С довольно широкого шоссе к дому, где горел свет, вела тропинка поскромнее. В темноте Парри едва не проскочил мимо. Тщательно обустроенный сад казался полной противоположностью жуткому лесу, откуда он только что чудом выбрался. Правда, временами Парри шарахался от жутковатых теней, но то были всего лишь кусты, искусно подстриженные в виде живых скульптур: кошечек, птичек и так далее.

Парри отпер металлическую калитку в живой изгороди и побрел по дорожке, ведущей через сад. На клумбах мирно покачивались ухоженные цветы. Казалось, будто это они поднимают легкий ветерок, шуршащий над этим укромным уголком.

В пруду удила рыбу парочка гипсовых гномиков. Они проводили Парри взглядом, но Парри их не заметил. Гномики быстро утратили к нему интерес: у них клевало!

Приближаясь к дверям, Парри услышал бренчание, похожее на далекий перезвон поддужных колокольцев. Вскоре он сообразил, что звон издают цветы, висящие в корзинках у крыльца, хотя ветра в саду не было и непонятно было, отчего шевелятся эти растения.

Да, кстати, а что же он скажет хозяевам дома? «Помогите! На меня напали! Меня похитили! Мне надо вернуться в Лондон!»? Но, разглядев дом, он несколько успокоился. Кирпичное здание под шиферной крышей выглядело таким обыденным, таким надежным! «По крайней мере, это не пряничный домик!» – с облегчением подумал Парри. Больше всего это строение походило на старый дом приходского священника. Парри постучал в дверь.

На миг его внимание привлек плеск. Он обернулся к пруду. Гномики поймали карпа и теперь, ужасно довольные собой, вытягивали его на берег. Но тут дверь распахнулась. Парри оглянулся и заморгал, ослепленный ярким светом.

– Ах вот ты где! Заблудился, да? А мы-то из-за тебя так переволновались! Небось свернул не в ту сторону? Ты только погляди, в каком ты виде! Пошли-ка скорей в дом, надо же тебя хоть немного отмыть и отчистить! Ты ведь не хочешь прозевать сортировку, верно?

Гордон втащил ошеломленного парня в дом и захлопнул дверь. Дорога до школьного здания казалась бесконечной. Старые шлепанцы Гордона, в которых он обычно работал в саду, были Парри велики. А Гордон еще минут десять провозился у своего прудика, пытаясь починить забор из проволочной сетки, который порезали гномики.

– И ведь ладно бы они еще ели эту рыбу, паразиты! – жаловался Гордон. – А то ведь ловят ее просто так, для забавы. Им нравится, что она такая блестящая. Эти гномики – чистые сороки!

Парри, который успел научиться здоровому уважению к местной флоре и фауне, старался по пути держаться вплотную к Гордону. Тем более что Гордон то и дело предупреждал:

– Поберегись «кусиножки»!

Или:

– Смотри, не наступи на игольчатку! Я потом вовек шлепанцы от крови не отмою.

Так что Парри старался идти по самой серединке дороги, след в след за Гордоном.

Путь к школе преграждала высокая стена с коваными воротами. На привратных столбах восседали зловещие статуи упырей, словно бы нарочно предназначенные для того, чтобы отпугивать незваных гостей. Проржавевшая полукруглая вывеска над воротами гласила: «Свиномордская исправительная школа магии и колдовства».

– Знаешь, – поделился с ним Гордон, – ведь совсем еще недавно она называлась исправительной колонией! А теперь ее хотят обозвать «Магическим колледжем»! Все-таки у некоторых нет ни совести, ни вкуса, ни чувства традиций! Ну что, пошли, что ли?

Миновав ворота, Парри увидел перед собой школьные башни, башенки и шпили. В некоторых окнах горели желтые и оранжевые огоньки, и сами башни от этого казались еще более темными и жуткими. На макушках у них и впрямь сидело что-то вроде шляп волшебников, причем некоторые явно сползали набекрень.

