— Джек!

— Да, любимая. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

Крепче обхватив шею Алессандры, Фредерико вышел из заполненной дымом кареты.

— Боже, какая душещипательная сцена! Герой явился, чтобы спасти от неминуемой беды девицу, — насмешливо, проговорил он, откашлявшись. — Но на этом наша история не закончится. Бросьте пистолет, лорд Джеймс, или я выпущу пулю в голову миледи.

— Не думаю, что ты сделаешь это, Беллазони, — Джек говорил спокойным тоном, но внутри у него все словно сжалось. — Потому что в следующее мгновение твоя красивая физиономия будет размазана по булыжнику мостовой. А я полагаю, что ты слишком ценишь свою красоту, чтобы допустить такое.

Глаза Фредерико нерешительно блеснули.

— Так что давай будем рассудительными и договоримся. Нет причины, которая помешала бы нам договориться и получить то, чего мы хотим. Отпусти Алессандру — и можешь идти на все четыре стороны.

— Ха! Ты хочешь, чтобы я поверил твоему честному слову?

— Ну да, ты плохо знаешь иностранцев, — отозвался Джек. — Но будь уверен: я свое слово держу.

— Дай-ка подумать.

Говоря, Фредерико медленно продвигался к передней части кареты. Кони, фыркая, перебирали ногами, их копыта выбивали нервную дробь по камням мостовой: животные почуяли запах дыма, выбивавшийся из-под дверей экипажа. Эхо гулко отдавалось в стенах высившихся вокруг складов, двери которых были плотно закрыты на ночь.

Джек следил за каждым движением итальянца, постукивая мыском сапога по мостовой.

— Орричетти… — заговорила было Алессандра.

— Я все знаю, дорогая, — сказал Джек. И, обращаясь к Фредерико, добавил: — Сделаешь это еще раз — и ты покойник.

— Ты еще смеешь мне угрожать! — Второпях отступая вбок, Фредерико влез в лужу и добрался уже почти до кучерского сиденья. — Несмотря на все ваши расчудесные, медали, вы плохой солдат, лорд Джеймс. Потому что вы позволили мне прорваться сквозь вашу оборону. — Голос Фредерико зазвучал увереннее, а сам он тем временем медленно продвигался к сидевшему в плаще с низко надвинутым капюшоном кучеру. — Луиджи отдан приказ стрелять, если ты не бросишь свой пистолет, когда я досчитаю до трех. Оди-ин!

— Прячься, Джек! — крикнула Алессандра.

— Все в порядке, любимая.

— Два-а!

Джек поднял пистолет.

Фредерико облизнул губы и, подождав несколько мгновений, крикнул:

— Три-и!

Напряженную тишину нарушал шум прибоя да завывание ветра, кружащего по гавани. Из расположенных вдалеке таверн слышался громкий смех. Где-то впереди на воротах скрипели проржавевшие петли.

— Луиджи! — Фредерико уже не выглядел таким уверенным. — Стреляй, черт тебя побери!

К этим словам он добавил грубое итальянское ругательство.

— Прошу прощения, Беллазони, твой кучер не может тебя услышать. Но скоро он придет в себя и у него будет болеть голова. Ну а ты, друг… — Марко поерзал на кучерском сиденье, и при этом раздался металлический лязг. — Отпусти мою кузину немедленно. Видишь ли, я не настолько терпелив, как лорд Джакомо.

Шокированный, Фредерико оглянулся, а в это время в карете взорвался второй масляный фонарь. Взрыв был настолько сильным, что в экипаже полопались стекла. Осколки стекла разлетелись по сторонам, оранжевые языки пламени принялись лизать разбитую раму. Обезумев от страха, лошади попятились, застучав копытами. Марко упал со своего места.

Дьявольщина!

— Прикройся, Алессандра! — крикнул Джек, бросаясь к напуганным животным, чтобы не дать им унестись к разгрузочному причалу.

Он был буквально забит деревянными ящиками с грузом из Америки, так что горящий экипаж окажется там попросту запалом к труту. Одна искра — и все вокруг превратится в пылающий ад..

Откатившись от колес кареты, Марко схватил за воротник упавшего на землю кучера и оттащил его в безопасное место. Краем глаза Джек увидел, что Фредерико споткнулся, запутавшись в волочащихся по земле поводьях.

