Чтобы ускорить свой путь к дому Рузвельта, Калеб экспроприировал тюремный фургон, более известный как «Черная Мария». Влекомый конной тягой, фургон нещадно прыгал по булыжной мостовой и опасно кренился то вправо, то влево на каждом повороте, норовя и вовсе опрокинуться. Его груз – уличных бродяг, хулиганов, бандитов и проституток – болтало и швыряло друг на друга, все это чрезвычайно напоминало художественно-кулинарный салат из негодяев. (Сегодня «Черная Мария» – популярный холодный коктейль, который получил свое имя от той плачевной поездки оравы преступников.)
Спенсер остановился возле дома приблизительно в 11.30 вечера. С «точкой-тридцать-два» в руке он опасливо подошел к входной двери. Как обычно, она была не заперта. Внутри царила темень. Первое, что удалось ему разглядеть, было обезглавленное тулово гориллы, чья механическая рука все еще покачивалась, будто приветствуя гостей.
– Эй, есть кто дома? – позвал Калеб. Никто не откликнулся.
Он вошел в гостиную. «Все вроде наместе», – подумал он. Чучела, словно средневековые горгульи, следили сверху за каждым его шагом. Снова направившись к оранжерее, Калеб споткнулся о чучело водосвинки.
– Черт побери ваши выдумки, Рузвельт, – пробормотал он.
Поток голубого лунного света вливался сквозь стеклянную крышу, освещая некий высокий объект, стоящий посреди оранжереи. Подойдя ближе, Калеб разглядел фигуру в длинном одеянии с капюшоном, застывшую с низко опущенной головой, словно изваяние.
– Кампион?
Ответа не последовало.
– Кампион?!
– Пистолет не понадобится, начальник. По крайней мере пока, – тихо произнесла фигура на редкость унылым голосом.
– Ну, это уж мне судить.
Человек в плаще поднял голову и длинными костлявыми пальцами откинул капюшон. Это был худой мужчина с глубоко посаженными глазами, высокими угловатыми скулами и грязной седой шевелюрой. Он выглядел измученным, а в его печальных карих глазах едва теплилась жизнь. Вокруг рта пролегли глубокие складки, явно вызванные многолетними страданиями – и физическими, и душевными. И все же что-то потаенно-доброе крылось в его внешности – в уголках губ, вокруг глаз и за громадными ушами.
– Что вы думаете о времени, начальник Спенсер? – спросил он.
– Полагаю, у меня его немного. Так что лучше говорите быстрее.
– Время и вера – близнецы-братья. Они неуловимы, неосязаемы, однако могучи и способны исказить действительность.
– Я не за проповедью пришел, профессор.
– Мне нужно, чтобы вы поверили в то, что я собираюсь рассказать вам, Калеб, поскольку поверить будет весьма нелегко. Но понять это жизненно необходимо, чтобы спасти Элизабет.
– Я жду.
Расхаживая взад-вперед, Кампион принялся рассказывать, стараясь не наступить на змей, игуан и прочую живность, ползавшую по кафельному полу.
– Несколько лет назад – или несколько лет вперед, это как посмотреть, – я отправился в путешествие во времени: из двадцатого века в девятнадцатый.
Калеб вытаращил глаза.
– Моей целью была – или должна была стать – разработка метода воссоздания клеток человеческого организма в надежде вылечить многие из тех болезней, которые продолжают косить человечество и в будущем. Для этого мне требовалась помощь – точнее, финансовая поддержка. Потому я и обратился к Тайному обществу Ряженых, членом которого имею честь состоять. Я входил в Математическую Бригаду. Эта организация уже финансировала мои проекты в прошлом – я имею в виду в двадцатом веке. Однако они отказались содействовать мне в том, что я намеревался сделать – воссоздать, или клонировать (так это называется, точнее, будет называться) реальный человеческий организм, сотворить дубликат, точную копию оригинала.
Калеб вздохнул. «Чего еще можно было ожидать от сбежавшего психа?» – подумал он, но затем припомнил странное поведение Рузвельта.
– Видите ли, в мое время клонирование человека запрещено, – продолжал Кампион. – А Математики – весьма консервативная часть Ряженых, они настороженно относятся к этически неоднозначным вопросам. Я понимал, что единственный способ изыскать средства для столь сомнительных исследований – это найти какое-нибудь сообщество, обладающее немалым состоянием и менее трепетным отношением к простонародью. И я подумал: а что если представить клонирование как новомодное изобретение в те времена, когда крупные промышленники и капиталисты вкладывали состояния в любые новации, которые мог предложить мир будущего? С такой поддержкой моя затея имела шансы на успех.
