Лагерь в горах

Эллис Э. С.

 

1. ТРУДНЫЙ ВОПРОС

В одно ясное осеннее утро, в конце прошлого столетия, на одном из холмов Озаркских гор стояли три молодых человека и смотрели на долину, к которой они добирались уже несколько дней.

Первый из спутников, Фред Линден, — рослый юноша, имел от роду лет 16. Другой — ирландец, Теренций Кларк, был годом моложе своего товарища (оба они были уроженцами пограничной деревни Гревилль). Наконец, третий был молодой индеец племени шавано, по имени Оленья Нога.

Приблизительно на расстоянии одной восьмой части мили от них, в неглубокой долине, виднелось массивное четырехугольное строение — зимнее жилище троих трапперов, один из которых был отцом Фреда Линдена. Из отверстия в плоской крыше, заменявшего трубу, поднималась тонкая струйка дыма, постепенно таявшая в чистом воздухе.

Троих юношей занимал теперь вопрос о том, кто развел огонь в домике — индейцы или белые. В первом случае это была бы засада, во втором — это ничего бы не значило, и молодые люди могли смело направиться к строению, где нашли бы пристанище и радушный прием.

Наши молодые друзья знали, что по соседству находится стойбище индейцев виннебаго, которые, без сомнения, могли напасть на охотников Озаркских гор, зимовавших, как было уже сказано, в охотничьей избушке.

Может быть, индейцы уже напали? Может быть, трое охотников уже были убиты? Может быть, их безжизненные и уже похолодевшие тела лежали где-нибудь в глухом лесу, в том месте, где несчастные упали от предательских выстрелов врагов?

Таким образом погиб отец Теренция Кларка, и судя по этому, можно себе представить, с каким волнением обсуждали этот вопрос молодые люди, которые прошли такой неблизкий путь ради свидания Фреда Линдена с его отцом.

Фред был склонен думать, что с охотниками не случилось ничего дурного, хотя Оленья Нога, по-видимому, был несколько встревожен, что передалось и другим.

— Я не вижу смысла в этом, — заметил Фред, — если они убили наших друзей, зачем развели огонь в хижине?

— Чтоб заманить сюда других! — ответил Терри Кларк, национальность которого сразу можно было определить по произношению.

— Но откуда они могут знать, что поблизости находятся другие белые?

— Мой брат напрасно удивляется, — заметил Оленья Нога, опершись на ружье и внимательно вглядываясь в строение, — северные виннебаго могли подать сигнал южным. Оленья Нога не может сказать наверняка, так как не знает всех сигналов, но весьма вероятно, что краснокожие предупреждены о приближении к хижине в горах двоих белых юношей, и вот теперь они ожидают их!

Такого рода опасения не приходили раньше в голову Фреду Линдену, но он сознавал их справедливость.

Оленья Нога, который недавно разведал обстановку в лесу, видел там много индейцев виннебаго, которые подавали сигналы племени, находившемуся довольно близко от жилища трапперов: они зажигали сигнальные костры, и хотя Оленья Нога не мог вполне оценить их намерений, но подозревал, что дикари знают о прибытии белых в Озаркские горы. Если бы это была правда, то можно было смело предположить, что виннебаго устроили засаду где-нибудь неподалеку.

— Это придает делу совершенно иной оборот, — сказал Фред, подавляя подступавшие к горлу слезы. — Я бы никогда не догадался, что это означает, хотя ты мне об этом уже не раз говорил!

— Я думаю, — сказал Терри, покачивая головой, что было у него признаком глубокой задумчивости, — что если бы наши друзья были в доме, они уж давно выглянули бы оттуда. Не правда ли, Оленья Нога?

— Мой брат говорит мудрые слова!

— Тогда нам остается, — продолжал ирландец, — только сесть и ждать, как сделал медведь, когда охотник полез на молоденькое деревце!

Это предложение не удовлетворило Фреда Линдена. В каком-нибудь другом случае он счел бы такие действия весьма благоразумными, но тут дело шло о судьбе отца, и поэтому он не мог примириться с ужасным неведением, которое было тяжелее самой роковой правды.

Предположим, что полдня прошло бы в таком мучительном ожидании, и что никто не вышел бы из хижины. В таком случае ничего бы не выяснилось, и положение осталось такое же, как и раньше. Нет, надо было поскорей узнать истину.

— Что ж, мы будем стоять и разговаривать? — сказал Фред. — Все наши догадки так и останутся догадками, и больше ничего!

— Пожалуй, ты прав, Фрид! — сказал Терри, произнося на ирландский лад имя своего товарища.

— Конечно! Отправимся поскорей, Оленья Нога!

И оба товарища вопросительно посмотрели на индейца. Тот был искушен в такого рода делах, и белые полагались на его опыт. Он кивнул головой в знак согласия и затем изложил свой несложный план.

Фред и Терри достаточно долго жили на границе, чтобы тоже приобрести некоторый опыт в лесной жизни. У каждого из них был прекрасный карабин, и каждый владел им в совершенстве. Поэтому они могли быть уверены, что в случае необходимости окажут поддержку Оленьей Ноге, если только он будет в ней нуждаться, хотя сам он надеялся выйти победителем в борьбе и без посторонней помощи.

Все трое расстались и пошли к хижине разными дорогами, причем каждый старался производить как можно меньше шуму. Могло случиться, что ни Фред, ни Терри не заметили бы ничего подозрительного. В таком случае они должны были подать друг другу условный знак, к которому они прибегали уже много раз. Если бы оказалось, что там были виннебаго, то молодые люди не стали бы двигаться дальше, а вернулись бы на то место, откуда вышли, и Оленья Нога повел бы наступление один.

Сговорившись таким образом, члены партии расстались и через несколько минут потеряли друг друга из виду, хотя надеялись вскоре встретиться вблизи хижины.

Очутившись один, Фред Линден стал размышлять о том, что сделать, чтобы рассеять мучительные подозрения, закравшиеся в его душу. Терри двинулся направо, стараясь пробраться между скалами, деревьями и низким кустарником, росшим вплоть до самой хижины. Оленья Нога взял влево, придерживаясь берега ручья, который извивался около строения. Нужно было думать, что ловкий шавано сумеет воспользоваться всеми выгодами положения, чтобы добраться до цели, не рискуя попасться на глаза виннебаго, находящимся в доме.

С холма, на котором стояли молодые люди, можно было при некотором старании разглядеть дорогу до половины расстояния, отделяющего холм от чашеобразной котловины, в которой стояла хижина. Но, судя по всему, казалось совершенно невозможным подойти к дому при дневном свете ближе, чем на сотню ярдов, не будучи замеченным его обитателями.

Поэтому Фред продолжал путь, крадучись, с карабином в руке, и старался все время быть начеку.

Он прошел менее двадцати ярдов, как вдруг сделал удивительное открытие: неподалеку от него пробирался в том же направлении индеец-виннебаго.

Фред обогнул выступ огромной скалы, осторожно раздвигая ветки кустов и лозы, и двинулся вперед с такой осторожностью, какой всегда отличаются пограничные жители этих стран, как вдруг его поразил шелест кустарника невдалеке. Он остановился и взглянул туда.

— Это медведь или другой зверь, — подумал он, — мне нечего бояться, я же с ружьем… Боже мой!

Перед ним вдруг выросла темная фигура индейца, который до тех пор, очевидно, пробирался ползком, а теперь выпрямился. Минуту или две индеец смотрел вперед, как будто заметил что-то подозрительное. Потом голова его повернулась направо, потом влево и, наконец, назад.

Его безобразно раскрашенное лицо повернулось как раз в сторону Фреда, которому оно показалось одним из самых отталкивающих на свете. Однако, он слишком часто видал индейцев, чтобы потерять присутствие духа. Поэтому, когда индеец выпрямился, Фред тотчас же спрятался в низких кустах и залег, согнувшись, вовсе не желая быть замеченным, хотя он вполне мог бы померяться силами со своим врагом.

— Если он здесь один, то не страшно, — подумал молодой Линден. — Раз я по дороге справился с тремя, неужели испугаюсь одного?

Виннебаго, казалось, остался доволен своей рекогносцировкой и решил двигаться вперед с той же осторожностью, с которой двигался до сих пор.

Что касается Фреда, то он последовал за ним, будучи уверен, что расстояние, разделяющее их, было достаточно велико, чтобы всегда, в случае нужды, успеть согнуться и спрятаться.

 

2. ПОД ДУЛОМ КАРАБИНА

Положение было затруднительное. Виннебаго на глазах Фреда пробирался к бревенчатому домику, к месту, где, может быть, скрывались теперь его товарищи. Индеец, по-видимому, мог легко подобраться туда совершенно незаметно, но юноша тем временем следовал за ним, не упуская из виду ни одного из его движений.

— Я не желаю, чтобы он меня видел, — думал Фред, прилагая невероятные усилия, чтобы скрыть свое присутствие. — Здесь бродит так много виннебаго, что трудно и сказать, сколько их может появиться из под земли по приглашению этого воина раньше, чем я успею уйти!

Минут пятнадцать спустя Фред заметил, что индеец дополз до края того, что можно было бы назвать лесной просекой, хотя трое поселившихся здесь трапперов никогда не собирались делать здесь какую бы то ни было расчистку. Виннебаго остановился под прикрытием скалы и посмотрел на бревенчатый домик, который был не более, чем в ста ярдах от него.

Фред рассудил, что самое разумное, что он может сделать — это спрятаться так, чтобы индеец никоим образом его не увидел. Поэтому он пополз на четвереньках к ближайшему дереву, достаточно толстому, чтобы скрыть от посторонних взглядов. Затем, постепенно выпрямляясь, он посмотрел из-за ствола на краснокожего.

Действия виннебаго были загадкой для Фреда, и он долго не мог придумать для них достаточного и разумного объяснения.

Достигнув места, с которого можно было наилучшим образом разглядеть хижину, он постоял минут десять совершенно неподвижно, устремив на последнюю свой взгляд. Фред со своей позиции тоже мог отлично разглядеть строение и спину индейца. Дом этот не имел окон, и единственным отверстием в нем была дверь. Фред, впрочем, не видел ничего, кроме одних только бревен, потому что дверь дома выходила на другую сторону, и возможность подойти к нему оттуда было предоставлено Оленьей Ноге.

Фреда, естественно, сильно занимал вопрос о том, что означает такое поведение индейца. Так как три охотника, проводившие здесь зиму, всегда принимали индейцев как друзей, то этот странный воин имел бы полное основание не бояться, а подойти прямо к двери и постучаться.

С другой стороны, если в хижине были индейцы, то колебание их товарища было бы еще более загадочно. Исходя из этой точки зрения, для поступков индейца нельзя было придумать никакого разумного объяснения.

— Мне сдается, — думал Фред, — что отец и прочие сидят там, а индеец ждет, чтобы они выглянули. Как только кто-нибудь появится в двери, то, наверное, виннебаго застрелит его. Хорошо еще, что мой карабин заряжен, я взведу курок, и, как только индеец прицелится, спущу его. Тут уж ему несдобровать!

Однако, Фреда смущали и некоторые другие тревожные мысли. Не заметил ли этот виннебаго Терри Кларка или Оленью Ногу и не собирается ли выстрелить в них, между тем как они и не подозревают об опасности? Правда, Оленья Нога совершил в свое время немало подвигов, не один раз выпутывался из трудного положения, но он не был гарантирован от ошибок и так же, как и всякий другой, мог пасть от выстрела, предательски пущенного из-за угла страшным врагом.

— Я прослежу за ним, — пробормотал Фред, — и ему придется очень поторопиться, если он захочет меня опередить!

Короткий промежуток времени, в течение которого молодой Линден предавался этим размышлениям, показался ему очень длинным. В хижине незаметно было никаких признаков жизни, а виннебаго продолжал караулить с кошачьей зоркостью и терпением эскимоса, качествам, свойственным его племени. Вдруг Фред заметил, что индеец как будто заинтересовался чем-то, находившимся невдалеке от бревенчатого строения, и вот как это случилось.

Пока юноша смотрел на черные волосы, падавшие на плечи врага, последний вдруг повернул к нему свой профиль, которой резко обрисовался на сером фоне скалы. Это значило, что он смотрит уже не на хижину, а направо, на какой-то другой предмет. Фред последовал направлению его взгляда, но не увидал ничего, заслуживающего внимания.

— Наверное, он осматривается из осторожности, — естественно пришло в голову молодому человеку, и он получше спрятался за дерево, чтоб не попасться врагу на глаза, — мне совсем не хочется, чтобы он меня заметил!

Эта мысль мелькнула у него с быстротой молнии и заставила его бросить несколько внимательных взглядов по сторонам. Он не заметил ничего, внушающего опасения, и вполне убедился в том, что его никто не видит.

Тогда Фред снял шапку и прислонился к одной стороне ствола, не переставая наблюдать за виннебаго, который все еще стоял у серой скалы. Сделав это движение, юноша невольно содрогнулся: он заметил, что виннебаго вместо того, чтобы смотреть направо, как несколько минут тому назад, смотрел, по-видимому, на то самое дерево, за которым скрывался Фред.

Его взгляд был устремлен в эту сторону так прямо и пристально, как будто бы индеец каким-то образом знал, что неподалеку в засаде скрывается враг.

— Он нашел меня! — мелькнуло в голове у Фреда, и юноша поскорей бросил взгляд на карабин, чтобы убедиться, есть ли порох на полке. Если он здесь один, то, надеюсь, справлюсь с ним, особенно, если Оленья Нога недалеко. Он быстро сообразит в чем дело и заставит плясать этого господина!

В пристальном взгляде индейца, устремленном на дерево, за которым скрывался Фред, было что-то внушающее опасение. Казалось, виннебаго открыл место, где скрывается враг, и уставился в эту точку, выжидая, чтобы тот сам обнаружил свое присутствие.

Но Фреду надо было следить за движениями своего врага. Если бы последний захотел перейти в наступление, надо же было принять какие-нибудь меры к защите и, конечно, немедленно.

При настоящем положении дела выгода была на стороне Линдена, потому что виннебаго был со всех сторон открыт для выстрелов, между тем как он, Фред, был защищен деревом.

Когда он выглянул из своей засады, то ожидал, что увидит приближающегося виннебаго, или не увидит его совсем, так как тот мог внезапно куда-нибудь скрыться.

Однако молодой охотник был приятно разочарован. Пристальный взгляд, брошенный индейцем в его сторону, был просто предосторожностью на случай опасности. Он не видел Фреда и ничем не выказал опасения насчет того, что за ним следит враг.

Он не только продолжал с прежним вниманием смотреть вправо, но и начал помаленьку подвигаться в этом направлении. Его голова была вытянута вперед, плечи слегка согнуты. Индеец, держа карабин наготове, двигался так тихо, что его мокасины производили не больше шуму, чем дубовый лист, падающий с дерева на землю.

— Он что-то затевает, — опять подумал Фред, — и мне не надо терять его из виду!

Сгорая от нетерпения и долгого ожидания, с предельной осторожностью Линден отделился от дерева и, устремив взгляд на виннебаго, последовал за ним вдоль скалы между деревьями и кустарниками, преодолевая всевозможные препятствия. Вряд ли индеец мог выследить в этих местах кого-нибудь, кроме друзей Фреда. Последние, не зная об угрозе, горели желанием поскорей оказать посильную помощь.

Через некоторое время виннебаго остановился, выпрямился и поглядел с тем же интересом вперед, бросая короткие взгляды по сторонам.

— Он, наверное, прежде чем выстрелить, оглянется, тогда дело сделано!

— Фред верно предугадал намерения индейца, продолжавшего подкрадываться к домику. Наконец, тот бросил вокруг себя беглый взгляд и схватился за карабин и прицелился.

Фред воспользовался удобным моментом, вскочил на ноги, тоже схватил карабин и посмотрел в том направлении, куда направил ствол своего ружья индеец. Тогда юноша увидел, что целью индейцу служила голова Терри Кларка.

Молодой ирландец, направляясь к хижине, попался на глаза индейцу, нисколько того не подозревая. Он повернулся к краснокожему боком, и тот, не спеша, прицеливался в легкую мишень. Обоих разделяло пространство менее, чем в сто футов, и, направив карабин на грудь юноши, виннебаго спустил курок.

 

3. ДВА ВЫСТРЕЛА ИЗ КАРАБИНА

Однако, краснокожий опоздал со своим выстрелом на пару секунд, или, лучше сказать, Фред Линден опередил его на этот промежуток времени. Выстрелы последовали один за другим так, что казалось, будто стреляют из обыкновенного двуствольного ружья.

Когда Фред увидел, что индеец прицеливается, и понял, что тот хочет пустить пулю в Терри, он, естественно, испугался и потерял свое обычное хладнокровие.

Это возбуждение и было причиной того, что он не навел свой карабин, как сделал бы это при других обстоятельствах.

Юноша взглянул на свое ружье и приготовил его к выстрелу, когда увидел, что делает индеец.

— Если я не выстрелю раньше, то будет слишком поздно! — подумал он, а такого рода мысль взволновала бы каждого в такой ситуации.

Из всего сказанного легко понять, почему маленький свинцовый шарик, вылетевший из ствола, не совсем удачно попал в цель. Тем не менее, он сделал главное. Он пробил левое плечо индейца, как раз то самое, на котором покоилось ружье, и причинил боль, от которой рука невольно содрогнулась, и пуля пролетела мимо на расстоянии одного ярда от Терри Кларка.

Не останавливаясь, чтобы посмотреть на результат своего выстрела, Фред быстро спрятался за дерево и стал снова заряжать ружье. Это была поистине трудная задача, так как он в это время был беззащитен перед врагом, у которого ружье было бы уже заряжено. От этого момента зависела жизнь молодого охотника, как и минутой раньше жизнь его товарища. В последнем случае на карту была поставлена жизнь Терри, теперь же опасность грозила ему самому. Фред знал, что индеец не убит и может вынырнуть из-за дерева прежде, чем он успеет зарядить свое ружье.

Если бы виннебаго выскочил из-за ствола с поднятым томагавком (что было всего вероятнее), то юноша вряд ли сумел бы с ним справиться. Правда, он мог бы воспользоваться ружьем вместо палки или вытащить свой нож, но при такого рода столкновении он не надеялся, что одолеет сильного и ловкого врага.

Несмотря на свое мужество, Фред содрогнулся, когда услыхал шорох листьев от шагов бегущего человека.

— Он, наверное, сейчас будет здесь! — мелькнуло у Фреда в голове, пока он быстро вытаскивал шомпол и забивал пулю.

Ах, если б у Фреда Линдена было ружье нового образца, заряжающееся с казенной части, как спокойно он мог бы ожидать своего врага! Но не стоит прибавлять, что все это происходило за много лет до современных изобретений.

Надежда проснулась снова, когда юноша насыпал порох на полку ружья. Затем он быстро взял его в руки и заглянул в ту сторону, куда стрелял.

К его удивлению, виннебаго скрылся из виду.

— Я не слыхал шагов: наверное, он убит! — шепнул Фред сам себе, испуганный мыслью, что он действительно убил человека, даже который покушался на жизнь его друга. — Странно, что я об этом так много думаю, но, в конце концов, я предпочел бы, чтоб он был убит мною, чем Терри, отец которого был убит индейцем!

В ту минуту тревоги и волнения, когда Фред так торопился прицелиться и выстрелить, он был поражен одним обстоятельством: он знал, что его пуля задела виннебаго. Но индеец не издал ни малейшего звука.

Так как известно, что ни один представитель американской расы, будучи смертельно или не смертельно ранен, не преминет закричать как дикое животное, то Фред удивлялся, почему на этот раз ничего подобного не произошло.

— Я знаю, что попал в него, — сказал он сам себе, поспешно пробегая отделявшее его от индейца пространство, — и даже сильно ранил. Зачем же он теперь играет в прятки? Для того, чтобы дать мне лишний шанс? Не хочет ли он заманить меня в засаду?

Подобная вероятность была нисколько не утешительна, и поэтому Фред, несмотря на свое волнение, постарался как можно незаметнее добраться до скалы, где несколько минут тому назад стоял индеец.

Фред не успел подойти, как убедился в том, что краснокожий жив: индеец исчез.

Покрытая листьями земля и несколько деревьев — вот и все, что представлялось взору, но краснокожего не было: он убежал.

— Странно, положим, я не попал в него и позволил убежать, но где же Терри?

В тот момент, когда Фред убедился, что виннебаго не убит и исчез, беспокойство за друга возросло. Он слышал звук другого выстрела, последовавшего за его собственным, и боялся, что тот был роковым, так как индеец за это время мог хорошо прицелиться.

Взглянув на место, где стоял молодой ирландец и смотрел на хижину, Фред не увидел его там: он тоже исчез.

— Наверное, лежит убитый на земле! — мелькнула у него страшная мысль и заставила поспешить на то место, забыв о коварном индейце. Через несколько секунд он с радостью убедился, что там никого нет.

— Терри не убит, это верно, но, может быть, опасно ранен: во всяком случае, он, вероятно, здесь неподалеку!

Огромные валуны, деревья и кустарник предоставляли неплохое укрытие. Самый зоркий глаз не нашел бы врага. Исключением в этом отношении была только лужайка, окружавшая хижину.

— Где бы он мог быть? — повторял Фред, остановившись. — Он, верно, подумал, что стрелял или я, или Оленья Нога…

В ту же минуту Фред услыхал тихий свист. Оглянувшись, он увидел круглую добродушную фигуру Терри Кларка, выглядывавшего из-за скалы в нескольких шагах от него.

Увидев, что его заметили, Терри дал Фреду знак подойти, что последний тотчас же и исполнил.

— Ты ранен? — спросил Линден.

— Нет! — ответил Терри.

— Но я видел, как в тебя стрелял краснокожий!

— Ну, значит, он плохо прицелился.

— Прицелился-то он хорошо, но я опередил и, наверное, ранил его!

— Знаю, я сам наблюдал за ним. Я никогда не видал краснокожего, который бегал бы скорее! Он мчался по лесу, как стрела, придерживая одну руку, как будто боялся ее потерять.

— Так, значит, он ранен в руку! — сказал Фред, почувствовав облегчение при мысли, что он все-таки не совершил убийства.

— По какой дороге он бежал?

— Он бежал вон туда! — ответил Терри, показывая на холм, где несколько времени тому назад, стояли они, наблюдая за хижиной в долине.

— По всей вероятности, краснокожий теперь уже далеко отсюда!

— Ты не знал, что он стрелял в тебя?

— И понятия даже не имел. Если б я это знал, — прибавил Терри, покачав головой, — я бы погнался за ним по пятам, чтобы отплатить ему за это. Думаю, что индейцу тогда не удалось бы удрать после твоего выстрела!

— Ну, теперь он уже успел убежать, но я уверен, что мы видим его не в последний раз. Ты знаешь, как индейцы мстительны. Кстати, тут неподалеку находятся и другие виннебаго!

— Их везде довольно: леса кишат ими, как москитами!

— Пойдем-ка отсюда прочь, — предложил Фред, чувствуя себя не особенно-то спокойно на месте, где пять минут тому назад стоял страшный виннебаго.

Терри вполне разделял справедливость такого предложения, и оба они тотчас же отправились в путь. Друзья двинулись теперь в другом направлении и скоро достигли того места, где раньше находился Фред. Одной из причин этого была та, чтобы не быть в районе действий Оленьей Ноги, как они с ним условились. В противном случае, шавано был бы недоволен.

Чувствуя, что другие виннебаго были недалеко, оба юноши шли молча, выбирая дорогу как можно осторожнее между зарослями кустов и камнями, натыкаясь на ямы и промоины, которые очень затрудняли движение.

Наши друзья торопились, напрягая до предела зрение и слух, так как знали, что враг может напасть откуда угодно.

Они поставили себе задачу и были уже на пути к ее исполнению, как вдруг их остановила тревожная мысль.

— Я не понимаю, что делает Оленья Нога! — сказал Фред. — Я думаю, что он должен явиться сюда на звук выстрела!

— Ну, — прошептал Терри, — Оленья Нога, правда, отличается замечательным проворством, тем не менее есть много вещей, которых он не может сделать, и у него полно дел, так что ему пока не до нас!

— Может быть, была рукопашная схватка!

— Может быть, но что…

— Тише, а это что такое?

К удивлению обоих молодых людей, из-за угла хижины выскочил Оленья Нога и быстро помчался к ним навстречу.

 

4. ЧТО СДЕЛАЛ ОЛЕНЬЯ НОГА

Когда молодые люди расстались на холме с намерением подойти к хижине разными дорогами, Оленья Нога подумал, что решит этот вопрос один, какие бы опасности не стояли за этим решением.

Конечно, могло случиться, что какое-нибудь неожиданное обстоятельство откроет истину Фреду или Терри, но друг их, индеец, не строил своих планов на таком шатком основании: он верил, что этот вопрос можно разрешить только путем риска.

Оленья Нога чувствовал себя не вполне спокойно, когда предостерегал своих друзей. Он вообще не имел обыкновения прямо высказывать свои мысли, а в особенности теперь, когда дело шло о жизни или смерти отца Фреда: надо было взять на себя слишком много смелости, чтобы разом разрушить все надежды юноши, дав ему понять, что все в хижине убиты.

Оленья Нога думал, как уже было сказано, что группа виннебаго, подававшая сигналы южному племени, как раз в направлении к нашей хижине, хотела этими сигналами показать, что друзья охотников уже на пути к ним. Густой дым, служивший для этой цели, вряд ли мог сообщить им что-нибудь иное. Он, конечно, не мог сказать им про то, что молодых людей сопровождал индеец племени шавано, который был не только другом белых, но и врагом виннебаго.

В таком случае национальность Оленьей Ноги давала бы ему преимущество перед товарищами. Эти виннебаго вряд ли могли узнать, что произошло на пути между холмом и хижиной, и поэтому, по крайней мере на время, могли принять шавано за нейтральную фигуру.

Конечно, могло случиться и обратное, то есть, они приняли бы его за бродягу, каких в этих краях бывает много.

Обо всем этом Оленья Нога подумал уже раньше и теперь не колебался перед выбором. Он тихо пробрался берегом реки, огибавшей хижину, вплоть до самой лицевой части строения, и остановился в сотне ярдов от хижины. Здесь шавано выбрал себе наблюдательный пост и, не показываясь обитателям хижины, устремил взоры на большую, тяжелую дверь.

Несколько дней тому назад он был здесь в гостях у трех охотников, стоял перед этой самой дверью и разговаривал с ними, а те сидели на бревне, лежавшем на земле против хижины, и принимали его, как старого друга. Теперь дверь была заперта, и охотников не было видно.

Как узнать, кто внутри, охотники или их враги? Этот вопрос, занимавший его прежде, занимал и теперь. Если только белые люди не испугались появления индейцев, но оставалось непонятным, почему они так долго не возвращаются домой в это холодное осеннее утро.

Может быть, они осознали опасность и насторожились? Оленья Нога не видал их там, где стояли капканы для бобров, и на основании этого заключил, что они или бежали, или погибли.

Если бы охотники были в хижине, Оленья Нога без колебания явился бы туда, потому что каждый из них узнал бы его и принял, как друга. С другой стороны, если там сидели виннебаго, которые развели огонь внутри как приманку, чтобы обмануть друзей охотников, то и они, может быть, не сочли бы Оленью Ногу подозрительным человеком, так как не знали, что он друг белых, — разве только до них дошли какие-нибудь слухи.

Таково было заключение молодого шавано, и он пришел к нему быстрее, чем мы это успели изложить. Индеец решился подойти прямо к двери, как будто бы он не подозревал ничего дурного. Но в ту минуту, когда он решился на это, его остановило то обстоятельство, что тяжелая дверь хижины шевельнулась, как будто кто-то потянул ее за ручку.

Дверь открылась не широко, и так тихо, что никто другой, кроме шавано, не мог бы заметить ее движения. Он тотчас же присел перед дверью и стал ждать дальнейшего развития событий.

Дверь, которая отворилась на пять или шесть дюймов, оставалась некоторое время в таком положении и потом приоткрылась еще не на много. Таким образом, можно было бы заглянуть внутрь дома, если бы там не царила полная темнота.

Тем же зорким глазом, который замечал любую мелочь, Оленья Нога, увидел, что край двери придерживают чьи-то пальцы. Из этого нельзя еще было ничего заключить, так как разглядеть кого-либо было невозможно. Однако, Оленья Нога догадался, что такой поведение выдает индейца: трудно было предположить, чтобы кто-нибудь из охотников отворял дверь таким способом.

Минуту спустя индеец увидел, что кто-то чуть-чуть выглядывает из-за двери. Опять-таки нельзя было ничего разглядеть, но Оленья Нога все больше и больше убеждался, что в хижине нет никого, кроме индейцев-виннебаго.

Дверь тихонько закрылась.

Колебаться дальше было бесполезно, и Оленья Нога не колебался. Встав на ноги, он просто пошел по неровному, но открытому месту, как будто бы был вполне уверен, что найдет в хижине своих друзей. Однако, его зрение и слух никогда не были напряжены так сильно, как во время короткого перехода от ручья до хижины.

Осторожный взгляд из-за двери был так непохож на обычные приемы охотников, что Оленья Нога теперь больше не сомневался в том, что найдет в хижине индейцев.

Раз его убеждение было таково, можно было думать, что на все вопросы нашелся окончательный ответ. Было очевидно, что если там сидят виннебаго, то, следовательно, там нет белых людей, иначе чем объяснить это глубокое молчание? Шавано мог бы теперь смело вернуться на назначенное место и с уверенностью сказать Фреду и Терри, чтобы они шли искать охотников в другом месте, так как их не было в доме, где он их видел несколько дней тому назад.

Но вы можете себе представить, что смелого шавано занимали теперь совсем другие вопросы, на которые он жаждал получить ответ и на которые можно было ответить, только заглянув внутрь дома. Главное, что его интересовало, это был вопрос о том, убиты ли его друзья в хижине? Лежали ли их тела перед злодеями, которые жаждали обагрить руки кровью новой жертвы?

Единственное обстоятельство, которое внушало индейцу опасение, было то, что среди индейцев мог бы оказаться тот, кто его знал. Припоминая последние события, шавано вспомнил, что он и юноши шли очень медленно и что, следовательно, любой индеец всегда мог их опередить и предупредить других. Хотя было маловероятно, чтобы случилось что-нибудь подобное, однако, это было все-таки возможно. Присутствие такого посланника к хижине могло бы решить участь шавано, потому что он в достаточной степени заслужил непримиримую ненависть этих воинов, которые были теперь далеко от своих охотничьих земель.

Что могли сделать индейцы в хижине, как не встретить входящего к ним шавано ружейным залпом? Если бы это случилось, то Оленья Нога мог рассчитывать на спасение так же, как и человек, стоящий перед дулом заряженной пушки.

Но тяжелая дверь, на которую Оленья Нога устремил свой взор, не открылась, и он не был встречен залпом. Индеец заметил, что, вследствие отсутствия окон в хижине, единственным местом, откуда могли грозить, была дверь.

Если бы они вдруг открыли дверь и начали стрелять — он погиб бы несомненно, как уже было сказано, но, когда шавано очутился в нескольких шагах от хижины, он совершенно успокоился на этот счет: если бы теперь дверь шевельнулась хоть чуточку, он отпрыгнул бы в сторону и скрылся за строением, где его положение было не менее выгодным, чем положение врагов.

Но, как мы уже сказали, дверь не отворилась, и не произошло никаких других событий.

Он заметил ремень из оленьей шкуры, дверную защелку, и с удивительным, всегда свойственным ему хладнокровием, схватил ее, слегка потянул и очутился в хижине. Здесь его глазам представилось удивительное зрелище.

 

5. В ХИЖИНЕ

Раньше уже было сказано, что в хижине не было окон, так как она служила только кладовой для мехов и убежищем для охотников в суровую зимнюю погоду или бурю. Отверстие в крыше заменяло трубу: через него выходил дым, когда в комнате горел огонь, в целях защиты от снега или дождя отверстие закрывалось плоским камнем.

Бревна, составляющие стены хижины, были так хорошо сложены, и все отверстия были так хорошо замазаны глиной, что внутрь ее не попадал даже самый сильный ветер. По этой же самой причине в хижине царила полная темнота, когда там не горел огонь. В дверь проникало достаточно воздуха, чтобы несколько разогнать накопившийся там дым и чтобы образовать тягу через верхнее отверстие. Однако, немало дыму оставалось и в комнате, так что пребывание в ней было не особенно приятно.

Пол заменяла голая земля. В одном углу помещения были сложены все добытые на охоте шкуры животных. В настоящее время их было очень мало, так как зима еще только наступала. Хотя эти меха и не были отменного качества, но тем не менее служили удобной и мягкой постелью в холодные зимние ночи, когда на дворе завывала вьюга.

