– На что ты намекаешь, Джосс?

– Тебе не кажется это странным? Не одна, а целых две – нет, подожди-ка, целых три зачитанных до дыр томика по малоизвестной науке микологии. Сама посуди, много ли трудов по микологии найдется в твоей коллекции?

– Один-два, – обиженно проговорила я.

– Да, но ты повар. А твоя сестра – бывший анестезиолог, ныне домохозяйка. По-моему, это как-то подозрительно.

– Под словами «как-то подозрительно» ты подразумеваешь, что она убила моего мужа? – спросила я, выдержав долгую паузу.

– Думаешь, это возможно?

– Конечно нет, черт возьми! – взорвалась я. – Моя сестра Филли? Она и мухи не обидит! Причем в буквальном смысле! Да у нее в детстве в спичечном коробке была скорая помощь для муравьев и пауков, которые забрели к нам на кухню! Она выносила их на улицу, чтобы мы на них не наступили! Это невозможно, она врач, Джосс, а не убийца!

– Я и не говорю, что у нее натура убийцы, – спокойно ответил он. – Я имел в виду с практической точки зрения. Могла ли она совершить такое? Забудь о ее доброте и милосердии, Рози. Где она была во время последнего завтрака Гарри? Где были все?

– Ну, она… была со всеми. В гостиной. По-моему.

– И ты тоже была там?

– Нет, я сидела в прихожей. Помню, я вышла туда, чтобы налить себе выпить, пока жарились грибы, и села на ступеньки со стаканом.

– И она могла в это время тихонько выскользнуть из гостиной, зайти на кухню и подложить в сковороду ядовитый гриб. Ведь она любила тебя и ненавидела Гарри не меньше, а может и больше, чем ты.

– Что за бред! Нет, она бы ни за что так не сделала!

– Разве? А почему? Духу не хватило бы?

– Нет, дело не в этом…

– Или ума?

– Нет.

– Решимости? Храбрости? Силы воли? Всех тех качеств, Рози, которым ты так завидовала, когда вы росли вместе? Всех тех качеств, которые сделали ее одним из лучших специалистов в медицине, социальной сфере, вообще любой сфере, которую соизволишь назвать? Всех тех качеств, которых у тебя нет; потому она и способна на убийство, а ты нет!

– Ей не хватило бы лживости, – убежденно проговорила я. – Да, у нее есть все те качества, что ты перечислил, даже в избытке; но Филли честна до абсурда. Она вообще не способна на обман в любой форме, в любом виде.

– Даже в виде Майкла Филберна?

Я замерла.

– Ты никак не можешь поверить, да, Рози? Твоя любимая Филли, мать троих чудесных детишек хозяйка одного из прекраснейших домов в Котсуолдсе, леди Тысяча Акров, столп общества, староста в школе, усердный благотворительный работник, икона твоего детства, твоя старшая, красивая, волевая сестра – и изменяет мужу? Заводит роман? Причем роман не по безумной любви, а скользкий, грязный, спланированный перепихон по средам со слащавым похотливым бабником Майклом Филберном! На это она способна?

Я угрюмо выдержала его взгляд, решив не отводить глаз, но внезапно подпрыгнула, как кролик зазвонил телефон. Я схватила трубку.

– Если он там с тобой, передай ему, чтобы немедленно бежал сюда. Я больше не собираюсь носиться вверх-вниз по приказу Ее Высочества. Еще немного, и я привлеку ее за жестокое обращение!

Я передала телефон Джоссу:

– Это Вера.

– Вера, привет… О боже. О господи, ладно. Да, Вера, хорошо, я понимаю. Да, я приду, не заводитесь… да, уже иду. – Он устало опустил трубку. Потер лицо ладонями и вздохнул. – Похоже, Аннабел повадилась звонить мне через каждые пять минут. Ее агент провалил какой-то контракт на книгу, и она хочет, чтобы я использовал свои связи и во всем разобрался. Придется пойти и перезвонить ей, Рози. Она сводит Веру с ума. «Позовите мне моего мужа, или вы уволены».

– Она само обаяние, – процедила я.

Он ничего не ответил. Я закусила губу. Может, я повела себя как стерва? Да, пожалуй, но мне было все равно. Ощутив острый укол ревности, я вдруг поняла, что хочу, чтобы он разобрался с моими проблемами. Чтобы он все бросил и посвятил мне безраздельно свое внимание. Чтобы он утешил меня, а не ее.

