Сегодня, бродя по темным переулкам, пустырям, замусоренным улицам Детройта, Карниш чувствовал себя так уверенно и уютно, будто всю жизнь прожил здесь. Это была его ночь, и он наслаждался этим. Двигаясь вдоль захудалых круглосуточных баров и видеосалонов, ом рассылал вокруг себя волны тьмы и страха, которые расходились от него подобно кругам на поверхности затхлого стоячего пруда от брошенного туда камня. У входа в один переулок он наткнулся на наркоманов; они курили из стеклянных трубочек, которые прикрыли ладонями, когда Карниш проходил мимо. Он чувствовал их тягу к наркотику, похожую на прилив, почти такую же сильную и во многом напоминающую его собственный голод. Крошечные белые кристаллы, дым от которых они вдыхали, мало помогали утихомирить это влечение. Эффект от наркотика кончался с выдохом.

Карниш наслал на них еще большую одержимость наркотиком, одержимость, не знающую удовлетворения. Им никогда не утолить этот голод, никогда! За несколько дней они укурятся до смерти, стараясь его утолить. Он улыбнулся, услышав, как один из них застонал, словно вдруг понял, что с ними только что сделали. Проходя мимо проституток, он видел их горящие глаза, алчные рты. Одна даже осмелилась приблизиться к нему, не устрашенная аурой враждебности, исходящей от Карниша. Высокая, худая, не старше шестнадцати лет, с болезненным лицом, пылающими глазами. На ней было столько косметики, что она казалась вылепленной из воска. Ее кожа была похожа на белый плачущий сыр.

– Дай я тебе отсосу, – хрипло сказала она.

Карниш остановился и посмотрел на нее. В эту минуту он испытывал к ней и таким, как она, столь сильную ненависть, что на миг ему стало дурно. Он ненавидел ее за то, что ему приходится питаться такими отбросами. И все же эти подонки даже в таком положении оставались людьми, очень похожими на своих более преуспевающих соплеменников, людьми, полными надежд, мечтаний и неисполнимых желаний. За это он тоже их ненавидел. Ненавидел за их чувства. За их сущность. Ненавидел за их смертность, за их эмоции, за их способность любить. Ненавидел за то, что не был и никогда не смог бы стать одним из них. Ненавидел, потому что даже эти отбросы общества были в этом обществе не такими чужаками, как он, единственный в своем роде, единственный во всем мире. Он ненавидел их так, как ненавидит консервированную рыбу любой нормальный человек, вынужденный в течение двух сотен лет питаться сардинами. Но обычному человеку не дано было понять эту ненависть, помноженную на зависимость от тех, кого он ненавидел, и ставшую от этого вдвое сильнее. Едва взглянув на проститутку, он узнал про нее буквально все. Ее зовут Сэнди, почти год назад она сбежала из дома, познакомилась с сутенером по имени Рэнди, тот ее избивал, насиловал и пичкал таким количеством разных наркотиков, что она потеряла всякое представление о том, что ей нужно в данный момент. Она очень скучает по родителям, по ласковой руке отца, милому голосу сестры и без конца мечтает вернуться к ним, если только удастся накопить достаточно денег и пару недель воздержаться от наркотиков.

– Половина на половину, пятьдесят баксов, – сказала она, подходя ближе.

– Что?

– В хвост и в рот, пятьдесят долларов, пошли?

Карниш улыбнулся ей. Они тебя ненавидят, – внушил он ей. – Твой отец, твоя сестра, они все тебя ненавидят и не хотят тебя никогда больше видеть. Они платят Рэнди, чтобы он тебя не отпускал. Они хотят, чтобы ты умерла. Сделай им одолжение. Иди и покончи с собой. Немедленно.

На мгновение жажда денег исчезла из ее глаз, снова вспыхнула и пропала совсем, вытесненная волной обиды и внезапного озарения. Она остолбенела и уставилась на Карниша, растерянно моргая. Затем повернулась и, спотыкаясь, заковыляла прочь. Ее товарка изумленно смотрела ей вслед:

– Эй, Сэнди?

Умри, – послал ей вдогонку Карниш. – Умри!

Он повернулся, еще больше, увеличив интенсивность генерируемых им волн страха и опасности. – Берегитесь! Среди вас бродит хищник! – пока идущие впереди люди не начали, сами не понимая почему, переходить на другую сторону улицы, инстинктивно чувствуя, что так будет лучше. Карниш усмехнулся и отдался на волю своих инстинктов. Он шел сквозь коридоры каменных джунглей, через похожие на кладбища пустыри, все ближе подбираясь к сердцу этого погруженного во тьму города. Время шло, но его течение не заботило Карниша, его заботило лишь предчувствие того, что должно случиться сегодня, то, что настойчиво звало и притягивало его. И вот, войдя во тьму переулка за старым складским ангаром, в двух милях от отеля, он наконец нашел то, что так долго и с таким напряжением искал.