– В обычное время, – говорил Гордон, – вы, разумеется, будете ходить через запасные выходы сзади и сбоку, но сегодня, в честь своего первого дня в школе, ты можешь войти через Большие парадные двери.

Большие – это еще слабо сказано!

Они были огромные. Колоссальные двустворчатые двери были явно рассчитаны не иначе как на троллей. К ним вела широкая и длинная лестница. Ее ступени были истерты ногами многих поколений – а иногда и одними и теми же ногами, ходившими по ней много поколений подряд.

– Ну, мы-то двери отворять не станем, а воспользуемся калиткой, – жизнерадостно сказал Гордон и провел Парри внутрь через узенькую дверку, проделанную в нижней части левой створки. Парри пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться лбом. Однако то, что он увидел, поразило его. Холл школы походил на собор; точнее, на помесь собора с помещичьей усадьбой.

На высоких каменных столбах покоились толстенные деревянные балки и каменные арки, поддерживающие сводчатый потолок. Величественная лестница вела наверх, на галерею, идущую вдоль всего зала. Размеры этой лестницы лишь подчеркивали, насколько велико само помещение. Воздух в зале был пропитан запахами камня, дерева, каминного пламени, миллиона школьных обедов и десятков тысяч выпитых бутылок хереса.

Но, как ни просторен был Большой Холл, он был битком набит учениками, которые, разумеется, оглушительно галдели. Молчали только новички. Они стояли, сбившись в кучку, и, как и Парри, ошеломленно озирались вокруг.

Зал кишел коричневыми формами, среди которых величественно чернели одеяния ведьм и волшебников. Некоторые из наставников радостно приветствовали знакомых ребят. Другие же разгоняли школяров со своего пути, умело отвешивая оплеухи или пиная юнцов по ногам. Но все они направлялись к Большому Залу, куда вели высокие двери в стене по левую руку.

– Ну что ж, сейчас придется оставить тебя как есть, – сказал Гордон, озабоченно отряхивая куртку Парри. – Потом что-нибудь придумаем. Встань в очередь, – сказал он, выведя Парри на середину зала. – Тебя вызовут и поставят на место. А потом вас поведут в Зал. Просто следуй за остальными, и все будет нормально. «В какую еще очередь?» – подумал Парри. Он огляделся, но не увидел в толпе ничего похожего на очередь. Но тут он случайно опустил глаза – и… оказался в хвосте неровной цепочки, состоящей из ребятишек лет десяти-одиннадцати. Цепочка тянулась к дверям зала, а ведьма со списком проверяла, все ли прибыли, все ли имена записаны правильно, и в правильном ли порядке новички выстроились. Она сновала туда-сюда вдоль очереди, переставляя и расставляя новичков, пока не наткнулась на Парри. Ее взгляд переместился с макушки предыдущего ребенка на пузо Парри. Ведьма медленно подняла голову – и увидела"здоровенного обалдуя, на полторы головы выше ее. Ведьма поспешно пролистала свои списки – и нашла написанную от руки бумажку.

– Ты, должно быть, Хоттер? – осведомилась она.

Парри кивнул. Она взяла его за руку и повела вдоль очереди.

– Омир, Паддингтон, Рочер, Сиггль, Урри, Хоттер! Да, вот твое место, – сказала она, явно очень довольная собой. Воткнула Парри между двоих учеников, которые только-только успели разговориться, и вернулась к голове колонны.

– Прекрасно! – объявила ведьма. – Я вижу, мы все готовы. И, похоже, нас уже ждут!

Из-за высоких дверей донесся звон огромного гонга. Трижды ударил этот гонг, и вот высокие двери распахнулись, и глазам новичков предстал Большой Зал. Если Большой Холл был велик, то Большой Зал был прямо-таки бесконечен. Быть может, прочие новички заранее знали, что их ждет, но Парри был просто ошарашен его размерами. Огромные столы уходили куда-то вдаль, и сотни учеников сидели за ними. И где-то там, в неимоверной дали, высился помост, на котором стоял поперечный стол, где восседали волшебники и ведьмы. Посередине красовалось нечто вроде трона, на котором сидел, очевидно, самый важный волшебник.

