— Это похоже на те смешные и страшные романы — знаете, те, где описываются темные подвалы, наручники и плетки. — Элиза понимала, что болтает какой-то вздор, но решила, что это уже не имеет значения. История требовала разъяснения. — Только все произошло не в подземелье, а в спальне, предназначенной для важных гостей Эбби.

— Плетки?

— Нет… никаких плеток. Просто наручники.

— Он надел на тебя наручники?

— Нет, я сама их надела. Случайно. Это было… ошибкой.

— Ты, случаем, не пробовала грибы, которые ты собираешь для своих картинок? Такое впечатление, что у тебя галлюцинации.

— Я знаю, знаю. — Элиза опустила голову. — Существует старая поговорка о том, что правда бывает более удивительной, чем вымысел. Если вы помните, мы когда-то читали экзотические арабские сказки Шехерезады…

— Если ты собираешься мне рассказать, как какой-то красивый джинн появился из одной из бутылок бренди и изнасиловал тебя прямо на месте, я позову врача.

Элиза прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Тот джинн был не облаком ароматного дыма, а английским джентльменом во плоти.

Августина оперлась локтями на стол и наклонилась к Элизе:

— Продолжай. Он красив?

— И весьма. Высокий, мускулистый, с самыми прекрасными глазами на свете. — Из ее груди невольно вырвался вздох. — И у него огромный дракон…

— Это так сейчас называется? — прервала ее Августина. — В мое время некоторые джентльмены называли свои половые органы жезлом Авраама.

— Как ужасно! Не означает ли это, что женщина не должна насладиться актом?

Августина фыркнула, что не подобало леди. Но именно за подобную непосредственность Элиза ее и любила.

— Его также называли картофельный палец, — сообщила Августина. — И ручкой водокачки.

О, это ей понравилось. У Хаддена оказалась прекрасная ручка водокачки. Такая, что Элизе хотелось представить себе, что она служанка в таверне, чьей обязанностью было регулярно ходить к водокачке за водой.

— Знаешь, я никогда об этом не задумывалась, но все эти эвфемизмы, обозначающие пенис, часто начинаются на букву «п».

— Очень интересно, — согласилась Элиза и откашлялась. — Мне кажется… э… что вы в этом вопросе неплохо разбираетесь.

Хихикнув, Августина небрежно махнула рукой.

Они обе засмеялись, но потом неожиданно Элизу охватило чувство вины — ведь ей никогда не приходило в голову задать Августине один определенный вопрос.

— А вы когда-нибудь были влюблены, Гасси?

— О да. И очень сильно. Безумно. Но у моей семьи не было денег на приданое, а его родители требовали, чтобы он женился на деньгах. Мы собирались ослушаться их, как только Джеймс скопит достаточно средств, чтобы позволить себе иметь жену по собственному выбору. — Она замолчала и аккуратно разложила в ряд оставшиеся три куска клубничного пирога. — Но в деревне началась эпидемия инфлюэнцы, а Джеймс отказался бросить своих больных прихожан. Поэтому, моя дорогая, я и говорю, что нет ничего плохого в том, чтобы ловить момент, если появился шанс. А сейчас я уже в том возрасте, когда могу авторитетно заявить, что люди редко сожалеют о том, что сделали. А что касается того, что они не сделали…

Наступила тишина — такая спокойная и уютная, какая бывает только меж давними друзьями. Августа добавила в чайник горячую воду и наполнила чашки. Элиза задумчиво смотрела на плававшие на поверхности листочки. Где написано будущее — на этих листьях, или в загадках цыганки-гадалки, или в колдовских книгах древних друидов? А если это так, хотела бы она узнать свое будущее? Говорят, в этом кроется какая-то опасность. Судьба не любит, когда ее испытывают.

— Вы правы. Я так сожалею о том, что никогда раньше не спрашивала вас, как вы жили до того, как появились в нашем поместье.

— Пустяки! Я бы тебе ничего не рассказала. Тогда еще не пришло время, — откровенно отозвалась Августина. — А сейчас именно тот момент, но мы как-то отклонились от предмета разговора. — Устроившись поудобнее, она попросила: — Расскажи мне подробнее о наручниках.

Отпив несколько глотков чая. Элиза описала комнату и то, как нашла эту сексуальную игрушку, которую Гарри и его друзья повесили над кроватью Грифа.

— Мне было любопытно, — объяснила Элиза. — То есть в теоретическом плане. Поэтому я решила рассмотреть все поближе.

— Правильно. Не каждый день выпадает увидеть такое интересное сооружение, — затаив улыбку, заметила Августина.

— А потом… — Щеки Элизы запылали, когда она вспомнила, как Гриф снял с себя одежду и повернулся к ней. — М-м, и потом… — Она рассказала (правда, без особых подробностей) обо всем, кроме момента своего грехопадения. — А когда он спал, я выскользнула из его спальни и уехала к вам с первыми лучами солнца. — Она прижала ладони к глазам, чувствуя, как горят ее щеки. — Я бы не смогла встретиться с ним при свете дня.

— У тебя нет причины стыдиться, — уверенно заявила Августина.

— Наверное, все же есть. Небольшая. Но я была смущена. Зашла в тупик. Я почувствовала, что меня влечет к нему, а этого я не хочу.

— Понимаю. Он друг Гарри…

— Он отрицает подобную дружбу. Я точно не знаю, что привело его к нам в дом, но ему явно было неинтересно проводить время с этими сопляками. — Она насупилась. — Возможно, он приехал посмотреть на соревнования по боксу.

Августина кивнула:

— Да, мужчины просто обожают наблюдать за тем, как другие дерутся.

— Хорошо бы, один из этих мускулистых парней выбил дурь из Гарри. Вот на что я бы поглядела с большим удовольствием.

— Случались вещи и более странные.

«Вроде того как я занималась любовью с одним из самых известных в Лондоне повес».

Ее мысли, очевидно, отразились на ее лице, потому что Августина прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть улыбку.

— Он тебе понравился? Я имею в виду не Гарри, конечно, а этого лорда с наручниками.

Элиза задумалась.

— Я почувствовала себя взъерошенной. Совершенно выбитой из колеи.

— Даже так?

— Я была растрепанной. На мне все было слегка криво-косо. — Она неопределенно махнула рукой и заправила за ухо прядь волос. — Но честно говоря, мне понравилось, что не надо затягивать так туго корсет и стараться, чтобы прическа была волосок к волоску. Он смотрел на меня так, словно я и без этих ухищрений выгляжу восхитительно. — Она вздохнула. — Знаю, знаю, я говорю чушь. Ведь так?

— Нет, моя дорогая. Все правильно. Этот человек дал тебе почувствовать самую себя.

— Он меня смешил, — добавила Элиза, чувствуя, как у нее приподнимаются уголки рта. — Он не очень серьезно к себе относится. С юмором.

— По-моему, он просто очарователен. А у этого совершенства есть имя?

— Хадден.

— Тот самый Хадден? Цербер-гедонист?

Элиза кивнула.

— О Господи, — пробормотала Августина. — Это предвещает беду.

— Будто я сама этого не знаю.

— С другой стороны… — размышляла Гасси, — жизнь обычно становится невыносимо скучной, если не содержит немного перца и уксуса.

Элиза чуть было не поперхнулась чаем.

— Что бы я делала без вас, без ваших мудрых уроков и вашего остроумия, Гасси?

— Ты бы справлялась и без меня, моя дорогая. Но тогда бы мы столько не смеялись. А это плохо, потому что смех помогает преодолевать страх и уныние. Он врачует.

— Верно. По крайней мере я кое-чему научилась. Таким людям, как маркиз, не место в моей жизни. Понимаете, Хадден не единственный источник беды. Долги Гарри все растут, и я боюсь, что ситуация выходит из-под контроля. Мы на грани разорения.

Августина перестала улыбаться, выражение ее лица стало озабоченным.

— Насколько я понимаю, твой брат не желает прислушаться к голосу разума.

— Он глух ко всем моим мольбам и… я просто не знаю, что делать. У меня нет сил его контролировать. На прошлой неделе я была в Лондоне. Я остановилась у Маргарет и встретилась с мистером Уоткинсом, чтобы обсудить заказ и… — Ей пришлось сделать паузу, чтобы смыть глотком чая страх, подступивший к горлу. — На Бонд-стрит меня остановил лорд Брайтон.

— Он тебе угрожал?

— Нет, но он намекнул, что Гарри… дал ему какие-то обещания насчет моего будущего.

— Негодяй!

Это слово из уст Августины немного подняло настроение Элизы. Когда Брайтон гостил у них в поместье, он показался Элизе отвратительным. А то, что он и гнусный мистер Пирс были кузенами, лишь подтвердил ее интуитивную догадку.

— Негодяй, — повторила и Элиза, и то, что она произнесла это вслух, помогло ей немного успокоиться.

— Послушай, давай продолжим наш разговор на природе, где ветерок развеет вредные пары, образовавшиеся при упоминании этого отвратительного человека. — Августина встала и начала собирать посуду. — Я лучше соображаю, когда орудую секатором. — Прищурившись, она добавила: — Не бойся, мы что-нибудь придумаем.

 

Глава 6

Очередной ухаб вернул внимание Грифа на дорогу.

— Проклятие, — проворчал он, натягивая поводья и направляя лошадей по крутому повороту. Он все время пытался направить свои мысли и чувства как-то по прямой, но они все время возвращались то к самобичеванию, то к самооправданию.

— Ради Бога, успокойся. Ты не лишил ее девственности, — бормотал он, разыгрывая Адвоката дьявола. — Она сама сказала, что уже видела пенис.

Хотя ее покойный муж был, видно, не слишком искусен в его использовании.

— Ну и что? — в довольно резкой форме подсказала ему его лучшая часть. — Твое поведение было недостойно джентльмена.

Пауза.

— А кто сказал, что я джентльмен?

Лошади фыркнули и метнулись в сторону от неожиданно нависшей над дорогой ветки, чуть было не сбившей Грифа с козел.

— Я никогда не прикидывался святым, но это не значит, что я опустился на самое дно разврата. — Разговор с дьяволом, сидевшим у него внутри, продолжался. — Если человек не придерживается кодекса чести, значит, он ничем не лучше скользкого земляного червя, ползающего в грязи.

Ничего умного дьявол ему не ответил. Не счел нужным опровергать.

— Так что если я не желаю оказаться в грязи с головой, моя честь требует, чтобы я предстал перед леди Брентфорд и попросил прощения, а не уполз обратно в Лондон.

Гриф прислушался, не последует ли опровержение, но услышал лишь свист ветра. Съехав на обочину, он повернул двуколку в обратную сторону, подстегнув кнутом пару ни в чем не повинных лошадей.

— Да, я понимаю, что вы смущены, — сказал он, обращаясь к животным. — Так что теперь нас трое. Не унывайте!

Спустя час он уже был в Харпдене, и после того как задал несколько вопросов в одной из местных лавок, он направился в небольшой домик на окраине города. Привязав лошадей в тени бука, он открыл ворота и решительно подошел к входной двери. Не то чтобы он боялся, что его встретит расстрельная команда, хотя леди вполне могла быть настроена кое-что ему прострелить.

Он постучал несколько раз, но ему не ответили. Он отступил назад, чтобы увидеть, нет ли в окнах второго этажа какого-нибудь движения. После того как он проделал такой долгий путь, ему не хотелось уезжать, не поговорив с леди Брентфорд.

Мяу!

Звук раздавался из-за ставней чердака. Полосатая лапка появилась между деревянными планками.

Мяу, мяу…

— Почему кошки всегда попадают в беду, когда я рядом? — проворчал он. Подняв глаза, он увидел, что тяжелый железный крюк, закрывавший ставни, застрял в соломе крыши.

Мяуканье становилось все тише.

— Черт! — Сняв камзол и галстук, Гриф уцепился за какую-то почерневшую от времени скобу и полез наверх.

Со стороны домик выглядел очень уютно, но быстро подниматься по его стене было трудно. Начищенные сапоги Грифа скользили по штукатурке, оставляя полосы побелки на их темной коже, а тонкое полотно рубашки цеплялось за шипы вьющихся роз, так что один рукав оказался в конце концов разорванным. Увидев такое, Прескотт наверняка стал бы заламывать руки — при всей его сдержанности он очень близко к сердцу принимал все, что касалось предметов гардероба его хозяина.

Когда Грифу пришлось обходить трубу, сажа испачкала ему брюки. Колючие стебли соломы впивались ему в пальцы.

— Попробуй не оценить мои усилия, как это сделал другой кот, — прорычал он. — Не то я скормлю тебя аистам, которые живут на крыше.

Когда Гриф осторожно освобождал хвост кота, застрявший между планками, тот злобно зашипел, а потом, вместо того чтобы броситься прочь, забрался ему под рубашку.

— Ага, теперь я должен служить тебе лошадью и каретой, не так ли? Кем ты себя вообразил? Принцем-регентом?

Мяу!

— Повелителем Тощих Котов?

Сначала Гриф услышал лишь громкое урчание, но вдруг понял, что слышит голоса. Возбужденные женские голоса.

Мимо уха пролетел камень.

— Ты решил ограбить мой дом, ворюга? — Следующий камень попал ему в плечо.

— Перемирие! — Увидев седоволосую женщину, приготовившуюся швырнуть еще один камень. Гриф помахал белым рукавом, сдаваясь. — Уверяю вас, мои намерения благородны, мадам.

Она опустила руку.

— В таком случае что вы делаете на моей крыше?

Гриф собрался ответить, но в это время из-за кустов вышла еще одна женщина. Она посмотрела на него и сначала страшно побледнела, а потом залилась краской. Цвет напомнил ему спелые персики.

— Я полагаю, что он спасал Мышку, — сказала Элиза.

— На самом деле я спасал кошку.

— Кошку зовут Мышка, — пояснила Элиза.

— Мне следовало бы догадаться.

— Тебе знаком этот незваный гость? — поинтересовалась та, что метала в него камни.

— Да. Гасси, разреши представить тебе маркиза Хаддена. Я с уверенностью могу утверждать, что он не собирается украсть твое столовое серебро. — Обернувшись к Грифу, она сказала: — Лорд Хадден, это мисс Августина Хэверстик.

— Прошу меня простить, молодой человек, — сказала Августина. — Однако если бы вы представились как положено, мне не пришлось бы защищать свое имущество.

— Полностью признаю свою вину, — сухо ответил он. — Раз уж так случилось… и я уже наверху… у вас найдется молоток?

— Молоток? — Элиза взглянула на него с подозрением. — Зачем?

— Петли, соединяющие ставни с рамой, расшатались. Если вы передадите мне молоток, я их прибью.

— Мистер Ридинг уже давно обещал их прибить, но у него все нет времени, — вздохнула Августина. — Когда дует западный ветер, ставни так хлопают, что я просыпаюсь ночью.

— Я буду счастлив заменить мистера Ридинга.

— А вы умеете это делать?

— Я много чего умею, а уж молоток… — ответил Гриф, испытывая совсем не джентльменский восторг, глядя на то, как Элиза зарделась. — Забить пару-тройку гвоздей — это такая чепуха.

— Хорошо, милорд, — крикнула Августина. — Я сейчас вернусь.

— Я схожу за… — начала было Элиза, но ее подруга уже скрылась за углом.

— Мисс Хэверстик удивительно подвижна для своего возраста, — заметил Гриф, потирая плечо.

Эта попытка рассмешить женщину не имела успеха, и он неожиданно почувствовал себя неловко.

— Я прошу извинить за вторжение без предупреждения, но…

— Почему вы вообще здесь? — вырвалось у нее.

Хороший вопрос. И ответить на него нелегко.

Его спасла кошка. Из-под рубашки сначала появилась лапка, а потом крошечное мохнатое ушко.

— Извините. Я надеюсь, что вы не пострадали. Мышка постоянно попадает в переделки.

— Кошки имеют такую привычку.

Он не имел в виду ничего особенного, но его замечание почему-то вызвало смущение.

— Лорд Хадден, я понимаю, что мои… действия прошлой ночью могли… вы могли подумать, что я…

— Нашла! — радостно воскликнула Августина, размахивая молотком. — Я не сразу вспомнила, куда его положила.

Элиза посмотрела на Августину сердито, но старушка не обратила на это никакого внимания.

— Вот, возьмите, молодой человек, — сказала она, протягивая ему молоток.

Гриф извлек из-под рубашки пушистый комок и обменял его на молоток.

— Мышка наверняка предпочтет больше не возвращаться на это злополучное место. — Услышав, как резко вдохнула Элиза, он добавил: — Но ей не стоит сожалеть о своем приключении.

— Спасибо. — Элиза выхватила котенка из рук Гасси и отошла.

Гриф снова поднялся наверх и быстро укрепил ставни. Увидев, что и рамы расшатались, он крикнул:

— А гвозди у вас есть, мисс Хэверстик?

— Найдутся.

— Может быть, леди Брентфорд поднимется на несколько ступеней и передаст их мне? — Ей это, конечно, не понравится, но это был единственный способ переговорить с ней с глазу на глаз.

Спустя несколько минут окно с некоторым усилием с его стороны открылось.

— Это… — В руки ему был с силой брошен небольшой мешочек, и он еле успел его подхватить. — Похоже, вы решили меня убить этим предметом.

— Если вы и вправду рассердились, можете ударить меня молотком по голове. — Элиза выглянула из-за кустов. — Но сначала почините раму.

Он рассмеялся:

— Вы, как всегда, практичны.

Он достал из мешочка несколько гвоздей и, зажав их зубами, принялся за работу.

— Да, я практична, — немного поколебавшись, ответила она. — Почти всегда.

— Вы не могли бы подержать эту планку? — прошепелявил он, не вынимая гвозди.

Элиза выполнила его просьбу.

— Спасибо. Еще немного выше.

Она изогнулась и протянула руку.

— Чего вы ждете? Чтобы архангел протрубил сигнал к воскрешению из мертвых? Это будет не скоро.

— Просто важно… тук-тук… выбрать… тук-тук… правильное место. Иначе дерево может треснуть. — Гриф вынул изо рта последний гвоздь. — Уже можно не держать.

Она опустила руку и облокотилась на подоконник. Обрамленное старой деревянной рамой, ее лицо было восхитительно.

Гриф улыбнулся. Но она оставалась холодной.

— Лорд Хадден…

— Меня зовут Гриффин. Или просто Гриф.

— Не уверена, что у меня есть основания обращаться к вам подобным образом, — отрезала она. Потом ее губы дернулись, и она добавила более сдержанно: — Хотя у меня нет никакого права говорить о тонкостях этикета после вчерашней ночи, я…

— При чем тут философский спор о приличиях? — попытался вставить словечко Гриф.

— Не надо перебивать меня, сэр. Мне и так трудно извиняться за свое распутное поведение, а вы лишь продлеваете мои терзания.

Он передал ей молоток.

— Вы хотите сказать, что сожалеете о том, что произошло?

Ее губы зашевелились, но было непонятно, ответила ли она утвердительно или наоборот.

— Если под словом «распутное» вы имеете в виду что-то гадкое или низкое, я позволю себе не согласиться.

— Я вела себя как проститутка. Как бесстыжая уличная девица. — Элиза взглянула на свои руки, так крепко вцепившиеся в ручку молотка, что побелели костяшки пальцев. — Я в жизни такая практичная и уравновешенная. У меня нет привычки расставаться с моральными принципами вместе со своей одеждой.

— Нет ничего постыдного в том, чтобы иметь страстный характер, леди Брентфорд. Мы с вами двое разумных взрослых, которые поддались нашему общему влечению. В этом нет ничего плохого или неправильного. На самом деле я думал, что то, что произошло между нами, было просто замечательно.

Элиза коротко засмеялась, но глаза подозрительно заблестели.

— По дошедшим до меня слухам, вы легко поддаетесь влечению к любой юбке. Так что я не отнесу ваше лестное замечание на свой счет.

От этой отповеди он онемел. Она была права… и все же совершенно не права. То, что произошло между ними, было нечто другое.

— А должны были бы. — Он дотронулся до уголка ее рта и медленно провел пальцем по нижней губе. Такая восхитительно полная губка. И такая идеально розовая. А легкая дрожь, которую он почувствовал под кончиком пальца, вызвала в нем желание развеять ее сомнения. — Потому что в данный момент больше всего мне хочется просто зацеловать вас.

Она отпрянула и покраснела еще больше.

— П-право же, сэр, перестаньте дразнить меня своим глупым флиртом. В конце концов, это неблагородно. — Она попятилась и оказалась в тени, где черты ее лица слились в серое пятно. — Если вы закончили, Гасси хочет напоить вас на кухне чаем с пирожными. Ее коврижка вообще что-то особенное, скажу я вам.

— Как я могу отказаться от такого заманчивого предложения? Я уже спускаюсь!

— Ужасно вкусно, мисс Хэверстик. Я ещё никогда не пробовал ничего лучшего, чем ваша коврижка.

Неужели Гасси сейчас расплачется?

Элиза положила в чай еще одну ложку меда. Этот человек, если бы захотел, наверное, мог очаровать самого Сатану. Это следует запомнить. Дьявольские желания, которые шевелятся у нее внутри, должны оставаться в самых глубоких и темных уголках ее существа. Выпускать их на белый свет слишком опасно.

А еще опаснее поддерживать их тайными фантазиями.

— Возьмите еще кусочек, лорд Хадден, — предложила Августина, пододвигая к нему блюдо. — Приятно видеть мужчину, который так любит сладкое.

Услышав это, Элиза поперхнулась чаем.

— Извините, — сказала она, откашливаясь. — Чай оказался слишком горячим.

Гриф взглянул на нее из-под полуопущенных ресниц и улыбнулся, от чего у нее что-то затрепетало внутри.

— А вы не хотите?

— Нет, спасибо. От этих жирных и сладких пирожных я буду выглядеть как страсбургская гусыня.

Он медленно оглядел ее.

— Мне кажется, что у вас идеальная фигура, леди Брентфорд.

— Я не сомневаюсь, что вы знаток женских форм, — тихо ответила она.

Августина, потянувшаяся за сливками, незаметно толкнула Элизу локтем под ребро.

— Вам налить еще чаю, лорд Хадден? Или попробуете клубничное пирожное?

— Обожаю пирожные. Но увы, я тоже должен следить за своей фигурой. А то растолстею, как кабан.

Августина посмотрела на его тонкую талию и плоский живот, заметно вырисовывавшийся под тонким полотном рубашки, и фыркнула:

— Полагаю, у вас есть кому следить за вашей фигурой, милорд?

У него в глазах заплясали веселые искорки.

— Мисс Хэвсрстик, вы заставляете меня краснеть.

Резко встав, Элиза начала собирать пустые тарелки.

— Я уберу со стола, пока вы двое… — «…флиртуете», — подумала она, — пока вы обсуждаете развлечения, которыми славится Лондон.

Гриф тут же вскочил:

— Я настаиваю, чтобы вы не брали эту заботу на себя. Поскольку я насладился результатами вашего труда, самое малое, что я могу сделать, — это отнести посуду в мойку.

Он повернулся, и его широкая спина заслонила все, что было у нее перед глазами. У него немного взмокла рубашка, так что оказались четко обрисованными все мускулы.

Смутившись, Элиза отвела глаза и встретилась с задумчивым взглядом Августины.

«Не говорите ни слова», — сказала Элиза одними губами.

Гасси усмехнулась, но дружба победила, и она промолчала.

— Если вы извините меня, леди, я должен выйти и взять свой камзол. С моей стороны было неприлично сидеть в вашем присутствии в одной рубашке.

— Вы прошены, милорд, — весело отозвалась Августина. — В моем возрасте очень приятно грешить в компании с красивым повесой.

Гриф бросился к двери.

— Принимаю это как предложение сразу же вернуться.

 

Глава 7

— Так вот он какой, этот Хадден, — сказала Августина, как только не стало слышно шагов Грифа. — Господи, ты же не сказала, что он…

Элиза замахала руками, сигнализируя Гасси молчать.

— Шшш, он сейчас вернется и…

— Посмотрите, кто еще проголодался. — Гриф вскоре появился с котенком на руках. — Он хорошенько поспал и теперь требует, чтобы с ним поделились угощением.

Элиза заерзала на стуле. Непонятно, почему он так действует на ее душевный покой, ведь чем дольше она находится в его присутствии, тем спокойнее она должна была бы себя чувствовать, а вместо этого она все больше нервничает. Точнее даже сказать, делается боязливой. Словно кошка, которая пытается перепрыгнуть через горячую сковородку. По мере того как сковорода приближалась, она начинала судорожно трясти ногой.

Однако если вдуматься, ни одно разумное животное больше никогда не дотронется до раскаленного металла, если оно уже один раз обожглось.

— Я его не осуждаю, — продолжал Гриф. — Здесь так много всего вкусного, что невозможно не поддаться искушению.

Августина снова фыркнула, но на этот раз прикрыла рот ладошкой.

Элиза встала и налила в блюдце сливок для котенка.

— Как вы поняли, что Мышка — это кот? — поинтересовалась она, только чтобы отвлечься от мыслей об искушении.

— Я проверил. У него есть пипочка.

Пипочка. Она наклонилась, чтобы поставить блюдце на пол, и ее глаза оказались на уровне ширинки бриджей Грифа.

Вот тебе и отвлеклась.

— Знаете, мы с Элизой только что обсуждали тот факт, что многие эвфемизмы, которые употребляют для обозначения мужского полового органа, начинаются на букву «п», — сказала Августина. — Пипочка, причиндалы, прибор… Мне кажется это интересным. По крайней мере с лингвистической точки зрения.

— Тема выглядит захватывающей, — согласился Гриф. — Но вообще-то я могу вспомнить, что некоторые начинаются с другой буквы… но я бы воздержался назвать их в приличном обществе.

— Я всегда стремлюсь расширить свой кругозор, — ответила Августина. — Даже если это означает, что я переступаю границы так называемых приличий.

— Прошу меня простить, — вмешалась Элиза, — но этот блокнот выпал из вашего кармана. — Стряхнув прилипшую кошачью шерсть, она протянула его Грифу.

— Спасибо. — Гриф уже не выглядел таким веселым, взяв блокнот.

— Словарь неприличных слов? — небрежно поинтересовалась она, не без удовольствия заметив, что его скулы немного порозовели. Не только ему удается наступать на слабое место. — А может, это коллекция страстных любовных писем?

Улыбка вернулась, но смотрелась как-то криво.

— К сожалению, нет. Не хочется вас разочаровывать, леди Брентфорд, но этот блокнот содержит куда более прозаический материал.

— И какой же?

— Кое-какие заметки. Напоминания о некоторых делах, которые надо завершить.

Элиза почувствовала, что он уходит от прямого ответа. Но прежде чем она успела задать еще один вопрос, Августина встала и сказала:

— Я вижу, что моя кухня в надежных руках, и я могу продолжить подстригать свои розы.

— Я вам помогу…

— Ты останешься здесь и составишь его светлости компанию, — твердо заявила Гасси. — Было бы невежливо оставлять его одного.

Элиза насупилась, но ее бывшая гувернантка оставила это без внимания.

— Ты же не хочешь, чтобы он подумал, что я не научила тебя хорошим манерам.

— Конечно, — пробормотала Элиза. — Нельзя допустить, чтобы его шокировало мое поведение.

Августина лишь подмигнула ей и вышла за дверь.

Гриф подождал, когда утихнут шаги Августины, и сказал:

— Извините, я не хотел доводить вас до смущения своим глупым поддразниванием. Я вижу, что мое присутствие заставляет вас нервничать, так что я лучше уеду. Вы не проводите меня до двуколки?

Заметив, что она колеблется, он добавил:

— Вы спросили, почему я сюда приехал, леди Брентфорд, а я пока не ответил. Я приехал, чтобы извиниться. И не потому — повторюсь, — что я сожалею о том, что между нами произошло, а потому, что я воспользовался тем, что вы оказались в… безвыходной ситуации. Мне не следовало это делать.

Она опустила глаза.

— Давайте прекратим дискуссию о том, что правильно или неправильно. Нет смысла ворошить прошлое, — сказала она, не глядя на него.

— А как насчет будущего? — тихо спросил он.

Элиза начала перекладывать остатки коврижки в жестяную банку.

— Не хотите несколько кусочков на дорогу?

— Понимаю, вы мне отказываете, хотя и облекли свой отказ в такую милую форму. — Он улыбнулся. — Спасибо, но я выживу и без подкрепления.

— Гасси расстроится, если вы ничего не возьмете с собой. — Она завернула несколько пирожных в салфетку. — Вот, возьмите, сэр.

Они прошли через сад и повернули к фасаду дома.

— У мисс Хэверстик замечательное чувство цвета. — Он повел рукой, указывая на посадки вдоль дорожки. — Хотя смею заметить, что и вы приложили к этому руку.

— Как… — начала она, но потом резко остановилась.

— Потому что они похожи на те растения, что растут вокруг вашего убежища в Эбби. У вас явные способности к ландшафтному дизайну.

— Я… иногда этим балуюсь, — замялась она. — Я люблю цветы и то, как они вписываются в окружающую природу.

— Земля всегда говорит правду. Есть нечто загадочное в том, что природа заботится о каждом зеленом ростке, в котором заключен огромный потенциал.

Нахмурив брови, она на минуту задумалась.

— Ваши слова мне что-то напоминают. Это сказал один из поэтов «Озерной школы»?

Он покачал головой:

— Нет, это написал кто-то, кого не опубликовали.

— Но это выражено замечательно. Я удивлена, что вы подметили детали дизайна этого сада и того, что в Эбби. Многие не обращают на это внимания.

Он пожал плечами и засмеялся, но как-то не вполне естественно.

— Я ценю красоту во всех ее проявлениях.

Он вдруг заметил, как заблестели ее глаза. Неужели это были слезы?

У него вдруг защемило сердце от гнева. Будь проклят тот человек, который заставил ее думать, что она не прелестна и не желанна. Поддавшись импульсу, он схватил ее за запястье.

— Лорд Хадден…

У нее задрожали губы, и Гриф не смог удержаться. Он увлек ее в тень огромного бука и прижал к себе.

— Поцелуйте меня, — прохрипел он.

Элиза подняла подбородок. Дыхание стало прерывистым.

Гриф нежно прижался ртом к ее губам. Ее сердце стучало — раз, два, три… Она отшатнулась.

— Вам лучше уехать, лорд Хадден, — сказала она.

— Почему? Потому что вы хотите снова заняться со мной любовью? — Это походило не столько на вопрос, сколько на попытку соблазнения.

Он почувствовал, как она напряглась, а потом расслабилась и неохотно рассмеялась.

— Думаю, да, — призналась она с восхитительной откровенностью. — Но это было бы неблагоразумно.

Она была права. И было бы неправильно искушать ее. Но он не мог заставить себя отпустить ее.

— Вами всегда правит рассудок? — спросил он и провел большим пальцем по ее подбородку.

— Я не могу позволить себе отбросить осторожность. Это слишком опасно.

Это слово, будто змея, обвилось вокруг его сознания и не отпускало. «Опасность не должна пугать — она придает вкус жизни», — сказал он себе. И на самом деле она не могла повредить ни ей, ни ему. Она вдова, и если они будут осторожны, самое худшее, что может случиться, — это не слишком приятные подозрения.

— Если мы будем осмотрительны, никто ни о чем не узнает, — пробормотал он. — Если нам обоим это доставляет наслаждение, нет ничего зазорного в том, что у нас будет интимная связь, леди Брентфорд.

— Теперь я понимаю, почему вы с таким успехом соблазняете женщин. — Она сказала это небрежным тоном, но его покоробило. — Поскольку вы гораздо более искушены в разного рода развлечениях, вы, несомненно, правы, считая, что последствия не слишком серьезны — я имею в виду для вас, — продолжала она. — А для меня даже очень. В данный момент я не могу рисковать таким поворотом в своей жизни.

— Почему?

Она избегала смотреть ему в глаза.

— Потому что у меня другие планы.

Она явно не была намерена поделиться ими с ним.

И он этому не удивился. Он был почти незнакомцем, который все это время, что они были вместе, только и делал, что шарил руками по ее телу. И здесь нечем было гордиться. Так поступил бы каждый волокита.

«Ты джентльмен, Гриффин. А джентльмен должен уважать ее желания и уйти из ее жизни. Оставить ее в покое».

И все же…

— Вы со мной встретитесь? Просто чтобы погулять, если для вас это предпочтительнее.

— Мне надо об этом подумать.

— Разумеется.

Ее ответ был напоминанием: он должен наконец начать задумываться о серьезных вещах. Он поклялся оставить в прошлом свою разгульную жизнь. И совершить что-нибудь значительное. Мимолетная связь с провинциальной вдовушкой была бы ошибкой. Шагом назад. А он поклялся идти вперед в новом направлении. И не оглядываться.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы привести в порядок свои мысли. Потом он отвязал поводья и обернулся, чтобы попрощаться.

Она стояла в стороне и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Ее прическа немного растрепалась, воротник сидел немного криво, а подол платья слегка запылился, но в этой, по сути, незамысловатой внешности была какая-то простая, естественная красота. По сравнению с ней лондонские леди в своих модных платьях и сложных прическах выглядели как бездушные осколки полированного стекла — без всякой глубины и смысла.

Он подошел к ней и, встав радом, быстро обмотал кожаными ремнями ее запястья.

— С-сэр! — встрепенулась она.

Притянув ее к себе, он прижался губами к ее рту, погасив ее протест крепким объятием.

— Если это наш последний поцелуй, он по крайней мере должен быть запоминающимся.

С этими словами он отпустил ее и одним прыжком вскочил на козлы своей двуколки.

— Передайте привет мисс Хэверстик. Желаю вам обеим с удовольствием поработать в саду. — Лошади заржали и рванули вперед. — Я советую вам заняться цветами у дальней стены. Они в этом нуждаются.

Увидев Элизу, Августина ахнула.

— Ты с ума сошла, — начала она.

— Я знаю, знаю, — сказала Элиза. — С моей стороны было просто безумием поддаться чарам этого повесы.

— Ты сошла с ума, что не захомутала лорда Хаддена, — поправила ее Августина. — Если бы я была на пятьдесят лет моложе, я бы побежала за ним задрав юбки. А тебя била бы по ногам молотком для крикета, если бы ты тоже вздумала за ним бежать. Из ревности.

— Я никогда не опушусь до того, чтобы гнаться за ловеласом, — вспыхнула Элиза. — Каким бы привлекательным он ни был.

— Ты сошла с ума, — повторила Августина. — Он стоит того. Человек, который спасает кошек и забивает гвозди в расшатавшиеся рамы, по нынешним временам большая редкость. Такие не растут на каждом дереве. Для тебя Хадден просто идеален.

— Боюсь, что он видит наш брак не совсем в том же свете, что и вы. — Она печально улыбнулась. — Он уложил меня в постель, Гасси. Как укладывал многих других женщин. На большее он не способен.

— Когда он смотрит на тебя, в его взгляде нет похоти, — настаивала Гасси. — В нем светится чувство.

— Вы просто были без очков, — заметила Элиза.

— Ха! Он заставляет тебя улыбаться, по-новому смотреть на жизнь.

— И скорее всего заставит меня плакать, если я соглашусь с вашим предложением. Неужели вы действительно считаете, что человеку, подобному Хаддену, нужно что-то большее, чем поваляться на сеновале с красоткой? Сейчас я его заинтересовала. Но как только в наших отношениях исчезнет новизна, ему надоедят деревенские развлечения, и он начнет искать что-то на стороне.

— Мне кажется, что Хадден совсем не такой, как Гарри и его собутыльники.

— Это потому, что вы все время предлагаете смотреть на него сквозь розовые очки. — Элиза прижала ладони к глазам, надеясь убрать из памяти образ Хаддена и его соблазнительного дракона. В этом молодом человеке можно было за версту разглядеть любителя веселых интрижек.

Неудивительно, что еще библейские пророки считали таких мужчин опасными для молодых девушек.

Она произнесла про себя молитву, чтобы Господь избавил ее от искушения, и шумно вздохнула.

— Прошу вас, Гасси, мне и так нелегко справляться с Гарри и его бандой. Так что обсуждать лорда Хаддена и его обаяние, хотя этого у него не отнимешь. Но было бы безумием продолжать наши с ним отношения. К тому же мне иногда нравится думать, что я все-таки не дурра.

Про себя она добавила: потому что только дура совершает ту же ошибку дважды.

— Если ты настаиваешь, — пробурчала Августина. — Но поверь своей старой учительнице — тебе еще понадобится не один урок, чтобы понять, что такое мужчины.

— Я предпочла бы, чтобы вы меня научили, как их избегать. — Кошки и краски гораздо лучшие компаньоны. — Как только я устроюсь в собственном уединенном домике с видом на озера и горы, свободная от домогательств мужчин, у меня будет все, что мне нужно в этой жизни.

Гасси, по своему обыкновению, фыркнула.

— Солнечный свет и теплый ветерок могут согреть лишь летом. А зимы в Озерном крае долгие и холодные, моя дорогая.

— А такой человек, как Хадден, вряд ли будет сидеть у камина и греться у уютного комелька, — заметила Элиза. Она сделала паузу, представив себе его обнаженное тело, окрашенное золотисто-красным светом пламени. — Он, наверно, захочет спалить весь дом.

— Я могу себе представить кое-что гораздо более страшное, чем сгорать от страсти, — язвительно заметила Августина.

— Разве вы не должны быть Гласом Разума? Девой Мудрости?

Хитрая улыбка тронула губы Августины.

— Вот и я об этом.

— Ах, Гасси, — засмеялась Элиза. Разговор был слишком абсурдным, чтобы плакать, хотя слезы уже подступали к глазам.

— Ладно, на сегодня оставим эту тему. И так сказано слишком много, — заметила Августина, принявшись за работу.

Элиза вздохнула и вытерла рукавом щеку.

— Мне в глаз попала пыльца, — пожаловалась она.

— Надо промыть его водой, — тактично заметила Августина. — Когда ты вернешься из кухни, давай продолжим нашу работу в саду. При условии, что мы выбросим из головы коварных кошек и не менее хищных маркизов. В этом случае, я уверена, нам удастся неплохо провести день.

 

Глава 8

Он успел отъехать от домика мисс Хэверстик всего на несколько миль, как началась гроза. Дождь, сгустившиеся тучи и раскаты грома как нельзя лучше соответствовали его настроению. Ухабы на дороге, подбрасывавшие его то вверх, то вниз, совпадали с его оценкой собственного недавнего поведения…

К тому времени как он доехал до своего дома, настроение уже было по-настоящему отвратительным. Он вошел в холл и, громко выругавшись, сбросил насквозь промокшие пальто и перчатки.

Появившийся дворецкий смотрел на лужи на полу с выражением крайнего неудовольствия.

— Чай, милорд? Или вы предпочтете что-либо более крепкое?

— Горячую ванну, — еле сдерживая гнев, ответил Гриф. «И большой стакан бренди, чтобы успокоить свою совесть», — хотелось ему добавить, но он промолчал. Он и так уже наговорил сегодня достаточно. Так что незачем выставлять себя дураком перед прислугой.

— Хорошо, сэр. — Дворецкий взял шляпу маркиза и стряхнул грязь и воду с ее полей. — Мистер Дэггетт ждет вас в библиотеке, сэр. Он сказал, что вы не будете возражать, если он просмотрит кое-какие из ваших книг.

— Вот как? — Гриф состроил гримасу. — Я не знал, что он умеет читать.

— Я ничего об этом не знаю, сэр. — Дворецкий сдержанно кашлянул. — Он рассматривает те, в которых больше всего картинок.

— Черт возьми. Пойдите, пожалуйста, и распорядитесь насчет ванны. А чай принесите в гостиную. И большое сухое полотенце.

Услышав шаги Грифа, Кэмерон поднял голову.

— Я думал, что ты останешься в Оксфордшире еще на пару дней.

— Планы переменились, — коротко ответил Гриф, опускаясь в кресло у камина.

— Какая-то особая причина?

— Нет. — Он поставил мокрые сапоги на каминную решетку. — Не уверен.

— Хочешь поделиться?

— Вряд ли в этом есть необходимость.

Кэмерон стал снова рассматривать богато иллюстрированную книгу, лежавшую перед ним на рабочем столе.

— Полагаю, тут замешана леди.

— Почему ты так считаешь?

Его друг тяжело вздохнул.

— Большинство твоих эскапад связаны либо с женщинами, либо с выпивкой, но поскольку ты заявил, что сейчас почти не пьешь… — Он перевернул страницу. — Это загадочная сестра Лита?

— А ты откуда о ней знаешь, черт побери? — Гриф выпрямился в кресле. — Клянусь, мне иногда кажется, что ты родился от джинна, а не от женщины из плоти и крови.

— Не нужно обладать никакими сверхъестественными способностями, чтобы разгадать твои секреты.

Достаточно посетить «Волчье логово». — Кэмерон перевернул еще одну страницу. — Сара рассказала мне все о твоей интересной встрече со вдовой Брентфорд.

— Ничего интересного не произошло, — хмыкнул Гриф. — Мы всего лишь перекинулись несколькими словами.

— Тогда почему ты краснеешь как школьник, которого застали со спущенными штанами?

— Потому что… потому что совсем не горжусь тем, что произошло потом, — вырвалось у него.

— Ага.