Единственной мебелью в этом примитивном жилище была длинная, грубая скамейка, на которой охотники обыкновенно сидели в холодные вечера, проводя время перед сном в курении трубок и разговорах. В углу было сложено около полудюжины самых примитивных кухонных принадлежностей, так как в те времена люди умели удовлетворяться десятой частью тех предметов, без которых мы теперь не можем обойтись.

Все это было бы очень интересно при других обстоятельствах, но в темной и дымной комнате оказалось нечто такое, что гораздо более поразило посетителя. Там были четыре воина виннебаго. Они сидели вокруг огня, куря трубки и держа свои заряженные ружья наготове, чтобы встретить всякого врага, который вздумает к ним вломиться.

Пятый индеец сделал шаг вперед, когда вошел Оленья Нога, хотя стоял так далеко от двери, что посетитель его почти не разглядел. Этот последний не заподозрил в ту минуту, что движение привратника, как можно бы было его назвать, могло иметь какое-нибудь особенное значение, но несколько минут спустя ему пришлось убедиться в обратном.

Относительно привратника можно было с основанием предположить, что это он некоторое время тому назад отворял дверь и осторожно выглядывал из-за нее. Он не мог не обратить внимания на приближение молодого шавано и, вероятно, обратил на этот предмет внимание и других индейцев, которые все сидели, скорчившись, вокруг огня.

Первое и самое естественное движение Оленьей Ноги, как только он вошел, было рассмотреть раскрашенные лица, насколько он мог, при свете слабого огня. С первого же взгляда он увидал, что эти четверо краснокожих были ему незнакомы: он никогда их не встречал, и они не могли ничего о нем знать.

Потом он сделал три или четыре шага вперед, на середину комнаты. На это потребовались только одна или две секунды, но как ни коротко было это время, он воспользовался им, чтоб всмотреться в четырех виннебаго, которые предпочитали сидеть на земле, а не на любимой скамейке охотников.

Остановившись, шавано медленно повернул голову и взглянул на краснокожего, стоявшего сзади. Он хотел узнать, встречал он его раньше или нет, но это ему не удалось по самой простой причине.

Так как дверь была заперта — ее закрыл сам Оленья Нога — то в комнате ничего не было видно, кроме тех лиц или предметов, которые находились около огня. Он мог немного разглядеть фигуру виннебаго, неподвижную и прямую, на лицо его, правда, тоже падал слабый отблеск огня, но этого было недостаточно, чтобы разрешить Оленьей Ноге его вопросы. Это можно было сделать только одним способом — отворить дверь и открыть доступ дневному свету, но цель такого движения была слишком ясна, и она могла бы навлечь неприятности.

Оленья Нога быстро сообразил это и затем стал искать доказательства, которое говорило бы о присутствии в хижине трех охотников. Если они подверглись нападению внутри строения, то, вероятно, дело не обошлось без отчаянной борьбы, после которой, наверное, здесь остались бы красноречивые следы.

Шавано не мог найти ничего такого. В углу лежали шкуры, слабо освещенные огнем, скамейка стояла на том же месте, где он видел ее несколько дней тому назад, и темный земляной пол не был взрыт или испорчен.

На основании этого у Оленьей Ноги сложилось одно несомненное убеждение: если охотников постигла злая смерть, то наверное она постигла их не здесь, а где-нибудь в другом месте.

Далее сами виннебаго не подавали никаких признаков того, что присутствовали при гибели белых людей. У них не было лишних карабинов, и на их поясах не было видно скальпов. Все это принесло индейцу большое облегчение.

Но что же такое случилось с охотниками, и каким образом очутились в хижине эти раскрашенные виннебаго, что они тут делали — вот были вопросы, которые беспокоили Оленью Ногу, и которые надо было разрешить немедленно, так как каждая минута была дорога.

 

6. ГОСТЬ И ХОЗЯЕВА

Теперь нам придется вспомнить несколько фактов, без которых дальнейшее может оказаться непонятным.

Маленький пограничный городок Гревилль, в котором жило не более двадцати семейств, находился в юго-западной части теперешнего штата Миссури, сто лет тому назад составлявшего часть обширной территории Луизианы. Каждую осень белые охотники отправлялись из этого города в Озаркские горы, где проводили зиму в охоте на бобров, лисиц, выдр, куниц и прочих пушных зверей, изобиловавших здесь в это время года. Они возвращались домой весной, нагрузив добычей своих вьючных лошадей, и продавали меха агентам Западной и Миссурийской меховых компаний, странствовавшим по пограничным селениям и скупавшим пушной товар.

Трое охотников, живших в хижине, были Джордж Линден — отец Фреда, Руф Гардин и Джеймс Боульби. Вскоре после их прибытия сюда, Боульби так сильно вывихнул себе ногу, что не мог бы даже добраться до хижины, если бы его не выручил Оленья Нога, которому как раз в это время посчастливилось очутиться в тех местах.

Так как Оленья Нога должен был идти в сторону Гревилля, мистер Линден дал ему записку к Фреду, прося его посетить хижину в горах и остаться здесь в течение охотничьего времени года.

Фред отправился в обществе Терри Кларка. Много приключений случилось с ними по дороге, но с помощью Оленьей Ноги, индейца из племени шавано, им с честью удалось выйти из всех затруднений.

Оленья Нога умел говорить на наречии виннебаго, и вот что он сказал в тот момент, когда очутился посреди хижины и взглянул на обращенные к нему отвратительные лица:

— Шавано рад, что видит своих братьев, храбрых виннебаго!

Краснокожие что-то пробормотали в ответ на это приветствие, затем тот из них, которого, судя по всему, можно было счесть за предводителя, и который сидел у костра, прислонившись спиной к бревенчатой стене дома, встал:

— Шавано — храбрые воины, но их охотничьи земли находятся за Великой Рекой: виннебаго не ищут своих братьев шавано по эту сторону реки!

— Виннебаго говорит одним языком. Он говорит правду. Охотничьи земли шавано лежат по ту сторону Великой Реки, но точно также и охотничьи земли виннебаго лежат около Великих Вод!

Это был ловкий ответ. Виннебаго жили далеко, к северо-востоку отсюда, около озера Мичигана, и, появляясь в здешних местах, были так же далеки от своих наделов, как Оленья Нога от камышовых лугов Темной и Кровавой земли.

Вождь виннебаго почувствовал, что должен дать какое-нибудь объяснение красивому молодому воину, который, не думая об опасности, спокойно стоял и смело смотрел ему в лицо.

— Мой брат шавано тоже говорит одним языком. Селения виннебаго находятся там, где текут Большие Воды, но вся страна — прибавил туземный оратор, сделав жест рукой, — принадлежит красным людям, и Огненная Стрела (он подразумевал себя) пришел со своими воинами искать другие охотничьи земли!

— Оленья Нога, шавано, поступил так же, как его брат Огненная Стрела. Он желает найти новые охотничьи земли. Он странствует за Большой Рекой, чтобы увидеть их своими глазами!

Этот ответ слишком ясно означал, что в том направлении, в котором начал свои вопросы Огненная Стрела, больше спрашивать нечего. Но виннебаго не удовлетворился этим, так как это не объясняло ему, отчего шавано путешествовал совершенно один, тогда как виннебаго, осматривавших новые места, было несколько человек, что казалось более разумным.

Пусть читатель обратит внимание на то, что Оленья Нога назвал себя по имени. Сделав это, он посмотрел, какой эффект производит это признание на слушателей. Он знал, что известен по слухам многим, кто его никогда не видал, но, очевидно, четверо индейцев, сидевших вокруг огня, не были из их числа: по крайней мере они не выразили никакого волнения, услышав его имя.

— Они никогда не слыхали имени Оленьей Ноги! — заключил он.

Но он не был так же спокоен относительно пятого воина. По какой-то непонятной причине, этот краснокожий продолжал стоять вдали от огня, дым и темнота не позволяли разглядеть его черты. Было ли это сделано с намерением, или без намерения, мы узнаем впоследствии.

Многочисленные опасности, с которыми не редко приходилось встречаться Оленьей Ноге, и из которых он постоянно выходил с честью, развили в нем почти непонятную для нас остроту чувств. Он бессознательно чуял, что единственный человек, на которого ему следует обратить внимание, был молчаливый воин у двери.

Оленья Нога решил с самого момента своего входа в хижину, что он не позволит этому дикарю стать позади себя. Он чувствовал себя в безопасности до тех пор, пока мог его видеть, хотя в комнате было еще четверо вооруженных индейцев. Итак, Оленья Нога самым естественным образом переменил свою позицию, и, вместо того, чтобы стоять посредине комнаты, очутился ближе к другому концу. Он стоял, так сказать, на вершине треугольника, а группа у огня и воин у дверей составляли другие два угла. Ни один индеец не мог незаметно очутиться позади вошедшего.

Конечно, Оленья Нога подвергался очень большой опасности, если бы все пятеро воинов вздумали напасть на него, но и виннебаго, наверное, чувствовали в этом случае, что им придется выдержать очень трудную борьбу.

— Так, мой брат, шавано, странствует по лесам один? — спросил Огненная Стрела после небольшой паузы.

— Почему Оленья Нога должен бояться странствовать по лесам без сопровождения своих товарищей? Он старается жить так, чтобы заслужить благоволение Великого Духа, он любит спать, когда над головой сверкают звезды, потому что над ними он видит лицо Великого Духа. Оленья Нога слышит Его голос в ночном шепоте ветра между деревьями, а также в завывании бури, вырывающей с корнем дубы. Он слышит Его в громе, когда молния рассекает скалы; в журчаньи ручья, утром, в полдень, ночью, в самой темноте лесов, когда все кругом спит. Чего бояться Оленьей Ноге в лесу, где никого нет, кроме него и Великого Духа?

Вряд ли Огненная Стрела ожидал такую речь, тем не менее он быстро ответил:

— Огненная Стрела не думает, что шавано не достает мужества, и что он боится путешествовать один, но красные люди любят своих товарищей, свою скво (жену) и наннузов (детей), своих братьев воинов и тех, к кому их сердце давно стремится!

Кровь бросилась в лицо молодому шавано, которому, казалось, не понравился разговор. Он, очевидно, остался недоволен тем оборотом, который он приобрел, и, скрывая свое неудовольствие, насколько возможно, постарался переменить тему.

Огненная Стрела, вероятно, заметил при свете огня, как изменилось лицо его собеседника. Возможно, что он заподозрил причину, но как бы там ни было, не рискнул помешать разговору перейти на другую тему.

 

7. РАЗЪЯСНЕНИЕ

Оленья Нога до сих пор не выказал еще ни малейшего намерения коснуться причины, которая привела его сюда. Как настоящий индеец, он, несмотря на сильное нетерпение, сумел удержаться от дальнейших расспросов.

Прежде всего шавано взглянул на крышу хижины, сложенную из длинных жердей, прикрытых сухими и грязными листьями, потом обвел глазами грубо обтесанные бревна стен.

— Оленья Нога находит виннебаго в хижине белого человека! — сказал он.

— Мой брат, шавано, ошибся. Виннебаго встретили бледнолицых в лесу и убили их. Они сняли с них скальпы и тогда пошли в дом ожидать друзей бледнолицых, чтоб взять и их скальпы, отнести домой и повесить на кольях своих вигвамов!

В этих словах заключалось все, что Оленья Нога хотел знать. Предводитель виннебаго прямо объявил, что охотники убиты, и что его отряд ждет их друзей, чтобы подвергнуть и их той же экзекуции.

Оленья Нога так удивительно умел владеть собой, что не выказал ни малейшего признака душевного волнения.

Он не вполне верил ужасному сообщению. Всякое сомнение относительно намерения виннебаго обмануть друзей охотников было теперь устранено, но шавано не верил, что они убиты.

Тот факт, что они долго охотились и собирали меха в этих местах, не подвергаясь никаким нападениям со стороны индейцев, может быть, и сделал их беспечными и самоуверенными, но вряд ли они пали бы жертвой первого нападения.

Тем не менее, было ясно, что Линдена, Боульби и Гардина не было в доме, что они даже, по всей вероятности, были довольно далеко от него. На них вовсе не было похоже, чтобы они попались в такую ловушку, какую им теперь расставили. Они скоро догадались бы, что значит дым, выходящий из отверстия в крыше, и, вероятно, постарались бы рассеять или уничтожить шайку, завладевшую их временным жилищем.

— Оленья Нога не видит скальпов и ружей бледнолицых! — заметил шавано, глядя вокруг себя с удивительным самообладанием.

— Они посланы нашему великому вождю, Черному Медведю, который недавно ушел в леса!

— Отчего Черный Медведь не пошел с Огненной Стрелой и другими храбрыми воинами?

— Он будет здесь раньше, чем солнце станет высоко (раньше полудня). Он ведет с собой вот столько воинов!

Огненная Стрела дотронулся указательным пальцем правой руки до каждого пальца левой и сделал так десять раз, выражая этим, что вождь виннебаго был во главе пятидесяти человек. Это, конечно, была сила, достаточная, чтобы подвергнуть охотников большой опасности, особенно ввиду того, что один из них был отчасти лишен возможности сопротивляться, и что они были вне строения, которое могло послужить им укрытием.

— На сто миль к северу отсюда, — сказал Оленья Нога, протягивая в этом направлении руку, — лежит родина поселенцев, у них там есть блокгауз и ружья. Разве Черный Медведь боится на них напасть?

— Черный Медведь ничего не боится! — гневно возразил его товарищ и краска, залившая лицо, должна была предупредить Оленью Ногу воздержаться от дальнейших высказываний по этому поводу.

— Оленья Нога знает, что виннебаго храбры, но бледнолицые не будут защищать своих скво и наннузов. Отчего же мои братья ждут в хижине, когда невдалеке есть белые и в большом числе?

Прежде чем Огненная Стрела ответил на этот несколько щекотливый вопрос, послышались два выстрела, быстро последовавшие один за другим. Звук этот раздался очень близко.

В первый раз после начала разговора индейцы выразили волнение. Трое из них, которые сидели на полу и спокойно курили, вынули трубки изо рта, что-то проворчали и посмотрели на Огненную Стрелу, ожидая его приказаний.

— Это бледнолицые, — сказал он тихим голосом, и таким образом выдал себя, то есть доказал, что заявление его относительно их смерти было ложью. У Оленьей Ноги отлегло от сердца, и он почувствовал прилив радости.

Виннебаго, стоявший у входа, сделал прыжок вперед, приотворил тяжелую дверь и выглянул наружу так же осторожно, как и прежде.

Он ничего не мог разглядеть, так как стреляли с другой стороны хижины.

Этот странный виннебаго приотворил дверь и стоял некоторое время неподвижно, наблюдая и слушая. Когда он несколько вытянул голову, на него пала полоса солнечного света, что позволило наблюдательному шавано в первый раз разглядеть его лицо и черты.

Этого было вполне достаточно, чтобы вселить опасение индейцу. Виннебаго был ему знаком: они встречались раньше.

Несколько ночей тому назад, когда Оленья Нога пошел в лагерь виннебаго и разбил Черного Медведя со всеми его воинами. Там на страже стоял краснокожий. Оленья Нога бросил в него отобранное у врагов ружье и сбил его с ног.

Виннебаго, перенесший это оскорбление, и был тот самый индеец, который стоял теперь у дверей, и конечно же узнал Оленью Ногу.

Шавано очутился в таком опасном положении, которое было трудно даже оценить. Он почувствовал, что должен во что бы то ни стало тотчас же выйти из хижины.

Более благоприятный момент, чем теперь, вряд ли мог представиться. Огненная Стрела и его товарищи были в другом углу хижины, и только один виннебаго преграждал шавано путь к свободе.

Стороживший дверь индеец начал ее потихоньку прикрывать, и Огненная Стрела с прочими ожидали доклада, как вдруг Оленья Нога положил руку к нему на плечо.

— Пусть мой брат отойдет, и шавано найдет тех, кто стрелял!

Виннебаго повернулся, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Шавано — змея, которая жалит свой собственный народ! Великий Дух отдал его в руки виннебаго!

 

8. БЫСТРОТА И НАТИСК

Оленья Нога почувствовал, что, войдя в хижину, он попал в полном смысле слова в львиную пасть. Он нанес виннебаго не один тяжкий удар, и они знали это. Теперь пришло время расквитаться за обиды.

Воин, узнавший шавано, закрыл перед ним дверь и произнес вышеприведенные хвастливые слова, но ему не удалось окончить свою речь. В одно мгновение левая рука шавано вытянулась и, схватив виннебаго за горло словно железными когтями, отбросила с такой силой, что он почти замертво грохнулся оземь. В то же самое время дверь растворилась, и Оленья Нога выскочил наружу. Он, конечно, не тратил времени на то, чтобы закрыть ее за собой, но бросился за угол хижины и помчался во весь опор к лесной прогалине.

Быстроногому шавано предстояло пробежать лишь небольшое пространство, но секунды были дороги: от каждой из них зависела его жизнь. Врагам, от которых он так быстро убежал, стоило сделать несколько шагов, чтобы нагнать его, а они наверняка не теряли времени.

Воспитание американского индейца с самого нежного возраста направлено к тому, чтобы сделать его быстрым во взорах и движениях, и, хотя воины, находившиеся в хижине, может быть и были ошеломлены дерзостью молодого индейца, но, наверное, скоро пришли в себя и оправились.

С быстротой, которую никто не мог бы превзойти, Оленья Нога побежал прямо к той части леса, где были Фред Линден и Терри Кларк, устремившие внимательные взоры на хижину в ожидании развязки событий.

То, что они увидели, действительно поразило их: молодой шавано на их глазах выбежал из-за угла, держа в левой руке свой карабин, его ноги двигались с такой быстротой, что едва можно было разглядеть мелькающие мокасины. Оленья Нога спасал свою жизнь и сознавал это.

Фреду и Терри казалось, что шавано вместо того, чтобы убегать, должен бы был повернуться к своим врагам и стрелять в них, но их было пятеро, а он один, и шансы были слишком не равны. Короче говоря, единственным спасением было поспешное бегство. Он это прекрасно сознавал и делал все от него зависящее.

Огненная Стрела стоял в углу у огня, когда увидел, что виннебаго-привратник падает навзничь, и что шавано исчезает за дверью. Громко вскрикнув, он тотчас же перескочил через пламя, между тем как другие, в том числе и привратник, быстро вскочили на ноги. В два прыжка вождь очутился у двери, которая была полуотворена, Огненная Стрела толкнул ее и выскочил наружу.

Осмотревшись кругом, он не увидел беглеца, но, догадавшись об уловке, бросился к углу хижины и увидел шавано, бегущим подобно испуганному, ищущему защиты оленю.

Лучшей цели не могло ему представиться. Как ни была удивительна быстрота индейца, она не могла сравняться с быстротой ружейной пули, притом у Огненной Стрелы было достаточно времени, чтобы прицелиться метко, раньше чем его жертва успеет скрыться из виду.

С торжествующей улыбкой виннебаго взвел курок ружья, поднял его к плечу и прицелился в беглеца.

Читатели, конечно, не забыли что Фред и Терри стояли не очень далеко от бегущего шавано и оба увидели угрожающие действия виннебаго.

— Это джентльмен принадлежит мне! — заметил молодой ирландец, быстро наводя свой карабин на Огненную Стрелу, который, казалось, не видел молодых людей, стоявших как раз перед его целью.

— Не промахнись! — воскликнул Фред. — Не то Оленья Нога погибнет!

— На этот раз я не промахнусь! — уверенно ответил Терри, который теперь действительно чувствовал, что цель принадлежит ему.

Положение было настолько отчаянное, что Фред Линден тоже не хотел терять своих шансов. Он также взял ружье и отстал от своего товарища не более, как на секунду.

Таким образом случилось, что все трое приготовили свои ружья почти в одно время. Огненная Стрела едва успел прицелиться в Оленью Ногу, как одновременно с этим в него прицелились Фред и Терри. Однако, никому из них не удалось спустить курка.

В тот момент, когда жизнь Оленьей Ноги висела, можно сказать, уже на волоске, вдруг Огненная Стрела издал раздирающий крик. Подскочив на три фута, он взмахнул руками и упал навзничь.

Даже и в этот ужасный момент Терри не покинула его добродушная веселость. Как только раздался выстрел, он опустил ружье и сказал:

— Вот какова моя репутация, Фрид! Этот негодяй собирался уж застрелить Оленью Ногу, как вдруг заметил, что я в него прицеливаюсь. Он догадался, что ему несдобровать, и поэтому повернулся килем кверху и бросил свое ружье, не тратя даром пороху. Постарайся, Фрид, приобрести такую же репутацию, как я!

Фред едва успел расслышать эти, не совсем гармонирующие с обстановкой, слова товарища, так как события следовали одно за другим с быстротой урагана. Предсмертный крик Огненной Стрелы еще звучал в воздухе, когда Оленья Нога, перескочив через группу кустарников прямо навстречу молодым людям, остановился, быстро повернулся, держа в руках заряженное со взведенным курком ружье и приготовился вступить в состязание с виннебаго, от которых он так поспешно убежал.

Обстоятельства пока не особенно благоприятствовали последним. Правда, их проворный вождь быстро очутился за дверями во главе остальных, но наградой ему была смерть. Остальные четверо отстали от него не надолго. Тот из них, которого Оленья Нога опрокинул на землю, жаждал отомстить за такое унижение. Он вскочил на ноги в тот момент, когда другие бросились вперед, и был уже между ними, когда они толпой выбегали из двери за своим вождем.

Выбегая, индейцы услышали отчаянный крик Огненной Стрелы и увидели, как во время последней агонии его карабин отлетел на несколько шагов прочь, и как, наконец, его безжизненное тело опустилось на землю.

Удивление виннебаго было полное. Все четверо не знали откуда раздались выстрелы, и столпились вместе в изумлении и нерешимости, что предпринять.

События скоро вернули их к действительности: мимо них просвистела вторая пуля и ударила в бревно хижины. Это привело их в панику, и они бросились в дом, как стадо баранов, не успокоившись, пока не очутились в дымной и темной комнате и не заперли за собой дверь. Они жестоко были наказаны за свои намерения: они замышляли вовлечь путников в обман, но вот события изменились, и теперь все, по-видимому, было направлено против них.

Когда Оленья Нога бежал, ища защиты, он увидел своих двух друзей. Они принимали такое горячее участие в его судьбе, что и не думали прятаться, а стояли на виду, наведя ружья на хижину. Он, конечно, сразу это понял. Затем раздался крик и звук выстрела, что доказывало, что по крайней мере один из виннебаго убит.

Даже и в этот критический момент Оленья Нога успел заметить, что у дул ружей, которые он видел перед собой, не блеснул огонь, и что звук выстрела, спасшего ему жизнь, раздался совсем с другой стороны.

Однако, он не мог забыть, что другие виннебаго были еще живы. Когда он прибежал и остановился, то ожидал, что вот-вот завяжется борьба, в которой примут участие он и его товарищи против краснокожих, которые скоро должны были получить подкрепление.

Но враги не появлялись. Наши друзья не видели их с тех пор, как последний из них скрылся в дверях вслед за своими товарищами, спасавшимися от пуль, одна из которых унесла их вождя. Шавано опустил ружье, которое пока ему не было нужно.

— Если эти шельмы, — начал Терри, — начнут бегать по хижине с той же быстротой, с какой они вбежали в нее, то все бревна посыплются им на голову, как случилось с двоюродным братом моего дяди, который…

Оленья Нога повернулся к Терри с таким недовольным выражением, что тот моментально притих, как будто бы его хлопнули томагавком по голове. Он не только любил, но и боялся шавано.

Терри сам почувствовал, что его слова были сказаны некстати, а потому и замер, как статуя. Все трое держали ружья наготове на случай, что четверо индейцев опять выйдут из хижины.

В такие минуты время тянется невыразимо долго, но тем не менее все молчали, пока напряжение мало-помалу прошло, и нервы успокоились.

Все это время Фреда и Терри занимал один вопрос: кто сделал два выстрела, спасшие жизнь Оленьей Ноги?

Терри обернулся к шавано, намереваясь спросить его, но вспомнил его недовольный взгляд и удержался. Поймав взгляд Фреда, он стал просить его знаками, чтобы он сделал этот вопрос.

Но молодой Линден только покачал головой в ответ: он слишком хорошо знал своего друга, чтобы приставать теперь к нему с расспросами.

 

9. СТРАННЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ

Как странно в этой жизни чередуется юмористическое и патетическое, драматическое и тривиальное, трагическое и комическое! Кто бы предположил, что три воина, державшие ружья наготове и собиравшиеся отражать нападение диких виннебаго, увидят что-нибудь смешное? Однако, именно так и случилось.

Оленья Нога занимал свою позицию за скалой, несколько впереди других, между тем как молодые люди, чувствуя, что напряжение нервов уменьшается по мере того, как проходят минуты, стали осматриваться вокруг себя, чтобы успокоиться на более мирных впечатлениях, после тяжелых предыдущих сцен.

В это время они услышали какое-то топанье и шорох между кустами. Шавано с быстротою молнии повернулся, молодые люди схватились за ружья, ожидая немедленного призыва к делу. Но судя по шуму, было очевидно, что к ним приближалось или дикое животное, или кто-то такой, кто не подозревал о присутствии чужих.

Оказалось, что первое предположение верно. Вскоре появилась морда огромного черного медведя, а потом и вся его неуклюжая, тяжеловесная, страшная фигура.

В тот момент, когда его черное мохнатое туловище появилось между зеленью, шавано сделал шаг вперед и приподнял ружье. Ему случалось видеть, что люди его расы надевают на себя шкуру животного, чтобы обмануть врага, и он не хотел попасться в такую ловушку. Однако, после второго взгляда, он убедился, что перед ним был действительно черный медведь.

Может быть, вы читали историю о том, как один индейский воин оделся в шкуру одного из таких животных и так хорошо подражал его движениям, что обманул часового. Но, если вы поразмыслите над этим, то согласитесь со мной, что часовой, верно, не хорошо разглядел зверя, иначе он различил бы подделку. Если дело не происходит ночью или при особенно благоприятных условиях, то весьма трудно обмануть кого-нибудь таким образом.

Вы, вероятно, вспомните, что дело происходило поздней осенью, в такое время, когда американские медведи чувствуют себя всего лучше. Так как они обыкновенно засыпают с наступлением холодного времени и спят до весны (просыпаясь иногда в феврале), существуя на счет накопившегося жира, то поймете, что все зимующие животные должны накопить добрый запас жировых тканей перед уходом на зимние квартиры.

Фред и Терри никогда не видели такого жирного медведя, как этот, а он, завидев их, остановился и, поведя носом, с любопытством нюхал воздух. Он был жирен, как поросенок, которого владелец откармливал несколько недель, и, по-видимому, двигался неохотно. Когда же это было необходимо, он шел неуверенной, шатающейся походкой.

— Хорошая добыча! — сказал Фред, указывая на него.

— Да, окорока были бы очень вкусны, если их хорошо сварить! — сказал Терри.

— Выстрелить в него, что ли? — спросил Фред, осторожно понижая голос и обращаясь к Оленьей Ноге. Последний посмотрел на него, как бы удивленный вопросом, и потряс головой.

Внимание шавано все еще было направлено на хижину, откуда он несколько времени тому назад убежал, и он опять повернул туда свое лицо, предоставив своим друзьям заниматься медведем.

Этот последний долго всматривался в стоявших перед ним джентльменов, потом неуклюже повернулся и пошел вперед. В это время он очутился на небольшом, но крутом склоне, и надо же было, чтобы камень, на который опиралась лапа, сорвался и покатился вниз.

Как это случилось, трудно объяснить, но медведь вдруг потерял равновесие и упал даже не на бок, а прямо на спину, как неуклюжий мальчик, который запнулся о какой-нибудь предмет, имея обе руки в карманах.

Смешная фигура огромного медведя, который так сильно шлепнулся из-за такой ничтожной причины, и особенно его растерянный вид, когда он поднялся на ноги, заставили молодых людей разразиться смехом.

Все, что Терри мог сделать, это сдержать свое веселье, чтобы оно не сделалось слишком шумным. Легкий шум, который произвело падение медведя, заставил Оленью Ногу повернуть голову и посмотреть на зверя. Фред взглянул на своего сдержанного друга и заметил легкую улыбку на его губах. Действительно, он был бы странным человеком, если бы не засмеялся.

Животное, поднявшись на лапы после невероятных усилий, в течение нескольких минут как бы приводило в равновесие свои душевные силы. Было очевидно, что неожиданное падение сильно перепутало мысли, и он не знал теперь, как в них разобраться.

Наконец, медведь успокоился и отправился дальше своей ужасной походкой.

— Хорошая это будет добыча для тех, кто его застрелит, — сказал Фред, обращаясь к Терри, — я никогда не видал такого жирного медведя. Но не странно ли, что он уходит, когда у нас в руках так много карабинов?

— Медведь глупее всех глупцов, как говорили про моего двоюродного брата, то есть нет, — поспешил поправиться Терри, — как про него никогда не говорили. Этому зверю остается пойти назад в лес, забраться куда-нибудь в дупло, пещеру или берлогу, иначе он так растолстеет, что будет не в состоянии карабкаться на деревья!

— Я было подумал, что это — виннебаго, надевший на себя шкуру дикого животного!

— Скорей это дикое животное, надевшее шкуру виннебаго, — сказал Терри, — потому что никто другой не мог бы так смешно споткнуться и повалиться на спину, болтая ногами в воздухе!

И Терри, прикрыв рот рукой, сделал гримасу, как будто бы он страдал коликами, весь трясясь от сдерживаемого смеха. Фред тоже не мог сохранить полного спокойствия, но старался не шуметь, так как Оленья Нога остался бы недоволен таким неподобающим поведением.

Не надо забывать, что все эти события заняли не более нескольких минут, и Фред с Терри еще не успели умерить всей веселости, как трагический элемент пришел на смену комическому.

Медведь еще не успел скрыться из вида, как вдруг, по-видимому, переменил намерение и решил вернуться назад. Опять послышался какой-то шум в кустах, хотя не такой сильный, как в первый раз, и тотчас юноши увидели очертания темной фигуры.

— Я не знал, что здесь так много медведей! — сказал Фред.

— Это не тот, который был здесь минуту тому назад. Другой медведь рассказал ему, как он упал на спину, и эта история так понравилась второму, что и он вздумал проделать такую же штуку.

— Он трусливее, чем тот! — сказал Фред, устремив глаза на животное, которое будто бы не решалось идти так далеко, как его предшественник.

Тем временем Оленья Нога Внимательно наблюдал фигуру. Вдруг, громко вскрикнув, он вытащил томагавк и, держа его наготове в левой руке, бросился к медведю.

Он угадал то, о чем его друзья не подозревали: их посетитель оказался двуногим существом!

 

10. ОТЕЦ

Шавано успел сделать только несколько шагов, как мнимый медведь сбросил свою шкуру и, встав на ноги, быстро убежал. Беглец отличался необыкновенным проворством и скоро исчез из виду. Оленья Нога удовлетворился тем, что заставил виннебаго выдать себя и не преследовал его. Молодой индеец вернулся к своим друзьям все с той же блуждающей, таинственной улыбкой на губах.

Фред хотел было высказать свое замечание, но шавано поднял руку в знак молчания. Вернувшись на свое прежнее место, он сделал полуоборот и стал смотреть в одну точку, лежавшую справа от него, а временами оглядываться назад.

Кусты опять зашевелились, но уже иначе, чем от движения медведя. Теперь было очевидно, что сюда приближается человек.

Все трое с легко понятным нам интересом ожидали появления нового лица, как вдруг Фред Линден радостно вскрикнул и, забыв про время и обстоятельства, кинулся к тому месту, где начинала обрисовываться фигура человека.

— Мой отец! — воскликнул счастливый юноша, бросая свое ружье и обвивая руками шею своего отца, который был обрадован не меньше сына.

— Фред, сын мой! — воскликнул отец в свою очередь, обнимая его.

Потом, как бы стыдясь своей слабости, Фред высвободился, покраснев, и поднял с земли ружье.

— Я боялся, что с вами что-нибудь случилось! — объяснил он сдавленным голосом.

— Случиться-то случилось, и не мало. А, Терри! Я очень рад тебя видеть, — прибавил мистер Линден, горячо тряся руку молодому ирландцу. — Я не знал, что ты тоже идешь к нам!

— Ну, а я хорошо это знал! — возразил Терри, сильно смущаясь оттого, что, несмотря на все его усилия, слезы выступали у него на глазах.

— Здравствуй и ты, Оленья Нога, — прибавил охотник, взяв за руку индейца, — твое присутствие здесь стоит присутствия дюжины людей!