Он встал, уходя. Я проводила глазами его высокую широкую спину и села на опрокинутую коробку, утопая в безысходности своего горя. У самого выхода он обернулся и посмотрел на меня.

– Послушай меня, Рози. Ничего не делай, хорошо? Оставайся здесь, ни с кем не встречайся и ни с кем об этом не разговаривай, поняла? Спокойно убирайся в доме, занимайся своими делами, но ничего не предпринимай до моего возвращения. Пусть какое-то время я буду занят, но потом обязательно вернусь, и будь я проклят, если не докопаюсь до истины. Понятно?

Видимо, он принял мой тупой взгляд за согласие, потому что, продиктовав мне эти пространные инструкции, сразу вышел. А мне осталось лишь гадать, отчего у меня такая слабость в коленях. То ли от его чисто американской мужественности и роста в шесть футов два дюйма, то ли оттого, что я – всего лишь убогая женщина, питающая тайную страсть к властным мужчинам. «Будь я проклят, если не докопаюсь до истины». Как мило. Я позволила себе впасть в легкий экстаз от этих слов. Ах, если бы у меня была кассета с его голосом, чтобы слушать ее в тяжелые минуты… или в радостные минуты, раз уж на то пошло. Можешь удавиться, Аннабел, он и с моими проблемами тоже разберется, поняла? Я фыркнула. Просто так получилось, что я вторая на очереди.

Так я и сидела, мечтательно глядя в пространство и обнимая колени, погрузившись в завораживающие грезы о том, что теперь, как по волшебству, все будет прекрасно лишь потому, что он так сказал. Ведь он намеревается докопаться до истины. Но тут меня осенило. Я вздрогнула и уронила колени. Проклятье, с чего это вдруг все будет прекрасно? И почему он приказал мне ничего не предпринимать, ни с кем не говорить, сидеть тихо? Да потому… да потому, что он задумал впутать в это дело мою сестру, вот почему! Я вспыхнула. Филли! О господи, да он с ума сошел. Неужели он серьезно думает, что я так и буду сидеть и полировать ногти, зная, что он задумал? Зная, что он собирается сделать?

Я быстро собрала Айво и через двадцать минут мы с ним были уже у дома тети Филли. Дверь черного хода была незакрыта – я толкнула ее плечом, и – черная кошка ракетой вылетела из кухни.

– Эй! – позвала я. – Есть кто дома?

– …и кончай капризничать, черт возьми!

– Филли?

В дверях детской комнаты показалось ее пылающее лицо.

– О, Рози, извини, я даже не слышала, как ты вошла. Проклятый ребенок орет как резаный все утро; я уже не слышу собственных мыслей!

– Знакомое чувство, – сказала я, захлопнув дверь задом и обняв плачущую Хлою, которая подбежала ко мне. Я опустила Айво и взяла девочку на руки. – Айво иногда тоже капризничает, и, что бы я ни делала, все без толку.

– А я всегда что ни делаю в этом доме, все без толку, – взбешенно прошипела она и громыхнула чайником о плиту. – Растворимый будешь?

– Да, конечно. Я только его и пью.

– Я тоже. – Филли потянулась за банкой кофе. Ее лицо вспотело, раскраснелось; глаза горели от злости. Она раздраженно смахнула с лица растрепавшуюся прядь волос.

– Почему она не в школе? – спросила я, устроившись за кухонным столом и усадив всхлипывающую племянницу к себе на колени.

– Она утверждает, что у нее ухо болит, но по какой-то удивительной причине боль исчезает, как только начинаются «Телепузики».

– Ничего, – успокоила ее я, – у детей постоянно что-то болит, а потом проходит; это как температура.

– Наверное. Только вот моя температура все время повышается и повышается. – Она с треском закрыла крышкой банку кофе. Потом вздохнула. – Ох, Рози, извини, не обращай на меня внимания. У меня сегодня утром ужасное настроение. Все как-то навалилось разом. Чертовы рабочие до сих пор здесь – по-моему, они уже у нас поселились, мне скоро придется их усыновить. И они опять испортили обои в комнате Берти. Господи, ну неужели можно умудриться приклеить бордюр с танкистом Томасом вверх ногами? Дважды! Черт возьми, Хлоя, оставь Айво в покое! Не хочет он быть полярным медведем, неужто ты не понимаешь?