Гриф ждал, что Кэмерон продолжит, но гот наклонился и сделал вид, что рассматривает цветную иллюстрацию.

— И это все, что ты хочешь сказать, после того как я раскрыл перед тобой свою душу? — обозлился Гриф. — Друг, называется.

Кэмерон чуть улыбнулся:

— Полагаю, что твоя душа была не той частью твоего тела, которую ты обнажил перед леди?

Гриф не удержался и рассмеялся:

— К сожалению, ты прав. Можешь мне поверить, но у меня не было намерения попасть в беду. — Слово «беда» начинает его преследовать. — Но попал.

— Начало становится любопытным, — заметил Кэмерон. — Продолжай.

— Если я расскажу тебе правду, ты скорее всего подумаешь, что я все это придумал, — пробормотал Гриф.

— А вот это уже по-настоящему интересно. — Кэмерон вытянул ноги. — Я жду продолжения.

Гриф покачал головой:

— Черт возьми, Кэм. Ты же знаешь, что честь запрещает джентльмену обсуждать интимные отношения с женщиной.

— Я бы очень хотел узнать все восхитительные подробности, но, конечно, вдова заслуживает того, чтобы о ней не судачили. А ты чувствуешь себя немного виноватым за то, что произошло между вами?

Гриф кивнул.

— Все же я смею предположить, что в этой любовной игре она участвовала не по принуждению.

— Нет. Но…

— Что значит «нет»? Сара описала леди Брентфорд как смелую и умную женщину. Я сомневаюсь, что она оценила бы твое покровительственное отношение.

— Покровительственное?

— Вот именно. Отдай ей должное. Думаю, она была в состоянии сама решать, что она хочет, а чего — нет. Мне кажется, что ей скорее всего до смерти надоело, что мужчины контролируют ее жизнь.

Гриф заморгал.

— Вряд ли она была девственницей, — продолжал Кэмерон. — Если бы ты лишил невинности молодую девушку, все было бы гораздо сложнее. Но вдове позволено иметь любовника при условии, что она ведет себя осторожно.

— Знаю. Она говорила, что ей уже доводилось видеть пенис. Хотя она никогда не наблюдала татуировку.

— Она ее заворожила, не так ли?

— Она сказала, что восхищена искусством художника. — Гриф встал, потому что в комнату вошел слуга с подносом с чаем, а у него вдруг пересохло во рту. — Послушай, — сказал он, когда они опять остались одни, — сколько бы мы ни шутили по этому поводу и сколько бы она ни говорила, что лучше нам обоим позабыть о том, что произошло, я все еще не могу избавиться от чувства, что мое поведение было далеко не благородным.

— Каким образом?

— Словами это выразить трудно.

— Странно. Ты очень красноречив в своих эссе, когда рассуждаешь об эмоциях и прочих тонких материях.

Гриф непроизвольно бросил взгляд на свой письменный стол, где лежали черновики его последних статей.

— Черт побери, нечего совать свой нос в мои личные бумаги, — огрызнулся Гриф, хотя был приятно удивлен похвалой друга. Кэмерон редко говорил о чем-нибудь без убийственного сарказма.

— Да, церберы известны тем, что не придерживаются строгих правил светского общества.

— Тебе кажется, что это нас оправдывает, не так ли? — пробормотал Гриф, хотя это относилось скорее к нему самому, чем к Кэмерону.

Кэмерон ответил не сразу. Отодвинув стул, он встал и налил себе портвейну.

— Прости меня, но если мы решили обсуждать мораль, мне, чтобы поддержать силы, понадобится что-либо покрепче чая.

Гриф задумчиво смотрел на огонь в камине.

Кэмерон облокотился на каминную полку.

— Поскольку твой вопрос прозвучал не просто риторически, я тебе отвечу. — Он на мгновение задумался. — Не упрекай себя слишком строго. Человеку не так легко меняться.

— Это ты говоришь по собственному опыту?

— В какой-то степени. — Губы Кэмерона изогнулись в ироничной улыбке.

Гриф вздохнул.

— Почему тебе обязательно надо выглядеть таким чертовски загадочным?

— Дело не во мне. — Потом с откровенностью, удивившей Грифа, он добавил: — У меня полно недостатков, но в отличие от тебя сейчас мне не хочется о них говорить. — Через секунду Кэмерон стал самим собой и сказал с насмешкой: — Я говорил о твоих чувствах. А что сказала леди, когда ты увидел ее утром?

— Я ее не видел, — признался Гриф. — Она уехала к подруге еще до того, как у меня появился шанс поговорить с ней.

— Насколько я понимаю, ты это так не оставил.

Гриф кивнул.

— Сначала… я это не планировал. Но потом мне показалось трусостью просто взять и вернуться в Лондон.

— Значит, тебе удалось встретиться с ней с глазу на глаз. — Пауза. — Или вы соединили другие части тела?

Рычание Грифа прервало язвительное замечание Кэмерона.

— Да, мы говорили. Но было бы не по-мужски передавать наш разговор. А твои догадки мне не нравятся.

— Планируешь снова с ней встретиться?

— Я еще не решил. Даже если решу… она твердо дала мне понять, что… — Гриф внезапно запнулся, желая переменить тему. Его взгляд упал на открытую книгу с иллюстрациями. — Я надеюсь, что ты не думаешь взять ее с собой? — спросил он, нахмурившись. — Если тебе нужны деньги, наложи свою хищную лапу на что-нибудь, другое.

— Я просто смотрел. На днях видел похожую книгу и хотел убедиться, что мои предположения небезосновательны.

— Где? Существует всего несколько экземпляров.

— У одного из дилеров.

— Ты имеешь в виду «малину»? — настаивал Гриф, имея в виду притон, куда воры приносят на продажу украденное.

— Да, если хочешь знать. Какой-то тип хотел продать мне эту книгу и еще кое-какие предметы. Меня ничего не заинтересовало, но мне стало любопытно.

— В каком смысле?

— О, некоторые незначительные детали, которые для тебя не имеют значения, — как-то неопределенно ответил Кэмерон и, поставив стакан, подошел к письменному столу. Когда он начал перелистывать страницы, стал чувствоваться запах чернил и старой бумаги.

Какие успокаивающие запахи. Не похожие на цветочные ароматы, преследовавшие его почти весь день. Проклятие. В духах леди Брентфорд содержится какой-то тайный ингредиент, который опьяняет сильнее, чем алкоголь.

Знакомый библиотечный запах помог Грифу прочистить мозги. Книги напомнили ему, что он собирался зайти в издательство «Уоткинс и Хэролд» как можно скорее. Он хотел узнать, принял ли неизвестный ему художник заказ на иллюстрацию его эссе. Для Грифа это было чрезвычайно важно. За последние дни пробный эскиз изрядно помялся от того, что он постоянно его рассматривал. Чем больше он на него смотрел, тем больше убеждался в том, что стиль рисунка идеально подходит к стилю его статей.

Странным образом художник понимал его отношение к природе лучше, чем он.

Поэтому он решил, что они должны работать вместе. Каждый человек — будь то мужчина или женщина — имеет свою цену, думал Гриф, а он был достаточно богат, чтобы позволить себе любую цену, какой бы она ни была.

Вопрос Кэмерона прервал его мысли.

— Между прочим, насколько хорошо ты знаешь лорда Лита?

— Я его вообще не знаю. — Гриф потер виски, чувствуя, как при каждом прикосновении начинала стучать кровь. — Послушай, даже в лучшие времена твои двусмысленные вопросы вызывали у меня головную боль. Если ты хочешь узнать об этом парне что-то определенное, так и скажи. В противном случае мне хотелось бы снять с себя мокрую одежду, а потом отправиться с визитом к моему издателю.

— В общем-то это не важно, — небрежно пожал плечами Кэмерон. — Занимайся своими делами. Возможно, в следующий раз ты займешься с леди любовью в саду. Луч солнца может растопить скромную леди.

— Ну уж нет, — проворчал Гриф. — Уверяю тебя, что следующего раза не будет — ни в дождь, ни в солнечную погоду.

Элиза опустила секатор, чтобы стереть пот со лба. Яркое солнце каким-то образом высветило все ее проблемы. Ах, если бы она могла отсечь Гарри пальцы, чтобы он не мог держать карты или играть в кости. А может, первым должен быть другой отросток, неожиданно подумала она, вспомнив про счет на какую-то безделушку, который пришел из известного ювелирного магазина. Обхаживает парень очередную пассию, пускает пыль в глаза.

Но лучше всего, если бы она могла отсечь это безумное влечение, которое прочно обосновалось внутри ее самой. Хадден был Цербером. И ее невольно пугало, что он недвусмысленно предлагает ей спуститься вместе с ним в логово разврата.

— Может, тебе перейти к другому кусту? — сухо заметила Августина. — А то от этого скоро останется один ствол.

— Извините. Я думала о Гарри и об еще одной дорогушей покупке — сапфировом браслете, который он, как я предполагаю, подарил какой-то балерине. Но что бы я ни говорила, он не замечает, что мы практически идем ко дну, а наши трюмы уже заливает вода.

— Это потому, что он ждет, что ты его, как обычно, выручишь.

— Не то чтобы у меня был выбор, — ответила Элиза. — Я люблю Эбби, и мне страшно подумать, что все здесь пойдет прахом. — Она остановилась, испугавшись, что становится слишком сентиментальной. Сначала равнодушные родители, потом совершенно незнакомый человек, ставший ее мужем, — она никогда еще по-настоящему не чувствовала, что кому- то нужна. В доме должно быть тепло, должен звучать смех…

— Поскольку ты упомянула выбор, — Августина переместилась в тень, — я надеюсь, что ты не собираешься пожертвовать своим будущим ради сэра Брайтона?

Взгляд Элизы остановился на пчеле, кружившейся над прозрачными лепестками жимолости.

Лучше бы здесь была клумба с цветами морозника, которые на тайном языке цветов означают «успокой меня».

Вместо этого перед ее глазами оказалась красная герань, которая радостно кричала: «Глупость!»

Но герань также означает «верный друг», напомнила себе Элиза.

Ха! Эту мысль надо гнать прочь. Разве Хадден думает о дружбе?

— Моя дорогая, — прервала Августина размышления Элизы о тайных языках цветов, — я чувствую, что должна высказаться. Я стояла в стороне и не вмешивалась в тот раз, когда ты позволила своему отцу обменять твое счастье на материальное благополучие семьи. Я была не в том положении, чтобы возражать, когда был жив твой отец. Но теперь у меня нет причины молчать.

Ком в горле Элизы не позволил ей что-либо ответить.

— Ты была несчастлива с Брентфордом, — настаивала Августина. — Ты будешь еще более несчастна с Брайтоном. Насколько я наслышана, он хам и буян.

— С этим, если будет нужно, я справлюсь, — прошептала Элиза. — Для счастья мне не нужен муж. У меня есть мое искусство.

— А что, если он отнимет его у тебя? — возмутилась Августина. — Он может, и ты это знаешь. И в порыве гнева уничтожит все твои рисунки и бумагу.

— Я знаю, знаю. Я ведь не полная дурочка. — Несмотря на солнце, она вдруг почувствовала озноб. — Я все чаще думаю о том, что как бы ни любила Эбби, не мне его защищать. Поэтому я… — Она сглотнула. — У меня созрел план стать независимой от Гарри и его дружков. Мое финансовое положение пока не позволяет мне это сделать. Но после того как у меня появятся новые заказы…

Если только ее братец за это время не добавит счетов и не наделает еще долгов.

— Совсем недавно мне предложили очень выгодный заказ, — продолжала Элиза, — и если я буду откладывать каждое пенни, этот заказ приблизит меня к осуществлению моего плана.

— И что это за план?

Элиза замялась. Она старалась не рассказывать о своей мечте даже лучшей подруге, опасаясь, что если она облечет свои планы в слова, ее надежды не сбудутся. Суеверие. Но она устала жить в постоянной тревоге, молча ходить на цыпочках в надежде, что какой-нибудь глупый талисман убережет ее от несчастья.

Августина права — пришло время обрисовать свое будущее собственными красками.

Сделав глубокий вдох, она начала:

— Я сэкономила кое-что из своих заработков и вложила сбережения с помощью мистера Мартина — делового человека, который является членом нашего общества садоводов. Мы рассчитали, сколько мне понадобится денег, чтобы купить небольшой коттедж в Озерном крае в Шотландии. — В отдаленном месте, подальше от хныканья Гарри. — И чтобы еще осталось достаточно на жизнь. — Закрыв глаза, она представила себе краски заката, отражающиеся в воде озера. — Как только на моем счете появится нужная сумма, я начну действовать.

— Молодец, — похвалила ее Августина. — Я надеюсь, что ты наконец будешь иметь доходы от своего таланта и не позволишь Гарри их растранжирить.

— Но пока я еще заработала недостаточно, так что не будем уже сейчас начинать праздновать.

— Я уверена в твоем таланте, моя дорогая. — Августина смахнула со шляпы надоедливую муху. — Знаешь, даже если ты не получишь этот заказ, сэр Брайтон никогда не должен быть твоим выбором. Ты всегда можешь жить со мной. Я буду только рада.

Это было замечательное предложение, и сердце Элизы чуть было не выскочило из груди. В ее жизни так недоставало любви. Она оглядела опрятный домик и ухоженный сад.

— Я чрезвычайно благодарна вам, Гасси, за ваше предложение.

Но места здесь было мало, к тому же ей было известно, что доходы у пожилой женщины более чем скромные. Какими бы близкими друзьями они ни были, в этой тесноте могли возникнуть любые осложнения. Сама мысль о том, что их дружба может подвергнуться испытаниям, была невыносима. К тому же Элиза устала все время от кого-то зависеть.

Свобода быть самой собой, принимать собственные решения — вот это и есть настоящая жизнь.

Элиза вдруг поняла, что будет бороться изо всех сил, чтобы получить то, о чем она столько мечтала.

— Но я уже решила, что хочу, и намерена этого добиваться.

Это заявление полностью ее освободило. Комок в груди исчез, и все тревоги улетучились вместе с теплым ветерком.

— Умница! — похвалила ее Августина. — Давно пора взять свое счастье в собственные руки.

* * *

— Нет, я еще не знаю ответа, милорд.

— Нет ответа? — нахмурился Гриф. — Вознаграждение, которое мы предложили, более чем щедрое, разве не так, Уоткинс?

— Совершенно верно, милорд, — уверил его издатель. — Просто этот художник немного эксцентричен.

Складка меж бровей стала глубже. Новость не предвещала спокойные рабочие отношения.

— Нет, нет, — поспешил поправиться Уоткинс, увидев, как изменилось выражение лица маркиза. — Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Иногда проходит много времени, прежде чем приходит ответ, потому что художник долго раздумывает, какой именно заказ следует принять. Но когда заказ принят, Линден никогда не подводит.

Линден. Он уже несколько дней не мог расшифровать небольшую элегантную подпись в углу акварели.

— Кто этот чертов Линден? — пробурчал Гриф. — Мужчина? Женщина? Фея из первобытного леса?

— Прошу вас, не заставляйте меня обманывать доверие этого человека, милорд. Вы попросили меня защитить ваше собственное инкогнито и не захотите, чтобы я нарушил свое обещание, не так ли?

Оспаривать этот факт Гриф не мог. Он знал, что существует масса причин, по которым человек не желает раскрывать свое имя. Может статься, что этот парень даже член его клуба и тоже не хочет пока раскрывать свое настоящее имя.

— Ну хорошо, — согласился он, — я не буду надоедать вам с этим. Но все же я жду, что вы постараетесь убедить этого призрачного художника принять заказ. Его стиль просто идеален для моей книги.

— Верно, милорд. Я пошлю еще одно письмо с пространным объяснением, почему считаю, что этот проект будет плодотворной совместной работой, в результате которой получится великолепная книга.

— Можете немного поднять цену, если хотите. Деньги не играют роли.

Издатель кивнул:

— Это неплохо.

— А как насчет встречи? — Гриф пока не был готов открыть свое имя, но если его титул и положение в обществе помогут повлиять на решение Линдена, он не будет стесняться. — Будем откровенны — многие люди не могут устоять перед титулом и богатством.

Лицо издателя побледнело и исказилось.

— Я тоже буду откровенен, милорд. Эта идея не очень хорошая. На самом деле она может даже навредить.

Ответ Грифа был неожиданным для Уоткинса.

— Линден имеет что-то против меня персонально? Мы с ним знакомы? — Гриф стал ломать голову, стараясь вспомнить какого-нибудь Линдена во время своей учебы в Итоне и Оксфорде, но не вспомнил. Может быть, ежегодный справочник дворянства освежит его память.

— Я ничего об этом не знаю, милорд. Давайте просто скажем, что Линден не особенно жалует… э… известных представителей светского общества. — Он кашлянул и поспешно добавил: — Я ни в коем случае не хочу бросить тень на вашу репутацию, милорд. Но если читать газеты и скандальные листки, можно получить о вас… э… неправильное представление.

— Не старайтесь подсластить пилюлю, Уоткинс. Я не собираюсь ни в малейшей мере вас упрекать за то, что вы говорите правду.

Хотя правда колола глаза больнее, чем ему хотелось признаться.

— Я оставляю на ваше усмотрение решать, как лучше поступить. — Гриф встал и начал прохаживаться вдоль книжных полок. Он неожиданно понял, что нервничает. И чувствует себя как пес, который увидел лакомую косточку, а ее у него в последний момент вырвали из уже открытой пасти. И теперь с упорством терьера он не согласился бы ни на какое другое лакомство.

— Но черт возьми, Уоткинс. Я рассчитываю на вас. Помните об этом.

— Уверяю вас, милорд, я сделаю все, что смогу.

— Я очень хочу, чтобы этот проект состоялся, — сказал Гриф, надеясь объяснить свое ворчливое настроение профессиональной причиной.

— Разумеется. — Издатель явно успокоился и быстро переменил тему: — Вы уже подумали, какова будет тема вашего следующего эссе?

— Представьте себе — да. Я только что вернулся из предварительной поездки в поместье, о котором я хочу написать. У меня появились кое-какие… новые идеи.

Он не стал рассказывать о том, что полевые работы в этом поместье могут оказаться под вопросом. Как отреагирует леди Брентфорд на то, что он снова появится в Эбби?

— Значит, мы будем следовать нашему первоначальному плану опубликовать книгу весной?

— Я не вижу никаких препятствий, — ответил Гриф. — Если не считать неуловимого Линдена. — И очаровательную длинноногую леди, у которой груди похожи на вызревшие на солнце персики, а глаза…

«Думай о ландшафте, — приказал он себе. — Нельзя так распускаться».

Кэмерон был прав. Невероятно трудно такому повесе, как он, измениться. Но он был решительно настроен на то, чтобы побороть своих демонов, стать своим в мире добропорядочных людей.

— В таком случае необходимо как можно скорее закончить наши переговоры с художником, — сказал Уоткинс. — Я сегодня же отошлю письмо.

Ландшафт, а не мысли о женщинах. Работа, а не флирт. Надо привести в порядок свой письменный стол в библиотеке для следующих черновиков. Отточить все карандаши и перья. Подготовить бумагу и чернила. Расставить необходимую справочную литературу.

Гриф откашлялся, чтобы укрепить свою решимость. «Да, только это имеет для меня значение».

— А мне лучше снова вернуться в поместье, чтобы поработать над своими предварительными заметками.

— Мы пока не получили согласия художника, милорд, — предупредил издатель.

— Давайте на время забудем о Линдене. Если он вам откажет, придется мне взять дело в свои руки. Если я что задумаю, я бываю очень убедительным.

 

Глава 9

Звук вежливых аплодисментов вывел Элизу из задумчивости. Она поняла, что в последний час скорее витала в облаках, а не слушала сообщение о форме тычинок и пестиков в цветках лаванды.

— Как все это интересно, не правда ли? — сказала леди Фэншоу, пожилая супруга местного сквайра.

— Да, очень, — отозвалась Элиза.

Она быстро собрала свои записи, чтобы вопросы, которые наверняка последуют, не выявили, насколько она была невнимательна к теме лекции. Выпученные глаза и двойной подбородок придавали леди Фэншоу сходство с откормленным мопсом, но горе тому, кто недооценивал ее ум.

— О, смотрите, мне машет Августина. Она, видимо, хочет, чтобы я подошла к ней. Мистер Симпсон, кажется, интересуется, какие покупать акварельные краски.

— Я не заметила…

— Да, да, — сказала Элиза, — она незаметно подает сигнал, и он означает, что ее надо немедленно спасать.

— Она могла бы выбрать еще более незаметный сигнал, например, помахивая мускатной геранью, — съязвила леди Фэншоу. — А это, согласно недавно прочитанной мною книге о тайнах языка цветов, означает «я жду встречи».

Господи, подумала Элиза. Язык цветов приобретает в эти дни большую популярность, чем французский.

— Как интересно. Хотя смею заметить, что посылать такие сигналы в зимнее время неразумно — слишком медленно… — Оставив заявление коллеги без внимания, Элиза проскользнула между мистером Кеннаном и мистером Семплом, горячо обсуждавшими преимущества разного типа зимних компостов для кустов роз, и направилась к чайному столу.

— Спроси мистера Симпсона о красках для рисования, — тихо сказала она, принимая у Августины чашку чаю. — Только громко.

Странная просьба ничуть не смутила Августину.

— Как продвигаются ваши зарисовки сада, мистер Симпсон?

— Я очень рад, что вы меня об этом спросили. — Элиза слышала, как он недавно жаловался на качество красок в местном магазине. — Я испытываю большие затруднения, смешивая краски, чтобы подобрать подходящий оттенок зеленого.

— А вы пробовали краску, приготовленную Ньютоном? Входящие в нее ингредиенты лучше тех, которыми я часто пользовалась… — Краем глаза Элиза увидела, как леди Фэншоу на мгновение остановилась, а потом исчезла в одной из боковых гостиных.

— Что это было? — спросила Августина, когда разговор окончился и мистер Симпсон перешел к столу с пирожными.

— У меня и так полно неприятностей, не хватало еще обидеть патронессу нашего общества.

Ежемесячные встречи любителей природы обычно были спокойной гаванью, где можно было отдохнуть от постоянно угрожавших ей жизненных бурь. Но сегодня благодушное настроение и болтовня коллег по обществу ее почему-то раздражали.

— Мне вдруг понадобился свежий воздух, — пробормотала Элиза. — Вы не возражаете, если я извинюсь и уйду по кое-каким делам, пока вы наслаждаетесь перерывом?

Августина поставила чашку.

— Я была бы счастлива составить компанию.

— Нет, прошу вас. Вы всегда наслаждаетесь чаем и пирожными. А мне просто хочется прогуляться в одиночестве.

— В таком случае беги, — ответила Августина. — Я скажу всем, что ты страшно устала от Гарри и его друзей, приехавших из Лондона. Все знают, что от выходок твоего брата терпение может иссякнуть даже у святого.

«А я не святая», — подумала Элиза.

— Спасибо, Гасси, — вырвалось у Элизы. Схватив шаль, она спустилась в освещенный солнцем холл.

Одиночество и шанс подумать о последних нескольких днях.

Может, она немного посидит в тени кладбищенской стены и зарисует поросшие мхом стены с разноцветными вкраплениями цветущего вьюнка.

Подгоняемая мыслями о минутах спокойствия, Элиза сбежала по ступенькам и пошла по дорожке, которая вилась вдоль ряда оштукатуренных зданий. Над их крышами, крытыми соломой, ей была видна макушка высокого бука, который рос у входа в дом пастора.

Неожиданно какие-то тени промелькнули между зданиями.

Гарри и Брайтон?

Все трое остановились, глядя друг на друга.

— Элиза! — Гарри был пьян и явно нервничал. — Не ожидал увидеть тебя здесь.

— Но встреча с вами — это всегда радость, — сказал Брайтон и, улыбнувшись, вежливо поклонился.

Элиза лишь коротко кивнула.

— Сегодня день встречи членов общества садоводов, — напомнила она, обращаясь к Гарри. — Так что мое присутствие не является сюрпризом.

Гарри был пьян, но не настолько, чтобы не заметить язвительного замечания сестры. Избегая смотреть ей в глаза, он, словно черепаха, втянул голову в складки своего галстука и сказал:

— Правильно. Так мы пойдем…

— А что вы вообще здесь делаете? — спросила Элиза. Поблизости не было ни таверны, ни какого-либо привлекательного места для джентльменов, и это ее насторожило. Конечно, Гарри мог попасть в беду где угодно, но посещать столь мирное место было совершенно не в характере Гарри.

— Мы просто вышли покурить, — сказал Брайтон. — Мы знаем, что женщины считают табачный дым вредным, поэтому мы решили не оскорблять ничьих чувств и пошли по Хай-стрит в поисках более легких сигар.

Но Элиза не уловила никакого запаха табачного дыма.

— Если я сбил с пути вашего брата, прошу прощения, — продолжал Брайтон. — Я приехал из Лондона только сегодня утром, чтобы присоединиться к вечеринке в Эбби, и Гарри согласился встретить меня в Харпдене.

— Поскольку я не контролирую поступки Гарри, нет необходимости извиняться передо мной, — язвительно ответила Элиза.

— Верно, — проворчал Гарри. — Я сам себе хозяин. «Как бы мне хотелось, чтобы ты был мужчиной, а не капризным, испорченным ребенком».

— Но то, что твоя сестра заботится о твоем благополучии, делает ей честь, — заметил Брайтон.

Гарри упрямо сжал губы и промолчал.

— Может быть, мы немного пройдемся вместе с вами? — спросил Брайтон. — У вас такой вид, будто вы не прочь, чтобы кто-нибудь помог вам нести ваши вещи.

Переложив небольшую сумку с альбомом и красками в другую руку, Элиза отказалась.

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я дойду до дома викария, а там сяду, чтобы сделать несколько зарисовок. — Она надеялась, что эта информация позволит ей отделаться от непрошеных сопровождающих.

Но Брайтон не смутился.

— Ваш брат часто восхваляет ваши выдающиеся способности.

Наверное, когда основательно примет на грудь. Элиза посмотрела на баронета с подозрением, удивившись, что могло стать причиной его любезности. Ничего хорошего в этом нет, подумала она, бойтесь данайцев, дары приносящих.

Брайтон улыбнулся, показав ровный ряд идеально белых зубов. Она была убеждена, что многие женщины сочли бы его красавцем. У него были густые каштановые волосы с еле заметной проседью на висках, хотя он был всего на пару лет старше Гарри. И фигура у него была более внушительной: высок, широкоплеч, но немного грузен. И только внимательный взгляд художника мог различить предательские признаки распутства: немного обвисшие щеки, нечеткую линию подбородка, еле заметное ожирение мышц живота.

Ее охватило чувство омерзения.

Он заметил, как изменилось выражение ее лица, и поднял бровь.

— Уверяю вас, мы будем рады освободить вас от вашей ноши и сопроводить до кладбища.

— Но мы же шли в противоположном направлении, Фредди, — заныл Гарри.

Одного взгляда Фредди было достаточно, чтобы Гарри замолчал.

— Благодарю вас, но я способна сама нести свою сумку, тем более на такое близкое расстояние, — ответила Элиза и, не удержавшись, добавила: — Сомневаюсь, что по этой дороге рыщут волки.

Глаза Брайтона потемнели. Неужели его кузен рассказал ему об их встрече в коридоре Эбби? Между собой мужчины обычно хвастаются о таких вещах… но только в том случае, если могут протрубить об успехе, а не — упаси Боже — о неудаче.

— Какие еще волки? — писклявым голосом спросил Гарри. — Неужели ты думаешь, что в Англии остались волки?

— Приятно, что ты вспомнил уроки истории, — сказала Элиза. — До свидания.

Брайтон приложил руку к шляпе:

— До свидания, леди Брентфорд. Мы ведь увидим вас завтра в Эбби, не так ли?

— Я еще не решила, когда вернусь. Мисс Хэверстик неважно себя чувствует, и мне бы хотелось остаться до полного ее выздоровления.

— Ваша преданность ей похвальна. Однако я разочарован тем, что наша более продолжительная встреча откладывается. Мы с вашим братом, увы, должны вернуться в Лондон. У нас уже ранее была намечена встреча на послезавтра. Желаю успешно порисовать.

Элиза смотрела им вслед.

Гарри выглядел виноватым, а Брайтон — самодовольным, и это сочетание вызвало у нее беспокойство. Она вздохнула. Но бессмысленно волноваться о неизвестном.

Если что-то нехорошее должно случиться, оно не заставит себя ждать.

Она миновала чугунные ворота кладбища и села на большой камень у полуразрушенной стены, увитой диким виноградом.

Элиза достала коробку с красками и завернутые в холст кисти; но, немного поколебавшись, отложила их в сторону, решив, что незачем обманывать себя в том, в чем была настоящая причина ее желания уединиться. Она достала из сумки пакет от мистера Уоткинса, прибывший сегодня утром.

Черт бы побрал Гарри и его друзей, которые отвлекли ее от предложенного ей заказа. Она намеревалась принять заказ, но на своих условиях, и запросить большой гонорар, но в последнее время ее мысли были заняты неким известным повесой. Так ей и надо, если автор эссе передумает отдавать заказ ей.

Оказалось, что не отказался. В своем письме издатель сообщал, что автор — который так же, как она, предпочитает остаться инкогнито — все еще желает воспользоваться ее услугами и с нетерпением ждет ее окончательного решения.

Можно подумать, что она сомневалась, принять ли ей столь лестное предложение.

Элиза облегченно вздохнула и развернула приложенные издателем листы. Умный мистер Уоткинс, уже работавший с ней над несколькими проектами, видимо, знал ее слабые места лучше, чем она сама. Он прислал ей одно из последних эссе, приписав, что он надеется, что идеи, высказанные автором, вдохновят ее на новые творческие успехи.

До этого времени она прочла лишь короткий отрывок этого труда…

Она начала читать и опять была поражена наблюдательностью автора. Оуэн видел особенности строения растений, которые другие не замечали. И ей нравился ироничный стиль автора.

Ее особенно рассмешил один отрывок. Он был таким жизнеутверждающим, что ей захотелось, как бабочке из кокона, освободиться от корсета и начать танцевать под шелест листьев на весеннем ветерке. Подняв лицо к солнцу, она закрыла глаза и вообразила, что понимает, в каком ритме стучат капли дождя, о чем щебечут птицы… Вокруг была тишина, но у нее в голове звучала симфония дождевых капель, пения птиц, солнечного света — полной гармонии с природой.

Странным образом этот Оуэн-поэт вызвал у нее такой же страстный отклик, что и Хадден-повеса. Она чувствовала себя свободной и жизнерадостной.

«Не глупи, — отругала она себя. — Оуэн, возможно, женщина. Либо мужчина — косоглазый и горбатый. Речь же идет об инкогнито».

Все же она не могла не думать о поэте как о родственной душе.

При других обстоятельствах она, возможно, попросила бы о встрече. Но какой бы соблазнительной ни была эта идея, опасность была слишком высока.

В последнее время она слишком часто поддавалась рискованным импульсам. Надо уметь себя сдерживать.

Она отмела все посторонние мысли и, достав карандаш, начала сочинять письмо.

«Дорогой мистер Уоткинс!

После долгих размышлений и подробного изучения эссе, которое вы мне прислали, я решила принять ваше щедрое предложение. Правда, сроки весьма коротки и не оставляют времени на ошибки, но если все сложится удачно, у нас должно получиться…»

После нескольких черновиков она наконец переписала письмо набело. Боже, если бы только она сумела определить свои чувства к Хаддену так же четко и логично.

«Хадден… забудь о Хаддене!»

— Не драматизируй, — пробормотала она. — Можешь быть уверена, что маркиз и думать забыл о провинциальной вдове. — Тем более что к его услугам множество ловких светских красавиц, которые помогут стереть из его памяти мимолетную встречу с ней.

К чему пустые мечты?

Следующие несколько минут она занималась тем, что вытаскивала пробку из бутылки с водой и смешивала краски на палитре. Но после нескольких неудачных попыток изобразить увитую виноградом стену она перевернула страницу альбома.

Может быть, надгробие рядом с ней подарит ей вдохновение — она нарисует памятник девичьим надеждам, которые лучше похоронить в земле прошлого.

Почти не отвлекаясь на рисунок, Элиза размышляла о том, как быстро все наскучивает джентльменам из высшего общества. Жизнь кажется им не чем иным, как чередой удовольствий: гонять на двухколесных экипажах от Лондона до курортного Бата, осушить в течение часа полдюжины бутылок бренди или спорить о том, какая капля первой стечет по стеклу окна. И даже после всего этого возбуждение в мгновение ока превращается в пресыщение и полное безразличие.

— И поэтому, — напомнила она себе, — ты будешь полной идиоткой, если не выбросишь Хаддена из головы.

Ей показалось, что дракон на бумаге вильнул хвостом как бы ей в ответ.

Элиза закрыла альбом. Надо найти маки — ей нужны маки для своего рисунка. Согласно тайному языку цветов, маки символизируют забвение.

Гриф отложил бритву и промокнул щеки. Процедура бритья и одевания удивительным образом оказалась успокаивающей. Он был рад, что оставил своего камердинера в Лондоне. Прескотту его решение не понравилось, поскольку он, очевидно, думал, что элегантная одежда маркиза подвергнется в поездке серьезной опасности.

Все можно почистить и погладить, думал Гриф, подняв с пола пальто и перекидывая его через спинку стула. Он больше беспокоился о том вреде, который его недавнее поведение причинило чувствам леди Брентфорд. Флирт может быть безвреден при условии, что обе стороны понимают правила игры. А вдова была явным новичком, и поэтому было непорядочно воспользоваться ее неопытностью.

Не то чтобы ее действия оставляли у него чувство неудовлетворенности. Даже сейчас он почувствовал, как у него все сжалось в паху при воспоминании о ее поцелуях и хриплых стонах.

Она реагировала с невинным самозабвением. Именно поэтому он чувствовал себя уязвленным.

— Она мне нравится, — пробормотал он, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что у него не выросли рога и не раздвоился язык и что произнесенные вслух слова не превратили его в змея-искусителя. И добавил: — Мне нравится ее дерзкий характер, ее остроумие, ее скрытая сила. Не говоря уже о длинных ногах, великолепном теле, выразительном лице. Она красавица, считающая себя дурнушкой.

Сжав кулак, Гриф почувствовал, что готов разбить головы тех мужчин, которые не сумели дать ей почувствовать, что она привлекательна. Соблазнительна. Желанна.

Она заслуживала лучшего.

Стараясь не замечать, как чувство вины охватывает его все больше, он сунул в карман блокнот и выскочил из дома.

Дорога от гостиницы до Эбби была короткой, и большую часть пути он старался думать лишь о дизайне ландшафта. У него был длинный перечень того, что он хотел увидеть. Но когда его лошадь свернула на дорожку, ведущую к дому Литов, он почувствовал, что его обычное чувство самоуверенности осталось в Лондоне.

— Это же смешно — волноваться, — пробурчал он себе под нос. Что такого в том, что он не предупредил Лита, что снова приедет? Виконт наверняка вернулся в Лондон и снова пропадает в притонах Саутуорка и спускает то немногое, что еще у него осталось.

Гриф вдруг почувствовал симпатию к идее женского равноправия. Наличие пениса не дает мужчине права проматывать то, что было накоплено трудолюбием предков. Ведь это же свинство, в конце концов.

Сердито поглядывая на неподстриженные кусты, он въехал во двор. В ярком солнечном свете особенно бросались в глаза давно немытые окна, потрескавшиеся камни колоннады, отбитые носы мраморных львов, стороживших вход. Великолепный дом был похож на увядшую красавицу.

— Лита следовало бы повесить, — пробормотал Гриф и поискал глазами грума, который отвел бы в конюшню его лошадь.

— Если вы приехали, чтобы развлечься, увы, вы опоздали на несколько дней. — В голосе леди явно слышался сарказм. — Мой брат уехал в Лондон, и вам лучше сделать то же самое, сэр. Без него в Эбби смолкло бурное веселье.

— Мне не нужна вечеринка.

Когда он приподнял широкополую шляпу, Элиза узнала его и посмотрела на него с удивлением:

— Тогда зачем вы здесь, лорд Хадден? Как я уже сказала, гулянка закончилась.

Гриф спешился.

— У меня нет намерения нарушить ваше уединение, леди Брентфорд. Мне просто нужно ваше разрешение осмотреть парк вокруг дома.

Она сдвинула брови:

— Зачем?

Она права, спрашивая об этом. Если приятели Гарри когда-нибудь и заходили в сад, то не для того, чтобы понюхать розы, а чтобы справить нужду под кустами.

— Уверяю вас, мои намерения совершенно благие. Обещаю, что я приехал не для того, чтобы вас провоцировать. — Гриф понимал, что от него потребуют объяснений, так что у него уже заранее был готов ответ. — Один мой друг прочитал о дизайне вашего поместья, выполненном неким Искусным Брауном. Он подумывает о том, чтобы сделать подобные изменения в ландшафте своего имения, и хочет знать мое мнение, прежде чем приступить к перепланировке.

Она засомневалась еще больше:

— А почему он попросил об этом именно вас?

— У меня есть глаза, леди Брентфорд. И собственное поместье. Не все титулованные джентльмены праздные гуляки. У меня масса недостатков, но я забочусь о своей земле, а это вряд ли относится к числу недостатков.

— Я не это имела в виду, — смешалась Элиза.

— Конечно, имели. — Он смягчил свои слова улыбкой. — И полагаю, у вас есть на это причины.

У нее дернулись губы.

— Один из друзей Гарри как-то решил прогуляться по поместью, но упал в озеро. Увы, уже после того, как поджег лодочную пристань.

— Ущерб был не слишком велик, я надеюсь?

— Немного обгорели балки. — Элиза помолчала. — Что касается другого приятеля Гарри — лорда Уэстри, — я не могу сказать точно, какие шрамы от ожогов остались на его теле от зажженной сигары, упавшей на пропитанные бренди лосины.

Гриф захихикал.

— Я не планирую поджога, равно как не собираюсь заложить бомбу в руины или вырубить ваши яблони. И вообще не позволю себе никаких мальчишеских выходок. — Многозначительно помолчав, он добавил: — Короче говоря, мои намерения абсолютно чисты. Не сомневайтесь!

Неожиданно острые носы ее полуботинок заинтересовали ее больше, чем его малозначащее присутствие. Может быть, подумал он, она ищет какие-то знаки в пыльных узорах засохшей грязи? Например, тайный язык пылинок.

Или проще — «твое имя Грязь». Господи, какие глупости лезут в голову.

С земли Элиза перевела взгляд в небо.

— Когда тучи идут с запада, это обычно означает, что скоро будет дождь. А судя по их цвету, я бы сказала, что он не будет кратковременным. — Ветер уже поднялся, развевая юбки вокруг щиколоток. — Выбор, конечно, за вами, но если вам не нравится перспектива промокнуть до нитки, то вам лучше отложить отъезд до завтра.

— Это приглашение?

— Назовите это отсрочкой. — Правда, она не пояснила от чего.

— Есть старая поговорка, которая гласит, что нет доблести без осторожности. Так что мне понадобится ваш совет. Ливень я, возможно, переживу, но мой камердинер меня убьет, если моя одежда будет испорчена. Он очень привязан к этому пальто.

— Тогда, может быть, носить его надо ему? — предположила она, и на ее губах появилось что-то вроде улыбки.

— Прескотт наверняка согласился бы с вами. — Гриф стал нарочно рассматривать рукав и лацканы. — Он говорит, что в нем я выгляжу толстым. А вы как считаете?

Элиза не выдержала и рассмеялась счастливым звонким смехом. Звук собственного голоса, по-видимому, озадачил ее саму, потому что она прикрыла рот рукой в перчатке.

Этот непроизвольный жест свидетельствовал о том, что в ее жизни было не так много поводов для смеха.

— Я думаю, — сказала она, опустив руку, — вы неисправимы, лорд Хадден.

— Согласен. Поскольку вы не сказали «невыносимы», я смею надеяться, что вы согласитесь сопровождать меня в прогулке по поместью. Был бы рад, если бы смог устроить пикник и мы расположились бы на берегу озера. Это будет всего лишь холодной закуской. Никакому случайному Люциферу не удастся разжечь огонь и причинить нам вред.

— Что вы имеете в виду? — пробормотала она, опустив голову.

— Я всего лишь имел в виду покрытые серой головки спичек, леди Брентфорд, а не сподвижника Сатаны.

— Тем не менее куда бы вы ни шли, дьявол будто идет за вами.

— Я буду держать его на расстоянии с помощью граблей. Надеюсь, что в сарае садовника найдется пара особенно крепких граблей.

— Неисправим, — повторила Элиза, стараясь заглушить в себе смех.

Она хочет смеяться? Хороший знак.

— Я помню, что вы просили дать вам время подумать о наших дальнейших встречах, но прошу вас, не отказывайте мне совсем, — настаивал Гриф. — Какое ваше самое любимое лакомство, кроме коврижек мисс Хэверстик? Пирожные с лимоном? Засахаренные яблоки? Засахаренные фиалки?

— Мои любимые? — От удивления ее голос стал похож на писк.

— Значит, не фиалки? — Гриф продолжал болтать чепуху, чтобы унять в своей груди какой-то первобытный гнев. Боже милостивый, неужели никто никогда не интересовался тем, что она любит? Или чего хочет?

