— Привет, дорогая, как дела? — Мимси улыбнулась Эллен, вбежавшей в ризницу.

— Супер, мам. — Эллен остановилась по другую сторону стола. — Я думала, там все будет по-детски, всякие дурацкие игры, но оказалось по-другому. Там был классный фокусник с кроликами и белыми мышами, а потом папа Полли устроил барбекю и зажарил целую свинью! И смотри, какие подарки! — Она достала из пакета большой леденец и с улыбкой сунула его в рот. Потом увидела меня, вытащила леденец и положила его в руку. — О, привет! — удивленно воскликнула она, хлопая ресницами из-под очков.

— Привет, — пролепетала я. Казалось, что меня сейчас вырвет. Еще только увидев ее в проходе, я уже серьезно задумалась, не перепрыгнуть ли мне через стол и не рвануть ли к двери. Я вполне могла пробежать мимо нее и скрыться вдали, но теперь путь к отступлению был отрезан. Она меня узнала, и вот я здесь, в ловушке, в ризнице вместе с ней и… Господи Иисусе. Я в ужасе уставилась на Мимси — точнее, на Миранду. Я смотрела на нее, выпучив глаза. И ничего не могла с собой поделать. Прямо-таки вылупилась на нее, честное слово. Значит, вот она какая? Его жена? Это та самая начинающая монашка? Истово религиозная христианская фанатичка — с непослушными светлыми волосами, искрящимися зелеными глазами и заразительным смехом? А где она свою власяницу оставила? И палочки с благовониями? Да на ней бирюзовая майка и брюки-капри, и она даже отдалено не похожа на Христову невесту!

— Вы что, знакомы? — удивленно проговорила Мимси.

Я открыла рот, но ничего выговорить не смогла.

— Да, мы в Лондоне познакомились, у папы. Она с ним работает, правда? Вы же маркетолог или что-то вроде того. — Эллен сверлила меня голубыми глазами-буравчиками.

— Точно, — выпалила я, наконец обретя дар речи, но все равно выговаривая слова с трудом. Я сжала кулаки. — Но я… я не поняла, что между вами есть какая-то связь… — пролепетала я; недоумение на секунду пересилило страх. — Лавиния сказала, что твоя фамилия Комптон-Беррелл, а отец Эллен ведь…

— Флетчер, именно так, это и есть моя фамилия по мужу, но я ее почти не использую. В бизнесе меня все знают как Комптон-Беррелл, и с такой фамилией на свадьбы в высшем обществе приглашают куда чаще, чем если бы я была какой-то там Флетчер! — Она усмехнулась. — Мимси им тоже нравится, потому что это такое уменьшительно-ласкательное имечко: ведь у всех аристократов какие-то дурацкие детсадовские имена, вроде Спанкер или Крампет. Но Чарли не выносит этого прозвища, считает его слишком приторным, так что он всегда называл меня Мирандой. Но надо же, как странно — вы знаете друг друга! Он мне ничего не говорил.

— Он, наверное, тоже не знал, что мы знакомы, — промямлила я. Я уже чесалась от пота, и приступ паники был не за горами. Я с мольбой посмотрела на дверь.

— И все же я не понимаю. Ты с Эллен в Лондоне познакомилась?

— Да, в папиной квартире, — ляпнула ее дочурка.

— Да, в вашем доме в Челси, — торопливо пролепетала я. Только «папиной квартиры» нам не хватало. — У нас была встреча… по поводу исследования. От Би-би-си. — Я тихонько прокралась вдоль стола и настороженно взглянула на девочку, которая смотрела на меня как-то слишком пристально и блокировала подход к двери.

— Исследования? Ничего себе, наш Чарли теперь с претензией! Раньше он просто сидел за кухонным столом и писал свои сценарии. И какой же материал ему понадобился?

— Ой, мам, просто классный материал — про животных! — Эллен просияла, восторженно глядя на меня. — Она работает в «Ветеринарном патруле!»

Мимси изумленно вытаращилась на меня, чего и следовало ожидать.

— Правда? Ну надо же, я понятия не имела! Лавиния вроде говорила, что ты занимаешься антиквариатом, и ты работаешь у Кита, так что я подумала…

— Это халтурка такая, — на одном дыхании выпалила я.

— Что, антиквариат? Или подбор материала для Би-би-си?