Парри перешагнул порог и вступил в Большой Зал. И, к его ужасу, далекие стены словно бы ринулись ему навстречу. Огромный зал стремительно уменьшился в размерах. У Парри закружилась голова, он споткнулся, но его заботливо подхватили под руки. По ту сторону дверей стояли волшебник и ведьма, которые нарочно следили за тем, чтобы никто не упал на входе.

– Ложная перспектива, – пояснила старая, но добродушная ведьма. – Для пущего эффекту, знаешь ли. Новички всегда на этом попадаются.

Зал оказался просто большим залом: не таким огромным, как с той стороны дверей, но все же достаточно почтенных размеров. Ну, примерно такой же, как в любой нормальной частной школе или университете. Но тут внимание Парри привлекла другая странность. Споткнувшись на входе, он случайно посмотрел вверх – и увидел вместо потолка огромный свод, усеянный звездами. Казалось, будто над залом раскинулось ночное небо. Волшебник в дверях проследил направление взгляда Парри и тоже задрал голову.

– Проклятие! – выругался он. – Обещали же, что на каникулах все починят! Нет, в наше время приличного кровельщика никаким колдовством не раздобудешь. Ну а теперь, видно, придется отложить все строительные работы до самого солнцестояния!

Новичков повели через весь зал по центральному проходу, и Парри пошел вместе со всеми. По обе стороны от них тянулись столы с учениками – от второклассников до старшего шестого класса. Над каждым из рядов висел один из четырех флагов, а над столом волшебников красовались все четыре. Цепочка первоклашек подошла к нему и остановилась. Шум постепенно стих, и воцарилась тишина. Все выжидательно уставились на грузного волшебника с длинной пегой бородой, который восседал на троне в центре стола. Но директор, ничего не замечая, продолжал жрать.

Школа терпеливо ждала.

Директор вгрызся в очередной жареный окорок. Ведьма, сидевшая слева от директора, дернула того за рукав. Он покосился на нее, взял здоровенный ломоть мяса со своего блюда, бросил к ней на тарелку и снова занялся окороком. Ведьма вновь потянула его за рукав, чтобы привлечь внимание, и, покачав головой, поманила директора поближе. И прошептала что-то ему на ухо. Директор поднял голову, уставился на зал и явно впервые осознал, что перед ним в центральном проходе стоит толпа новых учеников. Потом директор задумчиво взглянул на пустое место справа от себя и снова окинул взглядом зал.

Проследив направление его взгляда, Парри увидел молодого парня – видимо, кого-то из старших учеников, – который стоял, держа в руках стул. Позади парня стоял волшебник почтенных лет в безукоризненно отглаженной мантии в мелкую полосочку, но отчего-то без шляпы. Волшебник торжественно держал на вытянутых руках какую-то длинную тряпку, некогда, очевидно, бывшую белой. Оба они терпеливо смотрели в сторону директора, ожидая сигнала. Директор помахал им костью от окорока, давая знак приблизиться.

Парень и волшебник с достоинством прошествовали через зал и остановились напротив главного стола. Парень поставил стул на пол и, по знаку волшебника, вернулся на свое место за столом. Волшебник без шляпы развернул тряпку, которую держал в руках, и поднял ее повыше, чтобы все могли видеть длинные грязно-серые подштанники. Он показал их по очереди всем столам и воскликнул:

– Се! Вот длинные подштанники власти, заповеданные нам отцами-основателями нашего учебного заведения! Это единственное, что пережило бурную смену школьного руководства. Директор кое-как стряхнул прилипшие к бороде куски мяса и сала, махнул рукой в сторону подштанников, и те словно бы ожили. Они встали на стуле, повернулись задом и слегка наклонились. Клапан на заднем кармане, который неизвестно зачем пришивают ко всем кальсонам, зашевелился, и подштанники заговорили так:

Нас соткали из шерсти с добавкой асбеста Силой чар для прикрытия мягкого места. С незапамятных пор облегаем мы жопы Чародеев и прочей магической гопы. Мы в избытке впитали за многие годы Нечистоты волшбы и иные отходы. Непристойно грязны, не стирались ни разу, Мы черпаем премудрость в магических газах. Приступим – нам это раз плюнуть! – к отбору. Вздохните поглубже: все кончится скоро. Вас примет – и нет вам дороги назад! – Лучник и Цезарь, Мидас и Де-Сад. Все Лучники праздны, бесчестны, лукавы, Горазды ловчить и жадны до халявы. Таких прощелыг обходи стороной. Проработают час – и хотят выходной! Тщеславием Цезари всех превзошли: Всяк свято уверен, что он – пуп земли. В придачу и в подлостях искушены: От них жди удара не в лоб – со спины. Мидасцы богаты – но все-то им мало: От века алхимия их занимала: Но, золота не раздобыв и полушку, Перейдут к плану Б и ограбят старушку. Де-Садцам отмерена мудрость в избытке, Их любимый конек – извращенные пытки. Лучше им не перечить и в мелочи, ибо Не всякому по сердцу плети и дыба! Мы назначим вам тот факультет, не соврав, Где уместнее прочих ваш пакостный нрав. Ну а если, по-вашему, выбор дурен, Так чего ж вы хотели от грязных Кальсон? [5]

Когда подштанники представились, безупречно одетый волшебник, который их принес, заглянул в пергаментный список и прочел первое имя. Парнишка, стоявший в очереди первым, выбежал вперед, схватил подштанники и натянул их прямо поверх одежды. Его тут же развернуло словно бы некой незримой силой и слегка наклонило. Клапан на подштанниках приоткрылся и оттуда донеслось:

– Факультет Лучников!

Крайний из столов справа от Парри разразился шумной овацией. Сначала они вопили все вразнобой, но потом, пару раз сбившись, принялись скандировать:

– Лучник, ча-ча-ча! Лучник, ча-ча-ча! – топая ногами и колотя кулаками по столу. Среди прочих Лучников Парри углядел и Гуди Два-туфля.

Вперед вышла следующая первоклассница. Девочка натянула кальсоны под юбку, и ее тут же развернуло задом. Юбка приподнялась, и оттуда раздалось:

– Факультет Мидас!

Девочка стянула подштанники и присоединилась к значительно менее шумному столу слева от Парри.

Вперед выбежала другая девочка. Ее тоже развернуло, и подштанники объявили:

– Факультет Де-Сад! Крайний слева стол возбудился.

– Кто нам нужен? – скандировали они. – Развратные девки! – А когда? – Прямо щас!

Еще два новых ученика достались Мидасу и Цезарю. И тот и другой сели на свои места в относительной тишине. Потом факультет Лучников приобрел второго нового члена, и крайний правый стол снова принялся скандировать:

– Лучник, ча-ча-ча! Лучник, ча-ча-ча! Очередь тянулась, тянулась, и вот наконец наступила очередь Парри.

Отчаянно стесняясь оттого, что его, такого здорового, поставили вместе с малышней, Парри подбежал к стулу, сел и натянул кальсоны поверх своих штанов. Его тут же охватило Странное чувство – как будто бы он утратил власть над своим телом от пояса вниз. Лишь голова и руки повиновались ему по-прежнему. Парри, как и прочих, развернуло и нагнуло. Ему пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

Внутри кальсон, казалось, жило множество проворных рук, которые принялись обшаривать и ощупывать каждый сантиметр его тела, от щиколоток до пояса.

– Хм-хм, интересно, очень интересно, – сказал голос в голове Парри. – Он старше большинства наших новых учеников. Да, долго же его не было с нами!

– Он обладает пронырливостью Лучника, – сказал еще один голос.

– И гордыней Цезаря, – добавил другой.

– А алчность сделает из этого парня превосходного Мидаса! – заявил первый.

Тут Парри испуганно вскинул голову и выпучил глаза: шаловливые ручки добрались до самых интимных частей его тела и принялись мять и ощупывать их на все лады.

