Дорогая Джой!Карла Келли.
Я знаю, что тебе будет сложно читать это письмо, но надеюсь, что ты дочитаешь его до конца и поймешь, что я хочу только защитить тебя. Я решила не контактировать с тобой, пока ты не будешь готова встретиться со мной и Робертом. Однако я слышала, что ты хочешь провести завтра пресс-конференцию. Я понимаю причины, которые побудили тебя сделать это, но прошу отменить ее. Неправильное освещение в прессе может нанести непоправимый урон и только ухудшить состояние дел твоих и твоей семьи. Я сужу по своему опыту. Если ты проигнорируешь мою просьбу, то, пожалуйста, хорошенько думай, отвечая на вопросы, и помни что правда, какой ее знаешь ты, может стать скандальным заголовком в какой-нибудь газетенке. Пожалуйста, прислушивайся к добрым советам людей, которые окружают тебя.
Мое сердце обливается кровью, когда я думаю о том, какой ужас и смятение ты испытала, когда тебя забрали из дома. Я всегда верила, что в один прекрасный день мы будем вместе, но до сих пор не осознавала, каким шоком это обернется для тебя. Мы подождем, пока ты сможешь встретиться с нами, независимо от того, сколько времени это займет. До свидания. Мои мысли всегда с тобой.
Патрисия предупреждала ее, от кого письмо, но Джой все равно не готова к ярости, которая охватывает ее после прочтения этого листа бумаги. Она рвет его надвое и швыряет в мусорную корзину. Ею пытаются манипулировать? Она делает вид, что хочет защитить Джой, одновременно стараясь задушить ее. Первое, что она сделала, когда украли ее ребенка, – это провела пресс-конференцию.
Она включает плеер и слушает Эминема, пока не засыпает. Когда она просыпается, на улице еще ночь. Болит голова. Ей хочется плакать, но завтра важный день. Ей нужно выглядеть хорошо, когда она будет выступать на публике. Письмо в мусорной корзине раздражает ее. Она вынимает его, складывает две половинки, которые никогда больше не соединятся, засовывает их под подушку и забывается тревожным сном.
Заявление ее адвоката переполнено такими словами, как «якобы», «предположительно», «период привыкания», «улаживание разногласий». Но там нигде не указано, что Джой хочет счастливого окончания этой истории. Адвокат советует ей читать медленно и внятно. Благодаря участию в школьном театре Джой знает, как надо правильно дышать и говорить. Ее предупредили, что будут присутствовать газетчики, но возня фотографов и вспышки камер вселяют в нее страх.
– Спасибо всем вам за то, что пришли…
Ее голос, который совсем недавно, когда она репетировала, звучал так уверенно, внезапно начинает дрожать. Она открывает собственный текст, кладет его на зеленое сукно и начинает читать:
– Меня зовут Джой Доулинг. Мне шестнадцать лет, и это все, что у меня общего с Исобель Гарднер.
Она замирает, когда адвокат кладет ладонь на ее руку и шепчет, что она должна читать тот текст, который приготовил он. Она прижимает бумажку со своим текстом к столу и продолжает:
– Страшная ошибка правосудия была допущена в отношении моего отца Дэвида Доулинга. Всю жизнь он относился ко мне с добротой и любовью, как и моя мать до самой ее смерти. Меня забрали из дому безо всякого предупреждения шестнадцатого января две тысячи девятого года. С тех пор я лишь дважды видела отца. Нам запрещено оставаться наедине. Я полагаю, что это ущемление его гражданских прав. Я хочу знать, почему с моим отцом обращаются как с преступником, ведь он не сделал ничего плохого! Я сочувствую Карле Келли и Роберту Гарднеру в их горе, но я не их ребенок. Я прошу их прекратить все это и позволить мне вернуться домой к семье. Спасибо за ваше время и внимание.
Камеры щелкают. Словно новогодние шутихи, вспыхивают осветительные приборы. Журналисты, которые молча слушали ее речь, теперь вскакивают с мест с вопросами.
– Как вы объясните, что у вас и у ваших родителей разные группы крови?
Неужели анализ ДНК не является достаточно убедительным свидетельством?
– Что вы почувствуете, если выяснится, что вы все-таки Исобель Гарднер?
– Когда вы намереваетесь встретиться с Карлой Келли и Робертом Гарднером?
– У вас были подозрения в детстве, что вы неродная дочь?
– Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему вас воспитывали в таком уединенном месте?
– Почему Сюзанна Доулинг много лет не пускала вас в школу?
Вопросы сыпались на нее со всех сторон. Журналисты тыкали в нее микрофонами, словно пиками. Они услышали хоть одно слово из того, что она говорила? Джой охватывает паника. В переднем ряду встает какой-то мужчина и подходит к ней. У него морщины вокруг глаз и широкий рот, который кривится в усмешке. За ним следует женщина-оператор с камерой. У него знакомое лицо, но Джой не может вспомнить его имени. Другие журналисты замолкают, когда он начинает говорить.
