Глава 1

– Она тебя с потрохами съест, – ядовито заметила Джесс. Стерев пятнышко сажи с кувшина из споудского фарфора, она поставила его на прилавок.

– Кто? – Я прекратила разглядывать разнообразные безделушки и антикварные вещицы и обиженно посмотрела на нее.

– Твоя свекровь, кто же еще. Сама лезешь в логово львицы. Ты же не сказала ей, что поедешь смотреть дом?

– Конечно, сказала, – горячо ответила я. – Господи, Джесс, да если бы тебе предложили отремонтированный амбар в живописной идиллической деревушке и доплату в размере годичного обучения в школе для двоих детей, ты бы точно не упустила такую возможность! Спорим, ты ухватилась бы за нее двумя руками. К тому же она моя бывшая свекровь, а это большая разница.

– Чушь, – фыркнула Джесс, раскладывая пригоршню серебряных ложек на нашей выцветшей бархатной скатерти. – Она так не считает. Для нее ты всегда будешь матерью ее внуков, и в этом-то и загвоздка, моя дорогая Люси. И именно поэтому тебе предложили такую заманчивую сделку: наследный замок Незерби с разваливающимися башенками и никому не нужными акрами земли. Твое благосостояние здесь совершенно ни при чем, не говоря уж о твоем бесспорном обаянии. – Она просияла и проплыла мимо меня: на горизонте показался покупатель.

– Да, мадам, это вустерский фарфор. Вы абсолютно правы, горлышко слегка повреждено, но в целом чайник в прекрасном состоянии для такого редкого предмета, вы не находите?

Джесс сияюще улыбнулась «мадам», закутанной в этнические шерстяные покрывала: для июня день выдался поразительно холодный. Покупательница, по всем приметам опытный знаток и страстный поклонник блошиного рынка на Портобелло-роуд, подозрительно осматривала наш товар сквозь стекла очков. Окинув искушенным взором ассортимент нашей лавки, она фыркнула и поставила чайник на место. Суда по всему, Джесс ее не убедила.

– Нет, – отрезала она. – На самом деле чайник в отвратительном состоянии. И вообще, эти ярлыки, которые вы наклеиваете на товар, совершенно не соответствуют действительности. Кто вы такие, чтобы утверждать, будто это «весьма изящный образец раннего майсенского фарфора»? Это я должна решать, изящный он или нет, и мне непонятно, почему тот кусок старого кружева вы назвали «абсурдно милым», и почему та ржавая старая масляная лампа – «неотъемлемо важный образец использования лепнины во французском антиквариате восемнадцатого века».

– Это чтобы помочь нашим менее проницательным покупателям, – льстиво промурлыкала Джесс. – Чтобы подтолкнуть их в правильном направлении, как говорят антиквары, помочь им выбрать нужную эпоху и даже страну, чтобы им не приходилось задавать вопросы и чувствовать себя невеждами. Я вижу, что вам не нужны подсказки, – она выразительно закатила глаза, – но только посмотрите, какие замечательные вещицы у нас здесь.

Я улыбнулась, потягивая горячий шоколад из пластикового стаканчика, обхватывая его замерзшими пальцами и раздумывая о том, что ярлыки Джесс с каждой неделей становятся все более наглыми. В антикварной лавке мы работали временно, заменяя мою маму, Мэйзи, которая торговала на Портобелло-роуд с начала времен, еще когда я была маленькой. Но в последние пару недель из-за хронического артрита она чуть было не продала все предприятие: тогда-то я и предложила взяться за дело и подменить ее, пока ей не станет лучше, и притащила с собой лучшую подругу. Джесс была только рада сменить обстановку – раньше в выходные она занималась тем, что меняла подгузники маленькому сыну. Ну а я… Антиквариат был моей страстью, и я была счастлива. Счастлива просто дышать воздухом знаменитой Портобелло-роуд и таращиться на прилавки, расставленные на улице: серебро рядом с настенными и наручными часами, утварь со старых ферм рядом с пожелтевшими книгами, накрахмаленные платьица для крестин викторианской эпохи, развевающиеся на ветру бок о бок с реликвиями, принадлежавшими знаменитостям, и, безусловно, эклектичная коллекция моей матери, в которой было все что угодно: от пепельниц из французских кафе до эксклюзивного фарфора и выцветших открыток в технике сепии. Я даже добавила пару собственных предметов, назначив нелепо высокую цену, и следила за ними, как ястреб, втайне рассчитывая, что их никто не купит, хотя мне позарез нужны были деньги.

Волновалась я зря. Мы сидели здесь уже третью субботу подряд, окруженные, как нам казалось, самой замечательной и интересной домашней утварью чужих людей, но продать нам удалось немного.

Сегодня бизнес шел из рук вон плохо, и мы совсем опустили руки.

– Ладно, – пробормотала Джесс. – Давай сворачиваться.

– Сколько мы сегодня заработали? – спросила я. Джесс выложила на стол маленький бархатный мешочек с деньгами.

– Двадцать два фунта и… шесть пенсов.

– Хуже еще не бывало.

– Знаю. – Она вздохнула и убрала деньги в мешочек. – Что ж, – ворчливо произнесла она, – ты всего этого больше не увидишь. Но я по-прежнему считаю, что ты продаешь душу дьяволу.

– Ой, не преувеличивай! – огрызнулась я. – Какие у меня варианты? Мне не по карману отправить Бена в хорошую школу, а нынешнюю он ненавидит, и я не могу больше жить в этой крошечной конуре. Даже если бы я могла себе это позволить – а я не могу – в квартире нас трое, и она лопается по швам. И я уж точно не могу переехать обратно к Мэйзи и Лукасу и вечно путаться у них под ногами. Да и сама подумай, Джесс, что может быть лучше, чем жить за городом? – спросила я. – Дети будут ходить в школу через поле, кататься на пони, – мечтательно произнесла я. – Мы будем строить дамбы на речке и собирать маргаритки, ну, сама понимаешь…

– И плести из них венки, – сухо проговорила она, – а потом пускать их по воде. Брось, Люси, ты городская девчонка до мозга костей, и ты это знаешь! Тебе будет не хватать всего этого! – Она обвела рукой шумную улицу, где было полно торговцев, туристов, которые оживленно болтали, смеялись, торговались и ели на ходу. – Ты соскучишься по шуму. Я готова признать, что свежий воздух улучшает цвет лица, но для мозга он не так уж полезен – в деревне ты деградируешь! Господи, да ты даже не сможешь найти, с какого конца доить корову. И ты сама говорила, когда выходила замуж за Неда, что ни за какие коврижки не согласишься жить рядом с его ужасными родителями – а теперь посмотри, что ты творишь. Его уже нет в живых, а ты все туда же.

– Джесс, я должна как-то сводить концы с концами, – нервно проговорила я.

– Да, и отправиться жить в поместье твоего свекра и свекрови, целиком на их попечение, чтобы стать полностью от них зависимой и являться по первому же зову? Чтобы эта лошадиная рожа тобой командовала, а старый бабник, твой свекр, щипал тебя за задницу при каждой возможности? Смотреть, как несчастная Лавиния напивается до алкогольной комы, и Пинки, или как там ее, весело кувыркается на сеновале с конюхами, а брюзга Гектор предпринимает вялые попытки убедить отца, что он достоин в один прекрасный день унаследовать все это хозяйство? И при этом тебя постоянно окружают воспоминания о покойном муже! – Ее бледное лицо порозовело, глаза сверкали. Я молча смотрела на нее.

– Извини, – резко проговорила она и отвела глаза. – Но ты знаешь, что это за люди, Люси, – не унималась она. – Ты-то по крайней мере осознала трагедию, пережила ее и держалась молодцом, но прошло уже четыре года, а они не продвинулись ни на шаг! Устроили в доме мавзолей Неда – куда ни глянь, его фотографии, коллекция окаменелостей так и стоит в холле, его крикетные биты развешаны по стенам, даже его детские рисунки висят на кухне – бред какой-то! Его комната в богом забытой башне так и осталась нетронутой, а как они о нем говорят! Постоянно, как будто он до сих пор жив и сидит с ними за столом, и это не нормальное, непринужденное упоминание его имени в разговоре – нет-нет, они говорят о нем долго и напряженно, часами, как будто им так психиатр приказал. От Неда нигде не скрыться. Странно, что они не забальзамировали его и не поставили гроб в подвал. – Увидев мое лицо, она осеклась.

– Хорошо, хорошо, – торопливо пробормотала она, взваливая на спину рюкзак с фарфором и поднимая складной стол за один конец, – это было бестактно, согласна. Но ты должна признать, Люси, ты словно перенесешься на три года назад, а ведь ты такая молодец. Работаешь четыре дня в неделю в «Кристи», в отделе фарфора… У детей все в порядке, и ты стала чувствовать себя намного лучше. Черт возьми, Люси, ты наконец-то вылезла из петли! – Мы взяли наш столик и окунулись в самую гущу Портобелло-роуд. Моросил дождь, и мы продирались сквозь толпу, нагруженные товаром.

– Я понимаю, с деньгами у тебя туго, – она пыталась перекричать шум, – ну подожди еще пару лет, и все наладится, ты все преодолеешь. Но бросить Лондон, квартиру, и опять погрязнуть в болоте этой проклятой семейки…

– У меня не туго с деньгами, Джесс. – Я вдруг остановилась посреди улицы, и ей тоже пришлось замереть. – Их просто нет, черт возьми! Я надрываю живот в «Кристи», получая копейки…

– Но ты любишь свою работу!

– Да, и я смогу продолжать ею заниматься.

Она раскрыла рот.

– И жить в Оксфордшире?

– Конечно! Это же не край земли, люди и оттуда ездят на работу! Возьму два полных дня, мне это больше подойдет, – уверенно заявила я. – Как бы то ни было, – вздохнула я, поднимая стол и снова пускаясь в путь, – я же тебе говорила, я не могу больше жить в этой квартире. Мне это не по карману. Мне даже городские налоги не по карману.

– Тогда почему бы благородному лорду и леди, твоим свекру и свекрови, не предложить тебе деньги на квартиру? – возмутилась она. – Или… или помочь тебе поселиться где-нибудь в другом месте, но в Лондоне? Почему ты обязательно должна жить с ними?

– Потому что Бен скоро идет в подготовительную школу, и они предложили оплатить обучение, – терпеливо объяснила я. – Ему нужна школа, где помогут справиться с дислексией.

– И потому что они хотят отправить его в «правильную» школу, в школу, которую выберут они, а не в Хайфилд-роуд, где он учится сейчас…

– Где его обижают, и ученики нюхают клей.

– В куда более традиционное заведение, где из него сделают мужчину, вылепят из него такого же гвардейца гренадерского полка, как его дед. Они хотят контролировать тебя, Люси, они именно этого и добиваются. Спорим, до них дошел слух, что ты пару раз ходила на удачные свидания, и они хотят задавить это в зародыше? Но что самое важное, они хотят контролировать мальчиков. Следить за ними, выбирать им друзей – за этим ты и нужна им там, в отремонтированном по последнему слову дизайна амбаре на задворках их особняка!

– О, не говори глупости, – горячо возразила я. – Ты слишком цинична, Джесс. Ты переживаешь из-за классовых различий, да? Ты терпеть не можешь охотников, разгуливающих в бриджах, а это же все мелочность, предрассудки, снобизм. Все равно что нападать на этнические меньшинства, потому что от них несет карри.

В ответ она лишь презрительно фыркнула, но не стала сразу же протестовать.

– Я признаю, – продолжала я, воодушевившись ее молчанием, – мать Неда порой бывает немного… – я замялась в поисках нужного слова, – сложной в общении…

– Сложной в общении? – взорвалась Джесс. – Да ее подушкой хочется удушить, как ты сама как-то раз сказала.

– Но знаешь, в последнее время, – торопливо продолжила я, облизнув губы, – мы с Роуз вроде как нашли общий язык.

– Что?

– Даже если это не так, – упрямо проговорила я, – я просто не могу смотреть в зубы дареному коню. Речь идет о финансовой безопасности для меня и полной безопасности моих детей. Джесс, ты понятия не имеешь, что значит перебиваться на жалкое вдовье пособие. Я вся испереживалась. Это же как манна небесная!

Когда я получила письмо Роуз, я плакала, если хочешь знать, я рыдала, так я обрадовалась, черт возьми! Так что замолчи и прекрати портить мне малину.

Она скорчила рожу, но вид у нее был виноватый.

– И тебе придется мириться с сумасшедшими тетками, живущими по соседству, – спустя какое-то время напомнила мне она.

Я улыбнулась:

– Обожаю сумасшедших теток.

Она вздохнула, мы опасливо пробирались сквозь очередной запруженный переулок.

– Ну, пожалуй, с ними действительно будет потеха – по крайней мере, они тоже натерпелись от Роуз. Хм-м… – задумалась она, – может, они ее задушат?

Я остановилась и снова заставила ее повернуться ко мне лицом.

– Спасибо, Джесс, ты мне очень, очень помогла. Она открыла рот и изобразила было изумление, но потом отвела глаза.

– Извини, – пробормотала она, ковыряя землю ботинком. – Просто я о тебе забочусь. И я буду скучать. Я эгоистка, конечно. Но все равно мне кажется… – она нахмурила лоб и попыталась ответить честно, – мне кажется, что тебя там ничего не ждет.

– Ты имеешь в виду мужчин? – мрачно заметила я, когда мы подняли наш груз и опять зашагали сквозь толпу.

– Сама посуди, там, где они живут, светская жизнь отсутствует напрочь. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь вся деревня принадлежит им, не так ли?

– Раньше принадлежала, – пробормотала я.

– Что?

– Раньше принадлежала, – устало выкрикнула я, пытаясь заглушить шум. – Теперь у них только половина.

– Вот видишь? Половина чертовой деревни! Где полным-полно престарелых приживалов, до сих пор болеющих авитаминозом и холерой. Спорим, Роуз благосклонно навещает их с корзинкой кроличьих тушек и ставит им припарки? И наверняка раздает милостыню, вытирая их сморщенные горячечные старые лбы. Да тебе повезет, если отыщешь хоть одного мужика моложе восьмидесяти. Наверняка все, кто моложе, давным-давно сбежали в Милтон-Кейнс.

Я стиснула зубы и поплелась дальше, игнорируя ее слова.

– Может, и встретишь какого-нибудь кузнеца, – недовольно продолжала она. – Каленое железо, литые мускулы. Но ты никогда в жизни не познакомишься с умным парнем. Кстати… – Она вдруг замолкла. – Что случилось с тем симпатичным адвокатом, с которым ты встречалась?

– О боже, нет, только не он. Слишком любит шабли и самого себя.

– Хорошо, а с тем парнем, о ком ты говорила на прошлой неделе – Чарлз или как его там? Мужчина мечты всего офиса?

– Чарли. – Я тут же покраснела: слава богу, что она не видит. Черт, я что, сболтнула, что он из нашего офиса? Скорее всего.

– Ага, вот видишь! Чарли. Так ты не станешь с ним встречаться, да?

– Может, и стану. Между прочим, он живет неподалеку от Оксфорда, – выпалила я, не в силах удержаться.

Она вдруг замерла, бросила стол и заставила меня остановиться позади нее.

– Так-так, – медленно проговорила она, внимательно глядя на меня. – Ты знала об этом, когда Роуз тебе предложила?

– Предложила что? – ляпнула я, отчаянно пытаясь выиграть время.

– Предложила переехать к ним, бога ради!

– Ну, я… – Я замялась. Черт, так и знала, что не надо было заговаривать о Чарли! Ну зачем я про него ляпнула?

– Чарли тут ни при чем, – торопливо поправилась я, чувствуя, что лицо у меня до сих пор красное, как рак. – Дело в том, Джесс, что я толком его не знаю, но даже если бы и знала, он все равно мне не подходит, это исключено.

– Почему?

– Потому что… я не для него.

– Чушь собачья, – фыркнула Джесс. – Что значит – ты не для него, Люси, ты же настоящая красавица! Просто ты слишком рано вышла замуж, и никто не успел сообщить тебе об этом, полюбоваться тобой, позаигрывать. В колледже Нед захомутал тебя минут за десять.

– Неправда. – Я смотрела в одну точку, мимо нее.

– Ага, как же, неправда, ты абсолютно права. Светлые волосы до талии, голубые глаза, фигура, за которую убить можно – это точно, ты просто страшилище. Без страха взглянуть нельзя. Как ты вообще смотришь на себя в зеркало по утрам? «Я не для него»? Не смеши меня! Ты просто не привыкла, что мужчины на тебя пялятся, вот и не замечаешь, что он все глаза проглядел. – Она внимательно посмотрела на меня из-под темной челки. – Ничего себе, какая ты красная. Багровая! Так что это за парень?

– Я же тебе говорила, Джесс, – огрызнулась я. – Никто. Оставь меня в покое и займись своей жизнью, ладно? Ну почему у меня такие наглые подруги? – Я хотела двинуться вперед, но она накрепко приросла к тротуару. И вперилась в меня глазами.

– Значит, с ним что-то не так.

– С ним все в порядке.

– О нет, не в порядке. Ты скрытничаешь, Люси, а ведь я тебя знаю. – Она задумчиво прищурилась. – Он женат, да?

– Нет, конечно! – выпалила я. – Стала бы я связываться с женатиком!

– Спорю на что угодно, что стала бы, и знаешь почему?

Я потупилась и закусила щеку.

– Потому что он наверняка немного старше тебя, немного опытнее, и ты чувствуешь себя в безопасности. Но самое приятное в том, что он занят, поэтому на глубокие эмоции рассчитывать не приходится. И, наконец, никаких обязательств – тебе не надо думать об ответственности! О-о-о да, идеальный вариант. – Она злорадно потерла руки. – Безупречный!

– Прекрати, Джесс, – рассердилась я. – Я же сказала, между нами ничего нет. Я слегка увлеклась, только и всего. Это безобидная влюбленность на расстоянии – все равно что сидеть в парикмахерской и мечтательно разглядывать фотографию Хью Гранта в «Хелло!». Он заставляет мое сердце биться быстрее, когда я прохожу мимо него на ули… в офисе, – торопливо поправилась я. – Только и всего.

– Надеюсь, ты говоришь правду, – угрюмо проворчала Джесс. – Ты знаешь мое мнение о женатых мужчинах. Это запретная территория, Люси, не забывай.

– Забудешь тут, когда ты постоянно тычешь мне в лицо своим идеальным браком.

Внезапно мы в ужасе уставились друг на друга. Я нервно сглотнула.

– Ну почему мы ссоримся?

– Не знаю. – Джесс виновато потерла затылок – Думаю, это моя вина. И все равно, – отмахнулась она, – тебе не хуже моего известно, что мой брак далек от совершенства. Отчасти проблема в том, что Джейми тоже хотелось бы стать мечтой всего офиса, чтобы женщины с открытым ртом пялились на его точеные черты, стоя рядом с ним у ксерокса. Но этого не происходит, потому он сам пялится на их буфера.

– Все мужчины так делают, Джесс, – великодушно произнесла я, понимая, что она по доброте душевной нарочно ругает своего мужа ради подруги, то есть меня. – Ты просто должна смириться. К тому же какая разница, главное, чтобы он их не трогал, – уверенно добавила я.

Джесс вздохнула, и я поняла, что она думает о том, как могла бы сложиться ее жизнь. Умница с ньюкасловским дипломом и десятком предложений о работе, Джесс без усилий сделала карьеру в коммерческом банке. Через пару лет ее уже хотели сделать партнером, у ее ног был весь мир и горстка высокомерных мужчин из Сити, и тут – бац! Она забеременела. Ничуть не смутившись, она вышла замуж за счастливца (слава богу, она была в него влюблена) и тут же наняла няню, твердо вознамерившись ровно через девять месяцев выйти на работу. Однако случилось нечто странное. Когда родился ребенок, мать-природа потребовала свое, и после продолжительных слез и самокопания Джесс поняла, что вернуться на работу не сможет. В момент кризиса, в то самое фатальное утро понедельника, прижимая ребенка к груди, она уволила няню и треснула входной дверью, оставив за ней весь мир. С залитым слезами лицом, в грязной ночнушке, она вернулась в кровать с сыном. Все были в шоке – особенно Джейми, которого не на шутку встревожила образовавшаяся в результате ее увольнения дыра в семейном бюджете (и его можно понять). Но он воспринял новость достойно и на следующий день в некотором недоумении вышел на работу: теперь ему пришлось трудиться усерднее, так как он стал единственным добытчиком, вынужденным содержать жену и ребенка.

Но Джесс, которая сама когда-то была карьеристкой, не могла рационально и бесстрастно реагировать на его «сверхурочные часы». Ее терзали сомнения по поводу местонахождения мужа-журналиста, красавца с искорками в глазах, и она переживала по поводу странных телефонных звонков на домашний номер.

– Вчера звонила какая-то лошадь, – процедила она, когда мы пошли дальше. – Просила номер мобильника Джейми. Ржала, как будто у нее уздечка во рту: «Пре-ет, Джесс, это Спанки-Банки. Слушай, у Джейми срочное задание, не могу до него дозвониться, а я как раз могла бы ему помочь, о'кей?» У меня чуть не вырвалось: «Знаешь что, если он явится домой в полночь, будет ему задание – вытаскивать мясницкий нож у себя из спины».

– У журналистов ненормированный рабочий день, – успокоила ее я. – И они общаются с такими чудиками. Ты знала об этом, когда выходила за него.

– Наверное, – апатично бросила она. – Просто… просто тогда мы были на равных. Когда он говорил, что на следующей неделе у него конференция в Богноре, я отвечала, что отправляюсь в Нью-Йорк подписывать контракт. А теперь могу только уткнуть руки в боки и проорать: «Ага, как же!» А когда он возвращается, я по ночам рыскаю по его карманам, ищу счет из отеля с записью «завтрак в постель на двоих».

Когда мы наконец свернули за угол улицы, где жили мои родители, уже почти волоча тяжелый стол за собой, она вздохнула.

– Я только прошу тебя, Люси, не забывай о том, что у этого типа, Чарли, есть жена.

Я с треском бросила стол – надеюсь, отдавила ей ногу. Она резко обернулась.

– Пойми же наконец, Джесс! Говорю тебе, он даже не подозревает о моем существовании, господи, да я для его жены вообще никакой угрозы не представляю! Выброси это из головы, ладно? Проклятье, зачем я вообще тебе сказала! – Я готова была рвать волосы на голове. – Ну зачем я тебе сказала?

– Затем, что пока ты не поделилась с друзьями своей мечтой, ей не хватает реальности, – пояснила она. Мы подняли стол и ловко перекинули его через низкую ограду в крошечный садик моих родителей.

– Ах так?

– Ага. Если ты никому о ней не расскажешь, она вроде как и ненастоящая, – проговорила она, мудро улыбаясь. – Разве ты не знала? – Я хотела возразить, но она быстро наклонилась вперед и коротко чмокнула меня в щеку в знак примирения. – Пока, мне пора в мой зверинец.

Она зашагала по улице и, не оборачиваясь, помахала мне рукой. Я помахала в ответ, пыхтя, взгромоздилась по ступенькам с двумя рюкзаками и толкнула плечом ярко-голубую парадную дверь.

Дом моих родителей – классический пример мудрого вложения в недвижимость. Как показало время, необычайно мудрого. Сорок лет назад, спустя пять лет после того, как мой отец, Лукас, приехал из Польши учиться в Оксфорде, он купил дом номер 36 по Берлингтон-Виллас практически за бесценок. Тогда это был кривой тонкостенный таунхаус в паршивом районе, где на улицах валялись мешки с мусором, а помои переливались через край. И даже тогда, с папиной зарплатой хормейстера, этот дом был ему не по карману, но ему надо было где-то жить с женой и маленькими детьми, поэтому он рискнул и снял верхний этаж. Сейчас, разумеется, по словам агента недвижимости, район стал «процветающим», и дом номер 36 превратился в «элегантный коттедж с террасой в престижном квартале». Не считая ежегодной покраски фасада в веселый цвет – в данный момент он был яблочно-зеленым, – Мэйзи не прилагала никаких усилий, чтобы соответствовать нашим соседям: преуспевающим молодым магнатам массмедиа слева и интернет-миллионерам справа. У них были блестящие парадные двери и оплетенные цветами окна, а в саду у Мэйзи буйно цвели лишь одуванчики. И если она не слишком ухаживала за домом снаружи, то о внутреннем его убранстве не беспокоилась вовсе.

Зажмуриться и толкнуть дверь – единственный способ протиснуться по узкому темному «коридору смерти», как его называл мой брат: от пола до потолка все завалено книгами Лукаса и коллекцией антикварного хлама Мэйзи. Пробираясь сквозь мрак, вытянув руки, молясь о благополучном прибытии хоть куда-нибудь, вошедший наконец сворачивал налево и оказывался в гостиной. Это была узкая, сильно вытянутая в длину комната – Лукас и Мэйзи сделали уступку современному дизайну лишь однажды, сломав стену между двумя комнатами и объединив их в одну (они проделали это вместе, в халатах, как-то раз субботним утром, пока мы, дети, надрывались от смеха). В результате такой перепланировки в доме стало еще больше хлама: антикварные канделябры, комоды эпохи короля Георга и женские фигурки ар-деко, поддерживающие светящиеся шары, боролись за пространство с трехногими викторианскими пузатыми креслами, эмалированными чайниками, грудами ножей и вилок и старинными мисками. Любое пустое пространство на полу или на столе было занято всевозможными штуковинами, и только крышка пианино была священным местом. Здесь в абсолютном одиночестве лежал большой рыжий кот, и единственной вещью, которую он терпел рядом с собой на пианино, был другой музыкальный инструмент – драгоценная скрипка Мэйзи.

Моя мама – профессиональная скрипачка (и чертовски хорошая, угрюмо твердил Лукас всем и каждому). Иногда нам удавалось убедить ее достать старую скрипку и поиграть. Тогда Лукас непременно ударялся в воспоминания о том, как выбегал из школьной церкви, где преподавал в молодости, минуя ряды маленьких мальчиков в рясах, несся по Бердкейдж-Уок и был в церкви Святого Мартина как раз к началу ее сольного концерта в обед, чтобы восхититься ее безупречной техникой владения смычком и прямыми длинными ногами.

С тех пор прошло пятьдесят лет, но сейчас, несмотря на артрит, мама ползала среди хлама в гостиной на четвереньках, катая на спине младшего внука. Вместо поводьев на ее шее был электрический шнур, а на голове – старый абажур – видимо, эта лошадка носила шляпу. Ее длинные ноги и теперь были красивы, без единой шишки, но ярко-рыжие волосы приобрели тускло-золотой цвет. Голубые, как у кельтов, глаза, которые сейчас смотрели на меня, слегка затуманились, но по-прежнему были огромными, и по ним по-прежнему можно было узнать важные новости. Четыре года назад эти глаза сообщили мне о том, что мой муж мертв – мама при этом не произнесла ни слова.

Мой младший сын Макс завизжал от радости, когда я вошла в комнату, и Мэйзи села, чтобы он съехал с ее спины.

– Что-то ты рано вернулась, дорогая – плохой день? Значит, у тебя нет для меня денежек, моя красавица? – протянула она. – Как торговля?

– Ужасно, – простонала я, бросив на пол бархатный мешочек с деньгами и рухнув в кресло. Я усадила Макса рядом с собой, и он схватил мою сумку и со всей тщательностью отдела по борьбе с наркотиками принялся выворачивать ее в поисках конфет.

– Вот, возьми, – я порылась в сумочке, протянула ему драже и потерла глаза. – Мэйзи, сегодня просто очень, очень плохой день. Наверное, из-за погоды. Но спасибо, что взяла детей. Мне все равно понравилось работать. Они нормально себя вели? И где Бен?

– Они с Лукасом пошли на новую выставку Ховарда Ходжкина, – ответила она. – Но Макс не захотел, правда, дорогой?

– Очень холодно, – пробормотал Макс, посасывая конфету. – И я уже видел картину, – с важным видом сообщил он мне.

– Конечно, видел, дорогой, – проговорила я, крепко его обнимая. – Но если ты видел одну картину, это не значит, что на другие и смотреть не надо. Ховард Ходжкин, говоришь? – Я взглянула на Мэйзи поверх головки Макса и улыбнулась. Мне нравилось, что папа в семьдесят с лишним лет держит руку на пульсе современного искусства; более того, он берет с собой на выставку восьмилетнего внука, чтобы тот тоже был в курсе дел.

– Чаю выпьешь, дорогая? У меня еще заварка в чайнике осталась. – Мэйзи поднялась на ноги и отряхнулась, разглаживая старое голубое платье в богемном стиле, которое она носила почти каждый день, и надевая расшитые стразами шлепанцы.

Я с нежностью смотрела на нее. Легко угадать, почему я так люблю одежду из секонд-хендов: жилеты из мятого бархата, шарфы с бахромой и вышитые крестьянские блузы. Я тоже носила все это почти каждый день, хотя чтобы не выглядеть «застрявшей в шестидесятых», все-таки старалась сочетать эти наряды с черными джинсами и высокими замшевыми сапогами.

– Хорошо, – поблагодарила я, вставая и следуя за ней на кухню. Мне было неприятно видеть, что она идет медленно и осторожно, держась за перила. Я остановилась, чтобы не торопить ее.

Когда мы оказались на кухне, распахнулась дверь черного хода, и в дом вбежал Бен, еле дыша, с раскрасневшимися щеками. За ним шел его дед: высокий, слегка сутулый и, как обычно, щеголяющий довольно модной фетровой шляпой.

– Мам! Ты не поверишь! Мы пошли в Национальную галерею, потому что все другие музеи были закрыты, и там была куча голых толстых женщин! Правда, Лукас?

– Правда, Бен, хотя, увы, только на картинах. Жаль, что там не было настоящих девушек, разглядывающих картины нагишом, лишь с сумочками и в очках! – Лукас подмигнул мне, бросил на стол каталог Национальной галереи и со вздохом сел в кресло. – Чашка горячего чая, – пробормотал он – легкий польский акцент был заметен до сих пор. – Как мило.

– И у них были огромные, гигантские задницы. – Бен схватил каталог и открыл его на нужной странице, чтобы показать мне. – Белые, рыхлые, мам, а груди так же висят, как у тебя, – смотри! Тогда это было очень модно. Подумать только, мам, в старые времена ты могла бы быть крутой девчонкой!

– Прекрасные новости, дорогой. Значит, я родилась всего парой веков позже, чем следовало?

– Мальчику важно расти и знать, что красивыми могут быть не только худосочные модели, – заметил Лукас.

– Он это и так знает, – мрачно проговорила я. – О, спасибо, Мэйзи. – Мэйзи поставила передо мной чашку чая, и я улыбнулась. – Я попью чай, и мы больше не будем тебе надоедать.

– Не спеши, дорогая, сиди, сколько хочешь. Ты вовсе не надоедаешь.

– Я знаю, но все равно…

Я прекрасно понимала, как утомительно может быть общение с маленькими детьми, особенно для таких немолодых людей, как мои родители. Мама родила двоих, одного за другим, когда ей было чуть за двадцать; они с папой воспитали детей, поставили их на ноги и зажили спокойно, решив в сорок лет наконец-то пожить в свое удовольствие. Наверняка они пришли в ужас, когда в сорок пять Мэйзи обнаружила, что беременна – мной. Но если и так, я об этом не узнала. Они никогда этого не показывали. Для меня они были самыми любящими и добрыми родителями, на зависть моим друзьям. Они были так спокойны, что, когда мой брат в десять лет ради шутки стал называть их по имени, они даже не заметили. И это вошло у нас в привычку.

Но я считаю, что семидесятипятилетние старики должны видеться с внуками пару часов в неделю, короткими и яркими вспышками. Потом, когда мы уедем, они тихо пообедают, Мэйзи настроит скрипку, а Лукас станет аккомпанировать ей на пианино; вечером они включат CD-проигрыватель и будут дремать в креслах под завораживающую музыку Моцарта. Вместе, в полной безмятежности – как и должно быть.

– Идите сюда, вы двое. – Я наклонилась и стала натягивать на Макса свитер. – Возвращаемся домой. Но только на пару дней – потом, дорогие мои, мы переезжаем!

– О! – Мэйзи обернулась и ударила себя по лбу. – Чуть не забыла. Звонила Роуз.

– Неужели? – Я подняла голову.

– Сказала, что в четверг она тебя ждет.

– Угу.

– И еще что-то про няню.

– Какую няню? – Я села на корточки и думать забыла о Максе, который просунул руку только в один рукав. – Что? Что про няню?

– Она подумала, что будет лучше, если ты будешь по вечерам ужинать с ними, а не сидеть в одиночестве в своем доме, – неуверенно проговорила Мэйзи. – Видишь ли, она не может допустить, чтобы вся семья сидела за столом, а тебя не было, поэтому она пригласила одну девушку – очень милую, по ее словам, – чтобы та приходила и сидела с мальчиками. – Мэйзи замолчала и, нахмурившись, посмотрела на мужа. – Так она и сказала, правда, Лукас?

Лукас медленно оторвал карие глаза от газеты и посмотрел на меня.

– Да, дорогая, – тихо произнес он, – так она и сказала. Почти слово в слово. Что ужинать ты должна будешь с ними, в доме.

Он пристально смотрел на меня, но я не выдержала и отвела взгляд. Посмотрела в чашку и поспешно глотнула. Чай был совсем холодный.

 

Глава 2

Нед умер при родах. Рожала, естественно, я, а не он. Даже Неду, который легко справлялся с большинством дел, было не под силу произвести на свет ребенка. Нет, он умер, когда я рожала Макса. Когда я тужилась и потела, ругалась и проклинала все на свете, выталкивала наружу этого несчастного младенца и орала на врачей и медсестер – где, черт возьми, мой муж? Я впивалась ногтями в руку Мэйзи и кричала: «Приведите его сюда, немедленно! Не хочу, чтобы он пропустил рождение сына! И он сам хотел присутствовать при родах!» И все это время ребенок толкался у меня внутри. Я боролась с приступами боли, стиснув зубы и зажмурив глаза, и каждая схватка приносила новые мучения, а Нед все не приходил – так где же он? Почему он не пришел? Как он мог пропустить такое?

А потом вдруг мне стало все равно. Вдруг экран компьютера рядом со мной, который отслеживал сердцебиение малыша, стал тревожно пищать. Линия сердцебиения завращалась, стала рисовать какие-то безумные, бессвязные точки, и врачи взволнованно склонили головы. Помню, как они обеспокоенно бормотали, что ребенок в опасности, что пуповина обмоталась вокруг шеи – а потом бесцеремонная рука врача ощупала меня, чтобы подтвердить опасения.

После этого на их лицах застыла судорожная паника. Действительно, пуповина обмоталась вокруг шеи. Может, ему не хватает драгоценного кислорода? Повезут ли меня в операционную делать кесарево? Нет, уже слишком поздно, ребенок выходит, появилась головка, и… боже мой, умоляю, спасите моего ребенка, моего бесценного малыша! Потом, когда вышла голова, помню только пронзительную слепящую боль. Отвратительный последний толчок – и он выскользнул, как тюлененок.

Я в бессилии откинулась на подушки, вперившись в потолок расширенными от потрясения глазами: боль прошла. Кто-то радостно подхватил ребенка, поднял его в воздух над моей головой. Все замерли, и мне протянули малыша.

– Смотрите, у вас мальчик.

Я с нетерпением посмотрела на него, губы растянулись в слабой улыбке – я так ждала этого момента, так хотела сжать его в объятиях. Я посмотрела на него. И раскрыла рот от ужаса. Сначала я даже не могла говорить, а потом…

– О господи, – ахнула я. – Он негр.

В голове был сплошной туман, я не могла поверить! «Но… я ничего такого не делала, – судорожно размышляла я, – ничего такого не было! Я бы обязательно запомнила, если бы…»

– Нет, дорогая, – поспешила успокоить меня медсестра. – Он просто посинел. Очень сильно посинел, но кожа уже становится нормального цвета, видите? Это из-за недостатка воздуха в легких.

– О! О господи, а я подумала…

Я оглянулась – все медсестры были с Ямайки. Ни одного белого лица. Четыре пары больших темных глаз разглядывали меня поверх масок.

– Извините, – пробормотала я. – Я не хотела… с ним все в порядке?

– Все хорошо, – хихикнула одна из сестер. – Все в порядке. Здоровый, крепкий мальчик – Она сняла маску и протянула мне малыша с широкой улыбкой на лице. – Думала, что придется назвать его Уинстоном, дорогуша?

Тут все они расхохотались, ударяя себя по бедрам и хватаясь друг за друга. Я смущенно улыбалась, глядя на маленький сверток, который и вправду розовел с каждой минутой.

– Я просто потихоньку схожу с ума, – пробормотала я. – Кто угодно сойдет с ума после таких схваток.

Да после любых схваток, раз уж на то пошло. Мэйзи… где Мэйзи? – Я оглянулась: меня вдруг охватила эйфория. Мне срочно надо было поделиться с кем-нибудь радостью. – Эй, нельзя ли позвать хоть кого-нибудь из моих родных? – со смехом произнесла я.

– Я здесь, дорогая, – раздался тихий голос из угла. Я повернула голову. Мэйзи была в комнате, но почему-то стояла за моей спиной, в тени, и прятала в рукаве носовой платок. Ее большие голубые глаза были полны ужаса.

– Нет, нет, Мэйзи, с ним все в порядке, все хорошо, – заверила я ее, одной рукой прижимая ребенка, а другой потянувшись к матери. – Не волнуйся, ему просто не хватало кислорода, а сейчас все в норме!

Она кивнула, подошла ко мне и взяла меня за руку, глотая слезы.

– Тогда я пойду скажу Лукасу, – пробормотала она. – Он в коридоре.

– Да, конечно, и Неду, – напомнила я, когда она собралась выйти. – Мэйзи, вы до него дозвонились? Попробуйте еще раз позвонить на мобильный или…

И тут я все поняла. Поняла, когда она опять повернулась ко мне лицом. По ее глазам я увидела, что случилось что-то чудовищное. В них таилось предзнаменование беды и страх.

Она покачала головой:

– Нет, я не дозвонилась. Но я попробую еще раз.

Я выпустила ее пальцы, и в моем сердце вдруг зародилось кошмарное предчувствие неизбежного. Я была парализована. Произошло что-то ужасное, настолько ужасное, что даже думать страшно. Что-то, о чем она не может мне рассказать – не сейчас, когда у меня на руках новорожденный. Когда прошло всего несколько минут после его рождения.

Я окаменела, мне было страшно, я начала дрожать. Через полчаса меня на кресле-каталке отвезли в отдельную палату, а Макса отнесли в детскую. Я лежала на кровати, парализованная страхом, и думала о том, что невозможно было вообразить. Так что, когда это случилось, я, как ни странно, была уже готова.

Вошли Мэйзи и Лукас. Они сели рядом на серые пластиковые стулья, лица у них были бледные и хмурые. И Лукас все мне рассказал. Ровным, тихим голосом, теребя в руках фетровую шляпу, с пепельно-серым лицом, он рассказал мне о том, как Нед спешил в больницу и потерял управление. Он решил срезать путь по дороге с работы, из видеомонтажной мастерской, и, говоря по мобильному телефону, слишком резко свернул и врезался в грузовик. Он не был пристегнут, пролетел сквозь ветровое стекло и умер мгновенно.

Теперь я помню, как на секунду у меня остановилось дыхание, и я подумала: вот так, наверное, чувствовал себя Макс, когда у него вокруг горла обмоталась пуповина. Мне казалось, будто меня душат. И в голове вдруг завертелись странные, неуместные мысли. Например, я подумала о том, что в тот самый момент, когда мой сын сделал первый в жизни вздох, его отец вздохнул в последний раз.

К счастью, после этого все воспоминания превратились в сплошное расплывчатое пятно: помню только, как дрожь переросла в неконтролируемую тряску, как кто-то накрыл меня одеялом и укутал, как маленького ребенка. Еще помню, что Мэйзи постоянно была рядом, все время держала меня за руку и не отпускала, и выглядела как девяностолетняя старуха.

Одно я помню точно: мне почему-то не приносили Макса. Может, думали, что я не хочу его видеть? Что это для меня слишком? Или по моему невнятному бормотанию они решили, что я его отвергну и вымещу на нем свое горе? В конце концов я просто села на кровати и стала орать. Медсестра с ребенком тут же прибежала по длинному коридору.

Бену тогда было четыре года, и кто-то должен был с ним поговорить: эту задачу взяли на себя Лукас и Мэйзи. Он пришел меня навестить. В моей памяти хранятся отдельные кадры того времени, но связной картины нет. К примеру, я помню, как Бен лежит на моей больничной койке и я прижимаю к груди его и Макса. Следующий кадр: Лукас отвозит нас домой; я на заднем сиденье, держу Макса, обнимаю бледного, молчаливого Бена. Потом мы оказываемся в подъезде моего дома, и нам предстоит преодолеть четыре лестничных пролета с колыбелькой на руках; Мэйзи открывает дверь наверху, и рядом с ней стоит моя сестра Ди, которая живет в Италии и только что прилетела: на их лицах застыла тревога.

Теперь мне говорят: «Наверное, с маленьким ребенком пережить трагедию было еще сложнее». Но на самом деле именно благодаря малышу я и справилась. И еще я никак не могла поверить в то, что произошло, поэтому мои умственные процессы затормозились и почти остановились. Тогда мне казалось, будто я – это не я. Я словно наблюдала за своей жизнью на расстоянии: у меня не было ни мыслей, ни планов, я просто существовала, внутри меня горел яркий огонь, но я была в растерянности, словно после мощного взрыва. Я не могла позволить себе расклеиться, так как мне надо было заботиться о Бене и Максе, и я все время чувствовала, что Мэйзи и Лукас рядом, что они следят за тем, чтобы у нас все было в порядке.

Мои родители тогда спасли мне жизнь: мы проводили все время или дома, или у них. Но и друзья очень меня поддерживали. Горе позволяет понять, кто из твоих друзей взрослый, а кто еще ребенок Кое-кто из моих друзей пропал, решив подождать, пока я не «приду в чувство», и с тех пор мы почти не виделись, а некоторые, например Джесс, всегда были рядом. Не надоедая мне, Джесс всегда приходила, когда я в ней нуждалась, и напивалась со мной, сидя до утра; она смеялась, когда смеялась я, и плакала, когда плакала я.

Я ходила к психотерапевту по понедельникам вечером – все равно что на курсы рукоделия. Вооружившись рулоном туалетной бумаги, я хныкала и злобно орала на очень милую женщину средних лет, страдавшую нервным тиком. Как-то раз я даже стала биться о стену, и ее тик стал неуправляемым. Она была не против, но и не помогала. Как раз после того случая один из моих соседей встретил меня на лестнице и сказал: «Если захочешь сломать стену, приходи к нам!» Так я и сделала.

В общей сложности у меня было пятеро соседей: Тереза, Карло, Тео, Рэй и Розанна, и все они, и мужчины, и женщины, вели себя просто потрясающе. Между прочим, в то время, когда я изо всех сил колотила их стены, я иногда поднимала голову и видела лицо Неда, улыбающегося мне с небес; клянусь, я слышала его радостный голос, который говорил: «Вот видишь? Смотри, каких друзей я тебе нашел, Люси! Смотри, какими людьми я тебя окружил! Мы приняли правильное решение, не так ли?»

Перед самой его смертью мы решили поселиться в этом доме. Раньше мы жили в квартире на первом этаже в Фулхэме; квартира была маленькая, темная, но ничего лучше мы позволить себе не могли. Правда, появился просвет, когда меня повысили в «Кристи», а Неду пообещали режиссерский контракт на съемку артхаусного фильма в его кинокомпании в Сохо. Хотя все это необязательно означало большой приток денег, доходы все же должны были увеличиться, поэтому мы и решили переехать. К тому же нам недавно повысили плату за квартиру, и должен был появиться второй ребенок.

Прислушавшись к здравым советам, вслед за всеми нашими друзьями мы послушно занялись поисками более просторного жилья.

Как-то днем Нед позвонил мне на работу.

– Давай встретимся в обед, – взволнованно проговорил он. – Я кое-что нашел.

– Что именно?

– Квартиру. Дом двадцать четыре по Ройял-авеню, в Челси. В двенадцать тридцать. Пожалуйста, Люси, просто приходи, и все.

И я пришла. Бегом прибежала с работы, правда, бежать было недалеко, от Южного Кенсингтона до Фулхэм-роуд, через переполненную людьми Кингс-роуд, потом налево, к Королевскому госпиталю и к реке. Приблизившись к нужному адресу, я замедлила шаг и в недоумении проверила записную книжку. Я оказалась на самой чудесной площади в Лондоне. Широкая и длинная, по обе стороны – высокие белые дома, похожие на свадебные торты, и у каждого – черно-белое клетчатое крыльцо, блестящие черные парадные двери и медные молоточки, поблескивающие на солнце. Я замерла и затаила дыхание. Такое впечатление, что я очутилась в Париже: гравий вместо травы, и кажется, что вот-вот появятся пожилые мужчины в беретах, играющие в лото. Но вместо этого на горизонте показались пенсионеры из Челси с медалями и тростями: они сели на скамейку погреться на весеннем солнышке. Я взволнованно сглотнула слюну. В одном конце площади толпились люди, но блестящие витрины Кингс-роуд не пропускали их с улицы, и никто не проходил на площадь мимо цветочника на углу. В другом конце были сады Королевского госпиталя: теплый, безмятежный островок зелени.

– Ты с ума сошел, – сказала я Неду, когда он появился. – Что это такое? Обувная коробка?

– Практически, – весело ответил он. – И не совсем по нашему бюджету, но ты только посмотри вокруг! – Он демонстративно обвел площадь рукой.

– Я вижу, но Нед…

– Пойдем, я тебе покажу!

Сжимая в руке ключи, он потащил меня к высокому каменному крыльцу, в общий холл. Дверь тихонько закрылась за нами. Мы поднимались по широкой лестнице, все выше и выше, пока наконец не добрались до четвертого этажа – еле дыша.

– Как мы будем подниматься с маленькими детьми? – прохрипела я. – С колясками? С велосипедами?

– Хорошая физическая нагрузка, – улыбнулся он. – А коляску будем оставлять внизу.

– Да что ты говоришь. А канистры с кислородом?

– Не трусь, – фыркнул он и вставил ключ в замок. Мы оказались в крошечном холле с белыми стенами, который вел в коридор.

– Это там, – проговорил он, шагая впереди, и, так как вдвоем протиснуться было сложно, я последовала за ним. Он свернул налево в спальню.

Я оглянулась и повела плечами.

– Неплохая, просторная комната, признаю, и… ты только посмотри на этот вид!

– Эй, потише, еще рано! Я припас самое лучшее на потом. А пока взгляни сюда. – Он вывел меня из спальни по коридору в другую комнату без мебели.

– Спальня мальчиков, – сообщил он. – Кровати поставим здесь, в углу.

– Мальчиков? – удивилась я, положив руку на маленький выпирающий живот. – Откуда ты знаешь, что будет мальчик?

– Поверь мне, я же перспективный кинорежиссер, – улыбнулся он. – А тут у нас вроде как кухня, – он исчез за дверью.

– Вроде как – это точно. То есть… – я обернулась. – Со спальнями все? Всего две?

– Именно – меньше придется убираться. Но Люси, ты только взгляни на кухню! Очень аккуратная, опрятная и… хм-м… чистая… И французская мебель, это же потрясающе! Очень шикарно, очень стильно, и сколько шкафов! – Он распахнул один из них, закрыл глаза и закружился. – М-м-м… отличное крепление, и… нет, Люси, подожди, не смотри пока в окно. – Он закрыл мне глаза рукой, увел из кухни, и мы очутились перед двойными дверьми. – Прямо как у Джейн Остин, правда? – засмеялся он, взяв за обе ручки и торжественно распахнув дверь. – Та-да!

Я затаила дыхание. Потому что одно было очевидно: эта комната – просто прелесть. Большая, просторная, пустая – что усиливало впечатление, разумеется; акры светлого деревянного паркета. С одной стороны всю стену занимали высокие окна со средниками, в середине окна были от пола до потолка и распахивались на балкон. Кто-то нарочно оставил их открытыми, и полотна муслина цвета слоновой кости, подвешенные вместо штор, развевались на ветру. И самое главное – какой отсюда был вид! Меня как будто потянули к окну на веревочке; я вышла на балкон и окинула взглядом крыши. На меня смотрела большая часть старого Лондона: справа – Кингс-роуд, слева – река и сады Королевского госпиталя.

– Может, там можно будет кататься на велосипеде, – заметила я. – Если разрешат, конечно.

– Конечно можно. А площадь? У нас есть ключ к воротам. И Люси, здесь есть ванная…

– Очень надеюсь, Нед, – проговорила я, заходя вслед за ним в квартиру. – Я же не собираюсь мочиться в реку. – Я заглянула в ванную. – Маленькая, – вздохнула я. – И душа нет. И все-таки подумай: всего две спальни. Хотя бы еще одну, – я закусила губу.

– Нам ни к чему больше двух, Люси. Иди сюда, я тебе кое-что еще покажу.

– Еще комнаты? – обрадовалась было я.

– Нет, но… – Он взял меня за руку и вывел из квартиры. Не отпуская моей руки, протащил через холл и постучал в зеленую дверь напротив.

– Нед! – Я в ужасе отпрянула. – Ты что такое делаешь?

Дверь открылась почти сразу: хорошенькая, южной наружности девушка высунула голову.

– Ага! – Она широко распахнула дверь. – Пришел! Говорил, что придет, и пришел. – Она уперлась руками в бока и восторженно глядела на моего мужа.

– Конечно, – просиял Нед. – Я всегда держу слово.

Я пораженно взглянула на него, а девушка потянулась и затащила нас через порог, одновременно крича через плечо:

– Карло! Non indovinerai mai, ё ritornata!

– Даешь обещания симпатичным девушкам, пока мать твоего будущего ребенка гнет спину на работе? – прошипела я на ухо Неду.

– И приводи твой красивый жена. – Она просияла, глядя на меня. – И беременный! Счастливица. – Я улыбнулась в ответ. Она мне сразу понравилась.

– Люси, это Тереза, – познакомил нас Нед. – У нее магазинчик на Кингс-роуд, где продается?..

– Так, всякий всячина, – она беззаботно отмахнулась. – Красивый шарф с бусина, пояс, шелковый штучка и бантика, который я покупай дешевле дома, в Италии, и продавай здесь сильно дорогой! – весело прощебетала она. – А это, – она махнула рукой, – моя муж Карло – у него нет магазин, но он всегда учить мне, как я должен заправляй мой бизнес!

Маленький смуглый человечек поднялся из-за стола в другом конце гостиной, где он и еще двое пожилых мужчин играли в нарды. Он отвесил легкий поклон и улыбнулся:

– Думаешь, она меня слушай? А? Очень приятен, Люси.

– А это, – продолжала Тереза, – наш хороший друзья, Тео и Рэй, который проживай на первый этаж, в хороший, крутой квартирка – они очень рад с вами ознакомляться!

Тео и Рэй вежливо встали: красивые, хорошо сохранившиеся мужчины в возрасте, в отглаженных джинсах, рубашках поло пастельных цветов и кашемировых свитерах, небрежно накинутых на плечи. Они одновременно пригладили блестящие седые волосы, и я заметила, что на запястьях у них висят маленькие кожаные барсетки. Явно дорогие. Они вместе выступили вперед и пожали нам руки.

– Значит, вы к нам переезжаете? Как здорово, – прогремел Рэй театральным голосом.

– Ну, я…

– Это так здорово, потому что ты имей маленький Бен, а я имей маленький Пьетро! – вмешалась Тереза. – Тоже четыре год, да? – Она бросилась показывать мне фотографию на заставленном безделушками комоде. Со снимка улыбался маленький темноволосый мальчик с курносым носом и озорными глазами. – Они подружайся, да?

Я улыбнулась:

– Было бы мило. Но нам с Недом еще нужно обсудить…

– Конечно! Нужно обсудить очень многое.

Я взглянула на Неда, который был бесконечно доволен собой. Он не смотрел мне в глаза, а завороженно разглядывал ковер.

– И скоро, – продолжала Тереза, – ты ознакомляйся Розанна, наш другой хороший друг. Обычно она захаживай за точило для нож, но сегодня нет, – она нахмурилась. – Не знай, почему. Она проживай на первый этаж, и…

– Как это сегодня нет, – промурлыкал шелковый голос за нашими спинами. – Я здесь, пришла за точилом, спасибо большое. Как обычно, Карло, ты просто прелесть. Извините за опоздание, дорогие, – проворковала она, дефилируя по комнате, – меня задержал отвратительный клиент. Хотел вернуться в детство, но я сказала ему, что больше не переодеваюсь в малышку мисс Маффет, и пусть не пялится на мои пуфики. Уговаривала его, уговаривала, но в конце концов он ушел. Здравствуйте, мои милые, – протянула она, обратив к нам выразительные синие глаза. – Тереза говорила, что вы к нам переезжаете, и вы не представляете, как я рада. Гетеросексуалы, да еще англичане. Такая редкость в нашем доме – вокруг одни иностранцы и педики. – Она закатила глаза, и ее друзья рассмеялись. – И у вас будет ребенок! – просияла она, глядя на мой живот. – Рай.

Я изумленно смотрела на эту очень красивую девушку: блондинка, загорелая, с головы до ног закутанная в шелка и замшу. Она театрально накинула палантин на плечи и опять закатила глаза. – Знали бы вы, как я люблю детей. Когда срок?

– В мае.

– Чудесно. Весенний малыш – будем все по очереди катать его по площади, чтобы полюбовался на нарциссы. Зашли в нарды поиграть, ребята?

– Нет, нам уже пора, – хором проговорили мы, и наконец, наконец, после многочисленных прощаний, благодарностей, обещаний вернуться и в следующий раз обязательно выпить по маленькой, мы ретировались.

И с шумом побежали вниз.

– Хитрец, – прошипела я.

– Что? – рассмеялся Нед.

– Ты меня подставил!

– Ничего подобного! Просто хотел, чтобы ты почувствовала местный колорит. Признай, здесь намного веселее, чем на Крэнборо-роуд в Клэпхеме.

Намного веселее – это точно, и куда разнообразнее. Но больше всего меня подкупила теплота этих людей.

Сомневаюсь, что биржевые брокеры с Южного берега оказались бы такими же добряками: знаю только, что, когда через шесть месяцев произошел этот кошмар, я оказалась здесь, на Ройял-авеню, с новорожденным ребенком на руках и без мужа, и эти люди не просто проявили доброту – они стали моей семьей. Поэтому мне и казалось, что Нед смотрит на меня с небес.

В те мрачные дни после смерти Неда я часами сидела на диване в просторной светлой комнате, малыш спал у меня на животе, а передо мной лежала груда скомканных салфеток. Мне было некуда деваться, и я бы так и приросла к этому дивану. Я бы сидела так целыми днями, пока Бен не приходил из школы. Но, как оказалось, это было невозможно. Утром раздавался тихий стук в дверь, приходила Тереза и спрашивала, не хочу ли я посмотреть ее новую коллекцию шарфов, или Тео говорил, что не будет меня заставлять, но им нужен четвертый игрок для партии в вист. Они были добры, никогда не надоедали и вели себя очень непосредственно. Мне не надо было договариваться или обещать, что я приду позже; я просто выдавливала из себя улыбку, отрывалась от дивана и плелась вниз. Потом, через час или около того, поднималась наверх. И этого было достаточно.

В квартиру Розанны никогда никого не приглашали, и этому я была только рада. Бен и Пьетро, которые стали неразлучны, как-то раз, хихикая, постучали ей в дверь, но она их выпроводила, осторожно загораживая от посторонних глаз члена совета министров в халате. «Сюда нельзя, мальчики, – тихо промурлыкала она, разворачивая их на лестнице. – В будуаре любви Розанны вам делать нечего».

Верная своему слову, она регулярно гуляла с малышом в парке.

– Конечно, это мой ребенок, – огрызалась она на каждого, кто осмеливался спросить. – Вы только посмотрите на его глаза!

Когда она возвращалась, я сонно, иногда пошатываясь, поднималась с дивана, и она сидела со мной, заботливо готовила бесчисленные чашки чая, весело щебетала и ждала, чтобы убедиться, что я снова готова следить за малышом.

Спустя какое-то время, когда я окрепла, мы с Терезой стали вместе отводить мальчиков в школу, а потом я шла с ней в магазин. Макс сидел у меня за спиной в рюкзачке. Я проводила в магазине час или около того, пристроившись на табуретке, помогала ей раскладывать шарфы по пакетам и вешала кардиганы на «плечики». Я смотрела, как приходят и уходят посетители, а потом плелась обратно в квартиру, чувствуя, что хоть немного глотнула жизни.

Так я и жила, ощущая себя как никогда уязвимой, окруженная самыми заботливыми людьми: у меня были мои родители и Джесс в одной части Лондона и мои новые друзья из Челси – в другой. И все они были бесподобны, и все делали все возможное, чтобы облегчить мое горе. И еще были родственники Неда, Феллоузы, которые, как мне казалось, лезли из кожи вон, чтобы усилить его.

С семьей Неда я познакомилась лишь летом девяносто третьего года, незадолго до того, как мы поженились, и через год после того, как мы начали встречаться – тогда мы еще учились в Оксфорде. Слишком уж много времени прошло, решила я одним ясным апрельским утром, когда мы ехали на лекции на велосипедах. Черт возьми, думала я, ведь Нед тысячу раз встречался с Мэйзи и Лукасом и даже жил у Ди во Флоренции (мой брат, живущий в Индии, оказался менее благосклонен): он уже почти стал членом семьи. Так почему я ни разу не виделась ни с кем из его родственников? В чем проблема, в самом деле? Неужели он их стыдится? Или стыдится меня?

– Их, – решительно заверил меня он, когда я зажала его переднюю шину на велосипедной стоянке и отказалась пропускать его, прежде чем он не признается.

– Они не похожи на меня, Люси, и не похожи на тебя. И на Мэйзи и Лукаса. Они ненормальные.

Я рассмеялась:

– Это еще почему? Это как? У них волосы на ладонях растут? Глаза посреди лба? Если это так, я не против! Нед, в каком смысле – ненормальные?

Он криво улыбнулся:

– Поверь мне. У тебя будет жуткий шок.

– Еще чего, – взбунтовалась я. – Отвезешь меня к ним в эти же выходные. Поедем и повидаемся с ними, Нед. Я надену платье и куплю твоей маме цветы, а ты отвезешь грязное белье домой, как все нормальные студенты. Ну что с тобой, мне же хочется растормошить всех скелетов у тебя в шкафу!

– Это большая ошибка, – проговорил он, печально качая головой. – Я серьезно: большая ошибка. – Но я уперлась, и мы все же поехали.

Через два дня я вернулась в Лондон с выпученными глазами, потрясенная до глубины души. Уж лучше бы у них были волосатые ладони. Уж лучше бы они оказались циклопами! Вместо этого выяснилось, что я встречаюсь не с обычным представителем рабочего класса, а, как я поняла, с самим принцем Чарлзом! Отец Неда был лордом Феллоузом, и это благородное звание ему пожаловали за службу правительству Тэтчер; мать Неда звалась леди Феллоуз и леди Роуз: как дочери графа, ей и самой было чем похвалиться. Но это только цветочки. Кроме того, их «дом» находился в Незерби-Холле, величественном особняке эпохи короля Георга, окруженном двумя тысячами акров лучших оксфордширских фермерских угодий, включая две фермы, шесть коттеджей, три гостиницы и половину несчастной деревни. Там они и жили. Весь клан Феллоузов, за исключением Неда, обитал под одной крышей. Такую организацию я раньше встречала только в популярном телесериале восьмидесятых годов, рассказывающем о жизни нефтяного барона.

Отец Неда, Арчи (Итон, Оксфорд, Гренадерский гвардейский полк), был пучеглаз, но очень мил и немногословен. У леди Роуз, напротив, были глазенки-буравчики, улыбка, от которой замерзал костный мозг, и голос, в точности повторяющий интонации нашей первой женщины-премьер-министра. Она меня напугала до смерти. У Гектора, старшего брата и потому, видимо, принца короны и наследника, были соломенно-желтые волосы и розовое лицо, и он был очень застенчив; его сестра Лавиния была крупной грубоватой девицей и любила выпить. Пинки, избалованная младшая сестренка, сексуально озабоченная пустышка, судя по всему, не жила в этом доме, в отличие от своего брата и сестры, и очень сомневаюсь, что она, как и Нед, училась в Оксфорде, – скорее гуляла сама по себе. И наконец, были еще две незамужние тетушки, которые время от времени появлялись в поле зрения, а потом исчезали, и обе были не в своем уме. Уф, пожалуй, все.

– Теперь я понимаю, – еле слышно промямлила я Неду после долгого молчания в машине по дороге домой.

Он усмехнулся:

– Ты все еще меня любишь?

– Лучше спроси меня завтра, – бросила я, откинув гудящую голову на спинку и закрывая выпученные от потрясения глаза.

Назавтра он так и сделал, а еще предложил мне выйти за него, и я с радостью согласилась, после чего он обвинил меня в корысти: ведь я видела его дом.

– Ты так обрадовалась из-за семейного состояния, ведь правда? Признавайся, маленькая охотница за мужьями, – прошипел он, когда мы с хохотом катались по кровати в его крошечной квартирке в Оксфорде. – Ждешь не дождешься, чтобы наложить руки на мои фамильные ценности.

– О да, – взвизгнула я. – Хочу спичечные коробки с коронами и салфетки с монограммами! И меня интересует не только твоя древняя родословная. Хочу кольцо с огромным бриллиантом!

Вместо бриллианта мой палец украсило чудесное маленькое колечко с гранатом, которое мы вместе купили в следующие выходные. До сих пор помню, как не могла перестать улыбаться, крутя колечко на пальце и любуясь им со всех сторон. Потом мы сели на автобус и поехали навестить Мэйзи и Лукаса и поговорить о наших планах.

Мы решили венчаться поскорее, летом, в церкви рядом с домом моих родителей. Потом устроим маленький обед в саду. Пара общих друзей из Оксфорда, Джесс, разумеется, вся моя семья, естественно. Одно было очевидно и совершенно неестественно: никого из своих родственников Нед приглашать не хотел.

– Нед, ты с ума сошел! – воскликнула я, ударив кулаком по столу в родительской кухне. Мэйзи и Лукас тактично удалились. – Ради бога, напиши им! Пригласи их на свадьбу. Они всегда могут отказаться.

– В том-то и дело, что они откажутся. Откажутся прийти на такую свадьбу. Что это такое – скромная церемония в местной церкви и обед в садике твоих родителей? Это же не Гвардейский собор и не прием в Палате лордов, а им нужно это и только это, моя дорогая Люси. Или не менее грандиозное торжество с громадным тентом на территории Незерби-Холла, а я этого тоже не хочу. Просто не хочу, Люси: это не в моем вкусе.

И не в моем, но мне все время казалось, как будто мы делаем что-то тайком, и поэтому мне было неуютно. Пару дней я крепилась, потом собралась с духом и субботним утром, когда Нед был на семинаре, написала Феллоузам, мучаясь от страха и вины. Я сообщила, где и когда будет свадьба, пригласила их, если им захочется, конечно, и бросила письмо в почтовый ящик. Из-за этого и разгорелась наша первая ссора. До сих пор помню, как я рассказала ему об этом, и он навис надо мной, когда я сидела на краю кровати: бледный, напряженный, жутковато-спокойный.

– Никогда больше не вмешивайся в дела моей семьи, – процедил он. – Ты ничего не знаешь, Люси, ничего. Если я сказал, что не хочу рассказывать им об этой чертовой свадьбе, значит, так оно и есть! Они и так испортили мне полжизни, но в этот раз у них ничего не выйдет, ясно?

Его голос дрожал от возбуждения. Никогда не видела его таким сердитым. Я вообще раньше не видела, как он злился.

– Ясно, ясно, – прошептала я. – Извини.

Тем не менее, вместо того чтобы запретить мне сочетаться браком с ее сыном и оградить от меня семейные сокровища через суд, Роуз сразу же ответила на письмо. Она явно была тронута.

«Как мило, что ты нам сообщила. Разумеется, мы были потрясены, но знаешь, мы всегда подозревали, что Нед именно так и женится. Тихо, тайком от всех, и на такой умной, сообразительной девушке, как ты. Большое спасибо, что написала нам, дорогая…»

Когда Нед проснулся, я показала ему письмо, ликующе помахав им у него перед носом.

– Вот видишь? Она очень мила. Очень дружелюбна. И я ей понравилась!

– Я знал, что с этим проблем не будет, – сонно пробормотал он, не потрудившись поднять голову с подушки.

– Это еще почему? Лукаса с Мэйзи вряд ли назовешь благородными землевладельцами.

– Это так, – он приоткрыл один глаз, – но они интеллектуалы, а здесь, в Оксфорде, где живут мои родители, это очень ценится. Столетняя родословная уважаемых предков – это очень хорошо, Люси, но когда твое родовое имение находится рядом со знаменитым университетом, надо идти на уступки. Немного серого вещества при скрещивании пород не помешает. Это даже облагораживает.

– Но… – Я была сбита с толку.

– Забудь, Люси, – вздохнул он. – Это очень сложно. Но гениальные люди свободны, и, следовательно, относятся к высшей касте. И поверь, моя мать не преминет подвинуться на высшую ступень социальной лестницы. – Он отвернулся и закрыл глаза. – Заметь, прийти на свадьбу они все-таки отказались, – пробормотал он.

Я оторопела и еще раз перечитала письмо. О да. Действительно отказались.

Свадьба состоялась: простое и тихое торжество, как мы и планировали, с обедом в садике у дома моих родителей. Высокие столы ломились от еды, в горшках и вазах стояли цветы, друзья набились в крошечный садик, визжа от смеха, и, кроме очаровательного кузена Неда по имени Джек, никого из Феллоузов мы не видели. Что там говорить – мы не видели их еще пару лет после этого.

Время шло, и порой меня мучили угрызения совести. Особенно когда родился Бен. Проявив редкое мужество, я настояла на том, чтобы мы хотя бы иногда ездили к Феллоузам – показать внука. Эти вылазки никогда не имели успеха. Нед молчал как рыба и сохранял каменное лицо, пока мы обедали в большом, обитом панелями обеденном зале Незерби-Холла: подвесной канделябр, море полированного красного дерева и россыпь сверкающего серебра. Я до смерти боялась, что Бен, который сидел рядом со мной на высоком стульчике, будет вести себя плохо. На одном конце стола сидел Арчи, на другом – Роуз, но они часто приглашали других родственников, так как Роуз, будучи невероятно общительной, могла сидеть за столом в окружении не менее двадцати гостей. Может, ей казалось, что присутствие чужих людей разряжает потенциально сложную ситуацию: ведь Нед то и дело поглядывал на часы, ему не терпелось уйти. Как бы то ни было, домой мы ехали выжатыми как лимон; Нед сжимал руль так, что костяшки белели, и клялся: «Чтобы я еще хоть раз… да никогда в жизни».

Забавно, но после того самого напряженного раза мы так до них и не доехали, потому что через полгода он умер. И так как раньше они всегда держались с нами отстраненно, мне было их совсем не жалко. Роуз, разумеется, была сама не своя – ее сын, ее любимый мальчик. На похоронах она так рыдала, что Арчи пришлось одернуть ее у могилы. А я никак не могла понять, почему она не проявляла никаких эмоций раньше, когда он был жив. После его смерти ее понесло, и через пару недель она устроила пышную заупокойную службу в Гвардейском соборе: Нед пришел бы в бешенство, увидев это. Я же онемела от горя, мне было на все наплевать. Я пошла на службу и тихо высидела церемонию в первом ряду рядом с Беном, моля Бога, чтобы все это скорее кончилось.

– Так и должно быть, – успокоила меня Мэйзи, сжав мою руку. – Это богатая семья, Люси. В их кругах так полагается.

Я тупо кивнула в ответ. Он не просто мой муж, он еще и их сын, и я не должна забывать об этом. Не должна в одиночестве предаваться горю. Должна быть учтивой и горевать вместе с ними.

Так я и сделала, и тут вдруг Роуз в меня вцепилась. Она звонила мне постоянно, днем и вечером – в основном вечером и, конечно, всегда в самое неподходящее время, когда я укладывала детей и позволяла себе порыдать вволю. Тут звонил телефон, и я слышала ее голос: дрожащий, надрывный. «Привет, Люси». И потом – одно и то же: как я справляюсь, откуда у меня силы жить, не правда ли, мне его безумно не хватает. Она знала, что мне его не хватает. И одному Богу известно, как я пережила эти звонки.

Наконец я поняла, что от нее мне только хуже. Я изо всех сил пыталась быть сильной, но регулярно три раза в неделю она сводила на ноль все мои старания. Я поехала с ней повидаться, взяв с собой Джесс для моральной поддержки. Я надеялась, что личная встреча исправит ситуацию, но звонки продолжались. И постепенно, чувствуя себя виноватой, я прекратила общение. Включала автоответчик и почти никогда не перезванивала. Жестоко? Возможно, но мне так было лучше.

Сначала она сопротивлялась, но вскоре звонить перестала. Молчание затянулось на несколько месяцев, и положение было безвыходное. Я не осмелилась бы позвонить вот так, ни с того ни с сего, а ей, как мне кажется, не позволяла гордыня. Я хотела ей написать, но так и не собралась. Мы посылали друг другу открытки на Рождество, мальчиков на день рождения ждали на почте посылки, но контакт был отрезан. Ни одного слова. Прошло четыре года, и тут я получила ее письмо.

«Моя дорогая Люси,

Прости, что пишу после столь долгого молчания, но это письмо я писала и переписывала много раз. Я многое должна объяснить и не знаю, с чего начать. Прежде всего, мое несуразное поведение после смерти Неда наверняка тебя расстроило, и думаю, я должна объяснить, почему мое горе было столь безудержным. В нашей семье проявление скорби не поощряется; Арчи считает его слабостью, дети замыкаются в себе, но я не смогла сделать ни того, ни другого. Видишь ли, моя дорогая, несмотря на все разногласия, что были у нас с Недом при его жизни, когда он умер, мне показалось, будто и я умерла вместе с ним.

Тебя это шокирует, Люси? Конечно же, но что ты можешь об этом знать? И я говорю это вовсе не снисходительно: в самом деле, откуда тебе знать? Ведь при жизни Неда нас вряд ли можно было назвать близкими людьми, но знаешь ли ты, что, когда он был маленьким, мы не разлучались? Знаешь ли ты, что его в шутку называли „хвостиком Роуз", потому что он все время таскался за мной по саду с лопаткой в руке и терпеть не мог, когда я пропадала из виду? Ты бы в жизни не подумала, не так ли? Ты и представить не можешь, что до того, как ему исполнилось пятнадцать, мы с ним каждые выходные ходили рыбачить, вместе гуляли с собаками, читали одни и те же книги, обсуждали их, и нам было здорово вместе.

Он был моим любимчиком, хотя матери, конечно, нельзя в этом признаваться. Мой единственный умный, но при этом беззаботный ребенок, мой дорогой малыш. Возможно, отчасти поэтому я была так потрясена, когда в пятнадцать лет у него начался классический подростковый бунт. Он носил какую-то странную одежду, стал одержим музыкой и кино, разумеется, курил, пил. Но вместо того чтобы принять его таким, какой он есть, я почувствовала, будто мне влепили пощечину: так я ему и сказала.

У нас были страшные скандалы: так ссорятся только любящие люди. Мы говорили друг другу кошмарные вещи – в основном я, конечно. Вспоминая об этом, я сгораю от стыда. Я вела себя как испорченный ребенок, чьи лучшие друзья предпочли играть с другими детьми. Я впадала в истерику и душила его отвратительными материнскими слезами: уверена, он мне этого никогда не простил. Мне хотелось вернуть моего малыша, а он, как и следовало ожидать, испытал лишь отвращение.

Люси, у людей странные способы выразить свою любовь, особенно у матерей. Я знаю, что тебе было неуютно во время визитов в наш дом, но, возможно, теперь ты понимаешь, какие сильные эмоции переполняли нас, хотя это не было заметно, и как тяжело было и мне, и Неду.

И все же прошли годы, целых четыре года, и я хотела бы отдать должное памяти Неда. Хотела бы исправить ситуацию ради тебя и мальчиков. Мэйзи рассказала мне, что в Лондоне дела идут неважно, и денег не хватает, так что я предлагаю вот что: ты не позволишь мне помочь? Мы с Арчи были бы рады, если бы ты поселилась в амбаре Чандлерса – помнишь красивое деревянное здание в том конце луга, где пасутся овцы? Его недавно отремонтировали, там теперь очень красиво, и он чудесно подходит для вас с мальчиками: красивый сад, озеро поблизости. Мы живем близко, конечно же, но не то чтобы совсем на пороге; мы будем уважать ваше личное пространство. Я перепишу амбар на твое имя, и еще нам хотелось бы взять на себя расходы по образованию мальчиков – до тех пор, пока им не исполнится восемнадцать. Школы можешь выбрать сама. Пожалуйста, дай нам знать, согласна ли ты принять наше предложение, мы бы так хотели видеть тебя в кругу семьи. Как бы то ни было, независимо от твоего решения, прошу, рассчитывай на мою любовь и поддержку, пусть даже на расстоянии.

С любовью, Роуз».

Я показала письмо Мэйзи.

– Очень мило, – наконец проговорила та и с изумленным видом сняла очки. – Правда, очень мило. Наконец-то она показала себя. Всегда подозревала, что где-то там, в глубине, у нее есть сердце. И что будешь делать, дочка?

– Не знаю, – тихо ответила я, забирая письмо, которое мне протянула мама. Я задумчиво прищурилась. – Я правда… даже не знаю.

Но тогда я уже знала. Кажется, я решила, еще не дочитав письмо. Бена третировали в школе, Макс катался на велосипеде по нашей крошечной квартирке и сводил меня с ума, а Незерби, в конце концов, всего в паре миль от Гексхэма. Гексхэм? Это где, черт возьми? Да и какая разница, если подумать?

Хм-м. Есть разница. В деревне Гексхэм жил Чарли. И мне нужно было что-то придумать насчет Чарли. Я сунула письмо в карман джинсов и задумчиво посмотрела за спину матери, в окно. Да, с Чарли нужно что-то делать. А то ерунда какая-то получается.

 

Глава 3

Я познакомилась с Чарли… точнее, я впервые увидела его примерно полгода назад. Он стоял в конце моей улицы и разговаривал с Рики, цветочником, который торчит у нас на углу. Ничего не покупал, просто болтал и все, тянул время; под мышкой газета, темные волосы зачесаны назад, громкий смех. У него было атлетическое сложение: высокий, широкоплечий, сильный. Помню, я подумала: какой красивый мужчина. Только и всего, ничего больше: какой красивый мужчина. Когда я отошла от газетного киоска, сама с газетой под мышкой, он все еще стоял на углу. Поймал мой взгляд, улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. И еще он что-то сказал, я не совсем поняла, но думаю, суть была в том, что Рики может заболтать на весь день, стоит только зазеваться! Я рассмеялась, и он пристально посмотрел мне в глаза. Недолго, но достаточно, чтобы я поняла, что он меня заметил и не был разочарован.

Домой я шла медленно, в своих мыслях, крепко зажав газету, но войдя в дверь, пролетела четыре лестничных пролета через две ступеньки без остановки. Я быстро пробежала по коридору в свою спальню, захлопнула дверь и села за туалетный столик с бешено бьющимся сердцем. Я с любопытством рассмотрела свое отражение. Даже с интересом, наверное. Щеки у меня порозовели, но не сильнее, чем обычно после пробежки по лестнице на четвертый этаж; глаза слегка блестели, но было и еще кое-что. Внутри меня что-то зашевелилось, отчего я засияла: это чувство поднималось от кончиков пальцев ног и захлестнуло меня огромной волной, и я поняла, что испытываю чистейшей воды сексуальное влечение. Такого со мной не было с тех пор, когда Нед был жив – почти четыре года.

Я вовсе не страдала от недостатка внимания. О нет, я прекрасно знала правила, знала, чего от меня ожидают спустя столько лет. «Нельзя же вечно хандрить, Люси, жизнь продолжается» и так далее и тому подобное. И я стала играть по правилам. Ходила на свидания пару раз, в основном по наущению Джесс, обычно с друзьями Джейми. Это были милые ребята, журналисты. Пару раз мы ходили в театр, ужинали вместе, и однажды я даже пригласила одного парня зайти на кофе и как следует наобнималась с ним на диване. Мы уже почти дошли до двери спальни, как вдруг…

– О боже, извини, я виновата, я знаю. Это так ужасно… но я просто не могу…

– Нет, нет, не волнуйся, все в порядке. Я пойду.

И он ушел. И тихонько закрыл за собой дверь.

Ничего, понимаете? Ни искорки, ни проблеска интереса – сексуального или романтического. И вот, только что – пара слов с совершенно незнакомым мужчиной на тротуаре, и… такое!

Я взяла щетку и зачесала волосы назад – Нед бы не узнал меня с такими волосами, покрашенными медово-золотистыми прядками. Я забрала волосы за уши быстрыми движениями. Подняла подбородок и внезапно улыбнулась, словно бросая вызов отражению. Ага, кто бы знал, Люси? Ты делаешь успехи. Явный прогресс. Может, не все еще потеряно?

После того случая я все время его высматривала. Ну, вы понимаете, ничего криминального. Я не выслеживала его и не делала иных страшных вещей, но была настороже. К примеру, заглядывала в магазинчик на углу, медленно шагала мимо Рики с его цветами, ныряла в магазинчик итальянских деликатесов – вдруг он там? Но его нигде не было. И вот через пару дней мне повезло. Я зашла в супермаркет мистера Хана и увидела его с проволочной корзинкой в руках. В корзинке лежала одинокая упаковка губок для мытья посуды – значит, он собрался осуществить этот домашний ритуал, что ничуть не умаляло его блеска, тем более что его ноги были выставлены на мое обозрение. Дело было летом, и он был в шортах цвета хаки и выцветшей поношенной голубой футболке. Черные волосы слегка влажные, особенно на шее: значит, он недавно принял душ. Я дышала с трудом, так разволновалась. Какой бред! Я радостно схватила корзинку и, опустив голову, побежала к холодильнику, где он выискивал пинту молока.

– О, извините! – воскликнула я, когда мы схватились за один и тот же пакет обезжиренного молока. Я ослепительно улыбнулась.

– Держите, – проговорил он, уступая мне пакет. – Вам он явно нужен больше, чем мне.

– Спасибо. – Еще одна сияющая улыбка.

– В такую погоду так пить хочется, правда? – усмехнулся он.

– О да.

И на этом все. Через две секунды он расплатился и вышел из супермаркета, а я так и осталась стоять с пакетом молока в корзинке.

Надо пойти за ним, надо пойти за ним! С такой судорожной мыслью я поспешила к кассе. Но мистер Хан разговаривал по телефону. Я нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку, вынуждая его поторопиться, а он быстро и рассерженно тараторил на хинди, и мне пришлось беспомощно наблюдать, как мой мужчина прошел мимо стеклянного окна, отпил молока прямо из пакета и растворился в толпе.

Когда я наконец вышла, его уже не было. Ты безнадежна, Люси, безнадежна. О, и кстати, невероятно остроумная реакция. «Спасибо» и «О да». Очень запоминающиеся ответы. Он часами не сможет выкинуть их из головы!

В следующий раз я подготовилась получше. Когда я снова увидела его в супермаркете мистера Хана, со мной был Макс – не подарок, конечно.

– Пошли! – Я схватила Макса за руку на улице и перешла на бег. – Конфеты, Макс, нам срочно нужны конфеты, так? – прошипела я ему на ухо. – Двигай!

Макс ошарашенно посмотрел на меня, но великодушно согласился принять участие в моей затее, и мы добежали до магазина за пару секунд. Схватив с полки журнал, я примостилась в очереди за моим знакомым, от волнения чуть ли не вмазав локтем какой-то старушенции. Ладно, признаюсь: я действительно ей вмазала.

За прилавком хозяйничал Санджай, сын мистера Хана, не отрывая одного глаза от телеэкрана.

– Как дела, Чарли? – Он мерно пожевывал резинку.

Чарли! Теперь я знаю его имя! Я восхищенно пялилась Чарли в спину. Мне казалось, что она целиком состоит из эрогенных зон. Сердце колотилось где-то в кончиках пальцев. Санджай ритмично перекатывал жвачку во рту, а я навострила уши.

– Неплохо, Санджай, а у тебя?

– Да нормально. Разгромили мы вас. Сто три – четыре.

– Еще рано говорить, приятель, рано.

– Мечтай! У вас в команде одни молокососы. Дай им бумажный пакет, и они задохнутся. Держи. – Он протянул сдачу. – Слушаю. – Это он сказал уже мне, потому что Чарли оплатил покупки и ушел прочь, читая газету, а я, разинув рот, таращилась ему вслед. Я спохватилась.

– О! О да. Давай же, Макс, быстрее. Что ты хочешь? Фруктовый мармелад?

О боже, он уходит. Уходит! Я сунула Максу в руку какие-то конфеты, но он завизжал и швырнул их в меня, намереваясь выбрать самостоятельно. Чарли открыл дверь. Я быстро обернулась. И просияла, сделав вид, что очень удивлена.

– О, здрасьте!

Он был уже почти на улице, и тут обернулся. Моргнул. И явно не узнал меня, а потом или вспомнил, или притворился, что вспомнил.

– О, здравствуйте.

Санджай откашлялся:

– У вас только фруктовый мармелад и «Все об автоприцепах», больше ничего?

Я в ужасе уставилась на обложку журнала. Чарли тоже изучил обложку и изумленно посмотрел на меня.

– О! О нет, я думала, это… – Я торопливо бросила журнал. Санджай расплылся в улыбке. Когда я оглянулась, Чарли уже ушел.

Я покраснела до ушей. Дура. Какая же я дура! И веду себя, как девчонка! Господи, ну чем я занимаюсь? Цепляю незнакомых мужиков в супермаркете на углу! В присутствии четырехлетнего сына, между прочим! Я униженно порылась в сумочке в поисках мелочи.

– Он сегодня не в настроении. – Миссис Хан изящно поднялась со своей табуретки в тени и мягко улыбнулась. Она подошла к прилавку, чтобы сменить своего непутевого сына, который перебрался поближе к телевизору, ковыряя в носу.

– Что?

– Чарли. Много работа. Когда он такой, никого не узнает.

– О! – Я раскрыла глаза. – Да, вы правы. Он очень серьезно относится к работе, не так ли? Он не говорит, как продвигаются дела?

– О, он говорит, почти конец. Но знаете, он еще всегда говорит: когда же наконец все кончится? – Она рассмеялась. – Всегда говорит, что может с этим играть, понимаете?

Я проглотила слюну.

– Да. Да, конечно, он может.

– Порядок?

– Хм-м? О! – Я вздрогнула. – Да, порядок. У меня только мармелад.

На этом все. Я медленно вернулась в квартиру, размышляя, с чем же таким играет Чарли.

На следующий день я опять пошла в супермаркет. Уверенно подошла к прилавку. Отлично, миссис Хан на месте. Улыбнувшись, протягиваю ей «Дэйли мэйл».

– Чарли прекрасно выглядит. Только что видела его на улице. Говорит, что почти закончил.

Она удивилась, но быстро пришла в себя.

– О, хорошо. – Она улыбнулась. – Значит, скоро он может ехать домой. Хорошо для него.

– Домой?

– Да, это где-то рядом с Оксфорд. Здесь у него только работа, и он скучает без жены, я знаю. Тридцать шесть пенс, пожалуйста.

Я в ужасе вышла. Все пропало. Женат! И даже не живет в Лондоне! Только работает здесь! Ну все, конец. Точно. Женат! Это же безнадежно!

Только вот это был вовсе не конец. Задыхаясь и чуть не на грани сердечного приступа, на следующий день я сошла вслед за ним с автобуса. Потом, через два дня, не нарочно, оказалась рядом с ним в магазинчике деликатесов. Только на этот раз он стоял за мной, а я была впереди в очереди и выбирала сыр. Я судорожно тянула время, в отчаянии оглядывая прилавок.

– Вкуснее всего вот этот, – сказал он, наклоняясь и стуча по стеклянной витрине, там, где лежал «Эпуас».

Тут у меня чуть ноги не подкосились.

– Я возьму «Эпуас»! – выпалила я, хватаясь за прилавок.

– Сколько, мадам?

– Все, что есть! – пропищала я.

Я купила сыр и повернулась, чтобы поблагодарить его, но вдруг поняла, что не могу. Не могу произнести ни слова! Какой позор. И только я восстановила свои речевые навыки, как он повернулся, как я поняла, к своему спутнику, пожилому мужчине, и продолжил разговор. Я тупо глотала ртом воздух. И у самого выхода, к счастью, услышала:

– Да, сэр?

– Кусочек «Эпуас», пожалуйста.

– Извините, сэр, но вон та женщина только что купила все.

Я в ужасе замерла, зажмурилась и застонала. А потом вышла из магазина, покачивая головой.

«Какой абсурд, – подумала я пару минут спустя, направляясь в „Сэйфвейз", чтобы купить нормальных продуктов. – Давно я уже не вела себя так: лет с шестнадцати, не иначе! И с Недом такого точно не было – это он за мной бегал! По всему Оксфорду, между прочим. Так что я… дайте-ка вспомнить… да, действительно. Никогда в жизни. Никогда в жизни я не гонялась за мужчинами. Значит, вот какие дела, да?» Я смаковала это чувство, задумчиво ворочала ситуацию в голове со всех сторон. Во-первых, я ощущала себя хищницей. Властной и контролирующей ситуацию – это потому, что никто о ней не знал. Он уж точно не знал, и больше я никому не рассказывала, так что никто не мог преуменьшить моего всесилия. Никто не мог высмеять меня, презрительно фыркнуть, все испортить. Я была единственной. Я выпрямила спину, улыбнулась и почувствовала прилив сил: так хорошо мне не было уже давно, несколько недель, а то и месяцев, хотя дома… дома я уже вообще перестала соображать. Хозяйством почти не занималась. Сами посудите: только вчера я забыла положить плеер Бена ему в рюкзак, оставила его недоделанную домашнюю работу на кухонном столе и сделала Максу сэндвичи без начинки!

– Там было одно масло, мам! – возмущенно заявил он, вернувшись домой из школы и кипя от негодования. – Простые бутеры с маслом!

И все это время, пока я рассеянно ставила крем для обуви в холодильник, а резиновые перчатки клала в духовку, я раздувала свои фантазии до невероятных размеров. И переписывала историю. Придумывала, что бы я сделала вместо того, чтобы молча таращиться на него после случая с сыром, что бы я сказала – нечто блистательное вроде:

Я: О да, разумеется, «Эпуас». Этот сыр производят в регионе Булерик на юге Франции, не так ли?

Он: (Восхищен, поворачивается, чтобы рассмотреть меня получше. Мгновенно околдован моей красотой.) Да. Да, вы правы. Вы когда-нибудь были там?

Я: Нет, ни разу, но слышала, там просто чудесно.

Он: О, это правда. Это волшебная страна. Хотите поехать туда? (Знаю, знаю, но мечтать не вредно, правда?)

Я: Куда, в горы Булерика?

Он: Да. Пойдемте же!

И мы уходим. Все происходит в одну минуту. Так что я вовсе не рассеянно качу тележку по отделам супермаркета «Сэйфвейз», не тянусь за пачкой чипсов – о нет, я карабкаюсь по восхитительным горам Булимика – или как их там – под руку со сногсшибательным Чарли. Мы гуляем мимо коз и овец по полю с маргаритками, как Хайди и ее дедушка… нет, пожалуй, Хайди и ее дедушка – это уж слишком. Чарли еще молод. Скорее, как Хитклиф и Кэти, только дело происходит не в Йоркшире.

Эпизод с пакетом молока в супермаркете мистера Хана перерос в такую историю:

Он: (Протягивает мне пакет молока.) Держите. Вам он явно нужен больше, чем мне… Эй! С вами все в порядке? Вы какая-то бледная. Позвольте помочь… мистер Хан! У вас есть стул? (Мистер Хан подбегает со стулом и тут же убегает, оставляя нас наедине.)

Он: (Обеспокоенно суетится.) Вам плохо от жары?

Я: (Прикладываю руку ко лбу, выгляжу ранимо и просто ослепительно.) Нет, нет, что вы, все хорошо. (Храбрая улыбка.)

Он: Я живу прямо через дорогу, почему бы вам не зайти ко мне и не прилечь? У меня есть холодные компрессы и все, что угодно.

Следующий кадр: я лежу на диване у него дома, не то чтобы раздетая, но должен же он был снять с меня хоть что-то, чтобы я в обморок не упала! Он заботливо суетится вокруг, и… Нет. Он уже «заботливо суетился» в магазине. Играет на гитаре у моих ног? Нет, Люси, это глупо и слишком уж подобострастно…

– Проклятье!

Я так замечталась, что банка с солеными огурцами выскользнула у меня из рук, разбилась о пол супермаркета и забрызгала мои джинсы. Я оглядела весь этот беспорядок. По колено в соленых огурцах! Может, в этом есть какой-то скрытый смысл?

Многословно извиняясь перед девушкой за прилавком, я наконец вышла с сумками из магазина и поплелась домой. «Неужели все это уже выходит из-под контроля? – подумала я, ковыляя по улице. – И если да, то какая разница? Ведь, в конце концов, я счастлива, и в каком-то смысле все это так просто. Намного проще, чем встречаться с мужчиной по-настоящему». Понимаете, мне не нужен был мужчина: мои мечты меня вполне устраивали. В мечтах он уже принадлежал мне. Я поднялась по клетчатым ступеням парадной лестницы и улыбнулась своему отражению в зеркале холла. Черная парадная дверь тихо закрылась за моей спиной. Да. Он мой. Теперь я понимаю, почему люди это делают. Я в ужасе посмотрела на свое отражение. Делают что, Люси? Преследуют незнакомых мужчин? Схватив свои пакеты из «Сэйфвейз», я в ужасе взлетела по лестнице. Наверху стояла Тереза и дергала мою дверную ручку.

– Ага, возвращайся! Хорошо. Принесла подарок, посмотри? – Она вытащила из пакета красивый шарф цвета мха. – Поставщик присылай слишком много, очень красивый шарф. Посмотри, тебе хорошо! Под цвет глаз. – Она обернула шелковую ткань вокруг моей шеи и отошла назад, довольно прищурившись. – Да.

Я улыбнулась, и мы вошли в квартиру.

– Спасибо, Тереза, очень красивый шарф. И я рада тебя видеть. В последнее время я слишком часто сижу одна. Потихоньку схожу с ума. У меня тоже для тебя подарок. Вот. – Я протянула ей «Эпуас».

– Для меня? – Она принюхалась и зажмурилась в экстазе. – А-а-а-а! Хороший сыр!

– Ты же знаешь, я не очень люблю пикантные сыры, а тут… тут меня уговорили его купить. Проходи. Мне надо выпить, а я ненавижу пить в одиночестве.

– Я тоже, ноги разболелись, но еще пять часов, Люси. Не рано? Ты берешь мальчик из школы или я?

– Я заберу, но позже, у них футбольный клуб, помнишь? Так что у нас как минимум полчаса. К тому же, с каких это пор итальянцы стали следовать дурацкому правилу, что пить можно только после захода солнца? Наверняка где-то в мире уже шесть часов.

Я налила бокал вина из холодильника и протянула ей. Она взяла вино и подошла к окну.

– О да, – пробормотала она. – Где-то. В Риме наверняка уже шесть.

Она печально прислонилась лбом к стеклу, и какое-то время мы молчали. Я заткнула бутылку пробкой и отвернулась.

– Тереза, как ты думаешь, не вредно мечтать средь бела дня? – неуверенно проговорила я, поставив бутылку обратно в холодильник. – То есть постоянно? Как будто… как будто реальность – непрошеный гость, который все время проникает в мысли? – Я нахмурилась и обернулась. – Тереза?

– Хм-м? – Она оторвалась от окна. – Извини, Люси, я была в другом мире. Думала о том, как откроется мой третий магазин на Пьяцца дель Навона, как раз напротив Дуомо. Такая роскошная вечеринка в честь открытия: знаменитости выходят из магазина на тротуар во всей красе…

Я улыбнулась.

– Значит, это вполне нормально. И я явно не одна из тех, кто прячется от жизни в фантазиях. Только вот… – Я замялась, задумчиво обводя пальцем кромку бокала. – Ты мечтаешь о карьере, о том, как стать лучше, и это очень похвально. А вот я…

– О чем? – спросила она, когда я замолчала. Она пристально смотрела на меня спокойными темными глазами.

– Я… – Я закусила губу.

– Люси, я никогда не видеть тебя такой красивый, как в эти последние недели, – тихо произнесла она. – Твои глаза сияют, а лицо уже не мертвый, не потерявший надежду. Ты такая, как в нашу первую встречу, в тот день, когда Нед стучать нам в дверь. – Она улыбнулась. – Я бы подумать, ты влюблена, но знаю, что это не так.

Я нервно рассмеялась:

– Нет-нет, я не влюблена, и все это вообще не по-настоящему и никогда не станет реальным. Видишь ли, это всего лишь мое воображение. – Должно быть, у меня был жалкий вид, потому что она подошла и обняла меня.

– Нужно же с чего-то начинать. Все хорошо, пусть чувство растет, заботься о нем. Это хорошо, знаешь? Ты возвращаешься к жизни.

 

Глава 4

Шли недели, и лето было в самом разгаре. Я видела Чарли примерно раз в неделю, так как вела себя аккуратно и старалась особо не мелькать. К тому же одного раза мне было достаточно. Он садился в автобус, я видела его и тоже садилась. Бог знает по какому маршруту мы ехали, но я просто сидела за его спиной пару минут в полной эйфории, после чего выходила на следующей остановке и, сияя, шла домой. Это было безумие. Я была почти одержима, но мне нравилось это ощущение. Я лелеяла его и убеждала себя в том, что оно безобидно.

И с каждым днем я узнавала о нем все больше. Я знала, какую газету он читает, какую марку овсяных хлопьев любит больше всего, какие сигареты курит, но до сих пор не выяснила, где он живет. Он явно обитал поблизости, но мне, если честно, не хватило мужества – и наглости – проследить за ним до дома. Поскольку ситуация и так приобретала странный оборот, я решила, что это и хорошо, хотя, должна признать, у меня просто не было возможности. Одной из особенностей Кингс-роуд является то, что иногда здесь столько народу, что улица прямо-таки лопается по швам, прохожие в буквальном смысле отпихивают друг друга с тротуара, но стоит свернуть в переулок, и – вуаля! Там пусто. Тихо. Так тихо и безлюдно, что слышны твои шаги по тротуару. В этих переулках Челси даже голуби похожи на снобов, и именно здесь все время исчезал Чарли.

Как-то раз я набралась храбрости и пошла за ним, но было так тихо, что я слышала собственное дыхание. Дышала я нервно и прерывисто. Надрывными вздохами. Мне казалось, что он вот-вот повернется и скажет: «Ага, это опять вы! И что вы тут делаете?» И мне захочется сгинуть в пучине морской, как Атлантида; я покраснею до ушей, и мою игру раскроют. Он поймет, что я за ним следила, и мне никогда не удастся проделать тот же трюк снова. Надо быть осторожной.

Через пару дней после того эпизода меня осенило. И я взяла напрокат собачку Тео и Рэя.

– Люси, он уже хорошо погулял сегодня, – заметил Рэй, стоя в коридоре и глядя, как я надеваю Бобу поводок. Боб был довольно тощим йоркширским терьером, которому завязывали бантик на челке (бедняга) и у которого был вечно испуганный вид. Сегодня он казался еще более обеспокоенным, чем обычно.

– И у него ужасная одышка, – добавил Тео. – Он уже немолод, у него хрупкое здоровье.

– Если он устанет, я понесу его на руках, – с улыбкой пообещала я. – Поверьте, ребята, я выросла среди собак! С ним все будет в порядке. – Я потянула за модный поводок в шотландскую клетку, и мы с Бобом отправились побродить по уютным сонным переулкам, мимо сказочных площадей и конюшен, и Боб был у меня вместо пропуска. Боб был идеальным оправданием, рядом с ним я выглядела невозмутимой богачкой (надеюсь, что так) и выискивала самые благоухающие фонари и ухоженные площади, чтобы Боб сделал свои делишки – а он делал их довольно часто для такого маленького песика.

Мы с Бобом преодолели не одну милю. Вверх и вниз по этим чертовым незаметным переулкам, мы кружили от одной элегантной площади к другой, и в один прекрасный день все-таки встретили Чарли. Как раз в тот момент, когда я наклонилась, чтобы подобрать какашки. Я проворчала: «О боже, Боб, ну неужели опять!», и из кармана моей рубашки выпала пачка «Мальборо» и солнечные очки – прямо в кучку.

– Черт! – завопила я. – О черт, теперь у меня все руки в дерьме! Вонючая псина!

Разумеется, Чарли не задержался, чтобы поболтать. Он коротко нервно улыбнулся, аккуратно обошел мою скрюченную фигуру и бодро зашагал прочь.

Вот в такие моменты, как сейчас, когда я отряхивалась от экскрементов, клянусь, я слышала, как Нед надо мной потешается. И не просто смеется, а ржет, хватаясь за бока. «Ну и идиотка ты, Люси, – гогочет он. – Ты что творишь, черт возьми?»

– Да не знаю я, – вздохнула я, пытаясь вытереть руки о траву. – И правда, что я творю?