– Продолжайте.
– Поэтому в планетарии, где я работал, я построил себе машину времени – что, кстати, оказалось не так уж сложно – и отправился назад, в девятнадцатый век, где мои исследования по клонированию были поддержаны богатыми и влиятельными патриархами Нью-Йорка, известными также как Щегольская Бригада Тайного общества Ряженых.
Калеб извлек свой эдисоновский диктофон и несколько раз крутанул ручку завода.
– Никто этому не поверит! Вы, стало быть, путешествующий во времени доктор Франкенштейн? И вы будете мне говорить, что создали человеческое существо из ничего? И как же именно это делается, а, профессор?
– Переносом ядра соматической клетки. На самом деле все просто. Ядра клеток… Видите ли, человеческое тело, как будет открыто, состоит из миллионов крошечных простых организмов, называемых клетками, и у каждой такой клетки есть ядро. Берете у донора обыкновенный волос, извлекаете из него клетки и их содержимое внедряете в яйцеклетку…
По озадаченному виду Калеба профессор заключил, что тот по-прежнему не догоняет.
– Понимаете, человеческая жизнь возникает, когда сперматозоид мужчины соединяется с яйцеклеткой женщины… гм… внутри женского тела. И там, и там содержится половинка ДНК… ax ты, господи, про это вы тоже не знаете. Так вот, обычно я брал чуток этой волшебной животворной субстанции у взрослого мужчины и помещал в женщину… ну, правда, не общепринятым способом. Я пользовался иглой и микроскопом.
– Вы просто свихнувшийся неудачник, Кампион!
– Ну и ладно. Зато вот что действительно важно: в результате реакции появился эмбрион… – Профессор нахмурился, его голос помрачнел. – Зародыш, в котором был ОН.
– Он?
– Крушитель.
– Профессор…
– Умоляю вас, поверьте мне!
Калеб внял пылкой мольбе и решил не перебивать.
– Года шли, я женился, у меня появилась дочурка. О, это были счастливые дни, добрые времена. Так продолжалось до тех пор, пока я не обнаружил, что Ряженые попросту пользуются мной и что я нечаянно клонировал живого человека из двадцатого века, человека, на которого они и собирались свалить злодеяния Крушителя. Видите ли, Босс Твид вступил в сговор с одной ужасной женщиной из будущего, так вот она-то и хочет подставить этого бедолагу.
– Она? И кто она такая?
– Смотрительница Музея естественной истории… по крайней мере в будущем. В двадцатом веке она была моей начальницей… Госпожа Флаттер.
– Но зачем?
– Понятия не имею.
– Знаете, все, что вам пока удалось, – это убедить меня, что вам стоит вернуться в вашу камеру в Бельвю.
– Увы, моя способность убеждать иссякла, как и желание жить. Единственное, что меня еще волнует в сём презренном мире, – это моя дочь.
Голос профессора звучал настолько искренне, что это тронуло Калеба и он решил постараться быть непредвзятым.
– Значит, если рассказанное вами – правда, то именно госпожа Флаттер устроила так, что человек из будущего вошел в историю под именем Джека Крушителя?
Глаза профессора засияли.
– Да, так оно и есть, – сказал Кампион. – Наверное, она действовала из каких-то эгоистических соображений.
– А настоящие убийства совершал этот клон, то есть перенесшийся во времени двойник?
– Точно, господин начальник.
– А зачем это Боссу Твиду и Ряженым? Кампион вытянул руку, на нее села птица.
– «Букорвус абиссиникус», более известный как рогатый ворон. Птичка не слишком привлекательная, но…
– Пожалуйста, профессор, помогите мне помочь вам. Какая выгода Ряженым от всего этого?
Сидя на бортике фонтана с пираньями, Кампион бросал рыбам крошечные кусочки апельсиновой кожуры.
– Знаете, когда я в школе изучал этот исторический период, я был потрясен, как обычные, ax ты, господи, про это вы тоже не знаете. Так вот, обычно я брал чуток этой волшебной животворной субстанции у взрослого мужчины и помещал в женщину… ну, правда, не общепринятым способом. Я пользовался иглой и микроскопом.
– Вы просто свихнувшийся неудачник, Кампион!
– Ну и ладно. Зато вот что действительно важно: в результате реакции появился эмбрион… – Профессор нахмурился, его голос помрачнел. – Зародыш, в котором был ОН.
– Он?
– Крушитель.
– Профессор…
– Умоляю вас, поверьте мне!
Калеб внял пылкой мольбе и решил не перебивать.