— Эти засахаренные лепестки просто что-то особенное. У турок есть миндальные конфеты со вкусом розовой воды. Но тогда мне придется совершить путешествие в Константинополь, а это значит, пикник состоится только через несколько дней. Так что, может, мы согласимся на пирожные с крыжовником и встретимся завтра?

— Я еще не сказала «да», лорд Хадден.

— Но ведь скажете, не так ли?

— Я… О… Почему бы и нет. — Она оказалась в тени набежавшей тучки и почудилась ему такой одинокой и уязвимой. — Полагаю, что не будет большой беды, если мы пошлем к черту условности. Правда, если учесть, что наше знакомство состоялось, по существу, в борделе, довольно абсурдно говорить о нас в контексте приличий.

— У вас не будет причины жаловаться.

Она подняла бровь, но не ответила.

— Если вам это удобно, леди Брентфорд, я зайду завтра утром в одиннадцать.

— Отлично. — Она собралась уходить.

Вдали раздался приглушенный раскат грома. Гриф поднял воротник и подошел к своей лошади.

— Пирожные с заварным кремом?

Он обернулся через плечо.

— Прекрасное лакомство. И с яблоками, и с корицей.

Гриф отсалютовал ей. Если бы она попросила засахаренные лучи луны, присыпанные звездной пылью, он с восторгом нашел бы стремянку, чтобы достать до черного бархатного неба.

 

Глава 10

Элиза встала с рассветом. Она нервничала, словно молоденькая девушка накануне своего первого бала.

— Я не буду вальсировать по паркету в шелковом платье с кружевами, — напомнила она себе, разглядывая свое отражение в зеркале. В своей старомодной ночной сорочке она сейчас скорее была похожа на пугало. Схватившись кончиками пальцев за бока сорочки, она сначала сделала книксен, а потом, встав на цыпочки, закружилась по ковру. — А на деле мне придется прошлепать через грязное поле в старом муслиновом платье и полуботинках.

Остановившись, она склонилась в глубоком реверансе перед Эльфом, отчего испуганный кот мигом спрятался под кроватью.

— Благодарю вас, благородный принц, за компанию, но меня ждет к ужину другой поклонник, — произнесла она высоким фальцетом. — Что? Вы просите еще об одном танце после того, как я поужинаю устрицами, запеченными в тесте, и шампанским? — Взяв махровую салфетку для ванны, она помахала ею. — Мне очень жаль, милорд, но у меня расписаны все танцы до единого.

Странные кошачьи звуки, доносившиеся из-под кровати, скорее всего обозначали, что Эльф был так же счастлив иметь возможность отказаться от деревенского гавота.

— Можете на них рассчитывать.

— Завтра в одиннадцать, — подтвердила она. — И предупреждаю, у меня аппетит, неприличный для светской леди.

— Знаю, знаю, я сошла с ума. — Элиза подошла к окну и оперлась на подоконник. Мир за окном все еще был в серых тонах, над садами плыл туман. Однако еле заметное мерцание солнечного света за дальними горами обещало хороший день.

От этой мысли где-то внутри ее потеплело, и она непроизвольно улыбнулась.

Пикник. В последний раз, когда она была на настоящем пикнике, она гонялась с сачком за бабочками и съела столько сладостей, что ее стало тошнить. В то время ей было пять лет.

Потом умерла ее мать, и больше не было пикников. А были ворчание и бесконечные жалобы отца на бесполезность дочерей и на дурацкие расходы на приданое.

— Это все уже не имеет значения, — прошептала она. — Пора освободиться от оков прошлого. — Она потерла запястья, вспомнив, как совсем недавно наручники впивались ей в руки. В каком-то странном смысле это был первый шаг к тому, чтобы сбросить с себя вину и робкую покорность судьбе. — Я устала от того, что ко мне относятся как к собаке на поводке, за который хозяин тянет то в одну сторону, то в другую. — Она уже говорила в полный голос. — Начиная с сегодняшнего дня я не буду по команде ложиться на спину и изображать мертвую. Я все-таки не собака.

Она отбарабанила по стеклу военную дробь. Совершенно необходимо помнить, что каким бы красивым и обаятельным ни был Хадден, он опасен для ее планов, если она перестанет владеть собой. Влечение было поверхностным, и оно не может стать — и не станет — чем-то более глубоким.

— Простите, но вам придется самому отвести вашу лошадь в конюшню, лорд Хадден, — сказала Элиза, коротко поздоровавшись с маркизом, когда он въехал во двор. — Груму пришлось помогать чинить забор на дальнем пастбище.

Гриф снял с седла большую плетеную корзину.

— Без проблем, леди Брентфорд. Условия на континенте во время войны были куда более тяжелыми, но я все же справлялся.

— Я не знала, что вы были в армии, — удивилась она.

— В кавалерийском полку. — Он шутливо отсалютовал ей: — Главный драчун и смутьян к вашим услугам.

Она подошла ближе.

— А это шрам от сабли? — спросила она.

— Я буду прислушиваться к своим собственным инстинктам и позволять себе… следовать за своими мечтами.

Домик в деревне, а не дворец в облаках. Кот в качестве компаньона во время ужина, а не красивый маркиз. Ее мечты скромны и реалистичны. Но они сбудутся, только если она будет очень — очень — усердно работать следующие несколько недель.

Новый заказ был решающим.

Еще один день в праздности, а потом надо собраться и забыть о зеленоглазых лордах и мускулистых драконах. Это была не сказка, а реальная жизнь, и если кто и собирается написать счастливый конец, это должна быть она.

Гриф дотронулся до брови.

— Так, царапина. Я упал с лошади. Все вышло как-то неловко.

— Понимаю.

Желая прекратить дальнейшие расспросы, он приподнял угол клетчатой салфетки, прикрывавшей корзинку, чтобы можно было почувствовать аромат жженого сахара и специй.

— Пирожные с кремом, прямиком из духовки.

Она так глубоко вдохнула аромат пирожных, что натянулась ткань ее шерстяного платья, обрисовав грудь.

— Приготовлены так, как вы любите, — сказал он, стараясь этого не замечать.

— С кремом? — Она облизнула губы.

— Горячие и сочные, — подтвердил он, чувствуя, что его тело горит, как на углях.

— А они не могут подождать до полудня? Или мы должны съесть их прямо здесь и сейчас? — Элиза усмехнулась. — Конечно, теплый крем потечет по нашим подбородкам, но прелесть пикников состоит в том, что можно отбросить манеры и начать облизываться!

«Избавь меня от искушения, дьявол».

Схватив поводья, Гриф быстро переместился по другую сторону лошади и повел ее в прохладную тень конюшни. Неужели она нарочно мучила его рассказом о языках, слизывающих крем с подбородков?

У него взмокла спина.

— Я думаю, они продержатся, — только и смог вымолвить он. Правда, сказать такое же про самого себя он не мог. Он поклялся быть джентльменом. Но так же, как хрустящая корочка пирожных, его решимость оказалась под угрозой рассыпаться.

— Вот и хорошо, — сказала она слишком весело. — От предвкушения все часто становится еще слаще.

— Вы правы.

К счастью, едкий запах конюшни и сена помог подавить его похотливые мысли. К тому времени как он расседлал лошадь, его своенравное тело уже было под контролем.

Элиза ждала его у загона для выездки лошадей. Она сидела на верхней перекладине ограды спиной к нему, и ему были видны ее четко обрисованные ягодицы. Она сняла шляпу и подставила лицо лучам восходящего солнца, пробивавшимся сквозь редеющие облака.

Услышав его шаги, она соскочила на землю и вернула на место шляпу. Шляпка немного помялась и выглядела забавно на ее великолепных густых волосах.

Ему захотелось снять этот смешной головной убор и скормить своей лошади.

— А вы не опасаетесь веснушек? — спросил он. — Мне казалось, что леди до смерти боятся, что они испортят их идеальную внешность.

— Вы привыкли к рафинированным чувствам лондонских красавиц. — Она немного вздернула подбородок. — А мне нравится чувствовать солнце на своем лице, — добавила она с вызовом. — И поскольку мужчины никогда не упадут в обморок от моей внешности, зачем мне заботиться о том, что мой нос усеян веснушками?

— И вправду, зачем?

Дело в том, что Гриф находил ее веснушки довольно привлекательными. Они придавали ее лицу особую прелесть. В отличие от гладкой, беломраморной кожи светских красавиц, казавшейся ему бесцветной.

Возможно, слово «безжизненной» подошло бы лучше.

— Что именно вы хотите увидеть в поместье, лорд Хадден? — спросила она, завязывая ленты шляпы.

— У меня есть список… — Он вдруг обнаружил, что оставил свою касторовую шляпу в конюшне, и обрадовался. Как приятно будет почувствовать, как ветер треплет волосы. — Если вам не нравится быть в шляпке, почему бы вам ее не снять? — Она рывком сняла шляпу, а он поймал ее и швырнул далеко, пока она, обернувшись несколько раз в воздухе, не оказалась на столбе ограды.

— Как это вам удалось? — восхитилась она.

— Все дело в запястье, — объяснил он, продемонстрировав быстрое вращательное движение. — Этому учишься, закидывая удочку или бросая мяч, играя в крикет. А также когда прибиваешь сломанные ставни.

— Оказывается, у вас много талантов.

Стоит ли чувствовать себя оскорбленным от того, что бросание шляп и забивание гвоздей оказались самыми первыми в ее списке? Но он улыбнулся.

— Я сочту это комплиментом, даже если вы не имели это в виду.

Она смутилась.

— Вы что-то сказали о списке. Может быть, начнем?

Он достал лист и перечислил участки, которые хотел бы осмотреть.

— Интересный выбор, — отметила Элиза и немного задумалась. — Ваш друг разбирается в ландшафтном дизайне.

«Так же, как и ты, — подумал Гриф. — Только тот, кто знаком с особенностями этого искусства, усмотрел бы связь».

— Идите за мной. Мы начнем с южной стороны сада и обойдем вокруг озера.

Он пошел радом с ней.

Они шли молча. Гравий хрустел у них под ногами, листья шелестели над головами, сливаясь с щебетанием птиц. Где-то недалеко послышалось уханье совы, и от этого звука маленький зайчонок, испугавшись, метнулся в заросли черносмородиновых кустов. Гравий кончился, они пошли по мягкой траве, и Гриф ощутил, как от земли поднимается вверх тепло.

Многолюдные улицы и заляпанные конским навозом мостовые Лондона мгновенно утратили свою привлекательность. Вдыхая свежий воздух, он с отвращением думал об удушливом запахе сажи и других вредных и нездоровых запахах большого города.

Деревня. Земля и воздух. Солнце и зелень леса.

Возможно, настало время вернуться домой. Туда, где многочисленные Дуайты ходили по земле до него. Место, где укоренялось и росло все живое. Место, которым он мог бы гордиться и передать будущим поколениям.

— Как видите, сэр, использование вдоль канавы низкой изгороди позволяет открыть вид на реку.

Слова Элизы прервали его размышления.

— Браун оставил эту линию кустов, чтобы определить место, где он открывается. Я имею в виду вид. Умно придумано, разве не так?

— Так. — Он достал блокнот и карандаш. — Интересно также, как он использовал…

Последующие несколько часов они пересекали поля, взбирались и спускались с холмов, изучали контуры земли и то, каким образом этот знаменитый дизайнер использовал форму, цвет и текстуру растений так, чтобы они вели взгляд человека по этому естественному ландшафту. Это был замечательный опыт, который радовал еще больше от того, что рядом была такая спутница, как Элиза. Гриф восхищался не только ее прелестной фигурой, но и живым умом.

Элиза была умна, много знала и умела рассуждать. Но больше всего его восхищала ее страстность. У нее загорались глаза, когда она описывала что-то, что будило ее воображение.

Черты ее лица тоже были выразительны, особенно после того, как она расслабилась и перестала следить за собой. Когда она не соглашалась с ним, у нее подрагивали уголки губ, а выражая свой скептицизм, она выгибала одну бровь. Все оттенки чувств были мимолетны, почти неуловимы, и их легко можно было не заметить.

Он догадался, что она научилась скрывать свои чувства.

Он был заинтригован и провоцировал ее на споры, испытывая удовольствие от того, что она не боялась высказывать свое мнение. В Лондоне многие из его знакомых были либо подхалимами, либо соблазнительницами. Было приятно оказаться рядом с человеком, который был самим собой.

После того как они закончили осматривать южную часть поместья, они прошли через рощицу буков и вышли на берег озера к беседке в классическом греческом стиле.

— Устали? — спросил он, чувствуя себя немного виноватым за то, что заставил ее пройти такое расстояние.

— Проголодалась, — ответила она, глядя на корзину. — Я надеюсь, что вы запаслись достаточным количеством еды.

— Хватит, чтобы накормить армию.

— Ха! Может быть, армию колибри. Я видела, как знатные лондонские леди обедают. — Она втянула щеки и с убийственной точностью изобразила, как светские красавицы откусывают крохотные, не больше горошины, кусочки. — Извините, но после нашей прогулки я могла бы съесть…

— Только не говорите, что скушали бы лошадь, — с преувеличенным ужасом на лице сказал Гриф. — Я очень люблю своего Демона. — Он поставил на землю корзину. — К тому же он вряд ли вкусный.

— Слишком жесткий, — согласилась Элиза. — Надеюсь, что под этой салфеткой вы припрятали что-нибудь получше. Иначе мне придется грызть ваш…

Гриф неожиданно напрягся.

— …сапог, — закончила она.

— Могли бы согласиться и на локоть. Этот сапог стоит больше, чем рука и нога, вместе взятые, — ответил он, наслаждаясь этой шутливой перебранкой.

— А я-то думала, что вы богатый.

— Это не противоречит истине. Но никакая сумма не могла бы компенсировать потерю Прескотта и его тайного рецепта замешенного на шампанском крема, которым он чистит мою обувь. Вы представляете, как трудно в наши дни найти камердинера?

— Какой же вы франт.

Он не мог припомнить, получал ли он когда-либо удовольствие от беседы — настоящей беседы — с леди. Возможно, этому мешало то, что разговоры с противоположным полом были, как правило, словесной игрой, целью которой было приглашение покувыркаться в постели.

— Господи, неужели ваш камердинер контролирует вашу жизнь?

— Он контролирует мою одежду, что фактически то же самое, — ответил Гриф. — Я же не могу разгуливать по Лондону совершенно голым. Могут не понять.

При этих словах она потупилась, и ее взгляд стал следить за прыгающим по мшистым камням кузнечиком.

Проклятие. Ее опущенный взгляд и упавшие на лицо локоны не могли скрыть смущения.

— Вы что предпочитаете — грудку или ножку? — спросил он, доставая из корзины жареного цыпленка, в надежде что юмор поможет восстановить их непринужденную беседу.

Но ее спина напряглась.

Черт побери… Он не сразу понял, что она еле сдерживает смех, и позволил себе расслабиться.

— Я думаю, вы выберете грудку, — сказала она, и ее губы все еще дергались.

— Мне нравится и то и другое. — Он усмехнулся. — Давайте я отрежу нам обоим по куску этих деликатесов.

Элиза кивнула.

— А что у вас есть еще? — Заглянув под салфетку, она вынула хлеб с хрустящей корочкой, кусок мягкого сыра и кувшин яблочного сидра. Последним появился торт, и она аккуратно поставила его рядом с собой.

— Я прошен за все свои прошлые прегрешения? — спросил он, передавая ей тарелку.

— Я скажу вам после того, как попробую торт.

Гриф понял, что свежий воздух и длительная прогулка тоже вызвали у него хороший аппетит. Сняв пальто, он наложил себе в тарелку гору еды и принялся есть.

— Как же вкусно, — пробормотала Элиза, отламывая еще кусок от острого чеддера, и положила на него порцию маринованных фруктов.

Ему понравилось, с каким удовольствием она ела. В ее наслаждении от вкуса еды было что-то грубовато-чувственное. А вид ее рта, смакующего…

Гриф решительно отогнал от себя развратные мысли.

Он сделал еще глоток сидра, а потом, откинувшись назад на локтях, стал наблюдать за тем, как ветерок шелестит в листьях дерева, под которым они сидели. Этот ветерок, а также тепло, исходящее от нагретых солнцем камней, привели его в еще более умиротворенное настроение.

— Вы были правы, — услышал он голос Элизы. — Ну, скажем, наполовину. Продуктов в корзине осталось по крайней мере на полк. — Звякнула вилка. — Однако да простит меня Бог, я не собираюсь делиться тортом ни с кем, кроме вас.

— Он вам понравился? — не открывая глаз, спросил он сонным голосом.

— Вкус изумительный. — У самого его бедра зашелестели юбки. — Вот, вы должны попробовать кусочек.

Он открыл один глаз. В ее миндалевидных глазах плясал веселый огонек, и он почувствовал, что в последнее время ему очень хотелось именно орехов.

— Если вы настаиваете.

— Вы не пожалеете.

Она наклонилась, и все, что он мог видеть, — это ее рот, расплывшийся в широкой улыбке, в уголке которого прилип кусочек торта.

— Откройте пошире, — сказала она, размахивая куском торта на вилке перед самым его носом.

Гриф выполнил приказ. Но прежде чем она успела скормить ему этот кусок торта, он немного выпрямился и языком слизнул с ее губ крошки.

— Простите, в том месте было какое-то пятнышко. — Он облизнул губы. — А торт и вправду вкусный.

— У меня много таких пятнышек. — Она сглотнула.

— Вижу, — тихо сказал Гриф. Он нежно коснулся кончиком языка ее переносицы. — По-моему, они есть и здесь.

— Говорят, что леди используют лимонный сок, чтобы сводить их, — сказала Элиза.

— Я мог бы использовать куда более приятный способ.

Несмотря на яркий свет, ее глаза оставались в тени.

— По-моему, вы клялись, что ваши намерения благородны.

— Клялся. — Он неохотно занял прежнее положение. — А джентльмен всегда выполняет свои клятвы. Если он настоящий джентльмен.

Она невесело рассмеялась.

Гриф не ожидал, что этот смех может выражать столько разнообразных эмоций. Гнев. Отчаяние. Сомнение. Боль.

— Неужели? — сказала она. — Как странно слышать это от вас. — Прищурившись, она стала смотреть на озеро. — По моему опыту, джентльмен всегда поступает так, как ему хочется, независимо от того, какими бы цветистыми ни были его слова.

Возможно, вы общались не с теми джентльменами, леди Брентфорд.

Она поставила тарелку с вилкой на камень и смахнула крошки с пальцев.

— Мне кажется, я не знаю никого, кто бы не оказался в конце концов повесой, распутником или просто негодяем.

Как он мог спорить, если честь требовала от джентльмена не врать женщине.

Ветер растрепал ей волосы, и из них выпало несколько шпилек.

— Вы заслуживаете лучшего, — прервал он наступившую тишину.

— Жизнь редко бывает справедливой. — Улыбка получилась грустной. — Возможно, я и заслуживаю лучшего… Но я остановлюсь на вас.

 

Глава 11

Возможно, на нее подействовал сидр, а избыток крема и сладости пагубным образом повлияли на способность рассуждать. Какой бы ни была причина, но Элиза чувствовала, что должна уйти. Многое в ее жизни, ее мечты и желания были недосягаемы. Она научилась прятать их в укромном месте души, где они никого не будут беспокоить. Лишь иногда, глубокой ночью, она решалась украдкой заглянуть туда и позволяла себе думать, что, если…

Что, если… Что, если бы она провела весь сезон, веселясь с поклонниками и танцуя до самого рассвета?

Что, если бы ее замужество не было таким холодным, пресным и лишенным любви? Ну почему ей до сих пор так не везло?

Что, если на этот раз она посмеет ухватить что-то хорошее из того, о чем мечталось, до того, как оно станет очередным мыльным пузырем?

Прежде чем разум скажет ей «нет», она положила руку Грифу на плечо. Даже через полотно рубашки она ощутила скульптурные контуры и упругость его мускулов.

— Леди Брентфорд, — начал он.

В этот момент она не была леди Брентфорд, а была… безымянной женщиной, жаждущей ласки.

Опустив голову, она жадно прильнула губами к его рту.

Вкус поцелуя отдавал яблоком — этим запретным плодом искушения. Неудивительно, что женщины поддались греху.

Его губы открылись, и их языки соединились. И начали свою чувственную игру. Элиза придвинулась ближе, наслаждаясь приливом оживших в ней чувств. Ее тело снова стало другим. Она уже была не скучной вдовой, а скорее сильфидой, способной свести мужчину с ума от желания.

Она могла бы продолжать давать волю своим чувствам до бесконечности, но он немного подвинулся — совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы вернуть ее к реальности.

— Простите. — Она отпрянула и судорожно вздохнула. — Простите.

— За что? — Его голос был таким же прерывистым, как у нее.

— За то, что вела себя как доступная дама полусвета. Бесстыжая уличная девка. — Что он о ней подумал? Что она отвратительна? Что порочна? — Я знаю, что нельзя поддаваться греховным порывам. Я прошу прощения за то, что вела себя неподобающим образом.

— Неподобающим? — прохрипел он, схватив ее за руку. Разжав ее кулак, он прижал ладонь к своей щеке. — Поверьте, леди Брентфорд, я весь день только и думал о том, чтобы зацеловать вас до смерти, и пытался обуздать дикое вожделение.

— О! — Элиза вздохнула, различив под бриджами контуры его твердой плоти. — А мне нравится ваше дикое вожделение.

Гриф хихикнул и обнял ее.

— А мне нравятся ваши грешные порывы.

Она прижалась щекой к его щеке.

— Я не знаю, как их объяснить. Вы возбуждаете во мне такие… мысли.

— Какие, например?

Неужели она посмеет произнести это вслух?

— Какие? — настаивал он.

— Например, нелепое желание залить вам в пупок заварной крем, а потом медленно вылизать все до последней капли.

Его плоть инстинктивно вздрогнула.

— Или безумное желание провести губами по всем темным линиям вашей татуировки.

Он застонал.

— Это так ужасно? — Ее щеки горели.

— Нет. А вы знаете, какие у меня фантазии?

Элиза затаила дыхание.

— Для начала я сниму ленту с ваших волос… Потом я вынул бы одну за другой все шпильки и швырнул бы их в озеро. — Последовал тихий всплеск воды. — Затем я снял бы с себя рубашку… — Он снял рубашку через голову. — А потом я бы лег на этот теплый камень и попросил бы вас делать со мной все, что захотите.

Элиза смотрела как завороженная на его бронзовую кожу и чуть вьющиеся волосы на груди.

Гриф приподнялся на локтях и следил за тем, как она обмакнула палец в крем и заполнила им ямку у него на животе.

— Господи, — слегка дрожащим голосом прошептал он.

А ей все это так нравилось. Она наклонилась, дразня своим дыханием его кожу.

Неужели она посмеет? Скорее всего она окончательно лишилась рассудка.

— Это нечестно — так меня мучить, — пожаловался он.

Взглянув ему в лицо, она неожиданно почувствовала прилив силы.

— Вы имеете в виду, что хотите, чтобы я сделала вот так? — Едва прикасаясь, она кончиком языка обвела пупок.

Из груди Грифа вырвался свист.

— Или так?

— Боже, дай мне силы.

Осмелев, она стала кругами слизывать крем, одновременно покусывая кожу вокруг пупка. Кожа была чуть солоноватой, и это подчеркивало сладость крема.

А завитки шелковистых волос вели вниз к дракону.

Ее руки медленно опускались к пуговицам ширинки, которые она расстегивала одну за другой. Когда она спустила бриджи ниже талии, он заерзал.

— Я хочу рассмотреть вашего дракона. Можно?

В ответ раздался стон — или это было рычание?

Она положила ладонь на его плоский живот и почувствовала, как бьется его сердце. Или это было ее сердце? Она опустила голову, чтобы прислушаться, но получилось так, что она стала водить языком по линиям татуировки.

Гриф невольно опустился вниз вдоль камня. Его глаза закрылись. Хриплое дыхание вырывалось из его груди.

Почувствовав себя еще увереннее, Элиза стянула с бедер бриджи вместе с трусами.

Гриф открыл глаза.

— Со своими золотистыми волосами ты похожа на волшебное видение. Красавица. — Он запустил одну руку ей в волосы, а другой направил ее руку к своей плоти.

Хадден назвал ее красавицей? В глубине души Элиза понимала, что это просто вежливая, ни к чему не обязывающая фраза, сказанная в минуту страсти. Какая разница? Еще ни один мужчина не называл ее красавицей.

Она позволила его влаге намочить ее ладонь.

— Это похоже на сталь, обернутую в бархат, — пробормотала она. Это сравнение понравилось ей самой, и она сначала стала гладить твердую плоть, а потом слегка ее сжала.

Он весь напрягся.

— Я правильно это делаю? — спросила она.

— Просто чудесно, — прошептал он и облизнул пересохшие губы.

— Мне нравится прикасаться к тебе, Хадден, — провозгласила Элиза, сама удивившись своей смелости. Но ей это действительно нравилось.

Схватив ее за запястье, он неожиданно вырвался и, выхватив из корзины полотенце, прижал его к себе с тихим стоном.

Через мгновение, тяжело дыша и покрывшись потом, он откинулся.

— Хадден? — Резкое движение нарушило эротические чары. Она поняла, что вела себя слишком импульсивно. Может, ей надо извиниться?

Он внимательно на нее посмотрел, будто читая ее мысли.

— Не пытайтесь ни о чем думать, леди Брентфорд. Просто наслаждайтесь ощущениями.

Она глубоко вдохнула наполненный ароматами сельский воздух и задержала его в легких. «Я счастлива, — решила она. — Каким бы мимолетным это счастье ни было. И незачем без конца анализировать каждый свой душевный порыв».

Дурак, дурак… Ему надо было прислушаться к самому первому робкому предупреждению. А теперь он в беде. И увяз очень глубоко.

Все многочисленные из известных ему правил разлетались на мелкие осколки, когда он оказывался наедине с леди Брентфорд. Он чувствовал, что внутри его идет борьба противоречивых эмоций. Одна часть его «я» — благородная — боялась, что он снова совращает невинную душу.

К сожалению, голос чести звучал все тише и тише.

— Тебе не трудно отвернуться? — спросил он, чувствуя себя виноватым. — Чтобы я мог привести себя в порядок.

Элиза села, нервно стараясь завязать лентой свои растрепанные волосы. По ее напряженной спине он понял, что она в растерянности.

Гриф натянул рубашку и быстро застегнул бриджи. Она встала и начала складывать в корзину посуду и кувшин с сидром.

— Леди Брентфорд… Элиза…

Она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

— Могу я попросить вас подойти ко мне?

Она замялась.

— Пожалуйста.

Он обхватил ладонями ее лицо и быстро поцеловал.

— Нет причины гак переживать. Просто мужчина и женщина предались взаимной интимной игре средь белого дня. — Он улыбнулся. — Это повод радоваться, а не обвинять друг друга в нарушении приличий.

Она печально усмехнулась:

— По-моему, когда вы рядом, я превращаюсь в вавилонскую блудницу.

Он прижал палец к ее губам.

— Вам незачем стыдиться своей страстности.

— Разве?

— Господи, — рассмеялся Гриф, — было бы лицемерием, если бы я сказал что-то другое.

— Это как раз то, что мне в вас нравится, Хадден. По крайней мере вы честны с самим собой.

Но это замечание заставило его внутри съежиться. По правде говоря, он ей солгал. Он скрыл от нее действительную причину своего визита в Эбби. Но поскольку это не имело к ней никакого отношения, незачем было признаваться. В результате все может только… осложниться.

— Хмм. Хотелось бы услышать, что еще есть во мне привлекательного, — улыбнулся он, чтобы отвлечься от размышлений о нравственности и свести все к шутливому, ни к чему не обязывающему разговору.

— Я уверена, что вы и так слышите слишком много лести в свой адрес, сэр. Я оставлю свое мнение при себе.

— Как жестоко, — пробормотал он и сложил остатки еды в корзину. — Вы устали от ходьбы, или мы можем дойти до дома по этим руинам?

— Как вы уже сказали, день для прогулок великолепный, и в отличие от ваших лондонских дам я воспитывалась в деревне, где здоровый воздух, — ответила Элиза. — Мы можем оставить корзину здесь и забрать ее завтра утром.

Замечание, несправедливо умаляющее ее достоинство, заставило его нахмуриться.

— В вас нет ничего деревенского, леди Брентфорд…

— Но я вряд ли Венера, — возразила она.

— Наоборот. Вы великолепная Диана, богиня лесов. — Он встал и предложил ей руку. — Ведите меня по своим угодьям.

 

Глава 12

Освещенные солнцем развалины Эбби все еще были величественны, несмотря на то что стены во многих местах почти разрушились. Гриф быстро свернул с последнего поворота тропинки и взобрался на вершину небольшого холма, чтобы насладиться открывшимся видом. А Элиза поднималась наверх медленно, не спеша. Она улыбнулась, увидев, как он гладит древние камни. И почему-то не чувствовала себя рядом с ним неловко. Что было странно, принимая во внимание то, что происходило на пикнике.

«Даже не пытайся думать, — напомнила она себе. — Просто чувствуй. Чувствуй ласку ветра, покалывание высоких травинок, счастливое биение сердца».

— Какой волшебный вид, — воскликнул он взбираясь на верх самой высокой стены.

— Не правда ли? — Элиза заслонила ладонью глаза от яркого солнца. — А от воды идет такое сияние, что глазам больно.

Он кивнул и взобрался еще выше.

— Осторожно, — предупредила она. — Не камни шатаются и могут быть опасны.

— Да? — Гриф достал блокнот и начал писать.

Она вспомнила, что он то и дело что-то записывал, пока они бродили по окрестностям. Его друг должен быть доволен, что у него есть человек который так педантично записывает все, что видит.

Спустившись ниже, Элиза стала наблюдать за ним. Ей понравилось, как он сосредоточен. Мальчишеский смех сменился серьезностью, и это выражение добавило значительности его красивому лицу. Она стала замечать мелкие морщинки, трещинки и шрамы. Он не был праздным гулякой, как уверяла молва, и за это стал нравиться ей еще больше. Так же как ей пришлись по душе ниспадавшие ему до плеч волосы. А еще у него была привычка дергать себя за мочку уха, и при этом забавно приподнимался уголок рта.

Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

Гриф задумался и сжал губы. Ее сердце почему-то дрогнуло, и она заставила себя отвернуться в сторону. «Остепенись!» Даже без этого не произнесенного вслух предупреждения она поняла, что их отношения принимают опасный, непредсказуемый оборот…

В это мгновение налетел порыв ветра и вырвал блокнот из рук Грифа. Блокнот сначала взлетел вверх, а потом стал падать вниз, в сторону небольшого болотца.

Элизе удалось на лету схватить блокнот за уголок обложки, но под ней зашатался камень, и она потеряла равновесие. Отчаянно замахав руками, она попыталась не выпустить драгоценный блокнот.

Стена накренилась, солнце завертелось кругами, и в следующее мгновение она весьма неаристократично плюхнулась на землю.

— Не двигайтесь! — Голос Грифа раздавался где-то далеко, но когда Элиза открыла глаза, она увидела, что он уже слезает со своей высоты.

Прекрасно. Если маркизу и требуется напоминание, что она вовсе не грациозная богиня, — то вот оно, перед глазами.

Она подняла голову, чувствуя прилипшую к щеке грязь и солому, и попыталась сесть.

— Не двигайтесь! — снова крикнул Гриф.

Она старалась не думать о нем. Какой же у нее, должно быть, вид! Будто вовсе не Диана, а какая-то кикимора завладела ее телом и душой. Настоящая Элиза, леди Брентфорд, осталась где-то в тени, радуясь тому, что никто ее не замечает. Она и не пыталась сорвать с себя корону Королевы Греха.

— Прекратите дергаться. — Гриф придавил ей плечи, не обращая внимания на ее протест. — Вы упали с большой высоты и сильно ударились. Лежите смирно и позвольте мне проверить, целы ли ваши кости. — Он прошелся пальцами по руке. — Чувствуете боль?

— Нет, к счастью, я ударилась головой, — мрачно пошутила Элиза. — Больно только, когда я думаю. И поскольку сегодня я вообще даже не пыталась это делать, со мной все в порядке.

Гриф опустил голову, и все, что она видела, — это его макушку со спутанными волосами.

— Тихо. — Его голос был нежен, и она воздержалась от дальнейшего сарказма. А он, немного приподняв ей юбку, провел рукой по ноге до щиколотки.

— Ой.

— Этого я и боялся, — пробормотал он. — Я видел, как у вас подвернулась нога, когда вы падали.

— Это всего лишь растяжение, — быстро сказала она, чувствуя себя неповоротливой коровой. — Это скоро пройдет. — Она вдруг вспомнила про блокнот. — Вот ваши записи. Я надеюсь, что они не пострадали.

— Ваша безопасность гораздо ценней моих каракуль.

— Мне было бы интересно узнать, что вы записывали.

Он взял блокнот из ее рук.

— Это вовсе не так важно, как ваша нога.

— Да она пройдет.

— Нет. Нога в этом месте уже распухла. Но если я сниму ботинок, я боюсь, что будет хуже. — Гриф снял с себя галстук и начал перевязывать щиколотку. — Пока я перевяжу туго щиколотку, и это, наверное, неудобно, но зато поможет в дальнейшем. Дома вы должны лечь и поднять ногу повыше, подложив подушку. Вам нельзя ходить по крайней мере один день. А теперь позвольте мне помочь вам лечь поудобнее, пока я схожу за своей лошадью.

— Нет! — Элиза схватила его за рукав. — Не стоит устраивать спектакль из-за моей глупости.

Он сдвинул брови.

— Я бы предпочла сама дойти до дома. — На самом деле нога болела весьма ощутимо, но она была твердо намерена спасти остатки своей гордости. — Помогите мне встать.

— Ладно. Давайте… давайте просто забудем об этом, — пробормотала она. Больше всего ей хотелось дохромать до дома и залечить свои недуги. — Продолжим путь.

— Разумеется. — Он положил ее руку в сгиб своего локтя. — Будьте осторожны, здесь дорога не очень ровная.

Элиза шла по извилистой тропинке, и каждый шаг стоил ей большого труда и невыносимой боли. «Так тебе и надо, — говорила она себе, — это еще самое ничтожное наказание за твои грехи».

Слава тебе, Господи, за то, что проявил милосердие. По крайней мере ее не поразил удар грома.

Мелкий ручей был последней преградой перед тем, как они должны были спуститься к дороге, которая вела к дому. Элиза стиснула зубы, приготовившись преодолеть скользкие камни.

«Иди медленно, не торопись, — уговаривала она себя, — и тогда каким-либо чудесным образом тебе удастся избежать еще одного неграциозного падения».

Она приподняла юбки и вдруг оказалась в воздухе — это Гриф подхватил ее на руки.

— Но, сэр, я и сама могу перейти.

— Замолчите. Разве вы ни разу никому не позволили перенести вас через опасное место?

Как на это ответить? Кроме Гасси, в ее жизни не было никого, кто бы сделал ей такое галантное предложение.

Не обращая внимания на камни, Гриф пошел прямо по мелководью.

— Вы испортите свои дорогие сапоги, — заметила она.

Маркиз был в нерешительности, но, внимательно посмотрев ей в лицо, вздохнул и протянул руку.

— Вот видите, ничего страшного, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Я просто обопрусь о вас немного и смогу идти.

— Осторожность никак не умаляет отваги, леди Брентфорд. Мне вы ничего не должны доказывать.

— Отвага. — Улыбка получилась грустной. — Любая моя попытка изобразить себя в героическом свете будет выглядеть довольно жалкой, не так ли?

Он резко остановился и, повернувшись к ней, взял за плечи.

— Давайте не ходить на цыпочках вокруг того, что произошло между нами, — тихо сказал он. — Я обещал вести себя как джентльмен, но не сдержался, так что если кто-то и заслуживает порицания, так это я. Но это не значит, что я сожалею о том, что случилось. Вот такой я противоречивый человек.

Он вымученно улыбнулся.

— Между нами существует мощное физическое влечение, — продолжал он. — Мы с вами разумные, взрослые люди…

— С этим можно было бы и поспорить, — прервала его Элиза.

— Я согласен, на какое-то короткое время эмоции перехлестнули разум. Однако мое мнение таково — нет ничего постыдного в том, что человек обладает страстным характером.

Как же ей хотелось поверить ему. И все же…

— Возможно, такое объяснение годится для повесы, лорд Хадден. Но для леди все обстоит гораздо сложнее. И поэтому сбивает с толку.

— Простите, если я смутил вас.

— Я похороню их с подобающими воинскими почестями, — ответил он. — Включая салют из двадцати четырех орудий.

Она не удержалась от улыбки.

— У вас очень своеобразное чувство юмора, лорд Хадден. Многие мужчины относятся к себе гораздо серьезнее, чем вы.

— Еще один из моих недостатков.

— Ирония никогда не была недостатком, — возразила Элиза. — Если только она не за чужой счет, — поправилась она. Они перешли ручей. — Можете опустить меня на землю.

Но он продолжал нести ее.

Хотя мягкая шерсть его куртки была бы привлекательной подушкой, она почувствовала, что должна запротестовать.

— Лорд Хадден, я тяжелая, как лошадь.

— Особенно если учесть, что вы съели львиную долю торта с кремом.

— Я поступила предосудительно. — От запаха нагретой солнцем травы и ритмичных движение его шагов ее вдруг стало клонить ко сну. — Но такого вкусного торта я в жизни не ела.

— В свой следующий визит я привезу вам такой же. Не надо отказывать себе в столь невинном удовольствии.

— Следующего раза не должно быть. — Ее шепот затерялся в жужжании пчел, круживших над кустами дикой жимолости. — Вот и цветок рядом со мной это подтверждает.

— Вы еще не в полной мере изучили язык цветов. На самом деле этот цветок — жимолость — означает «дай шанс будущему счастью», — сказал Гриф.

Она ощутила, как что-то сжалось в ее груди. Все верно. «Но чтобы это случилось, сэр, наши пути должны разойтись. И чем раньше, тем лучше», — мысленно сказала она себе.

— Разумеется, вы в цветочных предсказаниях человек компетентный. И все же я настаиваю, чтобы вы поставили меня на землю, лорд Хадден. Мы уже совсем близко подошли к дому, и я предпочла бы, чтобы никто не увидел меня в столь компрометирующем положении.

На этот раз маркиз выполнил ее желание без возражений.

— Спасибо. — Элиза расправила юбки. — Пойдемте по правой дороге от развилки. Это кратчайший путь до дома.

Он вновь предложил ей руку, стараясь держать дистанцию.

Наступила неловкая пауза. Она шла, глядя себе под ноги. Сапоги Грифа были залеплены грязью, кожа в некоторых местах была сильно поцарапана колючками сорной травы.

Сорная трава. Наверняка у нее тоже есть значение. Скорее всего что-то колючее, несмотря на веселые желтые цветочки.

— Откуда вам так много известно о тайном языке цветов? — спросила она, чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу чем-то другим, а не хрустом гравия.

— У меня в библиотеке есть интересная книжица прошлого века.

— Уж не Мэри Уортли Монтегю ее автор? — воскликнула она.

— Да.

— Я слышала о ней от членов нашего общества садоводов.

— У вас нет экземпляра?

Элиза покачала головой:

— Эту книгу невозможно достать.

И все-таки любопытно, почему этот баловень судьбы удосужился прочитать столь специфический труд. Она уже собралась спросить его об этом, когда с крыльца дома раздался голос домоправительницы:

— А, вот вы где, леди Брентфорд! Я думала, где это вы бродите…

Миссис Хиллхаус внезапно замолчала, увидев маркиза.

— Я была на развалинах Эбби и поскользнулась на камнях. Лорд Хадден любезно предложил мне свою помощь. Представьте себе, он любит цветы. — Она смущалась все больше. — И деревья.

— Лит любезно разрешил мне посетить поместье и сделать кое-какие пометки относительно дизайна ландшафта, — объяснил Гриф. — К счастью, я оказался в нужный момент поблизости и смог прийти на помощь леди Брентфорд.

Лицо миссис Хиллхаус оставалось невозмутимым, только правая бровь чуть приподнялась.

По своему опыту Элиза знала этот взгляд, означавший «чую недоброе».

— Да, очень удачно, — сказала домоправительница, окинув оценивающим взглядом их несколько помятую одежду. — Для вашей щиколотки я приготовлю настой из листьев арники, — добавила она, а потом спросила: — Может, принести вам тряпку, чтобы стереть следы заварного крема с ваших бриджей, милорд?

— Спасибо, не надо. Вдруг мне захочется перекусить на обратном пути в гостиницу.

Взгляд миссис Хиллхаус заметно смягчился.

— Вы зачем-то искали меня? — спросила Элиза, прежде чем могли быть заданы еще какие-либо кулинарные вопросы. При упоминании крема у нее и так запылали щеки.

— Вам доставили два письма. Увидев, что одно — от вашего брата, я решила, что вы захотите прочитать его немедленно. — Они обе знали, что Гарри писал, только когда попадал в очередной переплет.

