— Твоя веселость абсолютно неуместна, Сюзи. Не вижу никакого повода. — Коннор, поморщившись, высвободился из объятий своей бывшей служащей. — Могу я надеяться, что твой неожиданный визит связан с появлением у Дрю какой-нибудь полезной информации?

— Я отлично знаю, что ты лаешь, но не кусаешься, Волкодав, иначе почувствовала бы себя обиженной столь очевидной неприветливостью, — сказала Сюзи.

— В последнее время он сварливее, чем обычно, — сообщила Алекса. — Впрочем, его можно понять. Пуля в боку вряд ли способствует хорошему настроению.

— Пуля?! — Сюзи всплеснула руками и смерила Коннора осуждающим взглядом. — Похоже, в письме ты опустил довольно много интересных подробностей.

О, женщины! Неужели Всевышний поселил их на земле лишь для того, чтобы лишить его покоя!

Коннор состроил кислую мину.

— Я не думал, что необходимы мелкие детали, и изложил только голые факты.

— То, что твоя жизнь в опасности — мелкая деталь?

— Опасность для моей жизни уже давно позади. Теперь меня больше всего интересует опасность для «Волчьего логова». Вам удалось что-нибудь узнать?

— Думаю, пусть лучше тебе все объяснит Дрю, — ответила Сюзи. — Ему пришлось задержаться в Гоут-Коув, чтобы что-то забрать у Рябого Дика. Он будет здесь с минуты на минуту.

— Мы ждем еще гостей? — поинтересовалась Алекса.

— Моего мужа, — ответствовала Сюзи. — Как здорово! Я и не предполагала, что у нас получится вечеринка в узком кругу.

— Я тоже, — вздохнула Алекса.

Черт побери, мысленно выругался Коннор.

— Надеюсь, вы меня простите. Я оставлю вас на несколько минут, чтобы переодеться.

Алекса нервно крутила в руках старый чепец. Судя по взгляду, которым она одарила Волкодава, ей очень хотелось сделать то же самое с его шеей.

Он потер пальцами виски. Годы работы в непосредственной близости от множества девушек легкого поведения должны были помочь ему лучше понять женскую логику. Но не помогли. Ему не дано понять женщин.

И ни одному мужчине в здравом рассудке это не дано. Алекса Хендри сохранила невероятное присутствие духа во время нападения убийц, легко отмахнулась от угрозы для своей добродетели и репутации, но расстроилась из-за того, что на ней старое платье, когда в доме ожидаются гости.

И тем не менее, провожая ее взглядом, он почувствовал странный укол в сердце, на мгновение заставивший забыть о раздражении. Она была смущена, чувствовала себя неловко, хотя не заслуживала этого.

— Интересная молодая леди, — протянула Сюзи, дождавшись, когда закроется дверь. — В высшей степени. Впрочем, другого партнера ты выбрать не мог.

Коннор скрипнул зубами.

— Наше партнерство временное.

— Да? Ну не знаю… не знаю…

— Можешь не сомневаться! — отрезал он.

— Кто знает, как лягут карты, — усмехнулась Сюзи, полезла в сумочку и чем-то зашуршала. — В последнее время тебя преследуют неприятности, но я чувствую, что удача к тебе вернется.

— Насколько я помню, — нахмурился Коннор, — ты великолепно играла в «двадцать одно», когда работала в «Логове», но вроде бы не гадала на картах.

— Нет? — Сюзи рассматривала Волкодава с таким явным интересом, словно видела впервые. — Несмотря на все признаки обратного, я предсказала, что именно ты станешь джентльменом, который поможет девушке в затруднительном положении.

— Это совсем другое дело! — грубо рявкнул Волкодав. — Кстати, я бы не стал упоминать об этой леди и Удаче одновременно. Они — разного поля ягоды.

— Кто она?

Как ответить? Пытка? Искушение? Желание искупления?

— Леди Алекса Хендри. И в отличие от девушек, работающих в «Волчьем логове», ей не нужна моя помощь. У нее есть семья. И очень уважаемая. Ее отец — граф Бушнелл, брат, виконт Бектон, — мой старый армейский товарищ.

— Возможно, это тебе необходима ее помощь?

Язвительный ответ — сарказм уже давно стал второй натурой Волкодава — так и не слетел с языка. Отвернувшись, Коннор подошел к столу и налил себе бренди.

— Slainte, — пробормотал он по-гэльски и выпил.

Сюзи удивленно выгнула брови.

— Знаешь, я не стану осуждать твою жену, если она еще раз продырявит твою мерзкую шкуру.

— Она мне не жена! — рыкнул Коннор.

К его немалому облегчению, Сюзи отвлеклась — увидела приближающегося к дому всадника.

— А вот и Дрю.

— Король червей, — пробормотал он. Обжигающая жидкость помогла ему вернуть свой обычный цинизм. — Надеюсь, с хорошими новостями. Что-то я устал от плохих.

Нет выбора.

К сожалению, эта удручающая истина касалась самых разных сторон ее жизни, а не только гардероба, подумала Алекса.