Во рту у меня пересохло.

— Антиквариат. И подбор тоже. И то, и другое. Понимаешь… и то и другое для меня одинаково важно. Я так и не смогла определиться, что же мне больше нравится, так что я вроде как подхалтуриваю и тут и там.

— Подхалтуриваешь? — Мимси положила на стол амариллис. — С ума сойти, как захватывающе. В жизни бы не подумала, что такое возможно. У антиквариата и животных не так уж много общего, ты не находишь?

Страх проник в каждую клеточку моего тела.

— Ты даже не представляешь, — прохрипела я. — Иногда самые странные увлечения вдруг оказываются в одной койке. — Я чуть в обморок не упала, сморозив такое. В одной койке!!! И как я додумалась такое сказать? Вот ужас! Но Мимси снова заговорила, явно восхищаясь моей блистательной карьерой.

— Но это же замечательно. И как ты сочетаешь эти два занятия? Одну неделю одно, другую — другое? Хаотично как-то. Или они как-то связаны между собой?

Я замолкла. Ну да, может, они и связаны. И может, если я еще помолчу, она сама догадается как. Похоже, у нее есть все ответы. Ведь если я попытаюсь объяснить и у меня ничего не получится, если я не смогу придумать разумное оправдание тому, как именно я умудряюсь совмещать работу в телерадиокомпании и аукционном зале, и если она заподозрит, что на самом деле я попросту развлекаюсь с ее мужем, что она тогда со мной сделает? Есть ли вероятность, к примеру, что она трахнет меня по голове вон той хрустальной вазой? И для верности размозжит мне черепушку готическим подсвечником? Принесет меня в жертву Всевышнему на ложе из амариллисов?

— Ты имеешь в виду, что животные и антиквариат как-то связаны? — невпопад переспросила я, хватая пучок зелени и принимаясь деловито расставлять его в вазе.

— Да. Я просто не могу представить…

— О! «Антиквариат на колесах!» — Я выронила папоротник.

— Что?

— Ну, знаешь, антикварные животные, — с облегчением выпалила я, пытаясь сделать вид, что эта мысль пришла мне в голову не только что. — Ха! Извини, я думала, ты знаешь. Видишь ли, когда ведущие шоу «Антиквариат на колесах» натыкаются на какого-нибудь китайского льва династии Мин или там, не знаю, тибетского свинцового коня четырнадцатого века, они приходят ко мне за советом.

— Что, правда? Ничего себе. А мне всегда казалось, что эти ведущие сами разбираются в антиквариате. Хочешь сказать, они просто повторяют то, что ты им сказала?

— Ну, иногда, — смущенно проговорила я, утыкаясь лицом в папоротник.

— Но… минуточку. При чем тут Чарли? Антиквариат для него слишком тяжелая тема, и про зверей он ни разу не писал. Он говорит, что актеры его за это ненавидят и терпеть не могут с ним работать.

— Да, — тут мне стало совсем худо. — Да уж, могу представить. Такое никому не понравится. — Я облизнула губы и сглотнула слюну. — Да, Чарли работает со мной, потому что… — Мне самой было интересно послушать свой голос: я прямо-таки изумлялась собственной наглости. — Потому что, ну…

— Я знаю! — Эллен вдруг схватила меня за руку. — Это доисторические животные, да? Динозавры?

Я вытаращилась на нее. Динозавры тут, конечно, ни при чем, но ничего лучше я придумать не могла.

Мимси расхохоталась:

— Ох, Эллен, не говори глупости!

— Нет-нет, — поспешно вмешалась я, — это вовсе не глупости. Но дело в том, что я пока не могу ничего разглашать. Не могу болтать. — Какая удобная фраза. Ну почему я раньше до нее не додумалась? Я заговорщически постучала по кончику носа. Он был весь мокрый. — Понимаешь, это тайна. Проект на ранней стадии.

— Круто! Неужели папа пишет сценарий для фильма вроде «Парка юрского периода»? С динозаврами? Мам, это же сценарий для Голливуда, мы разбогатеем!

— Как странно, — Мимси сдвинула брови. — Он ничего мне не говорил.

— Я же сказала, это все… ну, понимаешь. В тайне пока.

— И какие они будут? — настойчиво спросила Эллен.

— Что?

— Какие динозавры?

