Саймон не успел пробежать и половины пути до двери, как зал, до сих пор мирно спавший, словно взорвался. Началась паника. Пронзительно визжали женщины и дети, страшно кричали мужчины. Крысы были повсюду, скользили по полу, прыгали по кроватям. Прямо перед Саймоном с койки соскочил здоровый парень. Его грязное пальто распахнулось, и Саймон увидел, что под ним, на голом животе, сидят четыре крысы. Парень, глядя на Саймона так, будто это он был во всем виноват, заорал:

– Помоги!

Огромной рукой он попытался отодрать одну из крыс, но она глубоко впилась ему в брюхо, и вместе с ней парень оторвал от себя кусок своего тела. Он зарычал от боли, кровь ручьем потекла по его животу прямо в брюки. От ярости не чувствуя боли, он двумя руками схватил крысу и свернул ей шею с такой силой, что оторвал ей голову. Брызнул алый фонтан. Запах крови, человеческой и крысиной, привел остальных крыс в неистовство и они с остервенением накинулись на него. Саймон в ужасе смотрел, как их зубы впиваются парню в грудь, вспарывая мясо и кожу с такой легкостью, словно это бумага. Кровь текла у парня между пальцами, заливала лицо. Он рухнул и в агонии покатился по полу, давя крыс своим весом. Потом начал трястись, как будто лежал на оголенном электрическом проводе, и тут коричневая волна захлестнула его. Саймон уже ничем не мог ему помочь.

И то же самое творилось повсюду. Саймон не знал, куда и смотреть. Но откуда взялись эти крысы? Их было тысячи, они выливались из-под кроватей волна за волной, как будто давно уже прятались там, выжидая, когда все уснут. И это были не обычные крысы, таких крыс Саймон раньше не видел. Все были по меньшей мере около фута в длину, а когда бежали, то приподнимались над полом дюйма на четыре. За ними, толстые и гладкие, как змеи, волочились их хвосты. Но больше всего поразили Саймона их глаза. Он готов был поклясться, что, завидев его, крысы забывали об остальных и таращили на него свои черные бусинки глаз, словно старались запомнить, крутили мордами и клацали, роняя капли крови, своими желтыми зубами. Люди отбивались от крыс, но почему-то никто не старался пробраться к выходу. Видимо, нападение было слишком неожиданным.

Саймон услышал крик у себя за спиной и, обернувшись, увидел давешнего пацана. Его мать держала сына высоко над полом, подняв почти над головой. Крысы копошились у ее ног, взбирались по джинсам, с легкостью прокусывая их. Кровь ручьем стекала по ногам женщины. Мальчик, в свою очередь, отбивался от крысы, которая крепко вцепилась ему в волосы и подбиралась к глазам. Саймон с ужасом увидел, как крыса вонзила зубы в нежную щеку. Мальчик вскрикнул от боли, но потом, изловчившись, хорошенько влепил крысе кулаком и та, разбрызгивая кровь, отлетела в сторону.

– Беги! – крикнул его матери Саймон.

Она рванулась к запасному выходу, но едва открыла дверь, как в зал повалила новая толпа крыс. Впрочем, женщина не остановилась. Продолжая держать мальчика на руках, она с криком скрылась в дверном проеме. Дверь за ней начала закрываться, но не закрылась, потому что одна крыса пожертвовала собой, заклинив ее своей тушкой, и остальные беспрепятственно полились через щель.

Саймон потрясенно смотрел на эту бойню, с трудом сдерживая тошноту. Тот человек, который вместо подписи поставил в регистрационном листе крестик, так и лежал на кровати, обхватив руками рюкзак. Все его тело сплошь было покрыто шевелящимся коричневым ковром. Рот его был открыт, губы шевелились, но звука не было. Саймон понимал, что ничем ему не поможет, но пройти мимо не смог. Он схватил одну крысу и быстро отшвырнул прочь, пока она не успела укусить его за пальцы. Лучше бы он этого не делал. Там, где была крыса, он увидел оголенную кость. Он уставился на нее, от ужаса не в силах пошевелиться, а тем временем туда прыгнула другая крыса, чтобы принять участие в пиршестве. Мужчина лежал, ворочая помутившимися от боли глазами, и из его открытого рта по-прежнему не исходило ни звука.

Ошалело озираясь, Саймон побрел дальше. Он уже начал терять надежду, что выживет в этом хаосе. Мужчина с лицом, покрытым кровоточащими укусами, опрокинул кровать и, оттащив ее в сторону, окликнул его:

– Сюда!