— О Господи, куда он вляпался на этот раз? — пробормотала Элиза, рассматривая неразборчивые каракули брата. Вид аккуратного почерка мистера Уоткинса вызвал у нее гораздо более позитивные эмоции.

— Леди Брентфорд, боюсь, что я и так слишком злоупотребил вашим гостеприимством, — сказал Гриф. — Я, пожалуй, откланяюсь, чтобы вы могли заниматься делами семьи.

Какими бы ни были новости из Лондона, они могли еще немного подождать. Сунув письмо в карман, она кивнула:

— Да, полагаю, так будет лучше. Миссис Хиллхаус, будьте добры, попросите Джема…

— Джем еще не вернулся с полевых работ, — ответила домоправительница.

— Я сам заберу свою лошадь, — спокойно сказал Гриф.

— А я займусь приготовлением отвара для вашей щиколотки. Если только вам не нужна моя помощь, чтобы подняться наверх к себе в комнату.

— Нет, нет, я справлюсь. — Было бы, наверное, лучше позволить маркизу уйти именно сейчас, не попрощавшись с ним наедине. Условности в данной ситуации выглядели бы просто абсурдно. Но и выпалить что-то вроде: «Благодарю вас за чудесное сексуальное свидание у озера» — тоже было нельзя.

— Вам удалось увидеть все, что вы хотели? — начала она и тут же захотела затолкать эти слова обратно в горло. Потому что ей не удалось выглядеть такой же спокойной и утонченной, как лондонская красавица.

— Да, благодарю вас. Мне, конечно, хотелось бы увидеть все поместье, но пора возвращаться в Лондон. У меня есть кое-какие обязанности, которые требуют моего присутствия.

Ее пальцы коснулись твердого конверта в кармане. У нее тоже есть неотложные дела. Нельзя, чтобы это безумное свидание нарушило ее планы.

Преодолевать препятствия на своем пути всегда означало борьбу. Но она была настойчива и терпелива и умела, когда это было необходимо, жертвовать собой.

— Разумеется, — ответила Элиза, решив не говорить, что неприятности Гарри и собственные дела могут тоже потребовать ее присутствия в Лондоне. Но Боже упаси, если он подумает, что она гонится за ним. Он устанет от этого, и очень быстро. Одно дело мимолетная интрижка с деревенской вдовушкой, и совсем другое — Лондон. Вкрадчивые улыбки, негромкий смех. Все в высшем свете казалось отполированным и гладким. Золоченые колеса крутятся, и горе тому, кто окажется под ними.

Элиза отвернулась. Ей не хотелось думать об этом. Пускай этот волшебный день останется в ее памяти как сказка. Какой он на самом деле и был.

— С вами все будет в порядке? — спросил Гриф.

Она заставила себя весело рассмеяться.

— Ну конечно. Я крепкая деревенская девушка, лорд Хадден. В моей жизни было много шишек и царапин. К завтрашнему дню все пройдет и будет забыто.

— Ваши письма…

— У Гарри его обычные штучки, — уверила она Грифа. — Ничего такого, с чем я не могла бы справиться.

— Плохо, что вам приходится этим заниматься, — нахмурился он.

— А куда денешься? — ответила она. Но это ненадолго.

— В таком случае до свидания.

— До свидания, сэр. Вам лучше поскорее уехать, прежде чем я испортила еще какой-либо предмет вашей одежды.

Он посмотрел на свой пыльный галстук, обмотанный вокруг ноги Элизы, и хихикнул:

— Я предупрежу Прескотта, чтобы он стойко встретил такой удар.

Как ей будет не хватать его необычного юмора! Она вздохнула:

— Спасибо за пикник.

— Вам спасибо.

Их глаза на мгновение встретились, и ей захотелось запомнить дымчатый оттенок его зелено-карих глаз с золотистыми искорками. Зелень Хаддена. Ее следует расположить в одном ряду со стандартными зелеными красками. Прекрасное сочетание!

— Я отлично провела время, лорд Хадден. Я хочу пожелать вашему другу удачи. Я надеюсь, у вас появились какие-то новые идеи, которые он сможет применить в своем поместье.

Он поднес ее руку к губам.

— Природа вдохновляет бесконечно.

— Это правда.

Еще немного помедлив, он отсалютовал ей и повернул в сторону конюшни.

Она прохромала к задней террасе и подождала немного, пока не услышала цокот копыт, а потом не увидела, как он скрылся за поворотом.

С трудом поднимаясь по каменным ступеням, она вдруг ощутила, как к горлу подступают горячие слезы.

— Не будь глупой гусыней. — Она вытерла слезы рукавом. — Мне по крайней мере никогда не придется упиваться пустыми мечтами. У меня есть воспоминание, и мне не о чем сожалеть.

 

Глава 13

Вернувшись рано утром в Лондон, Гриф снял насквозь промокшие сапоги и переоделся. Эта процедура сопровождалась тяжелыми вздохами и молчаливым неодобрением его камердинера, но сейчас Гриф был слишком взволнован, чтобы задерживаться в доме для объяснений с Прескоттом.

По пути из деревни он все время напоминал себе, что мимолетные интрижки и праздное времяпрепровождение уже не играют важной роли в его жизни. Теперь он отдает предпочтение не фривольным развлечениям, а серьезным делам. «Думай о своей работе, а не об очаровательной пылкой вдове».

Он ускорил шаг, пытаясь заглушить в себе воспоминание о грациозной щиколотке, заразительном смехе, роскошных губах.

— Черт побери, — пробормотал он, — пора старому псу выучиться новым трюкам, главный среди которых — думать головой, а не другим местом.

Сосредоточившись на этой задаче, он решил нанести визит в издательство «Уоткинс и Хэролд», а не посылать записку, чтобы справиться, получен ли ответ от неуловимого Линдена.

Да или нет. Когда-то ведь надо внести ясность в этот вопрос.

Было немного смешно, что он так волнуется. Мало кто отказывал маркизу Хаддену. Августейший титул и внушительное богатство были мощными стимулами для утвердительного ответа.

Но ведь Линден был не в курсе, что заказчиком является высокопоставленный пэр. Художник будет исходить из достоинств его эссе, и только.

А это и пугало, и воодушевляло.

Гриф свернул на боковую улицу и постарался успокоиться, прежде чем войти в скромное кирпичное здание издательства.

— Линден сказал «да», — без всяких предисловий начал Уоткинс, как только за Грифом закрылась дверь офиса.

Маркиз опустился на стул перед письменным столом.

— Отлично. — Он сжал руки, пытаясь не выдать своего волнения. — Отлично.

— Да. Но нам придется придерживаться сроков, — напомнил издатель. — Как я уже говорил, книга должна выйти вовремя, то есть к открытию симпозиума по ботанике, который состоится будущей весной в Оксфорде.

Гриф сглотнул. Проект вдруг стал не просто замыслом, зародившимся у него в голове, не какими-то заметками на листочках бумаги. Это будет настоящая книга, переплетенная в телячью кожу с тисненными золотом титулом и фамилией автора.

Новый шаг. Новая мечта. А готов ли он перевернуть новую страницу?

— Сроки, милорд… мы все связаны сроками, — продолжал Уоткинс. — Я знаю, что для вас это ново, но таков мой бизнес.

— Вы сомневаетесь, могу ли я быть профессионалом?

Уоткинс слегка смутился, но кивнул:

— Если откровенно, то немного опасаюсь на сей счет.

— Можете на меня рассчитывать, — ответил Гриф. — Я вас не подведу. А как насчет Линдена?

— Поскольку я уже работал с этим художником, то уверен, что нам не придется сожалеть о нашем выборе.

— Ну, в таком случае все пройдет гладко.

Издатель позволил себе улыбнуться:

— Не уверен, что не возникнет никаких трений, милорд. Творчество не всегда движется одними и теми же точными шагами, как в вальсе на светских балах. Художники — и авторы — обычно танцуют под собственную музыку. Мне приходилось наблюдать в таких делах и ошибки, и промахи. Важно, чтобы они сошлись в конце. Если вы меня понимаете.

— Я отличный танцор, — пошутил Гриф.

— Я в этом не сомневаюсь, лорд Хадден. Но, как автор, вы должны быть готовы импровизировать.

Импровизировать. Хорошее словечко. Он поймал себя на том, что думает в эту минуту о торте с заварным кремом и освещенной солнцем улыбке.

— А теперь, раз уж вы пришли, давайте просмотрим те эссе, которые вы уже нам представили, милорд…

«Ты рехнулась». Зрение сыграло с ней какую-то шутку. Спрятавшись в тени какого-то подъезда, Элиза увидела высокого, элегантно одетого мужчину, выходившего из типографии и свернувшего к Пиккадилли.

«Ты что, видишь призраки?» — отругала она себя. В данном случае призраком был Гриф.

Кажется, маркиз Хадден полностью завладел ее мыслями. Даже в полутемные часы рассвета ей мерещилась его фигура в тени деревьев и изгородей вдоль дороги, когда она ехала в Лондон. Но она подумала, что это просто пыльные окна старой кареты искажают ее зрение.

Но сейчас приближавшееся к ней привидение уже не казалось плодом ее воображения. Профиль под высокой тульей шляпы был определенно вылеплен из плоти и крови. Орлиный нос, красиво очерченные губы, глаза…

Она забилась в угол своего убежища и молила Бога, чтобы маркиз прошел мимо и не обратил на нее внимания.

К счастью. Гриф ничего и никого не замечал вокруг. Наклонив голову и насупив брови, он, казалось, был погружен в свои мысли.

Элиза не решалась выйти на свет, пока не перестал быть слышим стук его сапог по мостовой. Как странно, подумала она, оглянувшись и проводив взглядом удалявшуюся фигуру. Маркиз сказал, что у него есть в Лондоне неотложные дела и встречи. Тогда зачем он ходил к каким-то малоизвестным издателям, которые не выпускают любовные романы и книги о спорте?

Может быть, он зашел купить одну из прелестных книжек поэзии для какой-нибудь своей подруги, чтобы загладить свою вину за отсутствие на балах? И в будуаре.

Она подавила в себе ревность. Мысль о смятых простынях и обнаженных женщинах спровоцировала еще более неприятные подозрения. Может быть, он принес собрание эротических гравюр, чтобы их переплели в мягкую телячью кожу? У нее по спине пробежал холодок. Нет, она не могла себе представить, чтобы строгий мистер Уоткинс взялся бы за такой заказ. Он не стал бы принимать участие в чем-то аморальном, скабрезном.

Колокольчик над дверью зазвенел, напомнив ей, что она приехала не для того, чтобы чахнуть по лорду Хаддену. Ей предстоит работа.

— Доброе утро, мадам, — приветствовал ее клерк. — Мистер Уоткинс ждет вас?

— Не совсем. — Элиза решила, что издатель уже получил ее согласие заняться новым проектом. — Но я была бы благодарна, если бы он уделил мне несколько минут.

Издатель не заставил ее долго ждать.

— Леди Брентфорд! Прошу вас, входите, — воскликнул он, приглашая ее в свой офис. — Какой сюрприз!

— Надеюсь не слишком неприятный?

— Что вы! Вовсе нет. — И все же, несмотря на то что в комнате было довольно прохладно, у него на лбу выступил пот. — Садитесь, пожалуйста.

Когда он начал поспешно перекладывать бумаги на столе, Элизе показалось, что она увидела среди них один свой эскиз.

— Благодарю вас. Семейные дела неожиданно потребовали моего присутствия в Лондоне. Но если у вас сейчас нет времени, я могу прийти в другой раз.

— Вовсе нет, — повторил он, но его улыбка выглядела напряженной. — По совпадению я как раз сейчас… э… собирал пакет с оставшимися эссе, чтобы выслать его вам.

— Счастливое совпадение, — отметила она.

Он промокнул лоб носовым платком.

Элиза не стала расспрашивать о самочувствии мистера Уоткинса, чтобы не усиливать его смущение. У бедняги, по-видимому, небольшая температура или приступ подагры, что объясняет его нервное постукивание ногой по ковру.

— Я здесь потому, — объяснила она, — что хочу как можно скорее выполнить ваш заказ.

Издатель при этих словах немного успокоился.

— Счастлив это слышать. Я установил довольно жесткие производственные сроки, чтобы книга была закончена к очень важному симпозиуму по ботанике. — На его угловатом лице неожиданно отразилась тревога. — Неужели вы хотите сказать, что могут возникнуть проблемы с иллюстрациями?

— Нет, — быстро ответила она, постаравшись, чтобы тон ее голоса был решительным. — Я вас не подведу.

Уоткинс облегченно вздохнул.

— Вот и хорошо, иначе автор был бы страшно разочарован. Вы же знаете, какими неуравновешенными бывают творческие люди — к вам это, конечно, не относится. Но знаете, как нелегко продвигать такой проект с одной ступени на другую!

— А мы добавляем вам хлопот, настаивая, чтобы вы не раскрывали до времени наши настоящие имена.

Уоткинс потянулся за стаканом с водой.

— Это мягко сказано.

— Признаюсь, я почти готова отказаться от секретности и попросить о встрече. Из того, что уже прочитала, я поняла, что у автора этих эссе замечательное чувство юмора. — Элиза помолчала. — Я догадываюсь, что автор скорее всего — женщина.

Уоткинс чуть было не поперхнулся водой. Его лицо, и без того розовое, стало угрожающе багровым.

— Ж-женщина? П-почему вы так думаете?

— В стиле чувствуется какая-то странная, причудливая нотка. Обычно это не свойственно мужчинам, хотя, конечно, бывают, наверное, исключения. — То, что она могла бы назвать одно такое исключение прямо сейчас, было в данном случае ненужной деталью.

— Вообще-то я с вами согласен, — осторожно заметил Уоткинс.

— Но судя по вашей реакции, я понимаю, что была не права.

У мистера Уоткинса от пота уже блестели щеки.

— Я этого не говорил, — запротестовал он.

— Простите меня. Я не хотела вас смущать, — извинилась Элиза. — С моей стороны это простое любопытство.

— Я обещал вам обоим, что буду хранить ваш секрет. Но оказалось чертовски трудно выполнить свое обещание.

— Извините. Я больше не буду к вам приставать. И вообще, я больше не хочу отнимать у вас ваше драгоценное время. Но раз уж я здесь, не могла бы я взять с собой эти законченные эссе? Тогда я могла бы сразу начать работать.

Бумаги на столе зашуршали под нервными руками мистера Уоткинса.

— К сожалению, у меня не было возможности сделать копии. Но до конца дня они будут готовы. Если вы, как обычно, остановились у мистера и миссис Фремптон, я могу прислать копии, как только получу их.

— Спасибо. Я не знаю, как долго я задержусь в Лондоне, так что было бы лучше, если бы копии привезли сегодня.

Элиза встала. Все это время она старалась гнать от себя мысли о просьбе Гарри, но больше откладывать было нельзя. Сама просьба выглядела необычно, а то, что из всех мест он выбрал кафе-мороженое, было еще более странным. Мурашки побежали у нее по спине.

Гарри пытается подсластить пилюлю?

У нее возникло нехорошее предчувствие.

— Я провожу вас, леди Брентфорд, а потом передам бумаги копировщикам. Это займет всего несколько минут.

Когда он собирал и сортировал бумаги, Элиза увидела краем глаза почерк, показавшийся ей знакомым.

Нет… полный абсурд.

«Прекрати видеть Хаддена везде… в каждой строчке, в каждой тени…» Нельзя позволять призраку Хаддена повсюду ее преследовать.

— Ну вот. Все в порядке, — сказал Уоткинс, в последний раз пролистывая пачку бумаг.

Когда Элиза снова на них взглянула, она не увидела ничего, напоминающего почерк Грифа в его блокноте. Однако она не поняла, расстроило ли ее это или, наоборот, принесло облегчение.

— Между прочим, — сказала она, следуя за Уоткинсом к дверям, — мне показалось, что от вас недавно выходил лорд Хадден. Это действительно был он?

— Хадден? — переспросил Уоткинс. — Возможно, он забирал у клерка какую-нибудь книгу. Джентльмены иногда заказывают необычные переплеты.

В этом и вправду не было ничего необычного. Элиза расслабилась. Просто ее нервы были на взводе, вот и все. Да, маркиз был известен как ландшафтный дизайнер, но Уоткинс дал совершенно правдоподобное объяснение. Дело в том, что Хадден очень заботится о своих землевладениях, и было бы глупо считать его интерес к растениям чем-то сверхъестественным.

— Еще раз спасибо, что уделили мне время, мистер Уоткинс. В будущем я постараюсь не приходить без предупреждения.

— Я буду с нетерпением ждать ваши первые работы, леди Брентфорд. Я совершенно уверен, когда все будет сделано, результаты этого сотрудничества превзойдут все наши ожидания.

— Черт побери, Кэмерон, с каких это пор ты заделался библиофилом? — Гриф остановился на пороге своей библиотеки, сдерживая раздражение. Он увидел, что зажженный канделябр стоял в опасной близости от раритетного тома гравюр семнадцатого века. — И отодвинь подальше огонь. Разве не ты дал еще в Оксфорде торжественную клятву не жечь книги?

— Ты забыл, что я не учился в ваших модных престижных школах. А если верить тому, что я слышал, вы с Коннором никогда не соблюдали университетские правила, так что прекрати ругаться, — ответил Кэмерон, но все же отодвинул канделябр на край письменного стола.

— И что же тебя так заинтересовало в моей коллекции книг по искусству? Очень любопытно.

— Искусство всегда меня интересовало, — последовал невозмутимый ответ.

Дальнейшие расспросы были бессмысленны, поэтому Гриф сказал:

— Пожалуйста, отметь, что я пользуюсь лампой со стеклянным абажуром, чтобы освещать… — Гриф запнулся. — Нечего рыться в моей корреспонденции, Кэм, — прорычал он.

— Я не знал, что тебе есть что скрывать.

— Не в этом дело, — огрызнулся Гриф. Нахмурясь, он поднял письмо, лежавшее на акварельном эскизе Линдена. — У меня здесь ценные произведения искусства, которые, очевидно, ускользнули от твоего внимания.

— Наоборот, я их очень хорошо рассмотрел. — Пауза. — Смею сказать, что и художник ценит их очень высоко.

— И что это должно означать?

— Я сейчас до этого дойду, — ответил Кэмерон. — Что ты знаешь об этом Линдене?

В какой-то момент у Грифа появилось желание послать друга к черту. Эта часть его жизни и без едких замечаний Кэмерона была достаточно сложна.

— У меня есть причина спрашивать. — Серьезный тон друга насторожил Грифа. — Но мне нужны кое-какие факты, прежде чем я начну объяснять.

— Я ничего не знаю о Линдене, — признался Гриф, — кроме того, что этот человек — необыкновенно талантливый художник.

— Судя по тому, что я видел, у него редкий талант. У тебя есть еще образцы его работы?

— Нет. Но они есть у Уоткинса.

— Мне бы хотелось посмотреть на них.

— Наверное, я смогу это устроить. Но мне желательно знать причину твоей просьбы.

— Понимаешь, я и сам мог бы устроить эту встречу.

— А почему ты думаешь, что Уоткинс позволит тебе их посмотреть?

— А почему ты думаешь, что я буду об этом его просить? — возразил в ответ Кэмерон.

— Ты… паршивый… ублюдок. — Гриф в ярости несколько раз ударил кулаком по столу. Это помогло ему немного успокоиться. — Я не в настроении играть в эти игры, разгадывая твои дурацкие загадки.

— Да, я вижу. — Кэмерон положил руку Грифу на плечо и, немного надавив на него, заставил Грифа сесть на место. — Я же сказал, что все объясню.

— Тогда давай объясняй, пока я не вышиб тебе зубы.

Кэмерон сел на ручку кожаного кресла, стоявшего у стола, и быстро оглядел свои ухоженные ногти.

— Это мы еще посмотрим, кто лишится своих зубов. Но эту дискуссию мы отложим на какой-нибудь другой день.

— Как хочешь. — Гриф, взглянул на уверенные мазки, тщательно выписанные детали и подбор цвета лежавшего перед ним эскиза. — Давай будем придерживаться темы искусства.

Кэмерон начал не сразу.

— Я заметил, что ты стал разбираться в нюансах художественного стиля. Подозреваю, что ты провел много часов, изучая труды по ландшафтному дизайну и ботанике.

— Ты угадал. Я считаю себя достаточно сведущим в области графики и акварели. Я, возможно, не эксперт, но близок к тому. Поэтому когда я увидел представленный для продажи — и по очень высокой цене — подлинник акварели Мэри Сибиллы Мэриан, я, естественно, решил познакомиться поближе с техникой этого мастера.

Несмотря на то что Гриф сидел спиной к пылающему камину, он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Очень немногие картины этой швейцарской художницы сохранились с семнадцатого века, а те, что остались, были в частных коллекциях. Он это знал, так как совсем недавно вел переговоры о приобретении одной из них. Но дилер сказал ему, что в данный момент в продаже нет ни одной картины.

— Я не понимаю, Кэм, к чему ты клонишь?

— Терпение, Гриф. Сейчас узнаешь. — Кэмерон уселся поудобнее. — Как тебе известно, Мэриан сейчас признана одной из первых среди настоящих мастеров, иллюстрирующих книги по ботанике.

— Наряду с ее изображениями насекомых, — напомнил Гриф. — Ее способность воспроизводить мельчайшие детали невероятна.

— Таланты Мэриан тем более уникальны, что она женщина. В семнадцатом веке женщин не особо поощряли развивать свои таланты, данные им от Бога.

— То же самое происходит и сейчас.

— Верно, но это не относится к нашему обсуждению.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что картина, выставленная на продажу; является подделкой. — Кэмерон поднял руку, предупреждая саркастическое замечание Грифа. — Знаю. Картины, поступающие на подпольные аукционы, не всегда имеют надежное происхождение. Очень часто предлагаются копии. Но что меня зацепило, так это то, что картина была среди разных вещей, в числе которых была редкая книга из библиотеки лорда Лита. И прежде чем ты задашь вопрос, откуда мне это известно, я скажу, что видел экслибрис Литов.

Гриф выпрямился.

— Это не столь уж необычно, что джентльмен продает такие вещи, как говорится, из-под полы, особенно если учесть, что право распоряжаться библиотекой ограничено законом о наследовании. Меня больше удивил тот факт, что книга продается вместе с подделкой. — Он встал и прошелся по комнате. — Ты же знаешь, что меня всегда интересует подпольная деятельность в этом городе. Поэтому я одолжил подделку…

— На самом деле ты хочешь сказать, что украл ее.

— Мне даже не пришлось красть. Владелец аукциона мой друг. Он поверил, что я верну картину. — Увидев, как помрачнело лицо Грифа, он поспешил добавить: — Короче говоря, я увидел эскиз Линдена на твоем столе и был поражен сходством стиля с подделкой. Подозреваю, что обе работы принадлежат одному и тому же художнику.

— Ты думаешь, что Линден — преступник? — У Грифа было такое ощущение, будто его ударили кулаком в живот. Эскизы Линдена ему понравились, и он уже считал его своим другом. — Я этому не верю. Ты ведь не эксперт.

— У меня больше опыта, чем ты думаешь, — возразил Кэмерон. — Но ты прав. Я не хочу делать окончательные выводы, которые основаны на одном эскизе. Вот почему мне хотелось бы увидеть другие вещи.

Гриф не ответил, и Кэмерон добавил:

— Мне в общем-то без разницы, надуют ли кого-то, всучив ему фальшивку. Когда имеешь дело с аукционами, надо быть настороже. Что мне не все равно, так это то, чтобы вокруг твоей первой книги не разгорелся скандал. Гриф.

У Грифа так перехватило горло, что он не сразу ответил.

— Я благодарен тебе за это, Кэм. Но для меня это шок. Мне очень нравится стиль Линдена, и его иллюстрации идеально подходят для моей книги. — Он невесело рассмеялся. — Звучит смешно, но я чувствую себя обманутым.

— Именно поэтому я и хочу быть абсолютно уверен. Если ты сможешь получить остальные наброски Линдена у Уоткинса, у меня будет (больше оснований считать, прав я или нет. И тогда мы можем решать, что делать, как поступать дальше.

— Я сейчас же отправляюсь в офис Уоткинса.

— Я советую тебе не говорить, для какой цели тебе нужны эскизы Линдена. Давай держать это в тайне, пока мы не будем уверены, с чем имеем дело.

Что-то в голосе друга заставило Грифа насторожиться.

— Ты что-то недоговариваешь.

— Всего-навсего интуиция. Скажем так — если бы это был я, я бы воздержался от общения с Литом и его закадычными друзьями.

— Лит недостаточно умен, чтобы быть преступником, — пробурчал Гриф. Что касается его сестры… — Исключено.

— Согласен, — ответил Кэмерон, — но некоторые из его прихлебателей отпетые мошенники.

Гриф встал.

— В таком случае необходимо добраться до сути и найти причину, пока не пострадал весь проект. Уоткинс предупредил, что сроки поджимают. — Его взгляд упал на лежавший на столе набросок. Он вздохнул, не понимая, как он должен сейчас себя чувствовать. — Если ты окажешься прав, что мы будем делать?

— У меня есть кое-какие идеи. Но начнем сначала. Мне очень хочется, чтобы эскизы попали мне в руки как можно скорее, потому что я должен вернуть подделку до того, как уеду из Лондона. Почему бы нам не встретиться в каком-либо месте поближе к издательству, чтобы ты сразу мог передать мне портфолио?

Гриф неохотно кивнул:

— Гросвенор-сквер как раз в пяти минутах ходьбы от офиса Уоткинса.

 

Глава 14

Элиза нервно теребила край перчатки.

— Принести вам стакан лимонада, миледи? — спросила горничная ее подруги детства, сопровождавшая ее в это модное кафе.

— Спасибо, не надо. — Она была слишком напряжена, чтобы что-то есть или пить. — Мой брат должен вот-вот прийти. — Если только он не загулял и не забыл о назначенной встрече. — Я подожду.

Но ждать ей не пришлось, потому что Гарри пришел точно в назначенное время, что было для него совсем не характерно.

— А, Элиза, — воскликнул он с деланным радушием. — Ты сегодня выглядишь замечательно. Это у тебя новая шляпка?

Гарри не только пришел вовремя, но и расточал комплименты по поводу ее внешности. У нее внутри все сжалось. А потом ей и вовсе стало худо, когда она увидела, что брат пришел не один.

Гарри и лорд Брайтон сели за ее стол.

— Купи себе шербет, Саймондс. Я найду тебя, когда закончу. — Элиза дала горничной несколько монет и подождала, пока та отойдет. Только после этого она обратилась к брату: — Ну и какие важные новости ты хочешь мне сообщить? — Именно так было написано в письме Гарри.

На губах Гарри появилось что-то вроде улыбки.

— Ну погоди, давай сначала закажем тебе здешнее фирменное мороженое. Я знаю, что леди без ума от сладкого.

— Я не хочу ничего сладкого, Гарри. — Она метнула взгляд на Брайтона, который в отличие от Гарри выглядел совершенно спокойным и даже сдул с полей своей шляпы невидимую пылинку. — Я хочу, чтобы ты объяснил, почему мне надо было срочно приехать в Лондон.

— Разве брат не может соскучиться по своей прелестной сестричке?

Она смотрела на него, не мигая, и он опустил глаза.

— Дело в том, Элиза, что у меня появились отличные новости.

Предчувствие беды становилось все явственнее.

— И какие же?

— Нельзя прийти в это знаменитое кафе и не заказать их фирменное блюдо, — сказал Гарри. — Пойду и выберу для тебя какое-нибудь мороженое и ореховый шербет. Я знаю, как ты любишь орехи.

Он встал и пошел — или, скорее, побежал — к застекленной витрине в конце зала.

— Полагаю, что вам известно, что за новости у Гарри, сэр? — спросила Элиза у Брайтона.

— Известно, леди Брентфорд. Но давайте получим удовольствие от нашей встречи.

— У меня уже давно слово «удовольствие» не ассоциируется с именем Гарри, — ответила Элиза.

В отличие от ее брата Брайтон выдержал взгляд Элизы.

— Возможно, это скоро изменится.

Что-то в его голосе заставило Элизу встрепенуться.

— Каким образом?

Гарри вернулся с мороженым, блюдом лимонных пирожных и высоким бокалом орехового шербета.

— Поскольку сегодня такая замечательная погода, почему бы нам не прогуляться вокруг площади, пока вы будете поглощать ваше угощение, — сказал Брайтон, взяв две чайные ложки, и добавил, обращая ее внимание на людей, прогуливающихся за большой витриной кафе: — Видите, многие так делают.

Элиза молча встала. Ей было ненавистно его наглое поведение, но она приняла его предложение, чтобы не устраивать сцены. Она перешла улицу и направилась в сквер в центре площади. Обернувшись, она, к своему ужасу, увидела, что за ней пошел только Брайтон.

— Разрешите? — Он предложил ей руку, и Элизе ничего не оставалось, как взять его под руку. — Вам надо попробовать это мороженое, пока оно не растает, леди Брентфорд.

— Я уверена, что оно вкусное, но в данный момент я не расположена к любезностям. Гарри настаивал, чтобы я срочно приехала в Лондон, несмотря на немалые неудобства и — вынуждена добавить — большие расходы. А теперь он прячется за блюдом с пирожными и посылает вас на прогулку со мной. — Бокал был холодным, и, глядя на мороженое, она не могла не вспомнить теплый заварной крем.

Сглотнув, она постаралась собраться.

— Полагаю, вы мне объясните, что все это значит.

— У вас острый язычок, леди Брентфорд. — Она уловила насмешку в его голосе. — Вам следовало бы быть более осторожной в своих высказываниях. Это сделало бы вас более привлекательной.

— Вы хотите, чтобы я посыпала свои чувства сахаром, чтобы ими можно было ублажить джентльмена? — Элиза пыталась совладать со все растущим раздражением. — Извините, но поскольку я отнюдь не забочусь о том, чтобы завоевать одобрение противоположного пола, я вольна говорить то, что думаю.

Он рассмеялся:

— То есть вы больше не хотите выходить замуж?

— Нет, — отрезала она. — Определенно не собираюсь.

Все еще улыбаясь, Брайтон свернул на одну из дорожек таким же прогулочным шагом. Вместо того чтобы обидеться на ее преднамеренную грубость, он притянул ее немного ближе к себе.

Она напряглась, опасаясь, что кто-нибудь, наблюдающий за ними со стороны, мог подумать, что между ними существуют интимные отношения.

— Как жаль, что вы отказываетесь от повторного замужества, хотя знаете, что я рассчитывал на ваше согласие стать моей невестой.

Элиза споткнулась и уронила бы бокал с шербетом, если бы Брайтон не поддержал ее.

— Осторожно. — Он наклонился и слизнул капельку мороженого с ее запястья.

Она почувствовала отвращение и попыталась вырваться, но он держал ее на удивление крепко.

— Предлагаю вам не устраивать сцен, — предупредил он. — Это может плохо отразиться на нас обоих.

— Это какая-то шутка, лорд Брайтон. Залог в копилку пари в вашем клубе, которую я должна пополнить?

— Уверяю вас, я совершенно серьезен.

— Но почему? — Элиза почувствовала, как у нее перехватило горло. — Нет, не надо на это отвечать. Причина не имеет значения, потому что, какой бы она ни была, мой ответ «нет».

Глаза Брайтона оставались бесстрастными.

— Некоторые мужчины могли бы на это обидеться.

— Но это же абсурдно, — запротестовала Элиза. — Мы едва знаем друг друга, и… я не нахожу, что у нас с вами есть что-то общее. Для нашего брака нет никакой причины. Поэтому, пожалуйста, какой бы ни была ваша игра, давайте ее закончим. У меня нет намерения соглашаться с вашим предложением. — Она втянула побольше воздуха. — И это окончательно.

— Вы все сказали? — спросил он тихо.

Она лишь кивнула.

— Отлично.

Брайтон затащил ее в тень большой липы. Тень от узорчатых листьев подчеркивала резкие черты его лица и морщинки вокруг полных губ.

— Отлично, — повторил он. — Теперь моя очередь быть откровенным, леди Брентфорд. Как вам известно, у вашего брата в Лондоне появился ряд дорогостоящих привычек, которые обернулись большими финансовыми неприятностями. Он задолжал большие суммы, главным образом мне. — Брайтон замолчал, будто хотел, чтобы его слова лучше дошли до Элизы. — Я готов простить ему его карточные долги и кредиты, которые он у меня брал. Но только при условии, что вы согласитесь стать моей женой.

У Элизы вдруг подогнулись колени. Ее охватил безумный страх. Чтобы не было заметно, как у нее дрожит рука, она так крепко сжала бокал, что испугалась, что он может треснуть.

— Я… я не понимаю. Это бессмыслица. Почему вы выбрали меня? Я не красавица и не богатая наследница.

— Нет. Но вы чрезвычайно талантливая художница.

* * *

Заметив стоявшего у восточных ворот площади Кэмерона, Гриф перешел мостовую, едва увернувшись от ехавших друг другу навстречу двух карет.

— Что-то случилось? — спросил его Кэмерон.

— Возможно, мне следует стать твоим партнером в преступной деятельности, — пробормотал Гриф, следуя за другом в глубину сада. — У меня, оказывается, есть способности к двойному обману.

— У тебя есть особые способности соблазнять, — согласился Кэмерон. — А что касается более темных делишек… — Он пожал плечами. — Сколько эскизов тебе удалось достать?

— Полдюжины, и это было все, чем располагал Уоткинс. — Гриф передал папку с эскизами. — Только смотри не потеряй.

— Я буду очень осторожен. — Глядя прямо перед собой, Кэмерон обошел центральный фонтан и свернул на затененную боковую дорожку. — Я бы рад был признать, что мои подозрения не оправдались.

Пара мопсов зарычали и бросились на сапоги Грифа, когда из-под них вылетели камешки гравия.

— Извините, — сказал он разгневанному хозяину собак, который тоже проявил неудовольствие.

— Вы, молодые люди, всегда так торопитесь? — Он постучал тростью по кустам, посаженным вдоль дорожки. — Неплохо бы иногда останавливаться и хотя бы нюхать розы.

Только в том случае, если бы это были рождественские розы, которые означают «уйми мое беспокойство».

Гриф глубоко вдохнул, но, прежде чем заговорить, подождал, пока их не смогут услышать.

— Когда у тебя появится возможность сравнить рисунки и принять решение, Кэм?

— Трудно сказать. Моего информатора бывает нелегко найти. Но я постараюсь встретиться с ним как можно скорее. — Они остановились на развилке дорожек. — А ты пока… — Кэмерон запнулся, глядя на изгородь из подстриженных кустов в дальнем конце сада. — На твоем месте я бы избегал встреч с Литом и его дружками. С такими, как Брайтон, ты только можешь влипнуть в какую-нибудь неприятную историю.

Гриф проследил за взглядом Кэмерона и увидел на дорожке в тени деревьев парочку, которая, кажется, была погружена в интимную беседу. Когда мужчина поднял руку, чтобы отвести от лица женщины прядь волос, Гриф присвистнул.

— Вижу, что ты узнал спутницу баронета.

— Возможно, — ответил Гриф, но не стал распространяться.

— Ну, мне пора идти, — сказал Кэмерон. — Здесь наши пути расходятся.

Гриф рассеянно кивнул, все еще глядя на парочку. Он не слышал ни голоса Кэмерона, ни шума колес кареты, ни лая собачек. Все, что он слышал, был странный шум в ушах.

Он сжал кулаки, борясь с желанием схватить за руку Брайтона, чтобы он не дотрагивался до лица Элизы.

Не сразу, но все же ему удалось подавить свой гнев, и он свернул на другую дорожку. Он намеревался вернуться домой и продолжить работу над книгой, но сейчас ему показалось, что необходимо зайти в клуб и выпить знаменитого французского коньяка. Все остальное может обождать.

Почему, черт возьми, леди Брентфорд не сказала, что собирается поехать в Лондон?

Как только эта мысль пришла ему в голову, он сразу же отмел ее. У него нет права быть собственником. Безумные минуты интимности стали просто случайными провалами здравого ума. Продолжать знакомство — значит нарываться на неприятности.

— Неприятности, — пробормотал он себе под нос.

Две пожилые матроны в испуге шарахнулись от него в сторону.

— Неприятности, — повторил он, надеясь, что если он скажет это вслух, будет лучше, чем если он будет ругать себя молча.

Заставив себя не смотреть в сторону деревьев, он вышел из сада.

— Талантливая художница? — Элиза пришла в полное недоумение от слов Брайтона. — Даже вообразить себе не могу, что это имеет для вас серьезное значение. У меня такое впечатление, что вы предпочитаете более светские занятия, чем созерцание рисунков или акварелей, сэр.

— Верно, леди Брентфорд. Мне нравятся занятия, которые приносят мне деньги. — Он посмотрел на нее в ожидании. — И вы поможете мне получить приличный доход.

— Вы пьяны? — возмутилась она. — Или просто безумны?

— Ни то и ни другое, — резко возразил Брайтон. — Довольно ваших колкостей, леди Брентфорд. Давайте перейдем к делу.

Она молча ждала.

— Слушайте, что я скажу, и слушайте внимательно. Ваш брат задолжал мне целое состояние, и он предложил вас в качестве средства расплатиться со мной. Вы правы, я не нахожу привлекательными ни вашу достаточно заурядную внешность, ни ваш строптивый характер. Но… — Он презрительно поморщился. — Для приятных развлечений мне не нужна жена.

Элиза стоически молчала, пытаясь притвориться, что она его не боится.

Брайтон был, по-видимому, немного разочарован отсутствием с ее стороны реакции.

— Делайте, как я говорю, и я оставлю вас ржаветь в деревне после того, как вы родите мне парочку наследников.

От этой мысли она похолодела.

— И что вы хотите, чтобы я сделала? — тихо спросила она.

— Для леди таких выдающихся способностей — самую малость. — Он явно наслаждался своей издевкой от злобы у него потемнели глаза. — Все, что от вас требуется, — это скопировать кое-какие старые картины с изображением цветов и жуков.

— Я не стану этого делать. — Ей хватило минуты, чтобы понять, что задумал Брайтон. — Я не буду соучастницей ваших преступных планов.

— О! А я думаю, что будете.

— Подделка — это преступление. Я не намерена попасть в тюрьму.

— В таком случае я подумал бы дважды, стоит ли делать из меня врага, леди Брентфорд. Дело в том, что ваша первая попытка уже на рынке.

— Это невозможно, — прошептала Элиза. А потом вспомнила один давнишний эскиз, когда она только начала практиковаться в живописи.

— Правильно, — злорадствовал Брайтон. — Это была прелестная копия натюрморта с цветами Мэри Сибиллы Мэриан, выполненная настолько мастерски, что даже эксперты ничего не заметили.

— Но это была ученическая работа, — запротестовала она. — Копирование — это многовековая практика. Она предназначена для того, чтобы научить художника технике рисунка и владению кистью.

Он рассмеялся:

— Возможно, судьям понравится лекция по истории искусства. Хотя я в этом сомневаюсь.

Боже милостивый. На секунду Элиза онемела от шока. Она всегда отшивала баронета и его попытки очаровать ее, считая его просто низкопробным прожигателем жизни. Но она, очевидно, недооценила его хитроумие.

— Как я уже сказал, подумайте об этом, леди Брентфорд. Откажете мне, и ваш брат попадет туда, где в качестве предварительного заключения держат должников, а вы в лучшем случае окажетесь в унизительной нищете. А ваше родовое имя будет опозорено. Но гораздо более вероятно, что вы попадете в тюрьму Ньюгейт.

— Принять ваше предложение и стать рабыней в браке, где меня заставляют участвовать в преступных действиях?

— Сами выбирайте себе из двух зол меньшее, — усмехнулся он.

Он заманил ее в ловушку, и что бы она ни выбрала, жернова судьбы раздавят ее.

«Нет, я не позволю, чтобы меня раздавили», — поклялась себе Элиза, хотя затея Брайтона не сулила ничего хорошего.

Она с трудом справилась с волной охватившей ее паники и заставила себя сосредоточиться.

— С-сколько вам должен Гарри?

Вопрос скорее всего застал его врасплох. Он сдвинул брови и прорычал:

— Почему вы спрашиваете?

Настороженное выражение его лица приободрило ее.

— Так сколько? — повторила она с нажимом.

Брайтон заколебался, а потом назвал сумму, от которой она чуть было не упала в обморок.

Спокойно. Элиза заставила себя думать.

— Это слишком большие деньги, чтобы их можно было возместить, просто продавая подделки. Я не могу себе представить, что вы решитесь предложить мои копии законному аукционисту. Поэтому мне любопытно — где вы найдете покупателя?

— Эта информация вас не касается.

— Наоборот, сэр. Вы просите меня вступить в долговременный бизнес, так что я имею право знать, будет ли он доходным. — Последние годы вынужденного общения с Гарри научили ее хотя бы не падать духом. — Я совсем не такая глупая, как мой брат. Если я соглашусь работать на вас, мне нужны гарантии, что я получу что-то взамен.

Он прищурился, видимо, оценивая положение.

— Вы можете оказаться гораздо полезнее, чем я рассчитывал. Хорошо, беды не будет, если я удовлетворю ваше любопытство. — К нему вернулась его самоуверенность. — В настоящее время эскиз предложен к продаже на аукционе здесь, в Лондоне.