И я вовсе не чувствовала себя виноватой из-за того, что гоняюсь за другим мужчиной в присутствии призрака мужа. Нет, это не проблема. Понимаете, я знала, что Нед хотел именно этого. То есть он не хотел бы, конечно, чтобы я гонялась за парнями, но чтобы я нашла себе мужчину – да. Потому что в последние четыре года, как я уже, наверное, сто раз говорила, я была очень несчастлива. Иногда я даже впадала в полное уныние. Забиралась в кровать, проводив мальчиков в школу, и тихонько плакала, уставившись в потолок, и ненавидела Неда за то, что он меня оставил. В такие моменты он являлся ко мне и тихонько становился у кровати.

– Люси, – нежно говорил он. – Давай же, Люси, вставай. Хватит мучить себя. Все с тобой будет в порядке, вот увидишь. Найдется и для тебя кто-нибудь, обещаю.

Вы будете смеяться, но два или три раза я даже почувствовала, что он в комнате. Ощутила его присутствие. И даже услышала его запах у кровати, когда он меня уговаривал.

Мне тридцать один год. Было двадцать семь, когда он умер. Неужели он бы захотел, чтобы я вечно оставалась одна? Нет. Но хотел ли он, чтобы у мальчиков был другой отец? Вот это уже сложнее, намного сложнее. Он всегда останется их отцом. И он бы так полюбил Макса…

Ну все. Хватит. Сейчас-то он надо мной смеется. Думаю, он доволен, что я все же решила попробовать, но… о господи, как же ты запуталась, Люси! Что за ерунда! Так и слышу, как он вздыхает.

– Да знаю я, – процедила я, глядя в облака и придушив под мышкой несчастного выдохшегося Боба. – Знаю, Нед, и он к тому же женат! Но меня он не то чтобы интересует, понимаешь? Меня интересует только то, какие эмоции он пробуждает во мне, и все. Рядом с ним мне становится лучше. – Мне казалось, что я вижу, как он одобрительно кивает, но я не была уверена.

А потом, в один прекрасный день, он пропал. Чарли, я имею в виду. Прошла неделя, и его не было видно; потом вторая и третья, и хотя я приказала себе не ударяться в панику, после четвертой недели я рвала и метала от расстройства. Я чувствовала, что снова погружаюсь в депрессию. Темное болото отчаяния поднялось, чтобы меня проглотить; мои руки слишком часто тянулись к бутылочке парацетамола и снотворного. Мне не хотелось снова переживать этот черный кошмар. Я понимала, что мне не достанется моей еженедельной радости, и чувствовала себя наркоманкой с ужасной зависимостью. Мне нужна была доза.

Миссис Хан из магазина на углу ничем не могла помочь.

– Давненько я не видела Чарли, а вы? – нагло проворковала я как-то утром, совершенно забыв о гордости и нетерпеливо вцепившись в прилавок.

– Чарли? – Она сдвинула брови.

– Да, помните, тот высокий темноволосый парень, у него еще жена. Живет где-то в Оксфорде. Покупает молоко, – в отчаянии добавила я. Это было все, что я знала.

– А, Чарли. – Она замялась и внимательно посмотрела на меня. – Нет, нет, я его тоже не видела.

Я подождала, моля Бога, чтобы она сказала еще что-нибудь.

– Может, домой уехал? – наконец произнесла она, не выдержав тишины.

– Да! Да, наверное, – согласилась я, задумчиво подняв бровь, как будто эта мысль не приходила мне в голову, хотя на самом деле я думала об этом постоянно. – И куда же? – бесстыдно спросила я, презирая себя, но уже не в силах контролировать. Как будто мои губы шевелились независимо от мыслей.

– Что?

– Куда он уехал? Где живет Чарли?

Она моргнула.

– Не знаю. Я уже говорила, по его словам – в Оксфорде, а где… А, Розанна, она знает. Розанна, где живет Чарли Флетчер?

Я обернулась и увидела Розанну, которая стояла за мной в очереди с бутылкой джина, вся в лиловом кашемире, очаровательная, как всегда.

– Чарли Флетчер? – промурлыкала она. – Где-то здесь, в нашем районе. А, где он живет за городом? На какой-то ферме рядом с Вудстоком, по-моему. А что?

– Люси хотела…

– Ничего, – оборвала ее я, заливаясь краской. – Как… а откуда ты его знаешь, Розанна?

– Я с ним трахаюсь, милочка. – Я в ужасе уставилась на нее – Она хрипло рассмеялась. – Нет, что ты, к сожалению, нет. Мне достаются только бывшие или будущие знаменитости. А Чарли все знают, он же звезда. Пишет сценарии для телевидения. Недавно написал сценарий для того заумного фильма – «Глоток воздуха», кажется. Его показывали по четвертому каналу. По-моему, теперь за ним охотятся ребята из Голливуда.

Мой мозг жадно поглощал эту информацию, откладывая в золотой архив на будущее, но одновременно трясясь от страха. Фамилия: Флетчер. Род занятий: сценарист. Статус: относительно знаменит. Проклятье. Нет, для меня это слишком, очень даже слишком. Вот если бы он был амбициозным привратником, мечтающим о работе в аукционном доме… Отчаянно желающим хоть глазком заглянуть в отдел фарфора… Тогда бы я ему помогла, я была бы его спасением.

– Женат на хорошенькой девице по имени Миранда, она живет за городом и имеет весьма процветающий бизнес – правда, не помню, какой именно. – Розанна нахмурилась. – Что-то связанное с обслуживанием вечеринок, что-то домашнее. Мы с ней вместе ходили в школу, между прочим. Милашка. Ты знаешь, Люси, обычно я не очень жалую милашек, но она уж очень миленькая. И поразительно хороша собой, немного моложе меня. Что-то ты белая, как простыня, Люси. И зачем тебе все это знать?

Вот именно: зачем? Не хочу я все это знать. Ее слова вонзились в мое сердце гвоздями, но одновременно открыли мне путь к отступлению.

– Да потому… потому что мне нужно послать ему письмо. Мне почему-то пришло письмо, адресованное Чарли Флетчеру. Поэтому мне нужен его адрес.

Она нахмурилась.

– Очень странно. На адрес твоей квартиры? – Она пристально посмотрела на меня. Я ничего не ответила. Она пожала плечами. – У меня есть его адрес, дорогая. Где-то здесь валялся.

Она порылась в сумке и нашла записную книжку. Пролистала и открыла на букве «Ф». – Так… – Она показала мне один адрес, – …это его адрес в Лондоне: Лэнгтон-Виллас, прямо за углом, а это… – Я лихорадочно нацарапала адрес на старом конверте —…это его нынешний адрес, так я думаю. За городом, в Оксфордшире.

 

Глава 5

Переезд шел не так гладко, как я предполагала. Бен, с которым я долго разговаривала о преимуществах переезда, чье мнение оспаривала и кому сначала очень понравилась идея поселиться вблизи речки и леса с барсуками и совами, внезапно начал трусить. Заразившись его страхом и просто из любви к скандалам, Макс быстро встал на его сторону. Когда я вернулась в квартиру за ними, они оба уселись на втором этаже двухэтажной кровати. Бен печально смотрел вдаль, а Макс с непокорным видом сосал большой палец и презрительно смотрел на меня. Стало ясно, что они будут стоять друг за друга горой.

– Пойдемте, мальчики, – принялась уговаривать я. – Я знаю, вам нелегко, но надо двигаться вперед, понимаете? Надо ехать. И когда мы окажемся в деревне, там будет здорово, вот увидите. Будете ловить форель руками, строгать палки и думать: ну почему мы раньше сюда не переехали?

– Я не буду, – проговорил Бен, спрыгнув с кровати и надев наушники. – Я буду думать, почему мне больше нельзя в Музей наук или на вечеринку к Питеру Келли на катке в субботу, и с какой стати ты всегда решаешь все одна, даже не подумав о нас.

– Ага, – добавил Макс, злобно сверкнув на меня глазами. – Не подумав о нас.

Когда Бен и его прихвостень продефилировали мимо, от такой несправедливости я просто ахнула. Неужели я это заслужила? Они прошагали на лестничную клетку, и я было пошла за ними, чтобы запереть дверь, но тут замерла. Обернулась. Медленно, в одиночестве, я в последний раз обошла нашу крошечную квартирку. Здесь было чисто, здесь царил безупречный порядок, и мне показалось, будто стены смотрят на меня с упреком, приготовившись впустить следующего жильца.

Квартиру купила компания, чтобы поселить в ней энергичного молодого руководителя. Мне заплатили довольно приличную сумму, но возможно, мне стоило ее сдать? Я нервно размышляла, теребя муслиновые занавески. Может, не надо было окончательно и бесповоротно сжигать мосты, что, если в Оксфордшире… ну уж нет. Я закусила губу, стоя у окна и глядя на знакомые крыши. Нет. Все у меня получится, к тому же в этом доме жили мы с Недом, а Неда больше нет. Здесь слишком много воспоминаний, слишком многое тянет в прошлое. Мне нужно самой строить новую жизнь – в другом месте.

– Ну пойдем же, огурчик, шагай, – сказала я, заставив себя улыбнуться Максу, который устроил сидячую забастовку на лестнице. Я подхватила его, как мешок с картошкой, но с облегчением заметив, что он покорно приник к моему плечу. Подозрительно послушный Бен с несчастным видом плелся по лестнице за нами, несмотря на все его возражения.

Вчера вечером я попрощалась со всеми в квартале – сегодня утром, на пороге, это было бы невыносимо, и я так им и сказала. Пьетро пошел в школу, чтобы Бен не очень переживал, и одна лишь Тереза помогала и суетилась, а двери остальных квартир оставались закрытыми. На тротуаре Тереза крепко меня обняла, в глазах ее были слезы.

– Ты вернешься?

– Конечно, вернусь, глупая. Это же всего лишь Оксфордшир! Можно подумать, что я на Луну переезжаю! Мы все время будем приезжать, и ты приезжай, погостишь у нас. Только подумай, ты сможешь проводить у нас каждые выходные, как в своем загородном доме! Пьетро будет в восторге, и вам с Карло хорошо выбраться из Лондона.

– Мне-то, может, и хорошо, но я за тебя переживаю – застрянешь там. И у тебя теперь нет работы.

Я вздохнула. У Терезы было замечательное свойство – бить без предупреждения, и это был удар ниже пояса. Она была права, разумеется. Мой боевой дух был подорван весьма неожиданно – на прошлой неделе, когда я наконец набралась храбрости и позвонила начальнику своего отдела «Кристи», чтобы выяснить, что, черт возьми, происходит. Он поменял мои четыре утра в неделю на два полных дня, как я просила? Сделал ли он это для меня? И если так, то почему не позвонил? Ведь если мне придется ездить из пригорода, так намного удобнее, не так ли? Не так ли, Руперт?

Последовала неловкая пауза, после чего на том конце провода Руперт очень долго кашлял.

– Руперт? Что с тобой? Ты слушаешь или нет?

– М-м-м, да, слушаю, Люси. Просто… ты понимаешь, все это как-то очень сложно. Видишь ли, я получил указания от начальства кое-что поменять в нашем отделе. Чтобы убедиться в тотальной преданности наших сотрудников.

– И что это значит?

– В общих чертах – пять рабочих дней в неделю, сверхурочные, если понадобится, и заграничные командировки.

– Заграничные командировки? Но я не смогу ездить за границу с двумя маленькими детьми и работать пять дней в неделю, каждый день мотаясь из Оксфордшира и обратно!

– Хм-м, нет. Конечно, нет. – Тишина.

– Значит, у меня нет выбора, да? Да, Руперт?

– Ну знаешь, Люси, – замялся он. – Что я могу сказать? – Я чувствовала, как он смущенно поеживается в кресле на том конце провода. – Не я устанавливаю правила. Я эти чертовы указания только выполняю, – несчастным голосом произнес он.

Я открыла рот и уже хотела взорваться, но резко удержалась. Это же не его вина. Вообще-то, он весьма достойный человек Я вздохнула.

– Ладно, Руперт. Я уже давно подозревала что-то подобное. Наверное, поэтому так нервничала, прежде чем спросить.

И это была правда. Я уже давно чувствовала себя виноватой, сбегая домой на обед, и знала, что за мной следят глаза завистников; я знала также, что дел было по горло, а делать их было некому. Иногда я беззаботно ворковала о том, что договорюсь с каким-то вымышленным человеком, который будет помогать мне в работе, но этого так и не случилось, и реальность была такова: коллеги меня ненавидели, так как в полседьмого они все еще были на рабочем месте, выполняя работу за меня. Я проглотила слюну.

– Извини, Люси, – пробормотал Руперт. – Ты знаешь, я сделал бы все, что угодно, лишь бы тебя не увольняли, особенно… ну, ты знаешь.

Особенно после того, что тебе пришлось пережить, хотел сказать он, и недосказанные слова повисли в воздухе. Когда Нед умер, Руперт очень мне помог: думаю, он не уволил меня из доброты – я почувствовала укол вины, – но нельзя же вечно со мной носиться. И вот опять я села ему на шею, и как ни в чем не бывало, прошу переделать мое расписание, чтобы угодить своим нуждам! Мне вдруг стало так стыдно, что я его об этом попросила, что поставила в такое положение. Но когда я положила трубку, мне стало плохо. Моя чудесная работа. Шумная часть моей жизни, Южный Кенсингтон, мой кусочек Лондона, мои деньги, наконец! Но – ничего, переживем.

Прицеп был нагружен под завязку, и все наше хозяйство позвякивало на солнышке, а мы неслись по запруженной Кингс-роуд в направлении шоссе М4.

Мне было еще хуже оттого, что в то утро у меня было жуткое похмелье. Я крепко зажмурилась и вытерла ладонью скупые слезы. Мне было совсем невесело, и все из-за прошлого вечера. Да-да, вчера вечером на Ройял-авеню мне устроили прощальную вечеринку, и в квартире на первом этаже (как в самой большой) собрались Тео и Рэй, хозяева квартиры; Розанна, Тереза и Карло, Джесс и Джейми, Лукас и Мэйзи и клюющие носом перед телевизором Пьетро и Бен.

Тео и Рэй, превосходные повара, приготовили поистине королевский пир. Они долго что-то мешали на кухне, переговаривались и прогоняли нас вон, потом сорвали фартуки – и вуаля! Горы ризотто с белыми грибами и огромные миски салата. Мы жадно накинулись на еду, предварительно опустошив их шкафчик с напитками, после чего весь вечер хватали кусочки и пили. Лукас, Мэйзи, Рэй и Тео говорили о музыке и театре; Тереза, Джесс и я, разумеется, о школьной жизни детей, а Джейми, как и полагается напористому репортеру «Дэйли мэйл», развернул стул и загнал Розанну в угол, выпытывая подробности ее последнего романа со знаменитым финансовым магнатом. Они низко склонили головы и говорили тихо, так что Джесс, естественно, поняла все превратно. Глазки у нее уже поплыли, рот перекосило от злости, и она придвинулась ко мне.

– Вот видишь? – яростно прошептала она мне на ухо. – Только посмотри, как он к ней подмазывается, Люси, ну совсем стыд потерял! И на нее взгляни – накрасила глаза тоннами косметики и томно смотрит! Да она на дорогую проститутку похожа!

– Но она и есть дорогая проститутка, – удивилась Тереза. – Разве Люси тебе не говорила?

Челюсть у Джесс отвисла до самого пупка.

– Нет! Нет, не говорила! Боже, это же захватывающе! Правда? Почему ты мне не сказала, Люси?

Я замялась.

– Наверное, потому что ей всегда хотелось хранить это в тайне. И я тоже должна молчать – ради нее. Розанна очень ранима, хоть и кажется крутой.

Услышав свое имя, Розанна обернулась и одарила нас милой улыбкой.

– Все в порядке, дорогая? Чудесный вечер. Кстати, ты передала Чарли то письмо?

Уши Джесс навострились, как антенны.

– Чарли? Это тот парень из твоего офиса?

Я затаила дыхание.

– Да. Да, это он.

Розанна нахмурила брови.

– Из твоего офиса? Из «Кристи»? Но… нет, я же тебе говорила, он пишет сценарии для фильмов и прочее. Он…

– Да, да, я знаю, – пролепетала я, – но… просто он однажды к нам заходил. Чтобы посмотреть один аукцион. Интересовался английской мебелью, по-моему.

– Погоди-ка. – Настал черед Джесс хмурить брови. – Ты же говорила, что он с тобой работает. Я точно помню, что ты сказала, будто он в твоем отделе. Готова поклясться…

– А, это тот Чарли! – быстро оборвала ее я. Надо было эту Джесс давно укокошить! Заколоть насмерть антикварным ножом для писем, сунуть труп в черный пластиковый мешок и выбросить в Темзу. – Нет, нет, тот Чарли – это Чарли… – Я лихорадочно оглянулась по сторонам в поисках вдохновения. И тут увидела кадр из фильма, который смотрели Бен и Пьетро. – Бонд. Чарли Бонд.

Последовала удивленная тишина. Джесс моргнула.

– Чарли Бонд? – ядовито произнесла она. – С «лицензией на убийство»? Только не уверяй, что тебя зовут Пусси Галор!

Я зарделась.

– Не говори глупости, обычное имя, Джесс. Просто Розанна имеет в виду совершенно другого Чарли, вот в чем дело. Он живет по соседству.

– Ага. – Джесс зажмурилась, притворившись утомленной. – Господи, какая же я дурочка. За всеми твоими Чарли не уследишь. Значит, это не тот, на кого ты запала?

Я сильно покраснела и почувствовала, что Розанна на меня смотрит.

– Не запала я ни на какого Чарли, Джесс, – выпалила я.

– Уж на Чарли Флетчера точно западать не стоит, – тихо промурлыкала Розанна, потянувшись за бокалом. – Поверь мне, с Чарли Флетчером тебе ничего не светит. – Она внимательно посмотрела на меня поверх бокала и отпила глоток.

И вот теперь, сжимая руль и несясь по шоссе, я прекрасно поняла, что именно она имела в виду. Она хотела меня предупредить. И я знала, почему. Он не просто женат, он счастлив в браке, а я в мечтах всегда представляла себе все иначе. Воображала, что жена его – страшная злючка. Намного старше его, как минимум сорока пяти лет, и она захомутала его… как? Забеременела, естественно. И ему пришлось на ней жениться. Побелевший, он стоял у церкви, а она перекатывалась, как шар, на пути к алтарю: самодовольная, торжествующая, принуждая его вступить с ней в брак и поломать свою жизнь! Иногда я представляла совсем другую картину: что они поженились в совсем юном возрасте, когда она была тупой прыщавой шестнадцатилетней девчонкой. Его вынудили жениться алчные родители, которым хотелось объединить фамильные богатства – можно сказать, это был брак по договоренности.

Как бы то ни было, молодая или старая, она не подходила ему совершенно. В моих мечтах она была пьяницей, неразборчивой в сексуальных связях, при этом даже не скрывала. Так и вижу, как она шныряет по супермаркету «Теско» в поисках мускулистых юношей, укладывающих продукты на полки, и тащит их в свою берлогу за полиэстерные галстуки. Представляю, как расстроен, как унижен Чарли! Но спустя какое-то время эта фантазия начала меня тревожить. Раз она такая распущенная, не может ли быть, что она и с мужем не прочь поразвлечься, хотя бы иногда? Когда под рукой нет мускулистых грузчиков? Так что я сразу превратила ее в библиотекаршу с усами: робкая тихоня с завитками черных волос, просвечивающими сквозь колготки цвета загара. Естественно, на секс у нее аллергия: секс приводит ее в ужас, и все после того неудачного эксперимента в картотечной много лет назад. Теперь при виде обнаженного мужского тела ее сразу же тошнит!

Он несчастен, разумеется, несчастен, но притворяется, что все хорошо – ради кого? Ради детей? И есть ли у него дети? Этот вопрос мучил меня часами. С одной стороны – да, это было бы здорово, ведь это значит, что он – милый, заботливый отец, а я – милая, заботливая мама, и из нас получилась бы прекрасная большая семья, да-да-да! Но с другой стороны, это плохо. Нет, отвратительно, потому что это привязывает его к ней. Бывали дни, когда эта проблема казалась мне неразрешимой, но в любом случае, их браку крышка, и мое появление в его жизни – всего лишь вопрос времени. Я спасу его и стану второй миссис де Винтер, именно так.

Я вздохнула. Напрасные мечты – если верить Розанне, жена его – лапочка. Красивая, талантливая, успешная, и он преданно ее любит, как Нед любил меня. Я нервно сглотнула, в горле запершило от жалости к самой себе. И внезапно с ужасом подумала: что, если бы в такой ситуации оказались мы с Недом? Только представьте: какая-то распутная хищница рыскала бы по Сохо со странной собакой под мышкой и ждала, пока мой муж появится из монтажной, чтобы затащить его вниз и отдаться ему прямо на полу!

Мне вдруг стало дурно. Я почувствовала себя не просто плохой, но и грязной, подлой дешевкой. Подъехав к съезду с шоссе, я поклялась даже не искать Гексхэм, когда приеду в Оксфордшир; не пялиться задумчиво на эту деревню на карте и даже не проезжать мимо нее на машине. Нет, я найду себе кого-нибудь еще, решила я, выпрямив спину. Холостого, незанятого мужчину. Если надо будет, найду какого-нибудь кузнеца и наброшусь на него!

Я в отчаянии провела рукой по волосам и взглянула в зеркало заднего вида. Боже мой, какая же я импульсивная – что за бес в меня вселился? Следовала велению сердца и безрассудным инстинктам, и где я сейчас? Тарахчу по проселочным дорогам с двумя несчастными детьми, нет у меня ни работы, ни перспектив, и я обречена жить со свекровью, черт ее дери. Я с горечью подумала, что мне придется найти работу в деревне. В магазине при ферме, продавщицей капусты… или седел. Может, даже навоз разгребать… О господи!

– Мамочка, ты зачем так делаешь? – Бен снял наушники и внимательно посмотрел на меня.

– Что, дорогой?

– Стучишь по рулю и корчишь рожи. Скрипишь зубами.

– Я правда так делала? Это, наверное, потому что я очень волнуюсь. – Я немного поскрежетала зубами, чтобы его убедить. – Это же так необычайно здорово, правда? Такое большое приключение!

– Правда?

– Конечно!

– А.

– Только посмотри, какой чудесный вид, Бен. Какая чудесная… трава. И эти… как их… изгороди и все такое.

Он выпрямился.

– Значит, мы уже почти приехали?

– Почти приехали? – Я свернула на маленькую дорожку в опасной близости от другой машины: нервничала, и ладони вспотели. – Это бабушкина улица, Бен. Разве не узнаешь?

Бен выглянул в окно. Макс отстегнулся и встал на колени рядом с ним. Но ничего не было видно: поместье окружала огромная двадцатифутовая стена.

– Не уверен. Мы уже тысячу лет здесь не были. – Похоже, Бен тоже нервничал. – Это их дом?

Он показал на маленький коттедж: мы наконец-то отыскали проем в стене и проехали через ворота.

– Хм-м, нет, дорогой, это дом миссис Шиллинг. Той, что замужем за дровосеком. За тем дядей, который рубит дрова для дедушки.

Мне пришло в голову, что Бен, наверное, вообще ничего не помнит об их поместье. Мы и вправду не были здесь тысячу лет.

Мы медленно тарахтели по длинной дорожке, проехали парк и заграждения для скота, и мои сыновья на заднем сиденье постепенно умолкли. И я тоже. Мы разглядывали лесные угодья вокруг: ухоженные акры земли, простиравшиеся по обе стороны дороги; деревья и аккуратные круглые ограждения от оленей вокруг них; овечки, мирно пожевывающие траву и время от времени преграждающие нам дорогу, так что приходилось замедлять ход и давать им пройти.

– И это все еще их улица? – наконец не выдержал Макс.

– Их дорога, – пробормотал Бен.

– Это все их дорога? – благоговейно повторил Макс через пару минут.

– Да.

– И… где же дом?

– Подожди, дорогой, не спеши, – весело проговорила я. – По-моему, за этим поворотом.

Но за поворотом ничего не было.

– Это вечная дорога, – пробурчал Бен. – Нам никогда отсюда не сбежать.

– Зачем нам сбегать, глупенький? Ага – вот и дом!

Мы завернули за угол, и наконец-то перед нами показался Незерби-Холл. Он навис над нами из-за подстриженных кустов во всем своем дворцовом величии. На золотистом фасаде из песчаника сверкали на солнце ряды окон; баллюстрады и портики, насупившись, смотрели на нас. Где-то посередине темнела входная дверь, и от нее вниз спускалась огромная лестница, которая разделялась на две и заканчивалась россыпью гравия внизу. За домом, за цветниками, усаженными лавандой дорожками и розариями, виднелся ухоженный парк, и в нем – хрустальное озеро, а вдали – поросшие лесом холмы.

– О! Это же дворец! – ахнул разволновавшийся Макс.

– Точно, – согласилась я, с хрустом притормозив на гравии. «А вот и сама королева», – подумала я, похолодев от страха.

Роуз явно нас поджидала и вышла не из одной из боковых дверей, которыми изобиловал дом, а из парадного входа, которым пользовались редко, разве что в торжественных случаях. Она широко распахнула дверь и театрально сошла по многочисленным ступеням нам навстречу. На полпути ее обогнала пара ищеек, которые подняли головы в знак приветствия. Позади медленно шагал старший сын, Гектор; долговязый, светловолосый, в развевающихся на ветру вельветовых штанах, глаза под стеклами очков моргают, как будто у него тик. Он явно исполнял приказ матери.

Я вышла из машины и посмотрела на часы. Мы опоздали больше чем на час. Наверняка они ждут уже давно: небось сидели за столом у окна в гостиной, молча потягивали кофе и караулили нас. Вот Роуз шипит сквозь зубы: «Куда запропастилась проклятая девчонка?» Потом, когда мы наконец появляемся в поле зрения, резко грохает чашкой об стол. «Явились, Гектор. Так, делай все, как я говорила. Быстро выходим, и, ради бога, не забудь улыбнуться!»

Легко перепрыгнув через последние пару ступеней, она направилась к нам по гравию с сияющей улыбкой и вытянутыми руками: миниатюрная, подтянутая, энергичная фигурка в опрятной бледно-зеленой двойке и модных брюках. Темно-синие туфли с металлическими пряжками, безупречно уложенные седые волосы зачесаны назад и аккуратно подкручены за ушами.

– Дорогие мои! Приехали! – пропела она издалека.

– Здравствуйте, Роуз.

Я взяла мальчиков за руки, нацепила улыбку и уверенно зашагала навстречу приветственному комитету.

– Здравствуйте.

– Люси! Бен! Макс! – весело воскликнула Роуз, коснулась руками моих плеч и легонько чмокнула меня в щеку. – Как здорово! Как чудесно, правда? – Она присела на корточки рядом с детьми. – Дайте-ка я на вас посмотрю. Бог ты мой, как же вы выросли! Только подумать – как вытянулись! – Она с улыбкой встала. – Наконец-то! Люси, какая радость. Здорово, правда? Вся семья в сборе, снова вместе. Наконец-то. Все здесь, все так, как и должно быть!

 

Глава 6

– Заходите, заходите! – воскликнула она, разворачиваясь на каблуках и провожая меня к ступеням. – Уверена, вам захочется выпить по чашке чего-нибудь после переезда, – ворковала она, не замедляя шаг, – а потом я покажу вам амбар Чандлерса. Но сначала вы должны со всеми поздороваться. Лавиния! Ла-ви-ни-я! Йо-хо, они здесь! Иди за мной, Люси.

Я и пошла за ней, мальчики прыгали позади, проворные, как козлики.

Ступив через порог, мы оказались в просторном сводчатом холле, пол которого был выложен черно-белыми плитами. В воздухе висел тяжелый аромат орхидей, расставленных в вазах на колоннах. Роуз остановилась. «Выдержала эффектную паузу», – невольно подумала я. Мы покорно огляделись, привыкая к полумраку, молча впитывая окружившую нас безмолвную роскошь. Со стены над великолепным каменным камином нас буравила мертвыми глазами оленья голова; со старинных картин смотрели желтеющие поблекшие лица предков. Тут и там стояла мебель, которую обычно увидишь только в музее, и я слышала знакомое тиканье больших старинных часов где-то вдалеке. Драпировки цвета увядшей розы на окнах, как и все вокруг, были словно покрыты тусклой патиной древности и, самое важное, несли отпечаток многих поколений семьи Феллоуз.

– Вот это да, – коротко подытожил Бен.

Роуз ничего не сказала, только улыбнулась и с довольным видом вздернула подбородок. Ее глаза горделиво блестели, нос был похож на двугранник. Именно в этот момент, верно рассчитав время, ее дочь тихонько спустилась по огромной лестнице, касаясь перил одной рукой. Ее темные прямые волосы были коротко пострижены и блестели (я заметила, что на голове у нее бархатная повязка в стиле восьмидесятых). На ней была простая узорчатая рубашка от Либерти и старая юбка, которую я помнила по прошлым встречам. Но было и кое-что новое: широкая, приветливая улыбка и огонек в темных глазах.

– Люси! Наконец-то ты здесь! – воскликнула она. – Как здорово! Мы так ждали, когда же ты приедешь!

– Правда? – оторопело произнесла я, пытаясь скрыть изумление. – Боже, как мило, Лавиния.

Она клюнула меня в щеку, и я спрятала свое смущенное лицо в ее волосах.

– Тебе так понравится в амбаре, – затараторила она. – Все, кто был там, просто в восторге. Скорее бы тебе показать! Должна признать, мы с мамой здорово потрудились, и теперь, когда ремонт закончен, я даже немного тебе завидую! Сама бы не отказалась там поселиться!

– Не говори ерунду, Лавиния, для одного человека там слишком много места, – отрезала ее мать, явно испортив ей настроение.

– Ну да, мамочка, я на самом деле вовсе не имела в виду… – Она обиженно отвернулась.

– Уверена, там просто замечательно, – поспешила успокоить ее я. – Жду не дождусь, когда можно будет посмотреть. А ты, Лавиния… – Я одобрительно оглядела ее с головы до ног. – Позволь сказать…

– Что я поправилась? – Она рассмеялась. – Позволяю. На тринадцать килограмм, между прочим, хотя в основном вот здесь. – Она показала на свой внушительный бюст. – Но я чувствую себя великолепно. Намного лучше, чем раньше.

– И выглядишь тоже, – с облегчением улыбнулась я. Два года назад бедняжку Лавинию бросил ее жених.

Пирс, который струсил, когда начали рассылать свадебные приглашения и присылать подарки. Она так и не оправилась от потрясения и резко сдала. Она бродила по дому, словно привидение, и не могла ни есть, ни спать месяцами. Всю жизнь ее готовили к престижному замужеству, к жизни в престижном доме, в престижном графстве, как героиню романа викторианской эпохи. Но когда она наконец поймала на удочку совершенно безобидного и не очень обаятельного поклонника, он представил себе их будущее и сбежал. И неважно, что он ржал, как идиот, натягивал штаны аж до подмышек и производил не менее приятное впечатление, чем свинья: ведь ему принадлежал особняк, который, конечно, нельзя было сравнить с Незерби, но это все же был «дом, в который не стыдно пригласить гостей», как Лавиния однажды восхищенно мне сообщила. И потеряв его, она была уничтожена. Я сомневалась, что ей удастся пережить позор, но, глядя на нее сейчас, видя, как светятся ее каре-зеленые глаза, я с облегчением поняла, что у нее все в порядке. Она выглядела лучше, чем когда-либо.

Мне вдруг стало стыдно за мои мысли и подозрения. Я посмотрела на этих троих, которые нетерпеливо улыбались, глядя на меня, и поняла, что они – очень добрые люди, и все у меня будет в порядке. В моем воображении я просто позволила им раздуться до гротескных размеров, превратиться в помпезные карикатуры, троллей голубых кровей, а на самом деле они совсем не такие, они обычные деревенские жители, которые очень даже радушно меня встречают.

– Уверена, все мы будем здесь очень счастливы, – улыбнулась я.

– Итак, – Роуз радостно хлопнула в ладоши, – пойдемте же, отведем мальчиков в гостиную и угостим их апельсиновым соком и печеньем, а потом приготовим маме чашку кофе. – Она свернула налево по отделанному панелями коридору. – Я подумала, что здесь будет уютнее. Будем надеяться, что собаки не утащили пирожные!

Роуз выбрала для нашей ознакомительной беседы одну из немногих уютных комнат в этом громадном мавзолее. Когда мы приезжали с Недом, она ни за что бы не позволила хватать пирожные прямо из пакета, сидеть на коленках на ковре, гладить собак и есть одновременно! У меня было такое чувство, будто всю эту непосредственную обстановку Роуз тщательно спланировала, даже специально разбросала по полу газеты, и что? Конечно, это очень мило с ее стороны, она хотела, чтобы нам было уютно. Может, я и вправду цинична, а они стали немножко попроще? Не такие чопорные, как раньше – только посмотрите, как Лавиния смеется вместе с Беном! Я оглядела комнату. Как и раньше, все стены были увешаны семейными фотографиями, но бесконечные ряды фотографий Неда исчезли. Я пригляделась внимательнее. Да, всего пара фотографий. Роуз поймала мой взгляд.

– Я их убрала, – проговорила она. – Нельзя вечно жить прошлым, не так ли? Надо двигаться вперед.

Она посмотрела на меня поверх кофейной чашки, и я благодарно улыбнулась в ответ. И решила завтра же проверить, на месте ли коллекция окаменелостей и крикетные биты, после чего торжествующе позвонить Джесс и сообщить, что и они тоже исчезли.

– Кстати, как Арчи? – спросила я.

– Прекрасно, – просияла она. – На высоте, как он сам говорит. Сейчас он, конечно же, рыбачит или следит за лесовосстановлением на реке, но он очень хочет тебя видеть. Я решила устроить ранний ужин, чтобы и мальчики поужинали с нами. Или ты хочешь в первый вечер побыть одна? – встревоженно добавила она.

– Ранний ужин – это здорово, – успокоила я ее. – Спасибо, что пригласили нас.

– Великолепно. – Она обрадовалась. – Тогда пойдемте посмотрим амбар.

Мы вышли через боковую дверь, зашагали по гравийной дорожке мимо аккуратных клумб, обогнули старый огородик и оранжерею и направились к самой лесистой части поместья. И тут я увидела амбар у озера.

– О! – Я замерла как вкопанная и прикрыла глаза рукой. – Это он?

Я была искренне изумлена. Раньше на дальнем берегу озера стоял довольно обшарпанный ветхий амбар, а теперь это был очень симпатичный деревянный коттедж, выкрашенный белой краской, с новой крышей из сланца, флюгером и буйно разросшимся деревенским садиком.

– Это же прелесть! Мальчики, только посмотрите, это же рай!

Но они уже убежали к кромке воды, пронеслись по деревянному мостику через самую узкую часть озера и побежали вверх по берегу к низкому частоколу, выстроенному вокруг амбара. Сам амбар находился ближе к главному дому, чем я предполагала – я оглянулась на Незерби-Холл с тайным беспокойством. Но, виновато утешила себя я, по крайней мере нас от них отделяет озеро.

– Смотри, мам, какой огромный дом!

Я заглянула внутрь. И оторопела. Дом действительно был огромным. Естественная планировка амбара была сохранена, и внутреннее помещение было просторным, высоким, без видимых перегородок Я очутилась в самой волшебной комнате, которую только видела в жизни. Пол был из старого дерева, стены побелены и увешаны индийскими покрывалами, под потолком – деревянные балки. В зоне гостиной – яркие мягкие диваны и кресла, покрытые восточными ковриками; гостиная зона гармонично перетекала в обеденную с видом на сад – массивный деревянный стол и за ним – маленькая деревянная кухня. Наверху же, по всему периметру помещения, был балкон, а еще выше – поддерживающие крышу открытые балки светлой сосны, огромные, ошкуренные до натурального цвета. Дом был похож на деревянный коттедж в горах: здесь можно было уютно улечься на один из пухлых, забросанных подушками диванов, и целыми днями не выходить на улицу.

– Ох, Роуз, это просто чудо, – прошептала я совершенно искренне. Я была рада, что могу говорить от души. – Я подошла к окну полюбоваться видом. Весь карниз был увит глицинией. Я счастливо улыбнулась. – Потрясающе. Сказка. Спасибо, Роуз. Но как же все это дорого, – ахнула я. – Я имею в виду ремонт. Водопровод, электричество, и… И вы даже установили настоящий камин, и вся эта мебель!

– Не волнуйся, Люси, – ответила Роуз, подошла ко мне и положила руку на мое плечо. – Я хотела сделать все это для тебя и мальчиков. И у меня появилась цель, проект. Нам понравилось, не так ли, Лавиния? Понравилась каждая секунда. Мы получили настоящее удовольствие от работы. Даже не знаю, чем мне теперь заняться!

– И я тоже, – нервно кивнула я. – Видите ли, меня уволили из «Кристи». Судя по всему, им надоели мои постоянные отлучки. И придется искать другое место. Что-нибудь поблизости.

– Как жаль. – У Роуз был искренне озабоченный вид. – Ты же так любила ту работу.

– Но все же приятно немного передохнуть, не так ли? – вмешалась Лавиния. – Ты же не стремишься во что бы то ни стало найти работу?

– Но мне нужны деньги, это же очевидно.

– Но дорогая, я хочу все оплачивать сама, – удивленно проговорила Роуз. – Все твои счета, газ и электричество, телефон – не так уж много денег тебе понадобится.

– Но я не могу позволить вам платить за себя! – в ужасе произнесла я.

– Чепуха, я же содержу всех остальных детей. Плачу за Лавинию и ее квартиру, и за коттедж Гектора на территории поместья, и за Пинки и ее меблированные комнаты – так почему бы не платить и за амбар тоже? Именно так я и сделаю. И по-другому было бы неправильно, – решительно добавила она. – Совсем неправильно. И вообще, Лавиния права. Теперь вопрос с оплатой учебы решен, и за квартиру в Лондоне ты выручила немало – тебе вовсе ни к чему работать.

Я была благодарна, более чем, но и напугана. Я сделала глубокий вдох.

– Вы очень добры, Роуз, – осторожно проговорила я, – но знаете, мне все равно придется чем-то заняться. Хоть какой-то работой… ну, просто для себя. В свое удовольствие. И должна же у меня быть финансовая независимость. Ведь я собираюсь остаться здесь надолго, но кто знает, может, в один прекрасный день… – Тут моя храбрость иссякла. Какая же я грубиянка, что вообще заговорила об этом! Как я могу говорить том, что буду жить дальше и захочу купить свой дом, стоя здесь, в ее шикарном амбаре, и глядя, как она смотрит на меня широко раскрытыми обеспокоенными голубыми глазами! – В один прекрасный день, кто знает… – неуверенно выпалила я. – Все вы были ко мне очень добры, но мне кажется, я должна хоть чем-то заниматься.

Лавиния взволнованно схватила меня за руку и приблизила свое лицо к моему.

– Посещать заключенных, – прошипела она. – Я этим занимаюсь. Правда, Люси, это же замечательно и очень, очень интересно! Ты бы слышала, какие истории они мне рассказывают! – Ее грудь начала тревожно вздыматься. – Словами не передашь! И я нахожу с ними общий язык, – серьезно добавила она. – Бедные, несчастные люди, сбившиеся с пути истинного. Нет, правда, – ее грудь снова встрепенулась, – я наладила с ними контакт. При этом испытываешь такой душевный подъем, нет слов.

Мне пришло в голову, что вообще-то, душевный подъем должны испытывать сами заключенные, но я промолчала.

– Хм-м, да, конечно, работа в тюрьме – это очень увлекательно, но…

– Может, пойдешь в Общество защиты детей? – вмешалась Роуз, стремительно, как ястреб, повернувшись ко мне носом. – В молодости я всегда помогала детям, помнишь, Лавиния? У нас был суперкомитет. А можешь вступить в Общество по борьбе с раком. Очень благодарная работа, если удастся познакомиться с нужными людьми.

С нужными людьми – это с умирающими, что ли? Или с теми, кто пока просто химиотерапию проходит?

– М-м-м, да, пожалуй. А может, – храбро выпалила я, – может, в офисе каком-нибудь? Или в магазине?

Роуз задумалась.

– Кажется, у Ассоциации спасения детей есть магазин в Оксфорде.

Лавиния медленно кивнула.

– Точно, есть. Одежда секонд-хенд, книги, домашнее варенье, кухонные полотенца и прочее. Могу позвонить Патрисии Макговерн, она в «Спасении детей» большая шишка.

– Да нет, я имела в виду нормальную работу, понимаете? За деньги.

– Для тебя? – Роуз была поражена. —

– Ну да, знаете, что-то вроде своей карьеры, – в отчаянии пролепетала я. – Вроде той работы, что у меня раньше была. Не просто за деньги, а… Ну в общем, то, что мне нравится! – Я покраснела. Ужасно. Как будто я выскочка-карьеристка. – Но вы правы, – пробормотала я. – Я могу и благотворительностью тоже заниматься. Для меня это будет… очень полезно.

– Великолепно! – просияла Роуз. – Уверена, Лавиния подберет тебе что-нибудь подходящее. Обществу защиты детей всегда нужны волонтеры, пусть даже для того, чтобы собирать пожертвования у входа в супермаркет, да и цветочницы в церковь всегда требуются. Мимси Комптон-Беррелл обычно украшает алтарь, ну а ты можешь заняться скамьями, и нам вечно не хватает рукодельниц для изготовления молельных подушечек. Вышивать умеешь, Люси?

– Ну… не очень хорошо.

– Ничего страшного. Тогда можешь пойти в уборщицы. Это кому угодно под силу – вытирай себе и мой! И не забывай, мы там вкалываем по-настоящему, без дураков. И есть же еще теннисный клуб, правда, дорогая?

Лавиния энергично закивала.

– Да, конечно. И зимой два раза в неделю собирается охотничье общество, иногда у нас, это же так удобно, пра… Ты что же, Люси, не охотишься?

– Вообще-то нет, – тихо пропищала я.

– Ну ничего. Тогда нас ждут девичники и торжественные ужины! Тебе будет чем заняться!

– Супер, – слабым шепотом проговорила я.

– Так. Гектор распорядится, чтобы Тед принес твои вещи прямо сюда и поставил там, где ты пожелаешь. Теперь мы оставим тебя в покое, чтобы ты могла их разобрать. Скоро увидимся на нашем раннем ужине, дорогая. Коктейли в шесть, тогда и познакомишься с новой няней! Как же все это здорово! Ура!

И они под руку вышли из амбара и побрели по берегу озера, оживленно щебеча.

 

Глава 7

Ровно в шесть мы с мальчиками, еле дыша, вскарабкались на холм и оказались у дверей Незерби-Холла. Ужин начался совсем скоро, можно даже сказать, стремительно. Шагая по парку в этот божественный летний вечер, я с удивлением заметила, что вся семья собралась на просторной крытой террасе позади дома. Все прекрасно знали, что Арчи терпеть не может есть на улице, считает, что так делают только на материке, что это неудобно и, вообще, на свежем воздухе едят одни гомики. И тем не менее на террасе накрыли стол под большим зонтиком.

– Как мило, – удивленно пролепетала я, когда Роуз подбежала мне навстречу, как всегда на цыпочках и с задранным носом – как маленькая белочка.

– Я подумала, что мальчикам больше понравится на террасе. Не так официально. В обеденном зале люди чувствуют себя как-то неуютно, тебе не кажется? А на кухне так жарко.

– Все замечательно, – заверила я ее. – И ребята будут в восторге. О, Арчи, – обернулась я. – Рада вас видеть.

Арчи, крупный мужчина с густыми бровями, зажал меня в медвежьих объятиях: чопорный галстук, завязанный тугим узлом, душил его. Роуз улизнула на кухню следить за приготовлением ужина, а он тем временем сладострастно разглядывал меня влажными глазами.

– Люси, дорогая. Выглядишь обворожительно, как всегда. Как конфетка! – Он поцеловал меня почти в губы, после чего потер бедро ладонью – он всегда так делал, когда бывал возбужден. – Не можешь представить, как мы рады, что ты здесь, с нами, и эти два сорванца тоже! Ну, как вам новый дом? Никаких жалоб нет? Роуз несколько месяцев там хлопотала, так что все должно быть безупречно. Она прямо в маньяка превратилась. Чуть что – гладить салфетки или еще что-нибудь в этом роде. Я уж заподозрил, что у нее там любовник завелся! Но нет, не повезло – ха-ха-ха!

Я нервно захихикала вместе с ним. Все давно знали, что отношения между Роуз и Арчи как таковые завяли уже много лет назад. Родив четверых детей, Роуз решительно натянула ночнушку, и Арчи пришлось, по ее деликатному выражению, «самому как-то справляться» (можно подумать, это все равно, что завтрак самому приготовить). Непонятно, было ли ее безразличие искренним или же Роуз просто пыталась сохранить достоинство… ведь под «справляться самому» явно подразумевалось «найти любовницу». И ею стала грудастая блондинка Ванда из соседнего графства, которая дважды в неделю ездила с Арчи на охоту, после чего плюхалась с ним в кровать ради оздоровляющего секса. Роуз, видимо, была только рада закрыть глаза и два раза в неделю передавать Ванде бразды правления. Но, очевидно, Арчи все же не был до конца удовлетворен. Ходили слухи, что у него есть любовницы и в Лондоне. Никто уже не удивлялся, что при разговоре его взгляд застывал где-то на уровне груди, и он даже не пытался этого скрыть. Женская анатомия была его хобби: его интересовала грудь, и, следовательно, он на нее пялился. Однако в тот вечер я заметила, что его взгляд приковало более захватывающее и приятное зрелище.

Слева от меня сидела очень красивая девушка с каштановыми кудрями, широкой улыбкой и в футболочке, обтягивающей пышный бюст. Она разговаривала с Гектором, который так раскраснелся от ее внимания, что, казалось, вот-вот отдаст концы. Австралийский акцент гулким эхом отражался от йоркширских каменных стен. По ее одежде я поняла, что это и есть няня. Я рассеянно болтала с Арчи и думала, не нарочно ли Роуз взяла ее на работу. Феллоузы уже давно расстраивались из-за неспособности тридцатишестилетнего Гектора наладить отношения с какой-либо девушкой, независимо от ее внешности и происхождения. «Хотя бы пригласил ее на чашечку кофе», – сокрушалась Роуз. Правда он ходил на званые ужины – всегда в качестве свободного холостяка – и знакомился с кучей женщин, но никогда не приводил никого домой. «А у него так много достоинств!» – жаловалась Роуз, размахивая руками вокруг и указывая на эти достоинства (она явно имела в виду не его личные качества).

Мы с Недом были уверены, что он не голубой, как думали некоторые: просто он очень застенчив и, вероятно, асексуален. Неужели это очередная хитрость Роуз – выбрать хорошенькую пышную девчонку и подсунуть ее сыну под нос, словно жирного извивающегося червяка на крючке? По-моему, весьма рискованная затея. Во-первых, Гектор, чувствительная душа, наверняка потеряет голову и влюбится в девицу по уши, а Роуз на это вовсе не рассчитывает; и, во-вторых, Арчи тоже захочется ее охмурить. У него уже слюнки текут при мысли об этом, я вижу, и он потирает бедро, как заведенный. Но Роуз же не дурочка. Наверняка она и об этом подумала и решила… что же она решила?

– Ты уже познакомилась с Тришей? – резко прошипел Арчи, оборвав меня на полуслове и протащив через всю террасу. – Я не должен вас знакомить, так как Роуз хотела произнести какую-то идиотскую речь, типа, что она не хочет тебе ее навязывать и все такое, но ты просто обязана с ней познакомиться! Обалденная девица. Обалденная! Эй, Триша!

Триша оборвала разговор с Гектором, дав бедняге возможность вытереть лоб, перевести дыхание и подтянуть штаны. И как раз в эту минуту вбежала Роуз.

– О, Люси, ты уже познакомилась с Тришей?

– Нет, но Арчи как раз…

– Я только хотела сказать, чтобы ты не думала, будто я вмешиваюсь в твои дела и все устраиваю, не посоветовавшись с тобой, но, дорогая, ты даже не представляешь, как нам повезло! Триша приехала из Австралии на год, и хотя сначала мы наняли ее как помощницу для Джоан в кухне, она также любезно согласилась присматривать за мальчиками, если ее помощь понадобится. Я на тебя не давлю, Люси. Она знает, что ты неработающая мама, просто… ну, если ты захочешь уехать в Лондон на весь день или… ну, не знаю, к парикмахеру сходить…

– Это было бы замечательно, – прервала ее я. – Приятно знать, что я могу оставить мальчиков с опытной няней. Спасибо, Роуз, вы абсолютно правы. У меня будет возможность передохнуть.

Роуз просияла, и мы с Тришей пожали друг другу руки.

Потом я увидела Пинки, которая цокала через террасу мне навстречу на каблучках-рюмочках и в коротеньких джинсах.

– Привет, дорогая! – воскликнула она. – Боже, как я рада тебя видеть! Когда мамочка сказала, что ты возвращаешься, я ушам своим не поверила! Думаешь, ты разумно поступила?

– Время покажет, – улыбнулась я, целуя ее в щеку.

– Это верно, но я все равно рада. Надо обязательно поболтать – просто умираю, хочу услышать все твои новости. И этот амбар – просто сказка! Как тебе?

– Потрясающе, – согласилась я.

– Можем целыми днями валяться там на диванах, правда? Так мы и сделаем! – Она взяла меня за руку и заговорщически понизила голос. – Знаешь что, почему бы мне не зайти к тебе завтра? Разопьем бутылочку шардоне, и я расскажу тебе про Лудо.

– Лудо?

Она закатила глаза.

– Он просто бог. Настоящий бог. Он тебе понравится, Люси. Папа, конечно, его возненавидит, обзовет вонючим итальяшкой и выкинет из дома или сделает кое-что похуже, но мне все равно – любовник он просто сногсшибательный. И дело не только в сексе, Люси, клянусь. На этот раз это нечто большее. Он жутко талантлив, и у него потрясающие руки.

– Он пианист?

– Водопроводчик. Что хочешь починит. Ты будешь от него без ума.

– Не сомневаюсь. – Я обожала Пинки, в отличие от Джесс, которую тошнило от одного только ее имени. – И… и чем ты занимаешься, Пинки? – В ее глазах застыло непонимание, и я пожалела, что спросила.

– Занимаюсь? – повторила Пинки. В глазах ее до сих пор виднелось необычное для нее сосредоточенное выражение.

– Ну, ты понимаешь. На курсы какие-нибудь ходишь или как? – пришла я на помощь.

– О! О да, пару месяцев назад я прошла обалденный курс пилатеса! Инструкторша из местных, милая девочка. Хочешь, дам ее номер?

– Спасибо, – тихо ответила я. – Подумаю. Но разве ты не в Лондоне сейчас живешь, Пинки?

– Жила, но деньги кончились, – беззаботно проворковала она. – Намного дешевле жить здесь, висеть на шее у мамочки и папочки.

– Еще бы. – Я оторопела, поразившись ее откровенности. «Но кто я такая, чтобы чувствовать свое превосходство?» – подумала я. Все мы одинаковые: Пинки, я, Гектор и Лавиния. Лавиния, правда, чуть не вышла замуж и каким-то образом перешла в категорию Замужних с Тремя Детьми, отчего у нее появилось столько дел, что стало даже некогда заниматься пилатесом, как Пинки.

Интересно, где Лавиния? Все вроде бы подходят к столу. Джоан уже принесла тарелки с дыней и пармской ветчиной. К счастью, мальчики ее любят. Арчи усаживал Бена и Макса по обе стороны от себя, и Бен нервно взглянул в мою сторону. Через пару минут после того, как мы сели за стол, в стеклянных дверях наконец появилась Лавиния. В одной руке у нее был большой кувшин, который накренился под опасным углом – водка с лимоном и льдом, в другой – свернутый в трубочку журнал.

– Я опоздала? – громко пропела она, слегка шатаясь и осторожно ступая на ступеньку.

– Нет, милая, нисколько, – ответила Роуз с ледяной ноткой в голосе. Я посмотрела на нее, но она ничем себя не выдала.

«Ага, – подумала я, взяв вилку. – Значит, в общем и целом Лавиния действительно чувствует себя лучше, но маленькая проблемка еще налицо. Пусть даже она проявляется только по вечерам».

– Я сяду рядом с тобой, – промурлыкала она, проскользнув на свободный стул возле меня. – Хочу тебе кое-что показать. – Ее рот пьяно перекосился, и все зубы были измазаны помадой. – Весь день лежала на кровати и смотрела на это, – промямлила она, зашуршав под столом журналом и ткнув пальцем в разворот. – Просто слюнки текут. И должна сказать, Люси, в этом месяце тут одни красавцы. Просто бомбы.

Глаза мои вылезли из орбит, и я целиком проглотила кусок пармской ветчины.

– Да что ты говоришь! – закашлялась я.

– Массивные, – дрожащим голосом проговорила она, прерывисто дыша. – Мамочка злится, конечно, – призналась она, – так что я должна быть осторожна. Но когда я скажу «сейчас», глянь-ка под стол.

Я в ужасе покосилась на другой конец стола: ледяные глаза моей свекрови морозили нас неотрывно.

– Хм, Лавиния, может, попозже? – нервно промямлила я. – Мне кажется…

– Нет, – пугающе громко возразила она. – Ты просто обязана это увидеть. Итак… сейчас!

Вопреки здравому смыслу и чтобы она наконец заткнулась, я испуганно взглянула ей на колени и увидела двойной разворот, на котором красовался огромный… особняк эпохи Якова I.

– Только глянь на фронтоны, – промурлыкала Лавиния. – Первоклассный елизаветинский стиль, и все оригинальные детали! И посмотри… посмотри на этот! – Она судорожно принялась листать «Загородную жизнь». – «Уильям и Мэри», – ласково произнесла она, – каталогизирован, разумеется, двести акров территории и рыбалка на Тесте в качестве бонуса! Не такой большой, как Незерби-Холл, конечно, с ним никто не сравнится, но все же… скажи, прямо слюнки текут?

– Довольно, Лавиния. Пожалуйста, убери журнал. Шелково-ледяной голос Роуз повис над столом. Лавиния надула губки и со стуком уронила журнал на пол.

– Потом покажу, – пообещала она.

– А почему же рядом с Люси свободное место? – сладко проворковала Роуз. – И… о боже, рядом с Беном тоже! Чертовка Джоан опять поставила слишком много приборов! Сколько можно!

– Я тетушек пригласил, дорогая, – пояснил Арчи. – Сегодня утром встретил их в деревне и позвал на ужин, раз уж у нас семейный праздник. Подумал, что ты будешь не против, только забыл сказать.

Роуз разинула и закрыла рот.

– Тетушек! – взвизгнула она. – О господи, Арчи, ты что, предупредить не мог? В первый же вечер подвергать бедную девочку общению с этой парочкой?

– Ну я же их уже видела, – успокоила я ее. – И мне они нравятся.

– Нравятся? – Она недоверчиво покосилась на меня.

– Не волнуйся, дорогая, – утешил ее Арчи. – Они тогда были немножко не в себе, небось и не помнят нашу Люси.

Старенькие сестры Арчи, Синтия и Вайолет, жили в коттедже на территории поместья. Все описывали их по-разному: Роуз называла «парой сумасшедших», более мягкие критики – «эксцентричными старушками». Синтия была старше Вайолет, выглядела мужеподобно и довольно устрашающе и сохранила остатки разума, хоть и демонстрировала их не к месту. Вайолет, младшая сестра, окончательно тронулась уже давным-давно. По-моему, она считалась первой красавицей в высшем обществе и была первой женщиной-жокеем, выступавшим в Аскоте, что еще увеличило ее популярность. В свои восемьдесят два она ездила верхом, была владелицей стада и очень его оберегала. Помню, когда много лет назад Нед познакомил меня с этими двумя старушками, я очень позабавилась.

– Господи, Арчи, ты ничем не лучше их! И наверняка пойдешь по той же дорожке! Это все гены. О боже, – Роуз зажмурилась. – Вы слышите? Вспомни дурака.

Я радостно оглянулась. Но никого не было видно: только рев мотора вдали, как будто машина ехала очень быстро. Судя по всему, автомобиль двигался по подъездной дорожке, и скорость и переключение передач были примерно как на «Формуле-1». Мы ждали как зачарованные, и через пару секунд мимо дома промчался древний красный «форд-фиеста», направился к фонтану и исполнил леденящий душу разворот на ручных тормозах по гравию, остановившись в миллиметре от воды. Машина замерла: из нее шел пар, гравий летел во все стороны. Затаив дыхание, мы ждали, когда откроются двери. Однако через пару секунд «форд» рванул назад, задним ходом на полной скорости, и въехал прямо в фигурно постриженную живую изгородь. Видимо, там они и намеревались припарковаться, так как двери тут же распахнулись – насколько было возможно – и сестры протиснулись сквозь кусты, невозмутимо отряхивая с одежды ветки.

Синтия, старшая из сестер, выглядела безупречно в шелковом жаккардовом платье и жемчугах. Только вот на ногах у нее были шерстяные носки и тапки. При ближайшем рассмотрении также оказалось, что помада размазана по всему ее лицу. Она решительно двинулась в нашу сторону: в одной руке сумочка, в другой – упаковка сосисок.

За ней шла младшая сестра, Вайолет. Она была намного ниже ростом и одета попроще: красно-черная шелковая жокейская шапочка, рубашка, на которой оторвались почти все пуговицы, так что был виден черный лифчик, и штаны, так сильно заляпанные грязью, навозом, кровью и потрохами, что их можно было поставить к стенке. На ногах были самые огромные черные кроссовки, которые я только видела в жизни.

Тетушки совершенно невозмутимо уселись на два свободных места. Сосиски Синтия положила в центр стола.

– Это наш вклад в угощение, – громко произнесла она.

– Спасибо, дорогая, – еле слышно пролепетала Роуз. – И… как же я рада вас видеть. Надеюсь, вы не против, что мы не стали вас дожидаться? Закуску вы уже пропустили. Тогда перейдем к утке, если… ах, Джоан, благодарю. – Джоан пришла убрать тарелки, и воцарилась долгое молчание.

– Итак, – Роуз улыбнулась и взяла себя в руки, – Синтия, не знаю, помнишь ли ты жену Неда Люси? А это мои внуки, Бен и Макс. Видишь ли, они будут жить в амбаре Чандлерса, на той стороне озера, рядом с загонами.

– Я в курсе, где у вас тут амбар, Роуз, – огрызнулась Синтия. – Я здесь выросла, хоть мне и приходится тебе об этом напоминать. И, конечно же, я помню Неда. Это же мой племянник, черт возьми. Безвременно погибший, о чем ты не устаешь мне напоминать. Единственный из всей вашей семейки, от кого был какой-то прок – Прищурившись, она взглянула на меня. – Жена Неда, говоришь? Помню тебя, ты Люси.

Принесли утку, почти сырую, даже кровь до сих пор текла по артериям. Но никто этого не заметил, так как за уткой последовал какой-то зловещий зеленый мусс, абсолютно несъедобный. Вечер продолжался, и я пыталась есть, следить за сидевшей справа от меня Лавинией, которая катастрофически напивалась и бормотала что-то о портиках и горгульях, и одновременно присматривать за Беном, который отважно пытался хоть что-то съесть, в то время как Макс даже не притронулся к пище и засыпал над тарелкой.

Мерзкий мусс наконец унесли. Я откашлялась, чтобы сказать, что мальчики ужасно устали и пора их укладывать.

– Пойдем, Макс, – сказала я. – Нам пора. Ты уже засыпаешь за столом.

– Может, останетесь и выпьете кофе?

– Ох, Роуз, я бы с радостью. Но сами понимаете – первый вечер и все такое. Все вымотались. Ничего страшного, если мы уйдем?

Роуз великодушно склонила голову и обнажила сильно пожелтевшие зубы. – Конечно же. До завтра.

– А завтра, – встрепенулась Лавиния, неожиданно очнувшись от пьяной дремы и схватив меня за руку, – поговорим о благотворительных комитетах!

– Вообще-то, Лавиния, я решила, что занятия благотворительностью не по мне, – храбро ответила я, вставая из-за стола.

– Как это? – Она в ужасе посмотрела на меня пьяными испуганными глазами.

– Могу помочь немножко в церкви или…

– Может, займешься цветами? – взмолилась она. – Цветы мы расставляем во второе воскресенье каждого месяца.

– Хорошо, цветы так цветы, – согласилась я. – Раз в месяц.

– Превосходно, – просияла она. – Завтра же пойдем к Мимси Комптон-Беррелл. Она будет в восторге, что ты станешь одной из нас!

– Ладно, – бросила я, подумав, что даже мне под силу раз в месяц сунуть в вазу пару георгинов. – Увидимся завтра.

Я взяла детей, и мы обошли вокруг стола с поцелуями, улыбками и кивками, благодарностями и извинениями, сбежали по ступенькам террасы, обошли фонтан и зашагали через парк в темноту.

 

Глава 8

На следующее утро Лавиния явилась в мой дом чуть ли не на рассвете. На самом деле было часов девять, но мы с мальчиками еще даже не собирались окончательно просыпаться. Мы сидели в пижамах за кухонным столом и пихали в рот кукурузные палочки, когда…

– У-ху-у-у! Извините, что так рано, но хотела застать вас с самого утра! – донесся ее крик в открытое окно.

– Открыто, – прорычала я, не отрываясь от миски, не вставая со стула и разминая хлопья в кашу.

Все еще пребывая в душном полусне, я задалась вопросом: а не станут ли такие визиты регулярным явлением.

– Извини, что помешала, – прошептала Лавиния, проходя в комнату. Она решительно села, явно вознамерившись поболтать. – Но мы же вчера договаривались… Я хотела предложить, чтобы ты после обеда зашла. Мы с Мимси часа в три пойдем в церковь, так что заходи в любое время после трех Хорошо? Покажем тебе, что к чему.

– Отлично, – невнятно пообещала я, подумав: «Только один раз, и все». Больше я не буду принимать участие в благотворительности, и когда мы с мальчиками вернемся, сразу же начну искать работу. «Не хочу я превращаться в Лавинию», – угрюмо подумала я, отнесла миски из-под палочек к раковине и швырнув их о стол с гораздо большей силой, чем надо бы. Я виновато принялась хлопотать с посудой, а Лавиния болтала с мальчиками.

– Какая прелесть! – вдруг воскликнула она. – Ты весь свой фарфор выставила. – Лавиния смотрела на мою драгоценную коллекцию азиатского фарфора с птичками, красующуюся в буфете. – Мамочка так и подумала, что ты захочешь расставить фарфор там, – самодовольно проворковала она.

Я стиснула зубы и сделала глубокий вдох. И с какой стати меня это раздражает? Вчера вечером я так обрадовалась, обнаружив большой пустой буфет, и с удовольствием заполнила его, а потом отошла в сторону и с восторгом полюбовалась хрупким, тускло-голубым и кремовым фарфором, поблескивающим на темном фоне уэльского дуба.

– Неужели, – злобно процедила я. Повисло молчание.

Когда я обернулась, Лавинии уже не было. Я торопливо подошла к открытой двери.

– Она слышала? – спросила я Бена, встревоженно вытирая руки полотенцем и глядя, как она спускается с холма.

– Что слышала? – Он оторвался от книжки, заложив строчку пальцем.

Я прикусила губу. Боже, какая же я идиотка. Она, наверное, так одинока и хотела со мной по-доброму!

Но мне показалось, что Лавиния скачет по холму слишком беззаботно: вряд ли она так уж обиделась.

– Увидимся! – выкрикнула я.

Она удивленно обернулась и просияла.

– Оки-доки!

«Ну уж нет, – ядовито подумала я, – совсем она не обиделась. Шкура у Феллоузов толще носорожьей, и мне это только на руку. Тем более если отныне я собираюсь регулярно метаться между чувством вины и раздражением, как сейчас».

Я хотела было закрыть дверь, но тут заметила в отдалении еще одну фигуру и поняла свою ошибку. Дурочка, а я-то подумала, что с гостями на сегодня покончено. Но нет, мне предстояло принять еще кое-кого. Я вздохнула и облокотилась о дверной косяк, стоя на солнышке. По холму неторопливо дефилировала Триша: длинноногая, загорелая, безмятежная и очень хорошенькая. Она никуда не спешила, ни о чем не беспокоилась и была почти не одета, не считая крошечных белых шортиков и ярко-розового коротенького топика. Она весело размахивала ведром, в котором лежали порошки, тряпки и губки.

– Привет, миссис! – проговорила Триша, заходя в дом и поправляя челку. – С чего мне начать?

– Привет-привет, мисс Швабра, – с притворным высокомерием произнесла я. – Отполируй полы, пока не увидишь в них свое отражение, и выбей ковры, да так, чтобы искры из глаз посыпались. Я вернусь к чаю, часика в четыре.

– Серебро почистить?

– Само собой.

– А газеты погладить? И не подогреть ли сиденье унитаза?

Я прыснула:

– Фу, какая гадость. Если серьезно, Триша, делать тут ничего не надо. Тут все совершенно новое, сверкает чистотой, ни пылинки – Роуз об этом позаботилась. И зачем она тебя прислала? Отполировать чайные чашечки изнутри, что ли?

– Да, что-то вроде того, и еще приказала исполнять любые ваши прихоти и приказания, – весело проговорила она. – Я хотела было возразить, что вы, возможно, и не захотите, чтобы я путалась у вас под ногами, но она и слушать не пожелала.

– Дело не в том, что мне не нужна твоя помощь, просто пока делать ничего не надо. Потом работа будет, когда мои сыновья перевернут весь дом, но даже тогда не надо приходить каждый день. Может, позже, когда я выйду на работу…

– Вот именно. Так я и думала. Ну, тогда дайте мне знать. – Она пожала плечами. – А пока я буду приходить, скажем, дважды в неделю, ладно? Ванну помою, вымою на кухне пол, поглажу что-нибудь, а потом, когда найдете себе место, буду приходить и сидеть с мальчиками. И необязательно говорить Роуз, что я не торчу здесь днем и ночью. Да и Джоан тоже не хочет, чтобы я ошивалась на ее кухне, как она это называет. Так что, может, мне просто отдохнуть пока немного? Съездить в город, по магазинам походить… – Она обезоруживающе улыбнулась.

Я пожала плечами.

– Хорошо, Триша. Пусть пока все будет, как ты говоришь, тем более что нас обеих это устраивает. – Я выдвинула ящик. – Вот ключ от дома, – я протянула ей ключ, – и хорошо, если бы ты дала мне свой номер мобильного…

– Точно! отличная идея. – Она нацарапала номер. – Тогда, если я тебе понадоблюсь или… – она воровато оглянулась, – …если Роуз явится меня искать, дай сигнал, о'кей?

Я усмехнулась:

– Заметано.

Она прогарцевала к выходу.

Я улыбнулась и повернулась к мальчикам.

– Так. Давайте-ка, ребята, одевайтесь и поехали отсюда, пока к нам кто-нибудь еще не пришел.

Через полчаса мы уже сидели в машине и ехали по задней дорожке, которая была более дикой и гораздо менее ухоженной, чем парадный въезд.

Когда мы подъехали к Оксфорду, я вздохнула с облегчением. Этот прекрасный старый город, где я провела три счастливых года, всегда оказывал на меня поистине волшебное действие. Я не могла дождаться, когда покажу детям мой колледж и тот, где учился их отец. К сожалению, на улицах были большие пробки, и солнце так пекло, что, добравшись до центра, мы уже таяли от жары. Зря мы отправились на машине: сейчас все бросают машины и передвигаются по городу на велосипеде. Я в свое время только на велике по этим улицам и ездила.

– Смотрите, – воскликнула я, вытирая застилающий глаза пот, когда мы наконец проползли мимо старого колледжа Неда. – В этом колледже учился папа. Видите там, где арка, кусочек зеленой лужайки! Посмотрите, какие красивые старые здания, – пробормотала я, развернувшись, чтобы не задеть симпатичного и умного молодого человека на велосипеде. Неужели когда-то и я была одной из них? Казалось, что с тех пор прошло сто лет.

– Прямо как в Лондоне, – заметил Макс.

– Ага, только здесь у нас нет знакомых, – угрюмо процедил Бен.

– Да что ты, Макс, Оксфорд совсем не похож на Лондон! Смотри, дома здесь из камня другого цвета, намного мягче, теплее, и они так замечательно сохранились!

Взгляни на колокольню, и на остроконечные башенки, и на сонные витрины с безделушками… О! Это же мой колледж! – Красивая светловолосая девушка слезла с велосипеда и прислонила его к столбу. – Ваша мамочка тоже когда-то была такой, – смело предположила я, – и так же шла на лекцию!

Лица моих сыновей в зеркале заднего вида исказились от ужаса и недоверия, и мне стало стыдно. Надо же, мама может так нагло врать! Еще бы, ведь для них я всегда была и буду тридцатидвухлетней клюшкой!

– Мам, мы тут сейчас умрем!

– Знаю, дети, – прошипела я, – если бы я только могла найти место для парковки… Господи, это кошмар какой-то.

Я поняла, что если в Лондоне мы ходили в школу пешком, то тут каждое утро дорога будет выматывать нам нервы. И вообще, где эта чертова школа? Судя по всему, в центре города. Но мы же и так в центре, куда дальше, сейчас уже к реке подъедем! Наконец мы припарковались, за мили от центра, и поплелись обратно, в основном в горку, в самую жару. Макс корчился от усталости и невыносимо капризничал, но я не сдавалась. Я найду эту проклятую школу, даже если мне придется…

– Ага! – воскликнула я, сверяясь с проспектом и картой, которую мне Любезно послали. – Это она. Да, школа Святого Михаила.

Пошатываясь, мы остановились у красного кирпичного здания на оживленной улице, по которой проносились грузовики: высокое, грозное строение с решетками на окнах.

– На тюрьму похоже, – проговорил Бен.

– Не говори глупости, дорогой, чудесная школа. Посмотри, какая игровая площадка.

– Где?

– А вон там, рядом со входом.

– Там асфальт, мам.

– Ну, наверное, площадка с другой стороны. – Я подергала ворота. – Может, попробуем открыть? Может…

– Нет, мам, пойдем. Мне не нравится, когда ты пытаешься проникнуть куда-то незаконно. Пойдем лучше. – Бен нервно кусал ногти. Я посмотрела на него.

– Ладно, милый.

Я хотела взять его за руку, но он сунул ее в карман. Мы молча зашагали по улице; Макс плелся сзади.

– По крайней мере, мы ее видели, – весело прощебетала я. – И это очень красивое здание в викторианском стиле, с фронтонами и орнаментами и всякими штучками… – Я осеклась, осознав, что говорю совсем как моя пустоголовая золовка Лавиния. Меня мучила мысль, что еще Бену во мне не нравится.

Нам срочно надо было пообедать и выпить холодненького, так что я решила, что лучше всего пойти в «Браунс», где есть пальмы и вентиляторы. В студенческие годы это место было мне не по карману, так что у зрелого возраста есть свои преимущества. Я бодро зашагала в направлении Вудсток-роуд. Разумеется, очередь на вход тянулась через всю улицу, как и в следующем ресторане, который я выбрала. Наконец мы устроились в несчастном «Макдоналдсе», вымотавшись так, что не могли даже разговаривать. Мальчики молча осушали один стакан колы за другим. Я грызла куриную палочку и думала о том, что завтра хорошо бы весь день провести лежа в поле с лютиками и глядя на небо. И послезавтра, и послепослезавтра тоже… Да. Это было бы здорово. А зимой, Люси? Ну, зимой что-нибудь придумаем.

По дороге домой меня охватило глубокое уныние. С нарастающим ужасом я задала себе вопрос: а что мы вообще здесь делаем? Где мои друзья? Где Джесс, где Тереза? А когда ребята пойдут в школу – что тогда будет? Они с кем-нибудь подружатся, а я? «Ну, я познакомлюсь с хорошенькими мамами их друзей, – храбро предположила я. – Мы будем ходить в кофейни и по магазинам. И все такое, хотя… минуточку… я же собиралась устроиться на работу!» А если я не найду работу, смогу ли я довольствоваться одними только кофейнями? Может, и да. Стану членом родительского или еще какого-нибудь комитета… Комите-е-е-е-е-е-ет! Я чуть было не въехала в живую изгородь. Черт, вот так люди и сходят с ума, и, кстати, раз уж я заговорила… Я резко остановилась посреди проселочной дороги. И уставилась на дорожный знак.

– Почему мы остановились? – спросил Бен, который всю дорогу сидел с картой и весьма эффективно выполнял обязанности штурмана. – Нам тут прямо.

– Да, я знаю, просто… – Я облизнула губы и вдруг, повинуясь импульсу, крутанула руль влево и понеслась по узкой тропке.

– Нет! Нет, мам, ты едешь совсем, совсем не в ту сторону! Та дорожка вела прямо к бабушкиному дому! Надо было ехать прямо! – Бен обернулся, глядя на перекресток.

– Ты уверен? А мне показалось, что так быстрее. Да и какая разница. Если что, можем вернуться на ту дорогу. Тут кольцевая. – Теперь я внимательно изучала знаки на каждой развилке. – Мы просто проедем через соседние деревни: очень живописный маршрут.

– Но это же огромный круг! И ты неправа, дорога здесь не кольцевая! – Бен, нахмурившись, изучал карту.

Я сделала глубокий вдох и вцепилась в руль. Ну почему этот чертенок такой умный? Ведь у него, между прочим, дислексия! Почему он не может вести себя как обычный ребенок, у которого проблемы с обучением? Нет, сидит себе и изучает карту, как заправский навигатор.

– Значит, будем внимательными туристами! – весело проговорила я. – Интересно, куда ведет эта дорога?

– Вообще-то, в Бартвуд, – угрюмо промямлил Бен. – А потом в Гексхэм.

– Правда? – выпалила я. – Гексхэм. – Я просто должна была произнести это название. Вертела его на языке, смаковала. Как мило, что название деревеньки начинается с Гекс… Гекс как раз рифмуется с… М-м-м-м. Прелесть. Да, это территория Чарли Флетчера. И мне нужна моя доза. Мне нужен глоток свежего воздуха.

– А знаешь, ты прав. – Я притворилась удивленной. – Это действительно Бартвуд, и если мы проедем еще чуть-чуть по той дороге… – На заднем сиденье воцарилась гробовая тишина. – Вот мы и приехали. Гексхэм.

Я выпрямилась и стала взволнованно смотреть по сторонам. Мы медленно тарахтели по живописной деревеньке: здесь был и паб «Грязная утка», и деревенское поле для гольфа. Я судорожно озиралась, изучая вывески на воротах. «Яблоневый дом», «Коттедж Тюдоров», но никакого…

– Почему мы так медленно едем? – возмутился Бен.

– Я проголодался, может, конфеток купим? – заныл Макс.

– Купим, дорогой, только вот, похоже, здесь нет магазина. Хотя есть церковь.

– Ну и что.

– Значит, «ферма у церкви» должна быть где-то здесь, – сквозь зубы пробормотала я. – Ага! Бинго.

Рядом с церковью, как и следовало ожидать. Я тут же притормозила и уставилась на дом. Продолговатый, низкий и старый на вид фермерский коттедж, вероятно, семнадцатого века, с белеными стенами и деревянными балками под потолком; позади был ухоженный сад и пруд с утками. У входа же – непременная подъездная дорожка с хрустящим гравием, а вокруг – белый частокол. Удобный дом, но вовсе не шикарный и не помпезный – а очень, даже очень симпатичный. Я восторженно застонала.

– Какая прелесть, – вздохнула я, остановившись на противоположной стороне дороги и выглядывая в окно. – Просто сказка.

– Что? – спросил Бен.

– Деревушка эта, – как ни в чем не бывало прощебетала я. – Тебе не кажется?

Бен пожал плечами и оглянулся.

– Нормальная деревня. И почему мы остановились?

– О, это потому, что мне надо отправить письмо, дорогой.

А что, хорошо. Очень даже хорошо я придумала – как раз через дорогу стоит красный почтовый ящик, прямо у частокола. Интересно, он дома? Просто поразительно, как же мне хорошо оттого, что он снова рядом, оттого, что я просто знаю, что он здесь проводит время, что он здесь живет! От этой мысли по артериям опять заструилась кровь – а ведь еще десять минут назад я готова была их вскрыть! Но сейчас уже нет. Сейчас мое сердце бьется аж в кончиках пальцев, колотится, как африканский тамтам. Я снова чувствую себя живой, я чувствую… Упс! Ой-ой-ой, открывается дверь. И из нее выходит молодая женщина…

– Ма-а-а-ма-а-а! – раздался крик с заднего сиденья.

– Еще минуту. Шнурки развязались, – прошипела я, наклонившись к самым педалям.

Приподняв голову всего на дюйм, я присмотрелась. Да, все точно: молодая женщина в джинсовом платье, с сумочкой в руке, с длинными светлыми сияющими волосами обернулась и говорила с кем-то на дорожке, и этот кто-то… Черт! Это был он! Он был там! Застыв от чувства вины и восторга, я смотрела, как он положил руку ей на плечо и торопливо ее обнял, а потом она повернулась и пошла к машине. Я не могла видеть их обоих, и сначала косилась то на нее, то на него, но потом решила все-таки полюбоваться им.

Выглядел он шикарно, разумеется: смуглый, широкоплечий, темные волосы взъерошены. На нем была темно-синяя футболка и летние брюки. Одной рукой он облокотился о дверь, глядя, как она садится в машину. Девушку мне уже почти не было видно, к тому же она стояла ко мне спиной, но я достаточно хорошо ее рассмотрела, чтобы понять, что она стройная красивая блондинка с копной блестящих волос. Она завела мотор и высунула голову в окно.

– Нам еще что-нибудь нужно?

– Пару пива можешь купить, – выкрикнул Чарли. – И молоко кончается.

Она кивнула, ловко развернулась и выехала по гравийной дорожке, направившись прямо в мою сторону. Я моментально нырнула под сиденье.

– Ты же вроде говорила, что хочешь письмо отправить? – спросил Бен.

– Да, да, точно. Сейчас только завяжу шнурки…

– Мам, ты в босоножках. И где это письмо?

Я села, потянулась к сумке и тут поняла, что Чарли все еще стоит в дверях и теперь, когда она уехала, с любопытством смотрит на нашу машину. Наверное, думает, кому это взбрело в голову остановиться против его дома на пустынной деревенской улице безо всякой явной причины.

– Скорее, Бен, держи. – Я порылась в сумочке и сунула ему в руку письмо. – Беги и отправь письмо, только быстро.

Он вытаращился на конверт.

– Но тут уже есть штамп, мам. Тебе нужна новая марка.

– Без разницы, просто пойди и опусти.

– Это же старый счет за газ, мам. И адресован тебе. Он не дойдет!

– Просто отправь его, Бен, прошу!

Ну вот, теперь Чарли уже вовсю на нас пялится и закрывает глаза от солнца, чтобы рассмотреть получше.

Я вся взмокла. У нас должна быть причина, чтобы здесь находиться: вдруг он потом заметит машину и поймет, что я за ним слежу? И еще он не должен меня узнать, а то еще подумает: «Боже, как странно, я же ее в Лондоне видел, а теперь она здесь, прямо напротив моего дома!»

– И конверт открыт, мам. Это просто старое письмо, которое ты нашла в сумке! Оно никуда не дойдет!

Я глубоко вздохнула.

– Дойдет. Такой большой счет, они будут рады получить чек!

– Но это же счет для тебя, – не унимался Бен, – а не для них.

– А НУ ИДИ ОТПРАВЬ ЭТО ЧЕРТОВО ПИСЬМО, БЕН, А НЕ ТО Я ТЕБЯ ПРИКОНЧУ!

Повисла зловещая тишина. Через секунду Бен выскользнул из машины, перешел дорогу, положил письмо в ящик и молча вернулся. Мы на полной скорости сорвались с места, как раз когда Чарли хотел сойти с крылечка и двинуться по дорожке к нашей машине.

Воцарилась жуткая тишина. Даже Макс онемел.

– Извини, дорогой, – наконец промямлила я, вытирая лоб, с которого капал пот. – Мне правда очень жаль.

– Ты на меня ругалась! – тихо возмутился Бен.

– И сказала «чертов», – напыщенно добавил Макс. – Два раза!

– Знаю, знаю, но понимаешь, Бен, иногда взрослым людям надо… ну… выпустить пар, короче.

– И ты нарочно послала старое письмо, чтобы у почтальона прибавилось работы, – холодно произнес Бен. – Как тебе не стыдно! Ты плохая.

Он рассерженно отвернулся и уставился в окно. Я мысленно съежилась. Ну да, мне стыдно. Мне тридцать два года, а я с двумя маленькими детьми на заднем сиденье преследую мужчин. Черт. И я же клялась, что больше не буду этого делать. Говорила же: больше никогда! Но если бы вы знали, как мне это необходимо!

Он мне просто необходим. И рядом с ним я испытываю такой подъем. Он – моя мечта, моя фантазия, пусть и неподобающая и недоступная. Ведь теперь я даже ее видела – и в глубине души, без капли сомнения, знала, что это его жена. Что это не подруга, не няня. Больше ничего объяснять было не нужно. Но даже это не остановило меня и не подкосило мою решимость! И что я в нем такого нашла? Неужели дальше будет хуже? Неужели я превращаюсь в маньяка?

Я задрожала, а потом расправила плечи. «Ну уж нет, – фыркнула я. – Просто мы немножко заблудились, только и всего! Проехали через деревню – тоже мне преступление! И откуда я знала, что он там окажется?»

Я выехала на главную дорогу и направилась в Незерби-Холл. «И все же было приятно его увидеть, – мечтательно подумала я. – Можно сказать, незапланированная радость. Правда, неожиданное удовольствие».

– Как я рада вас видеть, – прошептала я, когда мы остановились на светофоре. Школьник на велосипеде ошарашенно вытаращился в открытое окно моей машины. Он не стал ждать зеленого света и судорожно закрутил педали, спасая свою жизнь. В зеркале заднего вида я заметила, как мальчики обменялись испуганными взглядами.

«Ну и ладно, – подумала я, отпуская тормоз и облегченно вздыхая. – Теперь можно ехать в церковь. Самый подходящий момент – искуплю все свои грехи». Я взглянула на часы. Да, уже почти четыре, пора к Лавинии. Вот мне и наказание.

Через десять минут мы приехали в деревню: мальчики так и пыхтели, насупившись на заднем сиденье. Подъезжая к маленькой нормандской церкви, я подумала, какое это красивое местечко. Среди старых разросшихся тисовых деревьев высилась древняя квадратная башня; церковный двор был усажен хорошо ухоженной зеленью, а вокруг тянулся низкий каменный забор.

Именно здесь должны были пожениться мы с Недом, если бы Феллоузы настояли на своем. И что касается этой церкви, здесь никто не прекословил Феллоузам: кажется, на каждой молельной подушечке был вышит фамильный герб, в каждом склепе покоился кто-нибудь из их клана, изготовление каждого витража было профинансировано из их кармана, а на некоторых витражах, наверное, были изображены члены семейства Феллоузов. Господь здесь был ни при чем.

Я развернулась на сиденье и мило улыбнулась, чтобы помириться с моими спутниками.

– Я обещала заехать на минутку и повидаться с тетей Лавинией. Эта церковь очень древняя, и под полом здесь покоятся мертвые рыцари и все такое. Можем взглянуть на колокольню, если хотите. Можем даже подняться!

– Я остаюсь в машине, – процедил Бен, невидящим взглядом уставившись в окно.

– Я тоже, – добавил Макс несколько неуверенно: он уже забыл, из-за чего мы поссорились, а моя история с мертвыми рыцарями ему очень понравилась.

Я вздохнула:

– Хорошо. Но неужели вам не жарко в машине? Молчание. Я пожала плечами и пошла по дорожке ко входу.

Я поднялась по выложенному плиткой крыльцу и оказалась в приятной сумеречной прохладе. Лавинию я увидела почти сразу. Она стояла в проходе ко мне спиной, непрерывно что-то говорила, наклонялась и брала с пола охапки цветов. Ее вкрадчивый, слащавый голосок разносился по всей церкви.

– Ой, Мимси, какая прелесть – просто очарование! И как тебе это удается. У меня ужасно руки дрожат, и в результате получаются сзади короткие, а спереди длинные. Сплошной беспорядок.

Я тут же поняла, что она хочет угодить той, с кем разговаривала. Она засеменила к алтарю с охапками цветов, напевая хриплым контральто «Дыхание небес». Я зашагала следом. Она не видела, что я иду за ней, к тому же ее внимание было приковано к красивой девушке с короткими светлыми волосами, которая стояла у алтаря и расставляла цветы по вазам.

– Извини за опоздание, Лавиния, – произнесла я, подойдя поближе. – К сожалению, я не смогу надолго задержаться. Мальчики ждут в машине.

– Люси, привет! – Она обернулась; у нее был разгоряченный и перевозбужденный вид. – Да не волнуйся, это ненадолго. Знакомься, Люси, это Мимси Комптон-Беррелл, моя очень дорогая подруга, – она самодовольно просияла.

– Здравствуйте. – Я улыбнулась им обеим.

– Привет, – проговорила Мимси. – Пришли поработать вместе с нами?

– Ну, я не уверена, что сумею сделать что-то подобное, – произнесла я, восторженно разглядывая действительно красивую и сложную композицию из лилий, белых роз и зелени, со вкусом собранных в букет и перевязанных длинной лентой из пальмового волокна.

– Не волнуйтесь, – бросила Мимси. – Нам любая помощь нужна, и все равно, что вы будете делать. Даже хорошо, когда каждую неделю разные композиции, не так ли, Лавиния?

– Конечно, – поддакнула моя золовка.

– Полевые цветы в окружении камыша? – предложила я.

– Великолепно, – просияла Мимси. – Хотя должна вас предупредить, полевые цветы в течение недели могут завянуть, так что придется каждый день приезжать сюда и делать новую композицию.

– Ах так, – поспешно спохватилась я. – Ну, в таком случае…

– Лучше нарвите более долговечных цветов у Роуз в саду. Книпхофии простоят целый месяц. Я как-то разукрасила ими всю церковь, но потом викарий довольно смущенно намекнул, что ему кажется, они слишком «нескромные». Мне так и хотелось ответить: «Ага, они слишком похожи на возбужденные члены!» Только представьте! Несчастные старушки упали бы в обморок во время службы. Но если честно, годятся любые цветы. Только не позволяй Лавинии навалить на тебя слишком много работы, – пробормотала Мимси, когда Лавиния с криком «побольше гипсофилы!» побежала к двери. – Ей только дай волю, она из тебя все соки выжмет.

– О, я в курсе, – прошептала я в ответ и подумала: «Какая же милая эта Мимси». Она и на вид была лапочкой: широко посаженные честные серые глаза, непослушная светлая челка и широкая белозубая улыбка. И как ее-то сюда занесло?

– Раз в месяц будешь приходить, и Лавиния будет довольна, – уголком рта прошептала она. – Обещаю, если хорошо подготовиться, это займет не более десяти минут, но ни в коем случае, если ты хоть каплю соображаешь, не записывайся помогать в воскресной школе или участвовать в выпуске приходского журнала, как сделала я. Мы скажем: «Спасибо, нет» – как учит Общество по борьбе с наркозависимостью.

– Господи, бедняжка, и как ты теперь выкрутишься?

Она поморщилась:

– Я уже завязла слишком глубоко. И знаешь, мне это по душе. Правда, времени уходит куча.

– Могу представить.

– Может, еще папоротник? – пропела Лавиния от двери.

– Кажется, Лавиния, я уже закончила, – Мимси заговорила громче. – Как думаешь? – Она развернула вазу, чтобы показать Лавинии букет. – Можно я теперь пойду домой?

– Замечательно. – Лавиния подбежала к Мимси, льстиво хлопая в ладоши. – Просто идеально. Поняла, как надо делать, Люси? – выдохнула она. – Две большие композиции по обе стороны алтаря, несколько маленьких изящных на скамьях, и потом, если останется время, – она выпятила грудь, – еще большой, парадный букет у входа. Чтобы поприветствовать прихожан. Я запишу тебя на воскресенье через две недели, хорошо?

– Да, – трусливо пробормотала я, – только вот сейчас мне надо бежать, мальчики уже спеклись в машине, сама понимаешь. Рада была с тобой познакомиться, – сказала я, поворачиваясь к Мимси. – Может, как-нибудь увидимся, – с надеждой добавила я, почувствовав в ней родственную душу.

– Конечно, увидимся. В субботу у вас дома.

– Что?

– Разве мамочка тебе не говорила? – Лавиния нахмурилась и повернулась ко мне.

– Говорила что?

– Она устраивает большую вечеринку в твою честь, настоящий пир! Чтобы поприветствовать тебя в нашей деревне, познакомить с местными и так далее.

– В мою честь?

– Ну да, чтобы ты тут со всеми познакомилась. Полграфства придет! Будет так весело.

– Но у меня планы на выходные. Ко мне приедет подруга Тереза и ее маленький сын…

– Ну и здорово, – промурлыкала Лавиния. – Чем больше народу, тем лучше. Правда, Люси, приглашай и свою подругу. Поговори на всякий случай с мамой, но я уверена, все уладится. Она будет не против.

 

Глава 9

Неприятности начались уже на следующее утро: Роуз позвонила прежде, чем я успела подготовиться морально.

– Так. Как я понимаю, на выходные ты приглашаешь подругу?

– М-м-м, да. – Я положила книгу и выскочила из кровати, торопливо хватая халат. – Послушайте, Роуз, я как раз хотела вам позвонить и предупредить, чтобы на выходные вы на нас не рассчитывали. Но Лавиния сказала, что вы устраиваете вечеринку, так что…

– Ерунда, – прервала меня она. – Эта вечеринка для тебя, дорогая, чтобы ты познакомилась с нашими соседями. Поэтому, разумеется, вы тоже приглашены. И твоя подруга должна прийти. Как ее зовут?

– Тереза. Тереза Карлуччо. И ее маленький сын, Пьетро.

– Иностранцы?

– Да, итальянцы. Но Роуз, послушайте…

– Хм-м… Арчи лучше не говорить. Хотя он недолюбливает мужчин-итальянцев. Странно, но итальянки, которые носят самые обтягивающие юбки в мире и красятся как будто при помощи шланга высокого давления, его вовсе не раздражают. И надолго она приедет, твоя подруга-итальянка?

– Всего на одну ночь.

– О, всего на ночь? Конечно, конечно, это не проблема. Тогда мы ждем вас в семь вечера, хорошо? И кстати, тут будет вовсе не полграфства, как сказала Лавиния. Скромная коктейльная вечеринка в розовом саду человек на пятьдесят. Ну ладно, пока.

«Значит, это не проблема, – подумала я, опуская трубку. – Еще бы, какие проблемы: ведь Тереза приезжает в МОЙ дом, черт возьми! И я могу приглашать, кого мне вздумается!»

Я сидела, сгорбившись, на краю кровати и пялилась на телефон. Ноздри горели от раздражения. И тут телефон снова зазвонил, перепугав меня до смерти.

– Алло! – рявкнула я, схватив трубку и надеясь, что это Роуз, и я ее испугаю.

– Чего это ты такая сердитая? Я думала, что в сельской тиши расслабляешься, а не злишься!

– Ой, Джесс, извини. Привет. – Я схватилась за лоб.

– Что тревожит тебя так рано, таким прекрасным утром? Только не говори, что эта старая карга, твоя свекровь, – злорадно проговорила она.

– О нет, нет. Она… с ней все в порядке. А у тебя как дела, Джесс?

– Хорошо, что спросила, дорогая моя. А то совсем затихла. Я уже хотела посылать почтового голубя. Ты разве не получила сообщение по мобильному?

– О господи, да, конечно, извини. Да, Джесс, получила. – Господи, она, кажется, обиделась. – И я хотела тебе позвонить, правда, просто у меня не было ни минутки свободной!

– А-а. Надо же, как быстро все забывается.

– Отстань, всего три дня прошло! И дел у меня здесь выше крыши.

– Что, по колени в клевере или коровьих лепешках?

– В клевере, в клевере. Здесь просто чудесно, – с энтузиазмом выдавила я. – Такая красота, куча полей и цветов и… И дом – это что-то невероятное. – Я слегка приосанилась и расправила халат. В глубине души я понимала, что не позвонила Джесс прежде всего потому, что хотела подождать, пока смогу сказать: «Эй, ты только посмотри на меня! Посмотри, какой у меня новый дом, работа, мужчина!» Последние два пункта были дикой мечтой, конечно, но смысл в том, что мне хотелось быть на высоте.

Она фыркнула:

– Ну да, у тебя там явно полно свободного места. Я слышала, к тебе Тереза на выходные приезжает. Случайно встретила ее в «Харви Никс».

Черт. Да, она действительно обиделась.

– Правда? – запаниковала я. – Да, да, она приезжает, и я и тебя хотела пригласить, только вот подумала, что ты захочешь приехать вместе с Джейми, а он же до сих пор работает на той Европейской конференции, разве нет? – неубедительно пробормотала я.

– Не говори глупости, та конференция уже сто лет назад как закончилась. И с какой стати ты решила, что я захочу приехать вместе с ним? Нет, он вернулся ненадолго домой, ради разнообразия. И вчера вечером мы крупно поссорились – из-за того, что он вечно в отъезде, а я вечно торчу дома, и в конце концов он сказал: «Ну ладно, давай я в эти выходные посижу с Генри, а ты езжай, повидаешься с Люси».

– О, как мило, – еле слышно проговорила я. – Да это же здорово, конечно, приезжай, Джесс. Уверена, места хватит. Единственная проблема в том, что в субботу вечером Роуз устраивает вечеринку в своем доме. Какой-то торжественный ужин, судя по всему, и тебе там может не понравиться, там будут одни важные…

– Чепуха, обожаю ужины! И вообще, я – душа и королева вечеринок! У меня есть вечернее платье, Люси, и можешь не беспокоиться, я умею себя вести на торжественных мероприятиях. Не думай, что я перепью шампанского и буду кадрить старых генералов или что-то в этом роде.

– Нет! Что ты, я вовсе так не думала.

– Тогда в субботу я приеду к обеду, ладно?

– Хорошо, хорошо. Жду с нетерпением, Джесс.

Я положила трубку и схватилась за голову. О боже, и что я скажу Роуз? Слава богу, Джесс хоть англичанка, но она же такая язва: если на вечеринке она будет так же ехидничать, как сейчас со мной, беды не миновать! В панике я побежала в душ, включила его на полную мощность и как раз собиралась разработать план, когда в ванную заглянул огорченный Бен.

– Тереза звонит. Говорит, что в субботу не сможет приехать, потому что у Розанны оргазмы или что-то такое. Это несправедливо, мамочка, пусть она приезжает! Я хочу повидаться с Пьетро!

По его щекам покатились слезы, а я, вся мокрая, выругалась, схватила полотенце и побежала к телефону.

– Тереза, не подведи меня! – прошипела я. – Бену так нужны друзья в этой богом забытой глуши, где нет ни одного ребенка! И что это значит – у нее оргазмы?

– Спазмы, а не оргазмы. Люси, у нее страшные боли в боку, и я не хочу оставлять ее одну. Вчера у нее вдруг начался приступ, и она как стала орать от боли – кошмар какой-то! Я даже у себя в квартире ее слышу, думаю: «О нет, только бы чего не случилось!» И бегу вниз. Хотя знаешь, я, конечно, могла бы привезти ее с собой. Она будет в восторге, но если для тебя это слишком…

Я взглянула на побледневшее заплаканное личико Бена: его глаза расширились, в них застыла тревога.

– Ладно, господи, привози и ее, – безропотно согласилась я. – Бог знает, где мы все будем спать, здесь всего одна свободная комната, но мальчиков можно положить на раскладушках в гостиной…

– А я возьму спальный мешок Пьетро, – радостно сообщила она. – Ох, спасибо, Люси, она будет так рада! В последнее время Розанна как-то приуныла, загрустила, она с удовольствием повидается с тобой. Прошло всего несколько дней, а мы все так по тебе скучаем. И Тео с Рэем передают тебе привет.

– Ага, и их тоже привози, – мрачно проговорила я. – Устроим вечеринку.

Повисло молчание.

– Я могу спросить, конечно, но…

– Нет! – простонала я. – Я пошутила, Тереза. Передавай им привет, но ради бога, больше никаких гостей!

О боже, могу представить лицо Арчи, если эта парочка ввалится к нему на террасу со своими барсетками, начнет издавать «у-ля-ля» и «вау», любуясь баллюстрадой, да еще сделают ему комплимент по поводу его замечательного огромного хозяйства.

Я положила трубку и принялась ходить по дому, кусая ногти и размышляя, что же сказать Роуз. Наконец я села и схватила телефон, готовая в наглую выложить всю правду. Подошла Пинки, и тут меня осенило: я же могу просто оставить сообщение!

– Конечно, Люси, – беззаботно прощебетала она, – никаких проблем. Чем больше народу, тем веселее. Расскажу мамочке, когда ее увижу.

Прошел день, за ним и другой, а от Роуз ничего не было слышно, так что я снова смогла вздохнуть свободно и уже не знала, стоило ли так тревожиться. Видимо, Роуз действительно была не против. И ей вообще на это наплевать. К тому же в субботу я буду так рада видеть старых друзей, буду в таком восторге, что мне попросту все равно.