Разбрасывая крыс пинками, Саймон поспешил на зов, но тут заметил крупную крысу, размером с футбольный мяч, которая сидела на краю кровати и, казалось, специально поджидала его. Едва он приблизился, она с шипением прыгнула. Мелькнули длинные желтые зубы, черные бусинки глаз и острые когти. Из пасти у крысы торчали лохмотья человеческой кожи. Не раздумывая, Саймон треснул ее фонарем. Крыса упала на пол, и Саймон ударом ноги расколол ей башку. По полу растеклась лужа крови и крысиных мозгов. Саймона опять едва не стошнило. Подойдя к тому человеку, который его позвал, он увидел, что верхняя губа у того была оторвана и висит с правой стороны на тоненьком лоскуте кожи.

– Гляди. – Человек с оторванной губой указал на то место, где стояла кровать.

Саймон посмотрел туда, и ему показалось, что стена шевелится. Но тут же он понял, что это совсем не стена. Там зияла дыра, как будто туда угодил артиллерийский снаряд, и из дыры, как из канализационного стока, лился коричневый поток. Крысы. Сотня за сотней лились они в зал, как река вливается в море. Их постоянный, почти оглушающий писк напоминал крик стаи чаек. Кто-то крикнул:

– Огонь!

Саймон в ужасе огляделся, подумав, что начался еще и пожар, но человек с оторванной губой протянул ему одноразовую зажигалку:

– Огонь? Огонь остановит их? Да?

Саймону показалось, что у него польский или какой-то еще восточноевропейский акцент.

– Да, – сказал он. – Может быть.

Под потолком торчали форсунки автоматической системы пожаротушения, и Саймон с сомнением глянул на них. Впрочем, попытка не пытка. Хуже все равно не будет.

Но пока он раздумывал, двое парней скатали в ком несколько одеял и простыней и положили его под дыру. Потом один из этих парней, высокий негр с ослепительной улыбкой, протянул Саймону банку с бензином для зажигалок. Саймон знал, что этот бензин в большом почете у токсикоманов. Зато теперь пригодится для важного дела. Он взял банку, поднял пластмассовый носик и стал поливать ком из простыней и одеял. Крысы остановились, принюхались. Они смотрели на Саймона так, словно понимали, что происходит. Человек с оторванной губой хрипло рассмеялся:

– Матерь Божья, это что, парень, твои приятели?

– Нет, черт их возьми!

Саймон наклонился и чиркнул зажигалкой. Бензин высокой очистки моментально вспыхнул с легким, похожим на кашель хлопком. Саймон отступил назад, заслонившись руками от огня. Через несколько секунд языки пламени уже лизали края дыры. Передние крысы пытались остановиться, но вес напиравших сзади был слишком велик, и они посыпались прямо в огонь. Писк сменился пронзительным визгом. Саймон поднял банку с бензином и направил струю прямо в дыру. Крысы попятились, пытаясь пробраться назад, в глубину. Пролетая над языками пламени, бензин загорался, и на крыс уже попадала струя огня. Потрясенный, Саймон завороженно смотрел, как крысы, визжа, катаются по полу, словно огненные шары. От них поднимался черный жирный дым. Саймон повернулся к человеку с оторванной губой:

– Надо выбираться отсюда к чертовой матери.

Он посмотрел в сторону выхода. Похоже, огонь произвел нужный эффект. Теперь крысы в панике искали укрытия. Это было невероятно Их поведение казалось Саймону все более и более разумным. И он мог поклясться, что, когда проходил мимо них, они провожали его алчными взглядами.

Некоторые из постояльцев ночлежки успели удрать либо через задние выходы, либо через парадную дверь. Другие еще вели отчаянную борьбу с грызунами. А для многих борьба была уже закончена. Повсюду лежали неподвижные человеческие тела. Саймон был в таком ужасе, что замер, не в силах поверить своим глазам. Поистине, это была сцена из ада. Оранжевые мерцающие отсветы пламени и крысы, как тени, снующие по трупам людей и своих сородичей. Отовсюду неслись душераздирающие вопли. Человек с оторванной губой слегка пихнул Саймона в бок:

– Пойдем же!

Саймон кивнул. Они уже почти добрались до двери, когда включились форсунки. С потолка полилась ледяная вода. Саймон поднял руку, прикрывая глаза, и с ужасом увидел, что она вся в крови от многочисленных укусов и царапин.

«Никто, – подумал он, – никто не вышел из этой переделки невредимым».

Внезапно он вспомнил о Бекки. Из приемной донесся крик, и он осознал, что слышит его уже довольно давно. Он узнал голос Бекки. Человек с оторванной губой взял Саймона за руку, но Саймон его оттолкнул.