Саймон протянул руку и коснулся щеки Бекки. Она придвинулась к нему еще ближе, теперь их разделяло всего несколько сантиметров. Он чувствовал ее дыхание, ощущал тепло ее тела.

Ее квартира была всего в четырех кварталах от ночлежки. Саймон всегда считал, что обстановка его квартиры довольно скромная, но у Бекки обстановка была просто спартанская. Было похоже, будто она в городе проездом и просто остановилась в этой квартире на несколько дней. Все, буквально все здесь выглядело как-то временно, нестабильно. У одной стены громоздились не разобранные коробки с книгами, и в книжном шкафу рядом книги не стояли, а лежали одна на другой. Телевизор был неподключен и повернут экраном к стене. На стенах не было ни картин, ни украшений – только одна семейная фотография у двери.

Они вошли почти час назад и с тех пор сидели на диване и тихо разговаривали, продолжая беседу, начатую еще прошлой ночью, по телефону. Но сегодня их разговор сопровождался легкими ласками, касаниями щеки или шеи. Саймон был весь поглощен этим. С ним никогда не бывало такого, он никогда еще не чувствовал такой близости с другим человеком. Бекки придвинулась к нему еще теснее и поцеловала его в губы. Он ответил на поцелуй, и она чуть слышно застонала.

– А мы не слишком спешим? – спросил он.

– Нет, – сказала она и снова поцеловала Саймона, обвив рукой его шею.

Поцелуй получился долгим. Саймона охватили чувства, которые он, казалось, уже давным-давно позабыл. Наконец он оторвался от Бекки и сделал глубокий вдох. Потом кивнул на фотографию у двери:

– Ратман. Как я сразу не догадался! Ратман Паблишинг.

– Это имеет какое-то значение? – Она наклонилась за следующим поцелуем.

Саймон отстранился:

– Не для меня. Просто у меня есть приятель, которому будет интересно с тобой пообщаться.

– Мы с тобой во многом очень похожи, Саймон. Мои родители. живут своей жизнью, я живу своей. Но в отличие от тебя я знаю, что представляет собой моя жизнь.

– А почему ты тогда не разберешь книги?

Она нахмурилась и, повернувшись, посмотрела на коробки:

– Не знаю.

На этот раз она властно притянула его к себе и плотно прижалась губами к его губам. Когда они оторвались друг от друга, Саймон, чуть улыбнувшись, сказал:

– Может быть, ты чувствуешь, что твое место не здесь?

– Что?

– Книги. Они не разобраны.

Бекки снова нахмурилась и посмотрела на коробки:

– Да нет, просто я никогда не умела наводить порядок в квартире, расставлять все по полочкам. Это не входит в перечень моих талантов.

– Может, я тебе помогу?

– Может, и поможешь.

Она снова наклонилась к нему и провела губами по его щеке. Он слегка повернул голову и поцеловал ее губы. Она отклонилась, глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза:

– Саймон, мы будем заниматься…

– Нет.

Она надула губки:

– Я думала, ты хочешь.

Он усмехнулся:

– Это трудно объяснить. Я этого раньше никогда не говорил. Ты мне слишком нравишься.

– Я тебе слишком нравлюсь?

В ее глазах вспыхнул огонек понимания, но в следующее мгновение линия ее губ стала жестче:

– Аа-а, я поняла. Ты хочешь, чтобы мы были просто друзьями.

– Нет, не только.

Линия губ снова смягчилась:

– Ага.

– Я хочу, чтобы у нас было все, но хочу, чтобы все произошло в более подходящее время. Не сегодня. Я слишком устал. Последние два дня у меня были не самыми удачными.

– О, извини. – Она наклонилась, поцеловала его в губы, потом в щеку.

– Ну, в смысле, я не то чтобы измотан до полусмерти, или что-то вроде того…

– Ложись, я принесу тебе подушку и одеяло. Останешься у меня. Мне это просто даже в голову не пришло, Саймон. Я так привыкла работать по ночам, что сплю очень мало.

– Нет, подожди, – начал было говорить Саймон, но Бекки уже исчезла в спальне, а когда снова появилась, в руках у нее было большое коричневое одеяло и голубая подушка.

Она бросила подушку в изголовье дивана, уложила на нее Саймона и, не слушая его протестов, укрыла одеялом. Потом наклонилась и снова поцеловала его в губы.