Я деликатно высвободила ревущего сына из страстных объятий Хлои и посадила его на колено.

– А ты что хотела, раз живешь в таком большом доме? – заметила я.

– Да, я понимаю, такова жизнь, в этом-то и проблема. Я уже тупею, каждый день занимаясь нуднейшей мутотенью и понимая, что назавтра все повторится снова.

– Значит, у тебя стресс.

– Немножко.

Айво стал изворачиваться у меня на колене. Я посмотрела на сестру:

– И поэтому ты завела интрижку с Майклом?

Она застыла с чайником в руке. Поставила его и обернулась:

– А! Так, значит, вот зачем ты приехала. А я все думала, что ты здесь делаешь. – Секунду она смотрела на меня, потом отвернулась и снова принялась наполнять чайник – Что ж, наверное, это неизбежно, и рано или поздно ты все равно бы узнала.

Какая же милая маленькая птичка залетела в твою намертво закрытую раковину?

– Никакая. Приходили полицейские и обыскали коттедж. Они разворотили весь чердак, в том числе и твои вещи. Твою одежду и прочее.

– Они обыскали твой коттедж? – ахнула она. – Господи, зачем?

– Откуда мне знать? – я пристально посмотрела на нее. – Наверное, что-то искали.

– О, Рози, мне так жаль. Наверное, ты чувствуешь себя ужасно. Они сильно все разворотили?

– Не очень. Гораздо больше меня потрясло, насколько все это унизительно. Все равно как если бы тебе устроили личный досмотр с раздеванием. Дело ведет женщина-суперинтендант, жуткая мымра, которая твердо вознамерилась выпустить из меня кишки. Так вот, после того как они ушли, я поняла, что кое-что из барахла в коробках принадлежит тебе. Джосс был со мной и рассказал мне все остальное.

– Ага. Значит, была все-таки маленькая птичка.

– Как ты сказала, я бы узнала рано или поздно.

– Да уж. – Она отвернулась и принялась разгружать посудомоечную машину, стоя ко мне спиной и совершенно меня игнорируя. Какое-то время я наблюдала за ней. Внутри меня закипала ярость.

– Филли, как ты могла! – взорвалась я.

– Как я могла завести любовника или как я могла спутаться с Майклом?

– И то и другое!

Она прекратила разгружать машину, выпрямилась, сжимая в руках кружку, и вздохнула.

– Я не знаю. Наверное, мне просто хотелось сбежать. Отдалиться от всего этого, – она махнула рукой, оглядываясь вокруг.

– Сбежать от чего? – спросила я и обвела взглядом ее великолепную деревенскую кухню, наполненную современной техникой и отделанную с таким тонким вкусом.

– Тебе все это кажется таким милым, да? Таким идеальным. Вообще-то, Рози, моя жизнь до того идеальна, что меня иногда даже тошнит. Я знаю, что говорю как избалованная сука, но сама посуди: у меня есть все, и что же мне с этим делать? Сидеть и восхищаться? Перебирать сухие цветы и думать о том, как же мне повезло? Это всего лишь вещи, понимаешь. Они ничего не делают.

– А как насчет воспитания детей – это тоже вещи? – проговорила я, может, немного ханжески, но с растущей злобой.

– Ах да, забота о детях. Это же так замечательно и чудесно, не так ли? По крайней мере, это нам внушали Пенелопа Лич и Мириам Стоппард, в то время как сами делали блестящую карьеру. Но это еще и скучно, Рози, и не смей возражать, потому что ты сама знаешь, что я права. Не самое захватывающее занятие – приучать ребенка к горшку, или тереть морковку, или читать «Слоника Элмера» в триста восемнадцатый раз.

– Так вернись на работу, черт возьми! – Я взорвалась от негодования. – Найми няню, подави свою гордыню!

– Я не могу, Рози, и поверь, гордыня здесь ни при чем. Собравшись испытать блаженство материнства, его божественный свет, я бросила работу и сгоряча поклялась кормить грудью минимум восемнадцать месяцев. Мне казалось, что с моральной точки зрения я стою на ступень выше, чем те бездушные матери, которые преследуют эгоистические цели и, как только приходит няня, виновато выбегают за порог в костюмчиках «Армани». Но это тут ни при чем. Дело в том, что я просто физически не в состоянии вернуться к прежней жизни.

– Почему?