– Опять беда, друг, – мягко сказал тот.

Саймон обернулся. Огонь почти погас, и в зал начали вливаться новые полчища крыс. Но теперь они выглядели более целеустремленными. Они шли медленно, с осторожностью, как будто знали, что надо делать. Они двигались по полу, словно коричневый ковер из опавших листьев, подхваченный легким ветерком. И смотрели прямо на Саймона своими черными круглыми глазками, очень похожими на те глаза, которые он совсем недавно видел в переулке на Вашингтон-авеню. Не в силах двинуться с места, Саймон стоял и смотрел на них. Но тут снова раздался крик Бекки; на сей раз она звала его по имени:

– Саймон!

Он рванулся к двери.

Конни свернула за угол. Она не оборачивалась, но, судя по цоканью когтей, собака продолжала преследование.

Это невозможно! Какое-то сумасшествие!

Ее дом всего в двух шагах, но эта проклятая собака не дает ей туда попасть!

В туфлях на высоком каблуке было очень неудобно бежать. Кроме того, Конни устала и была напугана. От этого она бежала еще медленнее. С самого утра это был неудачный день. Впрочем, улица впереди пустая, а это не так уж и плохо, да и собака еще не схватила ее, а это еще лучше.

Конни обернулась. Собака отстала. Она по-прежнему бежала за ней, но была теперь метрах в пятнадцати от нее, не меньше. Она неторопливо трусила по мостовой, будто впереди у нее была вся ночь, чтобы поймать Конни.

Конни остановилась и повернулась лицом к собаке. Когда расстояние между ними сократилось до пяти метров, собака тоже остановилась и злобно зарычала. Конни с удивлением увидела на ней ошейник из красного нейлона и жетон с адресом владельца. Она попробовала напустить на себя внушительный вид. Где-то она слышала, что это действует на животных. Конни расставила ноги, вытянула в стороны руки и расправила плечи. Собака посмотрела на нее как на сумасшедшую и опять зарычала. Потом сделала шаг и клацнула зубами. Из пасти у нее свисала слюна.

– Ты, проклятая псина! Какого черта тебе от меня надо?

Собака вновь долгим взглядом посмотрела на Конни. Казалось, она все понимает. Казалось, она знает, что Конни до смерти напугана, но ей, собаке, было на это явно плевать.

На одной стороне улицы стояли жилые дома. Парочка пансионов, парочка многоквартирных домов, парочка семейных коттеджей. Большая редкость так близко от центра. С другой стороны был огороженный пустырь. Туда соваться бессмысленно. Конни сделала шаг назад, потом еще один. Собака неожиданно бросилась вперед. Конни отшатнулась и едва не упала.

Собака явно хотела, чтобы она бежала дальше. Но зачем? Из ночной темноты доносились лай, вой и крики. Какая-то дурь. Теперь Конни боялась повернуться к собаке спиной. У нее было хорошее воображение, и она ясно представила себе, как хрустнет ее горло, когда на нем сомкнутся собачьи клыки. Она вспомнила про распятие у себя на шее. Господи, как глупо было выйти из дома в ночь, где бродят такие звери, как Вилли и этот сумасшедший пес, и прихватить с собой для защиты только распятие. Для защиты от вампиров! Господи!

– Эй! – окликнул ее мужской голос, и Конни чуть было не разрыдалась от облегчения. Через улицу к ней бежал человек. Мужчина, примерно лет тридцати, довольно прилично одетый. Джинсы и плащ. Короткие каштановые волосы. Круглое пухлое лицо. Он улыбнулся ей:

– Что ты делаешь здесь одна, ночью? – спросил он.

– Пытаюсь добраться до дому.

– А где ты живешь?

Что-то в его интонации насторожило ее, и Конни взглянула на него повнимательнее. Он стоял, сунув руки в карманы. Вблизи он уже не казался таким опрятным. Он был небрит, а его карие глаза блестели нездоровым блеском.

– Это твоя собака? – спросила Конни.

– Какая собака?

Она показала рукой назад, вдоль улицы:

– Вон та.

Он посмотрел в ту сторону и, увидев пса, растерянно заморгал и вынул руки из карманов. Собака приблизилась еще на пару шагов и зарычала.

– Вот дерьмо, – сказал мужчина и отошел от Конни, не спуская с собаки глаз.

– Подожди! – сказала Конни и пошла за ним. Он выставил перед собой руки, будто хотел остановить ее. Собака подошла еще ближе. Она рычала глухо и злобно.

– Послушайте, я просто хотел сказать «Привет», поболтать. И все. Пожалуйста, уберите собаку.