Джек крепко выругался. Нырнув под беснующихся лошадей и упряжь, Джек пробрался вперед. Что-то металлическое царапнуло ему костяшки пальцев, его ноздри наполнились таким отвратительным запахом грязи и пота, что он не мог отдышаться. Вскоре он ощутил, как его собственная теплая кровь струится по его руке.

— Черт! — выругался он, пытаясь разглядеть что-то в дымной тьме, в которой беспорядочно метались какие-то фигуры.

Но тут его ослепила вспышка света. Фонари. И голоса. Горящую, карету заметили.

Изловчившись, Джек встал на четвереньки и только сейчас заметил распростертого на камнях Фредерико, который отчаянно пытался распутать обмотавшие его ногу ремни.

— Снимай ботфорты! — крикнул Джек, но его голос потонул в вопле итальянца: карета сдвинулась с места, щеку Фредерико пропороло обломком оси колеса.

Джек рванулся вперед, умудрившись каким-то непостижимым образом вытащить из ножен в сапоге кинжал. Молниеносный взмах ножом — и путы, сковавшие итальянца, упали.

— Святые небеса! — Фредерико корчился на мостовой и визжал, как свинья на бойне. Он прикоснулся рукой к щеке, и когда увидел на ней кровь, его вырвало.

— Да ты просто идиот! — сказал Марко.

Схватив Джека за порванный сюртук, он помог ему встать на ноги.

Джек оттолкнул его руку.

— Где Алессандра? — спросил он.

— В безопасном месте. Я велел ей стоять там…

Марко указал на закрытый с трех сторон уголок между постройками. Увы, там никого не было, кроме каких-то мечущихся темных теней.

— Сукин сын! — взревел Марко.

— Оставайся здесь с Беллазони. — Поставив итальянца на ноги, Джек изо всех сил ударил его кулаком. — Больше он не доставит тебе неприятностей, — добавил он, когда из разбитого носа итальянца хлынула кровь.

Подобрав свой кинжал, Джек бросился к проулкам.

— Ты же не сможешь убежать — ты сам это отлично понимаешь, — задыхаясь, проговорила Алессандра.

— Почему же, дорогая? — Орричетти говорил невозмутимым тоном, словно они находились не в ожившем аду, а прогуливались где-нибудь в парке в погожий денек. — От этого мой план становится еще проще.

Когда улочка, по которой они шли вперед, разветвилась на несколько узких переулков, Орричетти свернул налево и прибавил шагу, слегка скользя по жидкой грязи. Дорожка становилась все уже, так что им пришлось идти гуськом. Алессандра пыталась сильнее наступать на землю, чтобы оставить следы, но мягкие кожаные подошвы ее туфелек лишь скользили по влажной глине, перемешанной с протухшей рыбьей чешуей.

Хватка у Орричетти была на удивление крепкой, к тому же он по-прежнему держал в руке пистолет. Когда они проходили мимо прикрытого ставнями окна, Алессандра в пробивавшемся сквозь ставни свете заметила, что дуло оружия направлено прямо на нее.

— Пока Фредди с твоими друзьями готовят эффектную развязку, нам с тобой будет куда проще добраться до причала, сесть на яхту и уплыть отсюда незамеченными, — промолвил он со смехом. — Так что лорд Джеймс оказал мне большую услугу. Из-за собственного высокомерия он стал попросту смешным.

— Ты обезумел, — сказала Алессандра. — Джек обратится к властям.

Орричетти оглянулся на нее. Несмотря на то что они по-прежнему пробирались вперед в темноте, она смогла разглядеть сияющую на его лице перламутровую улыбку.

— И в чем же меня обвинят? — спросил он.

— В убийстве, — ответила Алессандра.

— Ноты же жива, дорогая. И останешься в живых, пока не совершишь какую-нибудь отчаянную глупость.

— В карете лежит твоя папка, — возразила Алессандра. — А в ней бумаги, которые докажут твою вину.

— Пройдет немало времени, прежде чем кто-то догадается заглянуть в папку, — сказал Орричетти.

Алессандра решила больше не скрывать от него правды.

— Джеку все известно, — сказала она. — Я передала компрометирующие тебя письма тому мальчику-носильщику.