– Ах, негодный мальчишка! – воскликнул четвертый голос.

– О-о, да он похотлив! – сказал первый голос. – Это нам по душе!

– И развратен от природы, – добавил второй.

– Извращенец! – пропел третий. Невидимые руки внезапно отпустили Парри. Клапан у него на заднице открылся и подштанники объявили на весь зал:

– Факультет Де-Сад!

Вновь обретя власть над своим телом, Парри поспешно стянул кальсоны и швырнул их на стул. Крайний левый стол уже скандировал:

– Кто нам нужен? – Грязные извращенцы! – А когда? – Прямо щас! – Кто нам нужен? – Грязные извращенцы! – А когда? – Прямо щас!

Парри прошел через зал, к столу, за которым сидели его новые товарищи. Он хотел пройти в дальний конец стола, куда садились прочие новички, но кто-то ухватил его за рукав. Это был Фредди.

– Молодчина, старик! – приветствовал его Фредди.

Он хлопнул Парри по спине.

– Садись со мной!

Парри уселся за стол. Гормошка, сидевшая напротив, расплылась в улыбке.

– Я так и знал, что ты – грязный извращенец, – сказал Фредди. – Я это понял в тот же миг, как только тебя увидел. Добро пожаловать в Большой Извр!

Парри оглядел тех, кто сидел с ним за столом. Среди старших учеников, сидевших ближе к столу волшебников, он узнал старших братцев Фредди.

– А я как увидал, что ты припустил в лес, так и подумал, что живым тебе не выбраться, – продолжал Фредди. – Ну, думаю, поминай как звали!

– Ведь на этих лесах лежит проклятие! Разве ты не знал? – озабоченно спросила Гормошка.

– Не знал, конечно! – обиженно ответил Парри. – А вы мне почему не сказали? Почему даже не попытались меня остановить?!

Гормошка смущенно уставилась в свою пустую тарелку. Фредди же только плечами пожал.

– Ну, ты ведь у меня денег не занимал, и вообще, – объяснил он.

Беседа на время прервалась: стол снова разразился аплодисментами, поскольку подштанники нашли еще одного отрока, достаточно извращенного, чтобы присоединиться к факультету Де-Сад.

– А ты в общаге еще не был? – спросила Гормошка.

– Нет, не успел. Я буквально только что пришел. Меня сразу впихнули в очередь и отправили на сортировку.

– Ну ладно, так и быть, можешь поселиться со мной, – великодушно разрешил Фредди. – Я как раз оставил одну койку у себя в комнате свободной, из уважения.

– Из уважения ко мне? – растрогался Парри.

– Да не к тебе, а к своему личному пространству, – сказал Фредди. – Но уж ладно, так и быть, потеснюсь. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать, учитывая обстоятельства. Человеку, у которого нет даже своей койки, в наших краях туго придется. Парри не очень понял, к чему клонит Фредди: он предполагал, что уж кроватей-то в школе хватит на всех. Хотя, опять же, они могли рассчитывать, что старый тролль и водяные змеи немного поубавят число учеников…

– А мои вещи тоже у тебя в комнате? – осведомился Парри.

Гормошка выразительно уставилась на Фредди. Фредди призадумался.

– Ну, – сказал он наконец, – твои вещи где-то в общаге, это точно.

– В нашей общаге? – уточнил Парри.

– Ну, в основном да, – кивнул Фредди. – Главное, койка у тебя есть. Без койки тебе пришлось бы совсем худо.

В душу Парри начали закрадываться подозрения.

– Фредди, – спросил он, – так ты отнес мои вещи в нашу комнату или нет?

– Ну, саквояж точно в нашей комнате, – ответил Фредди.

– А вещи из саквояжа?

– Ну, ты понимаешь, тут такое дело… Сумка была тяжелая, тащить ее было далеко. А ты пропал. Я был уверен, что тебя точно сожрали или переработали на питательный компост. Тащить шмотки покойника в такую даль, сам понимаешь… Опять же накладные расходы, амортизация башмаков, издержки…

– Какие еще издержки? – спросил Парри.