Бен и Макс уже больше часа ждали у окна комнаты для гостей, откуда открывался прекрасный вид на дорожку, и как только к дому подъехала машина, они радостно взвизгнули и скатились вниз по лестнице. Я тоже вышла на улицу, навстречу нашим гостям, которые один за другим вылезли из машины. Мальчишки навалились на Пьетро и тут же затащили его в амбар; потом вышла Джесс, щурясь на солнце. Тереза подвезла Джесс и Розанну на своей машине, так что у Джесс было мирное настроение: она вышла из машины, затянутая в черную лайкру с ног до головы, в темных очках, как настоящая лондонская модница. За ней появилась Розанна в облаке кремового шелка, очаровательная, как всегда, но бледная и нездоровая на вид. Она с трудом вышла из машины, держа в руках большой букет лилий.

– Дорогая, как тут красиво, – промурлыкала она, нежно меня обнимая. – Как я рада, что ты пригласила и меня.

Когда я обняла Розанну в ответ, мне показалось, что в глазах у нее слезы.

– Я тоже рада, – искренне заверила я. – Как самочувствие?

– Лучше, – улыбнулась она. – Тереза заставила меня сходить к врачу, и он сказал, что у меня всего лишь легкий ревматизм, а не болезнь Паркинсона, как я боялась, – ведь мой старый папочка страдал именно ею.

– Ох, Розанна, какое облегчение. Ты, наверное, переволновалась.

– Да уж, понервничала, – призналась она.

– Какой огромный дом! – восхищенно воскликнула Тереза, вылезая из машины и оглядывая амбар.

Джесс сняла очки и присмотрелась. Я заметила, что у нее усталый вид.

– Непохоже на коровник, да, Люси? – бросила она. – Если честно, я ожидала чего-то более примитивного.

– Правда? – в восторге ответила я. – О нет, там просто роскошно, ты только загляни, что внутри! – Я распахнула дверь, и они раскрыли рты от удивления.

– Вот это пространство! – воскликнула Тереза. – И вы только посмотрите на все эти ткани, стулья, шторы! – простонала она. – У твоей свекрови хороший вкус.

– А где остальные Феллоузы? – Джесс подозрительно огляделась, когда мы вошли в дом. – Неужели матушка Роуз не рыскает поблизости, не пытается взглянуть на нас одним глазком, прицениться? А трагическая героиня Лавиния? Не размахивает бутылкой, как обычно?

– О нет, они сюда редко заходят, – беззаботно проворковала я. – Они очень добры, между прочим.

– Добры? – Джесс округлила глаза. – Роуз Феллоуз добра? Умоляю! Такая же добрая, как мороженая селедка! Или лососина!

– Послушай, Джесс, не будь язвой! – прошипела я, оттаскивая ее вместе с чемоданом наверх в комнату для гостей. – Ты – гость в ее доме, черт возьми, так изволь вести себя нормально, черт возьми!

– В ее доме? – Она замерла на лестнице и нахмурилась. – Должно быть, тут какая-то ошибка, Люси. Я-то была уверена, что дом твой.

Я заскрежетала зубами, а она улыбнулась и вдруг бросила чемодан и обняла меня.

– Извини, – виновато проговорила она. – Боже, извини, я уже веду себя, как корова, да? Как ехидна. Просто я немного завидую, вот и все. – Она вздохнула. – У меня дома сейчас настоящее поле боя, сама знаешь: орущий младенец, грязные подгузники, бессонные ночи, крошечная квартира и вечно отсутствующий муж. Я погрязла в болоте полного отчаяния, а ты здесь, в этом замке… – Она задумчиво огляделась. – А тебе, Люси, на этот раз действительно повезло.

Я радостно обняла ее. От Джесс такого признания добиться нелегко.

– Не беспокойся. Все не так уж идеально, – великодушно заверила я ее.

– Рада слышать. Должна же я вонзить в кого-то свои циничные зубы, а то у меня ломка начнется. А насчет сегодняшнего вечера не переживай. – Она подмигнула. – Я понимаю, кто у кого в гостях, и буду паинькой. Ты даже и не узнаешь свою вежливую, социально приспособленную подругу. Я всех очарую.

Я благодарно улыбнулась и помогла им устроиться в комнатах: Розанну и Терезу вместе, Джесс в моей спальне, а мальчиков внизу. Чуть позже мы съели в саду по огромной тарелке макарон с салатом и выпили слишком много вина, катаясь от смеха по любому поводу, а потом весь день бездельничали: лежали на спине в сонной дремоте и загорали, подставляя солнцу те части тела, которые уже давно не видели солнечного света. Я была довольна собой и чувствовала себя великодушной собственницей.

Ближе к вечеру мы приняли ванну, переоделись, и настало время показать им еще более восхитительные угодья. Мы пошли по полю к озеру, и я нарочно повела их обходным, но красивым маршрутом: мы вышли из амбара через заднюю дверь, прошли по лугу с лютиками, где на вечернем ветерке неторопливо покачивали тонколистными ветками ивы, а потом спустились вниз, к озеру с блестящей поверхностью. Тут уже даже завистница Джесс пришла в восторг. Мы перешли на другой берег по деревянному мосту, и дикая природа незаметно сменилась ухоженным садом: с луга, заросшего полевыми цветами, мы ступили на безупречно постриженную лужайку и направились к Незерби-Холлу, который гордо венчал вершину холма и купался в сиянии вечернего солнца.

Мы оглядели шумное сборище: все громко болтали в сумеречном вечернем свете и звенели бокалами с шампанским. На деревьях мерцали гирлянды лампочек, а внизу гостей окружали розы в закругленных клумбах, и их головокружительный аромат смешивался с мускусным запахом табака с террасы.

Я нарочно пришла попозже, чтобы большинство гостей уже собралось, и мои друзья могли бы смешаться с толпой и более-менее остаться незамеченными. До сих пор эта уловка казалась мне разумной, так как в саду действительно было полно народу. Но ни одна гостья не могла сравниться красотой с Розанной, которая надела простое белое льняное платье, подчеркивающее загорелые стройные руки и ноги, и распустила светлые волосы по спине. И ни одна гостья не была одета так стильно, как Тереза и Джесс, обе в обтягивающих блестящих платьях с Кингс-роуд и в босоножках на шпильке. Роуз подлетела к нам в один момент.

– Боже мой, кто эта красавица? – пробормотала она.

– А, это Розанна, – ответила я.

– Розанна?

– Розанна Карлинг. Она сегодня останется у меня, – храбро добавила я и для смелости залпом выпила шампанское. Роуз была в недоумении. Судя по всему, ей не передали мое сообщение, но я воспользовалась ее молчанием и подозвала Розанну. Не будет же она грубить ей в лицо!

– Розанна, это Роуз Феллоуз, хозяйка дома.

Розанна поздоровалась, а Роуз самую малость наклонила голову и натянуто улыбнулась. Вид у нее был такой, как будто она лимон проглотила.

– Дорогая, ты не говорила, что у тебя будут еще гости, – прошептала она, так и не выпрямив голову.

– Всего парочка, – нагло отмахнулась я. – А это хозяин дома, Арчи Феллоуз. – Увидев Арчи, я приободрилась. – Розанна Карлинг.

Глаза у Арчи вылезли из орбит, и он чуть не откусил кусок бокала.

– Розанна! – ахнул он.

– Мы уже знакомы, – промурлыкала Розанна, протягивая покрытую золотистым загаром руку. – Арчи, рада снова тебя увидеть.

– О… хм-м… да. Я… хм-м… – промямлив что-то невнятное, Арчи взял ее за руку; лицо у него стало совсем пунцовым. На лбу показались капельки пота.

– Знакомы? – Роуз нахмурилась. – Откуда?

– О. Так-так Дайте вспомнить. И где же мы встречались? Хм-м… – замялся Арчи.

– В палате лордов, – быстро подсказала Розанна с улыбкой. – Помните прием в мае, Арчи?

– Прием? – Он оторопел. – А! Ах да, точно, именно там. В палате лордов. И вы там были, дорогая моя. – Он нервно косился на жену, покусывая нижнюю губу. – Вы еще расставляли… хм-м… расставляли розы.

– Но что вы делали в палате лордов? – спросила Роуз Розанну.

– Я была там со своим отцом, лордом Белфонтом. – Она смерила Роуз невозмутимым взглядом, даже не дрогнув.

Но вот Роуз вздрогнула.

– О! Правда? – Она подозрительно уставилась на Розанну. Арчи продолжал судорожно кивать, не поднимая глаз.

– Хм-м, да, лорд Белфонт. Так оно и есть, – промямлил он.

– Что ж, рада познакомиться, дорогая, – Роуз наконец взяла себя в руки. – Я всегда рада друзьям Люси. Но вы нас извините, мы с мужем просто обязаны пообщаться с другими гостями. Так много людей, и со всеми нужно поговорить! Пошли, Арчи, – резко скомандовала она, и он покорно поплелся следом.

– Розанна, неужели… – простонала я, зажмурившись, когда они исчезли из виду. – Только не говори, что он был…

– Моим клиентом? Только потенциальным – я ему отказала. Слишком стар, да и к тому же я ему не по карману. Старик Арчи Феллоуз слишком прижимист. Кстати, я понятия не имела, что он твой свекор, Люси. Подумать только, ты могла бы наткнуться на него на лестнице в доме на Ройял-авеню! Представь, как бы все повеселились.

– Безумно, – уныло пробормотала я. – Ты понимаешь, что Роуз сейчас понеслась в библиотеку, чтобы найти тебя в справочнике «Дебретт»?

– И она найдет, – проворковала Розанна.

– О! – оторопела я. – Серьезно?

– Серьезно. – Розанна огляделась и вздохнула. – Между прочим, я тут со многими знакома. Надо мне особенно не светиться. Мы же не хотим, чтобы половина гостей мужского пола захлебнулась шампанским, пытаясь избежать встречи со мной? Я могла бы сделать так, чтобы за пару секунд все они разбежались по домам.

– Только, пожалуйста, не надо, – встревоженно проговорила я. – Последствия обрушатся на меня. О, смотри, вот тот, кого ты точно не знаешь – он не женат, и изменять ему некому. Гектор, познакомься с Розанной Карлинг.

Гектор засеменил к нам, зарделся и пожал Розанне руку. Его огромное адамово яблоко перекатывалось в горле туда-сюда. Розанна нежно улыбнулась ему и вовлекла его в оживленный разговор – то есть оживленный по понятиям Гектора. Я воспользовалась шансом и ускользнула. Я искала Терезу и Джесс, и сразу же заметила подруг у стены террасы: они хихикали, как школьницы. Их окучивала парочка пожилых здоровяков, похожих на охотников, которые явно не могли поверить, что им удалось встретиться с такими симпатичными девчонками на одной из вечеринок Роуз. Джесс и Тереза, похоже, прекрасно проводили время и флиртовали почем свет стоит.

Я отошла и осторожно огляделась, высматривая Феллоузов. К счастью, как раз в этот момент приехали тетушки, и все внимание переключилось на них. Их автомобиль с оглушительным ревом пронесся по дорожке, распугав всех гостей в розарии. Гости, видимо, подумали, что примчались местные байкеры и сейчас начнут давить всех подряд. Красный «форд-фиеста» промчался вокруг фонтана и замер, оставив всех мучаться ожиданием. Я пришла как раз вовремя: фордик не рванул обратно к изгороди, а прыгнул вперед, на лужайку, чуть не переехав отскочившего с дороги и уронившего поднос официанта, и с визгом затормозил. Тетушки вышли из машины с совершенно невозмутимым видом. Выглядели они восхитительно: на них были одинаковые платья в цветочек пронзительного розово-желтого цвета с рисунком «райские птицы». Я догадалась, что платья сделаны из занавесок. На ногах у них красовались туфли-лодочки невообразимого размера – настоящие туфли-лодки, тоже одинаковые, судя по всему, купленные по дешевке на распродаже обуви нестандартных размеров.

Гости наблюдали, как тетушки решительно прошагали в самый центр розария, и тут я услышала, как Роуз шепнула Арчи за моей спиной:

– Придется опять везти их к доктору, Арчи. Пусть запретит им садиться за руль. В один прекрасный день они кого-нибудь прикончат, это точно!

– В Незерби невозможно жить без машины, – мягко возразил Арчи.

– Им будет гораздо сложнее жить здесь, если они поубивают половину жителей! – огрызнулась Роуз и ушла прочь.

– Вообще-то, особой разницы не вижу, – произнес язвительный голос мне на ухо. – Большинство жителей Незерби и так живые мертвецы.

Я обернулась.

– Джек! – восторженно воскликнула я, и он закружил меня в медвежьих объятиях. – Ох, Джек, как я тебе рада! И что ты здесь делаешь?

Джек был двоюродным братом Неда, милым, грубоватым и беспутным парнем. Высокий, с голубыми глазами, как у всех Феллоузов, но с темными каштановыми кудрями и невероятно красивыми чертами лица.

– Что значит – что я здесь делаю? Я же член семьи, разве нет?

– Да, но я-то думала, ты не выносишь все эти приемы!

– Да что ты, я их никогда не пропускаю. Понимаешь ли, я здесь из профессионального антропологического интереса. Явился понаблюдать, как живут люди в параллельном мире. В туманной, далекой галактике. – Он улыбнулся. – К тому же я услышал, что ты будешь здесь, и решил приехать и подокучать тебе.

– Так ты остаешься?

– О да, определенно. Напрашиваюсь в гости, так сказать, но, в отличие от тебя, не навсегда. Это было бы невежливо. Нет, я здесь всего на месяц: у меня дома ремонт. – Его озорные глаза разглядывали меня сквозь стекло бокала.

– Джек, я к ним не напрашивалась, – сердито проговорила я. – Не знаю, что тебе сказали, но Роуз любезно предложила мне пожить в амбаре, и ради мальчиков – исключительно ради мальчиков…

– Ты посчитала, что не стоит смотреть дареному коню в зубы. И ты права. – Он просиял. – Не переживай, Люси, я просто решил убедиться, что ты, как всегда, прекрасно справляешься с жизненными трудностями. Проведать тебя.

– Ага, спасибо за благотворительность, – сухо проговорила я.

– Не за что. Ну и еще хотелось бы порыбачить. Река тут просто чудесная. И все же, – задумался он, оглядываясь по сторонам, – интересно, выдержишь ли ты испытание. Они еще не довели тебя до алкоголизма, как кое-кого из наших общих знакомых? – Он поднял брови, глядя, как мимо проковыляла Лавиния: она тяжело дышала, что-то бормотала себе под нос и прижимала к груди бутылку шампанского.

Я простонала.

– Нет, но у меня такое чувство, что это всего лишь вопрос времени. Я уже забыла… – Тут я виновато осеклась.

– Забыла, какие они чудовища? А я не забыл, – проговорил он, качая головой и оттопырив губы. – Мне достаточно войти в этот дом, и воспоминания возвращаются. И все же нищие не выбирают, а я сейчас нуждаюсь в помощи. – Он бодро осушил стакан.

Я улыбнулась. Джек читал лекции в колледжах, но безумная светская жизнь не позволяла ему надолго задерживаться ни на одной работе. За свое место в лондонском университете он держался зубами и когтями, и в свободное от бесед с деканом по поводу его предосудительного поведения время преподавал английский язык и драматическое искусство. И еще он был поэтом, тайком писал стихи, но с горечью подмечал, что поэт не банкир и вечно пребывает в состоянии финансового кризиса.

– Значит, сейчас у тебя нет никакой престижной работы? – спросила я.

Он приосанился:

– Когда у меня выйдет маленький томик стихов, я дам тебе знать – мне как раз заплатили значительный аванс. К тому же меня сделали главой отдела, но так как сейчас сезон отпусков, в моих услугах никто не нуждается. Я же сказал: я специально приехал, чтобы тебе надоедать.

– Вот будет весело, – искренне ответила я. Невероятный наглец с отвратительной репутацией бабника, вступающего в порочные связи с красивыми женщинами, Джек тем не менее был прекрасным товарищем. Жизненная энергия била из него ключом, и он был единственным членом семьи, для которого у Неда находилось время. Когда мы с Недом познакомились – много лет назад, на дискотеке в Оксфорде, – Джек был вместе с ним. Эта парочка напивалась до беспамятства, облокотившись о бар: Нед накачивался тихо, а Джек весьма шумно. Нед предложил мне выпить. Потом мы весь вечер танцевали, как в эйфорическом трансе, не в силах отвести глаз друг от друга в предвкушении чего-то чудесного, и про Джека совсем забыли. Но на следующее утро произошел жуткий переполох: его поймали в постели с дочкой директора колледжа, и ему пришлось спасаться бегством через окно второго этажа – он был абсолютно голый, в одном фартуке. Я улыбнулась, припомнив те передряги, из которых нам с Недом приходилось его выручать.

– А как ты, Люси? Тебе лучше? – тихо спросил он, прерывая мои размышления.

Я вздрогнула.

– О! О да, намного лучше, спасибо. – Я покраснела. После смерти Неда бедный Джек провел не один кошмарный вечер в моем обществе. Я плакала у него на плече, причем не только тогда. Вплоть до недавнего времени, когда я наконец пришла в себя, он был вынужден терпеть мою унылую компанию на Ройял-авеню. – Я долго не могла оправиться, – с горечью произнесла я. – Как ты, наверное, знаешь. Но теперь, Джек, я могу с уверенностью сказать, что прошло четыре года и я чувствую себя прекрасно. – Я подняла голову и улыбнулась. – А ты? До сих пор строишь из себя опытного героя-любовника? Охотишься на территории университета и разбиваешь сердца студенток и браки коллег? – Я оглянулась. – Странно, что ты сегодня один. А что случилось с пышной бразильянкой, которая была с тобой в прошлый раз? Такая красотка.

– Говорящие трусики?

Я хихикнула:

– Да брось, она была не так уж плоха.

– Верно, не так уж плоха. Даже очень хороша, особенно в горизонтальном положении, и приятна на глаз, но начисто лишена серого вещества. Нет, я решил переключиться на ее лучшую подругу, нордическую красотку Урсулу. Но, оказалось, ошибся, так как Урсула была крупной девушкой – намного крупнее меня, и у меня до сих пор остались синяки. – Он поежился. – Но на самом деле, – мечтательно проговорил он, – во многих отношениях я благодарен старушке Урсуле. Видишь ли, Люси, она была катализатором, поворотным пунктом в моей карьере. После романа с Урсулой я чувствовал себя так как будто из меня выжали все соки, я был изможден, превратился в развалину, но я возродился, и теперь – что ж, теперь я новый человек.

– Неужели? И в чем же это проявляется?

– Все очень просто. Я решил отказаться от роли сексуального хищника, которую вынужден был играть все эти годы. Видишь ли, мне это надоело. – Его голубые глаза невинно округлились.

Я снова хихикнула:

– Ни на секунду не верю! И почему это ты был «вынужден»?

– А потому. – Он вздохнул. – Большинство из нас, свободных мужчин, не страдающих от перхоти или запаха из подмышек, испытывает ужасное чувство – мы просто обязаны преследовать прекрасный пол. И иногда, если честно, у меня просто нет настроения и сил. Иногда я тоскую по тем временам, когда парню только и надо было, что любоваться на чью-нибудь головку, укрытую вуалью и склоненную над вышивкой. Он мог смотреть на нее многие месяцы, прежде чем ускачет с друзьями в Шотландию и устроит там хорошенькую кровавую битву. Вот были времена! Тогда жилось намного спокойнее и, между прочим, – он задумался, – так даже сексуальнее. Сдерживаемое желание, не находящее выхода…

– Только с проститутками.

– Ну да, разумеется. Надо же парню выпустить пар. – Он осушил бокал и вздохнул. – Нет, женщин с меня хватит, я намереваюсь покончить с этой отвратительной клоунадой. Построю себе маленький платонический мирок, где у меня будет куча времени наслаждаться литературой и искусством. Сама посуди, Люси: я превратился в затюканную старую развалюху. – Он печально уставился в стакан.

Я рассмеялась:

– Ты еще оживешь.

– О нет, ни в коем случае. Нет, я окончательно пал духом. Господи, ты даже не представляешь, Люси. Все это так предсказуемо. Я обязан гоняться за девицами, чтобы поддержать свою репутацию, и если выдается свободный вечерок, всегда наступает ужасный момент, когда рядом с тобой за барную стойку садится затянутая в лайкру попка. И прощай тихий вечер с кружкой пива и книгой: ты понимаешь, что тебе предстоит очередной вечер безумного флирта. Если бы ты знала, сколько на это требуется сил и умственных затрат, попыток завоевать и очаровать жертву, проводить ее до дома и исполнить пару высококлассных маневров, чтобы доказать твое великолепие в постели. А потом просыпаешься на следующее утро в окружении мягких игрушек, голова трещит, и в доме нет ни одних чистых трусов. – Он передернулся. – Я слишком стар для всего этого. – Он горько покачал головой и опять устремил взгляд в бокал с шампанским. – Я даже иногда думаю… Ого! – Он вдруг встрепенулся, спрятавшись за бокалом. – Это еще что за штучка? Симпатичная, однако.

Я проследила за его взглядом и увидела Тришу, которая должна была разносить канапе, но вместо этого звонко хохотала в компании гостей-мужчин. На ней был топик с глубоким вырезом и юбка-саронг.

Я рассмеялась:

– Вот видишь? Видишь? Ты всегда высматриваешь добычу!

– Вовсе нет, – торопливо поправился он. – Я всего лишь продолжаю антропологическое исследование, о котором уже говорил ранее. Провожу наблюдения, потому что исследование – это важная часть моего нового платонического проекта. Кстати, Люси, чем ты собираешься здесь заниматься? Планируешь ли выйти на работу? Или так и будешь воспитывать двоих сорванцов, на которых я сегодня уже наткнулся?.. Люси?

Но я его уже не слушала. Я все еще смотрела на Тришу, которая явно говорила обо мне. Она кивала и улыбалась, глядя на меня, и дергала за рукав какого-то парня, который стоял к нам спиной. Я затаила дыхание. Мужчина повернулся и посмотрел в нашем направлении. И тут мое сердце скакнуло в пятки и завертелось, как спятивший мячик для пинбола. Они направились к нам, и я узнала мужчину, которого Триша держала под руку. Это был Чарли Флетчер.

 

Глава 10

Они шли к нам по лужайке: Триша безумно жестикулировала, а Чарли казался еще более красивым, чем я его помнила. На нем был элегантный льняной пиджак, и он слегка склонил голову, прислушиваясь к тому, что говорила Триша. Но глаза его сияли и были направлены прямо на меня. Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, потом от ног и утекла прямиком сквозь подошвы моих модных итальянских туфелек.

– Люси! – воскликнула Триша и ухватилась за меня длинной загорелой рукой. – Эй, Люси, послушай! – Она остановилась и перевела дыхание. – Этого парня зовут Чарли Флетчер, и – о боже, – она театрально закатила глаза, – ты будешь в восторге! Ты будешь так рада, что я вас свела!

Я онемела. Я не могла ни вздохнуть, ни выдавить хоть слово. И даже не могла на него взглянуть. Я не сводила глаз с Триши.

– Ты не поверишь, – тараторила она. – Представь, я как раз рассказывала Чарли о твоих антикварных штучках из амбара, о том, что ты занималась антиквариатом в Лондоне и что хотела бы найти работу, пока я буду присматривать за ребятами и все такое, и тут Чарли говорит: «Постой-ка, Триша. У меня есть один друг, у которого тут неподалеку антикварная лавочка, и ему нужны помощники. Как думаешь, ей это подойдет?» А я отвечаю: «Что??? Подойдет? Да это ей идеально подойдет!» Правда, Люси? – Она просияла. – Люси? Чарли?

Она оглянулась на Чарли, но тот пристально смотрел на меня. Похоже, он совсем ее не слушал.

– Ну надо же, просто поразительно, – наконец произнес он. – Это вы! Мы же знакомы, не правда ли? Только не говорите, что я схожу с ума.

Я чувствовала, как у меня горят щеки.

– Н-нет, – пролепетала я. – С головой у вас все в порядке. Да, точно, мы встречались в Лондоне.

– В Лондоне, – он медленно кивнул. – Точно. Именно. Ну надо же, как странно. – Он ошарашенно моргнул. – Знаешь, – вдруг проговорил он, уже не глядя на меня и поворачиваясь к Трише, – это нелепица какая-то. Раньше, не считая последних нескольких недель, я постоянно встречал вот эту девушку. Почти каждый день. Очень странно. И теперь – вы только посмотрите, – он обернулся и изумленно провел рукой по волосам, – она опять здесь. Здесь!

Триша недоуменно сдвинула брови:

– Секундочку, ты о чем это?

– Это было просто удивительно, – Чарли потрясенно покачал головой. – Куда бы я ни пошел в Лондоне, в каждом магазине, в автобусе – она была везде! – Он замолк и показал на меня пальцем. – Тебя Люси зовут, да?

– Да, Люси, – в ужасе выпалила я: пот уже катился с меня ручьем. «Да ладно, – испуганно подумала я. – Ну не каждый же день я его преследовала и не все время в автобусе или в магазине – это уж слишком!» Я чувствовала, как от шеи к груди растекается пунцовый румянец, и видела, что Джек смотрит на меня во все глаза.

– Ты же не будешь отрицать? – упрямо настаивал Чарли. – Мы постоянно наталкивались друг на друга! На людной улице, в супермаркете – ты все время стояла позади меня в очереди! И знаешь, что самое странное?

Я покачала головой. Хихикнула, как дурочка. И подумала: смогу ли я тихонько улизнуть и умереть так, чтобы никто не заметил?

– Готов поспорить, на днях я видел тебя где-то в другом месте. Всего лишь краем глаза, тогда я даже не понял, но с тех пор ломаю голову, пытаюсь припомнить, где же я тебя… – Он нахмурился, опустил голову и уставился на содержимое бокала.

«О боже, только бы он не вспомнил», – молилась я, позволив себе вздохнуть, когда он наконец отвел от меня взгляд. Дыши, Люси, дыши, так и умереть недолго. Сердце колотилось, как бешеное, и не только оттого, что мне грозило разоблачение. Я же совсем забыла, что у него такие чудесные темные кудри, что на висках пробивается седина, что он…

– И еще ты всегда была с собакой! – воскликнул он, вдруг резко подняв голову.

– С собакой? – нахмурился Джек.

– Да, ты вечно таскала с собой маленькую собачку! – не унимался он. – В основном под мышкой, и ты без конца гуляла с ней по моей улице! Вся красная, тяжело дыша. Помню, я работал за столом у окна, и мне было так тебя жалко. Ты все время таращилась по сторонам дикими глазами, как будто кого-то выглядывала. Один раз я чуть не открыл окно и не закричал: «Ну что тебе надо? Что ты ищешь, черт возьми?»

Я чуть в обморок не рухнула. Слава богу, что он этого не сделал! Теперь все выжидающе на меня смотрели.

– Траву, – наконец прохрипела я.

– Траву? – Джек был ошарашен. – Ты искала траву? – Он вытаращился на меня. – Ну ничего себе! А я и не знал, что ты употребляешь, – ахнул он. – Всегда была такой тихоней. И вот оказывается, что ты таскаешься по лондонским улицам, как обезумевшая, в судорожных поисках следующей дозы!

– Да нет же, нет, траву для собаки! Чтобы она могла… ну, вы понимаете… сделать свои дела. Очень уж привередливый песик попался, не мог это делать на тротуаре. Ему нужна была мягкая поверхность, чтобы…

– Чтобы брызг не было? – предположил Джек. – Ну да, как же без этого. Я всегда сначала кладу в унитаз кусок туалетной бумаги, чтобы, так сказать, смягчить удар. – Он почесал затылок – Ну надо же, Люси, как интересно. А я и не знал, что ты у нас эксперт-кинолог.

Должен признать, я по-собачьи только в постели… О, привет. – Он вдруг замолк и уставился на пупок Триши, в котором сияло колечко. – У тебя пупок проколот.

– По-собачьи? О чем это вы?

Я обернулась и увидела Джесс. О боже, только ее мне и не хватало! Я с облегчением увидела, что Триша взяла Джека под руку и ведет его в кусты, видимо, чтобы он получше рассмотрел ее проколотый пупок. Джек выглядел весьма заинтересованным. Ненадолго же хватило его платонической жизни.

– Так о какой собаке шла речь? – спросила Джесс.

– О, это йоркширский терьер Тео и Рэя, – пробормотала я. – Помнишь, я часто ходила с ним гулять. В Лондоне.

– Ты? – Она оторопела. – Не знала. Ты же вроде называла его отвратительным маленьким заморышем. Привет. – Последние слова относились к Чарли. Джесс одарила его сияющей улыбкой: да уж, его отвратительным заморышем никак не назовешь. Она многозначительно посмотрела на меня и замерла в ожидании.

– О, хм-м… это моя лондонская подружка Джесс О'Коннор, – пробормотала я. – А это… – И тут я осеклась. Меня охватила паника. О черт! О черт, черт, черт! – Это… это Чарлз, – уныло заключила я.

Он удивленно поднял брови.

– Нет, что ты, можешь звать меня Чарли. Чарлзом меня с начальной школы никто не называл.

– Чарли, – задумчиво проговорила Джесс, растягивая это слово, смакуя его, как удав кролика. И тут она прищурилась и ослепительно улыбнулась. – Неужели. И откуда вы знаете Люси, Чарли?

Я почувствовала, как целое ведро крови прихлынуло к лицу, и поняла, что больше всего мне сейчас хочется проснуться в холодной больничной койке и обнаружить, что все это было ужасным сном, приснившимся мне после ввода анестезии, и теперь мне предстоит только одна задача: выбрать в больничном меню фруктовый коктейль или яблочный пирог. Поверить невозможно: я стою и разговариваю с ним! Невероятно: мужчина из моих фантазий, плакат с портретом которого висит на стене моей воображаемой спальни, стоит прямо передо мной, и рядом с ним – моя лучшая подруга, которая намерена допросить его жесткими методами!

– Вообще-то, мы не знакомы, – ответил Чарли, – но я как раз говорил о том, как в Лондоне мы постоянно случайно натыкались друг на друга. Это было невероятно, мы…

– Послушай, эта работа… – выпалила я, отчаянно пытаясь прекратить разговор о наших лондонских встречах и избежать пронзительного взгляда Джесс. – Не хочу показаться наглой, но Триша говорила что-то про работу. Про антикварный магазин.

Сначала он не понял, потом сообразил.

– О! Да, точно. Мы отвлеклись. Да, магазин принадлежит моему другу, его зовут Кит Александер. Вообще-то, он называет свой магазин складом, и, наверное, это справедливо, потому что помещение очень большое. Магазин находится во Фрэмптоне, в старом трехэтажном особняке. Кит всегда занимался торговлей в одиночку, но сейчас уже не справляется, и ему нужны помощники. Тебя бы заинтересовала такая работа?

– О да, безусловно, – обрадовалась я, надеюсь, не очень бурно, чтобы он не подумал, что я наглая. – У моей мамы лавочка на Портобелло-роуд, и я кое-что смыслю в торговле антиквариатом. Мы с Джесс ей помогали, правда, Джесс? – взволнованно проговорила я.

– Да, но всего лишь пару часов утром в воскресенье, – настороженно подтвердила Джесс и повернулась к Чарли: – Люси не все тебе рассказала. Она раньше работала в отделе фарфора аукциона «Кристи». Она – специалист по европейскому фарфору, а не продавщица. Ты же хотела устроиться в аукционный дом в Оксфорде, Люси? Или попробовать поступить на отделение истории искусств в университет? Найти что-то более интеллектуальное.

– Хотела, – прошипела я, проклиная все на свете и молясь, чтобы Джесс исчезла. – Но это только для начала, Джесс. – Я улыбнулась, сверкнув на нее зубами.

– Да, но ты же не хочешь поступить на работу «для начала», а потом бросить бедного парня в подвешенном состоянии!

А ты не хочешь обнаружить за завтраком мышьяк в своей тарелке?

– Разумеется, я бы никогда не сделала ничего подобного! – рассмеялась я.

– Думаю, самое лучшее – поговорить с Китом откровенно, – вмешался Чарли. – Скажи, что ты бы хотела с ним поработать, но собираешься в дальнейшем найти что-то посерьезнее. Что позднее можешь приступить к поискам другой работы. Поговори с ним честно.

– Конечно, – согласилась я, кивая с серьезным видом и изо всех сил пытаясь казаться честной.

– Надо признать, для помощницы в магазине у тебя слишком высокая квалификация. Но с другой стороны, у Кита куча знакомых в мире антиквариата. Особенно здесь, в Оксфорде. В любом случае он может быть тебе полезен.

– И я очень хочу с ним познакомиться, в любом случае! – просияла я, глядя в его шоколадные карие глаза и думая: «О да, да, очень хочу. Очень хочу познакомиться со всеми твоими друзьями. Вот только пусть Джесс уйдет. Джесс, вали отсюда». Но она по-прежнему нагло пялилась на меня.

– Между прочим, я как раз хотел заглянуть к нему в пятницу по пути в Бристоль, – заметил Чарли, задумчиво почесывая подбородок – Может, я заеду за тобой и мы поедем вместе?

Я чуть в обморок не грохнулась от радости. Вот они, эти волшебные слова. Я Заеду За Тобой, И Мы Поедем Вместе. О да, в его объятиях. Совершенно обнаженная, если не считать волчьей шкуры.

– Это было бы здорово, – пискнула я.

– Но вам же совсем не по пути, – встряла паршивка Джесс. – Мы Фрэмптон по пути из Лондона проезжали. Он же совсем не по дороге в Бристоль, разве нет? Разве он не в другую сторону?

– Нет, нет, не так уж он и далеко, – беззаботно проговорил Чарли. – Триша показала мне, где ты живешь, Люси. Я заеду в десять, ладно? Устроит?

– Отлично, – я блаженно улыбнулась. Джесс тоже улыбнулась.

– Отлично, – повторила она нарочито сладким голоском, многозначительно взглянула на Чарли, сложила руки на груди и подняла подбородок, как человек, глядящий в лицо грозе. Но он смотрел не на нее, а на меня. Джесс оглянулась.

– Чудная вечеринка, не так ли, Чарли?

– Что? – Он отвел от меня глаза и проследил за ее взглядом. – О, да, конечно. Замечательная.

– Так много красивых людей, – задумчиво протянула она. – Точнее, красивых женщин: на их фоне чувствую себя полной деревенщиной. А ведь все должно быть по-другому: ведь я приехала из Лондона! А где твоя красавица?

– Извини?

– Твоя жена здесь? Или ты пришел один?

– А, ты об этом. Хм-м… да, я один…

– Но ты же женат?

– Вообще-то, да, но…

– Ой, смотрите, мальчики! – торопливо прервала их я. В этот момент неожиданно появились Тереза, Бен, Пьетро и Макс. – Привет, Тереза! – выкрикнула я с большим усердием, чем требовалось.

– Они совсем расхулиганились, – сказала Тереза и подошла к нам, крепко ухватив несколько пар маленьких ручонок – Я думала, что надо бы отвести их домой и уложить в постель. Макс вообще ведет себя как мартышка. Просит у официантов коктейли с бакарди! Джесс рассмеялась:

– Маленький проказник. В этом возрасте от них спасенья нет. А у тебя есть дети, Чарли? – Вот так, быстрее, чем змея, высунула свой ядовитый язычок.

– Дочь Эллен. Ей восемь лет.

Мое сердце упало. И в голове закружилась тысяча вопросов. Почему только одна дочь? Неужели больше не получилось? Или же в постели с женой не ладится? Кстати, как твоя сексуальная жизнь? Если не очень, могу ли я предложить свои услуги? И к слову, что ты думаешь по поводу открытого брака?

– Как мило, – проворковала Джесс: она еще не закончила экзекуцию. – Ой, прости, забыла – твоя жена сегодня здесь? – Она оглянулась, посмотрев в том числе и на меня.

– Нет, она уже пару дней неважно себя чувствует. Простыла и решила пропустить вечеринку. Сейчас наверняка расслабляется перед телевизором с коробкой шоколадных конфет. А это твои малыши, Люси? – Он улыбнулся Бену и Максу, которые мутузили друг друга в траве из-за банки колы.

– Да, да, мои. Бен и Макс. Мальчики, это мистер Флетчер. Он предложил вашей мамочке работу. В магазине. Правда, здорово?

– О, круто, теперь ты не будешь такая дерганая, – ляпнул Бен, поднимая голову. – Мне больше нравится, когда ты работаешь.

Макс проиграл в драке за колу и смотрел на Чарли с земли, прикрыв глаза рукой.

– А мы тебя недавно видели, – вдруг произнес он. – Я тебя помню. Ты стоял около того белого дома! Там еще прудик во дворе.

Чарли нахмурился, а потом его лицо прояснилось.

– Точно! – воскликнул он. – Точно! Черт, а я все не мог вспомнить, где же я тебя видел: твоя машина стояла напротив моего дома!

Это мне только кажется, или краски вокруг на самом деле потускнели? Как будто Бог нечаянно нажал на кнопку яркости на пульте дистанционного управления?

– Да, мамочка хотела, чтобы Бен послал письмо, – продолжил Макс, поднимаясь с земли. – Только это было не настоящее письмо, а старый счет за газ.

– Что за чушь ты несешь, Макс! Это был не старый счет, просто письмо немножко испачкалось! – выдавила я. – Помялось на дне сумки. Ну что, мальчики, готовы идти?

– А потом они с Беном поругались, потому что Бен сказал, что не пойдет опускать письмо, а мама ответила, что она тогда его прикончит.

– Ха-ха-ха! – залилась я веселым смехом, а Джесс подняла брови. – Уверена, дорогой, мистеру Флетчеру не хочется выслушивать рассказ о наших домашних ссорах и бедах. Пошли, Макс. – Я схватила сына так сильно, что чуть не вывихнула ему плечевой сустав.

– Да ладно, знакомая ситуация, – с улыбкой проговорил Чарли. – У меня тоже «синдром коричневого конверта»: я их просто не открываю. Так и гниют на дне ящика. Но мне ни разу не приходило в голову отсылать их обратно. Оригинальная мысль! – Он улыбнулся, глядя на Макса. – Я как раз говорил твоей маме: у меня есть дочка, она ненамного старше тебя. Ей восемь лет.

– Но это намного старше. Мне-то всего четыре с половиной. Но для своего возраста я очень зрелый. – Он приосанился. – Очень хорошо развит.

– Еще бы, – усмехнулся Чарли. И сказал, обращаясь ко мне: – Это у нас главный хулиган?

– О нет, что ты, хулиган – это еще мягко сказано, – ответила я. – Говоря о Максе, придется употребить словечко покрепче. Шпана – уже ближе к правде. Иногда мне кажется, что я вообще не умею его контролировать.

– Ага. Значит, у вас ситуация вроде «подожди, пока папа вернется с работы»?

– Нет, нет, наш папа умер. Нед погиб четыре года назад.

– О, мне очень жаль.

Повисла тишина. Он пристально посмотрел на меня, как мне показалось, искренне. Его глаза излучали тепло и сердечность, и у меня возникло такое чувство, что между нами промелькнуло что-то невысказанное… хотя рядом стояли и Джесс, и Тереза, и мальчики. Я понимала, что жадно пожираю его глазами, но дело было не только в этом. Как мне казалось, он рассматривал меня так же внимательно, с таким же бесстыдным интересом.

– Ну ладно, пошли, – сказала Джесс в самый неподходящий момент. – Мальчики вымотались, да и мы тоже всех утомили. Розанна уже ушла, так что… – Она повернулась к Чарли и мило, но предостерегающе ему улыбнулась. – До свидания. Была рада познакомиться.

– Я тоже. – Он улыбнулся в ответ, не замечая ее враждебности. Потом повернулся ко мне. – Пока, Люси. – Он наклонился и легонько поцеловал меня в щеку. – Значит, до пятницы?

– Да! – выпалила я. – Супер.

– Пока, мальчики. – Он весело помахал им рукой. – Тереза. – Он кивнул. Потом взял бокал, развернулся и пошел к остальным гостям.

Пару секунд я стояла неподвижно и смотрела, как он уходит. Я была околдована. Парализована. Когда я наконец обернулась, все уже ушли. Я сняла туфли, взяла их и поспешила за Терезой, Джесс и мальчиками по поросшему травой склону. Мы шли через парк к озеру в неловкой тишине.

– Давайте наперегонки, мальчики! – вдруг крикнула Тереза, почувствовав, что атмосфера слишком напряжена. Мальчики завизжали и понеслись к дому, а она побежала впереди.

Теперь мы с Джесс остались вдвоем. Джесс сложила руки на груди и тяжело вздохнула.

– Ох, Люси. Будь осторожна. Будь очень, очень осторожна.

– Что? – Я чувствовала, что лицо у меня до сих пор горит, и поэтому не смотрела на нее, а уставилась на мальчиков, бегущих впереди, и сделала вид, что ничего не понимаю. Сердце ухало, как бешеное.

– С этим мужчиной. Ты знаешь, о чем я. Господи, да даже я почувствовала токи между вами, а я, между прочим, недавно родила! И уже несколько месяцев как моя интуиция не работает!

– Что, правда? – Я замерла и коснулась ее руки. – Значит, не одной мне это показалось? Это не просто мое воображение? Ты тоже это почувствовала?

Она горько рассмеялась, сбросила мою руку и пошла дальше.

– О да, почувствовала, еще как. Между вами тысяча вольт пробежала, причем обоюдно, но видишь ли, Люси… – Она запнулась. – Не хочу огорошивать тебя реальностью, быть голосом твоей совести и понимаю, что тебе пришлось нелегко и ты заслуживаешь счастья, но ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

Я подняла раскрасневшееся лицо к прохладному синему бездонному небу.

– Знаю, – пробормотала я. – Что он женат. Но Джесс… ведь если ты права, если мы обе правы, и между нами пробежало электричество, тогда… – Я замялась. – Тогда, значит, что-то все-таки не в порядке? С его браком, я имею в виду? – с надеждой произнесла я.

– Почему ты так решила – потому что он засмотрелся на симпатичную девушку на вечеринке? Умоляю, с его супружеской жизнью все может быть в идеальном порядке, но при определенных обстоятельствах между людьми все равно возникает влечение. Это вовсе не значит, что брак на грани развала: просто человек испытывает искушение. Пьяная вечеринка, заграничная конференция… Это меня и пугает.

– Ты сейчас говоришь о вас с Джейми, – заметила я.

– Да, – вздохнула она. – Может, и так. И может, причина, по которой меня грызет ревность и подозрения, в том, что в его жизни такое может случиться: его на каждом шагу подстерегают искушения, а вот меня – нет. – Она задумчиво прищурилась. – В глубине души я, конечно, верю, что он мне не изменяет. Просто я… ну ладно, предположим, что он был на вечеринке вроде сегодняшней и какая-то одинокая девчонка начала строить ему глазки, как ты только что строила Чарли. Сама посуди, что делать несчастному мужику? Он же обычный мужчина! Жалкий примитивный организм, запрограммированный следовать инстинктам. И скажи, что мне остается делать? И что остается делать жене Чарли? Она дома, одна, с ребенком, простужена и даже не подозревает, что какая-то шлюшка, охотница за чужими мужьями пялится на ее мужа и назначает ему свидание!

– Это не свидание, – прошипела я. – Мы едем узнать насчет работы.

– Насчет работы, на которую ты при нормальных обстоятельствах не позарилась бы, – фыркнула она.

Я попыталась ответить честно:

– Может, и нет, и уж в Лондоне точно нет, но, Джесс, во всей этой ситуации есть что-то, что заставляет меня сделать еще один шаг. Я должна… я просто должна увидеть, что там, за углом. Я уже не могу остановиться.

– Если ты уже сейчас не можешь остановиться, то потом вообще потеряешь контроль над собой, – печально проговорила она. – Сейчас самый лучший момент, Люси, поверь. Не надо заворачивать даже за первый угол. Сейчас самое время позвонить ему и сказать: «Вообще-то, я тут подумала и решила: забудь обо всем, приятель. Не приезжай. Я сама как-нибудь разберусь с работой, большое спасибо.»

Мы уже подошли к садовой калитке, и Розанна, которая вернулась раньше остальных, открыла нам дверь дома.

– Самое ужасное то, что я понимаю: ты права. Просто я…

– Просто ты не можешь забыть приятный разговорчик в саду и мечтаешь о том, чтобы лечь в кровать и пофантазировать на эту тему в одиночестве. И удивиться, какое же это чудо: ведь уже четыре года ты ничего подобного не испытывала.

– Точно! – ахнула я, поворачиваясь к ней. – Дело именно в этом.

– И ты вспоминаешь, каково это, когда ошеломляюще красивый мужчина так на тебя смотрит и так целует тебя в щеку…

– Да. Ты абсолютно права, Джесс.

– И поскольку со смерти Неда никто еще не пробуждал в тебе такие чувства и не волновал тебя так сильно, ты…

– Я что?

– Ты хочешь узнать, настоящее ли это чувство. Хочешь посмотреть, под силу ли тебе оживить старые сухие корни и снова впитать влагу. Но ты, разумеется, не стала бы делать глупости и поступать непорядочно. Ты не пойдешь с этим парнем до конца: общение в горизонтальном положении и без одежды исключено.

– Вот именно, Джесс! Исключено. Я бы в жизни ничего подобного…

– Чушь, – отрезала она. – Ты безнадежна, Люси, ты это знаешь? Идешь ко дну. Поверь, дорогая, как только твоя задница коснется табурета в уютном деревенском пабе – а нет никаких сомнений, что именно там ты и окажешься, после того как для виду сначала познакомишься со своим будущим работодателем, – в тот самый момент, когда ты увидишь перед собой бутылку шабли и тарелку с креветками…

– Э-э-э-эй!

Вдруг в темноте раздался клич. Джесс замолкла на полуслове. Мы удивленно обернулись, вгляделись в полутьму и увидели, что по холму к нам направляется Роуз. Она неуверенно семенила по лютиковому полю на очень высоких каблуках и лихорадочно размахивала руками.

– Черт. Только ее нам не хватало, – ругнулась Джесс.

Я вдруг почувствовала себя ужасно. Господи, ведь я с ней даже не попрощалась. Я была так занята разговором с Чарли, что даже не поблагодарила ее за вечеринку в мою честь! Я поспешила ей навстречу босиком. Она бежала, тяжело дыша и прижимая к груди кружевной платочек.

– Ох, Роуз! Извините, как же я нехорошо поступила! Даже не нашла вас и не поблагодарила. А вечеринка вышла такая славная, правда, только вот мальчики устали, и мы подумали, что можно ускользнуть, не нарушая веселья. – Я встревоженно взяла ее под руку, и остаток пути к амбару мы прошли вместе.

– Что ты, ничего страшного, – сдавленно проговорила она, отмахиваясь от моих извинений своим платочком. – Ты права, надо уложить мальчиков спать, как ты и говоришь, это совершенно правильно. Хотя вместо тебя этим должна была заняться Триша. Я попросила ее отвести мальчиков в дом, если понадобится, поэтому позвала ее на вечеринку, черт возьми! А не для того, чтобы она флиртовала с моим племянником, чем она сейчас и занимается!

Я улыбнулась, вспомнив, как заблестели глаза Джека, когда он увидел камешек в пупке Триши.

– Мне кажется, он не против.

– Конечно, не против! Эта маленькая лиса как раз по его части! Но я пришла сказать, что вы все в этом доме никак не уместитесь, а в особняке полно места. Вы как вообще планировали разместиться, ума не приложу?

– Мы с Джесс в одной комнате, а Тереза и Розанна…

– Нет, нет, ничего не хочу слышать! А, вот и Тед. – Она обернулась. – Пришел за багажом. Тед! А ну, живее. – Она нетерпеливо подозвала молчаливого и обиженного Теда, который покорно плелся по холму нам навстречу. – Тед, иди и принеси со второго этажа багаж леди Розанны, она покажет тебе, где он лежит. Джесс, где ваши вещи?

– О боже, она и вправду смотрела справочник, – прошептала Розанна, проходя мимо меня, чтобы показать Теду ее «багаж».

– Я останусь здесь с сыном, – твердо произнесла Тереза.

Роуз посмотрела на нее, как на мерзкое насекомое, выползшее из дровяного сарая.

– Да, да, безусловно. Так будет разумнее. Ваш сын – друг Бена, не так ли? – спросила она, как будто в этом и заключалось единственное предназначение Терезы. – Можете оставаться здесь, а Джесс с Розанной пойдут со мной в Незерби, где им отведут отдельные спальни. Некоторые гости после вечеринки решили остаться, но места все равно хватит. Так будет лучше. Все взяли багаж? Следуйте за мной, друзья мои.

 

Глава 11

На следующее утро мы с Терезой сидели в залитом солнцем саду, расслаблялись и лакомились поздним завтраком, а мальчики играли где-то в лесу. Вдруг мы на секунду прекратили разговор, опустили кофейные чашки и вгляделись вдаль. Над высокой травой у сада появились две головы, и через пару секунд мы увидели Джесс с Розанной, которые поднимались к нам по холму, волоча за собой чемоданы и безудержно хохоча.

– А что дворецкий багаж не принес? – спросила я.

– Времени не было его попросить, – пропыхтела Джесс. – Надо было бежать. Господи, там как в концлагере, и комендант Роуз была в ударе.

– Да уж, вот умора так умора, – тяжело дыша, пролепетала Розанна, плюхаясь в свободное плетеное кресло. – Можно подумать, будто она чего-то нанюхалась, такая она взвинченная. Ни на минутку не расслабляется, честное слово. О да, спасибо, нормальный кофе. – Она выпрямилась и с благодарностью взяла у меня чашку. – Они нам дали такую бурду, что ложку можно было ставить. Спасибо, Люси.

– И какие чудесные круассаны, – проговорила Джесс и жадно потянулась к корзинке, подтаскивая стул. – Видела бы ты нашу утреннюю трапезу! Пришлось сидеть за громадным столом красного дерева и давиться тоннами холодного тошнотного рыбного пудинга. Фу.

– И слушать, как леди Роуз чехвостит Лавинию и Пинки за то, что те не отхватили себе приличных мужиков на вчерашней вечеринке, – фыркнула Розанна.

– Но бедная женщина, видимо, ослепла, – хитро добавила Джесс. – Судя по шее Пинки, она вчера пошла вразнос и отхватила себе даже не одного. В кустах. М-м-м… как вкусно. – Она замолкла, чтобы вытереть капли масла с подбородка.

– Ага. Значит, анализ показал, что вечеринка не очень-то понравилась ее королевскому высочеству? – нервно спросила я.

– Именно, – мрачно проговорила Джесс. – Сперва она разгромила в пух и прах дочерей, а потом принялась за беднягу Гектора. Ему досталось по первое число, и все из-за того, что он не поговорил с какой-то девушкой по имени София Леннокс-какая-то-там, которая приехала аж из самого Сайренсестера, чтобы с ним повидаться, и у которой, цитирую, было самое «лучшее место, о котором только мечтать можно!»

– Место в обществе или то самое место?

– Бог знает, я все равно ничего не поняла. Короче, Гектор упустил шанс всей своей жизни и попал в немилость.

– И он приполз к ней на коленях, пространно извиняясь, краснея и заикаясь?

– Вообще-то, нет. Я даже удивилась. – Джесс задумчиво склонила голову и заработала челюстями. – Он сказал матери, чтобы та заткнулась и не совала свой чертов нос в его личную жизнь. И вылетел пулей из комнаты.

– Ничего себе! Вот это историческое событие. Совершенно на него непохоже.

– Именно. А потом, как ни в чем не бывало, – Джесс выпрямилась, явно довольная собой, – старушка Роуз переключилась на несчастных милых тетушек. О, видела бы ты, как им досталось. В тот момент, когда они вошли в столовую, Роуз потребовала, чтобы они открыли сумочки и отдали ей водительские права!

– Умоляю. Не может быть, чтобы они ее послушались.

– Они и не послушались. Но последовала жуткая ссора с Синтией, которая, как мне показалось, была права. Она сказала, что они сдадут права только в том случае, если Лавинию заставят сдать все бутылки с джином, из-за которых она в своем «вольво» после шести вечера также представляет угрозу для общества, а Пинки должна сдать противозачаточные таблетки, так как угроза забеременеть может помешать ей совокупляться в кустах, отвлекая местных автомобилистов! Логика туманная, конечно, зато как нам было весело! Короче, Роуз еще поворчала по поводу того, что не хочет, чтобы они водили машину, а Арчи все время сидел на другом конце стола, уткнувшись в «Телеграф». Наконец Джек спас ситуацию, предложив тетушкам выставить на машину предупредительный знак. «Знак „У", что ли?» – возмутилась леди Роуз, плюясь яйцом. «Именно», – ответил Джек. А потом милашка Вайолет округлила голубые глаза и выдала: «О, понятно. Мы могли бы повесить знак „С" – сумасшедший водитель!»

– О боже! – я прыснула, расплескав кофе.

– Ну тогда Роуз совсем вышла из себя. «Вот видите! – завопила она, вскочив и тыча в них пальцем. – Даже они сами это знают! Ну почему меня никто не слушает?»

– И что было дальше?

– Наконец они достигли компромисса, и после завтрака тетушки умчались в облаке пыли, прицепив на заднее стекло знак, изготовленный Джеком: «Осторожно! Если они вас еще не убили, то скоро это сделают». Между прочим, тетушки были в восторге от этого знака. Хотя он и предупреждал прохожих, все сразу видели, какие они крутые и опасные.

– О боже, – Розанна смеялась, вытирая слезы. – Какая же странная семейка. На первый взгляд кажется, будто они высокоблагородные аристократы, все приметы налицо. Но знаешь, Люси, на самом-то деле не такие уж они и благородные. Обычные наглые выскочки.

Я опустила чашку.

– Как это?

– Ну, пока я принимала ванну, я их тоже в справочнике посмотрела – мне, кстати, досталась самая роскошная комната, с отдельной ванной. Эта Роуз явно хотела со мной подружиться. Они лорды в первом поколении. Одним словом, выскочки. Арчи сам сколотил себе состояние, как и его отец до него. Заработал кучу денег, продавая замороженные пироги или что-то вроде того. Потом премьер-министр пожаловал ему титул за обслуживание банкетов. А вот Роуз в справочнике вообще нет. Она имеет право называться леди Феллоуз лишь благодаря своему браку с Арчи, и никакая она не леди Роуз, как утверждает. Послушать ее, так она дочка графа, но совершенно очевидно, что это не так.

– Как странно, – удивилась я. – А мне всегда говорили, что она… хм… совершила мезальянс, выйдя за Арчи.

– Чушь собачья, – отрезала Розанна. – Все это она навыдумывала уже давно, и каким-то образом ей удавалось поддерживать вымысел все эти годы. И маниакальный снобизм тоже ее выдает. От нее за километр несет социальной неполноценностью. Настоящим аристократам наплевать на то, что ты пользуешься не тем ножом или говоришь «туалет», а не «уборная» и «сумки», а не багаж!

– Интересно, откуда она взялась? – задумалась я, надкусывая персик. – Я имею в виду до того, как вышла за Арчи.

– Ходят слухи, – прошептал кто-то мне на ухо, – что она танцевала топлесс в стриптиз-клубе.

Я в ужасе обернулась.

– Джек! – ахнула я. – Это неправда!

– Конечно, неправда, – беззаботно произнес он, перекидывая стройную ногу через скамейку и угощаясь круассаном. – Но зачем нам скучная правда, когда можно красиво соврать? Если ты действительно хочешь знать, мой старый папа рассказывал, что она была совершенно обычной девочкой из теннисного клуба, которая не пропускала ни одной охоты в выходные, чтобы не упустить свой большой шанс. Симпатичная, но довольно занудная. Когда она захомутала Арчи, то стала уже невыносимо занудной.

– История со стриптизом мне больше понравилась, – хихикнула Тереза.

– О, мне тоже, – согласился Джек – Поэтому слухи, особенно непристойные, так легко и разлетаются: они намного интереснее правды. Ты должна быть очень осторожна, особенно, когда садишься в машину к незнакомому мужчине. Люди могут много что подумать. – Он жевал круассан, и в его голубых глазах играли хитрые искорки.

Я вытаращилась на него. В машину к незнакомому мужчине? Какого… а, все понятно! Джесс покраснела и стала поспешно искать что-то безнадежно потерявшееся в сумочке. Видимо, за завтраком она все ему рассказала.

– Понятно, – невозмутимо проговорила я. – Значит, я должна быть осторожна? Так же осторожна, как ты в своей красочной литературной карьере, да, Джек? Скажи, ты уже набросал сюжет альтернативной эротической версии «Мэри Поппинс»?

– Тихо, тихо, не надо язвить. – Он усмехнулся. – Между прочим, Мэри Поппинс учится на медсестру, а сюда приехала няней, чтобы заработать пару долларов. Но раз уж ты спросила, сюжет очень даже вырисовывается, спасибо за беспокойство. Я помог ей освоить постельный режим, что необходимо в работе медсестры. Если хочешь знать, мы провели весьма приятные полчаса, вооружившись бинтами с мазями и прибором для измерения давления.

– Что же вы этим прибором-то делали? – с любопытством спросила Тереза.

Джек повернулся на сто восемьдесят градусов и сел к ней лицом.

– Я тебе как-нибудь с удовольствием покажу, – промурлыкал он. – Это не больно, обещаю. Надо просто перевязать руку черной резинкой… – он показал на ее руку, – хм-м… какая у тебя красивая кожа… а потом приступить к довольно интенсивным упражнениям. В такой одежде будешь вся мокрая, так что ее придется снять. А потом в течение десяти минут будем сравнивать частоту пульса. – Он широко раскрыл глаза. – Подойдет любой ритм. Трише эта часть особенно понравилась.

Тереза рассмеялась и облизала пальцы, которые были все в масле.

– Понятно. – Она улыбнулась и помахала у него перед носом рукой с обручальным кольцом.

– Джека это не остановит, – усмехнулась я.

– Это правда. – Он обернулся. – Но тебя это бы остановило.

Повисла тишина, и я почувствовала, как заливаюсь краской. Господи, да это что, заговор, что ли? Наконец ко мне вернулся дар речи.

– Какой же ты наглец, Джек Феллоуз, и к тому же лицемер! Как ты смеешь читать мне нотации, словно викторианский проповедник!

– Я-то уже пропащий человек, любовь моя, – весело ответил он, отодвигая тарелку. – На меня нотации не подействуют, а вот ты, может, и призадумаешься. Хм-м-м… – Он вытер рот рукой. – Очень вкусно. Объедение. Готовишь ты просто замечательно, Люси. Надо отдать тебе должное.

– То есть ничем другим я похвалиться не могу? – сердито фыркнула я.

– Нет, что ты… – он оглянулся. – Еще у тебя очень красивый дом. Приятный амбарчик. И какое живописное окружение. Наша девочка хорошо устроилась, как думаешь, Джесс? – Он улыбнулся Джесс, которая виновато отвела глаза.

– Хватит ее запугивать, Джек, – неуверенно проговорила она. – Я и так ей вчера вечером устроила трепку. Не забывай, что мы ее друзья и гости.

– Да неужели! – взорвалась я. – Хватит меня изводить, вы двое, вы друг друга стоите!

– Странно, не правда ли? – заметил Джек. – Как это мы с Джесс вдруг придерживаемся одного и того же мнения, хотя в прошлом ни в чем не соглашались?

Он был прав. В течение многих лет, когда Джек и Джесс встречались, они были готовы перегрызть друг другу глотки и вечно ссорились и собачились: Джесс был не по душе откровенно распутный образ жизни Джека, а Джек презирал Джесс за ее воинственный феминизм и считал упертой и агрессивной. Еще ему нравилось ее дразнить. Вот и сейчас он повернулся к ней лицом.

– А как поживает твой настоящий мужчина, Джесс? Надо сменить тему, а то Люси совсем взбесится. Давай теперь на твоих нервах поиграем, а? Так до сих пор и пытаешься наставить своего муженька на путь истинный? Хочешь, чтобы он вместо пабов занялся вышиванием и изучением Библии?

– Отстань, Джек.

– Как странно, – задумался он, потирая подбородок – Ты ненавидишь адский распутный стиль жизни, но при этом сама вышла замуж за бабника! Неужели непьющих слабаков всех разобрали? И не осталось ни одного женоподобного хлюпика?

– Джек, он был бы рад стать таким, как ты, – спокойно парировала Джесс. – Но он считает себя всего лишь твоим учеником, преклоняет колени перед опытным гуру. Он лишь мечтает о моральном разложении в таком поистине героическом масштабе. К тому же, – промурлыкала она, – Джейми давно уже забросил пивную кружку и дискотечные туфли. Точнее, три года назад. Когда женился на мне. – Она посмотрела на часы. – Надо пойти ему позвонить. Проверить, как он справляется с малышом Генри. Интересно, он уже приучил его к горшку? – Она смерила Джека торжествующим взглядом. Он поежился, уткнувшись в кофейную чашку.

– Почему она постоянно за ним следит? – спросила Тереза, когда Джесс скрылась в доме. – Всегда говорит: «надо позвонить Джейми, проверить то, проверить это».

– Она просто не верит, что заполучила его, – усмехнулся Джек. – Джейми хороший парень, в свое время он повеселился вволю, но теперь остепенился, а она все еще настороже, вечно караулит у двери со скалкой. Ты права, Тереза, зря она так его пасет.

– Думаешь? – промурлыкала Розанна. Она сидела в стороне от всех, за его спиной.

– А почему нет? – ответил он, поворачиваясь к ней. Она выпустила тонкую струйку дыма над его головой:

– Джек, дорогой, по опыту я знаю, что у нее есть все причины для беспокойства. Я не верю, что люди меняются так быстро и так легко.

– Значит, ты у нас старый циник? – улыбнулся Джек, потянувшись, чтобы пожать ей руку. – Хотя нет, совсем не старый!

– Это точно, – улыбнулась она, поглаживая его по щеке. – Эй, уже пять минут первого, и хотя завтрак удался на славу, никто не хочет выпить чего-нибудь взрослого? Я бы не отказалась от тоника. С каплей джина, разумеется. Люси, – она повернулась ко мне, – не мог бы этот адский мужчина, как вы его называете, намешать нам пару коктейлей?

– Конечно, Розанна, – охотно согласилась я. – Что ты хочешь?

– Джин-тоник, пожалуйста, дорогой. Хороший мальчик. – Она снисходительно похлопала Джека по плечу.

Джек весело улыбнулся и поднялся, чтобы исполнить ее приказ. Он вошел в дом, и в тот самый момент на пороге позади него вдруг появилась Джесс. В лице ее не было ни кровинки: бледная как смерть.

– О господи! – пролепетала она, хватаясь за дверной косяк.

– Что стряслось? – Я подскочила к ней, опрокинув скамейку.

– Генри, – выпалила она. – Он заболел. Я должна ехать.

– О Джесс, бедняжка. – Я поспешила к ней. – И что… доктор приезжал? Они знают, чем он болен?

– Да! – Она в ужасе покачала головой. – Ему поставили диагноз.

– Да? И какой?

Она трагично взглянула на меня:

– Ветрянка!

– Ветрянка? – Мы с Терезой тайком переглянулись, пытаясь сдержать улыбку. – Джесс, но это же ерунда. Ничего серьезного. Галменная мазь, пару дней посидит дома, и все будет в порядке. Бен с Максом оба переболели. И Пьетро тоже, правда, Тереза?

Тереза с улыбкой кивнула:

– Это нормально.

– Да, но он не знает, что делать! – прошипела Джесс. – Ты что, не понимаешь? Это же Джейми! Он безнадежен! Он засунет ребенка под мышку и отнесет в паб, скажет, что ему полезен свежий воздух! И уложит его спать на бильярдном столе! Ты не представляешь, с кем мне приходится иметь дело. О боже, Тереза, – Джесс посмотрела на нее испуганными глазами, – мне очень жаль, что придется уехать так рано, но ты не могла бы…

– Нет, что ты, все в порядке. – Тереза быстро поднялась на ноги. – Я тоже должна возвращаться к Карло, приготовить ему обед. И помочь Пьетро сделать домашнее задание. Нет, все в порядке.

Они побежали в дом собирать вещи, а Розанна с ужасом взглянула на меня.

– Мы уже уезжаем? – Она изумленно вытаращила глаза. – Только солнышко наконец вышло! Только мы хотели устроиться с коктейлями на лютиковом поле! И все потому, что у одного ребенка ветрянка, другому ребенку надо делать домашнюю работу, а взрослый мужчина не может доползти до холодильника и сам себе приготовить обед? Скажите мне, что это сон.

– Это не сон, Розанна, – серьезно проговорил Джек, появившись на крыльце с коктейлями. Он поставил стаканы на стол. – Это реальность супружеской жизни. – Он предложил ей руку и помог подняться на ноги. – Пошли. Пройдет по меньшей мере двадцать минут, прежде чем они упакуют все вещи в оберточную бумагу, а Терезе еще нужно отыскать Пьетро в этих лесах, так что пойдем. Пойдем вдвоем: смотри, какое прекрасное утро, какое прекрасное небо. Пойдем, ведь нам не надо беспокоиться о супругах, детях и скучном чувстве долга, прочь от звенящих цепей на лютиковый луг, где мы в тишине выпьем по крепкому, действительно забористому коктейлю!

– Прекрасный тост, – пробормотала она, сжимая бокал, охотно опираясь на его руку и вышагивая рядом с ним на каблуках. Я слушала их разговор.

– Приятная была вечеринка, да, Розанна?

– Да, Джек, очень. Чудесный вечер, и к концу он стал только лучше. Видишь ли, вчера вечером в мои роскошные покои заглянул незваный гость…

– Ага. Приятно видеть, что древнее искусство лавирования по темным коридорам до сих пор процветает. Я его знаю?

– О да, безусловно. Замечательный мужчина, и сколько свежих впечатлений по сравнению с… – Тут они отошли далеко, и я уже ничего не слышала. Я выпрямилась и напрягла слух. «И кто же это? – подумала я с внезапной тревогой. – Что это за замечательный мужчина, черт возьми?»

Я провожала их взглядом. Потом мельком заглянула в дом и снова посмотрела в сторону луга. Мне хотелось услышать продолжение. Я разрывалась, не зная, что выбрать. Но через минуту все же со вздохом встала и пошла в дом помогать. Я знала свое место.

 

Глава 12

Проходили дни, и наконец наступила пятница: солнечный, ясный денек, предвещающий много хорошего. Чарли должен был заехать в десять часов. Но я начала готовиться уже в восемь. Тихонько выбралась из кровати, чтобы не разбудить мальчиков, и долго отмокала в горячей ванне с ароматом розовых лепестков. Потом полчаса сидела за туалетным столиком в окружении теней, пудры, румян и множества других разноцветных штук, которыми обычно не пользовалась. Но в «Вог» я прочитала, что, если правильно применить все эти штуки, можно помолодеть на много лет и вновь стать лучистой двадцатишестилетней красоткой. Что ж, попытка не пытка.

Потом я еще полчаса возилась с феном, пытаясь превратить свои растрепанные кудряшки в элегантные локоны. Разумеется, все это нужно было проделать до превращения в лучистую двадцатишестилетнюю красотку, так как мой макияж стал таять от жары. Горячий воздух безжалостно расправлялся с моим хрупким произведением косметического искусства. И вот в девять тридцать я в отчаянии уставилась на свое отражение в зеркале. Волосы отказались повиноваться и топорщились почти горизонтально, а лицо стало привлекательного мандаринового цвета и блестело от жары и крем-пудры. К тому же, по закону подлости, прямо на глазах на подбородке рос прыщ.

– Черт! – прошипела я, схватив резинку. Я затянула волосы в хвост и понеслась к раковине, смыв всю косметику водой с мылом. – Черт, черт, черт! – выла я, вытираясь полотенцем. – О господи, ну и что мне делать теперь? Уже без двадцати десять, а я похожа на чучело!

Бен заглянул в ванную.

– Неправда, – задумчиво возразил он, ковыряя в носу. – Ты выглядишь очень мило. – Он засунул палец поглубже. – Лучше, чем до того, по крайней мере. Так и иди.

– Вот так? – Я убрала полотенце и вгляделась в зеркало. Во всяком случае, теперь у меня было чистое лицо и свежий вид, а волосы, затянутые в хвост на затылке, уже не торчали во все стороны. «И еще, – подумала я, задышав спокойнее, – я немножко загорела, и глаза у меня ясные и ярко-зеленые, по крайней мере, их теперь хоть видно… так, минуточку…» Я слегка накрасила ресницы и губы.

– Так лучше? – Я растерла помаду губами.

– Да, нормально. Да ты отлично выглядишь, мам, как обычно. И вообще, из-за чего переполох? Из-за какого-то собеседования о работе продавщицей, что ли?

– Да, дорогой, ты прав: какая разница, получу я эту работу или нет? А как тебе эта рубашка? Или лучше голубая?

– Голубая, – решительно отрезал Бен. – И не вздумай надеть эти кошмарные обтягивающие брюки: у тебя в них задница, как у слона.

– Правда? – Я в ужасе развернулась. А я-то радовалась, что все-таки в них влезла!

– Ага, как у бегемота. Вот та длинная юбка, в которой ты вчера была, намного лучше.

– О, – я оторопела. Со смерти Неда я похудела почти на десять килограммов, но что-то подсказывало мне, что Бен прав. Даже потеряв в два раза больше, я все равно не избавлюсь от широких бедер. Вздохнув, я стянула штаны, в которые с такой гордостью втиснулась за час до того – правда, лежа на полу, матерясь и извиваясь.

– Ну ладно, юбка так юбка, – пробормотала я, завязывая вокруг талии льняную юбку на манер саронга и разглаживая перед зеркалом складки. – Теперь послушай меня. – Я повернулась к Бену, уперев руки в боки. – Сейчас придет Триша. Она или побудет с вами все утро, или отведет вас к бабушке.

– А можно мы пойдем на рыбалку на озеро?

– Нет. Пока меня нет, даже не подходите к воде.

– Но Джек обещал научить нас ловить форель! Пожалуйста, мам.

«Джек и Триша», – нервно подумала я. Смертельное сочетание, вам не кажется?

– Ну… я поговорю с Тришей. А вот и она.

– Привет, ребята! Отлично выглядишь, Люси. – Триша ввалилась в спальню с горой глаженого белья, одобрительно на меня посмотрела и бросила белье на кровать.

– Спасибо. М-м-м… и ты тоже, – встревоженно ответила я.

День сегодня был, конечно, теплый, но Триша разоделась как на карибский пляж. Джинсовые шортики обнажали как минимум половину попы, а топик был вовсе не топиком, а лифчиком от бикини. Голову она воинственно повязала банданой. Так и сверкает своими длинными ногами.

– Мы с Джеком сегодня хотели отвести мальчиков на рыбалку, – сказала она. – Ты не против?

– Ну, я как раз объясняла Бену, что… а-а-а-а! Он уже здесь! – завопила я и отскочила от окна, увидев, что во двор заехала машина.

– Ага, твой водитель явился, – промурлыкала Триша, высунув голову в окно. – Точно, это малыш Чарли. Э-эй! Чарли, мы наверху! – Я поморщилась, а Триша изо всех сил махала ему руками. – Сейчас она спустится! – крикнула она, сложив ладони вроде рупора. – Она красится! – Я опять поморщилась. Триша обернулась.

– У тебя еще есть минутка. Джек с ним болтает на улице.

– Джек здесь?! – Я подбежала к окну и высунула голову, скрипя зубами. Чертов идиот, ну неужели нельзя хотя бы минуту не соваться в мои дела? И о чем это он болтает с Чарли, будь он неладен? «Держись подальше от Люси, приятель, у нее четыре года не было мужика, возьмет и как набросится на тебя! После смерти мужа у нее развилось роковое влечение к женатым мужчинам!»

Я схватила сумку, которая лежала на кровати, и бросилась вниз по лестнице, намереваясь ограничить возможный ущерб. Но добежав до входа, я замерла. Чарли приехал на бледно-голубом «бристоле» с откидным верхом, и сейчас, облокотившись о капот, болтал с Джеком, который стоял ко мне спиной. На Чарли были кремовые брюки и довольно поношенная синяя рубашка с рукавами, закатанными до локтя. Высокий, широкоплечий – рядом с ним даже высоченный Джек казался миниатюрным. Он откинул голову и засмеялся над чем-то, что ему сказал Джек. Не надо мной, надеюсь! А потом повернулся и увидел меня.

– Привет! – Он улыбнулся, и мне показалось, что мой дворик вдруг залился светом, как будто включили прожекторы на съемках голливудского фильма.

– Привет! – пролепетала я. Последовала минутная тишина, в течение которой я молча пялилась на него – надеюсь, не слишком страстно.

– Привет! – еле слышно прошептал Джек, очень точно меня пародируя.

Я повернулась и смерила его холодным взглядом:

– Здравствуй, Джек. Что ты здесь делаешь?

– Ну и приветствие, Люси. Я хотел отвести моих юных племянников на рыбалку, раз ты все равно сегодня занята. Не против?

– Вообще-то, я не уверена. Как я уже сказала Трише, мне не нравится, когда Макс находится у воды без моего присмотра. Ему всего четыре года, и он не умеет плавать.

– Да брось, Люси. Я за ним присмотрю. К тому же я им уже обещал. Они так расстроятся.

– Ну ладно. Только знаешь что, Джек, – я взяла его за локоть и отвела в сторону, – если ты возьмешь с собой Тришу, ты должен пообещать, что не будет никаких игрищ. При детях, я имею в виду, – прошипела я.

Он нахмурился и склонил голову, нарочно сделав вид, что не понимает.

– Игрищ? – шепотом спросил он.

– Ты знаешь, о чем я, – процедила я сквозь зубы. – Я не хочу, чтобы ты ее… ну…

Он вытаращился на меня.

– Трахнул? – громко проговорил он.

Я заметила, что Чарли напрягся. Он быстро повернул голову и также быстро отвернулся.

– Джек! – Я в ужасе вспыхнула. Господи, и что теперь подумает Чарли? – Необязательно было говорить так громко! – зашипела я.

– Ты права, – нахмурившись, кивнул Джек. – Ни к чему говорить непристойности. Искренне извиняюсь. И обещаю вести себя прилично, тем более в присутствии твоих отпрысков. Ты правильно сделала, что поговорила со мной, Люси, вправила мне мозги, а то Бог знает, что могло случиться, – он закатил глаза. – Ведь я мог бы начать гоняться за Тришей по берегу реки, мог бы стащить с нее эти крохотные шортики и устроить ей хорошую взбучку в то время, как один из мальчиков все это фотографировал бы, а второй потихоньку тонул! У-уф. Спасибо тебе, Люси, ты меня спасла. Какой ценный совет! – Его глаза злобно засверкали.

– Ну да. – Я судорожно сглотнула слюну. – Просто веди себя… ну… ответственно, короче.

– Конечно, мисс, будет сделано. Буду стараться изо всех сил. Ни-ни. Но когда ты вернешься, я имею в виду потом, когда дети уже лягут спать, после девяти, в комендантский час, можно я тогда ею займусь?

– О господи, Джек, делай, что хочешь, бога ради! Мне все равно! – прошипела я.

Он рассмеялся, а я злобно рванула к машине, судорожно пытаясь сменить выражение лица с крайнего раздражения на блаженную улыбку. Это оказалось не так уж сложно. Глядя на Чарли, было невозможно не расплыться в блаженной улыбке.

– Извини, – промурлыкала я, скользнув на пассажирское сиденье.

– Проблемы? Я вздохнула:

– Да нет, не то чтобы… Просто… понимаешь, я давно его не видела – я о Джеке – и уже забыла, что он может быть таким несносным. Теперь опять приходится привыкать. Но хватит о Джеке, – просияла я, – как у тебя дела? Как мило, что ты согласился отвезти меня к Киту, тем более что тебе не по пути.

– Мою поездку в Бристоль отменили, – улыбнулся он, заводя мотор. – Это был телевизионный проект, но все шло наперекосяк, и его пока положили на полку, так что теперь мне очень даже по пути. И если бы я не вез тебя в Фрэмптон, я бы сидел сейчас дома, пытаясь написать очередную обреченную на провал драму… Так что я очень рад.

Он улыбнулся, а я так и засветилась от удовольствия. Мы тронулись в путь, и я помахала мальчикам, избегая смотреть на Джека. Потом я расслабилась, откинувшись на сиденье. Когда ветер развевает волосы и – у-у-упс!!! – юбку, чувствуешь себя совсем молоденькой девочкой.

– Значит, вот чем ты занимаешься, – я повысила голос, пытаясь перекричать рев мотора. – Пишешь сценарии для телевидения? – Ну надо же, Люси, как хитро. Ага, притворись, будто ты ничего не знаешь.

– Когда есть возможность. Сейчас такая огромная конкуренция. Раньше я приносил сценарий, и мне говорили: «Спасибо большое, Чарли, мы выпустим это в эфир следующей осенью». – Он поморщился. – А теперь, боюсь, все не так. Теперь все начинают охать, ахать и жаловаться на плотное расписание.

– Но разве не ты написал тот чудесный сериал, «Огни Индии»? Он же совсем недавно вышел.

Он изумленно уставился на меня: еще бы, откуда мне-то знать?

– Мне Лавиния говорила, – выкрутилась я, заливаясь краской.

– Лавиния? – Он удивился еще сильнее. – Черт, я и не думал, что ее это интересует. Да, это я написал, и хотя на экраны фильм вышел недавно, сценарий двухгодичной давности, а на телевидении два года – это очень большой срок. Но я не жалуюсь. Просто работаю, и все. – Он задумчиво прищурился от ветра. – Что еще говорила обо мне милашка Лавиния? Я заинтригован…

К счастью, мне не пришлось выдумывать несуществующий разговор с Лавинией, так как на следующем повороте в поле зрения замаячила тетушка Вайолет. Она стояла по ту сторону забора на поле и пыталась оседлать лошадь. В одной руке у нее был пакет из «Теско», в другой – ружье. Пакет она взяла в зубы, ружье сунула под мышку и попыталась попасть ногой в стремя. Чарли неуверенно взглянул на меня.

– Да, они довольно эксцентричны.

– Мне можешь не рассказывать, – бросил он. – В этих краях их все знают. Их последняя выходка – отключить в коттедже электричество, потому что у них якобы на него аллергия. И теперь они бродят по дому с фонариками и доисторической газовой горелкой. Бог знает, что будет зимой.

Я вздохнула:

– Я знаю, все у них не слава богу. Но в коттедже им нравится. Роуз, разумеется, хочет обеспечить им «нормальный уход».

– И все мы знаем, что это значит, не так ли? – Он поморщился.

Мы ехали дальше. Мотор так ревел, что поговорить не получалось, поэтому я довольствовалась тем, что тайком косилась на его профиль. Чудесный прямой нос. И квадратная челюсть. Сильные загорелые руки, сжимающие руль… И вдруг он посмотрел на меня. И, наверное, увидел, как я пускаю слюнки.

– А что это за парень, Кит? – прокричала я, вытаскивая волосы изо рта.

– Очень приятный. Чуть старше меня, ему под пятьдесят, наверное, но у него столько энергии! И хорошо.

Когда он купил этот дом пару лет назад, это была просто развалина. А он сам его отремонтировал.

– Значит, теперь дом отреставрирован?

– Более-менее. Это был очень сложный проект, и, по-моему, в конце концов Кит потерял к нему интерес, когда его жена сбежала с водопроводчиком. – Чарли улыбнулся.

– О господи, какой кошмар! Бедняга.

Он пожал плечами:

– А это и к лучшему. Она всегда была такая. Посматривала по сторонам. Рано или поздно это все равно бы произошло, так лучше для Кита, что раньше. По крайней мере, теперь у него есть время, чтобы как-то наладить свою жизнь.

– И что? Он наладил?

Чарли задумался:

– Он обожал жену и долго не мог оправиться от потрясения, но тогда он как раз начал торговать антиквариатом, и бизнес имел огромный успех. А если ты имеешь в виду, появилась ли у него другая женщина, то нет.

– А дети у них есть?

– Два сына, замечательные мальчики, они как раз заканчивают школу. А может, один уже в колледже учится, я не уверен. – Он улыбнулся и посмотрел на меня. – Что это ты все расспрашиваешь?

– Что?

– О людях. Выуживаешь информацию.

Я покраснела:

– Да, я так всегда делаю. Мне кажется, что нужно узнать о человеке побольше, прежде чем с ним познакомиться. Выяснить его интересы и все такое.

Последовало молчание. Мне хотелось расспросить о его жизни, о его интересах, даже о его семье, но я почему-то не могла. Только не сейчас, когда он только что обозвал меня любопытной кошкой.

– А ты? – спросил он, глядя на меня. – Твоя жизнь наладилась после смерти мужа?

– Несколько лет я ничего не могла делать. Я была просто развалиной. Ну, не совсем развалиной, конечно, у меня была работа, я ухаживала за детьми и не устраивала истерик в супермаркете, ничего такого, но вот оставаясь в одиночестве… да. Его смерть сильно меня подкосила. И я не сразу оправилась. Но теперь я чувствую себя намного лучше, – беззаботно проговорила я. – Я… ты знаешь, я теперь могу жить дальше. Переехала сюда, порвала с прошлым, с жизнью, которая была у нас с ним. С Недом. Мне пришлось. А то я топталась на одном месте, цеплялась за обломки кораблекрушения, как говорят.

Он кивнул:

– Это нормально. Иногда это единственное, что остается.

Я прищурилась от ветра и убрала волосы:

– Откуда ты знаешь?

– Ну, у меня немножко другая история. Похожа на твою, но другая. У нас был еще один ребенок. Мальчик, его звали Николас, на год младше моей дочери Эллен. Четыре года назад он погиб.

– О господи, какой ужас! – Я закрыла рот рукой. – И как… о нет. Извини.

– Да нет, все в порядке. Он шел домой из школы. Маленькая деревенская школа, через дорогу от нашего дома. Моя жена была с ним и смотрела за ним, но все равно его сбила машина. Ему было четыре года.

– О господи! – Четыре года. Я вспомнила Макса и Бена в этом возрасте. Они были как ангелы.

– Это ужасно, – невнятно пробормотала я. – Вы, наверное, с ума сошли от горя. И ты, и жена.

– Да. Но время лечит. Жизнь продолжается, сама знаешь старую поговорку. Надо жить дальше. Особенно когда есть другие дети.

– Но как ты это пережил?

– Как пережил? С головой ушел в работу. Часами стучал на компьютере. Купил квартиру в Лондоне, чтобы работать. Чтобы сбежать от всего этого. – Он с горечью посмотрел на меня. – Ты, наверное, понимаешь, что горе не очень хорошо влияет на брак. Я где-то прочитал, что после смерти ребенка не распадается только один процент семей. И меня это ни капли не удивляет. – Он вздохнул. – Да, я купил квартиру, чтобы мы могли отдохнуть друг от друга. Иногда мне было невыносимо находиться с ней в одной комнате, в одном доме, и… Раздельная жизнь в каком-то отношении нас спасла. – Он замолчал и задумался. – Но все же до конца я еще не оправился. Я просто живу своей жизнью.

– А как же… – я сделала очень глубокий вдох, – …как же твоя жена? – Ну вот. Я наконец-то это сказала.

– Моя жена? Она нашла утешение в другом.

– О! То есть…

– Да, в этом браке нас трое, Люси, как когда-то сказала принцесса Диана. – Он улыбнулся. – Но речь идет не о любовнике. Моим соперником стал сам Господь.

– Господь?

– Да. – Он улыбнулся. – Видишь ли, Миранда обрела спасение. Вот ей повезло, да? Так она и пережила смерть сына. Она увидела свет и нашла успокоение. В один прекрасный день она приехала из супермаркета, бросила пакеты с едой посреди кухни и сообщила мне о своем перерождении. Это намного лучше, чем наркотики, алкоголь или антидепрессанты, как мне не устают сообщать ее новые друзья, тоже перерожденные. Это же просто чудо, черт возьми! Но при этом жить с ней весьма непросто.

– А почему? Она что, слишком увлеклась?

– Слишком увлеклась? Ха! – Он зловеще расхохотался. – Да, пожалуй, она немного переборщила. Причем она не просто верит, она и меня безумно хочет обратить в свою веру. Видишь ли, она думает, что это ее миссия, что Бог послал ее на землю именно с этой целью. Чтобы обращать неверных. О да, Миранда не успокоится, пока не увидит, как я выхожу из воды в белых одеждах с блаженной улыбкой на лице или иду обнаженным по пустыне с горящим крестом в руках. А поскольку я не верю в Бога, более того, я даже скептически отношусь к религии, мы зашли в тупик. Мы в безвыходном положении. Иисус хочет сделать меня одним из своих последователей, а я, если честно, не хочу становиться святым. – Он притормозил на светофоре и, нахмурившись, уставился на руль. – Как странно, – произнес он.

– Что?

– Я знаю тебя десять минут и уже рассказал столько всего о себе. Даже мои лучшие друзья не знают, насколько Миранда одержима религией и как это влияет на всех нас. – Он взглянул на меня. – И почему я взял и все выложил? Мы даже не поговорили о всякой ерунде, не вели светскую беседу. Ну почему?

– Я посмотрела на него и почувствовала, как у меня пересохло во рту. Мы смотрели друг на друга… пока нам не посигналили сзади. Загорелся зеленый. Он переключил передачу, и мы тронулись с места.

Остаток пути мы проехали в молчании. Меня терзали безумные мысли. Значит, она религиозная фанатичка. И он несчастлив в браке, и не разводятся они только ради ребенка. «Это же здорово, здорово, – лихорадочно бормотала я про себя, – просто великолепно!» И все же… жить, как он, пустой жизнью? Терпеть несчастливый брак, и все для видимости? Неужели нельзя просто быть честными друг с другом? Поговорить начистоту? А ей вообще лучше уйти в монастырь, раз уж на то пошло. Вокруг нее будут родственные души, она будет молиться и… ну не знаю… играть на арфе, что ли? Или нанизывать четки! И распевать церковные гимны!

– Приехали, – вдруг проговорил он.

Он завернул в высокие ворота, и мы поехали по гравиевой дорожке. Впереди показался красивый каменный особняк в готическом стиле, величественное строение с арочными окнами со средниками.

– О! Какая красота, – ахнула я.

– Точно, – кивнул он и остановился. – И внутри тоже очень красиво. Сама увидишь.

Мы вышли из машины и вместе зашагали по дорожке, обогнув заросший мхом фонтан.

– Смотри, дверь открыта. Войдем без приглашения. Так мы и сделали и оказались в вестибюле, где была еще одна пара викторианских стеклянных дверей, пройдя через которые, мы попали в холл размером с футбольное поле. Большую часть одной из стен занимал большой камин. По обе стороны от него, на чудесном ковре стояли два очень изящных дивана с роскошной резьбой, изогнутыми спинками и обивкой тускло-золотого цвета. За каждым из диванов приютились георгианские придиванные столики, уставленные фотографиями. На стенах висели картины, рисунки, силуэты и старинные тарелки, а стены вдоль широкой лестницы, ведущей на балкон, были увешаны гравюрами.

– Надо же, – удивилась я. – Совсем не похоже на магазин. Больше напоминает дом.

– Это и есть дом, – ответил Чарли. – Кит здесь живет, но вся обстановка продается. А вот и хозяин!

Я подняла голову и увидела высокого элегантного мужчину, который спускался по грандиозной дубовой лестнице, слегка касаясь рукой перил. Его волосы были зачесаны назад в старомодном довоенном стиле, у него было узкое, умное лицо. Увидев Чарли, он расплылся в сияющей улыбке.

– Чарли! Как я рад тебя видеть. Вообще-то, я ждал тебя пораньше, уже думал, что ты забыл. Как дела?

– Отлично, и извини за опоздание. – Чарли радостно пожал руку Киту.

– Ничего страшного. – Он взглянул на меня. – Люси?

– Да.

– Люси Феллоуз, – улыбнулся Чарли. – Люси, это Кит Александер.

– Рад встрече, – просиял Кит, и мы пожали друг другу руки. – Чарли рассказывал о вас по телефону. Правда, рассказал не так много, так как, думаю, ему и самому мало что известно!

– У вас восхитительный дом, – застенчиво произнесла я. – Очень красивый. Столько чудесных вещей. – Я огляделась.

– Спасибо. – Он смущенно потер подбородок – Да, все они чудесные, хотя в последнее время я все реже это замечаю. А раньше у меня была настоящая мания. Я все время что-то переставлял, хотел, чтобы все было идеально, но теперь немного успокоился. Теперь я просто живу среди всего этого, как вам, наверное, рассказал Чарли.

– Но это и замечательно! Ведь магазин совсем не похож на магазин. А когда вы что-нибудь продаете?..

Он пожал плечами:

– Я просто заменяю один предмет на другой. Как правило, торговля идет достаточно медленно, и я могу спокойно все заменить. Я езжу за границу, нахожу необычные вещи: этим мне нравится заниматься. Проходите, проходите, осмотритесь.

Он провел нас в маленькую комнатку, обставленную в стиле эпохи бидермайер, а потом в гостиную. Стены были обиты панелями, покрашенными в прохладный неброский серый цвет, а комната обставлена со всеми приметами стиля французского шато. Замысловатый декор окон с тяжелыми шелковыми шторами, зеркала в гипсовых рамах и канделябры с херувимчиками, отражающиеся в зеркалах на противоположной стене; диванчики для двоих и стулья эпохи Людовика Пятнадцатого с гобеленовой обивкой, расставленные вокруг изящных трехногих столиков. Никто бы не удивился, увидев у камина Марию-Антуанетту, обмахивающуюся веером.

– Как вы поддерживаете дом в таком состоянии? – спросила я, изумленно оглядываясь. – Раз вы здесь живете? Если бы обстановку моего дома выставили на продажу, я была бы в ужасе! У меня такой бардак!

– Но я-то живу один. И я люблю чистоту и порядок, так что как-то получается. И даже если где-то стоит кофейная чашка и лежит журнал, какая разница? По-моему, покупатели не против. И главное, дети мои уже выросли. Если бы повсюду валялись игровые приставки и «гейм-бои», ничего бы не вышло.

– Вы спите здесь? В спальне наверху?

– Нет, – поморщился он. – Это было бы слишком наглое вторжение в мою личную жизнь! Еще не хватало, чтобы люди пялились на мой халат и старые тапочки! У меня квартира на чердаке. Там есть спальня, кухня и две комнаты для мальчиков, когда они приезжают на каникулы. Вот там, уверяю вас, у меня тоже бардак.

– Но вечером вы смотрите телевизор у себя?

– Нет, я спускаюсь сюда и расслабляюсь в этой прекрасной гостиной. – Он проводил нас в маленькую уютную комнату. – Утром здесь бывает солнце, но вечером, если задернуть шторы, комната превращается в уютный уголок. Я разжигаю камин и смотрю в окружении красивых вещей одну из новых эпических драм Чарли. – Секунду он пристально смотрел на меня. – Я искренне верю в то, что люди должны жить среди красивых вещей. Зачем жить на чердаке, если можно спуститься сюда? Разумеется, когда мальчики были маленькими, это был наш семейный дом, но единственный способ содержать такую громадину – превратить ее в магазин. И мне это тоже полезно, иначе бы я впал в полное уныние.

– По-моему, просто замечательная идея, – восторгалась я. – И вы продаете… – Я задумалась. – Вряд ли сюда заходят люди, которые просто проходили мимо?

Он рассмеялся:

– Конечно, нет, иначе я давно бы разорился! Совершенно никакого дохода. Нет, мои клиенты в основном декораторы интерьеров из Лондона и Нью-Йорка, которые приезжают по договоренности. Но есть и случайные покупатели, в основном американские туристы. Поэтому магазин и должен всегда быть открыт, и именно для этого, дорогая, мне и нужна помощница. Я же не могу торчать здесь семь дней в неделю, так я тихонько сойду с ума, а Чарли говорил, что вы не против поработать пару дней в неделю.

– С удовольствием! – воскликнула я. – Это намного лучше, чем я себе представляла. Я-то думала, что у вас… ну, что у вас простой магазин, – поспешно договорила я.

– Вроде «Антикварной лавки Тюдор»? С колокольчиком на двери? – с улыбкой спросил он.

– Но туг ни у одной вещи нет ценника, – пробормотала я, поглаживая изящный маленький раскладной столик.

– Ну это потому, что я не хочу жить в окружении ценников, поэтому у меня есть каталог, и если кого-то заинтересует, скажем, вот эта фигурка, – он указал на камин, – я просто найду ее в списке в категории «гостиная». – Он замолчал и взглянул на меня.

– Дельфтский фарфор, начало восемнадцатого века, – предположила я.

– Совершенно верно, а это? – Он указал на кресло.

– Стул с круглой спинкой эпохи Вильгельма и Марии работы Хепплуайта, но, вероятно, ранний период.

– В яблочко, – улыбнулся он. – Извините, что приходится так вас проверять, совершенно очевидно, что вы свое дело знаете, просто я должен быть осторожен.

Как-то раз из отчаяния я нанял девушку из деревни по имени Мишель. Помнишь Мишель, Чарли?

– Еще бы, – простонал он.

– Мишель клялась Богом, что знает все об антиквариате, потому что в школе она проходила «малевание» (то есть рисование), а у ее бабушки куча кружек с изображением коронации монархов. У нас с ней возникли вполне предсказуемые проблемы, так как она думала, что Чиппендейл – это бурундуки из диснеевского мультика, а Бернини – название итальянского ресторана. Но однажды, когда я был наверху, а она одна хозяйничала здесь, внизу, произошла настоящая катастрофа. Она крикнула мне снизу: «Ой, Кит! Сколько мы берем за тот коричневый стул в коридоре?» «Какой именно коричневый стул, Мишель?» – крикнул я, схватившись за голову. «Да тот, большой коричневый. С дыркой на спинке. Ну, он еще на унитаз похож». Я рванул по лестнице, чтобы заверить моих клиентов-американцев, что стул с круглой спинкой, о котором говорила моя ассистентка, вовсе не предназначен для отправления естественных потребностей, но их уже и след простыл.

– О боже, – рассмеялась я. – Наделала она дел.

– Не то слово. Но я уверен, что с вами таких проблем не возникнет. Вас устроит такая работа, Люси? На пару дней в неделю? Чтобы я мог изредка сбегать из четырех стен и отправляться на охоту за сокровищами?

– О да, – ответила я. – Конечно. Хотя, как я уже говорила Чарли… – я покосилась на него.

– Люси не будет работать здесь вечно, – сказал он. – Я сказал ей, что ты поймешь.

– Конечно! А то вы с ума сойдете. Но примерно год выдержите? Пока не разберетесь, что к чему?

– Это было бы идеально, – просияла я.

– И вы сможете сразу начать?

– Ну, понимаете… Я тут подумала. Вы разрешите мне начать с сентября? Тогда дети пойдут в школу.

Он явно огорчился и потер подбородок.

– Хорошо, хорошо, – поспешно поправилась я. – Начну немедленно. Триша сможет присматривать за ними пару дней в неделю. И мальчики будут в восторге.

– Отлично, – Кит просиял. – А собака? – Он вопросительно посмотрел на Чарли.

– Ах да, – проговорил Чарли, – я совсем забыл. Но Люси же любит собак, она гуляла с собакой в Лондоне. Уверен, проблем не возникнет. – Он улыбнулся.

– Что за собака?

– Рококо, – пояснил Кит. – Собака моей бывшей жены, она ее оставила, когда ушла. Вместе с кучей неоплаченных счетов! Умная женщина. Сейчас позову. Рококо!

Внезапно откуда ни возьмись в комнату ворвался ирландский волкодав – видимо из сада, так как он был весь перепачкан в грязи. Высунув язык, собака прыгнула через комнату и уткнулась головой мне прямо между ног.

– У-у-уф! Какая лапочка! – ахнула я, попятившись. Даже пони поменьше размером!

– Она немного грубовата, – сказал Кит, тактично отодвигая собачью голову. – Но очень добра, как сами видите.

– Да. Хм-м… кажется.

– Итак, – Кит выпрямился и улыбнулся. – Начнем со следующей недели?

Я моргнула:

– О! Да. Почему бы и нет?

Мы рассмеялись, и он проводил нас к выходу.

– Дорогая, мы еще не обсудили денежный вопрос, – заметил он, смущенно потирая подбородок. – Я вам позвоню, когда хорошенько это обдумаю, ладно?

– Хорошо. – У двери я обернулась. – О, наверное, лучше я сразу спрошу: а у вас все продается? Я не хочу по незнанию продать фамильное серебро или еще что-нибудь ценное.

Он пожал плечами:

– Пожалуй, все. Есть пара предметов майсенского фарфора, которые мне особенно дороги, но они у меня наверху, так что, наверное, все. От всех этих предметов, как бы я их ни любил, очень легко отказаться. В жизни есть более важные вещи, которые не хотелось бы потерять. И заменить их тоже нельзя.

Он посмотрел как бы сквозь меня, на секунду погрузившись в свои мысли. Потом спохватился, улыбнулся и дружески пожал мне руку у выхода.

Дверь за нами закрылась, и мы с Чарли медленно зашагали к машине по гравиевой дорожке.

– Он все еще переживает, – заметила я, садясь в машину.

– Хм-м. Да, он же и с сыновьями какое-то время не виделся. Ей досталось право опеки.

– О! Ужасно. И он совсем их не видел?

– Почти.

– А сейчас?

– Сейчас они уже выросли и могут выбирать. И проводят с ним много времени. Но потерянные годы все равно нельзя компенсировать. Можно только представлять, что могло бы произойти.

Я подумала о погибшем сыне Чарли, о том, как он представлял себе эти потерянные годы. Я тоже часто думала, что могло бы произойти, если бы мои сыновья провели последние несколько лет рядом с отцом.

– Да, – мрачно согласилась я. – Ты прав.

Домой мы ехали молча. Ветер трепал волосы, и я почему-то была рада, что мотор ревет, и потому разговаривать если не невозможно, то, по крайней мере, трудно.