— Правда? — Он споткнулся. Наконец-то ей удалось вывести его из равновесия. — Не очень-то мудро с твоей стороны, дорогуша. Мы заключили соглашение.

Впереди показался свет: они приближались к грузовому причалу. Алессандра увидела темные силуэты сложенных друг на друга ящиков и бочек. А рядом с ними — знакомую высокую сухопарую фигуру.

— Алессандра не заключает соглашений с дьяволом.

Услышав голос Джека, Орричетти невольно оглянулся.

Воспользовавшись этим, она ударила его по руке и выбила из нее пистолет, который ударился о стену и взорвался с оглушающим грохотом.

При вспышке золотистых искр Алессандра увидела, что недоуменное выражение на лице графа сменилось яростью.

— Это ты получил за Стефано!

Вырвавшись из его рук, Алессандра отошла подальше и, нагнувшись, подняла из грязи пистолет. Она почти не слышала быстрых шагов и громких криков Джека. В это мгновение ее интересовало лишь одно: темная фигура человека, которого она когда-то считала лучшим другом.

— А это — за меня!

Размахнувшись, она швырнула пистолет в Орричетти и услышала, как тот со стуком ударился о его грудь.

Граф упал на колено и злобно выругался. Но Джек был уже совсем близко, так что он даже не попытался снова схватить Алессандру.

— Что ж, может, сейчас ты и вырвалась от меня! — крикнул он, исчезая водном из переулков. — Но тебе никогда не спастись от моего могущества.

— Нет, любимая, спастись. — Джек крепко обнял Алессандру, прижав к себе ее мягкое, податливое тело. От волнения его сердце рвалось из груди. — Его власти надо тобой пришел конец.

— И все благодаря твоему героизму, — прошептала она, касаясь губами его подбородка, заросшего щетиной. — Я… я…

Он очень хотел услышать, что Алессандра собиралась сказать ему, но, не выдержав, запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

— У нас еще будет время потолковать обо всем, дорогая. Обычно слова не слишком-то хорошо подчиняются мне, но сейчас я должен так много сказать тебе. А сейчас хочу покончить с этой историей раз и навсегда.

Ее ресницы погладили его щеку.

— Пусть уходит, — прошептала Алессандра. — Это уже не важно.

— Нет, он слишком долго совершал преступления, — возразил Джек. — И я хочу добиться того, чтобы он предстал перед правосудием.

— Джакомо! Алесса! — Голос Марко эхом отдавался от темных стен.

— Мы здесь! — крикнул Джек. Запечатлев еще один поцелуй на ее лбу, он отошел в сторону. — А если ты еще хоть раз посмеешь выпустить ее из виду, я переломаю тебе кости, — добавил он, когда Алесса бросилась навстречу кузену.

— Ну да, а еще ты можешь нарезать мою печень и скормить ее рыбам! — добавил Марко.

— Будь осторожен, Джек, — сказала Алессандра вслед удалявшемуся лорду Джеймсу. — Орричетти очень опасен.

— Я тоже, — мрачно отозвался он.

Войдя в темный переулок, Джек приготовил кинжал. Шум его собственных шагов заглушал тут все звуки, так что он не услышал бы ни единого шороха, издаваемого графом, однако Джек решил, что в данной ситуации скорость важнее любых уловок. К тому же он почему-то был уверен в том, что Орричетти не станет прятаться в переулках. Этот человек слишком умен, чтобы его поймали, как загнанную вдовушку крысу. Нет, скорее всего он выйдет на открытое пространство и там постарается украсть коня или лодку.

Как только Джек обогнул острый угол, он увидел длинную линию фронта погрузки. Два железных фонаря стояли перед входом в грузовые причалы, их свет смягчался светом поднимающейся луны. Несколько торговых судов все еще были пришвартованы возле мощеных дорожек для повозок, и волны плескались возле их деревянных корпусов.

Кошки-мышки. Казалось, вокруг нет ни души, хотя караульный еще не запер ворота. Проскользнув к причалам, Джек пригнулся и, прячась за мешками с зерном, стал пробираться вперед, чтобы выбрать себе удобный пункт наблюдения. Где-то позади него докеры все еще толпились вокруг дымящихся останков кареты. Джек не думал, что Орричетти мог пойти туда, где его могли бы заметить.

