Глава 1. НОЧЬ НА РЕКЕ

Пограничный пост Детруа в течение нескольких месяцев был в осаде. Его осаждал знаменитый Понтиак, вождь Оттавов. Заветной мечтой его было объединить все племена индейцев, старинных владетелей края, восстановить их против белых и начать беспощадную войну, которая должна была окончиться только с исчезновением с границ охотничьих владений краснокожих последнего белолицего. Капитан Хорст, командуя маленькой шхуной «Глэдуйн», поднялся вверх по реке Детруа, направляясь к осаждаемому посту.

Тот, кто читал и следил за историческими событиями в Америке, конечно, знает, что по окончании войны между Францией и Англией первая формальным договором отказалась от всех своих владений в Новом Свете. Предварительно, еще до начала войны, Франция устроила целую цепь военный постов на западе. Тайной мыслью ее было — основать великую империю в долине р.Миссисипи. Но захват Квебека, в 1759 г., явился слишком ясным предзнаменованием конца, и в следующем году знаменитый охотник майор Роберт Роджерс был послан, в сопровождении эскорта, принять от Франции все ее военные посты на западе. В ноябре сдался и пост Детруа, в присутствии сотни индейцев, которые решительно не могли понять, почему столь значительные силы французов послушно починились небольшой горсти английски солдат.

Но умный Понтиак, находившийся среди зрителей, составил себе особое мнение об этой странной сцене.

— Англичане победили французов, — сказал он себе, — и теперь обратятся к нам, чтобы сделать нас своими рабами, но этого никогда не будет!

Страшный вождь Оттавов начал втихомолку организовывать тонко обдуманный заговор.

Этот заговор представляет собой один из наиболее драматичных эпизодов истории.

Американские индейцы владеют собой в совершенстве. Они умеют затаить в себе желание и с удивительным терпением выжидать момента, благоприятного для действия. Шли недели, месяцы, прошло целых два года, пока наступил день, удобный для нанесения решительного удара.

Индейцы должны были атаковать ближайший военный пост. План вполне удался бы, если бы комендант Детруа, майор Глэдуин, не получил предостережения от одной девушки из племени Ожива и не принял всех мер предосторожности.

Тогда Понтиак сделал вид, что питает самые дружеские намерения к англичанам. Но когда этот маневр оказался бесполезным, он сбросил маску и начал уже правильную осаду форта Детруа. Племена, собравшиеся под его командой — были Оттавы, Ожива, Поттаватомы и Виандоты.

Форт Детруа был построен в форме правильного четырехугольника, обнесенного высоким частоколом. На каждом углу частокола возвышался деревянный бастион с торчащими в нем пушками, а над воротами помещались блокгаузы. Около 80 деревянных домиков, находившихся внутри форма, разделялись узкими переулками. Гарнизон состоял из ста тридцати человек; две вооруженные шхуны стояли под рукой, у берега.

Осада форта Детруа началась в мае и продолжалась около 3–х месяцев. В промежутках осады индейцы пытались поджечь деревянные строения поста, но безуспешно. Не удалось им также сжечь и уничтожить плоты и шхуны на реке. Тогда они отрезали путь вспомогательному отряду, пытавшемуся пробраться к форту Детруа со стороны озера, и произвели ужасающий разгром. Около 60 человек было убито и ранено, включая и майора Дальзель, начальника английского отряда.

Прошла неделя с этого рокового дня.

Капитан Хорст на своей маленькой шхуне, экипаж которой состоял из 10 человек, успел подняться вверх по реке для доставления из форта Ниагара в осажденный форт майору Глэдуин провизию и депеш. Форт Детруа, действительно, ощущал настоятельную необходимость в подкреплении и не мог держаться дольше без посторонней помощи.

Главнейшим желанием капитана было добраться до форта раньше наступления ночи. Сильный ветер гнал судно вперед. Лесистые берега реки служили отличными тайниками, где прятались сотни свирепых краснокожих воинов, внимательно следивших за судном. Несмотря на очевидную малочисленность экипажа, они боялись атаковать его, выжидая ночной темноты.

После полудня бриз начал дуть ужасающими порывами. Спустились сумерки. Ветер стих. Легкие паруса судна беспомощно повисли. Поверхность реки казалась гладким зеркалом и походила на мельничный пруд в этот тихий летний вечер.

Капитан Хорст был слишком опытен, много плавал во всех туземных водах и мог безошибочно по всем этим признакам предсказать погоду. Он знал, что ветра не будет вплоть до следующего утра, до восхода солнца.

— Бесполезно! Мы будем окружены ранее, чем достигнем форта!

— Вы правы, капитан! По обеим сторонам реки толпится масса дикарей, словно пчелы на медовых сотах! — подтвердил старый охотник, Джо Спайн.

— Я не видал ни одного!

— Я видел! — был спокойный ответ. — Они не показываются теперь потому, что это им неудобно, но я заметил не одного, ползавшего по берегу.

«Глэдуин» была меньшая из двух шхун, которые находились в форте во время осады и уцелели, несмотря на все старания Понтиака сжечь их. Она была послана в форт «Ниагара» с письмами и депешами и теперь возвращалась обратно, с 10 человеками экипажа, не считая капитана Хорста и штурмана Якова. Среди них находилось шестеро дружественных индейцев Ирокезов, которым было позволено ехать в качестве пассажиров. Когда брошен был якорь, Ирокезы попросили позволения высадиться на берег, ссылаясь на то, что они спешат добраться до цели своего назначения. Эта просьба, видимо, не понравилась капитану, а ветеран Джо Спайн, покачал головой.

— Это подозрительно! — произнес он.

— Вы полагаете, что они хотят присоединиться к Понтиаку?

— Не уверен, но полагаю, что это возможно. Я часто имел сношения с дикарями, и все они одинаковы. Эти, наверное, отправятся к Понтиаку и сообщат ему, насколько мы слабы и малочисленны!

— Разве сам он не знает этого?

— Нет. Откуда же? Он видел наших людей мимоходом, но не знает, все ли тут, с нами. Он может думать, что у нас имеется в виду еще значительный резерв, который мы приберегаем, чтобы почувствительнее пощекотать его, если он со своими воинами вздумает напасть на нас!

— Что же делать, Джо?

Шестеро Ирокезов, закутанных в шерстяные одеяла, угрюмо стояли на носу судна и смотрели прямо перед собой.

— Вам ничего не остается, как отпустить их!

Капитан при этом замечании не мог удержаться от удивления.

— Вы советуете мне сделать то, что я вовсе не должен делать!

— Все равно, вы тут ничем не поможете. Надо развязаться с этими краснокожими, потому что иначе они захотят отделаться от нас во время битвы. Так будет лучше для нас!

— Пожалуй, лучше отпустить их теперь. Если мы откажемся отпустить их, они скроются незаметно и в отместку присоединятся к неприятелю!

Джо кивнул головой.

— Верная мысль. Но мне страшно досадно, что они хотят оставить нас именно теперь. Я прислушивался к их разговору между собой, говорил с ними. Начальник их, Красное Перо, и с ним другие повторяли, что они наши друзья и в случае тревоги вернутся обратно и будут биться за нас. Что я ни говорил — напрасные слова!

— Что ж, дать им лодку или пустить вплавь?

— Не думаю, чтобы удобно было заставить их плыть, это оскорбит их. У них будет извинение, если они обратятся за помощью к Понтиаку?

— Да нужно ли им какое–нибудь извинение?

— Быть может, я ошибаюсь! — произнес Джо, после минутного размышления, бросая взгляд на угрюмые фигуры индейцев, неясно выделявшиеся в быстро сгустившемся мраке ночи. — Я могу ошибаться, но надеюсь, что эти индейцы со своим вождем хлопочут вовсе не о том, чтобы пойти к Понтиаку и сказать ему, что нас только 12 человек!

— Откуда у вас взялась эта надежда?

— Вы знаете, что эти Ирокезы всегда стояли за нас, а так как это племя довольно многочисленно и сильно, то ясно, что они делали это добровольно, а не по какому–нибудь принуждению. Понтиак страшно обрадовался бы, если бы мог втянуть в свой заговор Ирокезов, но у этих дикарей слишком достаточно здравого смысла!

— Все же отпустить этих ирокезов на берег — довольно рискованная вещь!

— Я их свезу на берег сам! — спокойно возразил Джо.

Джо прошел на нос шхуны, где шестеро мрачных пассажиров стояли отдельно от экипажа, разговаривая между собой вполголоса. Джо Спайн обладал исключительной способностью говорить и понимать индейские наречия и поэтому разговаривал с воинами так свободно, как будто бы принадлежал к их племени. Кроме того, он отлично умел ладить с Оттавами и другими краснокожими.

Ирокезы стояли наклонив головы друг к другу и переговаривались. Волосы рассыпались у них по плечам. Перья развевались на макушке головы. Это была очень живописная группа. При виде подошедшего к ним белого, они бросили быстрый взгляд в его сторону, и при приближении знаменитого воина, казалось, почувствовали живое удовольствие.

— Мои братья хотят высадиться на берег? — спросил Джо, обращаясь непосредственно к вождю Ирокезов.

— Это наше желание, но Ирокезы — братья англичан! — ответил Красное Перо.

— Вы много раз доказывали это, — последовал дипломатический ответ Джо, — пусть будет, как вы желаете. Мы сядем в лодку, и я доставлю вас на берег. Идите за мной!

 

Глава 2. У БЕРЕГА

Джо прогуливался на корме шхуны, когда была подана маленькая лодка. Капитан Хорст раскланялся с индейцами и пожелал им счастливого пути. В ответ они что–то проворчали и осторожно уселись в лодку.

Джо должен был войти в лодку последним, и прежде, чем войти, он отцепил канат.

Затем, вместо того, чтобы взять два весла, как обыкновенно, он прикрепил только одно, в виде гребка, следуя обычаю индейцев, и действовал им то с одной, то с другой стороны лодки.

Поместившись на корме, он, благодаря такому маневру, мог видеть, лицом к лицу, всех своих опасных пассажиров.

Джо был не только в полной власти этих шести ирокезов, при которых имелись ножи и винтовки, но приближался к земле, где его могли встретить враждебно настроенные дикари. Возникал вопрос, захочет ли Красное Перо и его спутники спасти его от опасности со стороны индейцев, и как поступят они в данном случае, когда все шансы на их стороне?

К удивлению капитана Хорста, Джо оставил свою винтовку на шхуне. Он поступил так, конечно, не без цели. Явись опасность, это единственное оружие не спасло бы его, а только стеснило. Если же Ирокезы поступили бы с ним, паче чаяния, по–рыцарски (допуская предположение, что индейцы обладают этой добродетелью), оружие оскорбило бы их гордость, как сомнение в их честности.

Покинув шхуну, Джо направил лодку вправо, к острову, стараясь плыть на виду у шхуны, но Красное Перо сказал ему, что они хотели бы пристать к материку влево.

— Пусть будет так, как вы желаете! — ответил Джо, немедленно поворотив лодку кругом и направляясь влево.

Джо был занят критическим вопросом, действительно ли существует полное соглашение между Ирокезами, которые находились в его лодке, и Оттавами, на материке? Если это был факт, то знал, что участь его решена. Но природная проницательность и подозрительность подсказывали ему, что едва ли могло состояться подобное соглашение. Шхуна все время подвигалась вперед, пока не наступило безветрие, и за это время не могло быть никакого общения между индейцами. Нельзя было также предполагать, что уговор состоялся раньше, чем судно ушло из форта Ниагара, так как никто не мог предвидеть настоящего положения дел.

Он усердно работал веслом, и в скором времени неясные контуры высоких деревьев, рисовавшиеся невдалеке, подтвердили близость берега. Джо держал свой курс под прямым углом до тех пор, пока ветви деревьев не задели его головы. Потом ловким движением весла он сразу подвинул свою лодку на пятьдесят шагов вперед по течению реки.

— Зачем брат мой сделал это? — сердито спросил его Красное Перо, обратив к нему свое суровое лицо.

— Эта почва неудобна для ног моих братьев! — последовал спокойный ответ Джо.

— Всякая почва удобна для ноги Ирокеза!

— Отлично, тогда мы пристанем здесь!

Не успел он произнести это слово, как нос лодки с такой силой врезался в берег, что индейцы зашатались.

Это была затруднительная минута. Джо прислушался и ждал сигнала или появления краснокожих.

Ирокезы медленно поднялись с мест и покинули лодку. Джо послал им в след: «Прощайте!». Смело подавив свои опасения, моментально оттолкнулся он от берега и налег на весло со всей силой, на какую только был способен.

Да, это был критический момент для всех!

Резкий тон вопроса, заданного Красным Пером, выдал его чувства, и Джо почти ожидал, что все шестеро быстро накинутся на него.

Джо опустился на днище лодки, где он был в полной безопасности от выстрела, который мог последовать с берега.

Но выстрела не было, и Джо заключил из этого, что Красное Перо и его спутники нисколько не интересовались тем, что могло приключиться с ним в дальнейшем.

Вдруг Джо услышал легкий всплеск воды. Все звуки имели значение в такое опасное время, и Джо подумал, что неприятель плывет прямо на него. Его тонкий слух определил место, откуда доносился шум. Он выжидающе смотрел через борт лодки, надеясь подстеречь врага.

— Одно верно, — думал охотник, — если ружье с ним, то он не может стрелять в воде. Подождем!

Джо Спайн не носил с собой пистолета, потому что это оружие в то время представляло из себя неуклюжий и неудобный инструмент. Охотники обыкновенно запасались неизменной винтовкой и ножом, когда приходилось встречаться лицом к лицу с врагом.

Джо не мог подметить ничего подозрительного и успокоился на мысли, что легкий всплеск воды произвела какая–нибудь рыба.

В тихие летние ночи рыба часто играет и плещется в воде.

Острые глаза охотника продолжали пристально оглядывать воду, пока он быстро плыл к шхуне.

— Это вы, Джо? — спросил капитан, понизив голос.

— Я! — ответил Джо, подводя лодку под корму судна. Вскарабкавшись наверх, он прочно прикрепил ее.

— Право, я очень рад, что вы вернулись невредимым! — возразил капитан. — Ведь вы проделали рискованную вещь. Мне показалось, что вы подъехали со стороны материка!

— Когда мы обогнули остров, Красное Перо сказал мне, что им нужно пристать к другому берегу, и я исполнил их желание. Что будет с нами в конце концов, я не знаю, но радешенек, что отделался от них.

Капитан Хорст не терял времени и приготовился к встрече неприятеля. Некоторые предосторожности были приняты сейчас же, как спустили якорь. Маленькая пушка на борту шхуны была заряжена картечью и казалась очень внушительным орудием.

Все двенадцать человек были вооружены винтовками. Три или четыре винтовки имелись в запасе.

Амуниция была в полном порядке. Большая часть экипажа имела еще ножи, несколько топоров и секир. Было очевидно, что осаждающие встретят приличный прием.

Все, что можно сделать, было сделано. Джо Спайн прохаживался с капитаном по корме шхуны. Они тихо разговаривался между собой.

Закаленный в боях и тревогах капитан Хорст был деятельнейшим партизаном в англо–французской войне, крепко убежденным человеком, и едва ли кто лучше его знал и понимал вероломную натуру индейца. Он был твердо убежден, что без отчаянной борьбы с краснокожими им не видать никогда форта Детруа.

Экипаж шхуны, приготовляясь к ночи, невольно проявлял страх и опасения.

Скрытый обмен взглядов, поспешное перебеганье с одного места на другое, встревоженные лица — все эти признаки страха были так очевидны, что капитан неоднократно высказывал товарищам свое порицание.

Показывая им пример твердости, он стоял прямо и смело, словно его шхуна стояла в родной гавани.

— Как вы думаете, когда они нападут на нас? — спросил он у Джо.

Охотник покачал головой.

— Любимое время у краснокожих — до восхода солнца, когда белые привыкли сладко спать, но, конечно, они не всегда выжидают так долго. Все зависит от обстоятельств. Теперь они выжидают, надеясь, что мы забудем о них, а потом явятся и обрушатся на нас, как горящий дом!

— Мы не должны допустить их явиться на судно! — произнес капитан Хорст с внезапным блеском в красивых серых глазах.

— Нет, капитан, потому что тогда мы погибли! Они нападут такой огромной толпой, что им нечего бояться неудачи. Тогда прощай — мы все! Они не пощадят ни одного скальпа!

— Когда я потеряю всякую надежду, я взорву на воздух судно! Если уж отправляться к праотцам, то сперва надо послать индейцев по другому направлению!

В устах капитана это не было пустословием или хвастовством. Он не замедлил бы осуществить свое намерение.

— Мне это нравится, — заметил охотник, как бы говоря сам с собой, в то время, как его беспокойный взор бродил с одного берега на другой, — когда мы увидим, что все погибло, не все ли равно, как умереть! Думаю, что здесь найдется достаточно пороху, чтобы пустить на воздух, к небесам, наше старое судно!

— Да, у нас есть несколько сотен фунтов пороха для майора Глэдуин. Уж лучше взлететь на воздух, чем позволить индейцам покончить с нами томагавками или еще хуже…

— Без сомнения. Не надо забывать, что, вместе с тем, мы нанесем большой ущерб племени Понтиака… а вот Ашер… Он смотрит на нас, словно хочет что–то сказать.

Лица обоих ветеранов просветлели, когда к ним подошел молодой человек, не старше 18 лет, и сделал им полувоенный поклон, как бы оправдываясь за свое вмешательство. Впрочем, он знал, что ему рады, так как был любимцем всего экипажа, а в особенности капитана и старого Джо.

Ашер Норрис приходился племянником Джо Спайну. Его родители и друзья находились в форте Детруа. Он уехал из форта несколько месяцев тому назад, вместе с дядей, и совершил долгое путешествие по Ниагаре. Майор Глэдуин настоятельно требовал подкрепления и провианта. Результатом этой экскурсии была попытка шхуны доставить по назначению крайне нужный провиант. Почти у самого входа в форт шхуне и ее экипажу грозила серьезная опасность.

 

Глава 3. СМЕЛАЯ ЭКСКУРСИЯ

— Как жаль, что ветер не продолжался часом–двумя дольше! — сказал со вздохом молодой Ашер Норрис. — Мы стоим в 8 или 9 милях от форта, и маленький ветерок отлично помог бы нам добраться туда!

— Мало толку горевать о пролитом молоке! — был философский ответ капитана. — Все мы, и я, Джо, и, ивы, должны быть готовы к тому, что сегодня ночью у нас будет жесточайший бой с индейцами!

— Я был убежден в этом, как только мы бросили якорь. Но — добавил Ашер, очевидно, касаясь дела, с которым он пришел на корму, и хмуря брови молодого красивого лица, — почему мы не можем спустить лодку, в которой ездил дядя Джо, и попробовать общими силами, сколько тут нас есть, буксировать судно с этого опасного места?

Охотник покачал головой.

— Этого нельзя сделать!

— Я тоже думал об этом! — заметил капитан. — Конечно, это будет тяжелая работа, но мы можем дотащить шхуну в форт при дневном свете!

Джо еще решительнее покачал головой.

— Чем же это кончится? Оба берега кишат краснокожими, они видят ночью, как совы, и слышат, как падает лист с дерева. Мы очутимся в безвыходном положении. Если бы мы пожелали угодить дикарям, то могли бы исполнить все, что предложил сделать мой племянник. Конечно, он желал принести пользу всем нам, заинтересованным в деле.

Охотник задумчиво взглянул на юношу, который сильно покраснел, выслушав скорее добродушный, чем колкий упрек дяди. В словах старого ветерана было так много смысла и значения, что ни капитан, ни Ашер не решились оспаривать их.

— Я полагаю, — добавил молодой человек, помолчав немного, — что единственное, что нам остается — это лечь отдохнуть и ждать нападения.

— Вы подводите итоги, а я много думал и пришел к убеждению, что не все еще потеряно и мы в силах кое–что сделать…

Друзья беспокойно посмотрели на него.

— По разным признакам, наблюдая сегодня за дикарями, я заметил, что они скрываются по обеим берегам реки, но большая часть их — на левом берегу материка. И вот я хочу плыть туда и посмотреть хорошенько!

— Ну, это рискованно… и что из этого выйдет?

— Капитан, помните вы, когда мы сражались под начальством полковника Вашингтона? Он всячески старался узнать, что затевает Франция. Когда он узнал, то мог приготовиться к отпору. Если мне удастся узнать, сколько краснокожих воинов Понтиака засело в лесу, и удастся подслушать их беседу, тогда я могу сделать вам ценное донесение!

Капитан Хорст отнесся к этому предложению весьма серьезно. Отсутствие Джо было очень важно для него в такое время, когда он нуждался в каждом человеке, ожидая нападения врага. Джо стоил двух–трех лучших людей из его команды. Поэтому он был в нерешимости относительно предложения старого охотника и молчал.

Словно угадав его мысли, Джо сказал:

— Я вовсе не хочу огорчать вас, капитан, и надеюсь вернуться обратно раньше, чем загремит первый выстрел!

— Я не сомневаюсь в вашем добром намерении, Джо!

— Тогда я отправлюсь!

На эти слова, сказанные с особым ударением, капитан только пожал плечами.

— Если вы, Джо, направитесь к левому берегу, то не успеете побывать на острове, а настоящая опасность грозит именно с этой стороны!

— Я побываю везде!

— Прежде, чем вернетесь?

Охотник молчал с минуту, как будто этот вопрос не приходил ему в голову.

— Нет. Я отправлюсь на левый берег; узнаю там все, что можно узнать, приплыву опять назад к вам, чтобы сообщить результаты моего первого визита, затем снова поплыву к другому берегу. Может быть, я еще раз натолкнусь на Красное Перо!

Ашер Норрис молчал. Он был молод и не так опытен, как его родственник. Но слова старого охотника обратили его мысли в другую сторону, и он составил себе план действия, свой собственный, который не считал нужным пока сообщать другим.

Все небо было покрыто тучами. Даже мерцания звезд не было видно. Только робкий лунный луч украдкой скользнул сквозь разорванные клочья облаков. Но свет его был слишком слаб, и окружающая темнота казалась еще непроницаемее.

Пока все трое беседовали между собой вполголоса, остальные группировались то там, то сям, на палубе шхуны, шептались, прислушивались. Маленькая шхуна стояла неподвижно.

Глубочайшая тишина царила кругом. Со стороны форта Детруа донесся слабый отзвук выстрела. Вероятно, выстрелил часовой в какого–нибудь бродившего около ограды индейца. Выстрел напугал, вероятно, краснокожего, потому что больше не повторился.

Со стороны реки откуда–то донеслось тявканье лисицы и долгое, отвратительное завыванье волка.

Джо Спайн не хотел медлить ни минуты. Он надел обычную охотничью рубашку и старые истасканные мокасины, необходимые людям, которые большую часть своей жизни проводят в лесах.

История сохранила память о подвигах майора Робертса и его знаменитых охотниках. Помимо них, не было храбрее, бесстрашнее и искуснее человека, чем Джо Спайн, уроженец Нью–Гампшира, который с беззаветной отвагой служил англичанам вплоть до рокового дня сдачи форта Детруа.

Джо прикрепил свою винтовку на спине, дулом вниз, так что ствол торчал над плечами и над головой.

— Ну, я готов! — спокойно заметил Джо, когда оружие было укреплено на месте.

— Да сохранит вас Господь! — тихо произнес капитан.

Охотник вскарабкался на шкафуть–корму и, опершись ногой, одетой в мокасин, на руль, тихонько спустился в реку. Течение было не сильно, и в душную летнюю ночь холодные объятия реки освежили и ободрили охотника.

Капитан Хорст и Ашер стояли на корме и смотрели ему вслед. Во мраке они разглядели его фигуру, когда он отделился от шхуны и поплыл вперед, его голову, покрытую кожаной шляпой. Потом все исчезло.

— Не разберешь ничего! — пробормотал капитан. — Мне досадно и не верится, что выйдет какой–нибудь толк. Между тем Джо пошел на верную опасность!

— Он и раньше не раз проделывал это!

— Да, этот человек слишком часто подвергается опасности. Он так привык к удачам, что воображает, что ему вечно будет все удаваться, и вдруг «пуф!» какой–нибудь индейский мальчишка в одну минуту сотрет его с лица земли!

— Не думаю! — спокойно возразил Ашер. — Вначале его предложение мне не понравилось, но теперь я убежден, что дядя придумал умную вещь.

— Хорошо, увидим и скоро узнаем! Дело выяснится само собой!

Тем временем Джо Спайн как нельзя лучше воспользовался благоприятной минутой.

Он плыл тихо, ловко, со всевозможными предосторожностями. Глаза его хорошо видели всю поверхность воды, и это было очень удобно в его положении. От природы острое зрение давало ему возможность не упускать из виду ничего подозрительного.

Он был готов ежеминутно нырнуть в воду при первой опасности.

Линия деревьев и мелкого кустарника окаймляла берег. Эти кусты, густо разросшиеся и почти погруженные в реку, были отличным местом, где могли укрываться индейцы. Ни глаз, ни ухо пока не могли заметить в воде ничего подозрительного, и белый человек, усердно плывя вперед, уже наметил место на берегу, где он мог выйти. Вдруг он услыхал легкий плеск и журчанье, словно кто–то украдкой шел по воде.

В мгновенье ока Джо исчез из виду, как будто какое–нибудь чудовище вынырнуло из воды, схватило его за ногу и увлекло в пучину.

Около берега река была не глубока, и мокасины старого охотника коснулись мягкого дна реки.

Вместо того, чтобы выйти на берег и ступить на землю, он подплыл прямо к кустарнику, который скрывал его от подозрительных глаз.

Несколько секунд он простоял, высвободив голову и плечи из воды, и чутко прислушивался. Ничего не было слышно. Зрение едва ли могло помочь ему в его положении, и он не рассчитывал на свои глаза в окружающей темноте. Потом Джо вышел из реки и сел на берегу в своей промокшей насквозь одежде.

 

Глава 4. ЛЕВЫЙ БЕРЕГ

Нелегко было разрядить и снова зарядить старинную винтовку в глубочайшей темноте, но Джо сделал это в силу необходимости.

Дальнейший путь охотника лежал вниз по реке, и он справедливо полагал, что большая часть врагов находится именно в этом направлении. Следующий момент показал, в каком критическом положении он находился. Тонкий слух его уловил слабый, похожий на птичий, свист, раздавшийся недалеко от него, по берегу. Джо знал, что это свист индейского воина, бродившего в лесу.

В ответ послышался такой же свист и так близко позади него, что он боязливо затаил дыхание, опасаясь, что его откроют. Среди густо разросшегося леса, при слабом свете молодого месяца, едва пробивавшегося сквозь тяжелые облака, темнота была совершенно непроницаемой. Охотник не видел никого, и никто не мог видеть его.

Джо полз по земле, ощущая каждую неровность берега. Его рука коснулась шероховатой коры дерева. Он выпрямился и, насколько возможно, прижался ближе к дереву, где ему меньше грозила опасность от мрачного индейца, скрывавшегося поблизости. Минута была критическая, потому что он сейчас уже ясно ощутил присутствие врага, по другую сторону дерева. Даже рука его почти касалась грубой ткани платья индейца, и Джо выпрямился еще больше и ближе прижался к дереву. Белый человек и краснокожий стояли, разделенные только стволом дерева. Джо готов был усомниться, что краснокожий ощущает его близость. Если бы он знал о присутствии белого человека, то наверное не ответил бы так быстро на зов товарища. Следующий момент подтвердил догадку охотника, потому что индеец, не дождавшись второго сигнала, сам повторил его. Ему ответили издали, за несколько шагов. Сейчас же к нему подошел другой индеец, и они начали разговор, своей обычной манерой. Охотник был очень доволен, что вместо языка Ирокезов они говорили на языке Оттавов. Джо слишком хорошо знал это наречие. Понятно, что индейцы говорили тихо, но находились так близко от него, что ни один звук не пропадал для охотника. Благоприятный случай помог ему. Он полагал, что придется долго скитаться по лесу, ожидая удачи, но едва ступил на землю, как ему удалось все, чего он добивался. Первый индеец спросил:

— Мой брат пришел с другого берега реки? Где находится могучий Понтиак? С ним ли его воины?

— Да, он там со своими вождями, с ним также храброе племя Ожибва.

— Видал ли он лодку белолицых, большую лодку, которая плавает по воде, когда дует ветер?

— Понтиак видел эту лодку и сторожил ее, когда она шла по реке. Он знает, что Великий Дух передаст лодку ему в руки, так же как всех белых людей, когда наш отец проснется от сна и с другого берега великой воды придет к нам, чтобы прогнать всех англичан из земли краснокожих!

— По этой стороне реки много наших воинов. Они пойдут с Понтиаком, когда его пироги придут сюда, чтобы отнять лодку у белолицых и умертвить их всех!

— На этом берегу не так много воинов, как на острове. Как только месяц спрячется, мы пойдем на белых!

Даже такой опытный охотник, как Джо Спайн, испугался смысла последних слов. Капитану Хорсту и его экипажу надлежало быть настороже. Много значения имело то, что Оттавы ни словом не упомянули об Ирокезах, живших по ту сторону реки.

— Знают ли белые о нашем приходе? — продолжал один из воинов.

— Нет, — ответил его товарищ, — их глаза закрыты. Они не знают что этот лес полон храбрых Оттавов и Ожибва. Они будут спать. Только один из них держит глаза открытыми, но и его клонит ко сну!

— И вот в этом–то вы и ошибаетесь, цветные друзья! — тихо прошептал белый человек. Оба воина начали смеяться. Их забавляла мысль, как испугаются белые, которых было слишком мало на шхуне, чтобы отразить совместное нападение Оттавов и Ожибва.

Этот наглый смех раздражил охотника и зажег пламя в его сердце. Ему невыносимо было слышать, как эти два негодяя издевались и радовались, предвкушая убийство всех белых на спокойно стоявшей шхуне. Винтовка Джо находилась за плечами, руки его были свободны, и крепкие, словно железные, пальцы крепко сжали рукоять ножа, когда он подвинулся вперед, чтобы уловить дальнейший разговор.

— Белолицые видели Понтиака и его воинов? — проговорил один из индейцев, который, очевидно, находился постоянно по эту сторону реки.

— Они никого не видели! — уверенно ответил другой. — Понтиак объявил, что убьет первого, который покажется белолицым!

— Я желал бы, чтобы Понтиак сделал это, — прошептал подслушивающий охотник, — потому что я видел около 30 индейцев, и всех их надо бы перестрелять!

— Так мы будем ждать сигнала от Понтиака! — индейцы вдруг оборвали разговор. Несколько минут продолжалось молчание. Джо Спайн ждал, что будет дальше.

Впрочем, он узнал все, что ему надо было знать. Он знал, что огромная масса индейцев намеревается атаковать шхуну ночью, когда по их мнению белые будут спать. Воины появятся с обеих сторон реки, а, быть может, с низовья, чтобы застать врасплох.

Больше ждать было нечего!

— Мой христианский долг — уменьшить число индейцев, насколько я могу,

— думал Джо, вынимая свой ужасный нож, — и клянусь Богом, я это сделаю!

Охотник поднял сильную правую руку, присел и сделал легкий, верный прыжок, замахнувшись на врага со всей свирепостью, на которую только был способен. Только благоразумие заставило его сдержаться и не испустить торжествующего крика.

Страшный нож, однако, скользнул в пустое пространство. Индеец исчез. Значит, не один он, Джо Спайн, умел двигаться в лесу, ночью, при абсолютной тишине.

— Итак, Джо Спайн свалял дурака! — бормотал охотник. — Я доволен, что никто не видел меня. Если я расскажу об этом моим друзьям, то они вытаращат на меня глаза!

Он порешил войти опять в реку не там, где он вышел на берег, а несколько выше. Прошло однако, немало времени, пока его мокасины ощутили окраину берега. Он рассчитывал, что кустарник не густ и направился прямо, напролом, пока не наткнулся на большую, индейскую пирогу, стоявшую у берега. Он обошел ее кругом, чтобы узнать, нет ли кого поблизости.

— Одно верно, — подумал охотник, — когда краснокожие усядутся в свои проклятые пироги, то увидят, что одна из них никуда не годится!

С помощью ножа, он сделал несколько больших дыр в плохо сколоченной лодке. Журчавшая в ней вода должна очень опечалить индейцев, которые пожелают отправиться в этой лодке к шхуне.

Джо пожалел, что у берега на было больше ни одной пироги; он наверное проделал бы с ними все то же самое.

Со всеми предосторожностями он вошел в реку, и когда вода покрыла его плечи, спустился ниже и поплыл, как ему казалось, по направлению к шхуне. Но пока контуры берега рисовались во мраке, он обращал больше внимания на то, что оставил позади себя. Почти на середине реки, убежденный, что скоро присоединится к друзьям, он вдруг заметил, что ошибся, приняв за корабль что–то другое. Несмотря на свою изумительную ловкость и искусство распознавать предметы и направление, даже при отсутствии верных признаков, охотник потерял корабль.

— Но это должно быть недалеко! — думал он, уверившись, что уплыл вперед. — Я должен найти судно.

Пять минут спустя, он приостановился и добавил:

— Я не понимаю, где я, смешал ли я с чем–нибудь судно, или потерял его, но верно то, что я не знаю, где оно находится!

Охотник с силой поплыл по противоположному направлению. Он знал, что потерял много дорого времени, и оставил свое намерение посетить остров. Атака индейцев произойдет раньше, чем он предполагал сначала.

 

Глава 5. ПРАВЫЙ БЕРЕГ

Капитан Хорст несколько минут стоял на корме, после того, как Джо Спайн спустился в реку и исчез в ночной темноте. Потом он начал ходить взад и вперед по судну и тихо разговаривал со своими людьми.

Все они были теперь бодры и спокойно ожидали нападения.

— Сдаться, молодцы, вы знаете, не трудно, но, помните, что от Понтиака и его воинов нельзя ждать пощады!

— Краснокожие не умеют щадить, — проворчал дюжий боцман из Нью–Йорка,

— разве я не был в их руках три года тому назад, близ Ниагары? Ведь они привязали меня к дереву и собирались поджечь, когда один французский офицер пробрался сквозь лес и дал мне возможность спастить бегством. Я хорошо знаю эту подлую породу!

— Не надо, капитан, и говорить нам о сдаче, — сказал штурман Яков, — хотя бы их было втрое больше, чем нас. Что надо делать, когда они явятся?

— Все ли готово у вас в крюйт–камере?

— Да, капитан, все готово!

— Когда я крикну вам: на «воздух!» валяйте!

— И сделаю. Это также верно, как то, что меня зовут Яков Кэрсон!

— Отлично. Мы вполне понимаем друг друга!

Капитан отправился снова на корму, где, у каюты, стоял Ашер Норрис.

— Что вы думаете обо всем этом?

Капитан Хорст предложил этот вопрос своему молодому другу, когда подошел к нему и заметил, что винтовка привязана у него на спине, точно также, как у Джо Спайна, когда он уходил со шхуны.

— Я отправлюсь на берег! — спокойно ответил ему Ашер.

— Вы забыли, что Джо отправился туда?

— Нет, он поплыл к левому берегу, а я отправлюсь на остров!

— Я положительно не одобряю вашего плана, — серьезно возразил капитан, — нас остается только 10 человек, а ведь нам необходимо большее число людей!

— Дядя рассчитывал вернуться раньше, чем придут индейцы, и я уверен, что точно также успею обделать все и вернуться вовремя!

— Намерение Джо было узнать и сообщить нам, что делается на берегу, а также на острове. Он сделает это лучше, чем вы, потому что много опытнее вас!

— Было бы глупо с моей стороны спорить с вами, капитан, но Джо может задержаться на берегу и не успеет побывать на острове. В то время, как он делает дело и хлопочет, я хочу также поработать, насколько могу!

После этого убедительного аргумента, капитан замолчал, хотя вовсе не был убежден. Если бы Ашер Норрис состоял в числе экипажа шхуны, капитан мог бы просто не позволить ему этой экскурсии. Но Ашер и его дядя были просто пассажирами, которые ехали на шхуне из форта Ниагара. Конечно, он был очень рад их обществу, так как они были люди верные и достойные, но поступали они, по своему усмотрению, не нуждаясь в его распоряжениях. Только один Джо мог удержать Ашера, но его не было на судне. Будь он здесь, он наверное не допустил бы племянника рисковать собой. Теперь, никто не имел права ничего сказать ему.

— Хорошо, поступайте как вам угодно, Ашер, но по моему мнению, все это не так необходимо, а между тем опасно!

— Может быть, вы правы, капитан, — возразил юноша, на которого произвел впечатление серьезный тон капитана, — но это нам покажет будущее!

Затем, пожелав капитану «доброй ночи», Ашер проделал все то, что его дядя, отправляясь на берег: вскарабкался на нос судна, уперся ногой на руль и тихо спустился в воду. Минуту спустя, он исчез в темноте. Капитан долго смотрел ему вслед, с тяжелым чувством на сердце.

— Теперь нас осталось только 10, — сказал он штурману, который подошел к нему, — быть может, мы никогда не увидим их больше, ни того, ни другого!

— Ведь это сумасбродство, капитан, — нетерпеливо заметил штурман. — Мы все должны ожидать нападения индейцев — и это всем известно. Трудно полагать, что Понтиак или кто–нибудь из его воинов назначит Джо или его племяннику точный час своего нападения. Я знаю, что Джо имел основание покинуть судно, он желал помочь нам, но относительно этого мальчишки я сомневаюсь…

— Почему это?

— Да потому, что он просто хочет пробраться через лес, в форт. Когда дело идет о спасении собственной шкуры, какое ему дело до нас?

Капитан не хотел согласиться с этим.

— Я уверен, что ничего подобного у него нет и в помыслах. Ашер — честнейший человек, мне редко приходилось встречать такие благородные натуры, как у него. Разве вы забыли, как несколько дней тому назад, мы высаживались на берег, чтобы запастись дровами? Ашер усердно хлопотал и помогал нам открыть убежище, где приютились вы с Джемсоном?

— Да, я отдаю ему справедливость, он храбр, но ведь многие из людей выказывают удивительную храбрость, когда опасность является неожиданно. Он хорошо обдумал свое положение и решил, что самое лучшее — удрать!

— Ну, вы становитесь несправедливы к молодому человеку!

— Может быть. Но, если он ушел, отчего бы нам всем не сделать то же самое?

Вопрос удивил капитана.

— Вы хотите, чтобы каждый из нас тихонько улизнул с шхуны, плыл бы дальше по реке, насколько сил хватит, и, таким образом, Понтиак был бы обманут?

— Ну, да, что же мешает нам?

Капитан решил прежде обдумать план, показавшийся ему странным. Несколько минут он размышлял и сразу принял решение.

— Я не покину шхуны, пока буду в силах защищать ее. Мы должны остаться здесь до конца. Мы взялись доставить порох майору Глэдуин. Затем, отдать весь этот порох Понтиаку, значит помочь ему взять форт Детруа!

— Да, об этом я и не подумал, это правда. Положим, порох можно забросить в реку!

— Об этом нечего и думать, — заметил капитан спокойным и настолько решительным тоном, что никто не осмелился возражать ему. Весь экипаж обратил все свое внимание на предстоящее нападение; все прислушивались, ожидали, готовились.

Между тем, Ашер Норрис, молодой, деятельный, проворный, неслышно плыл вперед, сильными взмахами рук подвигаясь вперед к берегу, совершенно незаметный в окружающей темноте.

Когда контуры и деревья берега неясно обрисовались перед ним в темноте, он умерил свою поспешность, и позволил себе отдохнуть, плывя по течению. Путь его был ясен. Снова, несколькими сильными взмахами, он двинулся вперед и скоро вступил на землю. Путаясь в кустах и густой растительности, он ощупью побрел дальше. Оба берега, окаймленные густой растительностью, представляли мало разницы между собой. Здесь Ашер ровно ничего не мог услышать, но надеясь сделать какое–нибудь важное открытие, начал пробираться дальше, сквозь деревья, держась правой стороны. Вдруг прямо перед ним блеснул огонь. — Это наверное, индейцы, — решил он, внимательно вглядываясь, — они видимо развели здесь огонь нарочно для того, чтобы его не было видно с реки.

В самом деле, это было так далеко от него, что он видел только слабое мерцанье огня сквозь густую растительность. Более благоприятного момента трудно было ожидать, а ему не хотелось отставать от Джо Спайна. Шаг за шагом, останавливаясь, оглядываясь вокруг себя, в непроницаемой темноте, Ашер шел вперед и остановился только в 5 шагах от огня. Огонь был разведен в яме, среди деревьев.

Молодой человек оказался очевидцем замечательного зрелища.

Вокруг огня скучилось около тридцати человек Оттавов. Некоторые сидели на земле, другие уместились на трех поваленных деревьях. Здесь не было и признака какого–нибудь пиршества; почти все индейцы, за исключением двух–трех человек, курили свои длинные трубки. В середине группы стоял замечательный индеец. Он что–то говорил, постоянно обращаясь к окружающим. Ночь была жаркая; индеец откинул назад свое покрывало. Тело его было обнажено, но разрисовано так же, как и лицо. Это раскрашиванье не было в обычае у американских индейцев, но в данном случае указывало на мрачного оратора, как на вождя, призывавшего воинов к нападению.

Ашер Норрис с первого взгляда узнал вождя. Он видел его и говорил с ним в то время, когда все еще было мирно в округе Детруа, и майор Глэдуин отказывался верить предостережениям, которые давались ему с разных сторон, из разных источников.

— Это Понтиак. Он глядит таким же, каким был прошлой зимой, когда приходил в форт и жаловался майору, что гадкие люди врут ему на белых и что он всегда будет братом белолицых!

Ночь была так тиха, что до слуха Ашера доносилось тихое журчанье реки. Он мог слышать каждое слово индейцев, но так как они говорили на языке Оттавов, то он понимал не все.

Норрис подозревал, что Понтиак объяснял воинам наилучший способ нападения на шхуну. Сильная жестикуляция индейца подтверждала это подозрение, тем более, что он несколько раз указывал рукой по направлению к шхуне. Воины кивали головой, в знак одобрения, некоторые ворчали, а большинство неподвижно курили свои трубки. Очевидно было, что индейцы из племени Оттавов, которые должны были принять участие в нападении на шхуну, собрались здесь, устроили лагерь и теперь слушали инструкции своего вождя.

— Их всех около 30 человек. По другому пути придет еще много индейцев, я в этом уверен. Джо говорит, что многие переедут через реку. Следовательно, на нас нападет около полсотни индейцев — это верно. У них есть ножи и винтовки, и когда Понтиак позовет их, они бросятся драться, как фурии. Больше узнавать нечего, отправлюсь назад и скажу капитану все, что видел на острове!

Конечно, индейцы не особенно опасались подслушиванья. Но их обычай ставить везде часовых заставил Ашера быть очень осторожным при уходе от опасного соседства. Хорошо, что он поспешил, потому что иначе, через несколько минут, он попал бы в неожиданную и тем более опасную беду.

 

Глава 6. «НА ВОЗДУХ, ЖАК!»

Осторожность, с какой Ашер старался убраться подальше от опасного лагеря индейцев, замедляла его путь. Прошло почти два часа, пока он успел вернуться назад, и шаг за шагом приблизился к реке. Тогда он остановился и оглянулся вокруг. Его проницательные глаза ровно ничего не видели в непроглядной тьме. Не было видно даже мерцанья огня в лагере индейцев.

— Это, по меньшей мере, странно, — подумал Ашер. — Джо говорил мне, что когда индейцы ночью снимают лагерь, то тушат огонь, чтобы не осталось никаких следов в темноте. Можно подумать, что теперь они сделали так же. Если так, то они, вероятно, направились к реке!

Мысли его были прерваны гортанным восклицанием, подхваченным другими индейцами. Звук донесся до Ашера за несколько ярдов расстояния. Несомненно, что индейцы, под предводительством Понтиака, двинулись к реке, держались того ж направления, как и он, и буквально следовали за ним по пятам. Положение его было очень опасно; волосы юноши стали дыбом от ужаса. Если он повернет вправо или влево, то, благодаря темноте, может произвести шум; обладающие удивительным слухом индейцы непременно услышат это. Если идти все прямо, к реке, они скоро настигнут его. Попытаться идти быстрее — значит, обнаружить свое присутствие сейчас же.

Вдруг руки его, ощупывавшие дорогу, наткнулись на огромный дуб. Ствол был очень широк и мог вполне скрыть его; Ашер встал позади дуба, неподвижно, прямо, словно это был щит между ним и врагами, и в душе молился, чтобы индейцы прошли, не заметив его.

Ни одно живое существо не могло бы ничего разглядеть в окружающем мраке, куда не попадал ни один луч света. В такой темноте только индейцы могли руководиться своим удивительным чутьем. Пока молодой человек прислушивался к шороху мокасин, он ясно почувствовал прикосновение одного из дикарей к дереву, ствол которого служил ему убежищем. Прикосновение было довольно ощутительно. Цепляясь за дерево, воин двинулся дальше, между тем как целая толпа дикарей, словно привидения, проскользнула ближе к реке. Ашер выждал несколько минут, пока все тени прошли мимо. Тогда он последовал за ними, полный страха, стараясь не отделяться от толпы. Когда Ашер достиг, в конце концов, берега реки, оказалось, что он далеко ушел от того пункта, где вышел из воды. Поразительной и характерной чертой всей этой сцены было то, что она происходила в глубочайшей тьме.

Как Джо, так и Ашер, оба были уверены, что осада шхуны произойдет не раньше утра; но краснокожие были так уверены в успехе, что не желали ждать долее. Ашер был сильно озабочен мыслью скорее вернуться на шхуну, предупредить капитана и его людей и помочь им обороняться против отчаянного натиска индейцев.

Он отправился вброд по воде, но едва успел сделать два шага, как с шумом провалился в яму. Опасаясь, что шум может привлечь внимание индейцев, он поплыл возможно дальше, стараясь держаться под водой, и когда вынырнул наверх, чтобы перевести дыхание, то берег исчез из вида.

Вдруг какая–то масса впереди неясно обрисовалась перед его глазами. Он нырнул под воду, пока не сообразил, что это такое. Конечно, это не шхуна, но настоящая индейская пирога, за ней другая и третья. Вероятно, индейцы не видали его, хотя он плыл быстро и без особых предосторожностей. Они так искусно и тихо двигали веслами или «гребками», что, только выставив голову из воды, молодой человек мог уловить едва слышный всплеск воды. Обыкновенный слух, конечно, не мог уловить приближения дикарей к шхуне.

Как только пироги двинулись диагональю по тому направлению, где был Ашер, он немедленно отплыл несколько влево и пустился по прежнему пути, надеясь добраться к своим друзьям ранее, чем нагрянет опасность.

Это ему отлично удалось. Знакомые контуры судна ясно выделялись в темноте, и в следующую минуту он уже вскарабкался на корму.

— Дядя Джо здесь? — спросил он шепотом.

— Я здесь! — ответил охотник, стоявший рядом с капитаном и готовый стрелять в неприятеля.

— Я рад этому, потому что скоро придется посчитаться с ними!

— Ладно. Мы так и сделаем, как только увидим что–либо подозрительное. Неужели это все новости, какие ты принес?

Ашер Норрис ловко и умело разрядил свою винтовку, снова зарядил ее, продолжая разговаривать с дядей, капитаном и штурманом. Все прочие оставались на своих местах. Джо Спайн, с большим трудом добравшись назад на корабль, также принял все предосторожности.

— Понтиак и его люди на реке; несколько минут тому назад я видел их пироги!

Это была важная новость, и Джо немедленно оставил свой насмешливый тон. Он обстоятельно расспросил племянника о разведке. Ашер рассказал все, в мельчайших подробностях.

— Вы правы, — заметил капитан, — они нас окружили и бросятся со всех сторон!

— Только не с верховья реки, — поправил Ашер, — этого не надо забывать!

— Ты видел только три пироги. Не в обычае краснокожих начинать осаду так рано!

— Нет, это совершенно верно.

— Какая же тут выгода для нас? Сейчас, или после… тс… тс…

Свист, похожий на птичий, такой же, как слышал Джо на берегу, раздался и повторился вокруг судна.

— Кажется, это слышится с берега! — прошептал матрос.

— Нет, это не с берега, а с реки. Мальчик прав. Через 10 минут краснокожие нападут на нас. Понтиак думает, что это очень легко и просто. Это будет его первой ошибкой!

Дальнейший разговор не привел бы ни к чему, и мужчины расстались. Каждый встал на корме, на носу или на борту судна, так что ни один пункт не остался незащищенным. Охотник, в силу обстоятельств, оказавшийся в роли капитана или начальника, не стоял на месте, а двигался туда и сюда, предостерегая одних, ободряя других и убеждая стрелять, как только в воде покажется что–либо подозрительное. Все удвоили внимание. Кто–то из стоявших на борту судна услышал ответный свист с левого берега, а минуту спустя еще несколько сигналов с разных точек реки. Не было сомнения, что Понтиак приводил свой план в исполнение.

Джо Спайн направился на нос корабля, когда заметил, что один из людей прицеливается из винтовки. Не спрашивая о причине прицела, охотник, быстрым взглядом окинул реку, и разглядел что–то, похожее на индейскую пирогу. Но в такой темноте даже его острые глаза могли ошибаться.

Ни слова не было сказано, но матрос не опускал оружия. Через минуту грянул выстрел. Никакого шума. Когда матрос опустил винтовку и наклонился, вглядываясь в темноту, подозрительный предмет исчез.

— Все равно, Джим, это был хороший выстрел, — сказал Джо, — краснокожего больше не видно; я думаю…

Слова его были прерваны новым выстрелом из винтовки. Это с кормы судна стрелял капитан Хорст. Джо быстро бросился к нему, но едва успел сделать несколько шагов, как увидал индейские пироги, с быстротой птиц летевшие к шхуне. Пироги кружились у носа и у кормы судна, со всех сторон. Все видимое пространство было заполнено индейцами.

Они украдкой пробрались к судну, окружили его и, по сигналу Понтиака, бросились вперед, рассчитывая убить часовых и взобраться на шхуну, прежде чем остальной экипаж начнет защищаться.

Ашер Норрис, отчасти и Джо Спайн, оба ошиблись, полагая, что нападение будет сделано не более, чем пятидесятью индейцами… Это — исторический факт, что в 1763 г., в длинную августовскую ночь, на шхуну Глэдуин напало более трех сот человек индейцев. Индейские пироги неслышно скользили в темноте. Невозможно было сказать, с какой стороны сделано нападение. Отовсюду лезли и подплывали индейцы.

Охотник бросился вперед и выстрелил из пушки. Громовой выстрел разбудил эхо на берегу и сопровождался криком плеском воды. В продолжении 10 минут все новые полчища дикарей лезли на нос, на корму, на борт судна, со страшными ножами в руках, осатанелых, жаждущих крови. Белые с яростью отчаяния дрались ножами, топорами, прикладами ружей. Все они знали, что плен у индейцев — хуже смерти и будет нескончаемой пыткой…

Стоны и крики сражающихся были ужасны и отвратительны в эту темную летнюю ночь. Многие из индейцев упали и не могли подняться. Некоторые из белых также были ранены, а капитан Хорст был убит наповал. Когда он умолк и лежал неподвижный и тихий, его люди страшно перепугались. Дальнейшая защита была невозможна.

Штурман Яков, храбрый и хладнокровный человек, выжидал только критического момента. И когда эта ужасная минута наступила, и положение белых было безнадежно, он воскликнул звонким и решительным голосом; «На воздух, Жак!»

 

Глава 7. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Кто мог думать, что это последнее отчаянное приказание, эти слова штурмана спасут судно? Однако, так и случилось.

Жак Кэрсон, матрос, услыша команду, бросился в крюйт–камеру, чтобы поджечь порох и взорвать судно на воздух, и вдруг остановился, пораженный удивительным зрелищем.

Между индейцами, успевшими взобраться на шхуну, было несколько Биандотов, которые отлично понимали английский язык. Поняв приказание штурмана, они сообразили, что в следующую минуту все взлетят на воздух, и, не медля, бросились в воду и поплыли, что было сил дальше от судна. В одно мгновение на шхуне не осталось ни единого индейца. Белые едва верили своим глазам. Отступление произошло так же быстро, как и атака. Несколько секунд тому назад всякая надежда была напрасна, а теперь всякая опасность миновала.

Но это дикое побоище не осталось без последствий. Двое из экипажа были убиты, а четверо серьезно ранены. Из индейцев — семь человек убитых, двадцать раненых; восемь из них умерло в короткое время. Капитан Хорст был убит первым. Другой убитый был матрос. Джо Спайн получил легкую контузию; Ашер Норрис был один из 6 защитников шхуны, не получивших даже царапины.

С глубоким сожалением смотрели они на убитых и раненых, но опасение новой атаки заставило всех быть настороже.

Пушку снова зарядили, винтовки были готовы, уцелевшие люди двигались взад и вперед, ожидая появления врагов.

— Я никогда не думал, чтобы мое приказание — взорвать судно могло произвести такое действие, — сказал штурман Яков охотнику, когда суматоха поулеглась. — Как жаль, что я не крикнул это, пока был жив бедный капитан!

— Это случилось, потому что индейцы поняли смысл слов. Краснокожий ничего так не боится, как взлететь на воздух!

— Как вы думаете, сделают они еще попытку?

— Нет, если мы будем поджидать их. Они отправят кого–нибудь узнать, не уляжется ли мы спать после всех тревог, и это надо помнить!

С этими словами охотник положил свою длинную ужасную винтовку на плечо, прицелился в темноту и нажал собачку. Загремел выстрел. В ответ раздался крик, подтвердивший подозрение охотника.

— А я ничего не видел там! — заметил Ашер, смотря в темноту. — Что там? Пирога?

— Нет. Это плыл индеец; он не так глуп, чтоб плыть в лодке. Удивляюсь, что он пытался плыть сюда! Ну, да больше этого не будет. Я уверен, что индейцы мало интересуются нами. Понтиаку известно, что на судне имеется порох, и он хочет завладеть именно им.

— Как вы думаете, был Понтиак среди нападающих?

— Думаю ли я? Да совершенно уверен в этом. Я узнаю его голос из тысячи. Было слишком темно и видеть ясно я не мог, но хорошо знаю его фигуру. Он вскарабкался на нос судна и первым появился на палубе. Понтиак

— не трус. Мы оба стремились к одной и той же цели — подстрелить друг друга, — как вдруг…

— Что же?

Вдруг Яков закричал: «На воздух, Жак!» — Никогда я не видал человека в таком ужасе, какой охватил Понтиака при этих словах. Ему не надо было объяснять их значения, потому что эта ракалия так же хорошо понимает английский язык, как язык Оттавов. Он сделал такой здоровый прыжок, словно хотел сразу очутиться на берегу. Больше я его не видел. Индейцы в страхе поспешили убраться с шхуны и, против обычая, оставили на ней своих убитых. Их трупы были немедленно брошены в воду!

На некоторое время индейцы прекратили всякие попытки к нападению. Но Джо Спайн был настороже. Он ходил взад и вперед по палубе, останавливался, вглядывался в темноту, прислушивался к малейшему шуму и разговаривал шепотом.

Свист, раздавшийся на одном берегу и повторившийся на другом, не оставлял сомнения, что дикари переговаривались между собой.

Прошло около часу. К общему удивлению, поднялся легкий ветерок. Штурман велел поднять паруса, чтобы не упустить удобного случая. Якорь сняли. Легкое журчанье воды у носа шхуны доказывало, что она двигается вперед, по направлению к форту Детруа; но движение было очень медленно. Судно подвинулось вперед менее, чем на четыре мили. Ветер снова утих.

Среди непроглядной темноты капитан и его экипаж не подозревали, что судно отнесено ветром в сторону и потеряло дорогу. Когда якорь был брошен, шхуна находилась далеко по течению реки. Эта ошибка могла иметь весьма серьезные последствия, если бы неожиданное обстоятельство не обнаружило ее. Как уже было сказано, тучи сплошной массой покрывали все небо, лучи луны изредка прокрадывалось сквозь тучи, бросая слабый, неверный свет. И когда луна на минуту выглянула из–за облаков, готовясь снова скрыться, Джо Спайн воскликнул: — «Пусть меня подстрелят, если я ошибаюсь. Бросайте якорь живее!»

Приказание было дано, и немедленно исполнено. Яков спросил охотника о причине.

— Мы находимся не более, как в 20 ярдах от острова!

— Силы небесные! — воскликнул капитан. — Я был уверен, что мы идем вперед, а нас отнесло в сторону. Это скверное место для стоянки!

Как раз в этот момент луна снова появилась из–за облаков, и все ясно поняли, что Джо был прав. Близко около них виднелись темные массы деревьев, сплотившихся в непроницаемую стену.

— Самое скверное в этом проклятом месте, — прибавил Джо, — что дикари могут застать нас врасплох!

— Они не посмеют лезть к нам!

— Им и не нужно этого; они спрячутся за деревьями и будут стрелять. Шансы на их стороне!

Это было очень невыгодное положение для судна, но хитрый охотник скоро придумал выход из него.

Трое из экипажа тихонько влезли в маленькую лодку, привязанную к корме и уцелевшую от разгрома, и взяли в руки три пары весел.

Направив нос судна не левый берег, они начали грести изо всех сил. Оставшиеся на шхуне стояли с ружьями, готовые стрелять при первом появлении индейцев. Шхуна была невелика и скоро почувствовала толчок. Она закачалась и начала двигаться по воде.

Важнее всего было не ошибиться и не уйти далеко.

— Довольно! — внезапно произнес Джо вполголоса. — Двигайся назад, молодцы!

Капитан находил, что они ушли от берега не далеко, но доверял охотнику и его уверенному, спокойному тону.

— Как глупо мы сделали, что не подумали об этом! — сказал он. — Я не сомневаюсь, что мы запутались и теперь находимся ближе к форту Ниагара и дальше от форта Детруа, чем в то время, когда дрались с Понтиаком и его воинами. Теперь мы снова бросим якорь и будем стоять до восхода солнца, если даже начнется шторм!

Никто не чувствовал расположения спать. Опасность, которой они избежали, была слишком ужасна, а присутствие двух холодных, безжизненных трупов слишком сильно напоминало все, что произошло недавно. Счастливая случайность спасла их, но опасность могла виться снова.

Опять слабый отзвук ружейного выстрела донесся через лес, сопровождаемый криком ночного ястреба и лаем лисицы.

Облака несколько рассеялись, и выплывшая луна ярко озарила молчаливую, гладкую поверхность реки. Слабые очертания лесного берега выделились из темноты.

В продолжение нескольких часов ни шума, ни единого звука не доносилось со стороны краснокожих.

— Джо, — сказал капитан, подзывая охотника к корме, — тут что–то такое есть около руля!

— Где это?

— Руль двигается не свободно!

— Кто–нибудь из дикарей карабкался здесь и, может быть, сдвинул его.

— Теперь скоро начнет светать, и мы увидим, что там такое!

Когда серый рассвет раннего утра озарил лес и реку, оба с любопытством посмотрели вниз, на руль, который приводился в движение посредством длинного согнутого румпеля.

Верхняя часть руля виднелась над поверхностью воды, и на ней качался мертвый индейский воин. Он лежал лицом вниз. Голова и плечи его находились на одной стороне, а вся нижняя часть тела и ноги на другой стороне руля. Вероятно, он умер уже давно и лежал здесь несколько часов, как только упал.

Охотник заботливо спустился вниз и повернул к себе лицо мертвеца.

— Увы! Я так и думал! — воскликнул он. Это были жалкие остатки Красного Пера, славного вождя Ирокезов.

 

Глава 8. ГДЕ ЖЕ ОНА ТЕПЕРЬ?

Начало светать. Ветер зарябил поверхность воды. Якорь подняли… Шхуна на всех парусах понеслась вперед, по реке, по направлению к форту Детруа. В короткое время остров остался сзади. Широкое водное пространство лежало перед ними, прямо к форту, мимо озера Сент–Клэр.

Джо рекомендовал экипажу держаться так, чтобы не быть на виду у индейцев. Мудрость этого совета скоро подтвердилась, так как вдруг послышались выстрелы с берега, и вокруг пули засвистели.

Шхуна проходила в виду французского поселения. Домики вытянулись линией по восточному берегу реки, в миле расстояния от форта, занимая почти такое же пространство, как форт Детруа на западном берегу. На полдороге, между верхним и нижним концом французского поселения, позади него, находился лагерь Виандоттов. К северу, далее, напротив форта, был лагерь Оттавов и близ самого форта, также на западном берегу, обитали поттаватомисы.

— Нас подстерегают с обеих сторон, — заметил Джо Спайн, как только они приблизились к лагерю, — нам надо лечь на пол.

Немедленно все послушались его совета. Шхуна находилась посередине реки; индейцы открыли сильный огонь, и не переставали стрелять, пока судно проходило мимо. Пули ударяли в кузов судна, в мачты, каюту, пробивали паруса и шлепались в воду около шхуны. Осторожность спасла людей от беды. Недалеко от лагеря Виандоттов весь экипаж проделал то же самое. Шхуна направилась к западному берегу и бросила якорь под защитой форта Детруа.

Прибытие судна было целым событием в истории осады форта. В тишине душной предшествующей ночи до форта ясно доносились звуки ружейных выстрелов с реки; майор Глэдуин и его гарнизон не смели надеяться, что экипаж судна уцелеет. Они пришли в отчаяние, когда один из французов, большинство которых состояло в тайной дружбе с американцами, прибежал в форт на рассвете с известием, что гонец из племени Виандоттов сказал ему, что судно захвачено индейцами, а весь экипаж погиб. И вот, шхуна — налицо!

Правда, она привезла двоих убитых и четырех серьезно раненных, но все же это было лучше, чем ожидали в форте. Прибытие большого запаса пороху встречено было с радостью: он был необходим, чтобы отражать постоянные атаки Понтиака и его людей. Умершие были заботливо похоронены, а за раненными установили такой тщательный уход, что все они скоро поправились.

Джо Спайн приходился братом миссис Пегги Норрис, матери Ашера. Она и ее муж радостно приветствовали бравого охотника.

Горячий и радостный прием встретил молодого Ашер в доме своих родителей.

Можно представить себе тоску и волнение их, когда они слышали звуки выстрелов и думали, что их единственное дитя находилось на борту погибающего судна. И вот сам Ашер, налицо, крепко обнимает их своими сильными руками и рассказывает все ужасы, которые пережил!..

Он находился в отсутствии несколько недель, — и когда оглянулся кругом, многое бросилось ему в глаза. Маленькие деревянные домики толпились кучкой, без всякой симметрии и порядка. Случись пожар — все они превратились бы в пепел.

Но часовые стояли бодро, пушка была заряжена. По виду, все говорило о том, что гарнизон форта, подкрепленный новым запасом провизии и амуниции, мог долгое время держать Понтиака в страхе.

Интересен сам по себе факт, что французские колонисты восточного берега оказали помощь в поддержку гарнизону. Это держалось в секрете, потому что Понтиак сумел бы строго наказать их, если бы узнал об этом. Незадолго до того времени, когда вождь индейцев сделал свой знаменитый визит майору Глэдуин, намереваясь убить и его, и весь гарнизон, несколько индейских воинов пришли к французскому кузнецу и требовали, чтобы он подпилили стволы их ружей.

Кузнец не знал, чем и объяснить такое странное требование, и послал сказать об этом в форт. Катерина, молодая девушка, из племени Ожибва, предупредила об опасности майора Глэдуин, и форт Детруа был спасен. Индейцам не удалось стереть его с лица земли.

Когда радостная суматоха поулеглась, и Ашер Норрис повидался со всеми своими знакомыми, он пошел бродить вдоль частокола, словно хотел убить время или хорошенько осмотреть все пустяшные перемены, которые бросились ему в глаза. В действительности у него была другая цель. Близ южной стороны крепости находился домик Гуго Линвуда, семья которого состояли из жены и дочери, Мэдж. Девушка была двумя годами моложе Ашера. Оба были так молоды, что никто не подозревал зародившегося в них нежного чувства. Да и сами молодые люди едва ли догадывались об этом. Ашер знал только, что у Мэдж были чудные глаза газели, свежие румяные щеки, гибкая, стройная фигура, прекрасные формы которой не скрывало простое, домашнее платье. Он любовался ее роскошными черными волосами, блестящими, белыми зубами, знал ее кроткий, веселый нрав и был уверен, что другой такой девушки не найдешь во всем свете. Ашер думал, что и в будущем, если бы ему понравилась какая–нибудь женщина, то непременно такая, которая обладала бы лицом, фигурой и характером Мэдж.

Что касается Мэдж, то она находила, что Ашер — самый красивый, храбрый и лучший юноша из всех, кого она знала в форте, в его окрестностях и колониях. Он призналась в этом себе, вся покраснев и блестя глазами.

Ашер Норрис с самым невинным видом подошел к домику Линвуда. Щеколда висела у двери. Ашер тихонько дернул тяжелую дверь. Она отворилась. Стоя на пороге, юноша ласково приветствовал супругов. Гуго обернулся при его входе. Он сидел на своем тяжелом стуле, покуривая трубку, и мрачно смотрел на ярко горевшие в камине дрова. Его жена была занята домашней работой.

Словно солнечный луч ворвался в простую комнату вслед за молодым атлетом. От всей его фигуры веяло силой и жизнерадостным весельем. Поздоровавшись с супругами, он сел и принялся рассказывать все, что испытал в прошедшую ночь. Они слушали с большим вниманием и интересом. Зная о прибытии шхуны, они не подозревали, что Ашер плавал на ней и вернулся домой цел и невредим. Болтая о том и о сем, молодой человек скоро заметил, что супруги чем–то огорчены, что у них есть какое–то горе.

Мэдж не являлась, и невольное уныние охватило Ашера. Конечно, не было ничего удивительного в том, что Мэдж не было дома. Она могла быть у соседей, так как была всеобщей любимицей. И в болезни, и в горе она спешила всем помочь, как милосердный ангел. Ашер кончил рассказ и, оглядевшись вокруг, вдруг спросил:

— А где же Мэдж?

Никто не ответил ему. Только мать покачала головою, с битым видом. Отец продолжал курить и смотреть на ярко горевшие уголья, словно его печаль нельзя было выразить словами.

Ашер повернулся на стуле, чувствуя, словно что–то застряло у него в горле, и с побелевшим, изменившимся лицом спросил хрипло:

— Она умерла?

— Нет, нет! — ответил отец. — Но каким дураком я был! А какую глупость сделала мать! О, как могли мы быть так слепы! Горе мне, горе!

Он опустил голову на грудь и застонал, словно сердце его было разбито.

— Но скажите же мне! Я хочу знать все, даже худшее! — нетерпеливо произнес юноша.

— Вы знаете Петра Мюр? Он живет по другую сторону реки, со старухой матерью. Они живут там с самого рождения Петра!

— Да, я знал Петра несколько лет тому назад!

— Вы знаете, что его больная мать очень любит нашу девочку?

— Ее все любят. Я иногда думал про себя, что Петр выказывает слишком уж большое расположение к Мэдж!

В другое время родители бы, конечно, обратили внимание на такое заявление, вызванное ревностью молодого человека, теперь же оно не произвело на них ни малейшего впечатления.

— Петр пришел к нам в отчаянии. Его мать была при смерти, и как милости, просила, чтобы Мэдж пришла повидать ее. Мэдж очень огорчилась, потому что горячо привязана к старухе. Она так просила нас, что мы позволили ей идти вместе с Петром!

— Когда это было?

— Две ночи тому назад.

— Где же она теперь?

— Один Бог знает!

 

Глава 9. ОНА ИСЧЕЗЛА

Ашер Норрис подавил, насколько мог, свою тревогу и нетерпение и принялся расспрашивать родителей Мэдж о всех подробностях ее отсутствия. Все, что они знали, поспешили рассказать ему.

Со времени сдачи форта Детруа французы и американские поселенцы находились в наилучших отношениях. Они посещали друг друга и устраивали свадьбы между собой. Мэдж Линвуд часто переезжала реку в маленькой лодке и целые дни и ночи проводила у своих друзей. Между ними она особенно любила миссис Мюр. Старая беспомощная женщина овдовела несколько лет тому назад. Ее сын, Петр, был значительно старше Ашера. Осада форта все это изменила.

Американцам было опасно появляться во французских колониях, так как индейцы могли накрыть их. Французы, конечно, меньше рисковали, посещая форт, но майор Глэдуин не особенно гостеприимно принимал их. Тяжелые уроки сделали его подозрительным. Один из немногих, кому он безусловно доверял, был Петр Мюр. Молодой человек часто помогал доставке провианта в гарнизон и однажды, в бурную ночь, переплыл реку, чтобы предупредить майора о намерении Понтиака сжечь обе шхуны, принадлежавшие гарнизону.

Замечательно, что Понтиак не меньше, если не более майора, доверят Мюру. Это доказывало несомненный ум и проницательность молодого француза. Таково было положение вещей, когда Петр Мюр переехал реку, беспрепятственно был пропущен в форт и направился к домику Гуго Линвуда. Он объяснил, что его мать при смерти, что ее последнее желание — почувствовать прикосновение нежной руки Мэдж к своему лбу и принять ее последний поцелуй. В просьбе француза отпустить Мэдж к матери звучало столько горя, что девушка была растрогана. Отец ее жалел больную старуху, но не забыл о том, что надо быть осторожным. Он попросил посетителя проводить Мэдж назад домой, тем более, что со времени осады она ни разу не переезжала реку. Девушку знал и сам Понтиак, и многие из его воинов. От индейцев можно было ожидать, что они нанесут удар отцу через дочь.

Петр Мюр чистосердечно ответил, что никогда не согласится подвергнуть Мэдж опасности, что Понтиак — его друг, или, вернее, считает его своим другом, и что никто не осмелится тронуть волос на голове у друга вождя Оттавов.

Смеркалось, когда Мэдж села в лодку Петра, которая стрелой полетела к восточному берегу. Мюр обещал, независимо от того, в каком положении находится его мать, вернуться с Мэдж следующей ночью, в тот же самый час, когда они вышли из форта. Хотя он был уверен, что и при дневном свете им не угрожает ни малейшая опасность, а все–таки дождался наступления темноты, в видах предосторожности.

Наступила и прошла вторая ночь, а о Мэдж и ее спутнике не было ни слуху, ни духу. С каждым часом тревога и печаль родителей Мэдж все возрастала, наконец, они пришли в полное отчаяние, когда к ним зашел Ашер Норрис и узнал от них всю правду.

Осталась надежда, что Мэдж благополучно добрался до домика Мюр и готова была в обратный путь, когда Петр нашел, что ехать опасно, и решил подождать удобного случая. Надеялись, что они явятся в эту ночь. Не будь этой надежды, отчаяние родителей Мэдж было бы безгранично.

Ашер не сказал им всего, что думал, боясь усилить их горе. Конечно, может быть, он ошибался. Но ужасные мысли терзали его.

Ашер думал про себя, что миссис Мюр была так же больна, как и прежде, что Петр был влюблен в Мэдж, а она ровно ничего не подозревала. Заметно было, что француз готов был съесть ее глазами.

Подметив расположение девушки к нему, Ашеру Норрис, француз решил похитить ее из дома, пользуясь благовидным предлогом. И вот он составил план, увел Мэдж из дома и задерживал ее у себя, под предлогом опасности возвратить ее обратно. Или же в прошлую ночь, согласно обещанию, оба отправились назад и попали в руки индейцев.

В последнем случае, дело осложнялось. Весьма вероятно, что Понтиак счел Петра шпионом англичан, схватил его и убил. Может быть, Петр был шпионом Понтиака и тайным врагом гарнизона (последнее предположение казалось Ашеру очень вероятным). Тогда вся эта проделка с Мэдж была заранее обдуманным планом, с целью поставить девушку в такое опасное положение, чтобы она вынуждена была умолять француза о спасении своей жизни и свободы. Каков бы ни был исход дела, Ашер не мог отделаться от мысли, что предательство и виновность Петра были неоспоримы.

Долгие часы соображал и обдумывал Ашер и не знал, на чем остановиться. Перед ним вставал серьезный вопрос: чем и как помочь девушке? И только один разумный план пришел ему в голову. Джо Спайн, охотник, говорил по–французски, как прирожденный француз. Он мог побывать во французской колонии и узнать правду. Конечно, это посещение было сопряжено с некоторым риском, потому, что его могли узнать и сказать Понтиаку.

— Я все думал, целое утро, — сказал Гуго Линвуд, когда Ашер сообщил ему свой план поручить дело Джо Спайну, — как бы мне помочь моей Мэдж. Мне надо скрепиться, сесть в лодку и перебраться через реку к дому Мюра!

— Это было бы хуже всего; вас все знают, как служащего в гарнизоне, и ваша жизнь будет в руках индейцев!

— Может быть, но это все равно!

Бессознательно отец Мэдж задел чувствительную струну в сердце Ашера. Несколько раз молодой человек задавал себе вопрос, возможно ли для него вступить в борьбу из–за той, которая стала еще дороже ему с тех пор, как он ее потерял.

— Джо хорошенько поразмыслит, когда я ему все расскажу! — произнес Ашер. — Знают об этом мои родители?

— Нет, я ровно ничего им не говорил!

— Хорошо. Раньше ночи Джо не двинется, и я полагаю, что ему понадобятся для этого верные люди.

Ашер понимал, что родители Мэдж нисколько не подозревают всей фальши Петра Мюр, и не решился пояснить им это. Зачем? Это прибавило бы им еще тревоги и горя.

Они успеют узнать всю правду, когда невозможно будет ее далее скрывать.

Когда Линвуд отправился исполнять свои служебные обязанности, Ашер пошел с ним. Жена Линвуда ушла навестить соседку.

По прибытии шхуны капитан Яков подал рапорт майору Глэдуйн обо всем случившемся. Порох и другие запасы были спрятаны не недосягаемом расстоянии от неприятельских выстрелов. Все обитатели форта искренне сожалели капитана Хорста и другого убитого и в то же время не могли не радоваться отбитой атаке индейцев. Едва успел Ашер переступить порог собственного дома, как узнал, что майор Глэдуин желает видеть его. Юноша не заставил повторять приказание начальника и поспешил к нему.

Майор выразил желание, чтобы Ашер рассказал ему свое пребывание на острове в прошедшую ночь.

— Спайн рассказал мне все, что узнал на западном берегу, и что вы наблюдали на восточном. Я вам буду очень обязан, если вы сами расскажете мне все!

Молодой человек рассказал все, что знал и видел. Майор внимательно слушал его.

— Итак, вы видели Понтиака и узнали его?

— Он призывал к оружию своих воинов!

— Вы предположили, что все индейцы, находившиеся по сю сторону реки, собрались около него?

— Я был уверен в этом, но ошибся. Ирокезы, которых мы высадили на берег, оказались первыми из всех осаждавших судно!

— Это надо было ожидать. Я надеюсь, что Спайн привезет мне ценные сведения!

— Разве он уехал из форта?

— Да, час тому назад.

— И долго пробудет в отсутствии?

— Трудно сказать. Может быть, несколько дней, а может быть, недель и более. Я дал ему очень важное поручение.

 

Глава 10. НА ВЫРУЧКУ

Со странным чувством выслушал Ашер Норрис известие о том, что Джо Спайн уехал из форта на некоторое время.

— Небу угодно, чтобы я сам сделал все это, — размышлял он. И несмотря на то, что впереди предстояло много труда, юноша испытывал необыкновенную бодрость и подъем духа, сознавая, что не может оставаться праздным, пока Мэдж в опасности.

— Я не буду спокоен ни днем, ни ночью, пока Мэдж не вернется сюда!

С волнением ждал он протеста со стороны своих родителей, но каково было его удивление и благодарность, когда оба, отец и мать, одобрили его намерение.

— Жаль, что Джо уехал из форта, — сказал отец. — Было бы ужасно оставить Мэдж в опасности и не постараться помочь ей. Иди, мой мой мальчик, иди, и да будет над тобой благословение Божие!

Ашер был уверен, что родители Мэдж также от души благословят его идти на поиски дочери, но разочаровался. Расхвалив его рыцарскую готовность вступиться за девушку, они оба продолжали утверждать, что он идет на верную опасность и не в силах будет помощь их дочери.

Все их убеждения не поколебали решимости молодого человека. Он решил только дождаться ночи, чтобы уйти из форта. Если бы и Петр Мюр вернулся домой с Мэдж. Никто лучше его не знал местности, где находился дом Мюра.

Линия французских поселений вытянулась вдоль восточного берега реки, на значительном расстоянии от форта. Мюр жил ближе к верхнему конусу поселка, позади лагеря Оттавов.

Вместо того, чтобы переправиться через реку прямо от форта, Норрис сел в свою маленькую лодку, которой он управлял с ловкостью настоящего индейца, и направился к западному берегу. Он держал прямо к кустарнику, нависшему над рекой, чтобы там выйти на берег, и в случае необходимости, спрятаться за кустами. На расстоянии 4 миль, близ восточного берега, лежит маленький островок. От него можно было добросить камень до жилища Петра Мюр. Ашер рассчитывал разыскать Мэдж в этом доме. Если же ее нет там, то соседи могли дать ему нужные сведения.

В короткое время Ашер добрался до островка и хотел повернуть свою лодку, чтобы войти в фарватер реки и грести к восточному берегу. Сидя неподвижно в лодке, он внимательно огляделся вокруг себя и прислушался. Непроницаемая темнота окружила его. Ночь была темная, душная и походила на предшествующую. Темные облака заволакивали небо. Только изредка сквозь них пробивались лунные лучи, давая трепетный, неверный свет.

Огоньки в домах французских колонистов мерцали, как звезды, среди непроницаемой тьмы. Частокол форта был закрыт густой растительностью. Всюду было мрачно и пустынно, как в могиле. Только часовые, наученные горьким опытом, бодрствовали в темноте.

Неприятельский разведчик не мог подкрасться к частоколу форта незамеченным. Различные звуки долетали по воде до Ашера. Слышался крик ночного ястреба, шорох птичьих крыльев так близко около лодки, что, казалось, Ашер мог задеть их веслом, лай лисицы и волка, голоса людей с другого берега, легкий рокот реки, журчанье ручья. Все эти «голоса ночи» нарушали окружающую тишину.

Молодой человек балансировал веслом, стараясь сохранить равновесие лодки, как вдруг, шагах в десяти от него, вода заколебалась, послышался всплеск, словно какой–то человек внезапно погрузился в воду и тихо поплыл по направлению к нему. Ашер моментально бросил весло в лодку и приготовил винтовку. Шум приближался к лодке. К счастью, в эту минуту луна выплыла из–за туч и осветила огромного медведя, плывшего по реке. Норрис убрал винтовку, взял весло и одним ловким взмахом был уже в нескольких шагах от медведя. И когда неуклюжий зверь очутился у самой лодки, готовый опрокинуть ее своей огромной лапой, Ашер поднял весло кверху и нанес ему страшный удар по голове. Медведь, казалось, удивился. Он засопел, повернулся в воде и вдруг направился обратно к берегу. Норрис слышал, как он карабкался на берег, отряхивал свою мохнатую шерсть и ломал кустарник. Ашер не хотел стрелять, боясь, что шум выстрела привлечет внимание индейцев, которые могут застать его врасплох. Тихо, осторожно плыл он по реке. Мерцающие огоньки в домиках, на другом берегу, служили ему путеводной точкой, но он не испытал бы затруднения без них, потому что слабый свет луны достаточно освещал ему давно знакомый путь. Приближаясь к берегу, он несколько умерил свою торопливость. Кто–нибудь из индейцев или сам Понтиак могли проходить по берегу. Повинуясь неодолимому предчувствию опасности, Ашер поплыл далее, намереваясь пристать к берегу на верхнем конусе поселка. Чуткое ухо его ловило всякий малейший звук и шум на воде. Молодому человеку казалось, что он слышит шум весла по воде. Действительно, от ближайшего берега отделилась лодка и направилась к западному берегу. Она приближалась к нему. Шум весел показывал, что в лодке сидело несколько людей. Сверкнула огненная точка, и Норрис ощутил запах табака. Двое из сидевших в лодке курили, видимо, далекие от страха и опасения. Эти люди могли быть канадцами или индейцами. Самое безопасное было считать их врагами. Тихо взмахнув веслом, Норрис, с проворством ласточки, скользнул в тень извилистого берега. Скрывшись из виду, он отлично различил большую лодку и четверых людей, из которых трое работали гребками, по обычаю индейцев. Остальные двое курили, но темнота мешала ему разглядеть, были ли они краснокожие, или белые люди.

Тонкий слух пришел на помощь юноше. Один из людей говорил, другой отвечал. Гортанные звуки говора изобличали в них чистокровных индейцев. Не было ничего удивительного в том, что вблизи берега все они ничего не боялись. Но едва показался западный берег, трубки индейцев погасли, весла не делали ни малейшего шума, ни один звук не вырвался из суровых уст. Куда они ехали и с каким поручением, Ашер не знал и не старался узнать. С него было довольно знать, что он счастливо отделался. Прислушиваясь, и вглядываясь в темноту, он повернул свою лодку, вытащил ее на берег и, осторожно ступая, прикрепил ее, чтобы не снесло течением. Потом он направился к поселку и через несколько минут стоял у дома Петра Мюр.

 

Глава 11. ДРУГ ИЛИ ВРАГ?

Все домики поселка были обращены фасадом к реке. Была тут и кузница, и лавка, маленькая католическая капелла и другие строения, рассеянные по всем направлениям. Большая часть домов была окружена заботливо обработанными клочками земли. Несколько лодок находилось у берега, свидетельствуя о привычке обитателей к реке. Большинство обитателей были путешественники, охотники, которые уезжали из дома на целые недели и месяцы. Французские колонисты вели первобытный образ жизни, по примеру первых пионеров. Одевались они в кожи и меха, хотя некоторые употребляли льняные и шерстяные ткани. В некоторых домах были даже прялки. Не мало было рогатого скота, кур и других домашних животных. Как и в прежнее время, когда промасленная бумага заменяла стекла в окнах, в французском поселке не было и теперь намека на стекло. Только огонь, горевший в очаге даже в теплую погоду, освещал внутренность жилища. Благодаря душной погоде, почти все двери домов были раскрыты, так что свет был виден с реки и озарял извилистую тропинку, которая вела к фасаду домов. По этой тропинке шел теперь Норрис. В такой поздний час даже собаки, которых тут было очень много, не обращали на него внимания. Одет он был, как канадец, вел себя спокойно, и в темноте собаки, вероятно, приняли его за своего. Ашер подвигался вперед, не торопясь, словно прогуливался, но был настороже и ничего не упускал из виду. Еще несколько шагов, и он стоял напротив дома Мюра.

Остановившись, Ашер издал невольное восклицание.

В доме было темно, как в могиле. Молодой человек старался уловить шум голосов изнутри, но звук доносился слабо и перерывами, словно там говорили вполголоса.

Пока Ашер стоял, пораженный этой неожиданностью, позади его послышались шаги.

Луна появилась на небе, и при свете ее Ашер повернул голову и увидал около себя канадца.

— Боже мой! Вы ли это, Норрис? — спросил тот вполголоса.

Ашер узнал Жана Шотен, который несколько раз был в форте и находился под подозрением у майора Глэдуин.

— Да, Жан, это я. Надеюсь, вы здоровы? — ответил Норрис, бессознательно понижая голос.

— Зачем вы пришли сюда? Разве вы не знаете, как велика опасностью?

— Я знаю здесь безопасные места!

— Вам грозит страшная опасность. Третьего дня назад Понтиак отдал приказание стрелять в каждого англичанина, который появится здесь даже, если он придет к нам в гости. И если, хотя один из нас увидит белого человека из форта и не убьет его или не возьмет в плен, то вождь рассчитается со всеми, кто не послушается его приказания!

— Отлично, Жан, я здесь. Исполняйте вашу обязанность!

— Если вы думаете, что я выдам вас, то ошибаетесь. Пойдемте немедленно прочь отсюда!

— Я не буду стоять долее, чем мне нужно. Скажите мне, Жан, почему в доме Мюра темно и все заперто?

— Разве вы ничего не слышали? Его мать умерла!

— Умерла! Когда? — удивился Ашер.

— Сегодня утром, на рассвете?

— Где же теперь Петр?

— Никто не знает!

Канадец пожал плечами, по привычке французов.

— Что вы думаете об этом?

— Петр сильно любил свою мать, как редкий сын. Он был так убит горем, что скрылся неизвестно куда. Может быть, он бросился в реку или застрелился; кто знает? Я уверен, что мы никогда больше не увидим его!

Когда он ушел?

— Прошлой ночью. С ним была дочь Гуго Линвуд, хорошенькая, очаровательная Мэдж. Он привез Мэдж к матери, чтобы побыть с ней последние минуты ее жизни, и обещал доставить ее домой. Оба они вышли из дому, когда смеркалось, и с тех пор мы не видали его более.

— Значит, он не был с матерью, когда она умерла?

— Как же это могло быть, если она мучилась до сегодняшнего утра? Впрочем, доброй женщине не нужно было присутствие сына.

— Почему?

— Ее чувства были парализованы. Она никого не узнавала, даже духовника, когда он пришел к ней! — Француз набожно перекрестился.

— В доме, вероятно, остались соседи у тела усопшей?

— Вы правы. Ее будут хоронить завтра!

— Вернется ли ее сын сюда?

— Я же сказал вам, что он никогда не вернется. Он, наверное, умер.

— Вы не можете утверждать это, потому что это ваша догадка!

Жан хотел что–то сказать, но сдержался и только пожал плечами.

— Если Петр Мюр умер, что же сталось с Мэдж Линвуд, которая отправилась с ним в лодке? — спросил Ашер.

Француз опять пожал плечами. Если он и знал что–нибудь о девушке, Ашер был уверен в том, что он знал, то, конечно, не сказал бы ни слова. Молодого человека мучило нетерпение. Он готов был схватить за горло француза и вырвать у него тайну, но осторожность помогала ему сдержаться. При слабом свете луны Ашер заметил что–то странное в поступках и манере француза. Оба они стояли лицом к лицу, но француз часто взглядывал по направлению к опушке леса и кустарника, как будто что–то заинтересовало его там. Ашер также повернул голову и заметил там очертание человеческой фигуры, которая стояла неподвижно, как статуя, внимательно следя за американцем и канадцем.

— Кто это? — спросил Норрис вполголоса.

Жан Шотэн ответил небрежно:

— Это Жак Файр, сосед!

Ашер не мог ясно разглядеть стоявшего человека и проверить слова француза, но сильно подозревал, что там находился индеец, который следил за ним, а может быть и узнал его.

— Вы в большей опасности, чем думаете, друг Ашер! — заговорил вдруг оживленно француз. — Вам не уйти теперь отсюда!

— Желал бы я знать, кто мне помешает! — спросил юноша, вспыхнув и еле сдерживаясь.

— Оттавы знают, что вы здесь. Если вы попытаетесь уйти, они возьмут вас в плен.

— Но я еще не пленник!

Ашер сделал движение, но Жан схватил его за руку.

— Пойдемте со мной, не медлите! Не оглядывайтесь, спешите, или вы пропали!

Молодой человек не успел опомниться, как уже шел за своим проводником, который нервно сжимал ему руку. Они прошли мимо дома Мюра и пошли по боковой тропинке, заменявшей улицу, оставив за собой три других дома. Проводник Ашера вдруг круто повернул налево, взошел на низкое деревянное крыльцо, отворил дверь и толкнул в нее Ашера. Дверь захлопнулась за ними. Комната, в которую они вошли, походила на комнаты, обычные в домах канадцев. Она помещалась в нижнем этаже дома и была жилой комнатой. Меблировка состояла из стола, деревянных стульев. По стене висели картины. Много было домашней утвари. В очаге горел огонь. Когда дверь захлопнулась за вошедшими, в комнате стало душно и жарко. Ашер увидел в ней жену Жана Шотэна, простую, грубую женщину, средних лет. Она была занята какой–то домашней работой. При входе их, она повернулась к ним навстречу. Муж что–то сказал ей по–французски.

Ашер плохо владел французским языком и не мог уловить смысла слов. Слова мужа, казалось, вполне удовлетворили женщину. Она кивнула головой, повернулась к стулу, осторожно села на него и сложила руки на платье, как образец кроткой и послушной жены.

Жан Шотэн не оставался праздным. Он торопливо запер дверь засовом, потом, когда этого ему показалось мало, взял тяжелый деревянный обрубок и припер им дверь, которую надо было пробивать теперь «тараном», чтобы войти.

Едва он успел сделать это, как кто–то несколько раз сильно стукнул в дверь. Голоса не было слышно. По лицу канадца, освещенному пламенем очага, видно было, что он сильно испугался и на минуту растерялся.

Он кинул беглый взгляд вокруг, словно ища выхода из затруднительного положения.

Ашер Норрис крепко сжал свою винтовку и, указывая на то место, где над очагом висело оружие Жана, вместе с парой дорогих оленьих рогов, сказал:

— Берите ваше ружье, Жан, и будем стрелять в них!

— Нет, нет! — отвечал взволнованный хозяин. — Из нас двоих я должен умереть. Бегите скорее!

Он указал молодому человеку отлогую лестницу, которая вела в верхний этаж. Ашер, ошеломленный неожиданным оборотом дела, не колебался и бросился по лестнице в темную комнату верхнего этажа. В следующий момент он сообразил, что сделал глупость и сам попался в западню. Если бы он оставался внизу он мог бы стрелять и, выбрав удобную минуту, улизнуть, теперь все погибло.

Основательное знакомство с постройкой канадцев подсказало ему, что здесь, вверху, были две комнаты, служившие, вероятно, спальней. Обе они освещались двумя маленькими окошками, которые были так узки, что туловище человека не могло пролезть в них. Ашера страшно интересовало то, что происходило внизу. Он остановился и прислушался. Сильный стук в дверь возобновился.

Теперь он не прекращался, и тот, кто стоял за дверью, вероятно, потерял всякое терпение. Чей–то грубый голос просил отворить. Жан Шотэн отворил дверь. Посетитель вошел в комнату. Как только он заговорил, по одному звуку голоса Ашер Норрис узнал индейца из племени Оттавов.

 

Глава 12. НАЗАД, НАЗАД!

Появление индейца объяснило Ашеру многое. Француз сказал неправду. Не было сомнения, что пока они оба стояли и разговаривали у дома Мюра, то привлекли на себя внимание индейца, бродившего по поселку. Острое зрение и чутье помогли ему узнать Ашера.

Эти мысли беспокоили Ашера, пока он стоял на верху лестницы, и прислушивался. Его мучило еще одно подозрение: не играл ли комедию француз с самого начала?

Он был искренен сначала, когда уговаривал Ашера бежать, но с той минуты, когда оба они оказались под наблюдением индейца, все говорило за то, что француз обманывал Ашера. Кругом стояла мертвая тишина. Молодой человек продолжал прислушиваться. Очевидно, женщина не принимала участия в разговоре, но индеец и канадец тихо говорили между собой.

Вдруг разговор затих. Как ни прислушивался Ашер, ничего не было слышно. Что там случилось? Побуждаемый страхом, юноша встал на колени и наклонил голову, желая увидеть, что делалось в комнате. К его удивлению, ни Шотэна, ни индейца не было там. Женщина одна–одинехонька сидела на стуле, со сложенными руками; казалось, она не двинулась с места с той минуты, как села.

Несмотря на внимание, с которым Ашер прислушивался к происходившему внизу, мужчины ушли, открыли дверь и снова заперли ее за собой, незаметно для него. Это было просто невероятно.

— Они пошли за помощью. Через несколько минут они вернутся, и я буду пойман, как крыса в ловушке! — думал молодой человек.

Он поставил ногу на ступень лестницы и спустился вниз так же быстро и тихо, как взобрался сюда несколько минут тому назад. С минуту женщина смотрела на него, когда он появился в комнате, и вдруг вскочила со стула и, сжав руки, вскричала:

— Назад, назад! Вы должны остаться здесь, пока они вернутся!

Она говорила по–английски хуже, чем ее муж, но все–таки слова ее были понятны и обнаруживали страх. Молодой человек немедленно принял решение.

— Я сейчас уйду из этого дома! — сказал он, помедлив минуту.

— Вы не должны уходить! Не должны! Они сейчас вернутся. Если они не найдут вас здесь, они убьют Жана и меня!

Она встала у двери и загородила ему дорогу. Глаза Ашера вспыхнули. Подняв винтовку, он сказал тихим, но решительным голосом:

— Уйди прочь, или я ударю тебя!

Перепуганная его взглядом и видом поднятой винтовки, она подняла руки, словно хотела отразить опасность, потом вернулась к стулу и упала на него в таком изнеможении, что стул затрещал. Она сделала все, что могла, чтобы остановить пленника, и теперь бозмолвно и неподвижно смотрела на него.

Нельзя было терять ни секунды. Ашер отбросил от двери деревянный обрубок, вытащил засов, выскочил за дверь и захлопнул ее за собой.

Он страшно боялся, что женщина начнет кричать и заставит вернуться своего мужа и индейца. Но перепуганная женщина даже не подумала об этом. Юноша постоял еще минуту, прислушиваясь и оглядываясь. Вправо он видел отблеск огня, горевшего в очагах домов и видневшегося сквозь открытые двери. Час был поздний, кругом было тихо. Ашер сполз вниз, стараясь быть незамеченным, и быстро пробежал расстояние, отделявшее его от опушки леса. Он затаил дыхание, пока не добрался до кустов и не укрылся в тени. Там он встал на колени, прислушался и ждал. Он успел убежать как раз во время, потому что едва спрятался в тень, как знакомое гортанное восклицание послышалось невдалеке. В ту же минуту он заметил четырех человек, между которыми, при свете луны, узнал Жана Шотэна. Остальные были вооруженные индейцы. Все было ясно теперь Норрису. Видя, что его накрыли, канадец объяснил индейцам, что привел к себе американца для того, чтобы удобнее захватить его (Ашер вполне верил этому), помочь вместе с индейцем отправился за помощью. Все четверо остановились у двери и через минуту были впущены. Ашер понимал всю опасность своего положения и шел вдоль берега, в тени кустов.

Он оставил лодку недалеко, и хорошо знакомый с местностью, скоро добрался туда. Но там его ожидал сюрприз: лодка исчезла.

При других обстоятельствах он подумал бы, что сам ошибся местом, но теперь, он знал, что его лодку взяли.

— Кто–то взял мою лодку, в таком случае я возьму его лодку! — философски заключил юноша, не теряя времени на оплакиванье пропавшей лодки. Он продолжал пробираться по берегу реки, зная, что вблизи найдет много лодок. Счастье благоприятствовало ему. Не прошел он и пятидесяти шагов, как его рука нащупала край лодки, которая лежала на тропинке, касаясь другим краем воды. Заботливо приподняв ее с земли, Ашер протянул ее несколько шагов и потом столкнул в реку так ловко и бесшумно, что только легкая рябь прошла по воде.

— Лодка не тяжелее, моей, очень приятно. Теперь она моя! — Несмотря на темноту, он различил подальше другую лодку, свою собственную, в которой вечером перебрался через реку и к которой привык, как к собственной винтовке. Ашер помнил, что надо быть осторожным. Кто бы не перетащил лодку, он мог вернуться сюда! Юноша уселся в лодку, направил ее вперед и скоро очутился в ста ярдах далее по течению реки, у берега. Рассчитывая, что враги не догадаются, где он находится, он остановил лодку, схватившись за нависшую над рекой ветку дерева. Небо очистилось от облаков. Месяц ярко светил, отражаясь на зеркальной поверхности воды.

— Зачем мне уезжать с этого берега?

Этот вопрос Ашер предложил себе. Он отправился искать Мэдж Линвуд и ровно ничего не узнал о ней. Она могла быть на восточном берегу или даже во французском поселке. Вернувшись в форт, Ашер мог сказать только, что Петр Мюр взялся доставить Мэдж домой 24 часа тому назад, и с тех пор никто и ничего не знал о них. Странствующий рыцарь должен был сознаться, что он ровно ничего не сделал для раскрытия тайны. Уверенный в том, что Шотэн мог сказать ему более, чем сказал, Норрис досадовал, что не мог воспользоваться его сведениями. Ему неудобно было встречаться с канадцем, который пытался отдать его в руки индейцев. Кроме злобы, которую он чувствовал к этому человеку, он не мог верить ни одному его слову.