Наконец мы подъехали к Незерби-Холлу и остановились у моего амбара. Входная дверь и окна были закрыты. Дом казался пустым, брошенным. Видимо, Триша, Джек и мальчики до сих пор рыбачили. Вокруг нас на ветру мягко покачивалась высокая трава, которую уже пора было косить на сено; тонкие колосья поблескивали на полуденном солнце, а с золотистых просторов лютикового луга доносилось приглушенное жужжание пчел и трепетание крыльев бабочек и стрекоз. Чарли выключил мотор. Мы не смотрели друг на друга, но в тишине я почти слышала биение своего сердца. Уверена, он тоже его слышал. Наконец он растерянно потер кожаный руль кончиком пальца.

– Ну вот. Приехали, – тихо проговорил он. Я почувствовала, что голос его слегка дрожит. – А теперь, Люси, придется нам кое о чем подумать. – Он судорожно сглотнул. – Придется решить, что же мы будем делать.

 

Глава 13

– Делать? – тупо повторила я за ним. Сердце трепетало. Я повернулась к нему лицом.

– Ведь между нами явно что-то происходит, тебе не кажется? – тихо произнес он. – Во-первых, я не думаю, что мы все время натыкались друг на друга в Лондоне по чистому совпадению. Не хочу быть похожим на свою жену, но я бы даже сказал, что это знак.

Я сглотнула слюну. Мне не хотелось признаваться, что он прав, это не совпадение, но ничего символического в этом нет: я просто выслеживала его, как индеец апачи.

– Да. Да, ты прав, – кивнула я, пытаясь изобразить изумление. – Удивительно, не правда ли?

– Не то слово. И вот теперь ты появляешься здесь, напротив моего дома, в двадцати пяти милях от Челси, в самом сердце Оксфордшира! Тебе не кажется, что это странно?

– Страннее некуда, – промямлила я. Черт, мы же все это на вечеринке обсуждали! Неужели обязательно проходить все снова?

– И еще я не могу отделаться от мысли, – он ошарашенно провел рукой по волосам, – что нам суждено было встретиться именно здесь. Глупо, конечно. И честно говоря, даже если судьба здесь ни при чем, я все равно постоянно думаю о тебе, Люси. – Он поерзал на сиденье и впервые за время разговора повернулся ко мне лицом. Дышать у меня получалось как-то коротко и прерывисто.

– О! – Меня аж судорога пробрала.

– С тех пор, как мы встретились тогда на вечеринке, я… В общем, я всю ночь не спал. Бродил по дому с бокалом виски в руке. И наконец лег в кровать, но заснуть все равно не мог. Твое лицо так и стояло передо мной. – Он пристально посмотрел на меня своими темными глазами, в которых играли сияющие искры. Ноздри у меня раздувались от возбуждения, сердце колотилось. Его рука проскользнула за спинку моего кресла.

– И я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Чувствую, – продолжал он. – Прошу, скажи, что я не сошел с ума?

– Не сошел, – пробормотала я, нервно оглядываясь по сторонам. Передо мной стояла невероятная дилемма. С одной стороны, желание броситься в его объятия было почти невыносимым, но с другой стороны – здесь? Рядом с домом? В машине с открытым верхом, которая прекрасно просматривается из окон Незерби – вон как они поблескивают на солнце!

– Может, зайдешь на чашечку кофе? – нервно выпалила я.

Он рассмеялся и убрал руку:

– Отличная мысль. И не надо так нервничать. Я вовсе не собирался напрыгнуть на тебя прямо здесь, на самом виду, рядом с Незерби-Холлом. И обещаю, что в доме за чашкой «Нескафе» я тоже набрасываться на тебя не буду. Я просто хотел узнать… – он замялся. – Хотел узнать, испытываешь ли ты такие же чувства, хотя бы намек на них. Понимаешь ли ты хоть немного, о чем я говорю.

Его карие глаза стали похожи на озера горячего шоколада. Мягкие, даже ранимые.

– Да, – пролепетала я. – Я согласна.

О боже. «Я согласна». Как будто я только что за него замуж вышла, в самом деле! Замуж. Помогите! Я выскочила из машины и засеменила по садовой дорожке. Я знала, что он идет за мной, только помедленнее.

Господи, ну что с тобой такое, Люси? Я злилась на себя, бегая по дому и открывая все окна: не хотелось, чтобы мы оказались герметично изолированы внутри. Не этого ли я хотела, не об этом ли мечтала все эти месяцы? Господи, да я ведь даже смотала удочки и последовала за ним в Оксфордшир, так почему сейчас веду себя, как застенчивая простофиля? Он вошел через парадную дверь и закрыл ее за собой. И тут я поняла, почему так себя веду. Я обернулась и сглотнула слюну.

– Ты женат, – резко выпалила я: получилось даже обвиняюще. Я на секунду с вызовом взглянула ему в глаза.

Он спокойно выдержал мой взгляд:

– Ты права, с этим не поспоришь. Но это же для тебя не новость. Ты знала об этом, когда соглашалась сесть ко мне в машину.

Я разглядывала свои руки:

– Да. Да, знала. Еще как знала.

– Люси. – Он подошел и остановился прямо передо мной. – Клянусь, ничего подобного со мной раньше не происходило. С тех пор, как я познакомился с Мирандой. Видит Бог, я никогда не заглядывался на женщин. Из-за того, что случилось с Ником, я думал, что мне уже ничего не светит. Можно сказать, я привык быть несчастным. Носил на себе горе, как тяжелое пальто, которое все время тянет к земле. Но последние несколько дней заставили меня задуматься: не пора ли и мне испытать немного его? – Он осторожно подбирал слова. – Видишь ли, раньше я чувствовал, что не заслужил счастье. До недавних пор. – Он сдвинул брови. – Ты понимаешь, о чем я говорю, или я несу полную чушь? Я улыбнулась:

– Это не чушь. Я знаю, о чем ты говоришь. Мне тоже казалось, что я не заслуживаю счастья.

– И я даже не знаю, какое оно бывает, счастье. – Чарли расставил ладони на асфальтово-сером кухонном столе и уставился на них, словно хотел почерпнуть в пальцах вдохновение. Он поднял голову. – Я не предлагаю тебе пойти наверх и по-быстрому перепихнуться. Я точно знаю только одно: я хочу проводить с тобой больше времени. Гулять вместе с тобой. Ужинать. Разговаривать, как сегодня.

– И я тоже этого очень хочу, – выпалила я.

«О да, – с трепетом подумала я. – Проводить время вместе! Как следует разглядеть его, изучить, и не только краем глаза, урывками. Вместе готовить ужин, устраивать пикники, неспешно прогуливаться по берегу реки, проводить вместе целый день, как сегодня. Да!» Я радостно пошла наливать воду в чайник. Старалась идти спокойно, ну, может, только немножко подпрыгивала.

– Но в то же время, – продолжал он, по-прежнему рассматривая свои руки, – я ничего не могу поделать со своим супружеским статусом. Может, со временем, кто знает. Думаю, ты представляешь себе, как живем мы с Мирандой – практически раздельно, но я хочу сказать… Короче, все зависит от тебя. Такой уж я, со всеми изъянами и недостатками, женатый, у меня есть прошлое и так далее. Тебе решать, Люси. – Он поднял голову.

Я обернулась, стоя у раковины с чайником.

– Очень уж ты несправедлив к себе.

– Зато честен. Честен, как только можно. – Он засунул руки глубоко в карманы и, нахмурившись, уставился в пол. – У меня есть еще только одна проблема: вот я все тебе рассказал, откровенно рассказал о своем браке, о том, что собираюсь вести себя сдержанно и разумно по отношению к тебе, но дело в том, Люси, что, когда я рядом с тобой… все это летит к черту. Потому что я хочу тебя сильнее всего на свете, – тут он посмотрел на меня, – и это опасное и непреодолимое желание.

Я грохнула чайником о стол. У меня было ощущение, что стены закружились перед глазами, завертелись как волчок. И посреди этой кутерьмы как огонь горели его темные глаза, прожигая мне всю душу. Я с силой ухватилась за стол и оглянулась. Его рука медленно подползла к моей ладони и накрыла ее. Я опустила глаза. В последний раз, когда мужчина держал меня за руку, это был викарий на крестинах Макса. Рядом с нашими ладонями на столе лежала голая улыбающаяся кукла Супермена с распростертыми руками и без пениса. «Символично, – подумала я. – Но что именно это символизирует?»

Я подняла глаза, и это был фатальный шаг. Наши взгляды встретились, и он в одно мгновение обогнул стол. Еще одна секунда – и я в его объятиях. Наши губы соединились. Не медленно и осторожно, а страстно, отчаянно. А потом мне показалось, что он повсюду. Его руки гладили мои волосы, потом вдруг оказались на спине; губы прижимались к моим губам. Мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, и его дыхание загремело у меня в ушах. Сама я почти не дышала, а потом мы поцеловались во второй раз, и комната опять бешено завертелась перед глазами. Я знала, что надо как-то сопротивляться, и в знак протеста не закрывала глаза, но он начал целовать мое лицо, и у меня подкосились колени. И все же я не настолько ослабела и продолжала энергично отвечать на поцелуи. Обняла его за шею, потянула вниз и стала целовать, как сумасшедшая. Я чувствовала, что его тело напряглось и прижалось ко мне. Я закрыла глаза, позволяя желанию захлестнуть себя волной; я погружалась в головокружительное забытье, и тут знакомый голос произнес:

– Ничего себе, да она не меньше фута длиной!

Я резко открыла глаза. И в открытое окно увидела Бена, который шел по дорожке с удочкой в руке и показывал Джеку рыбину.

– Я бы сказал – девять дюймов, – ответил Джек. – Но рыбаки всегда привирают насчет длины.

– Черт! – взвизгнула я и отскочила назад. – Мальчики вернулись! – в панике прошипела я, лихорадочно пригладила волосы и вытерла губы. Я отчаянно огляделась и побежала к телефону, а когда Джек и мальчики, мокрые насквозь, ввалились в дверь, нарочно громко расхохоталась в трубку.

– Да, да, конечно! – проорала я. – Супер, мам, это будет здорово! О'кей, класс! Тогда увидимся! – Я бросила телефон и обернулась. – О, привет, ребята!

Бен вытаращился на меня.

– Это кто звонил?

– А?

– Ты с кем разговаривала?

– О! С Мэйзи, дорогой.

– Но ты ее мамой назвала. Ты никогда ее так не называешь.

– Правда? О господи, какая же я дурочка!

– И ты вся красная. И что у тебя с волосами? Торчком стоят.

– Забыла причесаться, наверное.

– Ты что, кросс бежала? – спросил Макс. Я уставилась на него. Раскрыла рот.

– Да, – наконец проговорила я. – Да, бежала. К телефону. Я была наверху. Точнее, внизу! Ладно, дорогие мои, хватит обо мне. Как вы? Хорошо провели день?

Я наклонилась и обняла Макса, спрятав свое смущенное лицо за его маленькой головкой. Джеку в глаза смотреть не хотелось. Интересно, он видел? И на Чарли я не могла смотреть – он-то смог собраться с духом? Может, я его непоправимо взъерошила и по лицу у него размазана помада, а на голове гнездо?

– Поймали две большие рыбины, но Джек сказал, что лучше их отпустить, – недовольно произнес Макс. – Но Бену разрешили вот эту оставить, а эту я поймал сетью.

Он гордо достал из-за спины банку из-под варенья. Из банки, выпучив глаза от ужаса, на меня смотрела огромная жаба. Вот такие у меня, наверное, сейчас глаза.

– Какая прелесть, дорогой, – пролепетала я. – Чудесная жаба. – Наконец я осмелилась поднять голову. – Спасибо, Джек.

– Не за что, – протянул он. – Мне нравится с ними гулять. Отличные ребята. Твоя заслуга.

Я не знала, как воспринимать его комплимент. Он нарочно произнес эти слова с удивлением, вроде как «ну надо же, твоя заслуга!», и это недоверие повисло в воздухе. Как будто я уже падшая женщина. Я выпрямилась, заливаясь краской.

– Ты знаешь Чарли, не так ли?

– Виделись на вечеринке, – ответил Джек. – И сегодня утром у дома. – Джек и Чарли обменялись рукопожатиями.

– Мне пора, – улыбнулся Чарли. Вид у него на удивление собранный, с облегчением заметила я. – Рад был тебя видеть, Джек. И вас тоже, мальчики. – Он сел на корточки и заглянул Максу в банку. – Ну и жаба у тебя, молодой человек. Если хочешь ее оставить, придется потратиться на кормежку. Все деньги на салат уйдут.

– Джек говорит, что завтра надо будет отпустить ее в пруд, так что много салата не понадобится.

– Понятно. – Чарли выпрямился.

Я стиснула зубы. Ах, значит, «Джек говорит…»

– Я тебя провожу, – процедила я. И даже захлопнула за собой дверь. Я побежала за Чарли к машине.

– Когда снова увидимся? – выпалила я, наверное, слишком отчаянно для девушки, которая боялась даже заговорить с мужчиной в машине. Но, видите ли, дело в том, что мне хотелось, чтобы он меня снова поцеловал. Как там, в доме. К черту пикники и прогулки по речному берегу, ТАК меня уже сто лет никто не целовал!

– Я тебе позвоню, – пообещал он. – Но увидимся мы, наверное, в Лондоне, – он кивнул головой в сторону дома, взял меня за руку. Я крепко сжала его ладонь. – Здесь слишком многое нас отвлекает, а в Лондоне мы могли бы гулять в парке, по набережной Темзы…

– О-о-о да! – нетерпеливо воскликнула я. Славный, славный Лондон, где я снова смогу вздохнуть свободно… хотя странно, ведь большинство людей уезжает из города, чтобы подышать воздухом здесь… А еще у него там квартира… – Да, и я могу соврать всем, что еду навестить Мэйзи с Лукасом, моих родителей, – взволнованно проговорила я, уже придумывая оправдание для поездки в Лондон. – Могу на целый день уехать и даже на ночь.

Тут мне показалось, что все птицы на деревьях и белки на ветвях замерли, оторопев от моей наглости, и затаили дыхание в ожидании, что же он ответит.

Он нежно улыбнулся.

– Отлично. Я тебе позвоню, – повторил он и сел в машину.

А я тут же вспыхнула. На ночь? Ах ты дура! Верно же, что от рассудительности до глупости один шаг! И что это я веду себя как нескладная малолетка? Почему бы сейчас же не побежать за зубной щеткой и не запрыгнуть к нему в машину? Ну уж нет, тут надо взять себя в руки. Важно успокоиться и не вести себя, как девчонка, которая четыре года не целовалась. Я сложила руки на груди и лучезарно улыбнулась.

– Ну тогда пока, Чарли, – проговорила я громким голосом, чтобы всем было слышно. Может даже, слишком слышно. – Спасибо, что подвез.

Он уехал, помахивая мне рукой. Я смотрела ему вслед: мне было невыносимо думать, что сейчас придется повернуться и опять встретиться с Джеком. Я, растягивая момент, стояла в садике и прикрывала глаза рукой от солнца, глядя вслед его машине и позволяя своему сердцу немного успокоиться. Спустя какое-то время я наклонилась и принялась срезать увядшие розовые бутоны. Если захотят, пусть сами сюда приходят. С какой стати я должна идти к ним в дом? Я выпрямилась, чтобы выбросить увядшие бутоны на лужайку, и тут что-то привлекло мое внимание. Внизу, в долине, я увидела спешащую фигуру, неуверенно семенящую в мою сторону по мосту через озеро и по холму. Это была Роуз, и в кои-то веки я была рада ее видеть. Она все еще была вдалеке, но я помахала и пошла ей навстречу к садовой калитке. Она наконец дошла до вершины холма, тяжело дыша и хватаясь за бок. Добравшись до калитки, она схватилась за столбик и облокотилась на него. Глаза ее лихорадочно блестели.

– Люси! Как я рада, что застала тебя! Я не знала, дома ты или нет, – пролепетала она, еле дыша. – Скажи, вы с мальчиками уже пообедали?

– Нет, еще нет. Я сегодня немножко неорганизованная. Я… хм-м… ездила насчет работы, – виновато добавила я.

Она пристально взглянула на меня.

– Знаешь, раз ты была на собеседовании, надо было хотя бы причесаться. Как бы то ни было, Люси, я прошу тебя, пойдем, пообедаешь с нами. У меня такие замечательные новости! – она просияла. – Угадай, дорогая, что произошло?

Я покачала головой и улыбнулась, глядя в ее сияющие глаза.

– Что, Роуз?

– Гектор, – она выдержала многозначительную паузу, – и София Леннокс-Фокс… они… как это сейчас называется… встречаются!

Я нахмурилась.

– Неужели?

– Да! – Она захлопала в ладоши. – Здорово, правда? Видимо, они все же разговаривали на вечеринке, а потом в воскресенье утром он убежал – должна признать, за завтраком он вел себя весьма эмоционально – и поехал за ней в Лондон! Поехал так далеко, лишь бы поухаживать за ней, а потом, только представь, дорогая моя – провел с ней всю неделю! – Она прижала руку ко рту и подавила смешок. – Наш Гектор! – Роуз понизила голос. – Надеюсь, он знал, что делать. Короче, насколько я знаю, с тех пор у них роман и он влюблен по уши, мой милый, славный мальчик!

– Правда? Ну надо же. – Я была поражена. – Что ж, это здорово. Но кто вам все это рассказал?

– Да сам он и рассказал! – взвизгнула Роуз. – Точнее, он рассказал все Пинки по телефону. Сначала просто заявил, что его не будет несколько дней, так как он кое-кого встретил, а потом я точно слышала, как она завизжала от волнения! Конечно же, я сразу вырвала у нее трубку. «И кто она, Гектор, дорогой? – закричала я в трубку. – Скажи своей мамочке!» Ты знаешь, какой он скрытный. «Ты ее не знаешь», – пробормотал он, но неубедительно. «Не знаю? Ну как же, должна же я хоть что-то о ней знать!» И тут Пинки прошипела мне на ухо: «Мамочка, мне кажется, это София Леннокс-Фокс!» Я чуть трубку не выронила!

– И это правда она?

– Именно это я ему и сказала, Люси. «Это правда она, Гектор? Это София Леннокс-Фокс?» Наконец он вздохнул и пробормотал: «О боже, что хочешь, то и думай». Если честно, Люси, я почти не слышала, что он сказал. Так что я ответила: «Ладно, мой мальчик, не стесняйся, приводи ее сюда, и мы отпразднуем это шампанским!»

– Ох, Роуз, – неуверенно проговорила я. – Думаете, это хорошая идея? Не слишком ли скоро?

– Слишком, конечно, и Гектор ни за что не согласится. Даже думать об этом не хочет, но мы-то можем выпить за него шампанского, как думаешь? За счастливую пару? Поверь, Люси, это и есть тот самый случай, я нутром чувствую! Я этого мальчика знаю как свои пять пальцев, и я так и думала, что в один прекрасный день он просто возьмет и влюбится! Импульсивно. Так же, как Нед влюбился в тебя.

Я оторопела.

– Хм-м… наверное.

– Поэтому прошу тебя, приходи и пообедай с нами! Мне так хочется поговорить с кем-нибудь о цветах, закусках и платье для матери жениха. Пойдем же, Люси, пойдем!

Я посмотрела в ее сияющие глаза. Улыбнулась.

– С удовольствием. Мальчики! – крикнула я через плечо. Мне пришло в голову, что если я правильно разыграю карты, мне вообще не придется возвращаться в дом. И встречаться с Джеком. Бен высунул в дверь голову.

– А?

– Дорогой, умойся после речной грязи и вымой руки, мы идем обедать к бабушке.

– Ладно. – Он нырнул в дом, а потом опять высунул голову. – А можно мы после тебя придем, мам? Мы там рыбу потрошим. Подойдем вместе с Джеком через минутку, ладно?

– Хорошо, дорогой, – спокойно ответила я.

Роуз взяла меня под руку, и мы взобрались по холму, прошли вдоль озера и вступили в огромный сад. Как только мы очутились на ухоженной лужайке, нас встретила Лавиния: она бежала по ступенькам террасы через розарий.

– Как здорово! – кричала она. – Мне Пинки все рассказала!

– О, дорогая, какая же ты умница, что так радуешься, – воскликнула Роуз, встревоженно схватив ее за руку. – Я-то думала…

– Что я расстроюсь, потому что должна была первой выйти замуж? Брось, мам, я просто в восторге! Свадьба! Ты только представь, сколько будет вечеринок!

Точнее, сколько будет мужиков, которых можно затащить в сети – вот что она имела в виду. Я отвела ее в сторону, а Роуз засеменила прочь, взволнованно поднимаясь по ступеням, чтобы отдать приказания на кухне.

– Лавиния. – Я понизила голос до шепота. – Ты что такое несешь, какая свадьба? Они знакомы всего неделю, черт возьми! Ты что, серьезно?

– Да, но ты не знаешь Гектора. Понимаешь, Люси, это у него в первый раз! Он впервые признался, что вообще встречается с девушкой, а мы всегда знали, что когда этот момент придет, свадьба не за горами. Он такой, старина Гек – все или ничего. Помяни мое слово, если он шептался по телефону с Пинки, значит, он точно без ума! Влюбился, как мальчик.

– То же самое и твоя мать говорила. – Я не могла не признать, что в ее словах была доля правды. К тому же она ошибалась – я знала Гектора, по крайней мере немного, и тоже подозревала, что в один прекрасный день он именно так и поступит. Влюбится и всех удивит. И его мать будет им гордиться. Что ж, я за него рада. Я только надеюсь, что она не станет слишком на него давить, хотя колесики уже закрутились, так что лучше зажмуриться и затаить дыхание – в конце концов, именно этого от меня и ожидают.

Краем глаза я видела, как позади по лужайке вышагивает Джек с мальчиками. Я приклеилась к Лавинии, как клей, и прошла за ней по ступеням террасы за стол, который опять накрыли на свежем воздухе. Видимо, им удалось убедить Арчи, что есть на улице очень даже здорово: когда он показался в стеклянных дверях, вид у него был сияющий. Он радостно потер руки и сел рядом со мной.

– Ну, дорогая, что творится, а? Твоя свекровь такая болтушка!

Я улыбнулась.

– Она всю жизнь этого ждала, Арчи. И до сих пор что-то всегда мешало ее планам, но вот теперь настал ее час.

– Хочешь сказать, она для этого и родилась? – проревел он. – И ей так хочется внуков! Ты знаешь, как мы любим твоих мальчиков, Люси, но ей хочется, чтобы и у Гектора были дети. Дочки. Семья – это самое важное, как думаешь? – Он уставился на меня широко раскрытыми водянистыми глазами.

– Конечно, – согласилась я, подумав, что некоторые семьи все-таки важнее, чем другие.

Вошли Бен и Макс и сели между мной и Пинки. Джеку осталось одно место напротив. Черт!

– Итак, – он уселся на стул, – как я понимаю, старина Гектор взбудоражил весь курятник. Проболтался, что у него девушка? Очень неразумный ход. Но он же новичок в этой игре, ему неизвестны все тонкости. И если честно, я удивлен. Мне казалось – маленькая пташка напела, – что предмет его страсти – кое-кто другой. Но что поделать, нет, значит, нет. Пусть будет София Леннокс-Фокс. – Он посмотрел на присутствующих за столом. – Как я понимаю, ему не удастся избавиться от вас, ребята, и решать свои любовные дела втайне от всех? – Он улыбнулся и взял булочку. – Любви не должны мешать посторонние, любовь должна дышать, цвести. Особенно новые сексуальные отношения, недозволенные связи, не так ли, Люси? – Он подмигнул мне, и я сердито покраснела. – О да, такие связи, – продолжал он, глубокомысленно помахивая булкой и задумчиво прищуриваясь, – надо лелеять. Их надо холить, подпитывать, они должны существовать в секрете. Такие отношения нужно ограждать, назначать свидания в темных ресторанах при свечах, а потом прятаться под одеялом в каком-нибудь укромном любовном гнездышке. И вы, ребята, тут ни при чем: никто не хочет, чтобы вы прислонялись лицом к окну и дышали на стекло. Правда, Люси? Оставьте парня в покое, вот что я хочу сказать!

– Мы и оставим его в покое, не беспокойся, – сказала Роуз, выбегая на террасу через стеклянные двери. Она все еще улыбалась и даже несла в руках миску с салатом. – Мы для него все сделаем, правда, дорогой? Если он захочет уединения, отстроим ему дом в приданое.

Арчи оторопел.

– Эй, старушка, притормози-ка. Должна же быть разумная грань. Я понимаю, что ты в восторге, но, по-моему, Джек прав. Хоть на пять минут оставь бедного парня в покое. Не допрашивай его, не набрасывайся, как только он ступит через порог. Салат будешь, Люси? Мальчики? Кто-то звонит. – Он услышал телефонный звонок и пошел снять трубку.

Когда он вернулся, его красное лицо было бледным, а губы сжались в тонкую линию.

– Арчи! Господи. Что стряслось? – вскочила Роуз.

– Гектор звонил, – объявил он. – Из Лондона.

– О! – Роуз была вне себя от радости. – И как мой славный мальчик? Скоро приедет?

– Сядь, Роуз, – огрызнулся Арчи. – Нет, он звонил сообщить нам о свадьбе.

– О! Так значит, свадьба все-таки будет!

– Да, будет, это точно. Но не та, что ты думаешь.

– Что это значит? – Внезапно глаза Роуз расширились от страха. Она опустилась на стул.

– Он собрался жениться вовсе не на Софии Леннокс-Фокс. А на другой.

– Что значит на другой? – ахнула Роуз. – На ком?

– На Розанне, – мрачно проговорил Арчи. – На Розанне Карлинг.

 

Глава 14

Роуз страшно побледнела.

– На Розанне? На подруге Люси, которая приезжала на выходные?

– Именно.

– О! – Роуз закрыла рот рукой. – О, так значит, София Леннокс-Фокс…

– Да нет же! Твоя чертова София Леннокс-Фокс тут ни при чем, – нетерпеливо проревел Арчи. – Это Розанна Карлинг!

– Но почему Пинки сказала… – она растерянно повернулась к дочери. – Пинки, ты почему сказала?..

– Потому что он сам так сказал! – возмущенно пропищала Пинки, заливаясь краской. – Он так сказал, когда я разговаривала с ним по телефону. София Леннокс-Фокс, я точно слышала!

– И ты его не подзуживала? – спросил Джек.

– Ну… – смутилась она. – Наверное, подзуживала немножко. Но не так чтобы очень. Папа, скажи, что я тут не виновата! Я не знала, что он соврет мне нарочно!

– Конечно, конечно, тыковка, – угрюмо согласился Арчи. – Этот паршивец сам виноват, как обычно. Он тебе мозги запутал.

– Ну и ну. Розанна! – Голос у Роуз стал какой-то неестественно высокий. Она лихорадочно теребила платочек. Лицо все еще было бледное, но вот в глазах загорелся любопытный огонек – То есть леди Карлинг. Да, точно, и, кстати, она показалась мне довольно милой девушкой. Ведь ее отец – лорд Белфонт, не так ли? – Она повернулась к Арчи, и по ее лицу можно было проследить, какие отчаянные мыслительные процессы происходят сейчас у нее в голове. – И какая красавица, между прочим! Розанна мне показалась такой лапочкой, настоящей милашкой. – Щеки у Роуз опять порозовели; она вернулась в свою стихию. – Лавиния, ты обратила внимание, что она всех-всех знает? И даже здесь не живет! Совершенно очевидно, что она вращается в свете и у нее превосходные связи, и… О!

Все мы подскочили, когда Арчи ударил кулаком по столу прямо у Роуз под носом. Зловеще загремело столовое серебро.

– Все! – прошипел он ей в лицо. Роуз оторопела и в ужасе отшатнулась.

– Арчи, что это…

– Все, Роуз, хватит! И все, заткнитесь! – Он злобно оглядел присутствующих за столом.

– Но… но почему? – заикаясь, пролепетала Роуз.

– Потому что никакой свадьбы не будет! Во всяком случае, с Розанной Карлинг в качестве невесты!

– Н-н-но Арчи. Я-то думала, она тебе понравилась! И ты ее знаешь, ты же сам нас представил. Так почему…

– Потому… что… она… шлюха. – Он выдавил эти слова медленно, сквозь стиснутые зубы.

– Шлюха! – Роуз выпучила глаза и отшатнулась от него аж на несколько дюймов. – Но… но ты же не имеешь в виду, что она… – Роуз пыталась как-то осмыслить эту невероятную новость. – Не может же быть, чтобы она была настоящей шлюхой. У нее просто было несколько бойфрендов, да? Ты же не имеешь в виду, что она девочка по вызову!

– Именно это я и имею в виду, Роуз, – со зловещим спокойствием процедил Арчи сквозь сжатые зубы. – Розанна Карлинг – высококлассная проститутка. Очень дорогая, работает только с избранными клиентами, но тем не менее она куртизанка.

– Она делает это за деньги?

– Да.

– А ты откуда знаешь? – наконец выпалила Роуз.

– Знаю, и все, – прошипел Арчи.

Хотя Роуз сидела на другом конце стола, я почувствовала, как она замерла. Она смотрела в бледные, навыкате глаза мужа, и в губах ее не было ни кровинки. Он смотрел на нее, и в этих взглядах было что-то не понятное нам, невидимое для остальных. Они как будто молча разговаривали. Тут Арчи вспомнил о нас. И снова заговорил.

– Есть вещи, Роуз, о которых тебе, к счастью, неизвестно. Они происходят в мире, случаются с другими людьми, вдали от нашего спокойного дома, от твоего розового сада. И ты просто не можешь в них поверить. – Он вяло улыбнулся.

Она уставилась на него.

– О нет, я могу поверить, – еле слышно проговорила она, поджав губы. – Могу поверить, Арчи.

Я уставилась в свою тарелку. Все остальные рассматривали тарелки так же сосредоточенно и напряженно. Арчи выпрямился, не сводя глаз с жены.

– Итак, свадьбы не будет, – тихо проговорил он. – А если и будет, если Гектор не прекратит встречаться с этой женщиной, не покончит с этой позорной игрой, я лишу его наследства. От меня он ничего не получит. Ни этого дома, ни земли, ничего. Он все потеряет. Эта… связь, – он с отвращением выплюнул это слово, – должна прекратиться. И если этого не произойдет, тогда конец Гектору. Он не приведет сюда эту женщину и никогда больше не переступит порог этого дома. Вот мое последнее слово.

Он развернулся и пошел в дом, захлопнув за собой стеклянные двери. Стекло в рамах задребезжало. Воцарилось молчание.

– О господи, он же серьезно, – прошептала Роуз, приложив к груди дрожащую руку. – О боже, мой бедный Гектор! Арчи выбросит его на улицу! – Она вдруг выпрямилась и громко шмыгнула носом. – Арчи уже все решил, я вижу. Значит… – она схватилась за сердце, – значит… Боже милостивый… значит, уже два моих сына умерли! Сначала Нед, теперь вот Гектор! О господи, что же будет! – Тут она залилась слезами.

– Я поеду поговорю с Гектором, – важно провозгласила Лавиния, выпрямляясь и решительно выпячивая грудь под темно-синей блузкой. – Потолкую, может, он образумится. Я скажу, что он испортит репутацию семьи.

– Точно. – Роуз заметно приободрилась, подняла голову и шмыгнула носом. – Да, дорогая, так и надо сделать. Сделай упор на семейную репутацию. Отличная мысль.

– Вы думаете? – с сомнением спросил Джек. – А тебе не кажется, Лавиния, что ты не очень подходишь на роль переговорщика? При всем уважении, вы с Гектором никогда не ладили, не так ли? – Он нервно откашлялся. – Вы же никогда…

– Не дружили, – закончила Роуз за него и решительно кивнула. – Да, Джек, ты прав. – Она повернулась к дочери. – Он прав, Лавиния. Гектор всегда тебя недолюбливал.

– Что? – Она была поражена.

– Да, дорогая, он терпеть тебя не может.

– О! – Лавиния была ошеломлена.

– Да брось, дорогая, сама знаешь, как он тебя зовет – Выпивоха Лавви. Нет, Джек, ты абсолютно прав, ей не стоит ехать. Лучше ты езжай! Тебя он послушает. И Люси, – она повернулась ко мне, властно вздернув подбородок, – ты поедешь с ним.

– Я?

– Да, ты Гектору всегда нравилась. Вечно он нес какой-то бред про то, какие у тебя добрые глаза. Езжайте оба и образумьте его, дорогие мои! Пусть придет в себя! – Она снова затеребила платочек, часто заморгала, напрягла шейные мышцы… так, сейчас опять будет водопад… Джек покосился на меня и пожал плечами. Я нервно сглотнула слюну.

– По-моему, сейчас неподходящее время. Мне кажется, надо пока оставить его в покое, пусть все идет своим чередом. Пусть Гектор повеселится на славу, не надо вмешиваться, а потом любовь сама пройдет, когда он поймет, что у них нет никаких перспектив. Уверена, рано или поздно он это поймет, да и Розанна тоже. Но я не советую вам совать нос в их дела именно сейчас, когда он всего шесть дней как влюблен, и… Ну, вы понимаете, ему сейчас все в новинку! Думаю, надо пока оставить его в покое.

– Браво, – согласился Джек.

– Нет! – Роуз вскочила на ноги, ее глаза горели. Я настаиваю, чтобы вы поехали и потолковали с ним! Я знаю Гектора, знаю своего сыночка… он при первом удобном случае смотается на гавайский пляж, босиком, с венком на голове и с этой… с этой проклятой шлюхой! – проскрипела она. – Наверняка она будет стоять рядом с ним в одном лифчике, и подружками невесты у нее будут негритянки, и их поженит какой-нибудь черномазый священник… о нет… – от одной только мысли о такой ужасающей свадьбе она вся позеленела, резко задышала, села, а потом рухнула вперед. Лицом прямо в салат, громыхнув лбом по тарелке.

Лавиния подбежала к матери, подняла ее голову и вытерла с ее щеки салат.

– Таблетки, Пинки, быстро! – выпалила она. – Скорее, они у нее в кармане! Нет же, глупая, в кармане кардигана.

Пинки отыскала баночку с таблетками и завозилась с крышкой.

– Таблетки? – ахнула я, вскочив на ноги.

– От стенокардии. Легкая форма, иногда бывают приступы. Помоги, Пинки.

Сестры усадили мать за стол, одновременно запихнув ей таблетки в глотку и залив их водой – большая часть пролилась на кардиган.

– Хлопни ее по лицу – давай же, быстро! – скомандовала Лавиния.

Пинки замялась.

– Сама хлопни!

– Я же ее держу, идиотка!

Пинки нервно облизнула губы и повиновалась.

– А-а-а! – Роуз открыла глаза и злобно уставилась на Пинки.

– А ну быстро глотай! – приказала Лавиния. Роуз послушно глотнула воды из стакана, который приставили ей ко рту.

– Ну как, лучше? – рявкнула Лавиния.

– Намного, дорогая. Спасибо, – еле слышно пробормотала Роуз.

– Тогда пойдем, – приказала Лавиния. – Поднимешься наверх, отдохнешь. Слишком много переживаний, тебе не кажется? – Тоном, которым обычно разговаривают с умственно отсталыми, она уговорила мать подняться на ноги. – Вот так! – Джек тоже было встал, но Лавиния решительно покачала головой. – Нет, Джек, все у нас в порядке. Мы уже привыкли, справимся. Знаешь, что надо сделать? Свяжись-ка с Дэвидом, пусть приедет.

– Ладно. – Джек вскочил на ноги и собрался идти звонить Дэвиду Мортимеру, старому другу Арчи и семейному доктору.

– Да, позвони Дэвиду, – пробормотала Роуз, сопровождаемая дочерьми. Вдруг она резко развернула голову, как дуло автомата. – Так вы поедете? – Она уставилась на нас с Джеком. – Повидаться с Гектором? – Я посмотрела на Джека, который одной ногой уже был в доме. Ну надо же так владеть собой! Чуть не умирает, а все туда же!

– Да, поедем, – согласился Джек.

– Завтра? – взмолилась она. – Прошу тебя, пообещай, что вы поедете завтра.

– Поедем завтра, – успокоил ее Джек.

Она грациозно наклонила голову и слабо улыбнулась. Даже послала ему маленький воздушный поцелуй, прежде чем ее увели.

Когда они исчезли из поля зрения, я встала.

– Ну вот. Замечательно. Значит, завтра, да? И все потому, что ты не осмелился сказать нет? Никуда мы завтра не поедем, Джек, я не позволю ей до такой степени управлять моей жизнью! Мы все хорошо обдумаем и поедем тогда, когда нам захочется! Может, на следующей неделе или через неделю. Тогда, когда придет время! И только после того, как я поговорю с Розанной и предупрежу ее, что мы можем заявиться к ней в гости, чтобы она знала, чего ждать! С какой стати мы должны нестись в Лондон и портить Гектору с Розанной всю малину в ту самую секунду, как у них все наладилось? Ох, ну и семейка. Они меня с ума сведут! Пойдемте, мальчики.

– Ладно, как скажешь. – Джек поднял руки. – О боже, я тоже не хочу ехать, я просто хочу покончить со всем этим!

– Ты струсил и не смог ответить ей отказом, – огрызнулась я. – Вот что происходит, когда ты чем-то обязан людям! – Я сверлила его взглядом.

– Я ей ничем не обязан.

– Ты живешь в ее доме, как и мы. Единственная разница в том, что я от этого не чувствую на себе давления. Мне вовсе не кажется, что я у нее в долгу!

– Ты права, – спокойно проговорил он, – я действительно живу в ее доме, временно, и единственная разница между нами в том, что через шесть недель я отсюда уеду и окажусь вне ее юрисдикции, поэтому никакого давления не чувствую. Но внутренне, эмоционально я явно ощущаю себя не так, как ты, Люси, а немного иначе. Видишь ли, Гектор мне искренне нравится, хоть он и наивен до смешного, и я хочу ему помочь. Хочу убедиться, что между ним и его семьей не вырастет стена. Может, ему и не нужна моя помощь, но я все же хочу попробовать. В конце концов, он мой двоюродный брат, а Роуз – моя тетка и твоя свекровь, которую мне, между прочим, сейчас очень жалко. Видишь ли, Люси, что бы ты ни думала об этой семье, как бы ты их ни презирала, они – наша родня. Я не считаю себя подлизой, принимающим их благосклонность, но то, что ты явно считаешь себя такой и ты этим недовольна – это твоя проблема. Дай знать, когда почувствуешь, что пришло время, Люси. Я не хочу на тебя давить.

Он сунул руки в карманы и спокойно вошел в дом через стеклянные двери. Сжав кулаки, я вытаращилась на его удаляющуюся спину.

– У-у-у-у… чертов дурак! – прошипела я ему вслед, надеясь, что он услышит. Я разжала кулак и протянула руку Максу. – Пошли. Мы идем домой.

– Значит, на обед у нас только салат и больше ничего?

– Да, только салат! – огрызнулась я.

И мы спустились по ступеням террасы и поплелись по розовому саду.

– Ты почему такая злая? – пыхтя и пытаясь угнаться за мной спросил Бен.

– Потому что этот идиот считает, что все время прав, вот почему!

Макс и Бен обменялись восторженными взглядами.

– У нее стресс, – пробормотал Бен.

Да, у меня стресс, и еще я вне себя, точнее, даже не вне себя, я в полном бешенстве! И главным образом потому, что, хоть мне неприятно это осознавать, но он прав, черт возьми. Там, на террасе, он меня пристыдил со всеми его разговорами о долге и семье, но он был прав насчет Роуз. Она казалась такой уязвимой, что даже меня это взволновало, пусть всего лишь на секунду. Она такая трогательная, так отчаянно желает, чтобы все было в порядке! Ее затея с Софией провалилась – ну и что! Розанна тоже очень миленькая. Роуз уже решила ее полюбить, пока, конечно, не узнала правду, а потом… Ну в самом деле, какая мать захочет, чтобы ее сын женился на девочке по вызову? Я была бы рада, если бы Бен и Макс притащили такую домой?

И тут я подумала о Розанне. Она-то что задумала? С какой она планеты? Очевидно, в ту ночь, когда она спала в Незерби-Холле, что-то произошло и ей досталась не только самая роскошная комната, но и Гектор, таинственный гость из коридора. Видимо, она проявила благосклонность и доставила ему божественное удовольствие, но чтобы замуж! Это же чушь собачья! Бред Гекторова воображения. Мне ни к чему ездить в Лондон, в такую даль. Я просто возьму и позвоню ей. Выясню, какого черта вообще происходит. Я решительно зашагала по дорожке к амбару, готовая высказать Розанне все, что о ней думаю.

Я распахнула входную дверь, и в этот момент зазвонил телефон. Я раздраженно сорвала трубку.

– Ну что? – злобно проорала я.

– Ой! Хм-м… Люси, это Чарли.

Сердце чуть из груди не выскочило. И не поскакало по комнате.

– Чарли.

– О господи, Люси. У тебя голос какой-то странный.

– Да! Да, извини, и правда странный. Я просто… – Я приложила руку ко лбу и зажмурилась. – Короче, проехали. Как поживаешь? – Я вдруг почувствовала, как меня покидают вся злоба и напряжение последних нескольких часов. Они просто ушли, просочились сквозь ковер, сквозь полированный деревянный пол и впитались в землю, в каменную кладку и фундамент под домом.

– Хорошо. Очень хорошо. И особенно я рад, что увидел тебя сегодня утром. Я чувствую себя обновленным, Люси. И все время думаю о тебе.

– О! – я схватила трубку обеими руками. – О да, я тоже.

– И знаешь что, Люси, – он заговорил шепотом, – я помню, мы договорились не торопиться, вести себя разумно, и прошло всего два часа с тех пор, как мы виделись, но знаешь, что произошло?

– Что? – пролепетала я.

– Кое-что потрясающее. Представляешь, у меня появился прекрасный повод завтра смотаться в Лондон. Позвонили из Би-би-си, они будут снимать новый сериал «Городские пташки» и по этому поводу хотели бы со мной поговорить! Почти все утро я буду занят, но потом освобожусь. Люси… есть ли шанс, что ты сможешь улизнуть? Если это невозможно, любовь моя, так и скажи, но я буду безумно рад, если ты согласишься. Умираю, хочу тебя видеть.

У меня подкосились колени – слава богу, рядом был диван, и я плюхнулась на него.

– Это возможно, – пропищала я. – Вполне. Вообще-то, я как раз смогу выбраться. – У меня закружилась голова. – Ох, Чарли, я тоже умираю, как хочу тебя видеть! – прошептала я.

– Люси, это же здорово! Послушай, совещание у меня в девять, в одиннадцать я уже смогу освободиться и буду в квартире с двенадцати. Домой надо будет вернуться к полднику, но пара часов у нас есть… договорились?

Само выражение «пара часов» попахивало недозволенностью и развратом. Я зажмурилась и попыталась не думать о том, что может случиться за пару часов.

– Договорились, – промурлыкала я.

– Я должен бежать, любовь моя. Слышу, подъехала машина. Миранда из магазина вернулась. Увидимся завтра, дорогая. И, кстати, мой адрес – Лэнгтон-Виллас, двадцать два!

Трубка замолкла, и я упала на кровать лицом вниз, страстно прижавшись губами к вышитой подушке.

– Лэнгтон-Виллас, двадцать два, Лэнгтон-Виллас, двадцать два, – страстно шептала я в бахрому. – О да, мой дорогой. Я тоже умираю, как хочу тебя видеть!

Набирая номер Незерби-Холла, я вдруг осознала, что даже не решила, что скажу. Только бы Роуз не подошла! Я замерла и хотела уже бросить трубку и придумать план, когда раздался голос Джека.

– О, Джек. Слава богу, это ты.

– Люси. – У него был смущенный голос. Еще бы, ведь еще пару минут назад я назвала его чертовым идиотом!

– Хм-м, послушай, Джек, – я провела по волосам дрожащей рукой. – Я тут подумала… знаешь, наверное, ты абсолютно прав.

– Правда? Насчет чего?

– Насчет того, чтобы поехать в Лондон завтра же. И повидаться с Гектором. То есть… ну, ты понимаешь, чем быстрее мы с этим разберемся, тем быстрее это кончится. Вот так. – О господи, а вдруг ему покажется, что я слишком бессердечна? – Ну сам подумай, – торопливо добавила я, – мы же семья, в конце концов! Единое целое! И очень важно держаться вместе, тебе не кажется? Ведь кровные узы прежде всего и так далее и тому подобное.

– Но они же тебе не кровные родственники.

– Нет, нет, но это же родня Неда. – Я виновато покосилась на небеса и скрестила пальцы. Прости, Нед. – Для меня это так же важно. О, и они же родственники моих сыновей, – воскликнула я, вдруг вспомнив об этом. – Самые что ни на есть кровные родственники.

– Ну ладно, хватит о крови, – сухо проговорил он. – Скоро уже купаться в крови будем. – Он замолчал. – И что это ты вдруг запела по-другому?

– Знаешь, у меня было время подумать.

– Что, две минуты? Я только что вошел.

– Да. – Я стиснула зубы и зажмурилась. – Да, две минуты. Потому что именно столько мне понадобилось, чтобы понять, что ты прав, Джек. Как всегда. Как всегда, черт возьми, ты попал прямо в яблочко и твое мнение верно, понятно? Теперь, когда мы это выяснили и я достаточно унижена, можем мы составить план и придерживаться его и дальше, как говорят в армии? Давай действовать. Триша не откажется посидеть с мальчиками, и я заеду за тобой в десять утра завтра утром. Договорились?

– Я в восторге, – произнес он с усталым безразличием. – Правда. В полном восторге. Как скажешь, Люси. Как скажешь.

 

Глава 15

Когда на следующее утро мы с мальчиками подъехали по тропинке к Незерби-Холлу – естественно, мы опоздали.

– А куда нам спешить? Они же даже не знают, что мы приедем, – проговорил Джек, усаживаясь на освободившееся переднее сиденье.

– Ты прав, – согласилась я, отпуская тормоз и разворачиваясь на полной скорости, – они не знают, что мы приедем, потому что когда я звонила, был включен автоответчик а мне не кажется, что разумно оставлять сообщение, раз они развели мосты. Нет, Джек, дело в том, что помимо свидания с Гектором и Розанной у меня сегодня в Лондоне есть другие дела, и я не хочу опаздывать, понятно?

– Какие дела? – Мы понеслись по дорожке, и Джек с притворным беспокойством вцепился в сиденье. – Ничего себе ты торопишься! Какие дела и чего это ты вся расфуфырилась?

Он пристально посмотрел на меня. Я залилась краской и отказалась отвечать.

– Ну ладно, – кивнул он, – можешь не рассказывать. Значит, твой план А – вырядиться, как страстная женщина-вамп, и увести Гектора у Розанны из-под носа?

– Я вовсе не вырядилась, как страстная женщина-вамп! – Я в отчаянии одернула действительно очень короткую мини-юбку.

– В этом нет ничего плохого, – протянул он, одобрительно разглядывая мои ноги. – Все зависит от того, ради чего такие старания. Точнее, ради кого. Так что это за другие дела?

– Видишь ли, я должна навестить Мэйзи и Лукаса. Это мои родители. – Я почувствовала, как заливаюсь краской.

– Да, твоих родителей я знаю. – Джек снова выразительно посмотрел на мою юбку и поднял брови. – Понятно. Ну ладно, тогда я попозже туда заеду, хорошо? У меня тоже сегодня есть другие дела.

– Нет, Джек, не надо туда заезжать, – торопливо выпалила я. – Я сама за тобой заеду, когда повидаюсь с ними. Они живут черт знает где, в Вестбурн-Гроув, ты же не хочешь несколько миль идти пешком.

– Вовсе не несколько миль. К тому же я и сам бы рад с ними встретиться. Я их давно уже не видел.

– Я сама за тобой заеду, понятно, Джек? – прошипела я сквозь стиснутые зубы, злобно сверкнула на него глазами и чуть не врезалась в грузовик Черт, вот теперь он не на шутку действует мне на нервы, и я не уверена, что мне нравится такая ситуация, когда я вынуждена использовать своих родителей как увертку, вот! Хотя я регулярно им звоню, мне не мешало бы к ним заглянуть. Меня переполняли чувство вины и раздражение.

– И куда ты поедешь? – спросила я.

– Что? – Он опять пялился на мои ноги и улыбался.

– Я спросила, куда ты поедешь!

– Ах да, сейчас подумаю. Куда же я поеду? – Он задумчиво прищурился и посмотрел в окно. – В Челси, наверное, – произнес он и кивнул. – Да, в Челси. Так что если хочешь, можешь заехать за мной туда.

– В Челси? – я в панике покосилась на него. – А куда именно в Челси?

– Чейн-Уок. Совсем рядом. А что?

– Ничего. – Господи, какое облегчение. Чейн-Уок. Конечно, это все равно слишком близко от Лэнгтон-Виллас, но во всяком случае у самой реки. – И зачем тебе туда? – с деланным безразличием спросила я.

– Да так, всякие дела, – подмигнул он. – Есть у меня одно незаконченное дельце.

– Ага, понятно. – Я понимающе улыбнулась. – Ты не меняешься, не так ли, Джек?

– Люси, прошу, не надо меня допрашивать. Я и так уже лопаюсь по швам – не привык просыпаться в такой ранний час. Я же поэт, а не брокер. Я должен вздремнуть.

– Давай-давай, спящая красавица, дрыхни, набирайся сил. А силы тебе понадобятся, если днем ты намерен потратить энергию.

Он с блаженной улыбкой откинул голову, сложил руки на груди и закрыл глаза. Через пару минут машина наполнилась звуками его тихого, ритмичного дыхания.

Я свернула с шоссе А40 и Норт-Энд-роуд, прокатилась по переулкам Фулхэма, через Бродвей и узкие улочки, которые знала как свои пять пальцев, потом свернула на шумную Кингс-роуд, которая, как всегда, была запружена людьми: жизнь здесь кипела даже в такой час. Заезжая на свою старую улицу, я подумала, как здорово было бы увидеть здесь Чарли. На знакомой территории, в домашней одежде, «в штатском», если можно так выразиться, и там, где я чувствую себя комфортно. Я взглянула на дом номер 24 и вдруг увидела лицо в окне квартиры Розанны, на первом этаже. Это был Гектор. Потом свет погас, штору задернули, я вздрогнула и вспомнила, зачем мы здесь.

Я покосилась на Джека: тот все еще крепко спал. О боже, мы даже не решили, что скажем, не обсудили общий подход! Я наклонилась и потрясла Джека.

– Джек, проснись! Послушай, мы уже приехали, а у нас даже нет плана! Что мы скажем?

– Хм-м-м? – Джек разлепил глаза, зевнул и потянулся. – О, ну давай придумаем на месте, ладно? – Он сонно почесал затылок.

– Да, но…

– Слушай, Люси. Мы можем лишь смотреть и слушать, понимаешь? Мы не можем ничего ему навязать или притащить его домой за загривок. Сама посуди, ему же тридцать шесть лет!

Я уставилась на дом. Тридцать шесть. Черт, и правда, тридцать шесть! И что тогда мы здесь делаем, если подумать? Ведь Гектор уже практически мужчина средних лет, никакой он не ребенок Просто он вел себя как ребенок, вот все и забыли. Я вышла из машины и нервно поднялась по ступеням вслед за Джеком.

У меня не было ключа, так что пришлось позвонить в домофон.

– О! – раздался голос Розанны в домофоне, когда мы представились. – Это вы? Ну заходите.

Мы толкнули тяжелую черную дверь и очутились в длинном коридоре. Розанна уже ждала нас – стояла у входа в квартиру, горько улыбаясь.

– Даже не знаю, почему я так удивлена, – проговорила она. – Наверное, этого следовало ожидать. Эй, Гек, – бросила она через плечо. – Здесь вся королевская конница. Наконец-то они явились тебя спасать.

– Дурочка, – я поцеловала ее, и она пропустила нас в квартиру. – Никого мы не спасаем. Мы просто пришли навестить вас.

– Его мама-а-ан, – протянул Джек, подкручивая воображаемый мексиканский ус, – обещала заплатить двадцать тысяч американских долларов тому, кто освободит гринго. – Он улыбнулся изумленному Гектору, который читал книгу на подоконнике в дальнем конце комнаты. – Привет, Гек. – Он опять повернулся к Розанне. – Что скажешь на это, девчонка?

Розанна просияла.

– Можешь послать ее к чертям! Почему бы тебе не привезти ей его мизинец в коробочке – скажешь, что за двадцать тысяч ничего больше она не получит!

Гектор слез с подоконника и возмущенно выпрямился.

– Чертова крыса. Это же она вас подослала, да? Ну так скажите ей, что больше я не вернусь. – Он заморгал, крепко стиснув кулаки.

– Конечно же, никуда ты не вернешься, Гектор, – утешила его я. – Мы просто хотели поговорить с тобой. Проверить…

– Я не вернусь, – повторил Гектор, и его лицо раскраснелось от возбуждения, – это мое последнее слово. Можешь ей так и передать. Я люблю Розанну и не брошу ее. Я собираюсь на ней жениться, понятно?

– Вот молодец, парень, – тихо проговорил Джек – Это все, что мы хотели узнать. Все, что мы хотели услышать. Я не сомневаюсь в твоих чувствах и немедленно доложу об этом Роуз.

Повисла тишина, Розанна подошла к Гектору и встала рядом с ним.

– Я никогда раньше не встречала такого человека, как Гектор. Он порядочный, добрый, честный и прямодушный, он не боится говорить то, что думает, в ту самую минуту, как мысль приходит ему в голову. Я ему все о себе рассказала. И разве можно было о чем-то умолчать? Он знает все. Я рассказала ему о том, как впервые начала играть в эти игры, о том…

Гектор заботливо обнял Розанну.

– Ей нелегко пришлось, – произнес он. – Но теперь все это прекратится. Все изменится, не так ли, Рози? – Он ласково посмотрел на нее.

Я затаила дыхание. О господи, ну надо же, какой он наивный! Вот он думает: ничего страшного, все это в прошлом. Неудачная глава в жизни Розанны закончилась, пора двигаться дальше. Обо всем забыть. И все же… Я посмотрела в его открытое, добродушное лицо, и подумала о том, какой он высокий по сравнению с Розанной, которая, кстати, оказалась весьма миниатюрной – правда, я всегда видела ее только на высоких каблуках, в облаке кашемира и шелка, в роли героини костюмной драмы. Сейчас же, без косметики, она казалась совсем маленькой, уязвимой и очень юной, не старше тридцати. А мне раньше казалось, что она намного старше меня. Я нервно облизнула губы. Конечно, несправедливо разрушать идиллию, но…

– Розанна, его семья… Семья Гектора… Они очень расстроены.

– Еще бы, – кивнула она, – и я бы тоже на их месте огорчилась. Поэтому я и попросила Гектора отложить свадьбу хотя бы на год. А до тех пор пусть вообще о ней забудет. Тогда и посмотрим.

– О! Отличная идея, – облегченно выпалила я.

– Думаю, это разумно, – согласился Джек Розанна, горько улыбнулась:

– Вы ведь считаете, что к тому времени между нами все будет кончено, да? Что любовь завянет через пару месяцев.

– Вы все качаете головой, – тихо вмешался Гектор, – и думаете: «Бедняга Гектор. Он выставил себя полным идиотом. Еще бы, впервые в жизни встречается с девушкой, вот и думает, что по уши влюблен! Да все мы через это проходили, только нам тогда было восемнадцать!» – Он улыбнулся. – Но на самом деле все это не так. Вопреки общепринятому мнению, я не голубой и не девственник, меня, конечно, нельзя назвать неразборчивым в сексуальных связях, но и у меня есть опыт. Правда, я никогда не понимал, из-за чего все так помешаны на сексе. До недавнего времени. Но… но такого я никогда в жизни не испытывал. Двое любящих людей вместе. Секс и настоящая любовь. Это именно то, что я искал. – Его зрачки расширились. – И я точно знаю, что это настоящая любовь. Понимаете, впервые в жизни я почувствовал себя… – Он замолк и попытался подыскать подходящее слово. – Единым целым. – Он улыбнулся, глядя на Розанну. – Мне не нужен год, что бы она ни говорила. Я буду просить ее выйти за меня каждый день. И когда-нибудь она ответит «да».

– Что ж, Гектор, – Джек подошел к нему и протянул руку, – раз все обстоит именно так, могу сказать одно: тебе повезло, приятель. Желаю удачи! – Он радостно пожал ему руку.

Я обняла Розану и прошептала:

– Поздравляю!

Ее голубые глаза сияли.

– Спасибо, Люси. Я так счастлива!

Потом мы сели и позавтракали шоколадным пирогом, который подогревался в духовке, и примерно через час распрощались, обнялись с Гектором и Розанной у двери квартиры, пожелали им всего самого хорошего и пошли по коридору. Я изумленно качала головой.

– Вот это сюрприз, да? – пробормотал Джек, открывая передо мной тяжелую входную дверь.

– С ума сойти. Я вообще ничего не понимаю. Но я рада, – призналась я.

– О, согласен. Хотя проблемы у них будут.

– Думаешь, большие будут проблемы?

– Н-нет, – медленно ответил он. – Нет, они все преодолеют. И решимости им не занимать. К тому же они любят друг друга. – Он улыбнулся. – Сама знаешь поговорку. Любовь побеждает все.

Я вздохнула:

– И… что будем делать с Роуз?

Он пожал плечами.

– А что мы можем сделать? Ничего. Кроме как рассказать ей все, как есть.

– Она нас убьет, – нервно проговорила я.

– Скоро узнаем. – Он посмотрел на часы. – Уже почти двенадцать! Мы там несколько часов проторчали.

Я в ужасе вытаращилась на него.

– Не может быть! – Схватила его за запястье и уставилась на часы. – О господи, правда! Без четверти двенадцать!

– Ты куда-то спешишь?

– Я обещала прийти в одиннадцать!

Он нахмурился.

– Но это же Мэйзи и Лукас, они подождут.

– Да, – пробормотала я, сбегая по ступенькам вниз. – Да, они все поймут.

На тротуаре я замялась и посмотрела на него. Уходи же, уходи! Я припарковала машину, и дом Чарли за углом. Я могла бы пойти пешком. Или даже побежать. Не хочу изображать, будто еду к родителям, не хочу опять искать место для парковки!

– Если ты поедешь через Кингс-роуд, можешь меня подвезти, – сказал он, направляясь к машине.

Я оторопела.

– Нет. Нет, я поеду не через Кингс-роуд.

– Тогда, может, через Тауэрскую башню? Через музей мадам Тюссо? По живописному маршруту?

– Нет, – пролепетала я. – Просто… знаешь что, я тут подумала: зайду-ка я к Терезе. На минутку. Раз уж я здесь. Увидимся, Джек.

– Извини, а я думал, ты опаздываешь. Оказывается, нет. Ну ладно, давай вместе поднимемся. Я бы тоже с удовольствием с ней повидался, раз уж я здесь.

К своему глубокому ужасу, я обнаружила, что меня против воли влекут, почти тащат через парадную дверь и вверх по лестнице через четыре пролета. Все произошло в одну секунду. Мы добрались до четвертого этажа и, запыхавшись, остановились напротив моей старой двери.

– Это квартира Терезы? – Джек широко улыбался.

– Да, – промямлила я, тупо уставившись на знакомую зеленую дверь. – Это ее квартира.

– Ну так что? – Он поднял брови. – Может, постучишь?

«А может, ты отвалишь?» – подумала я, заскрежетав зубами. Но при этом послушно сжала кулачок и постучала. Очень, очень тихо.

– Ее нет, – пробормотала я, резко разворачиваясь.

– Да что ты говоришь, – Джек перехватил мою руку. – Если честно, твой стук услышала бы только маленькая мышка. Может, мне попробовать?

Он поднял кулак и так мощно забарабанил в дверь, что она вся затряслась.

Через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге появилась испуганная Тереза.

– О господи! – Она схватилась за горло. – Я уж подумала, что это полиция или отдел по борьбе с наркотиками, а это вы! – Она наклонилась и обняла меня. – Привет, Джек. – Она обняла и его тоже. – Вы не предупредили, что придете, – отругала она нас, приглашая в квартиру. – Заходите, заходите!

– Я случайно решила зайти, в последнюю минутку, и если честно… мне пора.

– Пора? Еще чего. Выпей хотя бы кофе! – Она протолкнула меня в кухню, но Джек так и остался в дверях и помахал ей рукой.

– Был рад увидеться, Тереза, но я ухожу. Люси, когда освободишься, заедешь за мной на Верхнюю Чейн-стрит, шестьдесят девять? Приятного дня. – Он как-то странно посмотрел на меня, кивнул Терезе и ушел, закрыв за собой дверь.

– Тереза…

– Ох, у меня на кухне такой беспорядок! Садись, – она подтащила табуретку, – а я буду разбирать покупки, пока мы разговариваем, и одновременно готовить кофе.

– Нет, нет, Тереза, я не могу! – Я попятилась к двери, говоря шепотом на случай, если Джек все еще стоит в подъезде. – Я бы с радостью осталась, но…

– Но?..

– Я… я встречаюсь с Чарли!

– С Чарли?

– Да, с ним! Помнишь, ты видела его на вечеринке. Такой симпатичный, милый, мускулистый.

Она сдвинула брови.

– И женатый.

– Ну да, женатый, и что такого, – ощетинилась я. – Понимаешь, его жена – религиозная фанатичка, здорово, правда? То есть это, конечно, очень печально и все такое, но с ней невозможно жить! Она распевает мантры в супермаркете, носит чадру и бьется головой о пол, в машине у нее горят палочки для благовоний. Бедный парень совсем не знает, куда деваться. Ох, Тереза, я без ума от него, и мне правда пора, он меня ждет. Я тебе позвоню, ладно?

Я стояла у двери и в мольбе протягивала к ней руки. Тереза пристально посмотрела на меня и улыбнулась:

– Ладно. Раз ты от него без ума, иди. За эти несколько дней я увидела столько превращений. Сначала Розанна, потом Гектор, теперь ты. И выглядишь ты… потрясающе. Теперь иди. – Она легонько меня подтолкнула. – Но будь осторожна!

– Хорошо!

Я с благодарностью поцеловала ее и поспешила вниз по ступеням так быстро, как только могла.

 

Глава 16

На улице я на минуту остановилась, осторожно покосилась в обе стороны, чтобы убедиться, что Джек уже ушел. Потом быстро побежала на юг. Добежала до конца улицы, свернула налево, пролетела еще немножко и на втором повороте – направо. О да, я прекрасно знала, где именно находится Лэнгтон-Виллас, я тысячу раз моталась по этой улице с несчастной собачонкой Тео и Рэя под мышкой.

Я остановилась у дома 22 и одолела целую гору каменных ступеней; сердце билось где-то в пищеводе. Я нервно оглядела дверные звонки. Оказалось, что на первом этаже живет мистер Чарлз Флетчер, а вовсе не мистер и миссис Чарлз Флетчер. Интересно, это хороший знак? Знак того, что развод неминуем, что это уже свершившийся факт и они задумывались об этом задолго до моего появления?

Я нажала на звонок. Открылась дверь, Чарли появился на пороге, и я радостно ему улыбнулась, получив в ответ еще более лучезарную улыбку. Он выглядел божественно: немного выцветшие черные джинсы и белая футболка, а сверху – клетчатая фланелевая рубашка.

Мы коротко приветствовали друг друга. Он тоже смотрел на меня одобряюще, любуясь, как мне казалось, чистыми светлыми волосами, загорелыми ножками в чересчур короткой юбке, которую мне так и хотелось одернуть, но я удержалась. Наконец он вспомнил о манерах.

– Проходи, проходи. – Он провел рукой по волосам. – Я уже расстроился, что ты вообще не придешь, ты опаздывала.

– Я знаю, извини, – сказала я, изо всех сил стараясь не расплавиться от удовольствия. – Я должна была сначала навестить друзей.

Затем последовал довольно жаркий момент, когда мы пожирали друг друга глазами. У меня вдруг возникло такое чувство, что он может схватить меня прямо здесь, в коридоре, и в страстном объятии понести по лестнице подъезда, но вместо этого он опустил глаза, почти застенчиво. Он протянул руку и судорожно потер дверную ручку пальцем.

– Люси, знаешь, ты правда очень красивая.

Я открыла рот, и почему-то на глаза навернулись слезы. Видите ли, дело в том, что мне уже давно никто ничего подобного не говорил. Я осознала, что все эти годы мои эмоции сидели взаперти: я как будто закрыла их в темном шкафу, думала, что там им самое место, и не выпускала их на свет божий до недавнего времени. До того, как этот мужчина, высокий, похожий на большого медведя и совершенно не похожий на Неда – худенького, жилистого, – до того, как этот человек с глазами цвета шоколада, сияющими неприкрытым восхищением и честностью, отпер дверь шкафа и слегка ее приоткрыл. Но я все же боялась, что вся моя жизнь может превратиться в сплошной кавардак в беспорядочную неразбериху, совсем как мой ящик для нижнего белья. Я отчаянно подумала, что надо держать себя в руках. Нельзя опрометчиво бросаться в омут головой и выставлять напоказ эмоции: я должна вести себя с достоинством. «Но как хочется, чтобы эти загорелые руки поскорее меня обняли, – подумала я, глядя на него, как кошка на блюдце со сметаной. – Как хочется вдохнуть аромат его чистой, свежевыстиранной хлопковой рубашки, прислониться к стене… Ведь должен же он меня обнять и поцеловать, хотя бы чисто символически. Ведь я уже целую минуту здесь!»

– Есть хочешь? – неуверенно спросил он.

– О! – Я на секунду растерялась. – Ты… предлагаешь пойти куда-нибудь? – неуверенно спросила я. Я за ухаживания и все такое, но все же мне кажется, что сейчас пойти в ресторан – это все равно что сделать шаг назад. Вернуться в шумный мир, из которого я только что пришла? Покинуть этот темный уютный коридорчик и так и не узнать, какие роскошные наслаждения и королевские кровати таятся за одной из этих белых деревянных дверей? К тому же всего через пару часов мне надо быть дома, чтобы отпустить Тришу…

– Нет, нет, я имел в виду здесь, на кухне. – Он показал мне, где кухня. – Я тут кое-что приготовил, пока тебя не было. Есть салат и сыр, но если ты не голодна…

– О нет, было бы здорово. Да, отличная мысль. Наверняка же у нас есть время, чтобы полакомиться хлебом и сыром? Я старалась не смотреть на часы. К тому же здесь, в его квартире, в такой интимной, знакомой обстановке. Я прошла за ним на кухню. Кухня оказалась просторной, в черно-белых тонах, со множеством штук из нержавеющей стали – такая могла бы быть у Джеймса Бонда. Но мы не остались на кухне, а прошли через нее и очутились в саду. Французские окна выходили на маленький заасфальтированный участок, который окружали высокие клумбы, усаженные кустами и вишневыми деревьями. И там, на террасе, стоял стол из кованого железа, два стула и был накрыт ланч.

– О, как чудесно! – воскликнула я.

«Да, и как галантно», – подумала я, когда он выдвинул для меня стул. На столе даже была красная клетчатая скатерть, стояла корзинка с французским хлебом, какой-то странный сыр и миска салата. Чарли меня не торопил, не обращался со мной, как с какой-то второсортной потаскушкой, которую он подцепил на вечеринке: он все делал как следует, старался. Я почувствовала прилив теплых чувств к нему. Села, улыбнулась и тут же обнаружила, как юбка задралась аж до трусов. Он опустил голову и покраснел. Господи, ну зачем я вообще ее надела? Я поспешно набросила на колени салфетку.

– Помнишь, как отчаянно ты его схватила в магазине? – улыбнулся он, усаживаясь напротив меня и кивая на сыр.

Жирный, отвратительного вида сыр, который растекался по тарелке и так вонял, что мне уже хотелось зажать нос.

– Ах да! – Я весело рассмеялась и напряглась, чтобы прочитать надпись на упаковке: она была перевернута. – Конечно. «Папуас».

– Нет-нет, «Эпуас», – поправил он и положил мне на тарелку огромный мокрый кусок. Сыр плюхнулся на тарелку, и в нос ударил запах аммиака.

– А-а, понятно. – Я залилась краской и поняла, что папуас – это что-то совсем другое, и я вовсе не хотела об этом говорить. И вообще, самое ужасное, что именно то, о чем мне не хотелось говорить, например, о его жене, почему-то все время всплывало наружу.

– А как… как твоя… – Я с ужасом осознала, что мне неуправляемо, катастрофически хочется произнести слово «жена». – Твоя дочь? – выпалила я: конечно, не самый лучший вариант, но уж во всяком случае лучше, чем первый.

– Эллен? – Он с удивленным видом оторвался от тарелки. – В порядке, спасибо. Сегодня утром приехала в Лондон со мной. У нее был экзамен по балету. Она какое-то время поживет с двоюродными сестрами в Чизвике. Они отлично ладят, Эллен с ними нравится.

– Да? Как мило.

– А твои мальчики? – Он покраснел. Но это было неизбежно, не так ли? Раз я спросила, с его стороны было бы невежливо не спросить меня, но разве сейчас подходящее время говорить о наших детях от других партнеров? Может, вернемся к интимному визуальному контакту и случайным прикосновениям, как всего минуту назад?

– У них все в порядке, – торопливо проговорила я, отчаянно желая сменить тему. – М-м-м… – Я закрыла глаза и положила в рот кусок сыра, подумав, что мне хватит смелости его разжевать. Но на деле это оказалось намного труднее. Я затаила дыхание. – Вкуснятина! – простонала я. О боже, какая блевотина! Что, если меня сейчас вырвет? Я перекатывала мерзкий сгусток во рту. Потом схватила стакан, сделала большой глоток и, как по волшебству, проглотила сыр вместе с водой.

Он улыбнулся.

– Пикантный, правда?

– О да! – промямлила я.

– Попробуй салат.

– Спасибо.

Я положила на тарелку огромную гору зелени, чтобы заесть «пикантный» вкус, и принялась наворачивать за обе щеки, все время улыбаясь и хрустя, как довольный кролик, чтобы доказать, как все это вкусно, и тут… о боже, нет. Уксус. В салатной заправке! Уксус я ненавидела больше всего на свете – клянусь, обычно я ем все подряд, но уксус… Я с несчастным видом опустила вилку и уставилась на гору салата на тарелке. Я поклялась, что, если когда-нибудь мы с этим мужчиной достигнем духовной гармонии, я расскажу ему всю правду о салатных заправках и сыре, но сейчас, когда он так старался ради меня… Проклятье. Я подняла голову и увидела, что он на меня смотрит.

– Ты есть не можешь, – выдохнул он, причем довольно взволнованно.

– Да! – призналась я и поняла, что это удобная отговорка. Я даже изобразила, что мне тяжело дышать – впрочем, это было нетрудно. – Да, не могу. Я даже глотать не могу.

По какой-то причине эта новость обрадовала его еще больше. Он оттолкнул тарелку.

– И я тоже, кажется, не могу. – А потом страстно проговорил: – Да ну ее, эту еду!

Я замерла, парализованная от возбуждения, застыв на железном стуле. И что это значит? «Да ну ее, эту еду»?

– Жалко, все пропадет, – пролепетала я, но решительно оттолкнула тарелку, последовав его примеру. Мы, плавая в море взаимного притяжения, смотрели друг другу в глаза, наслаждаясь нашим собственным, личным пиром, который был намного вкуснее, чем еда.

– Все бесполезно, – прошептал он, – я больше не могу противостоять. Я делал все, что мог, чтобы вести себя осмотрительно и галантно, но… боже мой, Люси…

Через секунду он вскочил на ноги, бросился на меня с объятиями, и мы слились в бесконечном поцелуе. После сыра и уксуса это было такое облегчение, и знали бы вы, как страстно он целовался!

Мы сплелись разными жизненно важными органами и потихоньку стали пробираться в квартиру, постанывая от волнения и не в силах разлепить губ, но в молчаливом согласии двигаясь в направлении кухни, в относительный комфорт и уединение дома. Правда, двигаться было трудно, потому что он то сжимал в ладонях мое лицо, то шарил по спине, то… ой… опять хватал за шею, и ничего мы толком не видели…

– У-у-упс! – Тут досталось цветочному горшку. Он упал и рассыпался на мелкие кусочки. Потом Чарли прошипел: «О черт!» Это он наступил на острый терракотовый осколок.

Но наконец мы оказались в квартире, медленно миновали кухню и двинулись, как я поняла, к спальне, располагавшейся на первом этаже. Только вот поцелуи становились все более и более интенсивными, и, похоже, нам грозила опасность так и остаться на кухне. Более того, мы с неизбежностью приближались к кухонному столу. Хотя в последующее свидание кухонный стол показался бы мне вполне заманчивой перспективой, в первый раз мне хотелось бы устроиться поудобнее, так что я решительно подтолкнула его в коридор, поцеловав в губы и потянув за воротник рубашки.

Остановившись у первой же двери, я нащупала за спиной ручку, повернула ее и смело навалилась на дверь. Под весом наших тел она открылась нараспашку, мы упали и оказались в чулане под лестницей в горизонтальной, но довольно неудобной позе.

– О боже, извини! – пролепетала я из-под Чарли.

– Ничего страшного, – пробормотал он в ответ, расстегивая мне блузку.

И тут я в ужасе распахнула глаза. Значит, по его меркам, и чулан для этого дела сойдет? Я так не думала, но и возразить не могла. Мало того, что он навалился на меня всем весом, так в рот мне попала метелка для вытирания пыли, а в спину уперся пылесос. Хотя, в принципе, в чулане довольно просторно и темно, так что не будет видно ни целлюлита, ни растяжек. Его руки шарили по моему животу, и тут вдруг у меня в ушах резко зажужжало. Мы замерли, не расцепляя объятий, и в ужасе вытаращились друг на друга.

– Что это? – тупо спросила я, прекрасно понимая, что это.

– Звонят в дверь, – ответил он.

В полутьме мы испуганно смотрели друг другу в глаза.

– Они уйдут, – сказал он. – Когда-нибудь им надоест. Мы стали ждать, онемев от страха, полуодетые, но звонок раздался снова. Пронзительное, настойчивое жужжание, которое на этот раз сопровождалось стуком в дверное окошко.

– Черт, – выругался Чарли.

В стекло снова постучали. Он заколебался, а потом произнес:

– Подожди здесь, я посмотрю, кто это.

Чарли высунул голову из чулана, я не удержалась и тоже высунулась. В верхней части двери на матовом стекле вырисовывался силуэт: женская голова и плечи в профиль. Женщина была блондинкой с длинными волосами. Сердце заколотилось. О господи! Чарли нырнул обратно в чулан.

– Это моя сестра.

– О! – Я схватилась за сердце. – О, слава богу! Я думала, что это твоя жена!

– Нет, нет, это Хелен. И какого черта она тут делает? Я уставилась на него. А мне-то откуда знать?

– Послушай, – сказал он, – скорее всего, ничего не случилось, но я должен пойти и поговорить с ней. Я от нее отделаюсь. Наверное, она заехала забрать какие-нибудь вещи Эллен. Жди здесь, я вернусь через секунду.

Я сидела, скрючившись среди ведер, дров для камина, обувного крема, пылесосов, половых тряпок, и меня переполняли страх и стыд. Господи, ну что я здесь делаю? В чулане для швабр, черт возьми, как какая-то дешевка! А если бы это была его жена? Какой ужас тогда бы мне пришлось пережить? «Ну уж нет, – решительно подумала я, судорожно приглаживая волосы, – нет, здесь мы не останемся, и я скажу это Чарли, как только он вернется. Мы пойдем в спальню, на королевскую кровать, под уютное одеяло! А может, так будет только хуже? – внезапно испугалась я. – Тогда я уж точно буду чувствовать себя шлюхой! В ее спальне. Но ведь это не ее спальня, не так ли? Это же практически его холостяцкая квартира, его берлога». Я сглотнула слюну. От этого мне легче не стало: ведь он, между прочим, не холостяк. Я приказала себе не думать об этом, так как понимала: как только он вернется и я снова окажусь в его объятиях, меня охватит такая страсть, что я забуду обо всем на свете. Я нахмурилась, глядя на электрическую лампочку. Интересно, хорошо это или плохо, что страсть помогает преодолеть сомнения? Вообще-то, об этом мне думать тоже не хотелось. Проклятье, почему он так долго?

Я приложила ухо к двери. Интересно, что там происходит? И вдруг я поняла, что слышу голоса, причем они приближаются! Я в ужасе отпрянула! О боже, как будет унизительно, если меня здесь обнаружит его сестра! Но голоса вроде стихли, и я стала ждать, онемев от страха, пока кто-то тихонько не приоткрыл дверь.

– Она ушла, – прошептал Чарли. – Эллен плохо себя чувствует. Ее стошнило после экзамена по балету, и Хелен привезла ее сюда. Я посадил ее в гостиную перед телевизором. Дорогая, боюсь, наше волшебное свидание рассыпалось в прах и пыль. Не думаю, что мы сможем…

– Ты что, конечно, нет, – ужаснулась я. – Нет, нет, я пойду. Я должна уйти сейчас же!

Я чувствовала себя отвратительной мерзкой дешевкой.

– Мне обязательно идти мимо двери? – пролепетала я, лихорадочно заправляя рубашку. – Я имею в виду мимо гостиной? На пути к выходу?

– Да, но она закрыта. Эллен тебя не увидит. Пошли. – Он взял меня за руку, а потом повернулся и крепко поцеловал в губы. – Люси, знай, – страстно прошептал он, – у нас с тобой есть незаконченное дельце. Увидимся очень, очень скоро, моя дорогая.

Я кивнула, сглотнув слюну, и на цыпочках с туфлями в руках пошла по коридору к входной двери мимо гостиной. Но внезапно дверь приотворилась.

– Пап, а где пульт? Я не могу… о! – Эллен замерла. Маленькая светловолосая девочка в очках. Она увидела меня и выпучила глаза, а потом повернулась к отцу.

– А! Эллен, дорогая, это… это Лаура. Лаура работает со мной на Би-би-си. Она зашла, чтобы забрать бумаги. Да, Лаура?

– Да! Да, так оно и есть, – согласилась я. Девочка внимательно меня изучала. И тут увидела, что в руке у меня туфли.

– Почему вы без обуви?

– О! Ногу натерла. Ты не представляешь, как тяжело ходить по… по… полям, – нервно выпалила я, пытаясь вспомнить, какое же место находится вдали от Лэнгтон-Виллас и отца Эллен.

– По полям? – она сдвинула брови. – На Би-би-си?

– Ну… ну да, понимаешь, у нас съемки на натуре. Природные съемки, да. С животными и все такое.

– Ух ты! Как в «Ветеринарном патруле»?

– М-м-да. Вроде того.

– Обожаю эту программу! На днях показывали такого симпатичного хомячка, у него была всего одна лапка, и ему срочно нужен был дом, а мама сказала, что нельзя его взять. Но наверняка же его взяла какая-нибудь добрая семья, да?

Я посмотрела на Чарли. Он внимательно исследовал обои.

– Мы… мы делаем все возможное, чтобы никто не остался без крова, – прохрипела я. – Но это зависит от того, какое животное кому подходит, – кивнула я.

Эллен тоже кивнула.

– Понятно. Значит, вы не разрешите взять пони тому, кто живет в Лондоне?

– Н-нет, – согласилась я, глотая слюну. – Это вряд ли.

– И Лабрадора в квартиру на высоком этаже?

– Хм-м, нет. Нет, ты права. – Какая пытливая болтушка, однако!

– Пойдем, Эллен, – вмешался Чарли, – иди в кровать. Ты устала и можешь простудиться.

Когда она исчезла в комнате и закрыла за собой дверь, я в изнеможении облокотилась о дверной косяк. Потом надела туфли, точнее, влезла в них кое-как.

– Позвоню тебе, моя драгоценная. – Чарли наклонился и поцеловал меня. – До скорого.

__________

Я бежала, пока не оказалась в относительной безопасности – на своей старой улице. Погода была промозглой, и я склонила голову и скрестила руки, пытаясь разложить эмоции по полочкам. Прежде всего, я была невероятно разочарована, что наше свидание так резко прервали, но еще мне было очень стыдно. Можно даже сказать, что меня мучила совесть. А ведь я даже не сделала ничего такого, из-за чего стоило бы мучиться. Подумаешь, пообнималась с парнем в чулане для швабр! Но у меня было такое чувство, что зловещие предзнаменования уже окружили нас со всех сторон, хотя мы так толком и не повеселились, даже не начали наш рискованный роман. Они грозили все испортить, заставляли нас думать о последствиях, которые наша связь будет иметь для других. Как это несправедливо. Я в отчаянии пнула старую банку колы. Сами посудите, если после начала романа прошло полгода, такие чувства могут появиться вполне заслуженно, но на первом свидании? Умоляю.

Солнце совсем скрылось, и пошел дождь. Жалко, что я надела не джинсы, а эту идиотскую юбку.

Кстати, его сестра… Я прищурилась, глядя на мокрый тротуар. Мне показалось, что я ее узнала, хотя видела мельком, через дверь. Я где-то ее уже видела, но где именно – ума не приложу. Ну и ладно. Я поежилась и посмотрела на часы. За Джеком ехать еще рано, тогда он поймет, что мой день не удался… Вряд ли я выдержу его насмешки. Я резко развернулась на каблуках, быстро зашагала к повороту и свернула налево, на Кингс-роуд, чтобы купить себе джинсы.

 

Глава 17

Когда позже я приехала на условленное место встречи с Джеком, я была не в лучшем настроении. Проезжая по тихому зеленому переулку рядом с Чейн-Уок, я разглядывала ряды крошечных домиков разных форм, цветов и размеров и наконец остановилась у нужного, довольно симпатичного светло-голубого коттеджа. Красивые начищенные ступени вели к блестящей белой двери с большим сияющим медным молотком в форме львиной головы. По обе стороны двери стояли два квадратных горшка в версальском стиле, в которых росли пышный плющ и петунии, а в окне цвела лобелия. И все это почему-то разозлило меня еще сильнее. Я с невольным восхищением разглядывала этот изящный кукольный домик: маленький, но трехэтажный и, несомненно, весьма приятный внутри, с маленьким ухоженным садиком на заднем дворе. Я бы до смерти хотела жить в таком домике, но, если подумать, многие отдали бы все, что угодно, чтобы поселиться в моем шикарном отремонтированном амбаре в идиллическом Оксфордшире! Или вообще в каком бы то ни было доме. В коттедже, муниципальном доме, шалаше, коробке… о да, Люси, все понятно.

«И все же, – подумала я, с завистью глядя на дом и пытаясь отыскать место, где бы припарковаться, – вполне в духе Джека завести себе любовницу в таком шикарном районе. Хотя он отвратительно распущен, надо отдать ему должное: у парня есть стиль, несмотря на то что я никак не могу припарковаться на этой проклятой миленькой улочке, заставленной дурацкими красивенькими…»

– А-А-А-А-А! – Наконец я сдалась, дала задний ход и остановилась у того самого дома. Нетерпеливо посигналила и злобно посмотрела наверх. Никакой реакции. Проклятье. Куда он подевался? Я открыла окно и опять посигналила, на этот раз еще более резко. Через две секунды распахнулось окно на втором этаже. Оттуда выглянула красивая девушка с рыжими волосами и темными блестящими глазами.

– Кто там? – позвала она.

– Джека у вас случайно нет? – крикнула я.

– Жака? О да, он здесь, подождите. Жа-ак! – протянула она с сильным французским акцентом. И нырнула обратно в комнату.

«Вот это меня тоже бесит, – раздраженно думала, нетерпеливо постукивая по рулю. – Его подружки всегда иностранки. Пышные красотки из Бразилии, австралийские няни с грудью пятого размера, а теперь вот смуглая француженка. Он достает их, как фокусник шелковые платочки из цилиндра, и все они в национальных костюмах – точнее, без костюмов вовсе. Скажите мне, что плохого в обычных девушках, англичанках? Может, для него это слишком прозаично? Слишком скучно? Или они неизобретательны в постели? Умоляю!»

Через минуту она снова высунулась в окно, и рядом с ней появился «Жак». Слава богу, они были одеты.

– О, привет! – Кажется, он удивился. – Ты рано приехала. Я думал, ты чуть задержишься.

– Изменились планы, – холодно проговорила я. – Надеюсь, я не очень тебе помешала, – процедила я сквозь сжатые зубы.

– Что?

– Я сказала: надеюсь, я не помешала?

– Нет, нет, – улыбнулся он. – Все в порядке. Мы уже почти закончили, правда, Паскаль?

Он повернулся к своей приятельнице-француженке, которая весело хихикала за его спиной.

– Я так не думаю!

– Да брось, Паскаль, – улыбнулся он. – Нельзя же заниматься этим весь день. Хотя ты можешь, я знаю. Кстати, это Паскаль де Мопассан, – выкрикнул он, поворачиваясь ко мне. – Люси Феллоуз.

– Очень приятно, – мило улыбнулась Паскаль. – Может, зайдете?

– Я не могу припарковаться, – крикнула я. – Джек, не хочу показаться занудой, но не могли бы мы… ну, ты понимаешь…

– Дай мне пять минут, – крикнул он. – Мне нужно кое о чем поговорить с Паскаль.

Он хитро мне подмигнул и закрыл окно. Силуэты на фоне стекла исчезли из виду.

Я глубоко вздохнула. Меня переполняли злоба и обида. Пытаясь их отогнать, я порылась в отделении для перчаток и нашла завалявшуюся мятную конфету. Вгрызлась в нее, но горький вкус неконтролируемой зависти остался. Господи, ну почему у меня вечно все не так? Это я должна была развлекаться весь день, а не Джек! Получается, что я привезла его сюда на своем автомобиле, чтобы он покувыркался всласть, в то время как меня саму только потискали в чулане для швабр безо всякого для меня удовольствия? Я растерла конфету в муку и к тому моменту, когда он появился на пороге дома, была готова взорваться.

Вид у него был симпатично-потрепанный и удовлетворенный. Он поднял голову и послал Паскаль игривый воздушный поцелуй. Она кокетливо ответила ему тем же.

– О господи, ну, может, хватит! – я нетерпеливо распахнула пассажирскую дверь. – Залезай скорее! Тоже мне Ромео и Джульетта.

– А-а-а… – довольно вздохнул он, опускаясь на сиденье рядом со мной и не обращая внимания на мое явное раздражение. – Какая милая девушка, просто прелесть. Ты с ней раньше не встречалась, Люси?

– Не думаю, что удостоилась такой радости, – огрызнулась я, переключая передачу.

– Неужели? Очень жаль. Ты должна познакомиться с ней поближе, она тебе очень понравится.

– Да что ты говоришь, – сухо проговорила я. – Что ж, Джек, если ты развернешься, то увидишь, что она до сих пор машет тебе вслед.

Он оглянулся, широко улыбнувшись, а потом тихонько помахал.

– А как поживаешь ты, малышка Люси? Судя по всему, денек выдался на славу? Удачно все прошло? Извини, конечно, но вид у тебя не очень. Как у кошки, у которой отобрали еду. Прав я или нет?

Я покосилась на него. Откуда он… Но глаза его были широко раскрыты и невинны. Я сглотнула слюну. Не иначе как случайно догадался.

– Вовсе нет, – беззаботно проговорила я. – Я прекрасно провела время с Терезой.

– Значит, к родителям не ездила, да?

Я облизнула губы. Черт, я и забыла про эту маленькую ложь. Какой ужас.

– Нет… ну, ты понимаешь, я не так часто навещаю Терезу, и мы заболтались… В общем, сидели у нее дома на диване и сплетничали. И я забыла о времени.

– Правда? – нахмурился он. – Очень странно. Я вышел за бутылкой вина вскоре после того, как мы с тобой расстались. И готов поспорить, что видел ее в магазине.

Я вцепилась в руль и сосредоточилась на дороге.

– Ах да, точно. Ей надо было на работу. Я сидела с ней, пока она обслуживала покупателей. За прилавком.

– Ага. – Он кивнул. – В таком случае, ты, наверное, была в туалете.

– Что?

– Когда я зашел. Не мог же я взять и пройти мимо? Я залилась краской и уставилась прямо перед собой.

– Джек, ты что, за мной шпионишь?

– Боже упаси, – в притворном ужасе проговорил он. – Зачем мне это?

– Понятия не имею, – процедила я сквозь зубы. – Но думаю, ты должен знать, что мне не очень нравится, когда лезут в мою личную жизнь. Я взрослая женщина, ты мне никто, и то, что я делаю в свободное время, тебя не касается, ясно? – Я сверкнула на него глазами, как мне показалось, очень злобно. Но, кажется, он не особо испугался.

– Ясно, мисс, – улыбнулся он, отдавая честь и откидываясь на сиденье. – Указания приняты и усвоены. И все это весьма похвально. Конечно же, ты имеешь право на личную жизнь.

– Еще бы! – взорвалась я. – Господи, давно пора! И кто бы говорил – ты на себя посмотри, старый развратник!

– Туше, – кивнул он. – Единственная разница между нами в том, что старый развратник пусть и закоптился от грехов до черноты, но у него нет невинных детишек, которые смотрят на него, как на образец морали. Как на пример для подражания. Ах… если бы ты знала, как приятно снова оказаться в этой удобной старой колымаге! Я так ждал, когда же мы поедем обратно, и если не возражаешь, я проведу обратный путь так же, как и дорогу сюда. День для нас обоих выдался тяжелый, в той или иной степени.

Он откинулся на подголовник и закрыл глаза, и к тому времени, как до меня дошел смысл его слов, он уже уснул.

Ну и наглость, черт возьми. Я закипела от злости, вдруг осознав, что он имел в виду. Невинные детишки – да как он смеет! Специально заговорил об этом, чтобы я почувствовала себя виноватой. Подумать только – четыре года я чувствовала себя несчастной, одинокой и никто не смел меня обвинить, а тут, стоило мне только сунуться в реальный гетеросексуальный мир, где он сам прозябает уже многие годы, и он пытается испортить мне всю малину! Еще и детей приплел! Мне захотелось разбудить его и сказать все, что я о нем думаю. Но, вспомнив через пару секунд тот некрасивый эпизод, когда я кралась на цыпочках мимо больной дочери Чарли, я решила, что будить его ни к чему. Пусть лучше спит. Незачем ему знать, сколько на самом деле невинных детишек вмешано в эту историю.

Когда через пару часов мы приехали в Незерби, на подъездной дорожке нас встретила Джоан. Она пыталась вытащить ковер из багажника искалеченного и покореженного «форда-эскорт».

– О боже, это же «форд» тетушек! – Я в ужасе выбежала из машины.

– Они не пострадали, – заверила нас Джоан, когда мы с испуганными лицами подбежали к ней. – Отделались парой порезов и синяков, но машину теперь только на свалку, сами видите. Врезались в дуб в парке, и если хотите знать мое мнение, странно, что этого раньше не произошло. Короче, они обе здесь, – Джоан кивнула в сторону дома, – отходят. Все собрались в комнате для завтраков. Наверное, вас ждут, – мрачно добавила она.

– А я все думал, устроят ли нам торжественную встречу, – пробурчал Джек. Мы карабкались по высоченной лестнице.

– Я бы хотела сначала с сыновьями повидаться, – сказала я.

– А я бы в туалет зашел.

Мы прокрались мимо коридора и двери комнаты для завтраков, но застыли, услышав командирский голос Арчи.

– Сюда! – рявкнул он.

Мы замерли на полпути и настороженно поглядели друг на друга. Потом смиренно поплелись налево.

И точно: Арчи, Роуз, Лавиния, Пинки и тетушки собрались в одной комнате. И еще, немного в стороне от группы, стоял доктор, сэр Дэвид Мортимер. Дэвид был семейным доктором и старым другом Арчи: маленький проворный человечек с ясной широкой улыбкой. Со времени нашей с Недом свадьбы я замечала, что он обычно присутствует на всех важных семейных сборищах. Не уверена, в каком качестве – может, на случай, если Лавиния вдруг упадет в обморок или у Роуз случится очередной приступ стенокардии? Но доктор был спокойным, здравомыслящим человеком, и на потенциально взрывоопасном собрании, вроде этого, его присутствию я была только рада.

Увидев нас, Роуз вскочила с дивана.

– Дорогие мои! Как все прошло?

– А, это вы. – Арчи притворился, будто наш приход его удивил, но он же сам нас позвал! – Ну что? Что он сказал в свое оправдание?

Джек поднял руки в знак поражения, я испуганно притаилась у него за спиной.

– Послушай, Арчи, мне очень жаль, но он непреклонен. Он уже решился и собирается на ней жениться. Должен сказать, у меня сложилось впечатление, что они очень счастливы, и при всем желании, Арчи, мне кажется, что поделать больше ничего нельзя.

Повисла тишина. Роуз приложила к горлу дрожащую руку и затеребила жемчуг. Лицо ее было белее мела.

– И больше он ничего не сказал? Это его слова, не ее? Что он хочет на ней жениться?

– Боюсь, что да, Роуз. – Джек присел на подлокотник дивана, который она только что освободила. – Но Розанна действительно осознает, какую боль вам причиняет и что Гектор очень неопытен, поэтому она попросила его подождать год и до тех пор не делать ей предложение.

– О! – Роуз приободрилась. Арчи вздернул брови.

– Ага. Многообещающая перспектива.

– Вообще-то, нет, потому что Гектор не пожелал ничего слышать. Он хочет жениться немедленно и будет просить ее об этом каждый день, пока она не ответит согласием.

– О, – выдохнула Пинки, – как романтично!

– Заткнись, тупая девчонка! – злобно шикнула на нее Роуз. – Нет ничего романтичного в том, что хитрая шлюха и интриганка вцепилась когтями в моего единственного сыночка! – Ее голос сорвался, и из рукава мигом появился платочек. Она прижала платок ко рту, упала в кресло и тихонько простонала.

– Успокойтесь, Роуз, – тихо проговорил Дэвид. Он все еще стоял к нам спиной, глядя за окно.

– Но это правда! – всхлипнула она.

– Возможно, но Дэвид прав, ни к чему впадать в истерику, – грубо рявкнул Арчи. – Ты только еще больше расстроишься. Если Джек говорит, что все бесполезно, значит, так оно и есть. Гектор явно принял решение, и должен сказать, из ряда вон выходящее: он еще больший идиот, чем я думал. Я сказал это вчера, но повторю снова, и все вы будете свидетелями. От меня он ничего не получит, и ноги его больше не будет в этом доме, пока он с этой женщиной. Не хочу даже, чтобы его имя упоминалось в моем присутствии, и не хочу, чтобы ты, – он повернулся к жене, – звонила ему, унижалась и умоляла, понятно? – Он злобно смотрел на нее, сжимая и разжимая кулаки. – Он сам себе могилу выкопал и теперь пусть сам в нее и ложится! – С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.

Повисла тишина. Потом Роуз подбежала ко мне, схватила за плечи и начала трясти.

– Это ты во всем виновата! – Ее глаза сверкали от злобы.

Я ошеломленно отпрянула.

– Я?!

– Ты привела эту девчонку в наш дом, – дрожащим голосом проговорила она, – и ты знала, кто она такая! Знала, ЧТО ОНА ТАКОЕ. Ты позволила мне представить ее всем моим друзьям, выставила меня полной идиоткой, ведь я всем сказала, что она – дочь лорда Белфонта…

– Но она на самом деле дочь лорда Бел…

– Да, но, помимо этого, есть кое-что еще, не правда ли, Люси? – оборвала она меня, трясясь от ярости. – И ты ничего не говорила! И потом нарочно познакомила ее с моим милым сыночком! С Гектором! Мало тебе, что ты у меня одного сына отняла, так теперь захотела забрать второго!

– Так, Роуз, – на арену вышел сэр Дэвид, – мне кажется, это неразумно. Не думаю, что Люси…

– Молчать, Дэвид! – приказала она. Он выпятил губы, нахмурился и уставился на ботинки. – А потом, – проговорила она, – потом ты позволила мне пригласить ее на ночь к себе в дом, чтобы под моей крышей происходили бог знает какие ужасы! О да, одним небесам известно, что за мерзости она устроила тут ночью, какие обещания вытащила из него в обмен на свои порочные ласки! И теперь он потерян для меня навеки. – Она сдавленно всхлипнула. – И это ты все подстроила! Я никогда тебя не прошу, Люси, никогда!

Она пригвоздила меня своими огромными светло-голубыми глазами. В лице ее не было ни кровинки, ее всю перекосило от избытка эмоций. Она с вызовом посмотрела на меня в последний раз, потом развернулась и выбежала из комнаты.

 

Глава 18

На следующее утро я проснулась, и мне сразу же стало плохо. Во всех подробностях вспомнив обличительную речь Роуз, я села на кровати, закрыла лицо руками и застонала. Теперь она меня ненавидит! Совершенно очевидно, она ненавидит меня и винит во всем. Во всей этой отвратительной заварушке. И ведь в чем-то она права. Я знала, чем занимается Розанна, но ведь она моя подруга. Я агонизировала, щурясь на стену спальни. Неужели я должна была от нее отречься, прекратить с ней общаться лишь потому, что изменились обстоятельства моей жизни? А Гектор, в конце концов, взрослый человек! Не могу же я нести ответственность за его поступки?

Я выскользнула из кровати и униженно потащилась в душ, включила его на полную мощность и подставила лицо под струи, надеясь смыть с себя чувство вины и боль.

После того как Роуз ушла, все остальные вели себя очень мило и бросились успокаивать меня, говорить, что Роуз просто расстроилась и часто впадает в истерики, но это ничего не значит, абсолютно ничего.

И тут, пока я терла себя мочалкой, на меня снизошло внезапное осознание: какая же я дура, что вообще согласилась здесь поселиться! Я совсем не подумала, что, возможно, поссорюсь со своими родственниками! Даже Нед с ними не ладил, так с какой стати я решила, что смогу с ними справиться? Джесс меня предупреждала, меня предупреждали все… О господи, чертов телефон!