Оленья Нога был тронут взаимной любовью отца и сына. Он со своеобразной выразительностью потряс руку Линдена, но, освободившись от пожатия, снова принял позу человека, который должен заботиться об общей безопасности.

— Плохо же мы вас принимаем! — заметил охотник, обращаясь ко всем троим. — Если бы я знал, Фред, что тебе придется претерпевать такие испытания, я никогда не позволил бы тебе уйти из дому!

— По пути сюда у нас было немало приключений, но мы отделались от них без малейшей царапины. Я боялся, что у вас дела обстоят плохо. А где же мистер Боульби и Гардин?

— Они в безопасности — по крайней мере на время, хотя и неизвестно, надолго ли. Но, Оленья Нога, объясни мне, зачем ты был в хижине? Я не видел, как ты туда входил, но уход твой, как я успел заметить, был гораздо поспешнее, чем обычно!

Шавано улыбнулся при воспоминании о том, как он выскочил из хижины. Прежде чем ответить на вопрос своего друга, он осмотрел окрестности, как будто хотел убедиться, что может безопасно пожертвовать своим товарищам пять минут времени.

К счастью, маленькая группа находилась в одной из наиболее густых частей леса, окружавшего прогалину, на которой находилась бревенчатая хижина. Тут не было видно ни одного виннебаго, и вряд ли те четверо, которые так поспешно убежали, успели бы в скором времени вернуться.

Убедившись, что все благополучно, Оленья Нога рассказал, со свойственной ему скромностью, про то, что случилось с ним в хижине. Впрочем, он только слегка коснулся вопроса о том, как ему удалось освободиться от пятерых воинов, напавших на него.

— Вот это на тебя похоже! — воскликнул охотник. — Ты говоришь таким тоном, как будто не сделал ровно ничего, достойного похвалы, но твой подвиг — один из самых смелых, о которых я когда-либо слышал. Ты вошел в дом, где было пять твоих смертельных врагов. Ты закрыл за собой дверь, но, когда понадобилось выйти, все-таки вышел, несмотря ни на что, и теперь стоишь здесь, не потеряв ни одного волоса с головы!

— Оленья Нога отдал бы свою жизнь ради своего брата, который застрелил Огненную Стрелу, когда его ружье было направлено на Оленью Ногу!

— Я горжусь тем, что мой карабин сразил этого злодея. Я увидел, что он целится в тебя, и подумал, что мне представляется хороший случай испробовать свое ружье!

— Вы не могли выбрать лучшего времени, — заметил Фред, — хотя и мы с Терри тоже успели прицелиться и непременно выстрелили бы в следующую же секунду!

— А кто же сделал второй выстрел?

— Гардин, он был около меня, но так заторопился, увидев, что виннебаго собираются идти опять в дом, что прицелился не особенно метко. Этот выстрел помешал мне повторить свой. Прежде, чем мы успели опомниться, индейцы уже исчезли!

— Но, отец, как же это все произошло? Каким образом вы очутились вне хижины, а индейцы внутри?

— Оленья Нога хотел бы послушать, что его брат расскажет про виннебаго! — сказал шавано, который хотел узнать что же все-таки произошло.

— Хорошо, — сказал мистер Линден, внимательно осматриваясь по сторонам, как бы желая убедиться, что он может совершенно спокойно удовлетворить любопытство своих друзей, не встретив никакой помехи со стороны виннебаго. — В течение последних суток с нами случилась масса самых удивительных приключений. Вы знаете, что мы нисколько не боялись индейцев, когда пришли сюда ставить ловушки и охотиться.

— Но ведь отец Терри погиб от их руки! — заметил Фред.

— Правда, но это было уже несколько лет назад. Последние две зимы мы видели индейцев только изредка, да и они относились к нам дружелюбно. Мы принимали их у себя в хижине. Иногда они ночевали у нас и делили с нами наш обед — дичь, буйволиное мясо и бобровые хвосты. Поэтому, когда мы строили эту бревенчатую хижину, то вовсе не хотели, чтобы она служила укреплением против врагов. Вы видите, что в ней нет ни окна, ни отверстия, так что в случае событий, подобных сегодняшним, я предпочитаю быть вне дома!

— Мне кажется, что эти шельмы внутри думают то же самое! — заметил Терри Кларк.

— Без сомнения! Итак, вчера утром, мы сделали открытие, что в лесу индейцев больше, чем когда бы то ни было прежде. Мы видели дым от их лагерных огней и с вершины возвышенности заметили какой-то странный столб дыма, который, вероятно, был сигналом для других, дальних групп. Это нам совсем не понравилось.

— У вас не пропадали лошади?

— Да, мы вскоре заметили, что пропали три вьючных лошади, и затем узнали, что с ними случилось. Следы мокасинов слишком ясно говорили, что сомнений тут быть не может. Вы можете себе представить, что мы довольно сильно рассердились, узнав о краже животных. Боульби тотчас же хотел начать преследовать воров, но ему мешала вывихнутая нога, да и трудно было узнать, как далеко успели уйти краснокожие. Поэтому я и Гардин были против. Нас немного утешило то, что индейцы не тронули прочих наших лошадей, которые паслись на несколько ярдов левее.

— Если бы я не был уверен, что все вы находитесь на пути сюда, — продолжал мистер Линден, обращаясь к сыну, — и если бы я не боялся разойтись с вами, мы бы сели на оставшихся лошадей и уехали домой, потому что были убеждены, что по соседству находится большая группа индейцев и что они могут доставить нам много неприятностей. Гардин и я старались уговорить Боульби взять самую быструю лошадь — то есть, мою собственную — и поспешить отсюда прочь. Но он и слышать не хотел ни о чем подобном и объявил, что останется с нами и посмотрит, чем дело кончится.

Перед наступлением вечера события приняли еще худший оборот. Благодаря крайней осторожности, нам удалось остаться незамеченными, хотя мы сами видели несколько индейцев. Некоторые из них разрушили все расставленные нами капканы и, очевидно, искали нас. Большинство из них воображало, что мы в хижине, и мы видели, как некоторые из них стучали в дверь, прежде чем дернуть за веревку, которая всегда висела снаружи, за исключением ночного времени.

В такое время хижина могла бы оказаться для нас смертельной ловушкой, и мне нечего говорить вам, что мы и не думали в нее входить, пока кругом было так много враждебных нам индейцев. В некотором расстоянии отсюда, в скалах, есть место, где виннебаго, как называет их Оленья Нога, было бы очень трудно найти нас. Там мы и остались до сегодняшнего утра. Так как у Боульби слишком болела нога, чтобы он мог подвергать себя всем дорожным невзгодам, то мы оставили его там, а Гардин и я пробрались сюда, чтобы посмотреть, как обстоят дела. Дым, поднимающийся над крышей, объяснил нам, что в доме находятся индейцы.

— Что они имели в виду, разводя огонь, мы не знали. Но пока обсуждали этот вопрос, вдруг выскочил Оленья Нога. Мы узнали его и потому не стали стрелять. Когда за ним выскочил один из виннебаго, я подумал, что не мешает дать ему знать, что шавано также имеет друзей. После событий, свидетелями которых вы были, я поспешил разыскать Оленью Ногу, выслушал его рассказ, и — прибавил охотник, смеясь, — вот мы все здесь!

 

11. ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

Не менее интересными, чем сам рассказ, могли показаться позы слушателей.

Фред Линден стоял прямо, держа ружье в руке и устремив глаза на отца. Гордость и любовь выражались в чертах мальчика, и он в настоящую минуту, по крайней мере, не видел ничего, кроме фигуры своего отца, не слышал ничего, кроме его рассказа.

Терри Кларк поставил свое ружье на землю дулом вверх и скрестил над ним свои руки, как часто делал Оленья Нога. Он был повыше ростом, чем шавано, и это позволяло ему заложить руки повыше, так что его локти были почти вровень с подбородком.

Терри так усердно слушал рассказ, что широко раскрыл рот и глаза. Он совершенно забыл про все окружающее.

Оленья Нога стоял между рассказчиком и прогалиной, в которой стояла хижина, и все время смотрел в сторону последней. Шавано как будто бы не обращал внимания на слова, но ни одно из них не ускользнуло от него. Он наклонил голову набок, как бы прислушиваясь к какому-то звуку. Индеец не задал ни одного вопроса, но вся эта история так же живо запечатлелась в его мозгу, как и у прочих слушателей.

Во многих отношениях слова Линдена только поясняли то, что Оленья Нога уже знал. Виннебаго обманули его, послав самого быстрого из своих товарищей к хижине в горах, и через него условились о том, как заманить в ловушку трех друзей, ожидавшихся в следующее утро.

К счастью для охотников, они оказались слишком предусмотрительными и не заперлись в хижине, где рисковали остаться бы без воды и пищи и очутиться в руках краснокожих, как в ловушке.

По непонятной игре случая или по воле судеб, те самые краснокожие, которые хотели залучить белых в дом, сами очутились в нем пленниками, под карабинами своих врагов.

Первый вопрос, который теперь естественно занимал мистера Линдена и двух молодых людей, был: что теперь делать дальше?

— Где мистер Гардин? — спросил Фред, когда рассказ был окончен.

— Я оставил его там, неподалеку, в том месте, где мы стояли, когда стреляли в хижину. Не лучше ли нам пойти к нему, Оленья Нога? Он ждет нас!

— Оленья Нога думает, как его брат, — отвечал шавано, который только что собирался предложить то же самое, желая переменить место и очутиться против лицевой стороны хижины, где виннебаго могли появиться, если бы только осмелились сделать это.

Шавано указывал дорогу сквозь лес, который, как уже было сказано, местами был довольно густ и дик. Любимым его поведением в таких случаях было идти индейской линией, как он хаживал еще в детстве, когда, как дикий зверь, боялся и ненавидел белых.

Гардин ожидал своего товарища и встретил друзей раньше, чем он успел достигнуть указанного пункта. Оленья Нога, впрочем, прошел еще несколько дальше, пока не занял самой удобной позиции.

Не стоит и говорить, что Гардин не менее Линдена был рад видеть молодого шавано. Он достаточно наслышался о нем, чтобы оценить его помощь более, чем помощь двадцати других. Одаренный замечательной чуткостью, Оленья Нога развил до совершенства те чувства, которые требуются любому, кто живет и странствует в лесах.

Он всегда обладал особой грацией и достоинством, и его друзья обратили на это внимание, когда он пожимал руку приветливого Гардина. Иной раз кто-нибудь из друзей шавано пробовал общаться с ним более фамильярно, но индеец никогда не забывался. Он, как мы уже видели, обладал некоторой долей приятной веселости в характере, но можно сказать, что она никогда не сопровождалась шумом.

Остановившись там, где деревья и кустарник служили хорошим прикрытием, наши друзья, конечно, с живым интересом смотрели на хижину.

— Мы заперли там изрядное количество индейцев, — сказал Гардин, — но долго ли продержим их там?

— Сколько захотим! — сказал Фред.

— Мы не хотели бы держать их чересчур долго, — поправил его отец, — не нужно забывать, что нас могут атаковать сзади!

Линден описал затруднения, которые могли возникнуть в этом положении. Если бы по соседству не было других виннебаго, кроме четверых, запертых в хижине, было бы очень легко держать их там, пока они не отдадутся в руки охотников. Мы, однако, знаем, что, кроме того индейца, который появлялся в медвежьей шкуре, здесь было еще много других, да еще с часу на час надо было ожидать Черного Медведя с его дружиной.

Очевидно, в таких условиях продолжать осаду было невозможно. По всей вероятности, через несколько часов белым пришлось бы из осаждающих превратиться в осажденных, зачем же тогда откладывать свой уход, когда приходилось рисковать собственной жизнью?

Между тем, как Оленья Нога, скрывшись за деревом, наблюдал за лицевой стороной хижины, остальные стояли дальше, и все были достаточно хорошо прикрыты, чтобы не бояться опасности спереди. Они обсуждали свое положении, понизив голоса, причем Фред и Терри, главным образом, слушали старых и более опытных охотников.

— Из того, что мне сказал Фред и Оленья Нога, — сказал мистер Линден,

— я заключил, что остается сделать только одно.

— Что же?

— Немедленно оставить эту часть Соединенных Штатов. Оленья Нога говорит, что Огненная Стрела (это тот, который лежит мертвый перед хижиной) сказал ему, будто у Черного Медведя пятьдесят воинов, и что он идет сюда.

— Может быть, Огненная Стрела солгал! — заметил Гардин.

— Скорее всего, он сказал правду. Во всяком случае, нет сомнения, что здесь, в лесу, индейцев гораздо больше, чем мы могли бы одолеть. Они разобьются на маленькие группы и будут так усердно охотиться за нами, что разыщут место в скалах, где мы оставили Боульби, хотя я могу сказать, что он очень хорошо спрятан. В конце концов, наше положение в лесу окажется не безопаснее пребывания в хижине. Нам нечего есть и пить, и понадобится немного времени, чтобы справиться с нами.

— Что же вы посоветуете делать?

— Посадить Боульби на одну лошадь, Фреда на другую, Терри на третью и отправить их как можно скорее в Гревилль!

— Но им придется идти путем, по которому пойдут Черный Медведь и его товарищи! — сказал Гардин.

— Я подумал об этом и, действительно, если виннебаго здесь, это будет худшее, что мы бы могли предположить!

— Но, отец, мы видели их и знаем, что это так! — сказал Фред тихим и серьезным тоном.

— Вы можете поверить тому, что говорит Фред, — торжественно заметил Терри, — он на этот раз говорит правду!

— Но, — пояснил старший Линден, — если Черный Медведь и прочие пошли по этой дороге, они придут рано или поздно. Мы выведем лошадей в лес и будем держать их наготове. У Оленьей Ноги достаточно хорошо зрение, чтобы увидеть, когда Черный Медведь и прочие будут здесь, тогда мы отправим этих троих как можно скорее домой.

— Но что же в этом хорошего? — спросил Фред. — Мы пришли сюда, чтобы помогать вам, а вы хотите отправить нас обратно!

— Я предлагаю уехать всем вместе, — поспешил сказать его отец, — вы только будете во главе. Если бы у нас был хороший блокгауз со съестными припасами и водой, я бы никого в мире так не желал иметь при себе, как тебя и Терри, но вы можете понять, что при настоящем положении дел остаться — значит идти на верную смерть!

— Итак, вы думаете, Джордж, что мы все должны оставить здесь?

— Конечно! Виннебаго сделали длинное путешествие, приехав сюда из своих охотничьих земель, и теперь они уже находятся на пути к дому. Они постарались нанести столько вреда, сколько могли и, верно, не останутся здесь долго. Все, что нам остается делать, это прятаться от них, пока они не уйдут, а потом вернуться, чтобы исправить повреждения и начать все сначала. Впрочем, у нас уж не так много добра, чтобы его было жаль бросать!

— Они разрушили почти все наши капканы, и весьма возможно, что сожгут и нашу хижину, со всеми мехами!

— Там их не так уж много, а если что-нибудь подобное случится, мы выстроим другой дом и позаботимся, чтобы у него были окна, и чтобы враги не могли отнять у нас воду. Мы всегда можем иметь достаточный запас пищи, чтобы выдержать осаду!

— Кажется, то, что вы говорите, не лишено некоторого смысла, — сказал с улыбкой Гардин, — спросим у Оленьей Ноги, что он думает об этом!

Оба направились к месту, где молодой шавано недвижно стоял, все еще устремив взгляд на хижину.

 

12. НА КРАЮ ПРОГАЛИНЫ

Оленья Нога, по своему обыкновению, внимательно выслушал предложение своих друзей и, когда они кончили говорить, обрадовал их заявлением, что это было бы самое разумное из всего, что они могли сделать. Он повторил, что, по его мнению, приближающийся отряд виннебаго должен был состоять не менее, чем из пятидесяти человек. Этого было достаточно, чтобы они могли разделиться на маленькие части и так заполонить местность, что нигде нельзя было бы чувствовать себя в безопасности.

Первое, что наши друзья должны были теперь сделать — это выяснить, насколько возможно, свободна ли от врагов дорога, ведущая в Гревилль. Если бы стало известно, что это так, то троим конным членам маленького общества осталось бы только ехать, как можно скорее, в колонию, спасаясь от возможного преследования.

Очевидно, шавано один мог с уверенностью сказать, когда можно будет тронуться в путь, но даже и он, несмотря на свою прозорливость, не мог ничего сказать, пока все предположения не были проверены.

Весьма возможно, что Огненная Стрела не солгал, сказав, что отряд виннебаго состоял из пятидесяти человек. Он мог даже ошибиться в обратную сторону: виннебаго могло оказаться гораздо больше пятидесяти.

В течение краткого разговора между Гардином, Линденом и Оленьей Ногой, последний высказал свои мысли более определенно. Судя по тому, что он знал о привычках своей расы, он думал, что Черный Медведь и его воины будут не месте через несколько часов после полудня.

Оленья Нога прибавил, что сделает все возможное, чтобы узнать о приезде вождя. Так как он знал его в лицо, то надеялся очень быстро обнаружить его присутствие.

В ожидании он осведомился о местоположении пещеры, где находился Боульби, который, вероятно, с нетерпением ожидал возвращения своих друзей, и о месте, где паслись три лошади. Ответы на оба эти вопроса его полностью удовлетворили.

Боульби не мог бы быть лучше спрятан. Оленья Нога никогда не видал этого места, но охотники описали так хорошо, что он без затруднения мог бы теперь найти его. Ему было приятно слышать, что подойти к этому месту можно было только по валунам и скалам, где нога практически не оставляла следов, заметных для виннебаго.

Краснокожие не могли его выследить, Боульби был слишком умен для этого, несмотря на некоторую беспечность, проявляющуюся иногда в его поступках.

Далее, Оленьей Ноге сказали, что укрытие Боульби располагалось рядом с дорогой, где должны были проходить Черный Медведь и его воины. Следовательно, в случае, если эта дорога освободится, можно было бы сразу отправиться прямо в Гревилль.

Что касается лошадей, то здесь дело обстояло не так благополучно. Их легко могли найти виннебаго и забрать себе. В случае, если бы это произошло, положение усложнялось. Впрочем, Оленья Нога и его друзья решили не думать об этом, пока не опережая события.

Линден и Гардин не разделяли мнения своего друга индейца о том, что они не подвергаются риску, оставаясь здесь еще на некоторое время. Им казалось, что это значило — терять время, но они так верили в него, что не стали возражать, хотя предпочли бы уехать немедленно, не теряя ни минуты.

— Пусть мои братья посмотрят хижину и скажут, что они там видят! — сказал шавано со своим обычным спокойствием.

Оба последовали указанию, но не могли разглядеть, что же могло привлечь внимание Оленьей Ноги. На земле лежало тело Огненной Стрелы, прямо на спине, с лицом, обращенным к светлому осеннему небу. Он упал, сраженный в тот самый момент, когда посягал на жизнь Оленьей Ноги, упал, не дрогнув. Смерть посетила его так быстро, что избавила от страданий.

Зрелище это имело в себе нечто потрясающее, но надо сказать, что те, кто его наблюдал, не чувствовали к убитому сострадания: он заслужил, в их глазах, свою судьбу, чтобы о нем так сокрушаться.

— Мои братья ничего не могут об этом сказать? — спросил Оленья Нога.

— Нет! — возразил Линден, — а вы, Руф?

— Я тоже вижу не больше вас! — возразил Гардин.

— Пусть мои братья посмотрят на дверь! — прибавил Оленья Нога.

Охотники посмотрели, но увидели не больше, чем прежде.

Тогда шавано объяснил:

— Она не заперта, но только слегка приперта, как было в то время, когда Оленья Нога пришел и дернул за веревку.

— Ах, я вижу! — воскликнул Линден вполголоса, — виннебаго устали сидеть там и пробуют, нельзя ли выглянуть!

— Пусть мои братья позаботятся, чтобы виннебаго их не увидали! — предостерег Оленья Нога.

— Смотрите, — сказал Гардин, — дверь чуточку отворяется. Можно видеть часть темной комнаты, теперь они остановились — ага! Один из них выглядывает оттуда!

На этот счет нельзя было ошибиться. Оленья Нога обратил внимание на сдерживаемое нетерпение его товарищей.

— Боже мой! — воскликнул Гардин. — Я бы хотел выстрелить в них еще раз, Оленья Нога, пусть они знают, что ты настороже! Что ты скажешь?

— Мой брат должен метко прицелиться! — сказал шавано, давая таким образом согласие на предложение.

Гардин встал на одно колено и прицелился в ту точку, где, как ему казалось, он видел профиль воина, выглядывавшего из хижины. Все в лесу было недвижно и молчаливо в этот критический момент. Когда курок был спущен, раздался громкий выстрел, и пуля полетела по своему прямому назначению.

Каков был результат — осталось неизвестным, хотя охотник был уверен, что не промахнулся.

Однако, ни по какому наружному признаку нельзя было узнать, что казнь совершилась. Оленья Нога, который смотрел в ту сторону, заметил, что дверь не шевельнулась. Индеец, который высовывался оттуда, исчез, как будто заслоненный какой-то таинственной рукой, но упал ли он, или просто отодвинулся из благоразумия, оставалось неизвестным даже для Оленьей Ноги.

Одно только было верно: вероятно, виннебаго теперь долго не будут выглядывать из двери. Было гораздо безопаснее ждать до того времени, когда придет подкрепление в лице их братьев-воинов, которые должны были скоро появиться.

— Теперь мне кажется, Оленья Нога, — сказал Линден, — что мы совершенно напрасно будем терять время, оставаясь здесь. Черный Медведь и краснокожие еще не пришли, но скоро придут. Некоторые из них уже близко, звук выстрела привлек их внимание, они придут, и мы окажемся в неприятном положении!

— Мой брат говорит мудрые речи, — согласился шавано, — Оленья Нога пойдет на разведку. Это отнимет немного времени, и когда он вернется, у него найдется, что рассказать своим братьям!

— Что же мы будем делать в твое отсутствие? — спросил Фред Линден.

Шавано с минуту постоял в нерешительности, будто не зная, что ответить. Его друзья, как мы уже видели, стояли в такой густой части леса, что были защищены, как нельзя лучше. Но они были слишком близко к центральному сборному пункту виннебаго, так как находились на краю прогалины.

Кроме того, раз они уже собирались уйти из этих мест как можно скорее, то ничего бы не выиграли оттягивая время, а потерять могли бы очень много. Поэтому Оленья Нога быстро принял решение.

— Мои братья пройдут часть дороги со мной… Смотрите! — живо прибавил он.

Взглянув на строение, все были поражены странным и удивительным зрелищем.

 

13. ПОДКРЕПЛЕНИЕ

В течение всего времени, пока Оленья Нога и его товарищи стояли в лесу, на краю прогалины, внимательно наблюдая за маленьким блокгаузом, дым выходил через отверстие в крыше и понемногу таял в ясном воздухе. Он представлял собой прозрачный, голубоватый столб, точь в точь такой же, какой в эту же минуту поднимался над тысячами других крыш в различных местах этой страны.

Восклицание шавано было вызвано внезапной переменой цвета дымового столба. Он стал черным и густым, как будто бы пламя, горевшее внутри, начали гасить. Затем произошла еще одна странная перемена: он начал подниматься вверх тяжелыми, длинными клубами, как будто из трубы паровоза.

Все поняли, что это означает: заключенные в хижине виннебаго подавали сигналы своим далеким друзьям. Было весьма вероятно, что некоторые из них в настоящую минуту наблюдали за хижиной и поэтому должны были заметить то, что Оленья Нога так скоро увидел.

— По-видимому, они просят помощи у своих товарищей! — пояснил Линден, вопросительно посмотрев на шавано. Последний кивнул головой в знак того, что его друг прав.

— Хотел бы я знать, до какой степени удачно индейцы могут таким способом разговаривать между собой! — сказал Гардин, — я слышал, будто с помощью этих дымовых сигналов можно иногда передавать ценные сведения, но, по моему, это только басни. Что ж особенного могут они передать, кроме просьбы о помощи?

— Не думаю, чтобы они могли передать еще что-нибудь, — возразил Линден, — да, кажется, им больше и нечего передавать. А так как не может быть никакого сомнения относительно значения этого сигнала, то нам остается только одно: поскорей убраться в другое место!

Оленья Нога ничего не мог возразить против этого разумного замечания.

Чтобы выяснить план действий, понадобилось не более минуты. Так как полдень уже близился, а сигнал из очага хижины, наверное, должен был поторопить приближающиеся силы виннебаго. Оленья Нога остался настороже, чтобы как можно скорее узнать, когда можно будет безопасно тронуться в Гревилль.

Понятно, что раз путешественники собирались взять для себя самых быстрых лошадей, то ехать им следовало проезжей дорогой, хорошо знакомой животным. Если бы не лошади, они могли бы идти прямой дорогой через лес, не обращая внимания на краснокожих: теперь же действовать так было нельзя.

Шавано, взяв на себя трудную рекогносцировку, велел другим присоединиться к Боульби, который, по всей вероятности, нуждался в их помощи. Если бы охотники подверглись нападению индейцев, они не могли бы найти лучшего укрепления, чем скалы. В интересах защиты было просто необходимо, чтобы все держались вместе.

Когда все сговорились, Оленья Нога ушел, быстро и молчаливо исчезнув в лесу, между тем как белые взяли левее, направляясь к неглубокому оврагу, который вел к убежищу Боульби.

— Нам недалеко идти, — пояснил мистер Линден через некоторое время, повернувшись лицом к следовавшим за ним друзьям, — а до того места, где пасутся лошади, осталось только несколько шагов. Пусть Гардин проводит Фреда и Терри к Боульби, а я посмотрю, здесь ли наши лошади!

Фреду это не понравилось. Хотя отец отнесся к этому легко, тем не менее он знал, что это опасно не только для мистера Линдена, но и для остальных, так как, после ухода Оленьей Ноги, приходилось делить маленькую партию еще на две, что значительно ее таким образом ослабило, подвергая группу еще большему риску быть замеченными виннебаго.

— Отец, благоразумно ли это будет? — спросил Фред.

— Отчего же, мой милый мальчик? Я тут не вижу ничего неразумного. Нам необходимо узнать, будут ли лошади в нашем распоряжении, прежде, чем мы вернемся домой — то есть, это нужно в том случае, если часть нашей партии собирается ехать верхом. Моя работа в этом случае будет несколько похожа на работу Оленьей Ноги!

— Он индеец и подвергается меньшему риску, чем вы!

— Вы правы, — заметил Терри, чувствовавший, что сообщество давало ему право высказать свои взгляды, — для мистера Линдена будет меньше риска, если Оленья Нога возьмется за это дело, а для Оленьей Ноги будет меньше риска, если за него возьмется мистер Линден. Поэтому, чтоб уравнять шансы, поручите его мне!

Мистер Линден улыбнулся.

— Нет, Терри, вы с Фредом не разлучаетесь надолго, так что не надо расставаться и теперь. Гардин останется с вами и доведет вас до пещеры: надеюсь, и я могу обещать вам, что не отстану!

Опасения Фреда не рассеялись от легкомысленного отношения мистера Линдена к предстоящей опасности, но мальчик чувствовал, что возражать дальше не следует. Гардину тоже очень хотелось бы возразить, но он достаточно знал своего друга, чтобы сообразить, что это ни к чему не приведет.

— Если вы считаете, что так лучше, так Бог с вами! — сказал он.

Линден засмеялся и, попросив не терять времени, исчез из виду не менее быстро, чем шавано, который отправился в противоположную сторону.

Линден не все сказал своим друзьям. Из слов Оленьей Ноги он заключил, что, по всей вероятности, им придется долго ожидать в засаде, прежде чем тронуться в Гревилль. Для его деятельной натуры это было непосильным испытанием.

Далее, он не видел причины, почему бы ему не добыть какие-нибудь сведения относительно дымового сигнала виннебаго. Без сомнения, они звали к себе на помощь, и, вероятно, помощь не замедлит к ним явиться. Скрывшись в лесу, он надеялся увидеть что-нибудь из того, что ему не помешало бы знать.

Поэтому, вместо того, чтобы идти к лошадям, он осторожно направился назад, пока снова не очутился неподалеку от хижины, хотя несколько в стороне от того места, где убил Огненную Стрелу.

— Я думаю, что место выбрано удачно! — пробормотал он, расположившись на земле, — я не стою перед самой дверью и в то же время отлично вижу всю лицевую сторону хижины, а также труп, лежащий на земле. Если на помощь к этим злодеям подоспеют союзники, я их увижу, а они меня нет!

Что бы не означал последний дымовой сигнал, осажденные индейцы больше не прибегали к этому способу переговоров. Прошло всего несколько минут после того, как Оленья Нога его заметил, и вот он уже кончился. Дым поднимался таким же прозрачным голубоватым столбом, каким его видели юноши, когда стояли на возвышении и смотрели на хижину, к которой они направлялись уже так давно и с такими трудностями. В ясном, холодном воздухе глаз мог разглядеть маленькое облачко, не более, чем в несколько футов в диаметре. Это были исчезающие следы черных клубов, посланных к небу осажденными воинами.

Они скоро совсем рассеялись, так что глаз не мог различить ни малейших следов того, что произошло еще недавно.

Линден со своей позиции внимательно наблюдал небесный свод.

Его глаза уже довольно сильно устали, но все-таки он надеялся разглядеть ответный сигнал виннебаго, спешивших сюда.

Однако, он не увидал ничего.

Насколько охотник мог разглядеть, кругом не было ничего, похожего на ответный сигнал индейцев.

— Это подает повод к размышлениям, — сказал он сам себе. — Отчего же нет ответа на сигнал? Разве не так: индейцы звали на помощь и единственным ответом может быть сама помощь… Ш-ш!..

Раньше, чем он ожидал и, может быть, раньше, чем ожидали сами виннебаго, на опушке прогалины появилось подкрепление.

Самое тревожное в этом случае было то, что это произошло очень близко от Линдена, и он одну минуту думал, что спасение уже невозможно, и, только благодаря своему обычному хладнокровию, не растерялся.

Он смотрел на хижину и рассчитывал, как велико подкрепление, как вдруг шорох в кустах заставил его повернуть голову и посмотреть налево.

Покрытый татуировкой виннебаго пролагал себе путь сквозь кусты, между тем как шелест позади него показывал, что за ним следует большое число товарищей.

 

14. ФЕЙЕРВЕРК

Само собой разумеется, что индейцев, поспешивших на первый же зов, весьма интересовала судьба своих товарищей.

Поэтому первый из восьмерых, движущихся вереницей, внимательно смотрел на строение.

Это обстоятельство и спасло Джорджа Линдена. Если бы предводитель бросил хоть один быстрый взгляд вокруг себя, он наверное обнаружил бы охотника прежде, чем тот успел бы догадаться об опасности. Но раз этого не случилось, последний быстро сообразил, что делать дальше.

Не медля ни минуты, он юркнул за соседнее дерево, где в течение некоторого времени мог остаться незамеченным.

За то Линден больше не мог наблюдать за индейцами. Так как у последних не было никаких причин догадываться о его присутствии, он без колебания высунул свою голову настолько, чтобы ему можно было следить за движениями виннебаго.

Охотник увидел, что вождь и его спутники разговаривают, жестикулируют, смотрят на хижину и указывают на нее так выразительно, что относительно содержания их разговоров не могло быть никакого сомнения.

Виннебаго, вероятно, были очень заинтересованы.

Объяснив себе сигнал, как призыв, они поспешили сюда — вероятно, по приказанию великого вождя, Черного Медведя — а по прибытии на место, не могли определить, в чем заключается опасность.

Засевших в хижине виннебаго не было видно, и пришедшие на выручку недоумевали, из какой беды нужно их выручать.

Пришедшим виннебаго было ясно одно, что если сигнал был подан из хижины и подавшие его находились внутри ее, то опасность грозила им извне.

Один взгляд на распростертый перед хижиною труп Огненной Стрелы сразу мог объяснить краснокожим, что убийцами явились белые, выстрелы которых они слышали, и что именно от них товарищи спрятались в хижине и призывают их на помощь.

— Это так, — закончил бдительный Линден на своем посту за деревом, — а теперь они, очевидно, пойдут искать тех, кто заманил индейцев в западню!

Если бы виннебаго начали шарить по опушке, Линдену вовсе не следовало бы оставаться там, где он был. Они прошли так близко от него, что, наверное, могли случайно заметить.

Размышляя про себя о том, как бы ему лучше выкарабкаться, он расслышал слабый стон, доносившийся с противоположной стороны, как казалось, исходивший откуда-то из-за хижины.

Группа, стоявшая около охотника, перестала разговаривать и посмотрела на хижину.

Один из них, приставив руку ко рту в виде рупора издал глухой звук, похожий на завывание совы.