– Такое со мной в первый раз, Саймон. Мы же только что познакомились, я имею в виду.

– Давай поговорим об этом.

Она снова поцеловала его и, закрыв глаза, немного отклонилась назад:

– Сейчас я собираюсь лечь спать. Завтра мы расскажем Джеку Холдену о том, что произошло сегодня.

Саймон кивнул:

– Да, конечно.

– А потом посмотрим, что произойдет еще… между нами. – И прежде чем он успел ответить, она наклонилась и поцеловала его в губы.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– Спокойной ночи, Саймон.

Оставшись один, Саймон уставился в потолок и вздохнул.

– Я не настолько устал, – сказал он в пустоту комнаты.

Он долго лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Некоторое время из спальни Бекки доносились разные звуки, потом наступила тишина. Саймон стал слушать звуки квартиры. Шум холодильника, лязг металлических труб где-то внутри здания. Примерно через час он поднялся с дивана и подошел к окну. Поднял жалюзи и посмотрел на улицу. Окна квартиры Бекки выходили на юго-запад и он мог видеть огни Хеннепин, темноту переулков и темные, похожие на лужи нефти, пятна автомобильных стоянок. Саймон прижался лбом к стеклу.

– Прости меня, Фил, – прошептал он. – Я не должен был убегать.

– Нет, должен.

От неожиданности он вздрогнул. За его спиной стояла Бекки. Она была обнаженной, и в призрачном свете уличных фонарей ее тело казалось выточенным из голубого мрамора.

– Я бросил его, одного.

– А если бы ты этого не сделал, то сейчас мы искали бы и тебя, или, того хуже, никто никогда бы не узнал, куда ты делся. И я никогда бы не встретила тебя.

Саймон вздохнул, а Бекки подошла ближе и обняла его. Он почувствовал тепло ее кожи, ее жаркое дыхание обжигало ему горло. Подняв руки, он накрыл ладонями ее грудь:

– Мне уже не кажется, что я очень устал.

– Вот и хорошо, – сказала Бекки и повела его в спальню.

Он ошибся.

Ошибся с самого начала.

Он позволил своим мечтам, своим желаниям заглушить трезвый голос инстинктов.

Он стоял в переулке, погруженный во тьму, и изучал существо, поискам которого посвятил так много времени и усилий.

Детройтский вампир оказался человеком.

Обычным человеком.

И даже не взрослым.

Просто мальчишка. Лет восемнадцати-девятнадцати. Белый, но одет во все черное, волосы светлые, ухоженные, до плеч. Узкое лицо. Вероятно, считается симпатичным.

Мальчишка стоял на коленях над бледным силуэтом, лежавшем на земле. Девушка, не старше семнадцати, очень похожая на ту проститутку, что подходила сегодня к Карнишу. Девушка была связана по рукам и ногам, рот залеплен скотчем. «Вампир» мягко ей улыбался и что-то ворковал, как будто хотел успокоить.

Карниш закрыл глаза, борясь с приступом ярости. Впрочем, в основном он злился на себя самого. Он сам позволил себе верить, надеяться. Он сам привел себя к поражению. И сам виноват в том, что сейчас чувствует.

Юноша, словно почувствовав его присутствие, его гнев, повернул голову и посмотрел прямо на Карниша. Карниш пожелал остаться незамеченным, и «вампир» его не заметил. Он, как щитом, отгородился от его взгляда своей сущностью – той тьмой, что наполняла его. Он не двигался и продолжал наблюдать.

Парень отлично знал свое дело. Процедура была одновременно ужасной и убийственно эффективной. Даже на Карниша это произвело впечатление, С чувством, близким к восхищению, он наблюдал за сноровкой парня, за его жестокостью и слепой деловитостью. По крайней мере он не ошибся в одном: этот смертный вампир-любитель хорошо умел заставить свои жертвы испытывать неописуемый, смертельный ужас. Карниш наблюдал за ним с большим интересом.

Сначала парень успокоил девушку. Мягко и нежно касаясь то ее лица, то шеи, он ласково убеждал ее успокоиться. Наконец она перестала плакать и устремила на него свои широко раскрытые, полные ужаса, надежды и мольбы глаза.

– Вот так-то лучше, – сказал парень. – Мы не сможем продолжать, пока ты нервничаешь.