Я выскочила из душа, ругаясь и капая на ковер, и взяла трубку.

– Алло? – пролепетала я, по дороге хватая полотенце и заворачиваясь.

– Люси? Привет, это Кит.

– Кит? – Сначала я вообще не поняла, кто это. Села на кровать мокрым задом. И тут вдруг в испуге подскочила. – О! О господи, Кит!

– Я звоню на всякий случай, я думал, что ты придешь без пятнадцати девять, а сейчас уже вроде пять минут десятого. Но если ты не можешь, – неуверенно произнес он, – давай, договоримся на попозже. На полдесятого?

Меня бросило в жар. О боже, моя работа!

– Н-нет! Я сейчас приеду. Я могу, Кит, просто мой ребенок… мой ребенок сегодня утром заболел. Я тут забегалась. Такая неразбериха, надо было позвонить, конечно, но… в общем, я уже выхожу.

– Отлично, – с явным облегчением произнес он. – Я было решил, что ты передумала. И вообще, можешь приходить и позже, просто сегодня мне нужно поехать на аукцион, но он начнется только в обеденное время, так что…

– Кит, прости ради бога. Я не передумала, ни в коем случае. Дай мне пять минут, я приведу себя в порядок и клянусь богом, скоро буду на месте. Клянусь!

Я в ужасе бросила трубку. Проклятье! Мой первый рабочий день – ну как я могла забыть? Я схватилась за голову. Мой первый нормальный рабочий день на нормальной работе, в нормальном мире, и…

– МАКС!!! БЕН!!! – заорала я, бросившись к двери как ненормальная. – ВЫ ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

И тут вдруг увидела их, идущих с Джеком по садовой дорожке.

– Эй, Люси, – крикнул Джек, – я нашел твоих детей у озера. Один из них немного промок.

Я не сразу поняла, о чем он говорит.

– О! – Я бросилась к ним. – О господи, Макс! Дорогой, ты что, упал в воду? Боже, ты весь мокрый! Нельзя ходить на озеро одному!

– Да я только до пояса намок, мам, и вовсе не упал. Просто увидел форель и потянулся, но потом Джек схватил меня сзади и заставил выйти из воды. Мам, а можно мы сегодня пойдем на рыбалку?

– Нет. Ни в коем случае. Я сегодня иду на работу! Я совсем об этом забыла, а мне уже надо быть на месте! Мне нужна Триша, немедленно! – Я выпрямилась и стала рвать на голове волосы. – Макс, иди переоденься. Бен, дай мне телефон. Телефон, живо! Чтобы я Трише позвонила! Вы завтракали?

– Нет.

– Но почему? – заорала я. – А ну давайте живо! – Я открыла шкаф и швырнула в них коробкой хлопьев. – Мне надо идти, вам ясно?

Я понимала, что впадаю в панику на глазах у Джека. Я сделала глубокий вдох, повернулась к нему и улыбнулась.

– Большое спасибо, что привел мальчиков, – промурлыкала я, стараясь говорить достаточно вежливо и безразлично. – Ты очень добр.

Он наклонил голову.

– Не за что. Послушай, я сегодня все равно иду на рыбалку, так что если за ними некому присмотреть…

– Нет. Нет, спасибо, Джек, но за ними есть кому присмотреть. Пусть Триша спокойно с ними поиграет. С тех пор, как мы переехали из Лондона, они ни разу не брали в руки книжки, не играли в настольные игры, так что спасибо, нет.

«Я и так у всех здесь в долгу, не хватало еще быть обязанной ему», – подумала я, набирая номер Незерби.

– Привет, Пинки, Триша дома?

Разговаривая с Тришей, я довольно многозначительно повернулась к Джеку спиной, чтобы он понял, что, хотя я благодарна ему за то, что он вытащил моего сына из озера, его присутствие больше не требуется. Когда я закончила разговаривать и обернулась, то к своему огромному облегчению обнаружила, что он ушел.

– Ну класс, – буркнул Бен, пробегая мимо меня и вверх по лестнице. – Спокойные игры. Книжки с Тришей вместо рыбалки с Джеком. Супер, мам, спасибо большое.

Я уставилась ему в спину, а он громыхал по ступенькам.

– Именно! Ведь тебе прекрасно известно, Бен, что я строго-настрого запретила тебе ходить к озеру в одиночку! А ты пошел и взял с собой Макса! И, кроме того, спокойные игры вам не повредят. Жизнь не волшебная сказка, знаешь ли, – прокричала я. – В один прекрасный день ты это поймешь.

– Неужели? Вот ты, похоже, так не думаешь. Опять сматываешься куда-то и оставляешь нас с няней! Как вчера, и позавчера. – Он хлопнул дверью.

Господи! Я ведь до сих пор не одета.

Через двадцать минут я на всей скорости неслась по шоссе и ровно в половине десятого, опоздав на сорок пять минут, притормозила у входа в особняк Фрэмптон. Гравий из-под колес разлетелся во все стороны.

Я влетела в дом и обнаружила Кита, который явно старался держать себя в руках, но был взволнован и готов ехать. Он даже держал в руке куртку и позвякивал ключами от машины.

– Извини! – пролепетала я, останавливаясь и хватаясь за спинку стула. – Извини, Кит, иди… иди. Все будет хорошо, обещаю. У меня есть твой мобильник, если что… иди!

Он улыбнулся.

– Да все в порядке, не так уж я и спешу. Отдышись, и я тебе покажу, что к чему. – Он подошел к столу в углу комнаты. Я засеменила следом. – Здесь факс и автоответчик, и если кто-то захочет что-нибудь купить, не забудь, пожалуйста, указать номер чека на обороте. И выпиши им квитанцию. Они там. – Он показал, где квитанции. – Но должен предупредить, вряд ли кто-то что-то купит. В основном придется разговаривать по телефону и посылать фотографии по факсу. Они здесь. – Кит выдвинул ящик. – Все пронумерованы.

– Отлично. Великолепно.

– Ну вот. Вроде все ясно. Если только Рококо тебя не побеспокоит.

Рококо? Я непонимающе уставилась на Кита. И тут кофейный столик воспарил над землей: услышав свое имя, Рококо выбежала и перевернула его. Вид у собаки был грустный, она медленно виляла хвостом.

– Она плохо себя чувствует? – спросила я. Кит пожал плечами.

– Сама не своя. Вчера водил ее к ветеринару, тот сказал, что уровень инсулина ниже обычного. Придется выравнивать.

– Уровень инсулина?

– Да, я разве тебе не говорил? У нее диабет. Ей надо делать укол дважды в день.

– О! Это я должна делать?

– Нет, нет, я уже сделал ей укол утром и вечером сделаю, но я попрошу тебя взять у нее мочу на анализ, ветеринар так сказал. Это очень просто. Возьмешь эту пипетку и соберешь немножко три раза в день, а потом капнешь сюда, – он показал на поднос с лакмусовой бумажкой, – и запишешь, какого бумажка стала цвета. Справишься? – Он обеспокоенно посмотрел на меня.

– Конечно, – ответила я, довольно нервно разглядывая пипетку. – А она уже… ну, ходила…

– Утром да, но больше я ее не выпускал, хочу, чтобы у нее накопилось побольше – ну, ты понимаешь. Выведешь ее после моего отъезда, она обязательно сходит в туалет. Хорошо?

– Хорошо, – еле слышно пролепетала я. Потом поняла, что он ждет, чтобы я его успокоила, и расправила плечи. – Теперь, Кит, иди по своим делам. Я знаю, что ты меня заждался и опаздываешь, поэтому иди, а у нас с Рококо все будет в порядке, – заверила его я.

– Отлично. – Он расслабился и облегченно заулыбался.

– Спасибо, Люси, ты меня выручила. Я был привязан к этому проклятому дому. Как здорово оставить его на человека, которому доверяешь.

Я улыбнулась. Так мило, что хоть кто-то ради разнообразия хорошего обо мне мнения! Что хоть кто-то считает меня достойным доверия и ответственным человеком. Да, именно это мне и нужно.

– Хорошо, – бодро проговорила я, скрестив руки на груди и любезно провожая его до двери. – Ни о чем не беспокойся. Езжай на аукцион и делай ставки. Кстати, что ты присмотрел на сегодняшних торгах?

– Чудесный консольный столик. Наполеоновская эпоха, и если верить фотографии, в превосходном состоянии. Смотри. – Его глаза заблестели, и он вытащил каталог из внутреннего кармана пиджака. Каталог раскрылся на цветной фотографии.

– О-о-о-о! – воскликнула я. – Какая прелесть. Знаешь, у нас был такой в «Кристи», само очарование. Продали за безумные деньги, конечно, но между прочим, – я заметила начальную цену, – начальная цена очень даже ничего…

– Именно, – взволнованно проговорил он, сворачивая каталог и засовывая его в карман. – Так что, может, это подделка, а может, там соберется полмира и цена взлетит до небес. А может, только я один заметил, какой это несравненный лот, и вернусь домой гордым владельцем консольного столика восемнадцатого века, купленного по смешной цене!

– Как здорово, – искренне проговорила я. – Жаль, что я не могу пойти с тобой.

Он обернулся у самой двери и пристально посмотрел на меня.

– Знаешь, мне тоже. – Последовала пауза. Потом он спохватился. – Ладно, мне пора. Надеюсь, ты приятно проведешь время, Люси, и не напрягайся. Увидимся в шесть.

«Какой милый человек, – подумала я, закрывая за ним дверь. Я подошла к окну и стала смотреть, как он выезжает из ворот, нарочно встав так, чтобы он меня не увидел. – Очень, очень приятный человек. И с таким печальным прошлым, как и многие из нас».

Я вздохнула и решила прогуляться по огромному пустому дому. Прошлась по комнатам первого этажа, обитым деревянными панелями, заново знакомясь с обстановкой. Задумчиво провела пальцами по дорогой мебели в гостиной. Здесь так много сокровищ, которые с любовью собирались годами; настоящий качественный антиквариат. У Кита потрясающее чутье на вещи. Я наклонилась, чтобы получше рассмотреть столик для рукоделия эпохи короля Георга с изящнейшей инкрустацией на ножках. Неудивительно, что случайных покупателей у него почти нет. Ведь некоторые из этих предметов – фактически музейные экспонаты, и цены у них, наверное, соответствующие.

Я пошла наверх, осмотрела спальни с кроватями с балдахинами и умывальниками, впитывая тишину и покой этого огромного старого дома, нарушаемый лишь тиканьем часов. По окончании экскурсии я села за стол в холле, и Рококо улеглась у моих ног. И тут я поняла, как я рада, что у меня есть время собраться с мыслями в полном уединении. Ни тебе детей, ни Феллоузов… Только вот… «Только вот, как ни печально, мысли мои крутятся вокруг плохого», – подумала я, рисуя каракули в девственно чистом блокноте.

Я бросила рисунки, подняла голову и взглянула в зеркало на противоположной стене. Антикварное зеркало покрылось царапинами и почернело, и мое отражение было нечетким, но я все равно явственно разглядела беспокойство в глазах, темные круги от бессонницы и морщины вокруг рта. Я приказала себе не думать о Роуз и ее вчерашних обвинениях, о трещине в наших отношениях. Не думать не получалось.

Я быстро набросала в блокноте, сколько у меня осталось денег после продажи квартиры в Лондоне. Потом подсчитала, сколько в неделю уходит на еду, и траты на хозяйство. Потом прикинула стоимость аренды, скажем, квартиры с двумя спальнями в Клэпхеме или Уондсворте. И вспомнила, какие в Клэпхеме государственные школы.

Я погрызла кончик карандаша и снова уставилась в зеркало. Представила себе бушующий класс, в котором тридцать детей; Макс сидит на задней парте и правит пиром, швыряя ластик в классную доску, и все дети покатываются со смеху и подначивают его. Я улыбнулась. Потом мысленно перенеслась в другой класс и на этот раз увидела Бена, только не на задней парте, а на первой. На этот раз ластик ракетой пролетел через весь класс и ударил его прямо по уху. Вот он оборачивается с пунцовым лицом, и весь класс покатывается со смеху. Потом я увидела его на краю шумной игровой площадки: он ненавидит футбол и не играет со всеми; он запихивает кроссовки в самый угол, в кармане у него книжка… Мой умный и добрый Бен… Я добавила в свой список расходы на частные школы в Лондоне. Выпучила глаза, посчитала еще раз и пришла в ужас.

Потом на секунду задумалась, вырвала листок, смяла его и начала все сначала. Я аккуратно разгладила новую страницу рукой. Но на этот раз подумала об их старой государственной школе в Челси. О той, которую они уже хорошо знали, о той, в которой Бен чудом выжил, и о квартире – что ж, квартира должна быть неподалеку, иначе в школу их не примут. Не подойдут по району проживания. И во сколько это нам обойдется? Интересно, принимают ли они учеников из Бэттерси? Я сделала оптимистичный расчет. Можно взять заем, и у меня еще есть капитал от продажи старой квартиры, хотя… Большая часть денег ушла в уплату долгов, и у меня нет работы на полный день, чтобы получить заем, всего пара дней в неделю, и то здесь, так что… Я стремительно вскочила на ноги, скомкала лист бумаги и выбросила его в мусорную корзину.

Я зашагала по комнате. Так. Значит, я в ловушке, не так ли? Она загнала меня в угол – я имею в виду Роуз, конечно. И с этим уже ничего не поделаешь. Я продалась, причем с потрохами, и теперь придется разбираться с последствиями. У зеркала я остановилась. Увидела свое перепуганное лицо. Да ладно, Люси, не будь такой трусихой, все не так уж плохо! Необязательно же жить в Лондоне, не так ли? В сногсшибательно дорогом Лондоне или даже несчастной модной деревне Оксфордшире. Может, найти более разумный вариант? Где-нибудь подальше, в глубинке? Например… например, в Норфолке? Или в Уэльсе? Или в Саффолке. Саффолк – очень красивое место, там такие очаровательные розовые домики, и совсем недорого. Саффолк? У меня закружилась голова. Но я никого в Саффолке не знаю. И что же, начать все сначала? Опять сначала? Тут я уже недавно начинала. С бешено бьющимся сердцем я подошла к окну. На улице полил дождь.

– Спокойно, Люси, – пробормотала я, прислонившись горячей щекой к закапанному стеклу. – Все не так плохо. Просто выдался жуткий денек. И нет ничего хорошего в том, чтобы переезжать с места на место, мальчиков это только расстроит. А с Роуз все наладится, вот увидишь. Ведь могло быть и хуже. – Я подхватила с крючка на двери старую куртку и пощелкала языком, подзывая собаку. – Пошли, Рококо. Пора заняться важными делами. Так что вперед, девочка.

Она тут же подбежала и весело последовала за мной на лужайку, как раз под дерево. Я погладила толстый ствол.

– Какое хорошее большое и ароматное дерево, Рококо. Чудесное дерево. Может, под ним?

Она озадаченно смотрела на меня, склонив голову набок и медленно виляя хвостом.

– Давай, девочка моя. Ну же, понюхай. – Я понюхала ствол и зажмурилась. – М-м-м-м-м!

Она еще немножко на меня поглядела, а потом повернулась и потрусила в сад.

– О! О нет, подожди!

Я кинулась за ней, но Рококо уже исчезла из виду. Когда я ее догнала, она, высунув язык, сидела в самой гуще кустарника в глубине сада. Проклятье. Интересно, она пописала, пока я за ней не смотрела? И почему я не догадалась посадить ее на поводок? Я тревожно принюхалась к рододендронам, поискала лужицу, но шел ливень, так что было не различить.

– Эй, Рококо, ты сходила по-маленькому? И где? Здесь? – Я осмотрела мокрые листья, встала на корточки, принюхалась, и тут подумала: «Боже, что я делаю?!»

И тут меня осенило. Во дворе у конюшен я заметила кран.

– Скорее, Рококо, за мной!

Она весело поскакала вслед за мной. Я понеслась через сад, выбежала во двор и повернула кран на полную мощность. Рококо отпрянула, ошеломленная водопадом, обрушившимся на камни. Я сделала струю поменьше, уменьшила до тоненького ручейка. Она какое-то время смотрела на ручеек склонив голову и навострив уши. Потом развернулась, неторопливо засеменила к лужайке, опустила зад и… а-а-а-а… я просияла.

О боже, пипетка! Она в доме! Я забыла ее принести. Я в отчаянии оглянулась по сторонам. Отлично, цветочный горшок Я подбежала к шатающейся пирамиде горшков, схватила верхний – к счастью, у него внизу не было дырочки, – вернулась обратно, села на корточки и сунула горшок под хвост Рококо. Да! Ура, ура, ура. Послушная Рококо наполнила горшок доверху, а потом с облегчением выпрямилась и побрела смотреть на конюшни. Идеально. Теперь мне надо лишь отнести горшок в дом и… минуточку. Потянувшись за горшком, я замерла. Что это там, на дорожке? Машина?

Я взяла горшок и осторожно понесла его. Обойдя дом, я в ужасе осознала, что оставила открытой входную дверь. А что, если это посетитель? Я пригляделась. Да, действительно! На дорожке стояла машина. И в ней никого! Я подумала, что можно побежать к двери черного хода и перехватить клиента в прихожей, ворваться в комнату и промурлыкать: «Здравствуйте, чем могу помочь?» Но вдруг задняя дверь заперта? Похоже, у меня нет выбора. Я сделала глубокий вдох и беззаботно зашагала к парадной двери. И тут поняла, что эта машина мне знакома. Я застыла на месте и посмотрела на крылечко, а там… О боже, какое облегчение. Вместо группы японских туристов, которые думают, куда же подевался хозяин магазина, или американской супружеской пары в одинаковых макинтошах на пороге стоял Чарли.

– Чарли? Как ты…

– Узнал, что ты здесь? – Он усмехнулся, выпрямился и подошел ко мне, сунув руки в карманы. – Я же присутствовал на собеседовании, забыла? Поэтому и знал, что сегодня ты будешь здесь, хотя, должен признать, удивился, когда увидел, что дверь открыта. Думал, что ты уже ушла.

– Нет. Нет, мне надо было на минутку выйти… но я так рада, что это ты! Ох, Чарли, как я рада тебя видеть!

Знаю, я вела себя несдержанно, но иначе не могла. Он был такой милый. Мне показалось, что в один момент все вчерашние ужасы – Роуз, Незерби и все мои переживания о будущем, о мальчиках, о деньгах, школах – просто растаяли. Это уже не имело значения. Ничего не имело значения. Рядом с этим человеком все отодвигалось на второй план. Пока у меня есть его любовь (а это так, не сомневаюсь), я могу… короче, я могу хоть горы двигать. Я довольно улыбнулась, греясь в лучах его восхищенного взгляда. В его глазах таилось желание.

– Бедная Люси, тебе, наверное, кажется, что я тебя преследую, да? – прошептал он.

– Я не против, – тоже шепотом ответила я. Опустила горшок и через секунду уже была в его объятиях, утонула в бесконечной ласке, когда один сладкий поцелуй следует за другим.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, он посмотрел вниз.

– Что это у тебя?

– О, – пробормотала я, все еще глядя на него, завороженная его бездонными глазами цвета шоколада. – Всего лишь анализ мочи.

– О. – Он удивился. Я улыбнулась.

– Сейчас унесу. Пойдем, заходи в дом. Наверняка тебе можно. Ведь ты – друг Кита, а я вроде как должна работать. Я немного нервничаю, как бы меня не поймали в саду за поцелуями!

Я взяла наполненный до краев горшок, и он прошел в дом за мной.

– Впечатляет, – сказал он, беспокойно глядя на горшок.

– Что? О да. Я целую вечность провозилась. Жду не дождусь, когда можно будет вымыть руки.

– О! – Он занервничал. – Цистит?

– Нет, диабет.

– О боже! Не повезло тебе. – Он был ошарашен.

– Да уж, забот по горло. Три раза в день надо брать анализ.

– Ничего себе. – Он сглотнул слюну. – И всегда… на свежем воздухе? В цветочный горшок? – Он нервно кивнул на вазон.

– Но внутри она устроит жуткий беспорядок, Чарли!

– Она?

– Рококо. Собака.

– А!

Я нахмурила брови.

– А ты что…

– Нет, нет! Ничего, – прервал меня он, широко улыбаясь. Но странно: у него как будто гора с плеч упала. – Прекрасно. Да, это прекрасные новости. – Он обогнал меня и торжественно открыл передо мной дверь. – Итак, зайдем?

 

Глава 19

– Ну вот.

– Ну вот.

– Пустой дом. – Он выразительно посмотрел по сторонам.

Я усмехнулась.

– Пустой магазин, Чарли, и не так скоро. Я больше не хочу в чулан для швабр!

– Ты права, – улыбнулся он. – Смиренно приношу извинения за мое отвратительное поведение вчера. Увы, я потерял голову от желания, и это ты во всем виновата, потому что ты так невероятно хороша собой и зажгла во мне огонь. Но обещаю, сегодня я буду образцом сдержанности. Слово бойскаута. Более того, я буду вести себя, как настоящий джентльмен, и для начала… О черт! – Он хлопнул себя рукой по лбу. – Забыл их в машине.

– Что?

Но он уже выбежал на улицу и вернулся через минуту, широко улыбаясь, с большим букетом лилий и пакетиком пирожных из датской кондитерской.

– Это тебе.

– О, мои любимые, – проговорила я, жадно глядя на пирожные. – Вкуснятина. Цветы я поставлю в воду. – Я восторженно приняла букет. – Даже не могу вспомнить, когда мне в последний раз дарили цветы.

– Бред, не верю ни одному слову, – отмахнулся он, развалившись на одном из мягких диванов Кита. – Скорее, я склонен думать, что у тебя целая куча поклонников, о которых ты почему-то умалчиваешь. Как бы то ни было, это маленький символ моей привязанности и отчасти – нового обещания относиться к тебе с глубочайшим уважением, не напрыгивать на тебя и не зацеловывать до смерти в ту самую секунду, когда тебя увижу. Если честно, именно это мне хочется сделать прямо сейчас. Видишь, как мужественно я сопротивляюсь? Видишь? – Он помахал руками.

– Ты ангел, – согласилась я, раскладывая пирожные на красивой тарелке китайского фарфора, – и ты абсолютно прав. Надо сначала узнать друг друга, а не просто завалиться в кровать, Чарли, – сурово проговорила я, поворачиваясь, чтобы включить чайник.

– Но мы-то даже этого еще не сделали, – задумчиво вздохнул он. – Я имею в виду постель. Так что прошу, давай не будем говорить об этом, а то я опять весь разгорячусь. Хотя, может, втайне ты все-таки хочешь, чтобы я перепрыгнул через кофейный столик и растерзал тебя на кресле эпохи короля Георга? В таком случае я поступлю так с радостью.

Я рассмеялась и изящно присела напротив, твердо решив, что наше чаепитие не перерастет во что-то большее.

– К твоему сведению, это кресло припасено для богача с соседней улицы, который дает за него хорошую цену и в любую минуту может за ним явиться. Не уверена, что смогу поговорить с ним о покупке, лежа полностью обнаженной на кресле.

Он простонал.

– Вот видишь! Ты опять за свое! Если будешь говорить о сексе, не обещаю, что смогу вести себя достойно, Люси. – Он поднялся на ноги и сунул руки в карманы, позвякивая мелочью. – Более того, сейчас мне придется сесть на твой диван и научить тебя уму-разуму, и ты сама в этом виновата.

– Сидеть! – скомандовала я. – Нет, Чарли, я строго тебе запрещаю! И настаиваю, чтобы между нами был столик! Стой здесь, пока я буду варить кофе. – Я подскочила и осторожно пробежала мимо Чарли к закипевшему чайнику. – Сам посуди, я же на работе, и ты мог бы вести себя нормально! Я хочу поговорить с тобой, узнать тебя поближе и все такое.

– Ну вот, – вздохнул он и послушно плюхнулся на свой диван, закатив глаза. – Тогда мне придется думать о курсе евро или чем-нибудь таком, может, даже о министре финансов. О чем-нибудь антисексуальном, а глаза тем временем будут любоваться твоим аппетитным задом, пока ты разливаешь кофе. – Он повел бровями.

Я оглянулась.

– Мой сын говорит, что эта юбка слишком узкая. И мне надо носить платье. Наверное, больше всего ему бы понравились балахоны для беременных.

– По-моему, Люси, для тебя это был бы огромный шаг назад, – промурлыкал Чарли. – Я большой поклонник стиля барокко, и, по-моему, твой зад просто идеален. Сама посуди, кому захочется обниматься с вешалкой, у которой ребра, как стиральная доска?

«И правда, никому не захочется», – подумала я, помешивая кофе. И все же его жена, которую он, наверное, любил, раз женился, была именно такой вешалкой. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, когда я мельком увидела ее у их фермерского дома. Высокая блондинка, и очень худенькая – вот повезло! Я вздохнула и отнесла кофе на подносе к столу, поставив его между нами. Села и взяла пирожное.

– М-м-м-м-м… – простонала я, откусывая кусочек и зажмуривая глаза. По подбородку потек крем. – Объедение. – Я облизнула пальцы, испачканные сахарной пудрой, и поспешно отвела глаза: он опять смотрел на меня зловеще-голодным взглядом.

– Итак, – бодро прощебетала я, смахивая крошки с колен и выпрямляясь. – Что ты сегодня будешь делать, Чарли? Не считая ухаживаний за пухленькими продавщицами антикварных магазинов и умасливания их калорийными пирожными и цветами?

– О боже, – вздохнул он, покорно откидывая голову. – Всякие вещи. Например, я должен сесть и начать писать сценарий для новой телекомедии, суть которой в том, что два разведенных человека с разным цветом кожи и миллионом детей живут счастливо, пусть даже в крошечной квартирке. Даже двухлетний ребенок недостаточно наивен, чтобы поверить в такое, и телезрителям придется призвать на помощь весь свой оптимизм. И вот сейчас, когда я разговариваю с тобой, я на самом деле должен с высунутым языком писать реплики для персонажей, расторопно стуча по клавиатуре.

– Об этом они просили тебя вчера? – Я отряхнула с юбки сахарную пудру. – На Би-би-си?

– Да, именно. Вот это, Люси, и есть мое задание. Моя миссия, которую обрисовали для меня добрые ребята из телерадиокомпании, если я соглашусь ее исполнить, конечно. А я, разумеется, соглашусь, – он вздохнул. – Естественно, я соглашусь. Ведь, во-первых, я трус, во-вторых, у меня нет денег, и, в-третьих, в глубине души я подозреваю, что если не приму их предложение, они больше никогда ни о чем меня не попросят, так как время мое уже прошло и я стал старым никчемным псом. Но боюсь, сесть и написать этот сценарий будет очень непросто.

– Минуточку, – нахмурилась я и положила пирожное. – Ты же вроде сказал, что они хотели заказать тебе новые серии «Городских пташек»?

– Я тоже так думал, Люси. Но, увы, оказалось, что это лишь уловка, чтобы меня завлечь. Не успел я опомниться и сказать: «Может, поговорим о сценарии нового сериала?», как мне под нос сунули эти «Счастливые этнические меньшинства».

– Но разве тебе обязательно писать именно то, что они хотят? Неужели нельзя придумать что-нибудь свое и сделать все по-другому?

– Можно, конечно, и я бы с удовольствием, но за такой проект никто не возьмется. Все вежливо улыбнутся, даже начнут обсуждать, но потом задумаются, нахмурив брови и неуверенно склонив головы: «Не кажется ли вам, что этот проект слишком уж в духе восьмидесятых? Слишком уж устаревший и консервативный?» – Он с горечью отхлебнул кофе. – О нет, в наши дни любой сценарий с внятным сюжетом, который развивается не сразу и сочетает в себе юмор, пафос и персонажей, вызывающих сопереживание, сразу же выбрасывают в ведро. Публика хочет вовсе не этого. Публика жаждет секса, насилия и мордобоя. Необязательно именно в такой последовательности, но все это им очень нужно, причем постоянно. Я же, напротив, пишу о людях из среднего класса, которые живут обычной средней жизнью. Я превращаюсь в динозавра, Люси. В вымерший вид. – Он устало потер лицо тыльной стороной ладони.

– Чепуха, – отмахнулась я, подумав, что в жизни не видела более симпатичного динозавра, чем тот, что сейчас сидит напротив меня. И еще я подумала о том, что у меня хорошо получается не подпускать его к себе и не поддаваться его обаянию.

– Ну мне, по крайней мере, нравится то, что ты пишешь, – поддержала его я. – Розанна говорила, что ты там написал… ах да, «Семейные ценности». Мне очень понравилось!

Он поморщился.

– «Семейные ценности» вышли двенадцать лет назад.

– Правда? – Я оторопела. Интересно, а ему-то тогда сколько лет? – Ну, если вспомнить что-нибудь поновее…

– «Сила женщин»?

– О да! И это ты написал? Блестяще!

– Но все равно это было восемь лет назад. – Он вздохнул. – Просто они все время их повторяют, вот в чем дело.

– Ну это же лучше, чем ничего, не так ли? – попыталась ободрить его я.

Он улыбнулся и ничего не ответил.

– А кстати, – торопливо добавила я, – что думает о твоих программах жена? – О да, Люси, очень деликатный вопрос. Как умно! От темы, которая явно нагоняет на него депрессию ни с того ни с сего перейти к его жене, которую ему обсуждать еще приятнее!

– Она не смотрит сериалы. Считает их недостаточно серьезными. – Он печально почесал затылок.

«Господи, а вдруг она вообще не смотрит телевизор? – вздрогнув, подумала я. – Считает его орудием зла, дьявольским прибором? Я же, напротив, жизни не могу представить без телевизора – свернешься себе калачиком в халате с бутылкой вина и коробкой конфет…»

– Понятно. – Я задумалась, чем же еще можно заняться вечером. – Она что, ходит на религиозные собрания или что-нибудь в этом роде? Чтения Библии и тому подобное?

Он смутился:

– Иногда.

– Или она одна из тех, ну, знаешь, – я нагло продолжала, размахивая руками для ясности, – которые практикуют омертвение плоти?

– Что? – Чарли оторопел, но он же не подозревал, какие у меня познания, не так ли? Не знал, что в последнее время я немало литературы прочитала о религиозных фанатиках. В библиотеке Незерби-Холла нашлась одна захватывающая книга, правда, о фанатиках шестнадцатого века, но я была уверена, что разницы особенно никакой, разве что у нынешних сектантов нет ни власяниц, ни березовых кнутов.

– Омертвение? – Он изумленно уставился на меня. – Может, ты имеешь в виду умерщвление?

– Ага, точно.

– Ну нет, это вряд ли. Самоотречение ей, конечно, свойственно. Знаешь, она постится. В Великий пост.

– Боже мой, Чарли, тебе, наверное, ужасно тяжело. Как ты только выносишь все это?

– С трудом. Но знаешь, Люси, – напряженно проговорил он, – если это ей помогает…

– О, конечно! – согласилась я. Да, ни к чему казаться крысой. – О боже, да, разумеется, если ей так лучше, я только за! Но как думаешь, может, она будет чувствовать себя более комфортно в компании таких же людей, как она?

Он расхохотался.

– Ты имеешь в виду, в монастыре?

Я залилась краской.

– Ну нет, что ты, конечно, нет! – возразила я, а в глубине души подумала: «Ага, именно там». Ведь в мечтах… скажу честно, в мечтах я уже все продумала. В моих мечтах его жена уже давно собрала вещички и переехала туда. В монастырь. О да, как-то утром Чарли и Эллен отвезли ее к ворогам монастыря, где их с раскрытыми объятиями встретила матушка-настоятельница, готовая принять новую послушницу. И она вошла в ворота (женушка его, я имею в виду), разодетая в новенькую рясу и радостно сжимающая распятие; на лице ее расплылась блаженная улыбка, и вот она поворачивается, чтобы попрощаться с мужем и дочерью… Нет. Нет, минуточку, Эллен там быть не должно, это уж слишком душераздирающее зрелище. Там будет только Чарли, который помашет ей, смахнет слезу, но в глубине души будет понимать, что это только к лучшему и наконец она может быть счастлива. Потом он побежит к машине, сорвется с места на безумной скорости и поедет ко мне!

Я, разумеется, буду его ждать, вся из себя невероятно сексуальная и нерелигиозная: кстати, к тому времени я похудею, на мне будут джинсы восьмого размера и обтягивающий кардиганчик, а под ним – ничего. Он возьмет меня на руки и как настоящий мужчина понесет наверх, в спальню, где нас ждет целый день фантастического секса, а потом мы будем жить счастливо до конца дней. Одной большой счастливой семьей. Я, Чарли, мальчики… а, совсем забыла, еще Эллен. О да, эта ботаничка, помешанная на животных. Не уверена, что они с Беном найдут общий язык, но, конечно же, в конце концов все мы ее полюбим. А когда она подрастет, можно будет заказать контактные линзы. И купить ей хомячка или еще какого-нибудь грызуна. Или они воняют? И мне придется выносить… ну, вы понимаете, чистить все это хомячье хозяйство? Проклятье. Я уставилась на ковер. И как я только дошла до мыслей о хомячьих экскрементах, когда еще даже не спала с этим мужчиной?

Я виновато подняла глаза. И наши взгляды встретились и сцепились, как колючая проволока. Он пристально смотрел на меня.

– О чем ты думаешь? – прошептал он.

– Я… – Я густо покраснела. – Ну, я…

Я осеклась. В его глазах пылали сильные эмоции – это вполне могла быть любовь, а могло быть и влечение. Он пристально смотрел на меня, не отпуская меня с крючка, и комната наполнилась ароматом лилий и привкусом опасности. Он протянул руки, и я импульсивно потянулась ему навстречу. Он взял мои перепачканные сахарной пудрой ладони, поднял их и стал облизывать каждый палец, один за другим, медленно и чувственно. Я понятия не имела, что такие вещи бывают не только в кино. Я чуть в обморок не упала.

– Запри дверь, – прошептал он, по-прежнему глядя мне в глаза.

– Нет, Чарли, – слабо пропищала я. – Не могу. Я здесь работаю. Что, если Кит…

– Кит не придет. Он в Челтенхэме и вернется через несколько часов. Ладно, я сам ее запру.

Он встал, подошел к двери и повернул ключ в замке. Потом повесил на окно табличку «закрыто» и вернулся на диван с озорной улыбкой.

– Чарли, – отчаянно протестовала я, – все совсем не так, как я думала! Сам посуди, в мой первый день на новой работе, у меня новый работодатель, и… М-м-м-м-м-м!!!

Внезапно у меня перехватило дыхание: он опустился передо мной на колени, целуя меня в губы, в шею и опять в губы, чтобы остановить мои возражения. Я попыталась сопротивляться, но знали бы вы, как это было приятно! Так что я вроде как подключилась к процессу. И через секунду он подхватил меня с дивана, обнял за бедра и поднял на руки – в шелковые объятия, совсем как в любовных романах.

– Нет! – в ужасе прокричала я. – Нет, не надо меня нести, я тонну вешу!

Но Чарли так воодушевился, что, не успела я опомниться, как он уже нес меня наверх по великолепной широкой лестнице, через лестничную площадку в спальню (он пнул ногой первую дверь, попавшуюся на пути). Это была комната в голубых тонах с шелковыми обоями, на которых были нарисованы павлины, и огромной кроватью с балдахином.

– Но… но это же спальня в стиле Тюдор! – пролепетала я. – В последний раз на этой кровати спала Мария, королева… какая-то там королева!

– Значит, кроватка уже застоялась, – пробормотал он, прерывая меня поцелуями. – Пора ее обновить. Давай устроим ей эпоху Возрождения!

Главная проблема была в том, что хотя моя голова сопротивлялась как только можно, мое сердце, артерии и все тело дрожали и подчинялись этому властному мужчине, этой природной стихии, которая физически и эмоционально была сильнее меня и превращала Чарли в самое желанное существо на свете.

Он опустил меня на кровать, лег сверху, и комната закружилась перед глазами; все превратилось в водоворот: мои чувства, гобелены, картины старых мастеров на стене, балдахин из плюшевого фиолетового бархата. Все вертелось, как колесо с фейерверками, и расплывалось перед глазами. Он обнял меня и стал ближе, чем моя кровь, и даже теплее. Он атаковал верхнюю половину моего тела и начал исследовать и стягивать мою одежду. Но на мне был топ с запахом, с лентами, которые протягиваются в петельки на боках и завязываются сзади – Чарли был явно не знаком с такой системой. Он храбро сражался с завязками, время от времени сдавленно бормоча «черт», «проклятье» и «что это у тебя здесь, Люси?». И только он разобрался, что к чему, как мы услышали храп.

Мы замерли на месте и уставились друг на друга.

– Что это было? – ахнула я.

– Не знаю!

Я отодвинулась.

– Слушай!

Мы прислушались. И храп раздался опять. Надрывное, звучное, протяжное сопение, которое к тому же было где-то совсем близко.

– В кровати кто-то есть! – завизжала я, в ужасе вскакивая и запахивая кофту.

Чарли тоже сел. Мы испуганно огляделись. Кровать была действительно огромная, и мы заняли лишь ее маленький уголок. Но никакой зловещей фигуры под одеялом не оказалось. Здесь не было королевы Марии в мантилье, которая спустя все эти годы храпела бы, сложив руки в молитве. И тут мы снова услышали это сопение.

– Хр-р-р-р-р-р-ру-у-у…

Я спрыгнула с кровати.

– Он под кроватью! – прошипел Чарли, тоже скатываясь на пол.

– О господи! И кто там? – Я судорожно завязала кофту и в ужасе отпрянула.

Чарли наклонился, осторожно приподнимая покрывало. Пригляделся. Потом настала зловещая тишина. После чего он проревел:

– Это чертова собака!

– О! О боже, Рококо! – с облегчением воскликнула я. – И все, больше никого? А я подумала…

– Рококо! ВОН ОТСЮДА! – завопил Чарли. – ВОН!!! Я подождала, когда Рококо выползет из-под дивана.

– Никак не проснется, – доложил Чарли, еще раз заглянув под кровать. – И забралась в самую середину. Ничего не слышит. Ты не возражаешь, если она побудет здесь, пока мы…

– Еще как возражаю! – отрезала я. – Я вообще не уверена, что нам надо здесь находиться, Чарли, не говоря уж о том, чтобы заниматься этим в присутствии спящей собаки… м-м-м… м-м-м-м-м… ну ладно, один поцелуй, и…

Он опять заткнул мне рот поцелуями: видимо почувствовал, что я могу передумать. Но я вовсе этого не хотела: аппетит оказался сильнее скромности, и я уже слышала, как Афродита нашептывает мне на ухо, приказывает замолчать и не будить спящую собаку.

Он опять уложил меня на кровать. Так, на чем мы остановились? Ах да, именно… м-м-м-м-м… как приятно… только вот… Черт. Будь она проклята. Опять храпит, на этот раз громче, и теперь я не могу как следует сконцентрироваться. Это даже на храп не похоже – слишком уж хриплый и неровный.

– Погоди-ка. – Я села и оттолкнула Чарли.

– Что такое? – пробормотал он, тоже сел и стал целовать меня в ухо.

– Чарли, почему она не проснулась? Ты же ее позвал, а она вообще не шевелилась, да? А вдруг она заболела?

– Не говори глупости, – сказал он, приподнимая мои волосы и целуя шею. – Она не заболела, она просто спит.

– Нет, ты не понимаешь, она болела. Недавно совсем, мне Кит сказал, и… послушай.

Он вздохнул, но покорно замолк и прекратил поцелуи.

Храп послышался снова. Долгий, протяжный – и к нему добавился еще тихий стон.

– Это не храп, а предсмертный хрип! – ахнула я. – Чарли, она умирает!

Соскочив с кровати, я заглянула под покрывало. Рококо растянулась на животе, глаза были полуоткрыты так, что видны белки.

– Господи Иисусе! Да у нее агония! Чарли, вытащи ее!

Выругавшись, Чарли послушно соскользнул с кровати, заглянул под покрывало и схватил Рококо за задние лапы. Я тоже забралась под кровать и взяла ее за передние, и вместе мы потащили ее по деревянному полу. Я тревожно взглянула на огромную волосатую зверюгу. Она дышала коротко и прерывисто, рот был широко открыт, живот вздымался, почти как при спазмах.

– Боже, Чарли. Я знаю, что это такое, – проговорила я, внезапно задрожав. – У нее диабетическая кома. У моего дяди был диабет, и именно так она и наступает. Внезапный приступ, реакция на инсулин.

– Ты уверена? – Он почесал затылок – И что будем делать?

– Сахар! Нам нужен сахар, – взволнованно проговорила я. – Скорее, Чарли, беги и принеси миску с водой, чтобы можно было размешать сахар!

– Ладно, – устало проговорил он и поднялся на ноги, нахмурился, глядя на Рококо, опять почесал затылок и поплелся прочь. Через пару минут он вернулся и принес сахар и воду.

– Так. Теперь надо все это перемешать, – сказала я, расплескивая повсюду воду и рассыпая сахар. – И положить ей в рот, вот так.

Я в отчаянии наблюдала, как вся моя мешанина вылилась обратно на пол.

– Нет, нет, так ничего не получится! Надо, чтобы она сидела, а то мы никогда не заставим ее это проглотить! Чарли, садись на кровать, раздвинь ноги и посади ее…

Мы подтащили собаку и посадили ее между ног Чарли, прислонив ее спиной к его груди, мордой – к его щеке, волосатым дрожащим брюхом вперед.

– Держи ее, прижимай к себе, как ребенка – вот так. – Он схватил ее под грудью. – Так, теперь, – продолжала я, – я открою ей рот и попытаюсь влить… держи ее, Чарли, держи! Она… о черт! Все на тебя вылилось, ты ее недостаточно крепко держишь!

– Я стараюсь! – прошипел Чарли. – Но она здоровая, Люси. Она тонну весит! Даже тяжелее, чем ты!

– Ну спасибо! И ты должен массировать ей горло, пока я буду заливать воду! – Я снова попыталась влить лекарство, но Рококо перекатывалась в руках у Чарли с открытым ртом и выпученными глазами.

– Она умирает! – закричала я. – Ох, Чарли, ну сделай же что-нибудь! – пролепетала я, заламывая руки. – Сделай ей искусственное дыхание, что ли!

– Что? – Он ужаснулся.

– Искусственное дыхание! Поцелуй жизни!

– Да, я понимаю, что это такое, но я этого делать не буду!

– Чарли, умоляю, она же умрет, если ты этого не сделаешь, и виновата буду я! – Я заплакала. Чарли пристально посмотрел на меня.

– О, дерьмо! – Он наклонил голову, приложил губы ко рту собаки и тяжело задышал.

– Ну что? – встревоженно спросила я, когда он поднял голову.

– Не знаю, – закашлялся он, с перекошенным лицом плюясь на пол. Его тошнило. – Пощупай у нее пульс!

Я схватила Рококо за лапу и стала щупать.

– Здесь?

– Это вряд ли, Люси, – проревел он, с отвращением вытирая губы. – На груди пощупай. Фу! Кажется, меня сейчас вырвет. Ну знаешь, я больше этого ни за что не сделаю – ни ради тебя, ни ради кого-то еще!

– Вот, я нащупала сердце – оно бьется! Она еще жива, Чарли, жива!

– Аллилуйя, блин.

– Держи ее поровнее, Чарли, вот так! Ей это нравится – смотри, ты ей нравишься! Только глянь – она улыбается и открывает глаза!

– Обалдеть.

– Держи ее, Чарли, она приходит в себя!

– Знаешь что, – прошипел он, с трудом удерживая собаку, – если бы ты спросила меня утром, что я буду делать в это время, я бы ответил почти со стопроцентной уверенностью, что буду лежать с бокалом мерло в руке рядом с прекрасной блондинкой с потрясающей фигурой. Вместо этого я сижу здесь в той самой собачьей позе, рядом с сукой по имени Рококо, с которой я только что чуть не занялся сексом.

– Чушь собачья, – фыркнула я, – ты спас ей жизнь.

– Да, но я сегодня собирался заниматься вовсе не спасением собачьих жизней. У меня с этой псиной был более тесный физический контакт, чем с тобой! И любовная прелюдия, и… о боже, она опять теряет сознание! – Голова Рококо откинулась.

– Надо ехать к ветеринару, – сказала я, решительно вставая на ноги. – Мы ничем помочь не сможем, надо отвезти ее к специалисту.

– Конечно, Люси! – простонал он. – Потрясающая идея, лучшее, что тебе пришло в голову за весь день! И почему ты не предложила это раньше, прежде чем мне пришлось поцеловать ее взасос?

– И это ты ее повезешь, – решительно проговорила я, – потому что я не могу отлучиться из магазина. Я позвоню и скажу, что ты приедешь. Пойдем, Чарли, отнесем ее в машину.

Мы взяли Рококо и потащили, поволокли и понесли ее в машину: глаза у нее закатились, язык вывалился, лапы повисли. Мы вынесли ее на дорожку и пошли к машине, которая, слава Богу, была с откидным верхом. Мы положили Рококо на заднее сиденье: изо рта у нее шла иена, забрызгивая светло-бежевый кожаный салон. Чарли поморщился.

– Езжай быстрее, – поторопила его я. – И когда приедешь к ветеринару громко погуди в гудок, и кто-нибудь к тебе выйдет.

– Откуда ты знаешь? – захныкал он. – Откуда ты знаешь, что я не останусь сидеть с дохлой кобылой на заднем сиденье?

– Не останешься, – успокоила его я. – Я позвоню и попрошу, чтобы к тебе кто-нибудь вышел. Не волнуйся, Чарли, просто езжай, и все!

Тревожные нотки в моем голосе воодушевили его, он покорно запрыгнул на водительское сиденье и опустил окно.

– Наверное, это любовь, – отчаянно произнес он. – Я тебе честно скажу: подобное я не сделал бы ни для кого, ни для одной женщины на свете.

– Мне тоже кажется, что это любовь, – прошептала я, наклонившись и ласково поцеловав его в губы. – И, по-моему, ты очень добрый человек. А теперь езжай!

С глубоким вздохом он тронулся с места, а я рванула обратно в дом, чтобы позвонить ветеринару. И еще я позвонила Киту на мобильник и сообщила плохие новости, но не слишком драматизируя. Я посоветовала ему не волноваться и не нестись сразу домой, так как Чарли мило согласился остаться с Рококо у ветеринара, а я вполне могу пока последить за домом.

– Но с ней все в порядке? – встревоженно спросил он. – Думаешь, она поправится?

– Уверена, – отрезала я, скрестив пальцы. – И знаешь, Кит, Чарли вел себя просто потрясающе. Он спас ей жизнь, клянусь богом.

Он даже не спросил, что Чарли делал в его магазине, но, наверное, догадался, и я подумала, что до его возвращения надо обязательно разгладить покрывало на кровати в комнате Тюдоров.

Примерно через час позвонил Чарли. Рококо пришла в сознание и теперь чувствовала себя «комфортно». У нее действительно наступила реакция на инсулин, и надо было отрегулировать его уровень. Видимо, ее нервная система не выдержала, поэтому она и отключилась.

– ЕЕ нервная система, – фыркнул Чарли. – Знала бы ты, что с моими нервами! Хватит с меня прерванных коитусов, Люси, я слишком стар для всего этого. Мы должны провести выходные в уютном загородном отельчике, все как полагается: никаких больных детей и собак, чуланов для швабр и королевы Тюдор. Только ты, я и закрытая дверь в чудесном маленьком гнездышке с отдельной ванной. Чтобы никто нас не отвлекал и я смог бы насладиться тобой сколько моей душе угодно. Что скажешь?

Я хихикнула, но задумалась.

– Целые выходные? Это будет трудно устроить, Чарли. У меня есть дети.

– А на ночь? – не унимался он.

– Вот на ночь, – кивнула я, – я смогла бы выбраться. – Я представила себе какой-нибудь уютный паб, например, на старой мельнице; мы выпьем по коктейлю в баре у большого пылающего дровяного камина, держась за руки у огня; потом – ужин на двоих в маленьком ресторане при свечах, освещающих наши лица; все чувства напряжены. Позднее, опьяневшие от вина и любви, мы поднимемся по крутой лестнице в комнату с мягкой периной и потолочными балками над головой. В темноте за окном тихонько ухают совы, а мы в объятиях друг друга, вдали от мира и любопытных глаз…

– О-о-о да… – пробормотала я. – Я смогу выбраться. Более того, это было бы просто идеально.

– Отлично, – предостерегающим тоном произнес он. – Я бронирую номер прямо сейчас. Я как раз знаю одно подходящее место. О Люси, ангел мой, я так тебя хочу, я хочу наброситься на тебя и исследовать каждый сантиметр твоего тела! Кажется, меня преследует какое-то ужасное проклятие. Я с ума сойду, если скоро не увижу тебя, моя прелесть!

Я захихикала и велела ему не сходить с ума, а потом повесила трубку. Сердце билось в экстазе, прыгало от восторга. Но еще я задумалась, а захочет ли он когда-нибудь исследовать мою душу и разум, а не только тело? Но сейчас это было неважно. Мы назначили романтическую встречу, а узнать друг друга поближе можно и потом, разве нет? Весело мурлыкая себе под нос, я прибралась на столе у Кита, разложила квитанции, блокноты и карандаши в одну линию и сказала себе, что хватит капризничать.

 

Глава 20

Кит долго не возвращался. Он позвонил ветеринару, договорился, что Рококо останется у него до утра, и вернулся только около семи вечера. Я думала, ждать мне его или нет. Вообще-то, рабочий день у меня кончался в шесть, но я решила, что в данных обстоятельствах лучше подождать, отдать ему ключи и вкратце рассказать о произошедшем, а не бежать с корабля, чтобы он явился в пустой дом.

– Ты права, – сказал он, устало плюхаясь на диван. У него был измученный и расстроенный вид. – Реакция на инсулин. По мнению врачей, инсулина было слишком много и уколы делали слишком часто. В течение пары дней они возьмут все анализы и скажут мне. Слава богу, что ты оказалась рядом, Люси. Не могу представить, что было бы, если бы здесь заправляла Мишель. Вот именно об этом я и говорил: мне нужен ответственный человек.

Я поморщилась, вспомнив о своих совершенно безответственных выходках в спальне.

– Ты знаешь, что Чарли заходил? – пробормотала я. – Надеюсь, ты не против, Кит. – Я подняла на него полные страха глаза.

– Против? Господи, и почему я должен быть против? Нет, конечно. Во-первых, он, похоже, спас Рококо жизнь, и, во-вторых, я только рад, если твои друзья будут заходить – тогда тебе не будет так скучно. В самом деле, ты же не девочка-подросток, тайком приглашающая своего неряху-дружка, чтобы перепихнуться на моем диване! Между прочим, насчет Мишель у меня были подозрения.

Я поморщилась. Но Кит же ничего не узнает, правда? Чарли женат, а я – ответственная вдова, мать двоих детей. Ага, и чем занимаюсь! Уже не в первый раз меня захлестнуло глубокое чувство стыда, но прежде чем я с головой погрузилась в угрызения совести, Кит прервал мои мысли.

– Значит, клиентов не было?

– Что? – Я встрепенулась.

– Заходил кто-нибудь или весь день было тихо?

– Ну, не совсем тихо. После обеда пришли две бабульки.

– Правда? – Он выпрямился. Казалось, его это взволновало.

– Да, но они ничего не купили, – поспешно добавила я. – И вот только недавно заходила какая-то парочка, их очень заинтересовал ореховый туалетный столик.

– Великолепно! – просиял Кит.

– Да, они так им восхищались и сказали, что подумают. – Тут я слегка приврала. Вообще-то, они посмотрели на столик краем глаза и спросили, как выехать на шоссе, но Кит так обрадовался, что я решила приукрасить.

– А звонил кто-нибудь?

– Да, было два звонка. Оба от американцев. Декоратор из Лондона – он сказал, что ты знаешь, по какому поводу. У него маленькая проблема с происхождением того серебра, которое ты недавно ему продал. На самом деле он сказал, цитирую: «Если это эпоха короля Георга, то я китаец!».

– Тупой козел. Что он, георгианского серебра никогда не видел? А второй звонок?

– Девушка, звонила из Нью-Йорка. Сказала, что заедет в следующем месяце посмотреть на парные канделябры семнадцатого века. Я ответила, что ей лучше поторопиться, потому что один чемпион по поло из Аргентины хочет купить их немедленно!

– Правда, Люси? Вот молодец! Ну надо же, как сообразила! Нужно это отпраздновать. Присоединишься?

Я правда молодец? Я пораженно наблюдала, как он со счастливым видом зашагал к комоду, где хранились графинчики со спиртным. «О боже, – подумала я, – я же почти ничего не продала, две секунды поговорила с какими-то мелкими клиентами, чуть не убила его собаку и едва не переспала с его другом в спальне Тюдоров, а он смешивает мне коктейль с тоником и лимоном?» Но разве я могла возразить? Я посмотрела на часы. Скоро уже пора укладывать мальчиков, да и вообще я за эти дни почти с ними не виделась, но отказаться было бы грубо. Он протянул мне огромный стакан с джином, и, должна признать, я охотно из него отхлебнула. Потом Кит присел на диван рядом со мной и ослабил галстук.

– А-а-а-а-а… Вот так-то лучше. Какой долгий день. Консольный столик ушел за астрономическую сумму.

– Да? Я как раз хотела спросить.

– Хорошо, что не спросила. Только зря время потратил. – Он устало потер подбородок – Но это неважно. Зато мне рассказали о распродаже имущества, которая должна будет пройти на следующей неделе в Париже, в доме маркиза де Сен-Жермена, – там можно будет найти настоящие сокровища. Так что я отправляюсь туда и оставляю магазин в твоих надежных руках. – Он откинулся на диван и вздохнул. – Все так замечательно получилось, Люси, я так рад, что ты здесь! Надеюсь, тебе не было скучно? – Он обеспокоенно посмотрел на меня.

Я нервно глотнула коктейль.

– Хм-м, нет. Ничуть.

Уж сегодня-то точно нет, у меня не оставалось времени скучать с его собакой-диабетиком и разгоряченным любовником. Но что, если бы их не было? Два бесконечных дня в неделю. Каждую неделю. Я буду смотреть на отполированный пол, блестящую мебель и слушать тиканье напольных часов, поджидая случайных прохожих. Раз сегодня, по его меркам, чрезвычайно хороший день.

Я тайком покосилась на его утонченное и доброе лицо и задумалась: а он случайно не хочет сделать меня менеджером своего лондонского магазина? Чарли рассказывал, что у него есть магазин на Эбери-стрит, куда съезжаются люди со всего мира, чтобы посмотреть на его товар. Я и не думала, что у Кита есть еще кое-что про запас, но, видимо, лондонский магазин был настоящей жемчужиной, своеобразным выставочным залом, где собраны все эксклюзивные предметы из этого дома, который служил чем-то вроде склада. Так я могла бы там чудеса творить! Могла бы стать чрезвычайно обаятельной хозяйкой и даже поселиться в маленькой уютной квартирке, например над магазином: перевезти мальчиков, послать к черту Оксфордшир и тут же вернуться в Лондон! Может, я даже смогу иногда ездить вместо него в заграничные командировки. Пара дней в Нью-Йорке меня устроят идеально – быстренько пробегусь по «Блумингдейлс», потом вернусь на Эбери-стрит. Только вот в разговоре выяснилось, что Кит сам планировал заниматься именно этим. С моей помощью. Он хотел проводить несколько дней в неделю в своем стильном антикварном бутике в Лондоне, а на выходные возвращаться в загородный особняк. За исключением тех случаев, когда он за границей: тогда его можно найти в отеле «Георг V» в Париже или в нью-йоркском «Хилтоне». Я слушала его и завидовала. Хорошая же у него жизнь: спокойная, яркая, интересная, в меру роскошная – жизнь элегантного, эрудированного человека. Но тогда почему, скажите на милость, его жена сбежала с водопроводчиком?

Возвращаясь домой тем вечером, я размышляла над этим вопросом. Мы выпили больше, чем один коктейль, и хорошенько посмеялись. Мы выяснили, что у нас полно общих знакомых, любителей антиквариата – эклектичная компания до истерики изнеженных людей, которых особенно много в Нью-Йорке. Мы хохотали до визга, вспоминая их чудачества. Неужели она все это променяла на трубы и клапаны? Хотела бы я увидеть этого водопроводчика. Хотела бы я увидеть парня, который мог предложить больше, чем Кит. Хотя Чарли же говорил, что ее антиквариат не интересует. Он описал ее как Барби, которая только и знает, что бегать по модным фитнес-клубам. Контрастные пряди в волосах, круглогодичный загар и страсть к посещению винных баров. А поскольку антиквариат для Кита был не только работой, но всем его миром, я прекрасно понимала, почему их брак развалился.

«Очень важно, чтобы работа супруга тебя интересовала», – подумала я, проезжая по темным деревенским дорогам. Неду всегда нравилось бывать на закрытых торгах, даже если о коллекции он ничего не знал; ему нравилась напряженная атмосфера аукциона, он был в восторге от обстановки и воспринимал аукцион как театральную пьесу. Занавес поднимался и опускался лишь с последним ударом молотка. Я же провела много счастливых часов, просматривая вместе с ним отснятые эпизоды: пусть я не вникала в мелочи, но мне нравилось смотреть, как он снова и снова прокручивает пленку, пережевывает каждый кадр, решает, что вырезать, зная, что именно от этого зависит успех или провал, и терпеливо ждет того момента, когда будет полностью доволен. У нас с Недом была гармония, хотя обитали мы в совершенно разных мирах.

Я глубоко вздохнула, проезжая мимо ворот Незерби. Воспоминания о тех днях до сих пор причиняли мне почти физическую боль. Я ощущала тупую боль внизу живота, потому что знала: у нас было то самое. Та незаметная, особая гармония, которую все ищут и так редко кто обретает. А некоторые просто притворяются, что нашли ее, женятся и довольствуются тем, что есть. Притираются друг к другу и делают все возможное, горько улыбаются и говорят: «Мы хорошо ладим. Просто у каждого брака бывают неудачные периоды».

Нет, у нас все было иначе. Наша любовь была настоящей. И я знала, что сейчас ищу того же самого, потому что человеческая природа просто не может без любви. Но когда я задумывалась об этом серьезно, как, например, сейчас, в машине, подъезжая к дому, в котором он вырос, я пугалась до смерти. Потому что тот человек, с которым я пытаюсь обрести эту гармонию, в какой-то степени так же недоступен, как и Нед. Я не говорю, что Чарли все равно что мертвый, но он же женат. Кто знает, может, он и уйдет от своей жены, но… Машина вдруг резко завиляла. Уйдет от жены? И бросит ребенка? А хорошо ли это, Люси? Неужели ты хочешь именно этого? По моей спине пробежал холодок. О боже, иногда я сама себя пугаю. Но только иногда. Как правило, я зарываю голову в песок и вообще не думаю о его жене. А когда думаю, она всегда в монашеском обличье, принимает духовный сан. И это ее выбор, ее решение. А я тут ни при чем.

Подъезжая к амбару, я посмотрела на ночное небо и выбрала звездочку – днем я обычно выбирала облако.

– Ну и что бы делал ты? – хриплым шепотом спросила я звезду. – Что бы делал ты, если бы я умерла, Нед? Если бы все случилось наоборот?

Я часто над этим думала. И мне кажется, он ответил бы так же, как я. И стал бы искать другую. Но все же действовал бы более осмотрительно и сдержанно. Конечно, он был бы убит горем, как и я сначала, а потом наступил бы период успокоения. Спокойное время, когда бы он, как и я, заботился о мальчиках, занимался обычными делами, день за днем, и был бы одинок. Но потом, Нед, разве потом ты бы не вышел из машины, не посмотрел бы на небо и не решил осторожно попробовать снова? Как я пробую сейчас? Ты бы не стал вечно прозябать в одиночестве, как бы глубока и сильна ни была наша любовь. Но я поняла, что даже не могу посмотреть этой звездочке в лицо. Я поняла, что Нед попробовал бы начать новую жизнь гораздо более честным" и менее грязным путем, и уж ни в коем случае не с замужней женщиной. Он бы нашел более подходящую кандидатуру.

«Как Кит Александер, например», – раздраженно прокричал мой внутренний голос, когда я закрыла за собой дверь. «Да, конечно, это было бы намного удобней», – со вздохом подумала я. Едва ли он горит желанием пригласить меня на свидание или что-то в этом роде, но я почувствовала, что между нами пробежала искра. Предлагая мне второй коктейль, он тем самым показывал, что моя компания ему приятна и он не прочь увидеть продолжение вечеринки. Это, конечно, не много, но и не мало, и в нашем возрасте, учитывая наши обстоятельства и прошлое, этого вполне достаточно. Я намеки понимаю. И все бы так мило устроилось! Кит – умный, интересный человек, обожает антиквариат и будет обожать меня, а еще у него два взрослых сына, которые станут примером для моих маленьких сыновей, и при этом им даже не надо менять подгузники – о нет, самое большее, что я от них получу, это большой мешок с грязным бельем! И мы все сможем ужинать за большим дубовым столом на кухне в особняке Фрэмптон. Широко раскрыв глаза, Бен с Максом будут слушать рассказы добродушных сыновей Кита о каникулах в Африке или Перу (в глубине души оба они испытают огромное облегчение, оттого что их отец наконец-то нашел себе милую девушку, которая разделяет его интересы). У нас будет большая счастливая семья. И Нед бы меня одобрил, я уверена. О да, насчет Кита у Неда не возникло бы никаких возражений, но вот Чарли? Я поморщилась, спрятавшись от укоряющего, сверкающего взгляда небес, и побежала к амбару.

Подойдя к двери, я посмотрела наверх. В спальне мальчиков было темно: значит, надеюсь, они крепко спят. Триша забыла задернуть шторы. Вставляя ключ, я заглянула в окно. Горел неяркий свет от двух настольных ламп, и я ее не видела. Наверное, она в туалете или наверху. Тут я поняла, что надо было позвонить ей, предупредить, что я задерживаюсь, но Триша же такая умница. Наверняка догадалась, что надо уложить мальчиков и дождаться меня. Когда я вошла, то услышала какое-то движение. Она сидела на диване ко мне спиной, но когда она встала и обернулась… оказалось, что это вовсе не Триша. Это была Роуз.

– О! Роуз, что вы тут…

– Извини, что испугала тебя, Люси. – Она улыбнулась.

– Нет… нет, все в порядке. А мальчики?

– Они в доме. Мы уложили их в комнате для гостей.

– Я думала, что Триша посидит с ними здесь.

– Боюсь, я не могу позволить ей все время сидеть у тебя, Люси. Джоан нужна ее помощь на кухне. Завтра я устраиваю большой званый обед, так что сегодня вечером она работает в доме.

– Понятно. – Я смущенно покраснела и подошла к кухонному столу. Ну да, как нагло с моей стороны предположить, что она будет работать на меня все время! Но вообще-то, Роуз сама внушила мне эту мысль. И мне не нравилось, что я возвращаюсь, а мальчиков нет дома. Мне не нравилось, что они ночуют в Незерби. Но ведь я сама виновата, наверное, что не позвонила и не договорилась заранее. Какая же ты дура, Люси.

– Надо было позвонить Трише, – согласилась я. – Если бы я знала, что она не может остаться, то приехала бы пораньше. Мой новый начальник предложил выпить с ним по коктейлю.

– По паре.

– Что? – Я оторопела. Роуз посмотрела на часы.

– Уже почти половина девятого. Надо же, как долго он заставляет тебя задерживаться. У вас там явно была вечеринка с коктейлями!

– Просто сегодня выдался очень… суматошный день. И он вернулся поздно. Так что да, мы выпили по паре коктейлей. – О господи, ну почему я должна объяснять ей, с кем и где я была? Или подсчитывать, сколько я выпила? Я осторожно положила сумку и ключи от машины на стол. – Хм-м, Роуз, как вы вошли?

– У меня, разумеется, есть ключ, – как ни в чем не бывало произнесла она.

Разумеется. Как оказалось, она приготовила себе чашку кофе, прочитала пару журналов, которые лежали раскрытыми на столе, открыла пачку арахиса и даже пересыпала его в миску. Я бы, конечно, не возражала, если бы то же самое сделали Джесс или Тереза, например, но даже они бы сначала позвонили и спросили разрешения, а Роуз… Так просто взять, достать ключ из сумочки и расположиться в моем доме…

– Дорогая, я пришла потому, что хотела извиниться. Вчера вечером я вела себя непозволительно – какой позор, что я обвинила тебя во всех грехах! Я прошу, точнее, я умоляю тебя простить мне мою истерику. Пусть все это останется в прошлом, и начнем с чистого листа, ладно? – Ее голубые глаза встревоженно округлились, взывая ко мне; она нервно теребила кольца. Я никогда не видела, чтобы Роуз нервничала.

– Хорошо, – ответила я, присаживаясь на табуретку у стола. Господи, да я уже почти обо всем забыла. Это было только вчера, но мне казалось, будто тысячу лет назад. С тех пор так много всего произошло.

– Не понимаю, что на меня нашло. Разумеется, я была расстроена. Но ты тут совершенно не при чем.

– В некоторой степени вы были правы, – медленно проговорила я, ломая голову, к чему она затеяла это покаяние. – Я действительно познакомила Розанну с Гектором. Но, как я вчера уже говорила, Гектор – взрослый мужчина.

– Именно, – охотно согласилась она. – Ты читаешь мои мысли. Он глупый взрослый мужчина, который думает одним местом в штанах, и то, что он делает, – его личные заботы. Молю Бога, чтобы он образумился и пришел в себя. Но Люси, я ни при каких обстоятельствах не хочу, чтобы эта история испортила наши отношения. Мы теперь стали такими близкими подругами, и я не допущу, чтобы что-то угрожало нашей дружбе.

Я снова оторопела. Близкими подругами? Неужели? Я лично никогда не считала нас сердечными друзьями, но Роуз ведь такая ледышка, может, она так себе дружбу представляет? Может, по ее меркам, ближе уже некуда? Как бы то ни было, твердо решила я, все равно гора с плеч. Она права, мы не смогли бы жить в такой напряженной обстановке. Кто-то должен был прояснить ситуацию. Я улыбнулась.

– Я согласна. Было бы ужасно жить бок о бок в напряженных отношениях.

– Именно, – кивнула она. – Было бы еще хуже, если бы ты чувствовала себя неуютно и решила переехать. Я всю прошлую ночь не спала, беспокоилась, но ведь ты не собираешься переезжать, правда, Люси?

Ага. Значит, вот в чем дело. Я пристально посмотрела на нее. Она примостилась на подлокотнике одного из мягких диванов с обивкой цвета терракоты, который сама и выбрала, в окружении восточных подушек, которые она же и заказала по модному каталогу, в мягком свете настольной лампы. И я поняла, что она меня купила, что Джесс была права. И еще я поняла, что это ключевой вопрос и мне нужно ответить на него очень осторожно.

– Нет, Роуз, я и не думала переезжать.

– О, я так рада! – просияла она.

– Но, – я заколебалась, – я также не могу дать вам гарантию, что пробуду тут вечно.

– Ну конечно же не вечно! – Она нервно рассмеялась. – Не до тех пор, пока тебе стукнет восемьдесят шесть, а мне сто с чем-то, конечно, нет!

– Хм-м, нет, о таком далеком времени я не говорю. Я хочу сказать, что не знаю, как повернется моя жизнь. Не знаю, где я буду работать, к примеру.

– Но ты же устроилась на работу в особняке… Идеальный вариант, прекрасное работа, и все эти антикварные вещицы…

– Да, в данный момент это прекрасная работа, но она бесперспективна.

– Конечно, но с двумя детьми и финансовым обеспечением любая работа… ну, в общем, сгодится. Я знаю вас, молодых современных девушек: вам кажется, что вы должны чем-то заниматься, но сама посуди – они тебе нужны, эти перспективы?

– Не знаю, насколько нужны, но я хочу делать карьеру, – твердо проговорила я. – У меня всегда была перспективная работа, и я никогда не воспринимала ее как «ну, в общем, сгодится». К тому же, как знать, может, придется учесть и другие факторы. Например, я встречу кого-нибудь. И может, даже захочу выйти замуж, – с вызовом добавила я.

Тут она помрачнела и выпятила подбородок. Потом взяла себя в руки.

– Ну да, да, конечно. Ты молода, и никто не ждет, что ты будешь вдовой вечно, но для большой семьи этот дом вполне сгодится, а если что, можно сделать пристройку…

Я онемела. Ну надо же, как она все продумала.

– Да, наверное, а может, этого и не произойдет. Может, я и не выйду замуж, и не смогу сделать карьеру, и не найду нормальную работу, потому что будет уже слишком поздно. И тогда я останусь здесь и буду воспитывать своих сыновей, и буду очень счастлива и безумно благодарна вам за то, что вы обеспечили мне такую жизнь. Я просто хочу сказать… – я попыталась говорить честно, – что не умею предсказывать будущее. И ничего не могу обещать.

Роуз кивнула и опустила голову.

– Нет, конечно же, – затараторила она. – Но знаешь, так лучше для мальчиков, у них здесь есть стабильность. В сентябре они начнут ходить в новую школу, ты же не хочешь снова таскать их с места на место?

– Я вовсе не собираюсь этого делать, – терпеливо проговорила я. – Но если бы я и решила переехать, ничего страшного. Дети очень легко адаптируются.

– И нельзя забывать, что здесь все их родственники, – продолжала она, не обращая внимания на мои слова и пробуя новую тактику, – это им очень полезно. У них нет отца, но зато есть его семья, его родители, бабушка с дедушкой, совсем рядом…

– Не спорю, это здорово, конечно. Но то же самое у них было и в Лондоне. Только там были мои родители, – я пристально посмотрела на нее, – которых, кстати, теперь они видят все меньше.

– Конечно, – занервничала она, – но ведь мальчики носят фамилию Феллоуз, не так ли? Это фамилия их семьи, очень старинная фамилия. А корни так важны, не правда ли, Люси?

Я кивнула. Наверное, лучше мне не отвечать. Лучше придержать язык и не говорить: «Ага, в отличие от моей фамилии. И от моих польско-ирландских эмигрантских корней». В который раз во рту у меня появился гадкий привкус.

– И смотри, какое им тут раздолье. Так много пространства, огромная территория, по которой можно бегать, озера для рыбалки, бассейн – им так весело!

Я опять кивнула, не напоминая о том, что в Лондоне им тоже было весело: у них были друзья, с которыми они катались на скейтборде, и парки, где можно было ездить на велосипеде, и Национальный исторический музей с динозаврами. Не говоря уж о том, что они куда меньше времени проводили в машине – школа была в пяти минутах ходьбы. Вместо этого я осторожно обдумала каждое слово:

– Роуз, я очень рада, что вы пришли; очень мило с вашей стороны извиниться. И это вовсе необязательно, так как я на вас не обижаюсь. Но если вам нужна гарантия, что мы останемся здесь жить на долгое время, я вам ее дать не могу. Я благодарна, очень благодарна, как я уже говорила, но я честно не знаю, как повернется моя жизнь. Если бы я была посвящена в ход собственной судьбы, я бы с радостью поделилась с вами, но мне ничего не известно. Поэтому я ничего не могу обещать.

На секунду ее глаза угрожающе вспыхнули. Потом она подняла подбородок и улыбнулась.

– Разумеется, не можешь, а кто может? Даже те из нас, чья жизнь устроена, не могут знать, что ждет их за углом. – Она погрузилась в задумчивое молчание, и в тот самый момент за высокими окнами из зеркального стекла вспыхнули фары, осветив весь дом и заставив нас прикрыть глаза. Потом фары погасли, и через секунду у амбара остановилась машина. Роуз поднялась на ноги.

– Это Арчи. Я сказала, что зайду к тебе, и он, наверное, решил, что мне слишком опасно возвращаться домой в темноте.

Я слезла с табуретки и проводила ее до двери, борясь с эмоциями и надеясь, что была с ней не слишком жестока.

– Роуз, нам здесь правда нравится, – начала было я, – и мальчикам, и мне. Не поймите меня неправильно, здесь настоящая идиллия, просто…

– Я знаю. – Она остановилась и вдруг поцеловала меня в щеку. – Просто ты не знаешь, что взбредет тебе в голову. – Она слабо улыбнулась. – А разве кто-нибудь знает?

Я смотрела, как она садится в машину, подбирая ноги и закрывая за собой дверцу. Когда машина развернулась и протарахтела мимо, я заметила, что за рулем сидит вовсе не Арчи, а доктор Дэвид Мортимер.

Ну конечно, улыбнулась я. Трудно было представить, что Арчи тревожно смотрит на часы в библиотеке, ставит в сторону стакан с виски и поднимается с кресла, чтобы заехать за женой. Что он волнуется, как она пойдет домой в темноте. Но я прекрасно могла представить, как он кивает сидящему напротив и говорит: «Не окажешь мне услугу, друг?»

«Как всегда, – подумала я, запирая за собой дверь, – у них под рукой оказался преданный слуга. Разумеется, это была бесплатная услуга, но взамен этот пожилой холостяк получал множество других благ. Охота, воскресный обед, неограниченный доступ к бару с напитками. И за все это приходилось платить, будучи всегда дружелюбным и обаятельным. Но доктор тоже зависит от них, ни больше ни меньше. Он тоже всегда готов прибежать на их зов».

 

Глава 21

Когда на следующее утро я пришла в Незерби за мальчиками, то обнаружила, что их там нет. Казалось, в доме вообще никого не было, но наконец я нашла Арчи и Пинки в комнате для завтраков. Белую льняную скатерть, покрытую крошками и уставленную блюдами, уже унесли, но Арчи и Пинки все еще неторопливо жевали тосты с мармеладом, греясь на солнышке, и читая – он – «Телеграф», она – «Мэйл». Когда я спросила, где мои дети, Арчи изумленно оторвался от газеты:

– Бен и Макс? Они поехали в Оксфорд с Роуз. Уехали примерно час назад. Какое-то кукольное представление или что-то вроде этого в Блумсбери. По-моему, они пошли в театр. Она тебя разве не предупредила?

– Нет, она ничего не говорила.

– А-а.

– Вы не знаете, когда они вернутся?

– Она не сказала, дорогая, – пробормотал он и посмотрел на меня. – Но она вполне может отвести их потом пообедать, как думаешь? Ей нравится проводить время с внуками.

«Да уж, – подумала я, потоптавшись в дверях, – и мне тоже нравится проводить время с моими детьми. Ведь в последние дни я мальчиков почти не видела. Они то здесь, то там с кем-нибудь из Феллоузов. Но я же сама в этом виновата. Я постоянно занята».

Арчи опять поднял голову:

– Ну что, Люси, что-то еще хотела спросить?

– О нет. Нет, это все. – Я повернулась к двери. Другими словами: «Какого черта ты тут торчишь, не даешь человеку нормально позавтракать?» Нет бы предложить: «Налей себе чашечку кофе, Люси, пододвинь стул». А Пинки даже не соизволила поздороваться. В последнее время от моего внимания не ускользнуло, что, если я была без мальчиков, мое присутствие в Незерби ни у кого не вызывало особого восторга.

Я развернулась на каблуках. И как мило поступила Роуз, забрав Бена и Макса без моего позволения! Я кипела, сердито вышагивая по коридору. Я понимаю, конечно, что приятно сходить с бабушкой в кукольный театр, я вовсе не собиралась устраивать истерику по этому поводу, но мы же с ней только вчера вечером виделись! Могла бы и предупредить.

Я направилась в хозяйственную часть дома. Мои шаги заглушали персидские ковровые дорожки. Потом я прошла через главный холл, и туфли зацокали по черно-белым известняковым плиткам. Стеклянные двери на террасу были уже открыты, и я почувствовала тепло очередного восхитительного летнего дня. Толкнув дверь под лестницей, я оставила позади взрыв солнечного света и оказалась в унылом коридоре, отворила дверь, обитую зеленым сукном, и двинулась к конюшенному двору.

По дороге к двери черного хода я проходила мимо кухни. Воздух пропитался запахом жареного бекона и прогорклым дымом, который возникал всегда, когда Джоан что-то готовила. Я хотела пойти дальше, но вдруг услышала всхлип. Замерев, я сделала шаг назад и, заглянув на кухню, увидела, что Джоан стоит рядом с кем-то сидящим за кухонным столом. Тот человек снова всхлипнул. Я потопталась на пороге, но все же вошла. За столом, опершись локтями и уронив голову на руки, сидела Триша, а Джоан обняла ее толстой рукой и неуклюже гладила по голове. Услышав меня, Триша подняла заплаканное лицо.

– Извини, – неуверенно произнесла я. – Я просто услышала…

– Нет-нет, все в порядке, – всхлипнула Триша, вытирая нос рукой. – Заходи, Люси. Я все равно собиралась с тобой поговорить.

– Что стряслось? В чем дело? – я торопливо подбежала к ней и села рядом. Джоан с облегчением покинула пост и поспешила к кипящему чану с водой.

– Проблема с парнем, – мрачно пробормотала Джоан, хватая полотенце и снимая чан с огня. – И парень хуже не найдешь, по-моему. Я ей сразу сказала, Люси: не выйдет ничего путного, если свяжешься с таким, как Джек Феллоуз. Он никогда не остепенится, и точка. Я не говорю, что он мерзавец, но я лично никогда не видела его с одной девушкой дольше пяти минут, это факт. Я же с самого начала тебя предупреждала, разве нет? – Она укоряюще кивнула Трише, прежде чем опрокинуть на дуршлаг картошку и исчезнуть в клубах пара.

Я взяла руку Триши и крепко ее сжала.

– Ох, Триша. К сожалению, Джоан права, – вздохнула я. – Джек слишком непостоянный. Черт, жаль, что я тебя тоже не предупредила, но я не думала, что у тебя все серьезно!

Это вызвало новый поток слез, голова Триши камнем упала на руки.

– Да, серьезно, очень серьезно, и я ничего не могу поделать – я его так люблю! – сдавленно простонала она, уткнувшись в начищенный сосновый стол. – И знаешь, Люси, – она посмотрела на меня заплаканными глазами, – он же понятия не имел! Не подозревал даже! Думал, что со мной можно поразвлечься, что со мной весело гулять, пока вчера я не заговорила о том, что было бы здорово выбраться из дому, потому что у меня намечаются выходные – всего два дня. И мы могли бы куда-нибудь съездить, например, в какой-нибудь симпатичный отель. И тут он как завопит: «Серьезные отношения, о боже, нет!» Клянусь, никогда не видела, чтобы парень так быстро делал ноги.

Я поморщилась.

– Могу себе представить. Его небось не было видно, такая пыль поднялась. Как же он меня иногда бесит! Типичное поведение для Джека, правда, Джоан?

– Как я уже сказала, он вовсе не мерзавец, – осмотрительно проговорила Джоан, сосредоточенно встряхивая дуршлаг с картошкой. – Но постоянство не для него, вот в чем проблема.

– И знаешь, в чем еще дело? – Триша шмыгнула носом. – Я уверена, у него есть другая. На днях он ездил в Лондон – с тобой, Люси. А когда вернулся, знаешь, стал какой-то холодный. Рассеянный. Со мной почти не разговаривал. Уверена, он там был с какой-то шлюхой, – с ненавистью прошипела она.

Я нервно сглотнула, вспомнив томную прекрасную Паскаль, с которой Джек обнимался и любезничал в окне спальни и которая совсем не была похожа на шлюху.

– Хм-м, да, наверное, – проговорила я: мне не хотелось делать ей еще больнее. – От Джека можно ожидать чего угодно. Хотя, возможно, он просто думал о работе или еще о чем-нибудь, – ободряюще произнесла я. – У него скоро выходит книга стихов, может, он волнуется из-за рецензий или еще чего-нибудь. – Джоан презрительно фыркнула.

– Но даже если у него есть кто-то еще, – поспешно добавила я, – к тебе это не имеет никакого отношения, Триша. Просто такой уж он человек. Не может совладать со своими гормонами, и чем быстрее ты это осознаешь, тем лучше. Таких, как он, обычно называют юбочниками. – Я улыбнулась и потрепала ее по плечу, пытаясь приободрить.

В Ответ она лишь слабо улыбнулась.

– Но он самый милый, добрый, щедрый и веселый человек, которого я только знала в жизни, – тихо проговорила она. – И я не могу его не любить. Не могу, Люси! – Она снова уронила голову на стол и залилась слезами.

Я вздохнула, посмотрела на Джоан и хотела было поднять брови и сделать выражение лица из серии «все-это-мы-уже-видели», но та повернулась к нам спиной и остервенело резала картошку, сверкая лезвием ножа.

– Послушай, Триша, – я предприняла вторую попытку. – Я знаю, сейчас тебе кажется, будто наступил конец света, но обещаю, через пару недель ты посмотришь на него и удивишься, что только…

– Неправда, неправда, неправда! – разрыдалась она. – И что еще хуже – я же должна видеть его каждый день, черт возьми, смотреть на него каждый чертов день и слышать его голос! Не знаю, как я все это вынесу.

Издав еще один сдавленный стон, она подскочила, опрокинула стул и, не видя дороги от слез, вылетела из комнаты. Я слышала, как она прогрохотала по коридору и хлопнула дверью черного хода.

Я медленно наклонилась, подняла стул и поставила его на место. Джоан ничего не сказала. Триша плакала так сильно, что весь стол промок. Я взяла полотенце, чтобы вытереть лужу, и тут почувствовала, как во мне закипает злоба. Я скомкала полотенце и в ярости швырнула его на стол.

– Где он, Джоан?

– В библиотеке, как обычно. Наверняка пишет свои проклятые стишки.

– Ага. Сейчас я ему устрою стишки!

Я вылетела из кухни, промаршировав по выложенному плиткой коридору и резко толкнув обитую зеленым сукном дверь, ворвалась в главную часть дома. Проходя через холл, я почувствовала, что моя злоба стала еще больше; я ускорила шаг и очутилась в коридоре с дубовыми панелями, ведущем в библиотеку. На секунду остановилась и отдышалась. Дверь в библиотеку была закрыта. Я хотела постучать, но потом резко повернула ручку и вошла.

В комнате, вдоль стен которой высились книжные полки, было необычно светло. Но я привыкла заходить туда только вечером, когда у дровяного камина здесь сидел Арчи, а зеленые бархатные шторы были закрыты. Сейчас же сквозь высокие окна проникли солнечные лучи, освещая полки и бросая блики на кожаные корешки книг. Какое-то время глаза привыкали к свету, и я не сразу увидела Джека, который сидел в дальнем углу за огромным столом красного дерева – лицом ко мне и спиной к окну с эркером. Он сосредоточенно склонился над… нет, не над грудой бумаг, а над книгой в бумажной обложке зловещих черно-красных тонов. Услышав, что открылась дверь, он опустил книгу с почти виноватым видом, и на секунду на его лице промелькнуло раздражение. Потом он заулыбался.

– О, Люси, привет. – Он торопливо закрыл книгу и сунул ее в ящик.

– Нечего мне тут приветкать, – огрызнулась я, шагая прямо к нему. – Что ты сделал с бедной девочкой?

Я оперлась о стол и наклонилась к нему, а он оторопело посмотрел на меня и откинулся в кресле.

– С какой еще девочкой?

– С Тришей, разумеется! О боже, ты разбил ей сердце и даже не можешь припомнить, что это за девочка? Да что с тобой такое, Джек? Ты что, эмоциональный насильник, что ли? – Я сверлила его взглядом. Он непонимающе смотрел на меня голубыми глазами. – У тебя что, вообще нет чувства приличия? Ответственности? Нет… ну я не знаю… нет сердца, что ли, будь ты проклят? Неужели ты не можешь понять, что девушка в тебя влюбилась? Неужели не умеешь читать знаки? Или умеешь, но тебе на все наплевать? Ты все равно продолжаешь с ней развлекаться, а потом бросаешь, стоит ей только намекнуть на серьезные отношения?

Он пристально посмотрел на меня через стол, медленно снял колпачок с ручки и сменил стержень.

– Вообще-то, все было совсем иначе, – тихо проговорил он. – Во-первых, я понятия не имел, что она в меня «влюбилась», если использовать твое выражение. До тех пор, пока она не предложила мне отправиться с ней в гостиницу на уикенд. И, во-вторых, я вовсе ее не поощрял, если не считать того времени, которое мы вместе проводили с Беном и Максом. Мне очень жаль, что она расстроилась, искренне жаль, но…

– Только не надо про искренность! Чушь собачья! – взорвалась я. – Да тебе плевать на все! Ты бы даже не заметил, если бы она повесилась или вернулась в Австралию, а если «не поощрять» по твоим понятиям значит заниматься сексом на берегу реки, шептать ей на ушко сладкие слова и уверять ее в том, что она самая прекрасная женщина на свете, то ты ходишь по болоту, Джек. Не забывай, я давно тебя знаю, видела тебя в действии и в курсе твоих хитростей. Триша – не первая девушка, которая рыдает из-за тебя на моем плече, и я уверена, что не последняя. И, если честно, мне это уже малость надоело. Ты же не подросток, в самом деле, ты даже не юный сердцеед… О боже, ты только посмотри на себя! Был бы ты парнем, только что достигшим половой зрелости, который никак не насытится, никак не остепенится, не может выдержать даже минуты серьезных отношений! Но ты не годишься ни под одну из этих категорий, Джек, ты всего лишь жалкий стареющий донжуан, серийный юбочник, который гоняется за девочками-студентками по лекционному залу и даже на десять минут не может совладать с тем, что у него в штанах!

Меня прямо трясло от ярости. И еще я знала, что большая часть этой сдерживаемой злобы направлена на мою свекровь, которая сейчас с самодовольным видом сидит рядом с моими сыновьями в темном зале театра. И все это вылилось на Джека.

– Понятно, – тихо проговорил он. Мои слова его явно не задели. – Тогда кто у нас ты?

– Что?!

– Если я – жалкий стареющий донжуан, то кто у нас ты, Люси?

– Мы не обо мне сейчас говорим, – процедила я сквозь сжатые зубы, – речь о тебе, о твоем безответственном поведении, в результате которого молоденькая девочка только что билась в истерике за кухонным столом! – Я ткнула пальцем в коридор. – Она там, Джек, по крайней мере, была там с Джоан и со мной, но сейчас, наверное, лежит на кровати в своей комнате и заливает слезами подушку! И тебе на это плевать! Плевать!

– Нет, не плевать, но сама подумай, – проговорил он, – она же не замужем.

– Что? – Я ошарашенно вытаращилась на него.

– Я сказал, она не замужем. Это было невероятно.

– О боже, Джек, как же ты жалок, – наконец произнесла я. – Ты жалок и смешон, как ребенок. Дешевая отмазка.

– Неужели? – Он встал и подошел к столу с моей стороны. Вдруг мне показалось, что он очень вырос и встал как-то слишком близко ко мне. Я отпрянула. – Значит, дешевая, да? А почему бы тебе, прежде чем являться сюда и твердить о долге и ответственности, не подумать о собственных поступках? Прежде чем кидать в меня камни, почему бы тебе не подумать о последствиях твоих действий, как следует поразмышлять о том, что исход твоих выходок может быть куда более катастрофическим?

– Какой ты умный, Джек, – огрызнулась я, – сыплешь метафорами из учебника английского языка. Но я знаю, о чем ты говоришь, так что давай будем называть лопату лопатой, раз ты того хочешь. Ну да, он женат. Понятно? Ты счастлив? Но это не мой брак, и сохранить его – не моя проблема.

Даже когда я произносила эту фразу, я знала, что сейчас он разорвет меня в клочья.

– Ты сама в это не веришь, – фыркнул он. – Ты просто малодушная ханжа. Ты сейчас сама на себя не похожа, Люси, как будто вместо тебя говорит какая-то лживая, слабая трусиха, которая ищет, за чью бы спину спрятаться. Это недостойно и совсем на тебя не похоже.

– Да что ты говоришь! – Я покраснела, разозлившись на себя за то, что позволила ему загнать себя в угол. – А какая я на самом деле, Джек? Ты знаешь меня вовсе не так хорошо, как тебе кажется, а вот я тебя знаю. И если ты хочешь сказать, что никогда не влюблялся в замужнюю женщину, я тоже вправе обозвать тебя лицемером и лжецом! Тут он замолк.

– Это было только один раз. И она не ответила мне взаимностью.

– Чушь, – фыркнула я. – Да ты многие годы только и знаешь, что лазать по супружеским кроватям! Небось не раз карабкался вниз по водосточной трубе, когда муж поворачивал ключ в замке! О нет, Джек, тебе это не в новинку, тебе только не нравится, что теперь и я занялась тем же! Ты против того, что я наконец начала встречаться с мужчинами и развлекаться. Ты бы предпочел, чтобы я вечно ходила в трауре!

Я зашагала к двери, обернувшись, увидела, что он побледнел и сжал кулаки.

– Ты говоришь отвратительные вещи, – тихо проговорил он. – И тебе это известно.

– Неужели? – выпалила я, открывая дверь. – Я уже не уверена, что так хорошо знаю тебя, Джек.

Я со всех сил хлопнула дверью и поплелась по коридору. В душе нарастающим потоком поднималась ярость, смешанная с чувством вины. Я задавила эти эмоции, прошла по черно-белому холлу, вышла на террасу через открытые двери, обошла фонтан и направилась через розарий к амбару.

Я знала, что напоследок ударила его ниже пояса. Еще давно, когда мне было очень плохо, Джек как никто другой помогал мне преодолеть горе. Он единственный, не считая Джесс, провел столько вечеров в моей крошечной жалкой квартирке. То было самое худшее время, те самые вечера, когда я укладывала мальчиков спать, а он просто сидел со мной, и я отводила душу, рыдая над старыми фотоальбомами. А он вытирал фотографии насухо полотенцем. Я вспомнила бесконечные тарелки со спагетти карбонара – это было единственное блюдо, которое он умел готовить; как я безразлично ковыряла эти макароны, прежде чем мои глаза снова не застилали слезы, и тогда я опускала вилку и начинала рыдать. Я вспомнила его терпение, доброту, настойчивость; в отличие от прочих навещавших меня посетителей, он никогда не уставал мне сопереживать. Не спорю, он помог мне преодолеть самые черные дни, и мне не следовало… ну что уж там говорить. Я сунула в рот прядь волос и отчаянно ее зажевала.

Но сами посудите, ведь он меня спровоцировал. Во мне всколыхнулся праведный гнев, уравновесив чувство вины на весах моей совести. Я так набросилась на него, потому что – тут я быстро переиграла наш разговор в голове – да потому, что он принялся читать мне лицемерные нотации! Как он посмел снисходительно учить меня морали, как древний глубокомысленный мудрец, когда всем известно, что сам он ведет образ жизни распутного старого кобеля, принюхиваясь к каждой сучке в округе? «Именно это меня и возмутило, – решила я, – именно это меня и подстрекнуло – его ханжество. Как он смеет смотреть на меня свысока?»

Раскрасневшись от негодования, я размышляла над размерами его наглости. Ладно кто другой, но Джек Феллоуз? Вы только подумайте! «Ну и лицемер, – шипела я себе под нос, пересекая мостик через реку. – Мало того, что он чертов лицемер, так он мне еще и завидует. Завидует, потому что кому-то другому весело, потому что теперь не ему одному позволено веселиться! Хотя мне вовсе не весело, – расстроенно подумала я, выплевывая волосы и звонко цокая по деревянному мостику. По крайней мере, не так весело, как он думает. Он небось считает, что моя жизнь – сплошь острые сексуальные ощущения, а на деле моя жизнь – сплошь острое чувство вины. Стыд, обвинения и никакой радости. По-тря-са-ю-ще».

Я поднялась по холму в самое пекло; солнце жгло лоб, и когда я добралась до калитки, то уже еле дышала. Я прошла по узкой вымощенной кирпичом тропинке к амбару и драматично захлопнула за собой дверь. Огромное стекло в раме зловеще зазвенело. «О господи, веду себя, как капризный ребенок, – подумала я, виновато опустив руки. – На такие выходки только Макс способен». Макс… Я уже сто лет его не видела. Я снова прикоснулась к вискам и вдруг с ужасом осознала, что в голове зарождается страшная боль. Я испуганно замерла на коврике. Все эти вопли, хождение на жаре – может, у меня даже начнется мигрень, мигрень, которой не было уже несколько лет!

Я медленно подошла к дивану и села, двигаясь, как индианка с вазой на голове: я знала, что любое резкое движение смертельно. С мигренью нужно быть осторожней. Я подождала. Ну вот, снова: зловещая пульсация у самых глаз, как будто приближается марширующая армия. Три-четыре года назад меня постоянно мучили такие боли, и справиться с ними помогала лишь пригоршня нурофена и темная комната.

Я встала и поплелась к лестнице, а потом наверх, держась за перила. «Чертов Джек», – подумала я, выискивая в ванной в шкафу бутылочку с таблетками. Давно уже мне не приходилось прибегать к этому средству, и все по его вине! Я по стеночке прошла в спальню и села на кровать, вооружившись обезболивающим. Засунула в рот одну таблетку за другой и запила каждую глотком воды, пытаясь не подавиться. И только я сделала последний глоток, как на прикроватном столике зазвонил телефон. Я в страхе схватилась за голову, защищая ее от пронзительного жужжания, но потом поняла, что оно не прекратится, пока я не сниму трубку.

– Алло, – прошептала я и отодвинула трубку подальше от уха.

– Люси? – голос было еле слышно.

Я осторожно приблизила трубку.

– О, Чарли, привет.

– Какой-то у тебя слабый голос, дорогая, ты почему шепотом говоришь? Не можешь разговаривать?

– Нет-нет, могу, мальчиков нет дома, просто… – Я зажмурилась и приложила одну ладонь к глазу. Такое ощущение, будто сейчас он выпрыгнет из глазницы. – У меня сильно болит голова. Просто адски.

– О, бедняжка. Выпей аспирин.

Я поморщилась.

– Тут надо кое-что посильнее. Но я уже выпила таблетку.

– Отлично. Теперь послушай, любовь моя, – торопливо проговорил Чарли. – Буду говорить кратко, она на минутку вышла в магазин, но произошло кое-что замечательное. Дорогая, похоже, наш хитрый план сработает, если ты сможешь вырваться в субботу вечером. К Миранде приезжает школьная подруга, и я знаю, она не хочет, чтобы я болтался под ногами. Так что скажу, что буду работать в Лондоне, а сам поймаю тебя на слове: я уже забронировал чудеснейший отельчик. В маленькой деревеньке, где-то рядом с Бисестером – подальше отсюда, сама понимаешь. Романтическая кровать с балдахином, пылающий дровяной камин – правда, вряд ли он нам в такую жару понадобится, – старинные дубовые балки, медные фигурки лошадей и самый потрясающий вид на Котсуолдские холмы. Что скажешь, милая?

В субботу вечером. Сердце бешено застучало. И в голове тоже. Короче, началась какая-то какофония. Глаза по-прежнему были крепко зажмурены. Я попыталась думать. Суббота – это же всего через пару дней, и при мысли, сколько мне придется наврать и напридумывать, чтобы вырваться, мне стало тошно.

– Люси?

– Да, да, я думаю, Чарли. Мне придется сочинить какую-то отговорку. Для мальчиков.

– Джесс.

– Что?

– Скажи, что едешь к подруге в Лондон.

– О да, Джесс… Ну, наверное, можно сказать…

– Конечно, если ты хочешь, Люси. – Он вроде обиделся. – Между прочим, я очень долго искал этот отель, но если ты не хо…

– Нет-нет, еще как хочу. – Я выпрямилась на кровати, вдруг увидев себя со стороны, сгорбившуюся, как испуганный маленький гномик. Будь ты проклят, Джек. Будь ты проклят! Все мне испоганил, от тебя голова раскалывается, и теперь я слишком много думаю, все обдумываю заново! Но я не позволю тебе испортить мне жизнь! – Я еду с тобой, Чарли, – твердо проговорила я. – Джесс – идеальное оправдание. Я ее ребенка уже сто лет не навещала, а ведь я его крестная мама.

– Отлично. – Он обрадовался. – Ох, Люси. Не могу дождаться, когда мы увидимся.

– Я тоже, – выпалила я, и пехота в моей голове на один блаженный момент немного притихла, уступив любви – а может, нурофену? – О Чарли, я знаю, что мы поступаем правильно, – проговорила я, ухватившись за трубку обеими руками, – кто бы что ни говорил, правда?

– Кто бы что ни говорил? – испуганно переспросил он. – А что, кто-то что-то говорит?

– Да нет, просто Джек… Двоюродный брат Неда. Он… ну, в общем, он никто. Просто… понимаешь, минуту назад я с ним разговаривала, и он набросился на меня с нравоучительными бреднями. В общем, мы поссорились.

– Из-за нас с тобой?

– Нет-нет, не совсем, – успокоила я его. – Мы не имели в виду кого-то конкретно. – Я скрестила пальцы. – И имен не называли. Он просто разглагольствовал о людях, у которых… – я хотела сказать «роман», но осеклась, – у которых такие отношения, как у нас, – неуверенно проговорила я. Вообще-то, я уже собиралась идти. Положить трубку. Мы же договорились насчет свидания, и теперь единственным моим желанием было закрыть шторы и улечься на прохладное белое покрывало, сжав голову руками. Чтобы больше никто на меня не давил.

– Он ничего не понимает, – невозмутимо произнес Чарли. – Откуда ему знать. Если бы он знал хоть что-то, то не судил бы так поспешно. Такая любовь, как у нас, – она не обращает внимания на препятствия.

Я встрепенулась и убрала ладонь с глаза. Что, правда?

– Да, ты прав. Ты прав, Чарли. Все именно так.