Ашер много раз задавал себе вопрос: есть ли в поселке человек, который знал бы все и сказал бы ему? Норрис знал всех колонистов и мог назвать таких, которые были достойны доверия. Но как он мог теперь переговорить с ними?

— Ах, если бы дядя Джо был здесь! — подумал молодой человек. — Его нет, и когда приедет, — неизвестно. А участь бедной Мэдж будет решена в это время!

Сидя в лодке и держась за кусты, Ашер пытливо смотрел на берег, и вдруг убедился, что он не один. Кто–то подвигался вдоль берега у самой воды.

— Это один из Оттавов, — решил Ашер, но ошибся.

 

Глава 13. КАТЕРИНА

Река, казалось, спала. Кругом было тихо. Лодка Ашера неподвижно стояла в тени развесистых кустарников. Молодой человек сидел в лодке и прислушивался к движениям индейца. Каким образом этот преследователь мог узнать о его присутствии? Если существует шестое чувство у индейца, то оно, наверное, играло тут немалую роль.

Ашер удивлялся и выжидал.

Индеец прошил мимо. Он шел спокойно, нисколько не заботясь об осторожности.

Ашер слышал, как он пробирался через кусты, слышал шорох обутых в мокасины ног по мягкой земле, шелест кустарника. Незнакомец подошел близко к поселку. Прошло несколько минут.

— Он будет тут топтаться, пока это ему не надоест! — подумал Ашер, и не поверил своим глазам. Незнакомец вдруг остановился на минуту, словно заметив, что прошел далее, чем следовало, снова вернулся на прежний путь. Как он мог узнать это в темноте? От дяди юноша много раз слышал о необыкновенной чуткости индейцев, но никогда не видел ничего подобного и не верил до настоящей минуты.

Шаг за шагом, вернулся незнакомец назад и снова остановился.

— Чудеса, верно, не перевелись еще на свете, — подумал Ашер с глубоким чувством удивления и страха. Постояв несколько секунд, незнакомец направился прямо к лодке.

Положение Ашера было критическое.

Остаться на месте? — Но индеец мог стрелять в него или бросить свой томагавк.

Ашер готов был уцепиться за ветку и броситься в тихую реку, как вдруг услышал фразу: — Тут ли мой белый брат?

Если бы бесплотный дух заговорил с Ашером, он не был бы так поражен, как теперь.

Это был не белый человек, не индейский воин, но Катерина, индианка из племени Ожибва, которая предупредила майора Глэдуин о намерении Понтиака перебить весь гарнизон. Она следила за Ашером, и нашла его, выказав удивительное чутье и искусство.

Юноша притянул лодку к берегу около девушки, которая, казалось, ожидала этого. Было так темно, что они не видели друг друга и заговорили так тихо, что если бы около них находился сам Понтиак, то и он не услыхал бы ничего.

— Я очень рад видеть вас, Катерина! Как вы узнали, что я здесь?

Она говорила по–английски так хорошо, словно родилась англичанкой.

— Я видела, как мой брат вышел из дома Жана Шотэна!

— А видели, как я шел туда?

— Да. Вы шли с ним, потом он и Серый Волк ушли за другими воинами, чтобы убить моего брата. Но мой брат убежал, и если бы промедлил немного, было бы поздно!

— Вы правы, Катерина, я видел четырех людей, вернувшихся в дом, и знал, что они хотят получить мой скальп. Это вы перетащили мою лодку с того места, где я ее оставил?

— Нет, Катерина ничего об этом не знает. Она следила за вами. Ей надо что–то сказать вам; сердце моего брата жаждет узнать это! — Ашер не стал расспрашивать девушку о том, как она открыла его присутствие в лодке. Последние слова ее наполнили его сердце надеждой и страхом.

— Можете вы мне что–нибудь сказать о Мэдж Линвуд?

— Да, мне есть что сказать вам. Я видела, как она шла в дом больной женщины. Петр Мюр привел ее туда. Этого было не нужно!

— Если бы я находился тогда в форте, этого не случилось бы!

— Брат мой не понимает, что думает Катерина?

— Вы думаете, что Мэдж попала в большую опасность, когда пришла в дом Мюра. И это правда, потому что ее нет дома до сих пор.

— Это не то. Я думаю, что Петр Мюр любит белую девушку. Он хочет сделать ее своей женой!

Эти слова, словно острие ножа, пронизали Ашера Норрис. Его подозрение теперь подтверждалось словами разумной индианки. Петр любит Мэдж и под предлогом, что умирающая мать хочет ее видеть, привел ее к себе.

— Но Петр прошлой ночью решил доставить ее домой, как обещал!

— И не вернулся?

— Нет, может быть сегодня вечером…

— Он не вернулся и никогда не вернется. Но не один Петр любит красивую девушку.

Ашер покраснел, в темноте, думая, что индианка намекает на него.

— Понтиак, великий вождь Оттавов, любит белую девушку, а ее сердце отдано моему брату!

— Господи! Возможно ли это? Я никогда не думал этого!

— Понтиак любит бледнолицую девушку!

— Вздор! У него есть жена, какое отношение он может иметь к Мэдж Линвуд?

Катерина молчала, словно не зная, что ответить на вопрос. Ашеру казалось это просто невероятным. На Мэдж, скромную в своей девичьей прелести, устремлены отовсюду жадные глаза. Он сам, Петр Мюр, француз–канадец и даже Понтиак, вождь Оттавов, люди разных национальностей

— все заявляли притязания на нее.

— Петр Мюр прошлой ночью взялся доставить Мэдж домой. Видели вы, как они отправились?

— Катерина стояла на берегу. Белая девушка сидела в передней части лодки, а Петр начал грести. Они поехали по реке и мало помалу скрылись в темноте ночи. Катерина больше не видала их. Петр не вернулся, и бледнолицей девушки нет дома!

— Как вы это узнали, Катерина?

— Мой брат сказал это Жану Шотэну.

— А, вы подслушивали нас? Вы — удивительная девушка, Катерина. Можете вы мне сказать, где находится теперь Мэдж?

— Великий дух знает это. Катерина думает, что белая девушка — у Понтиака.

— А где Петр Мюр?

— Умер!

— Я не понимаю, как это может быть. Понтиак считал Петра своим другом!

— Когда Понтиак узнал, что Мюр любит бледнолицую девушку, он стал его врагом!

— Но прошлой ночью Понтиак со своими воинами находился в 9 или 10 милях отсюда. Я знаю это, потому, что был сам на шхуне, которую атаковали индейцы, и видел Понтиака своими собственными глазами.

— С тех пор Понтиак мог очутиться за много миль. Его воины могли доставить ему девушку.

— Может быть, — возразил Ашер. — Катерина, вы можете узнать, где находится Мэдж? Если вы сделаете это, вы очень порадуете сердце вашего брата!

— Катерина попытается!

Ашер хотел повторить свою просьбу, когда вдруг понял, что девушка ушла от него. Он услыхал легкий шорох. Индианка ушла молча, так же неслышно, как явилась.

Ей было нечего больше сказать Ашеру; Ашер узнал от нее, что в прошедший вечер Петр Мюр и Мэдж сели в лодку и направились в форт. Мать Мюра была при смерти и, несмотря на это, он оставил ее, чтобы возвратить девушку родителям, как обещал. Петр Мюр не забыл своего обещания, и поведение его было честно и безукоризненно. Являлся вопрос: что сталось с ними обоими, когда они ехали по реке в непроницаемой темноте ночи?

Ашер плыл вниз по течению, изредка пользуясь веслом, не забывая прислушиваться и вглядываться в темноту. Небо было ясно. Луна ярко светила. Он мог видеть далеко на гладкой, спокойной поверхности реки. Вскоре Норрис заметил невдалеке очертания лодки. Лодка плыла быстро, быстрее, чем он сам, хотя сидевший в ней человек не думал грести. Посредине течение было сильнее, чем у берега.

Словно тень, скользила лодка по воде. Побуждаемый любопытством, Ашер поближе подъехал к берегу, чтобы в случае опасности можно было укрыться в тени кустов или выскочить на землю.

В лодке находился один человек. Он сидел близ кормы, опустив голову и свесив руки. Насколько юноша мог рассмотреть, он, казалось, крепко спал. Привыкший к различным уловкам американских индейцев, Ашер двинулся вперед с крайней осторожностью. Что–то знакомое в облике человека, сидевшего в лодке, заставило его схватиться за весло и забыть об опасности. Подъехав ближе, Ашер невольно вскрикнул. Узнав незнакомца, он схватился за край его лодки и тихо назвал его по имени. Ни ответа, ни малейшего движения.

Петр Мюр, сидевший в лодке, с опущенной головой и бессильно свесившимися руками, был мертв.

 

Глава 14. СТРАШНАЯ НАХОДКА

Это была ужасная находка. Хотя Ашер Норрис достаточно свыкся со сценами жестокости и насилия, но ничто не производило на него такого подавляющего впечатления, как это безжизненное тело Петра Мюра в лодке, скользившей по реке. Первой мыслью молодого человека была — она, Мэдж, также ехавшая в этой лодке… Он нагнулся над лодкой и принялся шарить внутри. Слава Богу! Там было пусто. Ничего, кроме трупа несчастного Петра Мюра. Ашер прикоснулся к его лицу — оно было холодно. Бедняга был убит несколько часов тому назад. Весло выпало из его руки и уплыло. Его ноги были вытянуты. Все положение тела было так естественно, что остывший труп можно было легко принять за крепко спавшего человека.

При свете луны Ашер разглядел, что пуля попала в грудь, мгновенно причинив смерть.

Несчастный! Давно ли он был воплощением физической силы и мужества, а теперь соединился со своей матерью, а может быть, и раньше ее ушел в таинственное царство мертвых!

Сердце Ашера сильно забилось, когда он подумал о своей несправедливости к умершему.

Покойный мог любить Мэдж, и кто бы мог порицать его за это! Но он не забыл своего обещания доставить ее домой. Успел ли он объясниться ей в любви, или нет, он все–таки намеревался охранять девушку от опасности. Во время переправы через реку, его положили на месте.

— Он убит индейцем, в угоду Понтиаку, — думал Ашер; — они убили Петра и увезли Мэдж! — и ненависть к Оттавам еще сильнее разгоралась в его сердце.

Великодушное рыцарское чувство заставило юношу отдать умершему последний долг, хотя это было сопряжено с большим риском.

Отрезав ремни от своего платья, Ашер крепко привязал лодку Петра к своей собственной и начал тихо грести по направлению к тому месту, откуда он недавно бежал, полный ужаса. Была полночь. С математической точностью наметив точку остановки, Ашер скоро стоял уже на берегу. Затем он вытащил лодку Петра на берег близь его дома.

— Кто–нибудь найдет его завтра здесь и похоронит вместе с матерью! — решил Ашер. — Жаль, что Понтиака со всеми его воинами нельзя похоронить вместе с Петром!

Исполнив свой долг, Ашер снова сел в свою лодку с тяжелым чувством на сердце. Он ничего не знал о том, которая была для него дороже всего мира.

Но каких сведений он еще добивался?

Катерина уверяла, что Мэдж Линвуд находилась в индейской деревне, пленницей Понтиака. Инцидент с Петром Мюр подтверждал эту уверенность. Вероятно, француз был убит воинами вождя, который знал о его любви к девушке!

Лодка могла находиться близь берега, когда раздался роковой выстрел. Может быть, это был случайный выстрел в темноту! Таким образом, причина замедления была известна.

Если Мэдж действительно находилась в деревне Оттавов, найти ее было очень трудно.

У Понтиака было слишком много воинов, по обеим сторонам реки, и майор Глэдуин не имел ни силы, ни власти над ним! Несколько раз англичане обменивались пленниками с Понтиаком. Но если последний составил план, чтобы овладеть Мэдж Линвуд, майор Глэдуин не мог захватить такого числа индейцев, чтобы обменять на нее.

Какая же оставалась надежда спасти Мэдж?

Юноша, бодрый и полный сил, не упал духом и не пришел в отчаяние. Он надеялся, что Мэдж была смела и не труслива, следовательно, могла сама помочь себе. Она хорошо знала индейцев, у которых была пленницей, и могла воспользоваться этим в свою пользу. Затем, Катерина, индианка из племени Ожибва, вмешалась в дело.

Хитрая и умная, она сумела пронюхать тайный план Понтиака, замышлявшего убить гарнизон, и сделал это так ловко, что сам Понтиак не имел на нее ни малейшего подозрения. Если бы он узнал правду, то раздробил бы ей голову своим томагавком.

Это несколько упрощало Ашеру решение трудной задачи, хотя он не мог согласиться играть в ней роль простого зрителя. Искушение побродить вблизи лагеря Оттавов, с надеждой что–нибудь узнать о Мэдж, а, может быть, и переговорить с ней, было слишком сильно и заманчиво. Чем все это окончится, даже он, со своей сообразительностью, не мог себе представить! Пока эти мысли роились в его голове, он принял твердое решение вернуться в форт, с полученными вестями. Возможно, что, узнав эти новости, обитатели форта не откажутся помочь ему.

Лодка Ашера быстро понеслась к западному берегу по ярко освещенной поверхности реки.

Он не боялся преследования, хотя индейцы и шныряли всюду, около форта. Было позже полуночи, когда он остановил лодку у берега и вышел из нее. Без всякой тревоги, спокойно добрался Ашер до ворот, и, назвав себя, был впущен часовыми. Он вошел в свой дом. Двери не были заперты, хотя родители спали. Ашер добрался до своей комнаты. Дождавшись солнечного восхода, юноша снова спустился вниз. Мать его удивилась и обрадовалась. Отец уходил и вернулся, когда Ашер сидел за утренним завтраком. Молодой человек рассказал родителям всю историю и узнал в свою очередь, что о Мэдж нет ни слуху, ни духу. Впрочем, ночью могли придти еще известия. Прежде всего Ашер решил навестить огорченных родителей Мэдж. Они с живейшим интересом выслушали его сообщения.

— Бедный Петр! — сказал отец. — Он был убит, когда исполнял свой долг. Многие из наших попали в руки краснокожих и еще могут попасть, если проникнут в леса, где кишат индейцы!

— Понтиак, наверное, пощадит и пожалеет молодую и невинную девушку! — сказала мать, подобно мужу, не подозревавшая настоящей причины захвата Мэдж индейцами. Ашер не хотел увеличивать ее горя и сказать ей правду.

— Понтиак никогда не пользовался славой мягкого и добросердечного человека, — ответил юноша, — но я надеюсь, что он не сделает ей зла, иначе он не увел бы ее в плен!

— Может быть, индианка найдет возможность освободить ее, потому что обе они любят друг друга. Ашер, теперь ясно, что вам больше нечего тут делать!

— Я уверен, что вы с удовольствием останетесь дома, — прибавил отец Мэдж, — не можете же вы дожидаться, чтобы Понтиак захватил вас в плен!

— Ведь, до сих пор я еще не попал ему в руки! — возразил юноша.

— С чем вас надо поздравить; я уверен, что вы сами благодарны Богу за это. Но если вы не можете помочь Мэдж, то должны поберечь ваших родителей и друзей и не причинять им страшного горя своей смертью!

Ашеру было досадно слушать все увещания добрых людей. Если его собственные родители поощряли его на всякий риск ради спасения девушки, то ее родители, тем более, должны бы одобрить его! Он скоро простился с ними и ушел.

Раньше наступления вечера он ушел из форта и вернулся к тому месту, где оставил свою лодку. Лодка стояла спокойно, и когда он сел в нее, она легко понеслась по реке. После полудня небо покрылось тучами. Туман покрывал лес и реку. Собирался идти дождь. Все это только увеличивало неудобство положения Норриса, потому что трудно было найти убежище от дождя и сырости. Между тем Ашер должен был соблюдать крайнюю осторожность в виду наступающей ночи.

Он мог неожиданно встретиться с врагами на воде. Ашер опустил весло и прислушался. Индейцы умели так же бесшумно, как и он, плыть по реке. В продолжение целого дня он составил себе план действий и теперь решил выполнить его и довести до конца.

 

Глава 15. ПОПАЛСЯ

Это был безумно отважный план. Молодой человек намерен был отправиться в непосредственное соседство с деревней Оттавов и узнать, была ли там Мэдж Линвуд, и не может ли он помочь ей освободиться от индейцев и вернуться домой! Если бы кто–нибудь спросил его, каким образом он все это сделает, Ашер не знал бы что и ответить. Но молодость, любовь к исчезнувшей девушке и жажда деятельности давали ему уверенность, что задача его будет выполнена, что он сумеет освободить дорогую его сердцу Мэдж Линвуд.

Сырая, туманная ночь казалась ему благоприятным предзнаменованием. Люди его темперамента, обыкновенно, склонны видеть счастливые предзнаменования там, где их нет, и истолковывать их в свою пользу. Слишком поздно они убеждаются в своем заблуждении. С тех пор, как ночью в поселке его приняли по виду за канадца, а канадцы были друзьями индейцев, он надеялся обмануть их. Затруднение состояло в том, что он не владел наречием канадцев. Так как ему предстояло сделать длинный окольный путь вокруг поселения, он хотел направиться прямо туда. Юноша проехал уже половину расстояния, как тонкий слух подсказал ему, что приближается другая лодка.

Он перестал грести и прислушался. Почти неуловимый всплеск воды и скрип весел указывали, что другая лодка находилась между ним и восточным берегом и заграждала ему путь.

— Это или Оттавы, или канадцы, — решил Ашер, пустив лодку дальше по реке, — но кто бы там ни был, самое лучшее для нас — не встречаться!

Но прежде чем он сделал движение, большая лодка, в которой сидело 8 или 9 человек, вынырнула из тумана и темноты, очень близко, и — прямо на него. Он невольно отшатнулся назад и направил лодку влево.

Один из сидевших в лодке людей сказал по–английски:

— Теперь не время кататься! Вы — в опасности!

— Откуда? — спросил Ашер, недоверчиво смотря на канадцев, потому что подозревал, что между ними было много индейцев.

— Эта опасность от Понтиака и его воинов. Их много сегодня ночью на реке!

— Почему именно сегодня ночью, а не в другое время?

— Спросите его сами! — ответил канадец с усмешкой, словно вопрос забавлял его.

— Ни майор Глэдуин и никто из наших не боится Понтиака и всех его чертей!

— Не хвастайтесь, Ашер, — добавил другой человек из лодки, узнав его голос, — через несколько дней вы будете захвачены! Примите дружеский совет, поезжайте обратно в форт, пока есть время!

— Благодарю вас за совет, я сам сумею поберечь себя!

Пока происходил этот короткий разговор, Ашер продолжал подвигаться дальше от большой лодки. Это были последние слова, которыми они обменялись. Затем обе лодки потеряли друг друга из вида. Ашер начал размышлять над словами канадца, которого он не мог разглядеть, хотя голос показался ему знакомым. Вождь Оттавов, неутомимый воин, конечно, было недоволен, что ему приходилось стоять у форта Детруа и ждать, когда гарнизон сдастся ему.

Постоянные атаки не истощали ресурсов Понтиака. Его войско подкреплялось приходом новых индейцев, живших на далеком расстоянии. Пылкие речи Понтиака к своим воинам доказывали, что его надежды не уменьшились, несмотря на неудавшуюся атаку. Вследствие этого совет канадца был очень благоразумен. Но молодой человек, выждав, когда лодка скрылась из виду, поплыл дальше, гребя к восточному берегу. Туман сменился холодной изморозью, которая покрыла все платье Ашера. Трудно было представить себе более неприятную ночь. Но люди, живущие в пограничных местностях, слишком привыкли к невзгодам и лишениям, чтобы обращать внимание на пустяки. Лицо и руки Ашера были мокры, сырость пронизала его до костей, но он упорно продолжал грести. У него была привычка с птичьей ловкостью вертеть головой во все стороны. Благодаря этому, он очень скоро сделал неприятное открытие: впереди его плыла другая лодка. Ашер перестал грести, наклонил голову и стал прислушиваться.

К его удивлению, шум прекратился, словно та, другая лодка также остановилась. Молодой человек украдкой шевельнул веслом и поплыл дальше, не решаясь остановиться. Ничего не было слышно. Только один раз он уловил что–то вроде журчанья воды, в том же направлении, откуда слышался первый звук. Ашер решил, если его присутствие будет открыто, быстро гнать лодку к восточному берегу, который был ближе, выпрыгнуть из нее и бежать в лес, где он мог всегда укрыться от врагов. Туман спустился на поверхность реки и стал еще плотнее. Ашер с удивлением увидел странные фигуры, с поднятыми руками, все яснее выраставшие перед ним. Он решил, что эти люди направляли лодку прямо на него; конечно, они его заметили. В этой лодке находилось несколько человек. Юноша со всех сил налег на весло. Его лодка полетела, как птица. Ашер недаром считался искуснейшим гребцом. Ни одного звука не доносилось со стороны преследователей, но они, наверное, гнались за ним. Это была ужасная охота, и через несколько минут должно было решиться, кто останется победителем. Пока налицо был успокоительный факт: он плыл быстрее других. Мрачные фигуры в лодке постепенно исчезали, пока совсем не пропали из виду. Удача ободрила Ашера, который с удивительной ловкостью работал веслом.

Насколько благоразумен был совет канадца, в этом Ашер скоро убедился. Встреча была неожиданная. После минутного размышления Ашер полетел к берегу.

Индейцы не должны были знать, где он пристанет, потому что могли предупредить его прежде, чем он спрячется от них. Полный страха, он увидел, наконец, очертания берега с нависшими над водой кустами.

Взглянув назад, он заметил, что большая лодка была едва видна в тумане. Но, как только он направил лодку к большой, свесившейся ветке кустарника, третья лодка вышла из–за кустов, у берега. Его окружили со всех сторон: бегство было невозможно.

— Все пропало! — воскликнул Ашер, бросил весло и покорился своей судьбе.

 

Глава 16. В ИНДЕЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ

Теперь можно было ожидать всего. Ашер задумал невозможную вещь и не только не помог Мэдж Линвуд, но сам попался в плен.

Появление третьей лодки перед ним, у самого берега, до которого он так спешил добраться, отняло у него всякую надежду на спасение. Это была единственная минута, когда его энергия обратилась в отчаяние. Враги окружили его. Он положил весло и винтовку на дно лодки и покорился неизбежному. Все три лодки быстро направились к берегу. Между индейцами Ашер узнал Серого Волка, который чуть не захватил его в прошедшую ночь. Серый Волк сидел в последней лодке, вынырнувшей из тени кустов, у берега. Казалось, он был доволен больше всех, потому что издал несколько радостных восклицаний на своем языке и жестикулировал около пленника с каким–то детским оживлением, мало присущим его расе.

Ашер сидел со сложенными руками и ждал удара томагавком по голове. В первой лодке находилось восемь человек индейцев, во второй — семь и в третьей — пять. Можно ли было поставить в вину безусловно храброму молодому человеку, что он сдался целой толпе вооруженных врагов? К счастью Ашера, никто из воинов не выказал жестокости по отношению к нему. Убить его — это был бы конец всему, а американские индейцы не любят спешить. Они предпочитают пытать пленника, что доставляет им много удовольствия. Кроме того, сам Понтиак пожелал бы распорядиться судьбой молодого человека. Один из воинов держал лодку Ашера, а остальные гребли. Наконец, лодки коснулись берега, и, повинуясь грубой команде на ломаном английском языке, пленник вышел на берег и последовал за воинами. Ему оставили винтовку. Никто из индейцев не дотронулся до него. Разговор, начавшийся между индейцами, несомненно, касался пути, по которому следовало идти. В заключение большая часть индейцев снова села в лодки и пустилась по реке. Пятеро же воинов остались с Ашером, и, немедля, отправились к лагерю Оттавов, который находился, как известно, позади французского поселения. Они прошли между домами французов вплоть до леса.

Краснокожие молча шли вперед, не поворачивая головы. Впрочем, они обменялись несколькими фразами со знакомыми поселенцами. Скоро добрались до индейской деревни, которая состояла из нескольких сотен шатров, сделанных из кож и древесной коры. В них жили воины со своими семьями. Привыкшие к кочующей жизни, которая составляет отличительную черту американских индейцев, они были готовы к походу во всякое время дня и ночи. Известно, что после начала осады форта Детруа Понтиак несколько раз перекочевывал со своим племенем. Большая часть индейцев занималась ловлей рыбы в реке или охотой в лесах, изобилующий дичью.

Во время осады форта индейцы никогда не страдали от недостатка пищи, в то время, как осажденные частенько нуждались в провианте.

Мало было привлекательного в лагере Оттавов. Этот народ никогда не отличался чистоплотностью, и их образ жизни мало чем разнился от жизни животных в лесу. Конусообразные шатры из кожи, иногда окруженные насыпью поддерживались несколькими шестами, которые были укреплены в земле и связаны на верхушке. Дым из шатра выходил в отверстие наверху, а дождь и снег попадали внутрь. Мех, а иногда и голая земля, служили постелью индейцев. Все лучшее было предоставлено хозяину шатра, который умел только курить, браниться, есть и спать, в то время как жена его возилась с хозяйством и исполняла все грязные работы. Оттавы, как и прочие племена по соседству, беспрестанно воевали.

Случалось иногда, что в деревне оставалось не более 20 воинов, хотя их было в 10 раз более. Слова канадца еще раз подтвердились, когда Ашер Норрис вошел в индейскую деревню. Там было мало народу, не считая женщин и детей. Большинство было с Понтиаком на реке. Ашер мирно прогулялся до лагеря, словно возвращался к себе домой.

Очевидно, индейцы уже наметили, куда поместить Ашера, потому что прошли мимо других шатров, в которых светились тусклые огоньки, к одному, находившемуся ближе к центру деревни. Шедший впереди Серый Волк откинул полу шатра и крикнул: — «Ступай туда, ложись!» — и Ашер кивнул головой в знак повиновения. Когда он вошел в шатер, индеец положил руку на его ружье.

Юноша надеялся, что ему оставят его винтовку, но такая снисходительность со стороны индейцев была невозможна. Он не протестовал, и любимое ружье его перешло во владение жесточайшего врага. Ему оставили только охотничий нож, который он далеко не так ценил, как свою винтовку. Один сюрприз следовал за другим. Ашер дума, что в шатре кто–нибудь есть, но, оказалось, что он был совершенно один. Шатер имел от 5–6 ярдов в диаметре и сделан был из шкуры буйвола, мехом внутрь. Через отверстие сверху капал дождь. Огонь был разведен на середине жилья. Тепло и свет наполняли внутренность шатра. Две выделанные кожи буйволы лежали у стены жилья. После короткого раздумья Ашер сел на них, со вздохом не то удивления, не то отчаяния.

— Хорошо, — печально произнес он, — я хотел добраться до деревни Оттавов, и добрался. Все было хорошо до сих пор, но что будет дальше? Да, это был серьезный вопрос для него.

Критическим взглядом обвел он жилье. Несмотря на горевший в очаге огонь, огромное бревно лежало под рукой, чтобы поджечь его, в случае надобности. По другую сторону огня, лежал томагавк, которым, повидимому, кололи топливо. Не было и признака стряпни. По одеялам, на которые сел Ашер, он решил, что жилье было обитаемо и только дожидалось своего владельца.

Там и сям стороны шатра были сшиты оленьими жилами вместо ниток. Они были прочны и достаточно плотны, только через отверстие вверху по–прежнему капал частый дождь. В общем, до сих пор, индейцы относились к нему лучше, чем он мог ожидать. Ашер Норрис был уверен, что его оставят одного до утра, или до тех пор, пока вернется Понтиак.

— Может быть, Мэдж поблизости, — думал он, поворачивая голову, словно ожидал увидать ее.

— Да, это возможно, — добавил он про себя, через минуту, но она, может быть, также и за милю расстояния отсюда, и я не могу ничего сделать для нее! — Он прилег на шкуре, половил голову на локоть и принялся смотреть в огонь, размышляя о своей ужасной участи.

Наступала ночь. Ашер решил не подкладывать дров; пусть будет темно. Когда деревня уснет, он убежит, сделает отверстие в шатре, позади своего ложа, бесшумно проскользнет в темноту и исчезнет, прежде чем часовые хватятся его. Вдруг Ашер услышал звуки голосов и шаги индейцев мимо шатра. Скоро шум смолк. Спустя некоторое время, деревня погрузилась в глубокий сон. Огонь потухал, слабо освещая внутренность шатра. Сначала Ашер подбросил в огонь несколько палок, но когда пламя стало потухать, он решил дать ему погаснуть совсем. Холодный дождь перестал. Ветер жалобно завывал в лесу. Настала мертвящая тишина. Ашеру было удобно раздумывать в тишине и одиночестве.

— Быть может, я попадусь, — думал молодой человек, нервы которого были слишком возбуждены, чтобы он мог спать, — а надо попытаться!

 

Глава 17. КТО ОНА?

Было около полуночи по предположению Ашера. Потухающие уголья в очаге слабо мерцали и бросали причудливые тени на меховые шкуры, образующие стены туземной постройки. Около часу Ашер не слышал ни звука, только ветер тянул свою песню и шумел между деревьями в лесу. В этой индейской деревне, против обыкновения, совсем не было собак.

По крайней мере Ашер не слыхал ни лая, ни воя собак. Пока молодой человек раздумывал, до ушей его доносились отзвуки ружейных выстрелов.

— Понтиак работает. Трудно угадать, что он придумал нового, но я уверен, что майор Глэдуин готов к осаде. За эти несколько месяцев он достаточно изучил все плутни этих бездельников! — думал Ашер.

План бегства был уже намечен. Нужно было сделать разрез в кожаной стенке шатра и пролезть туда. Этому благоприятствовала и непроницаемая темнота ночи. Главное же — он надеялся на свою ловкость. Прежде чем действовать, он придумал еще план. Надо было свернуть одну из шкур буйвола так, чтобы в темноте часовые могли ее принять за тело спящего пленника.

Ашер лежал на коже буйвола, лицом к огню, не упуская из виду откидной полы шатра. Вдруг эта пола заколебалась, словно от ветра. Впрочем, в темноте трудно было разглядеть и найти причину. Послышался легкий шум. Ашер не мог определить точно, откуда он доносился. Юноша поворачивал голову в разные стороны. Он долго вслушивался, и в результате через несколько минут определил место, откуда доносился шум. Это было на расстоянии не более 5 футов над его головой. Кто–то прорезал отверстие в стенке шатра! Эта мысль молнией мелькнула у него в голове. Сердце, казалось, перестало биться. Он знал теперь, что это за шум. Вместе с этим явилась уверенность, что это был таинственный друг, пытавшийся что–либо сообщить ему или помочь вырваться на свободу. Словно от толчка, Ашер поднял голову и внимательно смотрел в точку, откуда доносился шум.

Теперь он жалел, что огонь потухал. При слабом мерцании Ашер не в состоянии был что–нибудь различить, и боясь за свою неосторожность отклонился назад, стараясь сделать свое движение похожим на непроизвольное движение спящего человека. Юноша чувствовал, что должен выждать время, прежде чем дать понять, что он знает все, что происходит. Ведь это мог быть и друг и враг! Предположение Ашера о том, что кто–то усердно работает снаружи, было справедливо и подтвердилось в следующий же момент. Хотя сильный шторм свирепствовал снаружи, в закрытом шатре было тепло. Маленькое отверстие наверху шатра давало мало доступа наружному воздуху. Ашер ощущал теперь приток свежего воздуха над своей головой. Было ясно, что кто–то сделал отверстие в стенке шатра. Шум больше не повторялся, так как работа была кончена. Ашер мог подбросить дров в огонь, и вспыхнувший огонь осветил бы внутренность шатра и разъяснил бы вопрос. Но он боялся, что незнакомец окажется врагом и будет стрелять в него. В самом деле, может быть, это — злейший враг его придумал удобный способ, тайно от всех, подстрелить его. Это опасение, надежда, недоверие настолько возбудили его нервы, что он готов был сейчас же узнать правду, чего бы это ему ни стоило. Вдруг один из потухающих углей упал в сторону и на несколько секунд ярко вспыхнул. При свете его Ашер заметил в отверстии круглый блестящий предмет, в котором он узнал человеческий глаз. Кто–то пристально смотрел на него. Потом в отверстие просунулся палец, Ашер отлично рассмотрел его. Кто бы там ни был, друг или враг, но он желал узнать, заметили ли его. Юноша поднял голову и так же пристально смотрел на глаз. Опять воцарилась тьма. Он снова лег, размышляя о виденном. Неожиданное и таинственное вмешательство помешало ему выполнить свой план. Присутствие человека за шатром делало всякую попытку к бегству невозможной. И действительно, глупо было с его стороны предполагать, что Оттавы, забрав его в плен, предоставят ему возможность бежать!.. Прорезать стенку шатра и ускользнуть теперь было так же невозможно для него, как скрыться от 20 воинов, окруживших его в своих лодках. Ашер закатал одну из буйволиных шкур и сложил ее в углу, на подобие человека, чтобы обмануть дикарей. Они могли в темноте принять ее за пленника и выстрелить.

— Боже мой, как же это я не подумал об этом? — Его озарила новая мысль. Палец, просунутый в отверстие, был мал и тонок. Он это отлично заметил. Следовательно, этот палец принадлежал не воину, не мужчине, а женщине. Кто была она? Странно, что этот факт не произвел на него особого впечатления. Как он был слеп, что не обратил внимания на красивый, блестящий глаз! Быть может, это была Мэдж Линвуд? У юноши захватило дыхание. На минуту он готов был верить, что это была она. Поразмыслив, Ашер пришел к заключению, что это была не Мэдж. Но кто же?

— Если Мэдж в деревне, — думал Ашер, — она, наверное, не пользуется такой свободой, чтобы ей позволили идти сюда и проделать подобную вещь. Наконец, если бы это была Мэдж, она, наверное, сказала бы что–нибудь или нашли бы случай дать мне знать! — Ему пришла в голову другая женщина, Катерина, индианка из племени Ожибва.

Она обманывала Понтиака и была неоцененным другом белых людей из форта Детруа. Катерина пользовалась полной свободой, и не было ничего невероятного в том, что она придумала хитрость, чтобы взглянуть на несчастного пленника. К счастью, в это время угли разгорелись ярче. Ашер поднял голову, и Катерина, наверное, узнала его.

— Катерине, конечно, было известно, что Оттавы привели пленника. Когда она уверилась, что в деревне спят, она решила узнать, кто был этот пленник. Может быть, Мэдж услышала новость и послала ее?

Юноша был в недоумении. Раздумывая, как бы выйти из этого лабиринта, он заснул. Природа взяла свое. Когда он открыл глаза, солнце стояло высоко на горизонте.

Несколько минут Ашер собирался с мыслями, припоминал все события предшествовавшей ночи, соображал, где он находится. Когда он осмотрелся кругом, то увидел, что был не один. У очага стояла сгорбленная, очень худая и угрюмая женщина. Ей можно было дать около сорока лет. Она развела огонь и жарила мясо, повертывая его на вертеле, над огнем. Ашер встал и громко произнес:

— Доброе утро!..

Старуха, казалось, не слышала его слов и считала его спящим.

— Не одни только белые люди страдают глухотой, — подумал юноша, — мне нужно воды вымыть лицо и руки, но как я буду просить воды у человека, который не слышит ни одного слова? Потом, я голоден, а это кушанье так вкусно пахнет! — Ашер сел и молчал; старуха оглянулась и увидела его. Когда она подняла глаза, юноша кивнул ей головой. Но тусклые, круглые зрачки старухи, вероятно, были слепы, потому что она не ответила. Кушанье было готово. Старуха вдруг схватила его и понесла Ашеру.

Молодой человек набросился на него, как муха на мед, и ел с удовольствием и аппетитом, присущим юности и хорошему здоровью.

— Благодарю вас, это вкусно, бабушка!

Старуха начала есть сама и не могла покончить с едой так скоро, как юноша, который наблюдал за ней с большим интересом. Вдруг дверь отворилась, и индейский воин вошел в шатер. Одного взгляда было достаточно Ашеру, чтобы узнать его. Это был Понтиак, вождь Оттавов.

 

Глава 18. ПОНТИАК

Понтиак был среднего роста, коренастого сложения. Строгие, суровые черты его лица были мало привлекательны. Молниеносный блеск черных глаз, презрительно сжатые губы, нахмуренные брови, надменная походка, общий вид глубокой сосредоточенности — все это смягчалось печатью несомненного ума и величия на суровом лице вождя. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять его превосходство над другими. Он родился для роли вождя и повелителя.

Но этому знаменитому воину не доставало душевного благородства, которое отличало индейского вождя Текумсеха. Пылкий, самолюбивый, он задался целью уничтожить белых людей, и, стремясь к этой цели, забывал честь и совесть. Когда доверенные майора Глэдуина пришли к нему, по его требованию, для переговоров, он сделал их пленниками и одного велел предать смерти. Другого также убили бы, если бы он не успел убежать.

Понтиак уверял майора в своей дружбе и в то же время замышлял убить его и весь гарнизон. Его первый визит в форт, под маской доброжелательства, имел целью, как известно, убить всех белых людей в форте. Вождь был храбр, но вероломен, умен и способен, но бесчестен, проницателен, лукав и хитер. Мало кто так понимал и знал Понтиака, как Ашер Норрис. Узнав лицо и фигуру вождя, Ашер быстро вскочил и сделал ему военный поклон. Оба они часто встречались и хорошо знали друг друга.

Зная, что Понтиак хорошо знаком с английским языком, Ашер обратился к нему со словами:

— Приветствую моего брата, великого вождя Оттавов и других племен, которые гордятся таким вождем, как Понтиак.

Эти слова можно было принять за комплимент, до которых очень падки американские индейцы. Но Понтиак так привык к лести, что слова Ашера не произвели на него особого впечатления. Он пристально посмотрел в лицо юноши. Ашер не моргнув, выдержал этот проницательный взгляд.

— Зачем пришел белый человек в жилье Вамо–ака? — спросил Понтиак, как будто Ашер по своей воле явился в это негостеприимное жилице.

— Воины Понтиака взяли меня в плен прошлой ночью и привели сюда. Едва Понтиак пожелает, чтобы я ушел, я уйду!

Трудно было предположить, чтобы вождь проявил такое желание. Не в привычках Понтиака было освобождать пленников.

— Где был белый человек, когда мои воины взяли его?

— Я был в лодке, на реке!

— Почему в лодке и на реке?

— В форте Детруа один отец потерял свое дитя. Сердце родителей болит за дочь, которая до сих пор не вернулась домой. Я хотел поискать ее!

— Нашел ли ее белый человек?

— Нет, я не видал ее, я даже не знаю, где она!

Ашер сомневался, были ли благоразумны его последние слова. Если бы Понтиак узнал, что он любит Мэдж, его ненависть возгорелась бы с новой силой. Вероятно, вождь приказал убить Петра Мюра потому, что тот осмелился полюбить Мэдж.

— Белый человек не имеет таких острых глаз, как индеец. Он не может видеть ночью, как сова и как Оттав!

— Слова Понтиака правдивы. Я не видал дочери моего друга. Глаза Понтиака видят лучше, чем глаза белого человека!

Вождь, видимо, не хотел понять намека.

— Разве белый человек любит бледнолицую девушку?

Это был опасный вопрос, тайную цель которого отлично понял Ашер и поспешил отпарировать опасность.

— Все, кто знает дочь моего друга, все ее любят, потому что она добра и кротка. Индейцы и женщины также любят ее и готовы. Индейцы и женщины также любят ее и готовы помочь ей в беде!

Блестящие глаза Понтиака вспыхнули мрачным огнем. Тонкие губы крепко сжались. Его острый взгляд, казалось, пронизал пленника насквозь. Всякий другой сробел бы и сконфузился под этим проницательным взглядом. Но Ашер даже не опустил глаз. Ему хотелось показать вождю, что он доверяет ему и нисколько не подозревает его в фальши и двуличности. На самом деле, он смотрел на него, как на ядовитую гремучую змею, с которой волей–неволей приходилось считаться.

— Быть может, белый человек любит девушку сильнее других?

Вспомнив о родителях Мэдж, Ашер ответил совершенно правдиво:

— Нет, она добра ко всем, и потому все ее любят!

Лживый и фальшивый по природе, Понтиак не поверил этим словам, но видел, что продолжать разговор будет напрасным трудом.

— Майор Глэдуин — дурной человек! — произнес Понтиак, резко меняя тему разговора. У него двойной язык, он похож на змею, которая лежит в траве и ужалит, когда ее не видишь!

Это была заведомая ложь. Майор Глэдуин был человек испытанной честности и благородства и презирал двуличность. Сам Понтиак был лжив и двуличен. Ради спасения своей жизни Ашер Норрис должен был вывертываться.

— Все люди говорят двойным языком, когда Великий Дух приказывает им!

— пояснил он. — Когда индеец желает обмануть белого человека, он напускает туману перед его глазами, и белый человек не видит, что скрывается в его мыслях!

Быть может, Понтиак понял намек на себя, но не подал и виду.

— Форт скоро будет взят! — воскликнул он с внутренним порывом. — Все дома будут сожжены, а белолицые мужчины и женщины сделаются пленниками Понтиака!

Благородная натура Ашера возмутилась против этих слов. Он не мог не протестовать. И зачем ему стараться заслужить милость негодяя, который не понимает милосердия и честности?

— Понтиак несколько раз говорил это, почему он медлит?

— Понтиак щадит белых. Он дает белолицым людям время подготовиться к битве!

— Понтиак пытался нападать на форт, но потерпел неудачу. Майор Глэдуин теперь сильнее, чем прежде. У него много людей, много пороха и провианта!

— Это ложь! У него нет людей! Где Дальзель? Где сотня белых людей, которые умерли с ним? Белый человек лжет!

Понтиак был прав по своему, потому что форт был слабее теперь, чем до ужасной атаки Кровавого Ребра, но Ашер стоял на своем.

— Понтиак говорит странным языком. Много белых людей убито вместе с Дальзелем, так же как и индейских воинов, но вместо них пришли другие. Частокол форта прочен, часовые не дремлют. У них пуль и пороха больше, чем нужно. Они не боятся Понтиака и его воинов и сумеют спасти себя!

В тех обстоятельствах, в каких находился Ашер, эти слова, как нельзя лучше, выразили всю храбрость и гордость молодого человека. Вождь, казалось, был склонен к словопрению. Он снова заговорил: — Краснокожих столько, сколько листьев на деревьях. Все они придут к Понтиаку. Поттаватомы, Виандотты, Ожибва уже здесь. Сиуксы идут сюда. Вожди Криксов и Чоктавов со своими воинами плывут на тысяче лодок по Миссисипи сюда, к Понтиаку, Ирокезы идут от большой воды, через леса, по солнцу, прямо к Детруа. Когда все они придут сюда, то раздавят майора Глэдуина и его солдат, как насекомых!

— Толпа краснокожих не будет храбрее горсточки белых людей. Король Филипп пытался убить белых, но был убит сам, и воины его разбежались. То же будет и с Понтиаком. Неужели он может думать, что белые братья забудут майора Глэдуина? Нет, они пришлют тысячу воинов с большими ружьями, и краснокожие в ужасе разбегутся по лесам!

Вместо того, чтобы отвечать, Понтиак продолжал смотреть в лицо Ашера тем же пронизывающим взглядом. Ашер твердо выдерживал взгляд.

В это время, старуха, которую, вероятно, звали Вамо–ака, ушла из шатра. Они остались одни. Индеец сидел задом к двери, а Ашер лицом. Во время разговора юноша заметил, что пола у двери бесшумно открылась, показалось чье–то лицо и моментально исчезло.

Хотя это произошло очень быстро, но Ашер узнал лицо. То была Катерина, девушка из племени Ожибва. Он более не сомневался, что прошлой ночью она прорезала отверстие в шатре и узнала его при свете догорающих угольев.

Нож и томагавк Понтиака висели у пояса. Верхняя часть тела была обнажена. Его грудь и лицо были разрисованы черной и красной краской, что придавало ему отвратительный вид.

Руки вождя были спокойно опущены вниз, хотя он имел привычку часто жестикулировать в разговоре. Ашер держал руки сложенными, и правая рука его касалась рукоятки ножа, который был спрятан на груди, по обыкновению охотников. Юноша полагал, что вождь страшно рассердится на его слова и, быть может, кинется на него с ножом.

— Если это будет так, — думал он, — то Понтиак умрет прежде, чем Ашер Норрис покончит свои расчеты с жизнью. Я постараюсь бежать, но прежде убью его непременно!

Трудно предполагать, что Понтиак подозревал намерение пленника; несколько секунд он смотрел на него, затем повернулся и пошел к выходу. Там он остановился, отдернул полу шатра и сделал знак Ашеру следовать за собой. После минутного размышления пленник повиновался.

 

Глава 19. КУДА?

Во время разговора Ашер Норрис не выказал ни малейшего страха перед Понтиаком, во власти которого находился. С тем же независимым видом Ашер повиновался знаку вождя и последовал за ним.

Понтиак ждал его. Американские индейцы, обыкновенно, очень ценят твердость духа и храбрость. Если бы Ашер начал жаловаться и просить о пощаде, Понтиак, наверное, ударил бы его и повалил бы на землю. Но он стоял перед вождем спокойно и твердо, как перед равным себе. И Понтиак забыл на минуту свою злобную ненависть к белым, любуясь удивительным мужеством юноши. Солнце стояло высоко. По выходе из шатра Ашеру представилось странное и оригинальное зрелище. Шатры расположены были в лесу без всякого порядка и симметрии. Сквозь густую растительность деревьев пробивались солнечные лучи. Женщины ходили взад и вперед по деревне, дети играли и бегали между деревьями, воины собирались группами в разных местах. Большая часть их курила, многие занимались чисткой ружей, словно готовились к какой–нибудь экспедиции. Но во всем этом оживлении и деятельности не было и признака, как заметил Ашер, или следа вчерашнего предприятия. Если бы было сражение, были бы раненые и убитые. В прошедшую ночь он не слышал ни стонов, ни плача. Вероятно, атака почему–либо отложена. Личность Понтиака очень интересовала его подчиненных. Но страх, который он внушал им, сдерживал их неодолимое любопытство, с которым они глядели на пленника, шедшего вместе с вождем, по направлению к реке. Все глаза следили за ними, когда они проходили по деревне. Но все держались вдали, не смея подойти ближе. Никто не осмеливался заговорить с вождем, который шел молча. Они быстро прошли короткое расстояние между деревней и рекой и подходили к французскому поселку. Но вместо того, чтобы идти мимо домов, Понтиак повернул направо, словно хотел обойти кругом верхний конец поселка, чтобы избежать встречи с кем–либо из белых. Ашер следовал за ним. Мэдж Линвуд не выходила из его головы. Он бросал кругом быстрые взгляды, в надежде увидать ее. Но это ему не удалось. Вместо того он заметил, что несколько индейцев следовали за ними.

Двое держались правой стороны, и двое шли слева. Они так ловко прятались между деревьями, что их трудно было заметить. Неприятное чувство овладело пленником. Он подумал, что его ведут на казнь, и эта мысль еще более окрепла, когда он заметил между индейцами Серого Волка. Когда Понтиак и его спутник дошли до пункта, откуда должны были свернуть на прямую дорогу к реке, они очутились в маленькой прогалине. Понтиак круто остановился и сказал:

— Белый человек имеет нож, и Понтиак имеет нож. Они должны узнать, кто из них храбрее и кто будет лежать на земле!

Эти слова звучали как вызов на смертельный бой. Ашер Норрис ни минуты не колебался принять вызов, рыцарски брошенный ему вождем. Теперь он понял, зачем четверо воинов шли за ними. Они должны были выжидать исхода боя, и, в случае надобности, защитить вождя. Эта черта предательства вложена была в каждого индейца!

— Если я убью Понтиака, то не буду просить пощады. Но Понтиак говорил, что он честный человек. Зачем же он призвал воинов помочь ему убить убить белого человека?

Индейцы весьма редко выражают удивление. Но в эту минуту Понтиак был так удивлен, что, обернувшись к пленнику, спросил:

— О каких воинах говорит белый человек?

— Они шли за нами из деревни по приказанию Понтиака. Они прячутся за деревьями.

Прежде чем Понтиак собрался ответить, двое индейцев вышли из–за деревьев и приблизились к вождю. Одного взгляда Ашеру было достаточно, чтобы убедиться, что это были не Оттавы, а индейцы другого племени. Они явились неожиданно переговорить с вождем и привели с собой толпу воинов.

— Пусти Понтиака поговорить с его братьями!

Ашер спокойно ответил:

— Я подожду с удовольствием!

Обещание ждать было дано. Юноша поступал по–рыцарски, но ему мало доверяли. Конечно, он мог броситься бежать с быстротой при первом удобном случае. Понтиак отошел далеко от пленника, зная, что его верные помощники не спустят глаз с юноши. Ашер стоял спокойно, и пока тянулась беседа вождей, с живейшим интересом изучал Понтиака и его гостей.

Когда все три вождя сошлись вместе, они приветствовали друг друга вполголоса, причем Понтиак немного наклонил голову. Этому он научился у белых людей. Но между ними не было пожатия рук и каких–либо других приветствий. Раскрашенные лица сияли удовольствием, потому что вновь прибывшие были горячими сторонниками Понтиака и его планов. Одного из вождей, молодого индейца, Ашер видал раньше. Это был стройный, грациозный человек, с необыкновенно красивым и правильным лицом. Грудь и лицо его были раскрашены с редким вкусом и талантом, так что краска почти не безобразила его. Известно, что некоторые индейцы умеют мастерски владеть красками и удивительно изящно раскрашивают себя. Все трое беседовали оживленно жестикулируя.

Несомненно, это был военный совет, причем начальник объяснял своим помощникам план кампании. Прибывшие индейцы, вероятно, питали безграничное доверие к Понтиаку и его задачам, если пришли издалека со своими воинами, чтобы принять участие в осаде форта Детруа.

Вероятно, Понтиак решил уйти со своими посетителями, чтобы посмотреть, сколько воинов они привели ему. Он сделал уже несколько шагов, как вспомнил о пленнике. Ашер стоял, сложив руки, и спокойно смотрел на него, словно ожидая, что его пригласят на совещание. Понтиак вовсе не намеревался взять пленника с собой и вести его опять в деревню. У него была другая мысль. По его знаку, Серый Волк и его три спутника вышли из леса и подошли к вождю. Несколько минут продолжался разговор вождя с Серым Волком, который кивал головой в знак того, что исполнит все приказания. Затем Понтиак вернулся к своим гостям и скрылся между деревьями. Итак, Серый Волк оказался сторожем Ашера. Повинуясь его жесту, Ашер повернулся и пошел за ним обратно в деревню. В продолжение пути Серый Волк шел впереди пленника, остальные трое замыкали шествие. Ашер имел унижение видеть свою винтовку на спине отвратительного индейца, который шел впереди. Скоро они достигли деревни.

Теперь, когда Понтиак отсутствовал, шумная толпа индейцев обратила все свое внимание на пленника. Мрачные воины угрюмо следили, когда он проходил мимо, женщины и дети подходили близко с разными не особенно лестными замечаниями. Многие даже угрожали пленнику.

Вдруг, Ашер получил здоровый удар по плечу. Он сердито обернулся и увидел женщину, которая, с кривляньем и гримасами, держала перед ним палку, словно спрашивая, нравится ли это ему. Ашер промолчал и продолжал свой путь к шатру Вамо–ака со всем достоинством, которое дозволяло ему его положение. Бац! Новый удар! Его ударила другая женщина, которой, вероятно, понравилась такая забава. Затем несколько больших и маленьких мальчишек присоединились к ним.

Ашера окружили со всех сторон, дергали и дразнили. Разумеется, если он захотел повернуться и растолкать своих мучителей направо и налево, его сейчас же оставили бы в покое.

Но это было бы неблагоразумно, и Ашер философски выносил преследование, ускоряя шаги. Серый Волк и его спутники не обращали никакого внимания на все безобразия толпы. К счастью, шатер был недалеко. Через несколько минут, Ашер быстро юркнул в шатер, и никто не осмелился последовать за ним.

— Когда этому будет конец? — пробормотал молодой человек, падая на буйволовые кожи.

Раздались шаги. Он затаил дыхание. Пола шатра откинулась. Перед ним стояла Мэдж Линвуд.

 

Глава 20. МЭДЖ ЛИНВУД

Первым побуждением Ашера было броситься к Мэдж и принять ее в свои объятия. Но прежде чем он оправился от изумления, она сказала:

— Останьтесь на своем месте, Ашер! Вы не должны обнаруживать радость при виде меня. Нас окружают враги!

Ашер остался на своем месте, в нескольких шагах от девушки. Старуха ушла из шатра, но могла вернуться каждую минуту.

Пока Мэдж говорила, она заметила несколько глаз в отверстии шатра. Между зрителями происходили споры, каждому хотелось лучше видеть, что делается внутри шатра.

— Мэдж! — воскликнул Ашер, вполголоса. — Как вам удалось пробраться ко мне?

— Мое жилье недалеко отсюда… Вас не ушибли? Вся эта дикая толпа…

— Вы подумали об этом? Нет, все эти щелчки и щипки только привели меня в неприятное расположение духа. Вы только этот раз меня видели?

— Нет, я видела, как вы шли с Понтиаком, но не смела заговорить!

— Я искал вас всюду, Мэдж, и не знал, где вы! Мне тяжело видеть вас в этом проклятом месте! Когда вас притащили сюда?

— Сегодня — пятница. Это было в понедельник ночью!

— Какая ужасная ошибка была отпустить вас идти с Петром!

— Но его мать была очень больна. Я боялась, что она умрет!

— Она умерла на следующее утро!

— Хорошо, что она умерла, не зная об ужасной участи сына!

— Вы знали, что он убит?

— Его убили при мне. Он хотел доставить меня домой, как обещал. Мы тихо плыли. Как вдруг к нам приблизилась пирога, в которой были три индейца. Я не поняла, что они сказали Петру, но он испугался и старался грести скорее, чтоб уйти от них. Индейцы последовали за нами. Петр был вынужден грести к берегу, и так как умел мастерски править лодкой, то мы скоро потеряли из виду индейцев. Когда мы очутились в тени береговых кустов, Петр сказал, что мы спасены, и что Серый Волк не тронет нас.

— Сам черт вмешался в это дело! — воскликнул Ашер.

— Вероятно. Потому что не успел бедный Петр произнести эти слова, как около нас появилась индейская пирога. Серый Волк поднял свое ружье. Петр был убит. Меня взяли из лодки и принесли сюда!

— Скверное дело! Пирога, вероятно, подстерегала вас в кустах, потому что я видел ее там, в следующую же ночь!

Глаза Ашера наполнились слезами, когда он вспомнил свою ревность и несправедливость к Петру Мюр. Канадец сдержал свое обещание и был убит при исполнении долга.

Мэдж и Ашер стояли далеко друг от друга. Юноша предложил ей сесть, но она покачала головой и сказала, что безопаснее и осторожнее стоять на ногах. За ними следило много глаз, чтобы донести все это Понтиаку.

— В каком шатре поместили вас, Мэдж?

— С женой Понтиака. Он отсутствует. Индианка обращается со мной так хорошо, как я не вправе была и ожидать!

При этих словах сердце Ашера сжалось тоской. Он видел, что она ровно ничего не подозревает.

— Вы знаете, как я попал сюда? — спросил он.

Мэдж кивнула головой. В нескольких словах он рассказал ей все, что с ним случилось, когда он узнал об ее отсутствии.

— За себя я не боялась и не боюсь, — добавила Мэдж, — они не сделают мне зла, кроме того, что задержат меня здесь пленницей. Но, Ашер, сердце мое обливается кровью, когда я думаю о вас!

— Мы оба в опасности!

— Не думаю. Индейцы не причинили мне ни зла, ни обиды. Но я страшно испугалась, когда увидела вас с Понтиаком. Я думала, что больше никогда не увижу вас!

— Когда вы узнали, что я здесь, в плену?

— Катерина сказала мне, что в прошедшую ночь привели белого пленника, но не видела его и не знала. Предчувствие не обмануло меня. Я упросила ее увидать и найти пленника. Поздно ночью, когда никто не мог видеть ее, она прокралась сюда, прорезала отверстие и узнала вас!

— Да, — подтвердил Ашер, — вот здесь, в это отверстие я видел ее глаз и кончик ее пальца, но не подозревал, что это она. Мэдж, есть ли у вас возможность уйти отсюда?

Она удивленно взглянула на него.

— Вы думаете, что я не воспользовалась бы сейчас же этой возможностью? Эту ночь я не могла спать, я молилась и думала об этом. Я всегда настороже, я долго поджидала случая. Теперь я начинаю думать, что долго останусь здесь, у Оттавов, долго, до тех пор, пока они убедятся, что я примирилась со своим положением. Тогда они будут доверчивее, и мне может представиться удобный случай для бегства. Ах, отец, мать! Как я подумаю о них! Как болят их сердца за свою Мэдж!

Будучи не в силах справиться со своим волнением, Мэдж закрыла лицо руками. Слезы градом текли по ее лицу.

Ашер Норрис ясно понимал теперь, что Мэдж и не подозревает о настоящей опасности, о страсти к ней Понтиака. Юная и невинная, она не допускает и мысли о чем–либо подобном. Его долг — предостеречь девушку.

— Мэдж, Катерина — ваш верный друг. Она сделает все, чтобы помочь вам, и вы должны, в свою очередь, помогать ей спасти вас!

— Я знаю, вы говорите правду, никто из индейцев и не подозревает о сочувствии Катерины белым. Но ей не надо подвергать себя опасности!

Вся кроткая, прекрасная натура Мэдж сказалась в этих простых словах. Ее первая мысль была не о себе, а о других. Конечно, индианка могла много помочь ей, но Мэдж готова была отклонить всякую помощь, чтобы не подвергать опасности свою смуглую подругу.

— Мэдж, Понтиак влюблен в вас и хочет сделать вас своей женой!

Прелестное лицо Мэдж побледнело, темные глаза широко раскрылись от удивления. Она молчала несколько минут.

— Влюблен в меня? Хочет сделать меня своей женой?..

— Да, Он никогда не отпустит вас домой. Вы должны бежать и возможно скорее, иначе будет поздно!

— Ашер, у него есть жена!

— Что ж из этого? Разве индейцы не имеют по нескольку жен? У некоторых имеются три и четыре жены, которые служат им, вместо вьючных животных. Понтиак не потерпит никакого соперничества. Он велел убить бедного Петра Мюр, потому что знал о его любви к вам!

— Петр любил меня? Он никогда не сказал ни одного слова!

— Он был слишком благороден, чтобы говорить об этом, пока не имел надежды, но я знал, что он любил вас. И Катерина подтвердила мне это. Разве она не говорила вам?

— О Петре? Никогда. Она намекала один раз на Понтиака, но я ничего не поняла тогда!

— Теперь вы понимаете, Мэдж! Да защитит вас Бог!

— Но Понтиак никогда ничего не говорил мне о своей любви… ни единого слова!

— Он выжидает, но поверьте, он не будет долго ждать. Вы скоро узнаете всю ужасную истину из его собственных поганых уст!

Это открытие было слишком ужасно и поразило сначала молодую девушку. Ее женский инстинкт подсказал ей, что слова Ашера полны смысла и правды. Скорее, чем Ашер ожидал, она оправилась от удара.

— Если Понтиак чувствует любовь ко мне, то он будет относиться ко мне хорошо!

— Конечно, до тех пор, пока вы будете вынуждены сказать ему «да» или «нет»!

— О, лучше в тысячу раз умереть, чем сказать ему «да»! Одна мысль о нем!..

Мэдж содрогнулась словно от прикосновения к ядовитой змее.

— Ашер, — заговорила она снова, — как бы то ни было, но я спасена, хотя на короткое время, а вы… вы — в опасности!

— Думайте, Мэдж, о себе, а не обо мне! Катерина поможет вам бежать при первом удобном случае.

— Отчего Понтиак не вернулся вместе с вами?

Ашер не хотел сказать ей всего.

— Он встретил двух индейских вождей и ушел переговорить с ними!

— Понтиак хочет убить вас? О, Ашер, вы не должны оставаться здесь!

— Мудрый совет, дорогая Мэдж! Но как его выполнить? Разве я не воспользовался бы первым случаем, чтобы бежать отсюда?!

— А что ваш дядя Джо?

— Джо Спайн? Ах, это мое несчастье! Он уехал из форта раньше, чем я узнал о вашем отсутствии!

Мэдж замолчала. Глубоко задумавшись, она смотрела в землю перед собой. Ашер ждал. Он объяснил ей всю грозившую опасность, и больше ему нечего было говорить.

— Как это хорошо, что у Понтиака много новых забот и хлопот! — вдруг сказала Мэдж, словно говоря сама с собой. — День–два он меня не тронет, но он захочет распорядиться вашей судьбой, Ашер. Понтиак думает, что вы, что вы… любите меня!

Сильно забилось сердце Ашера при этих словах.

Еще в первый раз за все время Мэдж заговорил об этом. Подавив, насколько мог, свое волнение, молодой человек сказал ей:

— Понтиак спрашивал меня!

— Негодный! И что вы ответили ему?

— Я сказал «да», но не пугайтесь, Мэдж! Я ответил ему в том духе, что вас любят все, кто знает, даже его собственный народ. Почему же мне не любить вас? Я не знаю, насколько мой ответ удовлетворил его. Вы можете судить, как ревниво он относится ко всем, кто дерзает смотреть на вас влюбленными глазами!

— Это может быть, да…

Странное, глухое ворчанье прервало слова Мэдж, и в шатер вошла старая Вамо–ака. Она зорко посмотрела на молодых людей, словно не понимая того, что происходило перед ней, подошла к буйволовым кожам в углу и села на них.

— Поймет она нас? — спросил Ашер.

— Нет, она совершенно глуха и не говорит ни слова по–английски!

— Я забыл спросить вас, Мэдж, каким образом вам позволили уйти из шатра Понтиака и посетить меня?

— Я вам говорил, что Понтиак и его жена очень хороши ко мне. Они позволяют не уходить из жилья, куда я хочу, но я осторожна. Жена Понтиака знает порядочно по–английски. Я сказала ей, что пойду повидать белого пленника. Она не запретила мне.

— Долго вы можете еще остаться здесь?

— Я пробыла дольше, чем хотела. Но это пустяки, потому что Понтиак не вернулся.

— А когда он вернется и узнает, что вы были здесь?

— Что ж тут дурного? Белая пленница хотела повидать белого пленника, такого же несчастного, как она сама! Но мне надо идти, прощайте!

Ашер не успел сказать слова, как Мэдж уже исчезла из шатра.

И пока она шла к себе, в шатер вождя, оттенок величайшего ужаса сменялся отблеском радостной надежды на ее милом юном лице.

 

Глава 21. ПРОСЬБА МЭДЖ

Характерной чертой многих военных вождей, отмеченных в истории, является удивительная простота их вкусов и жизни, не отличающая их от простых солдат.

Понтиак, вождь Оттавов, одеждой и образом жизни почти не выделялся из тысячи своих воинов, готовых идти за ним на смерть, как на пир. Если бы какой–нибудь исследователь появился в индейской деревне и пожелал бы увидеть знаменитого вождя, он с трудом нашел бы вигвам понтиака. Шатер вождя ничем не отличался от других и находился невдалеке от шатра Вамо–аки, где содержался в плену Ашер Норрис. У Понтиака была одна жена, по крайней мере, во все время осады форта Детруа. Детей у них не было. Жена Понтиака была женщина средних лет, симпатичная и приятной наружности. Подруга жизни свирепого вождя хорошо изучила дикую и упрямую натуру его. Она не осмеливалась идти наперекор его воле и желаниям, как не смел ни один из его воинов.

Когда Мэдж Линвуд принесли в шатер вождя, жена Понтиака встретила ее, по виду, радостно и любезно. Она знала, что поступать иначе — значило рисковать своей жизнью. В душе, она, наверное, с большим презрением смотрела на девушку ненавистной ей белой расы, удостоившуюся любви ее супруга. Но так желал неукротимый и страшный Понтиак, и индианка не смела выразить своего неудовольствия. Мэдж была удивлена видимым добродушием и любезностью жены Понтиака.

Несколько дней и ночей провела она в шатре Понтиака. Только тоска по родному дому, по родителям, непрестанно грызла ее. Мэдж так глубоко любила их.

Эта жизнь в плену, далеко от родных, казалась ей каким–то нелепым кошмаром. Доброта вождя и его жены укрепляла в ней надежду, что ее скоро выпустят из плена и вернут домой. Но Понтиак был весьма разборчивым и хитрым человеком. Он редко бывал дома и нисколько не беспокоил бедную Мэдж своим вниманием, отлично понимая, что преследование вызвало бы протест и ненависть в девушке. Раньше он часто видел ее в форте, любовался ее юностью, красотой, и, по своему, страстно полюбил ее. Понтиак надеялся, что Мэдж узнает, каким уважением и почетом пользуется он у своего народа. Он твердо верил в то, что он избранный человек, которому суждено вести индейцев по пути торжества и славы и покорить всех белых людей в форте Детруа. И когда он спасет родителей и друзей Мэдж от неминуемой гибели и жестокой участи других и сделается еще более могущественным победителем и вождем, разве не встанет с гордостью рядом с ним эта прекрасная бледнолицая девушка, как настоящая королева? Необузданный варвар в душе, с головой, наполненной дикими и фантастическими планами, Понтиак намеревался завладеть девушкой кавказской расы и готов был в крайнем случае, употребить насилие.

Мэдж не теряла времени даром. Во время разговора с Ашером она обдумывала образ действий и придумала блестящий план. Она знала, что находилась пока в безопасности, между тем как Ашер мог каждую минуту ожидать смерти; следовательно, нужно было подумать о его спасении. И вот, Мэдж решила, что нужно обратиться к самому Понтиаку и просить у него, как милости, отправить молодого человека домой, к его родителям. Согласится ли Понтиак сделать такую простую вещь, чтобы заслужить ее благодарность и улыбку? Когда эта мысль — попросить Понтиака, впервые пришла ей в голову, она заранее была уверена в успехе. Но эта радостная надежда омрачалась страхом за Ашера. Конечно, было вполне естественно, что она просила за соотчича, кто бы он ни был, но умный вождь мог прочесть на ее лице глубокое и нежное чувство к пленнику. И одно подозрение, что юноша любит ее, подняло бы целую бурю ревности в необузданному сердце Понтиака. Если он велел убить Петра Мюра, только предполагая в нем любовь к Мэдж, как беспощаден и жесток был бы он к настоящему сопернику, красивому юноше! Щемящий страх за Ашера охватывал девушку и омрачал ее лицо, когда она шла в шатер Понтиака, только что простившись с пленником. Ей хотелось повидать Катерину, которой она могла вполне довериться. Она нуждалась в ее добром совете. Вдвоем они лучше обдумают весь план. Катерина находилась в шатре Понтиака, когда Мэдж вышла из него, чтобы повидать Ашера. Теперь Катерины тут не было. Когда Мэдж спросила о ней жену Понтиака, та ответила ломаным английским языком, что индианка куда–то ушла, вероятно, к своим, к племени Ожибва. Мэдж хотела задать еще несколько вопросов, как вдруг у входа в шатер показался сам Понтиак. Один взгляд на его суровое, раскрашенное лицо сказал ей, что вождь был в прекрасном расположении духа.

Вероятно, подкрепление, явившееся так кстати, когда он уже начинал раздражаться при мысли, что форт Детруа все еще не в его руках, произвело на него такое действие. Он заговорил с женой, которая торопливо приготовляла для него какое–то простое кушанье, потом обратился к Мэдж, которая стояла посередине шатра, и отвесил ей глубокий поклон. В ответ Мэдж подняла на него глаза и с прелестной улыбкой заговорил, пытаясь подражать языку индейцев, который она слышала, когда они посещали форт.

— Солнечные лучи сияют на лице великого Понтиака, он счастлив. Сердце Мэдж радуется, видя вождя веселым!

— Луч света и радости на лице Понтиака, это луч Утренней Зари, прекраснейшей из всех девушек ее народа. Если свет Утренней Зари исчезнет, небо померкнет, на нем не будет более ни солнца, ни звезд!

Это был величайший комплимент, когда–либо слышанный ею от Понтиака. Мэдж испугалась.

Но ведь надо было ожидать этого, надо скрепиться и приступить к просьбе.

— Понтиак — великий вождь. Он убил много из моего народа, и многих взял в плен. В шатре Вамо–аки есть белый пленник…

Девушка слишком быстро приступила к щекотливому вопросу, но вся душа ее возмутилась от комплимента индейца, и страх за своего друга охватил ее с такой силой, что она не в силах была выжидать. Лицо Понтиака омрачилось. Он пристально посмотрел на девушку, потому прошел к своему ложу и сел на него, приглашая ее жестом сесть рядом.

Мэдж сделал вид, будто бы не поняла его.

— Почему Утренняя Заря беспокоится о белом пленнике? — спросил Понтиак, пронизывая девушку взглядом своих блестящих глаз.

Щеки Мэдж вспыхнули, но она ответила ему, насколько могла, спокойно:

— Сердце Утренней Зари жалеет всех своих друзей. Она знает, что Понтиак добр и милосерден и просит его освободить молодого человека, отпустив его домой. У Понтиака так много воинов, как листьев на деревьях, зачем ему нужен один белый человек?

— Если Понтиак исполнит желание Утренней Зари, явится ли радость и улыбка на ее лице?

— О, да, конечно. Мое сердце будет так обрадовано, я буду благодарить Понтиака!

Понтиак замолчал и, сидя на буйволовой коже, продолжал пристально смотреть в лицо стоявшей девушки. Сердце Мэдж сильно забилось. Ее ужасала мысль, что он исполнит ее просьбу с таким условием, на которое она никогда не может согласиться, даже под страхом смерти. Сделаться женой Понтиака она не может, даже ради спасения жизни того, кто ей дороже всего на свете.

Продолжая пронизывать девушку взглядом, Понтиак вдруг вскочил с места.

— Пусть будет так, как желает Утренняя Заря! Белый пленник пойдет домой!

Мэдж едва верила своим ушам. Но это было верно. Понтиак обещал. И, словно не желая замедлять обещания, он вышел из шатра. Мэдж сложила руки и радостно воскликнула:

— Благодарю, Понтиак, сердечно благодарю!

Он даже не повернулся, когда уходил, и Мэдж осталась одна, взволнованная, обрадованная.

— Он обещал отпустить Ашера домой. Раньше наступления ночи Ашер будет уже в форте!

Полная радости, Мэдж усердно благодарила небо за освобождение Ашера.

Ашер Норрис сидел в шатре Вама–аки, раздумывая об опасности, которая угрожала и Мэдж, и ему, как вдруг пола шатра откинулась, и перед ним появился Понтиак. Пленник встал и отвесил военный поклон.

— Желает ли мой белый брат идти к своему народу? — спросил Понтиак, сопровождая свой резкий вопрос пронизывающим взглядом.

— Сердце мое радовалось бы, если бы я мог сделать это! — ответил Ашер, наклоняя голову и сильно сомневаясь в возможности отправиться домой. Он заметил, что в первый раз Понтиак назвал его в разговоре «братом».

— Желание моего брата исполнится, пусть он последует за Понтиаком!

Понтиак быстро вышел из шатра. Конечно, Ашер не замедлил последовать за ним.

Хорошо зная коварную натуру индейцев, Ашер плохо верил доброжелательности Понтиака, но смело отправился за ним.

 

Глава 22. СВОБОДЕН

Одно было ясно для молодого человека: его освобождение было, конечно, ответом вождя на просьбу Мэдж Линвуд. Дикарь непременно хотел заслужить ее расположение.

Выйдя из шатра, Понтиак подождал его и, не сказав ни слова, пошел через всю деревню по мой же дороге по какой шел раньше с пленником. Естественно, что Ашер осторожно озирался кругом, но никто из воинов не последовал за ними. Мужчины, женщины, дети с любопытством глядели на него, но не смели сделать и шага вперед при виде своего страшного вождя. Прогулка продолжалась, пока оба прошли всю деревню и остановились между деревьями в лесу. Понтиак, который не взял с собой винтовки, молча смотрел на своего спутника. Внезапная мысль созрела в голове Ашера: — Мы вышли из деревни, — думал он, — от реки меня отделяет французский поселок. Назад, в плен, я не пойду. Если Понтиак вздумает вернуться или позвать воинов, я брошусь на него, убью его и оставлю в лесу. Что бы там ни было, но мой плен все–таки окончился!

Ашер подозревал, что вождь опять предложит ему поединок. Но он ошибался.

— Пусть мой белый брат идет к майору Глэдуин и скажет ему, что пришел от Понтиака, — заговорил вдруг вождь, складывая руки и пристально смотря на юношу, — и что тысяча воинов пришли к Понтиаку с юга и востока, больше тысячи идет сюда с севера и запада. Скоро Понтиак еще раз предложит майору Глэдуину сдаться. Если он скажет: «нет», форт Детруа будет сожжен, и ни одного скальпа не останется во всем гарнизоне!

Ашер решил, что теперь ему неудобно отвечать резко на хвастливые слова вождя. Он кивнул головой и сказал:

— Я передам, что говорит Понтиак. Но разве Понтиак не пойдет со мной всю дорогу до форта?

— Нет, вот они пойдут до ворот форта! — говоря это Понтиак указал рукой в сторону.

Ашер повернул голову и, к ужасу своему, увидел в нескольких шагах Серого Волка и другого индейца. Они подошли так тихо, что Ашер, говоривший с вождем, не слыхал их приближения. Вероятно, на пути от своего шатра к шатру Вамо–аки Понтиак успел дать нужные распоряжения своему верному помощнику. Это было ужасное разочарование, но Ашер не подал вида и спокойно смотрел на индейцев, словно ожидал их. Серый Волк и его спутники были вооружены. У них были ножи, томагавки. Даже винтовка, принадлежавшая Ашеру, находилась тут же.

Понтиак молча повернулся и ушел по направлению к своей деревне. Скоро он исчез из виду.

Появление Серого Волка еще раз доказало Ашеру вероломную натуру Понтиака. Он решил, что пленник не должен перебраться через реку и умрет раньше всякой попытки. Если бы вождь намеревался освободить пленника, то зачем понадобились вооруженные воины? Что могло быть яснее этого хитрого плана? Понтиак обещал Мэдж освободить пленника и скажет ей, что, действительно, отпустил его и вывел из деревни. Это правда, и это подтвердят ей все, кто видел их.

Если же пленнику не удалось вернуться домой, это уже его собственная вина, и Понтиака нисколько не касается.

Пленник мог столкнуться с индейцами, которые постоянно торчат на реке. Мэдж не может поставить это в вину своему царственному поклоннику.

Одно только удивляло Ашера: ему оставили его охотничий нож; у него был запас пороха и пуль; без винтовки все это, конечно, не имело смысла. Его телохранители немедленно застрелили бы его, если бы он сделал попытку отнять винтовку у Серого Волка.

Юноша не переставал обдумывать возможный способ защиты. Первой мыслью его было — броситься на Серого Волка, отнять ружье, застрелить другого индейца и потом вступить в борьбу с первым. Это была дикая идея, но Ашер готов был ухватиться за нее. Казалось, Серый Волк по глазам пленника начал подозревать, что с тем творится что–то неладное. Оба индейца держались в нескольких шагах от Ашера, хотя пленник шел, повидимому, спокойно и непринужденно. Они отлично знали, что Понтиак желает его смерти. Обстоятельства сложились так, что мучить врага им было невозможно. Следовательно, нужно было поскорее разделаться с ним. Все трое находились теперь в миле расстояния от деревни Оттавов и недалеко от северной оконечности французского поселения. Лес был густой, заросший частым кустарником. День выдался не жаркий; прошедший дождь освежил воздух. Легкий ветерок шелестел ветвями деревьев. Ашер бросил быстрый взгляд вокруг. Конечно, он не ожидал увидеть кого–либо из друзей, но боялся, нет ли в лесу еще воинов. Индейцы следившие за ним, повторили его движение. Наконец, Ашер все еще молча, остановился и посмотрел на своих сторожей, ожидая их распоряжений. Индейцы также остановились и начали оживленный разговор вполголоса.

Пленник стоял неподвижно и следил за индейцами. Их оживленная беседа казалась ему подозрительной. О чем они могли толковать? Через несколько минут Серый Волк издал какое–то странное восклицание и, подняв винтовку направил ее на Ашера. Испуганный юноша успел спрятаться позади ствола большого дерева. Он был на волосок от смерти. Но индейцу, очевидно, захотелось поиграть со своей жертвой, прежде чем прикончит ее. Кровожадной натуре индейца было мало дать спокойно умереть несчастному, следовало помучить его, хотя бы оттягивая минуту его смерти. Огромный ствол дерева закрыл Ашера, и на минуту он был спасен. Но юноша постоянно рисковал жизнью, потому что вынужден был выглядывать из–за своего щита, чтобы следить за своими мучителями.

Серый Волк опустил ружье, и оба индейца принялись хохотать так усердно, что тряслись всем телом. Им было очень весело и смешно.

Юноша уже подумывал, как бы убежать, тихонько укрываясь между деревьями, как вдруг обстоятельства изменились. В то время, как другой индеец стоял, Серый Волк начал потихоньку подвигаться вперед, делая кругообразные движения и не спуская глаз с дерева, за которым прятался Ашер. Дольше скрываться за деревом было невозможно.

Серый Волк подходил тихо слева. Еще момент, и он должен был стать рядом со своей жертвой. Ашер стоял спокойно. Бегство было невозможно, и он не хотел забавлять своих мучителей напрасными попытками спастись.

Серый Волк перестал смеяться и, видимо, решил прикончить комедию. Он поднял винтовку и прицелился. Ашер закрыл глаза и приготовился умереть. Раздался выстрел. Юноше казалось, что пуля впилась в его тело. Но он скоро понял, что ошибся, что остался цел и невредим.

— Дикарь промахнулся, на мое счастье! — подумал он. Но что означал этот крик, последовавший за выстрелом? Ашер сделал шаг вперед и остолбенел. Перед ним было удивительное зрелище. Этот пронзительный крик испустил индеец и высоко подпрыгнул в воздухе с поднятыми вверх руками, из которых выпало ружье, и растянулся на земле вверх лицом мертвый и неподвижный.

— Смотри, остерегайся, там остался еще индеец! — закричал откуда–то Ашеру неустрашимый охотник Джо Спайн.

 

Глава 23. ОН СДЕЛАЕТ ЭТО

Голос Джо вернул Ашера к действительности. Он быстро сообразил положение дела.

Выстрелив из своей винтовки, Джо должен был снова зарядить ее и сделал это удивительно ловко и проворно, не переставая следить за индейцем.

Он стал позади дерева, чтобы иметь защиту на всякий случай. Второй индеец на минуту растерялся. Заметив, что сталось с Серым Волком, и подозревая, что белые всюду рассыпались по лесу, он думал только о спасении своей жизни. Он уже собрался бежать, когда Ашер, не колеблясь, выскочил из–за дерева, в несколько прыжков достиг безжизненного тела и схватил свою винтовку. Все произошло замечательно быстро.

Не успел еще Ашер положить винтовку на плечо, а Джо Спайн окончательно зарядить свое ружье, как перепуганный индеец исчез между деревьями. Тогда охотник вышел из засады и протянул руку племяннику.

— Ну, мальчик, я, кажется, поспел как раз вовремя!

— Не могло быть лучше. Само Небо послало вас. Я потерял всякую надежду!

— Никогда не надо ждать смерти, пока жив!

— Если бы Серый Волк не вздумал немного позабавиться, вы пришли бы слишком поздно!

— Да, что–то вроде этого. Но, скажи, пожалуйста, мальчик, что ты делал тут, и зачем у дикаря очутилось твое ружье?

— Это целая история, дядя Джо!

— Ладно, я узнаю это. Дело сделано, и мы можем пока укрыться в безопасном месте!

Охотник зашагал вперед своей крупной, уверенной походкой. Они углубились в лес, по направлению к северу, подальше от индейской деревни. Там они оба уселись на сваленное дерево так спокойно, словно краснокожих и не существовало не свете.

Ашер, весьма довольный положением дела, сияющий и счастливый, улыбаясь, поглядел на своего дядю.

— Ну, мальчик, начинай свой рассказ!

Ашер рассказал ему все важнейшие события.

Охотник слушал очень внимательно, делая, как всегда, очень характерные комментарии.

— Тут у вас изрядная путаница, пока я бродил по лесам! — заметил он.

— Я ничего не знал о Мэдж Линвуд, только сегодня утром майор Глэдуин сказал мне!

— Но я узнал от него же, что вы уехали из форта не несколько дней, я вовсе не рассчитывал на вашу помощь!

— Провидение, мальчик, провидение! Майор послал меня объехать индейские деревни на несколько миль в окружности, и этого нельзя было сделать в одну неделю. Но я скоро узнал много нового и поспешил вернуться в форт с новостями. Между прочим я узнал, что несколько сотен воинов идут к Понтиаку с юга. Сегодня я вернулся в форт и узнал о Мэдж и, конечно, о тебе! Ну, уж и ругал же я…

— Кого это, дядя?

— Тебя, мальчик, конечно. Ты был нестерпимым дураком и, вероятно, таковым и впредь будешь. Впрочем, дураком можно родиться!

— Что же я сделал дурацкого?

— И ты еще спрашиваешь! Уж не забыл ли ты всего, что здесь произошло?

— Но, дядя Джо, нельзя же было думать, что я буду спокойно сидеть дома, зная, что Мэдж находится в опасности!

— Ведь ее родители тебя предостерегали!

— А мои родители одобрили мое намерение помочь ей!

— Да, да, ты унаследовал от них свою глупость! Ну, следовательно, ты узнал, что Мэдж в руках Понтиака только тогда, когда сам попался дикарям! Но помог ли ты ей? Лучше ли ей стало теперь?

Резкие слова охотника звучали такой укоризной и правдивостью, что юноша смешался.

— Я допускаю, дядя Джо, что поступал очень глупо. Не мог же я сидеть дома и оплакивать ее, как мертвую, когда она была жива?

— И ты подумал, что если пойдешь сам на смерть, то этим много сделаешь для нее? Так выходит, по крайней мере. Когда я узнал сегодня утром все эти новости, я сейчас сообразил, в чем дело. Мэдж находилась в плену, а ты бродил где–нибудь по соседству с нею, стараясь разузнать, где она находится. Я решил понюхать и порассмотреть ближе все это и с этой целью забрел сюда, где и наткнулся на тебя!

— Это удивительно, прямо удивительно! — повторил Ашер, теперь спокойный и уверенный в успехе, при виде своего храброго родственника, с добрым ружьем в руках. — Но, — добавил он, вставая, — печальный факт налицо: Мэдж во власти Понтиака, и я не знаю, как спасти ее! Дядя Джо, помогите ей!

Вместо ответа, Джо Спайн скрестил ноги, сложил руки, так что винтовка его очутилась между колен, и устремил пристальный взгляд в глубину леса. Он глубоко задумался. Ашер ждал, не говоря ни слова, и вглядывался в это загорелое с грубыми линиями лицо, выразительное и смелое, с отпечатком юмора и насмешливости.

Вдруг он покачал головой.

— Я не вижу способа, как помочь нашей девочке!

— Неужели же предоставить ее судьбе?

— Я этого не говорю; единственный путь — это воспользоваться любовью Понтиака к Мэдж!

— Благоприятно это для нас или нет?

— Это зависит от того, насколько умна и ловка Мэдж. Я думаю, что она достаточно хитра, если умеет ладить с индейцами!

— Сумеет ли Мэдж извлечь выгоду для себя из любви вождя?

— Понтиак умный, проницательный индеец, но достаточно глуп, если вообразил, что сумеет склонить английскую девушку быть его женой. Она же может вести ловкую игру, держа его на известном расстоянии!

— Но это не может долго продолжаться!

— Конечно, Понтиак не будет долго ждать и скоро потеряет терпение!

— Господи! Что же будет тогда?

— Не спрашивай меня. Одно скажу, если она через два–три дня не сумеет убежать из этой адской деревни, ты никогда ее больше не увидишь!

Кровь застыла в жилах Ашера. Последние слова охотника прозвучали так резко. Молодому человеку казалось ужасным, что охотник так спокойно говорит о жестокой судьбе Мэдж.

— Неужели нет никакого средства помочь ей?

— Пока я не знаю. Прежде всего, надо достать какого–нибудь индейского воина и предложить выменять его на Мэдж, но и тут есть препятствие…

— Какое же?

— Мы достанем воина и предложим выменять его на девочку, но ведь ясно, если Понтиак влюблен в Мэдж, то не согласится отдать ее нам взамен дюжины индейских вождей…

— Я не знаю никого, к кому бы Понтиак был привязан, его жена…

Джо Спайн со смехом прервал племянника.

— Его жена! Старый негодяй будет в восторге сплавить нам свою супругу, когда в его руках находится Мэдж. Нет, он никого не любит, кроме девочки. Нам надо выдумать что–нибудь получше!

— Господи! Никакой надежды спасти Мэдж! — вырвалось отчаянное восклицание у Ашера.

— Погоди, уж и никакой! — возразил охотник, которому стало жаль молодого человека, сердце которого было отдано красивой, кроткой Мэдж. — Я еще подумаю. Знаешь ли ты, где находится Катерина, из племени Ожибва? — спросил он племянника, после некоторого раздумья.

— Да, да, она с Мэдж! Я забыл сказать про нее!

На этот раз охотник вздохнул свободно и обратился к Ашеру с новым вопросом:

— Ты уверен в этом?

— Я видел ее. Она первая намекнула мне о чувствах Понтиака к Мэдж!

Охотник снова сжал руки и кивнул головой.

— Уф, ну, теперь дело обстоит лучше… да, гораздо лучше. Это очень важная вещь. Теперь я понимаю, как это сделать. Мэдж умна и ловка, Катерина еще того более, следовательно, если сложить их головы вместе, они будут вдвойне умны и находчивы. Обе они не любят Понтиака, и я уверен, что раньше наступления утра они придумают что–нибудь и одурачат его!

— Я надеюсь, но так боюсь за Мэдж!

— Вдобавок, — заметил Джо Спайн, — Понтиак воображает, что эта индианка ненавидит нас так же, как он. Странно, но это факт. И на этом доверии Понтиака Катерина сыграет хорошую штуку с ним и освободит Мэдж. Вспомни мои слова, мальчик, индианка сделает это!

 

Глава 24. ЗАГОВОРЩИЦА

Оставив Ашера во власти Серого Волка и его спутника, Понтиак направился назад, в деревню. Воин, который убежал от выстрела Джо Спайна, настиг вождя и, запыхавшись, рассказал ему ужасную историю. Серый Волк прицелился в пленника и был убит наповал белыми, которые прятались в лесу. Он сам едва успел спастись бегством. Относительно числа белых воин не мог точно определить, но полагал, что их было довольно много. Понтиак не дал себе труда вспомнить или пожалеть Серого Волка, положившего свою жизнь, исполняя его приказание. Это было слишком обыденно для него. Гораздо более его тревожило известие о присутствии белых вблизи его деревни.

Зачем они бродят тут? Конечно, они хотят разыскать и освободить его пленницу, белолицую девушку. Понтиака раздражала мысль, что Ашер отделался от своих палачей. Он догадывался, что юноша любит Утреннюю Зарю, и она платит ему то же монетой. Но какое ему дело до соперника, пока красивая девушка находится в его власти!

Следовало навести справки о белых, которые укрываются в лесу.

Понтиак выбрал трех ловких молодцев и послал их на разведки; если белых было много, надо было устроить им засаду или прогнать их обратно в форт. Обстоятельства слагались благоприятно для вождя. Теперь он мог уверить Мэдж, что пленник на свободе и скоро будет в форте, у родных. Конечно, девушка будет рада и благодарна ему, и в порыве благодарности сумеет оценить вождя Оттавов и, быть может, согласится быть его подругой, разделить с ним его власть и могущество!

Понтиак обладал не только выдержкой, но и умом, потому что умел сдерживать душевные порывы, пользуясь всяким случаем, чтобы заслужить благосклонность пленницы. Он остановился на краю деревни, поджидая возвращения разведчиков. Его заметили, но никто не решился подойти. Все помнили, как сильно ударил он воина, когда тот осмелился сам заговорить с ним.

Легкие шаги заставили его повернуть голову. Суровое, раскрашенное лицо вождя прояснилось, когда он узнал Катерину, индианку из племени Ожибва, робко приблизившуюся к нему. Умный, проницательный Понтиак не подозревал, что эта красивая, рассудительная индианка изменила ему и оказала существенные услуги обитателям форта. Он всегда был рад видеть ее, так как ожидал узнать от нее многие тайны форта и верил, что она не пощадит своей жизни, исполняя его приказания.

— Оороа, — сказал вождь, называя девушку индейским именем, — Понтиак рад видеть тебя. Он знает, что ты — верный друг народа!

— Я стараюсь! — был лицемерный ответ Катерины. — Почему Понтиак позволил белому пленнику уйти домой?

— Ты знаешь это?

— Я видела, как он шел с Понтиаком, и потом Понтиак вернулся один. Я следила за Понтиаком и удивлялась, потому что сердце его полно ненависти к врагам!

— Об этом просила Утренняя Заря, и я не мог отказать ей, потому что она дорога сердцу Понтиака!

Прекрасные черные глаза индианки широко раскрылись от удивления, хотя хитрая девушка давно и отлично знала это.

— Серого Волка убили белые, а его товарищ убежал!

— Да, белых в лесу было много, и он хотел спасти свою жизнь!

— Там был только один белый, — возразила девушка с презрительной усмешкой, — великий охотник, которого называют Спайн!

— Оороа видела своими глазами все то, что говорит мне?

— Да. Я спряталась в лесу, видела, как упал Серый Волк, как белый охотник выскочил из засады и подал руку пленнику, которого освободил Понтиак. Товарищ Серого Волка забыл, что у него есть ружье и убежал в деревню, по следам великого Понтиака!

Для вождя это было новость. Он не сомневался, что индианка говорила правду и видела все своими собственными глазами.

— Куда идет Оороа?

— Повидать своего друга Утреннюю Зарю в жилище Понтиака!

— Пусть Оороа скажет Утренней Заре, что пленник свободен и направился в форт!

— Хорошо, я скажу. Утренняя Заря узнает, что Понтиак говорит хорошим языком, что он добр к белым, добрее, чем они к нему!

Черные глаза вождя засверкали. Эта лесть пришлась по сердцу Понтиаку. Слова индианки ободрили его и усилили его любовь к белой девушке. Умная индианка тонко играла свою роль.

— Скоро — произнес вождь, делая величественный жест, — Понтиак будет королем всей страны. Из белых людей в живых останутся только друзья Утренней Зари. Она будет королевой над всеми!

Разрисованное красками лицо вождя просияло и озарилось глубоким воодушевлением. Это была мечта всей его жизни, осуществление его заветных надежд. По огромному честолюбию и грандиозности проектов, Понтиак был прототипом гениального корсиканца, который, в свое время, играл тронами, как шахматами, уничтожал их и воздвигал по своему произволу, пока не нарушил равновесия вселенной.

Слушая речь Понтиака, Катерина решила, что ей пора раскрыть лучшие козыри своей игры. Притворяясь, что она поражена его словами, она сказала:

— Пусть Понтиак переговорит с Утренней Зарей сегодня ночью! Оороа приготовит ее к приходу великого вождя!

Понтиак решил сейчас же идти к Мэдж и со всей пылкостью своей натуры высказать ей свою любовь, но по совету индианки переменил свое намерение.

— Пусть будет так, как сказала Оороа! — произнес он, повернулся и пошел на встречу разведчикам. Катерина побежала к Мэдж.

Индейцы пришли обратно и подтвердили слова индианки. В лесу был один белый охотник, который присоединился к бывшему пленнику Понтиака. Преследовать их было бесцельно. Воин, постыдно бежавший из лесу, ждал наказания от водя. Но Понтиак не сказал ему ни слова. Страсть к белой девушке, горевшая в его сердце, казалось, учила его мягкости и снисходительности, мало присущей его натуре. Было около полудня. Понтиак долго совещался с воинами и решил, что ему необходимо переговорить с Поттаваттомами. Для этого нужно было переплыть реку.

Вождь взял с собой трех разведчиков, а остальным приказала позаботиться о трупе Серого Волка.

Катерина прибежала в шатер Понтиака, веселая и довольная. Она знала, что Мэдж обрадуется, узнав новость, которую она принесла. Индианка была глубоко привязана к Мэдж. Кроткая, милая девушка невольно привлекала к себе всех. Катерина готова была пожертвовать жизнью ради спасения Мэдж. С присущим ей лукавством и ловкостью она придумывала различные планы бегства Мэдж. Теперь час наступил, и Катерина была готова поплатиться своей жизнью.

К счастью для заговорщиц, жена Понтиака плохо понимала по–английски. Катерина села около Мэдж и понизив свой голос до шепота, сказала: Он свободен!

Глаза Мэдж заблистали.

— Правда? Может ли это быть? Ты не ошибаешься?

Катерина рассказала ей все и добавила:

— Это, конечно, Понтиак велел убить пленника, потому что Серый Волк не осмелился бы сам застрелить его. К счастью, подоспел великий охотник Спайн, и тот, кого вы любите, ушел с ним домой!

Счастливая Мэдж радостно воскликнула: — Слава Богу! Ашер спасен! Как я счастлива!

Катерина подозрительно взглянула на жену Понтиака, занятую какой–то работой, и шепнула Мэдж:

— Теперь надо подумать, как спасти вас!

 

Глава 25. НЕОЖИДАННЫЙ СЮРПРИЗ

Понтиак и его три спутника прошли деревню, направляясь к реке. Они шли спокойно, важно, не оглядываясь, пока не достигли берега, где находились их пироги. Воины не смели спросить Понтиака и, молча, ждали его приказаний. Вождь, молча, указал им на большую лодку. Индейцы быстро притянули ее к берегу и держали, пока Понтиак сел в нее и указал им место. Вождь не взял с собой винтовки, но воины были хорошо вооружены.

Лагерь Поттаватомов находился к югу от форта Детруа. Индейцы начали грести по направлению к форту.

Пирога Оттавов отошла уже далеко от берега, как вдруг один из индейцев издал тихое восклицание и перестал грести.

Остальные двое также моментально остановились. Понтиак сейчас же понял причину их тревоги. Из–за лесистого берега, по другой стороне реки, показалась лодка, в которой сидело двое белых людей. Несколько минут индейцы молчали, внимательно наблюдая приближавшуюся лодку. Невольное восклицание вырвалось у Понтиака, когда он узнал белых людей в лодке. То были — Джо Спайн и его племянник, Ашер Норрис.

Страшная злоба закипела в груди Понтиака. Пленник, которого он замышлял изменнически убить, хочет напасть на него! Хотя расстояние между лодками было значительно, Ашер поднял ружье и прицелился. Голубоватый дымок, глухое щелканье. Пуля со свистом полетела прямо в голову переднего гребца. Понтиаку нельзя было отказать в личной храбрости. Он пожалел, что не взял с собой ружья, и когда его спутники хотели пристать к берегу, вождь не позволил им этого, а схватил одну из винтовок, лежавших на дне лодки, прицелился и выстрелил.

— Отвратительный выстрел! — спокойно заметил Джо Спайн, когда пуля пролетела над его головой. — Теперь очередь за Спайном. Надо убедиться, не изменяет ли ему рука?

Он бросил весло, схватил свою старую винтовку «Бесс» и прицелился в группу индейцев. Бац! Один из индейцев, со страшным криком, подскочил на месте и свалился через борт лодки в реку, едва не перевернув пирогу.

— Джо Спайн не разучился стрелять! — заметил охотник. Ашер снова зарядил свое ружье, наблюдая за индейцами.

— Остерегайся, мальчик, добавил он, — и не качай головой, я говорю дело… Один из дикарей целится в тебя…

Ашер не дослушал слов дяди и присел на дно лодки. Тогда Джо Спайн проделал удивительную вещь. Зная, что индейцы отличные стрелки, он выхватил ружье у племянника и выстрелил прямо в целившегося индейца. Ружье индейца разрядилось, но пули пролетела в воздух. Индеец сделал судорожный прыжок, но с такой силой, что лодка перевернулась, и все трое полетели в воду.

— Ну, мальчик, что ты скажешь? — спросил Джо Спайн.