Я посмотрела на эту любознательную девочку. Конечно, я была ей благодарна за то, что она помогла мне выкрутиться из тупиковой ситуации, но именно сейчас я желала ей смерти. Более того, меня так и подмывало взять подсвечник и прикончить ее своими руками. И еще я начала понимать, почему Чарли так стремился смыться подальше от этой любопытной парочки с их навязчивыми вопросами, от этих инквизиторов, которым хотелось получить сведения о каждом человеческом шаге. Я вспомнила, как мы с Беном и Максом ходили в Музей национальной истории. Надо было повнимательнее рассмотреть динозавров.

— Да самые обычные, — невозмутимо проговорила я, — по крайней мере, для такого проекта. Ну, там… хм-м… тиранозавры, стратозавры…

— Стратозавры? Нет таких! Может, стегозавры? — изумленно проговорила Эллен.

— Возможно, — коротко согласилась я.

— А вы эксперт? Вы можете их различать?

— Ну…

— Как вы их различаете? — Ее очки сверкнули.

— По костям, — наконец прошипела я сквозь сжатые зубы, заметив рядом гробницу, в которой, несомненно, их было навалом. — У нас есть кости. А как бы еще мы это делали? — спросила я, просверлив ее испепеляющим и, пожалуй, слишком уж злобным взглядом — при матери-то.

Они замолчали, усваивая всю эту информацию. Наконец-то мне удалось их заткнуть длительным перечислением моих карьерных успехов, и теперь они представляли себе всякие картины. Например, как я на четвереньках, словно головоломку, складываю кости динозавров в единый скелет в свободное от программы «Антиквариат на колесах» время, а может, даже в обеденный перерыв на съемках «Ветеринарного патруля». Или у Кита, или в студии Би-би-си — все эти варианты, несомненно, сейчас крутились у них в голове, окончательно сбивая их с толку. Так-так, левая малоберцовая кость… это у нас, наверное, трицератопс… о, Хью, извини, ты хочешь, чтобы я оценила стоимость этой фарфоровой собачки восемнадцатого века?

— Боже, Люси, какая же у тебя интересная жизнь, — наконец произнесла Мимси. Судя по всему, она была поражена до глубины души.

— Да, наверное, — устало кивнула я. — Так. По обе стороны алтаря поставим по две большие вазы, ладно? — Я схватила одну и хотела убежать. Сердце бешено билось. Мне еще повезло, выкрутилась.

— Люси? — вдруг проговорила Эллен. — А папа вас Лаурой называл.

Я так и остолбенела с вазой в руках. В церкви повисла зловещая тишина. Отвратительная, тошнотворная тишина, нарушаемая только карканьем ворон в ветвях старых тисов на улице, ворон, которые летали над могильными камнями и звали друг друга, проносясь по лазурно-голубому небу. Наконец Мимси заговорила. Я не осмелилась посмотреть ей в лицо. Я могла лишь разглядывать узор на хрустальной вазе. Но мне почему-то казалось, что она побледнела.

— Эллен, подожди меня в соседней комнате, ладно? — тихо произнесла она. — Там после занятий в воскресной школе остались книжки и цветные карандаши. Я скоро приду.

Девочка молча повиновалась, видимо, почувствовав в голосе матери серьезные нотки. Может, она даже поняла, в чем дело. Надеюсь, что все же не поняла. Я поставила вазу на стол и посмотрела на толстые высокие стебли. Перед глазами вдруг закружились звездочки. Эллен зашаркала прочь из комнаты в полной тишине. Хлопнула дверь, и откуда-то сверху раздался голос.

— У тебя что, роман с моим мужем?

Я внезапно шумно вздохнула и нечаянно сдвинула вазу на столе. Сначала я не могла посмотреть ей в глаза, но это надо было сделать, и я приказала себе взглянуть на нее. Действительно, лицо у нее было очень бледное, и вокруг глаз и губ наметились морщинки. Зеленые глаза уже не искрились весельем и жизнерадостностью: они стали опустошенными, ранимыми, несчастными. Это было грустное лицо женщины средних лет, которой в жизни досталось немало горя и на которую сейчас навалилась новая беда — по моей вине.

— Я… нет, вовсе нет, — прошептала я. — То есть… не совсем. Но мы… мы собирались.

— Собирались?