Скорее всего он сделал круг и дошел до таверн в дальней части гавани. Именно там легко затеряться среди пьяных матросов, разгуливающих по петляющим улочкам. Джек рискнул выглянуть из-за грубой мешковины, но причал был завален всевозможными товарами, начиная от экзотических специй и сушеной рыбы и заканчивая тюками с новой парусиной и хлопком-сырцом, разложенных вдоль дорожки.

Затаив дыхание, Джек стал прислушиваться, надеясь услышать хоть какой-то шорох.

И он его услышал — совсем рядом: шерсть слегка прошуршала по дереву.

Джек повернулся и замер.

На этот раз он услышал легкий хруст ракушек. Как он и предполагал, Орричетти тайком пробирался туда, где был слышен грубый хохот. Обогнув сложенный бухтой канат, Джек выпрямился и перепрыгнул через сваленный в кучу сосновый рангоут.

Граф появился между двух рядов бочек с сахаром и рысцой побежал вдоль ящиков с мускатным орехом и изготовленными из него специями.

Его седые волосы — это обман, Орричетти бежал с удивительной для его лет скоростью. Но Джек быстро догонял его. Сворачивая за угол, Орричетти оглянулся. Поняв, что расстояние между ними стремительно сокращается, он внезапно отскочил вправо и скрылся за трепещущим на ветру полотном.

— Черт! — пробормотал Джек.

Они оказались в парусной мастерской. Стойка за стойкой — и на каждой трепещут в ночной тьме белые полотна. Джек замедлил бег и стал продвигаться вперед, встав на цыпочки.

Паруса тихо хлопали на ветру. Но Джеку не стоило напоминать о необходимости быть настороже.

Оказавшись в относительно свободном пространстве мастерской, он решил по периметру обойти стойки с наполовину готовыми парусами. Миновав уже большую часть этого расстояния, он услышал, как раздался какой-то металлический звук. Джек нагнулся — и очень вовремя: массивная якорная цепь, разорвав парусину, разнесла деревянную раму над его головой в щепки. Отскочив в сторону, он перебрался через упавшую ткань и бросился на Орричетти. Ему удалось схватить графа за запястье, но тот повернулся и с силой ударил его по руке.

Пальцы Джека разжались, и Орричетти вырвался.

— Сдавайся! — крикнул Джек, отбрасывая в сторону обломки рамы. — Я все равно тебя поймаю.

— Иди ты к дьяволу! — крикнул граф по-итальянски.

Джек едва не рассмеялся, услышав знакомое ругательство.

— Я отправлюсь в преисподнюю, но вернусь, лишь бы отдать тебя в руки правосудия.

Он заметил, что Орричетти побежал к пустой телеге. Было заметно, что передвигается он уже не с прежним проворством.

Возможно, графу стало страшно.

Пусть мерзавец ощутит, как учащается биение его сердца, как кровь в его жилах начинает закипать. Пусть почувствует горький вкус желчи у себя в горле.

Срезав угол, Джек обогнул гору разваленных ящиков и перепрыгнул через кучу рыбацких сетей. Расстояние между ними сократилось вдвое.

Почуяв опасность, Орричетти внезапно свернул в сторону и бросился к забору, отделявшему причал от складских помещений. Камни захрустели, у него под ногами, когда он схватил какой-то бочонок, поставил его возле железных ворот и взобрался на него. Спрыгнул он неловко, упав коленями на землю. Джек услышал сдавленный крик, однако через мгновение граф снова был на ногах и побежал к ближайшему зданию, под полуприкрытой дверью которого виднелась полоска света.

Джек побежал за ним.

Орричетти больше не производил впечатления городского щеголя. Его седые волосы растрепались на ветру, ботфорты перепачкались в грязи, к тому же он где-то потерял свой сюртук.

— Эй, мы закрываемся! Сюда нельзя! — Караульный попытался закрыть дверь, но граф ударил его локтем, и тот упал на четвереньки. — Стой! — попытался остановить его караульный.

— Зовите людей, власти! — крикнул Джек, пробегая мимо.

Внутри здания было пусто, лишь единственный фонарь висел на крюке у входа. Здесь стоял густой запах деревянной стружки и сосновой смолы. Сквозь распахнутые двустворчатые двери Джек увидел, что первый этаж сильно смахивает на пещеру. Сквозь окна туда пробивался лунный свет, и он смог разглядеть целый ряд скамеек и изобилие всевозможных деревообрабатывающих инструментов, висевших на стене. Посреди помещения шпангоуты, обитые досками, обретали форму лодки.