Элиза вспомнила, как подслушала разговор Гарри с друзьями, обсуждавшими ряд ограблений в районе Мейфэр.

— Это заведение принадлежит человеку, продающему краденые вещи, которые ему приносят воры, я так понимаю, — сказала Элиза.

— Да, это частное заведение, — с ухмылкой согласился Брайтон, — открытое только для избранной клиентуры.

— Понимаю. — Некая идея — признаться, довольно дикая — начинала принимать определенные формы в ее голове. Но для сегодняшней ситуации обычная мудрость не годится.

Опустив голову, она помешивала ложечкой подтаявшее мороженое.

— Прошу вас, сэр, мне многое надо обдумать. Мне нужно какое-то время, чтобы принять окончательное решение.

— Хорошо. Но помните, что у вас есть только один выбор, который может спасти вас и вашего брата от разорения.

— Гарри знает о вашем предложении?

— Разумеется. Он дал свое согласие с большой радостью.

Ничего другого Элиза и не ожидала, и все же ей стало больно. Но она постаралась не выдать свои чувства.

— Если нам больше нечего обсуждать, я хотела бы вернуться в кафе.

Она взяла его под руку, а он предупредил:

— Улыбайтесь, леди Брентфорд. Вы же хотите, чтобы люди думали, что мы счастливая пара, не так ли?

На глаза Грифу попалась куртина с бледно-лиловыми петуниями. Проклятие. Природа посылает какие-то удивительные сигналы, касающиеся леди Брентфорд, мрачно подумал он. Цветы говорили: «Твое присутствие меня успокаивает», — а мозг передает противоположный сигнал его телу. Он хотел избавиться от этого ощущения покалывания на своей коже и ослабил узел галстука. Дорожная пыль после поездки будто въелась в кожу. Как только он вернется домой, сразу примет ванну и сменит белье, и ему полегчает.

Увидев, что Элиза и ее спутник вышли из тени, Гриф пошел по параллельной дорожке и умерил свой шаг.

«Я не шпионю, — уверял он себя. — Я просто наблюдаю».

И ему совершенно не нравится то, что он видит.

Ее лицо было похоже на мраморную маску — бледное, безжизненное, за исключением двух горячих пятен румянца на скулах. И глаза выглядели тусклыми. Без какого-либо выражения.

К этому времени он уже хорошо знал ее, чтобы почувствовать, что она явно не в своей тарелке.

В отличие от нее Брайтон выглядел довольным тем, что только что произошло между ним и Элизой.

Пара вернулась в кафе. Гриф остановился в воротах и, делая вид, что смотрит в свой блокнот, стал украдкой наблюдать за ними сквозь решетку ограды. Через несколько минут из кафе вышли Гарри и Брайтон. Они выглядели словно два школьника, досыта наевшихся сладостями.

Вспомнив вечер встречи с Элизой и ее полушутливое желание, чтобы он вбил в голову Гарри — пусть даже пинками — хотя бы немного здравого ума, Гриф чуть было не поддался желанию пойти за друзьями и задать им хорошую трепку прямо сейчас.

Не дав ему шанс ответить, она быстро продолжила:

— Насколько я понимаю, мужчины склонны видеть в женщине одну из своих бесчисленных кукол, с которой можно играть, пока она либо не сломается, либо не надоест. — Она немного прихрамывала и споткнулась о камень мостовой. Он протянул руку, чтобы помочь, но она резко отшатнулась в сторону.

То, что она оступилась, очевидно, рассердило ее еще больше.

— Игрушку можно просто выбросить и завести вместо нее новую.

Теперь уже не вызывало сомнения, что Лит чем-то здорово ее разозлил.

— Я видел, как ваш брат выходил из кафе, — признался он. — Наверно, он сделал что-то, что вас расстроило.

Она шла, не останавливаясь.

То, что баронет, возможно, попытался успокоить ее, не улучшило настроение Грифа.

— Возможно, это не мое дело, но я посоветовал бы вам не искать утешения у сэра Брайтона. Его репутация такова, что не может вызывать у леди доверия. — Говоря это, Гриф понимал всю иронию своих слов.

Она не стала возражать, а сказала:

— Вы правы, сэр. Это не ваше дело.

Но Гриф не отставал.

— Леди Брентфорд, вы явно расстроены. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Простите меня за грубость, лорд Хадден, я ценю вашу заботу, но это сугубо семейное дело.

На это ему нечего было ответить. Он лишь вежливо кивнул.

Но потом его отвлек звон колокольчика на дверях кафе, и он увидел Элизу в сопровождении молодой горничной.

Пусть идет. У него и так достаточно неприятностей.

— Да, но джентльмен не поворачивается спиной к леди, которая скорее всего находится в расстроенных чувствах, — пробормотал он и вдруг улыбнулся. Похоже, что спасение именно этой леди вошло у него в привычку.

Выйдя из ворот, он догнал ее.

— Леди Брентфорд! Какой приятный сюрприз встретить вас! Я не знал, что вы планировали поездку в Лондон.

Она лишь искоса взглянула на него, а потом снова стала смотреть прямо перед собой. Она шла слишком быстро — как не подобает леди, — и развевающиеся ленты ее шляпы мешали ему разглядеть хотя бы ее профиль.

— Чему вы удивляетесь? — холодно отозвалась она. — У меня нет привычки делиться своими планами с малознакомыми людьми, сэр.

Гриф многозначительно взглянул на горничную, и та немедленно отстала на два шага.

— Мне хотелось бы надеяться, что мы с вами все-таки больше чем малознакомые люди, леди Брентфорд, — сказал он, надеясь смягчить ее.

Ни малейшей улыбки. Наоборот, она стиснула зубы и ускорила шаг.

— А кем мы являемся, если уж быть точными, лорд Хадден?

Визит в кафе, видимо, оставил у нее во рту кислый привкус.

— Это я должен просить прощения. Я не хотел еще больше вас огорчать.

— Вам не в чем себя винить.

Она небрежно повела плечом, но когда ее лицо попало в полосу света, он увидел слезы, повисшие у нее на ресницах.

Он сделал вид, что ничего не заметил, но мысленно отдубасил ее брата за то, что тот расстроил ее.

А как насчет Брайтона?

Он наверняка тоже виноват. Что бы он ни говорил леди Брентфорд в саду, это ее не утешило. Он вспомнил, как она судорожно сжимала бокал с растаявшим шербетом, и ему в голову пришло замечание Кэмерона о том, что баронет подонок.

Кодекс джентльмена требовал, чтобы он с уважением отнесся к просьбе леди Брентфорд. Но разве баронет соблюдает этот кодекс? Бросив взгляд на напряженную походку Элизы, Гриф принял решение.

Надо разобраться с Брайтоном.

— Я поворачиваю здесь, Хадден. — Она остановилась, чтобы ее могла догнать горничная. — Так что мы должны попрощаться.

— Вы надолго в Лондоне? — вежливо осведомился Гриф. — Может, вы и ваши друзья хотят сходить в театр?

— Мои дела закончены, и я завтра возвращаюсь домой.

— Что ж. Тогда в следующий раз.

— Да, пожалуй. До свидания, сэр.

Гриф подождал, пока обе фигуры скрылись в тени.

— До свидания, — повторил он. — Но надеюсь, что до скорого.

 

Глава 15

В темноте полуночного часа ее план казался еще более абсурдным, чем при свете дня. Элиза стояла у окна и рисовала пальцем узоры на запотевшем стекле. Если бы только она могла увидеть хотя бы тонкий лучик света, который пробился бы через пелену черного от сажи дыма, нависшего над Лондоном. Или звезду, которая помогла бы ей отыскать верный путь.

От часов на каминной полке тоже было мало толку. В тишине спальни они тикали еще громче и… печальнее.

— Может, мой план и безнадежен, — прошептала она, — но надо попытаться.

Подняв повыше зажженную свечу, она нарисовала цифру «2» на влажном стекле. Ее план состоял из двух частей. Во-первых, она должна собрать достаточно денег, чтобы расплатиться с Брайтоном. Во-вторых, ей необходимо узнать, где находится ее ученический эскиз, и заполучить его обратно.

— И пока я буду этим заниматься, почему бы мне не вызвать джинна в тюрбане, который коронует меня царицей Савской и перенесет в страну молочных рек с кисельными берегами.

Пару минут она позволила вообразить себе, как какой-то волшебный герой с длинными темными волосами, зелеными глазами и мелодичным смехом окутает ее, словно порыв ароматного дыма…

Невесело рассмеявшись, Элиза отогнала от себя это видение. Предаваться фантазиям о Хаддене, который вдруг появится и спасет ее, было так же глупо, как мечтать о волшебной лампе Аладдина. То, что она вопреки разуму позволила своим эмоциям и своему телу поддаться его чарам, было предупреждением об опасности.

— Я не могу оставаться во власти девичьих грез, — прошептала она. — Особенно сейчас, когда реальность требует, чтобы я собрала все свои силы.

Ее с трудом сэкономленных денег, возможно, хватит, чтобы заплатить половину долгов Гарри. Как же поступить?

— Я могла бы сделать еще много подделок и продавать их сама, — сказала она себе, нарисовав на стекле еще одну завитушку. — По крайней мере мои преступления будут приносить доход, и я смогу сама решать свою судьбу.

К сожалению, ее знания о доходах от нелегальной деятельности уместились бы на головке шляпной шпильки.

— Деньги, — бормотала она. — Для женщины существует не так уж много способов заработать несколько жалких грошей…

Она так глубоко вздохнула, что пламя свечи на подоконнике затрепетало, и она вдруг подумала о человеке, который захотел бы дать ей совет.

Гриф ходил по комнате и то и дело бросал виноватый взгляд на свой письменный стол и пустое кресло возле него. Но он испытывал такое беспокойство, что не мог сесть за работу.

Проклятие. Он знал, что должен быть одержим своей книгой, а не провинциальной вдовой, неприятности которой его совершенно не касаются. Она не хотела, чтобы он вмешивался, и заявила об этом, не стесняясь в выражениях. Чего же ему еще надо?

Но в ее глазах он прочел совсем иное.

На мгновение ему показалось, что она борется с искушением в чем-то ему признаться.

Он подошел к столику, сбоку от письменного стола, и налил себе большой стакан бренди. Еще несколько месяцев назад решить какую-нибудь проблему было проще простого — все, что надо было сделать, — это утопить мозги в нескольких бутылках алкоголя.

— Оказывается, быть негодяем гораздо легче, чем честным человеком, — пробормотал он отсалютовав стаканом мраморному бюсту Сократа на верху книжной полки.

Сев на край письменного стола, он начал вращать стакан между ладонями. В свете лампы цвет жидкости, менявшийся от бронзового до золотисто-янтарного, напомнил ему освещенные лучами солнца непослушные локоны леди Брентфорд.

Его взгляд упал на акварель кисти Редуте в золоченой раме. Она оказалась распакована наполовину, и розы были почти не видны.

— Можешь что-либо посоветовать в данной ситуации? — проворчал он. — У розы должно быть чувство родства с леди, попавшей в беду.

Листья безжизненно повисли.

Вздох — или это был рык — вырвался из его груди. Немного подумав, он отставил стакан с бренди и решительно сел за письменный стол.

Вдохновленный воспоминанием о восторженной реакции Элизы па ландшафт Лит-Эбби, он начал писать. Слова лились быстро, почти безостановочно.

В течение почти часа единственными звуками в библиотеке был торопливый скрип пера по бумаге и слабое шипение углей в камине, почти превратившихся в золу. Когда он наконец отложил перо и откинулся в кресле, финальное эссе было закончено.

— Она моя муза, — шептал он, медленно перелистывая исписанные листы. — Как Линден, леди Брентфорд помогает мне обращать внимание на вещи, которые я мог бы пропустить.

Это эссе было лучшим из того, что он уже написал: стиль был и вполне реалистичным, и немного возвышенным одновременно.

— Что это ты заперся, словно монах, приносящий покаяние в своей келье? — Кэмерон зажег канделябр возле двери вощеным фитилем. — Господи, неужели ты не понимаешь, что сидение здесь почти в полной темноте нагоняет тоску?

— Я размышляю, — огрызнулся Гриф. — Так что обстановка вполне подходящая.

— О! — Брови Кэмерона поползли вверх. — И о чем же ты размышляешь? О Линдене?

— И об одной леди.

— Ну да. Я должен был догадаться, что тут будет замешана женщина. — Кэмерон подошел к камину и поставил ногу на решетку. — Уж не та ли, за которой ты наблюдал у кафе? Могу добавить, что у тебя был такой взгляд, который мог бы растопить огромную бочку замороженного шоколадного крема.

— Я не могу этого объяснить. Кажется, я околдован, — признался Гриф. — Влюблен, как школьник.

— И это ты, который устоял против чар всех красавиц и искусительниц Лондона? — Эта мысль, видимо, рассмешила Кэмерона. — Полагаю, что леди в кафе была сестра Лита — та самая, с которой ты развлекался.

Рычание было предупреждением для Кэмерона воздержаться от дальнейших рискованных замечаний.

— Да, это была леди Брентфорд. И я боюсь, что она попала в беду.

— Учитывая, что Лит ее брат, я в этом не сомневаюсь.

— Шутки в сторону. Это не повод для веселья, — отрезал Гриф. Вспоминание о том, как Лит и баронет весело смеялись, выходя из кафе, заставило его спросить: — Что тебе известно о Брайтоне?

— Не очень много, если не считать, что, по мнению некоторых моих знакомых, и он, и его кузен пользуются дурной славой.

— Почему?

Кэмерон пожал плечами:

— Я никогда не спрашивал. Но если хочешь, могу навести справки.

— Спасибо. Это очень помогло бы. А что касается Линдена… Ты узнал что-нибудь новое?

— Мой друг уже совершил небольшую прогулку в деревню. Но у меня появилась другая идея, как получить информацию.

— Я предпочел бы об этом не знать. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Пожалуй, ты прав.

Гриф мрачно смотрел на почти потухшие угли в камине.

— Я чувствую себя таким беспомощным. Это ужасно. Необходимо что-то предпринять вместо того, чтобы сидеть и ждать, пока ты будешь действовать.

— Да, вижу, ты и впрямь в странном настроении. — Кэмерон увидел на письменном столе стакан с бренди. Увидев, что он полон, он поднес его к губам. — Можно?

Гриф кивнул.

— Могу я задать еще один вопрос? — Не дожидаясь ответа, Кэмерон продолжил: — Почему тебя так заботят леди Брентфорд и ее проблемы?

Гриф затруднился выразить словами то, что он чувствует.

— Ладно, мне пора приниматься за работу, — сказал его друг, осушив стакан. — Когда ты не такой мрачный, то гораздо более интересный собеседник.

— Я ценю твою трогательную заботу о состоянии моей души, — сказал Гриф довольно резко. — Между прочим, почему ты вообще ко мне зашел?

— Я просто оказался поблизости и увидел свет в окне библиотеки, — небрежно ответил Кэмерон.

— Для того чтобы увидеть окно библиотеки, ты должен был бы пройти по одному из переулков.

Кэмерон лишь улыбнулся:

— Я непременно загляну, как только у меня будет, что тебе сообщить.

— Вот дьявол, — пробормотал Гриф, когда щелкнул замок входной двери. И вдруг выпрямился, кое-что вспомнив.

Неужели саркастическое замечание леди Брентфорд о мужчинах и их игрушках было нацелено и на него, а не только на ее брата? В тот момент его больше волновало ее расстроенное лицо, и он не придал значения ее словам. Но теперь, в тишине ночи, когда его ничего не отвлекало, кроме собственных мыслей, это высказывание всплыло в его памяти.

— Неужели она думает, что и я считаю ее всего лишь объектом для развлечений? Но ведь это полная нелепость.

Гриф заставил себя мысленно вернуться к их встречам. И в каждой из них четко прослеживался тот факт, что он вел себя как настоящее животное — щупал, лапал, гладил — исключительно ради собственного удовольствия. Что же она должна о нем думать? Впрочем, минуточку, это не совсем так, поправил он себя. Она тоже наслаждалась их близостью. Все верно, но чувство вины и стыда никуда не исчезло.

Достав записную книжку, он медленно пролистал страницы и перечитал свои замечания по поводу ее комментариев.

— Мне надо кое-что прояснить, леди Брентфорд, — пробормотал он. — Хотите вы этого или нет, пора мне взяться за это дело.

Элиза капнула несколько капель воды на палитру и осторожно смочила кисть.

— Немного жженой сиенны, — бормотала она, проводя мягкой кистью из соболя по засохшей краске, — поможет приглушить яркость лазури. Сейчас посмотрим, что получится.

Она приехала в Эбби уже после полудня, и сейчас ей ничего не оставалось, как начать осуществлять свой план. Завтра она поедет к Гасси, и они станут держать военный совет. Ее старая гувернантка будет рада помочь в борьбе против Брайтона и его неслыханного по своей наглости ультиматума.

Поможет своим острым умом, разумеется, а не своим хрупким телом, думала Элиза.

Хотя по размышлении она могла представить себе Гасси, которая собирается отрезать палец баронета своим секатором. Так ему и надо!

Этот образ заметно улучшил настроение Элизы.

И оно продолжало улучшаться по мере того, как цвета на бумаге все больше принимали нужные очертания. Живопись позволяла ей, забывать о своих неурядицах, пусть даже на короткое время. Создавать объемы, смешивать оттенки, добавлять детали — все это было чрезвычайно увлекательно.

Откинувшись, она стала изучать эскиз, на котором изобразила растения из сада вокруг своего домика. Среди прочих у нее получился лиловый водосбор, означавший «я намерена победить».

— Может, позже я срежу букет хризантем, — сказала она Эльфу, вскочившему на ее рабочий стол. — Он означает «изобилие и здоровье».

Мяу. Котик дал понять, что полностью согласен.

— Правильно, этот букет выглядит немного увядшим. Пойдем соберем новый?

— Мяу, — охотно согласился ее компаньон.

— Как приятно быть в компании с таким милым мужчиной, — сказала она, наблюдая, как кот исчез за дверью. — Гарри и его друзья просто идиоты по сравнению с тобой.

А что касается Цербера Хаддена…

Она собрала краски, альбом для эскизов и кувшин с водой, решив, что день слишком хорош, чтобы сидеть дома. Кроме того, Хадден заставлял ее думать о солнечном свете, сочившемся сквозь листья, словно жидкий мед, о ветерке, мягком, как тихий смех, о луговых травах, танцующих под пение птиц…

Маркиз, конечно, обладает дьявольским обаянием, но прозвище Цербер все-таки не очень подходило человеку, которого она узнала. Ее Хадден не был ни бессердечным хищником, ни негодяем. Он был забавным, чувствительным, сочувствующим и…

Одним словом — приятным.

— Он приятный, — громко произнесла Элиза. — Но я не собираюсь снова с ним увидеться. — Она задержала дыхание, дожидаясь, когда немного утихнет боль в груди. — Я смогу с этим жить, — сказала она, направляясь к клумбам с цветами. Заставив себя забыть о его предложении помощи, она подняла с земли только что упавший дубовый листок — символизирующий храбрость — и сунула его себе в волосы. — В этом деле я не могу ни на кого рассчитывать. Если надо победить Брайтона, я должна найти способ сделать это сама.

Натянув поводья, Гриф заставил своего коня остановиться возле каменного коттеджа. Он спешился, стараясь не помять завернутый в красивую бумагу букет. Ему пришлось остановиться у нескольких цветочных лавок, чтобы найти лиловые гиацинты, которые, согласно языку цветов, означали «пожалуйста, простите меня». К букету он присочинит еще и собственные цветистые извинения и очень рассчитывает, что она не захлопнет дверь у него перед носом.

Пустив коня пастись в тени деревьев, он подошел к двери и тихо постучал.

Ответа не последовало.

Он немного подождал, не зная, что предпринять. Он не хотел смущать ее, явившись незваным в большой дом, и решил нанести визит в ее убежище в надежде, что она будет там одна. Если учесть то, что он хотел ей сказать, личная встреча была бы самой правильной. Только они вдвоем, и больше никого.

Нервно откашлявшись, он снова постучал.

Внутри дома все было тихо.

— Ну что за чертовщина? Не иначе это заговор Сатаны против меня.

Мяу.

Помяни Сатану, и он…

Подняв глаза, он увидел кота, свернувшегося на арке ворот. Ну, это совсем другое дело.

— Привет, дружище. Помнишь меня?

Кот пошевелил усами, не найдя нужным отрицать очевидное.

— Спасибо за любезное приглашение, — сказал Гриф, взявшись за засов. Ворота со скрипом открылись.

Он открыл ворота ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, а потом прикрыл их за собой.

Перед ним были высокие каменные стены, покрытые лишайником и увитые серо-зеленым плющом. Он остановился, завороженный богатством цветов и оттенков. У него даже немного закружилась голова.

Общее впечатление было подкреплено видом женской фигуры, кружившейся на траве. Ее голову украшал венок из дубовых листьев и маргариток, а из-под него на плечи и простую белую крестьянскую блузу спускались свободные от шпилек пряди золотистых волос. Гриф остановился, ошеломленный. Его будто перенесли из чопорного Оксфордшира в какой-то волшебный сад в незнакомой ему стране.

Его взгляд скользнул вниз: пышные красные шаровары были завязаны на щиколотках синими шнурками. Ступни оказались босы.

Она, должно быть, услышала его шумное дыхание и быстро повернулась, перестав напевать.

— Леди Брентфорд, вы похожи на привлекательную колдунью-цыганку.

Прежде чем ответить, она несколько раз то открывала, то закрывала рот.

— Я… вы… кто, черт возьми, разрешил вам нарушать мое уединение?

— Мне позволил войти ваш бесенок, — ответил Гриф. — Хотя, возможно, я его неправильно понял… Но думаю, мы нашли с ним общий язык.

Она прикусила губу.

— Не важно. Гораздо важнее то, почему вы здесь?

Он протянул ей странных очертаний сверток, завернутый в коричневую оберточную бумагу. И вдруг ощутил, что теряет дар речи. Поэтому вымолвил только одно:

— Чтобы принести вам это.

Она не пошевелилась.

— Это не кусается.

Засучив рукава. Элиза осторожно взяла сверток из его рук.

— Извините, это, наверно, бессмысленно — везти сюда цветы, — сказал он, наблюдая, как она развертывает упаковку. — Я мог бы привезти золотые браслеты и цветастую шаль. Но это не вполне соответствовало бы ситуации.

— Какой именно?

Бумага упала на землю, и в руках у нее остался букет бледно-лиловых цветов.

— Пожалуйста, простите меня, — сказали они одновременно, озвучивая тайный язык бледно-лиловых гиацинтов.

— Простить за что? — тихо спросила она.

— Я подумал… может… то есть… меня беспокоило, что вы можете… — запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, начал он. — Черт возьми, я совершенно запутался. Я не чувствовал себя так неловко с тех пор, когда был прыщавым юнцом, пытавшимся попросить у доярки в нашем имении разрешения поцеловать ее.

У нее дернулись губы.

— Держу пари, что вам не пришлось просить ее дважды.

— На самом деле она меня отбрила. Для своего возраста я был маленького роста и довольно толстым.

Элиза удивленно выгнула бровь:

— Никогда бы не подумала.

— Меня глубоко поразил этот вид. — Он обвел рукой куртины с цветущими растениями. — Это что-то уникальное. — «Как и вы», — хотелось ему добавить. Но он прикусил язык.

— Спасибо. Но…

— Но я все еще не объяснил свое появление здесь. — Поскольку он заметил, что она начала улыбаться, у него понемногу развязался язык. — Так вот. Дело в том, что я размышлял над тем, что вы сказали вчера. О мужчинах и их игрушках.

Она опустила глаза.

— И мне захотелось уверить вас, что я никогда не думал о вас как об игрушке. Если у вас сложилось другое впечатление… Я прошу прощения, — сказал он, кивнув на букет. — Цветы на своем наречии это подтвердят.

— Я имела в виду мужчин вообще. Всегда есть исключения из правил. — Она наконец подняла взгляд. — Большинство людей сказали бы, что это мое поведение непростительно. Я вела себя как бесстыжая женщина, как шлюха, извините за выражение.

Он начал протестовать, но она прервала его:

— И знаете что? Мне все равно. — Она подставила лицо солнцу. — Мне все равно, что у меня на лице немодные веснушки, и что я танцую босиком в цыганских шароварах, и что я урвала несколько скандальных поцелуев у известного повесы. Все это делает меня счастливой. Жизнь-то одна.

На губах Грифа расцвела улыбка.

— Я рад. Вам нечего стыдиться, леди Брентфорд.

— Да, так наверняка сказал бы Цербер.

— Я вовсе никакой не Цербер… — А кто же он, черт бы его побрал? Да скорее всего старый пес, которому хотелось бы думать, что он может научиться новым трюкам.

Элиза заморгала.

— Мне надо поставить в воду эти прелестные цветы. Вы меня извините. Я быстро, — сказала она и исчезла за дверью домика.

Все еще улыбаясь, Гриф снял шляпу и пальто, желая, чтобы его волосы шевелил ветер, а лучи солнца ласкали кожу. Все чувства неожиданно обострились — все краски, запахи и звуки зазвучали по-новому.

Привлеченный жужжанием пчелы, он сел на корточки, чтобы получше рассмотреть ряд цветов, посаженных вдоль дорожки. Вообще в планировке сада чувствовалась рука мастера.

Поднявшись, он прошелся по дорожке. В дальнем углу возле стены располагалась каменная скамья, а на ней лежали альбом для эскизов и деревянная коробка с красками. Он вспомнил ее замечание о том, что у нее есть художественный дар, и ему стало любопытно. Он подошел к скамье, решив заглянуть в альбом до того, как она вернется.

К сожалению, на странице не было ничего, кроме расплывчатого бледно-голубого пятна.

— Лорд Хадден!

Он положил альбом.

— Ваша тайна все еще не разгадана, леди Брентфорд. Здесь нет ничего, что свидетельствовало бы о вашем таланте. — Он хихикнул. — Или о его отсутствии.

 

Глава 16

— Может, и так. — Элиза никак не могла унять сердцебиение. Но для тревоги нет причины. Даже если лорд Хадден увидел бы законченный набросок, для него это не будет иметь значения. — Однако вы не имеете права рассматривать мои личные вещи без разрешения.

Он кивнул, принимая ее упрек.

— Вы, конечно, правы. Я совсем недавно отчитал одного своего друга за точно такое же нарушение приличий. Так что я должен был бы быть более чувствительным к подобному вмешательству.

— Ничего страшного, — пробормотала она. Ей вдруг показалось странным, что окруженное стеной пространство сада, которое обычно воспринималось ею как достаточно большое, когда она была одна, стало тесным от его присутствия. Его широкие плечи заслоняли все, кроме верхушек самых высоких кустов, а цитрусовый запах его одеколона вытеснил все цветочные ароматы. — Мне хотелось бы предложить вам перекусить, но боюсь, что у меня нет ничего, кроме кувшина с водой и миски с орехами.

— Спасибо, но мне достаточно немного побыть здесь — среди этой великолепной красоты, которую вы создали. Полагаю, это все придумали вы, — закончил он и обвел взглядом все вокруг.

— Основные посадки существовали здесь с незапамятных времен. Я просто добавила кое-какие украшения.

— Вы слишком скромны, леди Брентфорд. Только настоящий художник способен так мастерски подобрать цвета и формы. Ясно, что вы умеете создавать красоту.

От его похвалы у нее потеплело в груди.

— Благодарю. Большинство людей на самом деле не замечают, как могут сочетаться цветы.

Он усмехнулся:

— Возможно, потому, что большинству людей не знаком тайный язык цветов. — Он указал на клумбу грациозных калл. — Они говорят «совершенная красота», и я с ними согласен.

Она внимательно на него посмотрела:

— Знаете, сэр, во время наших встреч здесь, в Эбби, вы показали себя большим знатоком растений и вообще сюрпризов природы. По-моему, это больше, чем случайное знание ландшафтного дизайна.

По его лицу пробежала тень.

— Неужели? Мне льстит, что вы так думаете, — ответил Гриф небрежно. — О, лесные орехи! — воскликнул он минуту спустя, увидев миску у нее в руках. — Здорово!

— Да, но Эльф, кажется, утащил щипцы в какое-то свое кошачье укрытие.

— Это можно пережить. Я знаю один солдатский трюк. — Он сел на траву и вытянул одну ногу. — Если вы будете так добры и поможете мне снять сапог, леди Брентфорд…

— Сапог? — в недоумении спросила она.

Указав на каменный бордюр вокруг солнечных часов, он сделал вид, будто ударяет по какому-то предмету.

— Просто надо положить орех на плоский камень и как следует ударить.

— Сапогом?

— Мой сапожник делает очень крепкие каблуки.

Элиза ухватилась за сапог и стала его тянуть.

— За это он берет особую цену?

— Нет, за английские орехи не берет, — с серьезным видом сказал Гриф. — Только за испанский миндаль и французские лесные орехи.

Она рассмеялась, и все ее тревоги вмиг рассеялись.

— А как насчет американского ореха пекана?

— За него — двойную цену.

При этих словах сапог неожиданно соскользнул с ноги Грифа, и Элиза упала на траву.

Он начал смеяться.

— Ах вы, скверный человек! Вы это сделали нарочно, не так ли? — Она села и нацелилась сапогом ему в голову. Но приступ смеха помешал ей выполнить угрозу.

Ее жест заставил Грифа рассмеяться еще громче.

— Вы выглядите как разгневанная богиня Земли, ожившая в клумбе с цветами. — Он поднял руки, сдаваясь. — Что я могу предложить, чтобы смягчить ваш гнев?

Сапог опустился рядом с ним.

— Колите орехи! — скомандовала Элиза. — Снимайте скорлупу и кормите меня орехами, пока я буду возлежать на своем травяном троне.

Откинувшись назад и опершись на локти, она закрыла глаза и позволила теплу солнца окутать ее тело. Ароматы цветов щекотали ей ноздри, птички пели ей серенады, а пчелы кружили над венчиками цветов. Как было бы замечательно, подумала она, если бы можно было поймать некоторые волшебные моменты, заключить их в бутылку и сохранить навечно.

— Помечтай, — прошептала она.

Однако звук раскалываемых орехов вернул ее к действительности, и с печальной улыбкой она напомнила себе старую поговорку: «Ешь, пей и веселись, потому что завтра…»

Завтра… Она не будет думать о том, что будет завтра. Какой в этом смысл?

Приоткрыв один глаз, она наблюдала за тем, как он собрал очищенные орехи и сел рядом с ней.

— Откиньтесь назад и откройте рот, ваше величество.

— Ммм. — Она медленно жевала, а потом проглотила. — Амброзия. Я могла бы к этому привыкнуть.

Он кинул ей в рот еще один орех.

— Главный Хранитель Кожаного Сапога к вашим услугам в любое время.

— Ммм. Будьте осторожны, лорд Хадден. Вы рискуете оказаться в рабской зависимости на всю жизнь. — Поздно спохватившись, что ее слова прозвучали двусмысленно, она покраснела. — То есть я…

Еще одна порция орехов заставила ее замолчать.

— Бывают судьбы и похуже, — небрежно откликнулся он. Сняв чулок, Гриф пошевелил пальцами. — Я понимаю, почему вы сюда приезжаете. Здесь так спокойно.

— А вы много времени проводите в своем поместье, сэр?

— Нет. Я слишком долго им пренебрегал. И как выяснилось, совершенно напрасно. — Он глубоко вздохнул. — Ведь Лондон постепенно теряет свою привлекательность.

— Я думаю, что вы были бы счастливы в деревне.

— А сейчас я не кажусь вам счастливым?

Она ответила не сразу.

Он ждал, подняв черную бровь.

— Итак?

— Мне кажется, что вы почувствовали бы себя в данный момент более счастливым, если бы сняли и другой сапог. Ваша левая нога, должно быть, горит, как в аду, — не удержалась она от не совсем приличного замечания.

Он пошевелил пальцами.

— Конечность была бы вам весьма благодарна за помощь.

Второй сапог был снят без особых неприятностей.

— Теперь конечность должна мне в награду торт с заварным кремом.

— Заметано, — весело пообещал Гриф.

Они сели рядом. Их плечи касались, пальцы на ногах шевелились на одном и том же клочке травы. Его близость странным образом успокаивала.

— Почему вы улыбаетесь? — спросил Гриф.

— Я представила вас, ваша светлость, в образе хорошо разношенного ботинка.

Он потянулся.

— А я-то думал, что я — воплощение мужского великолепия.

— Вы всегда глупеете в присутствии леди?

— Нет. Я так мало знаю таких, которые позволили бы себе смеяться. Или надеть цыганские шаровары и есть торт с заварным кремом на лоне дикой природы.

— Все-таки мы странная пара, — сказала она задумчиво.

Из его груди вырвался звук, который было трудно определить — то ли это был смех, то ли он просто откашлялся.

— Между прочим, откуда в вашем гардеробе такие интересные вещи?

— Каждое лето через нашу деревню проходит цыганский табор. Я познакомилась с одной из женщин — целительницей, хорошо разбирающейся в лекарственных травах. Она отдала мне эти вещи в качестве подарка в ответ на то, что я сделала специально для нее несколько картинок.

— Вот как. А вы рассказывали мне, что вам не хватает таланта.

— Эти картинки были не слишком хороши.

Он надолго задумался.

— Вы опять скромничаете, леди Брентфорд. Я все думаю, какие тайны вы от меня скрывает? И почему?

— У нас у всех есть тайны, лорд Хадден. — Она вспомнила его блокнот и то, с какой неохотой он делился с нею его содержанием. — Неужели вы хотите сказать, что ваша частная жизнь — это открытая книга?

— Нет, естественно. Хотя кое-что все-таки выплеснулось на первые полосы скандальной прессы.

Элизе не хотелось думать об этих его подвигах, включавших искрящееся шампанское и роскошных женщин. Она вдруг почувствовала себя скучной простушкой, убогой провинциалкой.

— Скормите мне еще один орех, Главный Хранитель Кожаного Сапога. — «Буду пока наслаждаться фантазиями», — подумала она. У иллюзий была противная привычка бесследно исчезать в облаках плохо пахнущего дыма.

— Как скажете, ваше величество. Закройте глаза и откройте рот.

— Если вы сейчас сунете мне в рот дождевого червя, я превращу вас в лягушку, — предупредила она.

— А я попрошу, чтобы меня поцеловала сказочная принцесса и превратила в прекрасного принца.

— Не испытывайте судьбу. — Она села и открыла рот.

— Закройте глаза! — повторил он. — Не жульничайте.

— Хорошо, хорошо. — Элиза зажмурилась, хотя чувствовала себя глупо — словно ловушкой для мух.

В рот попали два кусочка ореха.

— Очень метко, — сказала она, проглотив оба.

— Я неплохо играю в крикет, — ответил он. — А теперь попробуем закрученный бросок.

Следующий орех соскочил с ее губ и упал в открытый ворот ее блузы. Она открыла глаза.

Смеющееся лицо маркиза было совсем близко.

Его смех становился все громче, а земля под ней начала крениться и вращаться. Разум отлетел на крыльях ветерка, и неожиданно Элиза наклонилась вперед и впилась в рот Грифа в бесстыжем поцелуе.

— Ммм, какой вы вкусный, — пробормотала она после долгих и страстных объятий.

Гриф начал покусывать ее подбородок.

— И вы тоже. — Он обхватил своими нагретыми на солнце ладонями ее лицо и провел зубами по ее нижней губе. — Но я приехал сюда не для того, чтобы соблазнять вас и использовать исключительно для своего удовольствия.

— Вопрос в том, кто кого соблазняет, — сказала она и, обняв за шею, переместилась к нему на колени. — Если вы беспокоитесь о своей добродетели, лорд Хадден, я разрешаю вам удалиться.

— О, я думаю, моя добродетель вполне готова принять ваш вызов, леди Брентфорд.

— Вот как?

Она поерзала у него на коленях.

— Вы… — прохрипел он. — Вы очень… очень…

— Развратна? — подсказала она.

— Привлекательны. Обворожительны. Соблазнительны.

— Я? — Слова застряли у нее в горле. Еще никто не считал ее такой.

— Да, вы. Знаете, что я намерен с этим делать?

У нее стало покалывать все тело.

— Что?

— Слушайте меня внимательно, леди Брентфорд. — Он приблизился еще на дюйм. — Сначала я развяжу тесемки на вашей блузе. Вот так. Потом я попрошу вас поднять руки вверх, к небу.

Она выполнила и это его требование, и он начал медленно снимать через голову вышитую блузу.

— Так. Теперь сорочка. Дайте подумать. — Склонив голову набок, он начал рассматривать ее грудь. — Я мог бы обхватить губами ваши идеальные соски и через сорочку, и тогда от трения о мокрую ткань они затвердеют.

Из груди Элизы вырвался тихий стон.

— Или я мог бы просто разорвать материю до самого низа. — Он провел пальцем вдоль грудины и вниз до пупка. — А потом сниму ее, как это делает рабыня из гарема, очищая от кожуры сладкий виноград для своего повелителя султана.

Она вздрогнула, почувствовав, как у нее между ног стало горячо.

— Выбор большой, но я все никак не могу решить, на чем остановиться.

— Хадден, — с трудом выдохнула она, — остановитесь. То есть не останавливайтесь.

Он отстранился, и их тела больше не соприкасались.

— Так что же вы хотите, дорогая? Каков ваш выбор?

— Я… я хочу, чтобы вы занялись со мной любовью, — прошептала она. Земля была восхитительно теплой, и она провела пальцами по нагретой солнцем траве. — И не теряйте времени, прошу вас.

От его смешка у нее по спине побежали мурашки.

— В таком случае вы могли бы мне помочь. — Он скрестил руки на груди. — Почему бы вам не раздеться самой? А я за вами понаблюдаю.

То, что он предложил, было неприлично… интригующе. Она заколебалась, но потом медленно сняла сорочку, подставив свою грудь теплому ветерку.

— Продолжайте, — прохрипел он.

Элиза развязала веревку шаровар. Как же это было эротично — раздеваться под его взглядом! Все ее чувства обострились…

Приподняв бедра, она стянула с себя цыганские шаровары. Когда она вслед за этим сняла панталоны, оставшись полностью обнаженной, из груди Грифа вырвался какой-то странный звук.

Она потянула его за галстук.

— Теперь ваша очередь.

Он повиновался и выполнил процедуру с доступной мужчине грациозностью.

— Вы просто можете свести с ума, — отругала она его. — Может, я передумала.

— Тогда мне придется использовать силу своего убеждения. — Он толкнул ее спиной на траву и улегся сверху. — И заставить вас снова хорошенько подумать.

— Мне не хочется думать, — мечтательно произнесла она. — Я хочу чувствовать.

— Ммм. — Он стал покусывать мочку ее уха. — Как вам это? — прошептал он и вошел в нее медленным толчком.

— Божественно, — ответила она, глядя на небо. — Хотелось бы, чтобы это… длилось вечно, длилось по крайней мере весь день.

— Отлично. Тогда мы не будем спешить.

Он задал медленный темп, и она под него подстроилась, позволив своему воображению оценить ситуацию. А ситуация была просто скандальной: она лежит голая средь белого дня, запустив руки ему в волосы, изучая изгибы его тела, текстуру его мускулов, вкус его губ. И это так восхитительно! Она была на седьмом небе от наслаждения.

Гриф немного поменял положение и, просунув руку между их телами, дотронулся до мягких завитков у нее между ног.

— Ах, Хадден.

— Гриф, — поправил он ее. — Не ошибайся, пожалуйста.

— Гриф, — прошептала она. — Это так приятно.

Его пальцы поиграли с ее плотью.

Ощущения стали почти невыносимыми.

— Гриф!

Он опять вошел в нее, и его голос слился с ее криком.

Возвратившись на землю, Элиза открыла глаза и увидела, что Гриф все еще находится во власти сна. Он лежал на спине, вытянувшись во всю длину своего стройного тела. Сквозь листву лучи солнца проникали пятнами на его живот и татуировку.

Поддавшись импульсу, она отползла в сторону и положила коробку с красками возле себя, выбрала тонкую кисточку и обмакнула ее в воду.

Гриф пошевелился, но не проснулся.

А она быстрыми, смелыми мазками начала рисовать вокруг дракона на его животе еще одного дракона. Синей краской.

Он тут же открыл глаза.

— Не вскакивайте, — предупредила она. — Иначе вы испортите его морду.

Морда — это не то слово, которое я употребляю для… — Он немного приподнял голову. — Понимаю, что вы имеете в виду. — Он смотрел, как она рисует длинную извивающуюся шею и крылья. — Здорово, — пробормотал он. — Вы отлично владеете кистью.

— Искусство требует усердия и большой практики, — ответила Элиза, стараясь скрыть улыбку, и обвела кистью кончик его пениса.

Реакция с его стороны последовала незамедлительно. В физическом смысле.

— Я считаю, что вашим двум драконам для игр необходим товарищ, — пошутила она и опустила кисть поменьше в красную краску. Быстрыми мазками она нарисовала морду с раскосыми глазами и рот с изогнутыми клыками.

К этому моменту Гриф полностью проснулся, а его «картофельный палец» (по выражению Гасси) уже стоял на страже.