— Я не сумел бы сделать лучше. Двадцать таких молодцов, как вы, дядя Джо, могли бы отлично пробраться в лагерь Оттавов и освободить Мэдж!

— Ну, этого нельзя сказать, но мы подумаем!

— Что же делать теперь? Стрелять?

— Довольно! Ну их к черту!

Никогда еще Понтиак не испытывал такого поражения. Один из его спутников был убит, другой — ранен, лодка перевернулась! Им не оставалось ничего, как поскорее убраться из виду и не терять напрасно времени. Лодка белых людей скоро пристала к берегу. Они спокойно шли между деревьями, поджидая еще выстрела от индейцев. Но выстрела не было, хотя Джо Спайн не удержался и испустил торжествующий крик, который весьма неприятно поразил слух юноши.

А жаль, что ваш выстрел не попал в Понтиака! — заметил Ашер.

Охотник только что успел зарядить ружье и недоуменно взглянул на племянника.

— Что с тобой, мальчик?

— Вы слышали, что я сказал?

— Разве Понтиак был в лодке?

— Он сидел на корме, и первый начал стрелять в нас!

— Пусть меня скальпируют! — воскликнул с негодованием Джо Спайн. — Знаешь ли, мальчик, что я не заметил его! Я целился в одного дикаря, но это нисколько не оправдывает меня! Какая жалось, что я не застрелил Понтиака, когда имел удобный случай! Это была большая оплошность Джо Спайна, который упустил возможность оказать серьезную услугу форту Детруа!

Понтиак не хотел вернуться в деревню после такого поражения. Он взял на берегу другую лодку, вооружился винтовкой раненого воина и, вместе с уцелевшим индейцем, отправился к Поттаватомам. Конечно, он держался восточного берега, пока не добрался до деревни. Союзное племя встретило его очень гостеприимно. Но обменявшись немногими словами, Понтиак заметил общее недовольство. Несколько месяцев прошло с начала осады, а дело не подвигалось вперед. Надежда на успех была сомнительна. Один из вождей заявил Понтиаку, что, если положение вещей не изменится, он уйдет вместе со всем племенем. Понтиак возразил на это, что он получил сильное подкрепление несколько часов тому назад. Через несколько недель целая масса воинов сконцентрируется вокруг форта Детруа, и майор Глэдуин будет вынужден покориться. Понтиак высказал все это с таким жаром и убеждением, что Поттаватомы поверили ему и заранее радовались падению форта.

Визит Понтиака не пропал даром. Когда он вернулся вечером домой и вошел в свой шатер, там все было приготовлено к его приходу. Ночь была довольно холодна. Веселый огонек горел внутри жилья и наполнял его светом и теплом. Жена Понтиака, догадываясь, в чем дело, ушла к соседке. Женщины индейского племени любят болтать и сплетничать не менее своих цивилизованных сестер. В шатре было опрятно прибрано. Около огня лежали приготовленные сучья и палки, у стенки шатра находилась длинная тетива и колчан со стрелами. Тут же была винтовка вождя, рог с порохом и мешочек с пулями. Кое–где развешено было платье вождя и его жены. Сердце Понтиака забилось сильнее, когда он заметил знакомую фигуру девушки, сидевшей на буйволовой коже и завернутой в свою шаль. Она даже не взглянула, когда он вошел, хотя сидела лицом ко входу. Шаль закрывала всю ее фигуру, и роскошная масса блестящих черных волос спустилась на лицо. Понтиак подождал минуту. Потом индеец подошел к ней и тихо спросил: — Разве Утренняя Заря не хочет взглянуть на великого Понтиака?

Девушка, казалось, не слышала его слов.

— Понтиак скоро будет могущественным королем во всей стране, и Утренняя Заря будет королевой! Она будет выше всех других женщин!

Он не в силах был сдержать свое нетерпение и положил руку на ее голову.

— Пусть Утренняя Заря взглянет на Понтиака!

В эту минуту девушка встала. Сбросив шаль и откинув волосы, она взглянула на вождя. Но это была не Мэдж Линвуд, а индианка Катерина.

 

Глава 26. БЕГЛЯНКА

Покончив разговор с Понтиаком, Катерина торопилась скорее к Мэдж. Она знала, что, если хочет спасти свою любимую подругу, должна устроить ее бегство до восхода солнца. Вождь явится домой только вечером и не примет никаких отговорок. Мэдж будет вынуждена согласиться стать его женой. Сообщив подруге, что Ашер спасен, Катерина напомнила ей, что надо позаботиться о себе. Они порешили обменяться платьем, чтобы обмануть индейцев.

— Когда стемнеет, вы уйдете из деревни, под видом Катерины, или Оороа, а я буду ждать Понтиака!

— Но он накажет тебя, — протестовала Мэдж, — я не хочу, чтобы ты пострадала из–за меня!

Странная усмешка появилась на смуглом лице Катерины. Она вытащила нож из–за пояса и сунула его в руки удивленной Мэдж.

— Делайте, как я говорю. Поднимите нож выше как будто хотите ударить меня. Говорите: ты должна повиноваться, или я убью тебя!

Мэдж было смешно. Стараясь подражать мимики и тону Катерины, она проделала все, что ей велели. Потом она хотела отдать нож обратно, но индианка оттолкнула ее руку.

— Возьмите его, он пригодится!

В это время жена Понтиака неожиданно вошла в шатер. Девушки уселись рядом и продолжали беседу вполголоса.

В сумерках жена Понтиака развела огонь и приготовила ужин. Она принесла с собой двух жирных рыб, которые были уже приготовлены и очищены от углей, на которых жарились. Мэдж была так взволнована, что не могла есть, но по знаку Катерины заставила себя принять участие в еде.

Приближалась ночь. Катерина снова принялась за выполнение своего плана. Прежде всего она сказала жене Понтиака, что вождь скоро вернется и хочет видеть их одних в шатре. Как послушная и выдержанная супруга, индианка сейчас же ушла, но могла вернуться во всякое время и разрушить все планы девушек. Это было неосторожно со стороны Катерины, но она брала на себя всю ответственность.

Когда Мэдж уходила из дому с Петром Мюром, на ней было ее обычное платье из плотной домашней материи; изящные ноги ее были хорошо обуты, а на голову она надела темную, без всяких украшений шляпку. Заботливая мать надела ей на плечи цветную шаль.

— Теперь она тебе не нужна, а пригодится, когда будешь возвращаться!

Если бы мэдж вышла из шатра в своем платье, ее сейчас узнали бы. Понтиак позволил ей отлучаться из шатра, куда угодно, но под условием не выходить из деревни. Он пригрозил смертью нескольким воинам, если его приказание не будет исполнено, и, конечно, сдержал бы свое слово. В общем, за пленницей строго следили издалека. Катерина была немного старше Мэдж. Обе девушки были одного роста и обладали роскошными черными волосами. Катерина, как истая дикарка, любила блестящие украшения. На ее прекрасных волосах красовались два больших орлиных пера.

Она был одета в кофточку из замши, которая покрывала ей руки до кистей, на шее блестели разноцветные бусы. Платье доходило почти до колен и кончалось пышной бахромой радужных цветов. Ботинки и мокасины были также разукрашены. В этом живописном костюме Катерина поражала своеобразной красотой. Девушки быстро обменялись платьем. Катерина не упустила из виду ни одной мелочи в костюме Мэдж.

Когда Мэдж была одета, Катерина пришла в восторг. Глаза ее искрились от удовольствия.

Ваши родители не узнают вас! — сказала она Мэдж.

— Допустим, что я пройду деревню, а вдруг кто–нибудь из воинов заговорит со мной? Что я буду делать? Что я скажу ему?

— Не говорите с ним!

— Но должна же я ответить, иначе он будет подозревать!

— Скажите, что вы расстроены и не можете говорить!

Мэдж рассмеялась.

— Но ведь я должна сказать это по–английски!

— Разве я не говорю по–английски?

— Только не с Оттавами, которые обращаются к вам на своем родном языке!

Катерина на минуту задумалась.

— Подите, я научу вас говорить несколько слов по–индейски! Слушайте!

Она произнесла несколько звуков, которые Мэдж отлично запомнила, стараясь уловить акцент и интонацию индианки.

— Если кто–нибудь обратится к вам со словами, отвечайте, что у вас горе, и вы не желаете разговаривать. Повторите еще раз. Не забудьте же!

Когда все приготовления были окончены, Мэдж непременно хотела узнать, каким образом ее подруга защитит себя от ярости свирепого Понтиака. Катерина успокоила ее и просила не думать о ней. Самоотверженная индианка не хотела, несмотря на грозившую ей опасность, смущать подругу, за которую боялась больше, чем за себя.

— Вы помните, — сказала Катерина, улыбаясь, — вы выхватили у меня нож, подняли его над головой и грозили убить меня, если я не послушаюсь вашего приказания!

— Поверит ли тебе Понтиак? Отчего ты не позвала на помощь?

— Потому что оцепенела от страха!

— Почему ты отослала его жену?

— Потому что я знала, что Понтиак отошлет ее прочь, когда вернется, и хотела сама уйти, так как он желал видеть вас одну!

Мэдж покачала головой. Катерина улыбнулась.

— Не бойтесь. Понтиак верит Оороа и не сомневается в ней!

— Я верю, дорогая Катерина, но, если тебе грозит опасность, я не прощу себе этого.

— Великий Дух защитит меня, пусть моя сестра идет!

Мэдж нежно обняла и крепко поцеловала свою самоотверженную подругу, которая доказала ей свою любовь, рискуя своей жизнью. Выйдя из шатра, она с мольбой устремила взор на небо и постоянно повторяла слова, которым научила ее Катерина. Наступил вечер. Темные фигуры воинов мелькали около шатров и между деревьями. Как только Мэдж вышла из шатра, несколько воинов подошли и подозрительно оглянули ее. Но ее платье уничтожило всякое подозрение. Ее пропустили без слова. Трудно было Мэдж идти в темноте, она ежеминутно боялась оступиться или упасть в яму. Вдруг кто–то больно ударил ее по плечу. Она быстро обернулась и увидела какого–то юношу, который подкрался сзади, ударил ее ладонью по плечу и убежал, прежде чем она могла разглядеть его. На краю деревни Мэдж встретилась лицом к лицу с двумя индейцами. Один прошел мимо, но другой подошел к ней и сказал ей что–то на языке Оттавов.

Мэдж вполголоса пробормотала ему фразу в ответ, низко опустив голову. Она вся замерла от ужаса, потому что узнала голос Понтиака. Свирепый вождь возвращался домой. Увидя индианку, он хотел спросить ее, как обстоят его дела с с красивой пленницей. Вместо того, чтобы пропустить ее, вождь придвинулся к ней ближе и задал ей новый вопрос.

 

Глава 27. ВСТРЕЧА

Познания Мэдж в языке Оттавов ограничивались единственной фразой. Она несколько раз повторила ее тихим голосом, отворачиваясь, чтобы пройти мимо Понтиака.

Вождь медлил. Оороа могла ему многое сообщить о пленнице, и ее заявление, что она расстроена и не желает разговаривать, только подстрекнуло его любопытство. Но индианка была его другом, могла быть полезной ему, он пропустил ее и долго смотрел вслед темной фигуре, пока она не исчезла во мраке. Тогда он пошел в свой шатер, не сомневаясь, что Утренняя Заря ждет его. Мэдж едва оправилась от страха, полетела, как стрела, и скоро достигла пространства, освещенного луной. Часто оглядываясь назад, она уверилась, что ее не преследуют. Тогда девушка вздохнула свободнее и пошла тише. Она была бесконечно рада, что выбралась из индейской деревни, но ей предстояло еще переплыть реку, чтобы добраться до форта Детруа. Катерина предостерегала свою подругу не подходить близко к французскому поселению, там она могла встретить Оттавов или таких вероломных белых людей, как Жан Шотэн, который немедленно предал бы ее в руки Понтиака.

Переправа через реку не особенно озабочивала девушку. Если она не найдет лодки, то пустится вплавь. Мэдж отлично плавала и не поколебалась бы вступить в состязание даже с таким искусным пловцом, как Ашер.

Уверившись, что кругом тихо, она повернула налево и пробираясь через лес, скоро вышла на берег реки озаренной лучами месяца. Поселок остался в стороне. Мэдж предпочла бы скорее полнейшую темноту, потому что берег, по которому она шла, представлял открытое пространство, без всякой растительности. Тут ее легко могли увидеть. Скоро она заметила пирогу, лежавшую на берегу.

— Бог не оставил меня! — пробормотала Мэдж. — Я не смела ожидать такой удачи!

Это была довольно поместительная лодка. Девушка собиралась уже сесть в нее, как вдруг кто–то закричал ей: — Эй, что вы тут делаете?

Нервы Мэдж были так натянуты, что она вздрогнула, попятилась назад, словно от гремучей змеи, и с ужасом огляделась вокруг.

Мужская фигура вышла из лесу и направилась к ней.

— Я расстроена и не желаю разговаривать!

Это фразу Мэдж научилась говорить по–индейски у Катерины. В паническом страхе она невольно забылась и произнесла ее по–английски.

Мужчина залился звонким смехом и подошел к ней.

— Это еще не причина, чтобы так пугаться, Катерина! — произнес он. — Черт возьми! Что же это значит?

Он вгляделся в бледное, искаженное страхом лицо девушки и сейчас же заметил свою ошибку.

— Да это не Катерина, это Мэдж! Что значит этот маскарад? Зачем вы надели на себя перья индианки?

Мэдж узнала Жана Шотэна, но все еще не могла оправиться от испуга.

— Жан, я убежала от Понтиака. Вы знаете, я была пленницей в его деревне. Я переоделась в платье Катерины и вышла незамеченной. Мне надо переправиться через реку и добраться до форта Детруа, пока не поздно. Не дадите ли вы мне лодку?

Француз пожал плечами. Он знал, что Мэдж была в плену у Понтиака и не сомневался, что она говорит правду.

— Катерине придется плохо, когда Понтиак узнает все. Но, дорогая барышня, вам нечего особенно спешить, потому что Оттавы не знают, куда вы скрылись.

— Они бросятся искать меня. Воины придут сюда!

— Повторяю, нечего бояться! Зачем они придут сюда, если не знают где вы находитесь!

— Жан, вы смеетесь надо мной! У Понтиака сотни воинов, которые слушаются его взгляда! Он рассвирепеет и пошлет их охотиться за мной!

— На реке появится много индейских пирог, и вам не пробраться на ту сторону. Гораздо умнее будет, если вы пойдете со мной и посидите с моей женой, пока будет безопасно переплыть через реку!

— Нет, нет! Я не могу оставаться здесь. Мне нельзя терять ни минуты. Хотите ли вы помочь мне?

— Послушайте моего совета, Мэдж, и сделайте, как я говорю…

С быстротой молнии Мэдж схватилась за нос лодки и побежала к воде, таща ее за собой, потом прыгнула в лодку и отчалила от берега, прежде чем француз успел пошевелиться. Раздосадованный и удивленный, он поднял ружье и воскликнул:

— Я буду стрелять в вора!

— Стреляйте, если хотите! Я беспомощна!

Француз опустил ружье и пристально следил за удаляющейся фигурой в лодке. Луна ярко светила. Он ясно видел девушку, пока она обогнула островок. Потом стало темно, и он не мог следить за ней. Через несколько минут, как предсказывала Мэдж, из леса вышли два индейских воина. Они были посланы догнать ее. И согласись Мэдж пойти с французом к нему в дом, они непременно встретили бы индейцев!

Хитрый француз объяснил индейцам, что пришел на берег и заметил исчезновение своей лодки. Ее взяла женщина Катерина, из племени Ожибва, как он предполагал. Когда воины рассказали ему всю историю, Жан Шотэн добави. — Если бы я знал, что эта белолицая девушка в платье Катерины, я бы непременно убил ее!

Воины сейчас же подали сигнал на реку. С реки им ответили тем же. Очевидно, Понтиак употреблял все усилия, чтобы поймать беглянку. С другого берега также подан был сигнал. Всюду стояли часовые Понтиака.

— Ей не уйти! Ее схватят! — воскликнул Жан Шотэн, сумевший отклонить от себя всякое подозрение. — Моя лодка не поможет ей!

Мэдж Линвуд была смелая и отважная девушка. Она не доверяла французу, потому что знала его вероломство по словам Ашера. Отплыв от берега, она сейчас же забыла о нем и усердно работала веслом, оглядываясь во все стороны. Она знала, что могла встретить индейцев на реке. Нижняя часть островка и западный берег тонули в темноте.

Эта благодетельная темнота скрыла ее от глаз француза и внушила ему мысль, что она направилась к материку. Он сообщил свою мысль Оттавам и посоветовал им дать сигнал. Скоро он заметил на реке лодку, к которой присоединилась вторая. Наконец, появилась и третья, обогнувшая южную часть островка.

— Черт возьми! — вскричал француз. — Они должны схватить ее, потому что следуют по пятам за беглянкой. Несколько минут тому назад она была тут. Они встретятся лицом к лицу!

Но как он ни вглядывался, он не мог разглядеть на реке свою маленькую лодку.

Шестеро воинов усердно и быстро гребли, понимая, что нельзя терять дорого времени.

Но напрасно! Когда лодка снова пристала к берегу, в ней были только индейцы.

Обменявшись с ними несколькими фразами, Жан Шотэн узнал, что воины не нашли и следа лодки, в которой скрылась беглянка.

 

Глава 28. ПОГОНЯ

Никогда в жизни Понтиак не был так удивлен и поражен. Не подозревая ошибки, он положил свою руку на голову той, которую он любил и называл Утренней Зарей. Перед ним была не Мэдж, а индианка Катерина. Вождь отшатнулся назад, словно от удара. Значит, над ним подшутили!

Глаза его засверкали злобой. Страшная ярость охватила его. Катерина быстро встала на ноги и с выражением ужаса произнесла дрожащим голосом: «О, могущественный Понтиак! Спаси меня! Спаси меня от белой женщины!»

Железные пальцы вождя впились в ее руку, и задыхающимся от злобы голосом он сказал:

— Оороа обманула меня! Она должна умереть!

Катерина решила действовать иначе, но преждевременный приход вождя изменил все дело. Она рассчитывала выждать время, пока Мэдж будет в безопасности, потом послать индейцев в погоню за ней. И зачем ей было тогда оставаться и дать вождя, когда я ее сердце рвалось к подруге, за которую она боялась больше, чем за себя?! Индианка торопливо сообщила вождю, что белая девушка под угрозой смерти заставила ее повиноваться себе, и она была совсем измучена, когда вождь вошел и не узнал ее.

Устремив пронизывающий взгляд на девушку, Понтиак вытащил нож и проговорил как бы про себя. — Обманывает она меня? Правда это или нет?

Катерина стояла неподвижно. Она была на волосок от смерти. Но роль ее не была кончена, и она играла ее в совершенстве. Как будто осознав, наконец, что пленница убежала, она вдруг с новой энергией обратилась к Понтиаку:

— Пусть великий Понтиак поспешит! Он может поймать ее! Пусть он поспешит или будет поздно!

— По какой дороге ушла Утренняя Заря? — спросил вождь, все еще держа нож в руке.

Солгать было невозможно.

— Она ушла в дверь и по этой дороге! — ответила Катерина, указывая по направлению к берегу.

Понтиак спрятал нож. Он мог подождать, индианка не уйдет от его мести!

Вождь вспомнил, что он встретил Мэдж у деревни и обменялся с ней несколькими словами. Конечно, он не подозревал, что она знает язык Оттавов, и принял ее за Катерину.

Пленница не могла уйти далеко, и он поймает ее. Вождь решил не терять времени и быстро вышел из шатра. По его знаку прибежали воины, которым он объяснил, что пленница бежала и, несомненно, торопится переплыть реку.

Индейцы сейчас же сели в лодки и пустились в погоню. Сам Понтиак направился в другую сторону. Он взял с собой 12 человек лучших воинов, рассадил их в две лодки и направился к форту Детруа. Достигнув берега, индейцы разделились и окружили частокол форта.

Пленница не могла пробраться сквозь эту цепь воинов незамеченной. И как горько и тяжело пришлось бы ей, если бы она попала в руки индейцев у порога своего дома! Остальные индейцы не сидели без дела. Причалив к берегу, где стоял Жан Шотэн, они объяснили ему, что не могли найти беглянки, и попросили его поехать с ними на поиски своей лодки.

Француз согласился. Он знал, что может помочь им и узнает свою лодку из тысячи других.

Когда лодка, в которой находился Жан Шотэн, обогнула остров, вождь, сидевший в первой лодке, закричал им, чтобы они следовали за ним. Большая шайка индейцев собралась теперь в тени на берегу. После короткого совещания было решено, что обе лодки пойдут в разные стороны и внимательно осмотрят берег и реку. Если Мэдж Линвуд решила переплыть реку, то она должна быть недалеко.

План был сейчас же выполнен. Словно тени, скользили пироги вдоль лесистого берега далеко одна от другой. Один индеец греб, пока другие обшаривали кустарник, тщательно исследуя в темноте всякий предмет. К ним присоединились индейцы из другой лодки и искали так усердно, что Мэдж и ее лодка не могли бы спастить от них.

Все напрасно! Обе лодки остановились. Началось новое совещание. Нигде не видно было и признака лодки, в которой скрылась Мэдж Линвуд. Где же она?

Этот вопрос занимал индейцев, сильно увлекшихся охотой. Наконец, индейцы порешили, что Мэдж не переплыла реку, а пользуясь темнотой, спряталась где–нибудь на островке, покрытом густым лесом. Обе лодки должны были объехать остров кругом и искать пленницу.

Около острова лодки расстались. Одна пошла вправо, другая влево вдоль островка. Жак Шотэн находился в лодке, которая, обогнув остров, начала свои поиски на восточном берегу.

Никто из индейцев не вышел на берег.

Они могли продолжать охоту, сидя в лодке.

Быстро прошли они около берега, обогнули остров и приблизились уже к западной оконечности острова. Другая лодка не успела пройти и половины расстояния. Один из спутников Жана хотел выйти на берег, как вдруг с другой лодки донеслось громкое восклицание.

Полагая, что пленницу нашли, француз и его спутники бросили поиски и поспешили к другой лодке. Один из Оттавов, бродя по берегу, наткнулся на маленькую лодку. Все воины с любопытством разглядывали ее, поджидая француза, за которым оставалось решающее слово. Жан Шотэн нагнулся над найденной лодкой, внимательно посмотрел на нее и воскликнул: — Это моя лодка! В ней убежала белолицая девушка!

Установив этот факт, Оттавы решили, что пленница спряталась на островке. Вероятно, она услышала приближение индейской лодки, повернула к берегу и укрылась в тени, поджидая благоприятной минуты, чтобы продолжать свой путь.

Девушка наверное очень торопилась, если бросила лодку. Жан Шотэн считал Мэдж уже в руках индейцев. Как могла она уйти с острова, если потеряла лодку, и враги преследовали ее по пятам!

Хотя островок был невелик, но обойти его весь можно было не раньше наступления утра.

Если бы индейцев было вдвое больше, чем теперь, они не могли бы заставить девушку выйти из ее убежища раньше восхода солнца.

Понтиак издал несколько резких, громких восклицаний, чтобы оповестить всех, что лисицу накрыли в норе, и ей не уйти.

Скоро большое количество пирог направилось к острову. Около полуночи индейцы сгруппировались у острова, поджидая рассвета, чтобы захватить несчастную пленницу.

Благодаря поспешности, с которой Понтиак пустился в погоню за пленницей, он забыл сказать своим воинам о переодевании Мэдж и о том, что она отлично плавает. В последнем, впрочем, он и сам не был уверен.

 

Глава 29. СПАСЕНА!

Проницательный и умный Понтиак, конечно, сознавал необходимость сообщить это своим воинам, но погоня отвлекла его мысли. Воины, выстроившиеся около форта, ничего не подозревали, но те, которые остались у острова, узнали всю историю переодеванья от Жана Шотэна.

Между тем Мэдж, плывя на лодке мимо островка, заметила индейскую пирогу. Ее не видели, потому что она была в тени. Она подождала, пока индейская лодка обогнет островок, и направилась к восточному берегу. Мэдж слышала сигналы, видела снующие повсюду индейские пироги и страшно боялась наткнуться на индейцев. Она тихо подняла весло, намереваясь двинуться вперед, но сейчас же подалась назад с такой силой, что лодка ее врезалась в отмель берега.

Навстречу показалась индейская пирога.

Притаившись у берега, Мэдж затаила дыхание.

Темнота спасла ее. Как переплыть реку, кишевшую индейцами? Очевидно, Понтиак энергично охотился за пленницей.

Мэдж повернула к западному берегу. Тихо, медленно двигалась она вдоль берега, останавливалась, прислушивалась. В конце концов она вышла из лодки и начала пробираться через кусты и деревья к восточному берегу. Оттуда она хотела вернуться на материк, спуститься вниз по реке и там попытаться перебраться через реку. Увы! Это было невозможно. Вдали показались опять пироги. Внезапная мысль осенила девушку.

— Я попытаюсь перебраться через реку вплавь! — решила она.

Медлить было нельзя. Она бросила лодку у берега, тихо вошла в воду и, горячо помолившись, поплыла. Она плыла низко в воде. Недавно выпавший дождь смыл с берега в воду массу деревянных обрубков. Мэдж схватила один из этих обрубков и, держась за него, продолжала свой путь. Если бы кто–нибудь из дальнозорких индейцев заметил ее, то наверное принял бы за плавающее бревно. Боязливо оглядываясь вокруг себя, она скоро увидела недалеко индейские пироги. Мэдж нырнула в воду и отплыла несколько возможно дальше. Около нее плыла большая ветка. Одной рукой она схватила ветку, другой гребла, как веслом. Ей удалось проплыть далеко. По реке скользили, как тени, индейские пироги. Она слышала все повторяющиеся сигналы. Наконец, она добралась до береговых кустов и, схватившись за ветку над головой, вышла на берег.

Река осталась позади. Девушка полагала, что самая тяжелая половина дела окончена. Но она ошибалась. Пройдя некоторое расстояние по берегу, она повернула к форту. Тот был недалеко. Все–таки ей надо было пройти еще с милю, чтобы добраться до частокола. Мэдж не подозревала о кордоне, устроенном Понтиаком около форта.

К счастью, ночь была теплая. Вода освежила девушку. Промокшее насквозь платье прилипло к ней. Но это не беспокоило ее, и если бы понадобилось снова войти в воду и плыть, она сделала бы это охотно.

С сердцем, полным надежды и благодарности, Мэдж пошла через лес к форту. Здесь было меньше кустарника, чем на другом берегу, и лучи месяца ярко освещали все пространство. У нее было единственное оружие — нож Катерины, которым он могла обороняться против врагов. Мэдж прошла уже половину расстояния. Она бросила взгляд вправо и влево, чтобы укрыться где–нибудь в тени. Но кругом не было ни одного дерева, только мелкий кустарник разросся там и сям. Мэдж остановилась, раздумывая, где ей удобнее пройти в форт; терять время было опасно, и она быстро и смело пошла по открытому и освещенному луной пространству. Не успела она сделать нескольких шагов, как столкнулась лицом к лицу с индейским воином.

Мэдж задрожала, когда индеец подошел к ней и заговорил. Сделав страшное усилие, чтобы овладеть собой, Мэдж опустила голову и закрыла лицо руками.

— Я расстроена и не могу говорить!

Она произнесла эти слова, как настоящая индианка. Осмотрев ее с головы до ног, индеец видел, что она одета, как индианка, и молча пропустил ее. Таков был результат того, что Понтиак забыл предупредить воинов.

Мэдж пошла дальше, цепенея от страха. Она поняла, что между фортом Детруа и ею укрывается много индейцев, которые подстерегают ее.

Следовательно, теперь, ночью, ей не пробраться в форт, не подвергнув себя страшной опасности! Ворота форта также не откроются перед ней, пока ее не узнают; эта проволочка может иметь последствием, что Оттавы снова захватят ее. Осторожность подсказывала ей, что необходимо дождаться утра, которое принесет ей нужную помощь и поддержку. Конечно, это было тяжело. Находиться так близко около дома и провести ночь в лесу, где могла встретиться опасность! Но смелая девушка не колебалась. Когда восходящее солнце позолотило верхушки деревьев, оно застало ее недалеко от форта доброй, веселой, полной надежд. В то время, как Мэдж сидела на сваленном дереве и поджидала рассвета, в нескольких шагах от нее сидел индейский воин, не подозревая о ее присутствии.

Ночь тянулась невыносимо долго. Когда солнце взошло, Мэдж встала, чтобы продолжать свой путь и скоро убедилась, что невдалеке от нее стоял индеец с ружьем в руке, пристально наблюдая за ней.

Бежать или воспользоваться своим переодеваньем было теперь бесполезно. Индеец узнал ее и, вероятно, удивился ее наряду. В эту страшную минуту мужество не покинуло девушку. Подавив свое волнение, она подошла к воину и сказала:

— Беги, Оттав, скорее, как можно! Не медли! Белые охотники здесь!

Индеец понял английскую фразу, но не торопился воспользоваться советом беглянки.

Он оглянулся кругом и устремил пристальный взгляд на стоявшую перед ним девушку.

— Пусть Оттав поспешит, или будет поздно! Он должен бежать. Чего он медлит?

Воин снова оглянулся и произнес с усмешкой:

— Где белые люди? Их не видно… Покажи мне, где они прячутся?

— Близко, очень близко!

— Спасайся, разбойник! Девочка говорит правду. Почему ты не слушаешься ее совета?

Эти слова произнес Джо Спайн, появляясь из–за дерева и целясь в индейца.

Воин не сомневался более в благоразумии совета, но стоял совсем пораженный и растерянный.

 

Глава 30. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Охотник не хотел стрелять в индейца. Многолетняя опытность подсказала ему, что звук ружейного выстрела взбудоражит всех окрестных индейцев.

Джо Спайн и Ашер Норрис знали о кордоне, расставленном вокруг форта, и ночью также узнали, что Мэдж убежала из индейского лагеря и направлялась домой. Они вышли из ворот, чтобы в случае нужды подать ей помощь. Провидение привело их сюда в самый критический момент. Охотник не успел еще приветствовать Мэдж, как к ним подошел Ашер Норрис. Лицо Мэдж просияло, когда она увидела молодого человека. Счастливые молодые люди не могли достаточно насмотреться друг на друга. Джо Спайн спокойно и решительно сказал индейцу, что если он вздумает бежать, то будет служить мишенью для его выстрелов. Индеец стоял неподвижно, угрюмый и молчаливый, поджидая удобного случая, чтобы убежать.

— Ну–с, детки, — заметил молодым людям охотник, — теперь не время бросать нежные взгляды, да нежные слова. Поблизости так много краснокожих, как листьев на земле!

Понимая, что молодые люди готовы забыть теперь всякую опасность, Джо Спайн был настороже.

— Что нам делать, Джо? — спросила Мэдж.

— Идти в форт. Оба вы идите за мной следом и не спускайте глаз с этого скромного джентльмена.

Обратившись к Оттаву на его родном языке, он приказал ему идти в форт.

Пленник повиновался, как дитя, но охотник не забывал, что он ловок и гибок, как змея.

— Краснокожий думает удрать, — думал он, — я не хотел бы стрелять в него, но, пожалуй, придется!

Не доходя частокола, окружавшего форт, процессия свернула вправо. Впереди шел индеец, медленно и важно, за ним по пятам следовал Джо Спайн. Позади охотника шли Ашер Норрис и Мэдж Линвуд, так же молча, серьезные и сосредоточенные. Перед ними возвышался частокол форта и его башни. На минуту все остановились.

Нужно было привлечь внимание часовых для того, чтобы им открыли ворота.

Скрывшиеся поблизости Оттавы, несомненно, могли узнать их. Джо Спайн предупредил пленника, что при первой попытке бежать Ашер застрелит его. Потом, обратившись к юноше, добавил:

— Я пойду вперед! Мне нельзя будет следить за ним. Не спускай с него глаз, мальчик; если он попытается поднять ружье, выбей у него из рук и не промахнись! Иначе, прощай, дядя Джо! — Пуля попадет в мою спину! Если же он вздумает бежать, пусти его и не стреляй!

— Но почему?

— Пока еще он доберется к своим, а тебе надо сберечь свой заряд!

— Хорошо, я это сделаю. Не бойтесь, дядя Джо!

Джо думал, что индейцы не видели их. Он быстро пошел вперед и начал кивать головой часовым в форте, даже подал сигнал. Пока он был занят этим, к маленькой группе, стоявшей неподалеку, присоединилась Катерина. Как тень, выскользнула она из леса, бросилась к обрадованной Мэдж и обняла ее.

— Я всю ночь охотилась за моей сестрой. Мое сердце радуется, что она так близко от дома!

— Я так счастлива и благодарна тебе, Катерина. Но тише, мы в большой опасности!

Джо Спайн стоял в нескольких шагах на опушке леса. Услыхав голоса, он обернулся назад, но не перестал махать шляпой и подавать сигналы бестолковым часовым в форте.

Появление Катерины заставило Ашера повернуть голову в сторону, хотя он держал ружье, направленное в индейца. Юноша улыбнулся, заметив, что девушки обменялись платьем, так что их легко было принять одну за другую. Пленник воспользовался удобной минутой и, с быстротой стрелы, бросился в сторону. Одним прыжком он был уже за деревьями и убежал, как заяц. Никто и не подумал стрелять в него.

Наконец, охотник успел привлечь внимание одного часового около ворот, который закричал ему:

— Берегитесь индейцев! В лесу их множество! Бегите от них!

— Отворяй же ворота! — закричал ему Джо Спайн.

— Готово!

Несколько фигур появились на верху частокола, готовые помочь охотнику и его спутникам.

Джо посмотрел на своих друзей, словно хотел увериться, целы ли они.

— Идите… Мальчик и я пойдем вперед, Мэдж и Катерина, следуйте за нами… Мы побежим, но не очень быстро… Ну!

Все четверо сплотились вместе. Никто не раскрывал рта. Девушки побледнели, понимая, что наступил решительный момент. Присутствие индианки среди белых подтвердило ее намерение. Теперь она была вне власти Понтиака и его воинов. Охотник не терял времени. Он объяснил свой план, выступил на прогалину и бросился бежать к воротам. Ашер Норрис бежал рядом с ним.

Мэдж подождала, когда они отбежали на короткое расстояние. Тогда она взяла за руку Катерину и бросилась бежать вперед. Но индианка бросилась назад и не двигалась с места.

— Иди же, Катерина! — произнесла испуганная Мэдж, таща ее за руку. — Нельзя медлить ни минуты! Что там увидала моя сестра?

В это время справа показались восемь Оттавов, которые намеревались перехватить всех белых, прежде чем они достигнут ворот форта. Джо Спайн сейчас же заметил новую опасность.

— Мальчик, стреляй в них! — сказал он Ашеру. — У нас достаточно пороху!

Оба остановились, вскинули ружья и выстрелили. Заряд попал в первого индейца. Оттавы на минуту остановились, но за ними из лесу вышли другие.

Вдруг охотник заметил, что девушки не послушались его приказания и не вышли из леса.

— Что такое с ними случилось? — сердито спросил он и крикнул: — Бегите сюда, обе скорее!

Заряжать винтовки теперь было невозможно. Часовые форта также не дремали. Заметив индейцев, они начали стрелять в них.

— Мальчик, иди ты вперед! — приказал охотник племяннику.

Ашер не смел ослушаться, а охотник стоял неподвижно, смотря в лес и ожидая появления девушек.

Вдруг одна из них появилась в виду. Но это была не Мэдж. Индианка Катерина бежала, низко опустив голову и закрыв лицо руками.

— Что такое у них там? — спросил охотник, удивленный этой сценой.

Через несколько секунд показалась Мэдж, которая бежала к воротам форта.

Майор Глэдуин заметил опасное положение путников. Ворота форта широко раскрылись. Лучшие солдаты гарнизона поспешили на помощь. Подкрепление явилось как раз во время. Джо Спайн и Ашер Норрис стояли, подняв ружья, готовые стрелять в первого показавшегося в виду индейца. В лесу произошло смятение. Индейцы предупредили своих, бежавших им на помощь. Выстрелы посыпались на белых. Один из солдат был убит. Катерина, со слабым криком, зашаталась и упала вниз лицом.

— Этот выстрел сделал Понтиак! — вскричал разозленный охотник. — Я видел, как он целился в нее!

Взяв ружье у мертвого солдата, Джо прицелился в вождя. Ашер Норрис побежал к индианке, около которой на коленях стояла плачущая Мэдж. Им было слишком опасно оставаться тут, на виду у индейцев. Ашер и Мэдж бережно подняли индианку и понесли ее в форт, в дом Мэдж. Большие ворота форта снова крепко заперлись за ними. Бедная Катерина была мертва. Пуля Понтиака достигла цели. Свирепый вождь потерял бледнолицую девушку, которую хотел сделать своей женой, но зато отомстил смертью той, которая содействовала освобождению пленницы.

— Прощай, дорогая Сестра! — прошептала едва слышно Катерина, тихо улыбаясь плачущей Мэдж.

Мэдж обвила руками шею самоотверженной индианки и, прижав свое лицо к ее лицу, пролепетала:

— Прощай навеки, дорогая Катерина! Господь наградит тебя, ты умираешь за меня!

Действительно, Катерина спасла Мэдж от новой опасности. Увидав индейцев, неожиданно вышедших из лесу, она утащила Мэдж на другой конец поляны, а сама побежала первая к форту, рассчитывая, что индейцы примут ее за белую девушку и будут стрелять в нее. Тем временем Мэдж могла убежать. Один Понтиак понял эту хитрость и разоблачил ее. Прижавшись лицом к лицу Мэдж, которая нежно гладила рукой покрытый крупными каплями пота лоб умирающей и шептала ей слова любви, Катерина тихо умерла. Самоотверженная душа индианки отлетела.

Осада форта Детруа скоро прекратилась.

Индейцы сознали невозможность выполнить гигантский замысел Понтиака. Многие племена ушли от великого вождя. Понтиак покорился неизбежному и заключил мир с англичанами. Несколько лет спустя, находясь под влиянием винных паров, он разгорячился и был убит одним канадским индейцем, который был подкуплен каким–то английским негоциантом.

Так прекратилось это восстание индейцев, которое могло быть роковым для власти белых пришельцев. Но их вожди, в том числе и Понтиак, занятые личными счетами, упустили удобный момент и тем разрушили весь грандиозный план восстания.

Вообще в восстании великого вождя Оттавов еще раз резко сказалась неспособность краснокожих противостоять натиску белых, их разрозненность, отсутствие единства действий и солидарности, что, в конце концов, и повело впоследствии почти к полному исчезновению некогда многочисленных краснокожих Северной Америки.

 

Глава 1. ЗАБЛУДИВШИЕСЯ В ЛЕСУ

— Гарри, за нами крадется какой–то зверь!

— Почему ты так думаешь?

— Я слышу, как шуршат листья под его ногами. Прислушайся–ка!

Двоюродные братья остановились и притихли на минуту, прислушиваясь к доносившимся звукам. Но кругом было тихо, как в могиле, и эту мертвую тишину нарушало только жалобное завывание осеннего ветра в листве деревьев.

— Тебе почудилось, должно быть! — тихо сказал Гарри, снова пускаясь в путь. — Но все же надо держать ухо востро!

Мальчики пробирались через самую пустынную местность Пенсильвании, и в дороге их застала ночь. Они возвращались с охоты, на которую отправились рано утром в тот день, и шли к домику «тетушки Мегги». Неду Ливингстону — кроткому, серьезному мальчику — было пятнадцать лет, а двоюродному брату его, Гарри Норвуду — шестнадцать. Жили они в Филадельфии, где отцы их были компаньонами одного торгового дома. Вместе с мальчиками отправился из города и Джек Блокли, бородатый и закаленный матрос, который провел на море двадцать с половиною лет. Не следует, впрочем, думать, чтобы он отправился в западную Пенсильванию с теми же намерениями, как и мальчики, особенно Гарри, который был страстным любителем всяких экскурсий. Нет, такого рода спорт был далеко не во вкусе Джека. Но тетушка Мегги, о которой упоминалось выше, приходилась ему матерью, и он питал к ней самые нежные чувства. Редко удавалось ему ее навещать, но зато он никогда не упускал случая провести у нее несколько деньков. Недавно он вернулся из путешествия в Китай и при первой же возможности отправился к своей матери. И он так убедительно просил Гарри и Неда, которых знал с детства, составить ему компанию, что те согласились. Мальчики уже не в первый раз предпринимали такую прогулку в обществе Джека, но, как уже было сказано, он предпочитал спорту беседы с матерью, которой рассказывал о своих многочисленных приключениях со времени последнего их свидания.

В то утро, о котором идет речь, мальчики решили пробраться дальше обыкновенного, а на следующий день вместе с Джеком пуститься в обратный путь.

Они захватили с собой основательный завтрак, что было вполне благоразумно, хотя, быть может, и не особенно приятно для самолюбия истинных охотников. Последние припасы съедены были еще задолго до заката солнца. Затем они попробовали выстрелить в оленя, но тот был так далек от них, что вряд ли получил и царапину. Во всяком случае, они не видели его больше.

Спустя немного времени, когда мальчик были на расстоянии ста шагов друг от друга, Нед мельком увидел медведя, который медленно тащился позади кустарника. Но так как тот не тронул его, то и Нед проявил по отношению к нему столько же рыцарства, оставив его в покое. Своему кузену он нашел лучшим вовсе не говорить о своем поведении.

Идти на свежем, бодрящем воздухе было так легко, что мальчики совершенно не заметили, как солнце скрылось за горизонт. И только когда стало уже темнеть, они ускорили шаг, боясь не поспеть до ночи домой. Перспектива провести ночь вдали от жилья была далеко не заманчива: свежий воздух обещал сделаться еще холоднее, а две или три упавших снежинки говорили о том, что им угрожает опасность, перед которой пасовало немало выносливых людей. Вот почему наши путешественники свернули лесом по тому направлению, которое, как они думали, скорее выведет их к дому Джека.

В это время Нед Ливингстон, немного отставший от брата, произнес те слова, которыми начинается эта повесть.

Откровенно сознаюсь, что не могу представить себе более неприятной вещи на свете, чем уверенность в том, что за вами, шаг за шагом, крадется в темноте какое–то опасное животное, которое каждую секунду может броситься на вас сзади. Нед был далек от всякого подозрения, когда до слуха его долетел легкий звук шагов, заставивший его моментально повернуться назад. Но ничего не было видно, и Нед скрыл свои опасения от Гарри, который весь отдался отыскиванию верной дороги к дому Джека. Зато Нед, как и можно себе представить, был теперь настороже и внимательно прислушивался ко всем звукам позади них: он знал, что Гарри не нуждается в его помощи, а между тем дикий зверь мог броситься на них раньше, чем они успеют принять какие–нибудь меры.

Когда Нед вторично услышал подозрительный шорох, он не мог уже удержаться от восклицания, и оба мальчика остановились и стали прислушиваться.

— Может быть, это человек! — сказал Гарри, после того, как они прошли вперед несколько шагов.

Ау, сюда! — крикнул он, оборачиваясь и вглядываясь в темноту.

Ответа не было, и из этого мальчики заключили, что существо, которое шло за ними, не принадлежало к человеческому роду.

— Тебе придется одному следить за тем, что делается позади нас, — продолжал Гарри, — с меня довольно и дороги. По правде сказать, я боюсь, как бы нам не пришлось ночевать в лесу и…

Конец его фразы был заглушен выстрелом Неда: тот разглядел какое–то темное животное, которое ползком следовало за ними, и, быстро вскинув на плечо свое ружье, спустил курок.

Раненое животное злобно зарычало и ловким прыжком кинулось прямо на мальчика. Но Нед с поразительной быстротой отскочил на несколько шагов назад: не сделай он этого движения, — чисто инстинктивного, — животное прыгнуло бы ему на плечи, и мальчику пришлось бы очень плохо. Когда животное отделилось от земли во время прыжка, очертания его сухого тела, придававшего ему сходство с поджарой собакой, стало яснее, и Гарри, выхватив свою винтовку, выстрелил в него в упор. Этот выстрел изменил положение дел. Свинцовая пуля проникла в тело животного через его жесткую кожу, и оно, упав на землю, стало кататься по ней, страшно фыркая и щелкая зубами. Мальчики были настолько осторожны, что держались в стороне от метавшегося зверя, который скоро затих.

— Он околел! — произнес Гарри. — Любопытно, что это был за зверь!

— А вот сейчас посмотрим! — сказал Нед, доставая из кармана маленький кусочек каучука и высекая огонь. Держа над головой тонкий горящий фитиль, мальчики наклонились над страшным животным, которое лежало на спине с вывернутыми лапами и острыми белыми зубами, обагренными его собственной кровью.

— Это дикая кошка! — сказал Гарри.

— Да, нам пришлось бы плохо, если бы на ее долю выпала удача! — прибавил Нед.

— Конечно. Интересно было бы знать, нет ли поблизости его подруги?

Фитиль потух, и мальчики, притаившись на минуту, снова прислушались. Но не слышно было никаких подозрительных звуков.

— Первое, что всегда делает предусмотрительный охотник после того, как выстрелил, — это снова заряжает свое ружье! — заметил Гарри. — Не скажу, чтобы это было очень удобно делать в такой тьме. Зажги–ка опять фитиль!

При помощи зажженных кусочков соснового дерева мальчики быстро зарядили свое оружие. У них были прекрасные винтовки, и они очень искусно владели ими.

— Хотелось бы мне, — проговорил Гарри, когда они прошли еще с четверть мили, — сказать с уверенностью, что мы идет верной дорогой и не заблудились. Но боюсь, что этого нельзя сказать, пока не увидим свет в окне тетушки Мегги. Ты ничего не видишь, Нед?

— Ничего ровно, кроме глубокой тьмы вокруг. Мы наверное заблудились!

Небо было покрыто тучами, и только на открытых, безлесных местах можно было различить неясные очертания предметов на расстоянии двенадцати шагов. Время от времени падали мелкие снежинки, и с минуты на минуту можно было ожидать снежной бури. Та местность, которой пробирались мальчики, составляла самую дикую часть этого графства (В Соед. Штатах графство — часть штата) и славилась своими лесными чащами, ядовитыми змеями и дикими зверями. Кроме того, здесь было много крутых горных склонов, скалистых утесов, глубоких оврагов и частого кустарника, что очень затрудняло путешествие. Нелегко было пробираться здесь и днем, с наступлением же ночи затруднения, какие встречали мальчики на каждом шагу, увеличились по крайней мере раз в десять, а вместе с тем и опасность для их жизни. Они рисковали даже упасть в пропасть, так как было так темно, что можно было различить их только у самого края. Но страх ночевать в лесу и надежда на то, что вот–вот покажется вдали огонек из домика тетушки Мегги, были так сильны, что мальчики все пробирались дальше и дальше. Несколько раз они принимались кричать, аукать и даже стрелять, надеясь привлечь этим внимание своего друга Джека Блокли, который должен был поджидать их с заходом солнца. Но ответом была только мертвая тишина кругом, и, наконец, они решили бросить тщетные поиски.

Все это время они не забывали о возможности нападения на них дикой кошки или другого зверя, что, впрочем, после удачной первой встречи не особенно тревожило их.

Не рассчитывая проводить ночь в лесу, мальчики не запаслись теплой одеждой: верхнее платье или плащ были бы для них только лишним бременем в течение дня. Но теперь, когда ночной холод все усиливался, теплое платье очень пригодилось бы им. За неимением теплой одежды, приходилось искать убежища где–нибудь в укромном местечке, чтобы только уберечься от резкого ветра.

— Здесь, наверное, много пещер, — сказал Нед, который очень устал. — Нам не трудно будет найти, где укрыться!

— Я уже давно посматриваю по сторонам, нет ли пещеры, — с тех самых пор, как мы подстрелили дикую кошку, — заметил Гарри. — И, если не ошибаюсь, мы, наконец, напали на нее. Вот здесь!

Он указал рукой налево. В темноте можно было различить только какую–то неопределенную мрачную массу, увитую виноградом, до которой нужно было добираться мимо утесов.

— Я не вполне уверен, что это то, чего мы ищем, — сказал Гарри. — Но надеюсь, по крайней мере, что можно будет развести здесь огонь и провести ночь с некоторыми удобствами. Подойдем ближе!

 

Глава 2. ОТНЯТОЕ ЖИЛИЩЕ

Судьба благоприятствовала мальчикам. Не долго думая, они направились к убежищу, в котором так нуждались. Перед ними зияло темное отверстие, около 6 футов в диаметре в самой широкой своей части. Оно, несомненно, вело в пещеру приблизительно такой же глубины. У мальчиков невольно вырвалось восклицание восторга, когда они остановились около темнеющей пасти отверстия. Но они не решились сразу войти в него.

— Это чистая находка для нас, — сказал Гарри. — Впрочем, сначала надо еще поисследовать эту пещеру. Только как сделать это?

— Кажется, я слышу плеск воды! — заметил Нед, останавливаясь у самого входа пещеры и наклоняясь вперед.

Прислушавшись внимательно, мальчики убедились, что это было не журчание воды, а тот самый гул, только более сильный, который слышится и в пустой морской раковине. Фитили снова пошли в дело, и каждый из мальчиков, держа их над головой, стал всматриваться в слабо освещенное пространство. Насколько только хватал свет, можно было видеть, что они находились в пещере, ширина и высота которой в разных местах была различна — от 5 до 20 футов. Глубину ее еще нельзя было определить, но позже они могли пройти на двадцать шагов от входа.

— Чудесно! — вскричал Гарри. — Теперь нам надо раздобыть только хворосту для костра!

— Это можно живо набрать, — сказал Нед, выбегая из пещеры; за ним вышел и его брат.

Здесь они спустили ружья на землю, чтобы можно было свободно действовать обеими руками, и стали собирать сухие сучья под низкорослыми соснами, которых здесь было очень много. Вдобавок к этому они наломали и свежих веток и отнесли все это в пещеру. Гарри живо развел костер из принесенного материала, которого, казалось, хватило бы на целую неделю, — сначала в двенадцати футах от входа в пещеру, но потом пришлось передвинуть горящие поленья ближе к нему, так как иначе мальчиков очень беспокоил дым. Они то и дело потирали себе глаза, страдавшие от дыма, но через некоторое время образовалась хорошая тяга наружу, воздух в пещере очистился, и положение наших путешественников улучшилось.

— Жаль, что мы не набрали больше хворосту, — сказал Нед, поглядывая с сомнением на груду сучьев в глубине пещеры. — Как ни велик этот запас, а до завтрашнего утра, пожалуй, не хватит.

— Что ж, прибавим еще, — согласился Гарри. — Я и сам думал, что это будет маловато. Останься здесь и поддерживай огонь, а я наберу еще охапку!

На самом деле Гарри хотел идти один потому, что видел, как брат его был утомлен: тот не был таким крепким и выносливым, как он. Нед понял эту маленькую хитрость брата, но ничего не сказал.

— Ведь вся эта дурацкая прогулка, — выдумка Гарри, — думал он. — Так пускай же он и платится за это!

Гарри притащил уже три охапки и отправился за четвертой и последней. Он пошел направо, где еде раньше не был, и сделал всего несколько шагов, как страшно испугался: желая опереться, он положил руку на шероховатую поверхность каменной глыбы, весом в несколько тонн, вероятно, и вдруг почувствовал, что эта глыба отодвигается от него.

— Бог мой! Что бы это могло быть? — прошептал он, отступая назад в таком ужасе, точно перед ним была вторая дикая кошка. — Нед, иди сюда!

Нет выбежал из пещеры, спрашивая, в чем дело.

— Здесь что–то неладно! Я тронул этот обломок скалы и он отодвинулся, точно хотел дать мне дорогу!

— Что ж, если и так, — сказал со смехом Нед. — Ведь мы с тобой не суеверны и живо найдем объяснение такого чуда!

Та глыба камня, о которой говорил Гарри, была неправильной сферической формы и возвышалась так близко около пещеры, что можно было только с трудом протискаться в узкий промежуток между ними. Вот почему Гарри, пробираясь в этом проходе, был так напуган, когда скала подалась под давлением его руки.

Нед протянул руку и сначала тихонько, а потом более сильно надавил на скалу. К его удивлению, она на несколько дюймов подалась назад, потом снова придвинулась и так колебалась некоторое время, пока не приняла прежнего положения. Тогда мальчики поняли, что это было одно из тех любопытных явлений, какие встречаются в разных частях света и известны под названием «качающихся скал». Огромная скала находилась в том состоянии равновесия, когда при малейшем прикосновении тело начинает качаться, как маятник, возвращаясь снова в прежнее положение.

— Мы читали об этом явлении, — сказал Нед. — Это поразительная вещь, и трудно понять, как такая глыба камня может раскачиваться так равномерно. Но, в конце концов, это можно объяснить, и тут нет ничего сверхъестественного!

Несколько минут мальчики забавлялись тем, что раскачивали скалу, которая делала иногда такие размахи, что казалось, не вернется в прежнее положение; но в конце концов она все–таки принимала его, и мальчики, наконец, вернулись назад в пещеру.

— Очевидно, — заметил Гарри, усаживаясь на кучу наломанных сосновых сучьев, — что тут где–нибудь есть отверстие в глубине пещеры, иначе не было бы такой тяги. И я намереваюсь исследовать его!

— О, нет, оставайся, пожалуйста здесь! — вскричал усталый Нед. — После нашего долгого странствования всего приятнее растянуться на земле и отдохнуть!

— Если бы ты не сидел все время, зарывшись в свои книги, а больше бывал на свежем воздухе, то был бы крепче, Нед, и чувствовал бы себя гораздо лучше!

— Я бы все равно не мог чувствовать себя лучше, чем в настоящую минуту! — сказал со смехом Нед. — Разве только, если бы у меня был кусочек сладкого пирога от тетушки Мегги и немного кленового сиропа!

— Ну, это нам вряд ли раздобыть сегодня. Я и сам страшно голоден, но надо уж потерпеть до завтрашнего утра. Я и за то благодарен судьбе, что она послала нам такой отличный кров, где мы можем уберечься от холода!

— Да, мы еще счастливы. Костер уже так нагрел эту часть пещеры, что здесь становится очень уютно!

— Но чтобы огонь не потух, нам придется спать по–очереди: надо все время следить за ним!

— Почему бы нам не спать и одновременно! Как только огонь начнет потухать, мы наверное проснемся от холода и подбросим еще дров.

— Можно бы и так! — задумчиво сказал Гарри, — но только я заметил, когда мы стояли около качающейся скалы что–то вроде тропинки, которая вела к отверстию пещеры.

— Что же из этого?

— А то, что к нам могут зайти ночью нежданные гости, и не хорошо будет, если они застанут нас обоих спящими!

— Гости! — повторил Нед. — Кто ж бы это мог быть? Не видно, чтобы кто–нибудь посещал пещеру до нас!

— Но, может быть, поглубже в пещере и найдутся какие–нибудь следы посещений. Кроме дыма, я слышу еще какой–то особенный запах, и уверен, что сюда приходят дикие звери!

— Медведи, например! — отозвался Нед со своего импровизированного ложа из сосновых ветвей, по другую сторону огня.

— Я как раз подумал о медведях. Ведь известно, что Мишки любят устраивать себе жилье в дуплах деревьев или в пещерах, и было бы странно, если бы ни дин из них не воспользовался этой пещерой!

Чтобы убедиться в этом предположении, мальчики решили осмотреть глубину пещеры. Каждый из них взял из костра по горящему полену и, размахивая им над головой, чтобы они ярче разгорелись, стал осторожно пробираться в глубину пещеры, мало–по–малу освещая ее мрачную пасть. Им не пришлось долго идти, как они заметили на земле клочки длинной черной шерсти, несомненно принадлежавшей медведю. Дальше, в самой глубине пещеры, лежала груда сухих листьев и веток, служащая, очевидно, постелью для медведя. Вероятно, медведь спал здесь не только по ночам, но и в течение всей зимы, когда он питался собственным жиром и сосал во сне переднюю лапу. Мальчики сделали по дороге еще одно открытие: высоко, над их головами, они увидели неправильной формы отверстие, менее фута в диаметре. Через него–то и выходил дым от костра, и тяга здесь была так велика, что дрова трещали и горели так же ярко, как в печке с отличной трубой. Убедившись, что они дошли до самого конце пещеры, мальчики вернулись к костру, подбросили в него еще хвороста и снова с удовольствием растянулись на кучах веток.

— Теперь уж нет нет сомнения, — сказал Гарри, что нам нельзя заснуть обоим одновременно!

— Об этом не стоит и говорить: и если ты хочешь теперь спать, то я буду бодрствовать до половины ночи, а после ты сменишь меня!

— Я предпочел бы наоборот, Нед. Мне совсем не хочется еще спать. А потом, когда меня станет клонить сон, я обещаю, что разбужу тебя!

— Я тебе очень обязан! — пробормотал Нед, который так устал, что веки у него отяжелели, и глаза слипались. — Но разбуди меня непременно в середине ночи, если я не проснусь сам!

Гарри улыбнулся и ничего не ответил. Глаза его брата тихонько сомкнулись, он произнес еще несколько бессвязных слов и, наконец, унесся в страну сновидений.

— Бедняга! — прошептал Гарри. — Он и половины не может вынести того, что я. Недаром он такой бледный и скоро устает. Ради него я часто замедлял шаги, хотя и не показывал ему, что делаю это для него. Он учился бы целые дни и ночи напролет, если бы только ему это позволили, и никогда не согласился бы на эту прогулку, если бы его родители почти силой не отправили бы его. Поживи он с месяц в лесу, он стал бы совсем другим. Я хотел привлечь его в наши игры с мячами, но он не пожелал, и даже трудно было заставить его придти посмотреть, как мы играем. Один раз ему случайно попал в голову мяч, так после этого его нельзя было убедить придти опять. Я просто дивлюсь ему.

Подбросив дров в огонь, Гарри подошел ко входу в пещеру и стал глядеть на ближайшие скалы и сосны, которые только и видны были среди темноты ночи.

На небе не было ни звездочки. На один миг ему показалось, что внизу, в долине, блеснул огонек; но свет больше не показывался, и он решил, что это почудилось ему.

Что–то мягкое и холодное прикоснулось к его руке: это был снег. Ветра не было, но миллионы снежных хлопьев беззвучно падали на землю, покрывая все вокруг тонким белым покровом.

— Если так будет долго продолжаться, — мелькнуло в голове Гарри, — и если мы еще далеко от дома, то нам нелегко будет добраться до него!

Едва успел он это подумать, как перед ним что–то зашевелилось. Или, может быть, ему только почудилось! Было так темно, что он ничего не мог разглядеть, хотя движущийся предмет был всего в нескольких шагах от него. Всмотревшись еще раз, он, наконец, разобрал какой–то неясный образ, который двигался прямо на него. Гарри не сомневался в том, что это медведь, уходивший на день за добычей, возвращается теперь в свое логовище. Он успел разглядеть также, что тот был огромных размеров, и затем поспешно вошел в пещеру за своей винтовкой. Первой мыслью его было разбудить брата, но когда он увидел, как крепко тот спит, он переменил намерение.

— Еще успею его разбудить, — подумал он, — когда увижу, что одному мне не справиться с медведем!

 

Глава 3. ЗАМУРОВАННЫЕ В ПЕЩЕРЕ

Если только вообще медведи могут удивляться, то огромный черный медведь, вернувшийся в эту снежную ночь к своему жилищу, должен был почувствовать сильное удивление, найдя в пещере костер и двух мальчиков, одного спящего и одного бодрствующего. Он сразу остановился и минуту простоял на месте, подняв вверх морду и устремив свои крошечные свиные глазки на удивительное зрелище.

— Хорошо, если тут можно чем–нибудь поживиться! — казалось, выражал его взгляд. Но то, что произошло в следующий момент, поразило его еще сильнее.

Гарри Норвуд знал, что костер является лучшим защитником против диких зверей: он может удержать на расстоянии даже самых смелых из них. Но когда он взглянул на огромное животное, заполнявшее весь вход в пещеру, ему невольно стало жутко. Действительно, вид зверя мог сильно подействовать на нервы более робкого человека. Пламя костра, падавшее на медведя, ярко освещало его. На его мохнатой шубе блестели снежинки, придавая ей серый цвет, а длинные когти чудовища скрипели по песку при каждом его движении. Пасть животного была открыта, и в ней сверкали зубы. В глазах отражался свет костра, что придавало ему еще более свирепый вид, а в довершение ужасного впечатления огромные челюсти незваного гостя раздвинулись, чтобы испустить низкое, глухое ворчание.

Гарри очень быстро разглядел все эти подробности и в то же время осторожно приложил свою винтовку к плечу, старательно прицелился в громадную голову зверя и спустил курок. Выстрел гулко отразился в пещере, и Нед Ливингстон вскочил на ноги, дико озираясь вокруг.

— Что случилось, Гарри? — вскричал он.

— О, ничего особенного. Вот только медведь собирался полакомиться тобой, но я выстрелил в него раньше, чем он успел взять твою голову в свою пасть. Теперь, я думаю, он решил отступить назад!

— Это все? — спросил Нед. — Мне показалось, что ты ударил обо что–то ногу и вскрикнул от боли. Или ты хотел разбудить меня таким способом?

Оба мальчика были теперь на ногах. Гарри заряжал свое ружье, а Нед осматривался, куда бы выстрелить. Старший из мальчиков собирался вторично выстрелить в медведя из ружья брата, но тот сам завладел им. Между тем медведь отступил. Он был, наверное, тяжело ранен, так как расстояние между ним и Гарри было так мало, что нельзя было промахнуться. Пуля прошла через его толстую кожу, и он, отступая от пещеры, кувыркался по земле, кружился на одном месте и раздирал когтями песок. Мальчики несколько секунд прислушивались к его яростному фырканью, и, наконец, Гарри, который уже зарядил ружье, проговорил:

— Пойдем–ка и положим конец его мучениям!

— Я думаю, что уж это будет лишнее, — заметил Нед, идя вместе с братом к выходу пещеры. Они отошли от него всего на шаг, как им показалось, что упала половина горы. Глыба камня обрушилась вниз с таким треском, что скала, на которой они стояли, задрожала, и они едва удержались на ногах. Головешки потухавшего огня вспыхнули ярче от этого сотрясения.

Гарри и Нед стояли испуганные в течение нескольких минут, а затем Гарри, со свойственной ему способностью подмечать во всем смешную сторону, сказал:

— Вероятно, медведь обрушил к отверстию пещеры тот качающийся камень, чтобы загородить нам выход и придти потом покончить с нами!

Слова эти, сказанные в шутку, заключали в себе долю правды. Огромное животное, корчась в предсмертных конвульсиях, сдвинуло обломок скалы так сильно, что он, потеряв равновесие, обрушился перед входом в пещеру. Когда мальчики отправились на разведки, то улыбка, мелькнувшая на их лицах при юмористическом замечании Гарри, исчезла: огромный камень лежал как раз перед пещерой, загораживая единственный выход из нее. Гарри Норвуд и Нед Ливингстон оказывались замурованными в ней. Это было так же верно, как если бы они находились в подземелье тюрьмы, высеченной в прочной скале. Они скоро поняли ужасную истину, взглянули на бледные лица друг друга и одну минуту не в силах были выговорить ни слова. Нед почувствовал вдруг такую слабость, что опустился на кучу сосновых ветвей и сжал голову обеими руками, пока к нему не вернулось самообладание.

Гарри не мог примириться с мыслью, что положение их безнадежно. Он чувствовал потребность что–нибудь делать и выискивать средства помощи. Эта скала так легко раскачивалась прежде, неужели она не подастся с дороги, если ее сильно толкнуть? И вот он уперся в нее обеими руками и попробовал сначала слегка, а затем изо всей силы сдвинуть ее прочь. Но он мог бы с одинаковым успехом пытаться сдвинуть с места одну из египетских пирамид. Он делал такие пробы в разных местах, но всюду с одинаковым результатом или, вернее, без всякого результата.

Глыба совершенно загородила вход, но так как поверхность ее была неправильная, о воздух мог проходить в пещеру. Местами отверстия были даже настолько велики, что мальчики могли просунуть в них головы. Благодаря этим отверстиям получался сильный ток воздуха, увеличивавший тягу дыма через естественную трубу в глубине пещеры. Но ни одно отверстие не было так велико, чтобы в него мог пролезть даже мальчик с пальчик.

Пока Гарри тщетно пытался сдвинуть скалу, что не заняло много времени, Нед немного оправился от своего отчаяния и подошел к брату. Тот все еще рассматривал неприступную скалу, точно надеясь в душе, что стоит только сказать: «Сезам, откройся!» — и они свободно выйдет из пещеры.

— Да, медведь поставил нас в очень затруднительное положение! — сказал Нед. — Но его самого совсем не слышно.

— Он наверное убит. Тот толчок, которым он обрушил камень, был его последним делом перед смертью. Я не вижу никакого способа выбраться нам отсюда. Нет ли отверстия в задней части пещеры, которого мы еще не заметили?

— Боюсь, что нет. Но во всяком случае надо поискать: все лучше, чем сидеть сложа руки и предаваться отчаянию!

Они запаслись огнем и вторично отправились вглубь пещеры. На этот раз они подвигались вперед быстрее, чем прежде, так как уже ближе ознакомились с внутренностью пещеры. Кроме того, чувство страха, овладевшее ими, было настолько сильно, что вытесняло все остальные ощущения. Поднимая свои импровизированные факелы, они освещали шаг за шагом скалистые стены, пол, потолок, тщательно осматривая все, что попадалось им на пути. Ничто не могло ускользнуть от их внимательных глаз, и даже при ярком дневном свете они не увидели бы больше того, что теперь. Окончив осмотр, мальчики повернули назад и снова принялись за поиски, как мы делаем иногда, отыскивая в комнате ведь, которая не может быть найдена.

Но все было напрасно, и каждый раз поиски приводили к одинаковым неутешительным результатам: в пещере не оказывалось другого выхода, кроме того, который был завален камнем. Такое открытие, по–видимому, должно было бы повергнуть их в страшное отчаяние. На самом же деле, хотя они и были подавлены своим печальным положением, но, уже в силу своего возраста, не могли сидеть, сложа руки, и чувствовали потребность выискивать средства спасения. Наконец, однако, оба они выбились из сил и снова уселись около ярко горевшего костра. Говорили они мало, и в этом молчании еще сильнее чувствовалась безвыходность их положения.

— Да, Нед, — сказал, наконец, Гарри, надо сознаться, наши дела плохи!

— Без всякого сомнения. И если только мне удастся выбраться из этой западни, я никогда более не вернусь в эти места — можешь быть совершенно уверен в этом. Но, не стоит и думать о том, что бы мы сделали, если бы нам посчастливилось уйти отсюда!

— Это правда. Что касается меня, то я не вижу никакой надежды на спасение в нашем положении!

— Мы можем выбраться отсюда только тем же путем, каким вошли! — заметил Нед. — И будь у нас хороший рычаг, нам ничего не стоило бы отвалить камень.

— Да, если бы это был рычаг Архимеда. Когда я пытался сдвинуть в сторону эту громаду, то понял всю тщетность надежды на то, что она может когда–нибудь снова балансировать на узком основании. Ведь эта каменная глыба весит несколько тонн, как ты сам видишь!

— Итак, значит, мы можем спастись только в том случае, если кто–нибудь придет к нам на помощь!

— А таким человеком может быть только Джек Блокли!

— Отчего же, разве не может проходить этой дорогой какой–нибудь охотник или колонист? Думаю, что это может быть — по крайней мере в одном случае из 10.000 миллионов. Да и кроме того, мы не в состоянии дать сигнал Джеку, если даже он будет в 100 шагах расстояния от пещеры!

Несколько часов мальчики провели, лежа на сосновых ветках и разговаривая все об одном и том же. Но все попытки их придумать какое–нибудь средство спасения из этой тюрьмы, куда они так случайно попали, оказались напрасными. Наконец, они почувствовали утомление и, прекратив беседу, задремали.

На следующее утро Нед проснулся первый, но как только он встал, Гарри сел на своей постели, протер глаза и оглянулся кругом.

От костра осталась всего кучка пепла и несколько угольков, и мальчики совсем окоченели от холода. Они принялись делать гимнастику руками и ногами и прыгать, пока кровь не задвигалась живее по их телу. Затем они собрали в одну кучку горящие угольки, положили сверху хворосту, и скоро потрескивающие сучья начали распространять вокруг себя приятную теплоту, в которой мальчики, после утренней молитвы, стали с удовольствием греть свои закоченевшие члены. Их мучили голод и жажда. Съестных припасов у них не было, но жажду они могли утолить: под отверстием, заменявшим трубу, лежала кучка снега, выпавшего за ночь. Кроме того, через щели камня, завалившего вход в пещеру, также прошло немало снегу, так что мальчики надолго обеспечены были водой.

Голод мучил их не так сильно, как накануне вечером, но они чувствовали слабость. Кроме того, им недоставало их обычного утреннего омывания, зубных щеток, гребенки и других мелких удобств, сделавшихся их второй натурой. Положение наших заключенных, при самом снисходительном взгляде на вещи, являлось очень неуютным и незавидным.

Выглянув через отверстия из пещеры, мальчики увидели, что все кругом, насколько только можно было разглядеть, было покрыто снегом. На ветвях сосен лежал густой слой снега, камни скрылись под снежной пеленой, и вчерашние следы их ног исчезли. Все занесено было чистейшим белым покрывалом, но небо уже прояснилось, и солнце ярко засияло на нем.

 

Глава 4. ЧЕМ ЭТО КОНЧИЛОСЬ?

С одной стороны обвалившегося камня, между ним и краем входного отверстия пещеры мальчики могли просунуть голову на несколько дюймов дальше вперед, чем в других местах. Высунувшись таким образом, они увидели кончик морды и часть передних лап того медведя, который замуровал их в тюрьме. Медведь был почти весь занесен снегом, и не могло быть сомнения в том, что он уже давно околел.

— Гарри, — сказал Нед, когда они снова одели на головы свои шляпы и отошли от отверстия вглубь пещеры, — выдумал ли ты какое–нибудь средство для нашего спасения?

— Думать–то я думал, но, по правде сказать, так же мало решил этот вопрос, как и вчера вечером. Но мне кажется, что тебе пришла в голову какая–то мысль!

— Даже две, но мне страшно признаться в них!

— Открой хотя бы одну!

— Я думал о том, не можем ли мы, с помощью наших ножей, увеличить то отверстие, в которое просовываем головы?

— Вряд ли это возможно, но во всяком случае убедимся в этом!

Оба мальчика вытащили свои большие складные ножи и принялись за работу. Но скоро им пришлось придти к печальному заключению, что, иступив лезвия своих ножей, они не отделили и самой ничтожной части камня, который был тверже металла. Очевидно, делу не помогли бы и пятьдесят ножей, и оставалось только прекратить работу.

— Бесполезно трудиться, — проговорил Гарри, — мы только испортили наши ножи, вот и все. А в чем состоит твой второй план, Нед?

— Может быть, у нас достаточно пороху, чтобы взорвать часть камня?

Гарри готов был принять это предложение, которое показалось ему осуществимым. Пороховницы их были почти полны и, казалось, камень не мог устоять против разрушительной силы пороха. Но скоро стало ясно, что и порох не мог помочь им, по крайней мере они не в силах были сами произвести взрыва: не было достаточно большой трещины в камне, куда можно было бы насыпать пороху, а о том, чтобы просверлить дыру, нечего было, конечно, и думать.

— Новая неудача! — сказал Гарри, посмеиваясь. — Надо изобрести что–нибудь получше, Нед. Ну, какие у тебя еще планы в голове?

— Не знаю, чему ты нашел тут смеяться? — нетерпеливо ответил Нед. — По–моему, ничего страшного в этом нет!

— Но ведь человек не может все время кричать, как не может и все время смеяться. Понятно, мне не весело, но не мешает и позубоскалить, если есть подходящий случай. Ну, будем же продолжать: ты будешь выдумывать, а я

— пытаться привести твои планы в исполнение. Я готов выслушивать новое твое изобретение: вижу по твоим глазам, что на этот раз это что–нибудь блестящее!

Нед на минуту задумался, потом нагнулся к костру, вытащил горящий сук, описал им круг вокруг своей головы, чтобы он ярче разгорелся, но затем, переменив намерение, снова бросил его в огонь.

— Я забыл, что теперь светит солнце, и нам не надо огня. Пойдем со мной, Гарри!

Пройдя немного, они остановились под тем отверстием наверху пещеры, через которое дым выходил из пещеры.

— Я уже не раз спрашивал себя, — заметил Нед, — не можем ли мы воспользоваться этим отверстием?

Прежде чем ответить, Гарри отступил на несколько шагов назад, чтобы можно было взглянуть на отверстие, не подвергаясь опасности свернуть себе шею. Затем, скрестив руки, он устремил глаза наверх. Клочок голубого неба, видневшийся через отверстие, никогда не казался ему таким привлекательным, как теперь, но в то же время и таким далеким.

— Нед, я должен, к сожалению, признаться, что в твоем новом плане есть два крупных недостатка. Через это отверстие проходит теперь столько свету, что можно легко рассмотреть его во всех подробностях. Ты сам видишь, что толстые края его имеют наклон наружу, как во внутренности бутылки, и чтобы достигнуть выхода, надо проделать те же манипуляции, какие выделывает муха, передвигаясь по потолку. Да и кроме того эта труба, которая тянется на несколько футов в толще скалы, так узка, что через нее не пролезть и самому маленькому ребенку. Теперь, когда я доказал тебе, что до отверстия невозможно добраться, а если бы нам и удалось это, то из этого не вышло бы никакого толка, — ты и сам понимаешь, что твой последний план не имеет значения!

— Я и сам плохо верил ему, а теперь, когда мы подошли к этому месту, увидел, что он ничего не стоит!

— Я готов выслушать новый план!

— Но я ничего больше не придумал! — печально сказал Нед.

Гарри промолчал. Теперь ему уже не хотелось смеяться. Инстинктивно повинуясь одному и тому же внутреннему побуждению, оба мальчика повернули к выходу пещеры и остановились перед этой каменной громадой, лишавшей их свободы.

— Джек, должно быть, тревожился, что мы не вернулись вчера вечером, — заметил Гарри. — Я уверен, что ни он, ни тетушка Мегги не сомкнули глаз во всю ночь, а сегодня, чуть свет, он наверное отправился разыскивать нас!

— В этом не может быть сомнения, но что может навести его на наш след? Джек с малых лет плавал в море и совсем не знаком с лесами. Но если бы даже он и умел отыскивать след так же хорошо, как индеец, то и тогда это не привело бы ни к чему: ведь снег выпал после того, как мы вошли в пещеру!

— Да, и у него нет собаки!

— Это все равно не привело бы ни к чему, если бы только эта собака не была из той замечательной породы, о которой я как–то читал. Они водятся в Георгии и отличаются необыкновенным чутьем для отыскивания человека по следу. Но в этой местности их нет!

— Ну, так наша жизнь зависит от того, удастся ли Джеку случайно набрести на нас!

— Не вижу никаких шансов, чтобы это случилось, — заметил Нед с таким убитым видом, который показывал, что его покинула последняя надежда.

— Ты так говоришь, точно в тебе не осталось ни капли надежды, — сказал Гарри, глубоко тронутый безнадежным тоном брата. — Но мы можем зарядить наши ружья и выстрелить в отверстие.

— От этого не будет никакого прока. Я убежден, что мы никогда не выберемся из этой пещеры. А потом, чрез много лет, наши кости будут найдены в этой гробнице, и все будут ломать себе голову над тайной, каким образом мы могли попасть сюда, так как ведь никому не может придти в голову, что нас заточил здесь медведь. Нам уж никогда не увидеть больше нашего дома и друзей, и мы погибнем здесь страшной, медленной смертью от голода и жажды. Сколько бы мы ни думали…

— Эй вы, путешественники! Здесь вы, что ли?

Широкое добродушное лицо Джека Блокли показалось в большем из отверстий около камня, и он, щуря глаза, тщетно пытался рассмотреть что–нибудь в черной пасти пещеры. — Если вы здесь, так подайте голос. О–го! Что же вы не отвечаете, лентяи? О–го! О–го!

— Мы здесь! Слава Богу! — откликнулся Нед Ливингстон, настроение которого — что само собой понятно — совершенно изменилось за последние секунды.

— Должно быть, вам это место больше по душе, чем дом тетушки Мегги, — продолжал моряк голосам, который в это тихое осеннее утро раздавался на милю вокруг. — Оттого–то вы и засели здесь, прозевав сто восемьдесят четыре бисквита, которые она испекла для вас. Хорошую шутку сыграли с вами, нечего сказать! — ревел Джек. — Я был так расстроен ночью, что весь сон выскочил у меня из головы. Но как же вы попали в эту проклятую нору? Не видно ни дверного колокольчика, ни кольца у двери, а этот огромный медведь так смотрит, точно размозжит голову всякому, кто только толкнет дверь. Да где же дверь, отвечайте, черт возьми! Почему же вы не говорите, что с вами случилось?

Наконец, мальчикам удалось перебить словоохотливого моряка и рассказать, что с ними приключилось. Но когда они попробовали объяснить, каким образом раненый медведь обрушил огромный камень и завалил им вход в пещеру, Джек сначала закричал, что не верит этому. Но потом он припомнил, что еще ребенком видел эту пещеру и качающуюся скалу.

— А теперь, Джек, — сказал Гарри, когда старый матрос согласился, наконец, принять их объяснение, — расскажите нам, как вы могли догадаться, где искать нас. Нед только что заявил, что не было для нас никакой возможности выбраться отсюда живыми, как мы услышали ваш голос. А уж мы собирались стрелять в отверстие — в слабой надежде, что кто–нибудь нас услышит!

— Почему же не услышать? — ответил матрос. — Ведь вы всего в каких–нибудь двухстах ярдах от нашего дома, а может быть и того меньше!

— Неужели?! — вскричал Нед. — Как же могло случиться, что мы не видели света в вашем окне?

— И увидели бы его, если бы вскарабкались на утес позади пещеры, которая загораживает дом. Свечи горели у нас всю ночь, потому что матушка боялась, как бы вы не сбились с пути. Если бы вы только выстрелили, мы бы наверное услыхали вас!

— Странно, но мы совсем позабыли о том, что можем подать вам таким образом сигнал, а между тем это как раз и следовало сделать. Но вы все же не рассказали нам, как пришло вам в голову искать нас именно в этой пещере!

— А вот почему. Первое, что бросилось мне в глаза сегодня утром, как только я вышел за дверь и оглянулся кругом, это был дым, поднимавшийся над утесом. Я знал, что в пещере никто не живет, хотя и давно в ней не был. Вот я и говорю матери: «Знаешь, ведь это наши глупые лентяи забрались в эту пещеру и развели огонь! Кроме них больше некому там прятаться: здесь никто не проходит ночью, да и всякий знает дорогу к нашему дому». Отлично. Матушка тоже вышла за дверь, посмотрела вдаль, прикрыв глаза рукой, и решила, что это наверное вы, а не кто–нибудь другой. И вот она стала суетиться с яблочным пирожным, а я явился сюда, чтобы поторопить вас к завтраку.

— Все это чудесно, — сказал Гарри, — и мы моментально явимся к вам завтракать, если только вы укажете нам, каким образом может мы выбраться из нашей тюрьмы!

Теперь, когда Джек нашел их, мальчики не испытывали никаких опасений, хотя помочь им было не легкой задачей.

Внимательно осмотрев утес, загородивший вход в пещеру, Джек объявил, что один не может тут ничего поделать и приведет людей, да и во всяком случае все это займет несколько часов. Между тем тетушка Мегги, как только узнала о положении дел, принесла заключенным свое яблочное пирожное, вареных яиц и горячего кофе, и все это передала им через отверстие около камня. Могу прибавить еще, что мальчики никогда не ели с таким аппетитом, как в то утро.

Прошло немало времени, пока Джек Блокли и двое колонистов, которых он позвал на помощь, отодвинули, наконец, с большим трудом качающийся камень настолько, что мальчики могли выбраться из пещеры. Но когда это в конце концов случилось, то трудно описать их восторг при виде ярко светившего солнца и поздравлявших их друзей.

После этого предварительного знакомства с Джеком Блокли, Гарри Норвудом и Недом Ливингстоном при несколько необычных обстоятельствах, считаю своим долгом рассказать о других приключениях, случившихся с ними уже в другой части света и имеющих, как я надеюсь, некоторый интерес для читателей.

 

Глава 5. ПО ВОЛЕ ВЕТРА

— Да, должен признаться, это была худшая пора моей жизни! Нас застиг ураган в Индийском океане, а в Тихом мы потерпели крушение. В Желтом море на нас напали пираты, и остались в живых только я да двое товарищей. Скверно было также, когда однажды кит протащил нас в Баффиновом заливе на расстояние трех миль, и наступила ночь, мы потеряли из виду корабль. Только через четыре дня мы попали опять на него!

— Должно быть, это был необыкновенно сильный кит, Джек, если он тащил вас так долго по воде?

— Нет, в нем ничего не было необыкновенного. По крайней мере, он не оказал нам такой скверной услуги, как это кит, который поставил нас в такое затруднительное положение!

— Я согласен с Джеком, что эти рыбы, или животные, как принято называть китов, могут причинить большое зло. Я убежден, Гарри, что мы с тобой никогда не видали ничего подобного нашему киту!

— Да, мы не видали, Нед, того кита, который нанес нам такой ужасный удар. Если на свете бывают бешеные киты, то это был наверное один из них!

— Как же, мальчики, на свете существуют бешеные киты, и вам скажет это почти всякий старый китолов. Не одно судно пошло ко дну из–за этих диких животных, и я сам видал их. Уж не знаю только, был ли беленым тот кит, благодаря которому нам теперь так плохо приходится, но на то было сильно похоже. Как бы то ни было, теперь не стоит толковать о таких вещах, потому что пользы от этого все равно не будет. Вопрос в том, останемся ли мы живы, чтобы когда–нибудь вспоминать об этом приключении!

— Когда в тот раз медведь заточил Неда и меня в пещеру, — заметил Гарри, — то мы тоже думали, что уж наша песенка спета. А вы как думаете, Джеку?

— Должен, к сожалению, признаться, что наши шансы очень плохи!

Приведенный выше разговор происходил в темную безлунную ночь на 26 градусах 30 минутах восточной долготы (считая от Вашингтона) и около 1 градуса северной широты. Наши читатели, конечно, без труда найдут это место на своих картах. В разговоре принимали участие уже знакомые нам лица: Джек Блокли, Нед Ливингстон и Гарри Норвуд.

Джек исполнял обязанности штурмана и не один раз имел возможность сделаться капитаном. Но, как и все матросы, он был суеверен, и это тормозило его повышение. После того, как один юный гадальщик открыл по линиям на его ладони, что первое плавание, в которое он отправится командиром, будет для него и последним, Джек уклонился от повышения, которое заслужил еще задолго до того времени, о котором идет речь. О Неде Ливингстоне и Гарри Норвуде читателям уже кое–что известно. На следующий год после приключения с ними в лесах западной Пенсильвании, они плыли вместе с Джеком на плоту, который едва выдерживал вес их тела. Они не имели ни малейшего представления о том, куда их теперь относило течением, и у них не было с собой ни съестных припасов, ни пресной воды. На темном своде неба, раскинувшемся над ними, не мерцало ни одной звездочки, а на черном, как чернила, горизонте нельзя было различить ни одной светящейся точки. Всюду, и наверху, и внизу, и вокруг них — была черная, непроницаемая египетская тьма. Единственный звук, долетавший до их ушей был глухой ропот океана, плеск волн, ударявших об их плот, и свист ветра, который все крепчал. Каким образом Джек Блокли и мальчики попали в такое ужасное положение, я расскажу возможно короче.

Шхуна «Робинзон Крузе» отплыла в июне месяце 1880 года из Филадельфии в Пара — большой город Южной Америки, лежащий около реки того же названия. Шхуна отправлена была несколькими капиталистами за сырым каучуком, который в большом количестве вывозится из этой местности. Одним из лиц, нанявших судно, был Роуссел Ливингстон, сын которого, Нед, отличался слабым здоровьем, так как слишком много времени посвящал чтению. Он так много читал и так усердно занимался, что далеко опередил своих товарищей по классу, и отец его начал, наконец, тревожиться. У Неда была впалая, плоская грудь, на щеках его часто горел нездоровый румянец, и он жаловался на отсутствие аппетита и частые головные боли. Домашний доктор нашел, что все это происходит от отсутствия физических упражнений и от слишком большого умственного напряжения.

— Если он бросит на лето свои книги, сделается членом клуба игры в мяч, будет грести ежедневно по 1–2 часа, наконец, отправится в приморский город и будет там кататься в лодке и удить рыбу, то живо поправится. По натуре он крепкого и здорового сложения, но ему надо особенно остерегаться еще год или два.

Отец и мать переглянулись, и первый сказал:

— Неда, кажется, ничем нельзя заинтересовать, кроме его книг. Если бы только я позволил ему, он каждый вечер сидел бы до часу или двух ночи над геометрией, историей или латынью. Он послушный мальчик и готов исполнить всякое желание родителей, если только дело не касается игр и физических упражнений. В последний раз я чуть не силой выпроводил его из дому с двоюродным братом его Гарри, который отправлялся поохотиться в западную Пенсильванию вместе со своим другом моряком. Они и раньше там бывал, но на это раз экскурсия едва не кончилась очень трагично: мальчики попались в пещеру, как в ловушку, и наверное погибли бы там, если бы их не спасли вовремя!

— Нельзя ли заинтересовать его разведением фруктов? — спросил доктор.

— Уж я пробовал, да из этого ничего не вышло!

— Может быть, он согласился бы отправиться в общество атлетов и посмотреть на игру в мяч?

— Он охотнее согласился бы чтобы его поколотили!

— Я понимаю его, многие находят удовольствие в подобных упражнениях. А что, если бы…

Доктор остановился и подумал минуты две. Лицо у него было серьезное: никто лучше его не понимал всей важности этого случая и тех последствий, которые можно было ожидать.

— Физические упражнения мало приносят пользы тем, кто не интересуется ими. Надо предпринять с Недом что–нибудь решительное. Необходимо отправить его в морское путешествие, где он будет наслаждаться новыми впечатлениями; и за все это время, в течение нескольких недель, он не должен ни читать, ни заниматься своими науками. Тогда он быстро поправится. Если не ошибаюсь, мистер Ливингстон, вы один из собственников судна, которое отправляется в Южную Америку за каучуком?

— Совершенно верно!

— Это само Небо посылает нам помощь. Отправьте вашего сына на этом судне. Снабдите его товарищем его лет, который любил бы движение, и пускай они плавают в течение нескольких месяцев!

Проект изобретательного доктора был в точности исполнен. Отец Гарри Норвуда также принимал участие в каучуковом предприятии, и хотя Гарри и не нуждался в каникулах, но, уступив настоянию обоих мальчиков и родителей Неда, мистер Норвуд согласился отпустить сына в море.

Гарри не угрожала опасность расстроить свое здоровье науками. Он числился членом двух клубов игры в мяч, клуба любителей крикета и был капитаном речного клуба. Кроме того, он любил охотиться и удить рыбу, был отличным стрелком и плавал под парусами на своей яхте, точно старый опытный моряк. Никто из его сверстников не мог соперничать с ним в беге, катанье на коньках, борьбе и во всяком другом спорте. Очень возможно, что некоторые родители усомнятся, если я скажу, что Гарри был, несмотря на это, и прекрасным учеником в школе, а между тем это было именно так. Всякий спорт, если только не заниматься им исключительно, действует благотворно во всех отношениях. Мозг и мышцы могут развиваться и укрепляться одновременно, подтверждая пословицу: «здоровый ум в здоровом теле».

Так случилось то, что Гарри и Нед отплыли из Филадельфии на шхуне «Робинзон Крузе», со шкипером Деви Ламокин и восемью матросами. Около Гаттераса судно было застигнуто бурей, которая немилосердно швыряла его во все стороны и едва не потопила. Мальчики натерпелись такого страху, как еще никогда в жизни, и мечтали о своем доме. Шхуна, однако, благополучно вышла из этого испытания, хотя и выглядела очень плачевно. Это не помешало бы ей добраться до места назначения, если бы не случилось с ней новой неожиданной беды: однажды ночью, недалеко от экватора, она ударилась об огромного кита, который, вероятно, спал близко к поверхности воды. Взбешенное болью животное отступило на несколько сотен ярдов, затем внезапно повернулось назад и устремилось на шхуну. Капитан и команда поняли, что пришел их конец, но спасенья не было. Бок шхуны был пробит, и она начала наполняться водой. Было очевидно, что она неминуемо должна пойти ко дну в самом скором времени. Тогда капитан, потеряв голову, поспешно отвязал шлюпку, вскочил в нее вместе с несколькими матросами и отчалил от судна.

 

Глава 6. «ПОРОРОКА»

Джек Блокли мог бы тоже спастись, но тогда ему пришлось бы бросить на произвол судьбы мальчиков, которые не в силах были принять участие в ожесточенной борьбе матросов, спасавшихся в лодку. Честный малый скорее готов был умереть, чем совершить такую низость, и стоял в стороне, высказав капитану Ламокину и матросам несколько горьких истин по поводу того, что они покидают мальчиков. Но как только лодка скрылась в темноте, Джек живо принялся за сооружение плота, так как понимал, что нельзя было терять ни минуты. Само собою разумеется, что они все трое очутились бы в отчаянном положении, если «Робинзон Крузе» пошел ко дну раньше, чем все нужные приготовления были окончены. Но, на их счастье, шхуна погружалась в воду так медленно, что Джек успел соорудить подобие парусного судна, на котором они все могли кое–как поместиться. Нед и Гарри помогали ему, насколько у них хватало сил и уменья, но в этом не было и нужды: Джек был настоящим знатоком по части завязывания узлов и так живо соединил доски и бревна, что можно было через несколько минут отчалить от шхуны.

Джек был вооружен складным ножом, висевшим у него за поясом, и ружьем, подаренным ему перед отъездом из Филадельфии мистером Ливингстоном. До сих пор он еще не пускал его в ход, но это было очень ценное оружие, и Джек, конечно, не желал терять его. Кроме того, он втащил на плот мешок с провизией и бочонок с пресной водой. Нед и Гарри взяли каждый по своей винтовке, хотя сильно сомневались, чтобы можно было сделать из них какое–нибудь употребление. Затем все трое осторожно взошли на плот, который низко опустился под их тяжестью, и Джек оттолкнулся от шхуны импровизированным веслом.

— Шхуна сейчас пойдет ко дну, — сказал Джек, — и нам нельзя держаться слишком близко к ней!

Почему же?

— А потому, что нас может втянуть вместе с ней в водоворот!

— Вот она уже погружается в воду!

Шхуна, казалось, напрягала последние силы в борьбе с могучим неприятелем; но последние силы в борьбе с могучим неприятелем; но последний, наконец, одержал верх, и «Робинзон Крузе» покончил свое существование. В последний раз нос судна поднялся над поверхностью воды и на секунду остался неподвижным, точно вглядываясь в ту пучину, куда должен был погрузиться, затем нырнул в бездну океана, которая поглотила уже такое множество людей и сокровищ, но жаждала все новых жертв. Раздался особый свистящий звук, когда мачты прорезали поверхность воды, и, наконец, волны сомкнулись над могилой судна, которое так мужественно боролось с бурями и ураганами! И должно было погибнуть такой жалкой смертью.

— Берегитесь!

Вследствие водоворота, образовавшегося при погружении шхуны в море, плот так сильно качнуло на бок, что оба мальчика, стоявшие на нем, упали на доски. От этого же толчка мешок с провизией и бочонок с водой перевалились за борт, а Гарри Норвуд выронил из рук ружье, которое моментально исчезло в волнах океана: эту потерю он оплакивал в десять раз больше, чем утрату провизии и воды. Таким образом Джек Блокли и мальчики оставлены были на произвол судьбы в эту темную, безлунную ночь, окружавшую их со всех сторон непроницаемым мраком. С востока дул сильный ветер, и все, что было известно Джеку об их положении, это то, что шхуна находилась недалеко от берега Южной Америки, когда кит проломил ей бок, и она пошла после этого ко дну. Но она уже целый день носилась по водам, изливавшимся в море из могучей Амазонки, мутный цвет которых виднеется часто на сотни миль от устья реки. Благодаря этому, Джек не мог определенно сказать, где именно они находятся.

— Если нас занесло ветром в устье реки Амазонки, — сказал Гарри, который вскочил, как и Нед, на ноги и всматривался в окружавший мрак, — то мне кажется, мы должны были бы услышать поророку. Но вряд ли можно предположить, чтобы нас несло против течения.

— А я полагаю, — проговорил Джек Блокли, продолжая стоять на плоту, выпрямившись и с веслом в руках, — что хоть вы и много времени провели за вашими книгами, но можете еще многому здесь поучиться!

— В этом нельзя и сомневаться, и это было бы верно и тогда, если бы я даже всю свою жизнь просидел над книгами! — прозвучал смиренный ответ Неда Ливингстона, который никогда не хвастался своими познаниями. — Я еще никогда не видал поророки, Джек, так как ведь еще в первый раз в жизни нахожусь на этой широте, но мне рассказывали, что это прямо поразительное зрелище, и я надеялся увидеть его!

— Это верно, что оно удивительное, — заметил Джек. — Я видел его два года тому назад и был поражен им тем более, что не понимал, отчего оно происходит!

— А между тем это очень просто объясняется, — сказал Гарри, который лучше знал об этом явлении, чем можно было предполагать на основании его любви к атлетическому спорту. — Воды Амазонки вливаются в океан с невероятной силой и встречаются на своем пути с быстрым морским течением, которое направляется вдоль берега к северу. Сталкиваясь под прямым углом, эти течения поднимают волны вышиной с горы, а пены образуется столько, как в водовороте у подножия Ниагары. Должно быть, это страшное зрелище!

— Я читал об этом в одной книге, — заметил Нед, — как о настоящей борьбе между Амазонкой и Атлантическим океаном. Но, как это часто бывает, борьба эта оканчивается взаимными уступками, и морское течение идет на север, а воды Амазонки заметны в океане на расстоянии 500 миль от устья.

— Индейцы, живущие по побережью, зовут это явление «поророкой» (Pororoca), — сказал Гарри. — Но я не знаю, что значит это слово.

— Немудрено, ведь для этого надо понимать по–индейски. Но дело в том, что шум поророки слышен за целые мили, а до нас он не доносится!

— Если мы около устья Амазонки, — заметил Гарри, который быстро составлял свои заключения, — то течение должно было бы отнести нас назад в море!

— По–видимому, должно быть так, но на самом деле происходит совсем другое. Ведь, в сущности, Амазонка не всегда течет по направлению к морю!

Мальчики подумали бы, что старый моряк смеется над ними, если бы не знали одного замечательного факта: в известные времена года сильный восточный ветер заставляет течь воды низовьев Амазонки назад к истоку, причем река наводняет береговые местности. Но так как в настоящее время нельзя было ожидать ничего подобного, то все трое путешественников пришли к заключению, что их отнесло в открытое море, и они плывут далеко от берега. Положение их было, по–видимому, не особенно безнадежно, так как они находились в той части океана, где плавали не только парусные суда, но и пароходы, делавшие рейсы между Рио (Рио–де–Жанейро) и другими портовыми городами — и Южными и Соединенными Штатами. В это время открытие богатств мощной Амазонки шло такими быстрыми шагами вперед, и торговые сношения были настолько оживлены, что плот находился, так сказать, на большой международной дороге. Положение Джека и его двух юных друзей являлось, таким образом, лучше многих несчастных моряков, которые тем не менее находили спасение. Но у Джека были свои основания считать их положение более опасным, чем это казалось, хотя он и скрывал свои опасения. Бревна плота скреплены были так прочно, что он мог выдержать какую угодно непогоду, без провизии и пресной воды можно было проплавать целый день или даже два. И, тем не мене, он не верил в душе, чтобы кому–нибудь из них пришлось рассказывать впоследствии о крушении «Робинзона Крузе», благодаря бешеному киту.