– Джой, я Джош Бейкер из передачи «Неделя на улице». – Его голос обволакивает ее, словно что-то пушистое и мягкое. – От имени собравшихся представителей СМИ я хочу поблагодарить тебя за искренние слова. Я поздравляю тебя с тем, что ты не побоялась провести такую важную пресс-конференцию.
Она выпрямляется на стуле. Ее охватывает страх, что глупо, потому что он снова улыбается ей.
– Джой, расскажи мне, пожалуйста, о своих первых детских воспоминаниях, – просит он.
Она вспоминает, как глядела сквозь решетку колыбели и видела, что отец и мать улыбаются ей со своей кровати. Это яркое воспоминание возникает так неожиданно, что Джой даже прижимает руку к груди. Но это ложное воспоминание, потому что кровать отца всегда стояла в другой комнате… и он так часто уезжал… она помнит, как плакала на ступеньках его офиса… но это плохое воспоминание… она думает об играх, в которые они играли…как она накрывалась пуховым одеялом, а он заглядывал под кровать и в шкаф, делая вид, что не может ее найти… и как она выпрыгивала из-под одеяла и путала его так сильно, что он падал на кровать, прижав руки к сердцу, и кричал: «Сдаюсь! Ты снова победила».
В ее голове роится столько воспоминаний! Джош ждет и улыбается. Важно объяснить миру, что у нее не было странного, непонятного детства.
– Отец рассказывал мне в постели сказки на ночь. Он возил меня в Буррен и объяснял, как называются разные цветы, а однажды он…
– В твоей постели? – спрашивает Джош.
Джой замолкает, не понимая, к чему он ведет.
– Он рассказывал тебе сказки в твоей постели?
Джош больше не улыбается. У него на лице озабоченное выражение.
– Да, в… то есть… на постели. – Джой поспешно кивает. Она хочет, чтобы Джош снова начал улыбаться. – Мы, бывало, играли…
Джой чувствует, как Патрисия крепко сжимает под столом ее колено, давая понять, что она должна замолчать. Но она не может, потому что у Джоша такое серьезное лицо. И на нее направлена камера, это всевидящее око, которое фиксирует малейшее изменение в выражении ее лица.
«Муха в рот залетит», – сказала бы мать, если бы увидела Джой там, сидящую с открытым ртом и нервно сглатывающую. Она не может отвести взгляда от Джоша Бейкера, когда он задает следующий вопрос:
– Были ли еще мужчины, которые играли с тобой в игры по ночам?
Ее адвокат вскакивает из-за стола в таком бешенстве, что невольно ударяет кулаками по столу. Джой съеживается все сильнее и сильнее. Она чувствует себя так же, как тогда, когда они с отцом плыли среди вздымающихся скал Большого каньона.
По знаку Патрисии она поднимается. Ее колени дрожат, словно студень на тарелке. Еще одно детское воспоминание… Патрисия берет ее под руку и уводит от стола, застеленного зеленым сукном.
Краем глаза она видит какое-то лицо, которое на секунду показывается в толпе. Журналисты покидают комнату по приказу женщины в полицейской форме. Она выглядит так грозно, что они мгновенно повинуются. Все, кроме Клэр Фразьер. На ней очки. В них она выглядит суровой и холодной, но они не могут скрыть слезы на ее щеках.
Джой хочется пойти к ней. Желание настолько сильное, что она останавливается и пытается вернуться назад, но Патрисия крепко сжимает ее руку, и у Джой не остается выбора, кроме как последовать за ней. Когда она снова оборачивается, Клэр уже нигде не видно.
Когда Джой возвращается в дом Кэти и остается в комнате одна, она делает то, что так хотела сделать с того ужасного утра. Кэти, слыша, как Джой бьется головой о стену спальни, прибегает и крепко обнимает ее.
Привет, Джой!Джессика Келли.
Прости меня за глупость. Я была так рада, когда подумала, что Исобель Гарднер нашлась, что отправила тебе сообщение, не подумав хорошенько. Мама всегда говорит, что я сначала делаю, а потом думаю. Наверное, это касается и этого электронного письма. Ты была права, когда злилась на меня. Я даже представить не могу, что бы я чувствовала, если бы социальные работники пришли к нам домой и забрали меня силой.
Я смотрела твою пресс-конференцию. Это было ужасно! Джош Бейкер больной, и я надеюсь, что у него проказа языка. Отец тоже читал мне сказки и лежал у меня на кровати. Противно слушать, как все перекрутил этот псих. Но ты вела себя клево!
Если ты не веришь, что ты Исобель Гарднер, никто тебя не заставит. Даже если (хотя я знаю, что такого не случится) его отца признают виновным, ты все равно можешь быть той, кем хочешь.
Если надумаешь написать мне, это будет круто. Но ничего страшного, если ты не ответишь. Я пойму.
Искренне твоя,