Несколько минут прошло в молчании, а затем Линден услышал третий звук. Это был слабый, дрожащий крик, звучавший так, как будто бы он доносился из-под земли.

Линден понял его значение: его издавал один из виннебаго, находившихся внутри строения. Он слышал призыв своих друзей и хотел увериться, что не сделает роковой ошибки, выйдя оттуда.

Отряды, находившиеся в тылу и во фронте, немедленно ответили подобными же звуками и возгласами, что быстро убедило осажденных виннебаго, что помощь недалеко.

В действительности, дело обстояло вот как: воины, поспешившие сюда, не догадались, что это охотники преследовали виннебаго и заперли их в хижине, а потому и не думали делать розысков в лесу, как этого боялся Линден.

Прибывшие виннебаго были так многочисленны, что совершенно не боялись нападения со стороны такой небольшой группы, хотя они без колебаний лишили бы белых жизни в случае, если бы те вышли из своей засады.

Печальный звук, раздавшийся в хижине вслед за сигналом и достигший ушей виннебаго, находившихся вне, тотчас эхо отозвался с разных сторон, так что четверо заключенных воинов могли догадаться, что осада снята.

Отведя глаза от находившейся около него группы индейцев, Линден посмотрел на хижину и увидал, что тяжелая дверь медленно открывается внутрь.

На дымном фоне, среди мрака, едва освещаемого огнем, слабо обрисовывалась фигура индейца.

— Какая отличная цель! — подумал охотник, — я уверен, что не промахнулся бы, если бы только можно было выстрелить!

Постояв немного около двери, виннебаго вышел и стал делать знаки своим друзьям; он был уверен, что на этот раз не будет ошибки.

Предводитель отряда, стоявшего около Линдена, отодвинулся от прикрывавших его кустов, так что был теперь хорошо виден, и опять издал какой-то звук, жестикулируя в то же время рукой.

Этого было достаточно.

Трое остальных виннебаго вышли из хижины.

Не останавливаясь ни на минуту, они двинулись по лужайке к тому индейцу, которого они видели, и который стоял всего в нескольких шагах от наблюдавшего за ним Линдена.

— Вот так штука! — пробормотал охотник, — оказывается, что Руф, несмотря на свою уверенность, не только не убил одного из них, но даже и не ранил!

Четверо воинов, вышедшие из строения, прошли несколько шагов по направлению к прогалине и потом остановились, как бы ожидая, что друзья пойдут к ним навстречу.

Тотчас же восемь виннебаго, стоявших около Линдена, вышли из-за прикрытия и двинулись к ним.

Минуту спустя, с другой стороны вышли шестеро других, и все соединились на середине между домом и наблюдательным постом Линдена.

— Прекрасно! — воскликнул вполголоса последний. — Здесь их восемнадцать, — число достаточное, чтобы стереть нас с лица земли. Если бы они нас заперли, то могли бы уморить голодом!

Казалось, все индейцы, говорили вместе. Они жестикулировали и размахивали руками, некоторые из них двигались туда и сюда, как будто горячо спорили и не хотели соглашаться друг с другом.

Однако, этого не было. Спор не успел еще затянуться, как, по-видимому, решение было принято.

Один из индейцев, по-видимому, предводитель группы, выкрикнул такой решительный приказ, что все смолкли. Затем три человека побежали к строению и подняли тело Огненной Стрелы.

Его понесли через прогалину, и вскоре несущие исчезли из виду недалеко от того места, куда бросился Оленья Нога, когда этот человек, теперь уже мертвый, собирался в него стрелять.

В течение всего этого времени остальные воины стояли группой, глядя на них и издавая самые печальные звуки, выражавшие их сожаление по поводу смерти товарища, а может быть и решение отомстить за него.

В тот момент, когда носильщики исчезли со своей ношей, все переменилось. Печальный вой прекратился, и пятнадцать индейцев, рассыпавшись по разным направлениям, быстро побежали к краю прогалины. Двое из них появились очень близко от места, где стоял Линден. Он спрятался за дерево и желал бы теперь быть где угодно, только не здесь.

Но виннебаго остановились, не дойдя до его засады, и по треску веток охотник понял, что они ломают ветки и собирают хворост.

Линден чувствовал себя в таком критическом положении, что не осмелился поднять глаза, пока не услышал, что звуки раздаются уже в другом месте.

Тогда он украдкой выглянул и увидел поразительное зрелище.

Пятнадцать индейцев виннебаго, каждый из которых нес в руках охапку сухого хворосту и веток, бежали по направлению к хижине.

— А! — пробормотал Линден, который догадался об их намерениях. — Они собираются сжечь ее. Ну, и отлично. Мы не можем им помешать, но хорошо, что нас там нет!

Несколько индейцев вошли со своими связками хвороста в хижину, между тем как другие уложили их снаружи. Одну минуту охотник надеялся, что они разложат сигнальный костер, но скоро убедился, что это не так.

Большая часть индейцев, сложив свою ношу, предоставила двоим устраивать ее, а сами поспешили принести еще. Так как их было много, то времени на это потребовалось мало. Скоро все было готово, и один краснокожий появился с факелом в руках.

Помахав им над головой, пока пламя не вспыхнуло с особенной силой, он поднес его к сложенному вокруг хижины хворосту, сделав предварительно то же самое с хворостом внутри хижины. Сухие ветки быстро загорелись, а за ними и бревна дома, давно уже успевшие хорошо высохнуть, и через несколько минут все строение было охвачено пламенем.

 

15. ХУДЫЕ НОВОСТИ

Джорджу Линдену не следовало бы долго оставаться на этом опасном месте, но горящая хижина странным образом привлекала его. Он остался за скрывавшим его деревом, и его глаза были устремлены на происходившую перед ним сцену.

Хотя строение это было самое примитивное и едва ли обладало каким-нибудь удобствами, но он чувствовал к нему привязанность, и в душе его шевелилось нечто вроде сожаления.

Он и его два товарища сидели, бывало, там, когда в лесу и на лужайке бушевал зимний ветер. Они слушали печальное завывание волков и рычанье медведей, когда те бродили около двери, обнюхивали бревна, свирепые от голода, что готовы были напасть на охотников, которые курили свои трубки и мирно беседовали между собой или лежали на мягких, теплых звериных шкурах, не беспокоясь о том, что на дворе сыпал мелкий снег или бушевал холодный ветер, потрясавший дом до основания.

Если была хорошая погода, все трое часто сидели на бревне перед дверью, не боясь, что бродящие по лесам краснокожие будут их беспокоить.

Охотники находили своеобразную прелесть в этой суровой, подверженной опасностям, жизни. Поэтому они радовались наступлению поры, когда могли сесть на лошадей и ехать на сто миль к югу. И они бывали не очень-то довольны, когда зима проходила, и когда нужно было возвращаться домой со своими вьючными и верховыми лошадьми, нагруженными лесной добычей.

Правда, ничто не могло заставить их отложить свой отъезд, так как они горели нетерпением увидать любимых родных, но, тем не менее, в их душе шевелилось нечто вроде сожаления, когда они съезжали с соседнего возвышения и бросали последний взгляд на хижину в горах.

Итак, легко можно себе представить, что Джордж Линден не мог без волнения смотреть на то, как погибал домик, где он и его друзья провели так много дней и ночей.

— Мы можем выстроить другой, — думал он, — и мы его во многих отношениях улучшим, но это все-таки это уже не будет прежним домом!

Он был удивлен, видя, как легко загораются бревна. Солнце и ветер высушили и удалили сырость, между тем как тяжелая крыша состояла из листьев, земли и веток, защищая их от снега и дождя, так что пламя не могло бы найти себе лучшей пищи.

Пламя бушевало, искры летели, клубы дыма поднимались вверх. Жар был так силен, что виннебаго пришлось отойти на некоторое расстояние. Даже охотник, выглядывая из-за дерева, чувствовал горячее дуновение воздуха.

Индейцы отнеслись к этому событию гораздо хладнокровнее, чем можно было предположить. Вместо того, чтобы танцевать, кричать и потрясать оружием, они стояли неподвижно и молчаливо. Если бы внутри дома были белые люди, которых они старались таким образом сжечь, индейцы, наверное, выразили бы больше волнения.

Линден из своей засады заметил, что к этому месту сбежалось несколько краснокожих. Сюда пришли не только те трое, которые хоронили Огненную Стрелу, но и еще трое или четверо других, и все смотрели на пожар с таким удовольствием, как будто бы они разрушали достояние своих исконных врагов.

Когда строение наполовину сгорело — а это случилось очень скоро — Линден опомнился и сообразил, что оставаться здесь было, по крайней мере, неосторожно.

— Я обещал Руфу и мальчикам, что потороплюсь вернуться назад, и они начнут беспокоиться. Но я никак не ожидал, что увижу такое зрелище, и поэтому у меня есть хорошее объяснение!

Но, как охотник ни спешил вернуться домой, он не мог сделать этого, пока не будет уверен, что лошади на месте.

Траппер осторожно начал пробираться по лесу, пока не убедился, что ему больше не грозит опасность со стороны тех краснокожих, которые жгли хижину. Конечно, оставалась еще возможность встретить других индейцев, приближающихся к этому же месту. Это Линден помнил все время, пока направлялся к лошадям.

Дойдя до небольшой речки, проложившей себе путь по густому лесу и в одном месте огибавшей хижину, он перешел через нее по камням и валунам, в самом безопасном месте. Сажен через пятьдесят Линден дошел до другой лесной прогалины, где, несмотря на позднюю осеннюю пору, было много густой травы, представлявшей отличное пастбище для животных.

— Они исчезли! — с неудовольствием воскликнул охотник, окинув взглядом небольшую лужайку и не увидев на ней лошадей, — виннебаго опередили нас и украли их!

Опомнившись от неожиданности, Линден почувствовал себя прямо-таки оскорбленным этим, тем более, что виннебаго не имели никаких прав на эти места, так как их охотничьи земли были далеко к северо-востоку отсюда. Они пришли издалека и теперь, возвращаясь домой, старались нанести как можно больше ущерба.

— Как жаль, что Руф не попал в того злодея, что высунулся из двери! — с горьким чувством воскликнул охотник. — Кроме грабежа, воровства и убийства, от этих проклятых краснокожих нечего больше и ожидать, и отныне я не буду больше жалеть никого из них. Мы покажем им, что не всегда они останутся безнаказанными за обиды ни в чем неповинных людей!

Покуда раздраженный Линден выражал таким образом свой гнев, ему пришло в голову, что, может быть, он и сам ошибся: не было ничего удивительного, если лошади просто сами убежали куда-нибудь.

Без особой надежды отыскать лошадей, Линден тем не менее принялся тщательно осматривать прогалину, прислушиваясь и присматриваясь, нет ли какого-нибудь следа животных. Он знал, что если они захотели пить, то пошли путем, проложенным ими самими к тому ручью, который он недавно переходил. Но это объяснение, по-видимому, не годилось, так как охотник только что пришел сюда этим самым путем.

На противоположной стороне, где только что стоял Линден, земля была мягкая и сырая. Местами она была покрыта водой, и на ней отпечатывался малейший след.

Он посмотрел туда и увидел место, где копыта животных погрузились в землю. Некоторые следы были так глубоки, что до половины наполнились водой, между тем как другие только едва блестели от влаги.

— Наверное, они все пришли сюда, потому что здесь трава зеленее, и это им понравилось. Вот тебе и на!

То, что его поразило на этот раз, было уже не отпечатки лошадиных копыт, а ясный след индейского мокасина рядом с ними.

— Теперь все ясно, — проворчал Линден, — воры пробрались сюда и все украли. Нам придется идти домой пешком. Боульби будет очень приятно с его хромой ногой и костылем. Однако, очевидно, здесь был только один из них!

Осмотрев почву с искусством, приобретенным им в долгой лесной жизни, он не мог найти никакого доказательства того, что здесь было более одного воина.

— Какой-нибудь жадный негодяй нашел их случайно и угнал. Виннебаго так же любят лошадей, как и белые. Однако, я удивляюсь! — прибавил он, поразившись новой мысли.

Его удивило то, что след был такой маленький. Казалось, он принадлежал очень молодому человеку, а не взрослому воину.

Линден пошел по следу, ведущему прямо в лес, где почва была гораздо суше и выше и где его, по этому случаю, было гораздо труднее распознать. Но, к счастью, охотнику не пришлось долго идти, как тайна оказалась разгаданной.

Все три лошади оказались в очень густой части леса, куда их с трудом можно было провести. Каждая из них была привязана толстым ремнем, обмотанным вокруг их шеи во время поспешных сборов. Ремни были распутаны, а лошади привязаны к стволам деревьев.

— Это дело Оленьей Ноги! — воскликнул Линден и восхищении. — Он знал, что виннебаго могут найти здесь лошадей, поспешил сюда и скрыл их между деревьями, где их едва ли можно увидеть. Что за удивительный юноша, этот шавано! Но как он мог узнать, где лошади? Это меня поражает. Может быть, индеец был здесь прежде, чем увидел их. Во всяком случае, это с его стороны очень предусмотрительно и облегчит нам путь, который скоро придется преодолеть.

Линден направил теперь свои стопы к оврагу, где думал встретить ожидавших его друзей. До этого места было недалеко, но едва он успел пройти половину расстояния, как уже встретил Гардина, встревоженное лицо которого показывало, что он несет с собой плохие новости и что он ищет Линдена.

— Что случилось, Руф? — спросил его приятель.

— Знаете, что я вам скажу, — начал тот, — я уверен, что Боульби в затруднительном положении. Мы слишком долго ждали!

 

16. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Несчастия, сыпавшиеся на голову охотников, усложнялись болезнью Боульби, очень тяготившегося своей вывихнутой ногой. То, что их вьючные лошади были уведены и тот факт, что леса были полны краснокожими, не оставляли сомнения в том, что эти последние желали снять с белых скальпы, и что наступают очень тревожные времена.

Можно себе представить, как томился Боульби от своей беспомощности. Пока опасность не была еще такой угрожающей, он успел сделать себе костыль, при помощи которого мог передвигаться с места на место. Но чувствовал, что не принесет никакой пользы в случае обострения ситуации.

С костылем в левой руке и ружьем в правой, охотник мог кое-как пройти немного по тропе, хотя такого рода передвижение было ему так непривычно, что рука стала у него болеть почти так же сильно, как и нога. Он упорно отказывался сесть на лошадь и ехать домой, но когда, в день прибытия мальчиков, Гардин и Линден решились посетить прогалину и посмотреть, что там происходит, ему пришлось, волей неволей, остаться и ожидать их возвращения.

Широкий, неглубокий и короткий овраг, окаймленный скалами и усыпанный валунами, приводил к пещере двенадцати футов глубиной и такой же ширины, открывавшейся в овраг.

Во время сильных бурь эта пещера, вероятно, наполнялась водой. Из нее не было других входов и выходов, и так как, кроме того, у охотников не было никаких съестных припасов, то понятно, что они не могли выдержать долгой осады.

Но, во всяком случае, если бы они оказались запертыми здесь, то чувствовали бы себя гораздо лучше, чем в хижине. Пещера имела только один выход, из которого можно было стрелять, между тем как осаждающие могли подойти с какой угодно стороны. Зато на находящихся в пещере не могли напасть, не подвергаясь опасности попасть под огонь их карабинов.

— Недурное здесь место, — сказал Боульби, потирая свою больную ногу и глядя на зазубренные камни свода и на стены. — Неужели Джордж и Руф думают, что я их буду дожидаться здесь все время? Если они так думают, то сильно ошибаются!

Охотник не без труда и боли поднялся на ноги и с трудом направился к выходу, нагнулся и вышел наружу. Затем он опять выпрямился, опираясь на костыль.

Пол пещеры, в которой укрывались охотники, выступал на несколько футов в овраг, так что к нему можно было прислониться или посидеть на нем. Затем он неправильно разветвлялся направо и налево, понемногу сливаясь с дном оврага.

Последний имел от пятидесяти до семидясети пяти ярдов ширины, причем середина была на пять или шесть футов глубже. Временами по нему бежал шумный поток, но теперь овраг стоял сухим уже в течение нескольких недель.

Выйдя из пещеры, охотник почувствовал что-то вроде упрека совести. Его друзья настаивали на том, чтобы он скрывался, пока они не вернутся, и вполне понятно, что простая осторожность — не надуманная прихоть.

Он повернулся назад и уже собирался идти назад в пещеру.

— Пусть меня повесят, если я вернусь! — воскликнул он, останавливаясь. — Я умру, если останусь здесь, и уже раз я встал на ноги, то лучше буду гулять на открытом воздухе, где мне будет гораздо приятнее.

Сказав это, он занял позицию против входа в пещеру. Прислонив костыль к кремнистой стене сзади себя, Боульби стал опираться на последнюю, так что левой ноге почти не приходилось поддерживать тело. Огромный свой карабин он держал обеими руками поперек туловища, причем дуло было направлено влево, и правая рука прикрывала тяжелый кремневый ружейный замок. Таким образом ружье могло быть каждую минуту использовано для стрельбы.

Боульби знал, что он легко может встретить по дороге индейца, но не думал, что, на самом деле, шансы эти равны десяти против одного.

— Я думаю, что мальчики будут ворчать, когда придут и увидят, что я стою здесь. Но что за беда? Пусть ворчат, только не кусаются. А! Музыка уже начинается!

До него долетели звуки двух выстрелов.

Конечно, Боульби было интересно, хотя он никак не мог угадать, что там происходило. Так как он не знал, что сюда уже успел прибыть сын Джорджа Линдена в сопровождении Терри и Оленьей Ноги, то и не мог знать правды.

Немного погодя, донесся звук выстрела других ружей, — Линдена и Гардина, стоявших перед хижиной, из которой выбежали виннебаго. Боульби скрежетал зубами и смотрел на свою забинтованную ногу.

— Придет ли когда-нибудь время, — ворчал он, — когда доктора будут уметь излечивать какую-нибудь болезнь сразу же? Отчего они не умеют починить бедро или лодыжку, как чинят ружье или экипаж? Нет, они знают не больше, чем Оленья Нога, и поэтому я ничего не проиграл, не имея теперь возможности пользоваться их услугами. Однако, что ж это такое, провалиться мне на этом месте!

Можно сказать, что Джемс Боульби никогда в жизни не бывал более удивлен. Какое-то время он смотрел в направлению оврага и знакомой нам лесной прогалины. Он не мог видеть очень далеко, так как, во-первых, рытвина поворачивала вправо, а во-вторых, местность закрывали густые кусты и деревья.

Охотник оставил бесполезные усилия разглядеть что-нибудь, что могло бы объяснить выстрелы, и самым естественным образом обернулся к другой стороне оврага, на краю которого он стоял. Как раз против пещеры, на несколько более высокой скале, чем та, на которую опирался охотник, стоял виннебаго в полном вооружении и смотрел на него.

Индеец стоял прямо и был виден во весь рост. На нем был обычный национальный костюм, за поясом торчали томагавк и нож, а в правой руке он держал ружье. Краснокожий опирался на правую ногу, выставив левую на несколько дюймов вперед, так что его поза была грациозна и свободна. Если бы он позировал для картины, он не мог бы встать удачнее.

Вид белого человека, прислонившегося к скале рядом с костылем, видимо, возбудил особый интерес в краснокожем, который, вероятно, раньше ничего подобного не видал.

Действительно, казалось, что виннебаго открыл в охотнике что-то особенное, потому что устремил на него пристальный взгляд и самым внимательным образом изучал его.

Джемс Боульби содрогнулся, когда сообразил, что индеец, если бы ему вздумалось, мог бы послать в него пулю прежде, чем он узнал бы об опасности. Он не понимал, почему краснокожий не сделал этого раньше. Видя, что он служит предметом такого внимательного изучения, Боульби в свою очередь смело посмотрел на виннебаго. В это же время он осторожно поднял огниво своего ружья, которое так лежало в руке, что не надо было менять положения. Не отводя глаз от раскрашенного лица, охотник тихо пробормотал:

— Я не знаю, чем это кончится, но если ты успеешь прицелиться и выстрелить раньше меня, то милости просим!

 

17. АП-ТО-ТО

Всего замечательнее было то, что пока Джемс Боульби, сердито сжимая в руках свое ружье, смотрел через овраг на воина виннебаго, который в свою очередь пронизывал его взглядом насквозь, он вдруг вспомнил, что оба они не в первый раз видят друг друга.

— Верно, он меня вспоминает, или старается вспомнить, хотя я в свою очередь не могу… Ах, нет, и я вспомнил!

Несмотря на татуировку лица индейца, Боульби заметил странную форму его носа. Он был задет ножом в каком-то сражении и оттого принял такую изогнутую форму, что по нему можно было всюду узнать его обладателя.

Меньше, чем год тому назад, в одну из самых свирепых зимних снежных бурь, один воин виннебаго постучался в дверь к охотникам и на ломаном английском языке попросил позволения переночевать у белых людей. Его приняли радушно, сытно накормили, и он провел у охотников три дня. После этого срока буря кончилась, и виннебаго отправился в длинный путь на свою родину, к северо-востоку.

Этот воин был Ап-то-то, тот самый виннебаго, который стоял на той стороне оврага, вглядываясь в Боульби с таким интересом.

— Это он, наверное он! — воскликнул охотник про себя, взглянув на него вторично. — Он не уверен я ли это, или кто-нибудь другой. Он сохранил некоторую долю благодарности, и поэтому не хочет убить меня, не убедившись предварительно, принадлежу ли я к числу тех, кто принял его под свой кров в последнюю зиму. Если бы это было не так, он застрелил бы меня прежде, чем я успел бы догадаться, в чем дело!

Изобразив улыбку на своем бронзовом лице, Боульби отнял свою правую руку от ружья и, поднеся ее ко лбу, отдал индейцу честь по военному, сказав:

— Здравствуй, Ап-то-то!

Расстояние между обоими было настолько невелико, что Боульби говорил даже тише обыкновенного разговорного тона. Индеец услышал его слова, но, вместо ответа, повернулся и ушел.

Ап-то-то (это был он) шел не по ровной земле, а пробирался между скалами, иногда выше, иногда ниже, но все время на виду у охотника, в течение двух или трех минут. Удивление Боульби, надо сказать, возросло еще более от этого поступка краснокожего.

— Индеец, я думаю, имеет дружелюбные намерения, — заключил охотник, — но принадлежит к вовсе не дружественному нам отряду. Он хотел бы отплатить нам добром (и он, может быть, уже давно придумал, как это сделать), но теперь так связан, что не смеет показать своих истинных намерений. Мы обращались с ним так хорошо, что он поневоле нам благодарен!

Боульби еще не окончил этой речи, как виннебаго, который карабкался, взбирался и спускался уже на расстоянии ярдов пятидесяти, вдруг повернулся, взял ружье на плечо и выстрелил прямо в охотника. Последний едва не лишился жизни, так как пуля индейца задела его за ухо и ударила в скалу сзади него.

— А! Так вот что ты замышлял! — воскликнул Боульби поднимая также и свое ружье — Ты собака, как и все прочие, и вот же тебе!

Но зоркий серый глаз напрасно искал по сторонам: он не нашел виннебаго. Ап-то-то, после своего предательского выстрела, спустился со скалы и исчез из виду, пока дуло его ружья еще дымилось. Каковы бы ни были результаты его усилий, он не рассчитывал на удачу.

Боульби опустил ружье и осторожно спустил кремень. Трудно себе представить его разочарование.

— Я бы согласился вывихнуть другую ногу и разбить затылок, только бы попасть в него! — ворчал Боульби, и глаза его сверкнули недобрым блеском.

— Когда, подвергаясь опасности умереть с голоду или замерзнуть без нашей помощи, краснокожий обращался за ней к нам, я думал, что на свете есть хорошие индейцы, но они, видно, все умерли, кроме Оленьей Ноги!

Нет ничего хуже неблагодарности, и Боульби, конечно, имел основание сердиться на неблагодарного индейца. Но злодей уже исчез, и некогда было рассуждать о его предательском поведении.

— Я не понимаю, отчего он не выстрелил, как только увидел меня? — сказал сам себе Боульби. — Он мог бы, наверное, попасть в меня, но, вероятно, хотел прежде насладиться мыслью о том, как будет снимать мой скальп, и поэтому-то и отложил убийство насколько возможно!

Но, как бы то ни было, налицо был тревожный факт, что один из виннебаго нашел убежище охотников и не преминет открыть его другим.

Бедняга охотник не знал, на что решиться. С трудом пробравшись обратно в пещеру, он с не меньшим трудом сел на каменный пол и приготовил карабин, чтобы выстрелить в первого, рискнувшего подойти сюда.

— Нет! — решительно сказал он, переменив свое намерение. — Уже если Джемс Боульби погибнет, то во всяком случае не в пещере!

Опершись опять на костыль, полный новых надежд, охотник быстро вышел наружу и еще раз остановился, чтобы бросить беглый взгляд на окрестности. Врагов нигде не было видно, и он тотчас направился вниз по оврагу к прогалине.

Боульби намеревался пройти по тому месту, где паслись три лошади, вполне справедливо решив, что лучшим спасением будет спастись на коне. Так как он, конечно, не собирался уехать один, то решил, по крайней мере, что выгадает немного времени, если придет прямо к лошадям.

Едва бедняга добрался до густого кустарника, как увидал между древесными стволами горящую хижину. Он не мог ясно разглядеть ее, но догадался, откуда выходит густой столб дыма, клубящегося над лесом и закрывающего солнечный свет.

— Они приступили к делу! — заключил охотник, остановившись на несколько минут, чтобы посмотреть на картину разрушения. То, что увидел Боульби, еще больше уверило его в собственной правоте, и он быстро обдумал, как будет разыскивать лошадей, на которых они ускачут в безопасное место.

Наши друзья не встретились друг с другом по странному стечению обстоятельств. Если бы Боульби несколько отложил свой уход, он встретил бы в овраге Гордона, Фреда и Терри. Но он разошелся с ними, так как и они остановились посмотреть на дым и искры от горящей хижины. Если бы охотник подошел к пастбищу немного раньше, он встретил бы своего товарища, Джорджа Линдена, но теперь он разошелся и с ним. Тем не менее, благодаря счастливой случайности, белый охотник как раз вовремя покинул пещеру, так как едва он успел вылезти из оврага, как Ап-то-то и трое воинов, крадучись, выглянули из-за скал на противоположной стороне. Не увидев хромого траппера, они спрятались и открыли ружейный огонь, выстрелив двенадцать раз в пещеру, где, как они предполагали, скрывался охотник.

Уверенные в том, что их жертва убита или смертельно ранена, четыре краснокожих ободрились и бросились с заряженными ружьями в руках к пещере, намереваясь снова выстрелить в несчастного.

Но его там не оказалось, и скалы не сохранили ни малейшего следа его ног.

В тот момент, когда четверо виннебаго уходили, их заметил Гардин, провожавший мальчиков по оврагу. Он едва успел броситься назад, чтобы не попасться им на глаза. Отведя мальчиков в безопасное место, сам он поспешил к старшему Линдену и, конечно, сообщил тому, что с Боульби, вероятно, что-нибудь стряслось, раз виннебаго в пещере.

 

18. ЧТО ДЕЛАЛ ОЛЕНЬЯ НОГА

Дело, задуманное молодым шавано, было не особенно трудным: он хотел узнать, была ли ведущая к лесу дорога свободна от виннебаго.

Для того, чтобы понять последующие события, не мешает вернуться немного назад.

Хорошо изъезженная дорога, миль в сто длиною, вела от хижины в горах к маленькой пограничной деревне Гревилль, в которой, за исключением индейца, жили все наши друзья.

Эта дорога была проложена лошадьми охотников, которые уже много лет проводили зимы у подошвы Озаркских гор, занимаясь ловлей бобров, выдр, лисиц и всевозможных пушных животных, изобиловавших в этой части страны.

Оленьей Ноге было не трудно сделать обход и подойти к дороге в том месте, где она поднималась на холм, с которого он и мальчики сегодня утром смотрели на стоящую в лесной прогалине хижину. Прежде, чем дойти туда, он успел уже узнать, что большая часть виннебаго прибыли на место, но что Черный Медведь с несколькими воинами, как генерал со своим штабом, медленно подвигался в арьергарде.

Беспокоясь о лошадях, Оленья Нога первым делом разыскал пастбище, отвел животных под деревья, где их было трудно увидеть, привязал покрепче и поспешил прочь.

К большому облегчению шавано, ждать на холме приближения Черного Медведя ему пришлось недолго. Его тонкий слух сразу уловил их приближение. Уверившись, что его нельзя заметить, индеец стал наблюдать за пятью воинами, быстро продвигавшимися по дороге, со своим знаменитым сахемом, Черным Медведем, во главе.

Они двигались так быстро, что, тронься в путь они немного раньше, то, наверное, очутились бы не последними, а первыми в долине, где некогда стояла хижина, а теперь лежали груды пепла и золы.

Оленья Нога смотрел, как маленький отряд спустился со склона и исчез между деревьями. По его приблизительному расчету, теперь в долине собралось около полусотни виннебаго, как раз то число, которое назвал ему Огненная Стрела.

На основании этого можно было думать, что воины собрались в полном составе, и что дорога свободна: во всяком случае, шавано решил действовать, как будто бы это было так, так как слишком долгое ожидание могло испортить дело.

Хижина была сожжена в то время, когда шавано караулил на вершине холма. Он предпочел бы, чтобы это случилось немного позже, потому что вслед за этим виннебаго должны были обратить внимание на беглецов, что конечно, усложнило бы их бегство.

С неподражаемым искусством пробирался Оленья Нога между скалами и валунами, между густым кустарником и разросшимися всюду деревьями, не один раз натыкаясь на виннебаго, рассеянных повсюду, и быстро приближаясь к оврагу, заканчивающемуся пещерой, в которой он надеялся найти своих друзей.

В момент, когда индеец вышел из леса и спустился в каменистый овраг, он посмотрел направо и налево. После паузы, не более как в две или три секунды, он поспешил вверх по сухому речному руслу. Судя по краткому описанию Линдена, он знал, что идет туда, куда следует.

Когда шавано после такого блестящего начала увидел зияющую пещеру, он, конечно, догадался, что эта та самая, о которой шла речь. Он двигался бесшумно, как тень, так как отлично знал, что успех дела зависит от быстроты и тишины.

Несколько кратких сигналов и обходов убедили его в том, что пещера пуста. Быстрый взгляд показал ему также, что в пещеру было направлено много выстрелов, так как тут же были и расплющенные пули. Однако, не было следов крови, значит, никто не был ранен.

Это объяснило причину некоторых выстрелов, которые он слышал, хотя, несмотря на всю свою проницательность, он не мог догадаться, что они означают.

Так как друзья его ушли, то он, естественно, должен был заключить, что они у лошадей, и Оленья Нога направился туда.

Шавано был замечательно искусен во всем, что он предпринимал до сих пор, но здесь он сделал ошибку. Он легко нашел пещеру и был уверен, что легко найдет место куда пошли друзья.

Хотя индеец и знал это место, но подвергался неожиданной опасности, потому что, продвигаясь украдкой, с уверенностью, что идет туда, куда следует, он наткнулся на Черного Медведя с дюжиной воинов.

 

19. ИСПЫТАНИЕ БОУЛЬБИ

Когда Оленья Нога, молчаливо, как змея, прокрадывался сквозь самую густую часть леса, он раздвинул кусты и вдруг увидел Черного Медведя и довольно много воинов, стоявших на открытом месте. Они не шевелились и не разговаривали, иначе он открыл бы их присутствие раньше. Виннебаго, казалось, слушали, не раздастся ли ожидаемый сигнал.

Многими своими удачами и успехами шавано был обязан своей удивительной находчивости. В ту минуту, когда ему грозила опасность, он, по какому-то вдохновению с быстротой молнии соображал, что ему надо делать.

Одного взгляда на виннебаго было достаточно. Не издав ни малейшего звука, Оленья Нога отскочил назад, как будто спасаясь от гремучей змеи, и исчез, как стрела.

Удивленные краснокожие видели достаточно, чтобы догадаться о присутствии врага, и быстро бросились его преследовать. Они ничего так не желали, как поймать молодого шавано, и не щадили для этого усилий.

Беглец скоро скрылся из глаз своих преследователей, хотя, наверное, не был бы так счастлив в открытом месте. Он слышал, как враги его рассыпались по лесу и пролагали себе дорогу между деревьями, но быстрота их передвижения не внушала ему опасений.

Постояв минуту без движения, Оленья Нога издал вызывающий звук, который, как он знал, должен был еще сильнее подзадорить преследующих. Он даже рискнул подождать, пока некоторые из виннебаго его увидали и, закричав, бросились бежать, как можно скорее. Но не стоит прибавлять, что они его не поймали.