Хихикая, Элиза нарисовала замысловатый узор из убывающих по величине колец тела и хвоста дракона.

Гриф все больше возбуждался.

— Будьте осторожны. Ваш новый зверек, кажется, очнулся от сна и готов похвалиться своей красотой.

— Может, этот зверек просто хочет поиграть с драконом, — предположила Элиза.

— Вы имеете в виду моего изнеженного дракона? — в притворном гневе воскликнул Гриф. — Уверяю вас, он шевелит своими кольцами только при виде женщин.

Они смеялись слишком громко и не услышали скрип открывающихся ворот. Только громкий кашель наконец привлек внимание Грифа.

— Простите, что мешаю.

Гриф сел и быстро схватил бриджи.

— Черт побери, Кэм, следовало бы постучаться, прежде чем врываться в частное владение.

— Да я стучался. Несколько раз. — Он кивнул в сторону Элизы: — Миледи.

Она прижимала к груди сорочку.

— Можно тебя на два слова, Гриф? — как ни в чем не бывало продолжал Кэмерон. — Наедине, если можно.

 

Глава 17

— Как ты посмел вторгнуться сюда, — с возмущением произнес Гриф. Неожиданный шок сменился гневом. И замешательством. — На сей раз твое чертово чувство юмора превзошло все мыслимые границы.

Лицо Кэмерона оставалось бесстрастным.

— Я понимаю, что ты считаешь, что все это не повод для смеха. — Он взял Грифа за локоть и отвел его в сторону. — Дело в том, что ты настаивал, чтобы я как можно скорее добыл кое-какую важную информацию, поэтому я подумал, что ты хочешь услышать ее без промедления.

— Учитывая обстоятельства, отсрочка на час или два не имела бы решающего значения, — проворчал Гриф.

— Извини, но я другого мнения. — Взгляд Кэма стал еще более непроницаемым.

Гриф насторожился:

— Почему?

Кэмерон ответил вопросом на вопрос:

— Насколько далеко зашли твои отношения с сестрой Лита?

— Что ты имеешь в виду?

— Мне сказать по буквам? — Мученический вздох. — Похоже, что ты увяз гораздо глубже, чем говорил мне. А это, боюсь, представляет собой проблему.

Гриф сжал челюсти.

— Моя личная жизнь тебя не касается, Кэм.

Наступила напряженная тишина. Потом Кэмерон шумно выдохнул и брякнул без всякого предисловия:

— Леди Брентфорд — это твой неуловимый Линден.

— Это невозможно, — прошептал Гриф. — Ты наверняка ошибаешься.

— Уверяю тебя, что это не так. Я имел возможность ознакомиться с корреспонденцией Уоткинса, и там все написано своими словами — все до мельчайших деталей, связанных с твоим новым заказом.

— Но она уверяет, что у нее нет художественного таланта.

— В таком случае она искажает истину. Из писем Уоткинса следует, что она одна из самых лучших в Англии художников, рисующих натюрморты.

— О Боже, — прошептал Гриф.

— Извини, — тихо сказал Кэмерон. — Но ты меня попросил, и я чувствую себя обязанным сообщить все факты, какими бы неожиданными и нежелательными они ни были. — Он помолчал. — Ты, конечно, понимаешь, что твое желание узнать побольше о Брайтоне приобретает в данном случае особый смысл. Если леди Брентфорд — Линден, это означает, что…

— Это означает, что она работает на пару с Брайтоном, продавая подделки.

— Похоже на то.

Гриф вдруг почувствовал, что холод пробрал его до самых костей. Обняв свой могучий торс руками, он отвернулся к стене сада. Покрытые плющом стены уже не казались ему такими живописными и привлекательными. Они стали зловещим барьером, фальшивой декорацией.

— Проклятие. Зачем… зачем она это делает? Ее талант позволяет ей зарабатывать честно. Я плачу хорошие деньги за ее картины.

— Деньги обладают притягательной силой, — пожал плечами Кэмерон. — Некоторым нужно все больше и больше, и они уже не могут остановиться.

— Но мне казалось, что леди Брентфорд совсем не похожа на алчного преступника.

Кэмерон молчал, ожидая, пока его друг немного успокоится.

— Насколько хорошо ты ее знаешь?

— Очевидно, совсем не знаю. — У него было ощущение, что его грудь сдавил железный обруч и выдавливает воздух из легких.

Кэмерон похлопал его по спине:

— Мне очень жаль.

Гриф заставил себя вдохнуть. Потом еще раз.

— Мне тоже.

Он был светским бонвиваном, повесой, знакомым со всеми сторонами жизни — хорошими и плохими. После всего этого смешно чувствовать себя разочарованным.

— Сомневаюсь, что ты хочешь вернуться в Лондон босиком, — услышал он сквозь шум в ушах реплику своего друга. — Принести твою одежду?

Его сапоги, куртка и другие свидетельства его глупости все еще валялись на траве в ожидании незадачливого хозяина.

— Нет. Спасибо, но я не совсем такой уж трус.

— Я подожду тебя здесь.

Гриф пошел по дорожке, не обращая внимания на боль в ступнях от посыпанного на дорожке гравия. «Боль — это хорошо», — сказал он себе. Она отвлекает от сумятицы в его душе. Он толкнул ворота, а потом закрыл их за собой.

— Плохие новости? — Элиза стояла, словно статуя. Она была полностью одета, волосы собраны в не очень опрятный пучок на шее. И выглядела очень бледной.

«Законченная актриса. Такая же, как художница», — подумал он с горечью. Его обуревали противоречивые чувства. Он чувствовал, что его предали. Хотя это было немного нечестно. Ведь она понятия не имела, что он автор эссе, так что намеренный обман не был тем грехом, который он мог ей предъявить.

— Да, — коротко бросил он.

— Мне жаль, — прошептала она. — Я могу чем-либо помочь?

Он удержался от желания рассмеяться.

— Нет. — Он быстро надел рубашку и заправил ее в бриджи. — Обстоятельства требуют моего немедленного возвращения в Лондон. — Небольшое пятно краски на тыльной стороне ладони подсказало ему продолжение фразы. — Наслаждайтесь своим искусством. Судя по тому, что вы изобразили на моей персоне, вы были более чем скромны, говоря о своих талантах.

Ему показалось, что тень испуга мелькнула в ее глазах.

Избегая смотреть на нее, он сунул в карман галстук и натянул сапоги. Гриф колебался — потребовать ли у нее объяснения. Он никогда не принадлежал к тем, кто бросается наутек, столкнувшись лицом к лицу с вызовом, но что он мог сказать?

«Неужели к тому, что вы отпетая преступница, вы еще и лгунья, леди Брентфорд?» По правде говоря, он не хотел бы услышать ответ из ее уст.

— Счастливого пути, лорд Хадден. — сказала она тихо. — Я надеюсь, что какими бы ни были неприятности, все решится быстро.

Он лишь молча кивнул и отвернулся.

Звук закрываемых ворот хотя и был тихим, но он как бы поставил зловещую точку, и ее невольно передернуло. Возможно, ей просто показалось, но после встречи с другом взгляд Грифа стал холодным и отстраненным.

— Но почему? — прошептала она. — Почему он так внезапно переменился?

Она стала собирать краски и кисти, стараясь заглушить дурное предчувствие. Все выглядело очень странно. Они перед этим так веселились, и вдруг его лицо окаменело.

«Будто я преступница».

Она опустилась на траву и обхватила руками колени. «Наслаждайтесь своим искусством, — сказал он. — Вы слишком скромно оцениваете свой талант».

Не мог же он что-то узнать…

Какой-то шорох в траве отвлек ее от нежеланных мыслей. Она оглянулась и увидела полосатый хвост в клумбе с красными герберами. Потом мелькнула лапа и раздалось шипение.

— Эй, Эльф, что там у тебя? Дохлая полевка? Лучше уж, чтобы это была сказочная лягушка. Если уж мне предназначен принц, то пусть это случится сейчас.

Но у игрушки кота не было ни перепончатых, ни пушистых лапок. Это была небольшая записная книжка в кожаном переплете, перевязанная знакомой ей зеленой лентой.

— Черт. — Она, должно быть, выпала из кармана Хаддена, когда он раздевался. Она достаточно часто видела, как он что-то в ней записывает, чтобы догадаться, что он ее скоро хватится.

Эльф громко заурчал, видимо, очень довольный собой.

— Ах ты, несносное создание. Хадден может подумать, что я нарочно это подстроила, чтобы вернуть его. Что мы с тобой заговорщики…

Кот начал царапать ленту.

— Мне следовало бы надрать твои острые ушки, — пробормотала она. — Это все из-за тебя.

Эльф возмущенно зашипел от обиды. Все произошло совершенно случайно, давал понять он.

— Да, ты прав, — призналась она. — Я виновата больше. А все мои неуправляемые желания. Мне надо было удовольствоваться жизнью в тени. Так нет, я решила расправить крылья и попытаться долететь до самого обжигающего светила в небе. — Элиза фыркнула. — Все знают, что случилось с Икаром. Когда мечта состоит лишь из перьев и воска, не следует приближаться к солнцу слишком близко.

— Мяу, — согласился кот.

Элизе хотелось заплакать. Сколько бы она ни пыталась убедить себя, что внезапный отъезд маркиза не был связан с ней, она не могла отделаться от взгляда, пусть и мимолетного, его мгновенно потемневших зеленых глаз.

Разочарование? Нет, гораздо хуже. Смятение. Отвращение.

— Не понимаю, — сказала она, поглаживая пальцами кожаный переплет записной книжки. — Впрочем, что я вообще знаю о мужчинах и о том, как устроены их мозги? Кроме того, что со времен Адама и Евы именно женщины больше всего страдают от укуса змеи.

Ей показалось, что зеленая лента зашевелилась под ее пальцами.

— Черт побери, поскольку я уже и так несусь семимильными шагами по пути к своей гибели, что значит еще один грешок? Посмотрю, что там внутри. — Она развязала узелок. — Какие могут быть у лорда Хаддена страшные тайны?

Успокоив свою совесть напоминанием о том, что маркиз всего лишь делает пометки о природе, Элиза начала читать.

Она перевернула одну страницу. Потом другую.

— О! — Ей удалось произнести лишь этот звук. Отрицать правду было бессмысленно. Все было написано черным по белому.

Неужели Хадден был автором этих лирических эссе?

Нет, это был не вопрос, а непреложный факт. Но для нее оставалось загадкой, почему Хадден решил скрыть от публики свой талант. Почему он выбрал псевдоним?

Почему, почему, почему?

— Не мне ли, больше чем кому-либо, известны причины что-то скрывать. Но маркизу не надо беспокоиться о деньгах. Он контролирует свою судьбу в отличие от меня.

Эльф подполз к ней и стал тереться мордочкой о ее руку.

— Да, знаю, мне не следует поддаваться жалости к самой себе. Какой прок?

Она погладила мягкую шерсть кота.

— Я думала, что мы с Хадденом могли бы вместе… сотрудничать. Если бы да кабы… Если бы я была богата, я могла бы послать Брайтона к дьяволу.

— Мяу, — охотно подтвердил кот.

— Вместе с Гарри.

На какой-то момент она представила себе брата горящим в аду, и ей стало немного лучше. Но момент прошел, не оставив в душе ничего, кроме холодного пепла.

Солнце уже начало садиться, тени удлинились, располосовав ее сад, будто лезвиями ножей. Ее убежище вдруг показалось ей скорее тюрьмой, чем надежным пристанищем.

На свете существовало лишь одно-единственное место, где ее встретят с улыбкой и будут рады.

Вытерев о штаны испачканные краской руки, она бросила записную книжку в этюдник и захлопнула крышку.

Если бы она могла с такой же легкостью запереть свое собственное израненное сердце.

— Похоже, что тебе надо выпить, — сказал Кэмерон, разливая по стаканам бренди.

— Я не хочу бренди, — пробормотал Гриф. — Мне нужно…

Он запнулся, не зная, как закончить фразу. Что именно ему нужно? Извинение? Довольно лицемерно с его стороны, учитывая, как часто он направо и налево нарушал существующие в обществе правила. Возможно, она не считает свой обман чем-то неправильным — особенно если рисунок хорош, а покупатель доволен. Какая разница, кто автор? Главное, чтобы платили.

Вопрос, конечно, философский. Однако он не был расположен задумываться над абстрактными вопросами морали.

— Мне нужно знать, что задумал Брайтон.

— Знание — вещь опасная, — ответил Кэмерон, поднося стакан к губам. — Тебе не кажется, что ты и так уже узнал слишком много?

Ответом было нечленораздельное ворчание.

— Я уж не знаю, что именно ты еще хочешь выяснить. Но если мне позволено дать совет, подумай о том, зачем тебе это надо, Гриф. Что ты выиграешь? Кроме неприятностей, разумеется.

— Я не о себе, — отрезал Гриф. «А ты уверен?» — Не совсем о себе, — поправился он. — Да, это эгоизм, но мне хочется, чтобы этот проект состоялся. Если отбросить вопросы морали, леди Брентфорд талантливая художница, и ее иллюстрации добавляют глубину и красоту моим текстам. Я не сомневаюсь, что целое будет лучше, чем две составляющие его части.

Кэмерон отпил еще глоток бренди.

— Я сейчас говорю о чем-то большем, чем краска на бумаге. Я чувствую, что-то здесь не так. — Гриф оперся на мраморную каминную полку, а потом изо всех сил отбарабанил на ней дробь.

Кэмерон долго смотрел на друга.

— Если ты и дальше будешь терзать этот камень, он в конце концов разлетится на мелкие кусочки.

Гриф тихо выругался.

— Вижу, что она здорово тебя зацепила.

— Черт побери, Кэм, — разозлился Гриф. — С того самого мгновения, как я с ней познакомился, я почувствовал в ней какую-то настороженность. Назови это страхом, если хочешь.

— Мамзель попала в беду?

Гриф сжал кулак.

— Если ты будешь над ней смеяться, клянусь, я заткну твою глотку твоими же собственными зубами.

— Поскольку мне дорога моя перламутровая улыбка, я не буду испытывать твою доблесть. — Сказав это, Кэмерон спросил уже более серьезно: — А ты, часом, не влюбился в нее?

Влюбился… Гриф глубоко вдохнул, не зная, что ответить.

— Я не уверен, как это назвать. Все, что я знаю, — она мой друг и ей сейчас необходима моя помощь.

— Если ты намерен действовать в этом духе, я постараюсь разузнать о Брайтоне побольше. К сожалению, у меня есть дело, которое нельзя отложить. Так что тебе придется подождать несколько дней.

— Не беспокойся, я не боюсь запачкать лапки, — ответил Гриф. — Ты не единственный, кто умеет откапывать информацию. Я обращусь к своим источникам.

— То, что ты хочешь узнать, в твоих клубах обычно не обсуждают.

— Возможно, для тебя это явится сюрпризом, Кэм, но я не все свое время провожу за карточным столом или в будуарах. Круг моих информаторов, возможно, не столь обширен, как твой, но некоторые мои знакомые совсем не белоручки.

— Я не ставил под сомнение твои бойцовские качества, я имел в виду методы их применения.

— Я уже знаю, с чего начать. Если этот щенок Брайтон угрожает леди Брентфорд, я выдеру его когти один за другим.

— Я уверен, что ты победишь в драке, — сказал Кэмерон, а после небольшой паузы добавил: — Просто имей в виду, что ты, возможно, обрушишься не на того.

— Спасибо за предупреждение. Но я немного похож на мастиффа — уж если мне в зубы попадется кость, я ее не выпущу.

— Постарайся не поперхнуться.

Гриф неохотно засмеялся:

— Можешь заставить меня взять свои слова обратно, если в результате я окажусь в дураках. Но думаю, что этого не произойдет.

Кэмерон задумчиво смотрел на друга, трогая наманикюренным пальцем болтающуюся в левом ухе серьгу. На сей раз это была оправленная в золото персидская бирюза.

— Не пытайся сам крутиться возле притонов. Без меня ты ничего не выведаешь, а только спугнешь моих потенциальных информаторов. Подожди, и мы пойдем вместе, когда я вернусь.

— Полагаю, что спрашивать, куда ты собрался, бесполезно.

— Ничего особенного. Хотя я и собираюсь с коротким визитом к Коннору и его новой жене. Леди К. найдет забавным, что еще один из прожженных церберов окажется прирученным неожиданной посетительницей «Волчьего логова».

— Я бы не советовал тебе выглядеть таким умником, — предупредил Гриф. — Придет время, и ты встретишь свою половинку.

Кэмерон разразился сардоническим смехом.

— Я более чем уверен, что возможность такого исхода практически на нуле.

— Случались и более странные вещи. Например, Коннор стал разводить коз, а я стал писать эссе на темы ландшафтного дизайна.

— Исключений не так много. Ну ладно. Мне пора идти. У меня важное дело.

— Береги шею, — посоветовал Гриф.

— А ты побереги спину, — отозвался Кэм. — Ты обещал Коннору избегать неприятностей.

— «Логово» в надежных руках, так что не стоит беспокоиться. Сара не нуждается в моих советах. Сара управляет этим бизнесом даже лучше, чем он.

— Передай ей привет, когда увидишь.

С этими словами Кэмерон ушел.

— Неприятности, — буркнул Гриф. — Будто я единственный из этого уже траченного молью трио, который попадал в переделку.

 

Глава 18

В окне горел свет — словно маяк, освещающий путь в надежную гавань во время шторма.

Закутавшись в шаль, Элиза миновала садовые ворота и постучала в кухонную дверь. Через стекло она увидела, как Августина отложила свое рукоделие и встала из-за стола.

— Это я, Гасси, — тихо позвала Элиза и услышала отодвигаемый засов.

— Элиза!

— Простите, что пришла к вам в такой поздний час. Я хотела дождаться утра, н-но… — У нее так дрожали губы, что она не могла говорить.

Тонкие руки обняли ее за плечи и прижали к себе.

— Моя дорогая, ты знаешь, что я рада тебя видеть в любое время.

Элиза всхлипнула, почувствовав, что ей опять восемь лет.

— Я… я не знала, куда мне идти, а оставаться одной было невыносимо. Поэтому оседлала свою лошадку и приехала к вам.

— И правильно сделала. А теперь садись, а я заварю тебе крепкого чаю и угощу ореховыми песочными коржиками, — распорядилась Августина тоном, не допускающим возражений. — А потом ты мне все расскажешь.

Знакомое звяканье посуды помогло Элизе немного успокоить нервы и прийти в себя. Положив руки на выскобленный добела стол, она вдохнула аромат лилий, стоявших в глиняном кувшине возле печки, и почувствовала себя дома.

Она мечтала именно о такой обстановке, но сейчас это показалось ей чем-то совершенно недостижимым. Глаза опять наполнились слезами.

— Выпей это. — Августина плеснула в чашку с чаем какой-то жидкости из серебряной фляжки. — Это в медицинских целях и хорошо помогает.

— Что это? — Элиза чуть было не поперхнулась — так ей обожгло горло.

— Шотландцы называют это водой жизни. Она лечит очень многие болезни.

— Если сначала не убьет.

— Я добавила ложку меда, чтобы смягчить ощущение, — сказала Августина и поставила на стол блюдо с коржиками. — А когда ты подкрепишься виски и грецкими орехами, мы все обсудим.

Элиза сделала несколько глотков чая.

— Ах, Гасси, как могло случиться, что после всех ваших мудрых нравоучений и советов я оказалась такой глупой? Ума не приложу.

Августина сжала ей руку.

— Ну-ну, вытри глаза и расскажи, что произошло. Обещаю, что после того, как ты со мной поделишься, все покажется тебе не таким уж страшным.

Элиза слабо улыбнулась:

— Или покажется в два раза ужаснее, когда я произнесу все это вслух.

— Давай выкладывай.

Элиза сделала глубокий вдох, а потом шумно выдохнула.

— Хадден меня ненавидит! — выпалила она. — Он думает, что я преступница и шлюха. Его друг, по-видимому, узнал… и… Все стало еще хуже.

— Хуже?

— Да, гораздо хуже! Оказалось, что Хадден является автором этих великолепных эссе.

— Хм, — задумалась Гасси. — Значит, он не только красив, как бог, но и хитер, как дьявол? Я-то думала, что это повод для того, чтобы танцевать на столе, а не ронять слезы в чашку с чаем.

— Он ненавидит меня. Я поняла это по его глазам. Это все из-за Брайтона и его подлого плана продавать подделки… А еще барон хочет, чтобы я вышла за него замуж.

Настала очередь Августины моргать от недоумения. Она достала из кармана передника носовой платок и протянула его Элизе:

— Высморкайся, моя дорогая, и начни с самого начала и не так быстро.

Элиза рассказала о том, как Гарри вызвал ее в Лондон, а Брайтон сделал ей двойное предложение.

— Негодяй, — прорычала Гасси. — Что касается Гарри, то он заслуживает порки. Брат должен защищать сестру от хищников, а не отдавать ее на съедение волкам.

— Мы обе знаем, что надежды на Гарри нет никакой. Я чувствую себя так, будто оказалась в ловушке между скалой и каменной стеной. Выхода нет, Гасси, — обреченно сказала она. — Куда бы я ни повернулась, везде меня подстерегает пропасть.

За окном начался дождь.

— Я в растерянности. Позволить Гарри сесть в долговую тюрьму? Допустить, чтобы Эбби и все зависящие от меня люди разорились? Принять предложение Брайтона и надеяться, что он не раздавит меня как букашку? — В тишине кухни капли дождя были похожи на пули, рикошетом отскакивающие от стекла. — Я даже не могу решить, какое из зол наименьшее.

— Мы найдем выход, — твердо заявила Августина, но она не могла скрыть своего беспокойства. — Но прежде расскажи, какое отношение ко всему этому имеет Хадден.

Элиза рассказала об их встрече в Лондоне и как в тот же день маркиз приехал в Лит-Эбби.

— А что это у тебя на руке? — спросила Гасси, увидев следы краски.

— Дракон, — призналась Элиза.

— Полагаю, что птички были не единственными существами, порхающими в твоем саду.

Элиза вспыхнула.

— Когда он рядом, я просто теряю голову.

— Мне трудно упрекнуть тебя, моя дорогая. Он такой привлекательный мужчина.

— Да. И я поддалась искушению. А теперь чувствую себя вышвырнутой из своего — так сказать — райского сада. Хадден внезапно уехал, и теперь, вспоминая его замечания по поводу моей живописи, мне кажется, что он узнал про мой грех.

— Грешит Брайтон, а вовсе не ты, — возразила Августина.

— Но в глазах Хаддена я такая же преступница, как баронет. И все будут считать меня именно такой. Мне и возразить-то нечего.

Гасси только промолчала в ответ.

— Понимаешь, я обнаружила, что между нами гораздо больше общего, чем только секс, — продолжала Элиза, с трудом сдерживая обуревающие ее эмоции. — Мы оба ценим природу. — Она прикусила губу. — Но теперь это уже не имеет значения. Верно?

— Как знать, — пожала плечами Августина. — Судя по тому, что ты сказала, плохие новости, на которые ссылался Хадден, к тебе могли не иметь никакого отношения. Его слова «наслаждайтесь своей живописью» могли и не означать какого-то подтекста.

— Нет, я знаю, что дело во мне, — вспомнив, как потемнели его зеленые глаза. — Он произнес эту фразу не просто так. Я поняла это по его глазам. Что бы он ни узнал, это было нечто личное. А теперь, когда выяснилось, что он автор эссе, Хадден имеет все основания полагать, что его обманом втянули в покупку подделок.

— Тогда нам просто надо доказать ему, что он ошибается.

— А как? — спросила Элиза, чувствуя, что потерпела поражение. Не то чтобы она не сопротивлялась, но в данный момент ей просто хотелось залезть под стол. — Ах, Гасси, я в отчаянии. Мне кажется, что единственный выход из этого ужасного положения — это предпринять что-то радикальное. Из ряда вон выходящее.

— Для паники пока нет повода, — пыталась утешить ее Августина. — Мы что-нибудь придумаем.

Элиза не стала спорить, но на самом деле все выглядело очень серьезно. Еще по дороге к Гасси у нее было достаточно времени, чтобы обдумать свои возможности. Например, просто собрать вещи, уехать на север и затеряться в Озерном крае. Это решение казалось наиболее осуществимым. Но без заказа Хаддена у нее не было достаточно денег, чтобы купить там коттедж. Хуже того, из-за порочащего ее имя скандала Уоткинс и другие лондонские издатели откажутся сотрудничать с ней, и она не сможет зарабатывать себе на жизнь.

Она останется без средств к существованию, без единого цента и будет к тому же опозорена. Гасси, конечно, предложит ей кров, но мысль о том, что она окажется обузой, была невыносимой.

— Возможно, мне придется обдумать предложение Брайтона, — сказала Элиза. — Не может же это быть так ужасно.

Августина сделала глоток из серебряной фляжки.

— Как ты можешь даже думать об этом? Ты уже пережила навязанный тебе брак с человеком, которого не любила и не уважала.

— Да. И я выжила.

— Хм. Выйти замуж за этого подлеца? Только через мой труп!

Несмотря на свои беды, Элиза улыбнулась:

— Ах, Гасси, да вы просто огнедышащий дракон! Я благодарна за ваше желание защитить меня. Но не позволю рисковать своей жизнью из-за моего семейного скандала.

— Если кто и пострадает, так это Брайтон, — решительно сказала Августина. — Так что давай все еще раз хорошенько обдумаем.

— Лорд Хадден? — удивился Уоткинс, оторвавшись от утреннего чая. — Если вы пришли справиться, прислал ли Линден оконченную работу, ответ будет — пока нет. Я отослал первую часть ваших последних эссе только несколько дней назад.

— Нет, я пришел не за тем, чтобы узнать, как идут дела у леди Брентфорд с иллюстрациями. — Гриф сел напротив издателя и подождал, пока тот вытрет разлитый на столе чай. — Если позволите, у меня к вам кое-какие вопросы.

Издатель побледнел.

— Милорд, пожалуйста, поймите, я…

Гриф остановил его движением руки:

— Я пришел не для того, чтобы вдаваться в подробности, касающиеся моего псевдонима. Я вряд ли могу пожаловаться на ваше благородное намерение не раскрывать чужих секретов.

Уоткинс подул на обожженные горячим чаем пальцы, а потом вздохнул с явным облегчением.

— А как вам удалось раскрыть секрет?

— Не важно, — коротко ответил Гриф. Он помедлил, видимо, решая, с чего начать. Он пришел, чтобы узнать побольше об Элизе. Но то, что казалось ему хорошей идеей бессонной ночью, сейчас виделось совсем в другом свете.

Если он спросит напрямую, могла ли Элиза решиться на подделку, это бросит на нее тень подозрения независимо от того, виновата она или нет. Очернить ее имя было бы не только нечестно, но и недостойно джентльмена.

Проклятие. Кэмерон скорее всего прав… он понятия не имеет, как вести осторожное, не вызывающее подозрений расследование.

— Полагаю, что проблема не в принадлежности автора к женскому полу? — нерешительно осведомился Уоткинс.

Гриф насторожился.

— Я имел в виду тот факт, что Линден — это женщина, — уточнил издатель.

— Я… я еще не решил, — пробормотал Гриф, понимая, что он все только больше запутал. Он встал и надел шляпу. — Спасибо, что уделили мне время.

— Милорд…

Гриф остановился у дверей.

— Я очень надеюсь, что вы все обдумаете и не станете ставить ей в вину то, что она… не мужчина. — Уоткинс говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Не мне говорить о ее личной жизни, но у меня сложилось впечатление, что она попала в очень трудную семейную ситуацию. Не то чтобы она жаловалась. Нет. Но вопреки всему на нее всегда можно положиться. — Он кашлянул. — Я безмерно ее уважаю.

— Благодарю вас, мистер Уоткинс.

Последние слова издателя снова вызвали у Грифа чувство вины за то, что он уже осудил ее, даже не потребовав объяснений. Не сказав больше ни слова, он покинул издательство и направился в сторону Бонд-стрит, надеясь, что следующий его визит окажется более удачным.

* * *

На узкой, покрытой гравием дорожке вокруг дома послышались шаги.

— Я так и думал, что найду тебя здесь, Элиза.

Гарри отвел в сторону ветку вьющихся роз и нетвердыми шагами вошел в сад Августины. Его лицо было красным, модная шляпа была лихо заломлена, но лоб блестел от пота.

— Тебя опять во что-то втянули, — отозвалась Элиза, продолжая поливать цветы в горшках.

— В-вовсе нет. А если и так, не т-твое дело.

Хорошо, что Гасси была в сарае. Иначе она надрала бы ему уши.

И ей хотелось рвать и метать, но она просто спросила:

— Чего тебе надо?

Рот Гарри растянулся в пьяной улыбке.

— Мне надо поговорить с тобой. Наедине.

— Мы и так уже одни, Гарри. Гасси ушла за своим секатором и лейкой в сарай, так что можешь говорить. — Хотя что он может сказать путного в таком состоянии.

— Дело в том, что мне нужно, чтобы ты вернулась со мной в Лондон. Сегодня.

— Я не могу, — отрезала она. — В отличие от тебя у меня нет ни апартаментов в модном отеле, ни шикарной кареты в своем распоряжении.

— Ты обычно останавливаешься у Маргарет, она всегда счастлива тебя видеть. Особенно сейчас, когда ее муж отправился с дипломатической миссией в Санкт-Петербург.

— Да, мне повезло, что у меня есть столь великодушная подруга детства. Но в последнее время я слишком злоупотребляю этой привилегией. Я не могу без конца появляться на ее пороге, рассчитывая на гостеприимство.

Выражение лица Гарри стало упрямым.

— Но это важно.

— Как всегда. — Она сорвала несколько листиков розмарина, потерла их между пальцами и вдохнула их успокаивающий аромат. — Может быть, завтра.

Уступка брату объяснялась ее собственными планами. Они с Августиной обсуждали вопрос до глубокой ночи, пока Элиза не убедила Августину, что нет необходимости начинать действовать прямо сейчас.

Милая, полная решимости помочь, непреклонная Августина. Старая дева была готова схватить кочергу, с грохотом ворваться в дом Брайтона и потребовать, чтобы он вернул когда-то сделанную Элизой копию. Впрочем, она согласилась — весьма неохотно — дать Элизе несколько дней в Лондоне, чтобы навести справки — возможно, у издателя Уоткинса, — есть ли надежда на другие заказы.

Но настоящая причина…

— Почему ты задержался, Лит?

Элиза почувствовала, что внутри у нее все сжалось. Она поняла, почему ее брат так нервничал. Обернувшись, она увидела кузена Брайтона, наглого мистера Пирса.

— Вам следовало бы надеть шляпку, Элиза. Веснушки выглядят так непривлекательно на лице леди. Впрочем, ваши привычки всегда были эксцентричными.

— Воздержитесь называть меня по имени, сэр. Мы не так хорошо знакомы, чтобы вы могли себе это позволить, — холодно заявила Элиза и намеренно немного вздернула подбородок.

— Но мы скоро станем семьей, — издевательским тоном ответил он, высунув голову из-за плеча Гарри. — Иди и займись лошадями, Лит. Я желаю поболтать с твоей очаровательной сестрой.

Гарри тихо исчез.

Пирс быстро огляделся и подошел поближе.

Элиза спокойно вынула из корзинки садовый нож.

Они встретились взглядами, и она увидела, как в глазах Пирса сверкнула злоба.

— Помнится, в тот раз, когда мы встретились, вы были весьма остры на язык.

— Я удивлена, что вы вообще помните ту встречу, если учесть, в какой степени опьянения вы находились.

— О, я помню, Элиза, — тихо сказал он.

— Что вам надо? — Она начала срезать букет лаванды, чтобы он не заметил, как у нее дрожат руки.

Пирс подвинулся так, что она оказалась в тени.

— Предлагаю быть со мной повежливее, Элиза. Кузен Фредди и я — хорошие друзья. Мы часто обмениваемся нашими вещами — лошадьми, экипажами, тростями. — Он упивался собой — Надеюсь, вы меня понимаете.

Она не удостоила его ответом.

— А говоря об общих вещах… — Он немного понизил голос. — Мы с Регги также партнеры в том доходном бизнесе, о котором он вам говорил. Мы только что приобрели еще одну редкую картину, которую надо скопировать, так что я предлагаю не тянуть со своим решением стать леди Брайтон.

— Я вот что подумала, — сказала Элиза, решив, что надо сосредоточиться на сборе информации, а не на его инсинуациях. — Зачем ваш кузен настаивает на этом маскараде? Я имею в виду брак. Он и так шантажирует меня долгами Гарри, и этого вполне достаточно, чтобы заставить меня делать то, на чем вы настаиваете.

Улыбка Пирса стала еще шире.

— Жена не может давать показания против мужа.

— Я вижу вы все продумали. — Господи, эти двое на самом деле были еще отвратительнее, чем садовые слизняки. — Но и я тоже. — Внешне она была спокойна, хотя внутри у нее все дрожало. — У меня есть для вас и вашего кузена предложение. Ради того, чтобы уберечь Лит-Эбби и своего брата от окончательной гибели, я рассмотрю идею сотрудничества в вашей криминальной деятельности. Но я скажу «да» при одном условии — ваш кузен откажется от брака со мной. На это я никогда не соглашусь.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — пригрозил Пирс.

— Разве? Тогда найдите себе другого художника.

Он прищурился:

— Представьте себе, Элиза. Денег у вас не будет, слуги разбегутся, кладовки опустеют. Эбби превратится в руины. Вы скоро окажетесь на улице. Когда ваш брат попадет в долговую тюрьму, а слухи о ваших собственных преступлениях дойдут до светского общества, что вам придется делать, чтобы выжить, а? — Он разразился злобным хохотом. — Продавать свое тощее тело?

— Я не так уж беспомощна, как вы думаете.

Пирс огляделся:

— Здесь очень неплохо. Но увы, эти старые домики так легко горят. Сомневаюсь, что бедная старая дева, живущая на крохотное пособие, сможет пережить такое несчастье.

Степень порочности этой парочки была пугающей.

К горлу подступала тошнота.

— Вам нравится грубая игра, не так ли?

— Чем скорее вы это поймете, тем лучше. — Пирс разгладил свои дорогие перчатки. — Пока вы будете с нами сотрудничать, все будет хорошо. Вам даже может все это понравиться.

Она понимала, что весь этот разговор сводился не к желанию завладеть ее телом, а к тому, чтобы сломить ее дух.

Элиза сжала зубы, чтобы не возражать Пирсу, и занялась тем, что поставила букет в вазу с водой. Ей надо было успокоиться.

— Вы выразились совершенно ясно, сэр. В ближайшее время я дам вашему кузену ответ. — Она хотела сказать еще что-то, но увидела появившуюся из-за угла Августину с кучей цветочных горшков в руках.

— Я не знала, что мы не одни, — сказала Гасси, окинув визитера недоброжелательным взглядом.

— Мистер Пирс уже уходит, — сказала Элиза.

Он приложил руку к шляпе в знак прощания:

— До свидания, Элиза. Мы еще поговорим.

— Что было нужно этому льстецу? — спросила Гасси, провожая Пирса взглядом.

— Разозлить меня. — Она сунула нос в бледно-лиловые цветы в вазе, напоминая себе их тайное послание. «Будь спокойной».

— Не обращайте на него внимания, Гасси.

Гасси стала расставлять на скамейке цветочные горшки.

Несмотря на жару и лекарственные свойства растений, по рукам Элизы пополз холод, превращавший ее кровь в лед.

— Моя дорогая, ты в порядке? — Голос Гасси доносился откуда-то издалека. — У тебя такой вид, будто вот-вот упадешь в обморок.

Элиза загородила рукой глаза от солнца.

— Мистер Пирс был прав — мне надо было надеть шляпу. Солнце слишком печет. Одну минуточку. Я пойду в дом и выпью стакан воды.

— Добрый день, милорд, — приветствовал Грифа ассистент тренера. — Вам нужен спарринг-партнер? Сегодня не ваш обычный день, но я найду для вас достаточно опытного партнера.

— Не беспокойся, Джордж, я зашел, чтобы поговорить с тобой. — В боксерском клубе он чувствовал себя более уверенно, чем у Уоткинса. За последние несколько лет у него установились хорошие отношения со здешним персоналом. Тренеры, которые работали в клубе, присматривали за спортивными сумками, за уборкой раздевалок и отвечали за спарринг. Все они были бывшими профессиональными боксерами и за щедрые чаевые были готовы прощать своим клиентам их выходки.

Понизив голос, Гриф спросил:

— Не заинтересует ли тебя и твоих друзей возможность немного подзаработать на стороне?

Джордж кивнул.

— Отлично, — обрадовался Гриф. — Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить без посторонних.

Джордж незаметно кивнул в сторону дальнего угла зала.

— Я как раз собирался пойти туда по делам.

Гриф последовал за Джорджем в уголок за каморкой для спортивного инвентаря. В воздухе стоял запах щелочи, мыла и пота.

— Руки чешутся разбить кому-нибудь голову, милорд?

— Вроде того. Но прежде чем решиться, мне надо собрать кое-какую информацию об одном типе.

— О ком?

— О Брайтоне.

Джордж сплюнул.

— Скупердяй, такой же, как его кузен, с которым они друзья-приятели. Неразлейвода. В отличие от вас, сэр, у них никогда нет и фартинга для нас, работяг.

— Брайтон не только скряга. У меня есть основание подозревать, что он решил шантажировать моего друга. А это посерьезнее.

По дороге из издательства Гриф обдумывал ситуацию. Здравомыслящий, честный Уоткинс интуитивно верил в леди Брентфорд. И вопреки всему тому, что было против нее, Гриф не мог себе представить, что она может быть вовлечена в криминальную деятельность, особенно если дело касалось живописи. Ее любовь к искусству была слишком честной, слишком светлой. Она никогда так подло не предаст его.

Все же у Кэмерона был наметанный глаз, и он никогда просто так не позволит себе утверждать что-либо голословно.

Противоречивые факты имели лишь одно объяснение — на леди Брентфорд давили обстоятельства.

Джордж вопросительно взглянул на маркиза. И, выдержав паузу, заявил:

— Мне не нравится, когда кто-то пытается запугивать одного из моих друзей.

— Мне тоже. — Гриф достал кошелек и потряс им. Золотые монеты звякали гораздо весомее, чем медяки. — Я полагаю, что у тебя есть знакомые, которые знают, что происходит в притонах Лондона.

Кошелек перешел в руки Джорджа.

— Да, милорд, — ответил Джордж, поглаживая мягкую кожу кошелька. — А если я подмажу кое-кого, то узнаю все, что вам нужно.

— Мне надо знать, чем занимается Брайтон, — объяснил Гриф. — И как можно скорее. Я предпочел бы, разумеется, чтобы он не знал, что кто-то ведет расследование.

Джордж потрогал свой искривленный нос.

— Не беспокойтесь, сэр. Буду молчать как могила.

— Вот и отлично. Получишь еще, когда сделаешь дело.

— Здесь и так много, милорд. Я не хочу залезать к вам в карман. Тем более что вы и так щедры к таким, как я.

— Ну что ж. Буду считать, что деньги потрачены не зря. — Гриф похлопал Джорджа по плечу. — Ты знаешь, где я живу. Сообщи, как только что-нибудь узнаешь.

Джордж сжал кулак, и монеты в кошельке звякнули.

— Не беспокойтесь, сэр. Вам не придется долго ждать.

 

Глава 19

От реки поднимался запах гниения. Элиза забилась в угол кареты, вздрагивая от каждого толчка. Цокот копыт по мосту напоминал ей похоронный марш, под звуки которого ее дух переходит через реку Стикс, покидая землю живых и входя в мир мрачных теней, где мертвецы расплачиваются за свои грехи.

— И можно не сомневаться, что я согрешила, — прошептала она.

Однако странным образом она не чувствовала, что ее душа сморщилась и умерла. Несмотря на окружающую ее темноту, любовная связь с Хадденом была небольшим, но ярким пламенем, согревающим ее сердце. Конечно, жаль, что его мнение о ней почернело, как вчерашние угли, и стало таким же холодным. Визит к Уоткинсу подтвердил, что маркиз раскрыл ее тайну и знает, кто она. Издатель также подтвердил, что проект в опасности, потому что Хадден расстроился и даже пребывал в нерешительности, продолжать ли ему книгу.

Можно было понять перемену в настроении маркиза. Его друг, очевидно, что-то проведал о планах Брайтона. Мужчины многое обсуждают — возможно, даже больше, чем женщины, — особенно если они хорошенько выпьют.

— Приехали, мэм, — сказал кучер. Он слез с козел и постучал в дверцу кареты. — Я подожду вас здесь.

Благодарение Богу за то, что у нее есть такая стойкая подруга, как Маргарет. Без всяких расспросов она обеспечила ее каретой и кучером. Если бы Элизу попросили объяснить, что она собирается здесь делать, ей было бы трудно облечь свои мысли в слова.

— Это потому, что я должна была бы отправиться в Бедлам, а не в бордель, — пробормотала она, осторожно ставя ногу в вонючую грязь. — Мои мозги уже плохо соображают. Как бы не натворить глупостей.

В переулке никого не было. Быстро преодолев небольшое расстояние до входной двери, Элиза собралась с духом и постучала — гораздо решительнее, чем она на самом деле себя чувствовала.