– Конечно. Боже, Люси, когда я думаю о тебе, я теряю голову. Я так тебя хочу. Мне хочется тебя съесть.

Съесть меня. Черт. Меня бросило в жар. Я сняла кардиган.

– Я тоже тебя хочу, Чарли, – заверила его я, приободрившись еще сильнее. – И не могу дождаться субботы. Я так хочу войти в этот отель и увидеть тебя у стойки бара, чтобы ты улыбнулся мне и мы с коктейлями пересели за уютный столик у огня…

– Ага, или пошли бы наверх.

– Потом поужинали бы в ресторане…

– Да, или заказали бы ужин в номер.

– А потом поднялись бы по скрипучей лестнице и плюхнулись на роскошную мягкую перину.

– О нет, – простонал он. – Хватит, Люси. Мне теперь придется принять холодный душ! Я… а-а-а-а-а!

– Что?

Он замолчал.

– Она вернулась, – прошипел он. – Слышу машину. Значит, до субботы, ангел мой. «Заяц и гончие», Литтл-Бурчестер, семь вечера. Не подведи меня, милая.

– Ни в коем случае.

Он быстро повесил трубку, и телефон замолк. Я зажмурилась и осторожно легла набок, прижимая к груди гудящую трубку. Не подведу ни в коем случае.

 

Глава 22

Наступила суббота – многообещающий день. Многообещающий, потому что, раздвинув шторы в спальне и облокотившись на подоконник, я с облегчением поняла, что моя мигрень прошла. Пульсация и обжигающая боль, неустанно мучившие меня целых два дня, бесследно пропали.

Я невольно широко улыбнулась, и в животе все подпрыгнуло от волнения. Значит, сегодня и настанет тот самый вечер, и, учитывая, как легко мне удалось решить все потенциальные сложности, связанные с организацией, он сулил только хорошее. Вчера Триша, всхлипывая и громко сморкаясь на том конце провода, охотно согласилась остаться с детьми, поскольку в этот уикенд ей все равно нечего делать. К тому же лучше она посидит у меня в амбаре, чем в Незерби: ей не хочется находиться в одном доме с НИМ.

Мне было неловко извлекать выгоду из ее несчастья, но угрызения совести длились недолго. «И все же, – решила я, прищурившись и задумчиво поглядывая на сияющие окна Незерби-Холла, – лучше заглянуть и подтвердить время. Не хочу, чтобы мои планы разрушились в последнюю минуту».

Я торопливо сбросила пижаму и натянула шорты и футболку. План был такой: днем погулять с мальчиками, а потом оставить их с Тришей, которая накормит их пиццей, чипсами и мороженым во время просмотра нового видеофильма. Я же тем временем отправлюсь наверх и начну колдовать над своим телом, умащивая его дорогущими лосьонами и снадобьями, которых я накупила целую кучу, прямо-таки смахнула с полузакрытыми глазами вчера с полок магазина «Красивое тело». Потом я планировала одеть свое красивое тело во что-нибудь обтягивающее и сексуальное, купленное в Оксфорде, но поскольку вчера, ковыляя по Хай-стрит, я чувствовала себя сексуальной, как протухшая сардина, то решила, что выбор нового наряда в сочетании с невыносимой жарой меня просто прикончат. И еще по пути домой мне пришло в голову, что костюм в стиле вамп будет выглядеть странно в интерьере «Зайца и гончих». Поэтому я достала черные джинсы и кремовую маечку из антикварного кружева, поверх которой планировала накинуть любимый кардиган с бусинками – все подарки моей дорогой сестрички из Италии. Ну вот. Я положила все на кровать и сделала шаг назад. О, и еще черные замшевые сапоги. Я вытащила их из-под кровати. Идеально.

Мальчики все еще спали, и я оставила записку для Бена, а сама поспешила в Незерби. Толкнув дверь черного хода и очутившись в прихожей, заставленной рядами обуви, я почувствовала, как волнение во мне нарастает. Я проскочила по коридору черного хода на кухню и задумалась: «Интересно, Чарли тоже волнуется?» Я, конечно, не могла представить, что он потащится в Оксфорд, чтобы помоднее одеться к сегодняшнему свиданию, но в глубине души я подозревала, что он время от времени посматривает на стрелки часов и умоляет, чтобы они двигались быстрее. Я залетела на кухню, оживленно воскликнув: «Всем доброе утро!» Я-то надеялась увидеть Тришу и Джоан, готовящих завтрак, но вместо этого обнаружила Роуз, которая стояла ко мне лицом за огромным дубовым столом и разворачивала серебро, завернутое в серую войлочную ткань.

– О! – Я пораженно замерла. – Роуз, я…

– Не ожидала увидеть меня в этой части дома? – невозмутимо оборвала меня она. – Иногда я сюда выбираюсь, чтобы убедиться, что люди работают как надо, но судя по ужасному состоянию серебра, – она поднесла вилку к свету и критически ее осмотрела, – работают они из рук вон плохо. Чем могу помочь?

– Да ничем, в общем-то. Я искала Тришу. Она сегодня вечером должна сидеть с детьми, и я хотела удостовериться, что у нее все в порядке.

Роуз нахмурила брови, глядя на меня сквозь зубцы вилки.

– Тогда хорошо, что ты пришла, Люси, потому что, боюсь, она «не в порядке». Завтра я устраиваю ланч на двадцать два человека, и Джоан с Тришей сегодня весь вечер будут полировать мое серебро, чтобы подготовиться к воскресенью. Надо же было так неаккуратно сложить вилки! Ты только посмотри вот на эту – вся в засохшем яйце! Не могу поверить!

Я в ужасе вытаращилась на нее. Все мои мечты обратились в прах и пепел благодаря ее ледяному гостеприимству.

– Тебя это волнует? – Она подняла брови. – Ты что-то планировала на вечер? – Она опустила вилку и улыбнулась мне одними губами. – Ходят слухи, что на горизонте появился мужчина.

Я посмотрела на нее с еще большим ужасом. Господи Иисусе, что ей известно?

– Н-нет, – промямлила я, – никакого мужчины нет, я просто… я просто… хотела поехать в Лондон и переночевать у Джесс. Ее… ее маленький сын заболел.

– Неужели? У него что, до сих пор ветрянка? Должна была уже давно пройти.

– Да… то есть нет. Она прошла, но у него начались осложнения. – Я почувствовала, как чувство вины волной накрывает меня по самую макушку. – Всю ночь высокая температура. И все такое.

– Ну надо же, как необычно. Как правило, ветрянка проходит без осложнений. – Она пристально посмотрела на меня. – Но если ей нужна твоя помощь – конечно, езжай. Мальчики могут остаться здесь.

Я почувствовала облегчение и неуверенность.

– Может, мне удастся договориться с другой няней, – торопливо проговорила я.

– Без предупреждения? Разве ты знаешь кого-нибудь?

Нет, никого я здесь не знала. Только Феллоузов. У меня не было тут ни одной подруги, которой я могла бы позвонить и сказать: «Привет, послушай, у меня тут тупиковая ситуация, не могла бы я одолжить у тебя няню?»

– Может, Лавиния согласится?

– Но с какой стати Лавиния потащится к тебе в амбар, когда она может то же самое делать у себя дома, здесь? – Роуз изумленно округлила глаза. – Не будь дурочкой, Люси.

Я уставилась в ее спокойные, уверенные голубые глаза. Она была права. Разумеется, она права. Я дурочка. И еще я слишком чувствительна.

– Вы правы, – кротко согласилась я. – Уверена, здесь мальчикам понравится. То есть, конечно, им здесь будет хорошо. Они любят этот дом. Сейчас пойду к себе и все им расскажу.

– Не думаю, что ты их там найдешь, – ответила она, рассовывая ложки и вилки по войлочным кармашкам и сворачивая их в аккуратный рулончик. – Я видела их всего минуту назад, они копались в теплице с Арчи.

Я вздрогнула.

– Правда? Но…

– Уже девять утра, Люси, – терпеливо проговорила она. – Они довольно часто заходят к нам и завтракают здесь, когда ты отсыпаешься. А теперь, с твоего позволения, я должна идти. Надо найти Джоан и узнать, почему это серебро в таком отвратительном состоянии. Джоан! – Она проплыла мимо меня и исчезла в коридоре.

Я вытаращилась ей вслед. Мальчики уже здесь? Но дверь их спальни была закрыта, и я подумала… предположила… но я же не заглянула, не так ли? Не открыла дверь. Я залилась краской. Как ужасно. Значит, они регулярно завтракают здесь, в Незерби? Я нахмурилась.

Нет. Ну, может, только вчера и позавчера, когда я из-за головной боли не могла выйти из дома… Ну ладно, может, еще пару раз, потому что я вообще-то заметила, что они рано убегают из дома, и мне это было по душе. Я думала, что им нравится жить за городом, свободно бегать и играть, где вздумается. «И вовсе я не отсыпаюсь», – сердито подумала я. Разве что сегодня утром… сегодня я и вправду немного проспала.

Я повернулась и медленно поплелась по коридору, где только что так жизнерадостно подпрыгивала; прошла через прихожую, увешанную пальто и шляпами, через конюшенный двор, к огороженному стеной саду. Я чувствовала себя разбитой и, проходя мимо сада, сорвала цветок увядшего мака. Я знала, что она намеренно и хитро оскорбила меня там, на кухне. И еще я понимала, что у нее есть способность, благодаря своему высокомерию, вытягивать из меня всю уверенность, словно она была пиявкой. Я глубоко вздохнула и выпрямила спину, поражаясь самой себе. Ну надо же, как быстро у меня меняется настроение, как легко лишить меня способности быть счастливой!

Я остановилась и, прикрыв ладонью глаза, взглянула вдаль. Да, действительно, Бен и Макс были там, в продолговатой теплице, построенной у высокой полуразрушенной стены между кухней и огородом. Они вместе с Арчи собирают помидоры. Ну и отлично. Собирать овощи с дедушкой – что может быть приятнее? Только вот оказалось, что Роуз вовсе не бросилась на поиски Джоан, а тоже была там. Почему? Почему она так быстро пробралась туда, что хотела сказать? С плохим предчувствием, ощущая себя аутсайдером, я подошла ближе. Роуз при этом взяла у Бена полный дуршлаг и вместо того чтобы воскликнуть: «А вот и мамочка!» – повернулась ко мне спиной и проговорила: «Превосходно, Бен. Замечательные плоды. Сейчас же отнесу их на кухни, чтобы к обеду сделать салат».

Роуз всегда говорила «кухни», будто речь шла об огромном помещении с целой армией шеф-поваров. На самом же деле Джоан, страдающая одышкой и ревматизмом, с одной лишь помощницей, и то не на полный день, пыталась совладать с совершенно допотопной по современным меркам кухней, где не было даже микроволновки. Для такого огромного дома кухня была явно маловата, учитывая, какие Роуз любила закатывать балы. И я задумалась: а сколько у них на самом деле денег? Роуз разбрасывалась деньгами направо и налево, и мой амбар – тому пример. Но не может же быть, чтобы у них была бездонная яма наличных, ведь единственный регулярный доход – это собственная ферма. И Роуз, похоже, тоже волновалась о деньгах.

– Теплица выглядит позорно, – сказала она. – Что только подумают люди, когда я в следующем месяце открою сады для посещения. Посмотри на эти сломанные рамы! Стоит прикоснуться, и они разваливаются в руках. – Она подцепила отслаивающуюся краску безупречным наманикюренным ноготком. – Смета уже готова, Арчи. Почти две тысячи фунтов, но это необходимо.

– На две тысячи фунтов можно купить кучу помидоров, – пробормотал Арчи, склонившись над нижней веткой.

– Что? – рявкнула Роуз.

– Ничего, дорогая. – Он выпрямился. – Ты права. Надо починить теплицу.

– Можешь починить и свою чертову суку, раз уж мы об этом заговорили, – злобно прошипела Роуз, проносясь мимо меня и переступая через лежавшую в проходе суку лабрадора, любимицу Арчи. Живот у собаки разбух. – Она явно опять понесла – наверняка от деревенских псин. Опять придется всех щенков отвезти в Общество защиты животных. Что там подумают? Не понимаю, почему нельзя ее стерилизовать.

– Ну уж нет, – пробурчал он. – Стерилизованные суки жиреют и становятся агрессивными. Тебе ли не знать.

– Что?!

– Ничего, дорогая. Ты права, я об этом подумаю.

– Вот именно, Арчи, подумай!

С этими словами она развернулась и зашагала к дому. Мы вытаращились ей вслед.

– У бабули плохое настроение, – пробормотал Бен.

– Не сомневаюсь, дружище, – согласился Арчи. – И какая муха ее укусила? Несколько дней уже такая. – Он задумчиво проводил ее взглядом.

И тут, глядя на удаляющуюся спину Роуз, я вдруг поняла, что она стала в точности такой, какой я ее знала раньше, такой, какой я ее помнила, когда еще была замужем за Недом. Это ледяное обращение было мне очень знакомо; я со страхом осознала, что по крайней мере в отношении меня она стала прежней. Вся ее вежливость последних нескольких недель была показной.

– Ну ладно, – Арчи обернулся, – пойдемте, мальчики, там уже сейчас ветки оборвутся. Давайте наберем большую миску!

– Теда сегодня нет? – спросила я, присоединяясь к ним, бросая огромные переспелые томаты в миску и благодаря Бога, что Роуз ушла.

– Он не каждый день приходит, – сказал Арчи. – Теперь всего три раза в неделю. Не по карману это нам.

– А-а. – Значит, я была права. Мы молча собирали помидоры. Наконец я остановилась и выпрямилась.

– Послушайте меня, мальчики, – я с бодрой улыбкой повернулась к ним. – Если дедушка вас отпустит, я хотела сегодня съездить с вами в Оксфорд и покататься на лодке по реке. Хотите?

– Круто! – Макс прыгнул ко мне на руки, а Бен, который сегодня утром даже не пошевелился, когда я взъерошила ему волосы, с улыбкой огляделся по сторонам.

– Мы на целый день едем? – подозрительно спросил он.

– Конечно, почему бы и нет? Вернуться мне надо к пяти. Вы же знаете, что сегодня вечером я еду к Джесс? – взволнованно проговорила я.

– Ну да, ты говорила, – неохотно признался он, но к счастью, не слишком ворчливо.

– Тогда идите, мальчики, – сказал Арчи, протягивая Бену миску. – Отнесите это Джоан, а потом езжайте с мамой, погрейтесь на солнышке.

– Я сделаю сэндвичи с яйцом, – пообещала я. Мы вышли из невыносимо жаркой теплицы на относительно прохладный воздух и зашагали к террасе через лужайку. – Можем еще взять персики и печенье.

– И конфеты? – с надеждой спросил Макс.

– И конфеты, – кивнула я, – все положим в рюкзак.

– И кучу имбирного пива? – поинтересовался Бен.

– Ладно, и пива. Ну, отнесите Джоан помидоры, а я посмотрю, чего это Лавиния так разволновалась.

Лавиния хлопала нам с террасы и размахивала руками, как регулировщик в аэропорту. За ее спиной у открытых французских окон сидел Джек в панаме и читал ту самую книгу в бумажной обложке, которая на днях так его заинтриговала. «Ничего себе работка, – с завистью подумала я. – Везет же некоторым».

– В чем дело, Лавиния? – крикнула я, не желая подходить слишком близко к Джеку после той ссоры. Мальчики исчезли на кухне.

– Вот ты где, а я везде тебя обыскалась! – Она засеменила по ступенькам, запыхавшаяся, порозовевшая, похожая на восторженную старшеклассницу. – Ты же не забыла? – встревоженно спросила она.

– Забыла что?

– Завтра – второе воскресенье месяца! Сегодня ты оформляешь цветочные композиции в церкви.

Я уставилась на нее. У меня отвисла челюсть. О господи, я же совсем, совсем об этом забыла!

– О боже, Лавиния, совсем из головы вылетело! А можно, я завтра сделаю? – И тут я вспомнила, что завтра буду лежать в уютной кровати под балдахином и потягивать утренний чай. И поспешно добавила: – После обеда, ладно?

Она рассмеялась.

– Цветы должны быть готовы к восьми тридцати завтра утром. Для святого причастия. Нет, надо сегодня обязательно сделать.

– Сегодня? Понимаешь… я сегодня обещала погулять с мальчиками.

– Так сделай вечером. Ничего страшного. На это уйдет от силы часа три.

– Часа три?!

– Ты же должна их собрать, срезать листву, привезти в церковь, выбросить старые, помыть вазы, расставить новые… да, на это немало времени уходит.

– Проклятье. – Я закусила губу, чувствуя, что Джек наблюдает за мной из-под панамы. – Нет, сегодня вечером я точно не могу, я уезжаю. Послушай, Лавиния, давай я на следующей неделе займусь цветами, а? Будь ангелом, замени меня сегодня.

– Я бы заменила, но сегодня у меня свидание! – Она просияла и развернулась вокруг своей оси. И тут я поняла, что она так похожа на школьницу пятидесятых годов из-за дурацкого бело-голубого полосатого платья. Не хватало только гольфов. Она пригладила подол. – Ну как?

– Прелесть, – соврала я.

– Родди ведет меня на обед в «Браун», – гордо провозгласила она.

– Родди?

– Родди Тейлор. Мы с ним у Рочестеров-Кларков на днях познакомились. Милый такой.

– Понятно. У него тоже приходской дом? Она прыснула.

– Увы, нет. Всего лишь несчастная подделка под эпоху Тюдор на краю поля для гольфа. Но, – тут ее лицо смягчилось, – он такой милый! И я ему, кажется, очень нравлюсь, – удивленно добавила она. – Он сказал, что уже давно хочет меня пригласить, только смелости не хватало. – Она слегка зарделась. – Он бухгалтер.

– О, Лавиния, это же здорово! – Я была за нее искренне рада. Вдруг представила, как она провожает муженька на работу и машет ему рукой у двери дома в пригороде – в фартучке и с метелкой для вытирания пыли. Может, это ее судьба. – Ладно, – смиренно произнесла я, – раз ты не можешь, ничего не поделать. Я сама займусь цветами, только вот… Мальчики будут так разочарованы.

– Почему? – Бен тут же выскочил у меня из-под локтя.

Я облизнула губы.

– Дорогой, я ужасно все перепутала. Напрочь забыла, что сегодня обещала сделать цветочные композиции для церкви.

Он уставился на меня.

– Значит, мы никуда не поедем?

– Сам подумай, Бен, как я могу? Я же обещала, понимаешь…

– Да, но нам ты тоже обещала!

– Я знаю, Бен, но все не так уж плохо. Вы можете мне помочь. Мы вместе соберем цветы, уверена, бабушка будет не против. А потом можем устроить пикник на поле с лютиками, как в первый день, когда мы приехали. А потом отвезем цветы в церковь, и вы поможете мне их расставить.

– Вот здорово! Какие-то идиотские цветочки, вместо того чтобы целый день кататься на лодке по реке? Ну уж нет, спасибочки! – сердито пробурчал он, повернулся и побежал к амбару.

– Ох, Люси, мне так жаль, – пробормотала Лавиния, коснувшись моей руки.

Я покачала головой.

– Ничего страшного. Не переживай. Это я во всем виновата. Мне кажется, Бен сейчас не очень-то счастлив. – Я закусила губу, глядя, как он несется по мосту, вверх по холму, открывает садовую калитку, бежит по дорожке и скрывается в доме. Через секунду на втором этаже задернулись шторы. Я знала, что он сидит на кровати в темноте и слушает плеер. И тут я поняла, что еще совсем недавно за моей спиной раздался бы голос: «Да не переживай ты, Люси, я их отвезу. Я покатаюсь с ними на лодке». Глупо, конечно, но я даже подождала минутку, надеялась, что он так и скажет. Я бы сама не стала его просить, слишком уж возмутительно его поведение, но все же… Тишина. Все еще не сводя глаз с амбара, я откашлялась.

– Понимаешь, – обратилась я к Лавинии и ко всем другим, кого это могло интересовать, – иногда дети должны разочаровываться. Все это часть взросления. Они должны понимать, что у взрослых людей есть обязанности и что с их планами надо считаться. Особенно если речь идет о таком важном деле, – добавила я, как заправская ханжа. – Особенно если речь идет о церкви.

Не удержавшись, я оглянулась, чтобы посмотреть, какой эффект возымела моя маленькая проповедь, но шезлонг был пуст. Джек ушел, оставив панаму в кресле, но забрав книгу.

Я глубоко вздохнула. Ну и ладно. Какая мне разница. Я вздернула подбородок. Не нужны мне зрители, чтобы убедиться в собственной правоте. Чтобы понять, что некоторые вещи нужно ставить на первое место. Высоко подняв голову, я зашагала по лужайке, полная сознанием собственной добродетели. Я делаю хорошее дело, пусть даже ради этого не смогу повеселиться с детьми. О другом, менее хорошем деле, из-за которого я не смогла бы зайти в церковь вечером, я даже и не вспоминала.

 

Глава 23

В конце концов Макс отправился со мной собирать цветы. Бен не передумал, так и остался сидеть в спальне и не показывал носа, но нам с Максом бабуля Роуз холодно кивнула и разрешила нарвать цветов в ее саду – только осторожно, разумно и не вырывая растения с корнем. Но я ни в коем случае не должна приближаться к «ложу страсти», наказала она, сурово глядя на меня, испуганно скрючившуюся перед ней. Тут я покраснела, сразу же представив скрипящую кровать с балдахином. О чем она говорит? Неужели подозревает?

– Что это за «ложе страсти»? – шепотом спросила я Лавинию, которая показала нам клумбы, прежде чем уйти на свидание.

– Она так называет клумбу – вон ту, в кустах. Там все цветы красные и оранжевые. Огненные азалии, красные астры.

Я вздохнула с облегчением, и моя совесть снова успокоилась, но видение скрипучего ложа страсти сменилось картинами проклятия и адского огня. Я поморщилась. Вполне в духе Роуз устроить в кустах адскую огненную клумбу. Самое место для заблудших душ вроде меня. Забредешь туда случайно и сгинешь в адском водовороте пылающих красных книпхофий.

– Не заходи на ту клумбу, Макс, – шепотом предупредила его я. – Рви только на газоне с травками и в огороженном саду. Нет, дорогой, надо рвать вот такие красивые цветочки на длинных стеблях. – Он оторвал у розы бутон, и я показала ему, как надо рвать.

Лавиния убежала на свидание со своим кавалером, но пообещала, что ее подруга Мимси будет в церкви и покажет нам что к чему. Она ей позвонила, и оказалось, что та ничем не занята.

– Спасибо, Лавиния, – проговорила я. – Она мне очень поможет.

Я пошла в сарай, взяла тяпку, пластиковую пленку, чтобы завернуть цветы, и секатор. Потом вернулась к газону с травками и сосредоточилась на левой части лужайки, стараясь не срезать бутоны ярких цветов, чтобы букеты получились со вкусом. Белые цветы и немного листвы – я вспомнила совет Лавинии и срезала целую охапку, потом нарвала высоких перистых листьев папоротника, выпрямилась и подумала, как там дела у Макса. Он, наверное, собрал кучу разноцветных цветов в огороде, ноготков и настурций, но ничего страшного – можно поставить их в отдельную вазу и запихнуть ее куда-нибудь в ризницу. Я прикрыла глаза рукой от солнца и тут не на шутку встревожилась. Макса нигде не было видно. Он не на ложе страсти, это я отсюда вижу, но… минуточку… неужели это он? Я напрягла зрение и посмотрела в сторону дома. Да, точно, это он, выходит из стеклянных дверей и несет целый букет… о Боже милостивый… Господи Иисусе. Нет, только не это!

Я бросила секатор и ринулась к нему. Он держал в руках десять… нет, пожалуй, даже двенадцать… высоких, необыкновенно красивых редчайших амариллисов, любимых цветов Роуз.

– Макс! – ахнула я, взобравшись по крошащимся каменным ступеням. – Макс, что ты наделал!

– Я их в зимнем саду нашел. – Он сиял от гордости. – Я все сорвал, мам, только один оставил – вялый какой-то. Классные, правда? Там в доме еще целая куча на полу.

– Ох, Макс, – простонала я, схватившись за голову и в ужасе глядя на прекрасные розовые бутоны-воронки на изувеченных стеблях, в беспорядке разбросанные по полу. – Дорогой, не надо было собирать внутри дома, только в саду!

– Но бабушка не сказала, что внутри дома нельзя, – возразил он. – Она так не говорила! А я думал, они тебе понравятся. – Его глаза наполнились слезами.

– Они мне нравятся, очень, – ответила я, глядя на ужаснувшегося Дэвида Мортимера: он вышел на террасу посмотреть, что происходит.

– И бабушке они тоже нравились, – мрачно проговорил доктор, оглядывая цветы, в самом расцвете сил вырванные с корнем. – Она три года их лелеяла. Это ее радость и гордость.

– Ох, Дэвид, она с ума сойдет! – в страхе прошептала я.

– Разве только чуть-чуть. – Он снял панаму и почесал затылок. – Ты зачем их сорвал, Макс?

– Мама украшает церковь, и я подумал, что для церкви эти цветочки самое то.

– В этом ты прав.

– Дэвид, что же нам делать? – взмолилась я, заламывая руки.

– Сказать правду, наверное. – Он надел панаму и постучал себя по макушке. – Это все, что нам остается.

– Нам? – с надеждой произнесла я. Он усмехнулся.

– С вас она кожу живьем сдерет, ни капли не сомневаюсь, да и у меня шансы невелики, но все же, думаю, мне повезет больше, чем вам. Пойдем, Макс.

Он был прав. И интересно, что он в курсе: он знает, что я здесь – персона нон грата.

– Но… как вы думаете, Максу обязательно идти? – я встревоженно посмотрела на сына, который вовсе не потупился, как на его месте сделал бы Бен. О нет, он вызывающе вздернул подбородок и все еще повторял: «Ты только посмотри, какая прелесть, мам. Идеально для церкви!»

– Думаю, неплохо послать хотя бы одного представителя вашей семьи, как считаете? – с горькой улыбкой произнес Дэвид. И с этими словами взял Макса за плечо, развернул его и вместе с ним зашагал через стеклянные двери в комнату для завтраков.

Я сглотнула слюну и посмотрела им вслед. «Слава богу, что Дэвид появился, – подумала я, испуганно присаживаясь на кованый стул. – Он хороший человек, не сомневаюсь. И в кризисной ситуации всегда пригодится». Я в ужасе уставилась на искалеченные цветы у своих ног. И тут подскочила, пробежала через стеклянные двери и вошла в кабинет. Мне не хотелось находиться вблизи этих цветов, не хотелось, чтобы Роуз увидела меня, когда придет осматривать поле боя. Я проскользнула за тяжелые зеленые портьеры и стала грызть ногти. Не то чтобы я пряталась… я просто ее избегала.

Ногти я грызла долго и чувствовала себя так, будто мне лет четырнадцать. Я ждала, когда придет Дэвид. Наконец послышались шаги. Я тихонько выглянула из-за шторы, но… о черт, я не туда смотрю… проклятье, это Джек. Идет по гравию, мимо фонтана, через конюшенный двор, где стоят машины. Я нырнула за штору и, когда убедилась, что он прошел, снова выглянула. Теперь Джек стоял ко мне спиной и, похоже, намеревался куда-то ехать. Он собрал кожаную сумку и повесил на нее льняной пиджак. Может, в Лондон на встречу с издателями? Или к Паскаль? А может, вообще насовсем уезжает из Незерби? Вот будет радость, а то вечно дышит мне в затылок и следит за каждым шагом. Но почему-то я вдруг почувствовала и что-то вроде сожаления. Закусив губу, я глядела на его высокую стройную фигуру, рыжеватые кудри, поблескивавшие на солнце. Он уверенно шагал к припаркованной во дворе машине. Я прислонилась к стеклу, ломая голову, с какой это стати я так переживаю из-за его отъезда, и вдруг под моим весом стеклянные двери открылись, и Джек обернулся – как раз в тот момент, когда я вывалилась из кабинета. Я запрыгнула обратно за занавеску и уткнулась в шелковую подкладку, густо покраснев. О боже, о боже. Теперь мне придется выйти и объяснить, с какой стати я пряталась за шторами, но…

Когда я вышла, его не было, а я почувствовала себя полной дурой. Через минуту на террасе появились Дэвид и Макс. На лице Дэвида читалось облегчение, а Макс уже так не петушился.

– Все прошло неплохо, – сказал Дэвид, ослабив галстук. – Разумеется, она впала в истерику, стала орать, неистовствовать и даже повырывала волосы на голове, но поскольку виновник – Макс, то… – Он улыбнулся и с видимым облегчением уселся в кресло. – Похоже, вашим сыновьям все сходит с рук.

– И слава богу. – Я провела рукой по волосам. – А вот я никогда и ничего не могу сделать правильно, – с горечью добавила я, присаживаясь напротив. – И все же я бы тоже пришла в бешенство, если бы кто-нибудь разбил мой восточный сервиз с куропатками. Хорошо, что она стойко выдержала этот удар. Как думаете, может, теперь я должна пойти с ней поговорить?

– Хм-м… нет. Лучше не надо. Переждите немножко.

– Ладно. – Я сглотнула слюну. – Большое спасибо, Дэвид, что выручили нас. Вы очень добры.

Я не впервые задумалась, что же Дэвид нашел в этой семейке. Нед тоже всегда недоумевал на этот счет: он не понимал, с какой стати Дэвид так к ним привязался. Но у него же не было своей семьи. Может, ему нравились маленькие семейные склоки? Радости и горести семейной жизни.

Он улыбнулся и вытянул ноги.

– Не за что. Я сегодня уже не в первый раз выручаю одного из Феллоузов.

– Правда?

– По пути сюда в деревне я встретил Вайолет. Она подбежала ко мне у почты в кошмарном виде. Волосы дыбом, черный лифчик торчит из-под блузки, штаны заляпаны коровьим дерьмом… В общем, одетая по последнему слову моды, как всегда…

Я прыснула.

– Представляю.

– Еле дыша, она поведала мне, что ее донимают все местные мужчины. Все мужчины из ближайших автомастерских к ней пристают и никак не хотят оставить ее в покое. Все время ей названивают.

– Мужчины из автомастерских? Названивают Вайолет? Но зачем?

– Я позвонил в местную автомастерскую и спросил, в чем дело, а мне ответили, что Ваойлет заказала у них машину и даже за нее заплатила, и они попросту хотят ее доставить. Потом я обзвонил всех остальных, и мне рассказали ту же самую историю. Оказывается, Вайолет, потеряв свой «фордик», заказала целых восемь одинаковых «тойот-роудстеров» – это довольно навороченная модель джипа, на таких обычно разъезжают юные поп-звезды и парикмахеры. И все в разных мастерских.

– О боже! И она за них заплатила?

– Да. Все оплачено, машины стоят себе у дверей и ждут, когда кто-нибудь на них уедет. Я почти все утро пытался вернуть чеки. Дилеры отнеслись ко мне с большим пониманием. Вели себя просто чудесно.

– Но откуда у нее столько денег, черт возьми?

– Тетушки купаются в деньгах. Они даже ни разу не использовали свои трастовые фонды, которые утвердил отец Арчи. У них менталитет Скруджа. В отличие от остальных членов семейки, – мрачно добавил он. – Пинки с Лавинией тратят деньги с такой скоростью, что им нужно быть очень осторожными. И Роуз. Доля Арчи тает со скоростью ракеты. – Тут он замолк, позвенел мелочью в карманах, и вид у него стал по-настоящему встревоженный. – Что тут сказать. Не удивлюсь, если скоро банки начнут закрывать перед ней двери, а Арчи, разумеется, даже не догадывается. Кошельком распоряжается Роуз, а он в деньгах ничего не смыслит. – Дэвид нахмурился и посмотрел на свои брюки.

– Но… откуда вам все это известно?

– Что? – Он поднял голову. – Боже, я что, выдал кучу семейных секретов?

– Нет, что вы. Просто спрашиваю.

– Мать Джека – попечитель. И моя старая подруга. Джек не стал бы болтать, на него это не похоже, но на днях за стаканчиком виски с содовой он поведал мне кое-какие свои опасения. Опасения, которые высказала его мама.

Мама Джека. Ну конечно. Сестра Арчи. Я задумалась. Мне хотелось узнать побольше, но я чувствовала, что Дэвид тоже не любит болтать. Он и так уже слишком много мне рассказал. Я встала и улыбнулась.

– Что ж, Дэвид, еще раз большое вам спасибо. Не знаю, что бы мы без вас делали сегодня утром. Что скажешь, Макс? – Я взяла его за плечи.

– Спасибо, – угрюмо пробурчал Макс, пиная камни.

– Рад был помочь. Но я бы не стал выбрасывать эти цветы. Раз уж Макс их нарвал, вполне можно поставить их в церкви.

– Вы так думаете? – я неуверенно посмотрела на амариллисы.

– Почему бы и нет? По крайней мере, так будет хоть какая-то польза для Роуз. Только представьте: вся деревня будет думать, что она по доброте душевной пожертвовала три дюжины амариллисов, выращенных специально для церкви! Уверена, она именно такое оправдание придумает, сидя в первом ряду, тихонько скрипя зубами и выдавливая улыбку. Завтра обязательно надо прийти на службу в одиннадцать. Такое нельзя пропустить. Давайте я вам помогу. – И с этими словами он наклонился и поднял охапку цветов. Широко улыбаясь, он решительно зашагал через двор, чтобы положить цветы на заднее сиденье моей машины. Я посмотрела ему вслед, а потом… Да ну все к чертям. Я тоже взяла амариллисы и последовала за Дэвидом.

Через полчаса я ехала по направлению к церкви в машине, которая напоминала катафалк она была под завязку набита цветами. Мне не удалось завлечь мальчиков с собой, но, учитывая мои расшатанные нервы и перевозбуждение ввиду предстоящего вечера, это было и к лучшему. Я мысленно пробежала по своему расписанию и потянулась к мобильнику, чтобы позвонить Джесс. Мне вдруг пришло в голову, что вполне в духе Роуз проверить, там я или нет. Подловить меня, короче.

– Джесс? Привет, это я.

– Люси! Как дела?

– Отлично. Послушай, Джесс, я хотела спросить, как там Генри, но…

– С ним все в порядке. Ему уже намного лучше, – затараторила она. – Да, он совершенно выздоровел, спасибо. Он сейчас такой хорошенький! Это самый лучший возраст у детей.

– О! Замечательно. – Значит, он не ведет себя, как все отвратительно капризные двухлетние дети? Голос у нее вроде бодрый. – А… хм-м… как там Джейми? – осторожно спросила я. – Все еще в командировке? Все еще ведет себя, как ублюдок? – Но надо же спросить. Это наш ритуал, Джесс должна облегчить душу.

– Великолепно, – промурлыкала она. Странно.

– Что? – Я нахмурила брови. – Значит, он уже не двуличный бабник?

– Нет, что ты, он просто прелесть. У нас такая любовь.

– Джесс!

– Я знаю, – рассмеялась она. – Даже страшно, да?

– Но… как же это?

– Это долгая история, и мне очень стыдно, потому что я вела себя позорно, но… ну ладно, расскажу. Ты же моя подруга.

– Вот именно! И что за история?

– Короче, на днях я подслушала, как он разговаривает по телефону. Он был наверху и не знал, что я вошла. Он разговаривал с Филом, своим приятелем с работы, и изливал ему душу, что Джейми вообще не свойственно. Я только что вернулась из «Теско» и случайно услышала, как он горячо ему что-то твердит наверху. Так вот, я тихонько поставила пакеты на коврик, подкралась и стала подслушивать у двери. И знаешь, Люси, он нес какую-то чушь, абсурд полный. О том, что он подозревает, что у меня якобы роман, потому что я стала какая-то холодная и странно с ним разговариваю – можешь себе представить? Вот козел! Откуда у меня время? И самое главное – откуда у меня желание заводить роман!

– А причина, по которой ты вела себя холодно и странно, – вздохнула я, – в том, что это ты думала, что у него роман. Значит, ты козлиха, Джесс.

– Я знаю, – согласилась она. – Я же призналась, что вела себя позорно. Но он тоже в этом виноват – чуть-чуть. Только подумай, все это время мы кружили вокруг друг друга, как подозрительные акулы, проверяли карманы, рыскали в бумажниках в поиске ресторанных счетов… И если бы я не услышала, как он говорит по телефону, ничего бы так и не выяснилось! Понимаешь, проблема в том, что мы не общаемся. Не говорим о том, что у нас на уме. Мы слишком гордые, наверное, но если бы ты знала, как мы сейчас компенсируем потерянное время! Честно, Люси, мне так с ним хорошо. Теперь я припоминаю, почему вышла за него замуж, почему полюбила его!

– Еще бы, – поддержала я ее, – ведь он просто лапочка, я всегда так говорила.

– Точно, – смущенно согласилась она. – А я тебя не слушала.

– Ох, Джесс, я так рада. Значит, все наконец выяснилось. – Я говорила искренне: я на самом деле была рада. Но почему, интересно, меня вдруг стала мучить зависть? Ведь у меня в жизни тоже все чудесно! Как же иначе. У меня ведь есть мой Чарли! Тут я вдруг вспомнила, зачем позвонила, и рассказала ей, какую придумала хитрость. Что на самом деле я буду в другом месте, хотя должна как будто поехать к ней, и так далее.

– Значит, ты хочешь, чтобы я соврала, – холодно проговорила она.

– Нет! Ни в коем случае, Джесс, тебя никто и не спросит. Просто прикрой меня на всякий случай. Мало ли что. Но никто не приедет к тебе и не будет стучать в дверь, требуя меня показать!

– Это так на тебя не похоже, Люси. Прятаться. Обманывать.

– Не похоже… Джесс, хоть ты на меня не накидывайся! Я же сказала, никто тебя не спросит. Просто… ну ты понимаешь, мало ли, вдруг мальчикам что-то понадобится? Если они позвонят, скажешь, что я вышла в магазин или придумаешь еще что-нибудь. Я не хочу, чтобы Бен позвонил, а ты ответила, что понятия не имеешь, где я. – Меня бросило в жар, я вся вспотела. И вдруг почувствовала себя ужасно. Ну зачем я ей позвонила? Вряд ли Бен станет ей названивать. Теперь она только испортит мои чудесные предвкушения своим ледяным тоном!

– Ладно, Джесс, забудь, – выпалила я. – Я вижу, что это ставит тебя в трудное положение. – Я остановилась у церкви. – Забудь, что я тебя просила.

– Ничего я не забуду. И не позволю Бену пугаться, расстраиваться и переживать, куда ты подевалась. Если он позвонит, я скажу, что ты ушла в магазин, но послушай, Люси…

Я послушала. Отодвинув трубку подальше. Так что слышала я не так уж много. Когда она закончила, я опять прижала трубку к уху.

– Понятно? – говорила она. – Ты это понимаешь, не так ли?

– Конечно, понимаю, – кивнула я.

– Тогда прошу тебя, будь осторожна.

– Еще как буду! – процедила я сквозь сжатые зубы. О боже, да за кого она меня принимает – за шестилетнего ребенка, что ли?

– Я тебя знаю, и… О! Я должна идти, звонят в дверь. Джейми пришел пообедать и… – она хихикнула. – Ну, ты понимаешь. Скоро созвонимся, Люси, ладно? Целую тебя.

– И я тебя.

Я уставилась на потухший мобильник. «Господи, ну кому нужны друзья, – с горечью подумала я. – Кому они вообще нужны?»

Ссутулившись, я зашагала по узкой гравийной дорожке к двери церкви. Внутри стоял знакомый запах сырого камня, начищенного воском дерева и свечей. Меня охватила грусть, как всегда, когда я оказывалась в церкви. Я подождала, пока за мной закроется тяжелая дверь, и глубоко вздохнула. У алтаря Мимси Комптон-Беррелл уже занималась делом. Она аккуратно собирала вазы с увядшими цветами и позеленевшей водой и относила их в боковую комнату.

– Извини за опоздание, – проговорила я, собравшись с духом и поспешив по проходу к алтарю. Мы вместе вошли в тесную ризницу. Здесь было высокое решетчатое окно и продолговатый стол, заставленный вазами. – Как мило, что ты согласилась прийти и мне помочь. Одна бы я не справилась.

Она улыбнулась мне и убрала с глаз густую светлую челку. – Да брось, конечно, справилась бы. Я не против, все равно мне сегодня нечего делать… О боже. – Она замерла. – Что это там у тебя?

– А, это. – Я поморщилась и бросила цветы на пол. – Амариллисы Роуз, вся коллекция.

– Да, я вижу, но… Господи. Тебе не кажется, что это уж слишком? – Она ошеломленно посмотрела вниз. – Откуда они?

– Макс нарвал, – вздохнула я. – Он-то думал, что мне помогает. Участвует в Божьем деле.

– О! – Она прикрыла рукой рот. – Роуз, наверное, в бешенстве! Она же их из луковиц выращивала, да?

– Не сыпь мне соль на рану, – простонала я, измученно качая головой. – Не знаю я, как она их выращивала. И поскольку я настоящая трусиха, то даже не видела, как она взбеленилась. Предоставила это Дэвиду Мортимеру, который решил, что будет благоразумно, если они с Максом все ей объяснят. Позор, короче. Я должна была ей все рассказать. Не понимаю, куда в последнее время подевалась моя смелость, – смущенно проговорила я. – Совсем я упала духом. – Я взяла несчастные амариллисы и разложила их на столе.

– Бред, – проговорила Мимси, защищая меня, – ты правильно сделала, что не вмешалась. Ты знаешь, что Роуз не станет ругать маленьких мальчиков, особенно твоих сыновей. Так что даже хорошо, что Макс сам с ней объяснился. Так же обстояло дело, когда Нед с Гектором были маленькие: им все сходило с рук, а Лавиния с Пинки для нее попросту не существовали, они все детство провели с Джоан, помогая ей накрывать на стол. Кстати, где Лавиния? Когда мы говорили по телефону, у нее был какой-то странный голос.

– Романтическое свидание, – горько проговорила я, восхищенно глядя, как ловко Мимси управляется с длинными стеблями, расставляя их в хрустальной вазе.

Она оторопела.

– И с кем же? Надеюсь, не с этой кошмарной мартышкой, Рочестером-Кларком?

– Нет, с каким-то Родди Тейлором.

– А, Родди Тейлор! Я уже хотела над ней посмеяться, но Родди довольно симпатичный. Вот Рочестер-Кларк – ужас. Я как-то раз с ним встречалась – даже пару раз, вообще-то, видимо, совсем была в отчаянии, – и он все время водил меня по шикарным ресторанам. Это было, еще когда я жила в Лондоне, постоянно нуждалась в деньгах и все время хотела есть. Он мне не нравился, но в конце концов я почувствовала себя виноватой из-за того, что он меня кормит, и подумала, что должна… ну, ты понимаешь.

– Господи, – хихикнула я, – мне это чувство знакомо. Кошмар! И ты это сделала?

– Ну, я пригласила его к себе в квартиру как-то вечером: мне казалось, что мы оба в глубине души понимаем, что что-то должно произойти. Я даже предложила приготовить для него ужин – ненормальная. Короче, он пришел и даже принес с собой сумку с вещами – мне это показалось уж слишком наглым. Там была пижама, зубная щетка, тапочки, пачка хлопьев, и – ты не поверишь – одноразовое сиденье для унитаза.

– Обалдеть! – воскликнула я. – Так он себе представлял ночь страсти?

– Но ничего у нас не получилось. Я просто не смогла. – Она задумчиво прищурилась. – Кажется, меня добило сочетание хлопьев и одноразового сиденья. Как будто второе непосредственно вытекало из первого. Я, наверное, представила, как буду убирать в ванной после того, как он там закончит. Очень несексуально.

Мы в ужасе завизжали, а потом поспешно прикрыли рты. Было как-то неправильно надрывать животы от хохота в церкви. Но и приятно тоже. Такой знакомый, милый звук женского смеха. Я смотрела, как Мимси искусно расставляет вазы, чтобы цветы с длинными стеблями были позади, а с короткими – спереди, слегка увядшие бутоны менее видны, а крепкие – на самом виду. Ей это удавалось так легко, без усилий. Но ведь у нее был процветающий бизнес – цветочное оформление для роскошных свадеб. Она работала, и светлые волосы закрывали ее сияющие зеленые глаза. Я была рада ее видеть. Надо нам почаще встречаться. Я хотела бы познакомиться с ее друзьями. Наверняка у нее их куча.

– Что ты делаешь в свободное время, Люси? – спросила Мимси, почти прочитав мои мысли. – Я слышала, ты работаешь у Кита Александера в особняке, но там не очень-то весело. После Лондона тебе здесь наверняка страшно скучно, да?

– Пока еще нет, – осмотрительно ответила я. – Ведь я здесь совсем недавно, но понятно, что рано или поздно… ну, здесь очень тихо.

– Тихо! Послушай меня, – сказала она и помахала цветком у меня перед носом. – Поверь, уж я-то знаю: тут просто трясина. Разве что ты любишь торжественные обеды, где дамы выходят из-за стола, а мужчины идут пить портвейн, или игры в бридж пара на пару или в вист. Это ужасно. Единственный просвет в этом болоте – местная дискотека в Портабери.

– Хорошая?

– Если тебе нравятся прыщавые юнцы моложе семнадцати лет, то лучше не найти. Но нормального мужика ты тут никогда не встретишь. Придется время от времени выбираться на охоту в Лондон.

– Но я уже кое-кого встретила, – взволнованно проговорила я: не удержалась. – Мужчину. И он просто прелесть, хотя, должна признать, я как раз в Лондоне с ним и познакомилась.

– Правда? – Ее глаза округлились. Она бросила свой букет и с восхищением посмотрела на меня. – Быстрая работа. Я потрясена. Когда узнаю тебя получше и мы разопьем бутылочку вина, расспрошу поподробнее, – поддразнила меня она. – Только не говори, что это Кит Александер!

Я уставилась на нее.

– Нет, что ты, – медленно проговорила я. – Правда, я вроде как задумывалась на эту тему… Так, в абстрактном смысле. Подумала, что он очень мил и лакомый кусочек, между прочим. А что с ним не так?

– Да ничего, – поспешно выпалила она, подбирая папоротник. – Ты права, он очень милый и лапочка.

Просто… – она заколебалась. – Просто у него есть одна проблема. Поскольку я дружу с Джулией, я об этом знаю. Но не могу рассказать.

– С Джулией?

– Это его жена. Бывшая.

– Точно! – Я резко опустила цветы. – Мне всегда было любопытно. А почему ты не можешь рассказать? Какая она, эта Джулия? Она, что, правда, сбежала от него с водопроводчиком?

– Да, правда, но она очень долго терпела. Понимаешь ли, – Мимси явно сомневалась, стоит ли мне признаваться, – мне, наверное, не надо говорить об этом, но… Когда Джулия сбежала, весь огонь обрушился на нее, все порицали ее, как грязную шлюшку, а это так несправедливо, потому что она-то была не виновата. Видишь ли, проблема в том, что Кит – импотент.

Я вытаращилась на нее. Потом нахмурилась.

– Погоди-ка, я все время путаю. Это значит, что он не может иметь детей или у него не стоит?

– Мягко говоря, последнее, хотя, разумеется, если у него не стоит, он и детей сделать не может. Хотя как-то им удалось в первые годы брака родить двоих.

– О боже. А потом… что, никакого секса?

– Вот именно, никакого секса, хотя они и пытались. Оба. Бедняжка Джулия из кожи вон лезла, чтобы превратиться в сексуальную кошечку и завести Кита, но это все-таки не ее стиль. Откровенно говоря, она довольно резкая девица, любит лошадей и больше всего в жизни обожает чистить конюшни в джинсах и резиновых сапогах. Но когда она поняла, что его это не возбуждает, а, наоборот, отталкивает, она записалась в спортивный клуб. Похудела, загорела в солярии с головы до ног, сделала маникюр, и когда я ей ни звонила, ее вечно не было дома – только она не на лошади каталась, а покупала эротичное белье. Видела бы ты, как она ради него наряжалась! И куколкой, и женщиной-вамп, и мисс Садомазо – перепробовала все. Кит в нетерпении ждал ее в кровати, и она выплывала из ванной, танцевала для него канкан, надеясь, что он вот-вот обнажит свой железный стержень, но… Ничего. Ноль. Я подавила смешок:

– Как печально. Значит, так у них ничего и не получилось?

– Иногда получалось, конечно, но всегда в самый неподходящий момент. Джулия все время шутила, что ходит она себе спокойно по супермаркету, и тут Кит звонит по мобильнику и кричит: «У меня эрекция! Скорее, дорогая, приезжай!» Она бросает тележку с продуктами и шипит в трубку: «Пристегни его к кнуту для верховой езды, я еду!» – Мимси вздохнула. – Да уж, Джулию нельзя упрекнуть в том, что она не старалась. Они оба делали все возможное, чтобы спасти брак. Десять баллов из десяти за творческую изобретательность. – Она прищурилась и посмотрела в никуда. – Одно время даже играли в «голый крокет», хотя Джулии это не очень-то нравилось. Голышом стоять на сырой лужайке было холодно, и к тому же Фрэмптон видно из половины домов в деревне. Но Кит настаивал, что именно в такой позе, когда она размахивает молотком, его либидо прямо-таки чудесным образом взлетает.

– Ну, если уж это не сработало, то ничего не поможет! Тогда неудивительно, что в конце концов она выбрала старый добрый секс с парнем в голубом комбинезоне.

– Именно. В один прекрасный день он пришел к ним домой, проделал какие-то чудеса с поплавковым клапаном, и она уже не вернулась к Киту. И я считаю, что винить ее нельзя. – Она вздохнула. – Так что наш Кит вовсе не такой лакомый кусочек, как кажется, хотя парень он очень приятный. – Она улыбнулась. – К тому же при мысли о сексе у некоторых женщин коленки подкашиваются. Но секс когда-нибудь? В далекой перспективе? Это не для нашей Джулии. Она очень сексуальна. – Мимси хитро посмотрела на меня. – Так давай же признавайся. Если это не Кит, то кто?

Я залилась краской и для поддержки ухватилась за лежавший рядом амариллис. Заколебалась, повертела его в руках. В нормальных обстоятельствах я, конечно же, ей бы призналась, она такая милая хохотушка, но по очевидным причинам… Я закусила губу.

Она толкнула меня локтем.

– Не волнуйся, я вижу, что это такое новое, драгоценное чувство и ты пока не можешь делиться им с другими. Я просто любопытна. Это у меня от матери. Именно она нацелила бинокль на лужайку для крокета во Фрэмптоне. О… – Мимси замерла, услышав на улице гудок автомобиля. – Это ко мне. – На улице хлопнула дверца машины. Послышались голоса, еще один веселый гудок, а потом по ступеням застучали каблучки.

– Наконец-то. – Мимси посмотрела на часы. – Она на праздник ходила, а я знала, что буду здесь тебе помогать, так что попросила одну из мам ее подвезти.

– Кого? – спросила я. Дверь церкви распахнулась, и в помещение ворвался резкий сквозняк.

– Разве я не говорила? Мою дочь. Привет, дорогая!

Дверь церкви захлопнулась, и ветер взметнул в воздух, словно россыпь конфетти, расписание служб и бумажки, которые лежали на задней скамье. Через секунду в проходе, размахивая хвостиками, появилась Эллен.

 

Глава 24

– Привет, дорогая, как дела? – Мимси улыбнулась Эллен, вбежавшей в ризницу.

– Супер, мам. – Эллен остановилась по другую сторону стола. – Я думала, там все будет по-детски, всякие дурацкие игры, но оказалось по-другому. Там был классный фокусник с кроликами и белыми мышами, а потом папа Полли устроил барбекю и зажарил целую свинью! И смотри, какие подарки! – Она достала из пакета большой леденец и с улыбкой сунула его в рот. Потом увидела меня, вытащила леденец и положила его в руку. – О, привет! – удивленно воскликнула она, хлопая ресницами из-под очков.

– Привет, – пролепетала я. Казалось, что меня сейчас вырвет. Еще только увидев ее в проходе, я уже серьезно задумалась, не перепрыгнуть ли мне через стол и не рвануть ли к двери. Я вполне могла пробежать мимо нее и скрыться вдали, но теперь путь к отступлению был отрезан. Она меня узнала, и вот я здесь, в ловушке, в ризнице вместе с ней и… Господи Иисусе. Я в ужасе уставилась на Мимси – точнее, на Миранду. Я смотрела на нее, выпучив глаза. И ничего не могла с собой поделать. Прямо-таки вылупилась на нее, честное слово. Значит, вот она какая? Его жена? Это та самая начинающая монашка? Истово религиозная христианская фанатичка – с непослушными светлыми волосами, искрящимися зелеными глазами и заразительным смехом? А где она свою власяницу оставила? И палочки с благовониями? Да на ней бирюзовая майка и брюки-капри, и она даже отдалено не похожа на Христову невесту!

– Вы что, знакомы? – удивленно проговорила Мимси.

Я открыла рот, но ничего выговорить не смогла.

– Да, мы в Лондоне познакомились, у папы. Она с ним работает, правда? Вы же маркетолог или что-то вроде того. – Эллен сверлила меня голубыми глазами-буравчиками.

– Точно, – выпалила я, наконец обретя дар речи, но все равно выговаривая слова с трудом. Я сжала кулаки. – Но я… я не поняла, что между вами есть какая-то связь… – пролепетала я; недоумение на секунду пересилило страх. – Лавиния сказала, что твоя фамилия Комптон-Беррелл, а отец Эллен ведь…

– Флетчер, именно так, это и есть моя фамилия по мужу, но я ее почти не использую. В бизнесе меня все знают как Комптон-Беррелл, и с такой фамилией на свадьбы в высшем обществе приглашают куда чаще, чем если бы я была какой-то там Флетчер! – Она усмехнулась. – Мимси им тоже нравится, потому что это такое уменьшительно-ласкательное имечко: ведь у всех аристократов какие-то дурацкие детсадовские имена, вроде Спанкер или Крампет. Но Чарли не выносит этого прозвища, считает его слишком приторным, так что он всегда называл меня Мирандой. Но надо же, как странно – вы знаете друг друга! Он мне ничего не говорил.

– Он, наверное, тоже не знал, что мы знакомы, – промямлила я. Я уже чесалась от пота, и приступ паники был не за горами. Я с мольбой посмотрела на дверь.

– И все же я не понимаю. Ты с Эллен в Лондоне познакомилась?

– Да, в папиной квартире, – ляпнула ее дочурка.

– Да, в вашем доме в Челси, – торопливо пролепетала я. Только «папиной квартиры» нам не хватало. – У нас была встреча… по поводу исследования. От Би-би-си. – Я тихонько прокралась вдоль стола и настороженно взглянула на девочку, которая смотрела на меня как-то слишком пристально и блокировала подход к двери.

– Исследования? Ничего себе, наш Чарли теперь с претензией! Раньше он просто сидел за кухонным столом и писал свои сценарии. И какой же материал ему понадобился?

– Ой, мам, просто классный материал – про животных! – Эллен просияла, восторженно глядя на меня. – Она работает в «Ветеринарном патруле!»

Мимси изумленно вытаращилась на меня, чего и следовало ожидать.

– Правда? Ну надо же, я понятия не имела! Лавиния вроде говорила, что ты занимаешься антиквариатом, и ты работаешь у Кита, так что я подумала…

– Это халтурка такая, – на одном дыхании выпалила я.

– Что, антиквариат? Или подбор материала для Би-би-си?

Во рту у меня пересохло.

– Антиквариат. И подбор тоже. И то, и другое. Понимаешь… и то и другое для меня одинаково важно. Я так и не смогла определиться, что же мне больше нравится, так что я вроде как подхалтуриваю и тут и там.

– Подхалтуриваешь? – Мимси положила на стол амариллис. – С ума сойти, как захватывающе. В жизни бы не подумала, что такое возможно. У антиквариата и животных не так уж много общего, ты не находишь?

Страх проник в каждую клеточку моего тела.

– Ты даже не представляешь, – прохрипела я. – Иногда самые странные увлечения вдруг оказываются в одной койке. – Я чуть в обморок не упала, сморозив такое. «В одной койке!!! И как я додумалась такое сказать? Вот ужас! Но Мимси снова заговорила, явно восхищаясь моей блистательной карьерой.

– Но это же замечательно. И как ты сочетаешь эти два занятия? Одну неделю одно, другую – другое? Хаотично как-то. Или они как-то связаны между собой?

Я замолкла. Ну да, может, они и связаны. И может, если я еще помолчу, она сама догадается как. Похоже, у нее есть все ответы. Ведь если я попытаюсь объяснить и у меня ничего не получится, если я не смогу придумать разумное оправдание тому, как именно я умудряюсь совмещать работу в телерадиокомпании и аукционном зале, и если она заподозрит, что на самом деле я попросту развлекаюсь с ее мужем, что она тогда со мной сделает? Есть ли вероятность, к примеру, что она трахнет меня по голове вон той хрустальной вазой? И для верности размозжит мне черепушку готическим подсвечником? Принесет меня в жертву Всевышнему на ложе из амариллисов?

– Ты имеешь в виду, что животные и антиквариат как-то связаны? – невпопад переспросила я, хватая пучок зелени и принимаясь деловито расставлять его в вазе.

– Да. Я просто не могу представить…

– О! «Антиквариат на колесах!» – Я выронила папоротник.

– Что?

– Ну, знаешь, антикварные животные, – с облегчением выпалила я, пытаясь сделать вид, что эта мысль пришла мне в голову не только что. – Ха! Извини, я думала, ты знаешь. Видишь ли, когда ведущие шоу «Антиквариат на колесах» натыкаются на какого-нибудь китайского льва династии Мин или там, не знаю, тибетского свинцового коня четырнадцатого века, они приходят ко мне за советом.

– Что, правда? Ничего себе. А мне всегда казалось, что эти ведущие сами разбираются в антиквариате. Хочешь сказать, они просто повторяют то, что ты им сказала?

– Ну, иногда, – смущенно проговорила я, утыкаясь лицом в папоротник.

– Но… минуточку. При чем тут Чарли? Антиквариат для него слишком тяжелая тема, и про зверей он ни разу не писал. Он говорит, что актеры его за это ненавидят и терпеть не могут с ним работать.

– Да, – тут мне стало совсем худо. – Да уж, могу представить. Такое никому не понравится. – Я облизнула губы и сглотнула слюну. – Да, Чарли работает со мной, потому что… – Мне самой было интересно послушать свой голос: я прямо-таки изумлялась собственной наглости. – Потому что, ну…

– Я знаю! – Эллен вдруг схватила меня за руку. – Это доисторические животные, да? Динозавры?

Я вытаращилась на нее. Динозавры тут, конечно, ни при чем, но ничего лучше я придумать не могла.

Мимси расхохоталась:

– Ох, Эллен, не говори глупости!

– Нет-нет, – поспешно вмешалась я, – это вовсе не глупости. Но дело в том, что я пока не могу ничего разглашать. Не могу болтать. – Какая удобная фраза. Ну почему я раньше до нее не додумалась? Я заговорщически постучала по кончику носа. Он был весь мокрый. – Понимаешь, это тайна. Проект на ранней стадии.

– Круто! Неужели папа пишет сценарий для фильма вроде «Парка юрского периода»? С динозаврами? Мам, это же сценарий для Голливуда, мы разбогатеем!

– Как странно, – Мимси сдвинула брови. – Он ничего мне не говорил.

– Я же сказала, это все… ну, понимаешь. В тайне пока.

– И какие они будут? – настойчиво спросила Эллен.

– Что?

– Какие динозавры?

Я посмотрела на эту любознательную девочку. Конечно, я была ей благодарна за то, что она помогла мне выкрутиться из тупиковой ситуации, но именно сейчас я желала ей смерти. Более того, меня так и подмывало взять подсвечник и прикончить ее своими руками. И еще я начала понимать, почему Чарли так стремился смыться подальше от этой любопытной парочки с их навязчивыми вопросами, от этих инквизиторов, которым хотелось получить сведения о каждом человеческом шаге. Я вспомнила, как мы с Беном и Максом ходили в Музей национальной истории. Надо было повнимательнее рассмотреть динозавров.

– Да самые обычные, – невозмутимо проговорила я, – по крайней мере, для такого проекта. Ну, там… хм-м… тиранозавры, стратозавры…

– Стратозавры? Нет таких! Может, стегозавры? – изумленно проговорила Эллен.

– Возможно, – коротко согласилась я.

– А вы эксперт? Вы можете их различать?

– Ну…

– Как вы их различаете? – Ее очки сверкнули.

– По костям, – наконец прошипела я сквозь сжатые зубы, заметив рядом гробницу, в которой, несомненно, их было навалом. – У нас есть кости. А как бы еще мы это делали? – спросила я, просверлив ее испепеляющим и, пожалуй, слишком уж злобным взглядом – при матери-то.

Они замолчали, усваивая всю эту информацию. Наконец-то мне удалось их заткнуть длительным перечислением моих карьерных успехов, и теперь они представляли себе всякие картины. Например, как я на четвереньках, словно головоломку, складываю кости динозавров в единый скелет в свободное от программы «Антиквариат на колесах» время, а может, даже в обеденный перерыв на съемках «Ветеринарного патруля». Или у Кита, или в студии Би-би-си – все эти варианты, несомненно, сейчас крутились у них в голове, окончательно сбивая их с толку. Так-так, левая малоберцовая кость… это у нас, наверное, трицератопс… о, Хью, извини, ты хочешь, чтобы я оценила стоимость этой фарфоровой собачки восемнадцатого века?

– Боже, Люси, какая же у тебя интересная жизнь, – наконец произнесла Мимси. Судя по всему, она была поражена до глубины души.

– Да, наверное, – устало кивнула я. – Так. По обе стороны алтаря поставим по две большие вазы, ладно? – Я схватила одну и хотела убежать. Сердце бешено билось. Мне еще повезло, выкрутилась.

– Люси? – вдруг проговорила Эллен. – А папа вас Лаурой называл.

Я так и остолбенела с вазой в руках. В церкви повисла зловещая тишина. Отвратительная, тошнотворная тишина, нарушаемая только карканьем ворон в ветвях старых тисов на улице, ворон, которые летали над могильными камнями и звали друг друга, проносясь по лазурно-голубому небу. Наконец Мимси заговорила. Я не осмелилась посмотреть ей в лицо. Я могла лишь разглядывать узор на хрустальной вазе. Но мне почему-то казалось, что она побледнела.

– Эллен, подожди меня в соседней комнате, ладно? – тихо произнесла она. – Там после занятий в воскресной школе остались книжки и цветные карандаши. Я скоро приду.

Девочка молча повиновалась, видимо, почувствовав в голосе матери серьезные нотки. Может, она даже поняла, в чем дело. Надеюсь, что все же не поняла. Я поставила вазу на стол и посмотрела на толстые высокие стебли. Перед глазами вдруг закружились звездочки. Эллен зашаркала прочь из комнаты в полной тишине. Хлопнула дверь, и откуда-то сверху раздался голос.

– У тебя что, роман с моим мужем?

Я внезапно шумно вздохнула и нечаянно сдвинула вазу на столе. Сначала я не могла посмотреть ей в глаза, но это надо было сделать, и я приказала себе взглянуть на нее. Действительно, лицо у нее было очень бледное, и вокруг глаз и губ наметились морщинки. Зеленые глаза уже не искрились весельем и жизнерадостностью: они стали опустошенными, ранимыми, несчастными. Это было грустное лицо женщины средних лет, которой в жизни досталось немало горя и на которую сейчас навалилась новая беда – по моей вине.

– Я… нет, вовсе нет, – прошептала я. – То есть… не совсем. Но мы… мы собирались.

– Собирались?

– Да… вообще-то, мы до этого еще не дошли, – с жалким видом пробормотала я. Господи, какой кошмар. «Не дошли», как будто не дошли до дому! Только вот речь шла о супружеской измене ее мужа.

– Понятно. То есть… вы намеревались.

Я опустила голову, от стыда отводя глаза. Я чувствовала себя грязной презренной трусихой.

– Я… я сегодня собиралась с ним встретиться, – призналась я. – После того, как закончу тут с цветами.

– После церкви? – ровным голосом спросила она. – В отель. Как уместно. А он сказал мне, что у него деловая встреча в Лондоне.

– Прости! – Я в отчаянии подняла глаза. – Я понятия не имела, что он твой муж!

– А это бы что-нибудь изменило? Если бы ты знала? Я пристыженно отвела взгляд.

– Не знаю. То есть… да, конечно, сейчас я бы не стала, но раньше… не знаю. Но сейчас это имеет значение. Сама подумай, ведь ты такая милая, ты совсем не такая, как я ее представляла… и… мне-то казалось, что у меня есть оправдание, – выпалила я. – Потому что он такого про тебя нарассказывал… О боже, прости! – К своему ужасу и позору, я разрыдалась. Закрыла лицо руками и заревела. Она тут же подбежала ко мне и, к моему пущему стыду, обняла меня.

– Какая разница, – всхлипывала я, уткнувшись ей в плечо и уже не в силах остановиться, – какая разница, милая ты или нет! Мне все равно не стоило этого делать, и… Нет, так только хуже! – Я глотнула ртом воздух в перерыве между икотой, судорожно отпрянула от нее и вытерла лицо рукавом. – Это ты должна плакать, а не я! У тебя должна случиться истерика. Такая эгоистичная корова, как я, не имеет права плакать!

– Не переживай, – горько улыбнулась Мимси, все еще сжимая мое плечо. – Даже если бы ты не разревелась, я бы все равно плакать не стала. Я уже свое выплакала. У меня сил не осталось.

– Хочешь сказать, – я быстро подняла глаза, пытаясь совладать с собой, – такое уже случалось раньше?

– Да, и не раз, – вздохнула она.

– Не раз? – я оторопела. Слезы моментально высохли. Я пришла в такое смятение, что мне даже пришлось сесть на маленькую деревянную скамеечку и прислониться к стене. Мимси села рядом.

– И даже не два, – выпалила она.

– Но я-то думала, что я – единственная! – О боже, как наивно это звучит! Какие знакомые слова! – Он говорил… говорил, что никогда ничего подобного не чувствовал и ни разу в жизни не ходил налево… всегда был примерным мужем и…

– Такие сказки он умеет рассказывать. По крайней мере, так мне говорили.

– Тебе говорили? – я не верила своим ушам. – Кто?

– Так, дай-ка вспомнить. – Она нахмурилась. – Сначала Дженни, владелица садового рынка. После нее у Чарли вся одежда была измазана в земле, приходилось стирать каждый день… А потом Патруска – идиотское имя, да и сама она не лучше. Актриса, играла в театре, в Лондоне. Все время звонила в антракте и говорила, что мой муж – просто гений, просто ла-а-а-апочка… тупая шлюха. А потом, чуть не забыла, еще Элеонор…

– Элеонор? – еле слышно пролепетала я.

– Одна из моих самых близких подруг. Точнее, новых близких подруг. Она совсем недавно к нам переехала.

– Невероятно, – тихо простонала я. – Я и не догадывалась. – Я вспомнила, как Чарли признавался мне в любви, как твердил о глубоких, искренних чувствах. Но если честно, он всегда был слегка повернут на физической стороне дела.

– Значит, – я украдкой посмотрела на нее, – ты не очень-то и удивилась?

Она вздохнула.

– Удивилась? Нет. Но я разочарована, впрочем, как всегда. Видишь ли, когда у него никого нет – а я обычно знаю, что он завел себе новую пассию, – я всегда думаю: «Слава богу, наконец-то ему стало лучше». Но потом все случается опять.

– Лучше?

– Да. – Она печально улыбнулась. – Он стал таким в последние четыре года. До этого мы были самыми близкими людьми на свете. Мы были так счастливы, он вообще не смотрел на других женщин. Я смущенно заерзала.

– В последние четыре года? Но почему…

– Четыре года назад умер Ник.

– О…

– И таким образом он пытается забыть об этом. Отвлечься.

Я нахмурилась.

– Думаешь?

– Люси, я точно знаю. Он в отчаянии. И только так может справиться.

– Все потому, что ваш сын погиб…

– Он его сбил.

Я в ужасе посмотрела на нее.

– О нет!

Мимси кивнула.

– Он ехал к дому. Слишком быстро, на своей машине. Завернул за угол, а я как раз переходила дорогу вместе с Ником. Я забрала его из школы, и тут красный «мерседес» Чарли выскочил из-за поворота. Ник был ближе. Чарли сбил его так, что тот прямо в воздух взлетел.

– Какой ужас! – Я закрыла рукой рот и замерла. Потом медленно отвела руку. – Он никогда не говорил…

– Конечно, не говорил, как он мог рассказать такое? Он сам до сих пор с этим не смирился. Он не может вынести, что натворил такое, поэтому, знакомясь с новыми людьми, рассказывает им немножко другую историю. С такими людьми, как ты, например.

– Но ведь все в округе наверняка в курсе!

– Конечно, только никто об этом не говорит, потому что Чарли так ужасно себя чувствует. А как еще пережить такую трагедию, Люси? Мне очень тяжело, ведь я потеряла ребенка, а представь, каково ему. Ему же приходится каждый день на меня смотреть. И на себя – в зеркало. Он не может себя простить, поэтому и пускается во все тяжкие. Хочет стать новым человеком. Дженни жила далеко отсюда, потому ничего и не знала, Патруска вообще из Лондона, а вы с Элеонор только недавно переехали… Идеальный вариант. И страстный секс, чтобы забыться.

– Он ненормальный, – на полном серьезе проговорила я.

Она покачала головой.

– Нет, это ты чересчур. И это было бы слишком просто. Как я уже говорила, так он пытается пережить трагедию. У всех нас есть свой способ.

Я посмотрела на нее:

– И для тебя это религия?

Она улыбнулась:

– Значит, вот что он тебе сказал? Что в этом браке нас трое? – Она убрала челку с глаз. – Элеонор он ту же сказочку рассказывал. И поначалу так оно и было. Я была в отчаянии, мы с Чарли не могли даже смотреть друг другу в глаза, так что я обратилась к Господу. И на первых порах действительно чуть с ума не сошла на этой почве, превратилась в ревностную фанатичку евангелистской церкви. Но потом я успокоилась, обрела равновесие. И сейчас… сейчас все это отодвинулось на второй план. Я по-прежнему верю в Бога, это моя опора, но теперь вера стала лишь частью моей жизни, а не всей жизнью. И я действительно часто бываю в церкви. Но я прихожу сюда, чтобы обрести покой и мир, как и многие другие люди. – Она улыбнулась. – Жаль, что я не безумный маньяк, бьющий себя в грудь, каким меня представил Чарли. Для него это послужило бы удобным оправданием. Может, когда-то, четыре года назад, я и была такой. Не знаю. Тогда я действительно обезумела от горя.

Я медленно кивнула.

– Четыре года назад и я такой была.

Она кивнула.

– Я знаю. И всегда знала. Вот видишь, ты понимаешь мои чувства. Понимаешь, как я пыталась преодолеть несчастье и каково было Чарли. Иногда мы совершаем безумные поступки. Это горе толкает нас на безумства. Я не очень хорошо тебя знаю, Люси, но сдается мне, ты не из тех, кто стал бы спать с женатыми мужчинами.

– Теперь ты и для меня придумала оправдание, – пробормотала я. – Спускаешь меня с крючка.

Она пожала плечами.

– Возможно. Поживем – увидим. Если бы жизнь была справедливой, ты бы сейчас жила в Лондоне с Недом. У вас был бы большой дом у реки, просторный сад, два маленьких сына, а может, и еще один ребенок, маленькая девочка. Может, вы купили бы коттедж за городом, куда приезжали бы на выходные и устраивали вечеринки с друзьями. Может, вы ездили бы отдыхать в Корнуолл. Но потом случилось так, что все твое счастье разбилось вдребезги, как и мое. И теперь с нами может произойти все что угодно. Мы вынуждены сворачивать на незнакомую дорогу, и никто не знает, куда мы по неосторожности ступим, пробираясь на ощупь в темноте, когда наша душа столь уязвима и открыта любому влиянию.

– Но я-то думала, что мне уже лучше, – возразила я. – Я думала, что после всех этих четырех лет Чарли – моя награда. Думала, что он – мое спасение, компенсация за все это страшное время. Я не видела, что все еще иду по неправильному пути.

– Это потому, что ты хотела, чтобы тебе стало лучше. Ты решила, что так оно и будет. Я много раз так делала. Как часто мне казалось, что именно теперь я обрела чудесное спасение. Лишь сейчас я понимаю, что излечиться можно, только заглянув себе в душу. Что внешнее влияние и другие люди не в силах помочь.

Мы молча сидели рядом на низкой деревянной скамеечке в тесной сводчатой комнате с белеными стенами. Сквозь высокое окно просочился один-единственный луч света и упал на брошенные на столе стебли. Лужицы воды поблескивали на солнце. Я подумала, какая же Мимси замечательная. Какая она сильная и храбрая. Интересно, если бы я все узнала раньше, еще во время нашей первой встречи, тогда, в церкви с Лавинией, все сложилось бы по-другому? Если бы я знала правду, это отпугнуло бы меня? Надеюсь, что да. Но ведь тогда я думала, что его жена совсем другая. Я думала…

– О! – вдруг воскликнула я. – Как странно. Я не подумала, что ты его жена, потому что когда я описала Чарли женщину, которую видела около вашего дома – стройную красивую блондинку, – он сказал: «Точно, это моя жена». Я помню, что он обнял ее и проводил к синему джипу. Они еще обсуждали покупки.

– Это, наверное, Хелен, моя золовка. Она так нас поддерживала. Всегда приезжала, хотя живет в Лондоне. И с Эллен помогала, брала ее к себе играть с двоюродными сестрами. Чтобы та не чувствовала себя одинокой.

– Твоя золовка? Сестра Чарли?

– Да. И у нее синий джип. – Мимси улыбнулась. – Хотя у меня тоже такой, но я его первая купила.

– Да, конечно. Ведь я ее еще раз видела, когда она привезла Эллен в квартиру в Лондоне. Тогда мне показалось, что я ее узнала, но я так и не поняла, где же ее видела. И машину тоже.

Она кивнула.

– Значит, разобрались.

Мы снова замолчали. Каждая думала о своем. Я вспомнила тот день в его квартире и поежилась.

– Я ему позвоню, – пробормотала я, поднимаясь на ноги.

Она остановила меня, потянувшись и дотронувшись до моей руки.

– Прошу, не надо. Езжай, встреться с ним, как и планировала. И объясни ему все, только помягче. Или даже, – она запнулась, – или даже продолжай, как будто ничего не было. Я уставилась на нее.

– Что?

– Не хочу, чтобы он страдал, – торопливо проговорила она. – Не хочу, чтобы ему было еще больнее. Я ведь теперь знаю, что это ты… и ты мне нравишься… пусть лучше он изменяет с тобой, чем с кем-то еще.

– Ты что, серьезно?

– Я… – Она облизнула высохшие губы. – Послушай. Просто не надо сразу списывать его со счетов. Он хороший человек, добрый, любящий, забавный, поэтому он тебе и понравился. Поэтому и я в него влюбилась. Прошу тебя, помни, что, даже если ты хочешь угодить мне, ему тоже надо помочь. Он все еще страдает.

Меня поразило ее мужество. Ее доброта.

– Ох, Мимси, я… я не смогу, – выпалила я. – Я уже совсем по-другому теперь к нему отношусь, когда знаю… про тебя.

– Я понимаю, – кивнула она. – Но он не дурной человек, Люси, помни об этом. Когда-то, много лет назад, мы были очень счастливы вместе, и я знаю, что в один прекрасный день он вернется ко мне. И мне не хочется, чтобы его сердце было разбито. Так что будь с ним помягче, ладно?

Она пристально посмотрела на меня немигающим, ясным, честным взглядом.

Я выдержала ее взгляд. И кивнула.

– Конечно, я так и сделаю, – прошептала я. – Непременно.

«Я скажу ему кое-что еще, – подумала я, выходя из ризницы и шагая по длинному выложенному каменной плиткой проходу к двери. – Я скажу, как ему повезло, что у него есть такая женщина, как ты».

 

Глава 25

В гостиницу «Заяц и гончие» я приехала, немного опоздав, и с тяжелым сердцем свернула на стоянку. Голубая машина Чарли с откидным верхом уже была там, в темном углу, под кронами деревьев. Я вышла и захлопнула дверцу, медленно заперла ее на ключ, а потом с минуту спокойно постояла, глядя в землю и собираясь с мыслями. Наконец я развернулась и, хрустя гравием, зашагала по стоянке к большой двери симпатичной гостиницы с белыми стенами. Я толкнула дверь. Внутри горел неяркий, тусклый свет, но, оглядевшись в полумраке, я сразу же его увидела.

В баре было немного народу: пара мужчин у стойки и несколько парочек, склонившихся над круглыми столиками по краю зала. Он сидел у дальней двери, возле большого дровяного камина, вытянувшись в старинном дубовом кресле-качалке и откинув голову. Напротив него сидели два старичка в таких же креслах, и все они весело смеялись. Я видела, что Чарли в своей стихии: бодрый, возбужденный, он развлекал местных рассказами, а они хохотали за кружками пива. Он провел рукой по темным волосам, в его карих глазах заплясали искорки, и сердце мое упало. Я сглотнула слюну. Чарли. Мой Чарли. Но нам не суждено быть вместе. Тут он увидел меня и помахал рукой.

– Люси! Привет, дорогая, иди сюда!

– Привет.

Я заставила себя подойти к нему. Глаза его горели от радости, он был еще красивее, чем когда-либо. Выпитое пиво и тот факт, что мы в двадцати милях от Незерби, в недрах Глостершира, вдали от пытливых глаз и любопытных ушей, явно придали ему смелости. Он обнял меня за талию и прижал к себе.

– Моя девушка, – просиял он. – Люси Феллоуз. Не расслышал ваши имена…

Рон и Дад представились и одарили меня беззубыми улыбками и кивками.

– Рад знакомству, – усмехнулся один из них, глядя на мою грудь.

Я натянуто улыбнулась в ответ. Чарли явно сидел здесь уже давно, судя по сияющим глазам и раскрасневшимся щекам, но теперь он встал, ловко обошел старичков и провел меня к другому столику.

– Я возьму тебе выпить, – сказал Чарли, усаживая меня на скамеечку. – Они помогли мне убить время, прошептал он мне на ухо, подмигивая старичкам у камина. – Пока, ребята, не скучайте! – прокричал он.

– Не будем, тем более что тебе точно скучать не придется! – ляпнул один из них, кивая в мою сторону. Его сосед каркающе засмеялся. И чуть не упал с кресла.

Я поморщилась, но и задумалась: если бы все было по-другому, может, я тоже бы рассмеялась в ответ? Подмигнула бы и многозначительно кивнула, подняла бокал и произнесла тост в честь предстоящей страстной ночи, наслаждаясь спокойным вечером в баре, без детей, с этими чудесными старичками, с облегчением думая только о том, что их-то мне не придется укладывать в кровать, чистить их старые гнилые зубы и рассказывать им сказку на ночь. Размышляя об этом, я тупо пялилась на подставки для пивных кружек на столе, щеки мои горели. А потом Чарли вернулся от стойки с напитками.

– Какие выразительные типчики, а? – сказал он, втискиваясь на скамеечку рядом со мной. – Не смог удержаться и не подойти к ним. Возможно, ты встретишь их в моей следующей пьесе, только там они будут замаскированы под парочку старых алкашей на скамейке в парке. Для писателя любая ситуация может стать материалом. Но ты будешь рада услышать, что ужинать с нами они не будут. – Он улыбнулся и отхлебнул из налитой до краев кружки. – Не до такой степени я предан искусству.

Я улыбнулась, не в силах произнести ни слова, и уставилась в кружку. Чарли вроде не заметил: слишком силен был приток адреналина.

– Кстати, я поднимался наверх посмотреть комнату и клянусь, ты не будешь разочарована. Как раз то, что нужно. Просторный чердак с низким потолком и балками, о которые будешь биться головой при каждом шаге. Единственный способ с этим бороться – провести весь вечер в горизонтальном положении на божественной взбитой перине и выйти из комнаты, скажем, к полудню завтрашнего дня с очумелой головой – но вовсе не от ударов о балки! Что скажешь, если мы выпьем по паре кружек здесь, а потом поднимемся и закажем ужин в номер? Я поговорил с барменшей, она принесет.

Я крепко вцепилась в ножку своего бокала.

– Чарли, кажется, я не смогу остаться на ужин. Он замер, на губах осталась пивная пена.

– Что?

– Я сказала, что не смогу остаться.

Он сдвинул брови и опустил кружку.

– Что значит не сможешь? Если ты не останешься на ужин, как же ты собираешься остаться на… – Он развернулся на скамейке, чтобы посмотреть мне в лицо; в карих глазах застыло непонимание. – Люси, что случилось? Ты это из-за детей?

– Нет, не из-за детей. – Я облизнула пересохшие губы, быстро оглядела комнату, а потом повернулась к нему. – Чарли, сегодня днем я разговаривала с твоей женой. С Мирандой. Или с Мимси, ведь именно под этим именем я ее знаю. Потому что, видишь ли, как оказалось, мы с ней уже встречались. Вместе украшали церковь цветами. Просто я раньше не понимала, что она – это она.

Я заставила себя взглянуть на Чарли. Его глаза сначала ничего не выражали, потом в них медленно отразилось понимание. Искорки в них погасли. Он медленно опустил голову и уставился в стол.

– Понятно, – тихо произнес он. – И теперь, когда ты поняла, кто она такая, все отменяется, не так ли? Я вдруг стал для тебя не более привлекателен, чем эти старые усохшие чудаки? И тебе на меня вдруг стало наплевать? – Он торопливо отхлебнул пива.

– Чарли, послушай. – Я подбирала слова. – Во-первых, она совершенно не такая, какой я ее представляла. И совсем не подходит под твое описание! Иконы, коленопреклонение, религиозный экстаз – все это неправда!

– Раньше так и было, – упрямо заявил он. – В самом начале. Я не мог в спальню зайти из-за распятий.

– Да, – кивнула я, – она тоже в этом призналась, но сейчас ведь это не так? А ты по-прежнему этого не замечаешь, потому что тебе удобно считать ее религиозной фанатичкой, ведь это тебя оправдывает! Но с тех пор она сильно изменилась, Чарли, и ты это знаешь. Она чудесная, талантливая, красивая женщина, и ее вера просто придает ей сил, она вовсе не фанатичка, и…

– А во-вторых, – прервал он меня зловеще тихим голосом, – она рассказала тебе, что произошло на самом деле, не так ли? Про Ника.

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.

– Ей пришлось рассказать, Чарли. Иначе я бы не имела полного представления. Я должна была знать. И мне… мне очень жаль. – Я накрыла его руку ладонью.

Минуту он просто смотрел на наши руки.

– Жаль меня, жаль того, что я сделал со своим сыном, или жаль, что ты не можешь быть со мной? Не можешь любить меня, пусть даже мы еще не начали? – Он поднял голову и с мольбой посмотрел мне в глаза. – У нашей любви даже не было шанса.

– И то, и другое, и третье. Мне очень жаль, что в твоей жизни произошло такое горе, что ты пережил страшную утрату – эти слова звучат так банально, но… – Я изо всех сил пыталась объяснить. – Послушай, Чарли, я не хочу быть средством для твоего выздоровления. Знаю, это звучит жестоко, но я не могу быть с тобой по этой причине. Я просто не могу, и все! Он замолчал, переваривая мои слова.

– Понятно. – Он медленно провел пальцем по ручейку пролившегося пива. – Значит, вот что она тебе рассказала, да? Что я так пытаюсь забыться? Что связь с другой женщиной – единственное, что способно смягчить боль? Она это сказала?

– Ну, она…

– Но Люси, с тобой все по-другому! – в отчаянии проговорил он, повернувшись ко мне лицом. – Я знаю, что ты мне не поверишь, после того как поговорила с ней, но к тебе у меня действительно особые чувства. Конечно, у меня были другие женщины, но ни с одной из них я не испытывал ничего подобного, ни одна из них не проникала мне так глубоко в сердце, ни одну я не любил по-настоящему! – Я посмотрела ему в глаза. Открытый, уязвимый взгляд. И честный. Я заставила себя отдернуть руку.

– Чарли, я не могу, – тихо произнесла я. – После того как я ее встретила… Теперь она все знает, понимаешь? – взмолилась я. – Это все меняет!

Повисла тишина. Казалось, он находится далеко от меня; он погрузился в рассматривание лужицы пива на столе, но одновременно был где-то совсем в другом месте. Где-то далеко. Это было ужасно. Спустя какое-то время я заговорила.

– Ты же знал, что ей все известно? О твоих романах.

– Подозревал, – пробормотал он, возвращаясь из забытья. – Но она ничего не говорила. В этом доме никто ничего не произносит вслух. Никогда. – Он судорожно провел рукой по волосам. – Ох, Люси, ты даже не представляешь, что такое моя жизнь. Мне еще хуже оттого, что она мне все разрешает и никогда не устраивает ссоры, ни на чем не настаивает. Она почти… почти поощряет меня, пассивно, своим чертовым молчанием!

– Она не хочет останавливать тебя, раз это тебе помогает.

– Потому что она такая хорошая, черт возьми, и такая добрая! – Он грохнул кулаком об стол. Кое-кто из посетителей удивленно обернулся. – Иногда я просто ненавижу эту ее доброту, ненавижу ее за то, что она простила мне гибель Ника. Это невыносимо. – Он устремил на меня полный боли взгляд. – О боже… вот ты бы простила человека, который убил твоего любимого четырехлетнего сына? Твоего любимого Макса? Разве ты не пришла бы в ярость, не впала бы в истерику, не стала бы его обвинять, плакать, упрекать, вести себя отвратительно, кричать, не устроила бы ему настоящий ад? Не стала бы повторять: «Ну почему ты не смотрел, куда едешь, черт возьми?» Разве ты бы так не сделала?! – кричал он. – Сделала бы! Но Миранда – нет. Она не говорила ничего подобного. Никогда. Даже сразу после его смерти. Она вообще никогда ни в чем меня не обвиняла, Люси. И мне от этого только намного, намного хуже. – Он покачал головой.

Тут я почувствовала себя бессильной. Я знала, что этой парочке нужно пойти к кому-нибудь, лучше к кому-нибудь из преданных друзей, кто смог бы заставить их выговориться и разобрался бы в этом запутанном клубке эмоций, помог бы развязать этот узел вины и упреков, который душил их. Но если бы я высказала свои мысли вслух, они прозвучали бы трусливой уверткой. Как будто я хотела свалить все на кого-то еще.

– Как она могла простить меня, Люси? – снова выкрикнул он.

– Она должна была простить. Иначе вы не смогли бы двигаться вперед, иначе она бы сошла с ума. И потеряла бы тебя тоже. Если бы она винила тебя, вы бы расстались, и это было бы для нее невыносимо. Она ведь уже потеряла сына, неужели не понимаешь? Ей не хочется потерять семью. Она тебя любит!

– Она меня потеряла, – с горечью проговорил он. – Я к ней уже не вернусь. Она теперь слишком хорошая, а я слишком плохой. Она спешит на чтения Библии, а я – в холостяцкую квартиру утолять свою похоть. Мы слишком отдалились друг от друга, а Эллен застряла где-то посередине. Пути назад уже нет.

– Нет, есть, – не унималась я. – Всегда можно найти золотую середину. Назначь ей встречу здесь, Чарли, поговори с ней, скажи ей то, что говорил мне. Поговори с ней о ее набожности, о том, как в сравнении с ней ты чувствуешь себя грязным и бесчестным, что тебе от этого только хуже – расскажи ей об этом! Поговори с ней о вере, о других женщинах в твоей жизни – спорим, ты ей никогда ни о чем не рассказывал.

Он покачал головой.

– Мы даже не будем знать, с чего начать, – печально проговорил он. – Все это слишком затянулось. Придется разгребать слишком много дерьма.

– Но вам придется все это разгрести ради Эллен. Он вздохнул. Казалось, этот вздох исходит из самых глубин его души.

– Эллен. – Его лицо исказилось от горя, задергалось, он пытался совладать с собой. Наконец он заговорил. – Она хочет завести еще ребенка, – сказал он бесстрастным тоном. – Я точно знаю. Может, даже двоих.

– Вот видишь? – Я повернулась к нему, взяла его руки и крепко их сжала. – Почему бы и нет? Брось, Чарли, прошло четыре года, уже самое время!

– Я боюсь, Люси. То, что случилось с Ником… То, что я сделал с Ником… Не знаю. – Он выдернул руки. У него был усталый вид. Я увидела бессилие в его глазах, они стали пустыми. – Как я могу завести еще одного ребенка? Как я смею это сделать? И именно поэтому мне помогают другие женщины. Ведь тогда она не может от меня забеременеть. Тогда я не буду ее обременять. – Он как-то странно, украдкой улыбнулся, глядя в кружку.

Я опять растерялась. Как будто ступила на зыбучие пески. Я даже не знала, что ответить. Он резко поднял голову.

– И кстати, с нашей сексуальной жизнью все в порядке. У нас с Мирандой был просто потрясающий секс – раньше. И чудесный брак, все так говорили. Все твердили, как нам повезло. Я был от нее без ума, любил ее больше всего на свете.

– Конечно, – кивнула я, – я понимаю, о чем ты говоришь, Чарли, у меня тоже была такая любовь, и я бы все отдала, чтобы получить ее обратно. Чтобы Нед вернулся. И знаешь, ведь ты можешь вернуть свою любовь. Если бы я была на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы ее вернуть!

– Да, но тебе легко говорить, ты же никого не убивала. Я посмотрела на него и глубоко вздохнула.

– Откуда ты знаешь?

– Что?

– Я сказала – откуда ты знаешь?

Он растерянно уставился на меня.

– Чарли, то, что я сейчас скажу, я прежде говорила только одному человеку. Одной живой душе. Потому что… потому что никому от этого лучше не станет. Особенно мне. Но тебе, может быть, это поможет. Видишь ли, я лично считаю, что это я убила своего мужа, Неда.

Он нахмурил брови и выпятил подбородок.

– Что?

Я облизнула губы и засомневалась, смогу ли договорить до конца. Закончить то, что начала. Заставить себя выговорить эти слова.

– Но погоди-ка, ты же вроде говорила, что он погиб в автокатастрофе, пока ты рожала?

Я кивнула.

– Это так. Но когда это случилось, он разговаривал по мобильному. Разговаривал со мной. Я ему позвонила, когда лежала в больнице, скрючившись от боли. Я терпела схватки, и мне было так обидно, что я совсем одна, что он не рядом! Я ненавидела его за это. Я знала, что Нед сидит в темной монтажной и пытается от меня скрыться, оттянуть тот момент, когда придется ехать в больницу. Поэтому я схватила телефон и набрала его номер. Я застала его в машине, как раз когда он выезжал из Сохо. Я орала на него, пока он ехал… «Ты что, с ума сошел, Нед? А ну быстро приезжай сюда! Я здесь рожаю твоего проклятого ребенка, черт возьми!» – При воспоминании об этом к горлу подступили слезы. Я подняла глаза к потолку, чтобы успокоиться.

– Тогда он и разбился? Ты слышала, как это было?

– Да. И нет, – ответила я, отчаянно моргая и медленно опуская глаза вниз. – Я… я ведь тогда была в истерике, почти ничего не соображала. Просто услышала какой-то грохот, а потом на линии наступила тишина. Я тогда не думала, что это мой муж разбился, а его машина горит. Я подумала, что отключился телефон! Я даже попробовала перезвонить. И даже не вспомнила об этом, когда пришли мои родители и сказали, что произошло. Водитель грузовика сообщил, что Нед разговаривал по телефону. Прошло много часов, много дней, прежде чем я осознала. Тогда все кусочки головоломки сошлись воедино. Разве ты не понимаешь, Чарли? Это я его убила. Если бы он не отвлекся, если бы держался за руль двумя руками, если бы не разговаривал со мной, не пытался меня успокоить – меня, бившуюся в истерике и ни черта не соображавшую, – он бы тогда увидел тот грузовик. И легко завернул бы за угол. Он бы был сейчас здесь, со мной!

Чарли пристально посмотрел на меня. И наконец покачал головой.

– Нельзя так говорить. И нельзя так себя мучить.

– Я и не мучаю, – прошептала я, наклоняясь вперед. – По крайней мере, не очень часто. В этом мой секрет. Конечно, когда мне было очень плохо, я иногда страшно грызла себя, но все же это бывало лишь временами. И не в ущерб моей семье. Лишь однажды, когда я напилась и стала убиваться, я призналась в своих мучениях одному другу. Потому что, Чарли, это все равно что нажимать на кнопку саморазрушения, не говоря уж о том, что это причиняет боль людям, которых ты любишь! Чарли, ты же любишь Миранду и Эллен, не говори, что это не так. Перестань вести себя как идиот, возвращайся к ним! Спаси свою семью. Не надо прятаться в постелях чужих женщин, стань снова семьянином, заведите еще детей… Ты же ни в чем не виноват! – Я смотрела на него, и мне хотелось, чтобы мои слова отпечатались у него в мозгу. – Ты же не видел Ника! Иначе не стал бы нестись так быстро, правда? Разве ты не понимаешь? Несчастные случаи происходят, они трагичны, и ничего с этим поделать нельзя. С людьми постоянно случается что-то плохое, но это вовсе не значит, что мы вдруг ни с того ни с сего становимся плохими! Это не значит, что ты – плохой человек!

Чарли ничего не ответил. Мы все еще смотрели друг другу в глаза, потом он отвел взгляд.

– Ладно, если никакие уговоры на тебя не действуют, – прошептала я, – то сделай это ради Ника. Постарайся ради него. Потому что, скажу тебе честно, Чарли, бывают дни, когда я просыпаюсь и мне хочется взять бутылку чего-нибудь покрепче и опять завалиться в кровать. Но я так не поступаю. Я встаю, готовлю завтрак и живу обычной жизнью, и причина, по которой я это делаю, вовсе не во мне, не в моих детях. Нед тому причиной. Я заставляю себя поверить, что он за мной наблюдает. Что он следит, как я воспитываю его сыновей.

Последовала тишина. Наконец Чарли заговорил.

– Когда я сказал, что с тобой все по-другому, Люси, я говорил правду. Знаю, ты считаешь меня отвратительным старым донжуаном, отчаявшимся волокитой, но я чувствовал… и все еще чувствую… что ты мне небезразлична. Несмотря на то что мы никогда… ну, ты понимаешь.

Я улыбнулась.

– Понимаю.

– И самое ужасное то, – вздохнул он, – что я знаю, почему это так. – Он поднял глаза и посмотрел на меня. – Я знаю, почему ты мне сразу понравилась. Ты напомнила мне Миранду. Когда я впервые увидел тебя вместе с Максом в Лондоне – в магазине, в автобусе, светловолосую, улыбающуюся, хорошенькую, с маленьким сыном… Вы были как Миранда и Ник, которые выходили из школы, держась за руки. Миранда и Ник, которые шли в магазинчик на углу, чтобы купить газеты и сладости. Ты ходишь, как она. И говоришь, как она.

Я задумалась и поняла, что тоже заметила это сходство. Даже Лавиния заметила.

– Но я не такая хорошая, как она, – проговорила я. – Она намного лучше.

Чарли горько улыбнулся.

– Она раньше и не была хорошей, – сказал он почти обиженно. – Раньше она была безобразницей, между прочим. Знала бы ты, что она вытворяла. – При воспоминании об этом в его глазах заиграли искорки, как будто где-то внутри зажегся огонь. – Вот было времечко. Еще до того, как родились дети. И даже после этого. Чудесные, замечательные годы.

– Все еще можно повторить, Чарли, – горячо проговорила я. – Правда, можно, потому что Миранда, та девушка, в которую ты влюбился, та, которую ты любил, до сих пор здесь. Тебе просто нужно копнуть поглубже, вот и все. И она до сих пор на многое способна. Просто ты забыл о том, что она может. Но если приглядеться, то ты увидишь, что в ее сердце до сих пор теплится огонь.

– Думаешь, он разгорится? – Он посмотрел на меня сквозь длинные ресницы. – Я-то думал, что мне удастся зажечь этот огонь в тебе. Думал, чиркну спичкой и пламя сразу вспыхнет. – Он улыбнулся, и я снова узнала старого Чарли. Я усмехнулась.

– Вот именно.

Тут его улыбка погасла, как будто в нем не осталось больше энергии и силы иссякли. Он отвел глаза, и мы снова замолчали. Я поняла, что он вспоминает о прошлом и возвращается по жизненному пути назад. Это была та же дорога, по которой ступала и я, дорога потерь, боли и горя, но я знала, что он зашел дальше меня по этому пути. Наконец я встала, перекинула сумку через плечо и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. Он потянулся и крепко сжал мою руку, но ничего не сказал. И даже не посмотрел на меня. Наверное, просто не смог.

– Прощай, Чарли, – прошептала я.

Он кивнул, и я взглянула на его макушку. Его волосы завивались кудрями, и среди них было всего несколько седых нитей; на нем была бело-голубая клетчатая рубашка с рукавами, закатанными до локтей. Я долго смотрела на него.

А потом ушла.