 

Глава 7. ДЖЕК ПОГИБ

Плаванье на шхуне «Робинзон Крузо» принесло уже пользу Неду Ливингстону: здоровье его окрепло и обещало в скором времени придти в цветущее состояние. Будь это иначе, для него было бы очень опасно провести ночь и открытом море, на шатком плоту. Правда, они находились под экватором, где, как предполагают, господствует самая мягкая погода (хотя самый жаркий климат не совпадает с линией экватора, как и наиболее холодный — с полюсами), воздух был пропитан пронизывающей сыростью, что указывало на приближение бури. Если бы она разразилась, то положение наших путешественников еще значительно ухудшилось бы.

Так как стоять было бесполезно, то все трое уселись на середину плота, друг около друга. Джек держал тяжелое весло, а мальчики следили за тем, чтобы не уплыли ружья. Сильный восточный ветер вздымал на море крупную рябь, кроме того, плот то поднимался на гребни больших волн, то опускался вниз в зияющую глубину.

— Мы, моряки, очень выносливые малые, — сказал Джек после некоторого молчания, — если бы взвесить на весах все хорошее и худое, что бывало со мной в жизни, то второе оказалось бы во столько раз тяжелее, как тысяча пудов в сравнении с пером. Но я верю, что Тот, без чьей воли и волос не упадет с нашей головы, будет добрее к Джеку, чем многие люди. Много лет тому назад, когда я уезжал в плаванье, мать поцеловала меня и дала на прощанье маленькую библию. И вот с тех пор не было ни одной ночи, чтобы я не прочел чего–нибудь из этой книги!

— Конечно, когда только это было возможно, — прибавил честный матрос.

— Когда меня подхватил кит в Баффиновом заливе, и во время крушения в Тихом океана, мне приходилось обходиться без библии, как и в сегодняшнюю ночь, разумеется!

— Мы с Гарри делаем то же самое! — сказал Нед, почувствовавший еще большую симпатию к старому матросу за его откровенность и доверчивость.

— Да, — подтвердил Гарри, — и если читать ежедневно по три главы, а по воскресеньям пять, то в год можно прочесть всю библию; я так и делаю!

— Славная мысль! Славная мысль! — вскричал Джек, хлопая мальчиков по спине. — Так и продолжайте, мои мальчики! И никогда не бойтесь показывать себя такими, какие вы на самом деле! Надо мной немало смеялись бессовестные матросы и просили молиться за них, когда затевали недоброе, но я никогда не соглашался на это. Перед сном я всегда молился и просил Бога простить меня и защитить от всего злого. Иногда мне старались помешать в этом, но тогда я вскакивал с колен и добивался того, что меня оставляли в покое.

— Что касается меня, — заметил Гарри Норвуд, — то я знаю теперь, что можно быть настоящим христианином и в то же время участвовать во всех играх. Прежде я думал, что набожный мальчик должен иметь длинное, постное лицо, никогда не улыбаться, не принимать участия в спорте. Но потом я понял, что могу угодить Богу, если буду и смеяться, и бегать, и стрелять. Я тоже считаю, как и Джек, что Бог добрее к нам, чем даже наши собственные родители, и что он готов долго верить нам, хотя бы мы и не оправдывали иногда этого доверия!

— Это верно, — согласился Нед. — Не могу и выразить, как я рад тому, что избрал этот путь. В такие минуты, как теперь, религия дает утешение.

— Она всегда дает его, — заметил серьезно Гарри. — Ведь ты слышал об атеистах и еретиках, как они мучились перед смертью угрызениями совести и согласны были на что угодно, только бы пожить еще немного и примириться с Богом!

Не было ничего странного в том, что разговор коснулся такой серьезной темы. Самый легкомысленный человек настраивается на серьезный лад перед лицом смерти, а Джек Блокли внушил мальчикам с той минуты, как они оставили шхуну, что не было почти никакой надежды на спасение. И теперь каждый из них по–своему отдавал себя в руки того, кто один распоряжался судьбой человека.

Но и в эту торжественную минуту Джек, как истый моряк, не забывал о том, что их окружало. Он знал из многолетнего опыта, что для того, чтобы иметь успех, надо быть бдительным и не зевать. Принимая участие в разговоре, Джек в то же время прислушивался и вглядывался в окружавшую темноту. Мальчики делали по временам то же самое, но ничего не было ни слышно, ни видно, что могло бы возбудить хот бы слабую надежду. Тем не менее у Джека Блокли уже с полчаса росло подозрение, что поблизости находится какой–то предмет. Один или два раза ему удалось уловить звук, который не похож был на плеск волн, и в окружавшем мраке он различил неясные очертания чего–то отличавшегося от морских волн. Несмотря на то, что надежды на спасение почти не было, старый матрос считал своей обязанностью бороться до последней минуты. Поэтому–то он ни на секунду не ослаблял своей бдительности и не упускал случая позаботиться о тех, чья судьба находилась в его руках.

— Берегите мое ружье! — сказал он, подползая к самому краю плота.

— Ружье у меня, — ответил Гарри, — и уж я позабочусь о том, чтобы оно не погибло раньше нас. Но что вы собираетесь делать, Джек?

Матрос так нагнулся, что голова его приходилась почти в уровень с бревнами плота и попала в густое облако брызг, способных ослепить непривычного человека.

— Оставайтесь на своих местах! — ответил он. — Здесь есть что–то, что мне надо рассмотреть хорошенько!

— Что такое?

— Я скажу вам, как только сам разберусь, в чем дело!

Мальчики были любопытны, — что вполне естественно в их возрасте, — и когда несколько минут прошло, а Джек не подавал голоса, они с трудом могли удержаться от того, чтобы не подползти к нему и не узнать, в чем дело. Но они помнили, что он не хотел этого, и потому некоторое время еще удерживались от искушения. Затем Гарри несколько раз окликнул Джека, все больше и больше возвышая голос, но ответа не было.

— Бог мой! — вскричал мальчик. — С Джеком случилось что–нибудь неладное!

— Может быть, он чувствовал себя плохо и подполз к краю, чтобы умереть! — высказал предположение Нед Ливингстон.

— Боюсь, что ты прав, — ответил Гарри. — Подожди минуту, я сейчас узнаю, в чем дело!

— Мрак, сгустившийся вокруг, был так непроницаем, что не видно было даже всего плота, хотя он был и узкий. Немного времени потребовалось для Гарри добраться ползком до того места, куда незадолго до того удалился Джек Блокли. Бревна скрипели и погружались в воду под напором волн, и надо было соблюдать большую осторожность, чтобы не упасть за борт. Одной минуты было для Гарри совершенно достаточно, чтобы сделать страшное открытие, что Джека не было на плоту!

— Джек погиб! — крикнул в испуге мальчик. — Мы остались вдвоем. Один Бог может спасти нас!

 

Глава 8. СВЕТЯЩАЯСЯ ТОЧКА

Это было самое тревожное открытие, какое только могли сделать мальчики. Они чувствовали себя теперь совершенно беспомощными на шатком плоту, который несся по волнам бурного океана среди полной тьмы. Нед не хотел верить словам брата, пока сам не осмотрел всего плота и не убедился, что они остались одни. После этого они вернулись опять на середину плота и уселись здесь, тесно прижавшись друг к другу и не находя слов от ужаса и отчаяния. На сердце у них было слишком тяжело, чтобы говорить, и, казалось, им оставалось только молча выжидать, что пошлет им Небо.

Через минуту или две плот сильно качнуло от чего–то тяжелого, что ударилось в него.

— Что это? — вскричал Гарри, вскакивая на ноги.

В ответ послышался голос:

— Будьте спокойны! Я жив и здоров!

Не могло быть сомнения в том, что это был голос Джека Блокли, и сам он, говоря это, осторожно карабкался на плот. Мальчики радостно бросились в ту сторону, откуда слышался голос, и увидели слабые очертания фигуры своего товарища. Тот с трудом тащил за собой что–то очень тяжелое.

— Что это такое, Джек?

— Это капитан Ламокин, но только в этом нет никакого толку!

С этими словами он выпустил из рук тело капитана, и оно быстро скользнуло в воду, где и исчезло в волнах.

— Что вы сделали! — вскричал со страхом Гарри. — Ведь мы могли бы помочь нам втащить сюда капитана.

— Я бы и сам справился с ним, но что в этом толку, если он так же мертв, как Христофор Колумб!

— Почему же в таком случае вам пришло в голову взять его сюда?

— Потому что тогда он еще был жив. Дело было так: я заметил, что над водой что–то темное мелькнуло раз, потом еще, и ломал себе голову, что бы это такое могло быть.

— Это и был капитан?

— Нет, это была лодка, а в ней двое людей. Но в тот самый момент, когда я подплыл к ней, один из них свалился в воду. Капитан был еще жив, когда я схватил его и поплыл вместе с ним к плоту, но пока я добрался сюда, он умер. Поэтому я и бросил его.

— Почему лодка опрокинулась?

— Трудно сказать, почему. Но я думаю, что это было дело рук Бога: он наказал их за то, что они изменнически бросили вас на произвол судьбы, когда увидели, что «Робинзон Крузе» гибнет. Весь экипаж лодки погиб.

— Значит, и мы тоже погибли бы в лодке вместе с другими?

— Тогда бы лодка не опрокинулась! — ответил матрос, — но Гарри и Нед восстали против такого предположения.

— Вы уже не раз говорили нам, — сказал Нед, — что нам нечего надеяться на то, чтобы причалить к берегу или к какому–нибудь судну. Хотелось бы мне знать, почему вы так думаете? Мне приходилось читать о людях, которые попадали еще в худшие условия, чем мы, и, однако, благополучно выходили из своего отчаянного положения, так что впоследствии могли рассказать о своих бедствиях.

— Да, вы должны открыть нам причину нашего безнадежного положения, — прибавил Гарри.

— Я бы охотнее не говорил об этом, — отнекивался Джек, но мальчики настаивали на своей просьбе, и наконец, он сказал: — Когда капитан Ламокин отчалил в шлюпке с матросами, а я остался стоять на месте, точно на меня напало оцепенение, у самого моего лица пролетела морская чайка и сбила крылом мою шляпу!

— Что ж из этого? — одновременно спросили Нед и Гарри.

— Как, что ж из этого? Это очень важно. Ведь это верный знак того, что меня и тех, кто будет со мной, ожидает неминуемо смерть!

— Откуда вы это знаете? — спросил Гарри.

— Откуда! Понятное дело, я слышал об этом, когда плавал на море. Это наверное так и есть — даром рассказывать таких вещей не станут!

— Но ведь это нелепость! Мне ужасно жалко, Джек, что вы так суеверны. Но теперь я рад, что вы, наконец, высказали нам свои опасения! По крайне мере, у меня и Неда больше будет надежды на спасение. Вот если бы вы объяснили мне, каким образом чайке может быть известно о том, что кого–нибудь ожидает смерть, и как она дает об этом знать тем, что сбивает у этого человека шляпу, — тогда бы я поверил вашим словам!

— Не годится вам так говорить об этом, потому что ведь есть такие вещи на свете, которые мы не в силах понять и объяснить.

— Да ведь это только суеверие, Джек, и вы должны стыдиться его. Вот, например, капитан и матросы погибли раньше вас, а их не задела никакая чайка; и все–таки они все лежат на дне океана, а мы целы и невредимы!

— Да, но долго ли еще нам осталось жить–то? — упорствовал матрос.

— Никто не может ответить на это!

— А что, если мы останемся живы, убедитесь вы, что чайка в таких вещах не имеет никакого значения?

— Ну, положим, что я признаю это для данного случая, конечно!

— Отлично, пока оставим этот вопрос. Скажите теперь, Джек, почему вы не притянули лодку к плоту? Мне кажется, что в ней все же лучше было бы плавать, чем на этих шатких бревнах!

— Да, если бы лодка была в полном порядке и с веслами, тогда стоило бы ее взять. Но в таком виде, какой у нее теперь, она ни на что не годна в открытом море!

— Бедный капитан Ламокин! — вздохнул Нед. — Мне жаль его, и всех матросов, — ведь у некоторых из них остались семьи на берегу!

— Рано или поздно, все равно кончилось бы тем же самым, — философски заметил Джек. — Они только опередили нас на короткое время…

— Посмотрите сюда! — перебил его Гарри с волнением в голосе и привстал на ноги.

— Что вы там увидели?

— Свет справа от Джека!

Матрос обернулся в ту сторону и спился своими зоркими серыми глазами в окружавший мрак; но огонек потух так же внезапно, как и появился.

— На что он был похож? — спросил Нед.

— Это была светящаяся точка.

— Двигалась она?

— Нет, она оставалась неподвижной, как звезда; вспыхнула — и сейчас же потухла!

— Будем теперь настороже: может быть она появится снова!

Все трое стали внимательно всматриваться в темный горизонт. Джек предполагал, что это был свет от фонаря на каком–нибудь корабле. Но минуты проходили одна за другой, а черную мглу по–прежнему не прорезывал никакой свет, и оставалось только терпеливо дожидаться утра. В этом появлении светящейся точки хорошо было то, что оно заставило сердце мальчика сильнее забиться надеждой. Теперь они знали, что недалеко от них есть люди, и с рассветом можно было ожидать от них помощи.

Ветер свистел над их головами почти с такой силой, как при шторме. По временам гребни волн ударялись о плот и заливали его. Несмотря на близость к экватору, воздух был почти холодный, да и кроме того одежда мальчиков совсем отсырела от влаги и брызг, летавших вокруг них, не говоря уже о Джеке Блокли, взявшем холодную ванну в океане.

Всего больше беспокоило мальчиков, как бы плот не рассыпался на части, но Джек уверял их, что хотя он связывал бревна очень торопливо, но ручается за прочность своей работы, так что с этой стороны нечего опасаться.

Бодрость духа всегда заразительна, и та уверенность, с которой Гарри и Нед строили планы будущего, оказала свое действие на Джека: его мрачный взгляд на положение дела несколько смягчился, и в разговоре его стала проглядывать прежняя веселость. Но это продолжалось недолго, а затем в нем с новой силой проснулись старые опасения и дурные предчувствия. При таком настроении время тянулось бесконечно медленно.

 

Глава 9. ДЫМ ПАРОХОДА

Ужасная ночь, наконец, кончилась. Буря, грозившая разразиться, пронеслась мимо. Воздух стал теплее, и нельзя описать восторг мальчиков, когда они узнали от Джека, что сероватое освещение на горизонте предвещает восход солнца. Когда яркие лучи залили море, все трое наших путешественников встали на плоту и, прикрыв рукой глаза, стали всматриваться вдаль, в надежде увидеть какой–нибудь корабль или хотя бы узнать, где они находятся. Они знали, что там, откуда теперь выплыл на поверхность воды блестящий диск солнца, был берег Африки, удаленный от них на тысячи миль расстояния. Следовательно, в противоположном направлении должна была находиться Южная Америка, и сюда–то, в силу понятного внутреннего побуждения, они все трое обратили свои взоры. Но здесь, казалось, на целые сотни миль простиралась перед ними волнующаяся поверхность океана.

— Земля! — раздался внезапно громкий крик Джека Блокли, стоявшего в такой позе, точно он собирался бежать. Левой рукой он держал свою матросскую фуражку, а правая была протянута вперед, и он указывал ею на то, что должно было быть всего приятнее для всякого затерявшегося в море моряка. В том направлении, куда он показывал, виднелись пальмы, густые вершины которых вырисовывались на небе, и неясно обозначалась плоская равнина, раскинувшаяся на много миль кругом. Но, судя по солнцу, это приходилось как раз на севере, что очень удивляло мальчиков: они были твердо убеждены, что, плывя на север, не могли достигнуть берега, по крайней мере южно–американского. Что могло это означать? Вдруг Гарри Норвуда осенила мысль.

— Мы должно быть вовсе не в открытом море, — сказал он, — а в устье реки Амазонки, которая в этом месте около двухсот миль шириной!

— Я думаю, что ты прав! — согласился Нед, всматриваясь в тенистые пальмы, которые, казалось, посылали им привет через широкое водное пространство.

— Понятное дело, так оно и есть! — вскричал Джек Блокли. — Гарри как раз попал в самую точку. Восточный ветер сделал то, что Амазонка потекла в обратную сторону. Воды ее потекут к западу, здесь приостановятся, потом, успокоившись, направятся к Атлантическому океану с силой, в десять раз больше обыкновенной, и вот тогда–то можно будет увидеть и услышать поророку!

— А в каком же мы расстоянии от берега, Джек?

— Да до него будет добрых десять миль!

— Как же мы доберемся до него?

Джек пожал плечами.

— С помощью этого весла нам не добраться и в неделю, но другого средства нет. Паруса мы не можем соорудить!

— Но зато много вероятия, что нам попадется навстречу какой–нибудь пароход или корабль.

— Правда, но восточный и западный берега так залиты, что между ними несколько сотен миль расстояния. Мы не на том пути, по которому делают курс суда, и может с неделю проплавать по воле ветров.

Уже в течение нескольких минут Нед Ливингстон пристально глядел, прикрыв глаза рукой, по направлению к северо–западу, то есть Западнее того места, где были замечены пальмы. Вдруг он воскликнул:

— Вон там что–то виднеется, но мне кажется, что это не облако!

— Да это дым от парохода! — вскричал Джек с таким волнением, которое вообще не свойственно было его натуре. — Кажется, наши дела начинают налаживаться!

Небо почти разъяснилось, и над горизонтом виднелась теперь темная, почти горизонтальная полоска, казавшаяся неподвижной точно какой–нибудь великан протянул свой палец, выпачканный сажей, по лазурно–голубому небу.

При более внимательном осмотре заметно было, что восточный конец этой полоски поднимался несколько выше западного. Кроме того, на восточной половине она была темнее, чем на западной, и слегка передвигалась по горизонту в направлении к востоку. Это доказывало, что пароход шел вниз по реке Амазонке, то есть (как это ни странно звучит) против течения. Но он был так далеко от них к северу, что наши путешественники почти не могли надеяться на его помощь. И все же они рады были и этому открытию.

Джек, как опытный моряк, скоро подметил еще одно приятное обстоятельство: пароход держал почти на юго–восток, так что, продолжая этот курс, должен был проплыть недалеко от плота. А так как мало было вероятия за то, чтобы он совершенно изменил свой путь, то наши сотоварищи по несчастью имели полное основание надеяться на спасение. Когда полоска дыма яснее обозначилась на небе, Гарри и Нед едва не запрыгали от радостного возбуждения.

— Мы должны дать какой–нибудь сигнал, что находимся в бедственном положении, — заметил Нед. — Хотя мало шансов, что это нам удастся!

— Что ж, это можно, только я не думаю, чтобы в этом была надобность,

— ответил Джек Блокли. — Но вреда от этого не будет, и я попробую!

Он снял свою куртку, нацепил ее на ружье и, высоко держа его над головой, стал тихонько размахивать ею назад и вперед с равномерностью маятника. Так как плот находился почти на пути парохода, то часовой должен был непременно заметить этот сигнал, если уже не увидел раньше самый плот.

Скоро показался темный кузов парохода, и можно было разглядеть белую пену, выбивавшуюся из–под носа быстро несущегося судна. Пароход мчался на самый плот, так что наверное опрокинул бы его, если бы немного не изменил своего курса. Не оставалось более сомнения в том, что капитан собирался захватить потерпевших крушение людей, какими считали наших путников, и таким образом бедствие их скоро должно было окончиться.

Джек опустился на колени и, благоговейно сложив руки и устремив глаза к небу, вознес благодарственную молитву Богу. Мальчики невольно последовали его примеру, так что глазам тех, кто наблюдал за плотом с парохода, представилось трогательное зрелище. Затем все трое сразу поднялись на ноги, и Гарри, у которого был отличный тенор, затянул прекрасную песню Фильда:

«Содрогаясь, сидели мы в глубоком молчании; даже у самых храбрых захватывало дух от ужаса. А море дико бушевало кругом, и волны вели разговор со смертью».

«Так сидели мы во мраке и каждый в душе молился».

«Мы погибли! — раздался крик капитана, и, шатаясь, он стал спускаться по ступенькам».

«Тогда его маленькая дочь прошептала, схватив его ледяную руку:

«Разве в океане не тот же Бог над нами, как и там, на суше?»

Джек Блокли протянул мальчикам свою жесткую, мозолистую руку. Те от души пожали ее, и на глазах их навернулись слезы.

— Да, — проговорил Джек дрожащим голосом. — Бог и на этот раз позаботился о нас, как заботился всегда с нашего рождения!

 

Глава 10. «ИССЛЕДОВАТЕЛЬ»

Подъехав на близкое расстояние к плоту, пароход спустил шлюпку, и Джек Блокли, Гарри Норвуд и Нед Ливингстон были доставлены на борт, где и встретили самый радушный и теплый прием.

Пароход, носивший имя «Исследователь», был очень легкий и необыкновенно короткий, ради удобства проходить по крутым поворотам реки. Он предназначался для исследования верхнего течения Амазонки, но в первое же плавание был захвачен туземцами в Перу, и половина его экипажа была перебита. Тогда пришлось отказаться от исследований, которые предполагались в течение нескольких лет. В город Пара пароход был снова снабжен экипажем и провизией и отдан под начало знающего капитана.

Местность в окрестностях Пары, к востоку от Ксингу (Xingu), — как вероятно известно читателям, — представляет одну из богатейших в свете областей по части каучука. Земли между Ксингу и Тапайос (Tapajoc) также изобилуют каучуковыми деревьями, но в то время, к которое ведется этот рассказ, производство здесь было еще слабо развито. Цель «Исследователя» и состояла в том, чтобы отправиться к верховьям Тапайоса и пробудить в местных индейцах интерес к каучуковому производству, т.е., вернее, жадность к тому доходу, который они могли иметь, благодаря ему; большое количество всяких блестящих безделушек и украшений предназначалось для раздачи индейцам, чем можно было легко склонить их на что угодно.

Капитан «Исследователя» был американец по имени Деви Спрогель, участвовавший и в первом несчастном плавании парохода. Он был вполне знающим моряком, хотя отличался очень живым темпераментом и по временам склонен был выпивать лишнее. Команда его состояла из девяти человек и почти стольких же национальностей: тут были представители англичан, французов, португальцев, бразильцев, мамелюков (детей белых и индейцев), кофузо (от белых и негров), комбосо (от кафузо и негров), наконец, один был родом из далеких областей Патагонии.

— Я очень рад, что мне посчастливилось встретиться с вами, — сказал капитан Спрогель, после того, как мальчики рассказали ему свои приключения, и он позаботился о том, чтобы его троим новым пассажирам было как можно удобнее. — И ведь нас натолкнул на ваш плот странный случай!

— Да, мне трудно было понять, каким образом это могло случиться, после того, как вы рассказали, что плыли из Пары вверх по Амазонке.

Это замечание сделано было Джеком Блокли, открытое и честное лицо которого сразу завоевало симпатии капитана.

— Мы выехали из Пары на прошлой неделе и направились на север. Мне хотелось захватить по дороге одного португальца–матроса, который два года тому назад плавал со мной по Амазонке и лучше кого бы то ни было знаком с Тапайос. Зовут его Ардара, и он поднимался вверх по Амазонке еще с Агассисом в 1865 году. Он живет в Макона, очень хорошо образован, и вот я решил заехать за ним, тем более, что моей обязанностью было подняться сколько только возможно выше по Тапайос.

Макона — это город с семью или восемью тысячами жителей на левом берегу Амазонки, в 130 милях от ее устья. Уже около сорока лет он служит торговым портом, отправляя из своей гавани рис, хлопчатую бумагу, фрукты и лес.

— Но ведь мы далеко к востоку от Маконы, — сказал Джек Блокли капитану, который сдал свои обязанности штурману и сидел с тремя новыми пассажирами, кончившими завтрак, в хорошенькой каюте.

— Это верно, и вот отчего это произошло: когда я приехал в Макону, мен с радостью встретили жена и маленький сын Ардары. От них я узнал, что он ушел на охоту в Акарейские горы. Их отправилась туда целая партия, и Ардара, как и можно было ожидать, был руководителем и вожаком, что показывает, как ценят его знания. Жена его уверяла, что если он вернется домой и узнает, что упустил случай плыть вместе со мной вверх по реке, то умрет от разрыва сердца.

— Должно быть он очень привязан к вам! — заметил, смеясь, Нед.

— Конечно, и он славный товарищ. Однако, хотя я и очень нуждаюсь в нем, я не мог бы его дожидаться, если бы не слова его жены, что он вернется завтра: он сказал, что будет назад через две недели, и этот срок кончается завтра, а он всегда держал свои обещания. Поэтому–то я решил дожидаться его возвращения. А так как стоять в Маконе не представляло особой прелести, то мы и спустились вниз по реке к Атлантическому океану с единственным намерением как–нибудь убить время. Впрочем, должен сознаться, что некоторые из моих людей так слабы к вину и затевают после этого такие ссоры, что я охотнее держу их подальше от берега.

— Должно быть, вы собирались повернуть назад, когда увидела нас? — сказал Гарри.

— Я стоял перед колесом с биноклем в руке, вглядываясь в широкое водное пространство, и уже отдал приказание повернуть назад, когда заметил ваш плот и вас самих. Остальное вы знаете!

Капитан Спрогель предлагал мальчикам высадить их в Маконе, откуда они уже без труда могли добраться домой, благодаря частым торговым сношениям между этими городами. Но, с другой стороны, он соблазнял их отправиться вместе с ним вверх по Тапайос: ему хотелось воспользоваться услугами такого хорошего моряка, каким был Джек Блокли, да и мальчики понравились ему с первого же взгляда. Он уверял их, что это будет очень приятная экскурсия, почти не сопряженная ни с какими опасностями. Что же касается слабого здоровья одного из мальчиков, то в этом отношении нельзя себе представить ничего лучше плаванья в верховьях Амазонки и Тапайос, богатых восхитительными панорамами.

Мальчикам очень хотелось принять это предложение, но они не знали, имеют ли право на это: как ни сильно было их желание, они прежде всего не хотели огорчать своих родителей.

Джек не принимал участия в их совещании, чувствуя, что дело касается таких вещей, в которых только они одни имели право голоса. Вряд ли надо долго распространяться о том, к какому решению пришли наши юные друзья. Да и действительно, им нечего было опасаться неудовольствия родителей в том случае, если бы они согласились на предложение капитана Спрогеля. Напротив, те скорее были бы рады тому, что случай дал им возможность увидеть одну из самых удивительных местностей в мире. Поэтому мальчики сказали капитану, что с благодарностью принимают его предложение плыть вверх по Амазонке и надеются когда–нибудь отплатить ему за его доброту.

Джек со смехом признался своим друзьям, что уже нанялся к капитану на время его плавания.

— Не слишком ли вы поторопились? — заметил Гарри. — Ведь вы обещали не покидать нас, пока мы не вернемся домой!

— Я уж заранее знал ваше решение — с той самой минуты, как капитан говорил вам об этом плавании!

— Как только мы будем в Маконе, — сказал Нед, — мы напишем письма домой, чтобы там не беспокоились по поводу нашего долгого отсутствия!

Пароход между тем подвигался к городу, оставленному им накануне утром, куда он рассчитывал попасть в тот же вечер. Гарри и Нед употребили часа два на письма к родителям, чтобы послать их из Маконы. Они подробно описывали в них свое путешествие с выезда из Филадельфии, крушение шхуны и счастливое окончание всех их бедствий, и заканчивали письма восторженным описанием тех прелестей, которыми им предстояло насладиться, поднимаясь по одной из величайших рек земного шара.

Вечером «Исследователь» пришел в Макону, и мальчики, высадившись на берег, отправили по почте свои письма и сделали кое–какие покупки. Теперь, когда письма были написаны, они чувствовали себя спокойными и счастливыми.

К полному удовольствию капитана Спрогеля, его друг Ардера оказался более, чем точным в исполнении своего обещания, вернувшись еще вечером, накануне назначенного им дня. Тот, в свою очередь, очень обрадовался перспективе отправиться с «EL Americano», и решено было, что он распрощается со своей семьей на следующее утро.

На другой день, еще раньше, чем рассвело, «Исследователь» пустился вверх по реке, унося на себе, кроме обычного экипажа, Джека Блокли, Гарри Норвуда и Неда Ливингстона. Можно только сказать, что если бы наши юные американские путешественники подозревали о том, что их ожидает, они поторопились бы расстаться, как можно скорее, с пароходом и вернуться в свои родные дома, далеко к северу от экватора!

 

Глава 11. РЕКА АМАЗОНКА

Амазонка — самая грандиозная из рек земного шара. Правда, Миссисипи и Нил длиннее ее, но зато Амазонка шире и глубже их и по объему воды превышает обе названные реки, взятые вместе. По своему фарватеру и огромным притокам, Амазонка представляет большую навигационную поверхность, чем всякая другая река. Так, у Миссисипи — шесть притоков, длиной более семисот миль, у Нила — всего три или четыре, у Нигера — вовсе нет значительных притоков, у Янтсекианга нет ни одного такой длины, как Орио, Амазонка же имеет шестнадцать притоков, и самый большой из них превышает тысячу миль. Если принимать озеро Лаурикока за исток Амазонки, то длина ее равняется 2,700 милям, а если — Окайаль (Ucayale), то она будет равна восьмой части окружности земного шара.

Если наши читатели откроют свои атласы на карте Южной Америки, то увидят, что вдоль западного берега ее тянутся Анды. Около Венесуэлы и Гвианы горы делают изгибы к востоку, образуя основательную стену к северу. В нескольких сотнях миль на юг от реки лежат плоскогорья Бразилии. Таким образом получается огромная долина, открытая только на восток, к Атлантическому океану. Через это открытое пространство устремляется по направлению к Андам большая часть ветров с океана. Как всем известно, ветры оставляют на горах свою влагу. Вот почему в некоторых частях южно–американского материка местности, лежащие к западу от Анд, отличаются сухим климатом, а на восток от них воздух пропитан влагой. Долина реки Амазонки получает больше дождя, чем всякая другая область земного шара.

Янез Пинзон (Yanez Pinzon) был первым мореплавателем, который достиг устья Амазонки. Это было в марте 1500 года, но настоящее открытие его было сделано Франциском де Ореллана (Francisco de Orellana), который в 1541 году отправился из Квито, на западном берегу Эквадора, и спустился на парусах вниз по Напо к Амазонке. С ним было пятьдесят испанских солдат. После долгих бедствий и трудностей, они, наконец, достигли через семь месяцев устья реки.

Этот мореплаватель принес из своего путешествия легенду об амазонках, живших вдоль берегов реки, откуда и произошло ее настоящее название. В 1561 году такое же плавание предпринято было Lope de Arguirr'ом: он был одним из тех, кто сопровождал Педро де Урсуа в его тщетных поисках Эльдорадо. Arguirre был изменником и негодяем: он убил предводителя, выбрал преемника ему и затем покончил также и с ним.

Набрав шайку из пиратов, он сам сделался их вождем и назвал их «мараньонами», откуда произошло второе название Амазонки — «Мараньон». Он совершил массу жестокостей и, когда ему пришлось сдаться королевским властям, заколол собственную дочь, «чтобы на нее не могли указывать с презрением, как на дочь изменника».

Когда на берегу вспыхивают красноватые блуждающие огни, местные жители высыпают смотреть на них и говорят, что это «душа предателя Arguirr'».

Два монаха, которых индейцы прогнали из перуанской миссии, спустились в 1616 году вниз по реке до Пары, а оттуда отправились в Марангу, где склонили губернатора снарядить целую флотилию для того, чтобы исследовать местность и доставить их обратно в Перу. Экспедицией командовал Педро Тексейра, и всех было больше сорока лодок, где помещалось 70 португальских солдат и 1,200 индейцев. Они выступили в 1637 году и прибыли в Перу только год спустя. Тексейра оказался превосходным предводителем. Через два года он вернулся назад, и его записки об этой поездке являются первым разумным отчетом об Амазонке.

В 1769 году госпожа Годен сделалась героиней одного из самых удивительных приключений. Она двадцать лет не видалась с мужем, и письма его к ней терялись по вине вероломного посланного. Она была в Квито, когда ей сказали, что в верховьях Амазонки ждет ее португальская лодка, чтобы доставить ее к ее мужу в Кайениу. Отец ее отправился вперед, чтобы заготовлять лодки и людей на каждой станции, и она отправилась вниз по Бобонассе, в лодке, вместе с двумя братьями, племянником — маленьким мальчиком, врачом–французом, негром и тремя служанками. Испугавшись опасности, местные жители бежали, но остальные отчалили от берега. Впопыхах лодка их опрокинулась, и они едва не погибли. Тогда госпожа Годен решила дожидаться на берегу с братьями, а французский врач и негр сделали попытку добраться до Анд, обещая прислать хорошо снаряженную лодку не позже как через две недели. Они ожидали этой лодки больше трех недель, а потом соорудили плот. Но едва спустили его на воду, как он ударился о дерево, и все пассажиры очутились в воде. Никто не утонул, но все труды их пропали даром. Тогда они пустились в путь пешком, пока не измучились до такой степени от голода и жажды, что были не в силах идти дальше. Один за другим погибли они ужасной смертью, и только госпожа Годен осталась в живых. Точно безумная, бродила она по лесу, где отыскала несколько яиц и немного воды, чем подкрепляла свои силы. Наконец, после десяти дней ужасных скитаний, добралась она до реки, где на ее счастье, двое индейцев собирались отчалить в Анды. Они привезли ее туда, а затем в Табатингу, откуда португальский корабль доставил ее к ее мужу.

С тех пор Амазонку из конца в конец пересекало не мало искателей приключений, исследователей и ученых, и все они могли бы рассказать много чудесного о своих странствованиях. Но внешний вид местности почти не изменился с тех пор. Леса остались такими же огромными, почти безграничными, какими были и раньше; также изобилуют они зверями и пышной растительностью. Может быть, по берегу раскинулось теперь несколько больше деревень, чем прежде, но внутри есть реки, которых еще никогда не видали белые и в недосягаемых чащах лесов живут дикари, о которых не знают исследователи. Рука времени почти не коснулась этих чудных диких мест, изобилующих всеми богатствами природы.

 

Глава 12. АРДАРА

При взгляде на мощную Амазонку на карте, всякий скажет, что это широкая река, ровно бегущая между своими берегами, как и большая часть рек в Америке. Но такое заключение было бы не верно. Амазонка изобилует островами, протоками и болотам на протяжении тысяч квадратных миль, которые по временам затопляются водой, а затем снова выступают из–под нее. Есть сотни мест, где никто не может решить, находится ли он на главном русле реки или в целых милях расстояния от него: так широки и многочисленны ее боковые протоки. Даже для опытных и наблюдательных моряков требуются целые годы, чтобы хот сносно познакомиться с этой рекой, и многие ученые называт ее во множественном числе «Амазонками».

Маленький пароход «Исследователь» поднимался вверх по реке. Панорамы, открывавшиеся на далеко удаленных друг от друга берегах, доставляли огромное наслаждение Неду Ливингстону и Гарри Норвуду. Они стояли на палубе, указывая друг другу на самые интересные виды, развертывавшиеся перед ними, — точно двое маленьких детей, погруженных в рассматривание прекрасной книги с картинками. Капитан Спрогель был около колеса и, положив на него руку, направлял пароход к западу. Ардара, которого капитан взял с собой ради его хорошего знакомства с Тапайос и верховьями Амазонки, лежал около шлюпки, покуривая трубку и болтая с матросами. Джек Блокли скоро стал общим любимцем, благодаря своему оригинальному юмору, простоте и откровенности. И вообще вся команда чувствовала себя лучше, чем можно было предполагать ввиду ее разношерстности.

Так как капитан Спрогель был у колеса, то с ним нельзя было вести разговоров. Мальчики хорошо знали это и не пытались заговаривать с ним. Таким образом они были на время предоставлены самим себе, и гамаки их раскачивались под сводчатой крышей верхней палубы, где они могли лежать, сколько душе угодно.

— Это самый красивый вид, какой я только когда–нибудь видел в жизни,

— сказал Нед. — Но я знаю, что все мои попытки описать эти красоты в письме к своим не приведут ни к чему!

— Ты заметил, — проговорил Гарри, — что мы совсем не видим земли, а деревья и трава точно растут прямо из воды?

— Да, это похоже на то, точно мы едем по каналу, прорытому в лесу!

— А какие пальмы! Я думал, что особенно славятся пальмы Ост–Индии, но с этими ничто не может сравниться!

— Ардара говорил мне, что ученые, исследовавшие Амазонку, назвали ее пальмы самыми лучшими в мире. Ведь ты знаешь, что он ездил несколько лет тому назад с профессором Агассисом и его друзьями вверх по реке. Он говорит, что этот великий натуралист высказал такое мнение!

Пальмы росли здесь целыми тысячами. Некоторые из них с перистыми листьями, склонялись к самой воде, точно желая выкупать в желтом потоке свои причудливые локоны; другие, бледно зеленые, стояли прямее, а третьи гордо вздымали вверх свои царские головы, точно горный дуб, и поднимались немногим менее чем, на 100 футов. Местами только и виднелись пальмы, иногда их было мало или они исчезали вовсе — только для того, чтобы сейчас же появиться снова во всей своей красоте и изобилии. Кроме того, все время виднелся виноград и поникшие над водой растения, но чудный бразильский виноград встречается во всей своей необыкновенной роскоши далее от берега и в верхних областях Амазонки. Здесь находятся сорта ползучего винограда, имеющие более трех четвертей мили в длину.

Мальчики не обратили бы внимания на плантации какао, если бы им не указал на них Ардара. Темно–зеленая листва его так мало отличалась от леса, что только опытный глаз мог подметить разницу между ними.

— Должно быть, в этих лесах водится много диких зверей и пресмыкающихся! — заметил Гарри Норвуд, показывая на южный берег. Он был от них в полумиле расстояния, между тем, как северный едва виднелся вдали.

— Разумеется, тут много всяких животных, — ответил Ардара. — Все теплые страны кишат ими, я в этом уверен. Меня всегда удивляло то, что в Индии и других частях света, где природа и в половину менее благопритна, чем в Бразилии, водятся самые крупные и свирепые из животных. У нас, например, есть тигр, но ведь он все равно, что домашняя кошка в сравнении с тем пятнистым тигром, который бродит в лесных чащах Индостана!

— Это верно: нет животного на всем земном шаре, страшнее этого тигра!

— сказал Нед.

— А как же лев, этот царь зверей? — спросил Гарри.

— Это уж известно от очевидцев, что хотя тигр в пять раз слабее льва, но зато раз в десять смелее и свирепее его. Правда и то, что настоящий тигр найден только в Азии, хотя многие путешественники и говорят, что он водится также и в Африке.

— У нас здесь немного зверей, которых нежелательно было бы повстречать в лесу, хотя они и не могут равняться тем, что, что живут за океаном. Так, у нас есть лев без гривы, соседство с которым не может доставить большого удовольствия!

— Это тот, которого зовут кугуаром, или пумой?

— Он самый. Потом есть ягуар, вряд ли менее опасный, чем тот. А кроме того всюду водятся змеи.

— Я боюсь их больше, чем кого–нибудь другого, — заметил Гарри, содрогаясь от отвращения. — От одного вида змеи у меня мороз пробегает по спине!

— Скоро вы привыкнете к этому ощущению, — сказал смеясь Ардара. — Ведь многие из наших змей не так опасны, как в других странах!

— Но много есть и удавов, — прибавил Нед. — В Индии находится кобра и другие змеи, от укуса которых умирают в несколько минут. Удав обвивается вокруг своей жертвы и удушает ее, а это еще вернее ведет к смерти, чем даже укушение!

— Черная змея у нас на родине — тоже удав, — заметил Гарри, — а она как раз под пару гремучей змее.

— Я слыхал про гремучих змей, — сказал Ардара, заинтересованный разговором мальчиков между собой. — Но сам никогда не видал их. У них ведь погремушка на хвосте, и они, я полагаю, издают треск раньше, чем броситься на кого–нибудь.

— Да, но удар хвостом следует так быстро за треском, что нельзя поспеть увернуться от него.

— Это еще очень любезно со стороны этой змеи, что она предупреждает о своем нападении. Но если ее укушение так смертельно, то как же справляется с ней черная змея, гораздо менее ядовитая?

— Только благодаря своему проворству. Я охотился однажды в Пенсильвании и вдруг услышал шум в кустах. Через минуту оттуда выкатились две змеи, гремучая и черная, свернувшиеся в клубок. Гремучая змея наносила удары своему врагу с такой быстротой, что я едва мог разглядеть движения ее головы. Но черная змея все время увертывалась от ее ударов и в то же время все теснее и теснее обвивалась вокруг нее, пока, наконец, не задушила ее. Я ждал, пока схватка их кончится, но тут черная змея увидела меня. Мне показалось, что она так гордилась своей победой, что вздумала и со мной обойтись таким же образом, как со своей соперницей, но я схватился за ружье, и голова змеи отделилась от ее туловища.

— Это любопытно, — сказал Ардара. — Но всего больше змей, как я слышал, по берегам Ориноко. Раз как то я отправился вверх по Рио–Негро с партией англичан, и мы все держались вверх по реке, пока не попали в воды Ориноко…

— Как же вы могли это сделать? — прервал его Гарри.

— А очень просто потому, что обе эти реки соединяются друг с другом у истоков: таким образом можно подняться по одной из них и спуститься по другой.

— Я читал о раздвоении Ориноко, — сказал Нед, — это и есть наверное то, о чем он говорит. Я слышал, что в определенное время года таким же образом соединяются между собой воды Тапайос и Ла–Платы, так что можно от Пары водным путем углубиться внутрь страны к Монтевидео, до которого более, чем две тысячи миль расстояния по морскому берегу.

 

Глава 13. ГАРРИ СТРЕЛЯЕТ

— Кроме тех животных, которых я назвал, — продолжал Ардара, — вы найдете в Бразилии дикую кошку, тапира, морскую свинку, ленивца, агути (американский грызун), броненосца, муравьеда и более шестидесяти видов обезьян. Удавы, или боа встречаются у нас чаще других змей, но есть много и других ядовитых видов, хотя, конечно, и не такое множество, как в Индии. Так, здесь водится коралловая змея, гремучая, хотя последней я и не видал никогда. Но, как я уже говорил, особенно богата пресмыкающимися область Ориноко. А рыбы в некоторых местах реки такое изобилие, что она замедляет даже движение кораблей, поднимающихся вверх по течению. В мягкий ил береговой отмели зарываются огромные змеи и ожидают, когда будущие жертвы их спустятся к воде, чтобы напиться. Я сам видел один раз, как был подошел к реке и только что опустил голову, чтобы утолить жажду, как из ила с быстротой молнии высунулась черная голова змеи и впилась ему в морду. После этого змеи обыкновенно употребляют все усилия, чтобы притянуть к себе свою жертву, и обвиваются вокруг нее; а уж если им это удалось, то быку несдобровать.

— А змея не всегда остается победительницей?

— И даже часто. И тогда, в качестве побежденной, ей приходится весь день не расставаться с быком.

— Каким образом?

— Я раз видел, как бык, на которого сделано было такое нападение, уперся изо всей силы передними ногами в ил и сопротивлялся, как только мог. Ревел он при этом так, что за милю было слышно. Змея со своей стороны употребляла все силы, чтобы притянуть его к себе, но бык оказался сильнее.

— Вероятно, он вытащил змею из ила?

— И не подумал! Да и он очутился бы тогда в очень скверном положении. Любопытнее всего то, что змею никак нельзя вытащить из ила, сколько бы сил ни употреблять на это. Спустя некоторое время бык начал брать верх. Он осторожно начал отступать назад, шаг за шагом, вытягивая шею вместе с телом змеи, которое высовывалось из ила на 5 или 6 футов. И вот, по мере того, как он дюйм за дюймом отступал назад, шея змеи становилась все тоньше и тоньше, потому что, как я уже сказал, тело ее, зарытое в иле, нельзя вытащить. При этом бык все время продолжал реветь. А шея змеи делалась все тоньше и тоньше благодаря тому, что ее тянули вперед, пока, наконец, она не разорвалась пополам, и бык ускакал от берега с головой и несколькими футами змеиного туловища, которые висели у него на морде. Он разгуливал с ними, вероятно, несколько дней, пока они не отвалились.

— Надеюсь, что мы не встретимся с такими змеями! — проговорил Гарри с содроганием.

— Может быть, встретимся, а, может быть, и нет. Кроме того, как вы знаете, у нас много аллигаторов, о которых мы не так уж заботимся.

— Это было в этих местах, — сказал Нед, — что Уотерман, путешественник, вспрыгнул на спину каймана (аллигатора), которого они хотели вытащить из воды, и, повернув его передние ноги, некоторое время ехал на нем верхом, а потом соскочил.

— Ну, если уж дело дойдет до этого, то я предпочту идти пешком!

— Ах, посмотри туда! — вскричал Нед, указывая на оконечность острова, мимо которого они проезжали. Какое это там животное?

Животное, на которое указывал Нед, не торопясь, спускалось на отмель, точно такое странное явление, каким должен был казаться ему пароход, нисколько не пугало его. У него было длинное, округленное, жирное и неуклюжее тело, а коричневая кожа его была гладкая и блестящая, точно смазанная маслом.

— Это амазонская выдра, — ответил Ардара, который, казалось, знал обо всем, что только было вокруг них. — Вы найдете его и в протоках и даже порой далеко внутри страны. Ого! Да здесь аллигатор!

Аллигатор, на которого указывал Ардара, был необыкновенно крупных размеров, достигая целых двадцати футов в длину. Он лежал у самого берега, и длинная, уродливая голова его покоилась на воде, точно он дожидался чего–то, чтобы совсем погрузиться в реку.

— Я выстрелю в него! — вскричал Гарри, бросаясь в комнату, отведенную для него и Неда. Через минуту он снова появился, держа в руках ружье. Пароход уже оставил аллигатора позади, но расстояние было невелико, и Гарри, прицелившись, выстрелил.

— Ты даже и не коснулся его! — засмеялся Нед, когда его брат опустил ружье и взглянул на огромную голову аллигатора с таким отчаянием в лице, что все расхохотались.

— Не понимаю, как я мог не попасть в него: направление пули было верное!

— Вы не попали это, правда, — сказал Ардара — Пуля ударилась об его голову и отскочила в кусты. Аллигатор и не подозревает, что в него стреляли. Его только немного встряхнуло, и он закрыл правый глаз, но он вовсе не ранен.

— Я знаю, что аллигаторы покрыты чем–то, вроде кольчуги, которая прекрасно защищает их от пули, но мое ружье настолько хорошо, а расстояние так близко, что он должен был во что бы то ни стало, получить рану!

— Надо метить или в глаз, или позади передних ног. Впрочем, если ваше ружье достаточно сильно бьет, то вы можете попытаться пробить его толстую кожу. Но при первом вашем выстреле пуля только скользнула по ее поверхности, а это было все равно, что стрелять в железную кольчугу.

Между тем остров остался далеко позади, и пароход снова выплыл на фарватер. От южного берега они были теперь на расстоянии добрых двух миль, до северного же потребовалось бы ехать несколько часов, но капитан Спрогель и не собирался этого делать.

Солнце стояло уже низко над горизонтом, когда «Исследователь» приблизился к отмели.

Ардара встал на ноги, внимательно огляделся кругом и сказал:

— Капитан собирается пристать к берегу.

 

Глава 14. НОЧЬ НА АМАЗОНКЕ

Запас топлива так сильно убавился на пароходе, что капитан Спрогель повернул к берегу, намереваясь увеличить его. Здесь была правильная торговля лесом, и дрова были уже заготовлены известными партиями для продажи любому пароходу.

Трое смуглых туземцев, мускулистые торсы которых проглядывали сквозь более, чем умеренную одежду, стояли, скрестив руки и ожидая приказаний хозяина, который сидел в своей широкой шляпе на голове, облокотившись о стол, и лениво покуривал сигаретку. Мальчики заметили, что у него была темная кожа, длинные черные волосы и проницательные глаза, устремленные на них: казалось, он инстинктивно угадывал, что перед ним стояли чужестранцы.

Потребовалось всего несколько минут для того, чтобы пароход встал на якорь, и тогда трое туземцев, с помощью матросов, стали переносить на него топливо.

Капитан Спрогель пригласил мальчиков выйти на берег вместе с ним и познакомиться с синьором Агвиной, который был его старинным приятелем. Гарри и Нед очень обрадовались этому и были представлены джентльмену, который плохо говорил по–английски, но был очень любезен и радушен. Он уговаривал их остаться в его доме до возвращения парохода.

— Это доставило бы нам большое удовольствие, синьор, — сказал Гарри,

— но мы лучше воспользуемся вашим гостеприимством когда–нибудь в другой раз!

— Напрасно ты тратишь столько красивых слов, — шепнул ему Нед, — это нисколько не поможет ему понять тебя!

— У синьора Агвины есть большой сад с каковыми деревьями, — сказал капитан Спрогель. — Это очень ценный фруктовый сад.

— Теперь он идет хорошо, — заметил синьор, медленно выговаривая слова и делая неверные ударения. — Но я долго бился, пока дела у меня не поправились!

С помощью Ардара, который также присоединился к ним, синьор Агвина стал объяснять систему обработки этого растения, составляющего одно из главных производств в низменных местностях Бразилии.

— Надо очень осмотрительно выбрать грунт для такого фруктового сада, так как если местность низка и будет надолго заливаться водой, то можно потерпеть большие убытки. Рубка леса для очистки места под плантацию производится в конце дождливого сезона, и они остаются лежать и сохнуть на солнце, пока их нельзя сжечь. Зерна какао помещаются рядами на расстоянии двенадцати ярдов друг от друга. Плантатор оберегает молодые деревца, и на первый год они начинают уже приносить плоды, а вершина их покрывается густой листвой, которая дает прохладную и в высшей степени заманчивую тень для желающих прогуляться под ними.

Синьор Агвина послал одного из своих людей в дом, который стоял недалеко от берега, и велел принести оттуда несколько плиток какао, которые и раздал капитану и мальчикам. Затем, дружески распростившись и расплатившись за дрова, они расстались, выражая твердую надежду на скорое свидание в будущем.

Теперь было уже темно, и Ардара занял место у колеса. Амазонка так широка, и на ней плавает еще так мало судов, что почти не могло быть опасности столкнуться с каким–нибудь другим судном. Но в открытом океане всегда надо быть настороже в этом отношении. Смерть постоянно носится над безднами и подкрадывается, как ночной вор. Пароходы, отправившиеся с противоположных берегов Атлантического океана, могут носиться по воле бурь в течение целых дней, подвергаться всяким опасностям, одерживать верх над бурунами и все же, отделенные сотней миль, продолжать приближаться друг к другу в темные ночи и во время туманов, окутывающих воды океана и, наконец, точно два мощных магнита, они устремляются друг на друга — и оба идут ко дну. Такое бедствие может случиться повсюду, и единственное средство предупредить его — это быть постоянно настороже.

Ночь была ясная, хотя и безлунная. Звезды блестели с безоблачного неба, и Южный Крест виднелся во всем своем великолепии, как и другие созвездия, которые видны только тогда, если воздух особенно прозрачен и нет тумана и облаков на небе.

Джек Блокли долго сидел, разговаривая с мальчиками. К ним присоединился и капитан, который употреблял все старания, чтобы его новые пассажиры чувствовали себя на его пароходе, как у себя дома. Он много рассказывал им о своих приключениях во время плавания по Амазонке и, заметив их восторг, спокойно сказал:

— Это очень приятно, что, возвращаясь с верховьев Тапайос, мы повернем к западу вместо того, чтобы идти на восток!

— Как! Вы думаете идти вверх по Амазонке? — спросил Гарри.

— Возможно, и надеюсь, вы отправитесь вместе с нами!

— Черт меня побери, — вскричал, смеясь, Джек Блокли, — если вы не будете иметь их в качестве пассажиров!

— Не знаю, — ответил Нед голосом, в котором слышалось глубокое сомнение. — Это настолько важно, что мы с Гарри должны еще серьезно подумать об этом.

— Но вам бы хотелось ехать туда, не правда ли? — спросил капитан Спрогель.

— Мы были бы в восторге от этого!

— Оставим этот вопрос открытым, — заметил капитан, снова закуривая трубку. — У нас еще впереди много времени на то, чтобы обдумать все это обстоятельно!

Было уже поздно, когда мальчики улеглись на свои гамаки, вместо того, чтобы идти спать в отведенную для них комнату. Воздух был душный и жаркий, так как они находились под экватором, где подобная температура составляет обычное явление. Но движение парохода, хотя и более медленное, чем днем, вызывало постоянный легкий ветерок на палубе, отчего мальчики и предпочли спать на воздухе вместо душной каюты. Капитан уверил их, что хотя некоторые области Бразилии и отличаются нездоровым климатом, но в данной местности он очень здоров, так что они ничем не рискуют, оставаясь ночью под открытым небом. Шум машины, мягкий плеск воды около носа парохода и однотонное поскрипывание колеса усыпляющим образом действовали на усталых мальчиков. Огромные лесные чащи, раскинувшиеся с правой и левой стороны парохода, не нарушались ни звуком: одну из выдающихся особенностей бразильских лесов и составляет эта торжественная тишина, которая царит в них ночью.

Мало–по–малу все звуки на пароходе затихли, и Гарри с Недом заснули.

 

Глава 15. САНТАРЕМ

Когда мальчики проснулись на следующее утро, шел проливной дождь. Крупные капли его звонко ударялись о палубу, и целые ручьи воды стекали с нее в реку. Косые потоки дождя походили на сверкающие пики и падали с такой быстротой, что ни видно было ни одного из берегов. Через два часа ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Солнце показалось из–за облаков, и, хотя все кругом было залито водой, тем не менее вид был прекрасный.

В следующие два дня мальчики не видели ничего нового для себя: роскошная растительность лесов на берегу и островах уже не вызывала теперь таких восторгов, как раньше, и они даже устали любоваться ею. По временам пароход останавливался у берега, чтобы запастись дровами. Они мельком видели несколько индейских поселков и маленьких городов. Но продолжительная остановка была только к вечеру третьего дня, когда «Исследователь» прибыл в город Сантарем, лежащий у соединения Тапайос с Амазонкой. Контраст между желтыми водами Амазонки и черной, как чернила, Тапайос сразу бросился в глаза. Белый песок набережной приятно ласкал взор, а высокие, грациозные пальмы гордо возвышались на берегу. Далеко на юг тянулся ряд холмов с плоскими вершинами, покрытых густой зеленью лесов. В городе виднелись ряды выбеленных домов в один или два этажа вышиной, большое строение ратуши, а у самого берега — группа пальмовых хижин. Последние представляли оригинальную индейскую деревушку, из которой и выросла остальная, более современная часть города.

«Исследователь» встал на якорь против самого города, и сейчас же к нему подъехало несколько лодок, предлагающих свои услуги перевезти на берег пассажиров и груз.

— Мы собираемся остаться здесь до завтрашнего дня, — сказал Джек Блокли мальчикам, — так что можно отлично успеть осмотреть город.

Лодочник, понимавший немного по–английски, предложил свезти пассажиров на берег за двести «реис» (reis), т.е. менее, чем за пятнадцать центов. Наши путешественники с удовольствием согласились на это и очень скоро доставлены были на берег. Приближаясь к нему, они заметили развалины старой крепости, кругом которой разбросаны были поросшие растениями камни. Все это было заброшено и, очевидно, нечего было опасаться стражи. Вдоль набережной стояли лодки, вытащенные из воды, и разгуливал народ. Несколько больших кораблей покачивалось на якорях на реке. На Джека и мальчиков почти не обратили внимания, и только несколько юных туземцев занялись их осмотром.

— В этом городе замечательно то, что он очень чистый! — сказал Нед.

Остальные подтвердили его слов.

Действительно, город отличался чистотой, что вообще не составляет характерной черты городов и селений Южной Америки. Как и в других местах, жители были католического вероисповедания, и церковь, стоящая в зеленом сквере, была так велика, что могла вместить до тысячи людей.

Трое наших путешественников шли дальше и дальше, осматривая все, что только бросалось им в глаза. С двух до четырех часов в Сантареме прекращаются все дела, так как это самое жаркое время дня. В эти часы все торговцы и вообще все население предается отдыху, обычному в жарких странах. Но отдых кончился как раз к тому времени, когда Джек и мальчики причалили к берегу, и снова началась обычная беготня и суета.

Мальчики прошлись вдоль главной улицы города и видели много интересных и новых для себя сценок. Так как приближалось послеобеденное время, то население высыпало на улицу и сидело перед своими домами, покуривая, сплетничая и играя в шашки. Повидимому, все были так счастливы, как только можно этого желать. Замечательно то, что женщины попадались очень редко. Объяснялось это тем, что в Сантареме господствует еще старый бразильский обычай, запрещающий женщинам показываться на улицах. Мальчикам хотелось бы остаться в Сантареме на ночь, чтобы осмотреть также индейскую его часть, но капитан Спрогель намеревался отплыть в Тапайос рано утром, и благоразумие одержало верх над их любознательностью: они вернулись в лодке на «Исследователь» и здесь, бросившись в свои гамаки, проспали здоровым сном до самого утра.

— Это интересное место, — заметил Ардара, покуривая трубку вместе с Джеком Блокли на палубе. — Я много раз бывал здесь. Народ тут очень гостеприимный и рад посетителям. Я ходил молиться в церковь и видел там прекрасную плиту на одной стороне. Это пожертвовал Марциус, ученый мореплаватель и дворянин, которого послал в Бразилию Максимилиан, король Баварский, пятьдесят лет тому назад. Он спасся почти от верной смерти, когда плыл по реке в ужасную бурю, и вот в благодарность за свое чудесное спасение поставил в 1846 году эту плиту в церковь.

— Он поступил, как настоящий дворянин, — сказал Джек. — А то большинство людей дают всевозможные обеты, пока находятся в опасности, но после скоро забывают о них, как только небо над ними проясняется!

— Но этот Марциус, рыцарь, оказался не таким неблагодарным, как другие, и я очень рад этому. И не только плиту он пожертвовал, а и позолоченную статую распятого Спасителя, в человеческий рост величиной. Он стоит на кресте из дерева. На плите есть и объяснение, по какому случаю поставлена здесь статуя и крест.

— Что, в городе нет никаких волнений?

— В нем спокойно, насколько это только возможно. Тут есть полиция, на обязанности которой лежит наблюдать за порядком, и которая докладывает обо всем шефу полиции в Пара: есть и шерифы, и констебли, и правильно устроенный суд.

— Какова индейская часть города?

— Она лежит вон там, где огни отражаются в воде. Население ее мирное и добродушное, и я никогда не слыхал, чтобы оно устраивало смуты, да если бы это и случилось, то власти наверное подавили бы волнения. Индейцы бедны, и жалкие домишки их ничего не стоят в сравнении с другими.

— Откуда пришли сюда эти индейцы?

— Никто не знает этого наверное, но я думаю, что это иезуитские миссионеры первые собрали в эту местность индейцев — потомков тех, которые пришли с дальнего севера, вероятно, из Венесуэлы. Их было много, и они отличались силой, наводившей страх на прочих индейцев.

— Двести лет тому назад миссионеры переселили их на это место; столько же лет и той старой крепости, развалины которой вы видели. В 1750 году здесь было несколько сотен индейцев, и начали приезжать португальские торговцы. Они стали разводить плантации какао и кофе, а спустя четыре года город получил свое настоящее имя.

— Меня просто поражает, как много знаете вы о вашей стране и ее народе! — сказал восхищенный Джек.

— Пока я был дома, я много читал, но не больше, чем тысячи других людей. Я полагаю, что всякий человек обязан знать историю своей страны. Этот город Сантарем пережил тоже и тяжелые времена. Так, в 1773 году мундурукские индейцы тучами устремились на деревни и поселки и разграбили их все, кроме Сантарема. Здесь была отчаянная битва, продолжавшаяся несколько дней, но в конце концов горожане отстояли свой город и прогнали неприятелей. Вскоре после того наступили мирные времена, и туземцы сделались лучшими друзьями белых.

— Я думаю, белым было не трудно справиться с ними?

— Не очень–то. В 1835 году было крупное возмущение. Сантарем взбунтовался, но мундуруские индейцы присоединились к мирной половине граждан и прогнали бунтовщиков. Они представляют теперь как бы железную стену между поселенцами и дикими индейцами, которые в противном случае делали бы нападения на плантации, не будь здесь мундуруков. Когда я в последний раз был в Сантареме, туда явился один из мундурукских вождей, весь татуированный и разукрашенный перьями. И с ним обошлись точно с принцем, так как всем известно, что он такой же верный друг города, какими были и его предки.

Так разговаривали Ардара и простодушный Джек, пока не стало поздно, и они не улеглись спать.

 

Глава 16. ВВЕРХ ПО ТАПАЙОС

Утро, в которое маленький пароход «Исследователь» плыл по темным, прозрачным водам Тапайос, было такое прекрасное, какого мальчики еще не видали с тех пор, как оставили Макону. На небе не было ни облачка, и нежный ветерок, вызываемый движением парохода, облегчал слишком удушливый жар.

— Если только погода не переменится, — сказал Гарри, с сомнением глядя на голубое небо, — то нельзя желать ничего лучшего!

— Я не думаю, чтобы сегодня был дождь, — заметил Ардара, внимательно всматривавшийся в течение нескольких минут в небо. — Но что касается погоды в этих широтах, то про нее можно только сказать, что она отличается удивительной переменчивостью, так что никогда нельзя ничего предвидеть в этом отношении заранее!

По мере того, как пароход двигался вперед, река то расширялась, то снова суживалась. К югу лежали туманные холмы Диамантины и Панамы, вырисовываясь на лазури неба. Утесы из белой глины, песчаное прибрежье и скалы чередовались по обеим сторонам в то время, как пароход прокладывал себе путь по реке Тапайос к таинственным лесам, которые, казалось, собирались преградить дорогу смелым исследователям.

Они прошли широкую реку, вливавшую в Тапайос такие же желтые волны, как и в Амазонке. Эта река, известная под именем Фуро–де–Арапихуна (Furo–de–Araphuna), спускается с севера и представляет на самом деле рукав настоящей реки, простираясь между нею и Тапайос и принося с собой так много осадка, что из него образовалась уже порядочная насыпь, далеко вдающаяся в проток реки.

— Мы будем плыть всю ночь? — спросил Нед Ливингстон, направляясь в ту часть парохода, где Ардара и Джек Блокли курили трубки, точно два брата.

— Нет, — был ответ, — капитан Спрогель мог бы безопасно плыть и ночью, так как река глубока и широка и останется такой еще на значительном протяжении, но, при самых лучших условиях, ночью представляется больше опасностей. Нам нечего торопиться. Пройдут, быть может, месяцы прежде, чем мы вернемся в пару, и нам выгоднее выбирать медленный, но верный путь.

Таким образом простая осторожность заставляла капитана Спрогеля не плыть в течение ночи, и если бы он поступал иначе, то его нельзя было бы оправдать.

— Если хотите, — сказал Ардара, — то мы сойдем на берег и расположимся там на ночь лагерем, вместо того, чтобы оставаться на пароходе.

Мальчики были в восторге от этого предложения, так как, хотя у них было отличное помещение на пароходе, им нравилась всякая перемена, да и в перспективе провести ночь на берегу было слишком много романтической прелести. Виды, открывавшиеся в течение дня, представляли мало разнообразия. Леса по правую и левую сторону сменялись иногда лесистыми холмами, низинами и песчаными береговыми отмелями, но не было ничего, что бы поражало взор.

Капитан Спрогель направил пароход к берегу и бросил якорь, намереваясь остаться здесь до следующего утра. Было еще довольно раннее послеобеденное время, и вся компания наших путешественников выкупалась в прохладных водах Тапайос. При этом все весело дурачились и проделывали всевозможные штуки друг с другом. Матрос, родившийся в Патагонии, Ардара и Джек Блокли оказались лучшими знатоками по части плаванья, хотя Гарри Норвуд отличался особенной ловкостью, поворачиваясь с такой быстротой, что его не могли догнать. Затем, после раннего ужина, занялись устройством лагеря, который поспел еще до наступления сумерек. Мальчики и Ардара собирались спать на берегу, между тем, как Джек и остальные предпочитали свои удобные койки на пароходе.

— Нам надо повесить свои гамаки между деревьями! — сказал Ардара.

— Зачем?

— Чтобы предохранить себя от всяких животных, хотя и мало вероятия, что они будут беспокоить нас ночью!

Гамаки повесили на деревья у самой воды. Они были на высоте двадцати футов от земли — достаточно высоко, чтобы до них не могли добраться дикие звери. Костер ярко горел весь вечер, пока мальчики не почувствовали себя усталыми и не полезли со всеми предосторожностями в свои импровизированные постели.

У Гарри и Неда даже немного закружилась голова, когда они взглянули из своих гамаков на костер, горевший далеко внизу под ними. Казалось, одного неосторожного движения достаточно было, чтобы упасть с такой страшной высоты и убиться до смерти. Но, обсуждая положение дел со всех сторон, они кончили тем, что крепко заснули.

Ардара обратился к ним с каким–то вопросом, но, не получив ответа, закрыл глаза и задремал. Все трое забылись самым безмятежным сном. Пароход, стоявший на близком расстоянии от берега и омываемый мягко ударявшими в него волнами, тоже, казалось, отдыхал после усилий, потраченных на борьбу с сильным течением реки на протяжении многих миль.

Лагерный костер слабо догорал, когда из чащи леса неожиданно вынырнула темная фигура. Неслышно, как тень, обогнула она лагерь, оставаясь все время вне площадки, освещенной тлеющими головешками. Казалось, она желала сначала удостовериться, безопасно ли выполнить какой–то злонамеренный план по отношению к спящим на деревьях. Нескольких минут было достаточно, чтобы убедиться, что все обстоятельства благоприятны, и затем она начала лезть на то дерево, где безмятежно спал в гамаке Гарри Норвуд.

 

Глава 17. ЗЛАЯ ШУТКА

В Бразилии целых шестьдесят разновидностей обезьян. Все они очень быстры, ловки, склонны ко всевозможным проказам и часто доставляют массу неприятностей путешественникам, странствующим по огромным лесам этой местности.

Одна из таких обезьян и вышла из леса, покрывавшего берег Тапайос, после того, как Ардара, Гарри Норвуд и Нед Ливингстон заснули в своих гамаках. Еще раньше наши путешественники видели нескольких обезьян, перебегавшим с дерева на дерево, и Ардара обратил на них внимание других, но они были так пугливы, что можно было только мельком видеть их там и сям, так что все были уверены, что они не решатся подойти близко к людям. Но та обезьяна, о которой только что упомянулось, дождалась, когда люди заснули, чтобы проделать с ними злобную шутку, и быстро вскарабкалась на дерево. В это время и другие обезьяны, штук шесть или восемь, тоже влезли на соседние сучья, чтобы поглядеть вблизи на интересную проделку.

Обезьяна, затеявшая проказу, бесшумно взобралась наверх, пока не очутилась у самой верхушки гамака, где спал Гарри. Тогда она начала перегрызать тонкие веревочки, на которых держался гамак. К несчастью, эта веревка приходилась около самой головы Гарри, и острые зубы обезьяны очень быстро справились со своей задачей. Гарри, видевший приятный сон, что он дом, среди своих, очнулся вдруг с сознанием, что спускается вниз, задевая за ветви дерева. Благодаря последнему обстоятельству, он получил много царапин, но это же спасло его и от быстрого падения на землю. В конце концов он очутился висящим на сучке, где он с минуту покачивался, точно рогулька для развешивания белья, а затем легко вскочил на ноги. Гамак соскользнул за ним следом.

— Нет, это ты вышиб меня из моей койки и…

Но он замолчал, так как вдруг понял то, что с ним случилось.

Все деревья кругом были полны обезьян, которые прыгали и болтали, радуясь той беде, которая стряслась над их жертвой. Шум разбудил Ардара и Неда, и те поднялись в своих койках и глядели вниз, не понимая, в чем дело. Пламя костра горело еще достаточно ярко, чтобы при свете его разглядеть фигуру Гарри, который был в такой ярости, в какую только может придти молодой американец.

— Что случилось, Гарри? — спросил Нед.

— Нельзя сказать, чтобы пустяк, — отвечал тот, потирая ушибленные места тела. — Одна из этих проклятых обезьян перегрызла веревку моего гамака, и я полетел вниз головой, ударяясь о сучья и ветви, и гамак вслед за мной!

— Ты сильно расшибся?

— Немного, но главное чувствую страшную злобу. Хотел бы я знать, которая из этих обезьян проделала со мной эту штуку, я бы поймал ее!

Ардара, посмеивавшийся про себя, сказал:

— Это вон так обезьяна, что по ту сторону огня. Она как раз трещит там что–то про вас, и все они до смерти хохочут!

— Так это и есть так негодная? — сказал Гарри, разглядывая обезьяну.

— Ну, хорошо же, ей достанется от меня хорошенький удар, который поднимет ее высоко наверх!

Точно дразня мальчика, обезьяна как раз в это мгновение повернула к нему голову, точно глядя по направлению парохода. Гарри увидел, что минута благоприятна, и, перескочив через костер, поддал ногой так сильно, что обезьяна должна была бы взлететь на несколько футов от земли. Но, точно предчувствуя его намерение, она быстро увернулась от него, а Гарри, потративший все свои силы на это удар, миновавший обезьяну, потерял равновесие и растянулся на спину. В то же время обезьяна, отскочив на несколько шагов, обернулась и принялась трещать и вертеться больше прежнего.

Ардара и Нед разразились громким хохотом, так как вся эта сцена вышла в высшей степени забавной.

— Ну, если мне не удалось поднять на воздух виновницу моего несчастия, то можно попробовать это и с другими обезьянами! — сказал Гарри.

— Могу вас уверить, что в таком случае нам пришлось бы простоять здесь еще целый день. На будущее время, Гарри, если вам придет охота этих заниматься, то просите кого–нибудь подержать обезьяну, пока будете метиться в нее ногой. Иначе можно таким образом перескочить и через реку: стоит только поддать ногой, как вы только что сделали, и вы мигом перелетите через нее.

К Гарри вернулось его хорошее настроение, пока шли эти веселые переговоры. Ардара и Нед спустились на землю; в огонь подбросили хворосту, чтобы он освещал большее пространство вокруг, и все трое стали держать совет.

— Я не думаю, чтобы обезьяны вторично нарушили ваш сон! — сказал Ардара.

— Если бы я мог быть вполне уверен, что они сделают теперь нападение на нас, то был бы очень рад, — ответил Гарри, — но мне не хочется подвергаться риску во второй раз. Достаточно уж я испытал прелесть ночевки в лагере, и предпочитаю отправиться спать на «Исследователя».

Нед был того же мнения. Действительно, знать, что вы каждую минуту можете полететь вниз головой с высоты пятнадцати или двадцати футов, — мало располагает к приятным грезам.

При данных условиях и Ардара согласился с мальчиками, почему все трое, собрав свои пожитки, отправились на пароходе, где и проспали спокойно до утра.

 

Глава 18. РУБКА ЛЕСА

По мере того, как пароход подвигался вверх по Тапайос, река становилась все шире, что казалось очень странным. Но Ардара объяснил это тем, что на протяжении нескольких миль эта река очень широка и суживается только в том месте, где вливается в Амазонку, а затем и дальше, через несколько миль.

На некотором протяжении не видно было ни устья, ни парусного судна. Эта пустынность реки и леса еще более бросалась в глаза, когда у северного берега показалась маленькая лодочка, в которой сидел индеец, с веслом в руке. В бинокль капитана Спрогеля видно было, что индеец внимательно наблюдает за пароходом, точно готовясь при первых же враждебных признаках с его стороны выскочить на берег и спасаться бегством. Чтобы убедиться в этом, капитан внезапно повернул пароход так, что нос его направился на лодку, и в то же время дал оглушительный свисток, разбудивший эхо на целые мили. Ужас дикаря был столько же силен, как и забавен. Он сделал несколько сильных взмахов своим веслом и с такой силой врезался носом в глинистую отмель, что потерял равновесие и упал на спину, мелькнув ногами в воздухе. Но не прошло и секунды, как он опять вскочил и, прыгнув на берег, со всей силой своих ног и легких пустился бежать к лесу. А наверное он бежал очень долго, пока не удалился от реки по крайней мере на целую милю.

Пройдя широкое пространство воды, вливающейся в Тапайос с севера и представляющей исток Араниуна, он увидели маленькое поселение Alter do Chao, на восточном берегу Тапайос. Оно состояло менее, чем из пятидесяти хижин, крытых пальмовыми ветками, и разрушенной церкви; жителей в нем насчитывалось около четырехсот. Мальчики с любопытством рассматривали этот поселок с палубы парохода, между тем как индейцы стояли на берегу и следили затем, как мимо них плывет незнакомое судно. Они были бы, наверное, очень рады, если бы капитан Спрогель и другие пассажиры заехали к ним, так как капитан Спрогель и другие пассажиры заехали к нем, так как туземцы известны уже, как неисправимые попрошайки, и вероятно были бы не прочь увеличить свои запасы редкостей, если у них таковые имелись.

— Это местечко, как и почти всякое в любой стране, имеет свою интересную историю, — сказал Ардара, следя вместе с мальчиками за оригинальными хижинами, скрывавшимися из виду. — Я здесь останавливался как–то на несколько дней и нашел жителей поселка очень гостеприимными, но зато чуть не взбесился по милости огненных муравьев!

— Что это за животные?

— Это одно из самых ужасных бедствий этой местности. Эти муравьи очень большие и необыкновенно сильные. Когда они кусают, то это все равно, как если бы вам мясо вырывали клещами. Я так высоко подпрыгнул на месте и поднял такой крик, как никогда в жизни, когда меня в первый раз удостоил внимания огненный муравей!

Немного спустя после того, как скрылось из виду первое поселение, показалась новая деревушка, и жители здесь тоже высыпали на берег, провожая любопытными взглядами проезжавший мимо пароход. День уже склонялся к вечеру, но капитан Спрогель решил плыть так долго, как только позволяло благоразумие. Погода не оставляла желать ничего лучшего, и ни одной капли дождя не упало еще с тех пор, как взошло солнце, хотя жара не была слишком мучительна.

Когда кончились короткие сумерки, «Исследователь» приблизился к берегу, около которого было очень глубоко, и встал на якорь. Надо было увеличить запас топлива, но капитан хотел дождаться утра и тогда уже отправить людей в лес, чтобы нарубить в нем нужное количество дров. Готовых запасов на берегу не было, но в такой местности, как та, где они находились, ничего не стоило снабдить себя всем необходимым и собственными средствами. Никто не предлагал уже располагаться на берегу лагерем, хотя Гарри и Нед не отказались бы от вторичной пробы, если бы только Ардара заикнулся об этом. Действительно, ночевка в лагере представляется для всякого мальчика очень заманчивой, и его никогда не испугает перспектива лежать на земле во власти всевозможных насекомых, когда с одной стороны поджаривает огонь костра, а с другой — обдувает ветерок, и когда человек совершенно не гарантирован от дождя и разных случайностей.

Следующее утро было ясное и солнечное, и дул такой резкий ветер, что на Тапайос поднялись волны с пенистыми гребнями, и они разбивались о берег с плеском, напоминавшим прибой моря, заставляя пароход раскачиваться на его якоре.

Все матросы принялись за рубку леса. Большинство из них искусно владело топором, но мальчикам эта работа была непривычна, да и Джек Блокли не выказывал в ней особенной ловкости.

— Не могу я сидеть и глядеть, как другие работают! — сказал Джек, взваливая на плечо инструменты и направляясь в лес вместе с другими.

— Не можем ли мы помочь чем–нибудь? — спросил Нед, идя с Гарри следом за их другом.

— Вы можете побродить пока поблизости! — отвечал Джек. — Не думаю, чтобы вам было особенно полезно махать топорами, да и как бы дело не началось с того, что один из вас снесет другому голову!

— Но мы может, по крайней мере, хоть таскать нарубленные дрова на пароход, после того, как вволю налюбуемся вашей манерой размахивать топором!

Джек, сознавая в душе, что не особенно силен в этом искусстве, желал, во что бы то ни стало, отослать мальчиков подальше, чтобы не дать им повода смеяться над ним.

— Как я не умею писать письма, если кто–нибудь глядит из–за моего плеча, так не могу и работать, когда на меня глазеют и делают замечания. Поэтому я попросил бы вас выбрать себе для наблюдения что–нибудь другое!

С этими словами он повернул направо и таким образом отделился от прочей компании. Между тем, матросы уже стали размахивать топорами, которые, сверкая над их головами, вонзались своими остриями в сердца лесных великанов.

Мальчики, переглянувшись с улыбкой, решили все же не упускать своего друга из виду. Дав ему время отойти немного вперед, они последовали за ним. Джек прошел всего несколько шагов и остановился перед деревом, которое имело дюймов шесть или восемь в поперечнике. Оно было почти скрыто за виноградом, который обвивал его ствол и затем переходил на соседние деревья.

— Вот это дерево будет как раз подходящее, — сказал Джек сам себе, но настолько громко, что мальчики, наблюдавшие за ним, прячась за соседние деревья и едва сдерживаясь от смеха, слышали его слова. — Я слышу, что другие уже пустили в ход свои топоры, но за мной дело не станет, и я живо повалю на землю это деревце. Очень я забочусь об этих мальчишках, готовых посмеяться надо мной. Но, говоря между нами, надо сознаться, что я мало смыслю в этом искусстве размахивать топором!

Он не снял сюртука, так как погода была довольно свежая, и даже на пароходе не было жарко. Поплевав на руки, он глубоко вдохнул в себя воздух и, замахнувшись топором, ударил по стволу дерева близко к земле. Очень возможно, что он перерубил бы его, если бы не виноград, о котором было упомянуто, и который, зацепившись за топор в том месте, где прикреплялась ручка, помешал его движению. Вследствие этой неожиданной помехи, топор вырвался из рук пораженного Джека и отскочил футов на двадцать от него.

— С нами крестная сила! — прошептал Джек, следя за полетом топора. — Никогда еще я так не удивлялся в моей жизни, как теперь! Но кто это там смеется?

Он обернулся назад и увидел своих юных друзей, совершенно красных от напрасных усилий удержать смех. Добродушный матрос не мог рассердиться на них и присоединился к их смеху, медленно направляясь к тому месту, где лежал топор, чтобы снова взять его.

— Мне не раз приходилось срубать грот–мачты, когда на корабль налетал шторм! — сказал Джек. — Но кругом них не бывало этого винограда, толщиной почти с самую мачту. Впрочем, я живо справлюсь с этим деревом!

Научившись горьким опытом, Джек на этот раз принял все меры предосторожности, так что топор благополучно вонзился в ствол дерева, оставив в нем глубокую зарубку. Следующий удар пришелся не в это самое место, а не несколько дюймов выше, несмотря на то, что Джек целился очень старательно. Третий и четвертый удары тоже не попали в первую зарубку, но так как к добродетелям Джека Блокли принадлежала и настойчивость, то он добился, наконец, того, что ствол был перерублен, но дерево не упало, так как его держал не месте обвивавший виноград. Последний был живо перерезан, и дерево рухнуло на землю!

— Я пойду к капитану Спрогелю и попрошу его задержать пароход на несколько дней!

— Это еще для чего? — спросил Джек, красный и задыхающийся, глядя с недоумением на мальчика.

— Вы, повидимому, намереваетесь перерубить этот ствол пополам, и мне хочется дать вам на это достаточно времени!

— Вот если бы я задался целью поддать ногой нескольких обезьян, мне потребовалось бы немало времени, а с этой работой я справляюсь, думается мне, не медленнее других!

Мальчики расхохотались, и затем каждый из них попробовал помахать топором, между тем, как Джек сел, чтобы немного отдышаться. Вряд ли найдется на этом свете работа, которая могла бы идти удачно без упражнения, и мальчики, как и можно было ожидать, на первый раз плохо справлялись с рубкой леса.

 

Глава 19. ОГНЕННЫЕ МУРАВЬИ

Ардара улыбнулся, когда увидел изуродованный ствол дерева, затем так искусно взялся со своим товарищем за дело, что дерево было очень скоро распилено на ровные поленья. Между тем с двенадцати разных сторон на пароход носили дрова, и с более короткое время, чем можно было предполагать, на нем явилось изобилие топлива. Пароход уже некоторое время пыхтел, затем раздался отдавшийся эхом свисток, и спустя несколько минут «Исследователь» снова плыл вверх по Тапайос, а на палубе его по–прежнему чувствовался приятный ветерок.

Полил дождь, но через час, к общему удовольствию, небо снова прояснилось, и путешествие продолжалось без каких–либо происшествий до вечера, когда они приехали в маленькую деревушку Авейрос. Она находится почти на четыре градуса к югу от экватора и очень живописно расположена на высоком берегу реки.

В настоящее время она носит следы сильного разрушения, и церковь ее готова рассыпаться на части, если уже не сделала этого.

Как только жители увидели издали пароход, они сбежались на берег поглядеть на несущийся мимо поезд. Капитан Спрогель повернул к берегу, и жители деревушки — индейцы и белые — поспешили вниз навстречу пароходу. Все они наперерыв друг перед другом старались выказать радушие и помогали пароходу встать на якорь, в чем, впрочем, не было никакой нужды. Некоторые из команды вышли на берег, чтобы посетить деревушку, Ардара, Джек Блокли и мальчики последовали их примеру. Тропинка, которая поднималась от берега в деревню, представляла очень утомительный и крутой подъем, хотя для местных жителей это было, повидимому, то же, что для школьника несколько ступенек перед дверью его дома. Поднявшись на самый верх, наши путешественники увидели перед собой одну из тех индейских деревушек, которые обычно встречаются в этой местности. Насколько можно было судить, она содержала около трехсот человек мужчин, женщин и детей. Все они с забавным удивлением разглядывали приезжих, но, добродушные от природы, не позволяли себе никаких дерзостей. Гарри погладил по голове маленького черноглазого дикаря и сказал ему несколько слов по–английски.

Мальчик улыбнулся, показав два ряда великолепных зубов, и что–то ответил по–своему.

— Он говорит, что благодарить вас, — перевел Ардара, — но не понимает ваших слов!

— Я думаю, что это он поймет, — сказал с улыбкой Гарри, протягивая мальчугану хорошенький карманный ножичек.

Мальчик снова поблагодарил его и на этот раз горячее, чем прежде, а по лицам его товарищей можно было видеть, что они были бы в восторге, если бы получили возможность поблагодарить приезжего иностранца за подобный же подарок. Но все же они не обступили Гарри и ничем не надоедали ему.

Прогулявшись до конца деревни, наши путешественники остановились полюбоваться на прелестный вид, открывшийся перед их глазами. Река была в этом месте в две или три мили шириной, и на противоположном берегу ее виднелась индейская деревня Санта Круц, имевшая издали очень живописный вид. Здесь жило племя мундуруков — рослых, сильных индейцев, верных друзей белых.

Справа и слева извивалась широкая Тапайос, и лесистые холмы чередовались на берегу с низинами. Ветер стих, в воздухе была разлита теплота, и от прекрасной картины, открывавшейся перед их глазами, веяло миром.

— Здесь, должно быть, здоровая местность, — сказал Нед, когда все они несколько минут молча любовались видом.

— Это правда, но я не думаю, чтобы вы захотели остаться здесь навсегда.

— Конечно, нет, но… О, Боже!

Нед Ливингстон подпрыгнул на воздух и ударил рукой по ноге, точно испытывая в ней сильную боль.

— Я уверен, что меня укусила змея! — сказал он, бледнея от страха.

— Это всего только один из огненных муравьев, — проговорил смеясь Ардара. — Они не стоят того, чтобы их так пугаться!

— Меня нельзя было бы так легко провести! — сказал Гарри полупрезрительно. — Стоит ли из–за укуса какого–то муравья поднимать столько шуму? Ведь они не… О, черт возьми! Меня укусили! Меня укусили!

 

Глава 20. К ВЕРХОВЬЯМ ТАПАЙОС

Нед Ливингстон все еще тер себе ногу и прыгал от боли, когда Гарри Норвуд был в свою очередь укушен огненным муравьем. И это случилось как раз в то время, когда он нападал на своего брата за его малодушие и тот шум, который он поднял из–за пустяков. Подпрыгнув на воздух, Гарри стал брыкаться обеими ногами почти с такой же силой, как и во время своей попытки наказать проказницу обезьяну. Позабыв на минуту о собственном несчастии, Нед расхохотался над забавной фигурой брата, который за секунду перед этим так строго относился к нему.

— О, Боже! — кричал Гарри, убивая крошечного мучителя, который бежал по его бедру. — Зубы у них похожи на кинжалы!

— Ну, уж я бы не был таким простаком! — сказал Нед. — Да и стоит ли поднимать столько шуму из–за укуса какого–то муравья!

Ардара глядел в оба, чтобы не потерпеть в свою очередь. Мальчики были так напуганы первым знакомством с ужасными муравьями или вернее тем фактом, что они существовали здесь, что начали подвигаться к пароходу, и Ардара вместе с ними.

— Я бывал во многих страна света, — сказал Джек Блокли, — и меня кусали и змеи, и комары, и москиты, и все, что угодно. Понятно, это не очень приятно, но все–таки меня всегда удивляет, если кто–нибудь разыгрывает теленка из–за такого пустяка. Я видал людей со сломанными или оторванными руками и ногами, и они даже не стонали. Но если мальчик по натуре теленок и неженка, тогда, конечно, почему же… Черт побери! Кто воткнул мне кортик в ногу!

Джек прыгнул так высоко, как никогда в жизни, и начал так неосторожно спускаться по крутой тропинке, что потерял равновесие и скатился по всему спуску до самой воды. Несмотря на боль, все трое пострадавших от души хохотали, поднимаясь на пароход, как смеялись и те, которые глядели на них.

— Деревня Авейрос была некогда почти истреблена огненными муравьями!

— сказал Ардара, когда они все болтали вечером о своих дневных впечатлениях.

— Как они могли это сделать? — спросил Нед, все еще нянчась со своей раненой ногой, так же, как и Гарри с Джеком.

— Все это место просто кишело муравьями, которые были всюду. Они проделали себе ходы под деревней, так что люди, проходя по улицам, проваливались на двенадцать футов вниз в муравьиные галереи. Муравьи были и за столом, отнимая еду у людей; они мучили их своими укусами. Ну, вы знаете сами, как ни могут кусать. И вот тогда все жители — и мужчины, и женщины, и дети, — бежали из деревни и вернулись только тогда, когда муравьи тоже покинули ее!

— Но муравьи все–таки остались там!

— Теперь их немного; и десятой доли нет того, что было прежде. Народ не обращает на них внимания!

— Вот, все говорят о комарах, — проворчал Гарри, — а я бы охотнее согласился провести неделю в Джерсейских болотах под открытым небом, чем иметь дело с дюжиной этих одушевленных дротиков!

— Должно быть, они больше не тронут нас. Эти муравьи водятся только в определенных местах, совершенно так же, как и москиты. В одних местах вы их не увидите вовсе, а в других они способны свести вас с ума!

На следующее утро мальчикам хотелось осмотреть индейскую деревню на другом берегу реки, но капитан Спрогель нашел, что это не стоит, и они продолжали путешествие вверх по Тапайос.

Прекрасная погода, которой они все так наслаждались последние три дня, испортилась: пошел дождь и, с небольшими перерывами, лил целый день. Казалось, ветры с Атлантического океана, насыщенные влагой, предназначенной для долины реки Амазонки, не в силах были удерживать ее долее.

Река, суживаясь, доходила до трех миль в ширину. Много встречалось по дороге островов, так что стило немалого труда лавировать между песчаными отмелями; но капитан Спрогель и Ардара были достаточно опытны, чтобы искусно избегать их.

В течение дня они поднялись выше Копарай (Cuparay) узкой, но глубокой реки, вливающейся в Тапайос с восточной стороны. По берегами виднелось много хижин местных индейцев, а на реке попадались лодки, поднимавшиеся к верховьям ради меновой торговли с туземцами.

— Далеко ли мы от Амазонки? — спросил Джек Блокли Ардара после полдня.

— Приблизительно на расстоянии 150 миль. Скоро уж мы покончим наше путешествие на пароходе.

— Но ведь мы будем подниматься вверх по реке и дальше?

— Да, так хочет капитан. Мы отправимся в Итаитубу (Itaituba). Здесь мы должны пересесть с парохода на лодку, в которой будем продолжать дальнейший путь!

— Это будет нелегко?

Ардара пожал плечами.

— Нам предстоит немалый труд и некоторая опасность, впрочем, не настолько большая, чтобы могла испугать нас.

— Я готов идти, куда угодно, если только и другие пойдут со мной. Но вы сами видите, что на моей ответственности лежит судьба этих мальчиков, и я не хочу подвергать их опасностям.

— Разве может нам предстоять большая опасность, чем та, которой вы подверглись перед нашим знакомством? — спросил Ардара, который, конечно, знал уже о крушении шхуны.

— Понятно, не может, Ардара, но это мало меняет положение дела. Родные и друзья мальчиков никогда не позволили бы им уехать из дому, если бы знали, что «Робинзон Крузо» не доставит их обратно. Ведь Неда послали в это путешествие для поправления его слабого здоровья, а Гарри поехал как его друг и товарищ.

— Мальчик выглядит теперь прекрасно, — сказал Ардара, посматривая на Неда, который сидел на некотором расстоянии, болтая с Гарри.

— Да, он стал крепче, — ответил Джек. — Если только он благополучно вернется домой, родители его будут в восторге от результатов поездки!

— Вы можете быть уверены, что я так же озабочен судьбой мальчиков, как и вы!

Затем, понизив голос, чтобы никто не слышал его, кроме Джека, Ардара прибавил:

— Я полюбил обоих мальчиков, и буду беречь их, как собственных сыновей!

 

Глава 21. В ИТАИТУБЕ

Плаванию маленького парохода «Исследователь» вверх по реке Тапайос наступил конец: он доехал до города Итаитубы, находящегося на расстоянии 150 миль от места слияния этой реки с Амазонкой, и выше которого еще не поднималось ни одно паровое судно.

В 1835 году Итаитуба был выбран средоточием для белых этой области и мундурукских индейцев. В то время здесь было всего несколько хижин, но в 1856 году она получила права Королевской деревни, и в настоящее время муниципалитет ее ведает всю область верховьев Тапайос до границ Матто Гросс («Великий лес»). Последним именем называется самая западная и — после Пары — самая обширная из бразильских провинций, площадь которой в пятнадцать раз больше пространства, занимаемого штатом Нью–Йорк. В Итаитубе около 250 жителей, и дома построены частью из высушенных на солнце кирпичей, частью же представляют простые хижины, крытые пальмовыми ветвями. Теперь население составляют белые, и в городе имеются очень порядочные лавки. Дюжина торговых лодок отправляется время от времени за товаром, поднимаясь по Тапайос выше порогов и обмениваясь с мундуруками каучуком и аптекарским товаром. Известно, что в окрестностях Итаитубы растет масса каучуковых деревьев, так что могла бы развиться здесь очень прибыльная торговля каучуком. Капитану Спрогелю и даны были инструкции собственниками «Исследователя» — употребить все старания на то, чтобы обеспечить за ними значительную долю в этой торговле; вот почему они послали его на много миль вверх по Амазонке, предоставив право открывать новые местности, богатые ценной резиной.

Решено было, что «Исследователь» останется в Итаитубе на неделю или на две, пока не будет готов для обратного путешествия. За это время механик и кочегар должны были основательно пересмотреть все части паровой машины и починить, что нужно, а матросы под руководством штурмана — самый остов парохода.

«Исследователь» был сильным буксирным судном с прекрасной машиной и, повидимому, в нем все было в полной исправности, но всякий благоразумный капитан должен всегда принимать меры предосторожности против опасности.

В течение этой генеральной починки капитан Спрогель, Ардара и двое урожденных бразильцев, Педро и Томти, собирались подняться по Тапайос в большой лодке, куда они должны были сложить много всяких безделушек: последние предназначались для индейцев взамен каучука. Ардара мог объясняться с туземцами на их языке, почему его присутствие было очень важно, не говоря уже о том, что он отлично знал эту местность. Предполагалось с некоторой уверенностью, что за эту прогулку им удастся подстрекнуть не один десяток индейцев к большему добыванию каучука. Они должны были доставлять каучук вниз по реке в Итаитубу, где уже на обязанности агента лежало озаботиться о правах торгового общества в Паре. Таково, в кратких словах, было назначение парохода «Исследователь» в верховьях Тапайос.

Этот план действий, составленный раньше, изменился немного, благодаря неожиданному увеличению экипажа в устье Амазонки.

Джек Блокли и мальчики должны были, само собой разумеется, присоединиться к партии «исследователей», как можно было бы назвать наших искателей каучука, хотя предполагаемое ими путешествие совершило немало людей и до них.

Нанята была в Итаитубе большая торговая лодка, куда сложили все безделушки и мелкие вещи, покрыв их брезентом, чтобы они не попортились от дождя, — и путешествие началось.

Лодка была настолько велика, что легко могла вместить всю партию людей вместе с багажом, и была снабжена всем необходимым для этого плавания, которое совершала уже не в первый раз. Корма ее находилась под сводом из парусины, где можно было укрываться от солнца и дождя в часы отдыха между исполнением обязанностей. Был также и порядочный парус, который можно было распускать при сильном ветре, и тогда лодка быстро плыла по воде, без помощи весел и багра — часто единственного средства передвижения в этих местах.

Судьба благоприятствовала нашим путешественникам, большую часть дня дул сильный попутный ветер, так что задолго до наступления коротких сумерек они добрались уже до первых порогов, которые были на расстоянии двадцати миль от Итаитубы. Здесь решено было расположиться лагерем и отложить дальнейшее плавание до следующего дня.

— Недалеко отсюда живут собиратели каучука, — сказал Ардара Джеку Блокли, когда они оба сидели под вечер, покуривая свои трубки. — Если хотите поглядеть, как совершается это производство, то я могу проводить вас туда!

— Очень благодарен вам, — отвечал Джек, — но я уже видал, как дикари собирают каучук на Гвинейском берегу и сохраняют его в земле. С вашего позволения, я лучше воспользовался бы удобным временем и занялся починкой своего платья.

Хотя мальчикам приятнее было бы не расставаться со старым добряком Джеком, но не было особенной причины уговаривать его идти вместе с ними. Итак, решено было, что отправятся только Ардара и мальчики, а остальные будут ждать их возвращения. За это время капитан Спрогель надеялся познакомить индейцев, живших по соседству, с целью своего путешествия. Ардара рассчитывал сделать в этом отношении все, что было возможно, завтра, так что время, употребленное на остановку, не было бы таким образом потрачено даром.

Лагерный костер был виден издалека, и не прошло много времени, как в лагерь явились двое индейцев, затем еще двое, с другой стороны. С ними обошлись очень любезно и наградили их подарками. Ардара беседовал с ними без всякого затруднения и объяснял им, чего от них хотят. Туземцы слушали с интересом и обещали, уходя, что приведут многих своих встретить завтра белых друзей у следующих порогов. Впрочем, не одно это обещание, но и все в природе казалось благоприятным и улыбающимся, когда не следующее утро Ардара и мальчики покинули лагерь и углубились в чащу лесов, окаймляющих оба берега реки Тапайос.

 

Глава 22. ДОБЫВАНИЕ КАУЧУКА

Пробираться лесом оказалось далеко не приятным и трудным делом. Приходилось иногда по колена погружаться в воду, и местами почва, пористая, как губка, уходила под их ногами. Москиты жужжали над самым ухом и жестоко вонзали жало в свои жертвы. По временам растительность была так обильна, и деревья так тесно стояли одно возле другого, сплетенные виноградом, что было нелегкой задачей пробраться сквозь эту чащу. Каждый из путешественников нес ружье и кое–какие припасы, а у Ардара был за спиной порядочный тюк с безделушками. Мальчики начали подозревать, что настоящая причина отказа Джека Блокли принять участие в этом путешествии — это было помочь провести лодку через пороги; и эта работа, в сравнении с тем, что они теперь испытывали, была приятным развлечением. Но Гарри и Нед решили не жаловаться Ардара до тех пор, пока только будут в состоянии держать на ногах. На их счастье им не пришлось долго идти, так как скоро показались первые признаки того, что они искали: они увидели хижину, которая, по словам Ардара, принадлежала собирателю каучука. Это был жалкий бревенчатый домишко, со щелями, замазанными глиной, и увитый виноградом. Окошки представляли простые отверстия, проделанные в стенах, и их было всего два. Пол был земляной и сравнительно сухой, так как тот, кто строил эту хижину, имел благоразумие выбрать для нее высокое место и таким образом предохранить от обычных в этой местности наводнений, но, должно быть, иногда и этот дом затопляло водой.