Оленья Нога еще раз остановился, пока не появилось несколько преследователей. Они издавали радостные восклицания, так как им казалось, что беглец уже доведен до крайности и, наконец, его скальп будет у них в руках.

Но шавано вовсе и не думал вступать в бесполезную борьбу, где он мог потерять все и не выиграть ничего. Он ждал долго, до последнего мгновения, а потому бросился прочь, переменив направление, так внезапно, что виннебаго подумали, что непременно потеряют из виду белых, если только не прекратят преследования краснокожего.

Как только шавано освободился от преследователей, он поспешил к своим друзьям, местопребывание которых было ему открыто ответным сигналом одного из мальчиков.

В это время дела всей партии пришли в чрезвычайно запутанное положение.

Джемс Боульби, отправившись на поиски лошадей, потратил на это довольно много времени: он был вынужден продвигаться вперед, опираясь на костыль, что замедляло его ходьбу.

К счастью для траппера, виннебаго, хотя и были многочисленны, сосредоточивались большей частью в другом месте леса, и Боульби удалось достигнуть, хотя и не без риска, лужайки, не будучи открытым.

Там, к его удивлению, он не увидал лошадей. Подобно Линдену, охотник заключил, что животные украдены виннебаго.

— О, я предвидел и боялся этого! — воскликнул он со вздохом. — Теперь дело кончено!

Охотник имел бы большое основание беспокоиться, но жизнь, которую он столько лет вел, научила его философски смотреть на разочарования, и он прибавил с горькой улыбкой:

— Теперь мальчикам остается только найти древесное дупло и запихать меня туда, пока буря не утихнет. Ну, теперь бесполезно оставаться здесь. Итак, идем прочь!

Боульби, в противоположность Линдену, не подумал, что животные могут быть близко. Поэтому он не делал никаких розысков, но начал пробираться к краю прогалины, пока не достиг северного края. Там он нырнул в кустарники и зелень и стал подвигаться вперед как только мог скорее.

Казалось бы, что для бедняги остается мало надежд, но он и не думал поддаваться. Он собирался идти обходным путем на северо-восточную дорогу и идти по ней, пока не очутится за окружающим отрядом виннебаго. Потом он хотел спрятаться в глухом месте и начать переговоры с друзьями при посредстве сигналов.

Но если бы траппер был открыт, пока пробирался вперед со своим костылем, — для него все было бы кончено.

Пройдя несколько сот ярдов к северу, охотник начал забирать вправо, к холму, через который шла дорога на Гревилль. Дорога эта направлялась к северу, оставляя хижину охотников на северо-востоке.

Боульби, к счастью, хорошо знал окрестную страну на много миль кругом. Он охотился здесь так часто, что нашел бы дорогу даже ощупью. Если бы дело обстояло иначе, ему бы пришлось идти вперед наудачу с тех самых пор, как он оставил пещеру.

Траппер очутился около ручья, протекавшего мимо места, где так долго стояла их хижина. В восьмой части мили отсюда ручей этот превращался в широкое, спокойное озеро, благодаря огромным бобровым плотинам, которым было не менее двадцати пяти лет.

Боульби не пошел по бобровой плотине, потому что это увело бы его далеко в сторону, но, перейдя ручей в наиболее узком и мелком месте, продолжал забирать вправо, немало ободренный теми успехами на этом пути, которые пока выпадали на его долю.

Минуту спустя, когда он опять вошел в густую часть леса, ему пришлось пережить одну из самых тяжелых минут в жизни. Он был поражен звуками, которые напоминали ему топот скачущих лошадей. Он услышал плеск копыт по воде, когда одна из лошадей спустилась к ручью, затем глухое шлепанье, когда она выбиралась на берег и помчалась по лесу по следам охотника.

— Неужели они гонятся за мной? — пробормотал Боульби, забывая свою больную ногу и бросаясь за ближайшее дерево.

Он заключил, что всадников было по крайней мере двое и что они ехали очень быстро. Так как охотник шел вдоль дороги, проложенной им и его друзьями, то в этом месте для всадников была возможность ехать быстро.

Едва Боульби успел спрятать за дерево свой костыль и приготовить ружье, как всадники полным галопом промчались мимо него. Расстояние, разделявшее их, было не более пятидесяти футов, и охотник успел узнать две удивительные истины: лошадь принадлежала охотникам и была наиболее быстрая из них, а воин, который сидел на ней, был злодей-предатель, Ап-то-то.

Боульби так хотелось застрелить его, что он едва удержался, чувствуя опасность, так как индейцы, следующие за Ап-то-то, сделают с ним, что захотят.

Но Ап-то-то исчез, а об индейцах не было ни слуху, ни духу.

Достаточно было нескольких секунд, чтобы убедиться в горькой истине, что у Ап-то-то не было спутников, и что было бы не только легко, но и безопасно застрелить его и взять украденных лошадей.

Это открытие и было одним из самых тяжелых событий в жизни мистера Джемса Боульби.

 

20. ФАЛЬШИВЫЙ ДРУГ

Лишь только Боульби удалился с лужайки, где он, к своему огорчению, не нашел лошадей, как на это место прибыли Линден, Гардин и оба мальчика. Как вы видите, все, что случалось за это время, выходило как раз не кстати.

— Его здесь нет! — сказал Линден со вздохом. — Как вы думаете, где же он может быть?

— Мне кажется, — решился вставить Фред Линден, — что с ним случилось то же, что и с вами, папа!

— Объясни точнее, сын мой!

— Вот видите ли, он пришел сюда, и, не найдя лошадей, вообразил, что они украдены. Не останавливаясь на этом дальше, как вы, он поспешил уйти!

— Я думаю, что ты прав! — сказал Гардин.

Прежде чем кто-либо другой успел выразить свое мнение, все были удивлены неожиданным зрелищем: из лесу выходил индеец-виннебаго. Остановившись на виду у всех, он смело посмотрел на охотников. Дикарь был в полном вооружении, но держал свой карабин у ноги, как будто бы у него не было никаких враждебных намерений.

Заметя это, никто из белых, кроме Терри, не взял ружье на плечо. Взглянув на воина, молодой ирландец сказал:

— Я буду следить за ним: остальные могут не беспокоиться!

Гардин и Линден не успели еще оправиться от изумления, как оба узнали искривленный нос.

— Как! Это Ап-то-то! — сказал Гардин. — Это тот самый индеец, который провел у нас два или три дня в последнюю зиму!

— Кажется, что он идет сюда с дружелюбными намерениями, — прибавил Линден, почувствовав при этом облегчение, — если бы он не был нам друг, он не поставил бы себя в такое положение!

Ап-то-то быстро заметил по поведению белых людей, что они его узнали. Приблизившись к ним, он протянул руку и сказал:

— Здравствуйте, братья!

При этом виннебаго улыбнулся. Его раскрашенное лицо и вообще могло считаться идеалом безобразия, но улыбка сделала его отвратительным выше всяких похвал. Тем не менее, уверенность в его дружелюбных намерениях придала ему некоторую привлекательность в глазах белых.

— Это очень недурно, — сказал Фред, обращаясь к Терри, пока они смотрели, как обе стороны обменивались приветствиями, — у нас есть уже один помощник — Оленья Нога, а теперь является даже один из виннебаго, чтобы предложить нам свою посильную помощь.

— Оленья Нога стоит сотни таких малых, как этот. Его наружность мне не нравится! — сказал Терри, не стараясь скрыть свое отвращение.

— Послушаем, что он говорит! — прошептал Фред, ближе придвигаясь к группе.

Тем временем Ап-то-то рассказывал охотникам некоторые интересные сведения.

Первым делом, он сказал, что встретил хромого Боульби, передвигавшегося при помощи костыля и подвергавшегося большой опасности со стороны индейцев. Будто бы, далее он, Ап-то-то, отвел его в безопасное место, недалеко оттуда, где он сидел, и будто бы Боульби попросил Ап-то-то привести себе лошадь: вот почему он и очутился здесь.

Эти хорошие новости обрадовали всех. Судя по словам Ап-то-то, Боульби был не более, как в одной восьмой мили отсюда и спрятан так безопасно, что виннебаго не могли найти его. Разве бы им посчастливилось наткнуться на его след и вздумалось бы разыскивать его.

— На что понадобилась охотнику лошадь? — спросил Линден, думая, что не мешает расспросить Ап-то-то подробнее.

— Он… поскорей… ехать домой… там дорога! — пояснил индеец, указывая к северу.

Это совпадало с недавними предположениями охотников, одно только было странно, отчего Боульби вздумал ехать домой один. Так как он не знал о прибытии мальчиков, то казалось правдоподобнее, что он не захочет расставаться со своими друзьями.

Но, пожалуй, он не мог знать, что Ап-то-то их увидит и можно было так или иначе найти объяснение к его поступку.

— Я рад слышать все то, что ты нам говоришь, — сказал Линден, обращаясь к виннебаго, — мы пошлем, охотнику его собственную лошадь, потому что она лучшая из всех!

До того места, где лошади были привязаны, было недалеко. Линден подошел к лошади Боульби и отвязал ее.

— Вот, — сказал он, — поспешите к нашему другу и скажите ему, чтобы он ехал домой как можно скорее!

— Мы тоже поедем следом за ним, — прибавил Гардин, — нам нужно было только знать, свободна ли дорога!

Других животных тоже отвязали, Линден взял одного, Гардин другого, мальчики пошли сзади. Ап-то-то, к некоторому удивлению остальных, сел на лошадь Боульби и поехал во главе. Последнее не показалось странным, потому что он один знал, куда надо идти.

В этот же момент недалеко раздался шум от бегущих по лесу людей, которых, впрочем, еще не было видно. Охотники остановились и вопросительно посмотрели на Ап-то-то, который поднял руку в знак молчания.

Тогда до ушей стоящих донесся сигнал Оленьей Ноги, и Фред ответил на него, объяснив вполголоса его значение.

Шум от шагов бегущих людей скоро утих, и вскоре после того Ап-то-то пустил свою лошадь шагом, а другие последовали за ним.

Все молчали, но едва успели пройти некоторое пространство, как Ап-то-то ударил ногами лошадь по бокам и, откинувшись назад, исчез, как молния, раньше, чем кто-нибудь успел его остановить.

— Мы попались в ловушку! — воскликнул удивленный Линден. — Отчего только мы не застрелили этого злодея!

 

21. СЕРДЦЕ ОЛЕНЬЕЙ НОГИ ПЕЧАЛЬНО

Не было никакого сомнения в том, что означает поступок Ап-то-то. Он предвидел, что, в конце концов, охотники догадаются об его намерениях и тогда застрелят его без колебания, поэтому дикарь воспользовался первым удобным случаем, чтобы исчезнуть, как стрела, раньше, чем белые успеют схватиться за ружья.

— Как вы думаете, знает он что-нибудь насчет Джемса?

— Вероятно, он видел его, иначе откуда бы ему узнать, что тот хромает? Но я не думаю, чтобы индеец знал, где находится теперь Боульби!

Самое правдоподобное предположение было бы, что Ап-то-то убил охотника и захотел завладеть его лошадью. Хотя эта мысль и пришла в голову всем, в том числе и мальчикам, никто не осмелился ее высказать, даже подумать об этом было слишком страшно.

— Меня удивляет, — продолжал Линден, — что Джемс вздумал идти к дороге… А, вот его след!

Случилось так, что охотники шли прямо по следам своего друга и можно было ясно различить на земле глубокие ямки от костыля. Это показывало, что они идут за ним, и что он не может быть очень далеко.

— Нам незачем здесь ждать: пойдем к нему. Может быть, он теперь нуждается в нас!

Линден шел впереди, держа под уздцы свою лошадь, а Гардин следовал за ним, ведя свою. Шествие замыкали Фред и Терри.

Ясно было, что Ап-то-то, благополучно спасшись со своей добычей, не теряя времени, немедленно приведет сюда виннебаго, чтобы отнять и остальных лошадей и уничтожить белых. Последние сознавали поэтому, как дорога каждая минута и подвигались с поспешностью, на которую они не рискнули бы в другое время.

Как раз в это время перед ними, точно из под земли, вырос Оленья Нога.

Терри первый заметил индейца, так как тот явился сзади. Остальные остановились и собрались вокруг юноши, которому они были теперь рады больше всего на свете.

Он серьезно выслушал их рассказ:

— Мои братья поступили хорошо, — серьезно выразил он свое одобрение,

— дорога, ведущая к их дому на севере — открыта!

— Все это прекрасно! — поспешно сказал Линден. — Но мы теперь не можем выйти на нее поблизости. Знаешь ли ты Ап-то-то?

Оленья Нога потряс головой в знак того, что он не видал или не помнит воина, который так коварно обманул их. Может быть, он и видал его, но не мог в точности припомнить.

— Вы узнаете его по его чудесному носу, — пояснил Терри, — он вдвое больше моего и притом так искривлен, как будто по нему проехала телега!

Шавано серьезно посмотрел на ирландца, как будто бы он не разделял его мнения. Но шутить было некогда, и Линден сказал:

— Это все худо, Оленья Нога, для нашего друга Боульби: ты говоришь, что не видел его, и мы его не видели с тех пор, как ушли из пещеры!

— Оленья Нога был на том месте в скалах, где сидел его хромой брат. Он видел, что его там нет, и что там были виннебаго. Он пришел сюда и не увидел лошадей, и подумал, что их взяли виннебаго!

— Но где же Боульби? — с волнением спросил Линден. — Как ты думаешь, Оленья Нога, не убит ли он?

Не давая прямого ответа, Оленья Нога остановился и стал разглядывать странные по наружному виду следы, оставленные хромым охотником. Затем он выпрямился и сказал:

— Пусть мои братья идут за Оленьей Ногой и не подходят слишком близко. Он будет показывать дорогу, и мы скоро узнаем, где наш брат, который ходит с костылем!

Шавано не позволил своим друзьям трогаться с места, пока не отошел от них на сто шагов. Таким образом они могли видеть шавано, пока след был проложен прямо, но он исчезал, когда след уклонялся вправо или влево.

Индеец играл роль разведчика и должен был подать знак в случае опасности.

Линден видел, что шавано идет по следу Боульби. Индеец часто наклонялся и разглядывал дорогу. Он бы не делал так, если бы смотрел на одни лошадиные следы, так как во многих местах кремнистая и каменистая почва давала лишь слабые отпечатки костыля.

Когда дошли до ручья, Оленья Нога повернул голову, давая этим знак друзьям остановиться. Они послушались, и он в мгновение перескочил на другую сторону, не замочив мокасин. Там Оленья Нога дошел по следу Боульби до того места, где охотник стоял за деревом, когда Ап-то-то промчался мимо. Шавано быстро понял, в чем дело. Он скоро вернулся на главную дорогу и сказал своим друзьям, чтобы они перешли через реку и продолжали свое путешествие.

Выждав, пока они перешли на другую сторону, Оленья Нога пробежал несколько шагов, чтобы сохранить прежнюю дистанцию, и все тронулись дальше.

Теперь они приближались к возвышению, где юноши стояли утром, и откуда Оленья Нога смотрел на приближение Черного Медведя и его воинов. Шавано старался быть как можно осторожнее около этого места. Если бы белые прошли здесь незаметно, они могли бы считать, что безопасно миновали все линии виннебаго.

Не дошли они еще до возвышения, как их вожатый сделал знак остановиться и тотчас исчез, заставив дожидаться своего возвращения. Индеец отсутствовал так долго, что охотникам стало не по себе, и они испугались, не случилось ли с ним чего-нибудь. Вдруг их проводник появился и бегом мчался назад, что означало, что он несет важную новость.

— Сердце Оленьей Ноги печально, — пояснил он, присоединившись к друзьям, — потому что его брат, который ходит с костылем, взят в плен виннебаго!

 

22. СДАЮСЬ!

Стоя за деревом, как за прикрытием, услышав топот лошадиных копыт, траппер Боульби увидел, как изменник Ап-то-то мчался на его милой лошадке.

Один виннебаго уже проскакал здесь, следовательно, и другие, наверное, были близко. Поэтому Боульби решил, что он оставит тропинку, по которой шел, и не выйдет на главную дорогу ближе, чем на некотором расстоянии от возвышения, где шавано подкараулил приближение Черного Медведя. Тогда можно будет рассчитывать благополучно миновать неприятельские линии, хотя неизвестно, далеко ли он может уйти со своей хромой ногой.

Несмотря на опасность такого рода предприятия, охотник снова вышел на тропинку и прошел по ней несколько шагов. Идти здесь было гораздо удобнее, чем между деревьями и кустами, и потому он осмелился зайти дальше, чем позволяла осторожность. Но потом он опять углубился в лес и решительно шел вперед до подножия холма.

Здесь охотник ненадолго остановился. По своему обыкновению, он прислонился к дереву, чтобы отдохнуть, и поставил рядом с собой ружье и костыль.

— Я не вижу ничего, внушающего опасение, — сказал он сам себе, чувствуя большое удовольствие, что зашел так далеко без препятствий, — я бы хотел только встретить Джорджа или Руфа, потому что они, верно, беспокоятся обо мне. Интересно было бы знать, пришел ли Фред? Жаль, если он пришел, потому что это еще более усложнит дело!

Боульби заметил, что, хотя около него было много кустов, но все они были очень низкорослы и мало поднимались над землей, так что человек, стоящий, как он, во весь рост, мог свободно разглядеть между деревьями довольно далекие предметы. На деревьях вследствие поздней осенней поры также мало было листьев.

Как раз в этот момент охотник услышал справа глухое завыванье, на которое тотчас же послышался ответ слева.

Он догадался, что обнаружен более, чем одним индейцем, и что ему оставалось только сдаться или биться на смерть. Не колеблясь ни минуты, траппер избрал последнее. Взяв в руки свой карабин, который был прислонен к дереву, он взвел курок и стал держать оружие обеими руками, готовясь выстрелить, как только появится цель.

Боульби не мог бежать, да и скрыться было некуда. Если бы перед ним явился только один враг, он мог бы спрятаться за стволом дерева, с надеждой обмануть краснокожего неприятеля. Но по сигналу было видно, что их по крайней мере двое, и нечего говорить, что они могли бы поймать его очень легко, подходя с противоположных сторон.

На деле оказалось еще хуже. Пока охотник смотрел направо и налево, откуда раздались встревожившие его сигналы, он увидел одного, двух, трех, четырех виннебаго, приближавшихся к нему со стороны тропинки.

Зная или догадываясь, что белый человек обладает решительным характером, они уже издалека начали подходить осторожно. Индейцы перебегали от дерева к дереву, как будто боялись, что, отодвинься они хоть немного, их нагонит шальная пуля. Но, тем не менее, враги приближались быстро и уверенно.

Во всех четырех виннебаго было бы легко попасть, но один из них, как заметил Боульби, был более проворен, чем остальные. Он не торопился перескакивать от дерева к дереву и шел спокойно, как будто бы и не думал остерегаться охотника.

— В тебя-то я и выстрелю! — подумал белый и, подняв вдруг свое ружье, начал целиться в индейца. Но прежде, чем он успел навести мушку, один индеец справа выстрелил в охотника. Раздался сильный стук, почти перед самыми глазами Боульби, но он, не понимая, что это означает, продолжал держать ружье крепко и потянул за спуск.

Выстрела не раздалось, огня тоже не было видно; неудача была полная.

Траппер опустил ружье и посмотрел на замок, чтобы узнать причину. Один взгляд объяснил ему все дело. Пуля, выпущенная индейцем, попала в поднятый курок и отшибла его. Теперь ружье было совершенно бесполезно.

— Ну, что ж, будем пользоваться им, как дубиной, — прибавил он, опуская более тяжелую часть карабина вниз и берясь за ствол, — у меня силы довольно, и я не одну голову еще разобью прежде, чем умру!

Картина была очень печальная: бедный охотник, хромой и обезоруженный, прислонившись к дереву, ожидал последней схватки. Он мог поддерживать тяжесть своего туловища только на одной ноге. Оружие, которое верно служило ему столько времени, бездействовало.

В течение следующих трех минут Боульби стало ясно, что индейцы хотят захватить его в плен. Они подошли так близко, что могли бы застрелить его, когда угодно, но продолжали продвигаться и, быстро заметив его беспомощность, сомкнулись вокруг него, держась на достаточном расстоянии, чтобы охотник не мог достать их ружейным прикладом.

Боульби с жадным любопытством рассматривал лица индейцев, но, к своему разочарованию, не увидел Ап-то-то. Если бы он мог хватить его своим попорченным ружьем, он нанес бы ему страшный удар и затем сдался бы. Но все раскрашенные лица были ему незнакомы.

— Не стоит драться! — решил охотник. — Они хотят взять меня в плен, я тут ничего не могу сделать, так пусть же берут!

Он опустил сломанное ружье на землю, взял костыль, оперся на него и, обращаясь к стоящим перед ним воинам, сказал:

— Сдаюсь!

Виннебаго как будто заподозрили, что белый хочет обмануть их. Они остались на местах, перемигиваясь и перешептываясь друг с другом, но ничего не сказали пленнику.

Дикари, не говорившие ни слова по-английски, пробормотали что-то на своем языке и стали делать знаки. Охотник скоро понял, что они хотят его нож, ручка которого торчала за поясом. Боульби вытащил это оружие и бросил его к их ногам.

Это, казалось, удовлетворило их. Один из виннебаго тихонько нагнулся, осторожно взял пальцами ближайший конец лежавшего на листьях карабина и отбросил его прочь, как будто схваченную за хвост ядовитую змею.

Теперь казалось вполне ясным, что белый не более, как беспомощный пленник, но у краснокожих все-таки явилось сомнение, действительно ли его левая нога повреждена и не обманывает ли он их, чтобы при случае убежать.

Это сомнение было легко устранить. Воин, доказавший свою храбрость тем, что решился дотронуться до ружья, передал его товарищу, и, робко приближаясь, стал на колени и осмотрел ногу. Повязки были развязаны, и взгляд на опухоль достаточно объяснил всем, в чем дело.

Несколько взрослых виннебаго взяли в плен одного хромого белого, безоружного человека. Конечно, таким подвигом можно было гордиться!

Боульби ожидал от индейцев дурного обращения, но пока его ожидания не оправдались. Они объяснили ему знаками, что он должен идти, и указали ему дорогу. Боульби был убежден, что его поведут к прогалине, где, вероятно, ожидал индейцев Черный Медведь.

 

23. ПО ПУТИ К СЕВЕРУ

Со стороны Оленьей Ноги потребовалось не много раздумий, чтобы догадаться о судьбе попавшего в плен траппера. Продолжая разыскивать его след дальше того места, где мимо него проехал Ап-то-то, он нашел его отклонившимся в сторону леса. На некотором расстоянии от этого места след появлялся снова, и следы мокасинов рядом с ним прояснили обстановку.

У Оленьей Ноги не было времени бежать за индейцами. Он знал, что они ведут охотника к прогалине, где, без сомнения, собирались главные силы виннебаго: вот и все, что он узнал пока.

Новость, принесенная им Линдену, Гардину и мальчикам, побудила всех поскорей решиться на последний шаг, потому что оставаться на месте их стоянки было очень опасно. Хотя Оленья Нога и не видел на своем пути виннебаго, тем не менее он знал, что невозможно перевести лошадей через холм, не будучи замеченными ими.

— Мы должны сделать большой обход, — поспешил сказать Линден, и шавано согласился с ним:

— Мой брат прав: Оленья Нога пойдет впереди!

Не говоря более ни слова, он повернул налево (в сторону, противоположную той, куда шел Боульби) и пошел, все ускоряя шаг.

Дорога, которую выбрал Оленья Нога, оказалась тяжела для лошадей. Во многих местах приходилось поворачивать направо и потом налево, так что пришлось пройти вдвое большее расстояние по сравнению с тем, которое они прошли бы по дороге. Но охотники шли вперед, не произнеся ни одного слова. Все шли быстро. Фред и Терри старались внимательно следить за тем, что происходит сзади, чтобы не подвергнуться неожиданному нападению.

Это предприятие увенчалось успехом, и через час все успели отойти уже довольно далеко от холма.

— Наконец-то, мы здесь! — воскликнул Линден со вздохом облегчения, когда они вышли на головную дорогу.

— Да, — подтвердил Фред, удивившись тому, как хорошо Оленья Нога вывел их сюда, минуя опасности, которые казались непреодолимыми. — Я и не думал, что мы зашли так далеко!

Место, в котором они достигли дороги, было не менее, чем в восьмой части мили от хребта. Можно было предположить, что Черный Медведь и весь отряд виннебаго остался теперь позади. Следовательно, дорога на Гревилль была открыта, и им оставалось только как можно скорее пуститься в путь.

Но могли ли они бросить Боульби на произвол судьбы? Никто этого не хотел, но, с другой стороны, чем они могли ему помочь?

Положение бедного охотника было безнадежно. Благодаря своей хромоте, он не мог бы даже воспользоваться случаем и убежать. Ему надо было достать лошадь для быстрого побега. А на все это было так же мало шансов, как на то, что он полетит по воздуху.

Дойдя до дороги, охотники остановились, так как надо было теперь решить, что делать дальше.

Решение было скоро найдено. Оленья Нога сперва спросил мнение своих друзей.

— Нам остается только одно, — сказал Гардин. — Мы не можем идти к семье Боульби с заявлением, что мы оставили его на произвол судьбы у индейцев. Я не знаю, чем мы можем помочь, но мы должны попытаться!

— Как же быть с мальчиками? — спросил Линден.

— Здесь две лошади, пусть они сядут на них и едут в Гревилль как можно скорее. Если они останутся, то будут нам только помехой. Если их не будет, мы будем свободно делать, что захотим!

— Я вполне согласен! — сказал мистер Линден.

— Этого-то я и боялся! — сказал Фред, упав духом.

— Ты должен согласиться с тем, что это самое разумное, сын мой. С моей стороны было ошибкой, что я позвал тебя сюда, но никто не мог предвидеть всех этих событий. А вы что думаете, Терри?

— Я согласен со всеми вами, — ответил молодой ирландец, видевший, что бесполезно спорить со старшими, хотя и ему, так же, как и Фреду, хотелось остаться и помочь освобождению Боульби, — но я все-таки думаю, что решить вопрос должен Оленья Нога!

— Это правда! — сказал Линден. — Что ты скажешь?

— Оленья Нога думает, как его братья. Он останется с ними и будет молиться, чтобы Великий Дух указал путь к спасению другого брата, который в руках виннебаго. Младшие братья Оленьей Ноги сядут на лошадей и поедут поскорей в Гревилль. Им нужно проехать много миль, но их кони сильны и быстры, и Оленья Нога думает, что путь перед ними открыт!

Мистер Линден помог Фреду вскочить на лошадь, мистер Гардин сделал то же относительно Терри. Теперь было не до последнего прощания. Каждая минута была дорога.

— Прощайте! — крикнул Фред, махая рукой оставшимся. Потом он ударил лошадь ногами и галопом поскакал вперед.

Терри последовал его примеру.

Оставшиеся ответили на приветствие, и в следующую минуту мальчики исчезли за поворотом дороги, вынужденные против воли ехать на север, когда они были так нужны здесь.

События быстро следовали друг за другом в течение предыдущих часов, но было уже за полдень, когда Фред и Терри тронулись в путь, продолжая ехать галопом целый час.

Через некоторое время они достигли берега широкого, но неглубокого ручья.

Дав лошадям сойти в воду, они вволю напоили их, после чего переправились дальше вброд и выехали на другой берег. Дорога была видна все время настолько ясно, что лошади продвигались без затруднений, хотя всадникам и приходилось время от времени нагибаться, чтобы ветви растущих у дороги деревьев не били их по лицу.

С каждой милей они чувствовали себя спокойнее, но все-таки еще не вполне безопасно. Хотя, по всей вероятности, все виннебаго остались сзади, но не было лишено вероятности и то предположение, что они могли бы очутиться между мальчиками и Гревиллем.

В таком случае, встреча была бы неизбежна.

 

24. В ПЛЕНУ

Индейцы, взявшие Боульби в плен, направились к прогалине, где недавно еще стояла хижина охотников. Дикари не обременяли его свыше сил, и, когда он один раз остановился и прислонился к молодой сосне, они терпеливо ожидали, пока он не отдохнет.

Виннебаго разговаривали между собой, издавая гортанные звуки, похожие на хрюканье свиньи.

Не доходя до прогалины, двое воинов начали издавать поющие звуки, вроде тех, которые впервые дали Боульби узнать об опасности. Им ответили слева. Человек шесть пошли в эту сторону, и через несколько они минут присоединились к главному отряду.

Эта сцена была очень живописна. Около двадцати виннебаго собрались в том месте, где сегодня утром Оленья Нога спасался от Огненной Стрелы. Половина воинов лежала на земле и курила трубки. Другие разговаривали, стоя в небрежной позе, большей частью прислонившись к скалам и камням, и, наконец, трое сидели, молча и неподвижно, на стволе упавшего дерева.

Все они представляли собой безобразную толпу: все были в полном вооружении, покрыты татуировкой и одеты в плащи, столь же грязные, как и они сами. Их длинные, жесткие черные волосы падали на плечи. У большинства на голове торчали орлиные перья, а руки были раскрашены той же краской, что и лицо.

Пленный Боульби окинул эту группу взглядом, когда его привели и позволили сесть на упавшее дерево, рядом с тремя воинами, которые с мрачным видом временами искоса на него поглядывали и покрякивали, продолжая курить свои длинноствольные толстые трубки.

Пленник хотел увидеть двух человек — Черного Медведя, главного вождя, и предателя Ап-то-то, но не видел ни того, ни другого. Последнего он узнал бы с одного взгляда, между тем как сахем мог быть им узнан по властной наружности и по отношению к нему подчиненных.

Прибытие Боульби причинило меньше волнения, чем можно было ожидать. Он сел, не получив на то особых указаний со стороны своей стражи, и члены последней рассеялись, смешавшись с членами главного отряда, с которыми они вступили в разговор, и, вероятно, объясняли, как они взяли в плен безумного белого человека. Краснокожий, который завладел сломанным ружьем, показывал его всем с такой гордостью, как будто это был скальп грозного врага — Оленьей Ноги.

Усевшись на бревне, Боульби осторожно поставил свой костыль между собой и своим соседом виннебаго, который был от него не далее, чем на локоть. Потом, как будто, чтобы объяснить тем, кто его не видел, зачем он пользуется этой искусственной опорой, он нагнулся вперед, тихонько развязал повязку больной ноги и стал рассматривать ушиб.

Брошенные на него искоса взгляды доказали, что большинство индейцев следит за ним, чего именно Боульби и хотел.

Осуществив свое намерение, Боульби снова завязал толстую повязку, стараясь поставить удобнее свою больную ногу.

Один индеец заинтересовал пленника. Он был очень худ, высокого роста

— более шести футов — и длинные пряди волос, падавших к нему на шею, были совсем седые. Вероятно, дикарь гордился этим, потому что на волосах не было ни пятнышка краски. Если прибавить, что его лицо было исполосовано и испятнано краской, то можно легко представить себе, что у него было, по крайней мере, отталкивающее лицо.

Эта странная сцена продолжалась целый час, и во все это время пленнику не было сказано ни слова. По мнению последнего, вряд ли это происходило от незнания английского языка: скорее казалось, что все ждут прибытия вождя.

Размышления Боульби прервались, когда какой-то индеец остановился прямо против него и внятно сказал на английском языке:

— Как здоровье?

Пленник, узнав говорившего, быстро взглянул на него. Это был Ап-то-то, имевший удивительное нахальство протянуть ему руку, но Джемс Боульби, в свою очередь, имел мужество отказаться от нее.

— Нет! — сказал он, стараясь выразить как можно больше презрения в манере и голосе. — Ты змея! Когда ты пришел зимой к нам в хижину, мы дали тебе кров и пищу. Ты поблагодарил нас и ушел. Теперь ты возвратился с тем, чтобы украсть наших лошадей и убить нас. Ты не виннебаго, потому что виннебаго не может быть такой змеей!

Рассерженный траппер ожидал, что Ап-то-то бросится на него, но тот не сделал этого. Он стоял с похожей на гримасу улыбкой, как будто услышанные им слова заключали в себе похвалу, а не презрение.

— Где другие охотники? — спросил он спокойно.

— Поищи сам! — ответил Боульби, сверкнув глазами. — Я могу только прибавить, что никто из них не хромает, и потому всем вам придется порядочно потрудиться, прежде чем вы их разыщете!

— Они скоро будут здесь! — уверил его Ап-то-то, по-видимому, решивший терпеливо сносить гнев пленника, в надежде на то, что все равно скоро будет отомщен.

— Если ты все знаешь про это, зачем же спрашиваешь меня? — спросил Боульби. — Раз я уж попался в ваши руки, вся эта толпа может делать со мной все, что угодно, и мне это, по правде сказать, все равно!