– Во-первых, я опоздала. Я шесть лет пропадала неизвестно где, и неважно, каким потрясающим специалистом я была тогда – сейчас на это всем наплевать. Но проблема не только в этом, Рози. Основная загвоздка в том, что я слишком узкий специалист. Я анестезиолог, черт возьми: не секретарша, не врач-педиатр, не адвокат. Я не могу просто так устроиться на работу в офис или начать врачебную практику. Я должна работать в больнице, в операционной, и если бы я вернулась на работу, мне пришлось бы выкладываться по полной, иногда ночи напролет, причем не факт, что в Глостершире. И как прикажешь сочетать это с ролью жены глостерширского фермера и матери троих детей?

Она помолчала, глядя в окно. Потом посмотрела на Хлою:

– Я своих девочек буду поощрять в том, чтобы они стали секретаршами или косметичками.

– Филли! Ты шутишь!

– Почему? У Сэмми, которая иногда делает мне эпиляцию, двое детей и четыре рабочих утра в неделю. Разве она не успешнее меня? Она общается с людьми, выходит из дома и зарабатывает деньги. Короче, делает куда больше, чем я в этой богом забытой сельской идиллии! Конечно, если Анна и Хлоя прибегут из школы и заявят: мамочка, мы хотим стать епископами и пилотировать самолеты, я отвечу: конечно, милые мои, это очень похвально, но хотите ли вы иметь детей? Потому что если у вас будут дети, как вы собираетесь воспитывать их и одновременно вести «Боинг-747» в Стамбул пять раз в неделю, или следить за паствой? Нет, нет, цыплятки мои, отложите в сторону свои заявления о поступлении в университет; вместо этого идите лучше на курсы парикмахеров, потому что лишь тогда вы сможете иметь все и сразу!

– Как ты цинична.

– Безусловно. Но я не огорчаюсь. Этот цинизм оттого, что мне скучно до смерти, Рози, и оттого, что я умная. Я прекрасно выполняла свою работу, но сейчас я не работаю, а мое место заняли люди, менее способные, чем я. Но я не огорчаюсь, потому что мне не о чем жалеть, у меня нет повода кусать локти. Я сама сделала выбор, приняла решение, никто не делал этого за меня. Я сама виновата, что мой выбор оказался неверен. Я ошиблась с выбором экзаменов, университета, карьеры, ошиблась с выбором… – Она замолкла.

– Мужа?

– О, я не знаю. Да. Нет. Как знать? Посмотрим правде в глаза: если бы я не вышла за Майлза, то вышла бы за кого-то, очень на него похожего. Меня с рождения запрограммировали на брак с богатым презентабельным симпатичным парнем, таким как Майлз. А ты меня знаешь, я никогда не выбивалась из стереотипа. Она вздохнула.

– И что в этом плохого? – воскликнула я, подумав: о господи, да некоторые женщины кому хочешь глаза выцарапают, чтобы соответствовать такому стереотипу, в том числе и я!

– Ничего, – терпеливо ответила она. – Ничего плохого в Майлзе нет, он милый. Надежный, спокойный, дружелюбный, веселый Майлз. Это со мной что-то не так. Я чувствую себя запертой в клетке, я так разочарована, и иногда мне просто хочется вырваться.

– Но спутаться с Майклом, господи! Почему именно с Майклом, черт возьми?

Она пожала плечами:

– Мы думаем одинаково. Он чувствует то же, что и я, его тоже отупляет идиллия нашей жизни. Нестерпимая слащавость возвращений домой, к ошкуренным сосновым дверям, спагетти болоньезе и двум с половиной детям.

– Но он же такой…

– Мерзавец?

– Да!

– Это правда, зато в постели он бог.

– О! – (Я оторопела.)

– Извини. Твоя мещанская добродетель уязвлена, не так ли? Такие милые девочки, как мы, не должны даже задумываться об этом, да? Может, на самом деле он и не так хорош, по крайней мере с Элис. Порочная, тайная сущность интрижки будит в человеке зверя. – Она вызывающе вздернула подбородок и взглянула на меня. – И во мне тоже разбудила, если хочешь знать.

– О! Ну ладно. – (Я не была уверена, что мне хочется знать подробности.)

Она обернулась, откинула голову и энергично почесала затылок, глядя в окно. Я заметила, что ее глаза сияют. Горят. Я откашлялась.