Высокая, угловатая, пожилая женщина, жена хозяина дома, сидела на скамейке около двери, покуривая трубку. Одета она был неряшливо, и лицо ее, как и вся внешность, далеко не располагали к себе. Она держала трубку около рта пальцами правой руки и, услышав шаги, не поворачивая головы, скосила только глаза на приближавшихся людей. Все трое поклонились ей, и Ардара, подойдя ближе, поднес ей немного табаку, обратившись к ней с приветствием на ее родном языке. Подарок вызывал смутный отблеск удовольствия, озаривший ее темные глаза, и она пробормотала благодарность. Когда ее спросили, где ее муж, она указала трубкой по направлению к лесу.

— Я не думаю, чтобы он находился далеко отсюда, — сказал Ардара. — Идите вперед, пока только будете в силах двигаться!

— Мы скажем вам, когда захотим остановиться, — мужественно ответил Нед, продолжая путь. — Я рад, что у этой женщины нет детей: мне было бы жалко видеть их в таком ужасном месте, как это!

— Вы найдете массу детей в точно таких же отвратительных условиях, как и здесь, — заметил Ардара, идя впереди. — Вы увидите многое в этой местности, что заставит вас возблагодарить свою судьбу за то, что вы родились в более благоприятном климате!

Как Ардара и предполагал, им не пришлось идти долго, и скоро они увидели собирателя каучука. Работа его состояла прежде всего в том, чтобы надрезать топором дерево в нескольких местах. Той же работой занимались еще двое людей, так что, вероятно, до сотни стволов были ранены таким образом. Это делалось обыкновенно рано утром, и затем под надрезами укреплялись с помощью глины чашки, куда стекал млечный сок дерева. Начинали надрезать ствол так высоко от земли, как только можно было достать, причем делали надрез круговой. На следующее утро делалось то же самое, только несколько ниже по стволу, и т.д., пока не достигали самой земли. К полдню истечение сока прекращалось, и в общем самое большое дерево могло дать не более 1/4 пинты (пинта — 3/4 бутылки). Тогда люди переходили от одного дерева к другому с кувшинами, сделанными из тыквы, и выливали в них сок из чашек.

В тот момент, когда к работающим подошли мальчики, они сливали вместе сок каучуковых деревьев и делали приготовления к интересному процессу этого производства.

Если млечный сок предоставить самому себе, то, спустя некоторое время, он сгущается и образует беловатую камедь низкого качества. Черного цвета масса ценится всего дороже, и она готовится следующим образом.

Над огнем помещается большая глиняная труба с широким раструбом, и густой дым, поднимаясь вверх по трубе, приходит в соприкосновение с круглой деревянной формой, прикрепленной к концу длинной ручки на подобие тех сачков, которыми юные собиратели насекомых ловят жуков. Форма смачивается соком каучукового дерева и держится в дыму, пока сок не сгустится. Тогда прибавляется новый слой жидкости, который также сгущается, и так продолжается до тех пор, пока форма не покроется густым слоем белого каучука. Последний обрезается от теплых еще краев формы и в таком виде продается торговцам. Через некоторое время он принимает темно–коричневый цвет, а в конце концов становится почти черным.

Один из людей приготовлял грубую по форме бутылку, покрывая соком каучукового дерева глиняный шар.

— Если слой жидкости достаточно толст и тверд, — сказал Ардара, — то он давит на глину с такой силой, что она крошится, и ее можно вынуть потом по кусочкам. Вы слишком еще юны, чтобы помнить это, но таким образом были сделаны первые резиновые сапоги.

— В какое время года собирается каучук? — спросил Нед Ливингстон.

— С февраля до июня вся эта местность затоплена водой, и деревья тогда нельзя трогать. Да и нужно время, чтобы они успели оправиться после перенесенного ущерба. Сезон сбора каучука начинается в июне и продолжается около семи месяцев. Тогда тысячи собирателей каучука рассыпаются по огромной площади этой местности, работая над десятками тысяч каучуковых деревьев, продукт которых рассылается затем во все страны земного шара.

Каучук впервые стал вырабатываться в Южной Америке, которая и до сих пор остается главным источником этого производства, хотя этим занимаются также в Вест–Индии и Африке.

Разнообразное употребление индейского каучука наверное хорошо известно читателям, так что не стоит перечислять его. Спрос на него все растет, и этот наиболее ценный из предметов торговли находит себе все более и более широкое применение, не имеющее, повидимому, границ в будущем.

Мальчики посмотрели, как каучук окуривается и сгущается, и затем собрались в обратный путь к Тапайос, где ждала их лодка. Перед уходом Ардара переговорил о чем–то с индейцами и вручил им подарки. Индейцы утвердительно кивали головой на его слова, и по их довольным лицам Гарри и Нед могли заключить, что Ардара вошел с ними в выгодную сделку, обеспечив производство каучука за своей партией.

Обратный путь, как и можно было ожидать, не мог доставить большого удовольствия, так как каучуковые деревья изобилуют в болотистых и затопляемых рекой местностях. Собиратели каучука получают большое вознаграждение за тот сезон, когда производятся работы по его добыванию, но зато подвергаются лихорадкам и другим заболеваниям.

Зная, что капитан Спрогель хотел за это время пройти пороги, Ардара несколько изменил маршрут, так что они должны были подойти к реке выше того места, где располагались утром лагерем. К его удивлению, новая дорога быстро вывела их на более сухое место, где идти было не так трудно. Покидая Пару, пароход запасся всевозможными вещами по части ружей, припасов, сапог, одежды, словом, — всего, что только могло пригодиться во время экспедиции. Благодаря этому, у наших путешественников были непромокаемые резиновые сапоги, доходившие выше колен, так что можно было промочить ноги только в том случае, если бы вода доходила по пояс. Каждый из них, как известно, нес ружье, с которым мальчики не расставались, считая бразильские леса слишком опасным местом для того, чтобы вступать в них без оружия. Шли они в прежнем порядке, то есть Ардара, знавший хорошо местность, — впереди, за ним плелся Гарри Норвуд, все более отставая от него, пока между ними не образовалось более ста футов расстояния, и наконец, — уже совсем в арьергарде — Нед Ливингстон. Ничто не возбуждало их тревоги, так как попадавшиеся водные змеи скрывались при их приближении и не возбуждали поэтому никакого опасения.

— Я видел, как добывается индейский каучук, — бормотал Гарри, с трудом пробираясь вперед и от души желая, чтобы экскурсия их скорее кончилась. — Но это зрелище доставило мне гораздо больше неприятности и труда, чем я предполагал и чем это это стоит. Джек поступил гораздо умнее, что остался в лагере.

В сущности говоря, мальчик не мог раскаиваться в том, что отправился в эту экскурсию. Правда, он мог бы и так представить себе, как млечный сок дерева превращается в каучук, но теперь он видел это собственными глазами, а это всегда дает более прочное знание.

— Что сказали бы отец и все наши, если бы увидели, как мы шагаем через болото по другую сторону экватора? Другие мальчики удят теперь рыбу или купаются на берегу Атлантического океана, или состязаются в игре в мяч. Я охотнее согласился бы быть там, где они, чем в этом жарком и влажном климате, на зато, если я вернусь домой живым и здоровым, у меня будет запас рассказов побогаче, чем у них…

Внезапно Гарри очнулся от своих мечтаний: послышалось своеобразное ворчанье, дававшее знать, что опасность близка. Он остановился и быстро огляделся вокруг, но не видно было ничего, что бы могло объяснить этот странный звук. Гарри знал, что зверь находится совсем близко от него, и его беспокоило, как бы тот не прыгнул на него раньше, чем он успеет принять меры предосторожности. Он поднял ружье и приготовился стрелять, но еще мешкал, не зная, куда направить выстрел. Вдруг раздался крик Неда:

— Берегись! Он собирается прыгнуть на тебя!

— Но где же он, Нед?

— Направо, над твоей головой!

Гарри взглянул вверх. На ветвистом сучке большого дерева он увидел животное, которое, пригнувшись вниз, не спускало с него взгляда, точно соразмеряя, какой нужен прыжок для того, чтобы вскочить ему на плечи. Животное было невелико, но выглядело страшным. По виду оно напоминало обыкновенную домашнюю кошку, но с гораздо более длинной шеей, туловищем и хвостом. Круглые зеленоватые глаза его испускали тот фосфорический свет, который свойственен животным кошачьей породы, и отчего иногда кажется, что из глаз их сыплются искры. Это была тигровая кошка (felis cyra), которая водится в лесах как далеко на севере, так и в Мексике, и Техасе. Она очень искусно лазает по деревьям, и встреча с ней в лесной чаще представляет мало удовольствия.

Убедившись в том, что животное собирается прыгнуть на него, Гарри поднял ружье и прицелился быстрее, чем сделал бы это при других обстоятельствах. Кроме того, при этом произошла странная случайность. В тот самый момент, как Гарри спускал курок, легкий ветерок нагнул сучок дерева толщиной с палец, так что тот очутился как раз на пути полета пули. Последняя ударилась в препятствие и попала только в шею дикой кошки, а не в голову, куда метился Гарри. Вместо того, чтобы получить смертельную рану, животное, слегка раненое, только рассвирепело и, испустив бешеное рычание, сделало прыжок по направлению к мальчику, который стоял совершенно беззащитный.

 

Глава 23. В ЛЕСУ

Кроме винтовки, у Гарри не было другого огнестрельного оружия. Но у него был большой нож, какой обыкновенно употребляют охотники, и, бросив на землю ружье, он вытащил нож и приготовился к нападению дикой кошки, приведенной в ярость неудавшимся выстрелом. Скорее инстинктивно, чем сознательно, он не остался неподвижно стоять на месте, а отскочил на несколько футов назад. Вследствие этого животное очутилось как раз перед Гарри, который приготовился уже встретить его нападение, отсроченное, как он знал, только на один момент.

Дикая кошка с ворчанием кружилась около мальчика, оскалив свои длинные острые зубы, опустив вниз уши и сверкая глазами. Хвост ее тихонько шевелился из стороны в сторону, а когти были выдвинуты во всю свою длину, точно иголочки, готовые вонзиться в тело своей жертвы.

Неудивительно, что Нед Ливингстон, первый заметивший опасность, которая угрожала его брату, поспешил к нему на помощь. Он видел, что выстрел Гарри больше испортил положение дела, чем если бы он вовсе не попал в цель, и что дикая кошка собиралась излить на мальчике накипевшую в ней ярость. Добежать до места, где происходила эта сцена, у Неда не было времени, и поэтому, пробежав только несколько шагов, он торопливо вскинул свою винтовку на плечо и спустил курок. Пуля вонзилась в шкуру животного, которое сделало отчаянный прыжок вверх и затем упало на бок, катаясь по земле и хватаясь когтями за листья; так продолжалось с минуту, и затем оно испустило дух.

— Славно попал, старичина! — вскричал Гарри, хватая руку брата и с жаром тряся ее. — Я и сам не мог бы сделать лучше этого.

— Ты первый стрелял, но, повидимому, не так удачно!

— Я слишком торопился, да и кроме того помешала ветка, которая как раз загородила дорогу пуле. Вид у животного не чересчур страшный, но я уверен, что пришлось бы выдержать горячую схватку.

— Да, вы как раз вызывали его на ожесточенный бой, — заметил Ардара, поспешивший назад при первом звуке выстрела. — Обыкновенно дикие кошки не нападают на охотников, если не бывают ранены. Это очень крупная кошка–тигр, и вам бы несдобровать, если бы Нед не поспешил со своим выстрелом!

— Ну, в ней, повидимому, не осталось никаких признаков жизни — сказал Гарри, ткнув животное ногой. Что же касается меня, то я сильно проголодался!

— Нам уж осталось немного миль до Тапайос! — заметил Ардара, поворачиваясь и снова углубляясь в лес.

Так прошли они с милю, когда мальчики, которые шли теперь рядом, заметили четырех индейцев, вышедших позади них из леса. Как только они увидели мальчиков, они крикнули, точно желая остановить их, и торопливо пошли вслед за ними. Судя по их движениям, нельзя было сомневаться, что они хотели догнать их.

— Побежим скорее, — шепнул Нед. — Они наверное хотят снять с нас скальпы!

Слова эти испугали Гарри, и он ускорил шаги, хотя и не пустился бежать. В то же время он крикнул Ардаре, который по обыкновению ушел далеко вперед.

Индейцы тоже крикнули в свою очередь и пустились бегом. В таком положении были дела, когда Ардара обернулся и поспешил назад, чтобы узнать причину волнения. Одной секунды было для него достаточно, чтобы окинуть взором грозно жестикулировавших индейцев, и, подняв винтовку, он потребовал от них объяснения их угрожающих намерений. Индейцы тоже остановились и громко крикнули ему что–то в ответ. Тогда Ардара расхохотался и опустил ружье.

— Все в порядке, — обратился он к удивленным и встревоженным мальчикам. — Они пришли к собирателям каучука после того, как мы их оставили. Как только они узнали о моих предложениях, то решили поговорить со мной о них. Вот почему они пошли следом за нами, а их горячее желание говорить со мной вы приняли за враждебные намерения.

Мальчики почувствовали большое облегчение после такого объяснения и от души посмеялись над своим страхом; последний, впрочем, был вполне естествен, так как известно, что в этой местности встречаются иногда индейцы, враждебные белым.

Переговоры Ардара с дикарями привели к общему удовлетворению. Он поделили между ними подарки, и они рассыпались в благодарностях, обещая энергично заниматься добыванием каучука и заботиться о том, чтобы он доходил до агента, которого Ардара назвал им и которого можно было во всякое время найти в Итаитубе. Вместе с тем Ардара тоже чувствовал, что лесная экскурсия его оказалась очень успешной, и что капитан Спрогель должен был остаться доволен тем, что сделано.

Простившись со всевозможными пожеланиями всего хорошего, четверо индейцев пустились в обратный путь. Они понимали, что должны были выглядеть очень комичными и глупыми в то время, как они бежали от индейцев, из которых только у одного было длинное ружье — должно быть, еще остаток революционных дней страны.

— Мне кажется, — сказал Гарри, обращаясь к Ардара, — что мы уже достаточно долго идем и могли бы уж добраться до Тапайос!

— Слушайте!

Они вытянули шеи и замолчали, прислушиваясь. Теперь до них ясно донесся глухой рокот, точно прибой моря, достигающий до уха путешественника, заблудившегося в дикой чаще на морском берегу.

— Вы знаете, что это такое? — спросил Ардара.

— Это пороги!

— Да, они уже недалеко отсюда. Скоро мы будем около них!

Это обстоятельство придало мальчикам бодрости, и они пошли быстрее.

Последние пятнадцать минут они шли уже открытым местом, приближаясь к лагерю капитана Спрогеля и его людей.

 

Глава 24. ЧЕРЕЗ ПОРОГИ

Капитан Спрогель тоже не терял времени, сидя в лагере. Рано утром он поднял своих людей и приступил к тяжелой работе — проводить лодку через пороги. Это было очень трудно, потому что местами водоворот был необыкновенно силен, и менее опытные люди могли быть легко увлечены в него. Не один раз большая лодка вертелась кругом, точно волчок, а люди барахтались в воде, увлекаемые потоком, точно скорлупа, попавшая в водоворот. Каждый из них основательно выкупался при этом, но никто не терял мужества и веселого расположения духа. Смеясь и выплевывая воду, они снова входили в нее, пока, наконец, достаточно отведав ее, добрались до тихого течения выше порогов, где уже можно было поднять парус и продолжать плавание дальше. Но капитан Спрогель велел вытащить лодку на береговую отмель и расположился здесь лагерем, чтобы все могли основательно обсушиться и подкрепить свои силы едою. Здесь он решил дождаться возвращения Ардара и мальчиков.

Те явились в лагерь как раз к тому времени, когда поспел обед. Запах дымящегося шоколада и жареной рыбы мог возбудить аппетит даже у настоящего гастронома. Еды было в изобилии, и вся компания радовалась этому, как могут радоваться только люди, привыкшие к деятельной жизни на открытом воздухе.

Капитана посетили двое индейцев, с которыми он вполне успешно переговорил о делах. Они ушли, но вскоре после обеда снова явились с восемью другими собирателями каучука, с которыми тоже велись долгие разговоры. Они удалились, обделенные подарками, обещая употребить все усилия на то, чтобы обеспечить доставку сырого каучука агенту в Итаитубе.

Когда Ардара рассказал, что было сделано в этом отношении им самим во время экскурсии, капитан остался очень доволен. Он объявил, что экспедиция его добилась уже большего, чем он и собственники парохода могли предвидеть, и что если они так же успешно будут продолжать свое плавание в верховьях Амазонки, то весь экипаж может рассчитывать на получение награды по возвращении в Пару.

— Много ли нам придется еще подниматься по Тапайос? — спросил Нед Ливингстон, когда все болтали в лагере после обеда.

— Я еще не решил хорошенько, что буду делать, — ответил капитан. — Это будет зависеть от обстоятельств.

— А далеко ли можно плыть вверх по реке?

— До истоков в Аринос и Юруана, приблизительно на 15 градусов южной широты.

Капитан взглянул на Ардара, точно приглашая и его принять участие в разговоре. Ардара, знавший прекрасно всю эту местность, прибавил:

— Река Ла–Плата берет свое начало там же: можно бросить камень из одной реки в другую во время полноводия. Но одна из них течет на север, а другая — на юг, и они вливаются в Атлантический океан на расстоянии более 3.000 миль друг от друга.

— В наших местах есть такой же курьезный случай, — сказал Нед. — Колумбия и Миссури берут начало в Скалистых горах, почти рядом. Но потом одна из них извивается по прериям, через леса и горные ущелья, вливаясь в Мексиканский залив, а другая прокладывает себе путь к Тихому океану, так что устья их находятся друг от друга на расстоянии больше 4,000 миль.

Так как дул благоприятный ветер, и погода была прекрасная, то лодку живо спустили на воду, команда заняла свои места, и опять началось очень приятное плавание по тихим водам реки.

— Недолго будет так продолжаться, — сказал Ардара. — Здесь скоро начнутся другие пороги, где нам придется немало потрудиться!

Ардара оказался прав: спокойное плаванье продолжалось недолго, и скоро за поворотом реки перед ними открылись новые пороги. Вода пенилась, разбиваясь о подводные скалы и образуя быстрые водовороты. Казалось совершенно немыслимым, чтобы лодка могла пройти через это место, но сила и ловкость, умело направленные, могут сделать. Сделать многое, и капитан Спрогель с обычным умом решил предстоявшую ему трудную задачу. Весь груз был взят из лодки, и все люди сошли на берег, кроме Джека Блокли, который остался на руле: он доказал в отношении управления им большую опытность, чем весь прочий экипаж.

Длинная веревка была переброшена с лодки на берег, и вся компания, включая и мальчиков, принялась соединенными силами проводить лодку через пороги. Некоторым приходилось при этом входить в воду, и не один раз они падали на колени, благодаря противодействию, которое оказывала лодка. Несколько раз казалось, что усилия их пропадут даром. Случалось, что лодку, подвинутую на несколько футов вперед, снова отбрасывало назад внезапным натиском потока, и притом с такой силой, что люди едва не опрокидывались на спину. Капитан Спрогель шел впереди, ободряя других громкими восклицаниями, которые можно было расслышать даже среди рева воды, бурлившей около порогов.

Гарри Норвуд не удержался на ногах, и падая с веревкой в руках, за которую крепко уцепился, увлек за собой и Педро. Но они моментально вскочили снова на ноги; удалось удержать лодку от того, чтобы она нырнула в воду, и в этой борьбе с людьми она начала мало–по–малу уступать. Немалой была в том отношении заслуга и Джека Блокли, который, хотя и в первый раз попал в данное положение, умел всегда наилучшим образом направить лодку: его опытный в морском деле глаз всегда верно подсказывал ему, где он встретит меньше трудностей.

Так прокладывала себе путь лодка все выше и выше по течению, пока снова не попала в тихую воду. Здесь ее опять нагрузили вещами; подняли парус, и все разместились по местам. Попутный ветер тихо нес лодку по тихой прозрачной реке, но когда солнце зашло за леса, окаймлявшие горизонт на западе, то они приблизились к новой серии порогов — таких бурных, что нельзя было и думать тащить через них лодку. Что оставалось им делать?

В сущности, это были даже не пороги, а целые водопады, и единственный путь, каким можно было миновать их, — это протащить лодку на всю длину их протяжения по суше. Так и сделали. Лодка была втащена на берег и поставлена на подпорки, положенные поперек. Подъем был крутой, так что работа оказалась очень тяжелой. Но все работали охотно, и поэтому труд увенчался успехом.

Экипаж достаточно потрудился, чтобы заслужить себе основательный отдых, и решено было отложить все дела до следующего дня. Едва миновали они пороги, как к ним явилось шесть мундурукских индейцев с предложением помочь им провести лодку вверх по реке. Команда, обливавшаяся потом, могла только пожалеть, что они не пришли часом раньше и тем не облегчили им утомительную работу. Но, так как в полумиле расстояния предстояли им новые водопады, то индейцы были приглашены придти на следующее утро, чтобы оказать помощь. Те обещали явиться в назначенное время и ушли счастливые, как дети, от нескольких побрякушек, которые были им подарены.

Много рыбы было наловлено в реке Тапайос, да и запасы кофе и шоколода были еще достаточно велики, так что ужин в лагере прошел очень приятно и оживленно. В том месте, где они на этот раз остановились, лес подходил почти к самой воде, так что можно было устроить очень комфортабельный лагерь. Погода продолжала быть прекрасной, и воздух был такой мягкий и теплый, что не было нужды чем–либо покрываться.

— Мы здесь в прекрасной, высокой местности, — сказал Ардара, — вам нечего опасаться ночного воздуха. Мы находимся в здоровом климате!

— А каково там в болотах, где живут собиратели каучука?!

Ардара покачал головой.

— Там очень нездоровое место, и люди часто хворают лихорадками и живут недолго. Нигде на всем свете нельзя отыскать более ужасных болезней, чем в Бразилии. У нас здесь тысячи людей страдают самым ужасным образом от зоба, а по берегам Амазонки очень распространена болезнь, которая, как мне передавали, неизвестна в наших местах, — это проказа!

— Она встречается к северу от нас. Но я уверен, что ее нет в Соединенных Штатах! — заметил Гарри.

— А можем мы опасаться диких зверей? — спросил Нед, вспоминая о ночном происшествии несколько дней тому назад.

— Насколько мне известно, их нечего бояться: в Бразилии не много найдется животных, которые могли бы причинить какую–нибудь неприятность.

— А как относительно обезьян? — осведомился Гарри.

— Если кто–нибудь из них явится в лагерь, то стоит только прогнать их пинками, — ответил со смехом Ардара. — Но сегодняшний вечер они не обеспокоят вас, так как не выбегут из лесу.

В костер не подбавляли нового хворосту, предоставив ему понемногу потухать, так как погода была теплая, и не требовалось согреваться искусственными средствами. Наши путешественники растянулись на земле, один возле другого, утомленные дневными трудами настолько, чтобы проспать вплоть до утреннего солнышка, если ничто не помешает.

С приближением ночи наступила торжественная тишина.

Пламя костра бросало красноватый отблеск на стволы и ветви деревьев.

По временам из реки выпрыгивала мелкая рыбка и с тихим плеском снова исчезала в воде; этот слабый звук можно было расслышать, несмотря на постоянный глухой рокот водопадов. Бывают леса, где ночь полна звуков и жизни, но в данной местности царила поразительная тишина в природе. Ночные бабочки кружились над тлеющим огнем, и многие обжигали себе крылышки и падали на горящие головешки. По временам раздавалось шуршание листьев: это, крадучись, подбирался к лагерю какой–нибудь зверь, но ни один из них не решался выйти из темного леса на свет.

Гарри начал уже засыпать, что сделали другие еще раньше его, как вдруг его слух поразил совсем особенный звук, какой он когда–либо слышал. Это был долгий дрожащий свист, полный такого отчаяния, точно предсмертный крик человека. Эти звуки издавала удивительная птица (душа–птица, soul bird), которую нельзя слушать без внутреннего содрогания. Мальчик прислушался, но крик не повторился, и, наконец, глаза его сомкнулись, и он забылся сном.

Проспав около часу, он проснулся со странным ощущением. Сначала ему показалось, что над лагерем пронесся легкий ветерок, потом — что кто–то нежно дул ему в лицо. Затем это ощущение прошло, но он почувствовал неловкость в правой ноге. Он стащил свои тяжелые сапоги и остался в одних чулках.

— Вероятно, у меня просто заснула нога, — подумал он, поднимая правую ногу, чтобы немного расправить ее. При этом он почувствовал, как что–то прицепилось к ней и при движении он расслышал хлопающий звук. Содрогаясь от неприятного ощущения, Гарри сел и сильно взмахнул ногой. Тот же хлопающий звук повторился, но то, что вцепилось в его ногу, не упало при этом. Он знал, что это не могла быть змея, и, дотронувшись до этого места ноги, ощутил мягкое кожистое тело, которое и отцепил, бросив его на землю с такой силой, что оно перевернулось раз, другой и затем осталось лежать без движения.

— Что бы это такое могло быть? — пробормотал Гарри, вскакивая на ноги и поправляя огонь, так что он вспыхнул ярким пламенем и осветил мертвое животное. Оказалось, что это была безобразная летучая мышь — вампир, которая, воспользовавшись его сном, вцепилась в его ногу и преспокойно высасывала из нее кровь. Это отвратительное существо — красновато–коричневого цвета и величиной с сороку. В зоологии оно носит название Phyllostoma spectrum и питается насекомыми, хотя, повидимому, чувствует еще большую слабость к крови. В некоторых местностях Бразилии нельзя даже разводить телят из–за этих вампиров, которые, впиваясь в тело, высасывают кровь из мельчайших сосудов, не причиняя своей жертве никакой боли и не оставляя после себя заметной раны. У этой летучей мыши имеется два больших выступающих верхних резца и ланцетовидной формы клыки, все очень острые и расположенные таким образом, что производят ранку треугольной формы, как и пиявка. Трудно представить себе более отвратительное существо, чем эта летучая мышь, которая является в высшей степени нежелательным товарищем для спящего человека.

 

Глава 25. ИНДЕЙЦЫ

Несмотря на этот неприятный инцидент, Гарри Норвуд скоро заснул опять и проснулся только тогда, когда солнце уже ярко светило, и вся остальная компания поднялась на ноги. Когда он рассказал про летучую мышь, Ардара заметил, что на этих животных не стоило много обращать внимания: ему часто приходилось сбрасывать с себя ночью этих вампиров. Любопытно было то, что хотя Нед и некоторые другие спали без сапог, они все же не подверглись нападению этих животных.

Подкрепившись основательной едой, они поплыли по реке до следующих порогов, через которые снова протащили лодку, как делали это прежде. Затем капитан Спрогель объявил, что не будет подниматься выше, так как это стоило бы слишком большого труда. Водопады и пороги отстояли здесь так близко друг от друга, что легче было взвалить на плечи весь груз и подниматься берегом.

— Мы устроим лагерь, — сказал капитан, — и простоим здесь три или четыре дня. В это время мы будем сноситься с окрестными индейцами и таким образом дадим им знать о цели нашего прихода. Мы сделаем благодаря этому не меньше чем если бы поднялись до верховьев Тапайос.

Таков был, в общем, план капитана; оставалось только подумать о некоторых подробностях его выполнения. Было бы невыгодно в интересах дела идти всем вместе, так как тогда они не имели бы возможности возвратиться с достаточно большим числом индейцев. Поэтому было решено, что капитан и Ардара пойдут странствовать вместе, Педро и Томти отправятся в другую сторону, а Джек Блокли, Гарри Норвуд и Нед Ливингстон — в третью. Таким образом одна партия распадалась на три. Все были снабжены значительным количеством безделушек и различных вещиц для подарков, не считая собственного оружия, и должны были вернуться в лагерь к вечеру следующего дня. После этого, исполнив таким образом возложенную на них обязанность, они предполагали пуститься в обратное путешествие вниз по Тапайос. Само собою разумеется, что от странствования капитана и Ардара можно было ожидать наибольших результатов, так как, помимо того, что Ардара мог бегло говорить по–индейски, они собирались добраться до одной из мундукских деревень, которая были менее, чем в десяти милях от лагеря.

Педро и Томти были смышлеными малыми и могли до некоторой степени объясниться с туземцами, так что надо было надеяться, что и их экскурсия окажется небезуспешной. Что же касается до Джека и мальчиков, то на их помощь можно было рассчитывать всего менее. Совершенно не зная индейского языка, они должны были прибегнуть только к жестам для выражения своих мыслей и чувств. Но оставаться одним в лагере на целых два дня, пока другие странствовали по окрестностям, было бы слишком печально для них, и поэтому они также пустились в путь. С них и не требовалось вербовать новых собирателей каучука, и они отправлялись на прогулку с единственной целью приятно провести время, знакомясь с новыми местами и развлекаясь согласно собственному вкусу.

У Джека был маленький карманный компас, который он всегда носил при себе, и который уже не раз оказывал ему услугу в разных опасных обстоятельствах. Зная точно направление реки Тапайос, которая текла на северо–восток, и твердо решившись не слишком углубляться в чащу леса, наши путешественники не могли бояться заблудиться. Они отправились по направлению к юго–востоку, то есть почти под прямым углом к течению реки. Земля здесь была сравнительно сухая, и они намеревались держаться подальше от болот; а если бы натолкнулись на болота, то в таком случае собирались вернуться назад к лагерю и пойти по другому направлению.

Джек Блокли заботливо собрал все вещи, нужные в дороге, пожелал счастливого пути своим друзьям, и час спустя находился с мальчиками уже в густом лесу, среди вьющегося винограда и обильной растительности, которая не один раз заставляла их изменять принятое раньше направление. Но все же в общем направление, которого они держались, было юго–восточное, как они и хотели. При малейшем подозрении на то, что они сбились с него, Джек справлялся по компасу и таким образом легко исправлял ошибку.

Они взяли с собой немного шоколаду и кофе, но главным образом рассчитывали при добывании пищи на свои ружья, если бы потребовалась надобность в этом до возвращения в лагерь. Казалось бы, что южно–американские леса были последним местом, где можно было умереть с голоду, и все же сотни людей погибли в них именно этой ужасной смертью.

— О–го! Здесь что–то совсем неожиданное! — вскричал Гарри, который от нетерпения несколько опередил других. Он стоял на берегу маленького озера, около 100 ярдов длиной и в треть этого расстояния шириной. Казалось, оно было очень глубоко, и вода была совершенно прозрачная. Источником его являлись ключи на дне, а истоком была маленькая извивающаяся речка, которая, по всей вероятности, впадала в Тапайос, по крайней мере текла в направлении к ней. На ощупь вода оказалась холодной, но в ней плавало так много водорослей, что наши путники не решились попробовать ее на вкус, хотя их мучила сильная жажда.

— Смотрите, что там такое! — сказал Нед, указывая на противоположный берег озера, где они с удивлением увидели лагерный костер. Около огня расположилось восемь или десять индейцев; некоторые из них курили, другие просто лежали, развалившись на земле, а двое были заняты приготовлением обеда.

— Будем общительными! — сказал Джек, собираясь обойти озеро, чтобы попасть в лагерь.

Мальчики последовали за ним, и все трое уже были близко от лагеря, когда Джек вдруг остановился.

— В чем дело? — спросил Нед.

— Я еще никогда в жизни не видал таких дикарей, как эти, и должен сознаться, что мне нравятся их лица.

— Мне тоже! — прошептал Гарри. — Так уйдем назад!

Они намеревались отступить, но увидели, что было уже поздно.

 

Глава 26. КАК ЖИВЕТ МОЙ БРАТ?

До этого времени Гарри Норвуд и Неду Ливингстону не приходилось сталкиваться с враждебными белыми или индейцами. Ни от кого они еще не слышали даже недоброго слова. Поэтому, когда они заметили нескольких краснокожих, расположившихся лагерем на берегу озера, недалеко от Тапайос, то были уверены, что те отнесутся к ним так же дружески, как и дикари, которых они встречали раньше. Поэтому они сначала без всякого колебания двинулись вместе с Джеком Блокли по направлению к индейцам, отдыхавшим, лежа на земле, и курившим, между тем как двое из них стряпали какую–то еду около огня. Первое, что возбудило недоверие в Джеке Блокли, была наружность дикарей. Подойдя к ним ближе, он разглядел, что они были крупнее и красивее, по сложению, индейцев, которых он до сих пор видел. У всех были длинные черные волосы, ниспадавшие на плечи, а безобразные лица их были татуированы грубыми изображениями птиц и пресмыкающихся, так же, как и грудь, обнаженная по пояс. На них были надеты широкие штаны, спускавшиеся немного ниже колен, а на ногах мокасины, богато разукрашенные бисером. Это составляло весь их наряд, если не считать нескольких костяных украшений на кистях рук, которые тоже можно было причислить к костюму.

Еще издали Джек разглядел, что они были вооружены луками и стрелами, и что не было ни одного огнестрельного оружия; но у некоторых были длинные камышовые трубки, употребления которых ни один из белых не знает.

На основании всех этих признаков Джек Блокли заключил, что эти краснокожие не из тех, которые живут по берегам рек и имеют некоторое отношение к цивилизации. Они были из внутренних местностей и избегали всяких сношений с белыми. По всей вероятности, они явились сюда с целью грабежа и теперь исследовали местность, чтобы совершить грабеж или убийство с меньшим риском для себя. Встретив более слабых людей, они наверное напали бы на них, чтобы затем снов поспешить в чащу леса, где они были в безопасности от преследований.

Когда Джек разглядел статных и сильных индейцев, их луки и стрелы, татуированные лица и вообще весь странный их вид, подозрение закралось в его душу, и он почувствовал, что слишком поторопился приблизиться к ним. Он выразил свои опасения мальчикам, и ответ их показал, что они разделяли его подозрение. Наши друзья собирались уже отступить, когда двое дикарей вскочили на ноги и пошли к ним навстречу.

— Будьте настороже! — проговорил Джек. — Не давайте им завладеть вашими ружьями!

— Будем стрелять в них, если только они подойдут к нам ближе! — сказал Нед, дрожа от волнения. — Говорю вам, что это, наверное, отвратительные негодяи!

Он схватил свое ружье и уже готов был направить его на ближайшего индейца, но Джек велел ему не показывать виду, что он не доверяет дикарям. Между тем двое краснокожих отложили в сторону свое оружие и направились к белым, улыбаясь так откровенно, что Гарри сказал:

— Я уверен, что, несмотря ни на что, они отнесутся к нам дружески. Не забывайте только держать ружья наготове!

Индейские воины приближались, показывая ровные ряды своих белых зубов. Один немного опередил другого, и оба спросили почти в одно время, протягивая руки:

— Как живет мой брат?

Это дружеское приветствие, понятно, очень удивило наших путешественников, так как трудно было представить себе, каким образом могли научиться английскому языку эти дикари, живущие в дебрях диких бразильских лесов.

Джек Блокли и Гарри Норвуд пожали руки индейцам, на которых все еще смотрели подозрительно, и Джек ответил:

— Мы поживаем отлично, а вы как?

В ответ они получили такую смесь тарабарщины, в которой ни один из них не мог подметить сходство с каким–нибудь английским словом. Очевидно, первый вопрос индейцев на ломаном английском языке заключал собой все познания их по этой части. Но то, что оставляло желать по отношению к словам, более, чем достаточно, вознаграждалось жестами. Нельзя было сомневаться в том, что индейцы усиленно приглашали белых войти в их лагерь, и хотя те охотнее отклонили бы это приглашение, благоразумие заставляло их согласиться.

— Я бы не желал идти туда, — протестовал Нед. — При нас ружья, а у них только лук и стрелы. Сила на нашей стороне, и мы сделаем лучше, если будем держаться подальше от них.

— Если они заметят, что мы относимся к ним подозрительно, то нападут на нас! — сказал Гарри. — Уж лучше обезоружить их добротой!

— Теперь уже поздно возвращаться назад, — прибавил Джек. — Мы пойдем к ним и будем держать себя так, точно у нас и тени нет подозрения. Но в то же время не будем зевать!

Как ни странно, но в этот критический момент Нед Ливингстон, самый младший из трех, обнаружил большую дальновидность, чем остальные. Но видя, что он остается один при своем особом мнении, и что теперь не время затевать споры, он пошел вместе с другими вперед.

Остальные индейцы вскочили на ноги и стали с любопытством разглядывать белых. Нед Ливингстон пересчитал их в те несколько секунд, в которые приближался к лагерю. Их было девять человек, и они представляли, без сомнения, сплоченную и значительную силу, являясь опасными врагами при нападении.

— У них только лук и стрелы, а у нас ружья! — рассуждал Нед, мучаясь в душе подозрениями.

— Во времена первых поселений, англичанин, вооруженный ружьем, считался равным по силе шести индейцам с луками и стрелами. Если так, то мы должны выдержать против двойного количества дикарей, чем сколько их здесь теперь. Но положение дела изменится, если мы дадим им окружить нас: тогда все преимущества будут на их стороне, а не на нашей.

 

Глава 27. ДЖЕК В РОЛИ МУЗЫКАНТА

Раз, что приглашение двух индейцев было принято нашими путешественниками, благоразумие требовало, чтобы последние не показывали недоверия.

Это сознавал как сам Нед, так и другие.

Поэтому все трое двинулись вперед, выражая полное удовольствие, и пожали руки всем дикарям. Но, в то время, как правые руки их дружески протягивались индейцам, в левых они крепко сжимали заряженные ружья.

Дикари, игравшие роль поваров, только что покончили стряпню с тремя птицами величиной с дикую утку; они были хорошо изжарены, после того, как повисели на вертеле над горячими угольями, пока не поджарились в меру. До полдня было еще далеко, но, когда индейцы пригласили мальчиков разделить с ними обед, те принялись за еду с большим аппетитом. У каждого из дикарей был острый ножик с роговой ручкой, и этими ножами они отрезали себе часть дичи, справляясь затем с ней при помощи рук. Покончив с едой, они обтерли жирные руки о свои волосы, как делают это у нас многие из белых. Затем каждый из них сорвал по большому листу с соседней ветки и, ловко свернув его таким образом, чтобы он мог удержать воду, погрузил их в озеро и утолил свою жажду.

— Это остроумно! — заметил Гарри.

— И очень просто, вместе с тем. Я много раз делал точно так же!

Джек доказал свою ловкость, подражая индейцам и не уступая им в этом искусстве, а мальчики утолили свою жажду из той же чашки. Для всех троих являлось нелегкой задачей держать ружья на таком расстоянии, чтобы можно было сейчас же схватиться за них в случае надобности, и в то же время не давать заметить дикарям своего недоверия. Те продолжали относиться к ним с прежней благосклонностью, но что могло случиться через минуту, — было неизвестно. Единственным утешением в трудном положении наших друзей было то, что они могли свободно разговаривать друг с другом, так как дикари не понимали их. Джек спустил со спины свой тюк, как только подошел к лагерю, и тот лежал теперь около него на земле.

— Они часто поглядывают на это сверток! — сказал Нед. — Я уверен, что им очень хотелось бы знать, что в нем содержится.

— Я уж заметил это, — проговорил Джек. — Если бы это была просто бомба, я бы дал им поджечь ее. Я уверен, что эти молодцы не занимаются добыванием каучука, и не стоит труда подстрекать их на это дело. Мы не в силах растолковать им наши предложения, да капитан Спрогель не рассчитывает особенно на нашу помощь в этом отношении.

— Но мы можем задобрить их подарками, — сказал Гарри. — Я хотел бы уйти отсюда как можно скорее!

Разговаривая таким образом, они сидели в стороне от других, у самого озера, между тем как дикари по прежнему улеглись возле костра. Большинство из них курило трубки. Судя по их взглядам и жестам, нельзя было сомневаться в том, что они говорили о своих гостях и, очевидно, обсуждали какой–нибудь план действий по отношению к ним.

— Мы говорим так, точно уже это доказано, что они враждебно настроены против нас, — заметил Гарри. — Может быть, мы еще и ошибаемся в этом, как сделали это вчера с теми собирателями каучука, которые просто желали говорить с нами. Мы легко узнаем положение дела, если сделаем вид, что намерены покинуть их.

— Попробуем это! — вскричал Нед, вскакивая на ноги и быстро направляясь к концу озера.

Эта попытка решила спорный вопрос скорее, чем можно было это предполагать. Не успел Нед сделать и шести шагов, как один индеец загородил ему дорогу и потребовал, чтобы он вернулся назад, объясняясь при помощи энергичных жестов и еще более энергичных, хотя и менее понятных слов. Нед, вспыльчивый от природы, остановился, и лицо его покраснело от гнева.

— Прочь с дороги! — крикнул он. — Или я буду стрелять!

И он уже взялся за ружье, чтобы вскинуть его на плечо, но Гарри бросился к нему и удержал его за руку.

— В уме ли ты, Нед? — вскричал он. — Если только ты тронешь этого дикаря, нас всех сейчас же перебьют!

— Нам все равно предстоит схватка, так можно начать ее теперь, а не через полчаса!

Дикари также подошли к мальчикам и устремили на них взоры, в которых виднелось сильное любопытство. Джек Блокли, само собою разумеется, не двинулся с места.

— Гарри прав, — сказал он. — Идите сюда и посмотрите, как я поведу дело!

Это было сказано таким уверенным тоном, что оба мальчика вернулись на прежнее место. Между тем Джек начал развязывать резиновый мешок, в котором были уложены разные мелкие вещицы. Понятно, что он сейчас же сделался центром общего внимания, и все дикари обступили его со всех сторон. Все эти блестящие безделушки и украшеньица доставляли, повидимому, огромное удовольствие индейцам, точно они были маленькими детьми. Джек Блокли пользовался ресурсом, который внушал ему большие надежды. В то время, как пальцы его развязывали узлы, он вглядывался в лица дикарей, жадно следивших за его движениями. Затем он заговорил, продолжая глядеть на них, так что можно было подумать, что он обращается к ним. На самом деле старый матрос говорил мальчикам, хотя и не обернулся к ним ни разу.

То, что он говорил, пользуясь полным непониманием дикарей, было очень серьезно и состояло в следующем:

— Надо быть осторожными, мои мальчики. Эти индейцы настроены враждебно к нам, и если нам не удастся убраться отсюда в скором времени, то придется выдержать горячую схватку, и неизвестно, чем это еще кончится. Слушайте внимательно, что я вам скажу. Не отвечайте мне и делайте как раз то, что я скажу. Когда я вытащу эти вещицы, то они придут в такой восторг при виде их, что забудут обо всем на свете на несколько минут. Так вот, когда я разложу их на земле, и они обступят их кругом, вы должны воспользоваться этим моментом и скрыться!

У Гарри готовы были сорваться с языка слова, что они не оставят его одного в таком опасном положении, но Джек, точно угадывая его мысли, прибавил!

— Это единственный шанс на спасенье, который у нас остался. Я последую за вами, как только будет возможно, и вы будете в состоянии больше помочь мне, если отойдете на некоторое расстояние, чем если мы все будем окружены!

Эти слова решили дело, и Нед шепнул на ухо Гарри:

— Он верно говорит, и мы должны послушаться его!

В этот момент узел был развязан, и все богатство его содержания предстало перед взорами индейцев. Одну секунду они стояли, точно пригвожденные к месту, а затем раздался общий возглас: «Уа–о–о–о!», выражавший безграничное удивление и восхищение. Они нагнулись и впились глазами во все эти сокровища.

Здесь были яркие бусы, лубочные картинки самых пестрых красок, ручные зеркальца, игрушки, маленькие шарманки. Ярко окрашенных картинок было много, и Джек разделил их между дикарями, которые, конечно, были в восторге.

Когда индейцы достаточно налюбовались ими, Джек вызвал новый взрыв удивления игрушкой, которую читатель наверное видал много раз. Это был деревянный паяц, который вертел руками и ногами. Лицо у него было черное, а глаза и огромный рот выкрашены очень натурально. Сзади у него прикреплен был шнурок, и когда Джек дергал за него, то ноги и руки паяца подпрыгивали самым комическим образом. Зрители разразились страшны хохотом при виде этой пляски. Один из дикарей пришел в такой неистовый восторг, что повалился на землю и начал кататься по ней, махая ногами в воздухе; другие хохотали до упаду.

Джек переждал несколько минут, пока восторги немного поулеглись, и затем стал всех оделять паяцами. Тогда радость индейцев достигла высших своих пределов.

Все краснокожие принялись так энергично вертеть своих паяцев за шнурок, что руки и ноги их отчаянно запрыгали вверх и вниз. Некоторые оторвали шнурки, но Джек снабдил их новыми игрушками, и они сделались после этого более осторожными со своими подарками.

Как настоящие дети, они позабавились паяцем всего несколько минут, а затем снова обступили Джека, чтобы поглядеть на новые чудеса. Старый матрос вытащил из мешка бусы и разные безделушки, а затем вынул оттуда маленькую трубу. Он сожалел, что капитан Спрогель положил ему только один экземпляр трубы, но постарался сделать из нее наилучшее употребление. Когда черные глаза всех дикарей устремились на него, он приложил инструмент ко рту и начал дуть. Он не сумел воспроизвести ничего похожего на какой–нибудь мотив, но это было и не важно, так как аудитория его все равно не оценила бы его искусства, если бы он сыграл и песню.

Все, чего желали его слушатели, это — музыкального шума, если можно так назвать его. И они получили его в избытке, потому что старый матрос дул так усердно, что щеки его надулись шарами, а глаза готовы были выскочить на лоб. Эффект этой музыки превзошел все, что было раньше. Сначала дикари стояли неподвижно, точно очарованные, а затем пустились плясать, опьяненные восторгом. Они подскакивали вверх, хлопали в ладоши, вертелись и прыгали, как безумные. Взвизгивая и вскрикивая, они ударяли друг друга, смеялись, издавали вой и бегали взад и вперед, все время не сводя глаз с того человека, который был причиной этого чудного наслаждения, и которого, они повидимому, считали чем–то сверхъестественным.

А Джек пыхтел и дул, что было силы, отбивая носком правой ноги такт одновременно со своими звуками, похожими на свистки паровоза.

Если бы он мог в одно и то же время смеяться и играть на трубе, то радость его выразилась бы так же неудержимо, как и у индейцев, бесновавшихся вокург него.

Но во всем этом была и серьезная подкладка, и, играя ожесточенно на трубе, Джек в то же время занят был обдумыванием вопроса, как ему лучше всего поступить.

Гарри и Нед скрылись из виду, послушавшись его совета, и никто из краснокожих не заметил их отсутствия, так как они были чересчур поглощены новыми впечатлениями. Старый матрос понял, что у него не будет лучшего момента исчезнуть, как теперь, и решил действовать.

Неожиданно он вынул трубку изо рта и вручил ее одному из дикарей, который стоял ближе к нему. Тот осторожно взял ее, но потом приложил к губам и издал звук. Этот звук наполнил его душу таким экстазом, что он принялся дуть еще с большей яростью, чем собственник инструмента.

Джек, держа в левой руке ружье, начал танцевать вместе со всеми. Он с немалым искусством исполнял матросский танец, но в то же время все более и более удалялся от дикарей, которые мало обращали внимания на его движения. Очутившись на порядочном расстоянии от лагеря, Джек внезапно повернулся спиной и пустился бежать к лесу. Он пробежал уже значительное пространство, и перед ним, казалось, открывался свободный путь, как вдруг, к его удивлению, один из индейцев, который еще дальше его отошел от лагеря, опередил его и схватил за руку, чтобы остановить. Он был безоружен, так как все дикари побросали свое оружие во время танцев.

— Джек Блокли не желает дольше оставаться в этой компании! — проворчал старый матрос, нанося своему противнику удар кулаком прямо по лицу, отчего тот упал на спину.

Перескочив затем через распростертого и ошеломленного дикаря, Джек пустился к лесу так быстро, как только поспевали его ноги. Но матросы обыкновенно не быстры на ноги, и Джек не составлял исключения из этого правила. Оба мальчика могли бы легко догнать его, что же касается до быстроты ног лесных уроженцев, то — само собою разумеется — он никак не мог равняться с ними в этом отношении.

Никто не мог лучше сознавать это, чем сам Джек. Но это тем не менее не поколебало его решимости бежать из лагеря и не даться в плен этим черным негодяям, от которых, очевидно, нельзя было ожидать ничего хорошего ни ему, ни мальчикам.

 

Глава 28. БОРЬБА ЗА СВОБОДУ

За это время Гарри Норвуд и Нед Ливингстон наилучшим образом воспользовались остроумной выдумкой Джека Блокли, изобретенной с целью их спасения. В благоприятную минуту они незаметно отошли от лагеря и скрылись в лесу, не обратив внимания дикарей на свое исчезновение. Они все еще торопливо удалялись от лагеря, как вдруг Гарри сразу остановился и спросил:

— Что мы делаем, Нед?

— Уходим как можно дальше от индейцев!

— И оставляем Джека одного? Мы никогда не сделаем этого!

— Конечно. Мы уйдем только настолько, чтобы он мог после соединиться с нами. Дело кончится битвой, и теперь мы находимся в самом удобном положении для этого.

— Я согласен с тобой. Так пойдем назад до такого места, откуда мы могли бы удобно следить за всем, что происходит в лагере, и быть наготове помочь Джеку, когда это будет нужно.

Так они и решили сделать, и вернулись назад на опушку леса, где каждый из них стал за ствол дерева с заряженным ружьем в руке, ожидая, что будет дальше.

То дерево, которое выбрал себе Гарри Норвуд, оказалось каучуковым, что он счел за странное стечение обстоятельств. Кроме того, ствол его был надрезан уже в нескольких местах, и маленькая чашка, прикрепленная глиной над самой головой Гарри, была до половины наполнена млечным соком, медленно вытекающим по каплям из надреза. Это доказывало, что собиратели каучука были поблизости, и возбуждало надежду, что они могут оказать помощь, в случае надобности. Каучуковые деревья вообще не имеют толстых стволов, так что Гарри не мог вполне скрыться за своим деревом. Но он и не заботился об этом, испытывая меньший страх перед луками и стрелами, чем бы следовало.

Нед был лучше защищен. Из своих засад мальчики видели все, что происходило в лагере и что уже описано выше. При виде неуклюжих прыжков дикарей под раздирающую уши музыку мальчики не могли удержаться от смеха, забыв на минуту опасность своего положения.

— Видал ты когда–нибудь такие комичные танцы? — спросил Нед.

— Я в жизнь свою не видал ничего смешнее!

— Погляди на щеки Джека. Они так надулись, что лицо его похоже на волосяной шар на киверах солдат.

— А глаза его совсем выскочили на лоб. Он даже сдвинул фуражку на затылок, чтобы очистить для них свободное место!

Когда старый матрос тоже пустился в пляс, мальчики перестали смеяться, так как поняли его намерения: Джек не стал бы делать это на потеху дикарям.

Они не удивились поэтому, когда их старый друг внезапно пустился бежать и повалил индейца, который загородил ему дорогу. Как только Джек добежал до леса, Гарри крикнул ему:

— Стойте! Мы здесь!

Беглец оглянулся кругом и, заметив мальчиков, вскричал:

— Почему вы не сделали так, как я сказал вам? Нам нельзя здесь оставаться. Бежим дальше!

И он снова пустился бежать. Мальчикам не оставалось иного выхода, как последовать его примеру, и вот все трое бросились со всех ног в чащу леса.

Индейцы скорее отрезвились от музыкальных чар, чем можно было предполагать. При виде дикаря, распростертого на спине, они вспомнили о деле, и музыкальные упражнения были на время забыты. Они намеревались убить всех троих белых, после того, как овладели бы их вещами. Обманутые в своих надеждах, они быстро схватили теперь свои луки и стрелы и приготовились преследовать беглецов. У троих были длинные камышовые трубки, полые внутри, о которых уже говорилось раньше; они также взяли их с собой вместе с луками. Такие камышовые трубки, как вероятно известно читателям, употребляются некоторыми индейскими племенами Южной Америки: дикари дуют с большой силой в один из концов трубки, выдувая через другой длинную тонкую стрелу, которая летит далеко, с правильностью ружейной пули. Само по себе это не представляло бы большой опасности, но, как известно, индейцы часто употребляют отравленные стрелы, которые при самом ничтожном поверхностном уколе кожи вызывают быструю смерть, как и после укушения ядовитой змеи.

И вот, всего полминуты спустя после бегства Джека Блокли, восемь индейцев (девятый еще не мог сразу придти в себя после удара) пустились в погоню за тремя беглецами, быстрота ног которых была по крайней мере вдвое меньше, чем у их преследователей.

 

Глава 29. ЗАБРОШЕННЫЙ ПРИЮТ

Как говорилось уже раньше, в южно–американских лесах есть много таких мест, где деревья стоят так близко одно к другому и так густо переплетены виноградом, что почти невозможно пробраться между ними. Часто все попытки в этом отношении кончаются тем, что приходится прорубать тропинки.

Та чаща леса, через которую спасались Джек Блокли, Гарри Норвуд и Нед Ливингстон, была не настолько переплетена ползучим виноградом, чтобы нельзя было через нее пробраться, но во всяком случае последний доставлял им много неудобств и затруднял бегство.

Не успел старый матрос пробежать значительного расстояния, как нога его запуталась в виноградных плетях, и он растянулся на земле. Он сейчас же вскочил на ноги, но зато Гарри повис подбородком на вьющемся стебле. Однако, несмотря на такие неожиданные препятствия, они продолжали бежать дальше.

Индейцы быстро настигали их, так как для них такие прогулки лесом являлись обычным делом, да и кроме того они отличались большею быстротою ног. В тот момент, как они тронулись в путь, они пустили целую тучу стрел, которые просвистели над головами беглецов, но не задели их. Судьба, видимо, покровительствовала несчастным: как раз в ту секунду, как Джек упал на землю, зацепившись ногой за петлю винограда, над головой его пролетел метко направленный метательный снаряд из камышовой трубки, отравленный ядом. Таким образом, падение на этот раз спасло его от верной смерти.

Если бы дела остались в таком положении, в каком были теперь, то можно было ожидать такого исхода: индейцы должны были догнать беглецов раньше, чем те успели бы пробежать и восьмую часть мили. Что было умнее при таких обстоятельствах — продолжать бежать дальше или же стрелять в неприятелей под защитой деревьев?

Очень естественно, что трое беглецов обдумывали этот вопрос, продолжая в то же время бежать дальше, хотя расстояние между ними и преследователями их все уменьшалось.

— Я не желаю загнать себя до полусмерти, когда этим все равно мы ничего не выиграем! — вскричал, наконец, Нед, останавливаясь и кладя ружье на плечо.

Ни Джек, ни Гарри не противоречили ему, так как сами понимали неизбежность своего положения, из которого могло быть только два выхода: или убить тех, которые искали их смерти, или же погибнуть самим.

Вскинув ружье на плечо, Нед сейчас же спустил курок. От поспешности и волнения он промахнулся и не убил дикаря, который как раз в эту секунду натянул лук, чтобы пустить в него стрелу, но все–таки попал ему в плечо, и дикарь, испустив раздирающий крик, подпрыгнул на воздух, а затем, бросив лук, с быстротой лани пустился бежать назад к своим товарищам.

— Нам надо получше метиться в них! — сказал Джек, который, стоя позади дерева, осмотрительно выбирал себе жертву. — Недостаточно только ранить этих негодяев, надо убивать их наповал!

Старый матрос имел такой же хладнокровный вид, как и тогда, когда стоял на палубе «Робинзона Крузо». Нед тоже быстро овладел своим волнением и торопливо заряжал ружье, между тем, как Гарри быстро решал в уме, которого из индейцев избрать своей мишенью. Вдруг, к своему смущению, они услышали позади себя крик.

— Они окружили нас! — крикнул Гарри. — Берегитесь, чтобы вас не подстрелили с тылу!

Одну минуту можно было опасаться, что ими овладеет панический страх, и это погубит их. Но Гарри, так быстро решивший, что слышал позади себя крик неприятеля, сейчас же понял свою ошибку: это крикнул один собиратель каучука, узнавший о присутствии враждебных индейцев, которых боялся не меньше, чем белые. Его хижина была поблизости, и он хотел дать знать своим криком, что беглецы могут найти в ней приют. Взглянув по тому направлению, откуда послышался этот звук, они увидели собирателя каучука, прыгающего на месте и делающего отчаянные жесты, из которых можно было понять только одно: дикарь показывал пальцем куда–то вглубь леса, точно желая обратить внимание белых на что–то находившееся там. Его усиленная, выразительная жестикуляция привела к цели, и наши беглецы, взглянув по указанному направлению, увидели очертания полуразрушенной хижины, которая, очевидно, была жилищем дикаря.

— Вот как раз то, что нам нужно! — вскричал Гарри.

— Теперь мы можем дать хороший отпор неприятелю!

— Идем туда! — прибавил Джек, видевший, что теперь, когда дикари на минуту пришли в смятение от выстрела Неда, наступил благоприятный момент для натиска на них.

Едва выговорены были эти слова, как все трое пустились бегом к хижине, прокладывая себе дорогу сквозь спутанную листву. Отчаяние придавало им силу и быстроту, так как они сознавали, что жизнь их была не волоске, и спасение зависело от того, успеют ли они в несколько секунд добежать до убежища.

Индейцы оправились быстрее, чем можно было думать, и почти моментально пустились в погоню за белыми. Что же касается до собирателя каучука, который был мундурукским индейцем, то он издал радостный крик, когда увидел, что его поняли, и бросился вперед, приглашая белых не отставать от него: последнее, впрочем, было излишне, так как те бежали так быстро, как только могли. На их счастье, хижина была недалеко, и не прошло и нескольких минут, как Гарри уже вбежал в растворенную дверь. Следом за ним очутился в ней и Нед, а затем и Джек, бежавший позади, между тем как хозяин дома опередил их всех. Как только все вбежали в хижину, дикарь быстро захлопнул дверь и заложил ее тяжелым засовом. Хижина состояла всего из одной комнаты с двумя окнами, то есть простыми отверстиями, прорезанными в бревнах, и через них могли беспрепятственно входить солнечные лучи и потоки дождя. Трудно было представить себе более заброшенное и жалкое жилище, и тем не менее вряд ли когда–нибудь король входил в собственный дворец с таким чувством радости и надежды, как наши трое беглецов вбежали под крышку этого убежища в бразильском лесу.

 

Глава 30. ОСАДА

Зная, что они вошли в жилище собирателя каучука, Джек и мальчики естественно ожидали встретить в нем его семью. Но, к счастью для них, не видно было ни женщин, ни детей, которые могли бы только еще более усложнить их критическое положение.

Можно было ожидать, что индейцы, преследовавшие белых с такой яростью, сделают нападение на хижину. Хозяин ее поместился около двери, вооружившись топором на длинной ручке, так как у него не было огнестрельного оружия; но топор мог сослужить в его руках огромную службу, в случае натиска на дом. Он жестикулировал и болтал что–то, указывая на окна. Но как только белые расположились около них сторожить, дикарь кивнул головой с таким удовольствием, которое показывало, что его намерение было понято.

Осаждающие, однако, были настолько благоразумны, что не решились сразу напасть на дом, хорошо понимая выгодное положение осажденных, которые могли защищаться ружьями. Хотя ярость их и не уменьшилась, но им хорошо было известно действие огнестрельного оружия, и они знали, какой опасности подвергнут себя при нападении на дом.

Когда несколько минут прошло, и ни один из индейцев не показался, наши беглецы вполне поняли причину их промедления.

— Твой выстрел принес большую пользу! — сказал Гарри брату, хотя ты только ранил одного из них, остальные не решаются теперь показаться нам на глаза!

— Но все же они не ушли! — заметил Джек Блокли. — Можно видеть отсюда, как они прячутся там, за деревьями, а они будут стрелять в нас при первом удобном случае!

— Но из своих луков они не могут и вполовину так метко стрелять, как мы из наших ружей! — сказал Гарри, осторожно выглядывая в окно, точно желая улучить удобный момент пустить пулю в неприятеля.

— Напрасно вы так думаете, — заметил Джек. — Я видал негров в Африке и на островах Тихого океана, которые метали дротики и пускали стрелы с большим успехом, чем вы сделаете это с помощью вашего ружья!

— Конечно, было бы не особенно приятно…

Вдруг Гарри с легким криком отшатнулся от окна. Перед его глазами мелькнуло что–то, похожее на тень птицы, и все расслышали глухой свистящий звук. На противоположной стене комнаты виднелась стрела, воткнувшаяся в бревно, и перистые украшения ее были обращены как раз на окно возле Гарри. Очевидно, эту стрелу метили в самое лицо мальчика, и промах был самый ничтожный.

— Бог мой! — вскричал Гарри. — Я чувствовал, как она скользнула мимо самой моей щеки. — Если бы она пролетела чуть–чуть ближе, то задела бы меня! — и он провел рукой по лицу, точно ожидая найти его в крови.

— Это было пущено не хуже, чем пуля из ружья! — сказал Джек.

Как и можно было ожидать, осажденные сделались более осторожными после этого случая, доказавшего, что враги их не зевают. Но на самом деле трудно было соблюдать слишком большую осторожность.

Хозяин хижины, как уже было упомянуто, был мундурукским индейцем, а осаждающие принадлежали к племени, жившему в глубине страны. Вот почему они горели желанием убить этого чуждого им дикаря, к которому относились так же враждебно, как и к белым.

По лицу и всей фигуре мундурука, когда он обернулся к беглецам, затворив дверь своего дома, можно было ясно видеть, как сильно боялся он своих врагов. Свой головной убор он потерял дорогой, верхняя часть его туловища, по пояс, была совсем обнажена, а нижняя слегка прикрыта. На одной ноге у него был резиновый башмак, другая же была босая. Весь он был забрызган грязью, а лицо его имело землистый цвет. Объяснялся он с белыми при помощи жестов, которые были очень выразительны, да и употреблялись им в такие критические моменты, когда не трудно было понять их настоящий смысл.

Когда некоторое время прошло спокойно, и ничего не слышно было об индейцах, наши друзья сделались смелее.

— Не знаю, как капитан Спрогель и другие, — сказал Джек Блокли, издавая звук, очень похожий на смех, — но что касается нас, то мы недурно способствовали развитию каучуковой торговли!

— Не думаю, чтобы можно было попасться в худшее положение, чем наше. Мы находимся здесь в заточении и без всяких шансов выбраться отсюда, пока они не пожелают выпустить нас!

И Гарри Норвуд покачал головой так безотрадно, точно не видел никакой надежды на спасение для себя и товарищей по несчастью.

— Как вы думаете, что они намерены теперь делать? — спросил Нед у Джека, которому его знакомство с дикарями в других частях света придавало авторитет в глазах мальчика.

— Я уверен, что они намерены держать нас здесь, пока мы не сдадимся!

— А ты как думаешь, Гарри?

— Если индейцы простоят здесь несколько дней, то как же нам продержаться без воды и без пищи?

Гарри напомнил этим словом ужасную действительность. Достаточно было окинуть взглядом крошечную комнатку, залитую лучами солнца, несмотря на близость леса, чтобы понять, что здесь нельзя было получить ни капли воды и никаких припасов. Долго ли могут продержаться четверо человек против двойного числа врагов, имеющих на своей стороне таких могучих союзников, как голод и жажда? На такой вопрос все могли дать только один ответ. В таком теплом климате, как этот, особенно опасным врагом являлась жажда.

— Но мне кажется, — проговорил Нед, — что капитан Спрогель хватится нас через несколько часов и пошлет своих людей на розыски!

— Как он может узнать, где мы находимся?

— Разве он не может пойти по нашим следам?

— С ним Ардара, — заметил Джек, — а этот такой знаток в этих вещах, каких я еще в жизнь мою не видал. Северо–американские индейцы могут отыскать человека по следу за целые мили, и в лесу, и в прериях. Но не думается мне, чтобы это было возможно в этой местности: здесь растительность такая густая, и все так переплетено виноградом, что ветви и вьющиеся стебли сейчас же сближаются снова, как только человек проберется сквозь них!

— Это все так, — возразил Нед, — но проследить след, оставленный тремя людьми, идущими вместе, не должно представить таких затруднений. И все–таки я сам понимаю, как мало у нас шансов быть найденными. Капитан Спрогель наверное решит, что если мы не сумеем сами о себе позаботиться, то должны обойтись без его помощи!

— Ну, это уж ты преувеличиваешь, — заметил Гарри. — Но дело в том, что никому из них, даже Ардара, не может придти в голову, что мы пойманы в эту ужасную ловушку. Хотя эти дикари из лесов внутри страны и являются иногда сюда и убивают всех, кого только могут, но это случается так редко, как мне говорил Ардара, что не считается в числе обыкновенных опасностей, которым подвергаются охотники и путешественники. Гораздо больше можно опасаться змей и диких зверей, а между тем за то время, что мы здесь, мы едва вспоминали о них.

— Ты прав, по–моему, — согласился Нед, в то время, как и Джек тоже сделал утвердительный знак головой. — Никому из нашей компании и не грезится, что кучка дикарей, пришедших из глубины страны, заточила нас в какой–то жалкой лачуге.

— Значит, нам надо отбиться от неприятелей, надеясь только на помощь Неба!

— Совершенно верно, — поддакнул Джек. — Хорошо бы перетолковать с этим молодцом, который оказал нам такую услугу. Можно было бы составить тогда какой–нибудь план действий. Но он говорит только при помощи своих рук и ног, а я плохо понимают такой язык.

— Единственная надежда, которая, по моему, остается вам, — сказал Гарри, выглянув в окно и затем снова оборачиваясь в комнату, — это то, что индейцы не протянут осаду дольше трех или четырех дней. Скоро они убедятся, что могут взять нас только после долго времени, и решать, что не стоит так долго дожидаться.

— Я сомневаюсь в этом, — заметил Нед, качая головой. — Некоторые миссионерские дома в Техасе осаждались индейцами в течение более шести месяцев. А один из них, в нескольких милях от Сан–Антонио, осаждался целых полтора года.

— Когда это было?

— Более ста лет тому назад.

— Ну, осада нашей лачуги не протянется так долго, как…

На этот раз едва не пострадал Нед Ливингстон, около самого лица которого что–то быстро мелькнуло. Глаза всех обратились на противоположную стену, куда, как и раньше, вонзилась на целый дюйм стрела. Но у нее не было пестрой бородки, и она представляла длинный, гладкий метательный снаряд, заостренный на конце и без всякого выступа по сторонам, около головки, как бывает у дротиков и обыкновенных стрел.

— А, понимаю! — вскричал Гарри Норвуд. — Такие метательные снаряды они выдувают из тех полых трубок, которые мы у них видели!

— Конечно, мы знали это и раньше!

Собиратель каучука повернулся в комнату с быстротой молнии, как только услышал жужжащий звук стрелы. Казалось, он был чем–то сильно взволнован, так как испустил несколько восклицаний и затем начал энергично жестикулировать. При других обстоятельствах его комичная мимика вызвала бы общий смех, но теперь ни у кого не явилось и улыбки, так как видно было, что он хочет выразить что–то очень серьезное и важное. Но как ни старался дикарь, никто из трех белых не в состоянии был его понять. Они поглядели на него и покачали головами, давая понять, что не догадываются, о чем он их предупреждает. Тогда мундурук вытащил из стены стрелу, которая вонзилась туда минуту тому назад. Он сделал это с большим трудом, так что можно было только удивляться той силе, с какой южно–американские индейцы пускают свои стрелы с помощью тростника. Вытащив стрелу, дикарь повернул к белым ее острие и что–то заговорил на своем языке с еще большим возбуждением, чем раньше.

— Что такое хочет он нам сказать? — спросил Нед.

Индеец на секунду коснулся острого кончика стрелы, а затем отдернул руку назад, точно ранил себя им. Он повторил это несколько раз, а потом передал стрелу белым.

— Он хочет, должно быть, сказать, что у этой стрелы острый кончик, — сказал Нед. — Но мы можем видеть это и без его объяснений.

Гарри Норвуд взял в руки и осторожно осмотрел ее. На кончике ее он заметил что–то похожее на высохшую слизь, но желтого цвета. Вдруг глаза его расширились.

— Я знаю, что он хотел объяснить нам: острие стрелы отравлено ядом!

— Разумеется, так оно и есть! — поддакнул Джек. — Он старался растолковать нам, что эти метательные снаряды опаснее обыкновенных стрел, которые дикари пускают из своих луков.

— Вы знаете что–нибудь про них? — спросил Нед старого матроса.

— Я видал такие стрелы у дикарей в других странах. Они смазывают их острие таким сильным ядом, что малейшая царапина, произведенная такой стрелой, является смертельной.

В эту минуту дикарь положил руку на ружье Неда, прося жестами позволения взять его на короткое время, что и было ему разрешено.

 

Глава 31. ОТРАВЛЕННЫЕ СТРЕЛЫ

Все трое наших друзей сразу увидели, что мундурук не в первый раз брал ружье в руки. Он осмотрел его со всех сторон, как опытный охотник, и лицо его выразило удовольствие. Видно было, что он сумел оценить это ружье, которое было действительно прекрасным.

Вдруг он подошел к окну, через которое влетела отравленная стрела, и осторожно выглянул в него.

— Он намеревается испробовать твое ружье! — сказал Гарри.

— Что же, и отлично, только бы ружье не отдало назад!

— Он выглядит опытным в деле стрельбы! — заметил Джек.

— Тс! Он кого–то заметил!

В эту минуту индеец вскинул ружье на плечо и выстрелил в окно. Гарри Норвуд, который стоял прямо за ним, нагнулся вперед и увидел ту мишень, которую тот избрал себе. Ошибиться было невозможно. Около ствола дерева спокойно стоял индеец в позе человека, который считает себя вне опасности. Он внимательно глядел по направлению к хижине, держа в руке длинный тростник. Пальцы его сжимали один его конец, придерживая, очевидно, отравленную стрелу, и видно было, что он готов, при первом же благоприятном случае, поднести тростник ко рту и выдуть стрелу по намеченному им направлению. Виднелись и другие индейцы, но они были лучше защищены деревьями. Тот же, который держал тростниковый снаряд, был всего в ста футах расстояния.

— Наш собиратель каучука не мог бы иметь более удачного случая.

Только что Гарри подумал это, как курок был спущен. Выстрел сопровождался криком дикаря, который подпрыгнул высоко в воздух и затем упал на землю, убитый наповал пулей мундурукского индейца. Последний пришел в такой восторг от совершенного ими подвига, что высунулся в отверстие и издал особенный звук, выражавший его ощущения. Затем он отступил в комнату с таким видом, который ясно говорил об его восторженном настроении.

— Скверно, должно быть, убить человека, — сказал Гарри с содроганием.

— Но еще хуже самому быть убитым. Те индейцы решили умертвить нас всех до одного. Чем скорее мы докажем, что им опасно нас преследовать, тем большее число из нас останется в живых.

— В этом не может быть сомнения, даже в том случае, если для этого нам придется их всех перебить, — заметил Джек Блокли.

Выстрелы мундурука вызвал на минуту смятение среди индейцев. Если бы за ним последовали выстрелы еще из других двух ружей, то даже в том случае, если бы они оказались менее удачными, дикари наверное бросили бы осаду; но белые слишком боялись отравленных стрел и потому не решались рисковать даже там, где это было вполне возможно. Не воспользовавшись преимуществами своего положения, они тем самым дали дикарям время оправиться от своего минутного замешательства. Кроме природной кровожадности и жестокости, благодаря которой они способны были совершать убийства ради самого убийства, теперь их побуждало к этому и чувство мести. Один из них был убит, другой — ранен и это давало остальным достаточный повод к тому, чтобы домогаться смерти своих врагов. Вот почему, когда прошло с полчаса, и осажденные выглянули в окно они увидели, что хижина была окружена индейцами, которые время от времени посылали в нее стрелы, точно желая дать знать неприятелям, что они неусыпно следят за ними.

— Не знаю хотелось ли бы мне пить, если бы мы шли теперь лесом, — сказал Гарри Норвуд с печальной улыбкой, — но теперь, когда нет ни капли воды, я чувствую такую жажду, какой никогда еще в моей жизни не испытывал!

— И я тоже, — прибавил Нед. — Кроме того я немного голоден; но голод я могу дольше терпеть, чем жажду.

— Не говорите о жажде, — вмешался Джек Блокли. — Такие мальчики, как вы, не имеют и понятия о том, что такое настоящая жажда. Вот если бы вы попробовали очутиться в лодке среди моря, как это бывало со мной, да под палящими лучами солнца, от которых кожа лупится с лица, и так плавали бы четыре дня, глядя, как ваши товарищи пьют морскую воду, сходят с ума и кидаются с борта в море. Попробовали бы вы, каково это изгрызть все оловянные пуговицы на платье, и когда во рту так сухо, что не отличишь по вкусу сухарь от кусочка ветчины. Когда голова так и ходит во все стороны, а перед глазами танцуют светящиеся точки, и кругом все время бьют фонтаны и водопады, но вы не можете их достать рукой. Подождите, когда испытаете все это, тогда и говорите, что у вас «жажда».

Между тем Нед Ливингстон снова зарядил свое ружье. Он сделал это самым тщательным образом, чтобы не просыпать пороху, так как боевые запасы были теперь очень важны для них, и нельзя было бросать их зря.

Пока он этим занимался, мундурук стоял возле и смотрел на него таким выразительным и умоляющим взглядом, что Нед опять отдал ему свое ружье.

— Вы так удачно действовали им, что можете сделать и вторичную пробу!

Индеец жадно схватил протянутое ему ружье и подошел к отверстию, забывая в своем восторге о том, что надо быть осторожным.

Между тем дикари еще помнили тот урок, который только что получили и который стоил жизни одному из них, и теперь держали себя осмотрительнее. Мундурук же не только выглянул в окно, но наполовину высунулся из него, забывая об опасности. Гарри только что хотел оттащить его назад, когда все трое услыхали шелест листьев и, взглянув вверх, на дерево, которое росло у самой хижины, увидели индейца, скрывавшегося между его ветвями. В тот же момент они заметили, что он приставил к губам тростник. Послышался легкий свист, — и стрела, пролетев в окно, вонзилась в плечо беспечного мундурука.

 

Глава 32. ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА

Все это произошло так быстро, что нельзя было принять никаких мер предосторожности: не прошло и секунды, как индеец, мелькнувший между ветвями дерева, приложил свой метательный снаряд к губам, и отравленная стрела с быстротой молнии влетела в окно. Собиратель каучука не подозревал об опасности, которой подвергался, пока острие стрелы не вонзилось ему в плечо. Тогда, с легким восклицанием, он отступил вглубь комнаты на несколько шагов, поднял руку и выпустил из нее ружье. Спокойно взглянув на стрелу, около которой виднелась кровь, он вытащил ее, а затем лег на пол, точно для того, чтобы насладиться безмятежным сном. Через полчаса он был уже мертв.

Джек Блокли видел, как стрела ранила хозяина хижины, но не растерялся при этом, как мальчики, которые оцепенели на месте от неожиданности и ужаса. Подскочив к окну, он выстрелил прямо в индейца, темная фигура которого виднелась между ветвями дерева. Прицел был очень верен, и дикарь умер гораздо раньше, чем жертва его изменнической стрелы.

Мальчики были объяты ужасом.

Только теперь узнали они, до чего может дойти человеческая ненависть. Хотя они столкнулись с собирателем каучука при самых случайных и необычных обстоятельствах и не обменялись с ним ни одним словом, все же тот оказал им в нужде чисто дружескую помощь. Они питали к нему искреннюю благодарность и от всей души желали бы ему помочь в его ужасном положении. Но, к сожалению, они были совершенно бессильны в этом отношении и могли только смотреть, как он умирал на их глазах. К счастью, тот, повидимому, мало страдал и незаметно, без стона и ропота, впадал в бессознательно состояние.

— Бедняга, — пробормотал Нед, глядя на безжизненное тело дикаря. — Должно быть, у него есть жена и дети, и они никогда больше не увидят его!

— Будем надеяться, что на том свете огни соединятся снова. Ведь для Бога нет ничего невозможного! — сказал Гарри.

— Я как–то читал в Библии, что Он все делает хорошо, — прибавил Джек Блокли.

— И вернее этих слов я ничего не знаю. Не один раз мне приходилось очень скверно, но теперь вижу, что все всегда устраивалось к лучшему.

— Хорошо было бы похоронить его, но об этом, конечно, нечего и думать! — заметил Гарри.

— Не все ли ему равно, где лежать? — сказал Нед. — Когда настанет день страшного суда, он все равно услышит трубный звук, где бы ни лежал — здесь, в этой жалкой лачуге, или в Вестминстере и Гринвуде, с великолепным памятником над могилой.

— Мне думается, — сказал Джек, — что здесь ему будет всего лучше, хотя…

— Берегитесь! — крикнул Нед, отскакивая в сторону.

Стрела с перистой бородкой со свистом пролетела через окно позади них, в нескольких дюймах от старого матроса.

— Это они выстрелили с той целью, — сказал Джек, поглядывая на окно,

— чтобы показать нам, что они все еще следят за нами.

Все трое уселись на полу в той части хижины, куда не могли попасть стрелы, направленные в окна, и начали с тревогой обсуждать свое положение.

— Предположим, что они сделают нападение на хижину, — сказал Нед. — Как вы думаете, могут они осилить нас?

— Нет, — ответил старый матрос. — Они не настолько сильны, чтобы выломать дверь, не провозившись над этим порядочно времени. Затем, если они сделают попытку ворваться в дом, мы пустим в ход наши ружья и топор с длинной рукояткой. При таких условиях на их стороне будет не очень–то много шансов.

— Мне кажется, — проговорил Гарри, — что есть целая дюжина различных способов, которыми они могут победить нас.

— Скажи нам хоть один или два, — попросил Нед.

— Я буду говорить на основании того, что читал об индейцах около нашей границы. Они могут взять толстое дерево и употребить его в качестве тарана. Таким тараном семь или восемь человек легко могут выломать любую дверь.

— А что делали в таких случаях хозяева дома?

— Они употребляли все усилия, чтобы помешать индейцам.

— Вот и мы будем так же поступать. Ведь одно из окон по той же стене, что и дверь, так что дикари не могут привести своего плана в исполнение, не подвергая себя в то же время опасности, и они прекрасно знают это.

— Затем они могут положить хворосту около стен и поджечь хижину.

— Вот этого я действительно боюсь больше, чем всего другого, — сказал Джек, и лицо его сделалось серьезным. — Если только им придет в голову сжечь эту старую лачугу, то нам несдобровать. Не пройдет и нескольких минут, как мы уже будем на том свете!

Гарри Норвуд повернулся к ближайшей стене и ткнул своим ножом в дерево в нескольких местах.

— Эти бревна сырые, я не думаю, чтобы они стали гореть.

— Надеюсь, что так, но на крыше и снаружи стен они не могут быть так сыры!

— Я вообще не понимаю, как это в этой местности может быть достаточно сухое дерево для того, чтобы гореть, — заметил Нед. — Здесь так много выпадает дождя, что всякая вещь должна быть смочена насквозь.

— Но зато солнце здесь греет горячо и высушивает все в очень короткое время. Как бы то ни было, мы не станем изводить дикарей на мысль о поджоге, если она не явится им сама!

— Джек, — сказал Гарри, — вы, наверное, того мнения, что если мы не выберемся отсюда сегодня ночью, то уже никогда не выберемся!

— Совершенно верно, это мое мнение. Днем нельзя чего–нибудь предпринимать, когда эти индейцы так сторожат нас, что мы не смеем даже показаться около окон!

— Я уверен, что луна не будет светить!

— Ночью будет египетская тьма. Все дело в том, чтобы нам незаметно выйти отсюда, а уж потом дикари не догонят нас. Но ведь ночью они окружат нас еще ближе, чем теперь. Говорю вам, друзья мои, что дело наше так же плохо, как и тогда, когда мы плыли на плоту после крушения «Робинзона Крузо».

— Мы должны столковаться между собой относительно некоторых вещей! — сказал Гарри, оглядываясь кругом, точно опасаясь быть услышанным.

— В чем дело?

— Я хочу сказать, что после того, как мы выберемся из этого дома (если нам это удастся), мы не должны говорить друг с другом, так как индейцы могут услышать даже малейший шепот!

— Конечно, мы не будем разговаривать. Каждый должен помнить, что надо уходить отсюда так бесшумно, как ползет по земле змея. Нельзя ни шептаться друг с другом, ни свистеть, иначе вас ждет верная смерть!

— А когда мы выберемся из хижины, что надо будет делать? — спросил Нед.

— Каждый из нас должен пробираться к реке. Ни о чем другом не думать, как только употреблять все усилия, чтобы добраться до реки. А как только вы будете у реки, надо идти вниз по течению, пока не дойдете до лагеря. Первый из нас, кто доберется до лагеря, расскажет капитану Спрогелю все, что произошло, и вместе с ним и его людьми отправится на розыски остальных двух.

— Вот что я думаю, — заметил Нед Ливингстон после нескольких минут молчания. — Предположим, что Джеку удалось бы незаметно проскользнуть мимо индейцев. Тогда он сумел бы в несколько часов отыскать капитана Спрогеля и других и привести их сюда. Может быть, для Гарри и меня было бы благоразумнее ждать в этой хижине, пока не явится к нам помощь?

— В этом плане есть смысл, — ответил старый матрос, — но его трудно осуществить. Во–первых, я думаю, что вам обоим легче вырваться отсюда так, чтобы индейцы не заметили, чем мне.

— Я не понимаю почему! — сказал с удивлением Гарри.

— А между тем, это совершенно верно. Вы моложе и поэтому можете лучше меня пробираться в темноте. Я не привык прокладывать себе дорогу через лес и далеко не уверен, сумею ли бесшумно красться во мраке. Меня накроют первого, а затем и вас будет ожидать не лучшая участь. В то время, как некоторые из индейцев окажут мне свое милостивое внимание, остальные бросятся к хижине, чтобы посмотреть, не осталось ли там что–нибудь. И вот тогда–то начнется здесь работа. Вы будете иметь не больше шансов на вашей стороне, как если бы вас бросили посреди Атлантического океана без единой доски, на которой можно было бы спастись.

— Так мы должны сделать вылазку все вместе?

— Вот именно, и потом пойти в разные стороны, так как это будет всего выгоднее для каждого из нас.

— Индейцы, наверное, ожидают вылазки с нашей стороны, не правда ли?

— Конечно. И вообще у нас очень мало надежды на успех! — ответил Джек Блокли со вздохом.

Я твердо надеюсь, — что один или двое из нас, или даже все трое благополучно вернутся отсюда…

В эту минуту Нед Ливингстон схватил ружье Гарри и указал по направлению к двери.

 

Глава 33. НОЧЬЮ

Взглянув по указанному Недом направлению, белые увидели, что дверь тихонько подавалась внутрь, точно уступая сильному, но осторожному давлению снаружи. Очевидно, кто–то толкал ее, точно для того, чтобы убедиться в ее прочности. Дверь была сделана из грубо вырубленных кусков дерева, хорошо прилаженных один к другому. Изнутри они были основательно скреплены между собой, так что строивший хижину человек считал, очевидно, свою дверь достаточно прочной, чтобы выдержать натиск любого непрошенного гостя. Но в некоторых местах брусья, соединенные между собой на концах, попортились от времени, так что через щели проглядывал дневной свет.

— Кабы мне только добраться до них! — прошептал Джек Блокли, вскидывая на плечо свое ружье. Затем он быстро прицелился и выстрелил в одну из просвечивающих точек. О результатах его выстрела можно было судить только по звуку торопливо убегавших ног. Спугнутые дикари, очевидно, не могли уже вернуться назад — по крайней мере, до тех пор, пока было светло, и потому слишком рискованно было заниматься взламыванием двери.

Как у Гарри, так и у Неда были при себе часы, которые они всегда заботливо заводили, переводя сообразно изменению широты. Но от тех передряг, которым им пришлось подвергаться, часы остановились уже с неделю тому назад. Таким образом, нельзя было точно определить времени, но, вероятно, было еще немного позднее полдня, и приходилось еще долго ждать, пока не наступит непроницаемая тьма.

Все трое желали, чтобы ночь наступила скорее, и можно было сделать последнюю отчаянную попытку к спасению, раз уже они решились на нее. Можно было с большой уверенностью предполагать, что индейцы, осаждавшие их, начнут решительно действовать только, когда уже совсем стемнеет. Поэтому менее рискованно было устроить вылазку немного ранее, когда можно было рассчитывать на ее успех.

— Хорошо, если бы пошел дождь! — сказал вдруг Джек Блокли, заряжая свое ружье.

— Вы думаете, что это поможет нам?

— Я уверен в этом. Шум дождевых капель, падающих на листья и ударяющих о крышу дома и стволы деревьев, заглушить тот шорох, который мы произведем при вылазке. Все звуки перемешаются друг с другом, и это будет нам на руку.

Желание Джека, к общей радости, исполнилось. Едва наступили короткие сумерки, как вдруг сразу стемнело, и послышался легкий шум дождевых капель, стучавших о листву деревьев. Легко понять, что это увеличило надежду и бодрость духа в каждом из осажденных. С наслаждением прислушиваясь к этому шуму, который звучал для них так же приятно, как музыка, они желали только одного, чтобы дождь продолжался подольше. Вскоре ночная темнота подкралась в крошечную лачугу, где они приютились. Тело несчастного собирателя каучука неясно вырисовывалось среди окружающего мрака, так же, как и очертания стен и двери.

— Надо нам убедиться, что мы вполне поняли, как действовать, — сказал Гарри Норвуд, подавляя голос. — Повторите–ка еще раз ваш план, Джек!

— Он очень прост, мои милые мальчики. Дело в том, что когда наступит время действовать (а оно уже близко теперь), то мы откроем дверь, и я выйду первый. Через пять минут, если вы не услышите никакого шума, вы последуете за мной, по возможности одновременно, но как только минуете хижину, Гарри повернет направо, а Нед — налево. Нет надобности напоминать вам, что вы должны пробираться так неслышно, как только можете. Если вас поймают, то вам не миновать смерти — это так же верно, как то, что вы родились на свете!

— Как долго посоветуете вы нам пробираться по разным направлениям?

— Одному только Гарри придется менять направление, так как путь Неда приведет его к Тапайос, а вы должны стараться добраться именно до этой реки. Но Гарри, если он не встретит никаких препятствий на своем пути, лучше сделает, если пройдет по ней приблизительно сто футов. За это время он успеет достаточно удалиться от дикарей, как я думаю, и может уже начать забирать влево, не останавливаясь, пока не дойдет до реки. А по берегу реки вы оба должны идти до тех пор, пока не попадете в лагерь капитана Спрогеля.

— Вы ничего не имеете против того, чтобы мы давали друг другу сигналы, когда дойдем до реки?

— Нет, если только вы будете осторожны. За это время вы так далеко отойдете от хижины, что будете находиться в достаточной безопасности!

— Так мы будем давать друг другу такие же сигналы, как и прежде, — сказал Гарри, — легкий свист, вроде того, какой издает в этих лесах какая–то птица.

— Буду знать это, когда услышу такой свист. Но могу вам сказать только одно, друзья мои, что не верю, чтобы ваши сигналы оказали вам какую–нибудь пользу.

— Почему же так?

— Было бы чудом, если бы все мы трое благополучно добрались до реки!

— Но ведь сигналы будут не лишними и тогда, если нас останется всего двое, — заметил Гарри, видевший, что его старый друг подавлен страхом и мрачными мыслями.

— Вы были в полном отчаянии, когда мы с вами плыли на плоту по Амазонке, — сказал Нед. — И, хотя я и вижу, что теперешнее положение наше еще опаснее того, все–таки я не позволю вам лишать меня всякой надежды!

— Я сделаю все, что только буду в силах, — проговорил старый матрос.

— Если только вы услышите мой голос после того, как я выберусь отсюда, то уж это будет очень громкий крик: уж если мне придется броситься на дикарей, то я подниму их всех на ноги и соберу вокруг себя. И вот тогда–то наступит как раз благоприятный момент для того, чтобы вам выбираться, как можно живее, из этой хижины, если только вы не сделаете этого раньше.

 

Глава 34. СЧАСТЛИВЫЙ ПУТЬ!

Ночная мгла еще не вполне окутала лес, когда Джек тихонько подполз к одному из окон, а Гарри к другому, и они выглянули наружу. Каждый из них делал это так тихо и осторожно, как только мог, так как им было хорошо известно, что случится, если они будут замечены дикарями. К их удивлению, нельзя было подметить никаких признаков неприятелей: ни на деревьях, ни на земле, насколько можно было судить, не видно было ни одного индейца.

— Но ведь не может же быть, чтобы они ушли совсем! — прошептал Нед, когда они стали сообща обсуждать этот странный факт.

Джек Блокли покачал головой.

— Не льстите себя надеждой, что они сделали такую глупость. Может быть, они только хотят внушить нам мысль, что удалились совсем, чтобы этим заставить нас выбраться из засады. Ничего другого тут не может быть!

Некоторое время они напряженно прислушивались, но слышен был только шум дождя и легкое завывание ветра. Часы проходили за часами, а не видно и не слышно было ничего, что выдавало бы присутствие врагов.

— Попробуем проделать одну старую хитрость! — сказал Нед с некоторым волнением.

— Какую?

— Я сейчас покажу вам!

Он посадил свою шляпу на кончик ружья и поднял его перед окном, стараясь сделать так, чтобы получилось как можно больше иллюзии. Он проделал это так старательно, что всякому, кто глядел бы снаружи на окно, должно было казаться, что он видит человеческую голову. Трудно было представить себе, чтобы это могло ускользнуть от внимания индейцев, если бы показалось даже на одну минуту, а между тем Нед продержал шляпу в таком положении целых пять минут — и ответом была только глубокая тишина. Наконец, он снял ее с ружья и надел себе на голову со словами:

— Ну, что вы об этом думаете?

— Ну тут ничего нет удивительного, — ответил Джек. — Если они действительно решили убедить нас в том, что оставили нас в покое, то не обратят внимания на шляпу мальчика!

— Но если они желают убить нас, почему же не пользуются удобным для этого случаем?

— Очень возможно, что они смотрят на вещи так же, как я, — сказал старый матрос. — Самое желательное для них — это подстеречь нас, когда мы выйдем из хижины. Ради этого момента они готовы пренебречь всем остальным. Да и вы можете догадываться, по каким причинам они желают взять живыми своих врагов, которые подстрелили двух или трех из их числа.

— Я догадываюсь об этом! — ответил Гарри с содроганием.

— Очень возможно, все–таки, — рискнул заметить Нед, — что они вовсе не видали моей шляпы. Ведь не могут же они все время, не отрываясь, глядеть на это окно, даже если бы и отели стрелять в нас при первом удобном случае!

Трудно было спорить по поводу того, что должно было оставаться необъяснимым на некоторое время. Все трое настолько чувствовали важность приближавшегося часа, что перестали разговаривать и с бьющимися сердцами дожидались той минуты, когда темнота ночи достаточно сгустится и можно будет рискнуть сделать вылазку. Не трудно было угадать мысли этих трех людей, сидевших в глубине хижины в тяжелом молчании и прислушивавшихся к малейшим звукам, между тем как темнота вокруг них все более и более сгущалась. Джек Блокли был настроен очень серьезно, как и каждый, разумеется, в такой важный момент жизни; но за самого себя он не очень тревожился: ему столько раз приходилось встречать смерть лицом к лицу, да и у него было только одно любимое существо в этом мире — это его мать. Поэтому он мало волновался по поводу того, что придется, быть может, скоро свести счеты с жизнью. Но что его действительно сильно беспокоило — так это судьба мальчиков, за которых он считал себя до известной степени ответственным. Если бы только Небо помогло им выбраться благополучно из этого леса, то сам он согласен был бы перетерпеть весь ужас мщения дикарей.

Мысли мальчиков были за тысячи миль отсюда, на их родине, отделенной от этих мест океаном, рекой, лесными чащами. Что делали в эту минуту их родители и друзья? Предчувствовали ли они ту опасность, которая висела над головой мальчиков, думали ли о том, что может быть никогда не увидят их более?.. Сотни воспоминаний теснились в их разгоряченном уме, и мысли бежали одна за другой с поразительной быстротой. Несколько раз Нед проводил рукой по лицу, точно так же, как и Гарри, и можно было с уверенностью сказать, что они смахивали при этом слезы, навертывавшиеся им на глаза.

Но теперь не время было предаваться мрачным размышлениям и отчаянию,

— напротив того — надо было сохранить как можно больше бодрости духа для рискованной попытки к освобождению.

Нед первый очнулся от свои грез и спохватился, что уже совсем стемнело. Положив руку на рукав Джека, сидевшего около него, он спросил шепотом:

— Не время ли нам тронуться в путь?

— Пора!

Кругом было так темно, что хоть глаз выколи. Они не видели друг друга, и во тьме только слегка обрисовывались очертания окон. Прислушиваться перед вылазкой не стоило, так как они и то уже напряженно слушали в течение целого часа или больше, но не могли разобрать никаких подозрительный звуков. Слышно было как Джек поднялся и шепнул:

— Следуйте за мной!

Подвигаясь к двери, они старались держать более вправо, чтобы не наткнуться на труп хозяина хижины, распростертый на полу. Несколько минут спустя, старый матрос положил руку на тяжелый засов у двери, сдержавший натиск дикарей снаружи. Наполовину отодвинув засов, Джек Блокли приостановился. Еще одно усилие — и дверь распахнется: тогда индейцы могут беспрепятственно ворваться в хижину, Если они только поджидают удобного момента для этого. Он осторожно поднял засов и тихонько опустил его на пол, — там, где он не мог быть на дороге. Затем он прислушался — но только одну секунду, потому что ничего нельзя было расслышать, кроме шума дождя. Тогда он протянул в темноте руку и, нащупав мальчиков, притянул их ближе к себе.

— Подождите пять минут, не больше и не меньше, — шепнул он. — Конечно, насколько можете рассчитать время без часов. А затем выходите так же — Гарри направо, Нед налево! Держите путь на реку и затем к лагерю. Счастливого пути! И да поможет вам Бог!

Он взял руки мальчиков и горячо пожал их. Сердца всех были переполнены, но теперь было уже не время для душевных излияний. Через минуту Джек скрылся, и мальчики остались одни.

Невозможно описать волнение Гарри и Неда, пока они дожидались, чтобы прошли те пять минут, на которых так настаивал их старый друг. Каждую секунду ждали они, что услышат крики индейцев, нападающих на Джека, и приготовились сейчас же воспользоваться общей сумятицей. Оба мальчика отлично понимали, что великодушный матрос нарочно предложил сделать вылазку первому, так как знал, что это всего опаснее. В случае необходимости он готов был выдержать на себе натиск индейцев и погибнуть, чтобы только мальчики успели незаметно скрыться в глубине леса. Они на за что не согласились бы на такое самопожертвование с его стороны ради их спасения, если бы только можно было предупредить его; но они знали по опыту, что было бы тщетно пытаться заставить Джека отказаться от его плана, и оставили все попытки к этому.

Им казалось, что время идет ужасно медленно. Когда прошла всего одна минута, они думали, что уже прошло целых пять.

Джек исчез, и не слышно было никаких звуков, кроме падения дождевых капель, хотя они оба прислушивались, затаив дыхание. Тогда они подали друг другу руки и нежно прошептали только два слова, хотя сердца их были переполнены:

— Счастливого пути!

— Счастливого пути!

Еще минут — и они были уже за дверью хижины, где сейчас же повернули в разные стороны.

 

Глава 35. СКВОЗЬ ЧАЩУ ЛЕСОВ

Как сказано было раньше, Гарри Норвуд и Нед Ливингстон подождали пять минут после ухода Джека Блокли и затем выбрались из хижины и сами. По крайней мере, они думали, что ждали целых пять минут, на самом же деле не прошло и половины этого срока, когда они вышли из двери хижины в полный мрак, окружавший ее. Дождь лил теми обильными потоками, которые свойственны низким широтам, и это очень благоприятствовало нашим беглецам, так как иначе они попали бы в руки южно–американских индейцев, не успев отойти и на двадцать футов от дома.