Громкий голос и сердитые жесты Боульби привлекли внимание остальных воинов. Высокий седовласый индеец отошел от скалы, к которой он прислонился, вынул трубку изо рта и посмотрел на пленника еще суровее.

Последний желал, чтобы все поняли его слова, надеясь, что индейцы будут презирать Ап-то-то за его неблагодарность, но, в своем гневе, Боульби забыл, что почти все они были на таком же низком уровне нравственности, как и Ап-то-то.

— Где Черный Медведь? — резко спросил пленник, бросая взгляд на остальных. — Мне нужно его видеть!

— Он скоро придет и сожжет всех белых людей!

Очевидно, сами виннебаго удивлялись долгому отсутствию своего начальника, но никто из них, даже сам Боульби, не подозревал о причине столь долгого отсутствия.

 

25. ПОЕЗДКА ДОМОЙ

Перейдя реку, о которой упоминалось, мальчики чувствовали себя сравнительно безопасно. Этот ручей был в десяти милях от лагеря виннебаго, где они могли не опасаться погони за молодыми людьми.

Мальчики еще надеялись, что индейцы не имели возможности преследовать. Где бы ни были три украденных вьючных лошади, их не стоило принимать в расчет, и хотя лошадь Боульби была самая быстрая из всех и находилась в руках у краснокожих, во всяком случае она одна могла принести мало пользы.

После того, как Фред и Терри избавились от страха преследования и поехали шагом, весьма естественно, что они немедленно почувствовали сильный голод, и что самое сильное желание их в ту минуту было удовлетворить как-нибудь эту потребность, а потому беглецы решили слезть с лошадей и поохотиться.

Так как большого выбора относительно охотничьих мест не представлялось, Фред сильно потянул свою лошадь вправо и провел ее между деревьями и кустарником, которые были так густы, что верхом там проехать было немыслимо.

Идти до того места, откуда лошадей больше не было видно идущим по дороге, пришлось недолго.

Терри привязал лошадей и прошел немного дальше в лес. Чувствуя, что они делают важный шаг, Фред опять вернулся к дороге. Здесь он осмотрелся, взглянул по направлению к лошадям и остался доволен тем, что ни одной из них не видно. Только глубокие следы лошадиных копыт несколько смущали его.

Однако мальчику удалось почти совершенно скрыть эти следы. Несколько горстей листьев, брошенных туда, закрыли их, и Фред тщательно продолжал засыпать ямки еще на некотором расстоянии вглубь леса. Сделав это, он был уверен, что если бы здесь даже и появился отряд индейцев, то не заметил бы места, откуда они повернули.

Не успел он далеко отойти, как внимание его было привлечено каким-то необыкновенными звуками.

— Что это такое? — спросил он себя. — Эй, Терри! Что случилось?

Его товарищ поднял руку в знак молчания.

Фред увидел, что он стоит за деревом и издает странные звуки, вроде печального кваканья лягушки.

— Разве ты не заметил, — сказал Терри, когда тот подошел, — что я подаю сигнал, который употребляет Оленья Нога, чтобы созвать тетеревов?

— Ну, — со смехом ответил Фред, — это тебе плохо удается! Попробуем лучше поискать другого жаркого к обеду!

Мальчики начали искать белок, заглядывая на верхние ветки. Они надеялись увидеть там этих живых, маленьких зверьков и не ошиблись.

— Ш-ш… — прошептал Терри. — Я вижу одну!

Фред увидел этого же самого серенького зверька, когда тот перескакивал над их головами с ветки на ветку. Достигнув места разветвления ветки, белка остановилась, присела на задние лапки и подняла передние, будто человек, прикрывающий лицо руками и смотрящий сквозь пальцы.

Трах! — раздался выстрел из ружья Терри, — зверек кувырком полетел вниз, упав почти к ногам охотников.

Пока Терри поднимал и рассматривал свою добычу, Фред бродил туда и сюда и смотрел на верхушки деревьев. Пора была уже поздняя, но трудолюбивые животные то и дело перепрыгивали с ветку на ветку, подготавливая зимние запасы. Скоро он увидал черную белку, спускающуюся по длинной, тонкой ветке. Спустившись по ней, она перескочила на ствол и побежала к вершине.

В это время белка была на виду, и Фред выстрелил.

Он не попал в белку, но и не старался попасть: пуля прошла сквозь верхний слой коры под самым животом белки, которая был отброшена на несколько футов в сторону оторвавшимися от коры кусками, вырванными пулей молодого охотника.

Кроме того, маленькое животное, упавшее к ногам охотника, было так же безжизненно, как куски коры, сопровождавшие его падение. Фред ошеломил свою дичь искусством самого опытного охотника.

Мальчики удовлетворились своей добычей, хотя, по слова Фреда, можно было настрелять гораздо больше. Они потратили несколько минут на разведение костра, на котором хотели зажарить дичь.

Сперва мальчики сняли шкурки своими охотничьими ножами, потом нарезали мясо на куски и поворачивали его над огнем до тех пор, пока оно не сделалось темным и сочным. Белки были довольно жирные, так как у юных охотников осталось немного соли и перцу, принесенных из дому, то обед вышел очень вкусный.

— Я думаю, — сказал затем Терри, — что это на некоторое время спасет нас от голодной смерти!

— Да, этого нам смело хватит до завтра! Да, кстати! Вероятно, где-нибудь неподалеку найдется вода, мне хочется пить. Пойду, поищу!

Ручей, через который мальчики переправлялись, был слишком далеко — приблизительно в двух милях отсюда. Тем не менее, беглецы были теперь в суровой, каменистой местности, где этой живительной влаги должно было быть много.

Фред думал, что скорее найдет воду, если углубится в лес. Конечно, он взял с собой ружье, а Терри остался обгладывать остатки мяса на костях.

Весьма естественно, что после обеда Терри почувствовал некоторую жажду, поэтому он встал и посмотрел в ту сторону, куда удалился Фред, удивляясь, отчего тот так долго не возвращается.

— Он верно не сумеет найти ключ или ручей, но что-нибудь такое должно быть здесь неподалеку. Но что ж это делается с лошадьми?

Место, где молодые люди готовили обед, было, может быть, в пятидесяти футах от лошадей. Во время обеда, последние стояли с опущенными головами, как будто собирались вздремнуть после дальнего перехода. Теперь же обе подняли головы и насторожили уши. Ноздри их расширялись, и они фыркали, будто в тревоге, хотя ни одна из них не пыталась оборвать повод, за который была привязана.

— Верно, какое-нибудь дикое животное, — подумал Терри, тихонько подвигаясь вперед, — оно, вероятно почуяло запах нашего обеда и пришло узнать, не достанется ли и ему что-нибудь. Я отдам ему косточки, а когда оно займется ими, выстрелю в него из ружья.

Но Терри Кларк сделал большую ошибку. Он был уже в нескольких шагах от животных, как вдруг увидел опасность, которой подвергался он и Фред.

 

26. ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ СЛЕДЫ

Два индейца, шедшие по дороге ивняком, заметили, с какого места всадники повернули в сторону и пошли по следам.

Принадлежали ли эти виннебаго к отряду Черного Медведя, или пришли с противоположной стороны, Терри не знал и не мог знать. Самое важное было то, что воины появились здесь и уже расходились в разные стороны, как будто бы для того, чтобы преградить ему путь к бегству.

Один индеец начал переходить от дерева к дереву с правой стороны, другой — с левой. Нескольких минут было достаточно, чтобы они очутились один против другого, так что Терри, можно сказать, очутился в их власти: с какой стороны ствола он бы ни вздумал прятаться, краснокожие везде его видели и могли в него стрелять.

Не надо думать, что молодой ирландец отдался безропотно на волю судьбы, пока воины занимали свои позиции. Он тотчас увидел, что они хотят сделать.

— Я могу убить этого молодчика! — сказал он, устремляя взор на ближайшего, — потом заряжу и выстрелю в другого, раньше, чем он доберется до меня.

Виннебаги быстро приближались, и Терри проворно прицелился в ближайшего из них и спустил курок.

К его удивлению, ружье оказалось незаряженным. Поторопившись состряпать обед, после того как была застрелена белка, Терри пренебрег своей первой обязанностью — после выстрела снова зарядить ружье.

Терри так ошалел от этой неудачи, что почти совсем потерял голову. Стоя на виду у обоих виннебаго, которые только что заняли свои позиции, он начал заряжать ружье.

Этот поступок, конечно, был неблагоразумен, так как оба воина видели беспомощное положение юноши. С торжествующим восклицанием оба бросились на него и схватили, прежде чем он успел насыпать пороху на полку своего ружья.

Когда бедный молодой человек увидел, что все кончено, ему тотчас вспомнился его друг. Он искал его, но того не было видно. Тогда, не будучи уверен в том, что томагавк не опустится на его голову, он громко закричал:

— Фред! Фред! Уходи прочь! Злодеи поймали меня, и если ты подойдешь близко, ты тоже, как мой дедушка…

Но Терри решил не продолжать рассуждения насчет предков: теперь внимания требовали более серьезные предметы.

Виннебаго, по-видимому, не желали лишать жизни пленника, который упал в их руки, как спелое яблоко. Очевидно, они предпочитали сделать его пленником.

Тот самый краснокожий, в которого мальчик целился и которого он, несомненно, убил бы, протянул руку за его ружьем. В то же время он сказал что-то на своем языке, чего Терри, конечно, не мог понять.

Однако, в значении этого жеста не могло быть сомнения, и молодой человек, как это его ни огорчало, не мог не отдать своего любимого оружия индейцу.

Виннебаго тотчас же взял его и, прислонив свое ружье к дереву, с большим интересом осмотрел замок и все украшения незнакомого ему оружия.

— Он знает, откуда оно, — подумал Терри, — и, пожалуй, будет после этого добрее относиться ко мне!

Воин передал ружье товарищу, который осмотрел его с таким же интересом.

Устремив черные глаза на пленника, он сказал что-то на своем языке, говоря, очевидно, с гневом. Но так как ни он, ни его товарищ не могли сказать ни слова по-английски, то Терри мог только покачать головой, чтобы показать, что он не понимает.

Виннебаго верно почувствовали, что дальше разговаривать бесполезно, так как стали обращаться уже исключительно друг к другу.

Обезоружив мальчика, они велели ему идти к дороге. Он повиновался. Затем один из индейцев отвязал лошадей, чтобы вести их по той же дороге.

Это оказалось затруднительным, так как пришлось долго распутывать запутавшиеся в ветках и кустах ремни, а другому индейцу нужно было взять другую лошадь.

Терри жестоко упрекал себя за то, что не зарядил ружья после того, как убил белку. Мальчик думал, что, не забудь он этого, ему удалось бы избежать обидного положения, в котором он теперь находился.

Конечно, он застрелил бы одного виннебаго, и тогда остался бы только один индеец. Потом он позвал бы Фреда, тот поспешил бы к нему на помощь, и краснокожий, вероятно, не мог бы устоять против них.

Воинов было только двое, и оба юноши сумели бы постоять за себя в равной борьбе.

Но теперь жалеть было поздно. Терри Кларк был таким же безнадежным пленником, как траппер Боульби, и размышления на эту тему могли быть только самого грустного характера.

— Фред верно слышал меня, — таково было утешительное заключение Терри, который робко поглядывал в сторону, где исчез его друг, — и я очень рад, потому что для этих субъектов хватит и одного дурака!

Виннебаго, вероятно, знали или подозревали, что у пленника был товарищ: об этом можно было судить по двум лошадям и по отпечатками, которые их зоркие глаза различили на земле. Но незнание английского языка не позволяло индейцам спросить у Терри, куда делся его товарищ — вопрос, на который тот, конечно, никогда бы не ответил. Они даже и не выражали желания искать отсутствующего по неопределенным следам.

Они захватили одного — хотя, быть может, и незначительного, из партии белых и были более, чем довольны тем, что могли взять его, как пленника, в лагерь виннебаго. Пусть другие сделают свое дело так же хорошо, и судьба бледнолицых скоро будет решена.

 

27. ТОВАРИЩИ ПО НЕСЧАСТЬЮ

Оба виннебаго действовали, как будто и не знали, что у пленника был товарищ, хотя, как уже сказано, они должны были это знать. Один из них указал на юг, по направлению к главному лагерю виннебаго, и показал, что пленник должен идти в ту сторону.

— Я так и думал, — пробормотал Терри, не зная, радоваться ему или нет. — Они тащат меня, как сбежавшую свинью, прямо в свой лагерь, и мне довольно-таки стыдно вспоминать, как они меня сегодня надули.

В сущности, утешительного было мало в том факте, что он будет находиться недалеко от Оленьей Ноги, Линдена и Гардина, каждый из которых всегда имел заряженное ружье и всегда был готов к действию.

— Если б они только это знали! — подумал Терри, идя по дороге впереди всадников, которые следовали за ним индейской шеренгой. — Вся беда в том, что никто из друзей не подозревает, как я был глуп, и никто не будет меня искать!

В этом-то и было все затруднение. Так как мальчики получили строгое приказание спешить домой верхом и не терять времени по дороге, Оленья Нога и другие, наверное, были в полной уверенности, что они ничего о них не услышат и не узнают до прибытия в Гревилль.

Так размышлял Терри, пока он направлялся к югу, к хижине в горах. Индейцы заставляли его идти бодрым, но не чересчур скорым шагом, благодаря чему у него было много времени для размышлений.

Время от времени, оглядываясь назад, он смотрел на всадников, которые ехали вплотную один за другим, и притом так, что передняя лошадь почти наступала на пленника, когда он отставал, и таким образом заставляла его торопиться.

— Они пришли из Гревилля, — заключил пленник, — и как Фред ни старался скрыть следы лошадей, они нашли их и стали нас разыскивать!

Молодой человек был прав в своих предположениях. Индейцы, конечно, не могли бы пешком преследовать всадников, и, если бы не грустная случайность, открывшая местопребывание юношей, они бы верно не знали, что двое индейцев прошли мимо того места, где они угощались беличьим мясом.

Индейцы, взявшие Терри в плен, имели большое племенное сходство с теми, которых он встречал после своего ухода из дому. Длинные, висящие по плечам черные волосы, безобразные лица, казавшиеся еще в десять раз безобразнее от грязной татуировки, наколки, мокасины, блестящие бусы, томагавки, ножи — все это было у них, как и у других. Каждый из них был также одет в грязный плащ, завязанный у подбородка и покрывавший все туловище до ног. У индейца, ехавшего впереди, из-под плаща торчали два ружейных дула, у следующего за ним — только одно — его собственное.

Так как они продвигались вперед, не мешкая, то скоро достигли ручья, где мальчики поили своих лошадей несколько часов тому назад.

Терри надеялся, что при переправе один из виннебаго возьмет его к себе на лошадь и перевезет на ту сторону, но, когда он остановился на берегу и взглянул на ехавшего впереди, тот подал ему знак идти в воду.

Мальчик безропотно вошел в реку и зашагал к другому берегу. Вода была холодная, и когда она дошла до его куртки, у него перехватило дыхание от холода. Лошади фыркали и брызгали ногами. Оглянувшись назад, Терри увидал, что оба всадника смеются над ним.

Очутившись на другом берегу, Терри хотел идти дальше, как вдруг восклицание, вырвавшееся у одного из индейцев, заставило его остановиться и обернуться. Дикарь был взволнован и дал ему знак остаться на месте. В то же самое время сам он соскользнул с лошади и стал тихонько на землю.

— Зачем он не сделал этого раньше, пока я не успел войти в воду и вымокнуть?

Но молодой человек ошибался, предполагая, что виннебаго уступит ему свое место на лошади. Он вовсе этого и не думал. Ступив еще несколько шагов, индеец встал на колени и приложил ухо к земле. Пленник не слыхал ничего, что могло бы возбудить его любопытство, но, очевидно, случилось что-то, что возбудило подозрения виннебаго.

Терри очень желал проделать тот же опыт, но не посмел. Воины, наверное, рассердились бы за такое любопытство.

Краснокожий, приложивший ухо к земле, приподнял немного голову и посмотрел в лес, в сторону ручья, как будто бы там находилось что-то, внушившее ему подозрения.

Он проделал это несколько раз, потом обменялся несколькими словами с товарищем. Насколько Терри мог разглядеть выражение их раскрашенных лиц, они узнали нечто такое, что не только заинтриговало, но и сильно встревожило их.

Виннебаго, удовлетворив свое любопытство, сделал Терри знак подойти.

Воины вовсе и не думали меняться с ним местами — только один из них сел на лошадь вместе с ним, потому что таким образом они могли двигаться скорее. Терри сел верхом на ту самую лошадь, на которой ехал прежде, а краснокожий уселся позади него.

Передав оба ружья пленнику, индеец обхватил его левой рукой, как будто с тем, чтобы удержать его в равновесии, а правой рукой взялся за ремень, заменявший повод.

Потом лошади пошли таким тихим шагом, что почти не было слышно стука их копыт. Несколько раз краснокожий бормотал что-то тихим голосом, обращаясь к своему товарищу, и тот отвечал ему также тихо.

Пленнику, естественно, пришло в голову, что индейцы с удовольствием пустили бы лошадей во весь опор, опасаясь какого-то нападения, но не делали этого из опасения привлечь внимание врагов, стуком лошадиных копыт.

Что это была правда, было видно по действиям виннебаго, которые ехали тихо, пока боялись, что звук их копыт достигнет ручья, а потом пустили лошадей в галоп, которым шли несколько миль. Наконец, Терри опять узнал холм, с которого он и Фред бросили первый взгляд на горную долину.

У основания холма лошадей опять пустили шагом, так как они были совсем мокрые от усталости, а на вершине они опять перешли в рысь, пока всадники смотрели на развертывавшуюся перед ними сцену.

Перед ними были леса, ручей, лужайка и остатки сгоревшей хижины. При виде этого виннебаго не обнаружили никакого удивления, потому что, вероятно, давно догадались о происходившем по дыму, который должны были заметить раньше.

Терри не мог видеть воинов, которые стекались с разных сторон сюда, но тем не менее знал, что их очень много. По этому случаю он не взглянул ни на один из отрядов, находящихся в прогалине.

Там было около 12 человек, которые стояли, лежали или сидели, как уже было описано выше, между тем, как Боульби все еще отдыхал на бревне. Седовласый индеец предложил ему свою трубку, которую охотник с удовольствием принял и курил в ту минуту, когда появился Терри. Тот протянул трапперу руку и рассказал свою удивительную историю, которая заключала много интересных и совершенно новых для охотника сведений.

 

28. ПРИЗЫВ НА ПОМОЩЬ

Оленья Нога, шавано, Джордж Линден и Руф Гардин постояли несколько минут в молчании и задумчивости, пока, наконец, звук копыт лошадей, уносивших Терри и Фреда, не смолк в отдалении. Мальчики уехали, а трое ветеранов, если можно так выразиться, оставшись назади, обдумывали вопрос о том, как бы освободить Боульби от власти виннебаго.

Не стоит повторять, сколько в этому случае являлось препятствий, главным из которых была самая личность охотника. Его друзья хорошо все это понимали, и оба траппера смотрели на молодого шавано, чувствуя, что если он не мог предложить какого-нибудь проекта, то им оставалось только идти домой и оставить друга на произвол судьбы.

Оленья Нога прочел это в их взглядах, но не сказал ничего. Он был серьезен и задумчив. По своему обыкновению в таких случаях, шавано оперся на свой длинный карабин, пока его деятельный мозг предавался работе. Он думал, думал и думал.

Вдруг индеец выпрямился и тихонько вздохнул.

— Пусть мои братья последуют за Оленьей Ногой, — сказал он, повернувшись и осторожно пробираясь по листьям.

— Пусть они идут как можно осторожнее, потому что виннебаго не должны видеть их следов.

Хотя скрыть следы от зорких глаз виннебаго было в высшей степени трудно, но опытные обитатели пограничных с индейцами земель все-таки многое могли сделать в этом направлении. Они подражали действиям своего вожатого, и когда, наконец, очутились вне поля зрения проходящих по дороге, самый зоркий глаз вряд ли нашел бы их следы на листьях.

Шавано чувствовал, что если нужно было что-нибудь делать, то делать так, чтобы враг не мог их выследить. Сделав все возможное для обеспечения этого, индеец остановился и, посмотрев на друзей, прибавил:

— Пусть мои братья подождут, пока Оленья Нога вернется назад или позовет их!

— Ты можешь рассчитывать на нас, — сказал Линден, — мы не видим ни малейшего луча света, но если ты видишь, приказывай, и мы будем послушны, как собаки. Не правда ли, Руф?

— Совершенно верно: все, что тебе остается делать, Оленья Нога, это приказывать нам!

Шавано не обратил особенного внимания на эти излияния, но тем не менее оценил их.

Приставив руку ко рту в виде трубы, он издал тихий, вибрирующий, жалобный звуку, такой слабый, что его еле было слышно.

— Что это значит? — спросил Гардин.

— Когда этот звук раздастся в лесу, тогда пусть мои братья знают, что Оленья Нога зовет их, и пусть поспешат к нему навстречу. Он не будет звать их, пока их помощь не понадобится ему!

— Мы придем тотчас же, — сказал Линден, — хотя бы на дороге стоял Черный Медведь со всей своей шайкой!

— И пусть мои братья ждут, пока Оленья Нога позовет их или сам придет к ним!

— Хорошо, — засмеялся Линден, — если не придется ждать слишком долго. Может быть, тебя застрелят или убьют…

— На этот раз Оленья Нога не будет убит! — сказал шавано, со странным выражением на своем красивом лице.

— Тогда мы обещаем! — ответил Линден.

Не говоря больше ни слова, шавано тихо и спокойно зашагал по лесу, взяв направление, параллельное тропинке, по которой они недавно шли, не приближаясь к ней и не удаляясь от нее.

Менее, чем в ста футах от того места, он остановился, все еще на виду у охотников. Последние, все время наблюдавшие за ним, увидели, что он стоял неподвижно и ни разу не обернулся в их сторону. Они видели его выдающиеся локти, его склоненную голову, видели, что он сложил руки над дулом своего ружья и остался в такой позе. Вся его фигура выражала глубокую задумчивость.

— Посмотрите-ка на Оленью Ногу! — сказал Гардин.

Линдену не нужно было говорить об этом, так как его глаза и без того были устремлены в ту сторону. Замечание Гардина было вызвано действиями шавано. Прислонив на минутку свое ружье к дереву, он опустился на колени и склонил голову.

— Он молится! — сказал Линден благоговейным шепотом.

— Да, наверное, — прибавил Гардин, тем же тихим тоном, — я слышал о молящихся индейцах, но он первый, кого я вижу на коленях!

Эти суровые пионеры, едва ли знавшие наизусть хоть одну молитву и не повторявшие их с тех пор, как они сидели у матери на коленях много лет тому назад, были тронуты видом индейца, стоящего на коленях среди лесной тишины и беседующего со своим Создателем.

Окончив свою молитву к Небесному Отцу, Оленья Нога встал на ноги, но все-таки не оглянулся назад. Индеец сказал своим друзьям, чего он от них желает, те обещали ему повиноваться, и поэтому он не считал нужным смотреть, повинуются ли они на самом деле.

Встав на ноги, шавано продолжал идти в том же направлении, в котором он шел раньше. Шавано двигался крадучись, как и прежде, и быстро исчез из виду, так что охотник остались одни.

Через несколько времени охотники, к своему удивлению, услышали сигнал Оленьей Ноги, который звал их на помощь. Сигнал этот раздался не один, а три раза, и так явственно, что охотники вскочили на ноги, зная, что дело это требует немедленного вмешательства.

 

29. ОТВЕТ НА МОЛИТВУ ОЛЕНЬЕЙ НОГИ

Когда Оленья Нога окончил свою молитву, он встал на ноги и, пройдя несколько сажен, повернул направо и пошел по большой дороге, ведущей в Гревилль. Он еще не решил, что ему делать, но знал, что Великий дух услышал его молитву и укажет ему путь. Кто может отрицать это? Молитва молодого индейца опиралась на глубокую веру.

Дойдя до ясно обозначавшейся дороги, он постоял несколько минут, прислушиваясь, оглядываясь и ожидая, что Великий Дух пошлет ему более ясные указания. С обеих сторон густой лес, казался непроницаемым и был полон густой зарослью. Севернее, на расстоянии нескольких сажен, дорога начинала извиваться, и потом резкий поворот направо скрывал ее от глаз.

Наклонившись, шавано быстро различил, что рядом со следами двух лошадей отпечатались следы третьей. Он не был удивлен этим, так как знал, что этой дорогой ехал Ап-то-то.

Дальнейшие наблюдения показали, что Ап-то-то вернулся назад, что Оленья Нога и раньше знал, иначе он не позволил бы своим молодым друзьям подвергаться риску встречи с ним.

Шавано думал, что последний, проехав некоторое расстояние вернулся назад и направился к главному отряду, расположившемуся в прогалине. Но только что он пришел к этому заключению, как послышался очень тихий топот копыт в этом направлении. Узнав лошадиный топот, шавано быстро спрятался и стал выжидать.

Он не успел еще долго пробыть в ожидании, как появился Ап-то-то, ехавший шагом к северу. Лошадь шла так тихо, что охотники, Гардин и Линден, сидевшие, как нам известно, неподалеку, не услыхали топота.

Последовавшие события были интересны и любопытны.

Ап-то-то, которого было можно узнать по необыкновенной форме носа, остановил свою лошадь против Оленьей Ноги и, держа конец повода в руке, стал на колени и приложил ухо к земле. Это показывало, что он прислушивается к чьим-то шагам, вероятно, шагам неприятеля. Он ничего не услышал, потому что ни охотники, ни Оленья Нога не шевелились, а мальчики были слишком далеко, чтобы их можно было услышать.

По-видимому, результаты были удовлетворительны, так как Ап-то-то, встав на ноги, свистнул, так хорошо подражая какой-то птице, что Оленья Нога не догадался бы о происхождении звука, если бы своими глазами не видел, что его издает человек. Ни Гардин, ни Линден не обратили на него внимания.

Ап-то-то посмотрел по направлению к прогалине, как прежде сделал Оленья Нога, думая, что он там что-нибудь увидит. Но шавано и не подозревал, кто должен ответить ему на сигнал.

Вдруг появился не кто иной, как сам великий вождь Черный Медведь, и, оглядываясь направо и налево, подошел туда, где его ожидал Ап-то-то.

Они поговорили несколько минут, причем близкое расстояние позволяло подслушивающему их давно слышать все, что они говорили.

— Где англичане — иенгезе? — спрашивал сахем.

— Один из них пленник, а юноши бежали на лошадях!

Ап-то-то оказался удивительно посвященным во все последние события. Может быть, следы давали некоторый ключ к разгадке.

— Где другие иенгезе?

— Далеко в лесу, где они не могут укрыться от храбрых воинов Черного Медведя!

Относительно этого пункта Ап-то-то не был так хорошо осведомлен, как относительно других, или может быть, он почему-нибудь впал в заблуждение.

Удовлетворенный ответами, вождь стал рассматривать лошадь и любоваться ею.

Он осмотрел ее со всех сторон, обойдя кругом, как жокей по профессии, и похвалил ее в восторженных выражениях.

Тут шавано стал подозревать истину. Вероятно, Ап-то-то украл лошадь, чтобы подарить ее вождю. Между варварами, как и между цивилизованными народами, встречаются льстецы, в том числе был и Ап-то-то, желавший заслужить благоволение высших мира сего.

То, что случилось дальше, подтвердило его предположение.

Американские индейцы, вообще, хорошие ездоки, и Черный Медведь ловко и грациозно вспрыгнул на спину животного и взял в руки грубый повод. Он сказал, что-то Ап-то-то, чего Оленья Нога не расслышал, и потом, к удивлению шавано, пустил лошадь в галоп не по направлению к хижине, а прочь от нее.

Ап-то-то следил за ним глазами, пока тот не скрылся, и затем, повременив с минуту, направился к прогалине где, как уже сказано, присоединился к индейцам, сторожившим хромого охотника.

— Великий Дух услышал молитву Оленьей Ноги, — подумал шавано. — Он послал ему Черного Медведя!

Оленьей Ноге понадобилось не более нескольких минут, чтобы обдумать план кампании.

Шавано догадался, что вождь, обрадовавшись подарку, будет прогуливаться взад и вперед по дороге быстрым галопом. Американские индейцы в этих случаях бывают наивны, как дети.

Казалось бы, как и оказалось впоследствии, что Черный Медведь делал большую неосторожность, предаваясь таким образом своей радости. Он знал, что где-то по соседству находятся несколько белых и сам страшный шавано, и что такого рода препровождение времени может быть для него очень опасно.

С другой стороны, с точки зрения виннебаго, поступок вождя не был совсем неблагоразумен. Его воины сожгли хижину охотников, и хотя он и потерял нескольких из своих подчиненных, остальные настолько превосходили врагов числом, что смело могли относиться к последним презрительно, думая, что у них нет других планов, как только поскорей убежать. Двое уж так и сделали, третий был пленником, и вера Черного Медведя не только в похвалы Ап-то-то, но и в действительную храбрость его воинов, заставляла его думать, что для него не может быть и речи о личной опасности.

Итак, он пустил лошадь скорым галопом, и стук копыт раздавался еще некоторое время после того, как он достиг поворота дороги.

Оленья Нога увидел в поступке мрачного вождя прямой ответ на свою молитву.

Последний, вероятно, не уехал бы далеко, а повернул бы и поехал обратно. Оленья Нога желал заманить вождя как можно дальше от его народа.

Правда, у вождя был нож, томагавк и карабин, но все это мало значило для шавано, который не испугался бы, будь всего этого раз в шесть больше. Его план заключался в том, чтобы взять в плен вождя виннебаго, — все равно, сколько бы у него ни было оружия, только бы он на некоторое время был отрезан от своих воинов.

Нечего и говорить, что весь успех лежал во внезапности нападения. Кому посчастливится бы захватить врага врасплох, тот и окажется бы победителем.

Идя потихоньку вдоль дороги, индеец все время караулил приближение лошади, возвращающейся с маленькой прогулки с Черным Медведем на спине. Он знал, как важно взять его в плен насколько возможно дальше от его войска. Как хорошо было бы встретить Черного Медведя в десяти милях отсюда!

Шавано вдруг остановился и наклонил голову направо и налево. Да, это был стук копыт скачущей лошади, и она приближалась сюда.

Оленья Нога быстро выбрал ближайшее к дороге дерево и, бросившись за него, хладнокровно ожидал вождя, который через несколько секунд должен был очутиться около него.

 

30. ВОЖДЬ-ПЛЕННИК

Черный Медведь, вождь виннебаго, справедливо гордился подарком, предложенным ему преклоняющимся перед ним подданным Ап-то-то, так как такую лошадь было трудно найти даже после долгих поисков. Вероятно, также, новый владелец был настолько благосклонно расположен к человеку, поднесшему ему подарок, что имел намерение выдвинуть его вперед без особых с его стороны заслуг.

Ап-то-то во всем этом деле выразил такую деликатность, которая могла прийтись по вкусу сравнительно более развитой натуре вождя: вместо того, чтобы отдать ему лошадь перед всеми, он отозвал его в сторону и отдал ее так, что этого — как он думал — никто не видал. Все это, естественно, произвело надлежащее действие на вождя виннебаго.

Лошадь, которая сильно рвалась вперед, шла быстрым галопом и скоро очутилась на повороте дороги. Может быть, Черному Медведю и приходило в голову, что неосторожно заезжать так далеко в стране хотя бы и ничтожного неприятеля. Если у него в этом отношении было какое-нибудь сомнение, оно наверное рассеялось, когда в следующий момент из-за дерева выпрыгнул на дорогу человек не более чем в двух десятках футов от него.

Лошадь так испугалась этого появления, что вдруг остановилась, упершись всеми четырьмя ногами в землю, и издавала тревожное фырканье. Не будь ее всадник так ловок, он наверное перелетел бы через голову.

Опомнившись, вождь увидел Оленью Ногу, стоящего на дороге с карабином, причем левая рука была протянута, чтобы в любой момент схватить ствол у замка, а правая лежала на спуске, на который надавливал указательный палец. Голова была слегка наклонена налево, и открытый глаз зорко наблюдал за вождем.

Целью служила не темная грудь удивленного воина, а его лоб, и, стоило еще чуточку нажать на железный язычок, выдававшийся на нижней части ружья, чтобы тотчас вылетела пуля, пробив насквозь темнокожий лоб.

Черный Медведь не был трусом, но никогда в своей жизни ни был так встревожен, как сегодня.