Поморщившись, она погладила рукой единственное висевшее в шкафу платье. Бегство из Лондона было столь поспешным, что она уехала в том, что было на ней, — бесформенном сине-фиолетовом платье, скорее уродовавшем ее, чем украшавшем.

По крайней мере оно было чистое. Не модное, конечно, но… какая разница? Все равно невозможно сшить из свиного уха шелковый кошелек.

В конце концов, она всего лишь невзрачная деревенская мисс…

И все же, взяв в руки платье, Алекса тяжело вздохнула. Втайне ей хотелось, чтобы платье лучше облегало фигуру, и вырез был чуть ниже.

Она завязывала последние ленты, когда услышала слабый стук. Оглядевшись, Алекса никого не увидела — только тени. Но потом от скрытой деревянными панелями двери отделилась массивная тень, и она узнала графа.

Надо же, Алекса и думать забыла, что находится в апартаментах, предназначенных для хозяйки дома, которые соединяются дверью с комнатой хозяина.

— Вы не должны находиться здесь, сэр, — проворчала она. — Неприлично… оставлять гостей одних.

Губы Коннора скривились в греховно чувственной улыбке, от которой Алекса почувствовала жар.

— Но мы ж ничего не делаем по правилам. — Прежде чем она успела шевельнуться, граф протянул руку и поправил выбившуюся из ее прически прядь. — Не правда ли, Алекса?

От его прикосновения по спине пробежали языки пламени. Должны же быть какие-то правила, определяющие, что должна чувствовать молодая леди, когда к ней прикасается распутник.

Они есть, напомнила себе Алекса. И немало. Но поскольку все разумные мысли ее покинули, она не могла вспомнить ни одного.

— Ничего, скоро вы избавитесь от всех досадных помех, и ваша жизнь вернется в привычную колею, — прошептала Алекса.

А ее существование больше никогда не будет таким, как прежде, подумала она. Волкодав быстро забудет ее и все тревоги, которые она привнесла в его жизнь. Но его худое красивое лицо и непонятные неразумные вспышки желания, которые он вызывал в ней, навеки останутся в ее памяти.

И еще его тело.

Возможно, очень скоро, мысленно добавила она. Может, именно поэтому он здесь? Пришел сказать, что она уедет из Линсли-Клоуз, как только закончит надевать свое единственное платье.

— Муж миссис Чатсуорт привез известия, которых вы ждали?

Коннор пожал плечами, однако не проронил ни слова. Его рука, все еще слегка поглаживающая ее волосы, переместилась на открытую дверцу шкафа. Теперь он водил пальцем по гирлянде из роз, вырезанной на потемневшем от времени дубе.

— Это комната моей матери, — прошептал он так тихо, что Алекса с трудом разобрала его слова.

Почувствовав себя человеком, вторгшимся на чужую территорию, она отстранилась.

— Надо было мне сразу сказать об этом, сэр! — воскликнула она. — Я же не знала, что посягаю на дорогие воспоминания!..

Громкий смех графа разорвал воцарившуюся тишину.

— Единственным дорогим воспоминанием о Линсли-Клоуз для меня является день, когда я его покинул.

Коннор отвернулся от шкафа и сцепил руки за спиной.

Алекса ненавидела его таким. Холодным и задумчивым. Ощетинившимся и скалящим зубы на всех, кто осмеливается подойти слишком близко. Она не сомневалась: шкура Волкодава не настолько толстая и грубая, как он хочет, чтобы все думали. В том числе и он сам.

Но как добраться до затворника, живущего под ней? Ее неуверенные попытки приблизиться до сих пор вызывали только рычание и брюзжание.

— Я переберусь в другую комнату, — сказала Алекса.

— Поверьте, я пришел вовсе не для того, чтобы выставить вас из вашей комнаты, — сказал Коннор.

Нет? Ну тогда все ясно. Граф не хочет, чтобы она выходила к гостям. Он наконец оказался в кругу друзей, настоящих друзей, и желает пообщаться с ними без ее навязчивого и раздражающего присутствия.

— Похоже, я все время оказываюсь не в том месте и не в то время. Причем делаю и говорю не то, что надо. — Алекса сказала это с холодной отстраненностью — по крайней мере рассчитывала, что ее голос звучит именно так. — Поверьте, я вовсе не собираюсь навязываться. Можете идти к гостям. Я останусь здесь и не стану вам мешать.

Коннор слегка нахмурился.

— Вы меня не поняли, Алекса. Я пришел не из-за этого.

Алекса. И снова он назвал только имя. Произнесенное низким чарующим голосом, оно звучало интимно, сексуально и очень приятно, словно его губы источали мед.

Что бы там ей ни казалось, в реальности все обстояло по-другому.

— Тогда зачем вы пришли? — требовательно спросила она.

— Мне показалось, вы ощущаете себя неловко рядом с нашей гостьей. — Его губы дрогнули. — Имея некоторый опыт общения с женщинами, я точно знаю, что вы до абсурда чувствительны, когда речь идет об одежде. — Граф вытащил из кармана продолговатый кожаный футляр и открыл его. — Вот я и подумал, что, возможно, вы захотите надеть это.