– Года шли, я женился, у меня появилась дочурка. О, это были счастливые дни, добрые времена. Так продолжалось до тех пор, пока я не обнаружил, что Ряженые попросту пользуются мной и что я нечаянно клонировал живого человека из двадцатого века, человека, на которого они и собирались свалить злодеяния Крушителя. Видите ли, Босс Твид вступил в сговор с одной ужасной женщиной из будущего, так вот она-то и хочет подставить этого бедолагу.
– Она? И кто она такая?
– Смотрительница Музея естественной истории… по крайней мере в будущем. В двадцатом веке она была моей начальницей… Госпожа Флаттер.
– Но зачем?
– Понятия не имею.
– Знаете, все, что вам пока удалось, – это убедить меня, что вам стоит вернуться в вашу камеру в Бельвю.
– Увы, моя способность убеждать иссякла, как и желание жить. Единственное, что меня еще волнует в сём презренном мире, – это моя дочь.
Голос профессора звучал настолько искренне, что это тронуло Калеба и он решил постараться быть непредвзятым.
– Значит, если рассказанное вами – правда, то именно госпожа Флаттер устроила так, что человек из будущего вошел в историю под именем Джека Крушителя?
Глаза профессора засияли.
– Да, так оно и есть, – сказал Кампион. – Наверное, она действовала из каких-то эгоистических соображений.
– А настоящие убийства совершал этот клон, то есть перенесшийся во времени двойник?
– Точно, господин начальник.
– А зачем это Боссу Твиду и Ряженым?
Кампион вытянул руку, на нее села птица.
– «Букорвус абиссиникус», более известный как рогатый ворон. Птичка не слишком привлекательная, но…
– Пожалуйста, профессор, помогите мне помочь вам. Какая выгода Ряженым от всего этого?
Сидя на бортике фонтана с пираньями, Кампион бросал рыбам крошечные кусочки апельсиновой кожуры.
– Знаете, когда я в школе изучал этот исторический период, я был потрясен, как обычные, ничем не выдающиеся люди умудрялись сколачивать фантастические состояния на простой спекуляции. Почему некоторые, родившиеся в столь же ужасающей нищете, что и отверженные обитатели Малбери-Бенд, сумели вынырнуть, в то время как другим это не удалось? Они что, настолько умнее и сообразительнее остальных? Но теперь я знаю: это была не просто спекуляция. Все дело в информации – сведениях, которые поступали к ним из будущего.
– Госпожа Флаттер сообщала Твиду, что происходит в будущем?
– Твид всего лишь пешка. Флаттер снабжала его сведениями о грядущих войнах, природных катаклизмах, изобретениях, событиях в политике и экономике… Вся эта информация гарантировала, что влиятельные люди данного города останутся богатыми и приумножат свое богатство. Нет большей власти, чем власть предвидения.
– Но как?
– Моя машина времени работает в две стороны, вперед и назад. Но ее можно использовать и как переговорное устройство.
– Своего рода телефон в будущее?
– Я сделал его прежде, чем сконструировал саму машину. Мне нужно было удостовериться, что кто-нибудь здесь возьмется финансировать мои планы… Однако в мое отсутствие аппарат, очевидно, попал не в те руки.
Калеб запустил пятерню в свою редеющую шевелюру.
– Профессор, мне хочется вам верить, но… Я имею в виду… Зачем им ритуальное убийство?
– Я покинул эту организацию, когда Босс Твид и старейшины вернулись к мрачным древним обрядам первых Ряженых… Обрядам, включавшим человеческие жертвоприношения.
– Да, я про такое слышал. От Мальчика-С-Пальчик и других лилипутов.
– Ой, только не надо про них. Эти ребята получили по заслугам.
Профессор погладил домашнюю анаконду Рузвельта и вздохнул, против воли вновь переживая тягостный момент своей жизни.
– Когда они узнали, что я собираюсь обратиться к властям и рассказать им обо всем… о клоне, человеческих жертвоприношениях, машине времени… они… э-э-э… они пригрозили отнять у меня дочь… поэтому я отослал ее.
– И куда вы ее отправили, профессор?
– Они заявили, что день рождения моей дочери совпадает с древним предсказанием, которое свято чтут Ряженые, – с предсказанием о пришествии истинной земной богини, Ерд. Я не хотел, чтобы мою дочь вмешивали в этот жуткий культ… Я сделал это ради ее безопасности.
– И куда вы дели свою дочь, профессор?
– Отправил к родным… в Мэн.
– Мэн? Но это значит…
– Да, начальник Спенсер, Элизабет Смит – моя дочь.
Калеб нахмурился.
– А кто бы это еще мог быть?
– И вы пытались предупредить ее, не так ли? – У Калеба постепенно начинала складываться целостная картина.