 

Глава 26

Я ехала домой, измученная, усталая и расстроенная за нас обоих. Жизненная несправедливость злила меня невероятно: мне казалось, что двое людей просто не в силах вынести такие беды. Что это за Бог такой, Мимси, который позволяет таким вещам случаться за долю секунды и разрушать человеческие жизни навечно? Ребенок, взлетающий в воздух, муж, выбивающий собой лобовое стекло… И ничего уже не изменить: отныне вина и горе переполняют тех, кто остался в живых. Я ничего не понимала, как не понимала и тогда, когда умер Нед. Тогда я тоже думала о Боге, анализировала ситуацию, спрашивала Его, хотела узнать, что же заставило Его указать именно на Неда, что заставило Его побудить меня набрать номер мужа в тот день. По горькому опыту я знала, что ответов не будет. И еще я знала, что если так думать, то можно сойти с ума, и тогда меня ждут бессонные ночи и страшные рыдания в ванной: я буду смотреть в зеркало и ненавидеть, презирать себя. О да, в Лондоне я уже тысячу раз это проходила, но я научилась бороться с чувством вины и забывать о нем, запирая угрызения совести на ключ. Теперь я уже напрактиковалась в этом, набила руку и почти гордилась собой. Так что сейчас, проезжая по проселочным дорогам мимо белоснежных полей, заросших купырем, я не думала о Неде и об откровениях, высказанных там, в гостинице. Все мои мысли были о Чарли.

Чарли, который, несомненно, прошел через ад и вернулся к жизни. Но теперь, через четыре года, сможет ли он справиться со своей бедой и начать все с чистого листа? Сможет ли он начать новую жизнь с Мирандой? Я знала, что он пережил страшную боль, но я также чувствовала, что он не омертвел. Я очень на это надеялась. И еще я понимала, что легко решить начать жизнь сначала, но как сложно не сбиться с этого пути! Легко проснуться в чудесный денек и сказать себе: «Прекрасно, пора начать новую жизнь! Погоревала четыре года и хватит! Все, что тебе нужно, Люси – это переехать за город, сменить обстановку, и… о да, самое главное – найти себе мужчину! Кстати, смотри, вот как раз очень симпатичный и идет прямо по твоей улице!»

Неужели все было именно так? Я задумалась, вспоминая недавнее прошлое. Неужели я его выбрала вот так случайно, наобум? И неужели в словах Джесс была доля правды – насчет того, что я намеренно выбрала женатого, того, кто мне совершенно не подходит? Ведь теперь, когда с Чарли у меня ничего не вышло, я совсем не расстроилась. Я не схожу с ума от горя, потеряв желанного мужчину. Интересно, где же мои слезы? Почему у меня сухие глаза? Или же в глубине души я чувствую облегчение, что так легко отделалась и опять осталась в одиночестве – и в безопасности?

Я вздохнула, грустно взглянула в зеркало заднего вида и провела рукой по волосам. Действительно, ни слезинки. Но вид у меня все равно расстроенный, и еще я кажусь старше, чем я есть на самом деле. Состарилась от забот. Я потерла лицо тыльной стороной ладони. А любила ли я Чарли вообще? Если я сейчас чувствую себя невероятно спокойно, разве я его любила? Или же мне просто снова хотелось вернуться к нормальной жизни, чтобы меня больше никто не считал эмоциональным инвалидом? Только не в полную силу, не с холостяком, потому что это было бы слишком страшно, это было бы слишком похоже на нормальные отношения, может, даже привело бы к замужеству. А вы только посмотрите, что я сотворила со своим предыдущим мужем. Тут мне вспомнились слова Чарли. «Да как я смею», – сказал он. И как я смею завести другого мужа, раз уж на то пошло? Я вцепилась в руль и осознала, что на глаза наворачиваются слезы – только плакала я не об утраченной любви, а о самой себе. Я знала, что лезу в такие уголки своего сердца, куда лучше бы не заглядывать. «Прекрати, Люси, – зашипела я на себя. – Прекрати, ради бога!»

Но я не могла прекратить, в голове уже закружился водоворот. Мне стало интересно, а почему это Чарли оказался храбрее меня. Ведь он действительно задумывался о своей вине, причем ежедневно. Потому что знал, что виноват он, а я точно не знала – мало ли, может, Нед одновременно закуривал и разговаривал со мной? Или закуривал водитель грузовика? А может, Неду солнце в глаза светило? И к тому же он часто вел машину и разговаривал по мобильнику… Но все-таки я очень громко орала, как ненормальная. Ругалась на него и обвиняла в том, что он намеренно уклоняется от присутствия при рождении второго ребенка, что позволяет своей брезгливости взять верх. «Нет, нет, хватит уже об этом думать, Люси! – вскрикнула я вслух, в ярости ударив по рулю. – Так нельзя, нельзя себя терзать, разве забыла?»

Я тупо кивнула, поджав губы. Сделала глубокий вдох.

Ну вот. Все. Теперь я себя контролирую. Я поехала дальше, пытаясь освободиться от своих мыслей. Я попробовала вообще ни о чем не думать. Спустя какое-то время посмотрела на часы. Девять часов вечера. Мы с Чарли говорили совсем недолго, и я ехала очень быстро, так что скоро уже буду дома, а ведь еще даже не темно. Мне не хотелось возвращаться. Не хотелось проезжать мимо Незерби: наверняка в этот теплый летний вечер все Феллоузы ужинают на террасе. Как они удивятся, если я проеду мимо на машине. «Минуточку, разве она сегодня не собиралась в Лондон? Какого черта она так быстро притащилась обратно?»

Ну уж нет. Не поеду я домой, чтобы мне устроили допрос! Вернусь, когда стемнеет, когда можно будет тихонько проскользнуть мимо Незерби-Холла. А что, если и вправду съездить в Лондон? Побуду там полчасика, загляну к Джесс. Я подумала о Джесс какая же она счастливая и наконец-то помирилась с мужем. Я знала, что придется все рассказать о Чарли и выслушать ее лекцию. Нет, к встрече с Джесс я не готова. Может, к Терезе заехать? Она наверняка сейчас уютно устроилась на кухне вместе с Карло и готовит ему что-нибудь вкусненькое на ужин… А несколькими этажами ниже на диванчике обнялись Гектор с Розанной, и тут… упс, подъехала машина! «И кто это? Опять наша бедная Люси!

Надо согреть ее после долгого путешествия, предложить ей выпить, погладить по ручке и – о да, конечно, пригласить Тео и Рэя! Чем больше счастливых, любящих пар вокруг нее, тем лучше!»

Я ужаснулась собственным мыслям. Ты что же, Люси, обзавидовалась? Своим друзьям? Какое некрасивое чувство. Я открыла окно и вдохнула свежий воздух, чтобы успокоиться. Завидовать я не стану! Просто сегодня не могу никого видеть. Я ведь только что рассталась с любовником. Тут я поморщилась. С любовником. Меня саму поразило, насколько вульгарно и грязно звучало это слово. Любовники занимаются этим на заднем сиденье машины в темном переулке. Я вспомнила, как в детстве, когда я гостила у бабушки в Ирландии, мы с Мэйзи и Лукасом проехали мимо машины с запотевшими стеклами, которая стояла на бабушкиной улице. Вдруг в окне сверкнули белые пятки – высоко на стекле, широко расставленные. Я оторопела, а Лукас проворчал: «Опять Боб Тайлер, наверняка с чьей-нибудь женой». Я вспыхнула. Представляю, как обрадуются мои родители, если я ворвусь к ним в дом с рыданиями. «Боже, я только что рассталась с женатым мужчиной, я в депрессии!» Нет. Не могу я так поступить, к ним ехать нельзя. Так куда же мне деваться? На меня накатила паника. Что-то в последнее время я часто паникую. Куда же мне ехать?

Я колесила по дорогам, проникаясь все более и более глубокой жалостью к себе, и тут вдруг до меня дошло, что я как раз проезжаю мимо Фрэмптона. Я замедлила ход и высунула голову из окна – охладить горящие щеки. И чуть было не съехала в канаву, когда мне показалось, что я заметила… О да. Это он. Кит. Кит стоял в саду перед домом. Высокий, стройный, в ярко-синей рубашке, он прогуливался между лавандовыми клумбами, срывая то пожухлый листок, то одуванчик. Кит мне друг, хоть и новый. Но захочет ли он, чтобы я его беспокоила? Я неуверенно подняла руку, и в этот момент он увидел меня и помахал в ответ. Я с облегчением улыбнулась, а он, просияв, подошел к воротам. В руке у него был стеклянный бокал с водкой, льдом и лимоном, и оказавшись у ворот, он вопросительно поднес бокал ко рту и поднял брови.

О да – я почувствовала облегчение – да, я так и сделаю. Мой милый, добрый Кит, которого я не боюсь, особенно после того, что мне рассказала Мимси. Какая хорошая идея. Я радостно закивала в ответ; он подошел и открыл передо мной железные ворота.

Это идеальный вариант. Большая порция джина с тоником на террасе, беззаботный разговор об антиквариате, солнце, садящееся за яблоневый сад, стрекозы, жужжащие и танцующие в сгущающемся сумраке. Наверняка это мне поможет. Не исключено, что мы даже поговорим о Чарли. Ведь он близкий друг Кита, а я бы хотела узнать о Чарли побольше, меланхолично порассуждать о последствиях нашей встречи. Попытаться избавиться от грусти. Я весело выпрыгнула из джипа и с улыбкой захлопнула дверь.

– Ну надо же, какой приятный сюрприз, – воскликнул Кит, шагая мне навстречу по дорожке. Он наклонился и запечатлел на моей щеке добродетельный поцелуй. – Я как раз думал: какой чудесный вечер и мне не с кем его разделить. Не с кем погулять по саду с бокалом в руке, некому продемонстрировать мои клумбы и лужайку с полевыми цветами. А тут как раз ты! Ты что-нибудь выпьешь, моя дорогая? Ты же останешься пропустить по стаканчику, я надеюсь?

– Конечно, останусь и выпью все, что ты мне предложишь. Лучше большой джин с тоником. А потом прогуляемся по твоему волшебному саду. Чувствуешь себя королем без королевы? – поддразнила я.

– Именно, – он улыбнулся. – Зачем мне такой прекрасный сад, когда даже некому его показать? Ведь в этом и есть все удовольствие.

– Могу себе представить.

Он усмехнулся и проводил меня в дом, чтобы сделать коктейль.

Какое-то время мы болтали в темной прихожей, а потом, в полном вооружении, с бокалами в руках – Кит даже решил принести вазочку с оливками и побежал за ней – обошли дом и оказались на террасе. Терраса выходила на великолепный дикий сад, где мускусный аромат паслена смешивался с запахом маков и примул. За лугом был яблоневый сад со старыми сучковатыми деревьями.

Я с облегчением вздохнула, усаживаясь на скамейку в тени большого полотняного зонтика. После всплеска эмоций в гостинице я как-то ослабла и даже дрожала. Я вздохнула и сосредоточилась на созерцании фантастического вида.

– Знаешь, Кит, ты прав, сад просто волшебный. Он гораздо красивее, чем в Незерби – тот сад, несмотря на все свое великолепие, кажется… не знаю… прилизанным, что ли. Слишком уж цивилизованным, обработанным. Все эти подстриженные лужайки и безупречно ухоженные розовые клумбы с аккуратными бортиками – немного скучно, тебе не кажется?

– Да, но поддерживать их в таком состоянии намного проще, вот в чем загвоздка, – проговорил он, садясь рядом со мной и оглядывая свой запущенный сад: дорожки, простриженные среди высокой травы; маки и маргаритки, склонившие головки рядом с повядшими розами, левкоями и дельфиниумами. – Легко придать клумбам аккуратный и ухоженный вид, но вот чтобы достичь естественности, природного облика, нужно затратить кучу времени. Это знает любая женщина, которая пользуется косметикой. Кстати, раз уж мы заговорили о женщинах…

По ступеням террасы из сада поднялась Рококо и положила огромную голову на колени хозяину. Ее карие глаза были печальны, и она медленно виляла хвостом.

– Выздоровела? – спросила я, потянувшись и погладив ее.

– Как новенькая. И все благодаря вам с Чарли. Не знаю, что бы произошло, если бы вы быстро не сообразили, что делать.

Я вздохнула, вспомнив тот странный и забавный день. Чарли, который отчаянно хотел затащить меня в постель, и себя, которая не особенно сопротивлялась.

– Эй, – тихо произнес Кит, заметив грусть на моем лице, – я что-то не то сказал?

– Нет, вовсе нет, – торопливо проговорила я. – Вообще-то… знаешь, Кит, я бы хотела поговорить о нем. – Я робко подняла глаза. – Ты все знал… я так понимаю?

– О вас с Чарли? Ну, точно я не знал, но подозревал, конечно, а в прошлом все мои подозрения насчет Чарли всегда оправдывались. – Он закурил сигарету и посмотрел на меня добрыми глазами. – Если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Все в порядке, я в курсе. То есть… я знаю о других его женщинах. – Я замолкла и облизнула пересохшие губы. – И много у него их было?

Кит смутился и задумчиво выпустил струйку дыма над моей головой.

– Я бы не сказал, что много, но несколько было. И ни одна из них тебе в подметки не годилась, Люси.

Я улыбнулась.

– Ты очень галантен, Кит, но вовсе не обязательно говорить тактично. Теперь между нами все кончено, и ты можешь смело рассказать мне, каким он на самом деле был дерьмом.

– Не был он дерьмом, – медленно проговорил Кит. – Он просто парень, который никак не может разобраться со своими проблемами.

– Я знаю. – Я густо покраснела. – Ненавижу себя за то, что так сказала. Наверное, хотела защитить себя, – с несчастным видом договорила я. – Чтобы сохранить хоть остатки ложной гордости. – Я глубоко вздохнула. – Мне известно о его проблемах, Кит, и это просто ужасно. Понимаешь… я даже не знаю. У меня тоже было много проблем, и сегодня я чувствую вовсе не потрясение и опустошенность из-за своего так называемого неудавшегося «романа», а злость и жалость к самой себе. Он улыбнулся.

– Что ж, подробности мне неизвестны, но я подозреваю, причина в том, что ты никогда его не любила.

– У меня не было возможности его полюбить, – мрачно пробурчала я. – Мы только пару раз поцеловались. Но ты прав, наверное, я просто убедила себя в том, что люблю его. Он вскружил мне голову, а страсть длится недолго. Мимси так говорила о своей вере в Бога: фанатичная страсть очень быстро изживает себя.

– Значит, ты знакома с Мимси?

– Да. – Я горько улыбнулась. – Вместе украшаем церковь цветами.

– А-а. – Он усмехнулся. – Разумеется. Да, она сильная женщина, – задумчиво произнес он. – Очень сильная, с этим не поспоришь. И в этом тоже проблема: Чарли видит ее силу и чувствует себя неполноценным. Он никогда не был достоин ее, поэтому и преувеличил ее религиозное рвение, чтобы вызвать у тебя жалость. Он это не нарочно. Пусть все знают, что она возводит святилище у себя на заднем дворе – все это, конечно, полная чушь, но в нашем замкнутом обществе слухи разносятся быстро. И люди хотят верить слухам, потому что их жизнь так скучна. А как весело, когда прямо на твоем пороге показывают мыльную оперу! – Он с горечью потер подбородок. – Мне ли не знать. О нас с Джулией ходили разные истории, я точно знаю. Просто возмутительные слухи. Болтали о нашей с ней сексуальной жизни, обо всем. И это было невероятно унизительно. Тем более что все это неправда. Но ей это помогло. У нее появилось оправдание, чтобы от меня сбежать. И ее поступок вроде как стал правомерным. Все поверили, что у нее была законная причина, чтобы меня бросить. – Я вытаращилась на него. Кажется, даже с открытым ртом. – А если говорить начистоту, – продолжал он, – разве кому-нибудь известно, что происходит в супружеском доме? Никто не знает настоящей правды, кроме тех двоих, кого это непосредственно касается. Все остальное лишь сплетни и домыслы.

– Да, конечно, – медленно промямлила я. – Конечно. На самом деле никто ничего не знает. – На секунду я задумалась.

– Может, еще выпьешь, Люси? – Он с улыбкой поднялся на ноги.

Я очнулась от оцепенения.

– Да, пожалуйста. Спасибо, Кит. – И протянула бокал.

– А пока меня нет, – он потянулся к креслу и бросил мне глянцевый каталог, – посмотри-ка на это. Частная коллекция Грегорио де Конкеска. Аукцион состоится в следующий четверг в Венеции, и это будет что-то особенное. Совершенно уникальный опыт. Кое-какие предметы мебели – почти все семнадцатого века – не покидали стен фамильного палаццо с тех пор, как предки Конкеска привезли их во дворец четыреста лет назад. Взгляни, это просто восторг.

Я взяла каталог, все еще находясь в своих мыслях. А ведь Кит прав. Никто и ничего не может знать о супружеской жизни двух людей, кроме них самих. Потому и появляются всякие истории. Я рассеянно листала страницы каталога, но в конце концов от моей рассеянности не осталось и следа – я увидела кувшин и вазу эпохи короля Якоба.

– О-о-о, – простонала я, – только посмотри, какой кувшин! В прекрасном состоянии… А этот майсенский фарфор, ранний период! – Я с восторгом листала каталог. – А эти эмали лиможского фарфора! И сколько их здесь!

– Я тебе о чем и говорю, – крикнул он из дома. – И некоторые из этих вещей вообще никто никогда не видел. Их просто не выносили на свет. Будет жуткая драка, конечно, со всего мира съедутся антиквары, но представь, как будет весело! Ланчи, прогулки по каналам… Если хочешь, можешь поехать со мной.

Я оторопела. Поехать с ним? В Венецию? О господи, ну ничего себе… Хотя, почему бы и нет? Ведь именно о такой возможности я мечтала, не так ли? Венеция. Но… но почему он меня пригласил? И в качестве кого я поеду? В качестве коллеги или друга? Или даже… да нет, не будь дурочкой, Люси. Конечно, в качестве коллеги!

– Черт! Морозильник плохо работает, – выругался Кит. – Льда совсем мало.

– Ничего страшного, – рассеянно прокричала я в ответ, тихонько захлопнула каталог, положила его на кресло и задвинула это кресло подальше, чтобы никто не видел. Когда он вернется, я заговорю о чем-нибудь другом. А пока немного подумаю.

– Какие красивые розы, – улыбнулась я, кивнув на розовые кусты в саду, когда он вышел на террасу несколькими минутами позже.

– Да, – согласился он, нырнув под зонтик и протягивая мне бокал. Я взяла бокал, и тут – готова поклясться – он расстегнул одну пуговицу на рубашке. Грудь была видна. Но может, мне и показалось. Я торопливо отвела глаза. Может, я просто раньше не обратила внимания. Он улыбнулся и сел рядом со мной.

– Спасибо, – я отпила глоток. – Очень вкусно.

– Не за что. Ах… – Он довольно вздохнул и откинулся на спинку скамейки, вытянув руки и положив ногу на ногу. – О да, эти розы, – он прищурился, – в этом году особенно хорошо уродились. – Он повернул голову и пристально посмотрел на меня. – И вообще, это был очень хороший год.

Я удивленно взглянула на него, потом залилась румянцем и отвела глаза. Я чувствовала, что его рука на спинке скамейки находится всего в миллиметре от моих волос. Я продолжила напряженно разглядывать розовые кусты, как будто никаких дел важнее у меня и не было. В саду вдруг наступила жутковатая тишина. Мне это только кажется, или он действительно коснулся рукой моих волос? Или это я нечаянно мотнула головой? Я одеревенела и еле отваживалась вздохнуть. Медленно подняла бокал к губам и сделала глоток.

– Скажи, Люси, – наконец промурлыкал Кит, – ты играешь в крокет?

Джин-тоник фонтаном брызнул у меня изо рта. Я судорожно закашлялась.

– Боже, бедняжка! – Он вскочил и встревоженно похлопал меня по спине.

– Извини, – прохрипела я, громко кашляя и пытаясь перевести дыхание. – Не в то горло попало.

– Понятно. – Он обеспокоенно суетился вокруг, а потом снова сел и подождал, пока мне станет лучше. – Ну как?

– Да, спасибо, мне уже лучше! – пролепетала я. – Я в полном порядке.

– Я просто спросил, – продолжал он как ни в чем не бывало. – У меня тут есть чудесная лужайка за живой изгородью, а в летнем домике лежат и ворота, и молотки для крокета. Они принадлежали еще моему деду. Может, сыграем разок, пока солнце не зашло? Можем взять коктейли с собой.

Я вытерла рот и осторожно поставила бокал на стол.

– Вообще-то, Кит, я только что вспомнила, что мне срочно надо ехать домой. Роуз сидит с детьми, и мне нельзя задерживаться. К тому же я уже выпила в баре с Чарли, и этот коктейль меня просто прикончит. Даже не знаю, о чем я раньше думала, ты ведь уже мне налил, но… – Я торопливо вскочила на ноги. – Извини, я такая дурочка, совершенно забыла о времени!

– Не волнуйся, – беззаботно проговорил он, поднимаясь со скамейки. – Ты же за рулем, я и сам должен был знать. Сыграем как-нибудь в другой раз. В крокет, я имею в виду.

– Д-да, это будет здорово, – пролепетала я, отчаянно заливаясь краской. – Я… я с удовольствием с тобой сыграю.

– Превосходно, – он восторженно потер руки, а я схватила сумку, прижала ее к груди и рванула к стоянке, притворившись, будто ищу ключи от машины, но на самом деле пряча лицо. Он вроде ничего не заметил и беззаботно зашагал рядом, засунув руки в карманы и бормоча что-то по поводу чудесного фигового дерева у залитой солнцем южной стены дома, о прекрасном закате. Так мы дошли до машины.

Он открыл для меня дверь и смотрел на меня, пока я садилась.

– Счастливо, Люси, увидимся на следующей неделе.

– Конечно! – прохрипела я в ответ. Я не могла смотреть ему в глаза, поэтому срочно принялась застегивать ремень безопасности, поворачивать ключ в зажигании и переключать скорости.

Не успел он отойти от двери, как я сорвалась с места и чуть его не опрокинула. Уже издалека я беззаботно помахала ему, а потом прорвалась сквозь ворота, вылетела на шоссе и понеслась прочь.

Господи, какой ужас. Я закрыла рот рукой. Какой кошмар! Неужели он действительно подумал… серьезно предположил, что меня интересует… ну уж нет. Нет, это невозможно. Он бы в жизни так не подумал. Разве он мог такое предположить? Ведь я только что порвала с Чарли! Неужели он думает, что мои предпочтения меняются столь стремительно? А может, он вправду так подумал? Что сможет меня утешить? Отчаявшаяся женщина за тридцать, которая так хочет вернуться к нормальным моногамным отношениям, что стакан джина и первый попавшийся парень в собственном особняке ее вполне устроит? Может, он думает, что я способна беззаботно перепрыгнуть от одного мужика к другому и сердце мое при этом даже не дрогнет? Да это же просто немыслимо. И оскорбительно, между прочим!

Вцепившись в руль, я неслась по сумеречным проселочным дорогам. Больше всего на свете мне хотелось умчаться, отгородиться от этого позорного происшествия. Но потом, спустя какое-то время, я замедлила ход. В моей голове возникла другая мысль. Что, если я ошиблась? Сделала из мухи… Я в отчаянии сгорбилась на сиденье. Ну да, конечно. Я слишком бурно отреагировала. Большая порция джина, предложение съездить в командировку, аукцион в Венеции… это же прекрасно! А я сразу решила, что ему нужно только мое тело. Меня бросило в жар. Мне стало очень стыдно. Бедный, милый, добрый Кит, который просто пытался быть гостеприимным хозяином, хотел развлечь меня в летний вечер, предложить мне коктейль, поиграть в крокет…

Крокет. О господи! Сердце бешено забилось, и на опасном повороте я свернула так неосторожно, что чуть не столкнулась с трактором. Я выровняла ход и простонала. Ну уж нет, только не моя работа! Умоляю тебя, Господи, пусть хотя бы что-то в моей жизни идет как надо! Мне очень нужна эта работа, но мне никак не совладать с работодателем, который будет охотиться за мной в обнаженном виде, размахивая молотком между ног… и бог знает чем еще. Нет, мне это не под силу.

«Что ж, тогда придется поговорить с ним начистоту, – подумала я, подъезжая к поместью и отчаянно проносясь сквозь ворота Незерби. – Я не хочу потерять работу и не понимаю, почему должна ее терять. Ведь у меня тоже есть права. Я просто должна прояснить ситуацию. Должна… Боже мой, что это?» Я на секунду отпустила педаль газа, и машину резко занесло на склоне. Я выехала обратно на дорожку и посмотрела прямо перед собой. Позади Незерби-Холла в ночном небе сияло огромное оранжевое зарево. Где-то у озера раздавался треск дерева, зарево было как… как живое. Я набрала скорость и завороженно завернула за поворот. Я ехала все быстрее и быстрее, и взгляд мой был прикован к горизонту, а сердце тяготило зловещее предчувствие, сжимая его ледяными когтями. Ярко-оранжевый шар напоминал солнце, только вот это было не солнце, это был… Господи Иисусе. Я увидела пламя, вздымающееся к темному небу, и закрыла рот рукой. О боже, боже… амбар. Амбар горел.

 

Глава 27

Я взлетела на холм и резко затормозила. Пожар был на втором этаже, часть крыши горела, деревянный каркас потрескивал и пылал, и все здание превратилось в живой шар оранжевого пламени. На секунду я одеревенела от ужаса. Слава богу, что мальчики не в доме, подумала я, выскакивая из машины. Слава богу, что они в Незерби!

– Арчи! – крикнула я.

Арчи, Дэвид, Пинки, Лавиния и тетушки сгрудились на лужайке, задрав головы вверх. Я подбежала к ним.

– О боже, Арчи, что произошло?

– Люси! – Он обернулся, бледный как смерть; огонь отражался в его светлых глазах навыкате. Он схватил меня за руку. Его дыхание было прерывистым, губы растянулись, обнажая зубы в какой-то жуткой гримасе. – Люси, не надо… с ними все будет в порядке!

Он зажал мою руку, как в тиски, словно хотел остановить меня, чтобы я не бросилась в горящий дом.

– В порядке? С кем все будет в порядке? Черт! – Я в ужасе вытаращилась на него; страх, который я увидела в его глазах, передался и мне. – О боже, мальчики! Но их же там нет, Арчи! Их там нет, они в Незерби!

Сначала он ничего не ответил, просто крепко вцепился в меня, буравя мою плоть кончиками пальцев.

Потом так же сильно схватил меня за вторую руку и приблизил ко мне побелевшее дрожащее лицо.

– Там Джек, – прошептал он ровным голосом. – Он внутри, и он их вытащит. Все будет в порядке, Люси, он их вытащит.

Я в ужасе посмотрела на него. А потом завопила, вырываясь у него из рук.

– НЕ-Е-Е-ЕТ!!! Нет, это невозможно! О боже… БЕН, МАКС!!! – Я пыталась вырваться, сопротивляясь всем телом, дергаясь, но он крепко меня держал. – БЕН!!! – выкрикнула я.

Я развернулась, как только могла, и в этот момент на пороге появился Джек. Он выбежал из горящего дома; на руках у него был ребенок в пижаме.

– БЕН! – Я наконец освободилась от тисков Арчи – он сам меня выпустил – и бросилась им навстречу. – Бен! С тобой все в порядке?

– Все нормально! – крикнул Джек. Лицо у него было черное. Бен рухнул мне на руки, кашляя и давясь. – Просто дыма надышался. Унеси его, Люси, унеси подальше, на берег озера!

– А как же Макс? – завопила я, оттаскивая Бена подальше от пламени. – Где Макс?

– Не подпускайте ее! – проревел Джек, указывая пальцем на Арчи и на меня. Его глаза сверкали на черном лице. На этот раз вперед выбежал Дэвид и схватил меня. Он взял меня за руки и завел их за спину, а Джек опять скрылся в доме. Но меня уже не надо было удерживать. Я была парализована страхом. Онемела от шока.

– О Боже, – молилась я, крепко зажмурившись и склонив голову к Бену, который вцепился мне в талию. – О Господи, помоги ему. Помоги ему. Он в кровати, Бен? – дрожащим голосом спросила я. – Где Макс? Он спит или…

– Нет-нет, он не в кровати, он под лестницей! Я попытался вытащить его, но он испугался идти с Джеком. Но Джек же его спасет, да? Да?

Дэвид ослабил хватку и теперь стоял рядом, крепко обняв нас за плечи.

– Конечно, спасет, – спокойно ответил он. – Оставайтесь тут, с ним все будет в порядке. Джек обо всем позаботится. Он спас Бена и Макса спасет, все под контролем.

– Ничего не под контролем, – пролепетала я. – Мой малыш все еще в доме! В горящем доме… Слава Богу!

Я бросилась вперед. Джек появился на пороге, на этот раз с Максом на руках. Макс хлопал ресницами, из глаз текли слезы. Я подбежала и, рыдая, прижала его к груди.

– Дорогой, мой дорогой, бедняжка… Как ты, в порядке?

Макс кивнул, вытаращившись на меня огромными глазами.

– Все нормально, – прохрипел Джек. – Надо его во что-нибудь завернуть.

– Да! О боже… в машине есть коврик… Джек, куда ты?

– Там еще люди, – угрюмо пробормотал он, поворачиваясь ко мне спиной.

– Кто?

– Роуз, – тихо проговорил Дэвид, который стоял рядом со мной. Я обернулась, а потом изумленно посмотрела на амбар.

– Роуз? Но что она там делает? И почему мальчики в амбаре, а не… Господи, Дэвид… – Я судорожно провела рукой по волосам, а Джек пригнувшись, нырнул обратно в дом. – И где пожарные, черт возьми?

– Они едут, – всхлипнула Лавиния, подбежав ко мне и схватив за руку. – Папочка позвонил им уже давно, и они должны были приехать, но… Господи, Люси, они уже давно не едут, а она там погибнет! Она погибнет!

Лавиния прижалась ко мне, дрожа всем телом. Мы все время отходили назад, таща мальчиков за собой; потом завернули Макса в коврик. Жар пламени опалял наши лица. Мы смотрели на второй этаж. Я крепко держала Макса, Лавинию и Бена, тетушки вцепились друг в друга, Пинки истерично всхлипывала, безжизненно повесив руки. Арчи стоял позади нее с побелевшим лицом.

– Пожалуйста, Джек, вытащи ее, – пробормотал он, когда языки пламени взметнулись еще выше.

Секунды шли, и мысли в моей голове кружились волчком. Боже мой, Джек и Роуз. Джек там сгорит, надышится дыма… Голову пронзила ослепительная вспышка боли, к горлу подкатила тошнота. Казалось, что сейчас меня вырвет. Боже, умоляю, не дай им умереть, не дай им умереть!

Вдруг раздался звон разбитого стекла. Пинки завизжала и закрыла лицо руками: в окне второго этажа показалось черное лицо. Это было северное окно сбоку дома: огонь тихонько подбирался к нему, но оно еще не горело. Мы подбежали к дому.

– Лестница обрушилась, ловите! – прокричал Джек. – Натяните как следует!

Мы кинулись вперед, прикрывая лица, и он сбросил одеяло. Дэвид и Арчи схватились каждый за угол. Я взялась за третий, а Лавиния, оттолкнув локтем Пинки, ухватилась за четвертый.

– Не глупи, Пинки, ты его не удержишь!

– Теперь ни в коем случае не отпускайте! – приказал Джек. Мы выстроились под окном, собираясь с духом и щурясь от сильного жара. Мне казалось, что я горю. Джек стоял в оконном проеме, а на руках у него было маленькое щуплое тельце. Роуз.

– Ловите!

Он отпустил ее, и она полетела вниз, описывая в воздухе стремительные спирали, как маленькая тряпичная кукла. Никогда в жизни я не держалась ни за что так крепко, и когда она упала на одеяло, ее тело коснулось земли лишь на миллиметр. Арчи подбежал и подхватил ее на руки, баюкая, оттаскивая от огня. Голова ее свесилась набок, и я увидела ее глаза, круглые от шока, и раскрытый рот с неестественно розовыми деснами на фоне угольно-черного лица.

– Джек! – Я подняла голову, и в этот момент вдалеке послышалось завывание сирен. – О, слава богу. Арчи, Дэвид, хватайте опять одеяло… Джек, прыгай! Будь ты проклят, Джек… Ты где? – завопила я.

Через секунду он появился в окне.

– Прыгай, Джек, мы тебя поймаем! – крикнул Арчи.

– Вы с ума сошли, я шею сломаю!

– Но как ты собираешься…

Но он уже исчез в доме, и мои слова повисли в воздухе.

– Он что-нибудь придумает, – произнес тихий голос за моей спиной.

– Ох, Дэвид, но как же он выберется? – пролепетала я. – Как? Ведь лестница обрушилась!

Дэвид прикрыл глаза рукой, взял одеяло и набросил его на голову. Согнувшись в три погибели, он бросился к входной двери и заглянул в дом так далеко, как только было можно.

– Он выбрался! – крикнул он, пятясь назад. – Спрыгнул с балкона на веревке! Он здесь!

Из-за холма показались пожарные машины и «скорая», и тут Джек вывалился из входной двери, закрыв руками голову, шатаясь и кашляя. Дэвид накинул на него одеяло и оттащил его в сторону. Наконец они добрались до берега озера и сели на траву. Я подбежала к ним.

– Джек… ты в порядке?

Он не мог говорить, да и не хотел. Медленно поднял руку, показывая, что все обошлось. Потом сел, сгорбившись, уронив голову на колени и судорожно дыша от усталости. Я села рядом и подождала, пока он отдышится.

– Как мальчики? – наконец прохрипел он, поднимая голову. Лицо у него было все черное.

– В полном порядке, – проговорила я, – и все благодаря тебе.

– А Роуз?

Мы одновременно оглянулись. Вся семья сгрудилась вокруг нее: она неподвижно лежала на траве. Подъехала «скорая», мигающие огни осветили все вокруг.

– Неясно, – тихо ответил Дэвид, оставляя нас вдвоем и направляясь к Феллоузам.

Задняя дверца «скорой» распахнулась, оттуда выпрыгнули двое мужчин, вытащив за собой носилки. Роуз погрузили на тележку, занесли в машину. Арчи и девочки забрались следом, тетушки тоже залезли в машину. Водитель неуверенно посмотрел на них.

– Вряд ли вы все сможете…

– Не глупи, приятель, – огрызнулся Арчи. – Будем делать, как захотим. Вся моя семья наглоталась дыма, а двум пожилым дамам надо пройти обследование.

Водитель покорно пожал плечами и захлопнул двери. Но прежде чем сесть на водительское сиденье, он подбежал к нам.

– С вами-то все в порядке? – крикнул он. – В доме больше никого нет?

– Осмотрите моих сыновей! – сказала я, поднимаясь на ноги и подталкивая Бена и Макса вперед.

Он бегло их осмотрел, заглянул им в глаза и в горло.

– Все с ними нормально, но сейчас приедет еще одна «скорая». У нас сегодня нехватка персонала, но они не задержатся. Когда приедут, отправьте детей в больницу. Им надо пройти обследование.

Я кивнула, и он ушел. Через секунду хлопнула дверь, и машина сорвалась с места и понеслась по дорожке, завывая сиреной.

Тем временем пожарные размотали шланги, набрали воды в озере и стали заливать огонь мощными струями. Мы с Джеком сидели на берегу и наблюдали за ними, держа на руках перепуганных детей.

– Бесполезно, – наконец произнес Джек – Амбар на деревянном каркасе – все уже бесполезно. И одному Богу известно, что там произошло.

– Одному Богу известно, – тупо повторила я за ним. – Бен, что там…

– Не сейчас, – оборвал меня Джек Он поднялся на ноги и помог мне встать. – Пойдем, эта чертова «скорая» еще неизвестно когда приедет, да и потом нам придется лежать целую вечность на тележке в больнице и ждать, пока они проверят нас на отравление угарным газом. Даже если мы и отравились, это никак не лечится. А у нас есть Дэвид, врач. Он может осмотреть мальчиков. Пойдем в дом.

– Но разве мы не должны подождать? Разве не должны следить за пожарными, и…

– Смотреть, как горит твой дом? – тихо проговорил он. – Разве ты этого хочешь? И Бен с Максом наверняка тоже не хотят. Пойдемте.

Конечно же, он был прав. Нет смысла сидеть здесь, чувствуя себя бесполезной и беспомощной, и смотреть, как сгорают все наши вещи. Но я не знала, что было бы правильно в этой ситуации. Я вдруг поняла, что меня трясет. Пришел Дэвид, который разговаривал с пожарными, и я почувствовала, как он заботливо накинул одеяло мне на плечи. То самое одеяло, которым мы ловили Роуз.

Он посмотрел на Джека.

– Пойдемте, – тихо сказал он.

Джек кивнул, и они проводили меня до машины. Каким-то образом мы все влезли. Я мало что помню, но, по-моему, меня посадили на заднее сиденье с сыновьями, и еще припоминаю, что до дома мы ехали в тишине. Джек с Дэвидом внесли мальчиков наверх по парадной лестнице и через огромный холл – это была единственная незапертая дверь. Я шла за ними, ковыляя по каменным ступеням и тупо разглядывая черно-белый плиточный пол. В какой-то момент я даже забыла, зачем мы сюда пришли, замерла посреди холла и оглянулась. Почему на мне одеяло?..

– Я бы хотел осмотреть мальчиков и, может, даже дать им успокоительное, – раздался голос. Это был Дэвид, он стоял у лестницы. – Вы не против, Люси?

Я вытаращилась на него.

– Нет. Конечно.

Он отнес Макса наверх и потянулся, чтобы взять Бена за руку. А я что делаю? Почему я стою здесь? Внезапно я пришла в себя.

– Я… я пойду с вами.

Я бросилась вперед, взяла Бена за другую руку, и вместе мы помогли ему подняться по огромной лестнице, прошли по коридору на втором этаже и оказались в спальне, где мальчики обычно ночевали. «И где они должны были спать сегодня», – подумала я, толкнув дверь. В голове был хаос, но при этом какая-то неподвижность, как будто я слушала пустую пленку. Как в тумане, я вымыла мальчикам руки и лица, нашла чистые пижамы, смутно осознавая, что действую на автопилоте. Макс широко зевал; Бен забрался в кровать. Наверняка всю ночь не будет спать, мучаясь кошмарами и страшными видениями. Но Дэвид уже растворил успокоительное в стакане теплого молока, которое принесла Джоан. Она тоже была бледная и напуганная.

– Бедные мои овечки, – прошептала она, опуская поднос. – Как они?

– В порядке, Джоан, – тоже шепотом ответила я, умудрившись выдавить из себя улыбку. Горло сдавила судорога, голос надорвался. – В полном порядке после такого приключения, не так ли, мальчики?

– Мы могли умереть, – серьезно проговорил Бен и выпрямился на кровати. Его лицо было похоже на белую маску. – Мы там чуть не сгорели заживо.

– Правда? – пролепетал Макс, поворачиваясь к нему с глазами, полными ужаса.

– Чушь собачья, – успокоила их я. – Джек вас вовремя вытащил, и к тому же потом приехали пожарные. Если что, они бы вас мигом спасли.

– Но они не могли потушить пожар, – выпалил Бен сдавленным высоким голосом. – Ты же сама видела! Амбар сгорел дотла!

– Позволить зданию сгореть и спасти людей – это разные вещи. Если бы Джека не оказалось рядом, вас вытащили бы пожарные. Господи, да если бы его не оказалось, я бы сама вас вытащила!

– Ты вся дрожишь, мамочка. И лицо у тебя какого-то странного цвета, – пробормотал Макс.

– Она замерзла, – поспешно произнес Дэвид, уложил детей и подоткнул им одеяло. – И все случившееся ее потрясло. Теперь, мальчики, пейте молоко, а Джоан посидит с вами, пока вы не уснете. Хорошо, Джоан?

Она кивнула.

– Нет… – пролепетала я. – Я сама с ними посижу, Дэвид, я…

– Ничего подобного. Я хочу, чтобы вы спустились вниз, к камину, и выпили бренди, а не торчали здесь, в темноте, где в голову вам лезут всякие жуткие мысли. Когда перестанете трястись, можете подняться наверх и поцеловать своих детей.

– Можете оставить свет на лестничной площадке? – еле слышно пропищал Макс.

– Конечно, утенок, – сказала Джоан. – А я буду сидеть у ваших кроваток и вязать. Пока вы крепко не уснете.

Она выпроводила меня из комнаты, махая на меня руками. Наверное, я и вправду выглядела ужасно. И мальчикам от меня никакой пользы, раз все так упорно меня прогоняют. Но, дойдя до самой двери вслед за Дэвидом, я обернулась и ухватилась за косяк.

– Бен, что вы делали в амбаре? Вы же должны были ночевать в доме с бабушкой.

Бен в темноте сел на кровати.

– Но ты нас не предупредила. Мы думали, что Триша будет сидеть с нами, как обычно, поэтому просто вернулись домой и легли спать. Мы думали, что она придет.

Я в ужасе уставилась на него. О боже… неужели я их не предупредила? Неужели правда? Уехала и даже не сказала, где они должны ночевать?

– Но… но разве… – запинающимся голосом произнесла я.

– Пойдемте, – мягко оборвал меня Дэвид, взяв за руку. – Не сейчас. Все это вы выясните утром.

Я еще раз обернулась и мельком взглянула на Бена, а потом тупо последовала за Дэвидом вниз по лестнице.

В маленькой гостиной горел камин. У огня сидел Джек, сжимая в руке бокал бренди и глядя на пламя. Он стер с лица почти всю сажу, но кое-где еще виднелись черные разводы. Когда мы вошли, он взял графин, который стоял рядом с ним на столике.

– Вам налить?

– Люси уж точно не помешает. И пусть посидит с тобой. – Дэвид придвинул к камину второе кресло. – А я поеду в больницу, так что мне не надо. Хотя нет, погоди-ка. Пожалуй, я все-таки выпью глоток. – Он налил себе бренди, поболтал его и торопливо осушил бокал до дна. Секунду он стоял неподвижно, уставившись в одну точку; лицо у него было бледное.

– Вы нам сообщите? – спросила я, опускаясь в кресло. У меня подкашивались колени, я чувствовала себя инвалидом. – Скажете, как там Роуз?

– Что? – Дэвид непонимающе посмотрел на меня, как будто видел впервые. – Ах да, конечно, – торопливо проговорил он, собираясь с мыслями. – Не волнуйтесь. Роуз крепкая, как старый ботинок. Все обойдется.

Я кивнула и заставила себя натянуто улыбнуться.

– И не переживайте за мальчиков. Опасный газ им не повредил, я вам точно говорю. – Он поставил бокал и направился к выходу, но у двери остановился и обернулся. – Но было бы лучше, Люси, чтобы вы с ними поговорили. Не делайте вид, будто ничего не случилось. Особенно с Беном.

Я молча кивнула в ответ. Я не могла выдавить из себя ни слова. Мой Бен. Ранимый Бен с его такими умными глазами.

– Я вам позвоню. – И с этими словами он вышел.

После его ухода в комнате воцарилась странная тишина: как будто мы с Джеком вдвоем оказались вдруг в ином измерении. Как будто ничего не было. Вообще ничего. Я смотрела в бокал с янтарной жидкостью, который кто-то вложил мне в руку. Подняла его к губам и осторожно сделала глоток. Вкус был на удивление приятный. Я сделала большой глоток и уставилась на пламя. И увидела Джека, выбегающего из огня с Беном на руках.

– Джек, как я смогу тебя отблагодарить? – дрожащим голосом проговорила я. – Если бы не ты, Бен и Макс…

– Если бы не я, их бы спасла пожарная бригада, – решительно оборвал меня он. – Они не были в опасности, Люси. Огонь еще не разгорелся.

Я знала, что он лжет мне, так же как я только что соврала Бену. Я вспомнила, как сидела на траве, глядя на огромные струи воды, выстреливающие из шлангов. Сильные струи воды, выпущенные под большим давлением, сражались с огнем. Мы не досмотрели до конца, но я знала, что все напрасно. На месте амбара остался лишь каркас, мокрый и почерневший.

– Там все, что у нас было, – пробормотала я и сделала большой глоток бренди. Теплая жидкость быстро согрела мне внутренности. – Все наши вещи. Фотографии, снимки Неда… – Я закрыла глаза рукой, с ужасом осознав, что все потеряно. – Письма… все!

– Я знаю, – тихо произнес Джек, – но это единственное, чему нельзя найти замену. Все остальное ты сможешь заменить.

Его лицо, окаймленное черным ободком сажи, было бледным, но голубые глаза сияли неестественно ярко в свете огня. Он три раза заходил в горящий дом и спас три жизни, а я говорю о каких-то вещах!

– Конечно, – промямлила я. – Конечно, все можно будет купить. И разве это имеет значение, когда Роуз в больнице, а Бен с Максом… ох, Джек, прости меня. – Я закрыла лицо руками. – Как только я могла такое сказать? Я… я не знаю, что со мной. У меня ничего не получается. – Меня трясло. – И ты только посмотри на себя – такой спокойный, собранный, и… Боже, я так перепугалась!

К моему ужасу, по щекам моим покатились слезы, они текли через пальцы, и я так дрожала, что даже одеяло свалилось у меня с плеч. Он тут же подошел ко мне, встал на колени и крепко обнял меня.

– Все хорошо, – твердым голосом произнес он, – у тебя и не должно ничего получаться. Ты испугалась, и сейчас у тебя шок, вот и все.

– Мои дети! – ахнула я, убирая руки. Весь мой самоконтроль куда-то подевался. Мои дети в языках пламени! Бледные, в пижамах, а их кровати наверху горят – кровати, в которых они только что спали! Мишки, железная дорога… Я представила весь этот кошмар, и мои глаза расширились от страха. Я увидела, как мальчики выбегают из комнаты на лестничную площадку, чувствуют запах дыма, видят, как ступени исчезают в огне, и испуганно смотрят друг на друга… – А меня с ними не было. Меня не было рядом! Но Джек, как же они там оказались? Я же оставила их с Роуз, правда! – Мой голос перешел на визг.

– Конечно, милая, – утешал меня он, подняв на руки, усадив себе на колени и крепко прижимая к своей груди, чтобы я перестала дрожать.

– Я не оставляла их одних, клянусь, я этого не делала. Я бы никогда их не бросила! И… ох, Джек… – я вдруг заговорила низким шепотом, – ведь они могли погибнуть. Они чуть не погибли!

– Но они же живы, правда? Живы и здоровы и сейчас спят наверху. – Он внимательно посмотрел мне в лицо и слегка встряхнул меня. – Ты понимаешь это, Люси?

Я кивнула.

– Да! – наконец пролепетала я.

– Поэтому нет никакого смысла все время вспоминать о том, что было, и винить себя в том, чего не случилось, понятно?

Я уставилась в темный центр его зрачка.

– Нет смысла, – тупо повторила я.

Он убрал от лица мои волосы и крепко прижал меня к себе, как ребенка. Это было так здорово, так приятно. Его теплые руки, обнимающие меня у камина. Мне вообще не хотелось вставать с его колен: я бы так и сидела, свернувшись калачиком, и мне казалось, что если я никуда не уйду, все будет в порядке. Как будто этого кошмара никогда и не было. Джек заставил его уйти и отогнал все остальные мои страхи. Этот смелый мужчина, который сражался с огнем. Я ощутила, как с души свалился камень. Плечи перестали дрожать. Его лицо все еще было в нескольких сантиметрах от моего, ясные голубые глаза горели тревогой, заботой, внимательно на меня смотрели. Он был так близко, что я почти чувствовала его дыхание на своем лице.

– Ты меня поцелуешь? – прошептала я.

Он оторопел. И тихонько улыбнулся. А потом в недоумении посмотрел на меня.

– А ты хочешь?

– Очень.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Потом он наклонился. Губы у него были теплые и сухие. У меня закружилась голова; я чувствовала, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Наконец мы отодвинулись друг от друга. Я обняла его за шею, а он отклонился назад, как будто желая получше меня разглядеть.

– Люси, – тихо прошептал он.

Больше он не сказал ничего. Но когда мы смотрели друг на друга в свете огня, я поняла, что очень хорошо знаю его лицо и в то же время оно мне совершенно незнакомо. Как будто я стою перед чем-то огромным, великим, и никак не могу рассмотреть, что это, настолько оно большое. Но теперь я видела. Теперь он перестал быть для меня парнем, которого я знала сто лет, с которым познакомилась в баре, когда еще училась в колледже, кузеном Неда, другом моих детей. Все это осталось в прошлом, а он стал незнакомцем, с которым мне хотелось близости, такой, о которой раньше я даже помыслить не смела. И по его глазам я поняла, что он чувствует то же самое, что и он хочет забыть о том, какие мы в реальности, и потеряться в бездне страсти. Через секунду он снова меня поцеловал, мягким движением поднял с колен и положил на пол, на ковер, а потом опустился рядом, так что теперь мы лежали вместе. Он придвинулся ко мне, я выгнула спину и невольно простонала, как будто показывая, что совершенно не против того, что произойдет позже. Я почувствовала, как все его тело напряглось, реагируя на мое движение. Когда из соседней комнаты раздался телефонный звонок, мы резко открыли глаза и встревоженно посмотрели друг на друга. Если мы сейчас остановимся, все будет разрушено. Нам нужно отстраниться от всего, чтобы в голове царил хаос и прошлое было забыто, а обычные звуки лишь напоминают нам о том, кто мы такие на самом деле: Джек и Люси, которые лежат на ковре у камина в гостиной после пожара. Если так об этом думать, все кажется нелепым – да еще после того, что случилось, после ужаса сегодняшнего вечера. И все же, когда он гладил меня по волосам, когда целовал… Телефон все звонил, упрямо и беспощадно.

– Оставь, – пробормотала я: на секунду мы разомкнули объятия и прислушались. А потом, не двигаясь, посмотрели друг другу в глаза. Телефон звонил не рядом, а в соседней комнате, но все же его громкий, пронзительный визг настойчиво нам мешал. Он все звонил и звонил.

– Надо подойти, – вдруг проговорил Джек, вставая на колени. – Это может быть Дэвид.

– Да, конечно.

Он вышел из комнаты, а я села на полу. Я вдруг резко осознала происходящее. Увидела, что я сижу на собравшемся складками персидском ковре в гостиной в Незерби, одежда моя помялась, и я все такая же, как прежде, только вот теперь меня до смерти пугает мое поведение. Я прикусила губу и приказала своему внутреннему «я» заткнуться, пытаясь мыслить здраво. В голове была какая-то каша, но, несмотря на туман и неразбериху, я отчетливо поняла одно: я хочу, чтобы он вернулся. Хочу, чтобы он был здесь, рядом со мной, у камина, и прогнал все мои страхи.

И он действительно вернулся через минуту: стук шагов эхом отдавался от плиточного пола. Он вошел в дверь, и туг я заметила, как побледнело его лицо.

– Звонил Дэвид, – произнес он. – Из больницы. Роуз умерла десять минут назад.

 

Глава 28

Проснувшись на следующее утро, я не то чтобы не поняла, где я нахожусь. Я толком не могла вспомнить, почему я здесь. Вот я лежу в кровати в зеленой комнате. Да, точно, это зеленая комната в Незерби-Холле, но что… Я приподнялась на локте… О господи, какая я вялая. Как будто наглоталась наркотиков. Так что же… ах да, Джек дал мне снотворное. Я уставилась на обои с цветочным рисунком и стала вспоминать… Джек с совершенно белым лицом помогает мне подняться наверх по широкой лестнице, обняв меня одной рукой за плечо, а другой поддерживая под локоть… Зачем? Я что, вдруг так ослабела, что не могла идти? Он привел меня сюда, протянул стакан воды, дал таблетку… уложил в кровать, накрыл одеялом и сказал, что я должна уснуть. Я дрожащей рукой взяла стакан и попыталась больше не плакать, глядя на его угрюмое лицо, которое еще десять минут назад я почему-то целовала… Десять минут назад, когда мы услышали известие о смерти Роуз. Десять минут назад, когда мы лежали вместе на ковре и обнимались, пока она умирала от отравления угарным газом на больничной койке.

Я свесила ноги с кровати, и меня сразу же затошнило. Не знаю, было ли это последствием снотворного или потрясения от смерти Роуз, или же мне стало плохо оттого, что мой дом сгорел дотла, или оттого, что я осознала, насколько возмутительно вела себя вчерашним вечером. Но как бы то ни было, я бросилась в ванную, и меня вырвало.

Я медленно вымыла лицо и, двигаясь, как робот, вытерла его полотенцем, потом кое-как доковыляла до постели. Медленно остановилась; мой взор устремился в маленький просвет между шторами. Я знала, что стоит мне их раздвинуть, и я увижу сгоревший амбар. Из этой комнаты его как раз прекрасно видно. Но я не могла двинуться. Роуз была мертва, и она умерла там. Это было так страшно, так всепоглощающе страшно, что я только и могла, что стоять, пытаясь осознать произошедшее. И тут вдруг в соседней комнате раздались голоса. Кто-то спорил на повышенных тонах, упрямо, пронзительными голосами. Мальчики. О боже мой, мальчики! Я вылетела на лестничную площадку и ворвалась в их комнату.

Макс стоял у кровати Бена в пижаме; в каждой руке у него было по стакану молока. Его щеки порозовели от негодования, и он орал на Бена. Тот сидел на кровати, бледный, с вытаращенными глазами.

– Мам! Бен говорит, что я вру, но это же правда! Мне Джоан сказала! Я спустился на кухню, чтобы попить, а она мне сказала. Бабушка умерла, правда? Скажи ему, мам!

– Да, это правда, – пробормотала я. – Бен, послушай меня. Увы, бабушка умерла вчера ночью.

– Нет! – завопил он, вырывая руку. – Не может быть! В том пожаре? Сгорела заживо? Это неправда! – Его глаза были полны ужаса.

– Нет, нет, все было не так, – торопливо проговорила я. – Она не сгорела. Она отравилась дымом и испытала шок, а она была уже старенькая. Ты сам видел, ее пришлось сбросить из окна, и ее сердце…

– Нет! Не верю. Не верю ни одному твоему слову! Не может быть, чтобы бабушка умерла, не может!

Он кричал на меня, по щекам лились слезы, бледное личико исказилось от горя. Несмотря на мои отношения с Роуз, ему она была бабушкой, и она посвящала ему время и силы, а в награду получала безусловную любовь, на которую способны только дети. Они не судили ее, как я. Она была их бабушкой, и поэтому они ее любили.

Я позволила им немного поплакать, а потом, когда всхлипывания стихли, попробовала заговорить.

– Бен, послушай меня. Я знаю, что тебе грустно. Все это произошло так внезапно. – Я прижала его к груди. – Но бабушки и дедушки старенькие, и мы должны смириться с тем, что они уйдут прежде, чем мы.

– Но не сгорят заживо! – завопил он, отталкивая меня. – Сгореть заживо так ужасно!

– Бен, это не так, я же тебе сказала.

– Но амбар действительно сгорел дотла, – подтвердил Макс. – Посмотрите! – И он подбежал к окну и раздвинул шторы.

Я ахнула. Там, на горизонте, я увидела то самое, что мне так не хотелось видеть из окон моей спальни. На покатом холме, поднимающемся от озера, там, где луга, покрытые лютиками, испускали золотистое сияние, высился зазубренный черный каркас нашего дома.

– Это невыносимо, – прошептал Беи, закрывая глаза сжатыми кулаками. – Я даже не могу думать о том, как мы были там, внутри, с бабушкой, о том, как она пыталась выбраться, открыть дверь, кашляла, ползла по коридору…

– Закрой шторы, – приказала я Максу.

– Но почему? Я хочу…

– Закрой сейчас же!

Он поспешно повиновался.

– Теперь послушай меня, Бен, и ты, Макс, тоже. – Я оттащила Макса от окна, села на кровать и обняла их. – То, что случилось вчера, это просто кошмар, не отрицаю, – заплетающимся языком проговорила я. – И это очень печально. Но это не фильм ужасов, понятно? Бабушка была старенькая…

– А сколько ей было? – спросил Макс.

– Не знаю, но очень старенькая.

– Больше пятидесяти?

– О да, – с облегчением проговорила я.

– Ничего себе.

– И она не умерла насильственной смертью, Бен, она умерла спокойно. В больнице, в окружении семьи и людей, которых любила. Хватит представлять, как она бегала по горящему дому и искала выход – не было такого. – Вымолвив эти слова, я сама представила, как Роуз на ощупь пробирается по коридору, зажав рукой рот, с широко раскрытыми испуганными глазами… Или даже на четвереньках, как предположил Бен, в порванных брюках и с черным от копоти лицом, хватая ртом воздух. – Не было такого! – соврала я, зажмурившись что было мочи. – Вы же сами видели, как ее живую вытащили из амбара, и ни к чему переписывать историю, ясно?

– Ясно, – прошептали они, вытаращив на меня глаза. По опыту я знала, что, если говорить достаточно твердо, дети поверят во что угодно. Можно даже сказать, что черное – это белое. Помню, как Бен как-то забыл слова в школьной пьесе и все равно поверил, когда я сказала, что он выступал лучше всех, потому что его молчаливое присутствие произвело на всех неизгладимое впечатление. Не уверена, что мне удалось убедить его на этот раз, но я пыталась его утешить и избавить от страха.

– Ты понял, Бен? – повторила я. Он кивнул.

– Но почему это опять случилось с нами? – спросил он, повернув ко мне бледное личико.

Макс недоуменно нахмурился, но я-то знала, о чем говорит Бен. Он имел в виду своего отца.

– Я не знаю, – честно ответила я.

Глядя на бледное лицо сына, я почувствовала, как во мне закипает ярость. Она поднималась к горлу, как высокоскоростной лифт. Я злилась, что моему драгоценному мальчику снова пришлось испытать боль. И какого черта Роуз позволила им пойти в амбар одним? Что за игру она затеяла? Почему не уложила их здесь, в Незерби? Но сейчас был неподходящий момент для размышлений. Я взяла халат Бена и накинула ему на плечи.

– Так, Бен, суй руку в рукав и постарайся не…

– Мам, а может, мы домой поедем? – спросил он тихо-тихо.

Я уставилась на сына, отодвинувшись на кровати, чтобы как следует его рассмотреть. Потом украдкой взглянула в щелочку между занавесок – Макс их неплотно задвинул – и увидела почерневшие останки нашего дома. О господи, неужели катастрофа так сильно на него повлияла? И он не до конца понял, что произошло?

– Мы можем поехать домой? – повторил он.

– Он имеет в виду в Лондон, – пояснил Макс. Я обернулась и посмотрела на него.

– В Лондон? – Они оба кивнули, и я оторопела. – Но ребята, я же продала квартиру! Мы не можем туда вернуться, вы это знаете.

– Но ты же можешь опять ее купить. Предложить им побольше денег. Спроси у того человека, который ее купил, не можем ли мы выкупить ее обратно?

Я облизнула губы, поражаясь их безоговорочной вере во всесилие взрослых. Меня, как обычно, накрыло взрывом моей же петарды. Всего минуту назад я так гордилась тем, что заставила их поверить, будто все могу исправить, что черное – бац! – и легко станет белым.

– Я знаю, что мы сделаем, – вдруг проговорила я. – Мы поедем к Лукасу и Мэйзи.

– Да! – хором воскликнули они, и впервые за все утро затаенный страх исчез из глаз Бена.

– Да, мы поедем к Лукасу и Мэйзи. И можем жить там, правда, мам?

На этот вопрос я не ответила, но и не стала возражать, хотя понимала, что, возможно, так не получится. Я хотела, чтобы мои дети чувствовали, что в их жизни есть хоть капля спокойствия. Пусть вообразят, что мы будем жить в теплом доме у любящих бабушки с дедушкой, в их вечном беспорядке и хаосе, в богемной обстановке, где выросла и я и где все разрешается. Совсем скоро Макс будет помогать Лукасу раскладывать отвертки по ящикам в сарае в саду, а Бен на кухне будет играть с Мэйзи в карты, визжа от смеха. Наверняка они уже вообразили себе все это, и я не собираюсь их разочаровывать.

– Так мы поедем? – не унимался Бен. – Поедем или нет?

– Конечно, – осторожно проговорила я и подумала, что действительно мы сейчас же уедем, кто бы что здесь ни говорил, кто бы ни возражал. А когда мы будем уже в Лондоне, можно будет уволить сиделку и я сама стану ухаживать за Мэйзи. Если я буду жить с ними, зачем им сиделка? А мы поселимся наверху, на свободном этаже. Так что все возможно. Все. Если бы я хоть на секунду могла отвлечь Бена от тех кошмаров, которые он может себе напридумывать… Да я ради этого горы сдвину! Я сделаю что угодно, лишь бы он больше не страдал.

– Подождите меня здесь, – коротко проговорила я. – И одевайтесь. Я сейчас приду.

Они спрыгнули с кровати, пусть не слишком радостно, зато с явным облегчением. Ведь теперь у нас был план.

– Но мы не можем! – Бен стоял посреди комнаты, разглядывая рукава пижамы. Пижама. Единственная одежда, которая у него осталась. Проклятье.

– Нет, можете. – Я выдвинула ящик. – Разве вы забыли, что бабушка хранила здесь вашу одежду, на тот случай, если вы останетесь ночевать? – Я достала шорты и футболки. – Вот видите?

– О да. Бабушка, – медленно произнес Бен, задумчиво трогая свою одежду и снова вспоминая бабушку. Горе не забывается так быстро.

– Поторопитесь, – проговорила я, надеясь, что он не очень загрустит. – И помойтесь сначала, смойте сажу. Я приду через минуту.

Было уже позднее утро, но в огромном особняке царила тишина. Я прошла по длинному коридору и оказалась наверху парадной лестницы. Остановившись под стеклянным куполом, венчающим лестничный колодец, и опершись рукой о полированные перила, я вдруг с удивлением осознала, что Роуз была опорой дома, его жизненной силой. По документам особняк принадлежал Арчи. Но именно миниатюрная Роуз была сердцем дома, когда бегала по его коридорам, его артериям, будила своих аморфных дочерей в их спальнях, а потом бежала к Джоан на кухню и ругала ее за то, что та приготовила холодный завтрак вместо мясной запеканки, после чего отправлялась бранить Арчи и его лабрадоршу. Везде, куда она ни являлась, она оставляла озлобленных людей. Она как будто бегала с кочергой и ворошила костры, чтобы они не затухали, она всех будоражила – и без нее этот дом словно замер.

Я спустилась вниз и обнаружила убитое горем семейство Роуз в комнате для завтраков.

Арчи сгорбился в кресле у камина и смотрел в пустой очаг; Пинки и Лавиния приютились по обе его руки. У него были пустые и влажные глаза, и он как будто постарел на сто лет. Сестры тихо разговаривали, а Арчи неподвижно сидел между ними, уставившись в никуда. Пальцы его дрожали. Когда я вошла, Лавиния с Пинки замолкли и встали.

– Люси, – всхлипнула Пинки.

Я торопливо зашагала через комнату и обняла их.

– Пинки, Лавиния, мне очень жаль, – прошептала я, крепко прижимая их к себе.

Они кивнули, глотая слезы. Их одежда пахла дымом, и я поняла, что никто из них не спал. Через минуту Лавиния отстранилась: ее глаза казались огромными и были сухи и пусты от усталости и горя. Дрожащая Пинки тихонько всхлипывала в пестрый платочек отца. По-прежнему обнимая ее, я глянула ей через плечо.

– Арчи…

Я подошла к нему и присела с той стороны, где прежде сидела Пинки. Старая лабрадорша лежала у ног хозяина, защищая его. Он хотел приподняться, но не смог. Я слезла с подлокотника и села перед ним на корточки, чтобы лучше видеть его лицо, накрыла его руку своей ладонью.

– Она… она прожила хорошую жизнь, Люси, – тихо пробормотал он. – Полноценную жизнь. Дети, внуки, сад… Комитеты… чего только в ее жизни не было. И когда она умерла, она совсем не мучилась. Все произошло… очень спокойно. Мирно. И слава богу, что сын пришел. Слава богу, что она его увидела.

– Гектор? Гектор был там?

– Лавиния ему позвонила. Он сразу же приехал. Из самого Лондона. Они побыли вместе. Наедине. – Он оторвал взгляд от камина и впервые посмотрел прямо на меня. Его водянистые карие глаза были как у страдающего ребенка, который ищет подтверждения своим словам. – Это же важно, как думаешь?

– Да. Да, очень важно, – выпалила я.

– И горя ей много выпало. Нед… Ты знаешь, он всегда был ее любимчиком…

Мне было неловко перед Лавинией и Пинки, но я все равно кивнула, потому что знала, что это правда.

– Да.

– Она так и не сумела оправиться после его смерти. Она думала, что мальчики, сыновья Неда…

– Да, я знаю, – промямлила я. Он говорил еле слышно, как бы издалека, и казалось, что в голове его царит сумятица.

– Они заполнили пустоту в ее сердце. Но она слишком многого хотела. Она не знала, что этого никогда не произойдет… не будет этого. Я бы не позволил ей, как бы она ни страдала. Ты понимаешь, Люси? – Он опять повернулся ко мне. В его широко раскрытых глазах читалась мольба. – Это было бы несправедливо. И неправильно.

Я не понимала. Не улавливала смысл его слов, но все равно кивала.

– Да, Арчи, да.

– И она так ничего и не узнала, это тоже хорошо. Она не узнала, что я бы этого не допустил. И она умерла, думая, что все бы у нее получилось. Что я бы ей разрешил.

Я в отчаянии покосилась на Лавинию, но она стояла ко мне спиной у высокого окна во всю стену. Она стояла, скрестив руки и глядя на сад, погрузившись в свое несчастье. Бормотание Арчи не достигало ее слуха, или же она просто делала вид…

– Но слава богу, что мальчики выбрались. Слава богу…

– Да, – повторила я. – Слава богу. – Я знала, что меня еще долго будут преследовать кошмары, что я буду просыпаться среди ночи в липком поту еще долгие годы, но сейчас я безжалостно задавила эти предчувствия. Сейчас важнее было думать о Бене.

– Знаете, Арчи, мальчики чувствуют себя неважно. Сыновья Неда, – добавила я на всякий случай: вдруг он не понимает, о чем речь? Он поднял голову.

– Хм-м?

– Бен и Макс. Они… ну… Бен очень расстроен и напуган из-за Роуз и страшно переживает из-за пожара. Я бы хотела отвезти их к моим родителям, чтобы они не видели всего этого. Я, конечно, вернусь, – поспешно добавила я, чтобы никто не подумал, что крысы бегут с тонущего корабля. Между прочим, я чувствовала себя здесь непрошеным гостем. Как будто я вмешивалась в их горе.

– Люси права, – сказала Лавиния, повернувшись и отойдя от окна. – Мальчикам нужна спокойная обстановка. Малыш Бен… он этого не вынесет.

Я с благодарностью взглянула на нее. Арчи закивал.

– Хороший план. Правильно, вам нечего здесь делать. Полиция уже поднималась в амбар, – тут он посмотрел на меня, – пока вы спали. Джек, видимо, дал тебе снотворное, так что мы не стали тебя будить. Они говорят, что пожар случился из-за неисправности в электропроводке. Ничего необычного, всего лишь неполадка по вине тех строителей-ковбоев, которых приглашала Роуз. Наверняка сэкономила. Она всегда стремилась экономить… – Он измученно покачал головой. – Ну да ладно. Что уж об этом теперь говорить. Это ее проект, ее детище. Ее детище… – При этих словах его подбородок задрожал, и уголок рта печально пополз вниз. По морщинистой щеке покатились слезы. Пинки подбежала к нему.

– Папочка, не плачь!

Они прижались друг к другу: Пинки опустилась перед ним на колени, судорожно всхлипывая. Арчи схватил ее руки и крепко зажмурился; его лицо перекосилось из-за рыданий. Я беспомощно смотрела на них. Лавиния тоже смотрела, скрестив руки на груди и впившись ногтями в голые руки. Потом она взглянула на меня, подошла и кивнула.

– Езжайте, – прошептала она, взяв меня за руку и проводив до двери. – Если ты будешь мне нужна, я знаю, где тебя искать.

– У тебя есть телефон моих родителей? – спросила я. – И номер мобильного?

– Да.

Мы крепко обнялись.

– Не терзайся, Лавиния, – прошептала я. – Не мучай себя.

– Хорошо, – бодро проговорила она, отстраняясь. Ее голос напоминал тон ее матери. – Всему свое время. – Она вздернула подбородок. – Всему свое время.

Я еще раз ее обняла и, взглянув на Арчи, уронившего голову на грудь, с облегчением вышла из комнаты, чтобы забрать мальчиков.

Я свернула налево и, толкнув обитую зеленым сукном дверь, побежала к коридору черного хода: хотела подняться по задней лестнице – так быстрее. Проходя мимо кухни, я услышала тихие голоса Джоан и Триши. Они стояли у раковины ко мне спиной и чистили картошку, и мне пришло в голову, что, хоть на кухне и стоит печальная атмосфера, в голос тут никто не рыдает. Никто не бьется головой о кухонный стол, жизнь продолжается, и обед надо готовить. А ведь Джоан проработала у Роуз около тридцати лет. Заслышав мои шаги, они резко замолкли, но не обернулись. Их головы трудолюбиво склонились над раковиной. Я виновато постояла у дверей. Интересно, о чем они говорили? И тут в тишине услышала голоса из соседней комнаты – комнаты, где хранилась коллекция оружия. Странно. Это был личный кабинет Арчи, где он всегда дремал один в старом кожаном кресле, окруженный корзинками, в которых спали щенки, удочками и старыми газетами. Он ревностно охранял свою личную территорию и свой арсенал. Но сейчас Арчи в гостиной! Я тихо подошла к двери и увидела Дэвида, который шагал взад-вперед у окна и как будто говорил сам с собой. Завидев меня, он резко остановился и настороженно взглянул в кожаное кресло, повернутое ко мне спинкой. Кто там сидел, я не видела.

– Люси! – Он торопливо вышел из комнаты в коридор и плотно закрыл за собой дверь. – Как ты? Как мальчики?

– Ужасно, Дэвид, – пробормотала я. – Бен расстроен, а… О боже, как же все ужасно!

Мои глаза наполнились слезами, и Дэвид обнял меня за плечи и прижал к себе. Через секунду он отодвинулся и посмотрел на меня с расстояния вытянутой руки. Его лицо осунулось и побелело от усталости. Думаю, ему тоже не удалось поспать.

– Увези их, Люси. Им здесь не место. Не сейчас.

– Я так и собираюсь, – прошептала я. – Мы едем к моим родителям. Я как раз хотела подняться наверх, забрать их и…

– Хорошо, хорошо, – прервал меня он, – только побыстрее. Отличный план. – Он настороженно осмотрел коридор, словно хотел проверить, не подслушивает ли кто. Потом понизил голос. – Послушай, Люси, когда приедешь в Лондон, позвони мне, ладно? Не сюда, а мне на мобильный. – Он достал из кармана карандаш и блокнот, нацарапал номер, вырвал лист и протянул его мне. – Сообщи, когда приедешь, хорошо?

– Ладно, – медленно выговорила я, глядя в его измученное лицо. Это мне только кажется, или все ведут себя как-то странно? Казалось, что Дэвид что-то скрывает, торопит меня, чуть ли не подталкивает тихонько к лестнице черного хода! А может, у меня от шока просто галлюцинации начались? Он двинулся было к кабинету, но потом остановился и положил руку на дверь.

– И не переживай, – мягко проговорил он. – Дети очень легко приспосабливаются. Особенно твои. Ты воспитала их с любовью, Люси, и им теперь все нипочем. Все у них будет в порядке.

– Спасибо, – ответила я с облегчением. Как я рада, что он это сказал. Я была благодарна ему за добрые слова.

Он печально улыбнулся и вошел в кабинет. Когда он закрывал дверь, я увидела в кожаном кресле пару ног в брюках цвета хаки. И узнала ботинки. Это были ботинки Джека. И из-за спинки кресла выглядывали его рыжеватые кудри. Значит, в кабинете с Дэвидом Джек. Но он не хочет, чтобы его видели. Точнее, не хочет, чтобы его видела я.

Тяжело ступая, я поднималась по лестнице. К горлу подкатил комок. Я приказала себе не думать об этом, не вспоминать о прошлой ночи и о том, что произошло между нами. Я говорила себе, что это не имеет значения. Что есть куда более важные дела, о которых надо подумать сегодня утром, и поцелуй с двоюродным братом Неда в сравнении с ними просто ерунда. Но мои мысли отказывались повиноваться. Все они были о Джеке и только о Джеке: о его нежных прикосновениях вчера вечером, о его поцелуях и доброте. И когда через десять минут мы отъехали от Незерби, я была почти в забытьи. Я даже не обратила внимания на полицейскую машину, которая на большой скорости проехала мимо меня по дорожке. Не слышала хруста гравия, когда машина резко затормозила у парадного входа в Незерби-Холл. И не придала особого значения тому, что из автомобиля вышел мужчина в костюме и побежал вверх по ступеням. Я даже не задумалась, кто это и зачем он здесь.

 

Глава 29

Так почему, почему Джек даже не поздоровался со мной? Я лихорадочно размышляла, но не понимала ничего. Зачем от меня прятаться? Почему он не встал, когда Дэвид произнес мое имя и подошел к двери? Почему это не он обнимал меня за плечи, не он утешал меня, не он говорил, что я поступаю правильно, уезжая в Лондон? Неужели я его настолько испугала? Неужели он так смущен? Он как будто прятался за своим креслом, словно я вчера накинулась на него и ему теперь неловко.

Я закрыла рукой рот. А вдруг я и вправду на него накинулась? Господи, может, так все и было. Сгорая от стыда, я вспомнила свое кокетливое: «Ты меня поцелуешь?» И неподдельное изумление на его лице. Я даже не столько ошарашила его, сколько рассмешила. Меня бросило в жар, и я поежилась. Ну как я могла ляпнуть такое? Словно какая-то несчастная нанюхавшаяся героиня готического романа! И не кому-нибудь, а Джеку! Джеку, искусному соблазнителю, гению чувственности, искушенному любовнику, у которого полно девчонок, ловящих каждое его слово – неудивительно, что у него так забегали глаза! Неудивительно, что он чуть не рассмеялся мне в лицо!

«Но почему именно сейчас?» – в отчаянии подумала я. – Почему я вдруг стала испытывать к нему такое сильное влечение именно сейчас? – Я глубоко вздохнула и резко свернула на шоссе. – А правда ли это? – Я вцепилась в руль: сзади в меня чуть не въехал грузовик. – Да, правда, меня очень к нему тянет», – осознала я, и меня захлестнула горячая волна желания. Надо же, как странно, ведь мы знакомы уже… да сто лет. И почему раньше я не чувствовала к нему необъяснимого влечения? Или чувствовала? Я стала вспоминать наши прошлые встречи, намереваясь быть предельно честной. Ну, я знала, конечно, что все считают его привлекательным, но сама никогда так не думала, потому что слишком уж он был легкомысленный. Слишком непостоянный. Гуляка. Я таких мужчин серьезно не воспринимаю. Он совсем не такой, как Нед, и к тому же он мне почти как брат, это же вообще неприлично!

Но ведь нельзя отрицать, что в его присутствии я всегда почему-то нервничала. Стоило Джеку смерить меня холодным взглядом, и я начинала беситься и ощущала себя ничтожеством. И в последнее время это случалось довольно часто. Я вспомнила, как в Лондоне он критично меня оглядел, когда я гонялась за Чарли в юбке шириной с пояс. Проклятье, я ведь вела себя как одержимая. Хотела заполучить Чарли любой ценой, хотя знала, что он мне совершенно не подходит, так же… так же, как и Джек, между прочим. Джек тоже абсолютно для меня не годится!

Я раздраженно дернула руль и простонала. Ну вот, Люси, замечательно, просто замечательно. Еще один неподходящий кандидат. И час от часу не легче – Джек же тоже жуткий бабник. Сами посудите, Тришу он бросил, как мусор на помойку. И сегодня даже не смог смотреть мне в глаза! Да у этого человека моральные принципы уличного кота! В нем нет ни капли стабильности!

А может, это я непостоянна? Подумав об этом, я вдруг ощутила скрытую тревогу. Может, я уже так отчаялась найти нормального мужчину, что готова сойтись с кем угодно, даже с Джеком? Я вспомнила свою реакцию на вчерашнее завуалированное предложение Кита. Подумать только! Вчера по дороге домой я очень возмущалась. Я же всего две минуты назад рассталась с Чарли, это так оскорбительно! И все же через пару часов после этого я лежала себе на коврике с… Я нервно убрала волосы с лица и посмотрела в зеркало заднего вида. Макс клевал носом, положив голову Бену на плечо. И я вдруг поняла, что это тоже проблема. Ведь можно сказать, что Джек приходится мальчикам дядей, и это еще одна причина для него меня избегать. Он наверняка тоже об этом размышлял. Наверняка он думал: «Так, минуточку, мы с Люси друзья и родственники. Ее сыновья меня обожают, но когда я ее брошу, они меня возненавидят, так надо ли все портить? У меня достаточно женщин, готовых прибежать по первому зову – зачем мне разводить грязь у себя же на пороге? И, учитывая, сколько вокруг красоток, так уж ли мне это надо? Хм-м… да нет, спасибочки».

Я выпрямилась, скрипя зубами и расправляя затекшие плечи. Значит, все именно так. Он покончил со мной, даже как следует на начав. Бросил меня на первый же день! Ну да, конечно, это правильное и разумное решение. И я поведу себя так же, когда увижу его в следующий раз. Разумно. И безразлично. Я буду вежлива, но это будет холодная вежливость. Я забуду обо всем, что произошло. И забуду о Джеке. «Джек», – тихонько пробормотала я в качестве эксперимента. И тут же ноги задрожали, а сердце сжалось. Я судорожно попыталась задавить мысли о том, как лежу в его объятиях у камина, о его дыхании на своей шее, его руках, ласкающих мои волосы, его… а-а-а-а… Я застонала. И тут же встревоженно глянула в зеркало заднего вида. Бен смотрел на меня.

– Все в порядке, дорогой? – пролепетала я, оскалив зубы в подобии улыбки.

– Да, спасибо, – ответил он тихо.

– Хорошо, хорошо. Макс спит?

Он покосился на брата:

– Почти.

У Бена был какой-то взвинченный вид, я присматривалась к нему. Из-за всех этих взглядов украдкой мы чуть не пролетели через разделительную полосу, и я перестроилась в медленный ряд и стала вести машину осторожнее. Спустя пару минут я глубоко вздохнула и произнесла:

– Бен, хочу спросить тебя насчет прошлого вечера. Вы пошли ночевать в амбар, потому что не знали точно, где должны спать, да? – Он молча уставился на меня в зеркало. – И бабушка пришла в амбар посидеть с вами? – продолжила я. – Наверное, потому, что вы уже легли и она не хотела вас будить, да? А потом, понимаешь, мне все-таки интересно узнать, когда начался пожар…

– Мам, я не хочу об этом говорить, – произнес он дрожащим голосом.

– Хорошо, дорогой, не надо. Не будем говорить об этом, – торопливо согласилась я. – Я просто пытаюсь восстановить последовательность событий для себя. Но я понимаю, что ты не хочешь говорить.

Я облизнула пересохшие губы. Какой-то Бен напряженный. Это естественно после такого ужасного шока, но почему он лег спать в амбаре, не дождавшись Триши? Ну да, он сказал, что думал, будто она придет позже, но если он так устал, то наверняка пошел бы поискать ее. Он бы не разрешил ложиться Максу и сам бы не уснул, если бы в доме никого не было. Маленькие мальчики никогда не ложатся спать добровольно. Будь его воля, он бы сидел со взрослыми в Незерби до тех пор, пока кто-нибудь не отправил бы его ложиться. Что-то здесь не сходилось, было в этом что-то подозрительное, но я не могла больше пытать Бена. Пока еще рано.

Спустя какое-то время я включила радио и с наигранной веселостью стала подпевать.

– Ну что, – беззаботно прощебетала я, – поживем немножко у Лукаса и Мэйзи?

– А они знают, что мы едем? Мэйзи и Лукас. Ты им позвонила?

– Конечно, дорогой, и они очень рады.

Я действительно поговорила с Мэйзи в те десять минут, которые были у меня в Незерби, пока Дэвид не поднялся наверх, не нашел нас, не проводил мальчиков до машины, которую сам же подогнал к двери черного хода, и не заглянул опять наверх, посмотреть, готова ли я. Но не могу же я жить у них вечно! «Может, мне дадут муниципальное жилье, – подумала я, слегка поморщившись. – Или квартиру по социальной страховке, или…»

– Мам, а в какую школу я пойду?

– Я не знаю, дорогой.

– Значит, не в ту школу в Оксфорде?

– Хм-м, нет. Не в ту.

– В мою старую школу? – с надеждой в голосе произнес он.

– Пока не знаю. От Берлингтон-Виллас она далековато, Бен. – Это безумие. Слишком далеко. И по району его не примут.

– Значит, в новую? – он занервничал. – В Вест-бурн-Гроув?

– Я пока не решила. – Я вцепилась в руль. Меня бросило в жар.

– В специальную школу для тех, у кого дислексия, да? Как та школа в Оксфорде?

– Я надеюсь.

– И мы теперь всегда будем жить у Мэйзи и Лукаса?

– Бен, сейчас я не могу тебе сказать ничего определенного. И это же так интересно, правда? Мы не можем строить никаких планов, мы подумаем об этом… ну, не знаю… завтра или послезавтра. Ясно?

Он посмотрел на меня и обеспокоенно улыбнулся краешком губ.

– Ясно.

Я вздохнула с облегчением. Ну наконец-то. Но это был долгий, прерывистый выдох, и до конца путешествия я так и не расслабилась.

Когда мы подъехали к дому, Мэйзи ждала нас у окна, следя за дорогой. Чтобы нам было где припарковаться, она расставила на дороге мусорные ящики и, увидев нас, вышла из дома передвинуть их. Я выбралась из машины и побежала к ней. Мы крепко обнялись. Я отчаянно хлопала ресницами, чтобы не расплакаться, уткнувшись в ее выцветшие рыжие волосы. Мэйзи. Моя мама. Я не подозревала, как сильно по ней скучаю и какое огромное облегчение оказаться дома.

– Бен, Макс, мои цыплятки! – Она обняла их. – Как же вы выросли всего за несколько недель! Пойдемте!

Мы вошли в дом и оказались в знакомом темном коридоре, как всегда, заставленном стульями, лампами, книгами, горшками и корзинками. Все они были нагромождены друг на друга пагодами, покачивающимися под опасным углом, и, как и с большинства вещей в доме, с них свисали бирки: Мэйзи разрывалась между желанием продать этот хлам на рынке и неспособностью расстаться со своими драгоценностями.

– Мальчики, вы будете жить наверху, как раньше, – проговорила она, семеня по коридору на кухню и ловко огибая горы хлама. – Отнесите в комнату свои вещи, а потом спускайтесь на кухню, выпить чая с пирогом.

– У нас нет вещей, – тихо произнес Бен.

Мэйзи смущенно обернулась и перевела взгляд с Бена на Макса:

– Конечно. Но это же потрясающе! Как бы я хотела начать с нуля и избавиться от всего этого мусора! И только представьте, как весело будет ходить по магазинам!

– Круто! – У Макса загорелись глаза. – А мы можем завтра пойти по магазинам, мам? И кучу всего накупить?

– Хм-м… может, сначала подождем и посмотрим, что скажут в страховой компании? – нервно пробормотала я. – Вы лучше бегите наверх, приготовьте себе постель.

– Я вас завтра возьму за покупками, – пообещала Мэйзи. – И раз уж вы идете наверх, можете заглянуть себе под подушки. – Она притворилась озадаченной. – Кажется, я там оставила конфеты.

– Я буду у окна!

– Нет, я!

Они протопали вверх по лестнице, отталкивая друг друга локтями, радуясь, что вернулись на знакомую территорию.

– Неужели все сгорело? – прошептала Мэйзи, провожая меня на кухню. У плиты в старом виндзорском кресле сидел Лукас и читал.

– Все.

– Но с тобой и мальчиками все в порядке, – сказал Лукас, поднимаясь, откладывая книгу и обнимая меня. – Больше ничего не имеет значения. Это главное, не так ли, милая?

– Да, – кивнула я. Он похлопал меня по спине. Я вдруг почувствовала себя совершенно измученной, теперь, когда наконец приехала домой и могла расслабиться – и с радостью села на стул. Я ужасно, ужасно устала. Оперлась локтем о стол, и на меня навалилась тяжелая волна изнеможения.

Мэйзи с Лукасом суетились, ставили чайник, вынимали пирог и звенели металлической посудой, а сами встревоженно переглядывались у меня за спиной. Я рассматривала знакомые предметы. На кресле Лукаса я заметила книгу и с удивлением осознала, что это та же книга, которую с таким увлечением читал Джек, только не в мягкой, а в твердой обложке. Я узнала имя автора: Джейсон Ламонт. Для Лукаса слишком уж легкое чтиво, обычно он предпочитает Кьеркегора.

Услышав шаги по лестнице, я обернулась и увидела Бена: в прихожей он взял со столика ключи от машины, открыл входную дверь и пошел по дорожке к автомобилю, наверное, чтобы достать книжки и игрушки, которые, к счастью, были в багажнике и потому не сгорели в пожаре. Все, что осталось от его имущества.

– Вкусный пирог, – сказала я, откусывая кусочек. Я даже удивилась, что так голодна. Но сколько я уже не ела? Несколько часов? Или дней? Недавнее прошлое казалось сплошным туманом, как будто все произошло сто лет назад.

– Обычный шотландский фруктовый, но пока мальчики здесь, я могу попробовать шоколадный. Им нравится помогать, когда я готовлю что-нибудь из шоколада.

– Помогать – то есть вылизывать миску? – ответила я, радуясь, что мы говорим о пирогах, а не о пожаре или Феллоузах.

Мы молча жевали, и я знала, что они ждут, когда я начну говорить, когда захочу излить душу. Горло у меня пересохло, его перехватило судорогой, и я почувствовала, что сейчас заплачу.

Я посмотрела в коридор на входную дверь. Бена уже давно не было, и я занервничала. Допустим, он просто вышел к машине. Он же не ушел из дому? Я через силу доела кусок пирога, уверяя себя, что он вернется к тому времени, как я проглочу последнюю крошку. Придет и позвонит в звонок. На стене тикали старые часы. Я оттолкнула тарелку, быстро встала, в спешке опрокинув стул – и как раз в тот момент позвонили в дверь.

– Я иду, дорогой! – крикнула я, когда звонок раздался снова: восьмилетним детям свойственно нетерпение.

Я быстро подбежала к двери, и когда открыла, на пороге стоял Бен, а рядом с ним – молодая парочка.

Женщина – симпатичная, с кудрявыми светлыми волосами. Мужчина – чуть старше, высокий, стройный, в сером костюме, с узким умным лицом. Он улыбнулся.

– Мы нашли этого парня посреди дороги. Ваш?

– О! Спасибо. – Я затащила Бена в дом и улыбнулась. – Играл на проезжей части, да? Меня так в полицию упекут. Пошли, Бен.

– Мы и есть полиция.

Я оторопела и нервно рассмеялась.

– Ага, как же.

И тут, в тишине, я вдруг вспомнила, что уже видела этого мужчину раньше. Он сидел на заднем сиденье машины, которая неслась к Незерби, когда я уезжала в противоположном направлении. Это он взбежал по лестнице к парадной двери.

– Вы из Оксфорда?

– Да. – Он все еще улыбался.

– Тогда… тогда вам лучше войти, – запинаясь, проговорила я, отходя в сторону и пропуская их в дом. Бен убежал по коридору. – Извините, если бы я знала, что вы хотите со мной поговорить, я бы не уезжала. Арчи сказал, что мне необязательно оставаться, что вы уже там побывали и…

– Верно. По правде говоря, у нас к вам просто несколько обычных вопросов. Это не займет много времени.

Из кухни выглянула встревоженная Мэйзи:

– Бен говорит, полиция приехала.

– Все в порядке, они всего лишь хотят задать мне пару вопросов. Это ненадолго.

Полицейские виновато улыбнулись. Мэйзи слабо улыбнулась в ответ и закрыла дверь кухни. Я провела полицейских в гостиную.

– Выяснили что-нибудь новое? Арчи сказал, что пожар возник из-за неисправности в электропроводке. Небрежность строителей, не так ли?

Мужчина уселся на подлокотник дивана, положив руки на колени и сжав ладони. Его задумчивые карие глаза пристально меня изучали.

– Вообще-то, мы думаем иначе. По нашей версии, это был поджог.

– О боже. – Я в ужасе выпрямилась. – Но кто мог это сделать?

– Ребенок.

– Ребенок? – Я вытаращилась на него. Кровь отхлынула от лица. – Но… но почему? Почему вы так решили?

– На это указывают улики, миссис Феллоуз. Комиксы, сложенные стопками, и спички, которые мы нашли в саду. Самодельные фейерверки.

– Фейерверки? – Я вскочила на ноги.

– В палатке в соседнем подлеске.

– О господи.

– И еще у нас есть свидетель, который утверждает, что так все и было.

– Что это значит? Неужели кто-то видел…

– Свидетель видел, как ребенок поджег дом.

– Но кто это? – Я в ужасе уставилась на них, переводя взгляд с одного на другого. Однако их лица были неподвижны, непроницаемы. – Не может быть! Нет, Бен и Макс – они никогда бы…

– Это был Бен.

– Бен?! Но…

– Миссис Феллоуз, – мужчина достал из кожаного портфеля толстый раскрытый блокнот и перевернул страницу, – где вы были вчера вечером? Сядьте, прошу.

Я села, побледнев.

– Я была… меня не было дома.

– Да, но где вы были? И с кем?

– Я была в баре, – прошептала я. – В Литтл-Бурчестере.

– В Литтл-Бурчестере? Это же в сорока милях от Незерби?

– Да.

– Вы были с мужчиной по имени… – Он снова сверился с блокнотом, водя по строчкам пальцем. – Чарлз Флетчер?

– Да, но всего час или около того. Потом я поехала домой.

– Сразу?

– Нет, заехала в гости.

– К подруге?

– К другу, – процедила я.

– И как его зовут?

– Кит Александер.

– Это который из особняка Фрэмптон?

– Он самый. Он мой начальник, – торопливо добавила я.

– Понимаю. – Полицейский замолчал и, сдвинув брови, стал изучать страницы блокнота, исписанные косым почерком. Почерк был жутко знакомый. Он поднял голову. – Но, миссис Феллоуз, разве вы не собирались уехать на всю ночь?

– Собиралась.

– Вы хотели провести ночь в гостинице, не так ли? С мистером Флетчером?

– Да, – прошептала я.

– Который, насколько нам известно, женат?

Я ничего не могла сказать.

– Миссис Феллоуз! Он женат?

– Да, но разве существует закон, по которому…

– И с кем вы оставили детей? – прервал меня он.

– Детей я оставила с бабушкой!

– С леди Феллоуз?

– Да!

Он выпятил губы и нахмурился, а потом задумчиво потер подбородок кончиками пальцев.

– А леди Феллоуз сказала, что вы этого не делали. В больнице перед смертью она дала показания и сказала, что вы не просили ее присмотреть за детьми. Что вы попросту уехали куда-то со своим дружком, а их оставили одних в амбаре. По ее словам, на следующий день у нее должен был состояться званый обед и она помогала прислуге, так что понятия не имела, что вы уехали, пока не подняла голову, не посмотрела в окно на кухне и не увидела, что амбар горит. Она побежала туда, пока слуги звонили в пожарную службу, но огонь уже разгорелся. Она побежала наверх, к мальчикам в спальню, и попала в ловушку. Лестница начала рушиться. Ваши дети стояли у окна в комнате Бена.

– Нет! Нет, это невозможно! Я бы никогда их не оставила! Я просила Тришу посидеть с детьми, но Роуз ответила, что Триша должна помогать ей готовиться к званому обеду, и она обещала сама посидеть с ними! Забрать их в Незерби-Холл, чтобы они там переночевали! – Мой голос истерично срывался.

– А кто-нибудь был с вами?

– Когда? – прокричала я.

– Когда леди Феллоуз это вам пообещала.

Я стала лихорадочно вспоминать.

– Хм-м… нет. Нет, мы были одни. – «А теперь она умерла», – подумала я с нарастающим ужасом.

– Но Бен может это подтвердить?

– Нет, его там не было.

– Но вы же сказали ему, что он должен делать вечером? – Окаменев, я уставилась на полицейского. – Может, мне его спросить? – Он хотел встать.

– Нет! Нет, не надо. Я… я забыла.

– Забыли его предупредить?

– Да. – Я уставилась на свои руки и почувствовала, как во рту пересохло. – Понимаете, – я облизнула губы, – в тот день я так ужасно торопилась. Мне надо было украсить церковь цветами. А потом поехать и встретиться… – Тут я запнулась. – Встретиться с Чарли.

– Значит, вы просто забыли.

– Да, – прошептала я. – И он неправильно меня понял. Бен, я имею в виду. Подумал, что ночевать им надо остаться в амбаре.

– Значит, мальчики легли спать, когда в доме не было никого из взрослых? И это обычная для вас практика, миссис Феллоуз?

– Нет! – Я стремительно подняла глаза. – Нет, что вы, и я не знаю, почему он так сделал! Я спрашивала его, но… но он слишком расстроен, чтобы разговаривать со мной. Это не обычная практика – я их никогда не оставляю!

– А ваш сын знал, куда вы поехали?

Я повесила голову.

– Нет.

– Вы ему не сказали?

– Нет.

– И что вы ему наплели?

– Я сказала, что буду в Лондоне, с подругой. Я не хотела… не хотела его обидеть. Не хотела говорить, что встречаюсь с мужчиной. – Мне стало ужасно жарко.

– Понимаю. Последовала пауза.

– Миссис Феллоуз, я все же вынужден спросить еще раз: это у вас обычное дело – оставлять детей в доме одних, в то время как вы ночуете где-то в другом месте? Как это было вчера?

– Да никогда такого не было! – Я резко подняла голову. – И я вам уже говорила – я не оставляла их одних, Роуз пообещала с ними посидеть! Она вам солгала!

– А в течение дня?

– Что?

– В течение дня вы их оставляли одних?

– Нет, – в ужасе прошептала я. – Нет! Максу же всего четыре года, сами посудите!

– А как насчет того случая, – полицейский перевернул страницу в блокноте, – когда он упал в реку? Он мог утонуть, и спасло его лишь быстрое вмешательство племянника леди Феллоуз. Это было поздним утром, когда вы отсыпались. А как насчет того случая, когда, по словам леди Феллоуз, она обнаружила вас пьяной, без сознания, на диване, а по полу валялись разбитые бутылки, и дети играли с осколками? И того случая, когда…

– Хватит, хватит! – оторопела я. – Да что вы такое несете? Не было этого! То есть… первое, что вы сказали, про реку, это правда, но даже тогда все было не так! Это Бен упал. А пьяная на диване – да это же наглая ложь!

– А когда он упал в реку, вы знали, где он находится?

– Что?

– Вы знали, что он пошел на реку один?

Я вытаращилась на него. В его глазах не было злобы, но они смотрели на меня пристально и сосредоточенно.

– Это она вам все рассказала? – прошептала я. – В больнице?

– Она вела дневник на протяжении нескольких месяцев. Вот он. Тут сотни страниц, миссис Феллоуз. – Он пролистал блокнот, демонстрируя его мне. – Сотни. О том, как ваш Макс на вечеринке просил у официанта коктейли с «бакарди». О том, как дети целыми днями сидели одни, голодные, и прибегали к бабушке, чтобы она их покормила. О том, что Бен замкнут и травмирован, о том, что он пишет непристойности на стенах. Она беспокоилась о внуках, об их благополучии. Поэтому и начала вести заметки о том, как вы пренебрегаете родительскими обязанностями.

– Пренебрегаю?!

– Разумеется, мы должны получить подтверждение у других членов семьи, но кое-какие показания мы уже собрали. Мы были осмотрительны, разумеется, так как родственники все еще в шоке. Но все даты подтверждены. Иногда, естественно, подтверждение получить трудно, так как леди Феллоуз была единственным свидетелем…

– Трудно, потому что она мертва! – воскликнула я. – И она лжет!

– Миссис Феллоуз, – он откашлялся, – мы также разговаривали с Беном.

– С Беном? Когда?

– Только что, в вашем саду. Когда мы приехали, он стоял возле машины и что-то доставал из багажника. Мы представились и мило поболтали у изгороди. Мы не пугали его, не настаивали, хотя, разумеется, в дальнейшем нам хотелось бы поговорить с ним более обстоятельно. Но он признался, что совершил поджог.

– Не может быть! Бен… не может быть! – Я встала. Меня трясло. – Но… но зачем?

Светловолосая женщина пожала плечами и впервые за все время заговорила. Голос у нее был мягкий, как шелк.

– Кто знает? Когда дети несчастливы, они совершают всякие странные вещи. Обычно, чтобы привлечь внимание.

Я обернулась и пронзительно взглянула на нее.

– Кто вы такая?

– Я из социальной службы. Миссис Феллоуз, ваш муж умер, не так ли?

– Да, – испуганно прошептала я.

– Значит, вы мать-одиночка. Мы очень сопереживаем вашей ситуации и понимаем, как сложно вам приходится. И тем не менее… – Она посмотрела на меня, трясущуюся от страха, замолкла и взглянула на мужчину-полицейского.

– Миссис Феллоуз, – он откашлялся, – надолго ли вы останетесь у родителей?

– Что?

– Вы здесь будете долго жить?

– Да, да, пока мы останемся здесь. – Я остолбенела.

– Хорошо. – Они со спутницей переглянулись и встали. Он закрыл блокнот. И тут я узнала эту тетрадку с цветочками на обложке. Это же дневник Роуз, он всегда лежал в гостиной, и она делала в нем записи каждый день за столом у большого выходящего в парк окна, откуда открывался вид на амбар… Королева, оглядывающая свои владения.