– Ну, часть шмоток сперли мои братцы, но за остальное я выручил неплохую цену. Часть вещей, возможно, даже удастся разыскать…

– Неплохую цену?! Так ты что, продал мои вещи?!

– Ну, не то чтобы за деньги как таковые, – пояснил Фредди. – Есть определенные нематериальные выгоды…

– Например?

– Ну, будущие сделки, льготы, отсидки в карцере…

– Свидания, – добавила Гормошка.

– А на свидания, кстати, ты можешь ходить вместе со мной! – предложил Фредди. – Часть из них, – добавил он, заговорщицки наклонившись к Парри, – даже вполне похожа на людей!

Когда шум по поводу очередного пополнения Де-Сада наконец угомонился, Гормошка сменила тему:

– А как же ты сюда попал? Что, за тобой отправили волшебников?

– Да, – задумчиво сказал Фредди, – от Гордона так просто не смоешься…

– А может, по твоему следу пустили собак? – спросила Гормошка. Тема ее явно очень занимала. – Стаю злобных псов?

«Да нет, я просто описал круг, пару раз едва не погиб и в конце концов сам постучался в дверь к Гордону», – подумал про себя Парри. Но вслух сказал:

– Ага. Волшебников с собаками. Жуткие псы! Я бы и от них тоже ушел, но пришлось сражаться с троллем. Тролль меня здорово задержал, да.

– Ты сражался с троллем? – изумилась Гормошка.

Фредди же поверил ему не сразу.

– Да какие тут тролли? Только один и есть, тот, что живет под мостом, сразу за воротами.

– Не-ет! – настаивал Парри. – Это было за много миль отсюда. За много-много миль! Видел бы ты, какие чудовища водятся в лесу, какие растения-убийцы…

– Слушай; а ты точно никогда не учился магии? – с подозрением покосился на него Фредди.

– Не, ваще не учился! – заверил его Парри.

– И никогда не приколдовывал по маленькой? – спросил Фредди. – Никаких там защитных заклялок, противомонстровых проклятий и тому подобного?

– Да нет. Наверно, я просто этот, как его… самородок!

– Ты просто чудо! – сказала Гормошка, которая все никак не могла собраться с духом, чтобы кокетливо потрогать ножкой его коленку.

– Да, ты крут! – признался Фредди, все так же искоса разглядывая Парри и явно прикидывая, не стоит ли все же немного подзаняться «девчачьим делом».

В конце концов ученики Юань и Якобе были распределены на факультеты Мидас и Цезарь соответственно, и сортировка завершилась. Под аплодисменты и улюлюканье всех четырех столов подштанники торжественно свернул и унес волшебник в отглаженной полосатой мантии (Гормошка успела шепнуть Парри, что это школьный казначей). Вскоре казначей вернулся, ударил в гонг и торжественно объявил: «Пусть начнется пир!», невзирая на то, что Бол-д'Арет жрал без остановки с тех пор, как ученики вошли в зал, и останавливаться, похоже, не собирался.

Тарелка, стоявшая сбоку от Парри, мелко затряслась, и внезапно на ней появилось печенье. Потом задрожали сами столы, здоровенные миски, расставленные примерно по одной на шестерых учеников, завибрировали и внезапно наполнились всякой жратвой: мясом, похлебкой и овощами.

Фредди радостно принялся накладывать себе из ближайшей миски. Парри был зверски голоден, но на миски по-прежнему посматривал с подозрением.

– А что это? – спросил он у Фредди. Фредди ненадолго остановился, обдумывая ответ. Парри уже успел убедиться, что обычно это недобрый знак.

– Если я скажу «крысятина», тебе ведь это не понравится? – спросил Фредди.

– Нет, – твердо сказал Парри. – Мне это совсем не понравится.

Фредди подумал еще немного. Его ложка зависла в воздухе на полпути к миске.

– Ничего, – сказал он. – Тут – ничего. И положил себе еще.