Каждый из мальчиков сжимал ружье в левой руке, тихонько пробираясь вперед. Как слух, так и зрение их были напряжены до последней своей степени, хотя в последнем не было надобности в такую темную ночь, как эта.

Нед Ливингстон полз при помощи рук и колен. В несколько минут проливной дождь смочил его платье, не оставив на нем ни одной сухой нитки. Но он не заботился об этом, так как погода была теплая, и мокрая одежда не причиняла ему особенных неприятностей. Само собою понятно, что он пробирался вперед ощупью, надеясь только на помощь Провидения.

Вдруг он почувствовал, что рука его погрузилась на несколько дюймов в воду. Он остановился и, протянув в темноту ружье, ощупал при его помощи то, что его окружало. Его опасения, что он находился на берегу речки, вытекавшей из озера или около самого озера, не оправдались: перед ним была просто яма, наполнившаяся водой от дождя. Тогда нагнувшись к воде, Нед погрузил в нее свои губы и сделал долгий, освеживший его глоток. Он мучился жаждой с самого полдня и теперь почувствовал, как после нескольких глотков в него точно влилась новая жизнь. Так как все равно нечего было выбирать дорогу, то Нед прямо спустился в лужу и скоро выбрался из нее на противоположный берег. Вдруг он услышал шум, по которому догадался, что что–то случилось или с Джеком, или с Гарри. Нельзя было ясно разобрать, в чем дело, но казалось, точно несколько людей упали на землю и барахтались на ней.

— Не может быть, чтобы это был Джек, — подумал Нед. — Ведь он сказал, что если наткнется на кого–нибудь, то поднимет такой крик, который будет далеко слышен.

Но в это самое время он услышал голос старого матроса:

— Ступай прочь с дороги, негодяй! Все вы — мерзавцы, с вашими отравленными стрелами в придачу! Вот тебе! Скушай на здоровье!

Еще несколько секунд слышалась борьба, и затем все стихло. Нед остановился и прислушался. Кругом царила глубокая тишина, но неизвестно было, что она означала.

— Или они одолели Джека, и он погиб, или же он уложил их на месте и продолжает свой путь!

Нед был сильно встревожен. Он не успел еще далеко отойти от хижины и был почти уверен, что они все трое не могли уйти незаметно от врагов. Если бы ему и удалось ускользнуть благополучно от их внимания, то остальные тем более рисковали попасться в руки неприятелей, а это было бы для него не меньшим несчастьем.

— Неужели я действительно благополучно убегу от них, — думал он, — когда они должны были ожидать нашей вылазки и принимать все меры предосторожности?

Точно в ответ на эту мысль, он вдруг почувствовал, что кто–то шевелится около его локтя, и сердце у него почти перестало биться. Это движущееся существо было так близко от него, что он мог достать его рукой.

— Это наверное один из индейцев, погнавшийся за мной! — решил Нед, останавливаясь и кладя руку на нож, чтобы пустить его в ход в тот самый момент, как неприятель откроет его присутствие.

Каким образом могло случиться то, что он остался незамеченным, Нед совершенно не мог себе объяснить. Как только он расслышал среди шума дождя легкое шуршание дикаря в траве, он остановился и замер, и индеец пополз дальше. Это была странная и счастливая случайность, и произошла он, быть может, оттого, что Нед вовремя затих, так что его враг не успел расслышать легкого шуршанья, которое тот производил в траве. Сам же дикарь, пустившийся за ним в погоню, двигался и быстрее, и менее осторожно, отчего Нед и мог заметить его присутствие. Как бы то ни было, Нед пополз дальше, как только увидел, что остался незамеченным, и когда кругом ничего не слышно было, кроме падения дождевых капель. Остановился он только тогда, когда удалился от хижины на сотню футов. Тогда он вздохнул свободнее.

— Теперь я и в самом деле думаю, что ускользнул от индейцев, — прошептал он, поднимаясь на ноги и прислушиваясь. — Их не так много, чтобы они могли стеречь хижину на таком большом расстоянии: для этого потребовалась бы целая сотня человек. Я молю только Небо о том, чтобы Гарри и Джеку так же посчастливилось, как и мне.

Дождь все еще шел, но тише. Впрочем, для Неда, у которого не было на теле сухой нитки, это было довольно безразлично: более мокрой его одежда уже не могла сделаться.

— Джек говорил нам, чтобы мы держали путь на реку, — рассуждал он, останавливаясь на минуту, чтобы собраться с мыслями. — Он придумал это очень умно, только это не так легко исполнить, когда кругом такая тьма.

Почти невозможно понять, насколько трудно пробираться через бразильские леса ночью. Ползти в таком случае все–таки легче, чем идти. Протянув вперед руки, как мы ходим по темной комнате, Нед буквально ощупывал каждый дюйм своей дороги. Порой его ударяла по лицу ветка дерева или жесткий, как проволока, стебель винограда. Случалось, что он попадал ногой в петлю вьющегося стебля или задевал за корень и тогда падал лицом вниз. Несколько раз он ронял свое ружье, задев им за дерево. Часто он останавливался и спрашивал себя, стоило ли продолжать эту непосильную борьбу; но как только он вспоминал о том, как благоприятствовала ему до сих пор судьба, и что смертельные враги его были еще близко, снова пускался в путь.

— Тапайос! — твердил он себе беспрестанно. — Мне нужно добраться до реки. Но как найти к ней дорогу?

Дождь почти перестал, и тогда он скоро убедился, что слышит слабый глухой ропот, который мог происходить от бурного течения реки около порогов. Единственное, что его смущало это то, что этот звук слышался со стороны, противоположной той, как бы следовало.

— Это не может быть Тапайос, — несколько раз говорил он себе. — Тапайос должна быть как раз в другой стороне!

Но затем он подумал, что, верно, ошибся направлением, пока пробирался лесом: ведь ничего не может быть легче, как заблудиться в лесу в такую страшную темень.

— Это или сама Тапайос, или приток ее, и тогда я могу пойти берегом притока вниз по течению и добраться до Тапайос. Дело от этого мало меняется!

И, повернувшись лицом к шуму воды, он пошел на эти звуки, которые все становились громче и яснее. Наконец ропот сразу усилился еще больше. Нед вышел из лесу и очутился на береговой отмели бурной реки. Перед ним была Тапайос.

 

Глава 36. СИГНАЛ

Добравшись таким образом до реки, он сделал худшую часть своего путешествия. Ему удалось счастливо ускользнуть от врагов, и он мысленно возблагодарил Небо за ту помощь, которую Оно до сих пор оказывало ему. Он не забыл в своей молитве и своих товарищей по несчастью, Гарри и Джека.

— Дай Бог, чтобы им так же повезло, как и мне. Мы попали в такую беду, какая никогда и не снилась нам, Но ведь Бог спасает своих детей и из худшего положения!

— Ну, вот я и около Тапайос. И так как я наверное выше лагеря, то мне надо только идти вниз по течению, и тогда я доберусь до него. Хотя мне и кажется, точно восток и запад поменялись своими местами, но так как этого не может быть, то, очевидно, что я сам повернулся.

И он стал пробираться вперед, насколько это было возможно в такую тьму. Это был очень тяжелый и неблагодарный труд, и если бы только нашлось местечко, где бы он мог укрыться, то охотнее дождался бы утра. Часто ему казалось, что он слышит шуршание змей около своих ног или хруст веток над головой. Иногда он в ужасе отскакивал назад, ожидая нападения, и держал ружье перед собой, чтобы защититься от удара. Ему чудилось, что дикие звери готовы прыгнуть ему на плечи и вонзиться острыми, как иголки, когтями в его тело. Но когда прошел один час, а затем и другой, это ощущение страха мало–по–малу притупилось, и Нед уже спокойнее продолжал свой путь по намеченному раньше направлению, пока не отошел на несколько миль от хижины.

— Не думаю, чтобы здесь можно было еще опасаться индейцев, — сказал он сам себе. — Дождь, наверное, уничтожил мои следы в траве, да дикари и не погонятся за мной при дневном свете!

Немного спустя, он снова почувствовал жажду и подошел к самому берегу, чтобы нагнуться. Он лег на траву и стал осторожно подползать к воде, как вдруг сделал очень удивившее его открытие, что река текла в обратном направлении, чем он предполагал. Значит, он шел все время не вниз по течению, как думал, а вверх. Одну минуту он совсем не понимал, как могла произойти такая ошибка с его стороны. Ошибиться в месте, где должна была находиться река, еще можно, но ошибиться направлением ее течения, подойдя уже к ней, было очень странно.

— Итак, — пробормотал он со вздохом, — все это время я потерял даром и гораздо дальше теперь от лагеря, чем был час тому назад. Это мало утешительно, но если подумать о том, что мне удаль уже преодолеть, то меня никто не сочтет достойным сожаления.

И, набравшись снова бодрости, он повернул назад и пошел вниз по течению, утешая себя тем, что зато теперь каждый шаг приближает его к лагерю.

Но Нед устал. Нервы его были так напряжены в течение последних часов, да и кроме того он шел уже так долго, что это могло утомить даже более сильного человека, чем он. Ему нужно было непременно отдохнуть. Так как укрыться было негде, то он, в конце концов, просто бросился на землю и, пробормотав коротенькую молитву, сейчас же заснул.

Только что начало светать, когда он открыл глаза и оглянулся кругом. Несколько минут он не мог понять, что с ним произошло, и почему он лежит в таком странном месте.

— Где же Гарри и Джек? — вскричал он, вскакивая на ноги, которые точно одеревенели от вчерашнего странствования и неудобного положения, в котором он лежал. Мимо него быстро катила свои воды Тапайос — настолько широкая здесь, что по ней могли бы плавать небольшие суда, хотя водопады и пороги выше и ниже этого места делали навигацию невозможной.

Не тревожась теперь о себе, Нед тем с большим беспокойством думал о своих товарищах по несчастью. Где теперь могли быть Гарри и Джек? Посчастливилось ли им так же, как и ему? Удалось ли им пробраться мимо индейцев, окружавших хижину собирателя каучука, которая служила им на время приютом?

Много таких вопросов задавал он себе, но с ответом на них надо было подождать.

В тех условиях, в каких находился Нед, он не мог терпеть жажды, но зато его начал мучить голод. Ружье его, несмотря на вчерашний дождь, было готово во всякое время сослужить ему службу, так как заряд остался сухим; но не видно было никакой дичи, да и не на чем было бы изжарить ее, так как Нед не мог развести огня. В сущности говоря, он еще не испытывал настоящего голода. Он некоторое время рассматривал дерево с красновато–зеленой листвой, на котором были плоды, похожие на американские яблоки. Они выглядели очень соблазнительно, но Нед все же воздержался от того, чтобы попробовать их.

— Может быть они ядовитые, — подумал он. — Ардара говорил, чтобы мы с Гарри никогда не пробовали незнакомых плодов, так как многие из самых аппетитных на вид фруктов тропических стран страшно ядовиты.

До лагеря капитана Спрогеля не могло уже оставаться много миль, и с каждым шагом Нед чувствовал себя бодрее. Если бы не беспокойство за брата и старого матроса, то он был бы в отличном настроении духа. По временам в нем поднималось смутное предчувствие, что с Гарри случилась какая–нибудь беда. Конечно, он не имел никакого основания так думать, но это чувство не давало ему покоя. За Джека же он не боялся, зная, что тот выдержал на своем веку немало передряг.

— Все мы должны были употреблять всевозможные усилия, чтобы добраться до Тапайос, как только ускользнем от дикарей, и если не случилось ничего дурного, то Джек и Гарри должны быть где–нибудь недалеко отсюда, — сказал себе Нед.

Он помнил, что те должны были дойти до реки приблизительно в то же время, как и он. Затем он припомнил и слова Джека, что подавать сигналы, дойдя до Тапайос, представляло мало риску. Было мало вероятно, чтобы индейцы еще преследовали его, да и вряд ли они придали бы значение этому своеобразному свисту, если бы даже и слышали его.

Солнце взошло, и небо было так чисто и прекрасно, каким он не помнил его никогда на своей родине. Приложив пальцы ко рту, он издал нежный дрожащий свист, который пронесся на несколько сотен ярдов кругом.

К удивлению и восторгу Неда, едва замер его свист, как в ответ послышался другой, ниже по реке и совсем недалеко. Нед сию же минуту повторил свой сигнал и бросился вперед с сердцем, переполненным благодарности, восклицая:

— Это или Гарри, или Джек, а, может быть, и оба вместе!

 

Глава 37. ЕГО НЕТ!

Вернемся теперь на несколько часов назад и посмотрим, что случилось с Джеком Блокли.

Мальчики были правы, когда объясняли самопожертвованием его желание оставить хижину первым. Он был уверен, что первый, сделавший вылазку из дома, подвергнется наибольшей опасности, так как привлечет на себя внимание индейцев, а остальные могут незаметно скрыться в общей суматохе. Было полное основание думать, что дикари ожидали со стороны белых попытки к бегству и что они приняли все меры, чтобы вовремя накрыть беглецов. Действительно, индейцы были на близком расстоянии от хижины, и не будь шума дождя и египетской тьмы — беглецы, наверное, попались бы им в руки.

Несмотря на осторожность и всевозможные хитрости, на которые Джек был мастер, он не успел далеко отойти от дома, как дикари заметили его. Он не полз при помощи рук и колен, как это делали мальчики, а пробирался, согнувшись, старательно отстраняя от себя все попадавшиеся ветки и ощупывая каждый дюйм дороги. Вдруг его протянутая вперед рука нащупала фигуру человека. С быстротою молнии он замахнулся сжатым кулаком и со всей силы ударил. Удар был сделан ощупью и наобум, но он не мог быть удачнее даже и в том случае, если бы светило яркое солнце или лес был залит электрическим светом: он пришелся индейцу как раз по лицу, и тот свалился на землю, как кегля, сшибленная шаром. Здесь–то Джек и дал волю своим чувствам, выражение которых долетело и до Неда, бывшего поблизости.

Непроницаемая тьма, царившая кругом, замечательно благоприятствовала старому матросу. Он знал, что около него должны быть и другие индейцы, и, отскочив в сторону, стал быстро пробираться вперед, затем еще взял в сторону и вдруг сразу остановился и прислушался. Он слышал, как индейцы начали осторожно окружать его, и понимал грозившую ему опасность. Несколько человек, он слышал это, медленно подползали уже к тому месту, где он находился. Если бы матрос остался стоять, его накрыли бы. Тогда он стал пробираться дальше, часто приостанавливаясь и задерживая дыхание. Так прошло с полчаса, и Джек почувствовал, что опасность миновала.

— Вот если бы и те выпутались так счастливо из беды! — пробормотал со вздохом честный матрос. — Это было бы больше того, не что мы могли бы рассчитывать. Но Гарри и Нед еще слишком неопытны в таких вещах, и могли сделать какую–нибудь неосторожность. Я отдал бы свою жизнь, чтобы только помочь им выбраться отсюда. Но ничего не могу сделать!

Помня советы, которые он давал мальчикам, Джек не давал им сигналов, а употреблял все усилия, чтобы как можно скорее добраться до реки. Когда эта цель была достигнута, он пошел берегом вниз по Тапайос, причем не ошибся направлением, как это сделал Нед, а пошел верной дорогой. Очевидно, что ему удалось бы добраться до лагеря капитана Спрогеля еще до рассвета, если бы он ускорил шаги, но старик не хотел покидать своих юных друзей. Они должны были идти где–нибудь позади него и попасть на берег Тапайос значительно позже. Вот почему он сел и решил дождаться до утра. Обдумывая утром, что ему предпринять, он поднялся на ноги, как вдруг услышал сигнал Неда, на который сейчас же ответил. Не прошло и трех минут как Джек и Нед уже пожимали руки друг другу.

— А где Гарри?

Оба спросили это одновременно и оба не знали, что на это ответить. Ни тот, ни другой ничего не слыхали о нем. Что случилось с ним после того, как он выбрался из хижины, было совершенно неизвестно.

— Может быть он вышел к реке выше нас! — сказал Джек.

— Попробуем дать ему сигнал!

Они свистнули, затем еще и еще. Но ответа не было. Очевидно, Гарри Норвуд был далеко и не слышал этих призывных свистков.

— Я еще немного надеюсь, что он уже добрался до лагеря капитана Спрогеля, — проговорил Нед, когда они двинулись в путь.

— Я тоже надеюсь на это, хотя и слабо. Удивительно, как еще нам с вами удалось пробраться мимо индейцев, потому что могу вас уверить, что они подстерегали нас. Если и Гарри удалось выпутаться из беды, то это будет настоящее чудо!

Старый матрос считал очень вероятным, что Гарри Норвуд попался в руки индейцев, и надеялся только на то, что с помощью других отыщет его в лесу. Торопливо идя вдоль берега, Джек и Нед много раз подавали сигнал, но не получали ответа.

Мало–по–малу шум реки становился все более явственным: они приближались к порогам.

— Посмотрите, что там! — вскричал Нед, хватая Джека за руку.

Взглянув по указанному направлению, Джек увидел тонкую струйку голубого дыма, которая поднималась над лесом, на самом берегу Тапайос и ниже порогов.

— Да это наш лагерь! — воскликнул Джек.

— А, может быть, и индейский! — заметил Над, содрогаясь от ужаса при воспоминании о вчерашнем вечере.

— Мы скоро узнаем это!

Джек Блокли быстрыми шагами пошел дальше. Нед держался совсем близко около него и напоминал ему, чтобы он был благоразумен: ведь после всего того, что они уже претерпели, теперь надо особенно соблюдать осторожность. Но вскоре они увидели на береговой отмели большую лодку. Это уничтожило последние сомнения, и Джек с Недом поспешили вперед.

Они не ошиблись: это был лагерь капитана Спрогеля; сам капитан, Ардара и другие как раз сидели около костра, только что кончив поздний завтрак.

— Здесь Гарри? — крикнул еще издали Джек, как только узнал своих; и он с Недом даже задержали дыхание в ожидании ответа.

— Мы не видали его со вчерашнего утра, когда он ушел вместе с вами! — ответил капитан Спрогель. — Разве случилась какая–нибудь беда?

— Боюсь, что даже очень большая! — сказал Джек, бледнея и прислоняясь спиной к стволу дерева.

Нед опустился на бревно и простонал закрывая лицо руками:

— Бедный Гарри! Бедный Гарри! Мы никогда не увидим его больше!

Ардара, взволнованный не меньше их, просил рассказать все, что с ними произошло, и Джек начал говорить. Ардара внимательно слушал рассказчика, и лицо у него было задумчивое и серьезное. Когда рассказ был кончен, он предложил несколько вопросов и затем сказал:

— Эти индейцы из самых кровожадных и свирепых в Бразилии. Страшно подумать, что может случиться мальчиком, если он попался им в руки!

 

Глава 38. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Ардара не хотел этим сказать, что не стоило делать попыток отыскать мальчика; но положение дела было во всяком случае почти безнадежное, и можно было питать только слабую надежду на то, чтобы снова увидеть Гарри. Мужественный и дальновидный португалец считал, что надо употребить все усилия к отысканию молодого Норвуда, и притом не мешкая ни минуты.

— Может быть, это покажется вам невероятным, — сказал Ардара, — но, судя по вашему описанию этих индейцев, я уверен, что они пришли сюда с северо–запада!

— Но зачем же они пришли так издалека и бросили свои деревни?

— На это трудно ответить, — сказал Ардара. — Я знаю, что бразильские индейцы очень редко отходят так далеко от своих домов, и делают это только немногие. Но те индейцы, о которых вы говорите, принадлежат, как я подозреваю, к особенно сильному и храброму племени. И это племя, как передают предания, странствовало даже на несколько сотен миль прямо лесом, на что другие племена никогда не рисковали.

— Ардара, — сказал Нед, вставая и направляясь к нему. — Как вы думаете, где теперь Гарри?

— Почти не может подлежать сомнению, что он попался в руки индейцев, которые пришли сюда с северо–запада через область Тапайос.

— Думаете вы, что они убили его?

— Насколько я могу судить, столько же вероятия, что они его убили, как и то, что держат в плену. Он красивый мальчик, и очень возможно, что они захотят увести его с собой в свои деревни, как трофей их победы. А ведь с их точки зрения это был бы очень недурной трофей!

— Надеюсь, что они взяли бедняжку Гарри в плен, если уж надо выбирать между смертью и пленом!

— Увы, боюсь, что это не составит большой разницы, — сказал Ардара. — Но мы не должны терять ни минуты, — прибавил он, поднимаясь на ноги. — Надо сейчас же отправляться в путь!

Он быстро объяснил свой план действий. Надо было прежде всего осмотреть окрестности хижины. Если индейцы убили Гарри, то труп его должен был лежать где–нибудь поблизости от нее. Если же он взят в плен, то очень возможно, что можно будет открыть какое–нибудь подтверждение этого.

— Ведь, может быть, он просто заблудился в лесу, — сказал Нед. — И что же он будет делать, если вернется в лагерь и не застанет нас здесь?

— Надо написать на дереве, — обратился Ардара к Неду, — что мы вернемся через несколько часов, и что он должен дождаться нашего прихода.

У капитана нашлась бумага и карандаш: он всегда держал их при себе, так как, по его словам, не рассчитывал на свою слабую память и поэтому не мог обойтись без записной книжки. Нед написал на бумаге крупными буквами:

ВНИМАНИЕ

Гарри Норвуд сим извещается, что друзья его ушли в лес на разведку, но рассчитывают вернуться через несколько часов. Желательно, чтобы мистер Норвуд не покидал лагеря до нашего возвращения, но расположился бы здесь, как у себя дома.

Эдвард Ливингстон.

Это объявление было прибито к дереву, где Гарри не мог не заметить его, если бы вернулся в лагерь в отсутствие его друзей. Теперь все было сделано, и через пять минут отряд, состоявший из капитана Спрогеля, Ардара, Джека Блокли, Неда Ливингстона, Педро и Томти, пустился в путь по направлению к озеру, на берегах которого разыгрались описанные выше события. Старый матрос мог точно определить положение озера с помощью своего карманного компаса, и не прошло много времени, как они все стояли на том месте, откуда Джек и мальчики в первый раз увидели индейский лагерь.

День был теплый, и небо безоблачно, так что жара ничем не умерялась. Вся компания с жадностью утолила свою жажду холодной, прозрачной, как кристалл, водой, и затем все стали огибать озеро. На месте бывшего лагеря земля была взрыта ногами плясавших дикарей, и виднелись следы опустошения. Затем они отправились лесом к хижине и через несколько минут были уже в этой жалкой лачуге, где наши беглецы, преследуемые индейцами, нашли себе на время приют.

Тело собирателя каучука лежало на прежнем месте. Около валялась отравленная стрела, и труп, видимо, не был тронут осаждавшими дом индейцами. Дверь была открыта настежь, и осмотр доказал, что индейцы побывали внутри дома.

— Когда дикари заметили, что Джек ушел из хижины, — сказал Ардара, — они, наверное, ворвались в нее, но вы с Гарри уже успели оставить ее. Тогда они пустились в погоню за вами. Вам двоим посчастливилось ускользнуть от них, но вашему другу, должно быть, не повезло!

Индейцы захватили с собой и своих убитых товарищей, так что Ардара не мог узнать, к какому племени они принадлежали. Было ясно, что Гарри Норвуд попался к ним в плен, и единственное, что оставалось делать — это как можно скорее пуститься за ними в погоню.

Отряд дикарей был настолько велик, что не представляло трудностей напасть на его след. Дождь перестал еще до рассвета, так что можно было ясно видеть в разных местах следы ног дикарей.

Дверь хижины была плотно закрыта, и окна ее заделаны, чтобы дикие звери не потревожили тела собирателя каучука — затем вся компания отправилась дальше. В ста ярдах от хижины все сомнения относительно судьбы Гарри были окончательно развеяны: среди следов, оставленных на грязной земле мокасинами индейцев, попадались отпечатки резиновых сапог Гарри. У него были маленькие ноги, такие же, как и у Неда, и не могло быть сомнения, что это были именно его следы, а не чью–нибудь другие. Таким образом вопрос этот был решен, и вся компания энергично двинулась вперед. Правда, индейцы значительно опередили их, но оставалась еще надежда на то, что они не очень спешили уходить из этих мест, не ожидая за собой погони.

Каждый чувствовал, что дело шло о спасении жизни Гарри. Помочь себе сам он был не в силах, пока оставался пленником дикарей. Очевидно, что его сейчас же обезоружили и держали под самым зорким надзором, так что убежать не было для него никакой возможности. И чем дальше углублялись индейцы в лес, тем опасность для жизни мальчика становилась больше.

Повидимому, Ардара был прав, когда говорил, что дикари эти явились сюда с северо–запада: следы на протяжении нескольких миль тянулись на север, а это доказывало, что их деревни были в той стороне. Но дальше следы оканчивались у реки.

— Здесь они сели в свои лодки, — сказал Ардара. — Я думаю, не подозревают ли они, что мы преследуем их, и потому принимают больше предосторожностей.

— Почему вы так думаете?

— Я только догадываюсь об этом. Но мне кажется, точно они делали здесь большие шаги, чем в начале…

В эту минуту раздался слабый крик. Тапайос была в этом месте около 200 ярдов ширины. Противоположный берег поднимался крутым лесистым кряжем. Вершина его была обнажена, как и некоторые места по склонам, где проглядывали голые скалы. На самой большой из скал стояли три индейца и глядели на белых. Они поняли, что их преследуют, и крик, который издал один из них, был вызовом: они приглашали своих врагов догнать их, если те будут в силах это сделать.

Ардара навел на них свой бинокль. Одного взгляда было для него достаточно.

— Это то самое племя, о котором я говорил! — вскричал он с таким возбуждением, которого еще не обнаруживал с начала экспедиции. — Их постоянные места охоты лежат далеко на северо–запад отсюда, около Амазонки. Когда я поднимался вверх по этой реке с профессором Агассисом, то видал их там. Это опасный народ!

В эту минуту трое дикарей с криком взмахнули оружием над головами. Затем, повернувшись назад, скрылись между деревьями.

— Что делать? — спросил капитан Спрогель. — Я готов пустить в ход все средства, чтобы только спасти бедного мальчика, но не знаю, что предпринять. Нас разделяет от дикарей река, а лодки их на другом берегу!

— Если бы это было единственное препятствие, то об этом не стоило бы и говорить, — ответил Ардара. — Но дело в том, что индейцы быстрее нас странствуют по бразильским лесам. Если бы можно было врасплох напасть на их лагерь, то мы справились бы с ними!

— Так по вашему нет никакой надежды?

Португалец молчал. Он знал, что глаза всех обращены на него, и не решался сказать ни «да», ни «нет». В душе он был уверен, что уже ничем нельзя помочь несчастному мальчику, но боялся того впечатления, какое произвели бы его слова на всю компанию.

— Позвольте мне не отвечать еще на ваш вопрос! — сказал он со вздохом. — Идем теперь назад, в лагерь!

С тяжелым сердцем отправились они вверх по реке к лагерю, который оставили несколько часов тому назад. Нед Ливингстон сорвал объявление, прибитое им на дерево, и простонал, закрыв лицо руками:

— О, лучше бы мне было никогда не видеть в глаза этой ненавистной страны! Я не решусь вернуться домой к родным и друзьям Гарри с такой ужасной вестью, от которой разрывается на части мое сердце!

Ардара все еще молчал. Он обсуждал один вопрос и все не мог придти к какому–нибудь решению. Наконец, он заговорил, но совсем о посторонних вещах, затем вдруг совершенно неожиданно повернул назад по направлению к реке, где они только что были. Дойдя до того места, откуда они видели трех индейцев, они снова приостановились. Время было уже не раннее, и настал час ответить на вопрос:

— Что можно сделать, чтобы спасти Гарри?

По лицу Ардара видно было, что его умственная работа для решения этого вопроса кончилась, и что он пришел к какому–то заключению. Все с интересом ждали, что он скажет.

— Мы не можем бросить мальчика на произвол судьбы, — произнес он. — Мы пойдем за ним по следам. Будем готовиться в путь!

Это новое путешествие стоило нашим друзьям многих трудов, однако, через несколько дней им все–таки удалось догнать похитителей Гарри и, ценою больших усилий, вырвать из их рук жертву. Большая часть индейцев при этом была перебита, остальные же в страхе разбежались. Гарри был спасен.

Несмотря, однако, на благоприятный исход экспедиции, мальчики и Джек были так напуганы происшедшим, что попросили капитана немедленно собираться в обратный путь, а потом при первой же возможности поспешили к себе на родину.

 

Глава 1. ТРУДНЫЙ ВОПРОС

В одно ясное осеннее утро, в конце прошлого столетия, на одном из холмов Озаркских гор стояли три молодых человека и смотрели на долину, к которой они добирались уже несколько дней.

Первый из спутников, Фред Линден, — рослый юноша, имел от роду лет 16. Другой — ирландец, Теренций Кларк, был годом моложе своего товарища (оба они были уроженцами пограничной деревни Гревилль). Наконец, третий был молодой индеец племени шавано, по имени Оленья Нога.

Приблизительно на расстоянии одной восьмой части мили от них, в неглубокой долине, виднелось массивное четырехугольное строение — зимнее жилище троих трапперов, один из которых был отцом Фреда Линдена. Из отверстия в плоской крыше, заменявшего трубу, поднималась тонкая струйка дыма, постепенно таявшая в чистом воздухе.

Троих юношей занимал теперь вопрос о том, кто развел огонь в домике — индейцы или белые. В первом случае это была бы засада, во втором — это ничего бы не значило, и молодые люди могли смело направиться к строению, где нашли бы пристанище и радушный прием.

Наши молодые друзья знали, что по соседству находится стойбище индейцев виннебаго, которые, без сомнения, могли напасть на охотников Озаркских гор, зимовавших, как было уже сказано, в охотничьей избушке.

Может быть, индейцы уже напали? Может быть, трое охотников уже были убиты? Может быть, их безжизненные и уже похолодевшие тела лежали где–нибудь в глухом лесу, в том месте, где несчастные упали от предательских выстрелов врагов?

Таким образом погиб отец Теренция Кларка, и судя по этому, можно себе представить, с каким волнением обсуждали этот вопрос молодые люди, которые прошли такой неблизкий путь ради свидания Фреда Линдена с его отцом.

Фред был склонен думать, что с охотниками не случилось ничего дурного, хотя Оленья Нога, по–видимому, был несколько встревожен, что передалось и другим.

— Я не вижу смысла в этом, — заметил Фред, — если они убили наших друзей, зачем развели огонь в хижине?

— Чтоб заманить сюда других! — ответил Терри Кларк, национальность которого сразу можно было определить по произношению.

— Но откуда они могут знать, что поблизости находятся другие белые?

— Мой брат напрасно удивляется, — заметил Оленья Нога, опершись на ружье и внимательно вглядываясь в строение, — северные виннебаго могли подать сигнал южным. Оленья Нога не может сказать наверняка, так как не знает всех сигналов, но весьма вероятно, что краснокожие предупреждены о приближении к хижине в горах двоих белых юношей, и вот теперь они ожидают их!

Такого рода опасения не приходили раньше в голову Фреду Линдену, но он сознавал их справедливость.

Оленья Нога, который недавно разведал обстановку в лесу, видел там много индейцев виннебаго, которые подавали сигналы племени, находившемуся довольно близко от жилища трапперов: они зажигали сигнальные костры, и хотя Оленья Нога не мог вполне оценить их намерений, но подозревал, что дикари знают о прибытии белых в Озаркские горы. Если бы это была правда, то можно было смело предположить, что виннебаго устроили засаду где–нибудь неподалеку.

— Это придает делу совершенно иной оборот, — сказал Фред, подавляя подступавшие к горлу слезы. — Я бы никогда не догадался, что это означает, хотя ты мне об этом уже не раз говорил!

— Я думаю, — сказал Терри, покачивая головой, что было у него признаком глубокой задумчивости, — что если бы наши друзья были в доме, они уж давно выглянули бы оттуда. Не правда ли, Оленья Нога?

— Мой брат говорит мудрые слова!

— Тогда нам остается, — продолжал ирландец, — только сесть и ждать, как сделал медведь, когда охотник полез на молоденькое деревце!

Это предложение не удовлетворило Фреда Линдена. В каком–нибудь другом случае он счел бы такие действия весьма благоразумными, но тут дело шло о судьбе отца, и поэтому он не мог примириться с ужасным неведением, которое было тяжелее самой роковой правды.

Предположим, что полдня прошло бы в таком мучительном ожидании, и что никто не вышел бы из хижины. В таком случае ничего бы не выяснилось, и положение осталось такое же, как и раньше. Нет, надо было поскорей узнать истину.

— Что ж, мы будем стоять и разговаривать? — сказал Фред. — Все наши догадки так и останутся догадками, и больше ничего!

— Пожалуй, ты прав, Фрид! — сказал Терри, произнося на ирландский лад имя своего товарища.

— Конечно! Отправимся поскорей, Оленья Нога!

И оба товарища вопросительно посмотрели на индейца. Тот был искушен в такого рода делах, и белые полагались на его опыт. Он кивнул головой в знак согласия и затем изложил свой несложный план.

Фред и Терри достаточно долго жили на границе, чтобы тоже приобрести некоторый опыт в лесной жизни. У каждого из них был прекрасный карабин, и каждый владел им в совершенстве. Поэтому они могли быть уверены, что в случае необходимости окажут поддержку Оленьей Ноге, если только он будет в ней нуждаться, хотя сам он надеялся выйти победителем в борьбе и без посторонней помощи.

Все трое расстались и пошли к хижине разными дорогами, причем каждый старался производить как можно меньше шуму. Могло случиться, что ни Фред, ни Терри не заметили бы ничего подозрительного. В таком случае они должны были подать друг другу условный знак, к которому они прибегали уже много раз. Если бы оказалось, что там были виннебаго, то молодые люди не стали бы двигаться дальше, а вернулись бы на то место, откуда вышли, и Оленья Нога повел бы наступление один.

Сговорившись таким образом, члены партии расстались и через несколько минут потеряли друг друга из виду, хотя надеялись вскоре встретиться вблизи хижины.

Очутившись один, Фред Линден стал размышлять о том, что сделать, чтобы рассеять мучительные подозрения, закравшиеся в его душу. Терри двинулся направо, стараясь пробраться между скалами, деревьями и низким кустарником, росшим вплоть до самой хижины. Оленья Нога взял влево, придерживаясь берега ручья, который извивался около строения. Нужно было думать, что ловкий шавано сумеет воспользоваться всеми выгодами положения, чтобы добраться до цели, не рискуя попасться на глаза виннебаго, находящимся в доме.

С холма, на котором стояли молодые люди, можно было при некотором старании разглядеть дорогу до половины расстояния, отделяющего холм от чашеобразной котловины, в которой стояла хижина. Но, судя по всему, казалось совершенно невозможным подойти к дому при дневном свете ближе, чем на сотню ярдов, не будучи замеченным его обитателями.

Поэтому Фред продолжал путь, крадучись, с карабином в руке, и старался все время быть начеку.

Он прошел менее двадцати ярдов, как вдруг сделал удивительное открытие: неподалеку от него пробирался в том же направлении индеец–виннебаго.

Фред обогнул выступ огромной скалы, осторожно раздвигая ветки кустов и лозы, и двинулся вперед с такой осторожностью, какой всегда отличаются пограничные жители этих стран, как вдруг его поразил шелест кустарника невдалеке. Он остановился и взглянул туда.

— Это медведь или другой зверь, — подумал он, — мне нечего бояться, я же с ружьем… Боже мой!

Перед ним вдруг выросла темная фигура индейца, который до тех пор, очевидно, пробирался ползком, а теперь выпрямился. Минуту или две индеец смотрел вперед, как будто заметил что–то подозрительное. Потом голова его повернулась направо, потом влево и, наконец, назад.

Его безобразно раскрашенное лицо повернулось как раз в сторону Фреда, которому оно показалось одним из самых отталкивающих на свете. Однако, он слишком часто видал индейцев, чтобы потерять присутствие духа. Поэтому, когда индеец выпрямился, Фред тотчас же спрятался в низких кустах и залег, согнувшись, вовсе не желая быть замеченным, хотя он вполне мог бы померяться силами со своим врагом.

— Если он здесь один, то не страшно, — подумал молодой Линден. — Раз я по дороге справился с тремя, неужели испугаюсь одного?

Виннебаго, казалось, остался доволен своей рекогносцировкой и решил двигаться вперед с той же осторожностью, с которой двигался до сих пор.

Что касается Фреда, то он последовал за ним, будучи уверен, что расстояние, разделяющее их, было достаточно велико, чтобы всегда, в случае нужды, успеть согнуться и спрятаться.

 

Глава 2. ПОД ДУЛОМ КАРАБИНА

Положение было затруднительное. Виннебаго на глазах Фреда пробирался к бревенчатому домику, к месту, где, может быть, скрывались теперь его товарищи. Индеец, по–видимому, мог легко подобраться туда совершенно незаметно, но юноша тем временем следовал за ним, не упуская из виду ни одного из его движений.

— Я не желаю, чтобы он меня видел, — думал Фред, прилагая невероятные усилия, чтобы скрыть свое присутствие. — Здесь бродит так много виннебаго, что трудно и сказать, сколько их может появиться из под земли по приглашению этого воина раньше, чем я успею уйти!

Минут пятнадцать спустя Фред заметил, что индеец дополз до края того, что можно было бы назвать лесной просекой, хотя трое поселившихся здесь трапперов никогда не собирались делать здесь какую бы то ни было расчистку. Виннебаго остановился под прикрытием скалы и посмотрел на бревенчатый домик, который был не более, чем в ста ярдах от него.

Фред рассудил, что самое разумное, что он может сделать — это спрятаться так, чтобы индеец никоим образом его не увидел. Поэтому он пополз на четвереньках к ближайшему дереву, достаточно толстому, чтобы скрыть от посторонних взглядов. Затем, постепенно выпрямляясь, он посмотрел из–за ствола на краснокожего.

Действия виннебаго были загадкой для Фреда, и он долго не мог придумать для них достаточного и разумного объяснения.

Достигнув места, с которого можно было наилучшим образом разглядеть хижину, он постоял минут десять совершенно неподвижно, устремив на последнюю свой взгляд. Фред со своей позиции тоже мог отлично разглядеть строение и спину индейца. Дом этот не имел окон, и единственным отверстием в нем была дверь. Фред, впрочем, не видел ничего, кроме одних только бревен, потому что дверь дома выходила на другую сторону, и возможность подойти к нему оттуда было предоставлено Оленьей Ноге.

Фреда, естественно, сильно занимал вопрос о том, что означает такое поведение индейца. Так как три охотника, проводившие здесь зиму, всегда принимали индейцев как друзей, то этот странный воин имел бы полное основание не бояться, а подойти прямо к двери и постучаться.

С другой стороны, если в хижине были индейцы, то колебание их товарища было бы еще более загадочно. Исходя из этой точки зрения, для поступков индейца нельзя было придумать никакого разумного объяснения.

— Мне сдается, — думал Фред, — что отец и прочие сидят там, а индеец ждет, чтобы они выглянули. Как только кто–нибудь появится в двери, то, наверное, виннебаго застрелит его. Хорошо еще, что мой карабин заряжен, я взведу курок, и, как только индеец прицелится, спущу его. Тут уж ему несдобровать!

Однако, Фреда смущали и некоторые другие тревожные мысли. Не заметил ли этот виннебаго Терри Кларка или Оленью Ногу и не собирается ли выстрелить в них, между тем как они и не подозревают об опасности? Правда, Оленья Нога совершил в свое время немало подвигов, не один раз выпутывался из трудного положения, но он не был гарантирован от ошибок и так же, как и всякий другой, мог пасть от выстрела, предательски пущенного из–за угла страшным врагом.

— Я прослежу за ним, — пробормотал Фред, — и ему придется очень поторопиться, если он захочет меня опередить!

Короткий промежуток времени, в течение которого молодой Линден предавался этим размышлениям, показался ему очень длинным. В хижине незаметно было никаких признаков жизни, а виннебаго продолжал караулить с кошачьей зоркостью и терпением эскимоса, качествам, свойственным его племени. Вдруг Фред заметил, что индеец как будто заинтересовался чем–то, находившимся невдалеке от бревенчатого строения, и вот как это случилось.

Пока юноша смотрел на черные волосы, падавшие на плечи врага, последний вдруг повернул к нему свой профиль, которой резко обрисовался на сером фоне скалы. Это значило, что он смотрит уже не на хижину, а направо, на какой–то другой предмет. Фред последовал направлению его взгляда, но не увидал ничего, заслуживающего внимания.

— Наверное, он осматривается из осторожности, — естественно пришло в голову молодому человеку, и он получше спрятался за дерево, чтоб не попасться врагу на глаза, — мне совсем не хочется, чтобы он меня заметил!

Эта мысль мелькнула у него с быстротой молнии и заставила его бросить несколько внимательных взглядов по сторонам. Он не заметил ничего, внушающего опасения, и вполне убедился в том, что его никто не видит.

Тогда Фред снял шапку и прислонился к одной стороне ствола, не переставая наблюдать за виннебаго, который все еще стоял у серой скалы. Сделав это движение, юноша невольно содрогнулся: он заметил, что виннебаго вместо того, чтобы смотреть направо, как несколько минут тому назад, смотрел, по–видимому, на то самое дерево, за которым скрывался Фред.

Его взгляд был устремлен в эту сторону так прямо и пристально, как будто бы индеец каким–то образом знал, что неподалеку в засаде скрывается враг.

— Он нашел меня! — мелькнуло в голове у Фреда, и юноша поскорей бросил взгляд на карабин, чтобы убедиться, есть ли порох на полке. Если он здесь один, то, надеюсь, справлюсь с ним, особенно, если Оленья Нога недалеко. Он быстро сообразит в чем дело и заставит плясать этого господина!

В пристальном взгляде индейца, устремленном на дерево, за которым скрывался Фред, было что–то внушающее опасение. Казалось, виннебаго открыл место, где скрывается враг, и уставился в эту точку, выжидая, чтобы тот сам обнаружил свое присутствие.

Но Фреду надо было следить за движениями своего врага. Если бы последний захотел перейти в наступление, надо же было принять какие–нибудь меры к защите и, конечно, немедленно.

При настоящем положении дела выгода была на стороне Линдена, потому что виннебаго был со всех сторон открыт для выстрелов, между тем как он, Фред, был защищен деревом.

Когда он выглянул из своей засады, то ожидал, что увидит приближающегося виннебаго, или не увидит его совсем, так как тот мог внезапно куда–нибудь скрыться.

Однако молодой охотник был приятно разочарован. Пристальный взгляд, брошенный индейцем в его сторону, был просто предосторожностью на случай опасности. Он не видел Фреда и ничем не выказал опасения насчет того, что за ним следит враг.

Он не только продолжал с прежним вниманием смотреть вправо, но и начал помаленьку подвигаться в этом направлении. Его голова была вытянута вперед, плечи слегка согнуты. Индеец, держа карабин наготове, двигался так тихо, что его мокасины производили не больше шуму, чем дубовый лист, падающий с дерева на землю.

— Он что–то затевает, — опять подумал Фред, — и мне не надо терять его из виду!

Сгорая от нетерпения и долгого ожидания, с предельной осторожностью Линден отделился от дерева и, устремив взгляд на виннебаго, последовал за ним вдоль скалы между деревьями и кустарниками, преодолевая всевозможные препятствия. Вряд ли индеец мог выследить в этих местах кого–нибудь, кроме друзей Фреда. Последние, не зная об угрозе, горели желанием поскорей оказать посильную помощь.

Через некоторое время виннебаго остановился, выпрямился и поглядел с тем же интересом вперед, бросая короткие взгляды по сторонам.

— Он, наверное, прежде чем выстрелить, оглянется, тогда дело сделано!

— Фред верно предугадал намерения индейца, продолжавшего подкрадываться к домику. Наконец, тот бросил вокруг себя беглый взгляд и схватился за карабин и прицелился.

Фред воспользовался удобным моментом, вскочил на ноги, тоже схватил карабин и посмотрел в том направлении, куда направил ствол своего ружья индеец. Тогда юноша увидел, что целью индейцу служила голова Терри Кларка.

Молодой ирландец, направляясь к хижине, попался на глаза индейцу, нисколько того не подозревая. Он повернулся к краснокожему боком, и тот, не спеша, прицеливался в легкую мишень. Обоих разделяло пространство менее, чем в сто футов, и, направив карабин на грудь юноши, виннебаго спустил курок.

 

Глава 3. ДВА ВЫСТРЕЛА ИЗ КАРАБИНА

Однако, краснокожий опоздал со своим выстрелом на пару секунд, или, лучше сказать, Фред Линден опередил его на этот промежуток времени. Выстрелы последовали один за другим так, что казалось, будто стреляют из обыкновенного двуствольного ружья.

Когда Фред увидел, что индеец прицеливается, и понял, что тот хочет пустить пулю в Терри, он, естественно, испугался и потерял свое обычное хладнокровие.

Это возбуждение и было причиной того, что он не навел свой карабин, как сделал бы это при других обстоятельствах.

Юноша взглянул на свое ружье и приготовил его к выстрелу, когда увидел, что делает индеец.

— Если я не выстрелю раньше, то будет слишком поздно! — подумал он, а такого рода мысль взволновала бы каждого в такой ситуации.

Из всего сказанного легко понять, почему маленький свинцовый шарик, вылетевший из ствола, не совсем удачно попал в цель. Тем не менее, он сделал главное. Он пробил левое плечо индейца, как раз то самое, на котором покоилось ружье, и причинил боль, от которой рука невольно содрогнулась, и пуля пролетела мимо на расстоянии одного ярда от Терри Кларка.

Не останавливаясь, чтобы посмотреть на результат своего выстрела, Фред быстро спрятался за дерево и стал снова заряжать ружье. Это была поистине трудная задача, так как он в это время был беззащитен перед врагом, у которого ружье было бы уже заряжено. От этого момента зависела жизнь молодого охотника, как и минутой раньше жизнь его товарища. В последнем случае на карту была поставлена жизнь Терри, теперь же опасность грозила ему самому. Фред знал, что индеец не убит и может вынырнуть из–за дерева прежде, чем он успеет зарядить свое ружье.

Если бы виннебаго выскочил из–за ствола с поднятым томагавком (что было всего вероятнее), то юноша вряд ли сумел бы с ним справиться. Правда, он мог бы воспользоваться ружьем вместо палки или вытащить свой нож, но при такого рода столкновении он не надеялся, что одолеет сильного и ловкого врага.

Несмотря на свое мужество, Фред содрогнулся, когда услыхал шорох листьев от шагов бегущего человека.

— Он, наверное, сейчас будет здесь! — мелькнуло у Фреда в голове, пока он быстро вытаскивал шомпол и забивал пулю.

Ах, если б у Фреда Линдена было ружье нового образца, заряжающееся с казенной части, как спокойно он мог бы ожидать своего врага! Но не стоит прибавлять, что все это происходило за много лет до современных изобретений.

Надежда проснулась снова, когда юноша насыпал порох на полку ружья. Затем он быстро взял его в руки и заглянул в ту сторону, куда стрелял.

К его удивлению, виннебаго скрылся из виду.

— Я не слыхал шагов: наверное, он убит! — шепнул Фред сам себе, испуганный мыслью, что он действительно убил человека, даже который покушался на жизнь его друга. — Странно, что я об этом так много думаю, но, в конце концов, я предпочел бы, чтоб он был убит мною, чем Терри, отец которого был убит индейцем!

В ту минуту тревоги и волнения, когда Фред так торопился прицелиться и выстрелить, он был поражен одним обстоятельством: он знал, что его пуля задела виннебаго. Но индеец не издал ни малейшего звука.

Так как известно, что ни один представитель американской расы, будучи смертельно или не смертельно ранен, не преминет закричать как дикое животное, то Фред удивлялся, почему на этот раз ничего подобного не произошло.

— Я знаю, что попал в него, — сказал он сам себе, поспешно пробегая отделявшее его от индейца пространство, — и даже сильно ранил. Зачем же он теперь играет в прятки? Для того, чтобы дать мне лишний шанс? Не хочет ли он заманить меня в засаду?

Подобная вероятность была нисколько не утешительна, и поэтому Фред, несмотря на свое волнение, постарался как можно незаметнее добраться до скалы, где несколько минут тому назад стоял индеец.

Фред не успел подойти, как убедился в том, что краснокожий жив: индеец исчез.

Покрытая листьями земля и несколько деревьев — вот и все, что представлялось взору, но краснокожего не было: он убежал.

— Странно, положим, я не попал в него и позволил убежать, но где же Терри?

В тот момент, когда Фред убедился, что виннебаго не убит и исчез, беспокойство за друга возросло. Он слышал звук другого выстрела, последовавшего за его собственным, и боялся, что тот был роковым, так как индеец за это время мог хорошо прицелиться.

Взглянув на место, где стоял молодой ирландец и смотрел на хижину, Фред не увидел его там: он тоже исчез.

— Наверное, лежит убитый на земле! — мелькнула у него страшная мысль и заставила поспешить на то место, забыв о коварном индейце. Через несколько секунд он с радостью убедился, что там никого нет.

— Терри не убит, это верно, но, может быть, опасно ранен: во всяком случае, он, вероятно, здесь неподалеку!

Огромные валуны, деревья и кустарник предоставляли неплохое укрытие. Самый зоркий глаз не нашел бы врага. Исключением в этом отношении была только лужайка, окружавшая хижину.

— Где бы он мог быть? — повторял Фред, остановившись. — Он, верно, подумал, что стрелял или я, или Оленья Нога…

В ту же минуту Фред услыхал тихий свист. Оглянувшись, он увидел круглую добродушную фигуру Терри Кларка, выглядывавшего из–за скалы в нескольких шагах от него.

Увидев, что его заметили, Терри дал Фреду знак подойти, что последний тотчас же и исполнил.

— Ты ранен? — спросил Линден.

— Нет! — ответил Терри.

— Но я видел, как в тебя стрелял краснокожий!

— Ну, значит, он плохо прицелился.

— Прицелился–то он хорошо, но я опередил и, наверное, ранил его!

— Знаю, я сам наблюдал за ним. Я никогда не видал краснокожего, который бегал бы скорее! Он мчался по лесу, как стрела, придерживая одну руку, как будто боялся ее потерять.

— Так, значит, он ранен в руку! — сказал Фред, почувствовав облегчение при мысли, что он все–таки не совершил убийства.

— По какой дороге он бежал?

— Он бежал вон туда! — ответил Терри, показывая на холм, где несколько времени тому назад, стояли они, наблюдая за хижиной в долине.

— По всей вероятности, краснокожий теперь уже далеко отсюда!

— Ты не знал, что он стрелял в тебя?

— И понятия даже не имел. Если б я это знал, — прибавил Терри, покачав головой, — я бы погнался за ним по пятам, чтобы отплатить ему за это. Думаю, что индейцу тогда не удалось бы удрать после твоего выстрела!

— Ну, теперь он уже успел убежать, но я уверен, что мы видим его не в последний раз. Ты знаешь, как индейцы мстительны. Кстати, тут неподалеку находятся и другие виннебаго!

— Их везде довольно: леса кишат ими, как москитами!

— Пойдем–ка отсюда прочь, — предложил Фред, чувствуя себя не особенно–то спокойно на месте, где пять минут тому назад стоял страшный виннебаго.

Терри вполне разделял справедливость такого предложения, и оба они тотчас же отправились в путь. Друзья двинулись теперь в другом направлении и скоро достигли того места, где раньше находился Фред. Одной из причин этого была та, чтобы не быть в районе действий Оленьей Ноги, как они с ним условились. В противном случае, шавано был бы недоволен.

Чувствуя, что другие виннебаго были недалеко, оба юноши шли молча, выбирая дорогу как можно осторожнее между зарослями кустов и камнями, натыкаясь на ямы и промоины, которые очень затрудняли движение.

Наши друзья торопились, напрягая до предела зрение и слух, так как знали, что враг может напасть откуда угодно.

Они поставили себе задачу и были уже на пути к ее исполнению, как вдруг их остановила тревожная мысль.

— Я не понимаю, что делает Оленья Нога! — сказал Фред. — Я думаю, что он должен явиться сюда на звук выстрела!

— Ну, — прошептал Терри, — Оленья Нога, правда, отличается замечательным проворством, тем не менее есть много вещей, которых он не может сделать, и у него полно дел, так что ему пока не до нас!

— Может быть, была рукопашная схватка!

— Может быть, но что…

— Тише, а это что такое?

К удивлению обоих молодых людей, из–за угла хижины выскочил Оленья Нога и быстро помчался к ним навстречу.

 

Глава 4. ЧТО СДЕЛАЛ ОЛЕНЬЯ НОГА

Когда молодые люди расстались на холме с намерением подойти к хижине разными дорогами, Оленья Нога подумал, что решит этот вопрос один, какие бы опасности не стояли за этим решением.

Конечно, могло случиться, что какое–нибудь неожиданное обстоятельство откроет истину Фреду или Терри, но друг их, индеец, не строил своих планов на таком шатком основании: он верил, что этот вопрос можно разрешить только путем риска.

Оленья Нога чувствовал себя не вполне спокойно, когда предостерегал своих друзей. Он вообще не имел обыкновения прямо высказывать свои мысли, а в особенности теперь, когда дело шло о жизни или смерти отца Фреда: надо было взять на себя слишком много смелости, чтобы разом разрушить все надежды юноши, дав ему понять, что все в хижине убиты.

Оленья Нога думал, как уже было сказано, что группа виннебаго, подававшая сигналы южному племени, как раз в направлении к нашей хижине, хотела этими сигналами показать, что друзья охотников уже на пути к ним. Густой дым, служивший для этой цели, вряд ли мог сообщить им что–нибудь иное. Он, конечно, не мог сказать им про то, что молодых людей сопровождал индеец племени шавано, который был не только другом белых, но и врагом виннебаго.

В таком случае национальность Оленьей Ноги давала бы ему преимущество перед товарищами. Эти виннебаго вряд ли могли узнать, что произошло на пути между холмом и хижиной, и поэтому, по крайней мере на время, могли принять шавано за нейтральную фигуру.

Конечно, могло случиться и обратное, то есть, они приняли бы его за бродягу, каких в этих краях бывает много.

Обо всем этом Оленья Нога подумал уже раньше и теперь не колебался перед выбором. Он тихо пробрался берегом реки, огибавшей хижину, вплоть до самой лицевой части строения, и остановился в сотне ярдов от хижины. Здесь шавано выбрал себе наблюдательный пост и, не показываясь обитателям хижины, устремил взоры на большую, тяжелую дверь.

Несколько дней тому назад он был здесь в гостях у трех охотников, стоял перед этой самой дверью и разговаривал с ними, а те сидели на бревне, лежавшем на земле против хижины, и принимали его, как старого друга. Теперь дверь была заперта, и охотников не было видно.

Как узнать, кто внутри, охотники или их враги? Этот вопрос, занимавший его прежде, занимал и теперь. Если только белые люди не испугались появления индейцев, но оставалось непонятным, почему они так долго не возвращаются домой в это холодное осеннее утро.

Может быть, они осознали опасность и насторожились? Оленья Нога не видал их там, где стояли капканы для бобров, и на основании этого заключил, что они или бежали, или погибли.

Если бы охотники были в хижине, Оленья Нога без колебания явился бы туда, потому что каждый из них узнал бы его и принял, как друга. С другой стороны, если там сидели виннебаго, которые развели огонь внутри как приманку, чтобы обмануть друзей охотников, то и они, может быть, не сочли бы Оленью Ногу подозрительным человеком, так как не знали, что он друг белых, — разве только до них дошли какие–нибудь слухи.

Таково было заключение молодого шавано, и он пришел к нему быстрее, чем мы это успели изложить. Индеец решился подойти прямо к двери, как будто бы он не подозревал ничего дурного. Но в ту минуту, когда он решился на это, его остановило то обстоятельство, что тяжелая дверь хижины шевельнулась, как будто кто–то потянул ее за ручку.

Дверь открылась не широко, и так тихо, что никто другой, кроме шавано, не мог бы заметить ее движения. Он тотчас же присел перед дверью и стал ждать дальнейшего развития событий.

Дверь, которая отворилась на пять или шесть дюймов, оставалась некоторое время в таком положении и потом приоткрылась еще не на много. Таким образом, можно было бы заглянуть внутрь дома, если бы там не царила полная темнота.

Тем же зорким глазом, который замечал любую мелочь, Оленья Нога, увидел, что край двери придерживают чьи–то пальцы. Из этого нельзя еще было ничего заключить, так как разглядеть кого–либо было невозможно. Однако, Оленья Нога догадался, что такой поведение выдает индейца: трудно было предположить, чтобы кто–нибудь из охотников отворял дверь таким способом.

Минуту спустя индеец увидел, что кто–то чуть–чуть выглядывает из–за двери. Опять–таки нельзя было ничего разглядеть, но Оленья Нога все больше и больше убеждался, что в хижине нет никого, кроме индейцев–виннебаго.

Дверь тихонько закрылась.

Колебаться дальше было бесполезно, и Оленья Нога не колебался. Встав на ноги, он просто пошел по неровному, но открытому месту, как будто бы был вполне уверен, что найдет в хижине своих друзей. Однако, его зрение и слух никогда не были напряжены так сильно, как во время короткого перехода от ручья до хижины.

Осторожный взгляд из–за двери был так непохож на обычные приемы охотников, что Оленья Нога теперь больше не сомневался в том, что найдет в хижине индейцев.

Раз его убеждение было таково, можно было думать, что на все вопросы нашелся окончательный ответ. Было очевидно, что если там сидят виннебаго, то, следовательно, там нет белых людей, иначе чем объяснить это глубокое молчание? Шавано мог бы теперь смело вернуться на назначенное место и с уверенностью сказать Фреду и Терри, чтобы они шли искать охотников в другом месте, так как их не было в доме, где он их видел несколько дней тому назад.

Но вы можете себе представить, что смелого шавано занимали теперь совсем другие вопросы, на которые он жаждал получить ответ и на которые можно было ответить, только заглянув внутрь дома. Главное, что его интересовало, это был вопрос о том, убиты ли его друзья в хижине? Лежали ли их тела перед злодеями, которые жаждали обагрить руки кровью новой жертвы?

Единственное обстоятельство, которое внушало индейцу опасение, было то, что среди индейцев мог бы оказаться тот, кто его знал. Припоминая последние события, шавано вспомнил, что он и юноши шли очень медленно и что, следовательно, любой индеец всегда мог их опередить и предупредить других. Хотя было маловероятно, чтобы случилось что–нибудь подобное, однако, это было все–таки возможно. Присутствие такого посланника к хижине могло бы решить участь шавано, потому что он в достаточной степени заслужил непримиримую ненависть этих воинов, которые были теперь далеко от своих охотничьих земель.

Что могли сделать индейцы в хижине, как не встретить входящего к ним шавано ружейным залпом? Если бы это случилось, то Оленья Нога мог рассчитывать на спасение так же, как и человек, стоящий перед дулом заряженной пушки.

Но тяжелая дверь, на которую Оленья Нога устремил свой взор, не открылась, и он не был встречен залпом. Индеец заметил, что, вследствие отсутствия окон в хижине, единственным местом, откуда могли грозить, была дверь.

Если бы они вдруг открыли дверь и начали стрелять — он погиб бы несомненно, как уже было сказано, но, когда шавано очутился в нескольких шагах от хижины, он совершенно успокоился на этот счет: если бы теперь дверь шевельнулась хоть чуточку, он отпрыгнул бы в сторону и скрылся за строением, где его положение было не менее выгодным, чем положение врагов.

Но, как мы уже сказали, дверь не отворилась, и не произошло никаких других событий.

Он заметил ремень из оленьей шкуры, дверную защелку, и с удивительным, всегда свойственным ему хладнокровием, схватил ее, слегка потянул и очутился в хижине. Здесь его глазам представилось удивительное зрелище.

 

Глава 5. В ХИЖИНЕ

Раньше уже было сказано, что в хижине не было окон, так как она служила только кладовой для мехов и убежищем для охотников в суровую зимнюю погоду или бурю. Отверстие в крыше заменяло трубу: через него выходил дым, когда в комнате горел огонь, в целях защиты от снега или дождя отверстие закрывалось плоским камнем.

Бревна, составляющие стены хижины, были так хорошо сложены, и все отверстия были так хорошо замазаны глиной, что внутрь ее не попадал даже самый сильный ветер. По этой же самой причине в хижине царила полная темнота, когда там не горел огонь. В дверь проникало достаточно воздуха, чтобы несколько разогнать накопившийся там дым и чтобы образовать тягу через верхнее отверстие. Однако, немало дыму оставалось и в комнате, так что пребывание в ней было не особенно приятно.

Пол заменяла голая земля. В одном углу помещения были сложены все добытые на охоте шкуры животных. В настоящее время их было очень мало, так как зима еще только наступала. Хотя эти меха и не были отменного качества, но тем не менее служили удобной и мягкой постелью в холодные зимние ночи, когда на дворе завывала вьюга.

Единственной мебелью в этом примитивном жилище была длинная, грубая скамейка, на которой охотники обыкновенно сидели в холодные вечера, проводя время перед сном в курении трубок и разговорах. В углу было сложено около полудюжины самых примитивных кухонных принадлежностей, так как в те времена люди умели удовлетворяться десятой частью тех предметов, без которых мы теперь не можем обойтись.

Все это было бы очень интересно при других обстоятельствах, но в темной и дымной комнате оказалось нечто такое, что гораздо более поразило посетителя. Там были четыре воина виннебаго. Они сидели вокруг огня, куря трубки и держа свои заряженные ружья наготове, чтобы встретить всякого врага, который вздумает к ним вломиться.

Пятый индеец сделал шаг вперед, когда вошел Оленья Нога, хотя стоял так далеко от двери, что посетитель его почти не разглядел. Этот последний не заподозрил в ту минуту, что движение привратника, как можно бы было его назвать, могло иметь какое–нибудь особенное значение, но несколько минут спустя ему пришлось убедиться в обратном.

Относительно привратника можно было с основанием предположить, что это он некоторое время тому назад отворял дверь и осторожно выглядывал из–за нее. Он не мог не обратить внимания на приближение молодого шавано и, вероятно, обратил на этот предмет внимание и других индейцев, которые все сидели, скорчившись, вокруг огня.

Первое и самое естественное движение Оленьей Ноги, как только он вошел, было рассмотреть раскрашенные лица, насколько он мог, при свете слабого огня. С первого же взгляда он увидал, что эти четверо краснокожих были ему незнакомы: он никогда их не встречал, и они не могли ничего о нем знать.

Потом он сделал три или четыре шага вперед, на середину комнаты. На это потребовались только одна или две секунды, но как ни коротко было это время, он воспользовался им, чтоб всмотреться в четырех виннебаго, которые предпочитали сидеть на земле, а не на любимой скамейке охотников.

Остановившись, шавано медленно повернул голову и взглянул на краснокожего, стоявшего сзади. Он хотел узнать, встречал он его раньше или нет, но это ему не удалось по самой простой причине.

Так как дверь была заперта — ее закрыл сам Оленья Нога — то в комнате ничего не было видно, кроме тех лиц или предметов, которые находились около огня. Он мог немного разглядеть фигуру виннебаго, неподвижную и прямую, на лицо его, правда, тоже падал слабый отблеск огня, но этого было недостаточно, чтобы разрешить Оленьей Ноге его вопросы. Это можно было сделать только одним способом — отворить дверь и открыть доступ дневному свету, но цель такого движения была слишком ясна, и она могла бы навлечь неприятности.

Оленья Нога быстро сообразил это и затем стал искать доказательства, которое говорило бы о присутствии в хижине трех охотников. Если они подверглись нападению внутри строения, то, вероятно, дело не обошлось без отчаянной борьбы, после которой, наверное, здесь остались бы красноречивые следы.

Шавано не мог найти ничего такого. В углу лежали шкуры, слабо освещенные огнем, скамейка стояла на том же месте, где он видел ее несколько дней тому назад, и темный земляной пол не был взрыт или испорчен.

На основании этого у Оленьей Ноги сложилось одно несомненное убеждение: если охотников постигла злая смерть, то наверное она постигла их не здесь, а где–нибудь в другом месте.

Далее сами виннебаго не подавали никаких признаков того, что присутствовали при гибели белых людей. У них не было лишних карабинов, и на их поясах не было видно скальпов. Все это принесло индейцу большое облегчение.

Но что же такое случилось с охотниками, и каким образом очутились в хижине эти раскрашенные виннебаго, что они тут делали — вот были вопросы, которые беспокоили Оленью Ногу, и которые надо было разрешить немедленно, так как каждая минута была дорога.

 

Глава 6. ГОСТЬ И ХОЗЯЕВА

Теперь нам придется вспомнить несколько фактов, без которых дальнейшее может оказаться непонятным.

Маленький пограничный городок Гревилль, в котором жило не более двадцати семейств, находился в юго–западной части теперешнего штата Миссури, сто лет тому назад составлявшего часть обширной территории Луизианы. Каждую осень белые охотники отправлялись из этого города в Озаркские горы, где проводили зиму в охоте на бобров, лисиц, выдр, куниц и прочих пушных зверей, изобиловавших здесь в это время года. Они возвращались домой весной, нагрузив добычей своих вьючных лошадей, и продавали меха агентам Западной и Миссурийской меховых компаний, странствовавшим по пограничным селениям и скупавшим пушной товар.

Трое охотников, живших в хижине, были Джордж Линден — отец Фреда, Руф Гардин и Джеймс Боульби. Вскоре после их прибытия сюда, Боульби так сильно вывихнул себе ногу, что не мог бы даже добраться до хижины, если бы его не выручил Оленья Нога, которому как раз в это время посчастливилось очутиться в тех местах.

Так как Оленья Нога должен был идти в сторону Гревилля, мистер Линден дал ему записку к Фреду, прося его посетить хижину в горах и остаться здесь в течение охотничьего времени года.

Фред отправился в обществе Терри Кларка. Много приключений случилось с ними по дороге, но с помощью Оленьей Ноги, индейца из племени шавано, им с честью удалось выйти из всех затруднений.

Оленья Нога умел говорить на наречии виннебаго, и вот что он сказал в тот момент, когда очутился посреди хижины и взглянул на обращенные к нему отвратительные лица:

— Шавано рад, что видит своих братьев, храбрых виннебаго!

Краснокожие что–то пробормотали в ответ на это приветствие, затем тот из них, которого, судя по всему, можно было счесть за предводителя, и который сидел у костра, прислонившись спиной к бревенчатой стене дома, встал:

— Шавано — храбрые воины, но их охотничьи земли находятся за Великой Рекой: виннебаго не ищут своих братьев шавано по эту сторону реки!

— Виннебаго говорит одним языком. Он говорит правду. Охотничьи земли шавано лежат по ту сторону Великой Реки, но точно также и охотничьи земли виннебаго лежат около Великих Вод!

Это был ловкий ответ. Виннебаго жили далеко, к северо–востоку отсюда, около озера Мичигана, и, появляясь в здешних местах, были так же далеки от своих наделов, как Оленья Нога от камышовых лугов Темной и Кровавой земли.

Вождь виннебаго почувствовал, что должен дать какое–нибудь объяснение красивому молодому воину, который, не думая об опасности, спокойно стоял и смело смотрел ему в лицо.

— Мой брат шавано тоже говорит одним языком. Селения виннебаго находятся там, где текут Большие Воды, но вся страна — прибавил туземный оратор, сделав жест рукой, — принадлежит красным людям, и Огненная Стрела (он подразумевал себя) пришел со своими воинами искать другие охотничьи земли!

— Оленья Нога, шавано, поступил так же, как его брат Огненная Стрела. Он желает найти новые охотничьи земли. Он странствует за Большой Рекой, чтобы увидеть их своими глазами!

Этот ответ слишком ясно означал, что в том направлении, в котором начал свои вопросы Огненная Стрела, больше спрашивать нечего. Но виннебаго не удовлетворился этим, так как это не объясняло ему, отчего шавано путешествовал совершенно один, тогда как виннебаго, осматривавших новые места, было несколько человек, что казалось более разумным.

Пусть читатель обратит внимание на то, что Оленья Нога назвал себя по имени. Сделав это, он посмотрел, какой эффект производит это признание на слушателей. Он знал, что известен по слухам многим, кто его никогда не видал, но, очевидно, четверо индейцев, сидевших вокруг огня, не были из их числа: по крайней мере они не выразили никакого волнения, услышав его имя.

— Они никогда не слыхали имени Оленьей Ноги! — заключил он.

Но он не был так же спокоен относительно пятого воина. По какой–то непонятной причине, этот краснокожий продолжал стоять вдали от огня, дым и темнота не позволяли разглядеть его черты. Было ли это сделано с намерением, или без намерения, мы узнаем впоследствии.

Многочисленные опасности, с которыми не редко приходилось встречаться Оленьей Ноге, и из которых он постоянно выходил с честью, развили в нем почти непонятную для нас остроту чувств. Он бессознательно чуял, что единственный человек, на которого ему следует обратить внимание, был молчаливый воин у двери.

Оленья Нога решил с самого момента своего входа в хижину, что он не позволит этому дикарю стать позади себя. Он чувствовал себя в безопасности до тех пор, пока мог его видеть, хотя в комнате было еще четверо вооруженных индейцев. Итак, Оленья Нога самым естественным образом переменил свою позицию, и, вместо того, чтобы стоять посредине комнаты, очутился ближе к другому концу. Он стоял, так сказать, на вершине треугольника, а группа у огня и воин у дверей составляли другие два угла. Ни один индеец не мог незаметно очутиться позади вошедшего.

Конечно, Оленья Нога подвергался очень большой опасности, если бы все пятеро воинов вздумали напасть на него, но и виннебаго, наверное, чувствовали в этом случае, что им придется выдержать очень трудную борьбу.

— Так, мой брат, шавано, странствует по лесам один? — спросил Огненная Стрела после небольшой паузы.

— Почему Оленья Нога должен бояться странствовать по лесам без сопровождения своих товарищей? Он старается жить так, чтобы заслужить благоволение Великого Духа, он любит спать, когда над головой сверкают звезды, потому что над ними он видит лицо Великого Духа. Оленья Нога слышит Его голос в ночном шепоте ветра между деревьями, а также в завывании бури, вырывающей с корнем дубы. Он слышит Его в громе, когда молния рассекает скалы; в журчаньи ручья, утром, в полдень, ночью, в самой темноте лесов, когда все кругом спит. Чего бояться Оленьей Ноге в лесу, где никого нет, кроме него и Великого Духа?

Вряд ли Огненная Стрела ожидал такую речь, тем не менее он быстро ответил:

— Огненная Стрела не думает, что шавано не достает мужества, и что он боится путешествовать один, но красные люди любят своих товарищей, свою скво (жену) и наннузов (детей), своих братьев воинов и тех, к кому их сердце давно стремится!

Кровь бросилась в лицо молодому шавано, которому, казалось, не понравился разговор. Он, очевидно, остался недоволен тем оборотом, который он приобрел, и, скрывая свое неудовольствие, насколько возможно, постарался переменить тему.

Огненная Стрела, вероятно, заметил при свете огня, как изменилось лицо его собеседника. Возможно, что он заподозрил причину, но как бы там ни было, не рискнул помешать разговору перейти на другую тему.

 

Глава 7. РАЗЪЯСНЕНИЕ

Оленья Нога до сих пор не выказал еще ни малейшего намерения коснуться причины, которая привела его сюда. Как настоящий индеец, он, несмотря на сильное нетерпение, сумел удержаться от дальнейших расспросов.

Прежде всего шавано взглянул на крышу хижины, сложенную из длинных жердей, прикрытых сухими и грязными листьями, потом обвел глазами грубо обтесанные бревна стен.

— Оленья Нога находит виннебаго в хижине белого человека! — сказал он.

— Мой брат, шавано, ошибся. Виннебаго встретили бледнолицых в лесу и убили их. Они сняли с них скальпы и тогда пошли в дом ожидать друзей бледнолицых, чтоб взять и их скальпы, отнести домой и повесить на кольях своих вигвамов!

В этих словах заключалось все, что Оленья Нога хотел знать. Предводитель виннебаго прямо объявил, что охотники убиты, и что его отряд ждет их друзей, чтобы подвергнуть и их той же экзекуции.

Оленья Нога так удивительно умел владеть собой, что не выказал ни малейшего признака душевного волнения.

Он не вполне верил ужасному сообщению. Всякое сомнение относительно намерения виннебаго обмануть друзей охотников было теперь устранено, но шавано не верил, что они убиты.

Тот факт, что они долго охотились и собирали меха в этих местах, не подвергаясь никаким нападениям со стороны индейцев, может быть, и сделал их беспечными и самоуверенными, но вряд ли они пали бы жертвой первого нападения.

Тем не менее, было ясно, что Линдена, Боульби и Гардина не было в доме, что они даже, по всей вероятности, были довольно далеко от него. На них вовсе не было похоже, чтобы они попались в такую ловушку, какую им теперь расставили. Они скоро догадались бы, что значит дым, выходящий из отверстия в крыше, и, вероятно, постарались бы рассеять или уничтожить шайку, завладевшую их временным жилищем.

— Оленья Нога не видит скальпов и ружей бледнолицых! — заметил шавано, глядя вокруг себя с удивительным самообладанием.

— Они посланы нашему великому вождю, Черному Медведю, который недавно ушел в леса!

— Отчего Черный Медведь не пошел с Огненной Стрелой и другими храбрыми воинами?

— Он будет здесь раньше, чем солнце станет высоко (раньше полудня). Он ведет с собой вот столько воинов!

Огненная Стрела дотронулся указательным пальцем правой руки до каждого пальца левой и сделал так десять раз, выражая этим, что вождь виннебаго был во главе пятидесяти человек. Это, конечно, была сила, достаточная, чтобы подвергнуть охотников большой опасности, особенно ввиду того, что один из них был отчасти лишен возможности сопротивляться, и что они были вне строения, которое могло послужить им укрытием.

— На сто миль к северу отсюда, — сказал Оленья Нога, протягивая в этом направлении руку, — лежит родина поселенцев, у них там есть блокгауз и ружья. Разве Черный Медведь боится на них напасть?

— Черный Медведь ничего не боится! — гневно возразил его товарищ и краска, залившая лицо, должна была предупредить Оленью Ногу воздержаться от дальнейших высказываний по этому поводу.

— Оленья Нога знает, что виннебаго храбры, но бледнолицые не будут защищать своих скво и наннузов. Отчего же мои братья ждут в хижине, когда невдалеке есть белые и в большом числе?

Прежде чем Огненная Стрела ответил на этот несколько щекотливый вопрос, послышались два выстрела, быстро последовавшие один за другим. Звук этот раздался очень близко.

В первый раз после начала разговора индейцы выразили волнение. Трое из них, которые сидели на полу и спокойно курили, вынули трубки изо рта, что–то проворчали и посмотрели на Огненную Стрелу, ожидая его приказаний.

— Это бледнолицые, — сказал он тихим голосом, и таким образом выдал себя, то есть доказал, что заявление его относительно их смерти было ложью. У Оленьей Ноги отлегло от сердца, и он почувствовал прилив радости.

Виннебаго, стоявший у входа, сделал прыжок вперед, приотворил тяжелую дверь и выглянул наружу так же осторожно, как и прежде.

Он ничего не мог разглядеть, так как стреляли с другой стороны хижины.

Этот странный виннебаго приотворил дверь и стоял некоторое время неподвижно, наблюдая и слушая. Когда он несколько вытянул голову, на него пала полоса солнечного света, что позволило наблюдательному шавано в первый раз разглядеть его лицо и черты.

Этого было вполне достаточно, чтобы вселить опасение индейцу. Виннебаго был ему знаком: они встречались раньше.

Несколько ночей тому назад, когда Оленья Нога пошел в лагерь виннебаго и разбил Черного Медведя со всеми его воинами. Там на страже стоял краснокожий. Оленья Нога бросил в него отобранное у врагов ружье и сбил его с ног.

Виннебаго, перенесший это оскорбление, и был тот самый индеец, который стоял теперь у дверей, и конечно же узнал Оленью Ногу.

Шавано очутился в таком опасном положении, которое было трудно даже оценить. Он почувствовал, что должен во что бы то ни стало тотчас же выйти из хижины.

Более благоприятный момент, чем теперь, вряд ли мог представиться. Огненная Стрела и его товарищи были в другом углу хижины, и только один виннебаго преграждал шавано путь к свободе.

Стороживший дверь индеец начал ее потихоньку прикрывать, и Огненная Стрела с прочими ожидали доклада, как вдруг Оленья Нога положил руку к нему на плечо.

— Пусть мой брат отойдет, и шавано найдет тех, кто стрелял!

Виннебаго повернулся, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Шавано — змея, которая жалит свой собственный народ! Великий Дух отдал его в руки виннебаго!

 

Глава 8. БЫСТРОТА И НАТИСК

Оленья Нога почувствовал, что, войдя в хижину, он попал в полном смысле слова в львиную пасть. Он нанес виннебаго не один тяжкий удар, и они знали это. Теперь пришло время расквитаться за обиды.

Воин, узнавший шавано, закрыл перед ним дверь и произнес вышеприведенные хвастливые слова, но ему не удалось окончить свою речь. В одно мгновение левая рука шавано вытянулась и, схватив виннебаго за горло словно железными когтями, отбросила с такой силой, что он почти замертво грохнулся оземь. В то же самое время дверь растворилась, и Оленья Нога выскочил наружу. Он, конечно, не тратил времени на то, чтобы закрыть ее за собой, но бросился за угол хижины и помчался во весь опор к лесной прогалине.

Быстроногому шавано предстояло пробежать лишь небольшое пространство, но секунды были дороги: от каждой из них зависела его жизнь. Врагам, от которых он так быстро убежал, стоило сделать несколько шагов, чтобы нагнать его, а они наверняка не теряли времени.

Воспитание американского индейца с самого нежного возраста направлено к тому, чтобы сделать его быстрым во взорах и движениях, и, хотя воины, находившиеся в хижине, может быть и были ошеломлены дерзостью молодого индейца, но, наверное, скоро пришли в себя и оправились.

С быстротой, которую никто не мог бы превзойти, Оленья Нога побежал прямо к той части леса, где были Фред Линден и Терри Кларк, устремившие внимательные взоры на хижину в ожидании развязки событий.

То, что они увидели, действительно поразило их: молодой шавано на их глазах выбежал из–за угла, держа в левой руке свой карабин, его ноги двигались с такой быстротой, что едва можно было разглядеть мелькающие мокасины. Оленья Нога спасал свою жизнь и сознавал это.

Фреду и Терри казалось, что шавано вместо того, чтобы убегать, должен бы был повернуться к своим врагам и стрелять в них, но их было пятеро, а он один, и шансы были слишком не равны. Короче говоря, единственным спасением было поспешное бегство. Он это прекрасно сознавал и делал все от него зависящее.

Огненная Стрела стоял в углу у огня, когда увидел, что виннебаго–привратник падает навзничь, и что шавано исчезает за дверью. Громко вскрикнув, он тотчас же перескочил через пламя, между тем как другие, в том числе и привратник, быстро вскочили на ноги. В два прыжка вождь очутился у двери, которая была полуотворена, Огненная Стрела толкнул ее и выскочил наружу.

Осмотревшись кругом, он не увидел беглеца, но, догадавшись об уловке, бросился к углу хижины и увидел шавано, бегущим подобно испуганному, ищущему защиты оленю.

Лучшей цели не могло ему представиться. Как ни была удивительна быстрота индейца, она не могла сравняться с быстротой ружейной пули, притом у Огненной Стрелы было достаточно времени, чтобы прицелиться метко, раньше чем его жертва успеет скрыться из виду.

С торжествующей улыбкой виннебаго взвел курок ружья, поднял его к плечу и прицелился в беглеца.

Читатели, конечно, не забыли что Фред и Терри стояли не очень далеко от бегущего шавано и оба увидели угрожающие действия виннебаго.

— Это джентльмен принадлежит мне! — заметил молодой ирландец, быстро наводя свой карабин на Огненную Стрелу, который, казалось, не видел молодых людей, стоявших как раз перед его целью.

— Не промахнись! — воскликнул Фред. — Не то Оленья Нога погибнет!

— На этот раз я не промахнусь! — уверенно ответил Терри, который теперь действительно чувствовал, что цель принадлежит ему.

Положение было настолько отчаянное, что Фред Линден тоже не хотел терять своих шансов. Он также взял ружье и отстал от своего товарища не более, как на секунду.

Таким образом случилось, что все трое приготовили свои ружья почти в одно время. Огненная Стрела едва успел прицелиться в Оленью Ногу, как одновременно с этим в него прицелились Фред и Терри. Однако, никому из них не удалось спустить курка.

В тот момент, когда жизнь Оленьей Ноги висела, можно сказать, уже на волоске, вдруг Огненная Стрела издал раздирающий крик. Подскочив на три фута, он взмахнул руками и упал навзничь.

Даже и в этот ужасный момент Терри не покинула его добродушная веселость. Как только раздался выстрел, он опустил ружье и сказал:

— Вот какова моя репутация, Фрид! Этот негодяй собирался уж застрелить Оленью Ногу, как вдруг заметил, что я в него прицеливаюсь. Он догадался, что ему несдобровать, и поэтому повернулся килем кверху и бросил свое ружье, не тратя даром пороху. Постарайся, Фрид, приобрести такую же репутацию, как я!

Фред едва успел расслышать эти, не совсем гармонирующие с обстановкой, слова товарища, так как события следовали одно за другим с быстротой урагана. Предсмертный крик Огненной Стрелы еще звучал в воздухе, когда Оленья Нога, перескочив через группу кустарников прямо навстречу молодым людям, остановился, быстро повернулся, держа в руках заряженное со взведенным курком ружье и приготовился вступить в состязание с виннебаго, от которых он так поспешно убежал.

Обстоятельства пока не особенно благоприятствовали последним. Правда, их проворный вождь быстро очутился за дверями во главе остальных, но наградой ему была смерть. Остальные четверо отстали от него не надолго. Тот из них, которого Оленья Нога опрокинул на землю, жаждал отомстить за такое унижение. Он вскочил на ноги в тот момент, когда другие бросились вперед, и был уже между ними, когда они толпой выбегали из двери за своим вождем.

Выбегая, индейцы услышали отчаянный крик Огненной Стрелы и увидели, как во время последней агонии его карабин отлетел на несколько шагов прочь, и как, наконец, его безжизненное тело опустилось на землю.

Удивление виннебаго было полное. Все четверо не знали откуда раздались выстрелы, и столпились вместе в изумлении и нерешимости, что предпринять.

События скоро вернули их к действительности: мимо них просвистела вторая пуля и ударила в бревно хижины. Это привело их в панику, и они бросились в дом, как стадо баранов, не успокоившись, пока не очутились в дымной и темной комнате и не заперли за собой дверь. Они жестоко были наказаны за свои намерения: они замышляли вовлечь путников в обман, но вот события изменились, и теперь все, по–видимому, было направлено против них.

Когда Оленья Нога бежал, ища защиты, он увидел своих двух друзей. Они принимали такое горячее участие в его судьбе, что и не думали прятаться, а стояли на виду, наведя ружья на хижину. Он, конечно, сразу это понял. Затем раздался крик и звук выстрела, что доказывало, что по крайней мере один из виннебаго убит.

Даже и в этот критический момент Оленья Нога успел заметить, что у дул ружей, которые он видел перед собой, не блеснул огонь, и что звук выстрела, спасшего ему жизнь, раздался совсем с другой стороны.

Однако, он не мог забыть, что другие виннебаго были еще живы. Когда он прибежал и остановился, то ожидал, что вот–вот завяжется борьба, в которой примут участие он и его товарищи против краснокожих, которые скоро должны были получить подкрепление.

Но враги не появлялись. Наши друзья не видели их с тех пор, как последний из них скрылся в дверях вслед за своими товарищами, спасавшимися от пуль, одна из которых унесла их вождя. Шавано опустил ружье, которое пока ему не было нужно.

— Если эти шельмы, — начал Терри, — начнут бегать по хижине с той же быстротой, с какой они вбежали в нее, то все бревна посыплются им на голову, как случилось с двоюродным братом моего дяди, который…

Оленья Нога повернулся к Терри с таким недовольным выражением, что тот моментально притих, как будто бы его хлопнули томагавком по голове. Он не только любил, но и боялся шавано.

Терри сам почувствовал, что его слова были сказаны некстати, а потому и замер, как статуя. Все трое держали ружья наготове на случай, что четверо индейцев опять выйдут из хижины.

В такие минуты время тянется невыразимо долго, но тем не менее все молчали, пока напряжение мало–помалу прошло, и нервы успокоились.

Все это время Фреда и Терри занимал один вопрос: кто сделал два выстрела, спасшие жизнь Оленьей Ноги?

Терри обернулся к шавано, намереваясь спросить его, но вспомнил его недовольный взгляд и удержался. Поймав взгляд Фреда, он стал просить его знаками, чтобы он сделал этот вопрос.

Но молодой Линден только покачал головой в ответ: он слишком хорошо знал своего друга, чтобы приставать теперь к нему с расспросами.

 

Глава 9. СТРАННЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ

Как странно в этой жизни чередуется юмористическое и патетическое, драматическое и тривиальное, трагическое и комическое! Кто бы предположил, что три воина, державшие ружья наготове и собиравшиеся отражать нападение диких виннебаго, увидят что–нибудь смешное? Однако, именно так и случилось.

Оленья Нога занимал свою позицию за скалой, несколько впереди других, между тем как молодые люди, чувствуя, что напряжение нервов уменьшается по мере того, как проходят минуты, стали осматриваться вокруг себя, чтобы успокоиться на более мирных впечатлениях, после тяжелых предыдущих сцен.

В это время они услышали какое–то топанье и шорох между кустами. Шавано с быстротою молнии повернулся, молодые люди схватились за ружья, ожидая немедленного призыва к делу. Но судя по шуму, было очевидно, что к ним приближалось или дикое животное, или кто–то такой, кто не подозревал о присутствии чужих.

Оказалось, что первое предположение верно. Вскоре появилась морда огромного черного медведя, а потом и вся его неуклюжая, тяжеловесная, страшная фигура.

В тот момент, когда его черное мохнатое туловище появилось между зеленью, шавано сделал шаг вперед и приподнял ружье. Ему случалось видеть, что люди его расы надевают на себя шкуру животного, чтобы обмануть врага, и он не хотел попасться в такую ловушку. Однако, после второго взгляда, он убедился, что перед ним был действительно черный медведь.

Может быть, вы читали историю о том, как один индейский воин оделся в шкуру одного из таких животных и так хорошо подражал его движениям, что обманул часового. Но, если вы поразмыслите над этим, то согласитесь со мной, что часовой, верно, не хорошо разглядел зверя, иначе он различил бы подделку. Если дело не происходит ночью или при особенно благоприятных условиях, то весьма трудно обмануть кого–нибудь таким образом.

Вы, вероятно, вспомните, что дело происходило поздней осенью, в такое время, когда американские медведи чувствуют себя всего лучше. Так как они обыкновенно засыпают с наступлением холодного времени и спят до весны (просыпаясь иногда в феврале), существуя на счет накопившегося жира, то поймете, что все зимующие животные должны накопить добрый запас жировых тканей перед уходом на зимние квартиры.

Фред и Терри никогда не видели такого жирного медведя, как этот, а он, завидев их, остановился и, поведя носом, с любопытством нюхал воздух. Он был жирен, как поросенок, которого владелец откармливал несколько недель, и, по–видимому, двигался неохотно. Когда же это было необходимо, он шел неуверенной, шатающейся походкой.

— Хорошая добыча! — сказал Фред, указывая на него.

— Да, окорока были бы очень вкусны, если их хорошо сварить! — сказал Терри.

— Выстрелить в него, что ли? — спросил Фред, осторожно понижая голос и обращаясь к Оленьей Ноге. Последний посмотрел на него, как бы удивленный вопросом, и потряс головой.

Внимание шавано все еще было направлено на хижину, откуда он несколько времени тому назад убежал, и он опять повернул туда свое лицо, предоставив своим друзьям заниматься медведем.

Этот последний долго всматривался в стоявших перед ним джентльменов, потом неуклюже повернулся и пошел вперед. В это время он очутился на небольшом, но крутом склоне, и надо же было, чтобы камень, на который опиралась лапа, сорвался и покатился вниз.

Как это случилось, трудно объяснить, но медведь вдруг потерял равновесие и упал даже не на бок, а прямо на спину, как неуклюжий мальчик, который запнулся о какой–нибудь предмет, имея обе руки в карманах.

Смешная фигура огромного медведя, который так сильно шлепнулся из–за такой ничтожной причины, и особенно его растерянный вид, когда он поднялся на ноги, заставили молодых людей разразиться смехом.

Все, что Терри мог сделать, это сдержать свое веселье, чтобы оно не сделалось слишком шумным. Легкий шум, который произвело падение медведя, заставил Оленью Ногу повернуть голову и посмотреть на зверя. Фред взглянул на своего сдержанного друга и заметил легкую улыбку на его губах. Действительно, он был бы странным человеком, если бы не засмеялся.

Животное, поднявшись на лапы после невероятных усилий, в течение нескольких минут как бы приводило в равновесие свои душевные силы. Было очевидно, что неожиданное падение сильно перепутало мысли, и он не знал теперь, как в них разобраться.

Наконец, медведь успокоился и отправился дальше своей ужасной походкой.

— Хорошая это будет добыча для тех, кто его застрелит, — сказал Фред, обращаясь к Терри, — я никогда не видал такого жирного медведя. Но не странно ли, что он уходит, когда у нас в руках так много карабинов?

— Медведь глупее всех глупцов, как говорили про моего двоюродного брата, то есть нет, — поспешил поправиться Терри, — как про него ни ко гд а не говорили . Этому зверю остается пойти назад в лес, забраться куда–нибудь в дупло, пещеру или берлогу, иначе он так растолстеет, что будет не в состоянии карабкаться на деревья!

— Я было подумал, что это — виннебаго, надевший на себя шкуру дикого животного!

— Скорей это дикое животное, надевшее шкуру виннебаго, — сказал Терри, — потому что никто другой не мог бы так смешно споткнуться и повалиться на спину, болтая ногами в воздухе!

И Терри, прикрыв рот рукой, сделал гримасу, как будто бы он страдал коликами, весь трясясь от сдерживаемого смеха. Фред тоже не мог сохранить полного спокойствия, но старался не шуметь, так как Оленья Нога остался бы недоволен таким неподобающим поведением.

Не надо забывать, что все эти события заняли не более нескольких минут, и Фред с Терри еще не успели умерить всей веселости, как трагический элемент пришел на смену комическому.

Медведь еще не успел скрыться из вида, как вдруг, по–видимому, переменил намерение и решил вернуться назад. Опять послышался какой–то шум в кустах, хотя не такой сильный, как в первый раз, и тотчас юноши увидели очертания темной фигуры.

— Я не знал, что здесь так много медведей! — сказал Фред.

— Это не тот, который был здесь минуту тому назад. Другой медведь рассказал ему, как он упал на спину, и эта история так понравилась второму, что и он вздумал проделать такую же штуку.

— Он трусливее, чем тот! — сказал Фред, устремив глаза на животное, которое будто бы не решалось идти так далеко, как его предшественник.

Тем временем Оленья Нога Внимательно наблюдал фигуру. Вдруг, громко вскрикнув, он вытащил томагавк и, держа его наготове в левой руке, бросился к медведю.

Он угадал то, о чем его друзья не подозревали: их посетитель оказался двуногим существом!

 

Глава 10. ОТЕЦ

Шавано успел сделать только несколько шагов, как мнимый медведь сбросил свою шкуру и, встав на ноги, быстро убежал. Беглец отличался необыкновенным проворством и скоро исчез из виду. Оленья Нога удовлетворился тем, что заставил виннебаго выдать себя и не преследовал его. Молодой индеец вернулся к своим друзьям все с той же блуждающей, таинственной улыбкой на губах.

Фред хотел было высказать свое замечание, но шавано поднял руку в знак молчания. Вернувшись на свое прежнее место, он сделал полуоборот и стал смотреть в одну точку, лежавшую справа от него, а временами оглядываться назад.

Кусты опять зашевелились, но уже иначе, чем от движения медведя. Теперь было очевидно, что сюда приближается человек.

Все трое с легко понятным нам интересом ожидали появления нового лица, как вдруг Фред Линден радостно вскрикнул и, забыв про время и обстоятельства, кинулся к тому месту, где начинала обрисовываться фигура человека.

— Мой отец! — воскликнул счастливый юноша, бросая свое ружье и обвивая руками шею своего отца, который был обрадован не меньше сына.

— Фред, сын мой! — воскликнул отец в свою очередь, обнимая его.

Потом, как бы стыдясь своей слабости, Фред высвободился, покраснев, и поднял с земли ружье.

— Я боялся, что с вами что–нибудь случилось! — объяснил он сдавленным голосом.

— Случиться–то случилось, и не мало. А, Терри! Я очень рад тебя видеть, — прибавил мистер Линден, горячо тряся руку молодому ирландцу. — Я не знал, что ты тоже идешь к нам!

— Ну, а я хорошо это знал! — возразил Терри, сильно смущаясь оттого, что, несмотря на все его усилия, слезы выступали у него на глазах.

— Здравствуй и ты, Оленья Нога, — прибавил охотник, взяв за руку индейца, — твое присутствие здесь стоит присутствия дюжины людей!

Оленья Нога был тронут взаимной любовью отца и сына. Он со своеобразной выразительностью потряс руку Линдена, но, освободившись от пожатия, снова принял позу человека, который должен заботиться об общей безопасности.

— Плохо же мы вас принимаем! — заметил охотник, обращаясь ко всем троим. — Если бы я знал, Фред, что тебе придется претерпевать такие испытания, я никогда не позволил бы тебе уйти из дому!

— По пути сюда у нас было немало приключений, но мы отделались от них без малейшей царапины. Я боялся, что у вас дела обстоят плохо. А где же мистер Боульби и Гардин?

— Они в безопасности — по крайней мере на время, хотя и неизвестно, надолго ли. Но, Оленья Нога, объясни мне, зачем ты был в хижине? Я не видел, как ты туда входил, но уход твой, как я успел заметить, был гораздо поспешнее, чем обычно!

Шавано улыбнулся при воспоминании о том, как он выскочил из хижины. Прежде чем ответить на вопрос своего друга, он осмотрел окрестности, как будто хотел убедиться, что может безопасно пожертвовать своим товарищам пять минут времени.

К счастью, маленькая группа находилась в одной из наиболее густых частей леса, окружавшего прогалину, на которой находилась бревенчатая хижина. Тут не было видно ни одного виннебаго, и вряд ли те четверо, которые так поспешно убежали, успели бы в скором времени вернуться.

Убедившись, что все благополучно, Оленья Нога рассказал, со свойственной ему скромностью, про то, что случилось с ним в хижине. Впрочем, он только слегка коснулся вопроса о том, как ему удалось освободиться от пятерых воинов, напавших на него.

— Вот это на тебя похоже! — воскликнул охотник. — Ты говоришь таким тоном, как будто не сделал ровно ничего, достойного похвалы, но твой подвиг — один из самых смелых, о которых я когда–либо слышал. Ты вошел в дом, где было пять твоих смертельных врагов. Ты закрыл за собой дверь, но, когда понадобилось выйти, все–таки вышел, несмотря ни на что, и теперь стоишь здесь, не потеряв ни одного волоса с головы!

— Оленья Нога отдал бы свою жизнь ради своего брата, который застрелил Огненную Стрелу, когда его ружье было направлено на Оленью Ногу!

— Я горжусь тем, что мой карабин сразил этого злодея. Я увидел, что он целится в тебя, и подумал, что мне представляется хороший случай испробовать свое ружье!

— Вы не могли выбрать лучшего времени, — заметил Фред, — хотя и мы с Терри тоже успели прицелиться и непременно выстрелили бы в следующую же секунду!

— А кто же сделал второй выстрел?

— Гардин, он был около меня, но так заторопился, увидев, что виннебаго собираются идти опять в дом, что прицелился не особенно метко. Этот выстрел помешал мне повторить свой. Прежде, чем мы успели опомниться, индейцы уже исчезли!

— Но, отец, как же это все произошло? Каким образом вы очутились вне хижины, а индейцы внутри?