– Боюсь, я обязана посоветовать вашим родителям временно взять на себя опеку над детьми, – проговорила женщина с шелковым голосом. – Сначала, разумеется, мы должны представить отчет, и мы не будем выносить решение о передаче опеки, если ваши родители смогут выступить в качестве родителей мальчиков.

– В качестве родителей? Но есть же я!

– Но вы не справляетесь, – тихо проговорила она. – Миссис Феллоуз, вы меня извините, но в результате хулиганства вашего сына погиб человек Он несовершеннолетний, но состав преступления существует, и это поджог. Конечно, не убийство и, вероятно… Впрочем, хватит об этом. Мы уверены, что его действия являются прямым результатом вашей халатности. Даже родная бабушка вашего сына беспокоилась о безопасности ваших детей и в связи с этим вела подробные записи, в том числе и перед пожаром. Я должна попросить вас, миссис Феллоуз, никуда не увозить детей из этого дома. Повторяю, никуда, даже за город, а пока предоставить вашим родителям все права на воспитание детей. Мы поговорим с ними немедленно. Сегодня к вам придет сотрудник местной социальной службы, работающий в вашем районе, и мы вместе будем рассматривать это дело. Мы свяжемся с вами, как только соберем все материалы. Всего доброго, миссис Феллоуз.

И оставив меня посреди гостиной, бледную и трясущуюся, они отправились на кухню искать Мэйзи и Лукаса.

 

Глава 30

Когда Мэйзи обнаружила меня некоторое время спустя, я сидела в углу комнаты в полном отчаянии. Без кровинки в лице, она подошла ко мне и села рядом на корточки, взяв меня за руку.

– Ушли? – пробормотала я.

– Да, ушли.

– Это все неправда, Мэйзи, – прошептала я, глядя ей в глаза. – Я бы их никогда не оставила, ты знаешь, что не оставила бы.

– Знаю, знаю, – успокоила меня она. – Все это ужасная ошибка, все обойдется.

– Ничего не обойдется! Они хотят забрать у меня моих детей! – Мой голос перешел на визг. – Они именно это сказали, да? Ведь они вам только что именно это сказали, они хотят их у меня отнять!

– Нет, нет, они просто сказали, что… – Она запнулась, пытаясь взять себя в руки, а лицо было такое, как будто она вот-вот заплачет. – Они сказали, что пока мы должны смотреть за детьми. Это временное постановление. Я… я вообще-то не все поняла, что они сказали: подумала, это какой-то кошмар. Я все слушала ее голос, смотрела ей в лицо, но на самом деле не понимала… Она говорила что-то о постановлении об опеке из-за смерти Роуз, из-за пожара…

– О боже, неужели они это сделают? Скажи, что этого не случится! – истерично завопила я, вскакивая с места и заливаясь слезами. – Они не могут отнять у меня детей, Мэйзи!

– Нет-нет, конечно, дорогая, не могут, конечно же, нет! – Она потянулась и взяла меня за руки: губы ее дрожали, в глазах застыло отчаяние.

Я посмотрела на нее, стоящую на коленях, в ее глаза – и с ужасом увидела в них неприкрытый страх.

– Ты думаешь, что так они и поступят, да? – прошептала я. – Ты думаешь, что Бена отправят в интернат из-за того, что он сделал? Они возьмут ручку и поставят галочку в бланке в мэрии… Ты думаешь, что у них есть на это право?

– Я… я не знаю, – заплакала она, отпустив мои ладони и в отчаянии заламывая руки. – Как бы я хотела, чтобы Лукас был здесь! Они говорили такие ужасные вещи. Что ты оставила детей ночевать одних в доме, а сама поехала в гостиницу встречаться с каким-то женатым мужчиной! – Она посмотрела на меня и вдруг показалась мне очень старой и совершенно сбитой с толку. – И я сказала им, что это полная чушь. Моя Люси на такое не способна. Я понурилась.

– Вообще-то, это правда. Но, Мэйзи, у нас ничего не было, я просто не смогла. Я познакомилась с его женой, и… о боже, это длинная и ужасная история, и к тому же это вовсе не делает меня плохой матерью! И не значит, что я бросаю своих детей в окружении самодельных фейерверков и позволяю им поджигать дома!

– Конечно, не значит, – поддержала меня Мэйзи, торопливо поднимаясь на ноги. – Но все же… – Ее лицо снова приняло встревоженное выражение. – Зачем ей клеветать на тебя?

– Роуз?

– Да, зачем ей на тебя наговаривать? Вся эта клевета в ее блокноте.

– Да не знаю я! – зарыдала я, отворачиваясь и вцепившись в волосы руками. Я зашагала по комнате. – Не знаю, зачем ей это было надо. Неужели она до такой степени меня ненавидела? Я что же, была такой кошмарной невесткой? Ведь это она меня к себе и пригласила, она сама роскошно отделала амбар, захотела видеть меня у себя в доме, поэтому я просто не представляю, почему… – И тут я вдруг замерла у эркера и уставилась на вишневое дерево в саду. – Хотя нет, теперь знаю. – Я обернулась и взглянула на Мэйзи. – Она хотела отнять у меня моих детей. Хотела их заполучить, а от меня избавиться. Она хотела оставить их себе.

– Нет! – Мэйзи шагнула мне навстречу. – Не может быть, чтобы она была такой мерзавкой!

– Может, – прошептала я. Мысли бешено закрутились в голове.

– Но она же была так добра, пригласила тебя к себе. Я знаю Роуз, она бы никогда…

– Нет, Мэйзи, она нарочно это сделала! – вскрикнула я, подбежав к маме, взяв ее за руки и хорошенько встряхнув. На ее лице было написано безмолвное изумление, но мысли в моей голове уже вертелись, как калейдоскоп.

– О да, она хотела отнять их, – я бросила ее руки и зашагала по комнате, кусая ноготь большого пальца и думая, думая, думая. – Но она хотела, чтобы они жили с ней, в ее доме, в Незерби-Холле, а не в амбаре со мной. Она не хотела, чтобы между ними и ее семьей кто-то стоял, и этим кем-то была я… Она хотела воспитать внуков так, как считала нужным. Сама посуди, она с самого начала все это продумала, потому и пригласила меня туда жить. Я и тогда понимала, что вовсе не из-за любви ко мне она это делает, но не подозревала, что она зайдет так далеко… Это же мальчики Неда, понимаешь. Не мои, а Неда. А теперь, когда она умерла, никто и не узнает правду. И она очень хитро все рассчитала. Кое-что из того, что записано у нее в дневнике, действительно правда – например, как Макс упал в реку. Все остальное же – наглая ложь, присыпанная зернышками правды… Полицейские подумают так же, как ты. Что никто не может задумать такую подлость, никто не способен на такое. Но я знаю, на что она способна. Я знаю, что она за чудовище. – Я рухнула на диван в изнеможении, потрясенная до глубины души. – Я знаю!

Я вспомнила, как после смерти Неда Роуз постоянно звонила мне по телефону и ковыряла мои раны. Она специально доводила меня, чтобы я сломалась и признала, что не справляюсь. Не справляюсь с воспитанием моих детей. Она уже тогда все это задумала. Она хотела получить опеку над ними. Еще четыре года назад!

Мэйзи подошла и села рядом. Ее лицо было бледным, испуганным.

– Но, дорогая, это слишком чудовищно, слишком…

– Бен! – Я внезапно выпрямилась, напугав мать, вскочила на ноги и даже опрокинула лампу. Мне вдруг все стало абсолютно ясно.

– Мэйзи, где Бен? Я должна с ним поговорить. – Я бросилась вон из комнаты. – Мы сможем во всем разобраться, если я заставлю своего сына открыть свой чертов рот и заговорить!

– Нет, Люси, он не…

– Плевать мне, готов он или нет! И плевать на его чувствительность. – Я ворвалась на кухню. Услышала, как Мэйзи зовет меня обратно. На кухне никого не было. Пусто. Я в ужасе обернулась. – Мэйзи, где мои дети? Бен! – заорала я, бросаясь обратно в коридор и взлетая вверх по лестнице. – Бен!!! Мэйзи, они что, их забрали? Они…

– Люси, все в порядке. – Она прибежала из гостиной и столкнулась со мной в дверях, когда я пулей вылетела из комнаты. Она схватила меня за плечи. – Лукас пошел с ними гулять, все нормально! Я хотела тебе сказать, но ты как ненормальная! Все в порядке, успокойся!

– Лукас?

– Да!

Секунду мы стояли и смотрели друг на друга. Потом я уронила голову, закрыла лицо руками и зарыдала. Она обняла меня. Не сопротивляясь, я позволила ей отвести себя на кухню и усадить за стол. Я сидела и рыдала, а она обнимала меня за плечи.

– Когда полиция с тобой разговаривала, – тихо объяснила она, – Бен вдруг очень сильно побледнел и бросился в сад. Сначала мы никак не могли его найти, но потом Лукас его отыскал. Он сидел за сараем и весь трясся. Лукас отвел его в парк купить мороженого.

– В парк? – Я обратила к ней зареванное лицо. – Но он же присмотрит за ним, правда, Мэйзи? Если Бен встревожен и напутан приездом полиции и тем, что он им рассказал, он может… – Что он может сотворить? Сбежать? Я ужаснулась. Неужели он решит убежать? Раньше такая мысль никогда, никогда не приходила мне в голову. Я не могла представить, что мои дети находятся где-то еще, кроме как рядом со мной. Но сейчас, после всех этих катастрофических событий, я даже не знала, что и думать. Я не знала, как отреагирует этот страшно замкнутый мальчик, который никому ничего не рассказывает. Стоит только Лукасу повернуться к нему спиной, чтобы купить конфет… стоит ему лишь немного отвлечься…

– Лукас за ним присмотрит, – с горячностью уверила меня Мэйзи. – Как же иначе? И они вернутся через минуту. Тогда и поговоришь с Беном. Потолкуешь с ним.

Я кивнула.

– Мы не должны паниковать, – твердо произнесла она. – Это ни к чему хорошему не приведет. Если мы будем впадать в истерику, это не поможет делу.

– Да. – Я посмотрела на нее, широко раскрыв глаза. Какой ужас. Теперь на меня заведено дело.

Мы замолчали.

– Мэйзи, как ты думаешь, наверняка ведь он просто хотел пошутить и произошел несчастный случай? С поджогом. Ведь он не…

– Разумеется, – уверенно оборвала меня она. – Маленькие мальчики и спички, Святые Небеса! Помню, когда твой брат был маленький, он…

Она осеклась: в дверь позвонили. Мы перекинулись взглядами.

– Это не Лукас, – выпалила я.

– Нет. У него есть ключ.

– Ох, Мэйзи, давай не будем открывать, – взмолилась я, взяв ее за руку. – Это наверняка опять они! Та женщина предупредила, что они опять придут. Давай притворимся, что никого нет дома. Подождем, пока вернется Бен, и я с ним поговорю. Мы сами им позвоним, когда у нас будут ответы!

Она смотрела на меня, и я видела, что ей тоже не хочется никого пускать. Она задумалась, а потом встала и разгладила платье.

– Нет, так нельзя, Люси. Нельзя врать и прятаться. Мы этого никогда не делали. Выше голову. Просто говори правду, и все будет хорошо.

Она вышла в коридор, чтобы открыть дверь. Я тупо ждала за столом. Словно во сне услышала, как открылась дверь. Представила себе работников социальной службы, стоящих на пороге… Молодые серьезные люди. Он с бородой, она – без косметики, с густыми бровями, в очках. Своих детей у них, разумеется, нет, и они понятия не имеют, что значит одной воспитывать двоих сыновей. Но зато они знают, что такое идеальное воспитание. Пусть эти люди выглядят скромно, но вы не заблуждайтесь. Они полны решимости изгнать из мира все зло. Они допрашивают матерей, которые живут в высотных многоквартирных домах и которым повезло еще меньше, чем мне. «Почему ваш ребенок во вчерашнем грязном подгузнике?» «Почему в два часа посуда после завтрака еще не убрана со стола, а старшие дети не в школе?» «Почему мать расхаживает в халате и у нее такой неприбранный и унылый вид?» Я вспомнила то время, когда жила в Лондоне и чувствовала, что потихоньку погружаюсь в зыбучий песок. Я чувствовала, что однажды утром могу и вовсе не встать с кровати, знала, что это возможно. Это было в Челси. На Ройял-авеню. Такие вещи необязательно случаются в съемной квартире в непрестижном Хэкни. Но я не сдавалась. Я стискивала зубы, вытаскивала себя из кровати, заворачивала сэндвичи мальчикам в школу и продолжала жить дальше. Продолжала ради них, понимая, что, если бы их не было, я бы уже давно сдалась. И ведь в любой момент эти люди могли позвонить и обнаружить меня в истерике. Неужели у них были законные основания волноваться о моих детях уже тогда? А ведь сейчас прошло четыре года, и худшее позади.

«Если они заберут у меня детей, я покончу с собой», решила я совершенно бесстрастно. Эта мысль прозвучала у меня в голове с такой поразительной ясностью, что я даже успокоилась. Ну конечно же, все очень просто. Без детей я жить не смогу, так что всего-то останется принять каких-нибудь таблеток или что-нибудь вроде того. И уснуть. И с этой оптимистической мыслью я собралась с духом и поняла, что готова встретиться с явившейся парочкой из службы социального надзора. Я готова ответить на их наглые и нескромные вопросы.

Я слышала, как Мэйзи шла вместе с ними по коридору. Она открыла дверь в кухню, и тут я поняла, что ей отвечают мужские голоса… И на пороге появились Джек и Дэвид.

– О! – Я вскочила в недоумении. Торопливо взглянув на Мэйзи, я поняла, что она успела вкратце обрисовать им ситуацию. Мне стало стыдно оттого, что они теперь знают, хоть мне и нечего было стыдиться. Я не могла взглянуть Джеку в глаза.

– Люси, – Дэвид поспешно пересек комнату и взял меня за руки. – Сильно тебе досталось. Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти.

– Но… этого же не произойдет, Дэвид? – промямлила я. – Мы все это знаем! Вы… вы оба меня знаете, – тут я наконец отважилась взглянуть на Джека, – и оба знаете Бена, и понимаете, что ничего подобного произойти не могло. Вы же им скажете… вы же расскажете им – все вы, и Арчи, и Лавиния, и Пинки – то, что Роуз сделала, то, что она сказала…

– Сядь, Люси, – тихо проговорил Джек, прерывая мой лепет и пододвигая мне стул.

Я села и поняла, что меня всю трясет. Я вцепилась в стол, в клеенку, и Джек сел рядом со мной. Мэйзи с Дэвидом примостились напротив.

– Люси, мы с Дэвидом хотим тебе кое-что сказать, – начал Джек. – Половина тебе уже известна, но ты не знаешь причины, из-за которой все произошло.

– Что мне известно? – я посмотрела на Дэвида. – Да я ничего не знаю! Знаю только, что Роуз хотела отнять у меня моих детей, пыталась меня подставить, дала полиции ложные показания. Вот так, все очень просто!

Джек кивнул.

– Это мы тоже знаем.

– Знаете? – ахнула я. – Ты уверен?

– Уверен на все сто.

– О, слава богу! – Я откинулась на спинку стула и уставилась на него.

– Роуз хотела дискредитировать тебя и выставить скверной матерью. Поэтому и вела подробный дневник, записывая все те случаи, когда дети оставались одни…

– Но я их не оставляла!

– Нет, ты просила ее за ними присмотреть, а она притворялась, будто ничего не знает. Когда дети оставались с Тришей, она неожиданно отзывала ее на кухню помогать Джоан, а дети сидели в амбаре одни.

– Господи Иисусе! Это правда?

– Потом она приходила и забирала их в дом, естественно, как и полагается ответственной бабушке. И все записывала. «Понедельник… забрала мальчиков… сидели одни в амбаре… какой позор». И, разумеется, она пристально следила за тобой и Чарли Флетчером.

– Но… но как, ради всего святого, как она о нем узнала? Я думала, никто не знает!

– О, Роуз во все совала свой нос, она поставила себе такую задачу. И когда вы с Чарли познакомились на вечеринке, она просто не верила своему счастью. Злорадно следила за тем, как развиваются ваши отношения, и ждала, когда же подвернется удобный случай, когда ты решишь провести с ним ночь и вы пуститесь во все тяжкие. Можешь представить, в какой она пришла восторг, когда совершенно случайно ей подвернулась возможность – ты уехала и не предупредила мальчиков, где они должны ночевать! По какой-то причине – этого мы так и не выяснили – мальчики легли спать одни. Потом Роуз прокралась в дом и устроила поджог.

– РОУЗ УСТРОИЛА ПОДЖОГ?

– Да, вне всяких сомнений. На кухне, в мусорной корзине. Это был маленький костер из журналов с комиксами и спичек – такой, который могли бы устроить сами мальчики. Чтобы потом она сама могла легко его потушить. И с ужасом доложить обо всем властям.

– Минуточку, минутку, – я схватилась за голову. – Говорите, она подожгла дом? Это она вам все это рассказала?

Дэвид кивнул.

– Да, перед смертью. После того, как дала ложные показания полиции.

– О! – Я схватила сигареты Мэйзи со стола и закурила, глубоко затягиваясь.

– Короче говоря, она устроила пожар, представив все так, как будто это дело рук мальчиков, и собиралась бежать в Незерби, чтобы поднять тревогу, как вдруг оглянулась и к ужасу своему увидела, что огонь разгорелся. Что теперь это уже не маленький костерок на кухне и дым валит из окна первого этажа. В испуге она вернулась в дом и обнаружила, что пластиковый мешок для мусора вспыхнул, как порох, и пламя перекинулось на перила. Загорелась лестница. Она запаниковала, принялась поливать огонь водой из ведер, но все было бесполезно: горели деревянные столы и шкафы, и дым был повсюду. Пожар вышел из-под контроля. Она стала бегать от раковины к лестнице с тяжелыми ведрами воды, но это не помогло. Тогда она в панике побежала наверх, но под ее ногами обрушилась ступенька: огонь уже охватил лестницу снизу. Роуз высвободила ногу и поднялась наверх, но дым уже проник в спальни, и она была в такой панике, что забыла, где комнаты мальчиков. В густом дыму она свернула не в ту сторону, пробежала по коридору, открыла чуланы и дверь твоей спальни, и от сквозняка огонь разгорелся еще сильнее.

– Но мальчики же спят в одной комнате в дальнем углу коридора, – ахнула я.

Он кивнул.

– Вот именно. Поэтому ей пришлось повернуть обратно и пройти мимо пылающей лестницы на ту сторону балкона. Она обнаружила детей у кровати Бена: они в ужасе прижимали ладони ко рту. Роуз схватила их и побежала к лестнице, но к тому времени она уже была вся в огне. Пройти было невозможно.

– Господи боже…

– И вот Роуз с двумя детьми, которые кашляли и глотали ртом воздух, просто попятилась назад. Они пробрались в спальню мальчиков и спрятались за кровать. У них не было никакого плана. Правда, Роуз предложила им помолиться.

– О боже, – пробормотала я, схватившись за голову. Я представила себе эту сцену.

– Дэвид, неужели она до такой степени хотела заполучить опеку над моими сыновьями? Неужели она способна была дойти до такого? Совершить такую мерзость?

Дэвид замялся.

– Ее план не удался, произошел несчастный случай. Но да, ты права. Она хотела заполучить их любой ценой.

– А как же я?

– Сначала она была не против, что ты будешь с ними, хотела, чтобы ты тоже жила рядом, но потом начала бояться, что ты переедешь. Помнишь, Люси, она как-то зашла поговорить с тобой в амбар? Я тогда еще заезжал за ней на машине. Она так отчаянно хотела, чтобы вы остались жить с ней навсегда! После всего, что она для тебя сделала, ей казалось, что ты все же недовольна. Ей казалось, что ты захочешь начать новую жизнь и заберешь с собой ее драгоценных мальчиков. Она с горечью вспоминала о своих планах, о том, сколько денег потратила на амбар, о том, какое образование хотела дать внукам, о всех аристократических семействах, с которыми собиралась их познакомить, о кругах, в которых они будут вращаться, о девушках, с которыми будут встречаться потом, когда подрастут… И тут, из-за какой-то твоей прихоти, она могла все это потерять! Потерять контроль. Контроль для Роуз был очень важен. И семья, разумеется. Семья для нее была всем на свете.

– Но и для меня тоже!

– Да, но мы тут говорим о семье с большой буквы, Люси. Бен числился в наследниках. Он должен был унаследовать Незерби.

– Бен?

– Разумеется. Гектор уехал и в глазах Арчи пропал навсегда, Нед умер, и Бен оказался старшим ребенком мужского пола.

– Но… но как же Лавиния?

– Да брось ты, – фыркнул Дэвид. – Нет, нет. В семействе Феллоузов женщины наследуют имущество только в крайних обстоятельствах, если не останется ни одного мужчины. Мужская линия – это все. И Роуз это знала.

– Но она не знала кое-чего еще, – тихо произнес Джек. – Роуз не знала, что Бен не может претендовать на наследство. Арчи ему никогда бы не позволил.

Я вытаращилась на него.

– Но почему? – спросила Мэйзи.

Повисла тишина. Джек посмотрел на Дэвида. И глаза Дэвида медленно обратились ко мне, как будто кто-то навел прожектор.

– Ты же знаешь, Люси.

Я не знала, но сейчас, когда я смотрела на него, в голове моей крутились колесики, похожие на заводящийся пропеллер. Мне казалось, что все эти обрывки света, все эти крошечные кусочки калейдоскопа вдруг завертелись, только не хаотично, а упорядоченно и все встало на свои места. Я смотрела на его красивое морщинистое лицо… высокий лоб, добродушные складки у рта, нос… в глазах не было сходства, они были слишком серые, но вот руки… никаких сомнений. Пальцы, сплетенные на столе. Знакомые до боли. Я изумленно, медленно кивнула. Я была поражена, как это я раньше не догадалась.

– Да, я все понимаю, – прошептала я.

– Что? – спросила Мэйзи, явно сбитая с толку.

– Бен не может быть наследником, – медленно выговорила я, – потому что он не Феллоуз.

Мэйзи оторопела.

– Что?

– Он не Феллоуз, – повторила я, переводя глаза с Дэвида на Мэйзи. – Нед не сын Арчи.

– Не сын? Но…

– Он мой сын, – тихо промолвил Дэвид.

– ВАШ сын?!

Он кивнул. Я опять повернулась к нему. Я не могла отвести глаз, смотрела на него как завороженная. Дэвид откашлялся.

– Мы с Роуз… у нас был долгий роман, много лет назад, когда Арчи впервые завел себе подружку в Лондоне. И в результате появился Нед.

– Значит, мальчики…

– Мои внуки. – Он смотрел на меня так же пристально, как я на него. Я слышала свое дыхание.

– Вы и Роуз? – Мэйзи была потрясена.

– Да, я и Роуз. – Дэвид смутился. – Точнее, я и Роуз, какой она была в те дни. Самая красивая женщина на свете. Я уже давно сходил по ней с ума. Верьте или нет, до того, как она озлобилась на весь мир, она была не просто очаровательна, но и беззаботна, и смешлива, и очень приятна в общении. Она была душой любой вечеринки. Я знал ее многие годы, мы виделись у общих знакомых, а потом она вышла за Арчи. Но когда мы сблизились… все веселье пропало. Вечеринка закончилась, и Роуз превратилась в печальную одинокую женщину. Ей казалось, что ее предали, использовали. Арчи использовал ее как инкубатор для воспроизводства – и весьма эффективно. Она родила ему сына и наследника, а потом и Лавинию и после этого перестала его интересовать. Он переключился на юных фотомоделей.

– А Арчи был в курсе? – шепотом спросила я. – Насчет вас с Роуз?

– О да. – Дэвид удивленно взглянул на меня. – Он как-то спросил меня напрямую, когда мы играли в карты, и я честно ответил.

– Боже! И как он отреагировал?

– Нормально. Так же, как отреагировал бы любой мужчина. Воспринял это как должное, наверное. – Он задумчиво потер подбородок. – Правда, меня это несколько озадачило. Помню, ту партию я проиграл. – Он горько улыбнулся, потом нахмурился и потупился, погрузившись в раздумья. Наконец он поднял голову. – С тех пор он лишь однажды заговорил со мной об этом. Как-то раз, за портвейном, когда мы были вдвоем, очень поздно, он сказал: «Я рад, что это был ты, Дэвид. Я видел, что она уже на грани. А ты ее спас. И я рад, что ты это сделал. Рад, что это был ты, а не кто-нибудь другой. Мне самому это было не под силу».

– Не под силу общаться с собственной женой? Наверное, он был слишком занят со своей шлюхой в Лондоне, – сердито пробормотала я.

Дэвид безразлично пожал плечами. Ему не хотелось осуждать Арчи, старого друга. И впервые в жизни я прониклась чем-то вроде сочувствия к Роуз. Брошенная жена, которую заставляют принимать одиночество как должное. И в ее возрасте, в ее среде это считается нормальным. От нее ожидают, что она будет ухаживать за садом, председательствовать в благотворительных комитетах и всем быть довольной.

– Но… но Пинки же младше Неда.

– О да, и это ребенок Арчи, я в этом совершенно уверен. Он проследил. Думаю, даже Арчи досаждало, что его так открыто обманывают и оставляют в стороне, так что они завели еще одного ребенка, а нашей связи пришел конец. Без всяких сомнений, Пинки спасла их брак: сами видите, как Арчи ее обожает, как он ее балует. Да, это дочурка Арчи.

– Но он же никогда не признавался Роуз, что знает о Неде?

– Боже, конечно нет. У него есть гордость. Нельзя же выпускать кошку из мешка, чтобы вся округа пронюхала, нет, ни в коем случае. Конечно, люди кое о чем догадывались, ведь Нед был так не похож на остальных детей, и все знали о нашем романе… но ничего не говорилось вслух. И Роуз думала, что у нее есть кое-что против Арчи. Козырная карта в рукаве. Она понятия не имела, что ему все известно.

Я вспомнила, как Арчи со слезами на глазах бормотал у пустого очага: «Я бы ей не позволил, Люси. Я бы никогда не позволил Роуз…» Не позволил бы ей отдать наследство Бену. Вот о чем он говорил. Ведь Нед – не его родная плоть. И все же он ничего не сделал, он спокойно наблюдал, как она берет нас под крылышко, ремонтирует амбар за бешеные деньги, знал, что она задумала…

– А как же Нед? – тихо просила Мэйзи. – Он знал? Дэвид вопросительно посмотрел на меня.

– Нет! – выпалила я. – Нет, он никогда мне не говорил, и… ведь тогда я бы тоже знала. Он бы рассказал мне. Я уверена. И все же… он всегда… – Я замялась. «Ненавидел» – слишком уж сильное слово. – Он всегда так настороженно к ним относился. Особенно к матери. И к Арчи тоже. Можно даже сказать, что он им не доверял.

Я вспомнила нашу свадьбу: с какой горячностью он противился их приходу. «Они мне всю жизнь испоганили, – сердито кричал он тогда, – но этот день я им испортить не позволю!» И мы так редко их навещали. Мне приходилось чуть ли не силой его затаскивать… Я вспомнила письмо Роуз, в котором она признавалась мне, что Нед ее оттолкнул в подростковые годы. Что она стала вызывать у него отвращение. Может, он догадался?

– А вы никогда?.. – Я взглянула на Дэвида.

– Нет. Ему я никогда не рассказывал. Было бы несправедливо разлучать его с семьей. Но я всегда следил за его жизнью.

– Вы ему всегда нравились, – искренне проговорила я. – Он вас уважал, Дэвид. Он часто это говорил.

При этих словах что-то промелькнуло на лице Дэвида. Любовь? Или облегчение? Его сын, за взрослением которого он следил, которого наверняка до смерти хотел признать все эти годы… Когда мы только поженились, помню, как он приезжал в Незерби, чтобы познакомиться с нами. Мы тогда были неуклюжей молодой парочкой в побитой машине, с грудным ребенком. Дэвид широко улыбался, жал Неду руку и разливал нам коктейли в библиотеке, и мы оживленно болтали… пока не вошла Роуз, ледяная и безразличная снежная королева. Помню, я тогда подумала: какой добрый человек, как повезло Феллоузам, что у них есть такой друг семьи. Холостяк, который вечно напрашивается к ним в гости. Но теперь все встало на свои места. Они же даже внешне похожи – Дэвид и Нед. Оба небольшого роста, худощавые и красивые. Вот почему Нед и по характеру так мало был похож на Феллоузов, вот откуда у него интеллект и простые, непринужденные манеры. Все это от Дэвида. Я посмотрела на него через стол почти с благодарностью. Я была рада за своих сыновей. Значит, они Мортимеры, а не Феллоузы. Я почувствовала облегчение.

Все мы погрузились в свои мысли, и наступила тишина. Мы думали о лжи, о страсти и любви, обмане и одержимости, которые столько лет обуревали членов этой семьи, чтобы привести вот к такому концу.

– Значит, она вам все рассказала, Дэвид? – наконец спросила Мэйзи.

Он кивнул.

– Да. Когда умирала, в больнице. После того как Гектор и девочки побыли с ней наедине, Арчи пришел за мной. Он не сразу меня нашел, – Дэвид поморщился. – Я был в больничной часовне. Он сказал, что ей недолго осталось и она просила позвать меня. Хотела, чтобы я побыл с ней какое-то время. Никогда не забуду тот взгляд и слезы в его глазах, когда мы стояли друг напротив друга в той церкви: Арчи, с дергающимся лицом, с глазами, вперившимися в сводчатый потолок.

– Думаете, ему было совестно? – спросила я. Дэвид вздохнул.

– Я не знаю. Нет, наверное. Просто он очень грустил. И вот я пошел к ней. – Он замолк, и его рука потянулась к пачке сигарет Лукаса, лежавшей на столе. Я встряхнула ее, и он взял сигарету и закурил. Откинулся на стул и выпустил дым высоко в воздух голубой струйкой. И тут я увидела, что на его глазах тоже слезы. – Я пошел к ней и сел рядом. Погладил ее волосы, как раньше… – Он замолчал; слова давались ему с трудом. Мы потупились и подождали минуту. Потом он откашлялся и спокойно продолжил. – И тут я спросил про пожар, спросил, не хочет ли она мне что-нибудь рассказать. Не причастна ли она к этому. Она знала, что умирает, знала, что война окончена – а она была настоящим воином, я ее за это и полюбил, именно это меня в ней восхищало… Но она понимала, что ее часы сочтены. Поэтому она потянулась, взяла меня за руку и призналась во всем. – Он слабо улыбнулся. – Я не священник, но могу представить, как исповедь действует на людей. Они получают утешение. Я очень на это надеюсь. И перед смертью она просила тебя простить ее, Люси. И у Бога просила прощения. А потом умерла у меня на руках.

Я затаила дыхание, представив Роуз в белой больничной рубашке: всего лишь очередной пациент, старушка, умирающая в объятиях любимого. Седая голова Дэвида склонилась над ее белой головкой, их пальцы сплелись, и на смертном одре она сделала свое признание… Роуз просила отпущения грехов. Просила у меня прощения. Да неужели. За то, что пыталась отобрать у меня моих детей? Я подавила судорожный вздох и стала разглядывать узор на скатерти. Меня захлестнула волна отвращения. Ну уж нет, я так не думаю. Не могу я ее простить. По крайней мере, не сейчас. Подумаю об этом позже, но никак не сейчас, когда мне только что пришлось пережить самый жуткий час в моей жизни!

– Но почему вы все это мне утром не рассказали? – вдруг накинулась я на Дэвида. – Когда я была еще там, в Незерби, и видела вас в кабинете Арчи? Почему вы мне тогда не рассказали? И почему полиция ничего не знает? Ведь вы могли бы избавить меня от этого кошмара! Я ведь видела, как полицейская машина ехала по дорожке к особняку – наверняка они искали меня!

– Да, так оно и было, – невозмутимо произнес Джек – И мы знали, что они приедут. За десять минут до того мне позвонили из полицейского участка и предупредили, что сейчас приедут тебя допрашивать. Тогда я еще понятия не имел, что происходит. Дэвид собирался мне рассказать, но не успел, и по голосу полицейского у меня сложилось впечатление, что у тебя большие неприятности. Я хотел дать тебе время, поэтому просто сказал им, что не видел тебя. Это же правда. Поэтому я и не обернулся, когда ты постучала в кабинет.

– А я хотел рассказать Арчи и девочкам, что натворила Роуз, но только не в присутствии полиции, – тихо проговорил Дэвид. – Я хотел от них отделаться. Значит, надо было куда-то отослать тебя, так как им нужна была именно ты. Они заглотали наживку, но я понятия не имел, что они так быстро тебя разыщут. Я должен извиниться перед тобой, Люси, но, боюсь, разговор с Арчи и девочками стоял у меня на первом месте. Я хотел, чтобы они услышали о преступлении Роуз от меня, а не от сержанта полиции.

Я представила, как Джек и Дэвид заходят в гостиную, садятся перед Феллоузами и рассказывают им, что натворила Роуз.

– Они были в шоке?

– Просто в ужасе. Даже не могли поверить сначала. Особенно девочки. С Пинки случилась истерика. Но потом, немного позже, они вроде поняли…

Я кивнула.

– Думаю, теперь всем все понятно.

Мэйзи потрясенно качала головой, глядя на свои ладони. Повисла тишина.

– А полиция знает правду? – спросила я. Меня внезапно опять охватил страх. – Вы им рассказали?

– Я позвонил и сказал, что хочу дать показания. Они наверняка уже передали по рации. Я сейчас же еду в Оксфорд, – он посмотрел на часы. – Просто хотел сначала тебе все объяснить. Лично.

– Спасибо, Дэвид, – с благодарностью произнесла я. – И… как думаете, они вам поверят? – встревоженно спросила я.

Он улыбнулся.

– Не бойся. В палате за шторкой была еще медсестра, хотя Роуз ее не видела. В таких обстоятельствах, когда человек при смерти, медицинский персонал всегда должен быть рядом. Она все слышала.

Я кивнула и вздохнула с облегчением. Дэвид помолчал немного и тоже вздохнул.

– Ну, мне пора, – устало произнес он, положив руки на колени и поднимаясь со стула. Мне показалось, что он вдруг постарел. Он выглядел совсем изможденным.

– Но я все же одного не понимаю, – Мэйзи его остановила. – Почему Бен сказал, что это он устроил пожар?

Мы все обернулись, услышав в коридоре шум. Хлопнула входная дверь. По коридору застучали шаги, и открылась дверь кухни. Джек протянул руку.

– А давайте его и спросим, – тихо произнес он. – Он как раз пришел.

 

Глава 31

– Бен? – Я вскочила из-за стола.

Он стоял в дверях, а потом медленно зашел на кухню, потупив темные, сверкающие глаза. На меня он не смотрел. Я увидела в коридоре Лукаса: он аккуратно притворил входную дверь. Мэйзи красноречиво покосилась на мужа голубыми глазами. Он кивнул и торопливо подтолкнул в гостиную Макса, облизывающего леденец.

– Бен, милый, это очень важно. – Я обогнула стол и села перед ним на корточки, заметив, что он крепко вцепился в руку Джека. Другая рука была сжата в кулак. Я взялась за край его футболки. – Бен, ты почему сказал полиции, что устроил пожар?

– Потому что это так и было, – упрямо пробурчал он, потупившись.

– Но это же неправда. Бабушка рассказала Дэвиду, что это она сделала. Она устроила костер в мусорной корзине.

– Это бабушка? – Он ошарашенно поднял голову. – Но зачем?

– Чтобы напугать вас, потому что я ушла, и… в общем, это очень сложно объяснять, но она вовсе не хотела сжечь наш дом. Просто огонь разгорелся. Но Бен…

– Но она сказала, что это сделала ты! – выпалил он. – Когда она вбежала в дыму к нам в комнату с лестничной площадки, я крикнул: «Бабушка, дом горит!» А она ответила: «Да, я знаю, это ваша мама не выключила газ, и кухня загорелась!»

Я чуть в обморок не упала. Боже мой, даже тогда, когда лестница за ее спиной была вся в огне, она стремилась очернить меня! Даже в самом пекле, в горящем здании, пытаясь спасти внуков, эта змея нашла время, чтобы подчистить все подозрительные моменты в своей истории!

– Но почему ты сказал полицейским, что это твоя работа?

– Я думал, что тебя в тюрьму посадят! – завопил он со слезами на глазах. – Мне казалось, что полицейские решат, что ты так ужасно поступила, оставив нас одних, да еще со включенным газом, и засунут тебя за решетку, и мы больше никогда тебя не увидим! Поэтому я и соврал, что это я, ведь детей в тюрьму не сажают! – Он кричал во весь голос, слова вырывались судорожными всхлипами, плечики его тряслись.

– О, мой дорогой! – Я обняла его. Его маленькое тельце окаменело, оно тряслось, но было напряжено, как струна, и он не бросился мне на шею. Я взяла его за плечи и отодвинула на расстояние вытянутой руки. Я знала, что есть что-то еще. Что мне предстоит копнуть глубже.

– Но почему вы с Максом вообще оказались в амбаре? Разве бабушка не сказала, что вы должны ночевать в доме?

– Нет, не сказала, – всхлипнул он, – к тому же я с ней поссорился.

– Из-за чего?

– Когда ты уехала, она подошла к нам в саду. Мы с Максом играли у прудика в теплице. Лежали на животе, кормили золотых рыбок, а она подошла и встала прямо перед ними. Тут я перекатился на спину, чтобы как следует ее рассмотреть. Мне в глаза солнце светило, но я все равно заметил, что у нее какое-то странное выражение лица, как будто она в лотерею выиграла. Она сказала: «Ну все, на этот раз ваша мамочка допрыгалась!» А когда я спросил, что это значит, она ответила, что ты поехала на свидание со своим дружком. – Слово «дружок» он презрительно выплюнул. – И что ты останешься с ним на ночь. Я встал и сказал, что это неправда и она лжет, потому что нет у тебя никакого дружка, а она сказала, что есть, и тогда я закричал: «Ну и что! Мама сказала, что Триша придет и посидит с нами, так что мы не обязаны торчать здесь с тобой, мы идем домой!» – Он перевел дыхание. – И я убежал.

– Он плакал, – раздался тонкий голосок позади нас. Макс вырвался из рук Лукаса и прокрался на кухню.

– Понятно, – пролепетала я. – И она не пришла за вами?

– Нет, никто не пришел. Мы просто взяли и легли спать сами. Было очень страшно.

– А у тебя правда есть дружок? – спросил Макс. Я повернулась к нему и покачала головой.

– Нет. Нет у меня дружка. Но, – я заметила, что Бен на меня смотрит, – в тот вечер я действительно собиралась встретиться кое с кем. Это правда. Но… ничего у нас не вышло. Потому что это было бы неправильно. – Я смущенно замолкла. – Ни для меня, ни для него.

Дэвид и Мэйзи тактично разглядывали скатерть, но вот Джек, я чувствовала, так и сверлил меня глазами.

– Можешь завести себе дружка, – благосклонно заявил Макс. – Мы не против, да, Бен? Только скажи нам сначала. – Он посмотрел на брата.

Бен кивнул и потер пол ботинком.

– Мне кажется, что самое важное – говорить правду, – пробормотал он.

Я сделала глубокий вдох и тоже уставилась на свои ботинки.

– Ну что же, – проворковала Мэйзи жизнерадостным голосом, нарушая тишину. Она встала и подошла к буфету, мимоходом крепко сжав мое плечо. – Мне кажется, всем нам сейчас не помешало бы выпить.

Побольше джина, поменьше тоника. Мне-то уж точно. А потом пообедаем. Мы с Лукасом хотели сделать пиццу, так что если вы, мальчики, хотите помочь нам кидаться тестом и подбрасывать его к потолку, марш в кладовую, выбирайте продукты для начинки. – Она открыла дверь в кладовку и скрылась за ней.

– Я с тобой! – Макс поскакал за бабушкой, как кролик Бен поплелся за ним, только медленным шагом. У двери он замер и обернулся.

– Прости меня, мам.

– За что? За то, что пытался спасти меня от тюрьмы?

Он пожал плечами:

– За то, что сомневался в тебе. Как Фома.

– Кто?

– Фома, из Библии.

– А-а. – Я кивнула. Он вышел из комнаты. Дэвид с Джеком молчали.

– Знаете, – проговорила я, отчаянно моргая, чтобы прогнать слезы, – я всегда представляла, как мой старший сын будет помогать мне передвигаться на костылях в доме престарелых, приносить мне виноград и делать погромче слуховой аппарат. Только я не думала, что мы так скоро поменяемся ролями.

На лице Дэвида появилась добрая улыбка.

– Ему пришлось быстро повзрослеть, Люси. И это не твоя вина.

– Отчасти моя, – пробормотала я. Я села, оперлась локтями о стол и закрыла глаза руками. – Но знали бы вы, какое облегчение! Как я рада! – Я раздвинула пальцы и посмотрела сквозь них. – Вы даже представить не можете. У меня такое чувство, как будто с сердца свалилась огромная ледяная глыба. Вы не можете представить, как я вам благодарна, Дэвид, – я повернулась к нему, – я до смерти вам обязана. Слава богу, что вы поговорили с Роуз, заставили ее все рассказать! Бог знает, где бы я была сейчас, если бы не вы.

Он пожал плечами.

– Полиция наверняка рано или поздно добралась бы до правды, но ты права. Как гора с плеч. – Он встал и глубоко вздохнул. – А теперь мне пора. Я должен все им рассказать. – Он щелкнул каблуками по-военному. – Ухожу. Но, Люси, – у выхода он остановился, – я понимаю, ты думаешь, что Роуз – злобная старуха и получила по заслугам, но если ты поймешь, какая жизнь была у нее с Арчи…

Я молча проводила его по коридору и открыла перед ним входную дверь. На крыльце он обернулся и встревоженно посмотрел на меня: в твидовом костюме и желтом галстуке, он вертел в руках панаму с зеленой лентой. Мне не хотелось делать ему больно.

– Вы, наверное, ее очень любили, Дэвид, – тихо произнесла я.

Опустив голову, он взглянул на свои блестящие коричневые ботинки. И кивнул.

– Да, любил. Я любил ее всегда. Слепо, наверное, но ведь любовь слепа, не так ли? – Он поднял на меня печальные глаза. – И в основном любил издалека. Когда их брак наладился, у меня оказались связаны руки. Хоть я многое знал, но не мог вмешиваться. Я лишь следил за ней и старался всегда быть рядом. Но в конце концов она меня перехитрила. Ускользнула от моего внимания, от моей бдительности и влияния. Если бы я знал, что она задумала – ну, сама понимаешь. Я бы ее остановил.

– Не сомневаюсь. – Я посмотрела в его добрые и печальные серые глаза. – Знаете, Дэвид, настанет время, и я захочу сказать мальчикам правду. Пока еще рано, это будет для них слишком большим потрясением, им и так пришлось несладко, но когда-нибудь, когда они подрастут, я расскажу им все с начала до конца. Бен верно сказал: самое важное – это говорить правду.

Он улыбнулся впервые за все утро.

– Мне нравится эта мысль, – мягко проговорил он.

Неожиданно я поняла, что он сейчас чувствует. Роуз мертва. А он единственный на свете, кто любил ее по-настоящему. Он оплакивал ее горше всех, только про себя. И как он, должно быть, горевал по Неду! Он посмотрел в коридор: мои дети и родители готовили пиццу в облаке муки.

– Я не буду прощаться, но отвечу да. Когда ты решишь, что пришло время, Люси, я буду очень рад.

Я встала на цыпочки и поцеловала его сухую морщинистую щеку.

– До свидания, Дэвид.

– До свидания, милая. И желаю тебе удачи.

Он зашагал по дорожке. Я задумчиво смотрела ему вслед. А потом повернулась и обнаружила, что у меня за спиной стоит Джек.

– Какой хороший человек, – пробормотала я.

– И добрый. В наши дни большая редкость. – Мы наблюдали, как Дэвид садится в машину. Я вся горела оттого, что Джек рядом. Так близко.

Он откашлялся:

– Я на кухне уже со всеми попрощался, Люси. Сейчас поговорю с Лукасом и тоже поеду.

– Правда? – я испуганно обернулась. – А куда ты едешь?

– Забрать свою машину, которая по разным сложным причинам все еще в другой части Лондона, а потом… потом не уверен.

Мы стояли на пороге, и он пристально смотрел на меня. Его голубые глаза были спокойны и прозрачны. Интересно, о чем он думает? Вспоминает ли прошлую ночь? Конечно. Мы оба об этом думаем. О том, как я навязалась, чтобы он меня поцеловал, и он повиновался с таким странным выражением лица. Я вдруг поняла, что мне очень стыдно. Именно из-за этого странного взгляда. И стыдно не за него, а за себя. Я как будто была его маленькой сестричкой, которая повела себя плохо, сняла платье на вечеринке и исполнила на столе канкан.

– Я сейчас… – Он вошел в гостиную.

Я слышала, как они с Лукасом смеются, видела их сквозь щелку в двери. Лукас встал и обнял его, поцеловал в обе щеки на французский манер. Джек ответил тем же и взял книгу, которую читал Лукас, а потом спросил, всегда ли он читает такой мусор.

– Лукас, ты только посмотри на обложку!

Мой отец расхохотался.

– Ужасная, согласен, и в некоторых местах даже неприличная – Мэйзи вчера вечером увидела ее, и глаза у нее стали как блюдца! Но этот мусор приятно читать, и он воспринимается очень свежо после заумных стишков! По сравнению с твоими серьезными сочинениями очень даже ничего!

– Серьезные сочинения? Высокохудожественная поэзия, приятель, вот чем я занимаюсь.

Так они и дальше подшучивали и поддразнивали друг друга, а я подслушивала у двери и с разрывающимся сердцем думала, что все, без единого исключения – мои родители, мои дети – могут общаться с Джеком так беззаботно. А я, похоже, единственная, кто как дура стоит в стороне: я и хотела бы повеселиться вместе с ними, но не могу из-за какого-то страшного барьера, который я сама и возвела между нами. Может, он по отношению ко мне чувствует то же самое? Не то чтобы он смущался, нет, просто его, как и меня, парализует… Тут я засомневалась в своих мыслях… Может, это желание? Инстинктивно я понимала, что это смешно и глупо, но тем не менее сердце мое бешено подскочило. Да, наверное, так оно и есть. Несмотря ни на что, это так. Ведь он так много для меня сделал, так заботливо помог мне подняться наверх вчера вечером, уложил в постель и спрятался в кабинете сегодня утром, чтобы спокойно сказать полиции, что он меня не видел, а потом приехал с Дэвидом в такую даль, чтобы сообщить хорошие новости, и вел себя, как… Как брат. Люси. Ну-ка, не перевозбуждайся. Он вел себя так потому что он двоюродный брат твоего мужа. Но он не твой любовник! Я закусила губу. Ну уж нет. «А как же тот поцелуй? – подумала я с вновь зарождающейся надеждой. – О боже, как он меня целовал!» При воспоминании об этом я зашаталась на коврике. Джек вышел из комнаты и встал рядом.

– Ну ладно. Я поеду.

– А можно я с тобой? – слабым голосом пролепетала я.

Он удивленно посмотрел на меня. На губах появилась улыбка.

– Конечно.

Вот видите? Он вежлив, как всегда. Но наверняка я его рассмешила. Наверняка втайне он покатывается надо мной со смеху. Я схватила пальто Мэйзи с крючка и спрятала от Джека свое пунцовое лицо, притворившись, что ищу в кармане ключи. Ну вот, Люси, опять ты взялась за свое. Бесстыдница. «Никакого стыда у меня нет», – подумала я, наконец нашарив ключи. Но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла позволить ему вот так просто уехать. Я побежала по коридору и крикнула Мэйзи, что уезжаю. Они с мальчиками визжали от смеха в клубах рассыпанной муки и почти не заметили, что я уехала. Хотя мне показалось, что у Мэйзи глаза какие-то хитрые и что она многозначительно улыбнулась, глядя, как я рванула по коридору.

Как бы то ни было, когда я захлопнула за собой дверь, у меня возникло такое чувство, будто у моих ног выросли крылья. Меня охватила какая-то бесшабашность. И волнение. Все мои испытания подошли к концу, и я снова стала нормальным человеком, одним из многих. И сегодня было обычное августовское утро, и самое страшное преступление, которое я могла совершить сегодня – это опозориться перед старым другом. А не пойти после беседы с работником социального надзора под суд за отлынивание от родительских обязанностей!

Радостно вздохнув, я вышла на залитую солнцем лондонскую улочку, по обе стороны которой возвышались оштукатуренные дома. Над головой сияло голубое небо, а под ногами был тротуар – асфальтовый тротуар наконец-то! И люди, черт возьми, люди повсюду!

– Как же здесь здорово! – воскликнула я, вдыхая полной грудью.

– Эти выхлопные газы, что ли? – Джек принюхался. – Да, должен признать, я тоже их люблю. Но в глубине души, Люси, мы же с тобой всегда были городскими крысами, не так ли? – Он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

Мы с тобой. Какие милые, замечательные слова! Совершенно невинные, без намека, разумеется, но они меня растрогали, обрушились мне на голову приливной волной.

– Да! – согласилась я, переводя дыхание. – Да, конечно. Терпеть не могу деревню. Вся эта болтовня о матушке-природе – вонючая куча дерьма!

Он вроде удивился. Я поморщилась. Вонючая куча… это уж слишком, Люси, чересчур грубо. Ругаешься, как невежественная дура! Ну почему у меня вечно ничего не получается? И почему я так нервничаю?

– Ну нет, конечно, в деревне тоже здорово, – поправилась я, – очень даже здорово, там все эти… ну, деревья и все такое, я просто хочу сказать…

– Может, на автобусе поедем? – оборвал он мой лепет и взял меня за руку. Рядом с нами остановился автобус.

– На автобусе? – Я посмотрела на его руку и просияла, как если бы он только что предложил мне обручальное кольцо с сапфиром. – Конечно! Здорово!

Он изумленно взглянул на меня.

– Так, спокойно. Автобус – это не так уж здорово. Просто такси мы здесь в жизни не поймаем, а метро я не перевариваю. Пойдем, вон как раз большой красный автобус, от которого, судя по твоему поведению, у тебя прямо-таки слюнки потекут. Можем даже подняться на второй этаж. А если будешь послушной девочкой, куплю тебе конфет, когда приедем. Тебя ждут сплошные удовольствия. – Он подтолкнул меня наверх и запрыгнул в автобус вслед за мной. Я залезла на второй этаж, глупо и отчаянно хихикая.

– Ты знаешь, куда ехать? – Как будто мне не все равно!

– Конечно. Иди, садись вперед. Можешь сделать вид, будто это ты ведешь автобус.

Я снова рассмеялась, чувствуя себя безумно счастливой, в невероятно приподнятом настроении. Я бежала по проходу, как большой ребенок, хватаясь за все поручни. Вот так-то лучше. Такое настроение мне нравится. Он уже понял, что я развеселилась, и можно на время спрятаться за этим весельем и насладиться поездкой на лондонском автобусе, пока не разберемся в своих чувствах. И все же, когда мы сели на переднее сиденье, у меня пересохло во рту. Беззаботность куда-то делась, просочилась сквозь деревянный пол под ногами. Я уже давно не ездила на автобусе и забыла, какие здесь узкие сиденья, как близко пассажирам приходится прижиматься друг к другу. Наши ноги – а если честно, то и ягодицы – прижались друг к другу очень, очень плотно. О боже. Я наклонилась вперед и схватилась за поручень. Нет. Дурацкая какая-то поза. Как будто я скрючилась пополам. Но назад я отклоняться не буду: тогда он подумает, что я не уверена в себе и вообще дурочка.

Автобус проносился по лондонским улицам, и, согнувшись под невозможным углом, я постаралась сосредоточиться. Я внимательно разглядывала спешащие мимо толпы прохожих, которые грелись на чудном летнем солнышке; красивых девушек в коротких юбках, щеголеватых мужчин в строгих костюмах, с пиджаками, переброшенными через плечо. Люди маневрировали и толкались на тротуаре, и все куда-то бежали, у всех была цель. Они спешили в кафе, чтобы перехватить сэндвич и чашку латте, или в книжные магазины, мельком просмотреть новинки, и важно разговаривали на ходу по мобильникам. Я смотрела на них сквозь шуршащие листья платанов, задевавшие окно: бледные, кружевные листья, похожие на вееры, трепетали на фоне ясного синего неба. Несмотря на смущение, я радостно вздохнула.

Джек слегка поежился, чтобы мне было посвободнее сидеть.

– Как ты вздыхаешь. Рада вернуться в Лондон?

Я улыбнулась и откинулась на спинку. Так, я должна вести себя разумно. И держать себя в руках.

– Очень. Хотя, по правде, всего полчаса назад мне казалось, что осуществился мой самый страшный кошмар и мальчиков у меня заберут, так что сейчас я в любом случае была бы рада. Где бы ни оказалась, хоть в России на солевых приисках или на северном склоне горы Эйгер. Но ты прав, я рада вернуться в Лондон. Пусть я никудышная городская жительница, пусть у меня не получается жить в мире с природой, но я здесь чувствую себя как дома. И мальчики тоже, я знаю. – Я опустила голову. – Правда, в этом чудесном городе нам негде поселиться, но пока я не хочу об этом думать. Пока мы поживем с Мэйзи и Лукасом.

– Вообще-то, это неправда, – медленно проговорил Джек.

В животе у меня по непонятной причине все перевернулось.

– Что?

– Ты вовсе не бедна как церковная мышь.

– Не бедна? – Я изумленно уставилась на него. Автобус завернул за угол.

– А как ты думаешь, откуда Роуз взяла деньги, чтобы отремонтировать твой роскошный амбар? Откуда у нее средства на дорогущую мебель?

– Из ее же кармана, наверное.

– Вот и я тоже так думал. Но тебе не кажется, что это слишком уж великодушно? Тем более если учесть, что им с Арчи вечно не хватало денег и они ссорились из-за таких мелочей, как новые стекла для теплицы и посадка пары кустов? Но мы знали, что с тобой все иначе. Ты и мальчики – это была ее миссия. Она стремилась удержать вас любой ценой, поэтому все мы думали, что она просто где-то взяла деньги. Так оно и было. Она взяла их из трастового фонда Неда.

Я вытаращилась на него.

– Что?

– Ты знала, что у него есть трастовый фонд?

– Да, знала. Кажется, он мог воспользоваться им, когда ему исполнилось бы тридцать пять, то есть, теоретически, именно тогда, когда деньги ему будут нужны больше всего – на выплату закладной и мальчикам на обучение… Но, Джек, Нед же умер. И я не думала… То есть мне казалось…

– Что фонд уже недействителен.

– Да.

– И никто не сказал тебе, что это не так?

Я вспыхнула. О боже, какая же я мямля! Даже не удосужилась спросить. И не знала, кого мне спрашивать. Но в то время о деньгах я думала в последнюю очередь.

– Сколько лет исполнилось бы Неду этим летом?

– Тридцать пять.

– Именно. Это и пришло мне в голову, когда Роуз вдруг скупила весь универмаг «Хэрродс», и я решил проконсультироваться с мамой.

– С твоей мамой?

– С сестрой Арчи. Она же попечитель.

– О! Да, разумеется.

– Ты знала?

– Мне Дэвид сказал.

– Понятно. Дело в том, что моя мама большую часть времени проводит, отдыхая на Лазурном Берегу, так что когда я позвонил ей недавно, она просто не могла взглянуть на документы. Но на прошлой неделе она приехала на похороны друга, и я заставил ее перерыть все ящики в ее доме на Лоундес-сквер. В конце концов она отыскала контракт на самом дне ящика. По контракту, фонд доступен, даже если Нед умрет. Эти деньги, цитирую, «должны быть переданы ближайшим родственникам и иждивенцам».

– Но это же мы! – ахнула я.

– Или она.

– Кто?

– Роуз.

– То есть…

– Она предпочла интерпретировать слова контракта по-своему. Роуз, которая, кстати, тоже была попечителем – всего их было четверо, – была в курсе, что ты ничего не знаешь об условиях контракта, и заграбастала все деньги себе. Ей понадобились три подписи из четырех, и она их получила. Надо отдать ей должное, эти деньги она потратила на вас с мальчиками – это и стало бы ее оправданием, если бы кто-нибудь заинтересовался этим делом. Но все же «ближайшие родственники и иждивенцы»… думаю, понятно, о ком шла речь.

– Конечно, понятно! Эта змея тратила наши деньги… Джек, час от часу не легче! Она же просто дьявол.

– Только вот с ее точки зрения – думаю, так она размышляла – фонд был создан отцом Арчи, так что она имела на него такое же право в качестве невестки, как и ты. Знаешь поговорку: «Есть завещание, значит, есть и родственники».

– Но другие попечители… понимаю, твоя мать была за границей и Роуз подписалась сама за себя… но как она уговорила еще двоих попечителей?

– Еще два попечителя – это тетушки. – Он улыбнулся. – Синтия и Вайолет. Вайолет вообще понятия не имела, что происходит. Думаю, она с радостью поставила свою подпись, придя в восторг оттого, что ей вообще предложили воспользоваться перьевой ручкой. Наверняка сердечек и рожиц еще подрисовала. Но вот Синтия… Именно она меня и предупредила. Как-то раз она вошла в кабинет в жуткой истерике – заламывая руки и топча ковер грязными резиновыми сапогами, на шее ожерелье на куске шпагата. Она сказала, что ее уже давно беспокоит этот вопрос. Роуз заставила ее и Вайолет подписать какую-то бумагу, которая вызвала у нее подозрение. Кажется, это связано с наследством Неда, но она до конца не уверена, потому что Роуз не позволила ей прочитать документ до конца. Роуз поклялась невозмутимым тоном, буравя ее ледяным взглядом, что, если Синтия не подпишет, она может попрощаться со своим драгоценным стадом коров. И из Незерби их прогонят, и они окажутся на улице.

– Господи, какая же она… – Я закусила губу.

– Согласен. Поэтому тетушки и начали носить на себе все свои ювелирные украшения и даже спали в них. Им казалось, что Роуз и на них тоже нацелилась.

Мы подъехали к парку. За железной оградой простирались акры мягкой свежей зелени.

– Так там… – Я запнулась.

– Что-нибудь осталось? Ну, Роуз потратила немало на роскошную перестройку амбара, но все же осталось достаточно. Вполне хватит, чтобы вы с мальчиками смогли подыскать себе жилье. Квартиру, например.

– Правда? – ахнула я. – Но может, лучше деньги не трогать? – Я сдвинула брови. – Сохранить для мальчиков в неприкосновенности, на будущее. Может, Нед хотел именно этого?

Джек пожал плечами.

– Не знаю. Конечно, такая возможность существует, но деньги никуда не денутся, если надо – пользуйся.

И если честно, не думаю, что Нед хотел, чтобы ты считала каждую монету.

– Ты прав. – Я потихоньку придвинулась к краю сиденья и снова вцепилась в поручень. – Он бы этого не хотел. Но он никогда не заговаривал об этом фонде, – тихо сказала я. – Я, конечно, знала, что он существует, но мы это не обсуждали. Как будто ему было стыдно. Стыдно оттого, что у него есть какие-то привилегии.

Джек улыбнулся.

– Очень похоже на Неда. Не хотел быть богатеньким бездельником с трастовым фондом.

– О да.

Мы свернули на Кенсингтон-Черч-стрит, и я погрузилась в размышления. Вот, значит, как все замечательно сложилось. Просто чудесно. Выходит, у нас есть деньги, чтобы начать новую жизнь здесь, в Лондоне, в новой квартире. Это, конечно, здорово, но… Я тайком покосилась на Джека. «Вы с мальчиками». Так он сказал. Но почему я чувствую пустоту в сердце? Почему я так подавлена? Где волнение, где радость оттого, что я снова кредитоспособна и самодостаточна? Я богатая женщина, черт возьми! Я знала, что все потому, что… ох, не знаю… Вот я опять одна. Жалко, но что поделать? Я должна радоваться, но…

– Вы с Лавинией теперь богатые дамы, – задумчиво проговорил Джек.

– С Лавинией? – встрепенулась я.

– О да, она тебе разве не говорила? Мужчин в роду Феллоузов больше не осталось, и ей достанется Незерби. – Он улыбнулся. – Я сегодня утром с ней разговаривал. Несмотря на смерть матери, она не удержалась и восторженно хлопнула в ладоши. Больше ей не придется охотиться на идиотов с красивыми приходскими домами.

– То есть…

– Ей теперь ни к чему выходить замуж, понимаешь? Мне кажется, она никогда и не хотела. Она не приспособлена для замужества, любого сведет в могилу раньше времени. Она и ходила на все эти свидания только потому, что ее грызла мысль: как это у нее нет собственного особняка? Она боялась закончить жизнь, как тетушки: в коттедже где-нибудь в деревне на попечении у тех, кто будет жить в большом доме. А теперь, когда Арчи умрет, она станет хозяйкой Незерби. И даже до его смерти. Спорим, она будет держать дом в идеальном порядке, в точности, как Роуз, и возьмет на себя бразды правления? Арчи с Пинки снова впадут в детство, сунут большой палец в рот, а она станет заправлять представлением.

Я улыбнулась и кивнула.

– Лавиния будет в восторге. Хотя не уверена, что она не выйдет замуж. На днях она так всполошилась из-за какого-то Родди Тейлора, а у него всего-то домик, подделка под эпоху Тюдор.

– Родди? – Джек удивленно поднял брови. – Приятный парень, между прочим. Мы вместе ходили в школу. И ей его не запугать. – Он вздохнул. – Ну вот, может, Незерби наконец снова станет нормальным семейным домом? И в нем будут бегать маленькие Родди Тейлоры. Роуз в гробу перевернется.

– А как же Арчи?

– Да ему все равно, лишь бы дали спокойно дожить свое в родном доме.

Я улыбнулась.

– Я рада за Лавинию. Из нее точно выйдет лучшая хозяйка дома, чем из Гектора. И из Неда тоже, раз уж на то пошло. Он вообще бы не захотел там жить. Хотя… может, она предложит наследство Гектору? После смерти Арчи.

– Уже предлагала, и он отказался наотрез. – Джек невольно улыбнулся. – Они с Розанной купили коттедж в Корнуолле. В живописной сельской местности на северном побережье, вдали от любопытных глаз.

Гектор будет рисовать и наслаждаться жизнью с любимой женщиной. Я просияла.

– Как я за них счастлива! И за Лавинию тоже. С радостью повидалась бы с ней. Не хочу, – я замялась, – чтобы мальчики перестали общаться с родственниками. Когда-нибудь я расскажу им про Дэвида, но все же Незерби – это дом их бабки и деда. Не хочу обрывать связь с Лавинией и Пинки. – Я посмотрела на Джека в поисках поддержки. – Думаешь, я правильно поступаю?

– Конечно, – ответил Джек, задумавшись на секунду. – А я думаю, что все образуется само собой. Бен с Максом сами решат, где их семья, их корни, кого они хотят видеть, кого считают бабкой и дедом, дядями и тетками. Я бы сказал им правду в том возрасте, когда они будут способны все это переварить… а там уж пусть все идет своим чередом. Ну вот, приехали. Наша остановка.

Я изумленно подняла голову. Мы были в Челси, у самой реки. Солнце пускало по воде черно-синие круги, и разноцветные баржи безмятежно покачивались у берега. На другой стороне дороги виднелись сверкающие окна высоких домов из бурого песчаника с причудливой ковкой на балкончиках и синими табличками у подъезда. Домики высокомерно смотрели сверху вниз на более современную электростанцию напротив. Я спустилась вслед за Джеком. Он выпрыгнул из автобуса первым и быстро зашагал по дороге, перешел на другую сторону и прошагал пару сотен ярдов, а потом резко свернул налево, в маленький переулочек. Он прошел мимо паба – меня это очень расстроило – и свернул в очередной маленький переулок, а потом…

– Господи, ну куда ты так несешься? – прокричала я, остановившись и ухватившись за бок. – Ты бежишь со скоростью света, Джек, да и скажи, куда? Что мы вообще здесь делаем?

Он остановился впереди меня и обернулся.

– Разве я не сказал? Я здесь оставил машину. Вон там. Я проследила за его пальцем, и тут поняла, где мы.

На Чейн-Уок или где-то поблизости. Точно, в одном из закоулков Чейн-Уок: вот и его старенький «мерседес» в самом конце дороги. Припаркован у входа в красивое здание, выкрашенное голубой краской, то самое, на окнах которого в ящиках цвете пышная герань и лобелия. То самое, в котором живет красивая француженка. Мне скрутило живот. И я даже вспомнила, как ее зовут: Паскаль. Мы были у дома Паскаль.

 

Глава 32

– Ты… ты оставил машину здесь?

Он подошел к «мерседесу».

– Ага. Я часто так делаю. Это удобно.

Ну разумеется. Еще бы было неудобно! Наверняка у него есть даже разрешение на парковку. Маленький билетик, который можно повесить на ветровое стекло, в то время как сам уютно устроишься наверху с подружкой. Я в панике огляделась: только бы автобус не ушел, тогда я смогу запрыгнуть обратно и поехать вдоль реки… Но автобус уже, наверное, доехал до самого Хаммерсмита. Джек зашагал вперед.

– Хм-м, Джек, – позвала я его, – я тут подумала… Раз уж я здесь, может… может, я пойду? По магазинам прогуляюсь или… к Терезе загляну. – Я пыталась говорить беззаботным голосом, чтобы он не заметил моего разочарования.

Он удивленно обернулся:

– Ты разве не войдешь в дом?

Я сделала глубокий вдох:

– Да нет, наверное. Так будет лучше.

– А я хотел все тебе показать. – Он вроде расстроился.

Я оторопела:

– В доме Паскаль?

Он нахмурился:

– Почему ты думаешь, что это дом Паскаль? Это мой дом.

– Твой дом? – Я изумленно оглядела выкрашенный в голубой цвет фасад. – Ты здесь живешь?

– Пока еще нет, но очень скоро собираюсь. Ремонт только что закончился, и строители недавно уехали. – Он вынул из кармана ключ.

– Но… минуточку… я подумала, когда заезжала за тобой в тот день… ты не сказал, что это твой дом!

– Ты и не спрашивала.

– Да, но… – Я уставилась на него. – Ну ты даешь, Джек!

– Что?

– Ну ты даешь! – Я размахивала руками. – Ты только посмотри! Это же трехэтажный дом, черт возьми! Очаровательный коттеджик в самом центре Челси, в уютном маленьком переулочке, где обитают телезвезды. Да он небось в целую кучу денег обошелся! И ты его купил на зарплату учителя? – Я ахнула, закрыла рот и надула губы. – Ты что, торговал своим телом? Стал профессиональным жиголо?

Он усмехнулся.

– Да нет.

– Понятно, – медленно пробормотала я. – Ну ладно… вообще мне ничего не говори. Нет, Джек, не надо мне ничего рассказывать. – Я потерла виски и сделала вид, будто жутко сосредоточена. – Стихи. Так-так. Твоя последняя книга произвела сенсацию в литературном мире, и тебя наградили премией? Теперь все суетятся вокруг тебя, и ты продал историю своей скандальной сексуальной жизни в газеты?

– Опять мимо.

Я уронила руки и сдвинула брови. А потом просияла и понимающе кивнула.

– Ага, понятно, теперь я догадалась! Какая же я глупая в самом деле. У тебя тоже есть трастовый фонд! Очередной трастовый фонд Феллоузов, который пришелся как нельзя кстати! Он был похоронен в затерянном семейном склепе и только и ждал, пока тебе исполнится – сколько тебе сейчас, Джек? Тридцать шесть с половиной? Да уж, нам, простым смертным, даже мечтать не приходится о том, что в один прекрасный день мы найдем корзинку с золотыми яйцами!

– Но у тебя тоже есть трастовый фонд. Я залилась краской.

– Да, но это для детей. Я, может, к нему и не притронусь вовсе.

– Как благородно. – Он усмехнулся. – Но, боюсь, мне не так повезло, как тебе, Люси. Мое наследство в данный момент спокойно растрачивает моя мамочка в казино юга Франции – надеюсь, ей хотя бы весело. И я желаю ей удачи. – Он замолк и зашагал к дому. – Подумать только, как нагло с твоей стороны интересоваться, откуда у меня средства! – Он изогнул брови и изобразил изумление. – Как это невежливо.

– Ну извини, конечно, Джек, но в последний раз, когда я была у тебя в берлоге, ты жил в двухкомнатной конуре на четвертом этаже дома на Эрлс-Корт с голубями под потолком и мышами за холодильником! Помню, мы с тобой уговорили бутылку дешевого пойла, которую даже без штопора можно было открыть, и весь вечер заклеивали окна пластырем. И как же вышло, что ты переехал в такое шикарное местечко? – Я ошарашенно разглядывала сделанные на заказ оконные рамы и одинаковые лавровые деревца, стоявшие часовыми у двери.

– А я и не думал, что моя бедность так очевидна, – задумчиво произнес он. – Я удручен. И ты права, – со вздохом согласился он, когда мы подошли к двери, – это вовсе не мой дом.

– Ага! – накинулась я на него. – Так я и знала! Это дом Паскаль, да? – Я поспешно попятилась назад.

– Да нет же, Паскаль тут ни при чем, – сказал он, взял меня за руку и отпер дверь. – И хватит пятиться. Это дом Джейсона Ламонта.

– Какого Джейсона?

Он подтолкнул меня внутрь, и я восхищенно огляделась вокруг. Мы стояли в красивой комнате с кремовыми стенами, ясной, светлой, с сизалевым полом и гравюрами и акварелями на стенах. Арочный проем вел в залитую солнцем гостиную с песочного цвета деревянными полами, светло-зелеными диванами и бледно-розовыми шторами; за другой аркой виднелась лестница и просторная кухня, а за дверью черного хода – садик.

– Джейсона Ламонта, – повторил он, проходя на кухню. – Как тут душно. – Я медленно последовала за ним. Почему это имя так мне знакомо?

– Он писатель, – подсказал Джек, направляясь к французским окнам. Одной рукой он потянулся к задвижке, а другую сунул в стоявшую на кухонном столе коробку, в которой лежала дюжина одинаковых книг. Он достал одну книгу и бросил ее мне. – Держи!

– О! – Я поймала ее и посмотрела на обложку. Красная с черным крестом и как будто лужей крови. Впечатляюще, ничего не скажешь. – Минуточку, – я перевернула книгу. – Вы с Лукасом оба эту книгу читали! И Арчи тоже.

– Точно.

Я озадаченно нахмурилась.

– Так значит… – Но он не обращал на меня внимания, распахивая окна, чтобы впустить свежий воздух. Я посмотрела на обложку. Медленно открыла книгу и прочитала первую страницу.

«Джейсон Ламонт родился в Оксфорде. О его жизни почти ничего не известно: он мало пишет и любит рыбалку, и первое, вероятно, является прямым результатом второго. Ламонт живет в Лондоне, и единственная спутница его жизни – его совесть».

И тут до меня дошло.

– Это ты, – тихо произнесла я, поднимая глаза. – Джейсон Ламонт – это ты.

Он улыбнулся.

– Хорошее имя, да? И легко запоминается.

Я еще раз взглянула на обложку. «Желания и планы».

– Я знаю эту книгу, – проговорила я, повертев ее в руках. – В прошлом году она вышла в твердой обложке и стала бестселлером. А теперь по ней снимают фильм с Томом Крузом и Джулией…

– Робертс, точно, – сказал он, засовывая руки в карманы и широко улыбаясь. – Симпатичная девчонка. А какие у нее белые зубы! Мы познакомились в Каннах в прошлом году. И она намного умнее, чем кажется.

Он вышел в тенистый сад, напевая себе под нос. Он нарочно повернулся ко мне спиной: несмотря на всю свою невозмутимость, у него никак не получалось не улыбаться до ушей.

Я же, в свою очередь, никак не могла закрыть рот. Я уставилась в его спину.

– Ах ты, хитрый…

На секунду я замерла, глядя, как он усердно расставляет тиковые кресла вокруг маленького столика посреди лужайки. Аккуратно смахивает листья со стопки книжек, которую кто-то оставил на улице. И тут я пришла в себя и выбежала в сад вслед за ним.

– Господи, Джек! Джейсон Ламонт, черт тебя дери! Ты почему мне не сказал?

– Да брось ты, Люси. – Он прищурился от солнца, делая вид, что переставляет кресла так, чтобы они были в тени. – Нет смысла заводить литературный псевдоним, чтобы все при этом знали, кто ты такой! Гораздо лучше жить инкогнито и наблюдать за тем, как все читают твою книгу, а потом обмениваются мнениями, не зная о том, кого именно они обижают или хвалят. Я чувствовал себя почти шпионом, и это было здорово. – Он усмехнулся. – Прочитав последнюю страницу, Роуз презрительно фыркнула: «Слишком много секса!» И швырнула книжку Арчи, который всего через пару дней заявил: «Нет, слишком мало!» А если серьезно, я был не уверен, как отреагирует мое начальство из университета, не говоря уж о таких заносчивых снобах, как издатели моих стихов, если я вдруг нацарапаю дешевый блокбастер. Может, они бы выкинули меня пинком под зад. Но я зря беспокоился. Мой издатель считает, что книга просто восхитительна. И ему даже кажется, что это повысит продажи стихов и привлечет покупателей. Надеюсь, что так оно и будет, – он задумчиво потер подбородок и оглядел сад – В сентябре у меня выходит маленький томик поэзии. Не думаю, что кто-то захочет его купить, разве что мои преданные поклонники, которые читают литературное приложение «Таймс», но мало ли… Стихи – это моя настоящая гордость.

– Но Джек… Джек, это же фантастика!

– Что, мои стихи?

– Нет! То есть стихи тоже хорошие, конечно… Но вообще-то, я имела в виду контракт на съемки фильма. С Томом Крузом. Бестселлер – это же потрясающе! Так значит, – я оглядела тенистый, изящный садик, – значит, вот как ты смог купить все это?

Он пожал плечами и сунул руки в карманы.

– Именно. Мне нужно было где-то жить, и пора уже было обзаводиться собственным домом. Моя берлога, как ты ее красноречиво охарактеризовала, превратилась в зону бедствия и стала уже предметом насмешек. Сырость и чердак, может, и подходящее место для обитания бедного художника, но я уже боялся заболеть воспалением легких. И тут на банковский счет поступил гонорар, а этот домик выставили на продажу. Район как раз подходящий, так что…

– Почему?

Он замолк и провел рукой по волосам.

– Что?

– Почему подходящий район?

Он повернулся и, прищурившись, посмотрел на увитую глицинией садовую изгородь.

– Ну, не знаю.

– Из-за Паскаль? – вдруг спросила я. – Она что, живет рядом?

– Опять ты со своей Паскаль! – Он откинул голову и рассмеялся. – Паскаль – мой декоратор.

– Декоратор?!

– Ей нравится, чтобы ее называли «дизайнером интерьеров». Она обустроила для меня этот домик, проследила за всем, вплоть до последнего мазка кисточки, диванной подушки, ставенки. Я полный ноль в дизайне, да и мне, честно говоря, наплевать, меня это совершенно не интересует – я только выбирал картины на стенах и книжки в книжных шкафах. Мне ее приятель порекомендовал. Я только сказал, что хочу светлую и просторную обстановку, а дальше предоставил полную свободу. – Он посмотрел на дом. – И у нее здорово получилось, как думаешь? Тебе здесь нравится? – Казалось, его очень заботит мое мнение.

– Еще бы! – выпалила я, разглядывая кухню с кремовыми стенами, светлую мебель и яркие турецкие коврики на деревянном полу. – Конечно, Джек, тут просто чудесно. – Теперь, когда я узнала, что Паскаль всего лишь декоратор, моя вражда к ней испарилась. «Умная девушка. И хорошенькая, – благосклонно подумала я, – и какие у нее красивые глаза, и…»

– О! – Я резко развернулась и взглянула на Джека. – Но вы же целовались!

– Нет.

– Целовались, целовались! Не морочь мне голову, Джек, я видела! Я заехала за тобой в тот день, когда была…

– У Чарли, – угрюмо пробурчал он.

– Ну да, у Чарли. Вы высунулись из окна спальни, как влюбленные голубки, нежничали и ворковали, и вид у вас был такой, как будто…

– Мы только что занимались любовью? Супер. Отличные новости. Именно такое впечатление я и хотел произвести. Видишь ли, в тот день мы выбирали ковры для спальни.

Я вытаращилась на него.

– Но зачем…

– Зачем мне делать вид, что здесь у меня любовное гнездышко? – Он посмотрел на меня широко раскрытыми голубыми глазами. – Затем, что в тот день ты сама пришла со свидания. Вся взъерошенная, в мятой одежде, распаленная горячими и чувственными объятиями своего страстного любовника-тигра. Я просто должен был разыграть тебя. Разве я мог позволить тебе подумать, что я все утро сравнивал эксмистерские ковры с вилтонскими? Тогда бы я почувствовал себя старой развалиной.

– Но… но ты же действительно ее поцеловал, – упрямо проговорила я. – Я помню.

Джек чмокнул воздух.

– Вот так? – Он вопросительно взглянул на меня.

– Ну…

– Без всякого сомнения. Поцеловал, точно подмечено. Три раза в щеку. На французский манер. Ведь наша Паскаль – настоящая француженка и ужасная кокетка, но не в моем стиле. Симпатичная декораторша, но ей не хватает серого вещества, если это не звучит слишком негалантно.

Он взглянул на меня. Взгляд его голубых глаз был тверд, и все же слегка трепетал в солнечном свете. Мне казалось, что его глаза бросают мне вызов. Я затаила дыхание.

– Но… но почему ты хотел, чтобы я так думала?

– Как думала, Люси?

– Что она – твоя любовница?

Он задумчиво почесал затылок и потер траву носком ботинка.

– Наверное, чтобы заставить тебя ревновать. Но ничего не вышло, не так ли?

– Но зачем тебе это? – не унималась я. Я шагнула к нему. Мы стояли очень близко. Совсем близко. Он перестал рассматривать траву и взглянул на меня.

– Ты хочешь знать?

– Да, – выпалила я. – Я должна это знать.

Тишина, последовавшая за этими словами, трещала, как от электрических зарядов. Наконец он откашлялся и заговорил тихим голосом.

– А я-то думал, что это совершенно очевидно. Я люблю тебя, Люси. Всегда любил. – Он медленно покачал головой; у него был озадаченный вид. – Ты что же, этого не знаешь? – Он внимательно посмотрел на меня, глаза у него были мягкие. Даже ранимые, пожалуй. И я сразу поняла, что он говорит искренне, не притворяется.

– Нет, – прошептала я. – Не знаю. Откуда? Господи, и давно? Джек, ты что, всегда?.. – Я была потрясена. Потрясена до такой степени, что села в кресло, которое, к счастью, как раз стояло за спиной. У меня подкосились ноги. Он поставил стул для себя спинкой вперед и сел.

– В общем, да, – задумчиво ответил он. – Я с самого начала полюбил тебя. С первого же дня.

– С первого же дня? Но ты никогда не говорил!

– Конечно, никогда. У меня не было возможности. Он смущенно почесал за ухом. – Ублюдок Нед первым поспел. – Он прищурился и уставился в одну точку. – Вообще-то, это было на него не похоже. Не в стиле Неда. Поспеть быстрее меня. – Он горько улыбнулся. – Понимаешь, в те дни у нас была такая договоренность: мы вместе отправлялись на охоту, я устраивался у бара, оценивал девчонок, выстроившихся в очередь за коктейлями, и завязывал веселую беседу. А он должен был быстро придвинуть пару барных табуретов и сказать что-нибудь более интеллектуальное. Упомянуть Канта. И Ницше. Что-нибудь в этом роде. – Он улыбнулся. – Четвертое апреля, помнишь? Помнишь тот день, когда мы с тобой познакомились, Люси?

– Конечно, – медленно ответила я. – Это было в баре колледжа на вечеринке, посвященной шестидесятым, кажется…

– Точно. Вечеринка в стиле шестидесятых годов. Мы с Недом, как обычно, явились в бар, но решили не наряжаться в карнавальные костюмы, чтобы не выглядеть идиотами. Только Нед, насколько я помню, надел расклешенный галстук. Короче, мы строили из себя крутейших парней в мире. И тут вошла ты. Одна. Уверенным шагом и в потрясающем платье в стиле хиппи – длинном, голубом, старинном, переливавшемся волнами, когда ты шагала по залу. По спине твоей струились светлые кудри, а в волосах были цветы… И тебе было все равно. Ты держалась так уверенно. И попросила у бармена апельсиновый сок.

– Точно, – прошептала я. Я потрясенно смотрела на него. Он меня любит! Всегда любил!

– А потом Нед густо покраснел, подошел и спросил, может ли он тебя угостить. Я, черт возьми, своим глазам не поверил. Раньше он только подтаскивал табуреты и никогда, никогда в жизни никому не предлагал выпить! Как бы то ни было, следующий час мы проболтали в баре втроем, помнишь?

Я кивнула. Я не могла оторвать от него глаз.

– А потом ты сказала, что тебе пора. Что твоя соседка по квартире готовит ужин или что-то вроде того. И только я собирался невозмутимо предложить тебе свои услуги, как Нед отважился и спросил, можно ли проводить тебя до дома! Я ждал его, стиснув зубы, и через полчаса он вернулся. Подошел к бару с задумчивым видом и вечным своим кислым выражением лица, засунув руки в карманы, потупившись, и остановился прямо передо мной. Когда он поднял голову, я увидел, что его глаза горят. Они словно пылали. «Все в порядке, дружище? – как можно более невозмутимо спросил я, но сам сжался от страха. – Хорошо позабавился с ней, старина?» И тут он пристально посмотрел на меня. Глаза его сияли. «Знаешь, Джек, – тихо произнес он. – Только что я познакомился со своей будущей женой». Я ахнула.

– Я нарочно расхохотался. Похлопал его по спине и обозвал романтичным придурком, но при этом и пожелал удачи. Я говорил еще какую-то ерунду, но на самом деле мне хотелось ему врезать. И мне было плохо. Понимаешь, Люси, я никогда в жизни ни в чем не был так уверен. – Он нахмурился и посмотрел на траву. – Когда ты стояла рядом с нами в тот вечер… Я до сих пор прекрасно помню, какое ты произвела на меня впечатление, что я почувствовал, когда ты смотрела на меня ясными, прямодушными зелеными глазами. Как мое сердце сжималось, когда ты улыбалась, разговаривала так непринужденно – совсем как Мэйзи, понял я потом. Очень искренне. И помню, я тогда с поразительной ясностью понял: да, с этой девушкой я мог бы прожить остаток жизни.

У меня перехватило дыхание. Я не могла вымолвить ни слова. Повисла тишина, и Джек заерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

– Мы с Недом вернулись в наши комнаты в общежитии, и я надеялся и молил Бога, чтобы он тебя забыл и не стал тебе звонить. Но на следующий день ты опять появилась. Вы вместе шли на лекцию. И пили кофе за столиком у окна в том прокуренном кафе, куда мы все втроем ходили. А потом вы все время стали попадаться мне на глаза: на улице, в книжных магазинах, даже в библиотеке, где вы тихонько занимались вместе, и ваши головы чуть не соприкасались, склоняясь над книгами. Когда я проходил мимо вас, внутри я чувствовал пустоту, и… «О, Джек, привет!» – кричали вы, увидев меня. А через шесть месяцев вы поженились. И все было кончено.

– Ты был у него дружкой, – прошептала я.

– Да.

Я вдруг вспомнила, как он стоял в церкви рядом с Недом, когда я шла к алтарю под руку с Лукасом. Две прямые спины в темных фраках, совсем близко друг от друга… Потом, на свадебном обеде в саду у Мэйзи и Лукаса они тоже стояли вместе. Я вспомнила тот солнечный и счастливый день, сад, заросший жасмином и лобелией, и длинный высокий стол, покрытый белой льняной скатертью и украшенный розами и маками. Нед рядом со мной, Джек – единственный представитель семьи Феллоузов, напротив, рядом с ним – Джесс, подружка невесты в соблазнительном черном кружевном платье. Помню, как она отчаянно флиртовала и Джек демонстративно заглядывал ей в вырез. Потом, после того как мы съели лосося Мэйзи… нет, вообще-то, это был лосось Джека, он его поймал и передал нам в подарок – Джек поднялся на ноги и постучал ложкой по столу, чтобы гости утихомирились. Высокий, красивый, с улыбкой на губах и бокалом шампанского в руке, он всех нас тогда насмешил.

– Ты тогда речь произнес, – выпалила я. – О том, как…

– О том, как Неду повезло, что он меня обогнал. – Он горько улыбнулся. – О том, как я уступил тебя этому ублюдку. Так оно и было. Именно так. И все подумали – надо же, какая галантность, как мило.

Я потрясенно взглянула на него. И облизнула пересохшие губы.

– Но Джек, – запинаясь, проговорила я, – никто же не знал. Ты же ни разу даже не подал виду. Даже я не догадалась ни на секунду! Ты даже не намекнул.

– Нет, конечно, а разве я мог это сделать? Меньше всего мне хотелось быть похожим на влюбленного придурка, который волочится за женой своего двоюродного брата. И еще после того, как я был его дружкой на свадьбе. – Он задумчиво прищурился. – Это даже хорошо. Хорошо, что никто не заметил. Мне всегда было интересно, догадается кто-нибудь или нет. Приятно сохранить хоть остатки достоинства.

– А как же Ханна? – вдруг вспомнила я. – Со свадьбы ты сбежал вместе с Ханной! С моей старой школьной подругой, с которой вы потом занимались сексом в Риджентс-парке. Все об этом слышали.

– Ах да, верно. Ханна. Идеальное прикрытие. Лучшей отговорки было и не найти. Милая девушка. Большая грудь.

– Но Джек… – Я заколебалась. – Ведь у тебя было так много женщин! До этого, во время и после. Неужели ни одна из них…

– Их было много, но той единственной среди них не было, – резко оборвал меня он. – Я метался, Люси. Тебя мне было не заполучить, поэтому я хотел перепробовать как можно больше. Это было очень приятно, и я не терял надежды. Я все время думал, что рано или поздно кто-нибудь мне подойдет и я забуду о тебе. Но этого не происходило, и несмотря ни на что, я продолжал пробовать. – Он пожал плечами. – Если бы мы жили в средневековье, я бы, наверное, отправился в крестовый поход, поубивал бы язычников и таким образом изгнал бы воспоминание о тебе. Но вместо этого я лишь писал стихи и спал с хорошенькими пустышками. – Он поежился на стуле и улыбнулся. – Да, у меня было много секса, и я достоин осуждения, но сама подумай, Люси, что мне оставалось делать? Выбрать первую попавшуюся девчонку и жениться на ней, пусть даже я ее не любил? Поселиться в Патни и завести нужное количество детей, чтобы потом вести беседы о частных школах за зваными обедами?

– Нет, но…

– Ни одна из этих женщин, Люси, не могла сравниться с тобой. Ни одна.

Он пристально посмотрел на меня. Мне показалось, что на секунду сад как будто замер. Листья на деревьях перестали шуршать, и птицы замолчали.

– А потом, когда Нед умер… – продолжил он.

– Вот именно, что было, когда Нед умер? – прервала его я. – Даже потом, намного позже, ты ни разу не показал, что любишь меня. Ничем не выдал себя! Я даже не догадывалась!

– Я не мог, Люси. Ты была не готова. Я все время думал, что вот уже ты почти оправилась, еще немного… Но твое горе было слишком сильно. Оно было необъятно. И оно усмиряло меня. Глядя, как ты каждый вечер плачешь за кухонным столом, я никак не мог найти подходящий момент и сказать: «Да брось ты, Люси, невелика беда. Нед умер, но вообще-то, ты мне всегда нравилась, так что, может, попробуем?» Разве я мог соревноваться с призраком? С покойником, которого и я любил и оплакивал? – Он замолчал. – Тем более что ты во всем винила себя.

Я разглядывала свои руки.

– Я тебе рассказала, да? – тихо произнесла я. – Ты был единственным, кому я призналась. Кроме Чарли.

– Ты рассказала Чарли?

– Да, но… – Я покачала головой. – На то были причины. Я хотела ему помочь.

Я снова вспомнила тот вечер, когда за коробкой дешевого вина призналась Джеку, что это я убила Неда. Я рыдала, билась в истерике и все время твердила, что я это сделала, я его прикончила. Носилась по квартире, как обезумевшая. Одержимая, пьяная, шатающаяся. Я вовсе не забыла, что он видел меня в таком состоянии. Но я старалась об этом не думать. Насколько возможно.

– Тебе потому и было плохо, Люси, понимаешь? От горя и ужасного чувства вины. Совершенно неоправданного. Какое-то время ты была не в себе.

– Это еще мягко сказано, – усмехнулась я. – Была не в себе. Да у меня крыша поехала, черт возьми! А вы все были так добры! Ты, Джесс, Тереза, мои родители, дети… Боже мой, даже дети! Никогда не забуду, как Бен как-то в воскресенье днем сказал: «Мам, хочешь, я принесу тебе какую-нибудь одежду вместо этого халата». – Меня передернуло.

– А потом ты взяла себя в руки. И решила не распускаться.

Я кивнула.

– Так оно и было. Я собралась с силами. Оправилась, и потом…

– И что было потом? – Он пристально смотрел на меня.

– Ну, потом появился Чарли.

Он опустил голову и уставился в траву.

– Точнее, я его увидела, – поправилась я. – На улице. И все началось.

Джек по-прежнему разглядывал лужайку.

– Люси, не хочу показаться начинающим психиатром, но ты не хочешь об этом поговорить?

Я вздохнула.

– О Чарли? Даже не знаю.

– Нет, знаешь.

Что-то в его голосе заставило меня поднять голову и взглянуть ему в глаза. Но я тут же отвела взгляд.

– Ну ладно, ладно. Я все понимаю. – Я задумалась. – Меня влекло к нему по очевидным причинам. Он сексуален, красив и так далее, но было еще кое-что. И Джесс ошиблась, когда сказала, что я хочу быть с ним, потому что он недоступен и не может мне принадлежать. Нет, нет, как раз наоборот.

– Ты хотела его, потому что он женат.

– Именно.

– И у него есть дети.

– И это тоже. Женатый мужчина с ребенком. Именно это я потеряла. И ничего больше мне не было нужно. Это было у меня, а потом исчезло, и мне хотелось опять получить то же самое. Я думала, что меня вполне устроит такой, как он. Он был неотразим. Это ужасно. – Я поежилась.

Джек покачал головой.

– Вовсе нет. Это вполне логично.

– Да, но все это время… Ох, Джек, если бы я знала…

– Знала что? Что я жду на скамейке запасных?

– Да, я бы…

– Да брось! – Он вскочил на ноги, отвернулся и сунул руки в карманы. – Не смеши меня, Люси, даже если бы ты знала, ничего бы не изменилось! Я же закоренелый холостяк! Джек, который не может даже пригласить девушку на ланч, не говоря уж о том, чтобы всю жизнь с ней прожить! Последний человек, которого ты представляешь в роли ответственного мужа и отца! Только не говори, что если бы ты все знала, ты бы мигом прибежала ко мне и стала бы гоняться за мной, как за Чарли! Не надо врать!

– Ты прав, я бы не прибежала. И все же…

– Что? – Он обернулся.

– Мне кажется, что события как будто описали полный круг. И вернулись к своему естественному началу. Словно я должна была все это пережить. Горе, чувство вины и – да, признаю – депрессию. И потом, когда я наконец выздоровела, я помню, как мне стало хорошо. Я как будто летала, прямо-таки обезумела от восторга – вот и стала гоняться за Чарли. Мне казалось, что я способна на все. И это тоже было безумием. Только я сошла с ума уже не от горя, а от счастья.

– И что же теперь? Когда круг замкнулся? Где соединятся эти две линии?

– А теперь, – я оперлась руками о деревянную столешницу, – теперь я хочу быть только с тобой, Джек. Только с тобой. – Я подняла глаза.

Наши глаза встретились, и у меня возникло такое чувство, будто его взгляд проник в каждую клеточку моего существа. А мой – в каждую клетку его тела. Мое сердце готово было взорваться. «Как же хорошо я его знаю, – поражалась я, исследуя его лицо, глаза, губы. – И как странно, что лишь недавно я поняла, что люблю его. Или нет? Ведь его присутствие всегда заставляло меня нервничать, вынуждало меня переоценивать свои поступки и видеть себя со стороны, часто вызывая стыд и угрызения совести. Я бы не чувствовала себя так, если бы мне было на него наплевать. Только любовь может вызвать такие переживания».

Он стоял передо мной, вцепившись окаменевшими руками в спинку стула, наклонившись вперед, и напряженно следил за каждым моим движением. Да, я видела его почти каждый день, но знала о нем совсем мало и почти его не понимала. Вереница интрижек, распутная жизнь – все это, как он сказал, было очень приятно, но, если задуматься, совсем не похоже на Джека. Ни капли. Джек вовсе не был поверхностным человеком, об этом я знала по его стихам. Каждое воскресенье литературные критики кричали об этом со страниц газет, так почему же я раньше не видела? Почему я не заметила, что здесь что-то не так? Что в его жизни зияет огромная дыра, бездна, о которой он все время пишет в стихах, но которую не может заполнить?

Одну из книг, лежавших на столе, я ее узнала. Это был первый тонкий томик его стихов, опубликованный вскоре после того, как мы закончили университет, отпраздновав выпуск пьяной веселой вечеринкой в оксфордском пабе. Я похолодела, вспомнив, кому посвящена эта книга. И как мы все его за это дразнили. Я открыла первую страницу и прочитала посвящение. «Той, которую я упустил».

У меня пересохло в горле.

– Джек… мне так жаль.

– Не стоит.

– Мы были такими дураками. И я не знала.

– Еще бы. Ведь ты была замужем. Ты была замужней женщиной.

– Джек… этот дом… – Я села и оглянулась. – Ты его купил…

– Ради мальчиков. И ради тебя, конечно, но в основном ради Бена, чтобы он смог вернуться в старую школу. Снова быть среди друзей и чувствовать себя в безопасности – это ему так необходимо.

У меня остановилось дыхание. Я встала.

– Ты хочешь, чтобы мы жили здесь? С тобой? Он выпрямился, отпустил стул и смущенно почесал затылок.

– Ну да. Со мной. Извини, наверное, то, что я сейчас скажу, прозвучит натянуто и бессвязно. Тем более что я поэт и вроде как должен уметь управляться со словами, хоть и в письменном виде. Но я хотел спросить, – он облизнул пересохшие губы, – не окажешь ли ты мне честь стать моей женой.

– Твоей женой!

– Это серьезный шаг, понимаю, – торопливо добавил он, – и довольно импульсивный, даже безрассудный, можно сказать, – но только не для меня. Не для меня. Я же ждал целых девять лет, сама понимаешь.

Девять лет. Он посмотрел на меня, и мне показалось, что небеса обрушились мне на голову. Меня переполнило чувство, которое, как я знала по прошлому опыту, было счастьем. Но еще я испытала ни с чем не сравнимую боль, подумав о том, сколько времени мы потеряли.

– В первый раз я упустил тебя, потому что не поторопился, и с тех пор я ждал и следил за тобой – надеюсь, не слишком навязчиво. Но теперь я должен сказать правду. Я больше не могу держать это в себе. Люси, у тебя такой потрясенный вид. Я надеялся, я думал, что ты чувствуешь…

Я обошла стол и взяла его руки. Он встревоженно смотрел на меня, но я не могла выговорить ни слава, не могла заверить его, что со мной все в порядке. Чувства настолько переполняли меня, что на глазах появились слезы – наверное, это были слезы облегчения. Я никогда не предполагала, что счастье снова обрушится на меня, да еще так неожиданно. Все это однажды у меня уже было, но я не ценила счастье и не думала, что оно снова меня найдет.

– Да, – прошептала я, когда ко мне вернулся дар речи. – Да, Джек, я чувствую то же самое. Ты не зря ждал и надеялся, ты абсолютно прав. Я люблю тебя. Теперь ты это знаешь, и мне кажется… мне кажется, я чувствую это уже давно.

– Значит…

– Значит, – я глубоко вздохнула, – ответ на твой вопрос – да. Я выйду за тебя замуж. Но в одном ты ошибаешься. Это ты окажешь мне честь. Я лишь могу благодарить тебя.

Какое-то время мы стояли и улыбались друг другу. Потом он обнял меня и поцеловал – в самом сердце тенистого лондонского сада, высокая изгородь которого защищала нас от посторонних, и видело нас одно лишь только ясное синее небо. И когда он поцеловал меня, я почувствовала, как моя душа вырвалась из клетки. Стоя на солнце и ощущая прикосновение его губ, крепкие объятия его рук, чувствуя, как мои кости будто плавятся и превращаются в жидкость, а я сливаюсь с ним в единое целое, я вдруг ощутила всепоглощающую волну, и я точно знала, что это было счастье. Когда мы наконец разомкнули объятия, он сделал шаг назад и нежно погладил мои щеки. Каждый нерв в моем теле испустил искру, каждая жилка напряглась. Я чувствовала его дыхание на своем лице и видела, что глаза его полны желания. Биение наших сердец стало синхронным, и они заколотились совсем близко друг от друга.

– В конце концов, – прошептал он, глядя мне в лицо, – я выбрал светло-голубой эксминстерский ковер.

– Правда? – ахнула я.

– Да. Короткий жесткий ворс и, как меня заверили, весьма износостойкий.

– Прекрасная новость.

– Продавец сказал, что это у них самый дорогой, но думаю, затраты окупятся. Ковер и вправду прослужит долго. Хочешь его увидеть?

– С огромным удовольствием, – прошептала я. Он взял меня за руку и повел в дом.