Оленья Нога стоял так близко, что, когда оба краснокожих смотрели друг на друга, вождь мог бы подумать, что это он направляет длинный, толстый ствол. Он заметил, что прорезь прицела приходилась как раз над самым дулом, а другая прорезь около замка, и за ней блестел черный глаз шавано. Солнечный луч проникал сквозь ветки, и, падая на ствол ружья, так освещал дуло, что Черный Медведь мог видеть на несколько дюймов освещенную его часть.

Кто настолько крепок нервами, что может равнодушно смотреть в дуло ружья, наведенного на его голову?

После первого скачка лошадь остановилась неподвижно, хотя уши ее были прижаты назад, ноздри расширялись, и она дышала громко и скоро.

В тот момент, когда Черный Медведь был испуган неожиданным появлением, он держал ружье в левой руке, а повод в правой. Поэтому можно себе представить, что требовалось некоторое время для того, чтобы он мог взять оружие на плечо.

Так, шавано захватил виннебаго врасплох, и оба стояли в ожидании.

Черный Медведь едва успел подумать о своем положении, как Оленья Нога, стоя с выдвинутой вперед правой ногой, в позе охотника, только что уверившегося в верности наводки и готового стрелять, сказал:

— Если Черный Медведь не будет молчать и поднимет свой карабин, или даст сигнал своим воинам, Оленья Нога спустит курок, и вождь виннебаго погибнет, прежде чем успеет спеть свой предсмертный гимн!

Вождь узнал молодого шавано и чувствовал, что находится в его распоряжении, так как тот захватил его врасплох. Если бы не последнее обстоятельство, он никогда не подчинился бы ему и сражался до последней капли крови.

— Чего хочет шавано от Черного Медведя?

— Черный Медведь — пленник Оленьей Ноги. Он должен поворотить лошадь и ехать шагом, пока Оленья Нога не велит ему остановиться. Если он поедет слишком быстро или возьмет свое ружье, Оленья Нога убьет его!

— Что шавано будет делать с вождем виннебаго? — спросил Черный Медведь.

— Оленья Нога скажет ему это раньше, чем солнце зайдет на запад!

Черный Медведь, казалось, хотел возразить, но Оленья нога говорил слишком серьезно, и минуты были слишком дороги, чтобы терять хоть одну из них. Не опуская ружья, он сказал:

— Оленья Нога не может ждать Черного Медведя!

Последний был в достаточной степени философ, чтобы примириться с положением. Он был способен вступить в отчаянную борьбу, если бы шансы были равны, чего в это время как раз не было. Итак, он повернул лошадь по направлению к Гревиллю и поехал умеренным шагом, между тем как шавано следовал сзади.

Теперь шавано больше не было необходимости все время держать карабин на плече, так как с тех пор, как виннебаго был к нему спиной и ехал в непосредственной близости, он всегда мог предупредить какое угодно его действие. Поэтому шавано опустил ружье, держа левую руку около замка так, чтобы при первом случае поднять его и выстрелить.

Оленья Нога чувствовал, что наступило время, когда ему понадобится помощь Линдена и Гардина. Ему могли попасться навстречу другие виннебаго, и появление одного из них могло бы разрушить его почти уже осуществившийся план.

Поэтому, следуя за своим пленником, он трижды издал сигнальный звук, которого ожидали его товарищи.

Гардин и Линден, думая, что от них требуется немедленная помощь, скорым шагом бросились к дороге. Выбежав на нее, они увидели виннебаго, едущего на лошади Боульби тихим шагом, и Оленью Ногу, следовавшего за ним на расстоянии нескольких ярдов.

Удивившись сначала, охотники скоро поняли, в чем дело, хотя вряд ли догадались, кто был пленник. Они не могли надеяться на такое счастье, как взятие в плен самого вождя виннебаго.

Последний одновременно с Оленьей Ногой услышал звуки приближающихся шагов и осмелился бросить быстрый взгляд назад. То, что он увидел, не могло улучшить состояние его духа.

Если один Оленья Нога мог удержать вождя в плену, то насколько облегчалась задача, когда к нему на помощь подоспели два ветерана границы? Черный Медведь мог думать, что его единственная надежда находится в прибытии подкрепления.

Он мог бы дать сигнал, на который бросилась бы вся толпа виннебаго. Но никто лучше его не знал, что за этим последовала бы его немедленная смерть.

Гардин и Линден быстро догнали Оленью Ногу, который объяснил им все происходившее.

— Так это сам Черный Медведь! — воскликнул удивленный Линден. — Да это самая замечательная удача, о какой я когда либо слыхал!

— Великий Дух отдал его Оленьей Ноге! — кротко возразил шавано.

— Что же мы будем теперь с ним делать?

— Пусть мои братья позаботятся о том, чтобы он не убежал!

— Кажется, у него на это мало шансов, если только его воины не заподозрят, в чем дело, и не бросятся на нас!

Рассуждая таким образом, они продолжали двигаться по дороге, пока, наконец, не достигли ручья в десяти милях от хижины в горах, где был предпринят новый важный шаг в плане, придуманном шавано.

 

31. ПЛАН ОЛЕНЬЕЙ НОГИ

Какие только мысли не проносились в мозгу у краснокожего воина за время этого томительного для него периода! Он, гордый сахем могущественных виннебаго, он, одержавший столько побед над другими племенами, он, который разбивал в прах все искусство неприятеля, взят в плен молодым шавано!

Положим, последний пощадит его жизнь, но как посмотрит теперь вождь в лицо своим воинам? Это было горькое сознание, но оно немного облегчалось мыслью о том, что никто из его народа не знал постыдной действительности. Хотя он и был взят в плен одним только Оленьей Ногой, но теперь он был пленником его и обоих охотников. Конечно, не будет греха в том, если он объявит народу, что был вынужден уступить трем храбрым врагам.

Это все еще было бы сносно, но при теперешнем положении дел Черный Медведь едва ли мог рассчитывать на пощаду со стороны двух охотников, друзей пленного Боульби.

Во все время этого долгого путешествия к ручью, Серный Медведь не раз спрашивал себя, нет ли шансов на побег. Он мог бы пришпорить лошадь, и пустить ее во весь опор, но даже и в этом случае не смог бы избежать трех пуль, пущенных в него из карабинов.

Вероятно, в голове у вождя появлялись и другие планы, но они представляли мало шансов на успех, и он отложил их. Как ни храбр был вождь, он был слишком осторожен, чтобы навлечь на себя верную гибель каким-нибудь необдуманным действием.

Очень может быть, что Черный Медведь, размышляя о том, что один белый был пленником виннебаго, надеялся, что его освободят в обмен за последнего. Белые, без сомнения, будут рады получить своего товарища в обмен за вождя виннебаго, между тем как индейцы охотно отдали бы сколько угодно пленников в обмен за своего вождя.

Оленья Нога объяснил своим товарищам, что именно в этом и заключался его план. Он решительно не мог выдумать никакой другой комбинации относительно освобождения Боульби, пока ему не представился случай взять в плен самого Черного Медведя.

— Оленья Нога увидел, что Великий Дух указал ему путь, — сказал молодой шавано, и лицо его сияло благодарностью Тому, кто всегда ему покровительствовал, — он знал, что Великий Дух приведет виннебаго туда, где Оленья Нога сделает его своим пленником!

— План хорош, — сказал Линден, — но я вижу одно препятствие!

— Что же видит мой брат?

— Нам придется иметь дело с людьми, которым нельзя доверять. Эти виннебаго обещают все, что угодно, но при первом случае нарушают все обязательства!

— Мой брат говорит правду, — спокойно ответил шавано, — Оленья Нога этого не забыл. Великий Дух научит его, как спасти брата, который не может ходить!

Лошадь, на которой ехал Черный Медведь, продвигалась вперед медленным, ровным шагом, а двое белых и молодой шавано шли сзади, не позволяя ему сделать ни малейшей попытки к бегству.

Иногда он бросал беглые взгляды назад, но то, что он видел, не добавляло ему надежды.

Наконец, как уже было сказано, они достигли широкого, мелкого ручья, в десяти милях от лагеря в горах. Тут Черный Медведь остановился и вопросительно посмотрел на своих провожатых, ожидая приказаний.

Первое, что попросил Оленья Нога — был его карабин. Он сделал бы это раньше, но считал, что не подвергается никакому риску, позволив пленнику оставить при себе оружие, тем более, что это избавило его от лишней тяжести во время перехода.

Вождь нахмурился и заколебался. Шавано протянул руку, и по блеску его глаз Черный Медведь понял, что медлить опасно. Не говоря ни слова, он передал ружье Оленьей Ноге, хотя, вероятно, в душе его клокотала ненависть, так как его лишили главного средства защиты.

— Оленья Нога, — сказал Линден, — что толку возиться с этим проклятым виннебаго — ведь он наш враг. Мы можем избавить себя от хлопот, пустив в него пулю. Что ты скажешь?

И охотник взвел курок своего ружья и наполовину поднял его к плечу, взглянув на шавано и ожидая его позволения, которое, как он думал, тотчас будет дано.

Оленья Нога быстро понял, что означает этот поступок. Он увидел по глазам охотника, что он говорит не серьезно, и знал, что ничто не заставит его сделать такую жестокую вещь, какую он только что предложил. Линден обратил внимание на гневное сопротивление вождя и хотел дать ему хороший урок, чтобы заставить быть послушнее.

Догадавшись о намерениях друга, шавано перевел предложение сахему. На его раскрашенном лице так ясно выразился испуг, что Гардин сказал своему другу:

— Ты напугал его на целый год!

— Если он теперь будет делать то, что ему приказывают, я достиг своей цели!

Оленья Нога уверил своего пленника, что, если он будет причинять какое-нибудь беспокойство, его застрелят без милосердия, но, если он будет повиноваться, ему не сделают никакого зла, по крайней мере, теперь.

Объявив это, шавано подверг Черного Медведя испытанию, велев ему въехать в середину ручья и затем ехать по течению, пока ему не прикажут остановиться.

Черный Медведь заставил лошадь войти в ручей до середины, где вода почти касалась ее живота, и затем, по приказанию Оленьей Ноги, повернул и поехал вниз по течению.

Несколько раньше поток делал изгиб, скрывший Черного Медведя от глаз тех, кто мог переправляться через брод. Оленья Нога и его товарищи шли по берегу так осторожно, виннебаго найти их следы было почти невозможно. Они шли почти рядом с вождем, пока все это расстояние не было пройдено, и тогда Оленья Нога дал ему знак подняться на берег. Он повиновался так же быстро, как и прежде: охотники взглянули друг на друга и улыбнулись. У Оленьей Ноги тоже как-то странно блеснули глаза.

Лошадь выбежала на довольно плоский берег, фыркая и спеша, что выражало ее неудовольствие путешествием в холодной воде, и Оленья Нога дал Черному Медведю понять, что тот должен слезть и устроиться как можно удобнее на неопределенный отрезок времени.

Молодой шавано подробно объяснил товарищам свой план еще раньше, чем события дошли до настоящего момента. Он привел Черного Медведя в потаенное место, где предполагал оставить его, пока будут идти переговоры насчет Боульби.

Гардин и Линден должны были внимательно сторожить его, пока Оленья Нога будет вести переговоры.

Нужно помнить, что огромную выгоду для шавано представляло то обстоятельство, что он имел двух помощников, которые хорошо понимали его и были готовы оказать ему всевозможную помощь. Они были ветеранами в лесной жизни, поэтому были прекрасными помощниками во всяком его предприятии.

Теперь наступило время для решительных действий, и Оленья Нога готовился осуществить задуманный им опасный план.

 

32. ОЛЕНЬЯ НОГА УЗНАЕТ НЕЧТО НОВОЕ

Время для действий пришло, и шавано не стал задерживаться, чтобы повторять уже данные инструкции. Линден и Гардин знали, что он от них хочет, и никакое дополнительные инструкции были им не нужны.

Вскочив на лошадь, Оленья Нога заставил ее опять войти в воду.

Животное неохотно подчинилось, и хотя имело несколько испуганный вид, главным образом, оттого, что не чувствовало твердой почвы под ногами, но шло быстро, пока не достигло брода. Здесь всадник повернул его лицом к Гревиллю и пустил по дороге.

Оленья Нога хорошо понимал, что в ту минуту, когда виннебаго узнают об исчезновении своего вождя, который, конечно, нуждается в помощи, они сделают все возможное для его спасения. Если индейцы пойдут по его следам до берега ручья и увидят, что они не появляются на той стороне, то произведут розыски по соседству, и это может все сильно осложнить.

Но если они заметят, что след идет прямо через ручей, то, очевидно, подумают, что через ручей переехали обыкновенным образом. Самый хитрый краснокожий не узнает и не догадается, что когда лошадь была на южной стороне — на ней сидел один всадник, а когда она очутилась на северной, то на ней сидел всадник из другого племени.

Умное животное само повернуло через брод и перешло на северный берег. Там Оленья Нога пустил ее галопом, проехав так четверть мили, и потом остановился.

Шавано имел намерение сойти с лошади и вернуться к товарищам, ударив предварительно лошадь по бедрам, чтобы заставить ее продолжать путь. Шавано предполагал, что в таком случае лошадь побежит домой и добежит до Гревилля.

Правда, виннебаго, которые будут искать своего пропавшего вождя, могут удивиться, почему это Черный Медведь сел на хорошую лошадь и уехал так далеко от своих воинов, нуждающихся в его присутствии. Но этого шавано уж никак не мог устранить и был даже отчасти доволен, что задал им трудную загадку.

Остановив лошадь, Оленья Нога легко спрыгнул на землю и удивился, в первый раз после того, как Черный Медведь был взят в плен. На земле он увидал следы копыт двух охотничьих лошадей, но направляющихся не к северу, а к югу!

Что бы это могло значить?

Никто не умел так скоро распутывать запутанные узлы, как шавано, и он скоро понял, в чем дело.

Очевидно, лошади, на которых отправились к северу Фред Линден и Терри Кларк, вернулись обратно. Зоркий глаз шавано тотчас заметил, что одного из мальчиков при этом не было. Был ли это Фред, или Терри, он не знал, так как этого нельзя было определить по слабым следам, которые он так тщательно рассматривал.

Из этого неизбежно вытекало необыкновенное заключение: идущие достигли брода и перешли его в течение короткого промежутка времени, пока Оленья Нога и охотники находились неподалеку. Хотя виннебаго не старались особенно скрыть свои передвижения, но ни Линден, ни Гардин не заметили происходившего.

Такое совпадение могло случиться один раз из ста, и оно как раз случилось в этот ясный осенний вечер.

Вдруг до него донесся резкий свисток. Он ответил и через минуту увидел Фреда Линдена, идущего к нему навстречу по дороге. Оба они потрясли друг другу руки, и по выражению лиц было видно, что собираются задать друг другу много вопросов.

— Мы попали в неприятную историю, — сказал Фред, чувствуя, что его друг имеет право на первое объяснение, — но я буду так краток, как только можно. После того, как мы расстались, Терри и я поехали по дороге, пока не заехали довольно далеко от места, где теперь стоим. Тогда мы застрелили пару белок, поджарили их и съели, отведя предварительно наших лошадей подальше от дороги. После еды я пошел поискать воды для питья.

Недалеко от места остановки я наткнулся на маленький холодный ключ. Я лег на землю и напился досыта. Только я вытер рот и надел на голову шапку, как был до нельзя поражен, услышав голос Терри, который кричал, чтобы я держался подальше, потому что его схватили индейцы.

Я был в высшей степени поражен. Не зная, что делать, я постоял неподвижно минуту или две, ожидая, что индейцы придут искать меня. Осмотрев свой карабин, я ужаснулся, увидя, что он не заряжен. Тогда я вспомнил, что после того, как Терри и я стреляли в белок, мы не зарядили карабинов. Мне стало ясно, отчего Терри не стрелял. Индейцы никогда не забрали бы его без борьбы, будь у него ружье заряжено. Он начал бы сопротивляться, я бросился бы к нему на помощь и, если бы индейцев было не более трех, мы могли бы их одолеть!

Оленья Нога кивнул головой в знак согласия. Оба мальчика, как мы видели, сделали ошибку, которая чуть не обошлась им очень дорого.

— Прождав некоторое время у ручья, — продолжал Фред, — я пошел узнать, что случилось с Терри. Но было уже поздно, и я узнал только, что индейцы отправились с ним к лагерю. Даже и это мне удалось распознать не сразу, и я не мог решить, что делать: идти домой пешком или вернуться назад, в надежде дать вам всем знать о том, что случилось с Терри.

— Ты можешь себе представить, каково было у меня на душе, — продолжал Фред, нахмурив брови, — если бы я вернулся назад, то нарушил бы приказание, мог бы попасть в затруднительное положение и стеснить вас. Но зато вы бы все узнали о том, что случилось с Терри. С другой стороны, мне было жалко покинуть старого друга, и когда отец велел мне ехать домой, он не мог предвидеть, что произойдет.

Фред остановился и посмотрел на шавано, желая узнать, что он думает. Оленья Нога, по своему обыкновению, пока тот говорил, смотрел мальчику прямо в лицо и не прерывал его вопросами. Потом шавано сам в самых кратких словах рассказал обо всем, что случилось после отъезда мальчиков.

Это была необыкновенная история, и Фред стоял и слушал, открыв рот.

— Боже мой! — воскликнул он с удивлением. — Вы забрали самого Черного Медведя! Это самая замечательная новость, какую я услышал с тех пор, как уехал из дому. Теперь ты можешь считать себя хозяином положения, Оленья Нога!

Шавано как будто не понял, что означали слова его молодого друга.

— Как, ты не понимаешь? Черный Медведь стоит сотни воинов, и они будут рады отдать за него и Терри, и мистера Боульби!

Оленья Нога посмотрел на Фреда с таким наивным выражением лица, что тот сразу понял, что он над ним смеется.

— Мой брат говорит с мудростью сахема, голова которого освещается сотней сияющих великих солнц!

Молодой человек вдруг сообразил, как глупо было с его стороны давать указания шавано; он покраснел и поспешил объяснить:

— Нет, вот что я хотел сказать, Оленья Нога: когда я уезжал, казалось, что на освобождение Боульби нет никакой надежды. Ты можешь себе представить, что я почувствовал, когда не только он, но и Терри попал в руки к виннебаго. Но теперь, когда я слышу от тебя, что вождь виннебаго наш пленник — теперь все является в совершенно ином свете, и я едва могу удержаться от того, чтобы не бросить шляпу в воздух и не закричать «ура»!

Оленья Нога тихонько покачал головой с таким выражением серьезной сдержанности, что пыл Фреда немного охладел.

— Когда мой брат, который ходит с палкой, и мой молодой брат будут дома, в колонии на севере, а виннебаго уйдут далеко в свои охотничьи земли, тогда мы будем все счастливы!

В течение этого разговора лошадь все время стояла, как бы ожидая приказаний. С многозначительной улыбкой, Оленья Нога дал Фреду знак сесть на нее, предлагая в то же время свою помощь.

Молодой Линден понял его желание и не мог отказаться.

Поставив ногу на руку шавано, он легко вскочил на спину животного и взял повод в правую руку, между тем как ружье было в левой.

В эту минуту Оленья Нога, видя, что его друг готов, тихонько замахнулся вытянутой рукой и взглянул на Фреда, как бы спрашивая, готов ли он.

— Хорошо! — сказал Фред, смеясь.

Поднятая рука хлопнула лошадь так сильно, что удар мог быть слышен на сто футов отсюда. Лошадь, фыркнув, бросилась вперед и поскакала галопом.

Она помчалась по направлению к Гревиллю, быстро унося Фреда из водоворота событий, о которых сейчас будет говориться.

 

33. ПРОЩАЙТЕ, БРАТЬЯ

Фред Линден проехал порядочное расстояние, прежде чем оглянуться назад. Оленья Нога все еще стоял и смотрел на него. Фред помахал рукой и получил ответ на свой жест прощания. В следующую минуту он уже исчез из виду.

Шавано побежал обратно к ручью. Он бежал довольно скоро, но временами останавливался и шел шагом, что-то обдумывая про себя. Индеец не переставал удивляться факту, почему он, находясь недалеко от брода, не слышал, как виннебаго, не принимая особых предосторожностей, переходили через него вместе с пленником.

Оленья Нога был убежден, что там были только два виннебаго и что они шли с севера, причем случайно открыли следы бежавших мальчиков. Если бы Терри Кларк закричал в то время, когда они переходили через брод, его можно было бы немедленно освободить без большого труда и не подвергаясь опасности потерять пленного вождя.

Оленья Нога старался решить вопрос о том, далеко ли ушли индейцы, которые увели мальчика, и есть ли еще время их преследовать. Если они шли все время шагом, он мог бы их догнать, но если они, переправившись через ручей, поехали быстрым аллюром, то, наверное, успели заехать слишком далеко и преследовать их не стоило.

Во всяком случае, игра не стоила свеч, то есть, вряд ли стоило прибегать к такого рода мерам. Конечно, это не значило, что Терри Кларк не стоил того, чтобы его спасти, но взятие в плен вождя виннебаго во многом уменьшало опасность. Имея в руках вождя, можно было надеяться, что в обмен за него дадут не только двух, но и дюжину пленников.

Итак, Оленья Нога, дойдя до реки, пошел по берегу, пока не нашел маленькой лодки и весла, оставленных им там несколько дней тому назад. Не сделай он этого, ему пришлось бы искать брод, а теперь он быстро и удобно переправился к тому месту, где ожидали друзья.

Если бы положение было не так серьезно, шавано наверное бы засмеялся, так как три человека, которых он теперь увидел, вовсе не были похожи на врагов.

Черный Медведь сидел на земле, расставив ноги и прислонившись к дереву, и медленно покуривал свою длинноствольную трубку. Чашка его трубки была сделана из какого-то сорта красной глины, а пустой ствол ее был из камыша, так что трубку эту можно было носить с собой в походе без стеснения для себя и без вреда для нее.

Линден и Гардин курили обыкновенные глиняные трубки с коротким стволом, так что облако дыма, клубившееся над ними, напоминало дым от разведенного в поле костра. Линден полулежал, опираясь на локоть и повернувшись лицом к пленнику. Гардин лежал в подобной же позе, но не несколько футов в сторону, глядя на обоих — на своего друга и на пленника.

Свежий человек, взглянув на эту картину, подумал бы, что трое друзей собрались покурить и побеседовать вместе.

При более внимательном взгляде впечатление менялось. Можно было бы заметить, что у виннебаго не было ружья, а у белых их было три. Несмотря на беззаботные позы белых, можно было обратить внимание на то, что ружья у них были наготове, так что они могли взяться за них в любую минуту.

Хотя охотники смеялись и шутили, но ни на одну минуту не теряли из вида Черного Медведя.

Что касается сахема виннебаго, это был интересный субъект. Головка от его трубки свободно лежала на правой руке, которая опиралась на бедро, и он медленно выпускал голубоватый дым то из одного уголка рта, то из другого, то из середины.

Рот у него был большой, четырехугольный, черты неправильные, хотя, в общем, приятнее, чем у его воинов. Глаза были маленькие, с сильно нависшими бровями, которые придавали его лицу выражение рассеянности и равнодушия ко всему, что происходило вокруг него.

Но не деле было иначе: эти маленькие черные глазки были зорки, как змеиные, и никогда не были в покое. Он постоянно смотрел вокруг себя, и от него ничто не могло ускользнуть.

Можно сказать наверное, что Черный Медведь ждал удачного момента, чтобы изменить свое положение. Он имел полное основание бояться, что каковы бы ни были намерения охотников, он мог считать себя погибшим, пока находился в их руках.

Для виннебаго не было бы унижением, если бы мы сказали, что он боялся молодого шавано больше, чем обоих охотников. Этот удивительный юноша сделал его пленником, и он уже слышал о многих его подвигах, до которых было далеко любому воину из его племени.

— Ну, Оленья Нога, — сказал Линден, вынимая трубку изо рта, — мы стараемся убить время, как вы видите. Было бы не худо, если бы у нас была под рукой дичь, но, кажется, на это мало надежды. Итак, мы подождем до поры до времени!

— Тебя долго не было, — прибавил Гардин, — и мы уж думали, что ты пошел к прогалине!

— Оленья Нога скоро там будет, — спокойно заметил шавано, оставаясь на месте и глядя то на одного, то на другого, как будто спрашивая у них, сказать или не сказать про то, что произошло за время его отсутствия.

После некоторого колебания, он рассказал все: Фред Линден ехал домой, Терри Кларк был на пути к Джемсу Боульби, пленнику виннебаго, если уже не на месте.

Мистер Линден вскочил на ноги.

— Если эти двое краснокожих пришли с севера, Фред наверное встретит других!

— Оленья Нога так не думает, — заметил шавано, покачав головой, — те двое, которых они встретили, были последние!

— Надеюсь! Может быть, и лучше, что Фред удалился, чтобы не быть нам помехой. Если бы он остался, мало ли что могло случиться!

— Ты пойдешь отсюда в лагерь виннебаго? — спросил Гардин не совсем кстати.

— Оленья Нога сделает так!

— Когда ждать тебя обратно?

Молодой индеец взглянул на солнце, которое давно уже перешло за меридиан и ярко светило сквозь почти совсем лишенные листьев ветки.

— Теперь месяц бобров (ноябрь), и солнце скоро сядет. Может быть, будет уже темно, когда Оленья Нога вернется назад к своим братьям, но, когда он вернется, он принесет им новости, услышав которые, они не захотят оставаться на месте!

— Я думаю, твой план относительно обмена пленников уже готов? — испытующе спросил Линден.

Оленья Нога кивнул головой, но не дал никаких объяснений, и друзья знали, что не следует приставать к нему с расспросами. Индейцу не надо было охотникам ничего говорить, так как они и сами знали, что все зависит от того, насколько строго они будут охранять Черного Медведя.

Но Оленья Нога пожелал сказать несколько слов самому знатному пленнику.

— Оленья Нога идет к воинам Черного Медведя: он скажет им, что, если они отдадут белых пленников, то получат Черного Медведя целым и невредимым. Но, — прибавил мудрый шавано, — когда Оленья Нога скажет виннебаго эти слова, они скажут, что он говорит двумя языками. Как Оленья Нога докажет им, что он не лжет?

Увы! Черный Медведь не мог ответить. Подобно почти всему своему народу, он не обладал искусством писать, а не то он, верно, начертил бы на куске коры какие-нибудь знаки, которые подтвердили бы слова посланного.

— Сердце Черного Медведя грустно, он не может сказать своему брату, храброму молодому шавано, как он должен доказать виннебаго, что говорит одним языком!

Ступив шаг вперед, Оленья Нога ловко снял с шеи удивленного пленника ожерелье, сделанное из когтей того животного, имя которого носил вождь. Это было варварское украшение, которое владелец носил уже много лет и которым справедливо гордился. Черный Медведь невольно протянул руку, чтобы остановить похитителя.

— Пусть мой брат не боится! — успокоил его Оленья Нога. — Украшение из медвежьих когтей будет возвращено военачальнику виннебаго!

Затем, повернувшись к друзьям, Оленья Нога сказал:

— Прощайте, братья! — и скрылся из виду.

 

34. ПЛЕННИКИ

Не стоит говорить о том, как был удивлен Джемс Боульби, когда увидел в качестве пленника виннебаго Терри Кларка под охраной двух индейцев. Охотник, ко всему умевший относиться с суровой философией, успел уже охотно принять трубку, предложенную ему седовласым воином, и теперь курил ее с таким же удовольствием, как будто бы он сидел на пороге своей хижины.

До этой минуты охотник предполагал, что молодой ирландец был у себя дома, в ста милях отсюда, в Гревилле; хотя, как уже сказано выше, он опасался, что Фред Линден находится по соседству.

Никто не запретил Терри сесть на бревне около своего друга, и он кратко рассказал Боульби обо всем, что с ним произошло.

— Странно, что они не выследили Фреда, — заметил Боульби, — тем не менее я рад слышать, что хоть один из нас спасся!

Вдруг внимание белых было привлечено индейцами. Их число увеличилось еще на двенадцать воинов, только что прибывших, так что всех вместе их стало более двух десятков.

Вновь прибывшие начали оживленно разговаривать с остальными, причем они с большим любопытством смотрели на сидевших на бревне мужчину и мальчика.

Виннебаго, сидевшие на бревне около Боульби, встали и присоединились к разговаривающим: все, по-видимому, очень живо интересовались каким-то вопросом, но каким именно — пленники не могли пока догадаться.

Вскоре высокий, седой воин подошел к Ап-то-то, который, очевидно, бранил его. Вице-вождь, если можно было так его назвать, сказал что-то сердитым тоном, и тогда странный краснокожий, не ответив ни слова, подошел к Боульби и протянул руку за трубкой.

— Благодарю, благодарю! — громко сказал охотник, возвращая ее и стараясь придать выразительность своему голосу.

Дать свою трубку — это, конечно, немного, но пленник оценил доброе отношение и готов был отплатить вдесятеро.

Что касается Ап-то-то, Боульби ненавидел его всей душой. Хотя приказание отнять трубку было отдано, когда охотник уже кончил курить, но это был такой характерный поступок, что Боульби только удивлялся, как оно не было отдано раньше.

— Может быть, я ошибаюсь, — сказал охотник, — но мне кажется, что краснокожие в волнении.

— Что вы хотите сказать?

— Некоторое время тому назад я спрашивал у Ап-то-то, где их вождь. Тот отвечал, что он скоро придет, а вот смотри, его до сих пор нет!

— Ну, это еще ничего не значит! — отвечал Терри, не знавший еще горькой для виннебаго истины.

— У краснокожих существует правило, что вождь должен быть при войске все время, пока они не вернутся в свою деревню. Черный Медведь, как они его называют, мог уйти от них ненадолго, но его так давно не видно, что все они не знают, что делать. Может быть, он пошел куда-нибудь с несколькими краснокожими, но если его нет так долго, наверное, что-нибудь случилось. Я в этом уверен! — прибавил Боульби, сжимая губы и покачивая головой решительнее, чем прежде.

— Может быть, его убили!

— Думаю, что да. В таком случае, нам не на что надеяться. Что же это значит?

Боульби так всполошился, что, забыв про свою ногу, встал и громко воскликнул:

— Оленья Нога! Во имя Создателя, что привело тебя сюда?

 

35. ПЛЕННИК

Нельзя не согласиться, что наши друзья побывали в самых разнообразных переделках и находились в самых различных условиях.

Фред Линден на великолепной лошади ехал верхом в Гревилль. Временами он надеялся, временами сомневался. Юноша содрогался, вспоминая своего доброго жизнерадостного товарища Терри, который был теперь в руках у виннебаго, и чувствовал умиление при мысли о его попытке предостеречь Фреда от ловушки.

«Как хорошо, — думал он, — что Оленья Нога, или, лучше, сказать, мой отец и Гардин имеют пленником самого Черного Медведя! Они могут сделать с ним, что захотят, и это должно иметь немаловажное значение в глазах виннебаго. Когда я подумаю о том, сколько еще предстоит хлопот, я поневоле дрожу».

Как удастся Оленьей Ноге сделать, чтобы краснокожие его не обманули?

— Положим он самый находчивый индеец, какого я только видал, но ему предстоит трудное дело.

— Как бы там ни было, — прибавил мальчик, размышляя об особенностях данного дела, — или Оленьей Ноге придется на слово поверить виннебаго, или им придется поверить ему. Они-то, наверное, не согласятся на это, а если он сделает им уступку, то с Боульби и Терри все будет кончено.

Фред Линден был огорчен этим размышлением, но надежда снова улыбнулась ему, когда он вспомнил про необыкновенную находчивость молодого шавано.

— Он найдет какой-нибудь выход, я в этом уверен! — сказал сам себе Фред и пустил свою лошадь в галоп, так как теперь начиналась хорошая дорога.

Мы не должны забывать, что Фред не мог посвятить все свое внимание отсутствующим. Виннебаго уж раз появились здесь, когда их вовсе не ожидали, и захватили Терри Кларка в плен. Несмотря на уверения Оленьей Ноги, никто не мог ручаться, что здесь не явятся и другие, даже если мальчик успеет уехать и далеко отсюда.

Легко можно себе представить, что у него не было времени для праздных размышлений. Мальчик с Терри и молодым шавано пришел из Гревилля пешком. Приобретенное им таким образом знакомство с местностью принесло ему большую пользу.

Он внимательно смотрел, не появится ли дым сторожевых огней, слушал, не раздастся ли выстрел, и был внимателен ко всему, что могло предупредить его о грозящей опасности.

Хотя Терри, находившийся в плену у виннебаго, время от времени старался шутить и смеяться по-прежнему, но, в общем, он был очень удручен своим несчастием и временами готов был предаться отчаянию. Может показаться невероятным, что Боульби относился к своему положению легче, чем его оба друга, Линден и Гардин, а между тем это было так на самом деле.