— Оленья Нога хотел бы послушать, что его брат расскажет про виннебаго! — сказал шавано, который хотел узнать что же все–таки произошло.

— Хорошо, — сказал мистер Линден, внимательно осматриваясь по сторонам, как бы желая убедиться, что он может совершенно спокойно удовлетворить любопытство своих друзей, не встретив никакой помехи со стороны виннебаго. — В течение последних суток с нами случилась масса самых удивительных приключений. Вы знаете, что мы нисколько не боялись индейцев, когда пришли сюда ставить ловушки и охотиться.

— Но ведь отец Терри погиб от их руки! — заметил Фред.

— Правда, но это было уже несколько лет назад. Последние две зимы мы видели индейцев только изредка, да и они относились к нам дружелюбно. Мы принимали их у себя в хижине. Иногда они ночевали у нас и делили с нами наш обед — дичь, буйволиное мясо и бобровые хвосты. Поэтому, когда мы строили эту бревенчатую хижину, то вовсе не хотели, чтобы она служила укреплением против врагов. Вы видите, что в ней нет ни окна, ни отверстия, так что в случае событий, подобных сегодняшним, я предпочитаю быть вне дома!

— Мне кажется, что эти шельмы внутри думают то же самое! — заметил Терри Кларк.

— Без сомнения! Итак, вчера утром, мы сделали открытие, что в лесу индейцев больше, чем когда бы то ни было прежде. Мы видели дым от их лагерных огней и с вершины возвышенности заметили какой–то странный столб дыма, который, вероятно, был сигналом для других, дальних групп. Это нам совсем не понравилось.

— У вас не пропадали лошади?

— Да, мы вскоре заметили, что пропали три вьючных лошади, и затем узнали, что с ними случилось. Следы мокасинов слишком ясно говорили, что сомнений тут быть не может. Вы можете себе представить, что мы довольно сильно рассердились, узнав о краже животных. Боульби тотчас же хотел начать преследовать воров, но ему мешала вывихнутая нога, да и трудно было узнать, как далеко успели уйти краснокожие. Поэтому я и Гардин были против. Нас немного утешило то, что индейцы не тронули прочих наших лошадей, которые паслись на несколько ярдов левее.

— Если бы я не был уверен, что все вы находитесь на пути сюда, — продолжал мистер Линден, обращаясь к сыну, — и если бы я не боялся разойтись с вами, мы бы сели на оставшихся лошадей и уехали домой, потому что были убеждены, что по соседству находится большая группа индейцев и что они могут доставить нам много неприятностей. Гардин и я старались уговорить Боульби взять самую быструю лошадь — то есть, мою собственную — и поспешить отсюда прочь. Но он и слышать не хотел ни о чем подобном и объявил, что останется с нами и посмотрит, чем дело кончится.

Перед наступлением вечера события приняли еще худший оборот. Благодаря крайней осторожности, нам удалось остаться незамеченными, хотя мы сами видели несколько индейцев. Некоторые из них разрушили все расставленные нами капканы и, очевидно, искали нас. Большинство из них воображало, что мы в хижине, и мы видели, как некоторые из них стучали в дверь, прежде чем дернуть за веревку, которая всегда висела снаружи, за исключением ночного времени.

В такое время хижина могла бы оказаться для нас смертельной ловушкой, и мне нечего говорить вам, что мы и не думали в нее входить, пока кругом было так много враждебных нам индейцев. В некотором расстоянии отсюда, в скалах, есть место, где виннебаго, как называет их Оленья Нога, было бы очень трудно найти нас. Там мы и остались до сегодняшнего утра. Так как у Боульби слишком болела нога, чтобы он мог подвергать себя всем дорожным невзгодам, то мы оставили его там, а Гардин и я пробрались сюда, чтобы посмотреть, как обстоят дела. Дым, поднимающийся над крышей, объяснил нам, что в доме находятся индейцы.

— Что они имели в виду, разводя огонь, мы не знали. Но пока обсуждали этот вопрос, вдруг выскочил Оленья Нога. Мы узнали его и потому не стали стрелять. Когда за ним выскочил один из виннебаго, я подумал, что не мешает дать ему знать, что шавано также имеет друзей. После событий, свидетелями которых вы были, я поспешил разыскать Оленью Ногу, выслушал его рассказ, и — прибавил охотник, смеясь, — вот мы все здесь!

 

Глава 11. ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

Не менее интересными, чем сам рассказ, могли показаться позы слушателей.

Фред Линден стоял прямо, держа ружье в руке и устремив глаза на отца. Гордость и любовь выражались в чертах мальчика, и он в настоящую минуту, по крайней мере, не видел ничего, кроме фигуры своего отца, не слышал ничего, кроме его рассказа.

Терри Кларк поставил свое ружье на землю дулом вверх и скрестил над ним свои руки, как часто делал Оленья Нога. Он был повыше ростом, чем шавано, и это позволяло ему заложить руки повыше, так что его локти были почти вровень с подбородком.

Терри так усердно слушал рассказ, что широко раскрыл рот и глаза. Он совершенно забыл про все окружающее.

Оленья Нога стоял между рассказчиком и прогалиной, в которой стояла хижина, и все время смотрел в сторону последней. Шавано как будто бы не обращал внимания на слова, но ни одно из них не ускользнуло от него. Он наклонил голову набок, как бы прислушиваясь к какому–то звуку. Индеец не задал ни одного вопроса, но вся эта история так же живо запечатлелась в его мозгу, как и у прочих слушателей.

Во многих отношениях слова Линдена только поясняли то, что Оленья Нога уже знал. Виннебаго обманули его, послав самого быстрого из своих товарищей к хижине в горах, и через него условились о том, как заманить в ловушку трех друзей, ожидавшихся в следующее утро.

К счастью для охотников, они оказались слишком предусмотрительными и не заперлись в хижине, где рисковали остаться бы без воды и пищи и очутиться в руках краснокожих, как в ловушке.

По непонятной игре случая или по воле судеб, те самые краснокожие, которые хотели залучить белых в дом, сами очутились в нем пленниками, под карабинами своих врагов.

Первый вопрос, который теперь естественно занимал мистера Линдена и двух молодых людей, был: что теперь делать дальше?

— Где мистер Гардин? — спросил Фред, когда рассказ был окончен.

— Я оставил его там, неподалеку, в том месте, где мы стояли, когда стреляли в хижину. Не лучше ли нам пойти к нему, Оленья Нога? Он ждет нас!

— Оленья Нога думает, как его брат, — отвечал шавано, который только что собирался предложить то же самое, желая переменить место и очутиться против лицевой стороны хижины, где виннебаго могли появиться, если бы только осмелились сделать это.

Шавано указывал дорогу сквозь лес, который, как уже было сказано, местами был довольно густ и дик. Любимым его поведением в таких случаях было идти индейской линией, как он хаживал еще в детстве, когда, как дикий зверь, боялся и ненавидел белых.

Гардин ожидал своего товарища и встретил друзей раньше, чем он успел достигнуть указанного пункта. Оленья Нога, впрочем, прошел еще несколько дальше, пока не занял самой удобной позиции.

Не стоит и говорить, что Гардин не менее Линдена был рад видеть молодого шавано. Он достаточно наслышался о нем, чтобы оценить его помощь более, чем помощь двадцати других. Одаренный замечательной чуткостью, Оленья Нога развил до совершенства те чувства, которые требуются любому, кто живет и странствует в лесах.

Он всегда обладал особой грацией и достоинством, и его друзья обратили на это внимание, когда он пожимал руку приветливого Гардина. Иной раз кто–нибудь из друзей шавано пробовал общаться с ним более фамильярно, но индеец никогда не забывался. Он, как мы уже видели, обладал некоторой долей приятной веселости в характере, но можно сказать, что она никогда не сопровождалась шумом.

Остановившись там, где деревья и кустарник служили хорошим прикрытием, наши друзья, конечно, с живым интересом смотрели на хижину.

— Мы заперли там изрядное количество индейцев, — сказал Гардин, — но долго ли продержим их там?

— Сколько захотим! — сказал Фред.

— Мы не хотели бы держать их чересчур долго, — поправил его отец, — не нужно забывать, что нас могут атаковать сзади!

Линден описал затруднения, которые могли возникнуть в этом положении. Если бы по соседству не было других виннебаго, кроме четверых, запертых в хижине, было бы очень легко держать их там, пока они не отдадутся в руки охотников. Мы, однако, знаем, что, кроме того индейца, который появлялся в медвежьей шкуре, здесь было еще много других, да еще с часу на час надо было ожидать Черного Медведя с его дружиной.

Очевидно, в таких условиях продолжать осаду было невозможно. По всей вероятности, через несколько часов белым пришлось бы из осаждающих превратиться в осажденных, зачем же тогда откладывать свой уход, когда приходилось рисковать собственной жизнью?

Между тем, как Оленья Нога, скрывшись за деревом, наблюдал за лицевой стороной хижины, остальные стояли дальше, и все были достаточно хорошо прикрыты, чтобы не бояться опасности спереди. Они обсуждали свое положении, понизив голоса, причем Фред и Терри, главным образом, слушали старых и более опытных охотников.

— Из того, что мне сказал Фред и Оленья Нога, — сказал мистер Линден,

— я заключил, что остается сделать только одно.

— Что же?

— Немедленно оставить эту часть Соединенных Штатов. Оленья Нога говорит, что Огненная Стрела (это тот, который лежит мертвый перед хижиной) сказал ему, будто у Черного Медведя пятьдесят воинов, и что он идет сюда.

— Может быть, Огненная Стрела солгал! — заметил Гардин.

— Скорее всего, он сказал правду. Во всяком случае, нет сомнения, что здесь, в лесу, индейцев гораздо больше, чем мы могли бы одолеть. Они разобьются на маленькие группы и будут так усердно охотиться за нами, что разыщут место в скалах, где мы оставили Боульби, хотя я могу сказать, что он очень хорошо спрятан. В конце концов, наше положение в лесу окажется не безопаснее пребывания в хижине. Нам нечего есть и пить, и понадобится немного времени, чтобы справиться с нами.

— Что же вы посоветуете делать?

— Посадить Боульби на одну лошадь, Фреда на другую, Терри на третью и отправить их как можно скорее в Гревилль!

— Но им придется идти путем, по которому пойдут Черный Медведь и его товарищи! — сказал Гардин.

— Я подумал об этом и, действительно, если виннебаго здесь, это будет худшее, что мы бы могли предположить!

— Но, отец, мы видели их и знаем, что это так! — сказал Фред тихим и серьезным тоном.

— Вы можете поверить тому, что говорит Фред, — торжественно заметил Терри, — он на этот раз говорит правду!

— Но, — пояснил старший Линден, — если Черный Медведь и прочие пошли по этой дороге, они придут рано или поздно. Мы выведем лошадей в лес и будем держать их наготове. У Оленьей Ноги достаточно хорошо зрение, чтобы увидеть, когда Черный Медведь и прочие будут здесь, тогда мы отправим этих троих как можно скорее домой.

— Но что же в этом хорошего? — спросил Фред. — Мы пришли сюда, чтобы помогать вам, а вы хотите отправить нас обратно!

— Я предлагаю уехать всем вместе, — поспешил сказать его отец, — вы только будете во главе. Если бы у нас был хороший блокгауз со съестными припасами и водой, я бы никого в мире так не желал иметь при себе, как тебя и Терри, но вы можете понять, что при настоящем положении дел остаться — значит идти на верную смерть!

— Итак, вы думаете, Джордж, что мы все должны оставить здесь?

— Конечно! Виннебаго сделали длинное путешествие, приехав сюда из своих охотничьих земель, и теперь они уже находятся на пути к дому. Они постарались нанести столько вреда, сколько могли и, верно, не останутся здесь долго. Все, что нам остается делать, это прятаться от них, пока они не уйдут, а потом вернуться, чтобы исправить повреждения и начать все сначала. Впрочем, у нас уж не так много добра, чтобы его было жаль бросать!

— Они разрушили почти все наши капканы, и весьма возможно, что сожгут и нашу хижину, со всеми мехами!

— Там их не так уж много, а если что–нибудь подобное случится, мы выстроим другой дом и позаботимся, чтобы у него были окна, и чтобы враги не могли отнять у нас воду. Мы всегда можем иметь достаточный запас пищи, чтобы выдержать осаду!

— Кажется, то, что вы говорите, не лишено некоторого смысла, — сказал с улыбкой Гардин, — спросим у Оленьей Ноги, что он думает об этом!

Оба направились к месту, где молодой шавано недвижно стоял, все еще устремив взгляд на хижину.

 

Глава 12. НА КРАЮ ПРОГАЛИНЫ

Оленья Нога, по своему обыкновению, внимательно выслушал предложение своих друзей и, когда они кончили говорить, обрадовал их заявлением, что это было бы самое разумное из всего, что они могли сделать. Он повторил, что, по его мнению, приближающийся отряд виннебаго должен был состоять не менее, чем из пятидесяти человек. Этого было достаточно, чтобы они могли разделиться на маленькие части и так заполонить местность, что нигде нельзя было бы чувствовать себя в безопасности.

Первое, что наши друзья должны были теперь сделать — это выяснить, насколько возможно, свободна ли от врагов дорога, ведущая в Гревилль. Если бы стало известно, что это так, то троим конным членам маленького общества осталось бы только ехать, как можно скорее, в колонию, спасаясь от возможного преследования.

Очевидно, шавано один мог с уверенностью сказать, когда можно будет тронуться в путь, но даже и он, несмотря на свою прозорливость, не мог ничего сказать, пока все предположения не были проверены.

Весьма возможно, что Огненная Стрела не солгал, сказав, что отряд виннебаго состоял из пятидесяти человек. Он мог даже ошибиться в обратную сторону: виннебаго могло оказаться гораздо больше пятидесяти.

В течение краткого разговора между Гардином, Линденом и Оленьей Ногой, последний высказал свои мысли более определенно. Судя по тому, что он знал о привычках своей расы, он думал, что Черный Медведь и его воины будут не месте через несколько часов после полудня.

Оленья Нога прибавил, что сделает все возможное, чтобы узнать о приезде вождя. Так как он знал его в лицо, то надеялся очень быстро обнаружить его присутствие.

В ожидании он осведомился о местоположении пещеры, где находился Боульби, который, вероятно, с нетерпением ожидал возвращения своих друзей, и о месте, где паслись три лошади. Ответы на оба эти вопроса его полностью удовлетворили.

Боульби не мог бы быть лучше спрятан. Оленья Нога никогда не видал этого места, но охотники описали так хорошо, что он без затруднения мог бы теперь найти его. Ему было приятно слышать, что подойти к этому месту можно было только по валунам и скалам, где нога практически не оставляла следов, заметных для виннебаго.

Краснокожие не могли его выследить, Боульби был слишком умен для этого, несмотря на некоторую беспечность, проявляющуюся иногда в его поступках.

Далее, Оленьей Ноге сказали, что укрытие Боульби располагалось рядом с дорогой, где должны были проходить Черный Медведь и его воины. Следовательно, в случае, если эта дорога освободится, можно было бы сразу отправиться прямо в Гревилль.

Что касается лошадей, то здесь дело обстояло не так благополучно. Их легко могли найти виннебаго и забрать себе. В случае, если бы это произошло, положение усложнялось. Впрочем, Оленья Нога и его друзья решили не думать об этом, пока не опережая события.

Линден и Гардин не разделяли мнения своего друга индейца о том, что они не подвергаются риску, оставаясь здесь еще на некоторое время. Им казалось, что это значило — терять время, но они так верили в него, что не стали возражать, хотя предпочли бы уехать немедленно, не теряя ни минуты.

— Пусть мои братья посмотрят хижину и скажут, что они там видят! — сказал шавано со своим обычным спокойствием.

Оба последовали указанию, но не могли разглядеть, что же могло привлечь внимание Оленьей Ноги. На земле лежало тело Огненной Стрелы, прямо на спине, с лицом, обращенным к светлому осеннему небу. Он упал, сраженный в тот самый момент, когда посягал на жизнь Оленьей Ноги, упал, не дрогнув. Смерть посетила его так быстро, что избавила от страданий.

Зрелище это имело в себе нечто потрясающее, но надо сказать, что те, кто его наблюдал, не чувствовали к убитому сострадания: он заслужил, в их глазах, свою судьбу, чтобы о нем так сокрушаться.

— Мои братья ничего не могут об этом сказать? — спросил Оленья Нога.

— Нет! — возразил Линден, — а вы, Руф?

— Я тоже вижу не больше вас! — возразил Гардин.

— Пусть мои братья посмотрят на дверь! — прибавил Оленья Нога.

Охотники посмотрели, но увидели не больше, чем прежде.

Тогда шавано объяснил:

— Она не заперта, но только слегка приперта, как было в то время, когда Оленья Нога пришел и дернул за веревку.

— Ах, я вижу! — воскликнул Линден вполголоса, — виннебаго устали сидеть там и пробуют, нельзя ли выглянуть!

— Пусть мои братья позаботятся, чтобы виннебаго их не увидали! — предостерег Оленья Нога.

— Смотрите, — сказал Гардин, — дверь чуточку отворяется. Можно видеть часть темной комнаты, теперь они остановились — ага! Один из них выглядывает оттуда!

На этот счет нельзя было ошибиться. Оленья Нога обратил внимание на сдерживаемое нетерпение его товарищей.

— Боже мой! — воскликнул Гардин. — Я бы хотел выстрелить в них еще раз, Оленья Нога, пусть они знают, что ты настороже! Что ты скажешь?

— Мой брат должен метко прицелиться! — сказал шавано, давая таким образом согласие на предложение.

Гардин встал на одно колено и прицелился в ту точку, где, как ему казалось, он видел профиль воина, выглядывавшего из хижины. Все в лесу было недвижно и молчаливо в этот критический момент. Когда курок был спущен, раздался громкий выстрел, и пуля полетела по своему прямому назначению.

Каков был результат — осталось неизвестным, хотя охотник был уверен, что не промахнулся.

Однако, ни по какому наружному признаку нельзя было узнать, что казнь совершилась. Оленья Нога, который смотрел в ту сторону, заметил, что дверь не шевельнулась. Индеец, который высовывался оттуда, исчез, как будто заслоненный какой–то таинственной рукой, но упал ли он, или просто отодвинулся из благоразумия, оставалось неизвестным даже для Оленьей Ноги.

Одно только было верно: вероятно, виннебаго теперь долго не будут выглядывать из двери. Было гораздо безопаснее ждать до того времени, когда придет подкрепление в лице их братьев–воинов, которые должны были скоро появиться.

— Теперь мне кажется, Оленья Нога, — сказал Линден, — что мы совершенно напрасно будем терять время, оставаясь здесь. Черный Медведь и краснокожие еще не пришли, но скоро придут. Некоторые из них уже близко, звук выстрела привлек их внимание, они придут, и мы окажемся в неприятном положении!

— Мой брат говорит мудрые речи, — согласился шавано, — Оленья Нога пойдет на разведку. Это отнимет немного времени, и когда он вернется, у него найдется, что рассказать своим братьям!

— Что же мы будем делать в твое отсутствие? — спросил Фред Линден.

Шавано с минуту постоял в нерешительности, будто не зная, что ответить. Его друзья, как мы уже видели, стояли в такой густой части леса, что были защищены, как нельзя лучше. Но они были слишком близко к центральному сборному пункту виннебаго, так как находились на краю прогалины.

Кроме того, раз они уже собирались уйти из этих мест как можно скорее, то ничего бы не выиграли оттягивая время, а потерять могли бы очень много. Поэтому Оленья Нога быстро принял решение.

— Мои братья пройдут часть дороги со мной… Смотрите! — живо прибавил он.

Взглянув на строение, все были поражены странным и удивительным зрелищем.

 

Глава 13. ПОДКРЕПЛЕНИЕ

В течение всего времени, пока Оленья Нога и его товарищи стояли в лесу, на краю прогалины, внимательно наблюдая за маленьким блокгаузом, дым выходил через отверстие в крыше и понемногу таял в ясном воздухе. Он представлял собой прозрачный, голубоватый столб, точь в точь такой же, какой в эту же минуту поднимался над тысячами других крыш в различных местах этой страны.

Восклицание шавано было вызвано внезапной переменой цвета дымового столба. Он стал черным и густым, как будто бы пламя, горевшее внутри, начали гасить. Затем произошла еще одна странная перемена: он начал подниматься вверх тяжелыми, длинными клубами, как будто из трубы паровоза.

Все поняли, что это означает: заключенные в хижине виннебаго подавали сигналы своим далеким друзьям. Было весьма вероятно, что некоторые из них в настоящую минуту наблюдали за хижиной и поэтому должны были заметить то, что Оленья Нога так скоро увидел.

— По–видимому, они просят помощи у своих товарищей! — пояснил Линден, вопросительно посмотрев на шавано. Последний кивнул головой в знак того, что его друг прав.

— Хотел бы я знать, до какой степени удачно индейцы могут таким способом разговаривать между собой! — сказал Гардин, — я слышал, будто с помощью этих дымовых сигналов можно иногда передавать ценные сведения, но, по моему, это только басни. Что ж особенного могут они передать, кроме просьбы о помощи?

— Не думаю, чтобы они могли передать еще что–нибудь, — возразил Линден, — да, кажется, им больше и нечего передавать. А так как не может быть никакого сомнения относительно значения этого сигнала, то нам остается только одно: поскорей убраться в другое место!

Оленья Нога ничего не мог возразить против этого разумного замечания.

Чтобы выяснить план действий, понадобилось не более минуты. Так как полдень уже близился, а сигнал из очага хижины, наверное, должен был поторопить приближающиеся силы виннебаго. Оленья Нога остался настороже, чтобы как можно скорее узнать, когда можно будет безопасно тронуться в Гревилль.

Понятно, что раз путешественники собирались взять для себя самых быстрых лошадей, то ехать им следовало проезжей дорогой, хорошо знакомой животным. Если бы не лошади, они могли бы идти прямой дорогой через лес, не обращая внимания на краснокожих: теперь же действовать так было нельзя.

Шавано, взяв на себя трудную рекогносцировку, велел другим присоединиться к Боульби, который, по всей вероятности, нуждался в их помощи. Если бы охотники подверглись нападению индейцев, они не могли бы найти лучшего укрепления, чем скалы. В интересах защиты было просто необходимо, чтобы все держались вместе.

Когда все сговорились, Оленья Нога ушел, быстро и молчаливо исчезнув в лесу, между тем как белые взяли левее, направляясь к неглубокому оврагу, который вел к убежищу Боульби.

— Нам недалеко идти, — пояснил мистер Линден через некоторое время, повернувшись лицом к следовавшим за ним друзьям, — а до того места, где пасутся лошади, осталось только несколько шагов. Пусть Гардин проводит Фреда и Терри к Боульби, а я посмотрю, здесь ли наши лошади!

Фреду это не понравилось. Хотя отец отнесся к этому легко, тем не менее он знал, что это опасно не только для мистера Линдена, но и для остальных, так как, после ухода Оленьей Ноги, приходилось делить маленькую партию еще на две, что значительно ее таким образом ослабило, подвергая группу еще большему риску быть замеченными виннебаго.

— Отец, благоразумно ли это будет? — спросил Фред.

— Отчего же, мой милый мальчик? Я тут не вижу ничего неразумного. Нам необходимо узнать, будут ли лошади в нашем распоряжении, прежде, чем мы вернемся домой — то есть, это нужно в том случае, если часть нашей партии собирается ехать верхом. Моя работа в этом случае будет несколько похожа на работу Оленьей Ноги!

— Он индеец и подвергается меньшему риску, чем вы!

— Вы правы, — заметил Терри, чувствовавший, что сообщество давало ему право высказать свои взгляды, — для мистера Линдена будет меньше риска, если Оленья Нога возьмется за это дело, а для Оленьей Ноги будет меньше риска, если за него возьмется мистер Линден. Поэтому, чтоб уравнять шансы, поручите его мне!

Мистер Линден улыбнулся.

— Нет, Терри, вы с Фредом не разлучаетесь надолго, так что не надо расставаться и теперь. Гардин останется с вами и доведет вас до пещеры: надеюсь, и я могу обещать вам, что не отстану!

Опасения Фреда не рассеялись от легкомысленного отношения мистера Линдена к предстоящей опасности, но мальчик чувствовал, что возражать дальше не следует. Гардину тоже очень хотелось бы возразить, но он достаточно знал своего друга, чтобы сообразить, что это ни к чему не приведет.

— Если вы считаете, что так лучше, так Бог с вами! — сказал он.

Линден засмеялся и, попросив не терять времени, исчез из виду не менее быстро, чем шавано, который отправился в противоположную сторону.

Линден не все сказал своим друзьям. Из слов Оленьей Ноги он заключил, что, по всей вероятности, им придется долго ожидать в засаде, прежде чем тронуться в Гревилль. Для его деятельной натуры это было непосильным испытанием.

Далее, он не видел причины, почему бы ему не добыть какие–нибудь сведения относительно дымового сигнала виннебаго. Без сомнения, они звали к себе на помощь, и, вероятно, помощь не замедлит к ним явиться. Скрывшись в лесу, он надеялся увидеть что–нибудь из того, что ему не помешало бы знать.

Поэтому, вместо того, чтобы идти к лошадям, он осторожно направился назад, пока снова не очутился неподалеку от хижины, хотя несколько в стороне от того места, где убил Огненную Стрелу.

— Я думаю, что место выбрано удачно! — пробормотал он, расположившись на земле, — я не стою перед самой дверью и в то же время отлично вижу всю лицевую сторону хижины, а также труп, лежащий на земле. Если на помощь к этим злодеям подоспеют союзники, я их увижу, а они меня нет!

Что бы не означал последний дымовой сигнал, осажденные индейцы больше не прибегали к этому способу переговоров. Прошло всего несколько минут после того, как Оленья Нога его заметил, и вот он уже кончился. Дым поднимался таким же прозрачным голубоватым столбом, каким его видели юноши, когда стояли на возвышении и смотрели на хижину, к которой они направлялись уже так давно и с такими трудностями. В ясном, холодном воздухе глаз мог разглядеть маленькое облачко, не более, чем в несколько футов в диаметре. Это были исчезающие следы черных клубов, посланных к небу осажденными воинами.

Они скоро совсем рассеялись, так что глаз не мог различить ни малейших следов того, что произошло еще недавно.

Линден со своей позиции внимательно наблюдал небесный свод.

Его глаза уже довольно сильно устали, но все–таки он надеялся разглядеть ответный сигнал виннебаго, спешивших сюда.

Однако, он не увидал ничего.

Насколько охотник мог разглядеть, кругом не было ничего, похожего на ответный сигнал индейцев.

— Это подает повод к размышлениям, — сказал он сам себе. — Отчего же нет ответа на сигнал? Разве не так: индейцы звали на помощь и единственным ответом может быть сама помощь… Ш–ш!..

Раньше, чем он ожидал и, может быть, раньше, чем ожидали сами виннебаго, на опушке прогалины появилось подкрепление.

Самое тревожное в этом случае было то, что это произошло очень близко от Линдена, и он одну минуту думал, что спасение уже невозможно, и, только благодаря своему обычному хладнокровию, не растерялся.

Он смотрел на хижину и рассчитывал, как велико подкрепление, как вдруг шорох в кустах заставил его повернуть голову и посмотреть налево.

Покрытый татуировкой виннебаго пролагал себе путь сквозь кусты, между тем как шелест позади него показывал, что за ним следует большое число товарищей.

 

Глава 14. ФЕЙЕРВЕРК

Само собой разумеется, что индейцев, поспешивших на первый же зов, весьма интересовала судьба своих товарищей.

Поэтому первый из восьмерых, движущихся вереницей, внимательно смотрел на строение.

Это обстоятельство и спасло Джорджа Линдена. Если бы предводитель бросил хоть один быстрый взгляд вокруг себя, он наверное обнаружил бы охотника прежде, чем тот успел бы догадаться об опасности. Но раз этого не случилось, последний быстро сообразил, что делать дальше.

Не медля ни минуты, он юркнул за соседнее дерево, где в течение некоторого времени мог остаться незамеченным.

За то Линден больше не мог наблюдать за индейцами. Так как у последних не было никаких причин догадываться о его присутствии, он без колебания высунул свою голову настолько, чтобы ему можно было следить за движениями виннебаго.

Охотник увидел, что вождь и его спутники разговаривают, жестикулируют, смотрят на хижину и указывают на нее так выразительно, что относительно содержания их разговоров не могло быть никакого сомнения.

Виннебаго, вероятно, были очень заинтересованы.

Объяснив себе сигнал, как призыв, они поспешили сюда — вероятно, по приказанию великого вождя, Черного Медведя — а по прибытии на место, не могли определить, в чем заключается опасность.

Засевших в хижине виннебаго не было видно, и пришедшие на выручку недоумевали, из какой беды нужно их выручать.

Пришедшим виннебаго было ясно одно, что если сигнал был подан из хижины и подавшие его находились внутри ее, то опасность грозила им извне.

Один взгляд на распростертый перед хижиною труп Огненной Стрелы сразу мог объяснить краснокожим, что убийцами явились белые, выстрелы которых они слышали, и что именно от них товарищи спрятались в хижине и призывают их на помощь.

— Это так, — закончил бдительный Линден на своем посту за деревом, — а теперь они, очевидно, пойдут искать тех, кто заманил индейцев в западню!

Если бы виннебаго начали шарить по опушке, Линдену вовсе не следовало бы оставаться там, где он был. Они прошли так близко от него, что, наверное, могли случайно заметить.

Размышляя про себя о том, как бы ему лучше выкарабкаться, он расслышал слабый стон, доносившийся с противоположной стороны, как казалось, исходивший откуда–то из–за хижины.

Группа, стоявшая около охотника, перестала разговаривать и посмотрела на хижину.

Один из них, приставив руку ко рту в виде рупора издал глухой звук, похожий на завывание совы.

Несколько минут прошло в молчании, а затем Линден услышал третий звук. Это был слабый, дрожащий крик, звучавший так, как будто бы он доносился из–под земли.

Линден понял его значение: его издавал один из виннебаго, находившихся внутри строения. Он слышал призыв своих друзей и хотел увериться, что не сделает роковой ошибки, выйдя оттуда.

Отряды, находившиеся в тылу и во фронте, немедленно ответили подобными же звуками и возгласами, что быстро убедило осажденных виннебаго, что помощь недалеко.

В действительности, дело обстояло вот как: воины, поспешившие сюда, не догадались, что это охотники преследовали виннебаго и заперли их в хижине, а потому и не думали делать розысков в лесу, как этого боялся Линден.

Прибывшие виннебаго были так многочисленны, что совершенно не боялись нападения со стороны такой небольшой группы, хотя они без колебаний лишили бы белых жизни в случае, если бы те вышли из своей засады.

Печальный звук, раздавшийся в хижине вслед за сигналом и достигший ушей виннебаго, находившихся вне, тотчас эхо отозвался с разных сторон, так что четверо заключенных воинов могли догадаться, что осада снята.

Отведя глаза от находившейся около него группы индейцев, Линден посмотрел на хижину и увидал, что тяжелая дверь медленно открывается внутрь.

На дымном фоне, среди мрака, едва освещаемого огнем, слабо обрисовывалась фигура индейца.

— Какая отличная цель! — подумал охотник, — я уверен, что не промахнулся бы, если бы только можно было выстрелить!

Постояв немного около двери, виннебаго вышел и стал делать знаки своим друзьям; он был уверен, что на этот раз не будет ошибки.

Предводитель отряда, стоявшего около Линдена, отодвинулся от прикрывавших его кустов, так что был теперь хорошо виден, и опять издал какой–то звук, жестикулируя в то же время рукой.

Этого было достаточно.

Трое остальных виннебаго вышли из хижины.

Не останавливаясь ни на минуту, они двинулись по лужайке к тому индейцу, которого они видели, и который стоял всего в нескольких шагах от наблюдавшего за ним Линдена.

— Вот так штука! — пробормотал охотник, — оказывается, что Руф, несмотря на свою уверенность, не только не убил одного из них, но даже и не ранил!

Четверо воинов, вышедшие из строения, прошли несколько шагов по направлению к прогалине и потом остановились, как бы ожидая, что друзья пойдут к ним навстречу.

Тотчас же восемь виннебаго, стоявших около Линдена, вышли из–за прикрытия и двинулись к ним.

Минуту спустя, с другой стороны вышли шестеро других, и все соединились на середине между домом и наблюдательным постом Линдена.

— Прекрасно! — воскликнул вполголоса последний. — Здесь их восемнадцать, — число достаточное, чтобы стереть нас с лица земли. Если бы они нас заперли, то могли бы уморить голодом!

Казалось, все индейцы, говорили вместе. Они жестикулировали и размахивали руками, некоторые из них двигались туда и сюда, как будто горячо спорили и не хотели соглашаться друг с другом.

Однако, этого не было. Спор не успел еще затянуться, как, по–видимому, решение было принято.

Один из индейцев, по–видимому, предводитель группы, выкрикнул такой решительный приказ, что все смолкли. Затем три человека побежали к строению и подняли тело Огненной Стрелы.

Его понесли через прогалину, и вскоре несущие исчезли из виду недалеко от того места, куда бросился Оленья Нога, когда этот человек, теперь уже мертвый, собирался в него стрелять.

В течение всего этого времени остальные воины стояли группой, глядя на них и издавая самые печальные звуки, выражавшие их сожаление по поводу смерти товарища, а может быть и решение отомстить за него.

В тот момент, когда носильщики исчезли со своей ношей, все переменилось. Печальный вой прекратился, и пятнадцать индейцев, рассыпавшись по разным направлениям, быстро побежали к краю прогалины. Двое из них появились очень близко от места, где стоял Линден. Он спрятался за дерево и желал бы теперь быть где угодно, только не здесь.

Но виннебаго остановились, не дойдя до его засады, и по треску веток охотник понял, что они ломают ветки и собирают хворост.

Линден чувствовал себя в таком критическом положении, что не осмелился поднять глаза, пока не услышал, что звуки раздаются уже в другом месте.

Тогда он украдкой выглянул и увидел поразительное зрелище.

Пятнадцать индейцев виннебаго, каждый из которых нес в руках охапку сухого хворосту и веток, бежали по направлению к хижине.

— А! — пробормотал Линден, который догадался об их намерениях. — Они собираются сжечь ее. Ну, и отлично. Мы не можем им помешать, но хорошо, что нас там нет!

Несколько индейцев вошли со своими связками хвороста в хижину, между тем как другие уложили их снаружи. Одну минуту охотник надеялся, что они разложат сигнальный костер, но скоро убедился, что это не так.

Большая часть индейцев, сложив свою ношу, предоставила двоим устраивать ее, а сами поспешили принести еще. Так как их было много, то времени на это потребовалось мало. Скоро все было готово, и один краснокожий появился с факелом в руках.

Помахав им над головой, пока пламя не вспыхнуло с особенной силой, он поднес его к сложенному вокруг хижины хворосту, сделав предварительно то же самое с хворостом внутри хижины. Сухие ветки быстро загорелись, а за ними и бревна дома, давно уже успевшие хорошо высохнуть, и через несколько минут все строение было охвачено пламенем.

 

Глава 15. ХУДЫЕ НОВОСТИ

Джорджу Линдену не следовало бы долго оставаться на этом опасном месте, но горящая хижина странным образом привлекала его. Он остался за скрывавшим его деревом, и его глаза были устремлены на происходившую перед ним сцену.

Хотя строение это было самое примитивное и едва ли обладало каким–нибудь удобствами, но он чувствовал к нему привязанность, и в душе его шевелилось нечто вроде сожаления.

Он и его два товарища сидели, бывало, там, когда в лесу и на лужайке бушевал зимний ветер. Они слушали печальное завывание волков и рычанье медведей, когда те бродили около двери, обнюхивали бревна, свирепые от голода, что готовы были напасть на охотников, которые курили свои трубки и мирно беседовали между собой или лежали на мягких, теплых звериных шкурах, не беспокоясь о том, что на дворе сыпал мелкий снег или бушевал холодный ветер, потрясавший дом до основания.

Если была хорошая погода, все трое часто сидели на бревне перед дверью, не боясь, что бродящие по лесам краснокожие будут их беспокоить.

Охотники находили своеобразную прелесть в этой суровой, подверженной опасностям, жизни. Поэтому они радовались наступлению поры, когда могли сесть на лошадей и ехать на сто миль к югу. И они бывали не очень–то довольны, когда зима проходила, и когда нужно было возвращаться домой со своими вьючными и верховыми лошадьми, нагруженными лесной добычей.

Правда, ничто не могло заставить их отложить свой отъезд, так как они горели нетерпением увидать любимых родных, но, тем не менее, в их душе шевелилось нечто вроде сожаления, когда они съезжали с соседнего возвышения и бросали последний взгляд на хижину в горах.

Итак, легко можно себе представить, что Джордж Линден не мог без волнения смотреть на то, как погибал домик, где он и его друзья провели так много дней и ночей.

— Мы можем выстроить другой, — думал он, — и мы его во многих отношениях улучшим, но это все–таки это уже не будет прежним домом!

Он был удивлен, видя, как легко загораются бревна. Солнце и ветер высушили и удалили сырость, между тем как тяжелая крыша состояла из листьев, земли и веток, защищая их от снега и дождя, так что пламя не могло бы найти себе лучшей пищи.

Пламя бушевало, искры летели, клубы дыма поднимались вверх. Жар был так силен, что виннебаго пришлось отойти на некоторое расстояние. Даже охотник, выглядывая из–за дерева, чувствовал горячее дуновение воздуха.

Индейцы отнеслись к этому событию гораздо хладнокровнее, чем можно было предположить. Вместо того, чтобы танцевать, кричать и потрясать оружием, они стояли неподвижно и молчаливо. Если бы внутри дома были белые люди, которых они старались таким образом сжечь, индейцы, наверное, выразили бы больше волнения.

Линден из своей засады заметил, что к этому месту сбежалось несколько краснокожих. Сюда пришли не только те трое, которые хоронили Огненную Стрелу, но и еще трое или четверо других, и все смотрели на пожар с таким удовольствием, как будто бы они разрушали достояние своих исконных врагов.

Когда строение наполовину сгорело — а это случилось очень скоро — Линден опомнился и сообразил, что оставаться здесь было, по крайней мере, неосторожно.

— Я обещал Руфу и мальчикам, что потороплюсь вернуться назад, и они начнут беспокоиться. Но я никак не ожидал, что увижу такое зрелище, и поэтому у меня есть хорошее объяснение!

Но, как охотник ни спешил вернуться домой, он не мог сделать этого, пока не будет уверен, что лошади на месте.

Траппер осторожно начал пробираться по лесу, пока не убедился, что ему больше не грозит опасность со стороны тех краснокожих, которые жгли хижину. Конечно, оставалась еще возможность встретить других индейцев, приближающихся к этому же месту. Это Линден помнил все время, пока направлялся к лошадям.

Дойдя до небольшой речки, проложившей себе путь по густому лесу и в одном месте огибавшей хижину, он перешел через нее по камням и валунам, в самом безопасном месте. Сажен через пятьдесят Линден дошел до другой лесной прогалины, где, несмотря на позднюю осеннюю пору, было много густой травы, представлявшей отличное пастбище для животных.

— Они исчезли! — с неудовольствием воскликнул охотник, окинув взглядом небольшую лужайку и не увидев на ней лошадей, — виннебаго опередили нас и украли их!

Опомнившись от неожиданности, Линден почувствовал себя прямо–таки оскорбленным этим, тем более, что виннебаго не имели никаких прав на эти места, так как их охотничьи земли были далеко к северо–востоку отсюда. Они пришли издалека и теперь, возвращаясь домой, старались нанести как можно больше ущерба.

— Как жаль, что Руф не попал в того злодея, что высунулся из двери! — с горьким чувством воскликнул охотник. — Кроме грабежа, воровства и убийства, от этих проклятых краснокожих нечего больше и ожидать, и отныне я не буду больше жалеть никого из них. Мы покажем им, что не всегда они останутся безнаказанными за обиды ни в чем неповинных людей!

Покуда раздраженный Линден выражал таким образом свой гнев, ему пришло в голову, что, может быть, он и сам ошибся: не было ничего удивительного, если лошади просто сами убежали куда–нибудь.

Без особой надежды отыскать лошадей, Линден тем не менее принялся тщательно осматривать прогалину, прислушиваясь и присматриваясь, нет ли какого–нибудь следа животных. Он знал, что если они захотели пить, то пошли путем, проложенным ими самими к тому ручью, который он недавно переходил. Но это объяснение, по–видимому, не годилось, так как охотник только что пришел сюда этим самым путем.

На противоположной стороне, где только что стоял Линден, земля была мягкая и сырая. Местами она была покрыта водой, и на ней отпечатывался малейший след.

Он посмотрел туда и увидел место, где копыта животных погрузились в землю. Некоторые следы были так глубоки, что до половины наполнились водой, между тем как другие только едва блестели от влаги.

— Наверное, они все пришли сюда, потому что здесь трава зеленее, и это им понравилось. Вот тебе и на!

То, что его поразило на этот раз, было уже не отпечатки лошадиных копыт, а ясный след индейского мокасина рядом с ними.

— Теперь все ясно, — проворчал Линден, — воры пробрались сюда и все украли. Нам придется идти домой пешком. Боульби будет очень приятно с его хромой ногой и костылем. Однако, очевидно, здесь был только один из них!

Осмотрев почву с искусством, приобретенным им в долгой лесной жизни, он не мог найти никакого доказательства того, что здесь было более одного воина.

— Какой–нибудь жадный негодяй нашел их случайно и угнал. Виннебаго так же любят лошадей, как и белые. Однако, я удивляюсь! — прибавил он, поразившись новой мысли.

Его удивило то, что след был такой маленький. Казалось, он принадлежал очень молодому человеку, а не взрослому воину.

Линден пошел по следу, ведущему прямо в лес, где почва была гораздо суше и выше и где его, по этому случаю, было гораздо труднее распознать. Но, к счастью, охотнику не пришлось долго идти, как тайна оказалась разгаданной.

Все три лошади оказались в очень густой части леса, куда их с трудом можно было провести. Каждая из них была привязана толстым ремнем, обмотанным вокруг их шеи во время поспешных сборов. Ремни были распутаны, а лошади привязаны к стволам деревьев.

— Это дело Оленьей Ноги! — воскликнул Линден и восхищении. — Он знал, что виннебаго могут найти здесь лошадей, поспешил сюда и скрыл их между деревьями, где их едва ли можно увидеть. Что за удивительный юноша, этот шавано! Но как он мог узнать, где лошади? Это меня поражает. Может быть, индеец был здесь прежде, чем увидел их. Во всяком случае, это с его стороны очень предусмотрительно и облегчит нам путь, который скоро придется преодолеть.

Линден направил теперь свои стопы к оврагу, где думал встретить ожидавших его друзей. До этого места было недалеко, но едва он успел пройти половину расстояния, как уже встретил Гардина, встревоженное лицо которого показывало, что он несет с собой плохие новости и что он ищет Линдена.

— Что случилось, Руф? — спросил его приятель.

— Знаете, что я вам скажу, — начал тот, — я уверен, что Боульби в затруднительном положении. Мы слишком долго ждали!

 

Глава 16. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Несчастия, сыпавшиеся на голову охотников, усложнялись болезнью Боульби, очень тяготившегося своей вывихнутой ногой. То, что их вьючные лошади были уведены и тот факт, что леса были полны краснокожими, не оставляли сомнения в том, что эти последние желали снять с белых скальпы, и что наступают очень тревожные времена.

Можно себе представить, как томился Боульби от своей беспомощности. Пока опасность не была еще такой угрожающей, он успел сделать себе костыль, при помощи которого мог передвигаться с места на место. Но чувствовал, что не принесет никакой пользы в случае обострения ситуации.

С костылем в левой руке и ружьем в правой, охотник мог кое–как пройти немного по тропе, хотя такого рода передвижение было ему так непривычно, что рука стала у него болеть почти так же сильно, как и нога. Он упорно отказывался сесть на лошадь и ехать домой, но когда, в день прибытия мальчиков, Гардин и Линден решились посетить прогалину и посмотреть, что там происходит, ему пришлось, волей неволей, остаться и ожидать их возвращения.

Широкий, неглубокий и короткий овраг, окаймленный скалами и усыпанный валунами, приводил к пещере двенадцати футов глубиной и такой же ширины, открывавшейся в овраг.

Во время сильных бурь эта пещера, вероятно, наполнялась водой. Из нее не было других входов и выходов, и так как, кроме того, у охотников не было никаких съестных припасов, то понятно, что они не могли выдержать долгой осады.

Но, во всяком случае, если бы они оказались запертыми здесь, то чувствовали бы себя гораздо лучше, чем в хижине. Пещера имела только один выход, из которого можно было стрелять, между тем как осаждающие могли подойти с какой угодно стороны. Зато на находящихся в пещере не могли напасть, не подвергаясь опасности попасть под огонь их карабинов.

— Недурное здесь место, — сказал Боульби, потирая свою больную ногу и глядя на зазубренные камни свода и на стены. — Неужели Джордж и Руф думают, что я их буду дожидаться здесь все время? Если они так думают, то сильно ошибаются!

Охотник не без труда и боли поднялся на ноги и с трудом направился к выходу, нагнулся и вышел наружу. Затем он опять выпрямился, опираясь на костыль.

Пол пещеры, в которой укрывались охотники, выступал на несколько футов в овраг, так что к нему можно было прислониться или посидеть на нем. Затем он неправильно разветвлялся направо и налево, понемногу сливаясь с дном оврага.

Последний имел от пятидесяти до семидясети пяти ярдов ширины, причем середина была на пять или шесть футов глубже. Временами по нему бежал шумный поток, но теперь овраг стоял сухим уже в течение нескольких недель.

Выйдя из пещеры, охотник почувствовал что–то вроде упрека совести. Его друзья настаивали на том, чтобы он скрывался, пока они не вернутся, и вполне понятно, что простая осторожность — не надуманная прихоть.

Он повернулся назад и уже собирался идти назад в пещеру.

— Пусть меня повесят, если я вернусь! — воскликнул он, останавливаясь. — Я умру, если останусь здесь, и уже раз я встал на ноги, то лучше буду гулять на открытом воздухе, где мне будет гораздо приятнее.

Сказав это, он занял позицию против входа в пещеру. Прислонив костыль к кремнистой стене сзади себя, Боульби стал опираться на последнюю, так что левой ноге почти не приходилось поддерживать тело. Огромный свой карабин он держал обеими руками поперек туловища, причем дуло было направлено влево, и правая рука прикрывала тяжелый кремневый ружейный замок. Таким образом ружье могло быть каждую минуту использовано для стрельбы.

Боульби знал, что он легко может встретить по дороге индейца, но не думал, что, на самом деле, шансы эти равны десяти против одного.

— Я думаю, что мальчики будут ворчать, когда придут и увидят, что я стою здесь. Но что за беда? Пусть ворчат, только не кусаются. А! Музыка уже начинается!

До него долетели звуки двух выстрелов.

Конечно, Боульби было интересно, хотя он никак не мог угадать, что там происходило. Так как он не знал, что сюда уже успел прибыть сын Джорджа Линдена в сопровождении Терри и Оленьей Ноги, то и не мог знать правды.

Немного погодя, донесся звук выстрела других ружей, — Линдена и Гардина, стоявших перед хижиной, из которой выбежали виннебаго. Боульби скрежетал зубами и смотрел на свою забинтованную ногу.

— Придет ли когда–нибудь время, — ворчал он, — когда доктора будут уметь излечивать какую–нибудь болезнь сразу же? Отчего они не умеют починить бедро или лодыжку, как чинят ружье или экипаж? Нет, они знают не больше, чем Оленья Нога, и поэтому я ничего не проиграл, не имея теперь возможности пользоваться их услугами. Однако, что ж это такое, провалиться мне на этом месте!

Можно сказать, что Джемс Боульби никогда в жизни не бывал более удивлен. Какое–то время он смотрел в направлению оврага и знакомой нам лесной прогалины. Он не мог видеть очень далеко, так как, во–первых, рытвина поворачивала вправо, а во–вторых, местность закрывали густые кусты и деревья.

Охотник оставил бесполезные усилия разглядеть что–нибудь, что могло бы объяснить выстрелы, и самым естественным образом обернулся к другой стороне оврага, на краю которого он стоял. Как раз против пещеры, на несколько более высокой скале, чем та, на которую опирался охотник, стоял виннебаго в полном вооружении и смотрел на него.

Индеец стоял прямо и был виден во весь рост. На нем был обычный национальный костюм, за поясом торчали томагавк и нож, а в правой руке он держал ружье. Краснокожий опирался на правую ногу, выставив левую на несколько дюймов вперед, так что его поза была грациозна и свободна. Если бы он позировал для картины, он не мог бы встать удачнее.

Вид белого человека, прислонившегося к скале рядом с костылем, видимо, возбудил особый интерес в краснокожем, который, вероятно, раньше ничего подобного не видал.

Действительно, казалось, что виннебаго открыл в охотнике что–то особенное, потому что устремил на него пристальный взгляд и самым внимательным образом изучал его.

Джемс Боульби содрогнулся, когда сообразил, что индеец, если бы ему вздумалось, мог бы послать в него пулю прежде, чем он узнал бы об опасности. Он не понимал, почему краснокожий не сделал этого раньше. Видя, что он служит предметом такого внимательного изучения, Боульби в свою очередь смело посмотрел на виннебаго. В это же время он осторожно поднял огниво своего ружья, которое так лежало в руке, что не надо было менять положения. Не отводя глаз от раскрашенного лица, охотник тихо пробормотал:

— Я не знаю, чем это кончится, но если ты успеешь прицелиться и выстрелить раньше меня, то милости просим!

 

Глава 17. АП–ТО–ТО

Всего замечательнее было то, что пока Джемс Боульби, сердито сжимая в руках свое ружье, смотрел через овраг на воина виннебаго, который в свою очередь пронизывал его взглядом насквозь, он вдруг вспомнил, что оба они не в первый раз видят друг друга.

— Верно, он меня вспоминает, или старается вспомнить, хотя я в свою очередь не могу… Ах, нет, и я вспомнил!

Несмотря на татуировку лица индейца, Боульби заметил странную форму его носа. Он был задет ножом в каком–то сражении и оттого принял такую изогнутую форму, что по нему можно было всюду узнать его обладателя.

Меньше, чем год тому назад, в одну из самых свирепых зимних снежных бурь, один воин виннебаго постучался в дверь к охотникам и на ломаном английском языке попросил позволения переночевать у белых людей. Его приняли радушно, сытно накормили, и он провел у охотников три дня. После этого срока буря кончилась, и виннебаго отправился в длинный путь на свою родину, к северо–востоку.

Этот воин был Ап–то–то, тот самый виннебаго, который стоял на той стороне оврага, вглядываясь в Боульби с таким интересом.

— Это он, наверное он! — воскликнул охотник про себя, взглянув на него вторично. — Он не уверен я ли это, или кто–нибудь другой. Он сохранил некоторую долю благодарности, и поэтому не хочет убить меня, не убедившись предварительно, принадлежу ли я к числу тех, кто принял его под свой кров в последнюю зиму. Если бы это было не так, он застрелил бы меня прежде, чем я успел бы догадаться, в чем дело!

Изобразив улыбку на своем бронзовом лице, Боульби отнял свою правую руку от ружья и, поднеся ее ко лбу, отдал индейцу честь по военному, сказав:

— Здравствуй, Ап–то–то!

Расстояние между обоими было настолько невелико, что Боульби говорил даже тише обыкновенного разговорного тона. Индеец услышал его слова, но, вместо ответа, повернулся и ушел.

Ап–то–то (это был он) шел не по ровной земле, а пробирался между скалами, иногда выше, иногда ниже, но все время на виду у охотника, в течение двух или трех минут. Удивление Боульби, надо сказать, возросло еще более от этого поступка краснокожего.

— Индеец, я думаю, имеет дружелюбные намерения, — заключил охотник, — но принадлежит к вовсе не дружественному нам отряду. Он хотел бы отплатить нам добром (и он, может быть, уже давно придумал, как это сделать), но теперь так связан, что не смеет показать своих истинных намерений. Мы обращались с ним так хорошо, что он поневоле нам благодарен!

Боульби еще не окончил этой речи, как виннебаго, который карабкался, взбирался и спускался уже на расстоянии ярдов пятидесяти, вдруг повернулся, взял ружье на плечо и выстрелил прямо в охотника. Последний едва не лишился жизни, так как пуля индейца задела его за ухо и ударила в скалу сзади него.

— А! Так вот что ты замышлял! — воскликнул Боульби поднимая также и свое ружье — Ты собака, как и все прочие, и вот же тебе!

Но зоркий серый глаз напрасно искал по сторонам: он не нашел виннебаго. Ап–то–то, после своего предательского выстрела, спустился со скалы и исчез из виду, пока дуло его ружья еще дымилось. Каковы бы ни были результаты его усилий, он не рассчитывал на удачу.

Боульби опустил ружье и осторожно спустил кремень. Трудно себе представить его разочарование.

— Я бы согласился вывихнуть другую ногу и разбить затылок, только бы попасть в него! — ворчал Боульби, и глаза его сверкнули недобрым блеском.

— Когда, подвергаясь опасности умереть с голоду или замерзнуть без нашей помощи, краснокожий обращался за ней к нам, я думал, что на свете есть хорошие индейцы, но они, видно, все умерли, кроме Оленьей Ноги!

Нет ничего хуже неблагодарности, и Боульби, конечно, имел основание сердиться на неблагодарного индейца. Но злодей уже исчез, и некогда было рассуждать о его предательском поведении.

— Я не понимаю, отчего он не выстрелил, как только увидел меня? — сказал сам себе Боульби. — Он мог бы, наверное, попасть в меня, но, вероятно, хотел прежде насладиться мыслью о том, как будет снимать мой скальп, и поэтому–то и отложил убийство насколько возможно!

Но, как бы то ни было, налицо был тревожный факт, что один из виннебаго нашел убежище охотников и не преминет открыть его другим.

Бедняга охотник не знал, на что решиться. С трудом пробравшись обратно в пещеру, он с не меньшим трудом сел на каменный пол и приготовил карабин, чтобы выстрелить в первого, рискнувшего подойти сюда.

— Нет! — решительно сказал он, переменив свое намерение. — Уже если Джемс Боульби погибнет, то во всяком случае не в пещере!

Опершись опять на костыль, полный новых надежд, охотник быстро вышел наружу и еще раз остановился, чтобы бросить беглый взгляд на окрестности. Врагов нигде не было видно, и он тотчас направился вниз по оврагу к прогалине.

Боульби намеревался пройти по тому месту, где паслись три лошади, вполне справедливо решив, что лучшим спасением будет спастись на коне. Так как он, конечно, не собирался уехать один, то решил, по крайней мере, что выгадает немного времени, если придет прямо к лошадям.

Едва бедняга добрался до густого кустарника, как увидал между древесными стволами горящую хижину. Он не мог ясно разглядеть ее, но догадался, откуда выходит густой столб дыма, клубящегося над лесом и закрывающего солнечный свет.

— Они приступили к делу! — заключил охотник, остановившись на несколько минут, чтобы посмотреть на картину разрушения. То, что увидел Боульби, еще больше уверило его в собственной правоте, и он быстро обдумал, как будет разыскивать лошадей, на которых они ускачут в безопасное место.

Наши друзья не встретились друг с другом по странному стечению обстоятельств. Если бы Боульби несколько отложил свой уход, он встретил бы в овраге Гордона, Фреда и Терри. Но он разошелся с ними, так как и они остановились посмотреть на дым и искры от горящей хижины. Если бы охотник подошел к пастбищу немного раньше, он встретил бы своего товарища, Джорджа Линдена, но теперь он разошелся и с ним. Тем не менее, благодаря счастливой случайности, белый охотник как раз вовремя покинул пещеру, так как едва он успел вылезти из оврага, как Ап–то–то и трое воинов, крадучись, выглянули из–за скал на противоположной стороне. Не увидев хромого траппера, они спрятались и открыли ружейный огонь, выстрелив двенадцать раз в пещеру, где, как они предполагали, скрывался охотник.

Уверенные в том, что их жертва убита или смертельно ранена, четыре краснокожих ободрились и бросились с заряженными ружьями в руках к пещере, намереваясь снова выстрелить в несчастного.

Но его там не оказалось, и скалы не сохранили ни малейшего следа его ног.

В тот момент, когда четверо виннебаго уходили, их заметил Гардин, провожавший мальчиков по оврагу. Он едва успел броситься назад, чтобы не попасться им на глаза. Отведя мальчиков в безопасное место, сам он поспешил к старшему Линдену и, конечно, сообщил тому, что с Боульби, вероятно, что–нибудь стряслось, раз виннебаго в пещере.

 

Глава 18. ЧТО ДЕЛАЛ ОЛЕНЬЯ НОГА

Дело, задуманное молодым шавано, было не особенно трудным: он хотел узнать, была ли ведущая к лесу дорога свободна от виннебаго.

Для того, чтобы понять последующие события, не мешает вернуться немного назад.

Хорошо изъезженная дорога, миль в сто длиною, вела от хижины в горах к маленькой пограничной деревне Гревилль, в которой, за исключением индейца, жили все наши друзья.

Эта дорога была проложена лошадьми охотников, которые уже много лет проводили зимы у подошвы Озаркских гор, занимаясь ловлей бобров, выдр, лисиц и всевозможных пушных животных, изобиловавших в этой части страны.

Оленьей Ноге было не трудно сделать обход и подойти к дороге в том месте, где она поднималась на холм, с которого он и мальчики сегодня утром смотрели на стоящую в лесной прогалине хижину. Прежде, чем дойти туда, он успел уже узнать, что большая часть виннебаго прибыли на место, но что Черный Медведь с несколькими воинами, как генерал со своим штабом, медленно подвигался в арьергарде.

Беспокоясь о лошадях, Оленья Нога первым делом разыскал пастбище, отвел животных под деревья, где их было трудно увидеть, привязал покрепче и поспешил прочь.

К большому облегчению шавано, ждать на холме приближения Черного Медведя ему пришлось недолго. Его тонкий слух сразу уловил их приближение. Уверившись, что его нельзя заметить, индеец стал наблюдать за пятью воинами, быстро продвигавшимися по дороге, со своим знаменитым сахемом, Черным Медведем, во главе.

Они двигались так быстро, что, тронься в путь они немного раньше, то, наверное, очутились бы не последними, а первыми в долине, где некогда стояла хижина, а теперь лежали груды пепла и золы.

Оленья Нога смотрел, как маленький отряд спустился со склона и исчез между деревьями. По его приблизительному расчету, теперь в долине собралось около полусотни виннебаго, как раз то число, которое назвал ему Огненная Стрела.

На основании этого можно было думать, что воины собрались в полном составе, и что дорога свободна: во всяком случае, шавано решил действовать, как будто бы это было так, так как слишком долгое ожидание могло испортить дело.

Хижина была сожжена в то время, когда шавано караулил на вершине холма. Он предпочел бы, чтобы это случилось немного позже, потому что вслед за этим виннебаго должны были обратить внимание на беглецов, что конечно, усложнило бы их бегство.

С неподражаемым искусством пробирался Оленья Нога между скалами и валунами, между густым кустарником и разросшимися всюду деревьями, не один раз натыкаясь на виннебаго, рассеянных повсюду, и быстро приближаясь к оврагу, заканчивающемуся пещерой, в которой он надеялся найти своих друзей.

В момент, когда индеец вышел из леса и спустился в каменистый овраг, он посмотрел направо и налево. После паузы, не более как в две или три секунды, он поспешил вверх по сухому речному руслу. Судя по краткому описанию Линдена, он знал, что идет туда, куда следует.

Когда шавано после такого блестящего начала увидел зияющую пещеру, он, конечно, догадался, что эта та самая, о которой шла речь. Он двигался бесшумно, как тень, так как отлично знал, что успех дела зависит от быстроты и тишины.

Несколько кратких сигналов и обходов убедили его в том, что пещера пуста. Быстрый взгляд показал ему также, что в пещеру было направлено много выстрелов, так как тут же были и расплющенные пули. Однако, не было следов крови, значит, никто не был ранен.

Это объяснило причину некоторых выстрелов, которые он слышал, хотя, несмотря на всю свою проницательность, он не мог догадаться, что они означают.

Так как друзья его ушли, то он, естественно, должен был заключить, что они у лошадей, и Оленья Нога направился туда.

Шавано был замечательно искусен во всем, что он предпринимал до сих пор, но здесь он сделал ошибку. Он легко нашел пещеру и был уверен, что легко найдет место куда пошли друзья.

Хотя индеец и знал это место, но подвергался неожиданной опасности, потому что, продвигаясь украдкой, с уверенностью, что идет туда, куда следует, он наткнулся на Черного Медведя с дюжиной воинов.

 

Глава 19. ИСПЫТАНИЕ БОУЛЬБИ

Когда Оленья Нога, молчаливо, как змея, прокрадывался сквозь самую густую часть леса, он раздвинул кусты и вдруг увидел Черного Медведя и довольно много воинов, стоявших на открытом месте. Они не шевелились и не разговаривали, иначе он открыл бы их присутствие раньше. Виннебаго, казалось, слушали, не раздастся ли ожидаемый сигнал.

Многими своими удачами и успехами шавано был обязан своей удивительной находчивости. В ту минуту, когда ему грозила опасность, он, по какому–то вдохновению с быстротой молнии соображал, что ему надо делать.

Одного взгляда на виннебаго было достаточно. Не издав ни малейшего звука, Оленья Нога отскочил назад, как будто спасаясь от гремучей змеи, и исчез, как стрела.

Удивленные краснокожие видели достаточно, чтобы догадаться о присутствии врага, и быстро бросились его преследовать. Они ничего так не желали, как поймать молодого шавано, и не щадили для этого усилий.

Беглец скоро скрылся из глаз своих преследователей, хотя, наверное, не был бы так счастлив в открытом месте. Он слышал, как враги его рассыпались по лесу и пролагали себе дорогу между деревьями, но быстрота их передвижения не внушала ему опасений.

Постояв минуту без движения, Оленья Нога издал вызывающий звук, который, как он знал, должен был еще сильнее подзадорить преследующих. Он даже рискнул подождать, пока некоторые из виннебаго его увидали и, закричав, бросились бежать, как можно скорее. Но не стоит прибавлять, что они его не поймали.

Оленья Нога еще раз остановился, пока не появилось несколько преследователей. Они издавали радостные восклицания, так как им казалось, что беглец уже доведен до крайности и, наконец, его скальп будет у них в руках.

Но шавано вовсе и не думал вступать в бесполезную борьбу, где он мог потерять все и не выиграть ничего. Он ждал долго, до последнего мгновения, а потому бросился прочь, переменив направление, так внезапно, что виннебаго подумали, что непременно потеряют из виду белых, если только не прекратят преследования краснокожего.

Как только шавано освободился от преследователей, он поспешил к своим друзьям, местопребывание которых было ему открыто ответным сигналом одного из мальчиков.

В это время дела всей партии пришли в чрезвычайно запутанное положение.

Джемс Боульби, отправившись на поиски лошадей, потратил на это довольно много времени: он был вынужден продвигаться вперед, опираясь на костыль, что замедляло его ходьбу.

К счастью для траппера, виннебаго, хотя и были многочисленны, сосредоточивались большей частью в другом месте леса, и Боульби удалось достигнуть, хотя и не без риска, лужайки, не будучи открытым.

Там, к его удивлению, он не увидал лошадей. Подобно Линдену, охотник заключил, что животные украдены виннебаго.

— О, я предвидел и боялся этого! — воскликнул он со вздохом. — Теперь дело кончено!

Охотник имел бы большое основание беспокоиться, но жизнь, которую он столько лет вел, научила его философски смотреть на разочарования, и он прибавил с горькой улыбкой:

— Теперь мальчикам остается только найти древесное дупло и запихать меня туда, пока буря не утихнет. Ну, теперь бесполезно оставаться здесь. Итак, идем прочь!

Боульби, в противоположность Линдену, не подумал, что животные могут быть близко. Поэтому он не делал никаких розысков, но начал пробираться к краю прогалины, пока не достиг северного края. Там он нырнул в кустарники и зелень и стал подвигаться вперед как только мог скорее.

Казалось бы, что для бедняги остается мало надежд, но он и не думал поддаваться. Он собирался идти обходным путем на северо–восточную дорогу и идти по ней, пока не очутится за окружающим отрядом виннебаго. Потом он хотел спрятаться в глухом месте и начать переговоры с друзьями при посредстве сигналов.

Но если бы траппер был открыт, пока пробирался вперед со своим костылем, — для него все было бы кончено.

Пройдя несколько сот ярдов к северу, охотник начал забирать вправо, к холму, через который шла дорога на Гревилль. Дорога эта направлялась к северу, оставляя хижину охотников на северо–востоке.

Боульби, к счастью, хорошо знал окрестную страну на много миль кругом. Он охотился здесь так часто, что нашел бы дорогу даже ощупью. Если бы дело обстояло иначе, ему бы пришлось идти вперед наудачу с тех самых пор, как он оставил пещеру.

Траппер очутился около ручья, протекавшего мимо места, где так долго стояла их хижина. В восьмой части мили отсюда ручей этот превращался в широкое, спокойное озеро, благодаря огромным бобровым плотинам, которым было не менее двадцати пяти лет.

Боульби не пошел по бобровой плотине, потому что это увело бы его далеко в сторону, но, перейдя ручей в наиболее узком и мелком месте, продолжал забирать вправо, немало ободренный теми успехами на этом пути, которые пока выпадали на его долю.

Минуту спустя, когда он опять вошел в густую часть леса, ему пришлось пережить одну из самых тяжелых минут в жизни. Он был поражен звуками, которые напоминали ему топот скачущих лошадей. Он услышал плеск копыт по воде, когда одна из лошадей спустилась к ручью, затем глухое шлепанье, когда она выбиралась на берег и помчалась по лесу по следам охотника.

— Неужели они гонятся за мной? — пробормотал Боульби, забывая свою больную ногу и бросаясь за ближайшее дерево.

Он заключил, что всадников было по крайней мере двое и что они ехали очень быстро. Так как охотник шел вдоль дороги, проложенной им и его друзьями, то в этом месте для всадников была возможность ехать быстро.

Едва Боульби успел спрятать за дерево свой костыль и приготовить ружье, как всадники полным галопом промчались мимо него. Расстояние, разделявшее их, было не более пятидесяти футов, и охотник успел узнать две удивительные истины: лошадь принадлежала охотникам и была наиболее быстрая из них, а воин, который сидел на ней, был злодей–предатель, Ап–то–то.

Боульби так хотелось застрелить его, что он едва удержался, чувствуя опасность, так как индейцы, следующие за Ап–то–то, сделают с ним, что захотят.

Но Ап–то–то исчез, а об индейцах не было ни слуху, ни духу.

Достаточно было нескольких секунд, чтобы убедиться в горькой истине, что у Ап–то–то не было спутников, и что было бы не только легко, но и безопасно застрелить его и взять украденных лошадей.

Это открытие и было одним из самых тяжелых событий в жизни мистера Джемса Боульби.

 

Глава 20. ФАЛЬШИВЫЙ ДРУГ

Лишь только Боульби удалился с лужайки, где он, к своему огорчению, не нашел лошадей, как на это место прибыли Линден, Гардин и оба мальчика. Как вы видите, все, что случалось за это время, выходило как раз не кстати.

— Его здесь нет! — сказал Линден со вздохом. — Как вы думаете, где же он может быть?

— Мне кажется, — решился вставить Фред Линден, — что с ним случилось то же, что и с вами, папа!

— Объясни точнее, сын мой!

— Вот видите ли, он пришел сюда, и, не найдя лошадей, вообразил, что они украдены. Не останавливаясь на этом дальше, как вы, он поспешил уйти!

— Я думаю, что ты прав! — сказал Гардин.

Прежде чем кто–либо другой успел выразить свое мнение, все были удивлены неожиданным зрелищем: из лесу выходил индеец–виннебаго. Остановившись на виду у всех, он смело посмотрел на охотников. Дикарь был в полном вооружении, но держал свой карабин у ноги, как будто бы у него не было никаких враждебных намерений.

Заметя это, никто из белых, кроме Терри, не взял ружье на плечо. Взглянув на воина, молодой ирландец сказал:

— Я буду следить за ним: остальные могут не беспокоиться!

Гардин и Линден не успели еще оправиться от изумления, как оба узнали искривленный нос.

— Как! Это Ап–то–то! — сказал Гардин. — Это тот самый индеец, который провел у нас два или три дня в последнюю зиму!

— Кажется, что он идет сюда с дружелюбными намерениями, — прибавил Линден, почувствовав при этом облегчение, — если бы он не был нам друг, он не поставил бы себя в такое положение!

Ап–то–то быстро заметил по поведению белых людей, что они его узнали. Приблизившись к ним, он протянул руку и сказал:

— Здравствуйте, братья!

При этом виннебаго улыбнулся. Его раскрашенное лицо и вообще могло считаться идеалом безобразия, но улыбка сделала его отвратительным выше всяких похвал. Тем не менее, уверенность в его дружелюбных намерениях придала ему некоторую привлекательность в глазах белых.

— Это очень недурно, — сказал Фред, обращаясь к Терри, пока они смотрели, как обе стороны обменивались приветствиями, — у нас есть уже один помощник — Оленья Нога, а теперь является даже один из виннебаго, чтобы предложить нам свою посильную помощь.

— Оленья Нога стоит сотни таких малых, как этот. Его наружность мне не нравится! — сказал Терри, не стараясь скрыть свое отвращение.

— Послушаем, что он говорит! — прошептал Фред, ближе придвигаясь к группе.

Тем временем Ап–то–то рассказывал охотникам некоторые интересные сведения.

Первым делом, он сказал, что встретил хромого Боульби, передвигавшегося при помощи костыля и подвергавшегося большой опасности со стороны индейцев. Будто бы, далее он, Ап–то–то, отвел его в безопасное место, недалеко оттуда, где он сидел, и будто бы Боульби попросил Ап–то–то привести себе лошадь: вот почему он и очутился здесь.

Эти хорошие новости обрадовали всех. Судя по словам Ап–то–то, Боульби был не более, как в одной восьмой мили отсюда и спрятан так безопасно, что виннебаго не могли найти его. Разве бы им посчастливилось наткнуться на его след и вздумалось бы разыскивать его.

— На что понадобилась охотнику лошадь? — спросил Линден, думая, что не мешает расспросить Ап–то–то подробнее.

— Он… поскорей… ехать домой… там дорога! — пояснил индеец, указывая к северу.

Это совпадало с недавними предположениями охотников, одно только было странно, отчего Боульби вздумал ехать домой один. Так как он не знал о прибытии мальчиков, то казалось правдоподобнее, что он не захочет расставаться со своими друзьями.

Но, пожалуй, он не мог знать, что Ап–то–то их увидит и можно было так или иначе найти объяснение к его поступку.

— Я рад слышать все то, что ты нам говоришь, — сказал Линден, обращаясь к виннебаго, — мы пошлем, охотнику его собственную лошадь, потому что она лучшая из всех!

До того места, где лошади были привязаны, было недалеко. Линден подошел к лошади Боульби и отвязал ее.

— Вот, — сказал он, — поспешите к нашему другу и скажите ему, чтобы он ехал домой как можно скорее!

— Мы тоже поедем следом за ним, — прибавил Гардин, — нам нужно было только знать, свободна ли дорога!

Других животных тоже отвязали, Линден взял одного, Гардин другого, мальчики пошли сзади. Ап–то–то, к некоторому удивлению остальных, сел на лошадь Боульби и поехал во главе. Последнее не показалось странным, потому что он один знал, куда надо идти.

В этот же момент недалеко раздался шум от бегущих по лесу людей, которых, впрочем, еще не было видно. Охотники остановились и вопросительно посмотрели на Ап–то–то, который поднял руку в знак молчания.

Тогда до ушей стоящих донесся сигнал Оленьей Ноги, и Фред ответил на него, объяснив вполголоса его значение.

Шум от шагов бегущих людей скоро утих, и вскоре после того Ап–то–то пустил свою лошадь шагом, а другие последовали за ним.

Все молчали, но едва успели пройти некоторое пространство, как Ап–то–то ударил ногами лошадь по бокам и, откинувшись назад, исчез, как молния, раньше, чем кто–нибудь успел его остановить.

— Мы попались в ловушку! — воскликнул удивленный Линден. — Отчего только мы не застрелили этого злодея!

 

Глава 21. СЕРДЦЕ ОЛЕНЬЕЙ НОГИ ПЕЧАЛЬНО

Не было никакого сомнения в том, что означает поступок Ап–то–то. Он предвидел, что, в конце концов, охотники догадаются об его намерениях и тогда застрелят его без колебания, поэтому дикарь воспользовался первым удобным случаем, чтобы исчезнуть, как стрела, раньше, чем белые успеют схватиться за ружья.

— Как вы думаете, знает он что–нибудь насчет Джемса?

— Вероятно, он видел его, иначе откуда бы ему узнать, что тот хромает? Но я не думаю, чтобы индеец знал, где находится теперь Боульби!

Самое правдоподобное предположение было бы, что Ап–то–то убил охотника и захотел завладеть его лошадью. Хотя эта мысль и пришла в голову всем, в том числе и мальчикам, никто не осмелился ее высказать, даже подумать об этом было слишком страшно.

— Меня удивляет, — продолжал Линден, — что Джемс вздумал идти к дороге… А, вот его след!

Случилось так, что охотники шли прямо по следам своего друга и можно было ясно различить на земле глубокие ямки от костыля. Это показывало, что они идут за ним, и что он не может быть очень далеко.

— Нам незачем здесь ждать: пойдем к нему. Может быть, он теперь нуждается в нас!

Линден шел впереди, держа под уздцы свою лошадь, а Гардин следовал за ним, ведя свою. Шествие замыкали Фред и Терри.

Ясно было, что Ап–то–то, благополучно спасшись со своей добычей, не теряя времени, немедленно приведет сюда виннебаго, чтобы отнять и остальных лошадей и уничтожить белых. Последние сознавали поэтому, как дорога каждая минута и подвигались с поспешностью, на которую они не рискнули бы в другое время.

Как раз в это время перед ними, точно из под земли, вырос Оленья Нога.

Терри первый заметил индейца, так как тот явился сзади. Остальные остановились и собрались вокруг юноши, которому они были теперь рады больше всего на свете.

Он серьезно выслушал их рассказ:

— Мои братья поступили хорошо, — серьезно выразил он свое одобрение,

— дорога, ведущая к их дому на севере — открыта!

— Все это прекрасно! — поспешно сказал Линден. — Но мы теперь не можем выйти на нее поблизости. Знаешь ли ты Ап–то–то?

Оленья Нога потряс головой в знак того, что он не видал или не помнит воина, который так коварно обманул их. Может быть, он и видал его, но не мог в точности припомнить.

— Вы узнаете его по его чудесному носу, — пояснил Терри, — он вдвое больше моего и притом так искривлен, как будто по нему проехала телега!

Шавано серьезно посмотрел на ирландца, как будто бы он не разделял его мнения. Но шутить было некогда, и Линден сказал:

— Это все худо, Оленья Нога, для нашего друга Боульби: ты говоришь, что не видел его, и мы его не видели с тех пор, как ушли из пещеры!

— Оленья Нога был на том месте в скалах, где сидел его хромой брат. Он видел, что его там нет, и что там были виннебаго. Он пришел сюда и не увидел лошадей, и подумал, что их взяли виннебаго!

— Но где же Боульби? — с волнением спросил Линден. — Как ты думаешь, Оленья Нога, не убит ли он?

Не давая прямого ответа, Оленья Нога остановился и стал разглядывать странные по наружному виду следы, оставленные хромым охотником. Затем он выпрямился и сказал:

— Пусть мои братья идут за Оленьей Ногой и не подходят слишком близко. Он будет показывать дорогу, и мы скоро узнаем, где наш брат, который ходит с костылем!

Шавано не позволил своим друзьям трогаться с места, пока не отошел от них на сто шагов. Таким образом они могли видеть шавано, пока след был проложен прямо, но он исчезал, когда след уклонялся вправо или влево.

Индеец играл роль разведчика и должен был подать знак в случае опасности.

Линден видел, что шавано идет по следу Боульби. Индеец часто наклонялся и разглядывал дорогу. Он бы не делал так, если бы смотрел на одни лошадиные следы, так как во многих местах кремнистая и каменистая почва давала лишь слабые отпечатки костыля.

Когда дошли до ручья, Оленья Нога повернул голову, давая этим знак друзьям остановиться. Они послушались, и он в мгновение перескочил на другую сторону, не замочив мокасин. Там Оленья Нога дошел по следу Боульби до того места, где охотник стоял за деревом, когда Ап–то–то промчался мимо. Шавано быстро понял, в чем дело. Он скоро вернулся на главную дорогу и сказал своим друзьям, чтобы они перешли через реку и продолжали свое путешествие.

Выждав, пока они перешли на другую сторону, Оленья Нога пробежал несколько шагов, чтобы сохранить прежнюю дистанцию, и все тронулись дальше.

Теперь они приближались к возвышению, где юноши стояли утром, и откуда Оленья Нога смотрел на приближение Черного Медведя и его воинов. Шавано старался быть как можно осторожнее около этого места. Если бы белые прошли здесь незаметно, они могли бы считать, что безопасно миновали все линии виннебаго.

Не дошли они еще до возвышения, как их вожатый сделал знак остановиться и тотчас исчез, заставив дожидаться своего возвращения. Индеец отсутствовал так долго, что охотникам стало не по себе, и они испугались, не случилось ли с ним чего–нибудь. Вдруг их проводник появился и бегом мчался назад, что означало, что он несет важную новость.

— Сердце Оленьей Ноги печально, — пояснил он, присоединившись к друзьям, — потому что его брат, который ходит с костылем, взят в плен виннебаго!

 

Глава 22. СДАЮСЬ!

Стоя за деревом, как за прикрытием, услышав топот лошадиных копыт, траппер Боульби увидел, как изменник Ап–то–то мчался на его милой лошадке.

Один виннебаго уже проскакал здесь, следовательно, и другие, наверное, были близко. Поэтому Боульби решил, что он оставит тропинку, по которой шел, и не выйдет на главную дорогу ближе, чем на некотором расстоянии от возвышения, где шавано подкараулил приближение Черного Медведя. Тогда можно будет рассчитывать благополучно миновать неприятельские линии, хотя неизвестно, далеко ли он может уйти со своей хромой ногой.

Несмотря на опасность такого рода предприятия, охотник снова вышел на тропинку и прошел по ней несколько шагов. Идти здесь было гораздо удобнее, чем между деревьями и кустами, и потому он осмелился зайти дальше, чем позволяла осторожность. Но потом он опять углубился в лес и решительно шел вперед до подножия холма.

Здесь охотник ненадолго остановился. По своему обыкновению, он прислонился к дереву, чтобы отдохнуть, и поставил рядом с собой ружье и костыль.

— Я не вижу ничего, внушающего опасение, — сказал он сам себе, чувствуя большое удовольствие, что зашел так далеко без препятствий, — я бы хотел только встретить Джорджа или Руфа, потому что они, верно, беспокоятся обо мне. Интересно было бы знать, пришел ли Фред? Жаль, если он пришел, потому что это еще более усложнит дело!

Боульби заметил, что, хотя около него было много кустов, но все они были очень низкорослы и мало поднимались над землей, так что человек, стоящий, как он, во весь рост, мог свободно разглядеть между деревьями довольно далекие предметы. На деревьях вследствие поздней осенней поры также мало было листьев.

Как раз в этот момент охотник услышал справа глухое завыванье, на которое тотчас же послышался ответ слева.

Он догадался, что обнаружен более, чем одним индейцем, и что ему оставалось только сдаться или биться на смерть. Не колеблясь ни минуты, траппер избрал последнее. Взяв в руки свой карабин, который был прислонен к дереву, он взвел курок и стал держать оружие обеими руками, готовясь выстрелить, как только появится цель.

Боульби не мог бежать, да и скрыться было некуда. Если бы перед ним явился только один враг, он мог бы спрятаться за стволом дерева, с надеждой обмануть краснокожего неприятеля. Но по сигналу было видно, что их по крайней мере двое, и нечего говорить, что они могли бы поймать его очень легко, подходя с противоположных сторон.

На деле оказалось еще хуже. Пока охотник смотрел направо и налево, откуда раздались встревожившие его сигналы, он увидел одного, двух, трех, четырех виннебаго, приближавшихся к нему со стороны тропинки.

Зная или догадываясь, что белый человек обладает решительным характером, они уже издалека начали подходить осторожно. Индейцы перебегали от дерева к дереву, как будто боялись, что, отодвинься они хоть немного, их нагонит шальная пуля. Но, тем не менее, враги приближались быстро и уверенно.

Во всех четырех виннебаго было бы легко попасть, но один из них, как заметил Боульби, был более проворен, чем остальные. Он не торопился перескакивать от дерева к дереву и шел спокойно, как будто бы и не думал остерегаться охотника.

— В тебя–то я и выстрелю! — подумал белый и, подняв вдруг свое ружье, начал целиться в индейца. Но прежде, чем он успел навести мушку, один индеец справа выстрелил в охотника. Раздался сильный стук, почти перед самыми глазами Боульби, но он, не понимая, что это означает, продолжал держать ружье крепко и потянул за спуск.

Выстрела не раздалось, огня тоже не было видно; неудача была полная.

Траппер опустил ружье и посмотрел на замок, чтобы узнать причину. Один взгляд объяснил ему все дело. Пуля, выпущенная индейцем, попала в поднятый курок и отшибла его. Теперь ружье было совершенно бесполезно.

— Ну, что ж, будем пользоваться им, как дубиной, — прибавил он, опуская более тяжелую часть карабина вниз и берясь за ствол, — у меня силы довольно, и я не одну голову еще разобью прежде, чем умру!

Картина была очень печальная: бедный охотник, хромой и обезоруженный, прислонившись к дереву, ожидал последней схватки. Он мог поддерживать тяжесть своего туловища только на одной ноге. Оружие, которое верно служило ему столько времени, бездействовало.

В течение следующих трех минут Боульби стало ясно, что индейцы хотят захватить его в плен. Они подошли так близко, что могли бы застрелить его, когда угодно, но продолжали продвигаться и, быстро заметив его беспомощность, сомкнулись вокруг него, держась на достаточном расстоянии, чтобы охотник не мог достать их ружейным прикладом.

Боульби с жадным любопытством рассматривал лица индейцев, но, к своему разочарованию, не увидел Ап–то–то. Если бы он мог хватить его своим попорченным ружьем, он нанес бы ему страшный удар и затем сдался бы. Но все раскрашенные лица были ему незнакомы.

— Не стоит драться! — решил охотник. — Они хотят взять меня в плен, я тут ничего не могу сделать, так пусть же берут!

Он опустил сломанное ружье на землю, взял костыль, оперся на него и, обращаясь к стоящим перед ним воинам, сказал:

— Сдаюсь!

Виннебаго как будто заподозрили, что белый хочет обмануть их. Они остались на местах, перемигиваясь и перешептываясь друг с другом, но ничего не сказали пленнику.

Дикари, не говорившие ни слова по–английски, пробормотали что–то на своем языке и стали делать знаки. Охотник скоро понял, что они хотят его нож, ручка которого торчала за поясом. Боульби вытащил это оружие и бросил его к их ногам.

Это, казалось, удовлетворило их. Один из виннебаго тихонько нагнулся, осторожно взял пальцами ближайший конец лежавшего на листьях карабина и отбросил его прочь, как будто схваченную за хвост ядовитую змею.

Теперь казалось вполне ясным, что белый не более, как беспомощный пленник, но у краснокожих все–таки явилось сомнение, действительно ли его левая нога повреждена и не обманывает ли он их, чтобы при случае убежать.

Это сомнение было легко устранить. Воин, доказавший свою храбрость тем, что решился дотронуться до ружья, передал его товарищу, и, робко приближаясь, стал на колени и осмотрел ногу. Повязки были развязаны, и взгляд на опухоль достаточно объяснил всем, в чем дело.

Несколько взрослых виннебаго взяли в плен одного хромого белого, безоружного человека. Конечно, таким подвигом можно было гордиться!

Боульби ожидал от индейцев дурного обращения, но пока его ожидания не оправдались. Они объяснили ему знаками, что он должен идти, и указали ему дорогу. Боульби был убежден, что его поведут к прогалине, где, вероятно, ожидал индейцев Черный Медведь.

 

Глава 23. ПО ПУТИ К СЕВЕРУ

Со стороны Оленьей Ноги потребовалось не много раздумий, чтобы догадаться о судьбе попавшего в плен траппера. Продолжая разыскивать его след дальше того места, где мимо него проехал Ап–то–то, он нашел его отклонившимся в сторону леса. На некотором расстоянии от этого места след появлялся снова, и следы мокасинов рядом с ним прояснили обстановку.

У Оленьей Ноги не было времени бежать за индейцами. Он знал, что они ведут охотника к прогалине, где, без сомнения, собирались главные силы виннебаго: вот и все, что он узнал пока.

Новость, принесенная им Линдену, Гардину и мальчикам, побудила всех поскорей решиться на последний шаг, потому что оставаться на месте их стоянки было очень опасно. Хотя Оленья Нога и не видел на своем пути виннебаго, тем не менее он знал, что невозможно перевести лошадей через холм, не будучи замеченными ими.

— Мы должны сделать большой обход, — поспешил сказать Линден, и шавано согласился с ним:

— Мой брат прав: Оленья Нога пойдет впереди!

Не говоря более ни слова, он повернул налево (в сторону, противоположную той, куда шел Боульби) и пошел, все ускоряя шаг.

Дорога, которую выбрал Оленья Нога, оказалась тяжела для лошадей. Во многих местах приходилось поворачивать направо и потом налево, так что пришлось пройти вдвое большее расстояние по сравнению с тем, которое они прошли бы по дороге. Но охотники шли вперед, не произнеся ни одного слова. Все шли быстро. Фред и Терри старались внимательно следить за тем, что происходит сзади, чтобы не подвергнуться неожиданному нападению.

Это предприятие увенчалось успехом, и через час все успели отойти уже довольно далеко от холма.

— Наконец–то, мы здесь! — воскликнул Линден со вздохом облегчения, когда они вышли на головную дорогу.

— Да, — подтвердил Фред, удивившись тому, как хорошо Оленья Нога вывел их сюда, минуя опасности, которые казались непреодолимыми. — Я и не думал, что мы зашли так далеко!

Место, в котором они достигли дороги, было не менее, чем в восьмой части мили от хребта. Можно было предположить, что Черный Медведь и весь отряд виннебаго остался теперь позади. Следовательно, дорога на Гревилль была открыта, и им оставалось только как можно скорее пуститься в путь.

Но могли ли они бросить Боульби на произвол судьбы? Никто этого не хотел, но, с другой стороны, чем они могли ему помочь?

Положение бедного охотника было безнадежно. Благодаря своей хромоте, он не мог бы даже воспользоваться случаем и убежать. Ему надо было достать лошадь для быстрого побега. А на все это было так же мало шансов, как на то, что он полетит по воздуху.

Дойдя до дороги, охотники остановились, так как надо было теперь решить, что делать дальше.

Решение было скоро найдено. Оленья Нога сперва спросил мнение своих друзей.

— Нам остается только одно, — сказал Гардин. — Мы не можем идти к семье Боульби с заявлением, что мы оставили его на произвол судьбы у индейцев. Я не знаю, чем мы можем помочь, но мы должны попытаться!

— Как же быть с мальчиками? — спросил Линден.

— Здесь две лошади, пусть они сядут на них и едут в Гревилль как можно скорее. Если они останутся, то будут нам только помехой. Если их не будет, мы будем свободно делать, что захотим!

— Я вполне согласен! — сказал мистер Линден.

— Этого–то я и боялся! — сказал Фред, упав духом.

— Ты должен согласиться с тем, что это самое разумное, сын мой. С моей стороны было ошибкой, что я позвал тебя сюда, но никто не мог предвидеть всех этих событий. А вы что думаете, Терри?

— Я согласен со всеми вами, — ответил молодой ирландец, видевший, что бесполезно спорить со старшими, хотя и ему, так же, как и Фреду, хотелось остаться и помочь освобождению Боульби, — но я все–таки думаю, что решить вопрос должен Оленья Нога!

— Это правда! — сказал Линден. — Что ты скажешь?

— Оленья Нога думает, как его братья. Он останется с ними и будет молиться, чтобы Великий Дух указал путь к спасению другого брата, который в руках виннебаго. Младшие братья Оленьей Ноги сядут на лошадей и поедут поскорей в Гревилль. Им нужно проехать много миль, но их кони сильны и быстры, и Оленья Нога думает, что путь перед ними открыт!

Мистер Линден помог Фреду вскочить на лошадь, мистер Гардин сделал то же относительно Терри. Теперь было не до последнего прощания. Каждая минута была дорога.

— Прощайте! — крикнул Фред, махая рукой оставшимся. Потом он ударил лошадь ногами и галопом поскакал вперед.

Терри последовал его примеру.

Оставшиеся ответили на приветствие, и в следующую минуту мальчики исчезли за поворотом дороги, вынужденные против воли ехать на север, когда они были так нужны здесь.

События быстро следовали друг за другом в течение предыдущих часов, но было уже за полдень, когда Фред и Терри тронулись в путь, продолжая ехать галопом целый час.

Через некоторое время они достигли берега широкого, но неглубокого ручья.

Дав лошадям сойти в воду, они вволю напоили их, после чего переправились дальше вброд и выехали на другой берег. Дорога была видна все время настолько ясно, что лошади продвигались без затруднений, хотя всадникам и приходилось время от времени нагибаться, чтобы ветви растущих у дороги деревьев не били их по лицу.

С каждой милей они чувствовали себя спокойнее, но все–таки еще не вполне безопасно. Хотя, по всей вероятности, все виннебаго остались сзади, но не было лишено вероятности и то предположение, что они могли бы очутиться между мальчиками и Гревиллем.

В таком случае, встреча была бы неизбежна.

 

Глава 24. В ПЛЕНУ

Индейцы, взявшие Боульби в плен, направились к прогалине, где недавно еще стояла хижина охотников. Дикари не обременяли его свыше сил, и, когда он один раз остановился и прислонился к молодой сосне, они терпеливо ожидали, пока он не отдохнет.

Виннебаго разговаривали между собой, издавая гортанные звуки, похожие на хрюканье свиньи.

Не доходя до прогалины, двое воинов начали издавать поющие звуки, вроде тех, которые впервые дали Боульби узнать об опасности. Им ответили слева. Человек шесть пошли в эту сторону, и через несколько они минут присоединились к главному отряду.

Эта сцена была очень живописна. Около двадцати виннебаго собрались в том месте, где сегодня утром Оленья Нога спасался от Огненной Стрелы. Половина воинов лежала на земле и курила трубки. Другие разговаривали, стоя в небрежной позе, большей частью прислонившись к скалам и камням, и, наконец, трое сидели, молча и неподвижно, на стволе упавшего дерева.

Все они представляли собой безобразную толпу: все были в полном вооружении, покрыты татуировкой и одеты в плащи, столь же грязные, как и они сами. Их длинные, жесткие черные волосы падали на плечи. У большинства на голове торчали орлиные перья, а руки были раскрашены той же краской, что и лицо.

Пленный Боульби окинул эту группу взглядом, когда его привели и позволили сесть на упавшее дерево, рядом с тремя воинами, которые с мрачным видом временами искоса на него поглядывали и покрякивали, продолжая курить свои длинноствольные толстые трубки.

Пленник хотел увидеть двух человек — Черного Медведя, главного вождя, и предателя Ап–то–то, но не видел ни того, ни другого. Последнего он узнал бы с одного взгляда, между тем как сахем мог быть им узнан по властной наружности и по отношению к нему подчиненных.

Прибытие Боульби причинило меньше волнения, чем можно было ожидать. Он сел, не получив на то особых указаний со стороны своей стражи, и члены последней рассеялись, смешавшись с членами главного отряда, с которыми они вступили в разговор, и, вероятно, объясняли, как они взяли в плен безумного белого человека. Краснокожий, который завладел сломанным ружьем, показывал его всем с такой гордостью, как будто это был скальп грозного врага — Оленьей Ноги.

Усевшись на бревне, Боульби осторожно поставил свой костыль между собой и своим соседом виннебаго, который был от него не далее, чем на локоть. Потом, как будто, чтобы объяснить тем, кто его не видел, зачем он пользуется этой искусственной опорой, он нагнулся вперед, тихонько развязал повязку больной ноги и стал рассматривать ушиб.

Брошенные на него искоса взгляды доказали, что большинство индейцев следит за ним, чего именно Боульби и хотел.

Осуществив свое намерение, Боульби снова завязал толстую повязку, стараясь поставить удобнее свою больную ногу.

Один индеец заинтересовал пленника. Он был очень худ, высокого роста

— более шести футов — и длинные пряди волос, падавших к нему на шею, были совсем седые. Вероятно, дикарь гордился этим, потому что на волосах не было ни пятнышка краски. Если прибавить, что его лицо было исполосовано и испятнано краской, то можно легко представить себе, что у него было, по крайней мере, отталкивающее лицо.

Эта странная сцена продолжалась целый час, и во все это время пленнику не было сказано ни слова. По мнению последнего, вряд ли это происходило от незнания английского языка: скорее казалось, что все ждут прибытия вождя.

Размышления Боульби прервались, когда какой–то индеец остановился прямо против него и внятно сказал на английском языке:

— Как здоровье?

Пленник, узнав говорившего, быстро взглянул на него. Это был Ап–то–то, имевший удивительное нахальство протянуть ему руку, но Джемс Боульби, в свою очередь, имел мужество отказаться от нее.

— Нет! — сказал он, стараясь выразить как можно больше презрения в манере и голосе. — Ты змея! Когда ты пришел зимой к нам в хижину, мы дали тебе кров и пищу. Ты поблагодарил нас и ушел. Теперь ты возвратился с тем, чтобы украсть наших лошадей и убить нас. Ты не виннебаго, потому что виннебаго не может быть такой змеей!

Рассерженный траппер ожидал, что Ап–то–то бросится на него, но тот не сделал этого. Он стоял с похожей на гримасу улыбкой, как будто услышанные им слова заключали в себе похвалу, а не презрение.

— Где другие охотники? — спросил он спокойно.

— Поищи сам! — ответил Боульби, сверкнув глазами. — Я могу только прибавить, что никто из них не хромает, и потому всем вам придется порядочно потрудиться, прежде чем вы их разыщете!

— Они скоро будут здесь! — уверил его Ап–то–то, по–видимому, решивший терпеливо сносить гнев пленника, в надежде на то, что все равно скоро будет отомщен.

— Если ты все знаешь про это, зачем же спрашиваешь меня? — спросил Боульби. — Раз я уж попался в ваши руки, вся эта толпа может делать со мной все, что угодно, и мне это, по правде сказать, все равно!

Громкий голос и сердитые жесты Боульби привлекли внимание остальных воинов. Высокий седовласый индеец отошел от скалы, к которой он прислонился, вынул трубку изо рта и посмотрел на пленника еще суровее.

Последний желал, чтобы все поняли его слова, надеясь, что индейцы будут презирать Ап–то–то за его неблагодарность, но, в своем гневе, Боульби забыл, что почти все они были на таком же низком уровне нравственности, как и Ап–то–то.

— Где Черный Медведь? — резко спросил пленник, бросая взгляд на остальных. — Мне нужно его видеть!

— Он скоро придет и сожжет всех белых людей!

Очевидно, сами виннебаго удивлялись долгому отсутствию своего начальника, но никто из них, даже сам Боульби, не подозревал о причине столь долгого отсутствия.

 

Глава 25. ПОЕЗДКА ДОМОЙ

Перейдя реку, о которой упоминалось, мальчики чувствовали себя сравнительно безопасно. Этот ручей был в десяти милях от лагеря виннебаго, где они могли не опасаться погони за молодыми людьми.

Мальчики еще надеялись, что индейцы не имели возможности преследовать. Где бы ни были три украденных вьючных лошади, их не стоило принимать в расчет, и хотя лошадь Боульби была самая быстрая из всех и находилась в руках у краснокожих, во всяком случае она одна могла принести мало пользы.