Толстый портье окинул ее недружелюбным взглядом и неохотно впустил в слабоосвещенный коридор, а потом сопроводил в небольшой офис — тот самый, где ее допрашивали в ее предыдущий визит в «Волчье логово».

— Ждите здесь, — буркнул толстяк.

Элиза сняла капюшон накидки и огляделась. На стенах по-прежнему висели эротические картинки, которые напомнили ей ее первую встречу с Хадденом.

Он шутил над преувеличенно большими фаллосами, неестественными позами. А потом запечатлел легкий, как паутинка, поцелуй на ее коже над перчаткой. Она помнила об этом до сих пор.

Элиза поспешно отошла к конторке. Картины Редуте не было видно. Мисс Хокинс, видимо, последовала совету Грифа и продала ее.

Мудрое решение. На любом языке — тайном, непроизносимом или, наоборот, высказанном вслух — любовь была опасным чувством. От нее многие стремятся держаться подальше.

Любовь. Как странно думать об этом в таком месте. До сих пор ей удавалось не слишком глубоко погружаться в свои чувства. То, что она чувствовала к Хаддену, было обыкновенное вожделение. Их тела соединялись в мимолетной встрече, а потом расходились, и каждый шел дальше своей дорогой…

— Леди Брентфорд. — Сара Хокинс тихо прикрыла за собой дверь. — Если вы ищете своего брата, то сегодня его здесь нет. Я его не видела уже неделю или около этого.

— Нет, я не ищу Гарри. Я… на самом деле… я надеялась, что смогла бы с вами поговорить.

— Конечно. Может, присядем? Ничего, если я замечу, что вы неважно выглядите?

— Боюсь, что у меня дрожат колени, — призналась Элиза. — Не каждый день я прихожу в такое заведение, как это, не так ли?

— Надеюсь, что нет, — хихикнула Сара.

Элиза стиснула руки, лежавшие на коленях.

— К-как к вам попадают ваши девушки? — запинаясь спросила Элиза, не смея поднять глаза.

Смех Сары мгновенно оборвался.

— И с-сколько они могут заработать в неделю в таком месте, как «Волчье логово»? Я слышала, что в элитных заведениях Лондона мужчины готовы платить за удовольствие большие деньги.

Сара поспешила замаскировать свое удивление покашливанием. Но у Элизы был большой опыт в изучении выражений лиц. То, что она увидела, было достаточным, чтобы она захотела тут же провалиться сквозь землю. Какое безумие привело ее сюда?

— Вы не можете даже думать о том, чтобы найти работу здесь, леди Брентфорд, — мягко сказала Сара.

Конечно же, нет. Это была абсурдная идея. Элиза отвела взгляд.

— Я знаю, что я не хорошенькая…

— Погодите. Вы считаете, что вы не хорошенькая? Какая ерунда! — воскликнула Сара.

— Я это знаю.

— Ха! Можете поверить мне на слово, у вас такой тип внешности, который может свести с ума любого мужчину.

Элиза пыталась слабо протестовать, но Сара прервала ее:

— Выслушайте меня. В-первых, внешность — это не то, что делает женщину желанной. Посмотрите на меня… я не записная красавица, но были мужчины, которые дрались на дуэли, чтобы завоевать мою благосклонность. Хотите знать почему?

Элиза кивнула:

— Да, очень.

— Джентльменам нравится… лорд Хадден, например, называет это духом. Он имеет в виду искру, которая освещает женщину изнутри. Это трудно описать, но это то, что заставляет мужчину хотеть быть с вами. Они не просто хотят, чтобы их гениталии исправно трудились. Им нравится разговаривать. Смеяться. Что-то обсуждать.

— О, — только и могла выговорить Элиза.

— В вас есть огонь, леди Брентфорд. И какой! Хоть отбавляй!

— А это хорошо? — Губы Элизы дернулись.

— Очень, — уверила ее Сара.

— В таком случае почему я не могу здесь работать?

Сара встала, подошла к буфету и налила из графина две порции шерри.

— Послушайте, милая. Мы с вами обе практичные женщины, — сказала она, поставив один стакан перед Элизой. — Если быть откровенной, даже если бы я поддалась искушению и погубила бы вашу репутацию, это было бы очень плохо для моего бизнеса. Мужчины чувствовали бы себя ужасно неловко рядом с леди из их собственного круга, которая — не приведи Господь — могла бы быть их сестрой. Они пошли бы в другое заведение. И я бы разорилась.

Отпивая маленькими глотками шерри, Элиза обдумывала слова Сары.

— Я вас понимаю, — сказала она со вздохом. — Но беда в том, что мне нужны деньги. Много денег. Вы хорошо ведете свой бизнес. Не могли бы вы подсказать, чем бы я могла заняться, кроме как пожизненно приковать себя к криминалу? А это в данный момент мой единственный выбор.

Сара расправила на коленях юбку, приготовившись слушать.

— Будет лучше, если вы начнете с самого начала и обо всем мне расскажете по порядку. Тогда мне будет легче вас понять.

Запинаясь Элиза рассказала про долги брата, про свои попытки скопить достаточно денег, чтобы стать независимой, и про ужасный ультиматум Брайтона.

— Я, разумеется, не выйду за него замуж. Я лучше умру на улице. Но я подумала, что если я найду какую-либо прибыльную работу, я смогла бы выплатить долги Гарри, чтобы его не посадили в долговую тюрьму, и таким образом в какой-то мере спасти репутацию семьи. Я скопила половину суммы своими картинами, и я полагаю, что Брайтон согласится взять вторую половину моими работами. Либо так, либо ничего. Если учесть непомерную жадность баронета, мне кажется, что он, возможно, согласится на мои условия. — Она тяжело вздохнула. — И тогда я смогу снова начать копить, чтобы купить домик в Озерном крае.

— Я вижу, что вы все хорошо продумали, — медленно начала Сара. — Но к сожалению, проблема… э… заработка не так проста. Не вдаваясь в подробности, скажу, что существует много мест работы в мире полусвета, но вознаграждение может быть разным…

— Я так и предполагала, — сказала Элиза, — но правде говоря, я не совсем понимаю, в чем разница.

— Я не стану описывать наиболее примитивные стороны бизнеса — вы и сами можете это себе представить. Просто скажу, что здесь о девушках хорошо заботятся и они прилично зарабатывают. Но лишь самые дорогие куртизанки могут заработать столько, сколько вы сказали.

— Куртизанки? — переспросила Элиза. Если она и не добилась здесь финансового успеха, то узнала много нового и полезного.

— Всегда найдется птичка высокого полета, у которой есть один-единственный покровитель. — Заметив удивление на лице Элизы, Сара вздохнула, но продолжила: — Реально это выглядит так. Джентльмен предлагает такой женщине содержание. То есть он снимает для нее уютный домик, оплачивает прислугу, обеспечивает ее модной одеждой и побрякушками. За это она его развлекает. Эксклюзивно, если вы меня понимаете.

— Понимаю. — Элиза сжала губы. — Значит, куртизанки — это аристократия среди продажных женщин.

— Можно сказать и так. И тут нужен богатый человек, который может позволить себе самое лучшее.

— Я представляю себе джентльмена, такого, как маркиз Хадден, у которого где-то в уютном гнездышке имеется избалованная, изнеженная подружка.

Сара сдвинула брови.

— У Хаддена? Нет, у него нет, — сказала Сара и тихо засмеялась. — Полагаю, что Шотландская Борзая всегда был слишком занят, чтобы мотаться по городу. Но гоняться за женщинами — это да. — Она поставила стакан. — Хотя в действительности он никогда не был таким цербером, как о нем сплетничают. У него репутация повесы, но сердце золотое. В газетах не обсуждают его добрые дела, потому что он их не афиширует. А прессе нужны только жареные факты. Но и скандалы с недавних пор пошли на убыль. Похоже, что он от них устал. Считает, что повзрослел и поумнел.

Элиза отвернулась, надеясь проглотить ком в горле и не выставить себя в глупом свете, расплакавшись.

Сара молчала до тех пор, пока на лице Элизы не появилась улыбка.

— Хорошо, когда с возрастом автоматически становятся умнее, — сказала Элиза. — Мои мысли, к сожалению, становятся все более путаными. Простите меня, пожалуйста, за то, что я пришла без приглашения и отняла у вас столько времени.

— Мне жаль, что я вас разочаровала, леди Брентфорд. Но правда в том, что, задирая юбки, вы не заработаете тех денег, которые вам нужны. По вашим словам, я поняла, что у вас талант художницы. Нельзя ли его использовать, чтобы зарабатывать деньги? Легальным путем, конечно?

Элиза покачала головой. Незачем говорить о заказе Хаддена. Утренний визит к мистеру Уоткинсу лишний раз убедил ее в том, что проект никогда не дойдет до стадии иллюстраций. Маркиз достаточно вежливо дал понять, что причиной тому ее пол, а вовсе не криминальная деятельность.

— У женщин мало возможностей. Мой издатель принадлежит к немногим просвещенным людям, и хотя мою работу хвалят, мне приходится скрываться под псевдонимом.

— Как это несправедливо. Ваш талант мог бы принести вам известность.

— Пока правила устанавливают мужчины, этого не случится.

— Да, это правда. Никуда не денешься.

— В любом случае мои книжные иллюстрации приносят мне весьма скромный доход, — объяснила Элиза. — Я не могу допустить, чтобы пострадал мой издатель. В случае скандала у меня уже не будет морального права обратиться к нему за работой. — Она отпила немного вина, чтобы согреться. — Должен же быть способ осуществить свою мечту. Мне лишь должно хватить ума, чтобы найти его.

— Надо подумать. — Сара подняла стакан. — За счастье. И за женщин, которые смеют мечтать о том, что их мечты сбудутся. Уважаю таких женщин.

— Спасибо. — Элиза встала, завязала шнурок накидки, чувствуя стыд за свои сравнительно мелкие проблемы. Сара, наверное, ежедневно стакивается с гораздо более трудными ситуациями. Жизнь, смерть. Настоящие страдания. А тут она — со своим разбитым сердцем. — Спасибо, что были так добры и встретились со мной, — добавила она.

— Вам есть, где остановиться на ночь? — спросила Сара.

— Моя лучшая подруга детства великодушно предложила мне останавливаться у нее, когда я приезжаю в Лондон. Но я стараюсь не злоупотреблять ее великодушием чаще, чем это необходимо. Завтра я вернусь домой и… — Она вздохнула. — Мне придется хорошенько подумать, как выпутаться из всего этого.

— Если вам надо немного денег… — предложила Сара.

— Вы очень добры, мисс Хокинс…

— Пожалуйста, зовите меня Сара. Все мои друзья так меня называют.

— Хорошо, Сара. Вы очень добры, но пока у меня еще есть кое-какие средства.

— В случае чего не стесняйтесь прийти сюда и попросить помощи. Несмотря на свой внешний вид, «Волчье логово» — всегда безопасная гавань для женщин, попавших в беду.

— Спасибо. — Элиза направилась к двери. — Прошу вас, не отрывайте вашего портье от его обязанностей. Я сама найду выход.

Придерживаясь облицованной темными панелями стены, Элиза шла по коридору, радуясь тому, что в этой части «Логова» никого не было.

— Слава Богу, у меня нет свидетелей моей глупости, — прошептала она и тут же прикусила язык, услышав, как кто-то вошел в дом, видимо, через отдельный вход.

Прижавшись к стене, она надела капюшон, молясь о том, чтобы остаться незамеченной.

Тяжелые шаги быстро приближались по ковровой дорожке, и этот звук отзывался в ней страшным сердцебиением.

Окутанная тенями фигура была лишь еле различимым пятном из длинных ног, развевающегося плаща, широких плеч, шляпы с высокой тульей… Мужчина. Это стало очевидным как раз перед тем, как Элиза крепко зажмурилась и вознесла к небу молитву.

«Иди и не останавливайся. С какой стати я должна постоянно чего-то опасаться?»

Шаги были все громче, а потом ей показалось, что опасность почти миновала. Но тут шаги внезапно оборвались.

Элиза втянула голову в плечи.

— Леди Брентфорд?

Она не ответила.

— Что вы здесь делаете?

Не было смысла притворяться черепахой. Расправив плечи, Элиза решила скрыть свое унижение за наглостью.

— На самом деле, лорд Хадден, я пришла справиться о работе. Поскольку мой заказ на иллюстрации провалился, у меня должны быть какие-то другие средства для существования.

Гриф сжал губы.

— Если это была шутка, то неудачная.

— Пища и крыша над головой не повод для шуток, сэр. Попробуйте прожить без них.

Тусклый свет немного смягчил черты его лица. Переминаясь с ноги на ногу, он откашлялся.

— Если вам нужны деньги, леди Брентфорд…

— Плата за прошлые услуги? — Она вздернула подбородок. — Благодарю, но я постараюсь сохранить остатки гордости и отказываюсь от вашего предложения, каким бы щедрым оно ни было.

— Я имел в виду…

Она хотела пройти, но он загородил ей дорогу.

— Леди Брентфорд, убедительно прошу вас выслушать меня.

— Ах, пожалуйста. — Ей вдруг стало трудно дышать. Все, чего ей хотелось, — это убежать из этой темноты и от слишком знакомого запаха его одеколона. Глотая слезы, она отшатнулась от его большого теплого тела. — Не думаю, что нам есть что с вами обсуждать. Мы уже и так слишком много сказали друг другу. Я была у мистера Уоткинса и поняла, что наше сотрудничество пришло к концу. Пусть так и будет. Значит, не судьба.

Гриф чуть замялся, но этого было достаточно, чтобы она проскользнула мимо него и бегом бросилась к выходу.

Мужчины. Сара оторвалась от бумаг в тот момент, когда в ее кабинет вошел Гриф.

— Клянусь, женщинам должно быть позволено для разнообразия управлять миром. Вы не заслуживаете того, чтобы устанавливать правила.

— Какая новая обида или оскорбление вызвали твой гнев? — Он снял шляпу, провел рукой по волосам и сел напротив нее.

— Не спрашивайте, — буркнула Сара, потянувшись за стаканом шерри.

Он ждал, когда она снова заговорит. Она иногда пробалтывалась. Но сейчас она молча глотками отпивала вино, задумчиво нахмурив брови.

Гриф сначала положил ногу на ногу, посидел, а потом встал и налил себе стакан шотландского пива. Жидкость сначала обожгла желудок, но быстро растворилась, так и не сняв напряжение.

Шарканье шагов наконец привлекло внимание Сары.

— В чем причина, что вы нервничаете, словно кошка на раскаленной сковородке?

— Не спрашивай.

Она удивилась, но удовлетворила его просьбу.

Черт, черт, черт. Было почему-то дьявольски трудно спросить о загадочном визите леди Брентфорд. Женщины, подумал он, от них можно ждать все, что угодно. Может быть, ему следовало искать убежища в монастыре, а не в борделе.

— Хмм. — Сара произнесла наконец хоть какой-то звук. — Интересно…

Гриф обернулся.

— Вы богаты, не так ли?

— Да, — ответил он.

— Насколько?

— Не жалуюсь.

— Хмм. — Кончик карандаша тихо постукивал по открытой странице.

— Черт побери, Сара, — прорычал он. — Если тебе нужны деньги, так и скажи.

— Они нужны не мне, — сказала она так, словно защищалась. — Дело в том, что после того, как я сделала шикарный ремонт в баре, я стала зарабатывать еще больше. Однако… Нет, ничего. У меня просто мелькнула мысль, но боюсь, она не очень удачная. — Одним глотком она быстро допила шерри. — Впрочем, и предыдущая, которая меня осенила, была не лучше.

Он осторожно поставил стакан.

— Что здесь делала леди Брентфорд?

— О, ты ее еще помнишь?

Как бы он ни обожал свою старую подругу, были моменты, когда ему хотелось схватить ее за полные плечи и как следует встряхнуть.

— Да, представь себе, — процедил Гриф сквозь стиснутые зубы. — А теперь, будь добра, ответь на мой вопрос.

— Незачем срывать зло на мне. — Склонив голову набок, она посмотрела на него так, словно сняла с него всю его дорогую одежду, и сразу обнажились все его недостатки, черт бы их побрал.

— Сара, — настаивал он.

— Ладно. — Она вздохнула. — Леди Брентфорд приходила узнать, сколько денег может заработать девушка в таком заведении, как «Логово».

У Грифа вдруг сжался желудок. Он было подумал, что замечание Сары о том, что Элиза ищет здесь работу, было всего лишь саркастическим ответом на его вопрос. Но… Неужели в этом есть хоть доля правды?

— Боже, что привело ее в такое отчаяние?

— Мужчины. Мужчины, которые хотят использовать ее талант в своих корыстных целях, лишить ее мечты ради своих эгоистических интересов, сломить ее дух ради собственного удовольствия.

— Каким образом? — почти шепотом спросил он.

— Ее брат, которого, между прочим, следовало зажарить на адском огне, заключил сделку с дьяволом, чтобы спасти свою никчемную шкуру. У него огромный карточный долг перед парочкой негодяев — Брайтоном и Пирсом. И поэтому Гарри старается заставить сестру помочь им в криминальном предприятии, связанном с живописью.

Гриф выпрямился.

— А брак с Брайтоном, очевидно, является частью сделки, поскольку по закону жена не может свидетельствовать против мужа.

Он снова сел.

— У вас немного бледный вид, милорд. Может, вам лучше налить себе бренди вместо виски? Один из моих клиентов совсем недавно доставил нам прекрасный контрабандный коньяк из Франции.

— Что мне надо, так это выжать всю кровь до последней капли из этого мерзавца Брайтона. Предпочтительнее — своими собственными руками.

— Довольно сильная реакция. — Сара наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. — Если учесть, что вы почти незнакомы с леди.

— Попридержи язык, пожалуйста. — Гриф ударил кулаком одной руки по ладони другой. — Расскажи мне все, что она тебе тут поведала. — Ему Элиза никогда не говорила о своих мечтах. — Все.

— Ты убьешь дракона?

При слове «дракон» Гриф вздрогнул.

— Скажем так — я намерен уничтожить огонь огнем.

Ему показалось, что свечи стали гореть немного ярче.

— Она сказала, что завтра вернется в Лит-Эбби.

 

Глава 20

— Нет. — Элиза скрестила руки на груди. — И это окончательно.

Августина, месившая тесто, собрала его в ком, а потом шлепнула о плоский диск.

— Я не понимаю почему. Только потому, что я стара, как эти горы? Это не страшно. Я еще в силах переехать из одного места в другое и не умереть по дороге.

— Не в этом дело, Гасси. Просто я не хочу отрывать вас от ваших друзей и привычного окружения. Особенно если ветер будет носить меня словно пушинку одуванчика и занесет неведомо куда.

— Это тем более причина не ехать одной, — возразила Гасси.

Элиза, конечно, была тронута непоколебимым чувством привязанности со стороны Гасси, но была полна решимости не втягивать подругу в свои беды.

Она не рассказала ей о наглых угрозах Пирса, зная, что это лишь усилит ее желание противостоять негодяю. Элиза решила уехать далеко на север, подальше от скромного домика подруги, и тем самым уберечь ее от опасности. А сама она надеялась затеряться где-нибудь на просторах Ланкашира. И начать новую жизнь.

«Теперешнюю жизнь я окончательно загубила», — с грустью думала она.

— Пожалуйста, я… я просто хочу какое-то время побыть одна. Чтобы понять, чего я на самом деле хочу.

Августина посыпала руки мукой и поставила тесто в печь. Ветерок из открытого окна надул ее юбки, и с серебристыми волосами, чуть присыпанными мукой, она выглядела персонажем из прошлого века.

— Если таково твое желание, я не стану настаивать. — Она улыбнулась, но ее глаза оставались печальными…

Секреты, недопонимание, полуправда… Как сложно все повернулось в жизни. Неудивительно, что искренняя дружба, имевшая для нее значение, подвергается таким испытаниям.

Элиза отвернулась, опасаясь, что она в последний момент сломается и признается, что быть одной — это последнее, чего бы ей в данную минуту хотелось.

— Как только я устроюсь, вы можете ко мне приехать, — сказала Элиза, прекрасно понимая, что это не смягчит оскорбленные чувства Гасси.

— Конечно. — Августина начала методично прибираться в кухне. Кастрюли гремели, сковородки падали, будто озвучивая мрачное настроение Гасси. — Все же я не могу не поинтересоваться, как ты собираешься добираться до севера одна. Неприлично одинокой женщине благородного происхождения путешествовать в почтовой карете без сопровождения.

— С сегодняшнего дня я намерена отбросить все эти условности. Гувернантка или домоправительница могут путешествовать одни, и это ни у кого не вызывает ни малейшего возражения. Я считаю, что я ничем не лучше — я женщина, которая сама зарабатывает себе на хлеб. — Элиза взяла полное с чайными чашками и поставила его на стол. — Я предпочитаю быть свободной, а не жить в золоченой клетке. — В браке с Брайтоном она именно там и окажется. Она видела бедного льва в городском зоопарке. Дух даже царственного животного может быть сломлен бесконечной жизнью за решеткой.

Пробурчав себе что-то под нос, Августина поставила на стол молочник.

— Но на сей раз я решила ехать с шиком, — добавила Элиза.

Мышка, полосатый котенок, выскочил из-за буфета. За ним, стараясь догнать, мчался Эльф. Августина согласилась оставить его у себя, пока Элиза не устроится на новом месте.

— Я поеду в частном экипаже, нанятом до Бирмингема.

— Я знаю, что это дорого стоит, тем более что ты не желаешь, чтобы я добавила тебе денег. Но я все же почувствовала некоторое облегчение.

Элиза улыбнулась:

— Не беспокойся о деньгах. Я решила сделать себе прощальный подарок за счет Гарри. Он держал в конюшне своего гнедого жеребца — того, о котором давно мечтал сквайр Твайнинг. Я продала лошадку за приличную цену, и мы оба остались довольны. Не могу, однако, сказать то же самое о Гарри, когда он узнает.

Августина встретила эту новость взрывом смеха.

— Пусть наконец хоть немного столкнется с жизнью.

Мяу!

Кошки сбили со стола молочник и теперь катали его по полу.

— Нам есть что отметить! — воскликнула Августина, поставила молочник на стол и, достав фляжку с медицинским виски, налила обеим по рюмке.

Они чокнулись, и звон стекла немного рассеял гнетущую атмосферу.

— Ах, Гасси. — Элиза обняла Августину и прижала ее к себе. — Ничто не могло бы обрадовать меня больше, чем если бы вы приехали жить со мной в Озерном крае. Но давайте не будем торопить события. Надо посмотреть, что будет с Гарри, а потом-потом мы примем решение.

Августина смахнула со щеки слезу.

— Даже когда ты была ребенком, ты уже отличалась рассудительностью. Я иногда задумывалась над тем, кто кого учит.

— Очевидно, я не очень хорошо усвоила некоторые уроки. Мои отношения с мужчинами вряд ли можно назвать разумными.

— Хадден просто дурак, что не даст тебе возможность все объяснить, — сказала Августина. — Красивый и обаятельный, но тем не менее дурак.

«А он наверняка считает меня интриганкой и вертихвосткой», — подумала Элиза, но если бы она сказала это вслух, то вызвала бы бурю возмущения.

— Гасси, то, что между нами произошло, было для нас обоих не более чем мимолетное увлечение.

Августина отодвинула вазу с цветами, стоявшую на подоконнике.

И почему только одуванчики на языке цветов означают неразделенную любовь?

— Ты по-прежнему не умеешь врать, — улыбнулась Гасси.

— Не забудьте, что у вас в печке пирог, — напомнила Элиза. — Если он подгорит, это точно разобьет мне сердце.

Слава Богу, что смех был бальзамом для обеих. Горячая сковорода была извлечена, они сели за стол и, как озорные дети, начали, обжигаясь, отщипывать кусочки горячего пирога.

— Когда ты планируешь отправляться? — спросила Августина.

— Послезавтра. Мне надо запаковать кое-какие вещи в Эбби. Поскольку я уже все твердо решила, я хочу уехать как можно скорее, пока Гарри и Брайтон не надумают очередную гадость.

— Ха, пусть только посмеют, моя дорогая. — Августина отбарабанила на столе военную дробь. — Пусть только попробуют.

— Я очень надеюсь, что твои друзья оставили мне хотя бы одну из этих дорогущих индийских сигар.

Гриф обернулся и увидел в дверях кабинета темный силуэт.

— Угощайся, Кэм, — ответил он и поставил на чайный столик резную шкатулку сандалового дерева.

— Мы что-то празднуем? — осведомился Кэмерон, оглядев трех крупных мужчин, сидящих у камина. Все они наслаждались дорогим бренди и тонкими сигарами ароматного табака.

— Мы, так сказать, обмываем покупку картины, — сообщил Гриф, указывая на большую акварель, прислоненную к стене.

Кэмерон, прихрамывая, подошел поближе.

— Что у тебя с ногой? — спросил Гриф.

— Я упал. — Кэмерон отвернул манжет, показал забинтованную руку и добавил: — Представь себе, выпал из окна третьего этажа.

При свете канделябров была также видна большая царапина на левой стороне подбородка.

— Какой же ты неуклюжий. — Гриф еще больше нахмурился, заметив тонкий порез на лбу Кэмерона. — Это похоже на рану от ножа. Я не ошибся?

Его друг лишь пожал плечами и стал изучать картину.

— Похоже, мне незачем было торопиться возвращаться в Лондон, — сказал он ворчливо после того, как изучил копию, сделанную Элизой с акварели Мэри Сибиллы Мэриан. Он искоса взглянул на бывших боксеров. — Надеюсь, что вы не были слишком грубы с Барсуком. У нас с ним много общих дел, и он не поблагодарит меня за то, что вы учинили разгром в его заведении.

— Все было тихо и спокойно, — с улыбкой сказал Гриф. — Не так ли, Джорджи?

— Да, милорд. Барсук был рад избавиться от этой мазни. Понимаете, он еще не заплатил тому парню, который принес картину, А когда узнал, что картина украдена у законного владельца, то был просто шокирован… Лишился дара речи.

Его друзья засмеялись.

— Он был рад услышать, что мы собираемся вернуть картину.

— Мне, конечно, пришлось попросить своих друзей оставить ему кое-что в знак моей благодарности, — добавил Гриф. — За то, что он все сделал правильно.

Лицо Джорджа расплылось в широкой улыбке.

— Господи, оказывается, среда твоих скрытых талантов есть еще и склонность к пороку, — восхитился Кэмерон. — Может, станем партнерами?

— Я польщен, но после того как я закончу сегодня с этим делом, меня больше не интересует дальнейшее знакомство с подбрюшьем Лондона.

Кэмерон зажег шведскую спичку и прикурил сигару.

— Значит, ты еще не закончил?

— У меня свидание с Брайтоном и его кузеном в «Черной утке». Говорят, это их любимое казино.

При упоминании этого притона черные брови Кэмерона поползли вверх.

— Вроде непохоже, что тебе нужна чья-то помощь, но поскольку эта встреча обещает быть интересной, я, возможно, приду, чтобы понаблюдать.

— Мы встречаемся еще кое с кем в зале с рулеткой, — сказал Гриф. — С нами будет судья.

Кэмерон выдохнул идеальное колечко дыма и наблюдал за ним, пока оно не растаяло.

— Пожалуй, будет не слишком мудро с моей стороны появляться там.

— Тебе вряд ли что-то грозит. Мистер Болт — это тот местный судья, который расследовал недавние неприятности в «Логове», — ответил Гриф. Они оба встречались с судьей, когда их друг Коннор подозревался в каком-то преступлении. — Болт решил, что его первое впечатление было ошибочным и что твое лицо, включая бриллианты в твоем ухе, ему незнакомо.

— Как тебе это удалось?

— Щедрое вложение в благотворительный фонд для сирот, который патронирует его жена. Я всегда готов поддержать стоящее дело.

Кэмерон подавил улыбку.

— Ты продолжаешь меня удивлять.

— Я собираюсь еще больше шокировать баронета и его проклятого кузена, — сказал Гриф и обратился к Джорджу и его друзьям у камина: — Вы готовы, парни?

Стаканы звякнули, и подкованные сапоги прошаркали по дорогому ковру.

— Да, милорд, — отозвался Джордж, бросив в камин окурок. — Пойдем разобьем парочку голов.

— Мы применим силу только в случае необходимости, — предупредил Гриф, но злая усмешка говорила о другом. — Конечно, если они попытаются ускользнуть от властей, наш долг — не дать им уйти от правосудия.

— Это будет по-настоящему интересно, — сказал Кэмерон. — Ведите нас.

— Вы точны, лорд Хадден. — Болт щелкнул крышкой карманных часов и оглядел пришедших. — Я вижу, что и вы пришли с подкреплением.

— На тот случай, если вам понадобится дополнительная сила. Мне хотелось бы убедиться, что эти змеи не выскользнут из наших рук.

— Да, вы уже об этом говорили. Тому есть какие-то особые причины?

— Мой долг законопослушного гражданина, — не моргнув, ответил Гриф. — Как только я узнал о преступлении, честь заставила меня вмешаться. В конце концов, это мой гражданский долг.

— Весьма похвально, — сухо ответил судья. Его взгляд на мгновение задержался на лице Кэмерона, прежде чем он подошел к тройке экс-профессионалов. — Полагаю, это тоже заинтересованные граждане.

— Разумеется.

На негромкий свист из тени позади Болта появились еще четверо таких же плотных мужчин.

— Следуйте за мной, милорд.

Судья пробрался между двух разваливающихся кирпичных зданий и вывел их в узкий переулок.

— Брейди и Миллер, обогните здание и охраняйте задние выходы. Остальные, идите за мной.

Густой табачный дым висел под низким потолком большой комнаты, заглушая голоса игроков за столами — в основном стоны проигравших, которые топили свое горе в огромных кружках с элем.

Гриф прищурился.

— Вон там. — Он указал на альков, где с полдюжины игроков, сидевших за столом, играли в двадцать одно.

При появлении Болта стоны прекратились, и стало на удивление тихо.

Брайтон поднял красные глаза на приближающуюся группу людей, и в его взгляде промелькнула тревога.

— Простите, но за этим столом свободных мест нет. Найдите себе какое-нибудь другое развлечение, — сказал Пирс, явно бравируя.

К удовольствию Грифа, его голос прозвучал глухо.

— Сэр Брайтон. Мистер Пирс. — Голос Болта был решительным.

Эти двое мужчин встали, отодвигая стулья.

— Что вам угодно? — уже совсем иным, просительным тоном поинтересовался Брайтон.

— Вы арестованы.

Сидевшие за столом джентльмены тут же встали и, побросав свои карты, отступили в тень.

— На каком основании? — Баронет побледнел.

— Кража, продажа подделок, шантаж, нападение. — Болт бросил на стол лист бумаги. — Остальные обвинения перечислены здесь. Вы можете с ними ознакомиться в тюрьме Ньюгейт.

— Это абсурд! Обвинение ложно! — воскликнул Брайтон. — Вы ничего не докажете. Представьте мне хотя бы одного свидетеля, который мог бы подтвердить эту грязную ложь!

Гриф выступил вперед:

— Я один из свидетелей. И есть другие, которые подтвердят мои показания. — К бумаге Болта он добавил собственный пакет документов. — Владелец вашего притона полностью во всем признался и добавил подробный список всех принадлежащих вам точек. И уверяю вас, их много, подобных местечек. — Лицо баронета исказилось от страха. В бумагах ничего не было. Это был блеф. — Кроме того, эти джентльмены… — он указал на Джорджи и его двух друзей, — могут все подтвердить.

— Как… Кто…

Пока его кузен запинался, Пирс все отступал назад, а потом бросился к какой-то узкой двери. Гриф просигналил друзьям Джорджа:

— Приведите мистера Пирса и сообщите ему, что это дурной тон — заставлять ждать тюремщика.

Брайтон стоял, раскрыв рот, и дышал, будто пойманная на крючок рыба.

— Хадден, я не понимаю. Здесь явно какая-то ошибка.

— Единственная ошибка — ваша.

— Но какое я вам причинил зло? — Он подался вперед, дыша перегаром. — Мы же с вами оба джентльмены, черт побери. Скажите, что вы хотите, и вы это получите. Только заставьте это немытое быдло убраться отсюда.

Двумя пальцами Гриф взял Брайтона за отворот камзола. Он был сделан из тончайшей мериносовой шерсти, легкой, как летнее облачко.

— Можете забрать свое джентльменское предложение… — Его голос понизился почти до шепота. — И засунуть его туда, где никогда не светит солнце, гнусная змея.

Улыбка сползла с лица баронета. Отпрянув, он выхватил из-за голенища сапога нож и схватил Грифа за горло, явно намереваясь сделать его заложником своей свободы.

Он действовал быстро, как и полагается змее, но Гриф оказался проворнее.

Брайтон закричал, когда хрустнула кость запястья. Нож выпал у него из рук. Болт отпихнул его ногой.

— Он сломал мне руку, — простонал Брайтон, корчась от боли.

Гриф толкнул его в сторону людей Болта:

— Заберите его, пока я не сломал ему его мерзкий хребет.

Джордж наклонился и достал из-под стола нож.

— Хорошая работа, милорд, — сказал он и любовно провел лезвием по большому пальцу. — Не возражаете, если я положу его себе в карман?

— Он ваш, — сказал Гриф и положил ему в руку несколько монет. — Спасибо тебе и твоим друзьям за помощь.

— В любое время, милорд, — ответил Джорджи.

Повернувшись к Кэмерону, Гриф спросил:

— На сегодня хватит развлечений, не так ли? Или ты согласен пойти со мной на последнюю встречу?

— Давай, веди. Я так здорово не веселился с тех пор, как Коннор подбил глаз одному из трех бандитов, которые посчитали, что разбить очки Салли Филдинг было веселым развлечением. Твой характер не был для меня сюрпризом, но должен признаться, я никогда не видел, чтобы ты так разминал мышцы.

Гриф сжал пальцы в кулак.

— Разминал мышцы? Можешь мне поверить, Кэм, это было в первый раз.

— Сохрани, Господи, того, кто попадется тебе следующим.

— Сомневаюсь, что Всевышний пошевелит хотя бы пальцем, чтобы помочь этим несчастным слизнякам, — ответил Гриф, направляясь к игровым столам. Игроки быстро расступились, давая ему дорогу. — Я полагаю, что Господь не будет возражать, если я продолжу выступать в качестве Карающего ангела?

— Это еще одна ипостась бесстрашного маркиза, — сказал Кэмерон. — Любвеобильный повеса, писатель-лирик, а теперь еще и белый рыцарь в сияющих доспехах.

— Как ты и говорил, у нас у всех есть свои скрытые до поры, до времени стороны характера. Просто они проявляются в нужный момент.

— Что еще? — настаивал Кэмерон. — Верный супруг?

— Ты хочешь, чтобы я надрал тебе уши?

Кэмерон потрогал свою бриллиантовую серьгу, изобразив на лице ужас.

— Лучше смерть!

— Осел. — Губы Грифа дернулись в полуулыбке. — Я не знаю, почему я дружу с тобой.

— Кто еще подарил бы тебе татуировку дракона?

Гриф ногой открыл дверь и вышел на улицу. Он понял, что нечто гораздо более неизгладимое оставило свой след на его коже. Смех леди, талант художника, страсть женщины.

— Правильно… я знал, что должна быть причина. Будь уверен, я навек тебе благодарен.

— Я так и думал, — ухмыльнулся Кэмерон. — Куда мы идем?

— В тюрьму Ньюгейт. Мне надо вытрясти еще кое-что из Брайтона, прежде чем я с ним покончу. Если он захочет спасти свою шкуру, он будет покладистым.

— А потом?

— Следующее дело подождет до завтра. Но тебе следует остаться в постели и залечивать раны. Мне твоя помощь пока не нужна. Я легко сам справлюсь.

 

Глава 21

В огромном, похожем на пещеру зале боксерского клуба гулко раздавались ритмичные удары по кожаной груше. Гриф просунул голые ступни под канат ринга и еле увернулся от руки в боксерской перчатке, нацелившейся ему в челюсть.

— Отлично, милорд. Это был один из моих коронных ударов.

Гриф оценил комплимент тем, что нанес Джентльмену Джексону удар по корпусу.

— На сегодня хватит, — сказал инструктор.

Гриф рассмеялся и на лету схватил полотенце, брошенное ему одним из ассистентов.

— Если вы проявите снисхождение, я, возможно, и смогу нанести несколько ударов. Но я не льщу себя иллюзией, что мои навыки равны вашим.

— И все равно вы заставляете меня здорово попотеть, милорд. Придется мне поднять плату.

— С удовольствием, — ответил Гриф, вытирая полотенцем пот на груди. — Спасибо за спарринг.

Он улыбнулся, но когда посмотрел немного в сторону, улыбка сошла с его лица. Он увидел Гарри и двух его друзей в зоне для новичков. Все трое по очереди били огромную боксерскую грушу под наблюдением тренера.

Как все клиенты боксерского клуба Джексона, они были голыми по пояс, так что были видны их дряблые мышцы. Особыми умениями они не обладали, зато вместо того чтобы усердно тренироваться, все время подкалывали друг друга и громко хохотали, вызывая недовольные взгляды постоянных клиентов клуба.

Ничего. Все это скоро изменится, с удовлетворением подумал Гриф.

Джексон проследил за взглядом Грифа.

— Не знаю, стоит ли мне и дальше позволять молодому Литу и его друзьям приходить сюда. По-моему, они ведут себя не как аристократы, если вы понимаете, о чем я. Только знают, что валять дурака и задираться… — Бывший чемпион поиграл бицепсами. — Но когда доходит до дела, ни один из них не сможет разбить даже яйцо.

— Да, такое поведение не годится, — согласился Гриф. — Но вам не стоит беспокоиться. Они не будут досаждать вам еще очень долгое время.

— И тогда мне не придется тратить время на то, чтобы выкинуть их отсюда?

— Нет, — ответил Гриф. — Предоставьте это мне.

Повесив на шею полотенце, Гриф подошел к рингу.

Лит поднял голову и громко его приветствовал, будто они были друзьями.

— Привет, Хадден. — С самодовольным видом он обернулся на своих друзей и добавил: — Ты в хорошей форме.

Гриф кивнул и сверкнул зубами.

Приняв это за улыбку, Лит выпятил грудь.

— Я видел, как ты нанес несколько ударов чемпиону. Я тоже скоро научусь работать пятерней. Каждый истинный джентльмен должен уметь защитить свою честь, да?

— Совершенно верно. — Гриф похлопал друг о друга перчатками. — Джексону пришлось сократить нашу встречу. Не хочешь выйти со мной на ринг и провести небольшую дружескую встречу?

Лицо Лита засветилось гордостью.

— Конечно же, черт возьми! — воскликнул он, оглядев быстрым взглядом зал, чтобы удостовериться, много ли народу увидит его триумф. — Уэстри, — крикнул он одному из своих дружков, — будь добр, зашнуруй мои перчатки, чтобы я мог обменяться парой ударов со своим другом Хадденом.

На этот раз улыбка Хаддена была искренней. «Ты скоро проглотишь свои слова… вместе с несколькими зубами».

Они вышли на середину ринга.

— Готов? — Гриф встал в позу, пока Лит все еще строил рожи своим приятелям.

Удар. Брат Элизы, шатаясь, отступил на шаг.

— Будь внимателен, Лит, — прорычал Гриф.

Удар. Следующий удар был достаточно сильным, чтобы разбить виконту нос.

— Сегодня ты получишь хороший урок.

Лит зашатался и криво усмехнулся.

— Черт побери, милорд, вы здорово бьете справа.

— Подними руки, — предупредил Гриф. — И помни, что джентльмен должен всегда быть готов защитить свою честь.

— Верно. — Лит нанес слабый удар, который был без труда отбит Грифом. И тут же маркиз кулаком другой руки ударил Лита в живот. От этого удара тот грохнулся на пол ринга.

— Вставай, — сказал Гриф.

Превозмогая боль. Лит поднялся.

— Поднимай руки, — снова предупредил Гриф и нанес удар в челюсть, от которого Лит упал на спину. — Покажи, на что ты способен. Прояви характер. — С этими словами Гриф начал просто избивать Лита.

— Может, брейк, сэр? — сказал Лит, еле шевеля разбитыми губами.

— Нет, нет, продолжаем, — ответил Гриф и нанес удар по корпусу.

В подбитых глазах Лита наконец появился страх. Если он запросит пощады, его заклеймят трусом, но он пребывал в страшной панике. Стараясь увернуться от ударов, парень отполз назад. Он тяжело дышал, пот катился градом по его тщательно уложенным и напомаженным волосам.

Гриф наконец прекратил бой, но лишь потому, что ему нужно было, чтобы Лит оставался в сознании.

— Пойдем, немного передохнем, — сказал он и, взяв вялую руку Лита, поднял его и повел в одну из раздевалок.

Увидев выражение лица Грифа, бывшие там постоянные посетители зала решили поскорее уйти.

— О Боже, — простонал Лит. — Кажется, вы сломали мне нос.

Взяв виконта за шиворот, Гриф сунул его голову в бочку с водой и продержал так несколько долгих минут, прежде чем выдернуть обратно.