– И Майкл был единственным, с кем у тебя… ну, ты понимаешь…

– С кем у меня был роман?

– Да.

– Нет.

– Ох, Филли!

– Ох, Филли! – Она обернулась и просияла. – Да не бойся ты, не такая уж я неразборчивая, не надо тащить меня сдавать анализы на СПИД и тому подобное. Был еще один человек, еще до Майкла. Но он был слишком молод, влюбился по уши и подобрался ко мне слишком близко. Мне этого не хотелось. Он слишком многого от меня требовал. Логичнее было бы от него отделаться, потому что это было безумие: он жил очень далеко, и мне приходилось проводить все время в дороге, два часа добираться до Лондона ради десятиминутного свидания со сладким мальчиком. Нет, Майкл подходил мне идеально. Он обитал неподалеку, но не постоянно; не хотел, чтобы я бросила Майлза, как тот, другой, и к тому же, думаю, вовсе не был в меня влюблен. Когда начались проблемы, он расстроился, конечно, но слишком уж наш роман затянулся. Мне становилось скучно. Нет, – задумалась она, – Майклу во мне нравился только секс.

– И тебе в нем тоже.

– Вовсе нет. Конечно, секс был неплох, но на самом деле меня привлекала – даже захватывала – опасность. Одно неверное движение, и все это – она обвела рукой комнату – канет в пропасть. Развеется в дым. Дом, муж, даже дети – я словно играла со своей жизнью в русскую рулетку. Я чувствовала себя живой. Чувствовала кровь в жилах. Все равно что в операционной, когда твой палец лежит на кнопке, от твоей руки зависит все, и ты знаешь – одно неверное движение, и у тебя на столе труп. Или коматозник.

– Я бы с ума сошла, – воскликнула я.

– Еще бы, Рози. Но в тебе же никогда не было инстинкта убийцы, не так ли?

– Нет… наверное, нет.

– Этому твоему качеству я всегда завидовала. Ты такая амебная, готова променять все что угодно на безмятежную жизнь. Ты готова была жить с Гарри, человеком, которого ненавидела, лишь бы не мутить воду, не так ли? – (Я вдруг задрожала, слушая ее.) – А вот я бы так не смогла. Но я никогда не ненавидела Майлза. Мы хорошо ладим, только вот фейерверки больше не летают.

– Филли… – пролепетала я, – Насчет Гарри… Ты могла бы… то есть… ты…

– Черт! – Она прыгнула, но было уже слишком поздно: чашка соскользнула со стола. – О господи, Хлоя, это уже вторая чашка с соком за сегодняшнее утро! – Она схватила тряпку и принялась лихорадочно оттирать пол. – Ах ты бестолковая девчонка, ты даже не смотришь, что творишь! Только и знаешь, что под ногами путаться!

– Дай я вытру. – Одной рукой я обняла расстроенную хнычущую Хлою, другой – взяла с плиты еще одну тряпку.

– Нет! Это чистейший ирландский лен, Рози, а не половая тряпка!

– Извини! – Я уронила тряпку.

В это время Айво принялся подвывать из сочувствия Хлое, и, перекрывая хаос, зазвонил телефон.

– Господь всемогущий, дай мне сил, – прошипела Филли. – Я подойду в прихожей: здесь даже собственного голоса не услышишь. – Она зашагала прочь, швырнув на пол промокшее кухонное полотенце.

Хлоя захныкала и повисла у меня на шее, а Айво накрепко прицепился к моим согнутым коленям. Они прилипли ко мне, как банный лист, а я пыталась вытереть пол. Я одеревенела от шока и, орудуя тряпкой, вдруг с ужасом осознала нечто, чего вовсе не хотела понимать. Но теперь от этого было уже никуда не деться.

– Тихо, Хлоя, тихо, все хорошо. Где у нас печенье?

Филли вернулась через пару минут, бледная как смерть, будто увидела привидение. Замерла в дверном проеме и уставилась в одну точку, прямо над моей головой.

– Что? – встревоженно спросила я. – Филли, что стряслось?

– Мама звонила.

– И что? – Мое сердце ухнуло. Мне стало страшно.

– С папой беда.

– О господи! – Я зажала рукой рот.

– Он хотел поехать в полицейский участок. И сдаться.

Я вытаращилась на нее. Язык онемел. Ее глаза медленно опустились и встретились с моими.

– Это был папа, Рози. Он только что признался. Это он убил Гарри.