В футляре на черном бархате лежало ожерелье, изысканное в своей утонченной простоте: двойная нитка жемчужин вокруг сапфировой капельки в золотой филиграни. К ожерелью прилагались сережки.

Боже! Алекса забыла о том, что надо дышать.

— Как красиво! — Вновь обретя способность дышать и связно излагать свои мысли, она подняла глаза на графа: — Не понимаю, откуда вы это взяли и с какой стати предлагаете мне?

— Из-за меня вы были вынуждены покинуть Лондон без вещей. И я чувствую себя неловко. — Коннор достал ожерелье из футляра. — Что касается этого, оно принадлежало матери моего отца, которая подарила его на свадьбу моей матери. Когда та поняла, что отец выносит из дома и продает абсолютно все, она отдала его мне. Для сохранности.

Алексе хотелось что-то сказать. Но что?

Коннор сжал руку в кулак, ожерелье исчезло в его ладони.

— Тогда мне было всего лишь восемь лет. Но поскольку мама выпила много шампанского, прежде чем пришла ко мне в комнату, полагаю, ирония ситуации — ведь она попросила помощи у малыша! — от нее ускользнула. У меня, как и у любого другого ребенка, был тайник для воображаемых сокровищ. Я опустошил его, убрал туда мамины драгоценности и забыл о них. — Он с шумом выдохнул воздух. — А сегодня вот вспомнил.

— Но, сэр, — запротестовала Алекса, когда граф разжал кулак и осторожно надел ожерелье ей на шею, — вы не должны… вам не следует…

Он не обратил на протесты внимания.

— Графиня Линсли должна появляться на людях в фамильных драгоценностях.

Жемчуга показались Алексе сначала кусочками льда, потом язычками пламени.

— Не стоит растрачивать их блеск на притворщицу, сэр. — Алекса опустила ресницы, опасаясь, что Волкодав прочтет ее мысли. — Их следует сохранить для настоящей жены.

— Мы уже так давно притворяемся, — усмехнулся граф, — что еще один вечер ничего не изменит.

День медленно умирал, а с ним и желание постоянно держать себя в руках. Эта игра ей не по зубам. Неожиданно Алекса почувствовала, что не в силах больше притворяться. Кто она такая? Всего лишь неопытная юная леди, неуверенная, сбитая с толку. Она совершенно не подходит этому уставшему от жизни человеку.

Отвернувшись, она прижала руку к своему украшенному драгоценностями горлу.

— Честно говоря, сэр, не знаю, как жить дальше. Я чувствую себя потерянной… заблудившейся.

— Не всегда легко отыскать свой путь в жизни, — тихо ответил граф. — Не вы одна зачастую испытываете неуверенность, не зная, где свернуть.

Солнечный луч высветил в его глазах сожаление о путях, по которым он так и не прошел. Или ей это только показалось?

— Но волк… — пробормотала Алекса. — Он ведь всегда знает, куда идет.

— Волчьи ямы подстерегают каждого из нас.

— Вы добры, — неуверенно улыбнулась Алекса.

— Нет, я всего лишь правдив. Не путайте эти два понятия, Алекса. — Его голос снова приобрел обычную резкость. — Вы должны делать каждый шаг с большой осторожностью, иначе в этом недобром мире, полном рыскающими в поисках добычи хищников, вас сожрут заживо.

У нее перехватило дыхание. Коннор стоял близко — так близко, что она чувствовала его запах — свежий, земной, мужской.

Пьянящий.

Алекса едва слышно пролепетала:

— Я не боюсь вас, сэр.

— Очень зря, Алекса.

Его дыхание обжигало шею. В какой-то момент она ощутила легкое прикосновение его теплых губ, такое легкое, что она даже усомнилась, было ли оно на самом деле, или просто ей слишком сильно хотелось почувствовать его поцелуй, вот она и приняла желаемое за действительное.

Собрав в кулак все свое мужество, Алекса повернулась и подняла глаза, встретившись взглядом с Волкодавом. Ей показалось, что в них тоже видна неуверенность. Не думая, она медленно подняла руку и провела кончиками пальцев по его щеке… подбородку… и почувствовала начавшую пробиваться щетину.

— Вы должны бояться меня! — прорычал он.

Но она не боялась. Положив руки на его широкие плечи, она приподнялась на цыпочках и коснулась губами уголка его рта, ощутив чуть пряный запах бренди. Сила, с которой ее влекло к этому мужчине, ошеломляла.

Коннор.

Ее губы снова коснулись его губ, и на короткое мгновение Волкодав смягчился и ответил нежным поцелуем.

Но все кончилось очень быстро, и Алекса осталась одна, и только холодный воздух одарил мимолетной лаской ее горящее лицо.

Отпрянув, Волкодав взял ее безвольно упавшую руку и положил на свою — согнутую в локте. Алекса почувствовала твердость его мышц.

— Сегодня, Алекса, вам ничего не грозит.