После того, как Фред и Терри избавились от страха преследования и поехали шагом, весьма естественно, что они немедленно почувствовали сильный голод, и что самое сильное желание их в ту минуту было удовлетворить как–нибудь эту потребность, а потому беглецы решили слезть с лошадей и поохотиться.

Так как большого выбора относительно охотничьих мест не представлялось, Фред сильно потянул свою лошадь вправо и провел ее между деревьями и кустарником, которые были так густы, что верхом там проехать было немыслимо.

Идти до того места, откуда лошадей больше не было видно идущим по дороге, пришлось недолго.

Терри привязал лошадей и прошел немного дальше в лес. Чувствуя, что они делают важный шаг, Фред опять вернулся к дороге. Здесь он осмотрелся, взглянул по направлению к лошадям и остался доволен тем, что ни одной из них не видно. Только глубокие следы лошадиных копыт несколько смущали его.

Однако мальчику удалось почти совершенно скрыть эти следы. Несколько горстей листьев, брошенных туда, закрыли их, и Фред тщательно продолжал засыпать ямки еще на некотором расстоянии вглубь леса. Сделав это, он был уверен, что если бы здесь даже и появился отряд индейцев, то не заметил бы места, откуда они повернули.

Не успел он далеко отойти, как внимание его было привлечено каким–то необыкновенными звуками.

— Что это такое? — спросил он себя. — Эй, Терри! Что случилось?

Его товарищ поднял руку в знак молчания.

Фред увидел, что он стоит за деревом и издает странные звуки, вроде печального кваканья лягушки.

— Разве ты не заметил, — сказал Терри, когда тот подошел, — что я подаю сигнал, который употребляет Оленья Нога, чтобы созвать тетеревов?

— Ну, — со смехом ответил Фред, — это тебе плохо удается! Попробуем лучше поискать другого жаркого к обеду!

Мальчики начали искать белок, заглядывая на верхние ветки. Они надеялись увидеть там этих живых, маленьких зверьков и не ошиблись.

— Ш–ш… — прошептал Терри. — Я вижу одну!

Фред увидел этого же самого серенького зверька, когда тот перескакивал над их головами с ветки на ветку. Достигнув места разветвления ветки, белка остановилась, присела на задние лапки и подняла передние, будто человек, прикрывающий лицо руками и смотрящий сквозь пальцы.

Трах! — раздался выстрел из ружья Терри, — зверек кувырком полетел вниз, упав почти к ногам охотников.

Пока Терри поднимал и рассматривал свою добычу, Фред бродил туда и сюда и смотрел на верхушки деревьев. Пора была уже поздняя, но трудолюбивые животные то и дело перепрыгивали с ветку на ветку, подготавливая зимние запасы. Скоро он увидал черную белку, спускающуюся по длинной, тонкой ветке. Спустившись по ней, она перескочила на ствол и побежала к вершине.

В это время белка была на виду, и Фред выстрелил.

Он не попал в белку, но и не старался попасть: пуля прошла сквозь верхний слой коры под самым животом белки, которая был отброшена на несколько футов в сторону оторвавшимися от коры кусками, вырванными пулей молодого охотника.

Кроме того, маленькое животное, упавшее к ногам охотника, было так же безжизненно, как куски коры, сопровождавшие его падение. Фред ошеломил свою дичь искусством самого опытного охотника.

Мальчики удовлетворились своей добычей, хотя, по слова Фреда, можно было настрелять гораздо больше. Они потратили несколько минут на разведение костра, на котором хотели зажарить дичь.

Сперва мальчики сняли шкурки своими охотничьими ножами, потом нарезали мясо на куски и поворачивали его над огнем до тех пор, пока оно не сделалось темным и сочным. Белки были довольно жирные, так как у юных охотников осталось немного соли и перцу, принесенных из дому, то обед вышел очень вкусный.

— Я думаю, — сказал затем Терри, — что это на некоторое время спасет нас от голодной смерти!

— Да, этого нам смело хватит до завтра! Да, кстати! Вероятно, где–нибудь неподалеку найдется вода, мне хочется пить. Пойду, поищу!

Ручей, через который мальчики переправлялись, был слишком далеко — приблизительно в двух милях отсюда. Тем не менее, беглецы были теперь в суровой, каменистой местности, где этой живительной влаги должно было быть много.

Фред думал, что скорее найдет воду, если углубится в лес. Конечно, он взял с собой ружье, а Терри остался обгладывать остатки мяса на костях.

Весьма естественно, что после обеда Терри почувствовал некоторую жажду, поэтому он встал и посмотрел в ту сторону, куда удалился Фред, удивляясь, отчего тот так долго не возвращается.

— Он верно не сумеет найти ключ или ручей, но что–нибудь такое должно быть здесь неподалеку. Но что ж это делается с лошадьми?

Место, где молодые люди готовили обед, было, может быть, в пятидесяти футах от лошадей. Во время обеда, последние стояли с опущенными головами, как будто собирались вздремнуть после дальнего перехода. Теперь же обе подняли головы и насторожили уши. Ноздри их расширялись, и они фыркали, будто в тревоге, хотя ни одна из них не пыталась оборвать повод, за который была привязана.

— Верно, какое–нибудь дикое животное, — подумал Терри, тихонько подвигаясь вперед, — оно, вероятно почуяло запах нашего обеда и пришло узнать, не достанется ли и ему что–нибудь. Я отдам ему косточки, а когда оно займется ими, выстрелю в него из ружья.

Но Терри Кларк сделал большую ошибку. Он был уже в нескольких шагах от животных, как вдруг увидел опасность, которой подвергался он и Фред.

 

Глава 26. ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ СЛЕДЫ

Два индейца, шедшие по дороге ивняком, заметили, с какого места всадники повернули в сторону и пошли по следам.

Принадлежали ли эти виннебаго к отряду Черного Медведя, или пришли с противоположной стороны, Терри не знал и не мог знать. Самое важное было то, что воины появились здесь и уже расходились в разные стороны, как будто бы для того, чтобы преградить ему путь к бегству.

Один индеец начал переходить от дерева к дереву с правой стороны, другой — с левой. Нескольких минут было достаточно, чтобы они очутились один против другого, так что Терри, можно сказать, очутился в их власти: с какой стороны ствола он бы ни вздумал прятаться, краснокожие везде его видели и могли в него стрелять.

Не надо думать, что молодой ирландец отдался безропотно на волю судьбы, пока воины занимали свои позиции. Он тотчас увидел, что они хотят сделать.

— Я могу убить этого молодчика! — сказал он, устремляя взор на ближайшего, — потом заряжу и выстрелю в другого, раньше, чем он доберется до меня.

Виннебаги быстро приближались, и Терри проворно прицелился в ближайшего из них и спустил курок.

К его удивлению, ружье оказалось незаряженным. Поторопившись состряпать обед, после того как была застрелена белка, Терри пренебрег своей первой обязанностью — после выстрела снова зарядить ружье.

Терри так ошалел от этой неудачи, что почти совсем потерял голову. Стоя на виду у обоих виннебаго, которые только что заняли свои позиции, он начал заряжать ружье.

Этот поступок, конечно, был неблагоразумен, так как оба воина видели беспомощное положение юноши. С торжествующим восклицанием оба бросились на него и схватили, прежде чем он успел насыпать пороху на полку своего ружья.

Когда бедный молодой человек увидел, что все кончено, ему тотчас вспомнился его друг. Он искал его, но того не было видно. Тогда, не будучи уверен в том, что томагавк не опустится на его голову, он громко закричал:

— Фред! Фред! Уходи прочь! Злодеи поймали меня, и если ты подойдешь близко, ты тоже, как мой дедушка…

Но Терри решил не продолжать рассуждения насчет предков: теперь внимания требовали более серьезные предметы.

Виннебаго, по–видимому, не желали лишать жизни пленника, который упал в их руки, как спелое яблоко. Очевидно, они предпочитали сделать его пленником.

Тот самый краснокожий, в которого мальчик целился и которого он, несомненно, убил бы, протянул руку за его ружьем. В то же время он сказал что–то на своем языке, чего Терри, конечно, не мог понять.

Однако, в значении этого жеста не могло быть сомнения, и молодой человек, как это его ни огорчало, не мог не отдать своего любимого оружия индейцу.

Виннебаго тотчас же взял его и, прислонив свое ружье к дереву, с большим интересом осмотрел замок и все украшения незнакомого ему оружия.

— Он знает, откуда оно, — подумал Терри, — и, пожалуй, будет после этого добрее относиться ко мне!

Воин передал ружье товарищу, который осмотрел его с таким же интересом.

Устремив черные глаза на пленника, он сказал что–то на своем языке, говоря, очевидно, с гневом. Но так как ни он, ни его товарищ не могли сказать ни слова по–английски, то Терри мог только покачать головой, чтобы показать, что он не понимает.

Виннебаго верно почувствовали, что дальше разговаривать бесполезно, так как стали обращаться уже исключительно друг к другу.

Обезоружив мальчика, они велели ему идти к дороге. Он повиновался. Затем один из индейцев отвязал лошадей, чтобы вести их по той же дороге.

Это оказалось затруднительным, так как пришлось долго распутывать запутавшиеся в ветках и кустах ремни, а другому индейцу нужно было взять другую лошадь.

Терри жестоко упрекал себя за то, что не зарядил ружья после того, как убил белку. Мальчик думал, что, не забудь он этого, ему удалось бы избежать обидного положения, в котором он теперь находился.

Конечно, он застрелил бы одного виннебаго, и тогда остался бы только один индеец. Потом он позвал бы Фреда, тот поспешил бы к нему на помощь, и краснокожий, вероятно, не мог бы устоять против них.

Воинов было только двое, и оба юноши сумели бы постоять за себя в равной борьбе.

Но теперь жалеть было поздно. Терри Кларк был таким же безнадежным пленником, как траппер Боульби, и размышления на эту тему могли быть только самого грустного характера.

— Фред верно слышал меня, — таково было утешительное заключение Терри, который робко поглядывал в сторону, где исчез его друг, — и я очень рад, потому что для этих субъектов хватит и одного дурака!

Виннебаго, вероятно, знали или подозревали, что у пленника был товарищ: об этом можно было судить по двум лошадям и по отпечатками, которые их зоркие глаза различили на земле. Но незнание английского языка не позволяло индейцам спросить у Терри, куда делся его товарищ — вопрос, на который тот, конечно, никогда бы не ответил. Они даже и не выражали желания искать отсутствующего по неопределенным следам.

Они захватили одного — хотя, быть может, и незначительного, из партии белых и были более, чем довольны тем, что могли взять его, как пленника, в лагерь виннебаго. Пусть другие сделают свое дело так же хорошо, и судьба бледнолицых скоро будет решена.

 

Глава 27. ТОВАРИЩИ ПО НЕСЧАСТЬЮ

Оба виннебаго действовали, как будто и не знали, что у пленника был товарищ, хотя, как уже сказано, они должны были это знать. Один из них указал на юг, по направлению к главному лагерю виннебаго, и показал, что пленник должен идти в ту сторону.

— Я так и думал, — пробормотал Терри, не зная, радоваться ему или нет. — Они тащат меня, как сбежавшую свинью, прямо в свой лагерь, и мне довольно–таки стыдно вспоминать, как они меня сегодня надули.

В сущности, утешительного было мало в том факте, что он будет находиться недалеко от Оленьей Ноги, Линдена и Гардина, каждый из которых всегда имел заряженное ружье и всегда был готов к действию.

— Если б они только это знали! — подумал Терри, идя по дороге впереди всадников, которые следовали за ним индейской шеренгой. — Вся беда в том, что никто из друзей не подозревает, как я был глуп, и никто не будет меня искать!

В этом–то и было все затруднение. Так как мальчики получили строгое приказание спешить домой верхом и не терять времени по дороге, Оленья Нога и другие, наверное, были в полной уверенности, что они ничего о них не услышат и не узнают до прибытия в Гревилль.

Так размышлял Терри, пока он направлялся к югу, к хижине в горах. Индейцы заставляли его идти бодрым, но не чересчур скорым шагом, благодаря чему у него было много времени для размышлений.

Время от времени, оглядываясь назад, он смотрел на всадников, которые ехали вплотную один за другим, и притом так, что передняя лошадь почти наступала на пленника, когда он отставал, и таким образом заставляла его торопиться.

— Они пришли из Гревилля, — заключил пленник, — и как Фред ни старался скрыть следы лошадей, они нашли их и стали нас разыскивать!

Молодой человек был прав в своих предположениях. Индейцы, конечно, не могли бы пешком преследовать всадников, и, если бы не грустная случайность, открывшая местопребывание юношей, они бы верно не знали, что двое индейцев прошли мимо того места, где они угощались беличьим мясом.

Индейцы, взявшие Терри в плен, имели большое племенное сходство с теми, которых он встречал после своего ухода из дому. Длинные, висящие по плечам черные волосы, безобразные лица, казавшиеся еще в десять раз безобразнее от грязной татуировки, наколки, мокасины, блестящие бусы, томагавки, ножи — все это было у них, как и у других. Каждый из них был также одет в грязный плащ, завязанный у подбородка и покрывавший все туловище до ног. У индейца, ехавшего впереди, из–под плаща торчали два ружейных дула, у следующего за ним — только одно — его собственное.

Так как они продвигались вперед, не мешкая, то скоро достигли ручья, где мальчики поили своих лошадей несколько часов тому назад.

Терри надеялся, что при переправе один из виннебаго возьмет его к себе на лошадь и перевезет на ту сторону, но, когда он остановился на берегу и взглянул на ехавшего впереди, тот подал ему знак идти в воду.

Мальчик безропотно вошел в реку и зашагал к другому берегу. Вода была холодная, и когда она дошла до его куртки, у него перехватило дыхание от холода. Лошади фыркали и брызгали ногами. Оглянувшись назад, Терри увидал, что оба всадника смеются над ним.

Очутившись на другом берегу, Терри хотел идти дальше, как вдруг восклицание, вырвавшееся у одного из индейцев, заставило его остановиться и обернуться. Дикарь был взволнован и дал ему знак остаться на месте. В то же самое время сам он соскользнул с лошади и стал тихонько на землю.

— Зачем он не сделал этого раньше, пока я не успел войти в воду и вымокнуть?

Но молодой человек ошибался, предполагая, что виннебаго уступит ему свое место на лошади. Он вовсе этого и не думал. Ступив еще несколько шагов, индеец встал на колени и приложил ухо к земле. Пленник не слыхал ничего, что могло бы возбудить его любопытство, но, очевидно, случилось что–то, что возбудило подозрения виннебаго.

Терри очень желал проделать тот же опыт, но не посмел. Воины, наверное, рассердились бы за такое любопытство.

Краснокожий, приложивший ухо к земле, приподнял немного голову и посмотрел в лес, в сторону ручья, как будто бы там находилось что–то, внушившее ему подозрения.

Он проделал это несколько раз, потом обменялся несколькими словами с товарищем. Насколько Терри мог разглядеть выражение их раскрашенных лиц, они узнали нечто такое, что не только заинтриговало, но и сильно встревожило их.

Виннебаго, удовлетворив свое любопытство, сделал Терри знак подойти.

Воины вовсе и не думали меняться с ним местами — только один из них сел на лошадь вместе с ним, потому что таким образом они могли двигаться скорее. Терри сел верхом на ту самую лошадь, на которой ехал прежде, а краснокожий уселся позади него.

Передав оба ружья пленнику, индеец обхватил его левой рукой, как будто с тем, чтобы удержать его в равновесии, а правой рукой взялся за ремень, заменявший повод.

Потом лошади пошли таким тихим шагом, что почти не было слышно стука их копыт. Несколько раз краснокожий бормотал что–то тихим голосом, обращаясь к своему товарищу, и тот отвечал ему также тихо.

Пленнику, естественно, пришло в голову, что индейцы с удовольствием пустили бы лошадей во весь опор, опасаясь какого–то нападения, но не делали этого из опасения привлечь внимание врагов, стуком лошадиных копыт.

Что это была правда, было видно по действиям виннебаго, которые ехали тихо, пока боялись, что звук их копыт достигнет ручья, а потом пустили лошадей в галоп, которым шли несколько миль. Наконец, Терри опять узнал холм, с которого он и Фред бросили первый взгляд на горную долину.

У основания холма лошадей опять пустили шагом, так как они были совсем мокрые от усталости, а на вершине они опять перешли в рысь, пока всадники смотрели на развертывавшуюся перед ними сцену.

Перед ними были леса, ручей, лужайка и остатки сгоревшей хижины. При виде этого виннебаго не обнаружили никакого удивления, потому что, вероятно, давно догадались о происходившем по дыму, который должны были заметить раньше.

Терри не мог видеть воинов, которые стекались с разных сторон сюда, но тем не менее знал, что их очень много. По этому случаю он не взглянул ни на один из отрядов, находящихся в прогалине.

Там было около 12 человек, которые стояли, лежали или сидели, как уже было описано выше, между тем, как Боульби все еще отдыхал на бревне. Седовласый индеец предложил ему свою трубку, которую охотник с удовольствием принял и курил в ту минуту, когда появился Терри. Тот протянул трапперу руку и рассказал свою удивительную историю, которая заключала много интересных и совершенно новых для охотника сведений.

 

Глава 28. ПРИЗЫВ НА ПОМОЩЬ

Оленья Нога, шавано, Джордж Линден и Руф Гардин постояли несколько минут в молчании и задумчивости, пока, наконец, звук копыт лошадей, уносивших Терри и Фреда, не смолк в отдалении. Мальчики уехали, а трое ветеранов, если можно так выразиться, оставшись назади, обдумывали вопрос о том, как бы освободить Боульби от власти виннебаго.

Не стоит повторять, сколько в этому случае являлось препятствий, главным из которых была самая личность охотника. Его друзья хорошо все это понимали, и оба траппера смотрели на молодого шавано, чувствуя, что если он не мог предложить какого–нибудь проекта, то им оставалось только идти домой и оставить друга на произвол судьбы.

Оленья Нога прочел это в их взглядах, но не сказал ничего. Он был серьезен и задумчив. По своему обыкновению в таких случаях, шавано оперся на свой длинный карабин, пока его деятельный мозг предавался работе. Он думал, думал и думал.

Вдруг индеец выпрямился и тихонько вздохнул.

— Пусть мои братья последуют за Оленьей Ногой, — сказал он, повернувшись и осторожно пробираясь по листьям.

— Пусть они идут как можно осторожнее, потому что виннебаго не должны видеть их следов.

Хотя скрыть следы от зорких глаз виннебаго было в высшей степени трудно, но опытные обитатели пограничных с индейцами земель все–таки многое могли сделать в этом направлении. Они подражали действиям своего вожатого, и когда, наконец, очутились вне поля зрения проходящих по дороге, самый зоркий глаз вряд ли нашел бы их следы на листьях.

Шавано чувствовал, что если нужно было что–нибудь делать, то делать так, чтобы враг не мог их выследить. Сделав все возможное для обеспечения этого, индеец остановился и, посмотрев на друзей, прибавил:

— Пусть мои братья подождут, пока Оленья Нога вернется назад или позовет их!

— Ты можешь рассчитывать на нас, — сказал Линден, — мы не видим ни малейшего луча света, но если ты видишь, приказывай, и мы будем послушны, как собаки. Не правда ли, Руф?

— Совершенно верно: все, что тебе остается делать, Оленья Нога, это приказывать нам!

Шавано не обратил особенного внимания на эти излияния, но тем не менее оценил их.

Приставив руку ко рту в виде трубы, он издал тихий, вибрирующий, жалобный звуку, такой слабый, что его еле было слышно.

— Что это значит? — спросил Гардин.

— Когда этот звук раздастся в лесу, тогда пусть мои братья знают, что Оленья Нога зовет их, и пусть поспешат к нему навстречу. Он не будет звать их, пока их помощь не понадобится ему!

— Мы придем тотчас же, — сказал Линден, — хотя бы на дороге стоял Черный Медведь со всей своей шайкой!

— И пусть мои братья ждут, пока Оленья Нога позовет их или сам придет к ним!

— Хорошо, — засмеялся Линден, — если не придется ждать слишком долго. Может быть, тебя застрелят или убьют…

— На этот раз Оленья Нога не будет убит! — сказал шавано, со странным выражением на своем красивом лице.

— Тогда мы обещаем! — ответил Линден.

Не говоря больше ни слова, шавано тихо и спокойно зашагал по лесу, взяв направление, параллельное тропинке, по которой они недавно шли, не приближаясь к ней и не удаляясь от нее.

Менее, чем в ста футах от того места, он остановился, все еще на виду у охотников. Последние, все время наблюдавшие за ним, увидели, что он стоял неподвижно и ни разу не обернулся в их сторону. Они видели его выдающиеся локти, его склоненную голову, видели, что он сложил руки над дулом своего ружья и остался в такой позе. Вся его фигура выражала глубокую задумчивость.

— Посмотрите–ка на Оленью Ногу! — сказал Гардин.

Линдену не нужно было говорить об этом, так как его глаза и без того были устремлены в ту сторону. Замечание Гардина было вызвано действиями шавано. Прислонив на минутку свое ружье к дереву, он опустился на колени и склонил голову.

— Он молится! — сказал Линден благоговейным шепотом.

— Да, наверное, — прибавил Гардин, тем же тихим тоном, — я слышал о молящихся индейцах, но он первый, кого я вижу на коленях!

Эти суровые пионеры, едва ли знавшие наизусть хоть одну молитву и не повторявшие их с тех пор, как они сидели у матери на коленях много лет тому назад, были тронуты видом индейца, стоящего на коленях среди лесной тишины и беседующего со своим Создателем.

Окончив свою молитву к Небесному Отцу, Оленья Нога встал на ноги, но все–таки не оглянулся назад. Индеец сказал своим друзьям, чего он от них желает, те обещали ему повиноваться, и поэтому он не считал нужным смотреть, повинуются ли они на самом деле.

Встав на ноги, шавано продолжал идти в том же направлении, в котором он шел раньше. Шавано двигался крадучись, как и прежде, и быстро исчез из виду, так что охотник остались одни.

Через несколько времени охотники, к своему удивлению, услышали сигнал Оленьей Ноги, который звал их на помощь. Сигнал этот раздался не один, а три раза, и так явственно, что охотники вскочили на ноги, зная, что дело это требует немедленного вмешательства.

 

Глава 29. ОТВЕТ НА МОЛИТВУ ОЛЕНЬЕЙ НОГИ

Когда Оленья Нога окончил свою молитву, он встал на ноги и, пройдя несколько сажен, повернул направо и пошел по большой дороге, ведущей в Гревилль. Он еще не решил, что ему делать, но знал, что Великий дух услышал его молитву и укажет ему путь. Кто может отрицать это? Молитва молодого индейца опиралась на глубокую веру.

Дойдя до ясно обозначавшейся дороги, он постоял несколько минут, прислушиваясь, оглядываясь и ожидая, что Великий Дух пошлет ему более ясные указания. С обеих сторон густой лес, казался непроницаемым и был полон густой зарослью. Севернее, на расстоянии нескольких сажен, дорога начинала извиваться, и потом резкий поворот направо скрывал ее от глаз.

Наклонившись, шавано быстро различил, что рядом со следами двух лошадей отпечатались следы третьей. Он не был удивлен этим, так как знал, что этой дорогой ехал Ап–то–то.

Дальнейшие наблюдения показали, что Ап–то–то вернулся назад, что Оленья Нога и раньше знал, иначе он не позволил бы своим молодым друзьям подвергаться риску встречи с ним.

Шавано думал, что последний, проехав некоторое расстояние вернулся назад и направился к главному отряду, расположившемуся в прогалине. Но только что он пришел к этому заключению, как послышался очень тихий топот копыт в этом направлении. Узнав лошадиный топот, шавано быстро спрятался и стал выжидать.

Он не успел еще долго пробыть в ожидании, как появился Ап–то–то, ехавший шагом к северу. Лошадь шла так тихо, что охотники, Гардин и Линден, сидевшие, как нам известно, неподалеку, не услыхали топота.

Последовавшие события были интересны и любопытны.

Ап–то–то, которого было можно узнать по необыкновенной форме носа, остановил свою лошадь против Оленьей Ноги и, держа конец повода в руке, стал на колени и приложил ухо к земле. Это показывало, что он прислушивается к чьим–то шагам, вероятно, шагам неприятеля. Он ничего не услышал, потому что ни охотники, ни Оленья Нога не шевелились, а мальчики были слишком далеко, чтобы их можно было услышать.

По–видимому, результаты были удовлетворительны, так как Ап–то–то, встав на ноги, свистнул, так хорошо подражая какой–то птице, что Оленья Нога не догадался бы о происхождении звука, если бы своими глазами не видел, что его издает человек. Ни Гардин, ни Линден не обратили на него внимания.

Ап–то–то посмотрел по направлению к прогалине, как прежде сделал Оленья Нога, думая, что он там что–нибудь увидит. Но шавано и не подозревал, кто должен ответить ему на сигнал.

Вдруг появился не кто иной, как сам великий вождь Черный Медведь, и, оглядываясь направо и налево, подошел туда, где его ожидал Ап–то–то.

Они поговорили несколько минут, причем близкое расстояние позволяло подслушивающему их давно слышать все, что они говорили.

— Где англичане — иенгезе? — спрашивал сахем.

— Один из них пленник, а юноши бежали на лошадях!

Ап–то–то оказался удивительно посвященным во все последние события. Может быть, следы давали некоторый ключ к разгадке.

— Где другие иенгезе?

— Далеко в лесу, где они не могут укрыться от храбрых воинов Черного Медведя!

Относительно этого пункта Ап–то–то не был так хорошо осведомлен, как относительно других, или может быть, он почему–нибудь впал в заблуждение.

Удовлетворенный ответами, вождь стал рассматривать лошадь и любоваться ею.

Он осмотрел ее со всех сторон, обойдя кругом, как жокей по профессии, и похвалил ее в восторженных выражениях.

Тут шавано стал подозревать истину. Вероятно, Ап–то–то украл лошадь, чтобы подарить ее вождю. Между варварами, как и между цивилизованными народами, встречаются льстецы, в том числе был и Ап–то–то, желавший заслужить благоволение высших мира сего.

То, что случилось дальше, подтвердило его предположение.

Американские индейцы, вообще, хорошие ездоки, и Черный Медведь ловко и грациозно вспрыгнул на спину животного и взял в руки грубый повод. Он сказал, что–то Ап–то–то, чего Оленья Нога не расслышал, и потом, к удивлению шавано, пустил лошадь в галоп не по направлению к хижине, а прочь от нее.

Ап–то–то следил за ним глазами, пока тот не скрылся, и затем, повременив с минуту, направился к прогалине где, как уже сказано, присоединился к индейцам, сторожившим хромого охотника.

— Великий Дух услышал молитву Оленьей Ноги, — подумал шавано. — Он послал ему Черного Медведя!

Оленьей Ноге понадобилось не более нескольких минут, чтобы обдумать план кампании.

Шавано догадался, что вождь, обрадовавшись подарку, будет прогуливаться взад и вперед по дороге быстрым галопом. Американские индейцы в этих случаях бывают наивны, как дети.

Казалось бы, как и оказалось впоследствии, что Черный Медведь делал большую неосторожность, предаваясь таким образом своей радости. Он знал, что где–то по соседству находятся несколько белых и сам страшный шавано, и что такого рода препровождение времени может быть для него очень опасно.

С другой стороны, с точки зрения виннебаго, поступок вождя не был совсем неблагоразумен. Его воины сожгли хижину охотников, и хотя он и потерял нескольких из своих подчиненных, остальные настолько превосходили врагов числом, что смело могли относиться к последним презрительно, думая, что у них нет других планов, как только поскорей убежать. Двое уж так и сделали, третий был пленником, и вера Черного Медведя не только в похвалы Ап–то–то, но и в действительную храбрость его воинов, заставляла его думать, что для него не может быть и речи о личной опасности.

Итак, он пустил лошадь скорым галопом, и стук копыт раздавался еще некоторое время после того, как он достиг поворота дороги.

Оленья Нога увидел в поступке мрачного вождя прямой ответ на свою молитву.

Последний, вероятно, не уехал бы далеко, а повернул бы и поехал обратно. Оленья Нога желал заманить вождя как можно дальше от его народа.

Правда, у вождя был нож, томагавк и карабин, но все это мало значило для шавано, который не испугался бы, будь всего этого раз в шесть больше. Его план заключался в том, чтобы взять в плен вождя виннебаго, — все равно, сколько бы у него ни было оружия, только бы он на некоторое время был отрезан от своих воинов.

Нечего и говорить, что весь успех лежал во внезапности нападения. Кому посчастливится бы захватить врага врасплох, тот и окажется бы победителем.

Идя потихоньку вдоль дороги, индеец все время караулил приближение лошади, возвращающейся с маленькой прогулки с Черным Медведем на спине. Он знал, как важно взять его в плен насколько возможно дальше от его войска. Как хорошо было бы встретить Черного Медведя в десяти милях отсюда!

Шавано вдруг остановился и наклонил голову направо и налево. Да, это был стук копыт скачущей лошади, и она приближалась сюда.

Оленья Нога быстро выбрал ближайшее к дороге дерево и, бросившись за него, хладнокровно ожидал вождя, который через несколько секунд должен был очутиться около него.

 

Глава 30. ВОЖДЬ–ПЛЕННИК

Черный Медведь, вождь виннебаго, справедливо гордился подарком, предложенным ему преклоняющимся перед ним подданным Ап–то–то, так как такую лошадь было трудно найти даже после долгих поисков. Вероятно, также, новый владелец был настолько благосклонно расположен к человеку, поднесшему ему подарок, что имел намерение выдвинуть его вперед без особых с его стороны заслуг.

Ап–то–то во всем этом деле выразил такую деликатность, которая могла прийтись по вкусу сравнительно более развитой натуре вождя: вместо того, чтобы отдать ему лошадь перед всеми, он отозвал его в сторону и отдал ее так, что этого — как он думал — никто не видал. Все это, естественно, произвело надлежащее действие на вождя виннебаго.

Лошадь, которая сильно рвалась вперед, шла быстрым галопом и скоро очутилась на повороте дороги. Может быть, Черному Медведю и приходило в голову, что неосторожно заезжать так далеко в стране хотя бы и ничтожного неприятеля. Если у него в этом отношении было какое–нибудь сомнение, оно наверное рассеялось, когда в следующий момент из–за дерева выпрыгнул на дорогу человек не более чем в двух десятках футов от него.

Лошадь так испугалась этого появления, что вдруг остановилась, упершись всеми четырьмя ногами в землю, и издавала тревожное фырканье. Не будь ее всадник так ловок, он наверное перелетел бы через голову.

Опомнившись, вождь увидел Оленью Ногу, стоящего на дороге с карабином, причем левая рука была протянута, чтобы в любой момент схватить ствол у замка, а правая лежала на спуске, на который надавливал указательный палец. Голова была слегка наклонена налево, и открытый глаз зорко наблюдал за вождем.

Целью служила не темная грудь удивленного воина, а его лоб, и, стоило еще чуточку нажать на железный язычок, выдававшийся на нижней части ружья, чтобы тотчас вылетела пуля, пробив насквозь темнокожий лоб.

Черный Медведь не был трусом, но никогда в своей жизни ни был так встревожен, как сегодня.

Оленья Нога стоял так близко, что, когда оба краснокожих смотрели друг на друга, вождь мог бы подумать, что это он направляет длинный, толстый ствол. Он заметил, что прорезь прицела приходилась как раз над самым дулом, а другая прорезь около замка, и за ней блестел черный глаз шавано. Солнечный луч проникал сквозь ветки, и, падая на ствол ружья, так освещал дуло, что Черный Медведь мог видеть на несколько дюймов освещенную его часть.

Кто настолько крепок нервами, что может равнодушно смотреть в дуло ружья, наведенного на его голову?

После первого скачка лошадь остановилась неподвижно, хотя уши ее были прижаты назад, ноздри расширялись, и она дышала громко и скоро.

В тот момент, когда Черный Медведь был испуган неожиданным появлением, он держал ружье в левой руке, а повод в правой. Поэтому можно себе представить, что требовалось некоторое время для того, чтобы он мог взять оружие на плечо.

Так, шавано захватил виннебаго врасплох, и оба стояли в ожидании.

Черный Медведь едва успел подумать о своем положении, как Оленья Нога, стоя с выдвинутой вперед правой ногой, в позе охотника, только что уверившегося в верности наводки и готового стрелять, сказал:

— Если Черный Медведь не будет молчать и поднимет свой карабин, или даст сигнал своим воинам, Оленья Нога спустит курок, и вождь виннебаго погибнет, прежде чем успеет спеть свой предсмертный гимн!

Вождь узнал молодого шавано и чувствовал, что находится в его распоряжении, так как тот захватил его врасплох. Если бы не последнее обстоятельство, он никогда не подчинился бы ему и сражался до последней капли крови.

— Чего хочет шавано от Черного Медведя?

— Черный Медведь — пленник Оленьей Ноги. Он должен поворотить лошадь и ехать шагом, пока Оленья Нога не велит ему остановиться. Если он поедет слишком быстро или возьмет свое ружье, Оленья Нога убьет его!

— Что шавано будет делать с вождем виннебаго? — спросил Черный Медведь.

— Оленья Нога скажет ему это раньше, чем солнце зайдет на запад!

Черный Медведь, казалось, хотел возразить, но Оленья нога говорил слишком серьезно, и минуты были слишком дороги, чтобы терять хоть одну из них. Не опуская ружья, он сказал:

— Оленья Нога не может ждать Черного Медведя!

Последний был в достаточной степени философ, чтобы примириться с положением. Он был способен вступить в отчаянную борьбу, если бы шансы были равны, чего в это время как раз не было. Итак, он повернул лошадь по направлению к Гревиллю и поехал умеренным шагом, между тем как шавано следовал сзади.

Теперь шавано больше не было необходимости все время держать карабин на плече, так как с тех пор, как виннебаго был к нему спиной и ехал в непосредственной близости, он всегда мог предупредить какое угодно его действие. Поэтому шавано опустил ружье, держа левую руку около замка так, чтобы при первом случае поднять его и выстрелить.

Оленья Нога чувствовал, что наступило время, когда ему понадобится помощь Линдена и Гардина. Ему могли попасться навстречу другие виннебаго, и появление одного из них могло бы разрушить его почти уже осуществившийся план.

Поэтому, следуя за своим пленником, он трижды издал сигнальный звук, которого ожидали его товарищи.

Гардин и Линден, думая, что от них требуется немедленная помощь, скорым шагом бросились к дороге. Выбежав на нее, они увидели виннебаго, едущего на лошади Боульби тихим шагом, и Оленью Ногу, следовавшего за ним на расстоянии нескольких ярдов.

Удивившись сначала, охотники скоро поняли, в чем дело, хотя вряд ли догадались, кто был пленник. Они не могли надеяться на такое счастье, как взятие в плен самого вождя виннебаго.

Последний одновременно с Оленьей Ногой услышал звуки приближающихся шагов и осмелился бросить быстрый взгляд назад. То, что он увидел, не могло улучшить состояние его духа.

Если один Оленья Нога мог удержать вождя в плену, то насколько облегчалась задача, когда к нему на помощь подоспели два ветерана границы? Черный Медведь мог думать, что его единственная надежда находится в прибытии подкрепления.

Он мог бы дать сигнал, на который бросилась бы вся толпа виннебаго. Но никто лучше его не знал, что за этим последовала бы его немедленная смерть.

Гардин и Линден быстро догнали Оленью Ногу, который объяснил им все происходившее.

— Так это сам Черный Медведь! — воскликнул удивленный Линден. — Да это самая замечательная удача, о какой я когда либо слыхал!

— Великий Дух отдал его Оленьей Ноге! — кротко возразил шавано.

— Что же мы будем теперь с ним делать?

— Пусть мои братья позаботятся о том, чтобы он не убежал!

— Кажется, у него на это мало шансов, если только его воины не заподозрят, в чем дело, и не бросятся на нас!

Рассуждая таким образом, они продолжали двигаться по дороге, пока, наконец, не достигли ручья в десяти милях от хижины в горах, где был предпринят новый важный шаг в плане, придуманном шавано.

 

Глава 31. ПЛАН ОЛЕНЬЕЙ НОГИ

Какие только мысли не проносились в мозгу у краснокожего воина за время этого томительного для него периода! Он, гордый сахем могущественных виннебаго, он, одержавший столько побед над другими племенами, он, который разбивал в прах все искусство неприятеля, взят в плен молодым шавано!

Положим, последний пощадит его жизнь, но как посмотрит теперь вождь в лицо своим воинам? Это было горькое сознание, но оно немного облегчалось мыслью о том, что никто из его народа не знал постыдной действительности. Хотя он и был взят в плен одним только Оленьей Ногой, но теперь он был пленником его и обоих охотников. Конечно, не будет греха в том, если он объявит народу, что был вынужден уступить трем храбрым врагам.

Это все еще было бы сносно, но при теперешнем положении дел Черный Медведь едва ли мог рассчитывать на пощаду со стороны двух охотников, друзей пленного Боульби.

Во все время этого долгого путешествия к ручью, Серный Медведь не раз спрашивал себя, нет ли шансов на побег. Он мог бы пришпорить лошадь, и пустить ее во весь опор, но даже и в этом случае не смог бы избежать трех пуль, пущенных в него из карабинов.

Вероятно, в голове у вождя появлялись и другие планы, но они представляли мало шансов на успех, и он отложил их. Как ни храбр был вождь, он был слишком осторожен, чтобы навлечь на себя верную гибель каким–нибудь необдуманным действием.

Очень может быть, что Черный Медведь, размышляя о том, что один белый был пленником виннебаго, надеялся, что его освободят в обмен за последнего. Белые, без сомнения, будут рады получить своего товарища в обмен за вождя виннебаго, между тем как индейцы охотно отдали бы сколько угодно пленников в обмен за своего вождя.

Оленья Нога объяснил своим товарищам, что именно в этом и заключался его план. Он решительно не мог выдумать никакой другой комбинации относительно освобождения Боульби, пока ему не представился случай взять в плен самого Черного Медведя.

— Оленья Нога увидел, что Великий Дух указал ему путь, — сказал молодой шавано, и лицо его сияло благодарностью Тому, кто всегда ему покровительствовал, — он знал, что Великий Дух приведет виннебаго туда, где Оленья Нога сделает его своим пленником!

— План хорош, — сказал Линден, — но я вижу одно препятствие!

— Что же видит мой брат?

— Нам придется иметь дело с людьми, которым нельзя доверять. Эти виннебаго обещают все, что угодно, но при первом случае нарушают все обязательства!

— Мой брат говорит правду, — спокойно ответил шавано, — Оленья Нога этого не забыл. Великий Дух научит его, как спасти брата, который не может ходить!

Лошадь, на которой ехал Черный Медведь, продвигалась вперед медленным, ровным шагом, а двое белых и молодой шавано шли сзади, не позволяя ему сделать ни малейшей попытки к бегству.

Иногда он бросал беглые взгляды назад, но то, что он видел, не добавляло ему надежды.

Наконец, как уже было сказано, они достигли широкого, мелкого ручья, в десяти милях от лагеря в горах. Тут Черный Медведь остановился и вопросительно посмотрел на своих провожатых, ожидая приказаний.

Первое, что попросил Оленья Нога — был его карабин. Он сделал бы это раньше, но считал, что не подвергается никакому риску, позволив пленнику оставить при себе оружие, тем более, что это избавило его от лишней тяжести во время перехода.

Вождь нахмурился и заколебался. Шавано протянул руку, и по блеску его глаз Черный Медведь понял, что медлить опасно. Не говоря ни слова, он передал ружье Оленьей Ноге, хотя, вероятно, в душе его клокотала ненависть, так как его лишили главного средства защиты.

— Оленья Нога, — сказал Линден, — что толку возиться с этим проклятым виннебаго — ведь он наш враг. Мы можем избавить себя от хлопот, пустив в него пулю. Что ты скажешь?

И охотник взвел курок своего ружья и наполовину поднял его к плечу, взглянув на шавано и ожидая его позволения, которое, как он думал, тотчас будет дано.

Оленья Нога быстро понял, что означает этот поступок. Он увидел по глазам охотника, что он говорит не серьезно, и знал, что ничто не заставит его сделать такую жестокую вещь, какую он только что предложил. Линден обратил внимание на гневное сопротивление вождя и хотел дать ему хороший урок, чтобы заставить быть послушнее.

Догадавшись о намерениях друга, шавано перевел предложение сахему. На его раскрашенном лице так ясно выразился испуг, что Гардин сказал своему другу:

— Ты напугал его на целый год!

— Если он теперь будет делать то, что ему приказывают, я достиг своей цели!

Оленья Нога уверил своего пленника, что, если он будет причинять какое–нибудь беспокойство, его застрелят без милосердия, но, если он будет повиноваться, ему не сделают никакого зла, по крайней мере, теперь.

Объявив это, шавано подверг Черного Медведя испытанию, велев ему въехать в середину ручья и затем ехать по течению, пока ему не прикажут остановиться.

Черный Медведь заставил лошадь войти в ручей до середины, где вода почти касалась ее живота, и затем, по приказанию Оленьей Ноги, повернул и поехал вниз по течению.

Несколько раньше поток делал изгиб, скрывший Черного Медведя от глаз тех, кто мог переправляться через брод. Оленья Нога и его товарищи шли по берегу так осторожно, виннебаго найти их следы было почти невозможно. Они шли почти рядом с вождем, пока все это расстояние не было пройдено, и тогда Оленья Нога дал ему знак подняться на берег. Он повиновался так же быстро, как и прежде: охотники взглянули друг на друга и улыбнулись. У Оленьей Ноги тоже как–то странно блеснули глаза.

Лошадь выбежала на довольно плоский берег, фыркая и спеша, что выражало ее неудовольствие путешествием в холодной воде, и Оленья Нога дал Черному Медведю понять, что тот должен слезть и устроиться как можно удобнее на неопределенный отрезок времени.

Молодой шавано подробно объяснил товарищам свой план еще раньше, чем события дошли до настоящего момента. Он привел Черного Медведя в потаенное место, где предполагал оставить его, пока будут идти переговоры насчет Боульби.

Гардин и Линден должны были внимательно сторожить его, пока Оленья Нога будет вести переговоры.

Нужно помнить, что огромную выгоду для шавано представляло то обстоятельство, что он имел двух помощников, которые хорошо понимали его и были готовы оказать ему всевозможную помощь. Они были ветеранами в лесной жизни, поэтому были прекрасными помощниками во всяком его предприятии.

Теперь наступило время для решительных действий, и Оленья Нога готовился осуществить задуманный им опасный план.

 

Глава 32. ОЛЕНЬЯ НОГА УЗНАЕТ НЕЧТО НОВОЕ

Время для действий пришло, и шавано не стал задерживаться, чтобы повторять уже данные инструкции. Линден и Гардин знали, что он от них хочет, и никакое дополнительные инструкции были им не нужны.

Вскочив на лошадь, Оленья Нога заставил ее опять войти в воду.

Животное неохотно подчинилось, и хотя имело несколько испуганный вид, главным образом, оттого, что не чувствовало твердой почвы под ногами, но шло быстро, пока не достигло брода. Здесь всадник повернул его лицом к Гревиллю и пустил по дороге.

Оленья Нога хорошо понимал, что в ту минуту, когда виннебаго узнают об исчезновении своего вождя, который, конечно, нуждается в помощи, они сделают все возможное для его спасения. Если индейцы пойдут по его следам до берега ручья и увидят, что они не появляются на той стороне, то произведут розыски по соседству, и это может все сильно осложнить.

Но если они заметят, что след идет прямо через ручей, то, очевидно, подумают, что через ручей переехали обыкновенным образом. Самый хитрый краснокожий не узнает и не догадается, что когда лошадь была на южной стороне — на ней сидел один всадник, а когда она очутилась на северной, то на ней сидел всадник из другого племени.

Умное животное само повернуло через брод и перешло на северный берег. Там Оленья Нога пустил ее галопом, проехав так четверть мили, и потом остановился.

Шавано имел намерение сойти с лошади и вернуться к товарищам, ударив предварительно лошадь по бедрам, чтобы заставить ее продолжать путь. Шавано предполагал, что в таком случае лошадь побежит домой и добежит до Гревилля.

Правда, виннебаго, которые будут искать своего пропавшего вождя, могут удивиться, почему это Черный Медведь сел на хорошую лошадь и уехал так далеко от своих воинов, нуждающихся в его присутствии. Но этого шавано уж никак не мог устранить и был даже отчасти доволен, что задал им трудную загадку.

Остановив лошадь, Оленья Нога легко спрыгнул на землю и удивился, в первый раз после того, как Черный Медведь был взят в плен. На земле он увидал следы копыт двух охотничьих лошадей, но направляющихся не к северу, а к югу!

Что бы это могло значить?

Никто не умел так скоро распутывать запутанные узлы, как шавано, и он скоро понял, в чем дело.

Очевидно, лошади, на которых отправились к северу Фред Линден и Терри Кларк, вернулись обратно. Зоркий глаз шавано тотчас заметил, что одного из мальчиков при этом не было. Был ли это Фред, или Терри, он не знал, так как этого нельзя было определить по слабым следам, которые он так тщательно рассматривал.

Из этого неизбежно вытекало необыкновенное заключение: идущие достигли брода и перешли его в течение короткого промежутка времени, пока Оленья Нога и охотники находились неподалеку. Хотя виннебаго не старались особенно скрыть свои передвижения, но ни Линден, ни Гардин не заметили происходившего.

Такое совпадение могло случиться один раз из ста, и оно как раз случилось в этот ясный осенний вечер.

Вдруг до него донесся резкий свисток. Он ответил и через минуту увидел Фреда Линдена, идущего к нему навстречу по дороге. Оба они потрясли друг другу руки, и по выражению лиц было видно, что собираются задать друг другу много вопросов.

— Мы попали в неприятную историю, — сказал Фред, чувствуя, что его друг имеет право на первое объяснение, — но я буду так краток, как только можно. После того, как мы расстались, Терри и я поехали по дороге, пока не заехали довольно далеко от места, где теперь стоим. Тогда мы застрелили пару белок, поджарили их и съели, отведя предварительно наших лошадей подальше от дороги. После еды я пошел поискать воды для питья.

Недалеко от места остановки я наткнулся на маленький холодный ключ. Я лег на землю и напился досыта. Только я вытер рот и надел на голову шапку, как был до нельзя поражен, услышав голос Терри, который кричал, чтобы я держался подальше, потому что его схватили индейцы.

Я был в высшей степени поражен. Не зная, что делать, я постоял неподвижно минуту или две, ожидая, что индейцы придут искать меня. Осмотрев свой карабин, я ужаснулся, увидя, что он не заряжен. Тогда я вспомнил, что после того, как Терри и я стреляли в белок, мы не зарядили карабинов. Мне стало ясно, отчего Терри не стрелял. Индейцы никогда не забрали бы его без борьбы, будь у него ружье заряжено. Он начал бы сопротивляться, я бросился бы к нему на помощь и, если бы индейцев было не более трех, мы могли бы их одолеть!

Оленья Нога кивнул головой в знак согласия. Оба мальчика, как мы видели, сделали ошибку, которая чуть не обошлась им очень дорого.

— Прождав некоторое время у ручья, — продолжал Фред, — я пошел узнать, что случилось с Терри. Но было уже поздно, и я узнал только, что индейцы отправились с ним к лагерю. Даже и это мне удалось распознать не сразу, и я не мог решить, что делать: идти домой пешком или вернуться назад, в надежде дать вам всем знать о том, что случилось с Терри.

— Ты можешь себе представить, каково было у меня на душе, — продолжал Фред, нахмурив брови, — если бы я вернулся назад, то нарушил бы приказание, мог бы попасть в затруднительное положение и стеснить вас. Но зато вы бы все узнали о том, что случилось с Терри. С другой стороны, мне было жалко покинуть старого друга, и когда отец велел мне ехать домой, он не мог предвидеть, что произойдет.

Фред остановился и посмотрел на шавано, желая узнать, что он думает. Оленья Нога, по своему обыкновению, пока тот говорил, смотрел мальчику прямо в лицо и не прерывал его вопросами. Потом шавано сам в самых кратких словах рассказал обо всем, что случилось после отъезда мальчиков.

Это была необыкновенная история, и Фред стоял и слушал, открыв рот.

— Боже мой! — воскликнул он с удивлением. — Вы забрали самого Черного Медведя! Это самая замечательная новость, какую я услышал с тех пор, как уехал из дому. Теперь ты можешь считать себя хозяином положения, Оленья Нога!

Шавано как будто не понял, что означали слова его молодого друга.

— Как, ты не понимаешь? Черный Медведь стоит сотни воинов, и они будут рады отдать за него и Терри, и мистера Боульби!

Оленья Нога посмотрел на Фреда с таким наивным выражением лица, что тот сразу понял, что он над ним смеется.

— Мой брат говорит с мудростью сахема, голова которого освещается сотней сияющих великих солнц!

Молодой человек вдруг сообразил, как глупо было с его стороны давать указания шавано; он покраснел и поспешил объяснить:

— Нет, вот что я хотел сказать, Оленья Нога: когда я уезжал, казалось, что на освобождение Боульби нет никакой надежды. Ты можешь себе представить, что я почувствовал, когда не только он, но и Терри попал в руки к виннебаго. Но теперь, когда я слышу от тебя, что вождь виннебаго наш пленник — теперь все является в совершенно ином свете, и я едва могу удержаться от того, чтобы не бросить шляпу в воздух и не закричать «ура»!

Оленья Нога тихонько покачал головой с таким выражением серьезной сдержанности, что пыл Фреда немного охладел.

— Когда мой брат, который ходит с палкой, и мой молодой брат будут дома, в колонии на севере, а виннебаго уйдут далеко в свои охотничьи земли, тогда мы будем все счастливы!

В течение этого разговора лошадь все время стояла, как бы ожидая приказаний. С многозначительной улыбкой, Оленья Нога дал Фреду знак сесть на нее, предлагая в то же время свою помощь.

Молодой Линден понял его желание и не мог отказаться.

Поставив ногу на руку шавано, он легко вскочил на спину животного и взял повод в правую руку, между тем как ружье было в левой.

В эту минуту Оленья Нога, видя, что его друг готов, тихонько замахнулся вытянутой рукой и взглянул на Фреда, как бы спрашивая, готов ли он.

— Хорошо! — сказал Фред, смеясь.

Поднятая рука хлопнула лошадь так сильно, что удар мог быть слышен на сто футов отсюда. Лошадь, фыркнув, бросилась вперед и поскакала галопом.

Она помчалась по направлению к Гревиллю, быстро унося Фреда из водоворота событий, о которых сейчас будет говориться.

 

Глава 33. ПРОЩАЙТЕ, БРАТЬЯ

Фред Линден проехал порядочное расстояние, прежде чем оглянуться назад. Оленья Нога все еще стоял и смотрел на него. Фред помахал рукой и получил ответ на свой жест прощания. В следующую минуту он уже исчез из виду.

Шавано побежал обратно к ручью. Он бежал довольно скоро, но временами останавливался и шел шагом, что–то обдумывая про себя. Индеец не переставал удивляться факту, почему он, находясь недалеко от брода, не слышал, как виннебаго, не принимая особых предосторожностей, переходили через него вместе с пленником.

Оленья Нога был убежден, что там были только два виннебаго и что они шли с севера, причем случайно открыли следы бежавших мальчиков. Если бы Терри Кларк закричал в то время, когда они переходили через брод, его можно было бы немедленно освободить без большого труда и не подвергаясь опасности потерять пленного вождя.

Оленья Нога старался решить вопрос о том, далеко ли ушли индейцы, которые увели мальчика, и есть ли еще время их преследовать. Если они шли все время шагом, он мог бы их догнать, но если они, переправившись через ручей, поехали быстрым аллюром, то, наверное, успели заехать слишком далеко и преследовать их не стоило.

Во всяком случае, игра не стоила свеч, то есть, вряд ли стоило прибегать к такого рода мерам. Конечно, это не значило, что Терри Кларк не стоил того, чтобы его спасти, но взятие в плен вождя виннебаго во многом уменьшало опасность. Имея в руках вождя, можно было надеяться, что в обмен за него дадут не только двух, но и дюжину пленников.

Итак, Оленья Нога, дойдя до реки, пошел по берегу, пока не нашел маленькой лодки и весла, оставленных им там несколько дней тому назад. Не сделай он этого, ему пришлось бы искать брод, а теперь он быстро и удобно переправился к тому месту, где ожидали друзья.

Если бы положение было не так серьезно, шавано наверное бы засмеялся, так как три человека, которых он теперь увидел, вовсе не были похожи на врагов.

Черный Медведь сидел на земле, расставив ноги и прислонившись к дереву, и медленно покуривал свою длинноствольную трубку. Чашка его трубки была сделана из какого–то сорта красной глины, а пустой ствол ее был из камыша, так что трубку эту можно было носить с собой в походе без стеснения для себя и без вреда для нее.

Линден и Гардин курили обыкновенные глиняные трубки с коротким стволом, так что облако дыма, клубившееся над ними, напоминало дым от разведенного в поле костра. Линден полулежал, опираясь на локоть и повернувшись лицом к пленнику. Гардин лежал в подобной же позе, но не несколько футов в сторону, глядя на обоих — на своего друга и на пленника.

Свежий человек, взглянув на эту картину, подумал бы, что трое друзей собрались покурить и побеседовать вместе.

При более внимательном взгляде впечатление менялось. Можно было бы заметить, что у виннебаго не было ружья, а у белых их было три. Несмотря на беззаботные позы белых, можно было обратить внимание на то, что ружья у них были наготове, так что они могли взяться за них в любую минуту.

Хотя охотники смеялись и шутили, но ни на одну минуту не теряли из вида Черного Медведя.

Что касается сахема виннебаго, это был интересный субъект. Головка от его трубки свободно лежала на правой руке, которая опиралась на бедро, и он медленно выпускал голубоватый дым то из одного уголка рта, то из другого, то из середины.

Рот у него был большой, четырехугольный, черты неправильные, хотя, в общем, приятнее, чем у его воинов. Глаза были маленькие, с сильно нависшими бровями, которые придавали его лицу выражение рассеянности и равнодушия ко всему, что происходило вокруг него.

Но не деле было иначе: эти маленькие черные глазки были зорки, как змеиные, и никогда не были в покое. Он постоянно смотрел вокруг себя, и от него ничто не могло ускользнуть.

Можно сказать наверное, что Черный Медведь ждал удачного момента, чтобы изменить свое положение. Он имел полное основание бояться, что каковы бы ни были намерения охотников, он мог считать себя погибшим, пока находился в их руках.

Для виннебаго не было бы унижением, если бы мы сказали, что он боялся молодого шавано больше, чем обоих охотников. Этот удивительный юноша сделал его пленником, и он уже слышал о многих его подвигах, до которых было далеко любому воину из его племени.

— Ну, Оленья Нога, — сказал Линден, вынимая трубку изо рта, — мы стараемся убить время, как вы видите. Было бы не худо, если бы у нас была под рукой дичь, но, кажется, на это мало надежды. Итак, мы подождем до поры до времени!

— Тебя долго не было, — прибавил Гардин, — и мы уж думали, что ты пошел к прогалине!

— Оленья Нога скоро там будет, — спокойно заметил шавано, оставаясь на месте и глядя то на одного, то на другого, как будто спрашивая у них, сказать или не сказать про то, что произошло за время его отсутствия.

После некоторого колебания, он рассказал все: Фред Линден ехал домой, Терри Кларк был на пути к Джемсу Боульби, пленнику виннебаго, если уже не на месте.

Мистер Линден вскочил на ноги.

— Если эти двое краснокожих пришли с севера, Фред наверное встретит других!

— Оленья Нога так не думает, — заметил шавано, покачав головой, — те двое, которых они встретили, были последние!

— Надеюсь! Может быть, и лучше, что Фред удалился, чтобы не быть нам помехой. Если бы он остался, мало ли что могло случиться!

— Ты пойдешь отсюда в лагерь виннебаго? — спросил Гардин не совсем кстати.

— Оленья Нога сделает так!

— Когда ждать тебя обратно?

Молодой индеец взглянул на солнце, которое давно уже перешло за меридиан и ярко светило сквозь почти совсем лишенные листьев ветки.

— Теперь месяц бобров (ноябрь), и солнце скоро сядет. Может быть, будет уже темно, когда Оленья Нога вернется назад к своим братьям, но, когда он вернется, он принесет им новости, услышав которые, они не захотят оставаться на месте!

— Я думаю, твой план относительно обмена пленников уже готов? — испытующе спросил Линден.

Оленья Нога кивнул головой, но не дал никаких объяснений, и друзья знали, что не следует приставать к нему с расспросами. Индейцу не надо было охотникам ничего говорить, так как они и сами знали, что все зависит от того, насколько строго они будут охранять Черного Медведя.

Но Оленья Нога пожелал сказать несколько слов самому знатному пленнику.

— Оленья Нога идет к воинам Черного Медведя: он скажет им, что, если они отдадут белых пленников, то получат Черного Медведя целым и невредимым. Но, — прибавил мудрый шавано, — когда Оленья Нога скажет виннебаго эти слова, они скажут, что он говорит двумя языками. Как Оленья Нога докажет им, что он не лжет?

Увы! Черный Медведь не мог ответить. Подобно почти всему своему народу, он не обладал искусством писать, а не то он, верно, начертил бы на куске коры какие–нибудь знаки, которые подтвердили бы слова посланного.

— Сердце Черного Медведя грустно, он не может сказать своему брату, храброму молодому шавано, как он должен доказать виннебаго, что говорит одним языком!

Ступив шаг вперед, Оленья Нога ловко снял с шеи удивленного пленника ожерелье, сделанное из когтей того животного, имя которого носил вождь. Это было варварское украшение, которое владелец носил уже много лет и которым справедливо гордился. Черный Медведь невольно протянул руку, чтобы остановить похитителя.

— Пусть мой брат не боится! — успокоил его Оленья Нога. — Украшение из медвежьих когтей будет возвращено военачальнику виннебаго!

Затем, повернувшись к друзьям, Оленья Нога сказал:

— Прощайте, братья! — и скрылся из виду.

 

Глава 34. ПЛЕННИКИ

Не стоит говорить о том, как был удивлен Джемс Боульби, когда увидел в качестве пленника виннебаго Терри Кларка под охраной двух индейцев. Охотник, ко всему умевший относиться с суровой философией, успел уже охотно принять трубку, предложенную ему седовласым воином, и теперь курил ее с таким же удовольствием, как будто бы он сидел на пороге своей хижины.

До этой минуты охотник предполагал, что молодой ирландец был у себя дома, в ста милях отсюда, в Гревилле; хотя, как уже сказано выше, он опасался, что Фред Линден находится по соседству.

Никто не запретил Терри сесть на бревне около своего друга, и он кратко рассказал Боульби обо всем, что с ним произошло.

— Странно, что они не выследили Фреда, — заметил Боульби, — тем не менее я рад слышать, что хоть один из нас спасся!

Вдруг внимание белых было привлечено индейцами. Их число увеличилось еще на двенадцать воинов, только что прибывших, так что всех вместе их стало более двух десятков.

Вновь прибывшие начали оживленно разговаривать с остальными, причем они с большим любопытством смотрели на сидевших на бревне мужчину и мальчика.

Виннебаго, сидевшие на бревне около Боульби, встали и присоединились к разговаривающим: все, по–видимому, очень живо интересовались каким–то вопросом, но каким именно — пленники не могли пока догадаться.

Вскоре высокий, седой воин подошел к Ап–то–то, который, очевидно, бранил его. Вице–вождь, если можно было так его назвать, сказал что–то сердитым тоном, и тогда странный краснокожий, не ответив ни слова, подошел к Боульби и протянул руку за трубкой.

— Благодарю, благодарю! — громко сказал охотник, возвращая ее и стараясь придать выразительность своему голосу.

Дать свою трубку — это, конечно, немного, но пленник оценил доброе отношение и готов был отплатить вдесятеро.

Что касается Ап–то–то, Боульби ненавидел его всей душой. Хотя приказание отнять трубку было отдано, когда охотник уже кончил курить, но это был такой характерный поступок, что Боульби только удивлялся, как оно не было отдано раньше.

— Может быть, я ошибаюсь, — сказал охотник, — но мне кажется, что краснокожие в волнении.

— Что вы хотите сказать?

— Некоторое время тому назад я спрашивал у Ап–то–то, где их вождь. Тот отвечал, что он скоро придет, а вот смотри, его до сих пор нет!

— Ну, это еще ничего не значит! — отвечал Терри, не знавший еще горькой для виннебаго истины.

— У краснокожих существует правило, что вождь должен быть при войске все время, пока они не вернутся в свою деревню. Черный Медведь, как они его называют, мог уйти от них ненадолго, но его так давно не видно, что все они не знают, что делать. Может быть, он пошел куда–нибудь с несколькими краснокожими, но если его нет так долго, наверное, что–нибудь случилось. Я в этом уверен! — прибавил Боульби, сжимая губы и покачивая головой решительнее, чем прежде.

— Может быть, его убили!

— Думаю, что да. В таком случае, нам не на что надеяться. Что же это значит?

Боульби так всполошился, что, забыв про свою ногу, встал и громко воскликнул:

— Оленья Нога! Во имя Создателя, что привело тебя сюда?

 

Глава 35. ПЛЕННИК

Нельзя не согласиться, что наши друзья побывали в самых разнообразных переделках и находились в самых различных условиях.

Фред Линден на великолепной лошади ехал верхом в Гревилль. Временами он надеялся, временами сомневался. Юноша содрогался, вспоминая своего доброго жизнерадостного товарища Терри, который был теперь в руках у виннебаго, и чувствовал умиление при мысли о его попытке предостеречь Фреда от ловушки.

«Как хорошо, — думал он, — что Оленья Нога, или, лучше, сказать, мой отец и Гардин имеют пленником самого Черного Медведя! Они могут сделать с ним, что захотят, и это должно иметь немаловажное значение в глазах виннебаго. Когда я подумаю о том, сколько еще предстоит хлопот, я поневоле дрожу».

Как удастся Оленьей Ноге сделать, чтобы краснокожие его не обманули?

— Положим он самый находчивый индеец, какого я только видал, но ему предстоит трудное дело.

— Как бы там ни было, — прибавил мальчик, размышляя об особенностях данного дела, — или Оленьей Ноге придется на слово поверить виннебаго, или им придется поверить ему. Они–то, наверное, не согласятся на это, а если он сделает им уступку, то с Боульби и Терри все будет кончено.

Фред Линден был огорчен этим размышлением, но надежда снова улыбнулась ему, когда он вспомнил про необыкновенную находчивость молодого шавано.

— Он найдет какой–нибудь выход, я в этом уверен! — сказал сам себе Фред и пустил свою лошадь в галоп, так как теперь начиналась хорошая дорога.

Мы не должны забывать, что Фред не мог посвятить все свое внимание отсутствующим. Виннебаго уж раз появились здесь, когда их вовсе не ожидали, и захватили Терри Кларка в плен. Несмотря на уверения Оленьей Ноги, никто не мог ручаться, что здесь не явятся и другие, даже если мальчик успеет уехать и далеко отсюда.

Легко можно себе представить, что у него не было времени для праздных размышлений. Мальчик с Терри и молодым шавано пришел из Гревилля пешком. Приобретенное им таким образом знакомство с местностью принесло ему большую пользу.

Он внимательно смотрел, не появится ли дым сторожевых огней, слушал, не раздастся ли выстрел, и был внимателен ко всему, что могло предупредить его о грозящей опасности.

Хотя Терри, находившийся в плену у виннебаго, время от времени старался шутить и смеяться по–прежнему, но, в общем, он был очень удручен своим несчастием и временами готов был предаться отчаянию. Может показаться невероятным, что Боульби относился к своему положению легче, чем его оба друга, Линден и Гардин, а между тем это было так на самом деле.

Боульби уже давно приучил себя к мысли, что ничто не спасет его от смерти, и примирился со своею судьбой со стоицизмом индейца. Единственное, что заставляло его задуматься, это род казни, которой его могут подвергнуть.

Но Гардин и Линден никогда раньше так не тревожились. Эта тревога увеличивалась от мысли, что судьба Боульби и Терри во многом зависит от того, как они сами исполнят свои обязанности.

Казалось бы, что нечего особенно волноваться, так как задача, лежавшая на наших друзьях, не превышала их сил, но долгое напряжение возымело свое действие и на их сильные нервы.

— Черный Медведь делает вид, что хочет спать, — вполголоса сказал Линден своему товарищу, — но, по моему, только обдумывает, как бы убежать!

Эти слова были сказаны часа через два после ухода Оленьей Ноги, когда уже сильно смеркалось. Вождь виннебаго перестал курить и сидел так, как будто его одолела дремота. Он вытянул ноги, прислонился спиной к стволу дерева, его голова опустилась на плечо, и тяжелая нижняя челюсть отвисла: казалось, что вот–вот он заснет крепким сном.

Но Линден говорил правду, заметив, что индеец только притворяется. Из–под опущенных век сверкали временами два черных глаза, словно луч, играющий в водяной ряби.

— Он хитрая лисица, как большинство его единоплеменников, — сказал Линден, — но он ошибается в своих расчетах!

— Отчего?

— Потому что он не хочет подождать ночи, когда будет думать, что мы спим!

— Я не думаю, чтобы он надеялся на бегство, потому что это было бы слишком неразумно, но верно воображает, что, притворившись спящим, узнает нас больше, чем знает теперь.

— Мне кажется, что для этого не стило бы беспокоиться, потому что, когда он уснет, мы будем делать то же самое, что мы делаем теперь. А вдруг, Руф, он вскочит на ноги и побежит, что мы тогда будем делать?

— Подстрелим его!

— Это испортит дело с другой стороны. Ты что, думаешь, что виннебаго отдадут нам пленников за убитого вождя?

— Мы им не скажем, что он убит, пока не кончатся переговоры!

Линден покачал головой.

— На такой обмен нечего надеяться!

— Отчего же нет? Оленья Нога устроит так, что они ничего не узнают прежде времени.

— Ничто, даже страх за жизнь Боульби и Терри, не заставят Оленью Ногу солгать!

— Ты прав. Я не подумал об его совести!

— Но вот, что мы могли бы сделать, — сказал Линден. — Если бы Черный Медведь вздумал бежать, мы могли бы остановить его, не убивая. Мы оба быстро бегаем, это правда, но с ним нам было бы трудно сравняться; зато мы могли бы его ранить, так, что он не убежал бы далеко.

— Это не повредило бы делу обмена!

— Мне кажется, — заметил Линден несколько минут спустя, — нам придется ждать до завтра, и это будет очень утомительно. Поэтому, я предлагаю поесть чего–нибудь.

— Это мне по вкусу: ты можешь пойти и позаботиться об этом, а я пока посижу и полюбуюсь на раскрашенное лицо Черного Медведя.

Вставая на ноги, Линден посмотрел на вождя. Он поймал короткий взгляд его глаз, вслед за которым веки снова опустились, и охотнику стало все понятно.

— Он еще бодрее, чем раньше, — предостерег Линден. — Не давай ему спуску, а то он выкинет какую–нибудь штуку!

— Пусть попробует, — проворчал Гардин, — это будет его последняя попытка перехитрить меня!

Оставшись наедине с пленником, Гардин, который лежал в том же положении, как и пленник, положил карабин к себе на колени, взяв его обеими руками, и сердито посмотрел на разрисованное лицо индейца, как будто говоря:

— Ну, мистер Черный Медведь, было бы очень неразумно, если бы вы вскочили на ноги и попытались бежать. Если вы обо мне думали иначе, то теперь можете это проверить!

Ружье виннебаго лежало на земле рядом с охотником, так что он был хорошо вооружен, между тем как пленник был вовсе безоружен.

— О! Джордж застрелил что–то! — заметил Гардин несколько минут спустя, услышав звук выстрела где–то недалеко.

Когда Джордж Линден возвратился, он принес двух толстых кроликов, одного из которых он застрелил, а другого убил камнем.

— Я сделаю все один, — сказал он Гардину, — потому что один из нас должен постоянно следить за пленником!

На берегу ручья охотник снял с кроликов шкуру и приготовил их для жаренья, потом развел огонь и поджарил сочное и вкусное мясо. Вслед за тем оно было старательно разделено на три равные части, одну из которых дали Черному Медведю. Линден должен был хорошенько потрясти его за плечи, прежде чем он открыл глаза. Затем индеец принял пищу и в виде благодарности только проворчал что–то себе под нос.

Наконец, осенний вечер пришел к концу, и началась длинная, трудная ночь, которой боялись охотники. Они должны были спать не иначе, как по очереди, но решили бодрствовать оба.

В самом начале ночи случилось неожиданное происшествие.

 

Глава 36. ШАВАНО В РОЛИ ПАРЛАМЕНТЕРА

Пока Ап–то–то и его воины рассуждали об отсутствии Черного Медведя, их знаменитого вождя, и когда все пришли к убеждению, что с ним что–то случилось, из лесу вышел Оленья Нога и приблизился к ним.

Можно себе представить удивление краснокожих при виде молодого воина, подвиги которого сделались предметом мифов и легенд и рассказывались всюду, где только останавливались и разводили сторожевые огни виннебаго.

Поступок шавано можно было бы объяснить только одним. Он, который столько раз спасался от плена, теперь явился и, как бы, отдал себя во власть врагов. Вероятно, он считал этот поступок безопасным.

Наверное, все присутствующие виннебаго почувствовали, что его появление было связано с исчезновением вождя.

Оленья Нога взглянул на Боульби и Терри, сделал им знак рукой и сказал:

— Пусть мои братья помнят, что над ними светит солнце. Великий Дух послал Оленью Ногу, чтобы освободить своих братьев!

— Да, если ты можешь это сделать, — пробормотал охотник, с трудом поворачиваясь на бревне, — ты окажешься гораздо проворнее, чем я думаю, самым ловким из всех белых и красных людей!

— Он это сделает! — с восторгом воскликнул Терри и вскочил на ноги, чтобы лучше следить за происходившим. — Если Оленья Нога что–нибудь обещает, он это сделает!

Со свойственной ему удивительной чуткостью, молодой шавано заметил, что виннебаго обеспокоены отсутствием своего вождя и далее, быстрый взгляд показал ему, что пока Черного Медведя заменяет Ап–то–то.

Поэтому Оленья Нога обратился прямо к нему, между тем, как остальные молчали, стараясь не проронить ни слова.

— Пусть мои братья слушают, — сказал он, — так как Оленья Нога говорит одним языком. Он пришел от великого вождя, Черного Медведя, и принес его воинам от него весть!

Слова эти произвели подавляющее впечатление, так как Оленья Нога одним словом подтвердил все опасения виннебаго, что их вождь был пленником их врагов.

Говорят, что Американская раса отличается стоицизмом и равнодушием. Нет сомнения, что индейцы сдержанны на глазах у посторонних, но у себя дома — это дело другое.

Если бы вам удалось заглянуть в какой–нибудь вигвам, в глуши лесов, вы увидели бы, что индеец играет и шутит со своими маленьким детьми, так же, как и с вами играли ваши родители. Вы увидели бы молодого человека, который ухаживает за своей краснокожей невестой точно так же, как это делается и у других народов.

Пока Оленья Нога говорил, глаза всех были устремлены на него, и открытые рты, вытянутые шеи, сдержанное дыхание — ясно говорили, что индейцы слушают слова, которые сулят им жизнь или смерть.

Ап–то–то один только заговорил, спросив у Оленьей Ноги:

— Кто взял в плен Черного Медведя?

— Оленья Нога! — гордо ответил молодой шавано, и глаза его сверкнули свойственным его расе огнем, когда, приложив руку к груди, он повторил: — это был Оленья Нога!

Он знал, что возбудит этим заявлением ненависть виннебаго, так как ничего не могло сильнее запятнать их вождя, как заявление о том, что его взял в плен молодой человек, годившийся ему в сыновья!

Оленья Нога знал, какую бурю он подымает, но факт, столь рассердивший виннебаго, в то же время убеждал их в том, что они теперь не властны над судьбой своего вождя. Всякая неосторожность с их стороны грозила бы теперь безопасности Серного Медведя, и они поневоле сдерживались, хотя с удовольствием бы растерзали смелого шавано в клочки.

— Шавано лжет! — воскликнул Ап–то–то, дрожа от ярости. — Черный Медведь посмеялся бы над Оленьей Ногой. Он закрыл бы глаза и тогда снял бы скальп с лежащего шавано!

Посланник почувствовал большое удовольствие от того, что посеял такую тревогу в душах виннебаго. Подняв руку к своему головному украшению, он указал на три стоящих орлиных пера.

— Скальп Оленьей Ноги еще не висит на вершине вигвама Черного Медведя и никогда не будет висеть. Оленья Нога видел, как Ап–то–то украл лошадь у его белых друзей, которые кормили его, когда он был голоден, и как он отдал ее Черному Медведю; потом Ап–то–то вернулся к своим, а Черный Медведь поехал на лошади. Оленья Нога пошел за ним. Когда Черный Медведь повернулся, он увидел, что на него наведено ружье Оленьей Ноги. Если бы Черный Медведь попробовал убить Оленью Ногу, Оленья Нога убил бы его. Но он не сделал зла вождю виннебаго. Он велел ему ехать к дому белых людей. Он ехал долго–долго, завтра он увидит дым от хижин поселенцев, потому что лошадь бежит быстро.

Вы заметите, что Оленья Нога допустил преувеличение, давая индейцам понять, что их вождь был дальше, чем на самом деле. Но шавано сделал это без колебания, так как к этому вынуждали его обстоятельства.

Далее, он не мог удержаться, чтобы не насладиться унижением виннебаго, когда он им почти доказал обстоятельным рассказом факт, что он взял в плен их вождя. Ап–то–то должен был тоже поневоле поверить этому.

Но с другой стороны, виннебаго узнали, что их вождь жив и может быть им возвращен: это было очень много.

— Черный Медведь у бледнолицых охотников. Они будут о нем заботиться, пока Оленья Нога не скажет им, что делать. Черному Медведю не сделали никакого вреда. Если виннебаго пошлют туда этих моих братьев (он указал на Терри и Боульби), тогда Черный Медведь вернется к своим воинам!

Предложение было кратко и ясно: предлагалось просто обменять Черного Медведя на белых пленников. Что же сделают виннебаго?

Ап–то–то был не только силен, но и находчив. Он спокойно возразил:

— Виннебаго пойдут искать Черного Медведя и найдут его. Потом они приведут его сюда и убьют белых пленников и змею шавано!

— Пусть они сделают, как хотят, — спокойно возразил шавано, хотя в глазах его блеснула искра угрозы, — но когда они найдут своего вождя, у него будет снят скальп, и он никогда не поведет их в сражение!

Это были дерзкие слова, но Оленья Нога произнес их спокойно, как будто он говорил с друзьями.

Это заявление произвело действие на Ап–то–то, так как он знал, что шавано не шутит. Сдержав свою ярость, он сказал:

— Пусть будет, как говорит шавано. Если он освободит Черного Медведя и приведет его воинам, тогда бледнолицых отпустят, не сделав им вреда!

Шавано ожидал этого предложения, но, как мы увидим, и не думал его принять.

— Оленья Нога говорит одним языком, но он не сделает, как говорит Ап–то–то.

— Чего он хочет?

— Пусть Ап–то–то посадит моего брата, который ходит с палкой, на лошадь, а моего молодого брата на другую и отпустит их, с их ружьями. Когда они переедут через реку, которая пересекает северную дорогу, тогда Черный Медведь вернется к своим воинам.

Это, как мы видим, давало посланнику преимущество. Вряд ли Ап–то–то согласился бы на это, и он покачал головой в знак отрицания. Так как дикарь сам привык к измене и обману, он ожидал того же и от врага.

— Шавано собака, так как он идет против своего народа: если Ап–то–то исполнит его просьбу, он никогда не увидит любимого вождя!

— Он никогда не увидит его, если не исполнит просьбы! — был спокойный ответ.

 

Глава 37. ОКОНЧАНИЕ ПЕРЕГОВОРОВ

Заявление Ап–то–то, что Оленья Нога — змея, которая жалит свой собственный народ, дало шавано предлог уязвить самого виннебаго, что он и сделал со свойственным ему своеобразием.

Сказав ему, что он не принимает никаких других условий обмена, кроме вышеизложенных, он прибавил:

— Когда на земле был снег, и когда дул холодный ветер, Ап–то–то дернул за веревку у двери охотников и попросил у них крова и пищи. Бледнолицые обошлись с ним, как с братом. Теперь Ап–то–то приходит отплатить им за их доброту, как гремучая змея платит руке, которая ее кормит. Ап–то–то не собака, потому что собака лучше его. Пусть он возьмет нож от своего пояса, а Оленья Нога возьмет свой нож и не положит оружия, пока один не снимет с другого скальп.

И смелый шавано вытащил свой нож, угрожая удивленному Ап–то–то.

Это был вызов на смертный бой, в присутствии более, чем двадцати свидетелей. Ап–то–то был изумлен, насколько только возможно. Он положил руку на нож, но не вытащил его, потому что, попросту говоря, боялся юноши, который, в случае нападения, легко мог бы убить его через несколько секунд.

— Ап–то–то не боится шавано, — возразил индеец, и нататуированное лицо его покрылось краской, — он встретит его в лесу, где оба будут при равных условиях, и тогда тот или другой падет!

Оленья Нога был слишком разумен, чтобы чересчур настаивать на своем. Он не сомневался в том, что может одолеть злодея, но последствия могли бы быть горестны для его друзей. Если бы он убил Ап–то–то и если бы ему даже удалось скрыться, переговорам был бы конец!

— Пусть будет, как хочет Ап–то–то, — сказал Оленья Нога, пряча свой нож в ножны. — Оленья Нога готов встретить его в любое время, но какой же ответ он отнесет Черному Медведю?

— Шавано не вернется к вождю виннебаго. Он пленник! — сказал Ап–то–то.

— Пусть будет, как говорит Ап–то–то! Оленья Нога не заботится о том, пленник ли он, или нет. Но солнце стоит уже низко. Если он не вернется к своим братьям раньше того времени, когда солнце стоит всего ниже (полночь), тогда они убьют Черного Медведя и поспешат домой!

Разве что–нибудь могло поколебать смелость молодого шавано? Он смотрел на виннебаго так, как будто имел готовый ответ на все вопросы, которые они могли ему задать. Ап–то–то хотел задержать Оленью Ногу и потом организовать тщательные поиски в лесу, которые, как он надеялся, должны были увенчаться полным успехом. Но оказалось, что если бы он сделал что–либо подобное, это могло бы иметь роковые последствия для Черного Медведя.

Предпринять поиски можно было только с солнечным восходом. Но Оленья Нога сказал, что обмен должен быть сделан именно до восхода, иначе будет поздно.

Это объявление заставило Ап–то–то решиться. Он понял, что обеспечить безопасность Черного Медведя можно только один способом, а именно — отдачей пленников. Он был согласен на это, но не доверял Оленьей Ноге.

Далее, он естественно чувствовал некоторое сомнение в истине слов шавано, когда тот уверял, что пришел от пленного вождя. Не было ничего легче, как убить Черного Медведя и потом придти говорить от его лица. Если бы белых людей освободили, и затем оказалось бы, что вождь убит, было бы слишком поздно забирать опять освобожденных пленников и мстить виновникам обмана.

Решившись, как бы там ни было, сделать обмен, Ап–то–то сказал, по–видимому, без всякого гнева:

— Как же мы узнаем, что Оленья Нога не лжет? Как мы знаем, жив ли Черный Медведь?

Шавано опустил руку в карман охотничьей рубашки, где он всегда носил свою библию, достал оттуда ожерелье Черного Медведя и передал его Ап–то–то.

— Когда Оленья Нога спросил у вождя, как он докажет виннебаго, что он говорит одним языком, он не мог ему ничего сказать. Тогда Оленья Нога снял у него с шеи ожерелье, чтобы показать Ап–то–то!

Воины окружили Ап–то–то, всячески выражая свое волнение и старясь разглядеть украшение, которое он надел себе на пальцы. Все его узнали — это был предмет гордости их вождя. Когда сахем был еще юношей, он убил много этих опасных животных в лесах, и ожерелье это было самым его ценным трофеем, который он носил с собой всюду.

Оставалось только сомнение, все ли было благополучно с Черным Медведем, потому что ожерелье это можно было снять и с мертвого.

Тем не менее Ап–то–то убедился в том, что посланный говорил правду, уверяя, что их вождь жив и невредим. Без сомнения, тот факт, что Оленья Нога в точности знал про все поступки краснокожего хитреца, предшествовавшие плену Черного Медведя, немало способствовал сознанию правоты его уверений.

Весьма возможно, что многие виннебаго и заметили слабые стороны доказательств Оленьей Ноги. Но Ап–то–то принадлежало право принимать решения и действовать, и ему позволили вести переговоры.

Дело теперь достигло такого оборота, что теперешний вождь виннебаго и посланник на время забыли про свои личные отношения и занялись исключительно проблемой обмена пленниками.

Обе партии очень желали осуществить это, но так как они одинаково не доверяли друг другу, то затруднение заключалось в обсуждении подробностей.

Ап–то–то нельзя осуждать за его медлительность в этом случае. Если бы он был уверен, что шавано исполнит все свои обещания, он, может быть, и согласился бы, но, судя по себе, он не верил в добросовестность других.

Наконец, он придумал план.

— Ап–то–то, подобно шавано, говорит одним языком, но шавано просит более, чем Ап–то–то может дать. Ап–то–то посадит бледнолицых на лошадей, и они поедут к северу. Когда они переедут через реку, Черный Медведь должен быть освобожден.

— Пусть будет, как говорит Ап–то–то, — поспешил объявить Оленья Нога. Но виннебаго еще не кончил.

— Шавано останется в лагере виннебаго, пока не вернется Черный Медведь!

— Пусть будет, как говорит Ап–то–то! — повторил Оленья Нога.

Оленья Нога согласился на последнее условие так же скоро, как и на предыдущее. Ап–то–то невольно выразил свое удивление.

Но это было характерной чертой шавано. Он знал, что подвергает свою жизнь большой опасности ради безопасности других; но он надеялся на Того, Который умер за него и все человечество. Оленья Нога желал подражать Ему, как умел.

При новом обороте дела, Оленьей Ноге приходилось сходить еще раз к своим друзьям и предупредить их об условиях обмена. Действительно, Гардин и Линден никогда не расстались бы со своим пленником, не сговорившись предварительно с Оленьей Ногой.

Последнему не трудно было объяснить Ап–то–то, что он должен сперва переговорить со своими друзьями. Они не могли ничего сделать сверх того, что он им велел.

Направившись туда, где Боульби и Терри с интересом следили за происходившим, хотя не понимали ни слова, шавано пожал им обоим руки.

— Я не мог понять, о чем вы говорил, — сказал охотник со смехом, — разобрав только одно, а именно — что ты не уступил!

— Как дела, Оленья Нога? Есть надежда? — спрашивал Терри, в лихорадке нетерпения.

— Оленья Нога должен идти переговорить с братьями. Потом он вернется, и мои братья, которые здесь, будут отпущены на свободу!

Бедный мальчик серьезно посмотрел в лицо своего краснокожего друга, как бы не зная, верить ему или не верить. Потом, когда мальчик понял, в чем дело, он снял свою шляпу, подбросил на воздух, закричал и завертелся на месте так, что его башмаки чуть с ног не слетели.

Это была странная сцен, которя произвела неожиданный эффект. Ап–то–то и некоторые виннебаго уставились на молодого человека, как будто не могли понять, чего он хочет. Другие, которые разобрали, в чем дело, начали смеяться. Боульби отбросил голову назад и разразился искренним смехом, пока боль в ноге не заставила его прекратить хохотать.

Даже Оленья Нога, некоторое время с удивлением смотревший на своего молодого друга, засмеялся так, как он еще никогда не смеялся.

Но веселость шавано скоро прошла, и он стал опять серьезен, ожидая, чтобы и Терри успокоился. Он не хотел охлаждать его веселости, потому что она была понятна. Относительно обмена все были согласны и не было причин бояться каких–нибудь серьезных затруднений.

— Вот, как это все вышло, — восклицал Терри, опускаясь на бревно рядом с Боульби, который, позабыв опять о своей больной ноге, готов был разразиться смехом, — мистер Боульби старался уверить меня, что все кончено. Я и сам начинал этому верить, как вдруг он сам, Оленья Нога, пришел сюда и устроил все дело!

— Оленьей Ноге предстоит длинная дорога, — заметил этот храбрец, — но он поспешит и вернется раньше, чем солнце будет низко, чтобы его братья могли снова стать свободными!

Он ничего не сказал об условиях обмена, хотя им и хотелось бы знать, в чем они заключаются. Пленники никак не предполагали, что Оленья Нога подвергает себя ради них величайшей опасности. Хотя белые и не были бы удивлены, узнав это.

Шавано сказал Ап–то–то, что он должен спешить и вернется раньше, чем солнце будет низко.

Выйдя от виннебаго, шавано направился к северу, идя по дороге в Гревилль. Пока он шел по дороге и спускался по склону, то знал, что за ним следуют два самых быстрых виннебаго.

— Пусть они померяются с Оленьей Ногой, если могут! — сказал он со своей задумчивой улыбкой и побежал, как можно скорее.

 

Глава 38. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Даже в этот критический момент переговоров Ап–то–то не мог удержаться от искушения перехитрить Оленью Ногу. Пока последний разговаривал с Боульби и Терри, он спокойно отдал приказание двум наиболее быстроногим воинам спрятаться поближе и следовать за шавано, когда он пойдет к Черному Медведю.

Они исполнили бы поручение, если бы дело шло не об Оленьей Ноге.

Выйдя на ровную дорогу, не имеющий соперников в беге шавано вдруг бросился вперед, как гончая собака, и оставил двух виннебаго так далеко позади себя, что те отказались от своей задачи и вернулись назад. Оленья Нога не уменьшая скорости, бежал с быстротой и грацией антилопы, пока не добежал до ручья, при лунном свете, час спустя после того, как он расстался с Ап–то–то и его свитой.

Перейдя тогда на шаг, он стал осторожно пробираться между древесными стволами, пока не достиг места, где Гардин и Линден делили свой обед с Черным Медведем. Когда они взглянули на шавано, он дышал так же спокойно, как будто прошел несколько сот ярдов, а не пробежал десять миль с быстротой лани.

Все были рады его приходу, и даже вождь виннебаго смотрел на него с ожиданием и надеждой.

Оленья Нога вкратце рассказал все, что было нужно. Виннебаго согласились посадить пленников на лошадей с тем, чтобы они ехали к северу. Терри будет возвращено его ружье. Линден должен был спрятаться в лесу у брода и, увидев, что друзья благополучно прибыли, подать Гардину сигнал, чтобы он освободил Черного Медведя. Затем Гардин должен был присоединиться к своим друзьям и вместе со всеми идти по дороге к северу вплоть до солнечного восхода. Таким образом, они очутятся настолько далеко, что виннебаго не вздумают больше их преследовать.

Двое из последних проводят Боульби и Терри до брода, так что, в случае неисполнения охотниками своего обещания, они могут отомстить, убив пленников.

Объяснив все это Линдену и Гардину, Оленья Нога обратился к Черному Медведю, которому тоже объяснил условия договора. Вождь выразил удовольствие и добавил, хотя сам и не был в этом уверен, что Ап–то–то сделает все, что обещал.

Уже с полчаса после ухода Оленьей Ноги Линден вдруг обратился к своему товарищу с вопросом:

— Где будет Оленья Нога во время этого обмена?

— Я и сам об этом думал. Он говорил, что ты должен ждать у ручья, и что, при появлении Джима и Терри, ты подашь мне сигнал, что все благополучно, а я отпущу этого господина. Если бы Оленья Нога пришел сюда, он бы и сам мог мне об этом рассказать!

— Может быть, я должен помочь ему в случае измены виннебаго?

— Да нет, не может быть: ты ему не понадобишься, пока не пришел Черный Медведь, а я могу прибыть туда одновременно с ним!

— Странно, что мы раньше об этом не подумали, но теперь уж не стоит об этом думать. Одно только верно — это, что самую трудную часть работы сделает Оленья Нога!

— Он, верно, основательно обдумал все это дело. Я думаю, он сам хорошо его понимает, но для меня некоторые пункты неясны. Однако, как ты говоришь, не стоит угадывать: завтра после солнечного восхода мы будем знать все самое интересное из этой истории!

— Все–таки, — задумчиво сказал Линден — надо же нам немножко подумать. Оленьей Ноге остается десять миль до лагеря виннебаго. Боже мой!

— воскликнул он вдруг, как будто бы его осенила мысль, — как же быстро он должен был идти! Он ушел от нас значительно позже полудня, шел туда, вел переговоры с Ап–то–то и пришел назад, и все это в три часа!

— Я думаю, с ним не сравнится никто из скороходов, и притом он неутомим!

— Да, мне рассказывали те, кто знал его на стой стороне Миссисипи, что он еще мальчиком не знал себе равного. Ради забавы, он бежал вместе с лошадью по нескольку миль, и лошадь уставала прежде него. Мне говорил, что он таким образом загнал даже оленя. Прежде я не верил таким рассказам — теперь верю!

— Шавано стремится к одному, — сказал Гардин, — чтобы обмен совершился в эту ночь: пока темно, виннебаго не могут нас выследить. Если мы подождем до завтра, то могут возникнуть всякие затруднения. Зная это, Оленья Нога не теряет времени.

— Он не может идти так быстро, когда темно. По дороге растет слишком много кустов. Там слишком много и другого рода препятствий, и бежать будет небезопасно, но я думаю, что он будет в лагере через полтора часа. Еще полчаса уйдет на рассуждения, два часа пути до ручья — в общем на все это уйдет часа четыре. Который теперь час?

Ни у кого из охотников не было часов — это считалось бесполезной роскошью в те дни — но они отлично умели угадывать часы дня и ночи. Они решили, что теперь было около половины восьмого. Следовательно, Боульби и Терри, если не случится никакой задержки, могли приехать около полуночи.

Линден караулил, а Гардин стал собирать хворост для костра, потому что без огня трудно было усмотреть за пленником. Когда набрали запас хвороста на целую ночь, и прошло около трех часов, Линден спокойно направился к броду, где скрылся в лесу и ждал появления маленького общества.

— Теперь наступает для меня самое трудное время, — ворчал Гардин, оставшись наедине с вождем, — от него нельзя отвести глаз ни на секунду, а мне так надоело его уродливое лицо, что я готов смотреть на что угодно, только не на него!

Хотя Оленья Нога и объяснил условия обмена Черному Медведю, но эта личность не очень–то рассчитывала на свое освобождение. Если бы представился удобный случай к бегству, он, наверняка, не преминул бы им воспользоваться, а это перевернуло бы вверх дном все события.

Подобно эскимосу, американский индеец может долго оставаться в одном положении. Черный Медведь, незадолго до полуночи, сидел в том же положении, в котором оставил его Оленья Нога. Он курил свою трубку с полчаса, а потом, прислонившись головой к дереву, склонил ее на бок и как будто дремал. Его ноги были расставлены, руки свешивались, и он казался совершенно равнодушным ко всему происходившему.

Но Руф Гардин не обманывался насчет вождя. Он сидел почти в том же положении, в двенадцати шагах от него, против костра. Траппер держал карабин со взведенным курком на коленях и, стараясь не смотреть прямо в лицо своему пленнику, он все–таки ни минуты не терял его из виду.

Возможность бегства была теперь для Черного Медведя вдесятеро больше, чем днем. Если бы он вскочил на ноги и прыгнул за дерево, он мог бы через три секунды очутиться вне выстрелов.

Обыкновенно сторожу трудно исполнять свои обязанности, если он не находится в движении, но относительно Гардина дело было совсем иначе. Он был сильно возбужден и совершенно не хотел спать.

Сидя сторожем около вождя виннебаго, охотник чувствовал, что положение его было самое скучное, тяжелое и печальное, какое он когда–либо испытывал. Справа протекал темный ручей, и его журчанье под низко склоненными ветвями очень явственно долетало до его ушей. Ветер тихо шелестел ветками, а наверху и вокруг все было тихо и пусто, все дышало уединением и навевало соответственное настроение, подобно ропоту моря, долетающему до слуха странника за много миль.

Фигура индейца принимала всевозможные фантастические очертания; то она росла, как будто превращаясь в гигантскую статую Бартольди, то казалась профилем без тени, с огромной головой, то принимала вид самого Черного Медведя, но огромного роста, стоящего на голове и раздвигающего облака огромными ногами.

После всего этого индеец опять принимал обыкновенный вид и танцевал какой–то танец вокруг костра, бесшумно и беззвучно. Наконец, как будто усталый, он падал опять на землю и засыпал.

Неизвестно, мог бы охотник выдержать такое нервное напряжение до утра. К счастью, ему не пришлось подвергаться этому испытанию. Он начинал приходить в такое состояние, что готов был взять ружье и застрелить пленника, чтобы положить конец своему мучению.

Но в эту трудную минуту раздался громкий сигнал Линдена у брода. Явственно и отчетливо, хотя и очень тихо, донеслись до его слуха слова:

— Все благополучно, Руф! Боульби и Терри приехали!

Поняв, что значат эти слова, хотя они были сказаны на незнакомом языке, виннебаго вскочил на ноги почти одновременно с охотником.

У последнего бремя свалилось с души и, отдав вождю ружье, он сказал ему:

— Иди! Нам тебя больше не нужно!

Вместо того, чтобы броситься в лес, Черный Медведь последовал за Гардином, который пошел дорогой, по берегу ручья. Охотник чувствовал бы себя неспокойно, если бы не знал, что Линден вынул заряд из ружья пленника.

Через несколько минут они очутились у брода: там действительно, стояли Боульби и Терри со своими лошадьми, а неподалеку от них — два виннебаго. Они издали какие–то радостные звуки, узнав своего вождя, который был цел и невредим, согласно уверениям Оленьей Ноги.

— Мы подождем, пока они уйдут, — сказал Линден тихо. — Я думаю, что все пойдет хорошо, но лучше не доверять им слишком!

Черный Медведь и его оба воина, не обращая внимания на белых, повернулись и немедленно исчезли, направляясь к прогалине, которая была центром стольких интересных событий.

Потом Линден сел сзади Боульби на лошадь, Гардин сделал то же с Терри, и они таким образом переехали через ручей. Там Гардин и Линден соскочили на землю и, следуя настоятельному совету Оленьей Ноги, не останавливаясь, шли вперед до рассвета, когда их отделяло от врагов уже много миль.

Достигнув удобного места для привала, они собирались там остановиться, как вдруг увидели, что кто–то едет впереди них. Несколько минут спустя они обменивались рукопожатием с обрадованным Фредом.

Тем временем Оленья Нога оставался с Ап–то–то и его воинами, согласно условию. Неизвестно, замышлял ли этот злодей убить его, или же он был настолько честен, что хотел дать ему свободу, когда придет время: оставим это пока под сомнением, из снисхождения к нему. Американский индеец далеко не такое рыцарское существо, каким его описали в романах, но было бы несправедливо сказать, что вовсе нет честных и достойных доверия индейцев.

Черный Медведь и его воины прибыли в лагерь уже поздно ночью. Прибытие их, конечно, взволновало всех, так как воины были преданы своему вождю. В течение нескольких минут они толпились около него и испускали громкие возгласы, выражая свою радость, как школьники.

Вдруг Ап–то–то вспомнил про шавано и повернулся к тому месту, где он стоял. Может быть, виннебаго хотел сказать ему, что обмен уже сделан и что он может теперь идти. Заметьте, что я говорю: МОЖЕТ БЫТЬ, таково было желание виннебаго; я предпочитаю больше этого не выяснять.

Но случай для этого не представился. Пользуясь смятением, которое произошло при появлении Черного Медведя, Оленья Нога незаметно исчез и давно уже шел по дороге, по которой его друзья ехали домой.

Он нагнал их в двадцати милях от поселения. Они настреляли немного дичи и собрались готовить обед.

Все встретили его радостно и просили пойти вместе с ними в Гревилль, но обменявшись рукопожатиями, он улыбнулся и сказал:

— Оленья Нога любит своих братьев, но его зовут в другое место; он должен идти!

И не говоря больше ничего, он махнул им рукой и ушел.

В этот вечер наши друзья доехали до своего дома.