– Он совершенно подлинный.
– И вдобавок пьяный, – сказал Калеб.
– Эй, я заправляю свой арест, – путано сказал я. – То есть я заявляю свой протест. Ну, хлопнули мы с этим убийцей по маленькой, вот и все. Он такой чертовски классный танцор… был… был чертовским танцором…
Меня вдруг охватила скорбь; я снял свой цилиндр и бейсболку, прижал их к груди и склонил голову.
– Почтим десятиминуткой молчания нашего дорогого усопшего Крушителя! – На этом я залился безудержным смехом.
Калеб, нахмурившись, гневно зыркнул на меня.
– Какого черта вам надо было клонировать вот этого? – с подозрением спросил он Кампиона.
– Я не знал, кого я клонирую, вот в чем штука. Я полагал, что Твид взял донорский волос от какого-нибудь трупа из прозекторской, а не с головы живого придурка из будущего.
– Эй, не очень-то вы вежливы, эль-профессатори, – прогнусавил я, плюхнулся на иол, скрестил ноги по-индейски, а затем, воскликнув: – Моя звать вигвам! – повалился навзничь.
– Ну хорошо, Кампион, – сказал Калеб, снова начав ходить туда-сюда. – Положим, я вам верю. И что же нам теперь делать?
– Ряженые захватили мэра и Лизу, и я могу предположить с большой долей уверенности, что они намерены принести Рузвельта ей в жертву, проложив таким образом дорогу Ряженым к еще большей славе. Бредовый предрассудок.
– Полагаю, к двадцать первому веку вы избавились от подобной чепухи, – сказал Калеб. – Для вас, наверное, нестерпимо находиться в окружении религиозных фанатиков и жадной до власти бестолочи.
– Ну, не сказать, чтобы дело обстояло именно так, однако мы совершили прорыв в массовом производстве пластиковых безделушек.
– Эй, а не хотите послушать, что известно мне? – поинтересовался я, лежа на полу.
– Если бы мы только знали, где должно состояться ритуальное убийство, – задумчиво произнес Кампион.
– Мы пытаемся выяснить это уже три дня, и все без толку! – уныло сказал Калеб.
– Эй, люди!
– Да, я знаю, они мастера по части секретности, и понятно, почему.
– Кроме того, у нас мало времени, – сказал Калеб, поглядев на свои карманные часы.
– Але, народ, я знаю, где это случится!
– Что-то я упустил, какую-то ниточку, – убивался Калеб. – Из-за моей неосмотрительности Лиза и мэр теперь в большой опасности.
Он в отчаянии закрыл лицо ладонями.
– Не вините себя, Калеб, вы сделали все возможное. – Кампион положил руку на плечо начальника полиции.
– Ладно, бросьте, – сказал я. – Сдаюсь. Я так понимаю, вам не хочется услышать о замке Бельведер?
– Что вы сказали? – переспросил Кампион. – Вы упомянули замок Бельведер?
– Можешь дать на отсечение свою любимую задницу – угадал! Я подслушал, как Вандербилт и Астор говорили об этом у мадам Бельмонт… мунт… И скажу вам еще кое-что. Мне кажется, они затевают путч или еще какую-то фигню вроде того, чтобы привести к власти Ряженых. Чао-какао!
И я снова повалился навзничь.
– Звучит разумно, – сказал Кампион. – Замок Бельведер – таинственное место, отлично подходящее для сатурналии. Понятно также, что Вандербилт и Астор намерены собрать под единым знаменем всех своих сторонников, создав Национальную Коалицию Ряженых. И тогда их власть будет простираться от западного побережья до восточного.
Теперь уже оба – и Кампион, и Калеб – расхаживали взад-вперед.
– Но Ряженые – люди истовые, – продолжал профессор. – Они преданы своим идолам, следовательно, единственно верный способ, каким Щеголи могут добиться наибольшего могущества, – это уничтожение божества, которому все они обычно поклоняются, их живоначального женского символа.
– Ерд?
– Я имею в виду земное воплощение богини.
– Элизабет!
– Мы должны немедленно отправиться в Центральный парк и остановить их.
– Как вы намерены это сделать? Нас же только двое, да в придачу этот пьяный идиот. Они явно превосходят нас числом.
– Люси! – возопил я, по-прежнему распростертый на полу. Затем меня снова вырвало, и я отключился.
– Числом – возможно, – с хитрым прищуром сказал Кампион. – А вот хитростью… У меня есть идея.
– Терпеть не могу, когда она так говорит! Люси! – возопил я, по-прежнему распростертый на полу. Затем меня снова вырвало, и я отключился.