Конни тупо уставилась на него и помотала головой:

– Это не моя собака, придурок.

Мужчина повернулся и, не разбирая дороги, побежал прочь, разбрызгивая лужи. Конни повернулась к собаке. Та приближалась. Между клыками у нее длинными серебряными струйками стекала слюна.

– Почему ты не побежала за ним, а?

Собака прыгнула. Конни вскрикнула и выставила руку. Челюсти сомкнулись, и Конни почувствовала в руке жгучую боль.

– Дерьмо! – прошептала она.

Собака отошла, продолжая рычать. Что-то странное было с ее мордой. Слюна, стекавшая из ее пасти, стала черной. Конни вдруг почувствовала головокружение.

– Дерьмо, – повторила она и посмотрела на свою руку. На кисти зияли три раны. Кровь сочилась из них и, стекая с ногтей, капала на тротуар.

Конни чуть не заплакала.

– О нет!

Собака зарычала и изготовилась ко второму прыжку. Конни развернулась и побежала. И снова ей удалось установить некоторую дистанцию между собой и собакой. До ее дома оставалось всего полквартала. Еще каких-то полквартала, и она в безопасности.

Но, когда из переулка впереди выбежали еще две собаки, Конни пришлось перебежать на другую сторону улицы. Они гнали ее все дальше и дальше от дома, и делали это явно намеренно. Она понимала, что скоро они настигнут ее. Ей от них не уйти. Она слышала за спиной цоканье собачьих когтей.

На бегу Конни открыла сумочку и вытащила свой ножик. Собаки гнали ее в темноту парка. Она оглянулась. Ее преследовали три собаки. Немецкая овчарка трусила впереди.

Конни вбежала в парк. Собаки, – за ней Она побежала по дорожке, идущей через детскую площадку, в надежде, что она снова приведет ее на улицу, но эта надежна не оправдалась. Наоборот, дорожка завела ее в какую-то рощицу. Здесь, вероятно, устраивались пикники. Тяжело дыша, Конни остановилась и, повернувшись к собакам, выставила перед собой свой перочинный ножик. Все три собаки уселись в конце дорожки, метрах в пятнадцати от нее, и зарычали. Конни моментально уловила, что с их рычанием что-то не то. Оно было слишком громким и доносилось, казалось, со всех сторон Конни медленно повернулась, вглядываясь в темноту.

Между деревьями горели собачьи глаза. Сколько же их тут? Двадцать? Пятьдесят? Ей было уже все равно. Она видела только эти глаза. Каждая пара принадлежала собаке. И каждая собака рычала.

Конни снова повернулась к тем трем, которые преследовали ее. Казалось, они ухмыляются. Здорово мы тебя накололи?

Только теперь Конни поняла, что они не пытались просто ее загнать. Они оказались куда смышленее Они, как овцу, увели ее с улицы в пустынный парк, туда, где можно без помех с ней расправиться.

Этого не может быть. Просто не может, и все. Конни подняла руку и коснулась распятия.

Немецкая овчарка встала и направилась к ней. Никакой нерешительности, деловитость и звериная жестокость.

Конни задрожала всем телом и уронила нож. Заныла укушенная рука.

Игра была окончена.

Положив трубку, Ли даже не стал пытаться набрать номер заново. Он прекрасно знал, что это обрыв линии. Мартин, стоявший у двери и наблюдавший за передним двором, вопросительно поглядел на Ли.

– Джек говорит, что по всему городу животные сходят с ума.

– Значит, это не имеет отношения непосредственно к нам.

– Ты видишь возле других домов наших маленьких пернатых друзей?

– Нет.

– Значит, это имеет отношение непосредственно к нам.

– Он заедет за нами?

– Нет. Я попросил его присмотреть за Конни, а мы уж как-нибудь сами.

Мартин снова повернулся к окну. Из кухни донесся звон еще одного разбитого стекла. На этот раз к звону примешалось еще и хлопанье крыльев. Ли повернулся и увидел, что на него летит черная, размером с кошку, ворона. Он пригнулся. Ворона с оглушительным карканьем пронеслась мимо, задев его по волосам, развернулась и устремилась на Мартина.

Мартин выставил перед собой руки, защищаясь, но опоздал. Ворона врезалась ему прямо в лицо. Мартин вскрикнул каким-то детским голосом. Ворона яростно хлопала крыльями; их размах был не меньше четырех футов, и Ли на мгновение показалось, что он оказался в одной клетке с тираннозавром из спилбергского «Парка Юрского периода». Мартин бешено колотил руками по воздуху. Наконец ему удалось схватить ворону, и они закружились в каком-то чудовищном танце. Даже после того, как Мартин свернул ей шею, ворона продолжала хлопать своими огромными крыльями. Он ударил ее о дверь, и только тогда птица затихла.