– На хлебушка! – предложила Парри добрая Гормошка и протянула ему пару черных ломтей, заодно ухитрившись пнуть его в коленку преострым каблучком.

– Уй-я! – взвыл Парри. – Ты че, сдурела? Гормошка смущенно отвернулась и пробормотала извинения.

– Вот вечно я забываю туфли снять, прежде чем с парнем заигрывать! – упрекнула она себя.

Парри взял хлеб и принялся подозрительно его разглядывать. Наконец он решил, что это, наверно, то, что называется ржаным хлебом, – сам он такой экзотики никогда не едал. Голод взял верх над осторожностью, Парри откусил кусок, пожевал немного, потом посмотрел на Гормошку и спросил с набитым ртом:

– А он из фево?

Гормошка все еще избегала встречаться с ним взглядом после той злосчастной попытки потыкать его ножкой, и потому вместо нее ответил Фредди:

– Как из чего? Из мух, само собой. А у вас что, мушиного хлеба не пекут?

Парри поспешно выплюнул все, что успел откусить. По счастью, проглотить он ничего не успел. Он схватил со стола кувшин и, указанна него, спросил у Фредди: – Это – вода?

– Вода, вода! – кивнул Фредди. Парри отхлебнул прямо из кувшина и для начала хорошенько прополоскал рот и выплюнул воду на пол в сторону, противоположную той, где сидел Фредди. Его соседку с той стороны это отнюдь не обрадовало. Она постаралась отодвинуться от него настолько, насколько это было возможно за столом.

– Вот только не знаю, откуда ее набирали, эту воду, – пробормотал Фредди, но, по счастью, так тихо, что Парри его не расслышал.

Парри потянулся за печеньем, что лежало у него на тарелке, – печенье на вид было самое обыкновенное, и он решил, что уж тут-то никакого подвоха быть не может.

– Не трожь! – прошипела Гормошка. – Печенье – это на десерт! Тут с этим очень сурово!

Парри нехотя положил печенье обратно на тарелку. Он покосился на почетный стол, возвышающийся на постаменте, и со вздохом подумал, что, пожалуй, эти волшебники и ведьмы и впрямь могут быть очень суровыми, если захотят.

Большую часть обеда Парри просидел несолоно хлебавши, размышляя, какие экзотические недуги можно подцепить, если налопаться крыс и жуков, которые, по всей видимости, составляли основу этой нечеловеческой диеты. Наконец вновь прозвенел гонг – тот самый, в который ударил казначей, объявляя о начале пира, – и тарелки с мисками опустели. Когда дрожь и вибрация прекратились, на столе сделалось так чисто, что просто не верилось, будто здесь только что было полно еды. Затем снова раздался звон гонга, и миски с кувшинами опять завибрировали. На этот раз они наполнились различными сладкими кушаньями. Парри понял, что совсем от голода он все-таки не помрет. Большинство прочих учеников от фруктов воротило нос, Парри же увидел кое-какие фрукты, которые показались ему знакомыми. Пока все остальные накладывали себе полные тарелки какой-то сладкой пористой дряни, Парри ухватил гроздь бананов, тщательно осмотрел их, чтобы убедиться, что они не таят в себе каких-нибудь мерзких сюрпризов, и жадно слопал. Потом посмотрел на то, что было в тарелках у соседей. Если не считать засахаренных кузнечиков и червяков в желе, на столе оказалось немало кексов, булочек, бисквитов, пудингов и печений, которые выглядели вполне съедобными. Парри решил не спрашивать, из чего их делают. Если на вкус они нормальные – а большая часть сластей была нормальной на вкус, – значит, их можно есть, а о том, из чего они, лучше не раздумывать.

Что ж, придется питаться десертами… К тому времени, как казначей вновь ударил в гонг и сладости начали исчезать со столов, даже Парри почувствовал, что слегка обожрался.

– Прошу минутку внимания! – начал казначей тоном человека, который рассчитывает, что, если уж он просит внимания, слушать его будут. – Наш достойнейший директор, досточтимый Бол-д'Арет, хотел бы сказать вам несколько слов.