Кораблестроительная верфь.

Оглядевшись, Джек увидел лестницу, ведущую на чердак. Несколько мгновений он раздумывал, понимая, что с обоих этажей можно как-нибудь убежать. В мастерских наверняка есть полозья, по которым суда спускают в воду. А наверху, без сомнения, расположен большой люк с блоком и веревками, предназначенными для подъема инструментов и материалов с улицы.

Черт! Не для того он зашел так далеко, чтобы позволить мерзавцу ускользнуть.

Переложив кинжал из одной руки в другую, Джек схватил фонарь и вгляделся в пол. Доски были покрыты слоем опилок. Подбитые гвоздями сапоги рабочих оставляли в нем заметные следы, среди которых можно было без труда различить следы сапог джентльмена. Посветив фонарем около основания лестницы, Джек заметил, что только эти следы дорогой кожаной обуви ведут наверх.

Он стал подниматься, перескакивая через две ступеньки, стараясь не шуметь.

Наверху было темнее, чем в главной мастерской. Темные гибкие тени, словно поддразнивая его, проплывали от высоких рундуков до аккуратно сложенных досок и прочих вещей, необходимых для строительства кораблей, однако задняя часть комнаты была погружена во тьму. Джек помедлил, чтобы глаза привыкли в темноте. Удивительно, но казалось, что пол как-то странно светится посередине. Лишь через несколько мгновений Джек понял, что перед ним — большой люк в полу, через который можно связываться с теми, кто работал внизу.

Тут его внимание привлек звон цепей. Люк был открыт, его квадратная дверь слегка покачивалась на ветру. Он стал продвигаться вперед очень осторожно, понимая, что это может оказаться ловушкой. После каждого шага он, затаив дыхание, прислушивался к каждому звуку.

Вдруг кто-то толкнул составленные рядком бочонки с гвоздями. Один из них ударил его по плечу и оттолкнул назад, но когда Орричетти наскочил на него, размахивая кувалдой, он смог обрести равновесие и напасть на него с кинжалом.

— Не стоило этого делать, — холодно промолвил он. — Я не пожилой ученый и не его доверчивая жена.

Орричетти тяжело дышал и, отступая, судорожно взмахивал руками, пытаясь отогнать Джека.

— Ты всего лишь жалкая помеха на моем пути, вот ты кто, — сказал он. Однако его голос звучал не слишком уверенно.

— Почему бы тебе не бросить свое орудие, пока кто-нибудь не пострадал? — сказал Джек.

— Ага, и чтобы ты смог отправить меня на виселицу? Нет уж, не выйдет, — проговорил Орричетти.

— Конечно, доказательство весьма отрывочно, так что скорее всего ты получишь пожизненное заключение, — сказал Джек, делая выпад вправо и отскакивая налево.

Орричетти опять замахнулся на него и вновь ударил кувалдой только по воздуху.

— Похоже, рефлексы у тебя уже замедлились, да? Это от страха, такое бывает.

Граф отступил на шаг, после чего несколько мгновений они осторожно кружили среди косых теней, отбрасываемых высокими шкафами. Тишину при этом нарушал лишь легкий скрип кожи, задевающей дерево.

— Итак, ты победил, — неожиданно сказал Орричетти, подняв руки. — Вот.

Он бросил тяжелую кувалду под ноги Джека.

Джек по опыту знал, что надо следить за каждым движением врага. Поэтому он успел заметить, что Орричетти схватил стакан со щелоком и швырнул его ему в голову.

Джек присел, стакан пролетел над ним и разбился о стену. Ослепляющая жидкость выплеснулась на пол, никому не причинив вреда.

Орричетти с яростным воплем схватил бочарную клепку и бросился на Джека, размахивая ею, как клюшкой.

Джек ударил графа по колену, отчего тот взвыл, попятился и упал на скамью.

Затем Орричетти поднялся и, озираясь по сторонам, начал искать глазами какой-нибудь другой предмет. Рубашка на нем порвалась, из разбитой губы капала кровь.

Джек встал на ноги и поднял с пола кинжал.

— Довольно, — сказал он.

— Нет! Никогда!