Лит уже просто рыдал. Слезы катились по его мокрому лицу, смешиваясь с кровью из разбитого носа.

— Я не понимаю, я не понимаю, — твердил он.

— А я сейчас объясню. Так что слушай меня внимательно, потому что я не намерен повторять.

Опустив плечи, Лит упал на колени. Один глаз у него совсем заплыл и был красно-фиолетового цвета.

— Сначала повторяй за мной: обязанностью джентльмена является защита его семьи.

— Об-бязанностью д-джентльмена… яв-вляется з-защита его с-с-семьи.

— Еще раз.

Перемежая слова стонами, Лит повторил.

— Заруби себе это на носу, Лит. — Гриф снял с вешалки пальто и достал из кармана пачку бумаг. — Я купил твои долговые расписки, и у меня состоялся небольшой разговор с Брайтоном относительно одной вашей устной договоренности. Этой договоренности больше не существует.

Теперь у виконта это были слезы облегчения.

— О Боже милостивый! Благодарю вас, сэр.

— Не благодари меня, — отрезал Гриф. — Я это сделал не ради тебя, а ради твоей сестры, которая заслуживает лучшего, чем иметь братом такого отвратительного слизняка, как ты.

— Я… я клянусь, — заикаясь сказал Лит. — Я теперь буду осторожнее в «Логове».

— Оно тебе уже не пригодится. — Из пачки бумаг Гриф достал запечатанный пакет и швырнул его на пол. — Ты в скором времени начнешь новую жизнь. Детали прописаны в этом пакете, и у тебя будет достаточно времени, чтобы ознакомиться с ними в дороге.

— В дороге? — в испуге повторил Лит.

— Да. Один из здешних ассистентов отвезет тебя на твою квартиру, где камердинер уже уложил в чемодан твои вещи. Сегодня вечером ты отплывешь на пароходе в Бомбей, где по моей просьбе тебе предоставят должность в Вест-Индской компании.

— В Индии? — закричал Лит. — Я не хочу уезжать в Индию.

— Да, полагаю, у тебя намерения иные. Но будь уверен, ты окажешься на этом пароходе в любом случае. — Гриф убрал в карман все бумаги, кроме одного листка. — И ты не вернешься в Англию до тех пор, пока я не буду уверен, что ты стал человеком, а не хлюпающим, эгоистичным куском дерьма.

Лит снова зарыдал.

— И знай, что если ты попытаешься снова запугивать свою сестру или ступишь на землю Англии без моего разрешения, я вызову тебя на дуэль и прострелю твои никчемные мозги. Ты меня понял?

Лит кивнул.

— Хорошо. Осталось одно дело, которое ты должен сделать для меня. Дома тебя ожидает нотариус.

Он официально засвидетельствует твою подпись на этом документе.

— Ч-что это?

— Эта бумага передает законное право принимать решения, касающиеся вашей фамильной собственности и финансов, твоей сестре, пока тебя не будет в стране. Она гораздо более умелый управляющий вашим имуществом и угодьями, чем ты.

Лит открыл рот и закрыл, не сказав ни слова.

— Вижу, что ты прямо на глазах становишься умнее. А теперь одевайся. Я пришлю Джорджа, чтобы он помог тебе без помех добраться до доков.

В ответ Лит упал и скрючился.

Презрительно усмехнувшись, Гриф повернулся и вышел. Он уже не мог дышать воздухом, пропитанным потом и страхом.

Брайтон. Пирс. Лит. Три преграды были устранены на пути леди Брентфорд к счастью. Сможет ли он сгладить все ухабы и выбоины на этом пути, он пока не знал.

Но начало по крайней мере было положено.

— Что это за шум? — Августина опустила секатор и посмотрела сквозь листву кустов. — Если это вы, лорд Брайтон, пришли надоедать леди Брентфорд, предупреждаю, что вам здесь делать нечего.

Мышка свирепо зашипел.

— Мои намерения исключительно благородны, мисс Хэверстик. — Гриф вышел из-за куста шиповника и стряхнул с рукава розовые лепестки. — Простите, что снова явился незваным. Надеюсь, что вы меня выслушаете, прежде чем отсечете вашим секатором какую-либо часть моей анатомии.

— Хмм. Некоторые части нужно было бы отсечь. Например, ваши мозги и ваш язык. Вы позволили себе высказать в адрес Элизы очень несправедливые обвинения.

— Вопреки слабости своего ума я это уже понял. Постараюсь исправиться.

— В таком случае для вас еще не все потеряно.

— Хотелось бы думать. — Он переложил большой бумажный пакет в другую руку и улыбнулся. — Будет ли мне разрешено поговорить с леди Брентфорд?

— Боюсь, вы опоздали на несколько часов, лорд Хадден. Она уехала сегодня рано утром.

У Грифа упало сердце.

— Как уехала? Куда?

— На север.

— Север — слишком большая территория. Не могли бы вы немного ее сократить?

— Могу я спросить зачем? — возразила она. — Она уехала от беспринципного хама, сковавшего ее ножными кандалами. Что касается наручников…

Надеясь, что его лицо не стало свекольного цвета, Гриф прервал ее:

— Я повторяю, мисс Хэверстик, что мои намерения благородны.

— Хмм. — Она взглянула на него искоса.

— Спросите у ее кота. — Он заметил Эльфа, растянувшегося под кустом. — Он подтвердит мои благие намерения. Это честный зверь и мой большой друг.

Она еле заметно улыбнулась:

— Животные, кажется, вас любят. Это определенно говорит в вашу пользу.

— Вот видите. Просто от котов мне необходимо постепенно перейти к женщинам.

Августина уже просто расплылась в улыбке.

— Да, вы явно прогрессируете, сэр. И если вы повернете прямо в конце Хай-стрит, а затем поедете по направлению к Бирмингему, это сократит путь и…

Гриф поднес ее руку к губам.

— Спасибо.

— Постарайтесь не разочаровать меня. Я не хочу сожалеть о том, что сделала.

— Приложу для этого все силы! — Он собрался уйти.

— Между прочим, что это за сверток у вас под мышкой?

— Кое-какое послание на тот случай, если мои слова окажутся недостаточными.

Задернув занавеской маленькое окошко, Элиза откинулась на спинку сиденья и помассировала виски в надежде, что голова перестанет болеть.

Не всегда полезно иметь время на размышления, думала она, стараясь не прокручивать в голове снова и снова свои последние две встречи с Хадденом. С каждым разом они почему-то казались ей все хуже и хуже.

Сейчас ей совершенно необходимо отвлечься…

Что-то тяжелое с грохотом упало на крышу кареты, и она остановилась.

Сдвинув шляпку с глаз и выпутавшись из неизящного положения на досках пола, Элиза села на место.

— Баркер! — позвала она наемного кучера. — Что случилось?

Она не могла разобрать ответ.

— Черт. Не хватало еще, чтобы упала большая ветка или сломалась ось. — Вся ее жизнь, казалось, ломается, как грецкий орех под каблуком сапога.

Что-то стучало по крыше кареты, да так, что от движений сам собой открылся крючок дверцы, и в карету впрыгнул мужчина в развевающемся плаще.

Слабо вскрикнув, Элиза забилась в угол сиденья и стала рыться в ридикюле в поисках перочинного ножа.

— Если вам нужны деньги или драгоценности, сэр, то для грабежа вы выбрали не ту карету. У меня нет ничего ценного.

— В таком случае мне придется потребовать другой выкуп, — сказал знакомый низкий голос. — Как насчет кусочка орехового печенья? Я знаю, у вас где-то спрятана корзинка с недавно испеченным печеньем.

— Это совсем не смешно, лорд Хадден. — Она покрепче завернулась в юбки, чтобы не соприкоснуться с его бедром.

А он придвигался все ближе и ближе.

— Остановитесь, сэр, — сдержанно сказала Элиза.

— Я нахожусь в пути уже несколько часов. Мне не мешало бы перекусить. А вам?

Элиза с трудом проглотила комок в горле.

Конечно, слышать его голос, видеть его улыбку было похоже на глоток искрящегося шампанского. Кровь забурлила от счастья и надежды.

«Не смей. Нельзя давать волю фантазии», — напомнила она себе, отвернувшись к окну, чтобы скрыть свои чувства.

— Вообще-то, — продолжал Гриф, — я рассчитывал на что-то более основательное, чем просто печенье. Например, на пикник с тортом с заварным кремом.

Разговор о торте напомнил ей, что у нее с утра крошки не было во рту, и ей вдруг страшно захотелось есть. Мысль о том, что это была бы последняя короткая остановка перед тем, как она двинется дальше в неизвестное будущее, была заманчива. Но…

— Мы с вами неизвестно где находимся, лорд Хадден. — Она махнула рукой, имея в виду бесконечные леса и поля за окном. — Никакой торт не прилетит на ковре-самолете от одного щелчка ваших пальцев.

— Разумеется, нет. Но он может появиться из-под сиденья моей двуколки.

— Неужели?

— Если я вот так потру волшебную лампу… — Он протянул руку и коснулся пальцами медного фонаря внутри кареты. — Наверно, я так и сделаю. Но если и вы… Ну, на удачу, — сказал он и добавил шепотом: — Пожалуйста, Элиза. Вы не пожалеете, что задержались.

Элиза протянула руку и дотронулась до теплого металла.

— Приказать вашему кучеру повернуть обратно? — спросил Гриф.

— Да. Но только из-за торта с заварным кремом.

 

Глава 22

Окованные железом колеса заскрипели по камням, когда кучер поворачивал обратно. Облака пыли поднялись из-под копыт лошадей.

Смущенная Элиза сидела молча, не зная, о чем говорить.

Хадден, наоборот, выглядел совершенно в своей тарелке. Впрочем, он всегда так выглядел. Беззаботный, беспечный вид, видимо, был его талисманом против внутренних колебаний и страхов. Он старался избавляться от них при первой же возможности.

— Что вы здесь делаете? — вдруг спросила Элиза.

— Любуюсь окрестностями, — не задумываясь ответил Хадден. Он искоса на нее посмотрел и усмехнулся. — Я думаю, не написать ли мне новое эссе о красотах здешних мест.

— Я уверена, что это у вас прекрасно получится, — тихо сказала она. — Когда я читаю ваши эссе, мне хочется снять туфли и пробежаться босиком по мокрым от росы лугам.

— Такого прелестного комплимента я еще никогда не слышал. Звучит завораживающе.

Она покачала головой:

— Я уверена, что лондонские леди высказываются более изысканно, чем я.

— А что, если я предпочитаю гладкому бесцветному стеклу необработанный самоцвет, сверкающий первобытной красотой?

Элиза моргнула.

— Ваши слова весьма соблазнительны, сэр, но я не уверена, что должна поступать по вашему указанию. Я имею в виду — поворачивать обратно. Ведь я возвращаюсь для очень трудного разговора со своим братом и его дружками… Меньше всего мне бы этого хотелось.

— На самом деле все совсем не так, — ответил Гриф серьезно. — Брайтона и Пирса арестовали по обвинению, помимо многого другого, в краже и мошенничестве. Они уже не представляют для вас угрозы. Что касается вашего брата, то он сейчас на пути в Индию. Я очень надеюсь, что несколько лет изнурительной работы и жесткого руководства сделают из него человека.

Она долго не могла оправиться от шока.

— Я не понимаю, — запинаясь наконец сказала она. — Как это все случилось?

— Я взял все в свои руки. — Он обернулся к ней лицом. — Мисс Хокинс поведала мне, что вами слишком долго манипулировали мужчины. Так что я надеюсь, что вы простите меня за то, что я вмешался.

— Я… не знаю, что сказать. Кроме как спасибо.

Улыбка снова появилась на его лице.

— Я рад слышать, что меня не свяжут и не бросят в трюм первого корабля, который должен отплыть в Китай.

— Гарри на пути в Индию, — задумчиво сказала она, покачав головой в изумлении. — Молю Бога, чтобы это пошло ему на пользу. Он не всегда был таким неуправляемым. Пока он рос, был добрым, хорошим мальчиком. А превратился в это чудовище только после того, как поступил в Оксфорд.

— Да, вы мне рассказывали. Вот почему я устроил так, чтобы у него появился еще один шанс. Он будет работать под руководством одного моего боевого товарища, хорошего человека, который твердой рукой формирует характер человека, находящегося в его команде. У Гарри есть шанс стать порядочным парнем. — Гриф помолчал. — Если он попусту потратит это время и снова окунется в разгульную жизнь, это будет его собственный выбор, так что лучше, чтобы он был далеко, где он никому не сможет причинить зла, кроме как самому себе.

— Живя за океаном, он должен будет либо научиться плыть, либо утонуть. Но Лит-Эбби…

— Эбби в надежных руках, — сказал Гриф. — В ваших руках. — Он стал объяснять ей ее законные права. — Имея дельного управляющего и принимая разумные решения, вы сможете восстановить былую славу вашего поместья.

— Я не знаю, как вас…

Он прикоснулся пальцем к ее губам.

— Давайте не будем говорить о таких важных делах на пустой желудок. — Карета остановилась. — Когда я голоден, я ни на чем не могу сосредоточиться, кроме как на сочном окороке, чеддере, мясе под кисло-сладким соусом и торте с заварным кремом на десерт.

Элиза разрешила ему помочь ей выйти из кареты. Они остановились на обочине дороги, и Гриф отослал карету.

— Здесь в проулке стоит моя двуколка. И куда бы вы ни захотели направиться после того, как мы покончим с едой, я буду счастлив отвезти вас туда, куда вы прикажете.

Он достал из двуколки большую плетеную корзину с крышкой и пакет, завернутый в толстую коричневую бумагу.

— А это что такое? — спросила она. — И пожалуйста, не говорите, что это коробка с ореховым печеньем. С тех пор как я с вами познакомилась, я и так поправилась на несколько фунтов.

— Вы хотите сказать, что я плохо на вас влияю?

Он явно ее поддразнивал, но она серьезно задумалась.

— Вы способны разбудить во мне лесной дух Шотландии, лорд Хадден. Я не знаю, хорошо ли это или плохо. Все, что я знаю… это то, что иногда это вызывает сомнение.

— Новые ощущения всегда таковы, а перемены вообще могут даже порой раздражать.

Она искоса наблюдала за ним, пока они взбирались на низкий уступ скалы среди высокой травы.

— Вы говорите о переменах, сэр, а между тем похоже, что вы чувствуете себя вполне комфортно.

— Вот как? — только и сказал он, оглядевшись. — По-моему, это удачное место для пикника.

Элиза решила оставить эту тему.

— Вы все еще не сказали, что у вас в пакете.

— После того как мы пообедаем, — пробормотал он, расстилая одеяло и ставя корзину на плоский камень.

Словно по взаимному уговору, они, пока ели, говорили лишь о пустяках.

Только после того, как были съедены последние крошки торта, Гриф откинулся на локтях и удовлетворенно вздохнул.

— Вы спрашивали о переменах, леди Брентфорд. — Он обвел взглядом дубовую рощицу и пасущихся вдалеке овец. — Посмотрите вокруг себя — природа все время меняется. Это часть великолепного цикла жизни, и когда я писал свои эссе о ландшафте, я обнаружил, что мне страшно не хватает основной, простейшей, элементарной связи с землей. Да, я решил изменить свою жизнь. Вернусь в свое родовое поместье, закатаю рукава и почувствую чернозем между пальцами.

— И не будете скучать по сверкающим бальным залам? — Помолчав, она добавила: — По красивым женщинам и ни к чему не обязывающему флирту?

— Мне кажется, я достаточно испытал все это, чтобы хватило на всю жизнь, — признался он. — Человек устает от прилипчивого одурманивающего запаха духов, тогда как еле заметный аромат полевых цветов… — он глубоко вдохнул, а потом медленно выдохнул, — не перестает восхищать.

— Ммм. — Элиза вертела в руках веточку клевера. Простые чувства всегда находили отклик в ее душе. — Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Я рад, что вы меня поняли. Вы долго и упорно старались сохранить Эбби. Ваша любовь хранила его. — Тон его голоса стал задумчивым. — Вам никогда не хотелось найти место, где бы вы могли построить что-то для себя и наблюдать, как все будет расти?

— Я собираюсь купить коттедж, — ответила она. — На севере Шотландии. С видом на горы и на закат, окрашивающий воду в озерах в зеленовато-розовые тона.

— Я имел в виду что-то более масштабное, а не коттедж с садиком и огородом.

Элиза наблюдала за парящим высоко в небе ястребом, ритмично описывающим круг за крутом, и у нее на мгновение даже закружилась голова. С земли он казался перышком, которое безмятежно летит по жизни.

— Из окон Хадден-Холла открывается вид на горы, — продолжал Гриф. — А солнце садится за прелестное озеро за домом. В центре озера есть островок с беседкой из светлого мрамора в греческом стиле. В лучах заходящего солнца мрамор светится, словно изнутри. Я люблю иногда там сидеть и придумывать истории об античных героях и мифических животных.

— У вас пылкое воображение, лорд Хадден.

— Такое же, как у вас. — Он сорвал травинку и зажал ее между зубами.

Закрыв глаза, Элиза позволила лучам солнца скользить по ее лицу.

— Завтра у меня, наверное, появится множество новых веснушек, — сказала она вслух, ощущая, как ее кожа пропитывается солнечным теплом. — Я должна была бы ужаснуться этому, но мне почему-то все равно. На самом деле меня должно было бы ужасать еще многое, но я довольна тем, какая я есть.

— Думаю, вы должны именно такой и оставаться, — сказал он, не вынимая изо рта травинку.

Она скрестила руки на затылке и, закрыв глаза, улыбнулась, чувствуя себя в добром согласии со всем светом.

— Кроме одного.

— О? — Один глаз открылся.

— Я думаю, что вы должны выйти за меня замуж.

Другой глаз тоже открылся.

— Кухарка в Хадден-Холле делает такой торт с заварным кремом, который в сто раз вкуснее того, что мы только что съели.

Элиза села, подтянув к груди колени.

— Вы считаете, что я должна выйти за вас замуж из-за тортов?

— Нет, не только из-за них. Я еще думал о книгах. Представьте себе — я буду писать, а вы иллюстрировать, и мы создадим чудесные книги для садоводов и… детей.

Она опустила глаза, стараясь не представлять себе мальчиков и девочек с темными, как у него, волосами и блестящими зелеными глазами.

— Простите. Предложение получилось не очень романтичным, — сказал Гриф. — Так что прежде, чем вы что-то скажете, позвольте мне добавить еще несколько слов.

Коричневая бумага зашуршала, и он положил пакет ей на колени.

— Я полагала, что вы будете говорить от сердца, — язвительно заметила Элиза. — Как и полагается романтическому герою.

— Так оно и есть, — улыбнулся он. — Разверните пакет.

Она развязала бечевку.

— О, Хадден. — Дрожащим пальцем она обвела розу Редуте.

— Вы помните, что вы сказали, когда увидели ее впервые?

— Да. — Она не смела даже думать о том, каково было молчаливое послание этого цветка. — Я предложила продать ее.

— Я хорошо помню ваши слова. Вы сказали, что поскольку не можете себе позволить купить ее для себя, вам бы хотелось, чтобы картина попала в хороший дом, где оценили бы истинное послание цветка. Я надеюсь, что этим домом является Хадден-Холл, а вы будете жить там, чтобы ежедневно слышать тайный шепот розы Редуте.

Элиза спрятала за рукавом выступившие на глазах слезы.

— Элиза, пожалуйста, посмотрите на меня. Цветок нарисован на бумаге, и его не надо поливать.

— Знаю. — Она вытерла глаза. — Он такой прекрасный. Но…

— Но леди желает, чтобы чувства были озвучены. — Он сделал вид, что откашливается, прочищая горло. — Простите, что я немного запинаюсь. Я никогда прежде этого не делал.

В солнечном свете нежные оттенки живописи казались еще прекраснее.

— Не так давно я понял, что готов изменить свою жизнь к лучшему. Я часто думаю о будущем и о том, какие в нем таятся возможности. Но было бы гораздо приятнее делить его с родственной душой. Я люблю вас, Элиза. Люблю ваш ум, ваш талант, вашу страстность и искренность. К тому же вам нравятся остроумные шутки.

«Хадден меня любит?» Она боялась пошевелиться или произнести хотя бы звук — вдруг это разбудит ее от этого великолепного сна.

— Вы молчите? Не очень многообещающе. — Тон был непринужденным, но его глаза потемнели. По лицу пробежала тень.

Словно его сердце так же, как ее собственное, на мгновение остановилось.

— Я молчу, потому что… То, что я сейчас чувствую, невозможно выразить словами. Поэтому я отвечу вам на своем языке. — Она провела пальцем по его лицу, рисуя по ходу крошечные сердечки и розочки и чувствуя, как участился его пульс.

Или это был ее собственный? Трудно сказать. Но связь между ними была явной и неоспоримой.

Она нагнулась и слегка коснулась губами его рта, надеясь, что он слышит, как ее сердце поет от радости.

— А вы могли бы это перевести? — спросил он, и уголки его губ приподнялись в улыбке.

— Разве я была не достаточно красноречива? — Она опять его поцеловала. — Вы желаете, чтобы я произнесла это вслух?

— Пожалуйста.

— Хорошо… я попытаюсь, но мои фразы будут не такими лирическими, как ваши.

— Это мне судить, — ответил он.

Собравшись с духом, Элиза сказала:

— Гриффин Оуэн Дуайт. — Она помолчала, смакуя эти звуки. — Мне нравится ваше имя, потому что оно по-своему красноречиво выражает вашу сущность. Необычную и неожиданную, эксцентричную и сильную. В вашей душе живут поэзия и страсть. Мне кажется… что я влюбилась в вас с первого взгляда… как только увидела ваши зеленые глаза, полные лукавого юмора и доброты.

— Слава Богу, что вам нравятся бесенята. — Гриф завел ей за ухо непослушную прядь волос. — Думаю, мне придется отдать вам свое перо, любовь моя. Ваши слова заставляют меня краснеть.

— Нет, давайте не будем ничего менять, — прошептала она, расстегивая ему рубашку и засовывая руку под тонкое полотно. — Пусть между нами все будет так, как оно есть.

Гриф лег на траву, увлекая ее за собой.

— Что ж, пожалуй, ты права. — Голос звучал сонно, хотя пальцы не останавливались ни на мгновение. Элиза улыбнулась, когда он задрал ей юбку выше колен.

— Ты рисуешь на моем теле всевозможные картинки, а я наслаждаюсь тобой на лоне великолепной природы.

— Хадден! — пискнула она. — Нас могут увидеть.

— На сто миль вокруг нет ни души, — сказал он, снимая с нее подвязки и чулки. — А меня, между прочим, зовут Гриф.

— Гриф. Ммм, может быть, я нарисую на твоем теле грифона? Чтобы дракону не было скучно одному.

Он рассмеялся:

— Ах, любовь моя. Теперь мой дракон больше не останется в одиночестве.

Он перевернулся, и она оказалась снизу.

— А ведь ты мне еще не все сказала.

— Чего? Я не могу ничего придумать. — Впрочем, сейчас она вообще ни о чем не могла думать.

— Недостает твоего «да».

— Напомни мне, каков был вопрос?

Элиза обняла его за плечи, наслаждаясь твердыми мускулами и нежным прикосновением его волос к ее щеке.

— Не могу понять, куда подевалось мое умение убеждать. — Ее юбки уже поднялись до талии. — Придется попытаться еще раз, — сказал он, целуя ее.

Прошло несколько минут, пока она обрела дар речи. Потом, взглянув на небо, она удовлетворенно вздохнула.

— Я стараюсь, сгораю от страсти, а это все, что ты можешь мне сказать? — Он притянул ее к себе и начал покусывать ухо. — Я намерен оставить тебя здесь заложницей на несколько дней — нет, недель, пока не услышу от тебя, что хочу.

— Ммм, мне нравится, но у нас кончатся пирожные.

— Тогда нам придется питаться нектаром любви. Скажи «да», Элиза.

— Все может быть, — пробормотала она. — Как я понимаю, благородный маркиз не привык к тому, что его желания могут не выполняться?

— Ты знаешь, что тебе никогда не придется бояться, что мне захочется мешать твоим мечтам. Я хочу наблюдать, как будет расцветать твой чудесный талант и делить с тобой свою судьбу до конца дней.

В его взгляде она прочла все, что хотела знать.

— Да, — тихо произнесла она. — Да.

В его посветлевших глазах отразилось ее собственное счастье.

— Да! — громко воскликнула она, спугнув пару голубей, устроивших в траве свое гнездо. — Да! — Ветер подхватил это слово и вознес его до неба.

— Слава Богу, — облегченно сказал Гриф. — А то я уже начал беспокоиться, что мне придется вырвать у тебя признание, только заставив тебя умирать с голоду.

— Я могла бы остаться здесь навсегда, просто упиваясь видом и тобою, но думаю, что нам надо вернуться в Лит-Эбби к ужину.

— Ты уже проголодалась? Я могу придумать сотню способов отвлечь твое внимание от еды, пока мы будем ехать.

— В открытой двуколке?

— Ты забыла, — сверкнул он белозубой улыбкой, — у меня творческое воображение.

— Лорд Хадден, нам надо научиться обуздывать свои дикие порывы. Это не частное владение, а общественная дорога, а мы пока еще не женаты.

— Пока. — Он протянул руку к своему пальто и достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги. — Это специальная лицензия, которая будет скоро подтверждена.

Она увидела фамилии, вписанные летящим почерком.

— А ты, оказывается, был в себе уверен.

— Не уверен, а просто упрям. Мы останемся в Эбби на несколько дней, чтобы твои друзья смогли присутствовать на свадебной церемонии. А после этого поедем домой.

Домой. Слово вдруг приобрело новое значение.

— Я знаю, что Эбби всегда будет занимать особое место в твоем сердце, — продолжал Гриф. — Но я надеюсь, что отныне ты будешь считать своим настоящим домом Хадден-Холл. Там, где ты пустишь корни. Вырастишь своих детей. Там, где мы вместе состаримся. — Его взгляд упал на картину Редуте. — Думаю, Хадден-Холл тебе понравится. И я уже придумал, где мы повесим эту картину.

— У меня просто нет слов…

— В таком случае давай соберем вещи и поскорее отправимся в путь. — Гриф помог ей встать. — Самая трудная часть пути у нас уже позади, — пробормотал он, целуя ее в шею. — А впереди нас ждет… — Он подмигнул. — Нашу первую ночь в твоем новом доме ты проведешь в постели из лепестков роз.

 

Глава 23

Когда двуколка въехала во двор Лит-Эбби, Грифу показалось, что даже его каменные стены почувствовали, что с них сняли тяжелую ношу. Колонны как будто выпрямились, а классические цоколи стали немного выше.

Элизе тоже так показалось.

— Смотри, этот дом выглядит счастливым! — воскликнула она.

— Это потому, что он чувствует: его любят. Красивая вещь радует всегда. Его прелесть даже становится больше и никогда не исчезает без следа.

— Как красиво, — пробормотала она. — Это из поэмы Китса?

— Нет. Это Эндимион.

— Я восхищаюсь его творчеством.

Гриф улыбнулся, радуясь тому, что ей нравится его любимый поэт.

— Надо послать записку Гасси. Она будет беспокоиться.

— На самом деле я попросил кучера проехать мимо ее дома и привезти ее к нам к праздничному ужину. Надеюсь, после твоего братца в погребе осталось несколько бутылок приличного шампанского.

— Мы с Тревором спрятали несколько бутылок марочного вина в месте, о котором Гарри не знает. Гасси сообщила мне, что если бы она была лет на сорок моложе, то поборолась бы за твою любовь.

— Если бы она была на сорок лет моложе, я бы вас обеих увез куда-нибудь на Восток и устроил там гарем.

— Ха! Тебе не поздоровилось бы…

Она вдруг замолчала. Он проследил за ее взглядом и увидел высокую фигуру мужчины, стоявшего при входе в дом.

— Черт, — прошептал Гриф. — Что здесь делает Кэмерон?

Какова бы ни была причина, он не позволит своему другу расстроить Элизу.

— Не волнуйся, любовь моя, — ободряюще улыбнулся он Элизе, неожиданно почувствовав, что ему хочется защитить свою будущую жену. Теперь он понял реакцию своего друга Коннора, когда Алекса Бингем оказалась в опасности. — Уверяю тебя, что я не позволю Кэмерону омрачить наш день.

Элиза кивнула, но не спускала глаз с Кэмерона.

— Я уж было подумал, что домоправительница ошиблась и ты куда-то уехал, — сказал Кэмерон, когда двуколка остановилась.

Гриф бросил на друга предостерегающий взгляд.

Делая вид, что ничего не заметил, Кэмерон протянул руку Элизе, помогая ей сойти на землю. Другую руку он держал за спиной.

— Кэм, — прорычал Гриф, но замолчал, пораженный красотой букета.

— Это вам, — сказал Кэмерон, протягивая Элизе смешанный букет. — Я надеюсь, что я правильно понял тайный язык цветов. Самый главный — это лиловый гиацинт, который говорит: «Простите меня, пожалуйста». Я также взял на себя смелость добавить лаванду, означающую восхищение, и львиный зев, который символизирует грациозную силу. И наконец, здесь присутствуют побеги инжира для будущей радости и плющ, означающий дружбу. Потому что я очень надеюсь, что мы станем друзьями.

Элиза улыбнулась:

— Мне очень бы этого хотелось, мистер Дэггетт. Какой замечательный жест, но, если честно, извиняться вам незачем. Разве можно вас винить в том, что вы так предупредительны.

Кэмерон пожал плечами:

— Мне ли не знать, что есть вещи, которые не всегда такие, какими кажутся. Возможно, — добавил он игриво, — мне следовало бы добавить в букет маргариток, означающих терпение, потому что оно вам понадобится, да простит меня Хадден. Он иногда может быть чересчур раздраженным. Впрочем, мне кажется, что вы не нуждаетесь в советах относительно того, как надо обращаться с Грифом. Моту лишь констатировать, что любовь приручила еще одного из церберов.

— Впечатляет, — снисходительно заметил Гриф. — И откуда у тебя такие познания в этой области?

— Я увидел на твоем письменном столе книгу Мэри Уортли Монтегю и решил, что ты не будешь возражать, если я ее на время одолжу. Чтение оказалось просто захватывающим.

Гриф заметно помрачнел.

— Ты должен наконец прекратить рыться на моем письменном столе, — резко сказал он. — Эта книга предназначалась для Сары.

— Я передам ей книгу с твоими наилучшими пожеланиями, — ничуть не смущаясь ответил Кэмерон. — Вместо того чтобы обвинять меня, ты должен быть мне благодарен за мои не слишком джентльменские привычки. Если бы не они, тебе никогда не удалось бы уберечь леди Брентфорд от опасности.

— Я пошлю вам целый фургон гортензий, означающих «благодарю вас», — вмешалась Элиза. — Хотя это и слишком ничтожный способ, чтобы выразить мои чувства.

— Для меня достаточной наградой является ваша улыбка, леди Брентфорд. Но если вы хотите быть поистине великодушной, я был бы рад получить одну из ваших картин.

— Сочту за честь, — ответила Элиза.

Кэмерон высказал свою благодарность легким кивком.

— Раз уж мы заговорили об искусстве, Гриф… я отдал твоему дворецкому несколько редких иллюстрированных изданий. По экслибрису ясно, что они принадлежали Лит-Эбби, а потом — после того как я немного побеседовал с Брайтоном — я узнал, что он и его кузен попросту украли их во время их визита в Эбби.

— Ах, Гарри, — вздохнула Элиза.

— Ваш брат ничего не знал об этом преступлении. Это был их метод работы — навязывали свою дружбу впечатлительным молодым людям, спаивали их, обыгрывали в карты, чтобы содрать с них денег и ценности. Чем больше власти расследуют их делишки, тем больше раскрывается грязных дел.

— Остается надеяться, что в будущем Лит будет выбирать своих друзей более осмотрительно, — сказал Гриф.

— А я надеюсь, что это не был камешек в мой огород, — хохотнул Кэмерон.

— Ты иногда бываешь невыносим… — Гриф посмотрел на своего друга, припоминая все те переделки, в которые они в свое время попадали — начиная со времени жестокой войны на Пиренейском полуострове, а потом и выходки, которые они себе позволяли, шокируя светское общество. — Но я ни о чем не жалею.

— Я тронут. — Кэмерон приложил руку к сердцу.

Его внимание отвлек шум въехавшей во двор кареты. Он удивленно поднял брови:

— По-моему, или мне показалось, из окошка торчит кошачья голова?

— Это Эльф, — улыбнулась Элиза. — Гасси согласилась подержать его у себя, пока я не устроюсь в Шотландии.

— Эльф, — пояснил Гриф, — это чистый бесенок. Впрочем, я, наверное, должен пересмотреть свое мнение. Если бы не он, я бы, гуляя в саду, никогда не нашел бы свою будущую невесту.

Щеки Элизы порозовели, и он понял, что она вспомнила, как застряла на дереве.

— Если честно, я обожаю этого чертенка, — добавил он.

Их взгляды встретились, и ее губы задрожали от сдерживаемой улыбки. А в его глазах она прочитала признание: «Я опьянен тобою».

— Добро пожаловать, мисс Хэверстик! — Гриф поспешил к карете, чтобы помочь Августине выйти.

— Благодарю вас, молодой человек. Но сначала, будьте добры, возьмите Мышку. — Она передала ему плетеную корзинку. — Эльф, увидев знакомые места, настоял на том, чтобы выпрыгнуть. Но Мышке путешествие не слишком понравилось. Надеюсь, вы не возражаете, что я взяла с собой животных. Было бы неправильно лишать их удовольствия поучаствовать в приключении.

— Конечно, не возражаю.

Увидев, что Гриф занят кошками, Кэмерон поспешил помочь Августине выйти из кареты.

— Позвольте мне. — Гасси взглянула на Кэмерона с подозрением и, прежде чем воспользоваться его помощью, внимательно его оглядела.

— Это очень интересная серьга, сэр. Она напоминает мне побрякушку, принадлежавшую герцогине Денвик.

— Вот как? У вас весьма проницательный взгляд, мисс Хэверстик.

Августина рассмеялась:

— Мне нравятся ваши друзья, Хадден.

— Это мистер Дэггетт, Гасси, — представила гувернантку Элиза и крепко ее обняла. — Это он помог Хаддену спасти меня от разорения. Из-за этих подлецов — Брайтона и его кузена. Сейчас они арестованы. А Гарри — на пути в Индию, — выпалила она, потом перевела дух и добавила: — А Хадден сделал мне предложение выйти за него замуж.

— Последние несколько дней маркиз, судя по всему, был очень занят, — сказала Августина. — Между прочим… если ты не ответила «да», я решу, что твои мозги поплыли в Бомбей вместе с твоим бездумным братцем.

— Я согласилась, — ответила Элиза и посмотрела на Грифа из-под полуопущенных ресниц, отчего у него потеплело в груди. — То есть я сказала «да». Но это долгая история.

— О, прелестно. Обожаю долгие истории, особенно если слушать их за праздничным столом и за бутылкой игристого. — Августина заглянула внутрь кареты. — По этому случаю я привезла с собой целую кучу ореховых пирожных.

— Рад это слышать, — улыбнулся Гриф. — Для вас не секрет, что моя будущая жена не страдает отсутствием аппетита.

— Но это только потому, что мой будущий муж плохо на меня влияет. Боюсь, что скоро я стану толстой, как бочка.

— Ключ находится в хорошей физической форме, — усмехнулся Гриф. — Со своей стороны я постараюсь держать тебя в форме.

Мяу! Сидя на крыше кареты, Эльф внес свою лепту во всеобщее веселье.

— Спасибо за поддержку, дружище. Но если ты думаешь, что я собираюсь забраться на крышу и рисковать своими лосинами, чтобы снять тебя оттуда, ты ошибаешься.

Эльф, махнув хвостом, легко спрыгнул на землю.

— Ах ты, хитрюга, — улыбнулся Гриф.

— Я должен попрощаться, — сказал Кэмерон.

— Разве вы не останетесь на ужин?

— Увы, у меня важная встреча.

— Надеюсь, не за пределами страны? — спросил Гриф. — Я надеялся, что ты согласишься поддержать меня во время церемонии.

Кэмерон кивнул:

— Сочту за честь. Надеюсь, что церемония случится скоро. В мои планы входит поездка в Шотландию.

Элиза внимательно следила за этим разговором.

— А вы не устали от постоянных разъездов, мистер Дэггетт? Мне казалось, что через какое-то время человеку захочется как-то остепениться.

Что-то блеснуло в глазах Кэмерона — какая-то искра, которую можно было бы принять за игру света.

— Стать сельским сквайром с прелестной женой и кучей детишек? Не могу представить себя в таком качестве. Мне не подходит такая жизнь. Я по натуре одинокий странник.

— Люди меняются, — заметила Элиза.

— Да. — Кэмерон взглянул на Грифа. — Это доказали два моих друга. Но в моем случае… — Он подмигнул. — В этом нет ничего привлекательного… Желаю приятного вечера.

С этими словами он направился к конюшне и вскоре скрылся за деревьями.

— Мне кажется, что я выпила слишком много шампанского, — сказала Элиза, усевшись перед камином.

Ужин действительно получился праздничным. Все много смеялись, особенно над рассказами Грифа о церберах и их нелепых выходках.

Легкий поцелуй в макушку отвлек Элизу от ее размышлений.

— Мы наконец одни?

— Да, прислуга на кухне, наслаждается отличным элем. А Гасси только что отправилась в свои апартаменты, уверяя, что очень хочет спать. Но я думаю, что она просто хотела, чтобы мы остались наконец наедине.

— Устала?

— Счастлива. — Она схватила его руку и прижала ее к щеке. — Я почти боюсь идти спать — вдруг проснусь утром и пойму, что все это был сон.

— В таком случае хочу уговорить тебя выйти и немного посидеть возле дома. Ночь тихая и звездная, а трава в лунном свете выглядит будто расплавленное серебро.

— Лучшее завершение этого дня я не могу себе и представить.

— Неужели? — прошептал он ей на ухо, помогая ей встать с кресла. — У меня все-таки более живое воображение, чем у тебя.

Стеклянная дверь музыкального салона открывалась на террасу. Укрепленные на ограде торшеры отбрасывали свет на плиты пола. Ветерок шевелил листву деревьев, издалека слышалось уханье совы, а у подножия террасы раздавалась веселая серенада сверчков.

— Посидим здесь?

Он подвел ее к скамье, по обеим сторонам которой возвышались классические вазоны для цветов. Запахи жасмина и роз наполняли воздух пьянящим ароматом.

— Это всегда было моим любимым местом, — сказала Элиза. — Я приходила сюда и сидела часами, мечтая.

— О чем ты мечтала?

— О тебе.

— Ты даже не подозревала о моем существовании, — с сомнением заметил он.

— Ошибаешься. Я знала. — Она протянула руку вверх, к небу. — Я знала, что среди всех этих многочисленных мерцающих звезд была одна, которая выглядела особенно яркой. Я просто не была уверена, что когда-нибудь найду тебя.

— Выходит, хорошо, что я свалился прямо к тебе в руки.

Элиза тихо засмеялась:

— Если помнишь, все было как раз наоборот.

— На самом деле этот момент запечатлелся в моей памяти и на моем теле. — Он посадил ее себе на колени. — Твоя очаровательная попка манила меня, разбудив всякого рода неприличные желания.

— Я просто обожаю твои желания. — Она немного поерзала и улыбнулась, почувствовав его реакцию. — Хотя и удивилась, что ты просто не перекинул меня через плечо. У меня был такой вид, будто я только что вывалилась из вороньего гнезда.

Он хихикнул:

— Я поднял голову и увидел тебя — точную копию лесного духа — в заляпанном краской платье, босоногую и с распущенными золотистыми волосами. Мне кажется, что я влюбился в тебя в эту самую минуту.

— Ты прижал меня к себе, и как глупо это не звучит, я поняла, что в твоих объятиях я всегда буду в безопасности.

— Я никогда тебя не отпущу, — прошептал он.

— Мне кажется, что я могла бы остаться здесь на всю ночь. Смотреть на небо, улыбаться и пересчитывать свои счастливые звезды.

— У меня идея получше. К тому же имеется для тебя подарок.

— Еще один? — Она села. — Что же это?

— Развяжи и посмотри. — Он достал из-под скамьи продолговатую коробку, перевязанную розовой лентой с огромным бантом.

— Что же в ней находится?

— Свадебный подарок.

— У нас еще не было свадьбы.

— Пока нет. Но я надеюсь, что это убедит тебя ускорить приготовления к ней.

Развязав ленту, Элиза осторожно развернула упаковку. Под ней оказалась резная шкатулка розового дерева. Она почувствовала, как забилось сердце.

— Нет. О, неужели это…

Шкатулка открылась с мелодичным звоном.

На черном бархате лежала сексуальная игрушка Гарри.

— Я подумал, что мы можем повесить эти наручники в гостевой комнате.

— Это будет слишком жестоко, — пробормотала она.

— Да, чрезвычайно. — Его глаза светились весельем, но было в них еще что-то, отчего ее окатила волна желания. — Как считаешь?

Элиза наклонилась над шкатулкой и протянула руки.

— Предложение слишком заманчиво, и очень трудно не поддаться искушению.