— Да… вообще-то, мы до этого еще не дошли, — с жалким видом пробормотала я. Господи, какой кошмар. «Не дошли», как будто не дошли до дому! Только вот речь шла о супружеской измене ее мужа.

— Понятно. То есть… вы намеревались.

Я опустила голову, от стыда отводя глаза. Я чувствовала себя грязной презренной трусихой.

— Я… я сегодня собиралась с ним встретиться, — призналась я. — После того, как закончу тут с цветами.

— После церкви? — ровным голосом спросила она. — В отель. Как уместно. А он сказал мне, что у него деловая встреча в Лондоне.

— Прости! — Я в отчаянии подняла глаза. — Я понятия не имела, что он твой муж!

— А это бы что-нибудь изменило? Если бы ты знала? Я пристыженно отвела взгляд.

— Не знаю. То есть… да, конечно, сейчас я бы не стала, но раньше… не знаю. Но сейчас это имеет значение. Сама подумай, ведь ты такая милая, ты совсем не такая, как я ее представляла… и… мне-то казалось, что у меня есть оправдание, — выпалила я. — Потому что он такого про тебя нарассказывал… О боже, прости! — К своему ужасу и позору, я разрыдалась. Закрыла лицо руками и заревела. Она тут же подбежала ко мне и, к моему пущему стыду, обняла меня.

— Какая разница, — всхлипывала я, уткнувшись ей в плечо и уже не в силах остановиться, — какая разница, милая ты или нет! Мне все равно не стоило этого делать, и… Нет, так только хуже! — Я глотнула ртом воздух в перерыве между икотой, судорожно отпрянула от нее и вытерла лицо рукавом. — Это ты должна плакать, а не я! У тебя должна случиться истерика. Такая эгоистичная корова, как я, не имеет права плакать!

— Не переживай, — горько улыбнулась Мимси, все еще сжимая мое плечо. — Даже если бы ты не разревелась, я бы все равно плакать не стала. Я уже свое выплакала. У меня сил не осталось.

— Хочешь сказать, — я быстро подняла глаза, пытаясь совладать с собой, — такое уже случалось раньше?

— Да, и не раз, — вздохнула она.

— Не раз? — я оторопела. Слезы моментально высохли. Я пришла в такое смятение, что мне даже пришлось сесть на маленькую деревянную скамеечку и прислониться к стене. Мимси села рядом.

— И даже не два, — выпалила она.

— Но я-то думала, что я — единственная! — О боже, как наивно это звучит! Какие знакомые слова! — Он говорил… говорил, что никогда ничего подобного не чувствовал и ни разу в жизни не ходил налево… всегда был примерным мужем и…

— Такие сказки он умеет рассказывать. По крайней мере, так мне говорили.

— Тебе говорили? — я не верила своим ушам. — Кто?

— Так, дай-ка вспомнить. — Она нахмурилась. — Сначала Дженни, владелица садового рынка. После нее у Чарли вся одежда была измазана в земле, приходилось стирать каждый день… А потом Патруска — идиотское имя, да и сама она не лучше. Актриса, играла в театре, в Лондоне. Все время звонила в антракте и говорила, что мой муж — просто гений, просто ла-а-а-апочка… тупая шлюха. А потом, чуть не забыла, еще Элеонор…

— Элеонор? — еле слышно пролепетала я.

— Одна из моих самых близких подруг. Точнее, новых близких подруг. Она совсем недавно к нам переехала.

— Невероятно, — тихо простонала я. — Я и не догадывалась. — Я вспомнила, как Чарли признавался мне в любви, как твердил о глубоких, искренних чувствах. Но если честно, он всегда был слегка повернут на физической стороне дела.

— Значит, — я украдкой посмотрела на нее, — ты не очень-то и удивилась?

Она вздохнула.

— Удивилась? Нет. Но я разочарована, впрочем, как всегда. Видишь ли, когда у него никого нет — а я обычно знаю, что он завел себе новую пассию, — я всегда думаю: «Слава богу, наконец-то ему стало лучше». Но потом все случается опять.

— Лучше?

— Да. — Она печально улыбнулась. — Он стал таким в последние четыре года. До этого мы были самыми близкими людьми на свете. Мы были так счастливы, он вообще не смотрел на других женщин. Я смущенно заерзала.

— В последние четыре года? Но почему…

— Четыре года назад умер Ник.