Девушка снова заплакала. Ее звали Дженни. Как и предполагал Карниш, она была проституткой. Парень еще днем договорился с ней и даже заплатил ей вперед. У нее и в мыслях не было бояться, когда она шла на эту встречу. Откуда-то из темноты парень вытащил черный кожаный чемодан. Из чемодана он достал фонарь, включил его и установил его за головой девушки, чтобы она могла видеть все. Карниш плотнее закутался в свою тень. А парень тем временем извлек из чемодана что-то похожее на подпорку для шеи – собственно, это она и была. Он приподнял девушке голову, поставил подпорку, опустил на нее голову и застегнул спереди ремень. Девушка опять начала всхлипывать, но теперь ее уже никто не старался успокоить. Как и Карниш, он наслаждался ужасом своей жертвы. К подставке он прикрепил еще одно устройство, своего рода помпу. Свет от фонаря был достаточно ярким, и Карниш понял, как работает эта система. Резиновый рукав помпы был плотно прижат к шее девушки. Внутри него имелись два стальных клыка, а с другой стороны помпы, на выходе, был пристегнут мешок для сбора откачанной крови.

Гениально.

Но, оказывается, это была только половина спектакля. Парень полностью открыл чемодан и показал девушке разнообразные хирургические инструменты, принесенные им с собой. Ее глаза уже не могли стать шире, и она стала давиться кляпом, засунутым ей в рот. Парень достал хирургическую пилу и поднес ее к cветy, чтобы девушке было лучше видно. Другая его рука поползла к помпе.

«Должно быть, у девчонки сейчас очень высокое давление», – подумал Карниш.

Парень, очевидно, тоже на это рассчитывал. Он наклонился над девушкой, улыбаясь, и нажал на помпу. Стальные клыки коснулись кожи, и даже в полутьме Карниш увидел тугую красную струю, хлынувшую в мешок. Парень оседлал свою жертву, одной рукой удерживая подставку, а другой качая помпу. Он все делал тщательно и аккуратно. Через пять минут мешок был полон. Он перестал качать, отстегнул мешок и отложил его в сторону. Из чемодана он достал второй мешок и, прикрепив его к насосу, снова начал качать. Теперь процесс шел гораздо медленнее, но вскоре и второй мешок был наполнен. Девушка не шевелилась. Она была мертва. Она умерла еще на середине второго мешка, и только вес парня, сидящего на ее груди, заставлял кровь вытекать из тела.

Парень отстегнул второй мешок, затем снял помпу и все убрал в чемодан. Затем он освободил ей руки и ноги, аккуратно удалил скотч со рта и вытащил кляп. Работая, он насвистывал Мастер своего дела. Покончив с уборкой, он прилег рядом с трупом, слегка повернул голову девушки и накрыл ртом хирургически ровные отверстия у нее на шее. Он сильно сжал зубы, стараясь прокусить кожу, затем, осветив рану фонариком, удовлетворенно кивнул сам себе. Поднявшись, он взял чемодан и без особой спешки зашагал в сторону Карниша. Карниш подождал, пока парень поравняется с ним, и негромко кашлянул. Тот замер с поднятой ногой, затем резко повернулся к Карнишу. Карниш усмехнулся и вышел из темноты. Его собственная тьма взвилась над ним, заслонив желтоватое свечение неба между складскими зданиями. Парень отступил назад.

– Что за черт?

В следующее мгновение глаза парня стали такими же широкими, какие были у его жертвы несколько минут назад. Он хотел было убежать, но Карниш преградил ему путь темнотой и наслал на него такой страх, что его ноги отказались ему повиноваться.

– Ты даже представить себе не можешь, сколько хлопот ты мне доставил, – сказал Карниш.

У парня отвисла челюсть. Он посмотрел на свою жертву, потом на Карниша, попятился и уперся спиной в стену.

– Кто… кто ты такой?

– Я тот, кого ты пытался изображать.

Руки парня разжались, и он уронил чемодан. Какой-то из инструментов пропорол мешок с кровью, и она потекла из чемодана на землю.

– Я с интересом наблюдал за твоей работой. Ты произвел на меня впечатление. Нет, нет, не двигайся, в этом нет необходимости.

Парень поднял руку, словно пытаясь остановить Карниша. А тот окружил себя и его плотной завесой своей внутренней тьмы.

– Наконец мы вдвоем, – прошептал он.

Парень молчал, онемев. Он был достаточно умен, чтобы оценить ситуацию, и по опыту знал, что ни мольбы, ни ползанье на коленях не изменят ее ни на йоту. На самом деле он уже сдался.

– Что тебе нужно?

– Мне ничего не нужно. Я прилетел сюда, чтобы встретиться с тобой. Ну, как поживаешь?

Парень судорожно сглотнул. Карниш улыбнулся.

– Полагаю, что после всех твоих фокусов тебе должно быть интересно, как этот процесс происходит на самом деле, не так ли?