Боульби уже давно приучил себя к мысли, что ничто не спасет его от смерти, и примирился со своею судьбой со стоицизмом индейца. Единственное, что заставляло его задуматься, это род казни, которой его могут подвергнуть.

Но Гардин и Линден никогда раньше так не тревожились. Эта тревога увеличивалась от мысли, что судьба Боульби и Терри во многом зависит от того, как они сами исполнят свои обязанности.

Казалось бы, что нечего особенно волноваться, так как задача, лежавшая на наших друзьях, не превышала их сил, но долгое напряжение возымело свое действие и на их сильные нервы.

— Черный Медведь делает вид, что хочет спать, — вполголоса сказал Линден своему товарищу, — но, по моему, только обдумывает, как бы убежать!

Эти слова были сказаны часа через два после ухода Оленьей Ноги, когда уже сильно смеркалось. Вождь виннебаго перестал курить и сидел так, как будто его одолела дремота. Он вытянул ноги, прислонился спиной к стволу дерева, его голова опустилась на плечо, и тяжелая нижняя челюсть отвисла: казалось, что вот-вот он заснет крепким сном.

Но Линден говорил правду, заметив, что индеец только притворяется. Из-под опущенных век сверкали временами два черных глаза, словно луч, играющий в водяной ряби.

— Он хитрая лисица, как большинство его единоплеменников, — сказал Линден, — но он ошибается в своих расчетах!

— Отчего?

— Потому что он не хочет подождать ночи, когда будет думать, что мы спим!

— Я не думаю, чтобы он надеялся на бегство, потому что это было бы слишком неразумно, но верно воображает, что, притворившись спящим, узнает нас больше, чем знает теперь.

— Мне кажется, что для этого не стило бы беспокоиться, потому что, когда он уснет, мы будем делать то же самое, что мы делаем теперь. А вдруг, Руф, он вскочит на ноги и побежит, что мы тогда будем делать?

— Подстрелим его!

— Это испортит дело с другой стороны. Ты что, думаешь, что виннебаго отдадут нам пленников за убитого вождя?

— Мы им не скажем, что он убит, пока не кончатся переговоры!

Линден покачал головой.

— На такой обмен нечего надеяться!

— Отчего же нет? Оленья Нога устроит так, что они ничего не узнают прежде времени.

— Ничто, даже страх за жизнь Боульби и Терри, не заставят Оленью Ногу солгать!

— Ты прав. Я не подумал об его совести!

— Но вот, что мы могли бы сделать, — сказал Линден. — Если бы Черный Медведь вздумал бежать, мы могли бы остановить его, не убивая. Мы оба быстро бегаем, это правда, но с ним нам было бы трудно сравняться; зато мы могли бы его ранить, так, что он не убежал бы далеко.

— Это не повредило бы делу обмена!

— Мне кажется, — заметил Линден несколько минут спустя, — нам придется ждать до завтра, и это будет очень утомительно. Поэтому, я предлагаю поесть чего-нибудь.

— Это мне по вкусу: ты можешь пойти и позаботиться об этом, а я пока посижу и полюбуюсь на раскрашенное лицо Черного Медведя.

Вставая на ноги, Линден посмотрел на вождя. Он поймал короткий взгляд его глаз, вслед за которым веки снова опустились, и охотнику стало все понятно.

— Он еще бодрее, чем раньше, — предостерег Линден. — Не давай ему спуску, а то он выкинет какую-нибудь штуку!

— Пусть попробует, — проворчал Гардин, — это будет его последняя попытка перехитрить меня!

Оставшись наедине с пленником, Гардин, который лежал в том же положении, как и пленник, положил карабин к себе на колени, взяв его обеими руками, и сердито посмотрел на разрисованное лицо индейца, как будто говоря:

— Ну, мистер Черный Медведь, было бы очень неразумно, если бы вы вскочили на ноги и попытались бежать. Если вы обо мне думали иначе, то теперь можете это проверить!

Ружье виннебаго лежало на земле рядом с охотником, так что он был хорошо вооружен, между тем как пленник был вовсе безоружен.

— О! Джордж застрелил что-то! — заметил Гардин несколько минут спустя, услышав звук выстрела где-то недалеко.

Когда Джордж Линден возвратился, он принес двух толстых кроликов, одного из которых он застрелил, а другого убил камнем.

— Я сделаю все один, — сказал он Гардину, — потому что один из нас должен постоянно следить за пленником!

На берегу ручья охотник снял с кроликов шкуру и приготовил их для жаренья, потом развел огонь и поджарил сочное и вкусное мясо. Вслед за тем оно было старательно разделено на три равные части, одну из которых дали Черному Медведю. Линден должен был хорошенько потрясти его за плечи, прежде чем он открыл глаза. Затем индеец принял пищу и в виде благодарности только проворчал что-то себе под нос.

Наконец, осенний вечер пришел к концу, и началась длинная, трудная ночь, которой боялись охотники. Они должны были спать не иначе, как по очереди, но решили бодрствовать оба.

В самом начале ночи случилось неожиданное происшествие.

 

36. ШАВАНО В РОЛИ ПАРЛАМЕНТЕРА

Пока Ап-то-то и его воины рассуждали об отсутствии Черного Медведя, их знаменитого вождя, и когда все пришли к убеждению, что с ним что-то случилось, из лесу вышел Оленья Нога и приблизился к ним.

Можно себе представить удивление краснокожих при виде молодого воина, подвиги которого сделались предметом мифов и легенд и рассказывались всюду, где только останавливались и разводили сторожевые огни виннебаго.

Поступок шавано можно было бы объяснить только одним. Он, который столько раз спасался от плена, теперь явился и, как бы, отдал себя во власть врагов. Вероятно, он считал этот поступок безопасным.

Наверное, все присутствующие виннебаго почувствовали, что его появление было связано с исчезновением вождя.

Оленья Нога взглянул на Боульби и Терри, сделал им знак рукой и сказал:

— Пусть мои братья помнят, что над ними светит солнце. Великий Дух послал Оленью Ногу, чтобы освободить своих братьев!

— Да, если ты можешь это сделать, — пробормотал охотник, с трудом поворачиваясь на бревне, — ты окажешься гораздо проворнее, чем я думаю, самым ловким из всех белых и красных людей!

— Он это сделает! — с восторгом воскликнул Терри и вскочил на ноги, чтобы лучше следить за происходившим. — Если Оленья Нога что-нибудь обещает, он это сделает!

Со свойственной ему удивительной чуткостью, молодой шавано заметил, что виннебаго обеспокоены отсутствием своего вождя и далее, быстрый взгляд показал ему, что пока Черного Медведя заменяет Ап-то-то.

Поэтому Оленья Нога обратился прямо к нему, между тем, как остальные молчали, стараясь не проронить ни слова.

— Пусть мои братья слушают, — сказал он, — так как Оленья Нога говорит одним языком. Он пришел от великого вождя, Черного Медведя, и принес его воинам от него весть!

Слова эти произвели подавляющее впечатление, так как Оленья Нога одним словом подтвердил все опасения виннебаго, что их вождь был пленником их врагов.

Говорят, что Американская раса отличается стоицизмом и равнодушием. Нет сомнения, что индейцы сдержанны на глазах у посторонних, но у себя дома — это дело другое.

Если бы вам удалось заглянуть в какой-нибудь вигвам, в глуши лесов, вы увидели бы, что индеец играет и шутит со своими маленьким детьми, так же, как и с вами играли ваши родители. Вы увидели бы молодого человека, который ухаживает за своей краснокожей невестой точно так же, как это делается и у других народов.

Пока Оленья Нога говорил, глаза всех были устремлены на него, и открытые рты, вытянутые шеи, сдержанное дыхание — ясно говорили, что индейцы слушают слова, которые сулят им жизнь или смерть.

Ап-то-то один только заговорил, спросив у Оленьей Ноги:

— Кто взял в плен Черного Медведя?

— Оленья Нога! — гордо ответил молодой шавано, и глаза его сверкнули свойственным его расе огнем, когда, приложив руку к груди, он повторил: — это был Оленья Нога!

Он знал, что возбудит этим заявлением ненависть виннебаго, так как ничего не могло сильнее запятнать их вождя, как заявление о том, что его взял в плен молодой человек, годившийся ему в сыновья!

Оленья Нога знал, какую бурю он подымает, но факт, столь рассердивший виннебаго, в то же время убеждал их в том, что они теперь не властны над судьбой своего вождя. Всякая неосторожность с их стороны грозила бы теперь безопасности Серного Медведя, и они поневоле сдерживались, хотя с удовольствием бы растерзали смелого шавано в клочки.

— Шавано лжет! — воскликнул Ап-то-то, дрожа от ярости. — Черный Медведь посмеялся бы над Оленьей Ногой. Он закрыл бы глаза и тогда снял бы скальп с лежащего шавано!

Посланник почувствовал большое удовольствие от того, что посеял такую тревогу в душах виннебаго. Подняв руку к своему головному украшению, он указал на три стоящих орлиных пера.

— Скальп Оленьей Ноги еще не висит на вершине вигвама Черного Медведя и никогда не будет висеть. Оленья Нога видел, как Ап-то-то украл лошадь у его белых друзей, которые кормили его, когда он был голоден, и как он отдал ее Черному Медведю; потом Ап-то-то вернулся к своим, а Черный Медведь поехал на лошади. Оленья Нога пошел за ним. Когда Черный Медведь повернулся, он увидел, что на него наведено ружье Оленьей Ноги. Если бы Черный Медведь попробовал убить Оленью Ногу, Оленья Нога убил бы его. Но он не сделал зла вождю виннебаго. Он велел ему ехать к дому белых людей. Он ехал долго-долго, завтра он увидит дым от хижин поселенцев, потому что лошадь бежит быстро.

Вы заметите, что Оленья Нога допустил преувеличение, давая индейцам понять, что их вождь был дальше, чем на самом деле. Но шавано сделал это без колебания, так как к этому вынуждали его обстоятельства.

Далее, он не мог удержаться, чтобы не насладиться унижением виннебаго, когда он им почти доказал обстоятельным рассказом факт, что он взял в плен их вождя. Ап-то-то должен был тоже поневоле поверить этому.

Но с другой стороны, виннебаго узнали, что их вождь жив и может быть им возвращен: это было очень много.

— Черный Медведь у бледнолицых охотников. Они будут о нем заботиться, пока Оленья Нога не скажет им, что делать. Черному Медведю не сделали никакого вреда. Если виннебаго пошлют туда этих моих братьев (он указал на Терри и Боульби), тогда Черный Медведь вернется к своим воинам!

Предложение было кратко и ясно: предлагалось просто обменять Черного Медведя на белых пленников. Что же сделают виннебаго?

Ап-то-то был не только силен, но и находчив. Он спокойно возразил:

— Виннебаго пойдут искать Черного Медведя и найдут его. Потом они приведут его сюда и убьют белых пленников и змею шавано!

— Пусть они сделают, как хотят, — спокойно возразил шавано, хотя в глазах его блеснула искра угрозы, — но когда они найдут своего вождя, у него будет снят скальп, и он никогда не поведет их в сражение!

Это были дерзкие слова, но Оленья Нога произнес их спокойно, как будто он говорил с друзьями.

Это заявление произвело действие на Ап-то-то, так как он знал, что шавано не шутит. Сдержав свою ярость, он сказал:

— Пусть будет, как говорит шавано. Если он освободит Черного Медведя и приведет его воинам, тогда бледнолицых отпустят, не сделав им вреда!

Шавано ожидал этого предложения, но, как мы увидим, и не думал его принять.

— Оленья Нога говорит одним языком, но он не сделает, как говорит Ап-то-то.

— Чего он хочет?

— Пусть Ап-то-то посадит моего брата, который ходит с палкой, на лошадь, а моего молодого брата на другую и отпустит их, с их ружьями. Когда они переедут через реку, которая пересекает северную дорогу, тогда Черный Медведь вернется к своим воинам.

Это, как мы видим, давало посланнику преимущество. Вряд ли Ап-то-то согласился бы на это, и он покачал головой в знак отрицания. Так как дикарь сам привык к измене и обману, он ожидал того же и от врага.

— Шавано собака, так как он идет против своего народа: если Ап-то-то исполнит его просьбу, он никогда не увидит любимого вождя!

— Он никогда не увидит его, если не исполнит просьбы! — был спокойный ответ.

 

37. ОКОНЧАНИЕ ПЕРЕГОВОРОВ

Заявление Ап-то-то, что Оленья Нога — змея, которая жалит свой собственный народ, дало шавано предлог уязвить самого виннебаго, что он и сделал со свойственным ему своеобразием.

Сказав ему, что он не принимает никаких других условий обмена, кроме вышеизложенных, он прибавил:

— Когда на земле был снег, и когда дул холодный ветер, Ап-то-то дернул за веревку у двери охотников и попросил у них крова и пищи. Бледнолицые обошлись с ним, как с братом. Теперь Ап-то-то приходит отплатить им за их доброту, как гремучая змея платит руке, которая ее кормит. Ап-то-то не собака, потому что собака лучше его. Пусть он возьмет нож от своего пояса, а Оленья Нога возьмет свой нож и не положит оружия, пока один не снимет с другого скальп.

И смелый шавано вытащил свой нож, угрожая удивленному Ап-то-то.

Это был вызов на смертный бой, в присутствии более, чем двадцати свидетелей. Ап-то-то был изумлен, насколько только возможно. Он положил руку на нож, но не вытащил его, потому что, попросту говоря, боялся юноши, который, в случае нападения, легко мог бы убить его через несколько секунд.

— Ап-то-то не боится шавано, — возразил индеец, и нататуированное лицо его покрылось краской, — он встретит его в лесу, где оба будут при равных условиях, и тогда тот или другой падет!

Оленья Нога был слишком разумен, чтобы чересчур настаивать на своем. Он не сомневался в том, что может одолеть злодея, но последствия могли бы быть горестны для его друзей. Если бы он убил Ап-то-то и если бы ему даже удалось скрыться, переговорам был бы конец!

— Пусть будет, как хочет Ап-то-то, — сказал Оленья Нога, пряча свой нож в ножны. — Оленья Нога готов встретить его в любое время, но какой же ответ он отнесет Черному Медведю?

— Шавано не вернется к вождю виннебаго. Он пленник! — сказал Ап-то-то.

— Пусть будет, как говорит Ап-то-то! Оленья Нога не заботится о том, пленник ли он, или нет. Но солнце стоит уже низко. Если он не вернется к своим братьям раньше того времени, когда солнце стоит всего ниже (полночь), тогда они убьют Черного Медведя и поспешат домой!

Разве что-нибудь могло поколебать смелость молодого шавано? Он смотрел на виннебаго так, как будто имел готовый ответ на все вопросы, которые они могли ему задать. Ап-то-то хотел задержать Оленью Ногу и потом организовать тщательные поиски в лесу, которые, как он надеялся, должны были увенчаться полным успехом. Но оказалось, что если бы он сделал что-либо подобное, это могло бы иметь роковые последствия для Черного Медведя.

Предпринять поиски можно было только с солнечным восходом. Но Оленья Нога сказал, что обмен должен быть сделан именно до восхода, иначе будет поздно.

Это объявление заставило Ап-то-то решиться. Он понял, что обеспечить безопасность Черного Медведя можно только один способом, а именно — отдачей пленников. Он был согласен на это, но не доверял Оленьей Ноге.

Далее, он естественно чувствовал некоторое сомнение в истине слов шавано, когда тот уверял, что пришел от пленного вождя. Не было ничего легче, как убить Черного Медведя и потом придти говорить от его лица. Если бы белых людей освободили, и затем оказалось бы, что вождь убит, было бы слишком поздно забирать опять освобожденных пленников и мстить виновникам обмана.

Решившись, как бы там ни было, сделать обмен, Ап-то-то сказал, по-видимому, без всякого гнева:

— Как же мы узнаем, что Оленья Нога не лжет? Как мы знаем, жив ли Черный Медведь?

Шавано опустил руку в карман охотничьей рубашки, где он всегда носил свою библию, достал оттуда ожерелье Черного Медведя и передал его Ап-то-то.

— Когда Оленья Нога спросил у вождя, как он докажет виннебаго, что он говорит одним языком, он не мог ему ничего сказать. Тогда Оленья Нога снял у него с шеи ожерелье, чтобы показать Ап-то-то!

Воины окружили Ап-то-то, всячески выражая свое волнение и старясь разглядеть украшение, которое он надел себе на пальцы. Все его узнали — это был предмет гордости их вождя. Когда сахем был еще юношей, он убил много этих опасных животных в лесах, и ожерелье это было самым его ценным трофеем, который он носил с собой всюду.

Оставалось только сомнение, все ли было благополучно с Черным Медведем, потому что ожерелье это можно было снять и с мертвого.

Тем не менее Ап-то-то убедился в том, что посланный говорил правду, уверяя, что их вождь жив и невредим. Без сомнения, тот факт, что Оленья Нога в точности знал про все поступки краснокожего хитреца, предшествовавшие плену Черного Медведя, немало способствовал сознанию правоты его уверений.

Весьма возможно, что многие виннебаго и заметили слабые стороны доказательств Оленьей Ноги. Но Ап-то-то принадлежало право принимать решения и действовать, и ему позволили вести переговоры.

Дело теперь достигло такого оборота, что теперешний вождь виннебаго и посланник на время забыли про свои личные отношения и занялись исключительно проблемой обмена пленниками.

Обе партии очень желали осуществить это, но так как они одинаково не доверяли друг другу, то затруднение заключалось в обсуждении подробностей.

Ап-то-то нельзя осуждать за его медлительность в этом случае. Если бы он был уверен, что шавано исполнит все свои обещания, он, может быть, и согласился бы, но, судя по себе, он не верил в добросовестность других.

Наконец, он придумал план.

— Ап-то-то, подобно шавано, говорит одним языком, но шавано просит более, чем Ап-то-то может дать. Ап-то-то посадит бледнолицых на лошадей, и они поедут к северу. Когда они переедут через реку, Черный Медведь должен быть освобожден.

— Пусть будет, как говорит Ап-то-то, — поспешил объявить Оленья Нога. Но виннебаго еще не кончил.

— Шавано останется в лагере виннебаго, пока не вернется Черный Медведь!

— Пусть будет, как говорит Ап-то-то! — повторил Оленья Нога.

Оленья Нога согласился на последнее условие так же скоро, как и на предыдущее. Ап-то-то невольно выразил свое удивление.

Но это было характерной чертой шавано. Он знал, что подвергает свою жизнь большой опасности ради безопасности других; но он надеялся на Того, Который умер за него и все человечество. Оленья Нога желал подражать Ему, как умел.

При новом обороте дела, Оленьей Ноге приходилось сходить еще раз к своим друзьям и предупредить их об условиях обмена. Действительно, Гардин и Линден никогда не расстались бы со своим пленником, не сговорившись предварительно с Оленьей Ногой.

Последнему не трудно было объяснить Ап-то-то, что он должен сперва переговорить со своими друзьями. Они не могли ничего сделать сверх того, что он им велел.

Направившись туда, где Боульби и Терри с интересом следили за происходившим, хотя не понимали ни слова, шавано пожал им обоим руки.

— Я не мог понять, о чем вы говорил, — сказал охотник со смехом, — разобрав только одно, а именно — что ты не уступил!

— Как дела, Оленья Нога? Есть надежда? — спрашивал Терри, в лихорадке нетерпения.

— Оленья Нога должен идти переговорить с братьями. Потом он вернется, и мои братья, которые здесь, будут отпущены на свободу!

Бедный мальчик серьезно посмотрел в лицо своего краснокожего друга, как бы не зная, верить ему или не верить. Потом, когда мальчик понял, в чем дело, он снял свою шляпу, подбросил на воздух, закричал и завертелся на месте так, что его башмаки чуть с ног не слетели.

Это была странная сцен, которя произвела неожиданный эффект. Ап-то-то и некоторые виннебаго уставились на молодого человека, как будто не могли понять, чего он хочет. Другие, которые разобрали, в чем дело, начали смеяться. Боульби отбросил голову назад и разразился искренним смехом, пока боль в ноге не заставила его прекратить хохотать.

Даже Оленья Нога, некоторое время с удивлением смотревший на своего молодого друга, засмеялся так, как он еще никогда не смеялся.

Но веселость шавано скоро прошла, и он стал опять серьезен, ожидая, чтобы и Терри успокоился. Он не хотел охлаждать его веселости, потому что она была понятна. Относительно обмена все были согласны и не было причин бояться каких-нибудь серьезных затруднений.

— Вот, как это все вышло, — восклицал Терри, опускаясь на бревно рядом с Боульби, который, позабыв опять о своей больной ноге, готов был разразиться смехом, — мистер Боульби старался уверить меня, что все кончено. Я и сам начинал этому верить, как вдруг он сам, Оленья Нога, пришел сюда и устроил все дело!

— Оленьей Ноге предстоит длинная дорога, — заметил этот храбрец, — но он поспешит и вернется раньше, чем солнце будет низко, чтобы его братья могли снова стать свободными!

Он ничего не сказал об условиях обмена, хотя им и хотелось бы знать, в чем они заключаются. Пленники никак не предполагали, что Оленья Нога подвергает себя ради них величайшей опасности. Хотя белые и не были бы удивлены, узнав это.

Шавано сказал Ап-то-то, что он должен спешить и вернется раньше, чем солнце будет низко.

Выйдя от виннебаго, шавано направился к северу, идя по дороге в Гревилль. Пока он шел по дороге и спускался по склону, то знал, что за ним следуют два самых быстрых виннебаго.

— Пусть они померяются с Оленьей Ногой, если могут! — сказал он со своей задумчивой улыбкой и побежал, как можно скорее.

 

38. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Даже в этот критический момент переговоров Ап-то-то не мог удержаться от искушения перехитрить Оленью Ногу. Пока последний разговаривал с Боульби и Терри, он спокойно отдал приказание двум наиболее быстроногим воинам спрятаться поближе и следовать за шавано, когда он пойдет к Черному Медведю.

Они исполнили бы поручение, если бы дело шло не об Оленьей Ноге.

Выйдя на ровную дорогу, не имеющий соперников в беге шавано вдруг бросился вперед, как гончая собака, и оставил двух виннебаго так далеко позади себя, что те отказались от своей задачи и вернулись назад. Оленья Нога не уменьшая скорости, бежал с быстротой и грацией антилопы, пока не добежал до ручья, при лунном свете, час спустя после того, как он расстался с Ап-то-то и его свитой.

Перейдя тогда на шаг, он стал осторожно пробираться между древесными стволами, пока не достиг места, где Гардин и Линден делили свой обед с Черным Медведем. Когда они взглянули на шавано, он дышал так же спокойно, как будто прошел несколько сот ярдов, а не пробежал десять миль с быстротой лани.

Все были рады его приходу, и даже вождь виннебаго смотрел на него с ожиданием и надеждой.

Оленья Нога вкратце рассказал все, что было нужно. Виннебаго согласились посадить пленников на лошадей с тем, чтобы они ехали к северу. Терри будет возвращено его ружье. Линден должен был спрятаться в лесу у брода и, увидев, что друзья благополучно прибыли, подать Гардину сигнал, чтобы он освободил Черного Медведя. Затем Гардин должен был присоединиться к своим друзьям и вместе со всеми идти по дороге к северу вплоть до солнечного восхода. Таким образом, они очутятся настолько далеко, что виннебаго не вздумают больше их преследовать.

Двое из последних проводят Боульби и Терри до брода, так что, в случае неисполнения охотниками своего обещания, они могут отомстить, убив пленников.

Объяснив все это Линдену и Гардину, Оленья Нога обратился к Черному Медведю, которому тоже объяснил условия договора. Вождь выразил удовольствие и добавил, хотя сам и не был в этом уверен, что Ап-то-то сделает все, что обещал.

Уже с полчаса после ухода Оленьей Ноги Линден вдруг обратился к своему товарищу с вопросом:

— Где будет Оленья Нога во время этого обмена?

— Я и сам об этом думал. Он говорил, что ты должен ждать у ручья, и что, при появлении Джима и Терри, ты подашь мне сигнал, что все благополучно, а я отпущу этого господина. Если бы Оленья Нога пришел сюда, он бы и сам мог мне об этом рассказать!

— Может быть, я должен помочь ему в случае измены виннебаго?

— Да нет, не может быть: ты ему не понадобишься, пока не пришел Черный Медведь, а я могу прибыть туда одновременно с ним!

— Странно, что мы раньше об этом не подумали, но теперь уж не стоит об этом думать. Одно только верно — это, что самую трудную часть работы сделает Оленья Нога!

— Он, верно, основательно обдумал все это дело. Я думаю, он сам хорошо его понимает, но для меня некоторые пункты неясны. Однако, как ты говоришь, не стоит угадывать: завтра после солнечного восхода мы будем знать все самое интересное из этой истории!

— Все-таки, — задумчиво сказал Линден — надо же нам немножко подумать. Оленьей Ноге остается десять миль до лагеря виннебаго. Боже мой!

— воскликнул он вдруг, как будто бы его осенила мысль, — как же быстро он должен был идти! Он ушел от нас значительно позже полудня, шел туда, вел переговоры с Ап-то-то и пришел назад, и все это в три часа!

— Я думаю, с ним не сравнится никто из скороходов, и притом он неутомим!

— Да, мне рассказывали те, кто знал его на стой стороне Миссисипи, что он еще мальчиком не знал себе равного. Ради забавы, он бежал вместе с лошадью по нескольку миль, и лошадь уставала прежде него. Мне говорил, что он таким образом загнал даже оленя. Прежде я не верил таким рассказам — теперь верю!

— Шавано стремится к одному, — сказал Гардин, — чтобы обмен совершился в эту ночь: пока темно, виннебаго не могут нас выследить. Если мы подождем до завтра, то могут возникнуть всякие затруднения. Зная это, Оленья Нога не теряет времени.

— Он не может идти так быстро, когда темно. По дороге растет слишком много кустов. Там слишком много и другого рода препятствий, и бежать будет небезопасно, но я думаю, что он будет в лагере через полтора часа. Еще полчаса уйдет на рассуждения, два часа пути до ручья — в общем на все это уйдет часа четыре. Который теперь час?

Ни у кого из охотников не было часов — это считалось бесполезной роскошью в те дни — но они отлично умели угадывать часы дня и ночи. Они решили, что теперь было около половины восьмого. Следовательно, Боульби и Терри, если не случится никакой задержки, могли приехать около полуночи.

Линден караулил, а Гардин стал собирать хворост для костра, потому что без огня трудно было усмотреть за пленником. Когда набрали запас хвороста на целую ночь, и прошло около трех часов, Линден спокойно направился к броду, где скрылся в лесу и ждал появления маленького общества.

— Теперь наступает для меня самое трудное время, — ворчал Гардин, оставшись наедине с вождем, — от него нельзя отвести глаз ни на секунду, а мне так надоело его уродливое лицо, что я готов смотреть на что угодно, только не на него!

Хотя Оленья Нога и объяснил условия обмена Черному Медведю, но эта личность не очень-то рассчитывала на свое освобождение. Если бы представился удобный случай к бегству, он, наверняка, не преминул бы им воспользоваться, а это перевернуло бы вверх дном все события.

Подобно эскимосу, американский индеец может долго оставаться в одном положении. Черный Медведь, незадолго до полуночи, сидел в том же положении, в котором оставил его Оленья Нога. Он курил свою трубку с полчаса, а потом, прислонившись головой к дереву, склонил ее на бок и как будто дремал. Его ноги были расставлены, руки свешивались, и он казался совершенно равнодушным ко всему происходившему.

Но Руф Гардин не обманывался насчет вождя. Он сидел почти в том же положении, в двенадцати шагах от него, против костра. Траппер держал карабин со взведенным курком на коленях и, стараясь не смотреть прямо в лицо своему пленнику, он все-таки ни минуты не терял его из виду.

Возможность бегства была теперь для Черного Медведя вдесятеро больше, чем днем. Если бы он вскочил на ноги и прыгнул за дерево, он мог бы через три секунды очутиться вне выстрелов.

Обыкновенно сторожу трудно исполнять свои обязанности, если он не находится в движении, но относительно Гардина дело было совсем иначе. Он был сильно возбужден и совершенно не хотел спать.

Сидя сторожем около вождя виннебаго, охотник чувствовал, что положение его было самое скучное, тяжелое и печальное, какое он когда-либо испытывал. Справа протекал темный ручей, и его журчанье под низко склоненными ветвями очень явственно долетало до его ушей. Ветер тихо шелестел ветками, а наверху и вокруг все было тихо и пусто, все дышало уединением и навевало соответственное настроение, подобно ропоту моря, долетающему до слуха странника за много миль.

Фигура индейца принимала всевозможные фантастические очертания; то она росла, как будто превращаясь в гигантскую статую Бартольди, то казалась профилем без тени, с огромной головой, то принимала вид самого Черного Медведя, но огромного роста, стоящего на голове и раздвигающего облака огромными ногами.

После всего этого индеец опять принимал обыкновенный вид и танцевал какой-то танец вокруг костра, бесшумно и беззвучно. Наконец, как будто усталый, он падал опять на землю и засыпал.

Неизвестно, мог бы охотник выдержать такое нервное напряжение до утра. К счастью, ему не пришлось подвергаться этому испытанию. Он начинал приходить в такое состояние, что готов был взять ружье и застрелить пленника, чтобы положить конец своему мучению.

Но в эту трудную минуту раздался громкий сигнал Линдена у брода. Явственно и отчетливо, хотя и очень тихо, донеслись до его слуха слова:

— Все благополучно, Руф! Боульби и Терри приехали!

Поняв, что значат эти слова, хотя они были сказаны на незнакомом языке, виннебаго вскочил на ноги почти одновременно с охотником.

У последнего бремя свалилось с души и, отдав вождю ружье, он сказал ему:

— Иди! Нам тебя больше не нужно!

Вместо того, чтобы броситься в лес, Черный Медведь последовал за Гардином, который пошел дорогой, по берегу ручья. Охотник чувствовал бы себя неспокойно, если бы не знал, что Линден вынул заряд из ружья пленника.

Через несколько минут они очутились у брода: там действительно, стояли Боульби и Терри со своими лошадьми, а неподалеку от них — два виннебаго. Они издали какие-то радостные звуки, узнав своего вождя, который был цел и невредим, согласно уверениям Оленьей Ноги.

— Мы подождем, пока они уйдут, — сказал Линден тихо. — Я думаю, что все пойдет хорошо, но лучше не доверять им слишком!

Черный Медведь и его оба воина, не обращая внимания на белых, повернулись и немедленно исчезли, направляясь к прогалине, которая была центром стольких интересных событий.

Потом Линден сел сзади Боульби на лошадь, Гардин сделал то же с Терри, и они таким образом переехали через ручей. Там Гардин и Линден соскочили на землю и, следуя настоятельному совету Оленьей Ноги, не останавливаясь, шли вперед до рассвета, когда их отделяло от врагов уже много миль.

Достигнув удобного места для привала, они собирались там остановиться, как вдруг увидели, что кто-то едет впереди них. Несколько минут спустя они обменивались рукопожатием с обрадованным Фредом.

Тем временем Оленья Нога оставался с Ап-то-то и его воинами, согласно условию. Неизвестно, замышлял ли этот злодей убить его, или же он был настолько честен, что хотел дать ему свободу, когда придет время: оставим это пока под сомнением, из снисхождения к нему. Американский индеец далеко не такое рыцарское существо, каким его описали в романах, но было бы несправедливо сказать, что вовсе нет честных и достойных доверия индейцев.

Черный Медведь и его воины прибыли в лагерь уже поздно ночью. Прибытие их, конечно, взволновало всех, так как воины были преданы своему вождю. В течение нескольких минут они толпились около него и испускали громкие возгласы, выражая свою радость, как школьники.

Вдруг Ап-то-то вспомнил про шавано и повернулся к тому месту, где он стоял. Может быть, виннебаго хотел сказать ему, что обмен уже сделан и что он может теперь идти. Заметьте, что я говорю: МОЖЕТ БЫТЬ, таково было желание виннебаго; я предпочитаю больше этого не выяснять.

Но случай для этого не представился. Пользуясь смятением, которое произошло при появлении Черного Медведя, Оленья Нога незаметно исчез и давно уже шел по дороге, по которой его друзья ехали домой.

Он нагнал их в двадцати милях от поселения. Они настреляли немного дичи и собрались готовить обед.

Все встретили его радостно и просили пойти вместе с ними в Гревилль, но обменявшись рукопожатиями, он улыбнулся и сказал:

— Оленья Нога любит своих братьев, но его зовут в другое место; он должен идти!

И не говоря больше ничего, он махнул им рукой и ушел.

В этот вечер наши друзья доехали до своего дома.

Содержание