— О…

— И таким образом он пытается забыть об этом. Отвлечься.

Я нахмурилась.

— Думаешь?

— Люси, я точно знаю. Он в отчаянии. И только так может справиться.

— Все потому, что ваш сын погиб…

— Он его сбил.

Я в ужасе посмотрела на нее.

— О нет!

Мимси кивнула.

— Он ехал к дому. Слишком быстро, на своей машине. Завернул за угол, а я как раз переходила дорогу вместе с Ником. Я забрала его из школы, и тут красный «мерседес» Чарли выскочил из-за поворота. Ник был ближе. Чарли сбил его так, что тот прямо в воздух взлетел.

— Какой ужас! — Я закрыла рукой рот и замерла. Потом медленно отвела руку. — Он никогда не говорил…

— Конечно, не говорил, как он мог рассказать такое? Он сам до сих пор с этим не смирился. Он не может вынести, что натворил такое, поэтому, знакомясь с новыми людьми, рассказывает им немножко другую историю. С такими людьми, как ты, например.

— Но ведь все в округе наверняка в курсе!

— Конечно, только никто об этом не говорит, потому что Чарли так ужасно себя чувствует. А как еще пережить такую трагедию, Люси? Мне очень тяжело, ведь я потеряла ребенка, а представь, каково ему. Ему же приходится каждый день на меня смотреть. И на себя — в зеркало. Он не может себя простить, поэтому и пускается во все тяжкие. Хочет стать новым человеком. Дженни жила далеко отсюда, потому ничего и не знала, Патруска вообще из Лондона, а вы с Элеонор только недавно переехали… Идеальный вариант. И страстный секс, чтобы забыться.

— Он ненормальный, — на полном серьезе проговорила я.

Она покачала головой.

— Нет, это ты чересчур. И это было бы слишком просто. Как я уже говорила, так он пытается пережить трагедию. У всех нас есть свой способ.

Я посмотрела на нее:

— И для тебя это религия?

Она улыбнулась:

— Значит, вот что он тебе сказал? Что в этом браке нас трое? — Она убрала челку с глаз. — Элеонор он ту же сказочку рассказывал. И поначалу так оно и было. Я была в отчаянии, мы с Чарли не могли даже смотреть друг другу в глаза, так что я обратилась к Господу. И на первых порах действительно чуть с ума не сошла на этой почве, превратилась в ревностную фанатичку евангелистской церкви. Но потом я успокоилась, обрела равновесие. И сейчас… сейчас все это отодвинулось на второй план. Я по-прежнему верю в Бога, это моя опора, но теперь вера стала лишь частью моей жизни, а не всей жизнью. И я действительно часто бываю в церкви. Но я прихожу сюда, чтобы обрести покой и мир, как и многие другие люди. — Она улыбнулась. — Жаль, что я не безумный маньяк, бьющий себя в грудь, каким меня представил Чарли. Для него это послужило бы удобным оправданием. Может, когда-то, четыре года назад, я и была такой. Не знаю. Тогда я действительно обезумела от горя.

Я медленно кивнула.

— Четыре года назад и я такой была.

Она кивнула.

— Я знаю. И всегда знала. Вот видишь, ты понимаешь мои чувства. Понимаешь, как я пыталась преодолеть несчастье и каково было Чарли. Иногда мы совершаем безумные поступки. Это горе толкает нас на безумства. Я не очень хорошо тебя знаю, Люси, но сдается мне, ты не из тех, кто стал бы спать с женатыми мужчинами.

— Теперь ты и для меня придумала оправдание, — пробормотала я. — Спускаешь меня с крючка.

Она пожала плечами.

— Возможно. Поживем — увидим. Если бы жизнь была справедливой, ты бы сейчас жила в Лондоне с Недом. У вас был бы большой дом у реки, просторный сад, два маленьких сына, а может, и еще один ребенок, маленькая девочка. Может, вы купили бы коттедж за городом, куда приезжали бы на выходные и устраивали вечеринки с друзьями. Может, вы ездили бы отдыхать в Корнуолл. Но потом случилось так, что все твое счастье разбилось вдребезги, как и мое. И теперь с нами может произойти все что угодно. Мы вынуждены сворачивать на незнакомую дорогу, и никто не знает, куда мы по неосторожности ступим, пробираясь на ощупь в темноте, когда наша душа столь уязвима и открыта любому влиянию.