– Жив? – спросил Мартина Ли.

Мартин покосился на тушку вороны и мрачно кивнул. Из раны у него на лбу текла кровь. Он попытался стереть ее, но лишь размазал по всему лицу.

– Не пойму, чего они так на меня взъелись, – сказал он. – Я даже курицу не ем.

Ли рассмеялся. Он подошел к двери и заглянул на кухню. Окно над мойкой было разбито. В дыре, которую удалось благополучно миновать первой вороне, билась в агонии вторая, пронзенная острыми как бритва осколками. Кровь крупными каплями стекала на подоконник и с него капала на стойку за мойкой. А за окном воздух был черным от крыльев.

Ли плотно закрыл дверь на кухню, а Мартин задернул шторы в гостиной. Птицы таранили окна, и хотя стекло пока выдерживало эти удары, Ли понимал, что его прочности надолго не хватит. Дом сотрясался сверху донизу. Птицы, тысячи птиц, бились в крышу и стены.

– Есть какие-нибудь предложения? – спросил Ли.

Мартин пожал плечами:

– Можно попробовать добежать до твоей машины.

Ли усмехнулся:

– Ты когда-нибудь видел хичкоковских «Птиц»?

Мартин отрицательно покачал головой.

– В общем, забудь об этом, – сказал Ли.

– Но это же только птицы.

– Ага. И все здоровенные, как эта ворона. Это в доме она не могла двигаться быстро. А на улице это будет как пуля из «магнума-44». Так башку и снесет. Даже и не думай об этом.

– У тебя есть другие предложения?

– Долго этот дом не продержится, факт. Во всех верхних комнатах есть окна. И если мы останемся здесь, нам не поздоровится.

– Да, отличное предложение. Как насчет подвала?

– Там тоже есть окна, и, по-моему, некоторые уже разбиты.

– Значит, твое предложение – пойти птичкам на корм?

– Это старый дом, когда-то его отапливали углем. В дальнем конце подвала есть угольный погреб. Дверь деревянная, зато очень толстая. Ни одна птица ее не пробьет, если, конечно, у нее не цепная пила вместо клюва. Там, правда, тоже есть небольшое окошко, но, я думаю, мы сможем его забить.

Мартин кивнул.

– Что-то же надо делать.

У входа в подвал Ли остановился и, приложив ухо к двери, прислушался. С той стороны отчетливо доносилось хлопанье крыльев и птичьи крики.

– Они там. Береги лицо и глаза, – сказал он и открыл дверь.

Черный дрозд и три воробья пролетели мимо них и с жалобным криком врезались в стену. Мартин и Ли стали спускаться по лестнице, прикрывая лица руками. Ли шел впереди. В подвале на них налетел ураган из крыльев. Ли казалось, что он попал в пургу, только хлопья снега были размером с бейсбольный мяч. Острые клювы моментально вспороли ему кожу на руках, на лицо ему брызнула теплая кровь. К счастью, здесь птицы были не очень большие.

Ли ввалился в угольный погреб, и когда Мартин вбежал следом, быстро захлопнул дверь. Парочка птиц успела проскользнуть за ними, но с ними Ли быстро расправился. Одну он сшиб кулаком, другую поймал и с такой силой крутанул ей шею, что оторвал голову.

– Черт, – сквозь зубы пробормотал Мартин.

Ли включил свет, и у Мартина глаза стали круглые, словно блюдца:

– Ну и видок у тебя.

– На себя посмотри, – буркнул Ли.

Маленькое окошко, о котором говорил Ли, находилось прямо напротив двери. Раньше через него засыпали уголь. Ли нашел подходящий кусок фанеры с торчащими из него гвоздями и кирпичом прибил его на окно.

– Надеюсь, этого хватит, – сказал он.

Мартин сел на пол. Ли примостился на верстаке. Птицы таранили дверь, но пробить четырехдюймовые доски им было не под силу.

– Отсидимся, – сказал Ли, вытирая скользкое от крови лицо. Внезапно лампочка под потолком замигала, потускнела, снова вспыхнула ярко и погасла совсем. Они остались в кромешной темноте.

– А это еще что? – через некоторое время спросил Мартин.

– Ты о чем? – спросил в ответ Ли.

– Ну вот же, что это за запах?

Ли принюхался.

– Вот дерьмо!

– Так что это такое? – снова спросил Мартин.

– Природный газ, малыш. Эти маленькие ублюдки умудрились пробить трубу.