Граф в отчаянии схватил один из бочонков с гвоздями и занес его у себя над головой.

Черт! Джек обежал вокруг итальянца и попытался сзади схватить Орричетти за рубашку.

Но вес бочонка оказался слишком велик для графа. Закружившись на месте, он потерял равновесие, споткнулся и упал в расположенный на полу люк.

За леденящим душу воплем последовал тяжелый всплеск.

— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — проговорил Джек, глядя на огромный бак, полный горячей сосновой смолы.

На ее поверхности появилось несколько пузырьков, затем она словно закипела, но тут же успокоилась и снова стала абсолютно гладкой.

— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — повторил он.

Орричетти в полной мере овладел искусством — если это, конечно, можно назвать искусством — использования ботанических экстрактов в качестве смертельных ядов. Так что, возможно, это Минерва с ее безграничной мудростью свершила эдакое поэтическое правосудие, подумал Джек. Древние боги часто демонстрировали дьявольски мрачное чувство юмора, когда надо было наказать человеческие пороки.

Бросив последний взгляд на бак с горячей смолой, Джек отвернулся, внезапно ощутив боль от каждой ссадины, каждого синяка на своем теле. С улицы раздались громкие крики, шум приближающихся шагов. Отбросив со лба влажную прядь волос, Джек стал медленно спускаться вниз.

— Да здравствует герой-победитель!

Толкнув Марко локтем в бок, Алессандра бросилась навстречу Джеку.

— Если ты не убьешь моего кузена, я сама это сделаю, — прошептала она сквозь слезы. — Господи, как же я за тебя боялась! — Кончиками пальцев она прикоснулась к царапинам на его подбородке и к темнеющему на щеке синяку. — Ты ранен.

— Да нет, что ты, всего несколько ссадин да царапин. — Джек криво усмехнулся. — Возможно, сейчас я выгляжу не слишком-то хорошо, зато свою работу выполнил.

— Да ты самый красивый мужчина на свете, — прошептала Алессандра, прижимаясь губами к его губам.

У его губ был привкус соли и крови. Или еще чего-то, что она была не в состоянии описать словами. Закрыв глаза, Алессандра издала какой-то странный звук, застрявший у нее в горле.

— Amore [19]Любовь (ит.).
, — проговорил Марко, демонстративно громко вздыхая.

— Гираделли… — Запустив пальцы в волосы Алессандры, Джек привлек ее к себе. — Иди к дьяволу.

— Пожалуй, я прогуляюсь только до чистилища — чистилища для моего земляка, — отозвался Марко. — Местный судья запер Беллазони в кабинете начальника порта: Утром я договорюсь о том, чтобы отправить его в Лондон, ну а оттуда его быстро спровадят к дьяволу. — Сардоническое выражение глаз Марко смягчилось, он улыбнулся. — Он больше не опасен для тебя, Алесса, — добавил Марко.

Несмотря на то что ей было так тепло в объятиях Джека, она слегка задрожала.

— На время, — сказала Алессандра.

— Не на время, а навсегда, — сказал кузен.

— Но ведь нет ни единого доказательства того, что он совершил преступление, — заметила Алессандра. — Разве только похищение человека, ребенка. Да, он угрожал убить Изабеллу, но он скажет, что этого не было, так что мое слово будет против его слова. И даже если мы сумеем раздобыть доказательство того, что он собирался — только собирался — украсть древний артефакт, судья сможет дать ему не больше нескольких лет.

— Он не будет держать ответ перед английским судом, — проговорил Марко. — Ты забываешь, что в Австрии нынче правят союзники короля Георга. Лорд Л кнели уже сказал, что планирует передать нашего узника их представителям в Лондоне. Беллазони ответит перед австрийским правосудием, а австрийцы едва ли простят ему убийство своих земляков. — Он посмотрел на Джека: — Что касается его сопровождающих.

— Орричетти уже ответил за свои грехи, — сказал Джек и сообщил, что произошло. — Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, — добавил он после минутной паузы. — Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…

Замолчав, он пожал плечами.

Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.

— Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, — сказала она наконец. — Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.

— Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.

Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.

В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.

— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал он.

Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется — он щекотал ей ухо.

— Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, — сказал он. — Иначе бы ему несдобровать.

— Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, — промолвила Алессандра.

— Надеюсь, это ты не обо мне?