— Но я-то думала, что мне уже лучше, — возразила я. — Я думала, что после всех этих четырех лет Чарли — моя награда. Думала, что он — мое спасение, компенсация за все это страшное время. Я не видела, что все еще иду по неправильному пути.

— Это потому, что ты хотела, чтобы тебе стало лучше. Ты решила, что так оно и будет. Я много раз так делала. Как часто мне казалось, что именно теперь я обрела чудесное спасение. Лишь сейчас я понимаю, что излечиться можно, только заглянув себе в душу. Что внешнее влияние и другие люди не в силах помочь.

Мы молча сидели рядом на низкой деревянной скамеечке в тесной сводчатой комнате с белеными стенами. Сквозь высокое окно просочился один-единственный луч света и упал на брошенные на столе стебли. Лужицы воды поблескивали на солнце. Я подумала, какая же Мимси замечательная. Какая она сильная и храбрая. Интересно, если бы я все узнала раньше, еще во время нашей первой встречи, тогда, в церкви с Лавинией, все сложилось бы по-другому? Если бы я знала правду, это отпугнуло бы меня? Надеюсь, что да. Но ведь тогда я думала, что его жена совсем другая. Я думала…

— О! — вдруг воскликнула я. — Как странно. Я не подумала, что ты его жена, потому что когда я описала Чарли женщину, которую видела около вашего дома — стройную красивую блондинку, — он сказал: «Точно, это моя жена». Я помню, что он обнял ее и проводил к синему джипу. Они еще обсуждали покупки.

— Это, наверное, Хелен, моя золовка. Она так нас поддерживала. Всегда приезжала, хотя живет в Лондоне. И с Эллен помогала, брала ее к себе играть с двоюродными сестрами. Чтобы та не чувствовала себя одинокой.

— Твоя золовка? Сестра Чарли?

— Да. И у нее синий джип. — Мимси улыбнулась. — Хотя у меня тоже такой, но я его первая купила.

— Да, конечно. Ведь я ее еще раз видела, когда она привезла Эллен в квартиру в Лондоне. Тогда мне показалось, что я ее узнала, но я так и не поняла, где же ее видела. И машину тоже.

Она кивнула.

— Значит, разобрались.

Мы снова замолчали. Каждая думала о своем. Я вспомнила тот день в его квартире и поежилась.

— Я ему позвоню, — пробормотала я, поднимаясь на ноги.

Она остановила меня, потянувшись и дотронувшись до моей руки.

— Прошу, не надо. Езжай, встреться с ним, как и планировала. И объясни ему все, только помягче. Или даже, — она запнулась, — или даже продолжай, как будто ничего не было. Я уставилась на нее.

— Что?

— Не хочу, чтобы он страдал, — торопливо проговорила она. — Не хочу, чтобы ему было еще больнее. Я ведь теперь знаю, что это ты… и ты мне нравишься… пусть лучше он изменяет с тобой, чем с кем-то еще.

— Ты что, серьезно?

— Я… — Она облизнула высохшие губы. — Послушай. Просто не надо сразу списывать его со счетов. Он хороший человек, добрый, любящий, забавный, поэтому он тебе и понравился. Поэтому и я в него влюбилась. Прошу тебя, помни, что, даже если ты хочешь угодить мне, ему тоже надо помочь. Он все еще страдает.

Меня поразило ее мужество. Ее доброта.

— Ох, Мимси, я… я не смогу, — выпалила я. — Я уже совсем по-другому теперь к нему отношусь, когда знаю… про тебя.

— Я понимаю, — кивнула она. — Но он не дурной человек, Люси, помни об этом. Когда-то, много лет назад, мы были очень счастливы вместе, и я знаю, что в один прекрасный день он вернется ко мне. И мне не хочется, чтобы его сердце было разбито. Так что будь с ним помягче, ладно?

Она пристально посмотрела на меня немигающим, ясным, честным взглядом.

Я выдержала ее взгляд. И кивнула.

— Конечно, я так и сделаю, — прошептала я. — Непременно.

«Я скажу ему кое-что еще, — подумала я, выходя из ризницы и шагая по длинному выложенному каменной плиткой проходу к двери. — Я скажу, как ему повезло, что у него есть такая женщина, как ты».