Парень промолчал.

– Ты удивишься, но у нас с тобой есть кое-что общее, а именно одно конкретное свойство. Видишь ли, я, как и ты, не могу вернуть свои жертвы к жизни. У меня нет такой власти.

Парень заморгал.

– Знаю, знаю, в это трудно поверить. Все легенды и сказки утверждают обратное, но в этом нет и крупицы правды, то есть правда там есть, но не в том, что касается этого.

Ноги горе-вампира дрожали. Он был в таком же ужасе, как и его недавняя жертва. Чтобы не упасть, он прислонился спиной к стене.

– Ну, достаточно болтовни, – сказал Карниш. – Позволь показать тебе, как это делается по-настоящему.

Его пальто и рубашка широко распахнулись, и в теле открылась длинная вертикальная щель. Парень выпучил глаза от ужаса. Карниш мысленно приказал ему подойти, и когда он подошел, обхватил его своим туловищем.

– По правде говоря, тебе не удастся пройти через весь процесс, мне надо оставить кое-что для полиции.

Парень заскулил и впервые сделал попытку вырваться, но Карниш только сильнее обхватил его и сжал, начиная поглощение.

– А теперь скажи мне, чего ты боишься больше всего на свете?

Карниш вернулся в отель без пятнадцати четыре. По пути он остановился у телефонной будки и позвонил в полицию.

Впервые с тех пор, как он приехал в Детройт, Карниш обратил внимание на названия улиц и сообщил женщине, принявшей его звонок, где полиция может найти детройтского вампира и его последнюю жертву. Входя в отель, он услышал полицейские сирены. Поднявшись к себе, он быстро собрался и в четыре двадцать позвонил вниз, Вилле Джеймс.

– Вы готовы. Вилла?

– Да, мистер Карниш.

– Я сейчас спущусь.

Он позвонил портье, чтобы прислали коридорного отнести вещи. Выходя из отеля, он протянул дежурному конверт с пятью сотнями долларов. Чаевые для всех, кто его обслуживал. Дежурный – молодой узколицый человек, с глубоко посаженными голубыми глазами, сказал, что обо всем позаботится. Карниш, предчувствуя возможность обмана, поместил в его голову мысль о том, что воровать нехорошо и грозит серьезными неприятностями. Вилла уже ждала его. Широко ему улыбаясь, она помогла погрузить в машину вещи. По дороге в аэропорт она не проронила ни слова, чем Карниш остался весьма доволен. Самолет был готов к взлету. У капитана Линдси вид был усталый; впрочем, встречая Карниша, он радостно улыбался.

– Путешествие прошло удачно, мистер Карниш? – спросил он.

– Да, все в порядке, – ответил тот.

Прежде чем сесть в самолет, он вручил Вилле Джеймс конверт с пятью тысячами долларов.

– Спасибо за службу.

Уже из самолета он смотрел, как она открывает конверт и глаза ее лезут на лоб. Он дотянулся до нее своим сознанием и поместил ей в голову предложение, которое будет долго мучить ее. Она ничего не скажет мужу, а все деньги истратит на свои удовольствия, а потом никогда себе этого не простит.

Сувенир на память. Теперь она надолго запомнит его визит.

Без лишних напоминаний капитан Линдси выключил в салоне свет, а заговорил всего раз – только чтобы предупредить Карниша о взлете. Карниша вжало в кресло, самолет разогнался и оторвался от земли. Он смотрел, как под ним расстилается море огней, похожее на растекающуюся кровь, и вспомнил того жалкого монстра, которого нашел на улицах Детройта. У него было подавленное настроение, и ему хотелось на ком-нибудь отыграться. Он подумал о миссис Герберт, о ее жалкой попытке сблизиться с ним, втереться в доверие. Вернувшись в Миннеаполис, он прикажет мисс Коломбо немедленно уволить миссис Герберт. Да, так он и сделает. Все остальное время полета он метал громы и молнии по поводу собственной наивности. Когда самолет начал снижаться к Миннеаполису, Карниш взглянул в иллюминатор на лежащий внизу город «Наконец-то снова дома», – подумал он и вдруг почувствовал: что-то здесь изменилось. Едва заметно, но тем не менее изменилось. О нем знали.

Кто-то там внизу, какое-то человеческое существо проведало о его существовании и теперь предпринимало меры против него. Чья-то злая воля витала в воздухе, ощущалась в вибрациях города. Карниш сначала испугался, а потом разъярился. Он глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. «Саймон, – подумал он. – Чем же ты занимался здесь, пока меня не было, Простак Саймон?»