— Нет, что ты. Тебя я бы назвала артистичным… — Она провела пальцем по его исцарапанному подбородку. — И еще альтруистическим. И ду-у-ушевным.

— Знаешь, мне вдруг показалось, что ты хочешь сказать, что я «ду-у-урацкий». — Он нежно поцеловал ямочку на ее шее. — Какими только плохими словами ты не называла меня, когда мы впервые увиделись.

— Таким большим черным дьяволом.

— Да нет, «большой черный дьявол» — это еще не самое худшее из них, — с усмешкой напомнил ей Джек.

Алессандра обвила руками шею Джека и прижала его к себе. Она услышала, как спокойно и уверенно бьется его сердце, и это наполнило ее искрящейся радостью.

— Ты напугал меня, — прошептала она. — После бегства из Италии я решила держаться подальше от мужчин. Но ты разбудил во мне чувства, о существовании которых я не осмеливалась признаться даже самой себе.

— Какие чувства, Алессандра? Будем играть еще в одну словесную игру?

Она почувствовала, что губы ее дрожат.

— Хочешь, чтобы я сказала о них вслух?

Алессандра все еще не решалась признаться ему в любви.

— Мне бы хотелось знать, Алесса, есть ли у меня надежда уговорить тебя рискнуть и еще раз попытаться вступить в брак? Я понимаю, что твой опыт общения с мужчинами заставляет тебя осторожничать. Но я не такой, как они, я другой, поверь…

— Наверняка ты знаешь, что очень нравишься мне, — проговорила Алессандра.

— Только нравлюсь? Черт возьми, я бы не сказал, что жаждал услышать именно это.

Алессандра судорожно сглотнула.

— Нет, я говорю о любви. Я люблю тебя, Джек. Люблю до боли. Но вряд ли я понравлюсь твоему отцу. Я ведь не наивная девочка, а вдова, да еще с ребенком. Иностранка, имеющая собственные понятия о женской независимости и интеллекте.

— Но ведь тебя зовет в жены не герцог Ледьярд, — пожал плечами Джек, — а Джеймс Джекхарт Пирсон. Но возможно, у тебя есть причины сомневаться во мне. У меня нет титула, и я не очень богат.

— Что такое титул? Всего лишь цепочка из букв, не более того, — ответила Алессандра. — Титул не имеет никакого отношения к самому человеку, один только титул ничего не говорит о мужчине. А деньги… Видишь ли, я богата. Очень богата.

— Да, это мне известно. Должен признаться, что именно твои деньги заставили меня хорошенько подумать, прежде чем делать тебе предложение.

Маркиза почувствовала, как у нее что-то шевельнулось внутри.

— Но после долгих раздумий я все же решил предложить тебе руку и сердце невзирая на твое состояние. Я прошу тебя стать моей женой не из-за твоих денег, Алессандра. Я хочу, чтобы ты стала моей, потому что мне нравится, как работает твой ум, ты не боишься выступать против общепринятых суждений, ты готова отстаивать свою точку зрения. Мне нравится, как сияют твои глаза в солнечном свете, как их цвет превращается из темно-изумрудного в цвет весенней листвы. Мне нравится, как ты воспитываешь свою дочь, беспокоишься о том, чтобы она, повзрослев, превратилась в умную, умеющую думать и сострадать женщину.

Сквозь слезы она увидела его точеный профиль, четко выделявшийся в темноте на фоне лунного света.

— Ты нарисовал слишком льстивую картину, — прошептала Алессандра.

— Это потому, что я ослеплен любовью, — рассмеялся Джек.

Она заморгала, чтобы соленые капли упали с ее ресниц.

— В таком случае даже не открывай глаза.

Джек поцеловал свою Алессу и так нежно обнял, что у нее подогнулись колени. Их тела слились воедино, и так они стояли, поддерживая друг другу, а спящие в гавани суда пели им серенады.

— Означает ли это, что твой и мой ум нашли друг друга? — наконец спросил он.

— Да. И наши сердца — тоже, — прошептала Алессандра: — У нас с тобой много общего.

— Значит, ты принимаешь мое предложение?

— Si [20]Да (ит.).
.

Она почувствовала на щеке его дыхание.

— Мне кажется, что итальянский — самый прекрасный язык на свете, — проговорил Джек.