Казначей вежливо зааплодировал, и весь стол волшебников присоединился к нему. Очевидно, целью этой маленькой овации было привлечь внимание Бол-д'Арета, точнее, отвлечь его от чудовищного торта, в который он как раз зарылся. Волшебник оглядел стол и решил, что пора отряхнуть с бороды крошки и огрызки, встать и сказать ожидаемые несколько слов, хотя ему этого совсем не хочется.

– Ну, конечно, я очень рад вас всех видеть. Вот как вас много выжило и снова вернулось к нам! И как много невинных ягняток попало в… в первый класс! Помнится мне, в этом году среднее число уцелевших должно быть выше, чем обычно. С чем вас и поздравляю. Или это будет на будущий год? Ну, в любом случае, все прекрасно. А главное, запомните: что бы ни случилось, какие бы перепалки ни вспыхнули, какие бы происшествия, серьезные или незначительные, ни произошли, МЕНЯ В ЭТО ПОПРОШУ НЕ ВПУТЫВАТЬ!

И досточтимый Бол-д'Арет, покончив с неприятной обязанностью, вернулся к своему торту.

Казначей встал и вежливо зааплодировал. Прочие волшебники тоже захлопали.

– С вашего разрешения, господин директор, я хотел бы тоже сказать несколько слов. Запомните: по коридорам не бегать и после полуночи по школе не шастать! Наш сторож, мистер Гримшо, в прошлом году задержал пятерых воспитанников за подобные нарушения. Он обещал, что, если в этом году подобное не повторится, он отпустит их на будущий год перед началом занятий. Обратите внимание также, что в этом году все матчи по ква-кваду будут проводиться на новом поле, из уважения к памяти прошлогодней команды. Не забудьте также, что мы, как и прочие крупнейшие магические школы, в этом году переходим с аптекарских мер веса на стандартные. Будьте любезны проверить свои измерительные приборы и убедиться, что все они настроены должным образом и приобретены у надежных торговцев, имеющих соответствующие сертификаты.

– А чегой-то он на меня уставился? – негромко спросил Ганнибал Виззл.

– А я думаю, что на меня, – сказал его братец Дамиан.

– На этой неделе, – продолжал казначей, – мы будем принимать у себя гостей из Мордосвинской школы колдовства для обсуждения дальнейшего укрепления научных связей. И, разумеется, господин директор рассчитывает на то, что все вы будете держаться достойно. Во избежание различного рода несчастных случаев прислуживание[«Прислуживание» – это старинный обычай английских закрытых школ, такой же священный, как дедовщина в Российской армии. Примерно к той же дедовщине он и сводится: младшие ученики обязаны прислуживать старшеклассникам всеми мыслимыми (и немыслимыми!) способами.

] в этом году отменяется. Младшие ученики будут прислуживать старшим всего одну ночь, чисто символически. Будьте так любезны разломить свои печенья с сюрпризом. Ученики четвертого класса будут прислуживать младшему шестому, пятиклассники – старшему шестому классу.

Четверо – и пятиклассники, как по команде, протянули руки, взяли печенья, которые лежали у них на тарелках, разломили их, вытащили оттуда свернутые в трубочку бумажки, а печенья запихали в рот.

Парри смотрел на все это с растущим подозрением.

– Что это еще за прислуживание? – спросил он у Фредди.

– Ну, – сказал Фредди, стряхивая крошки на стол, – это когда ты вроде как проявляешь уважение к старшим ученикам тем, что в общем и целом становишься их рабом. Одна ночь – это еще ничего, а то, бывало, целый год прислуживали. Но теперь начальство решило, что эта, как его… естественная убыль сделалась неприемлемой.

Фредди развернул свою бумажку и прочитал:

– Фарквар Йенсен. Ой, змеиные зубы, наверняка всю ночь придется подштанники гладить!

Тут Фредди перехватил озабоченный взгляд Парри.

– Да не бойся ты, тут нет ничего страшного! В основном напрягает. Главное – не попасться в лапы Владу Потрошителю, а так ничего.

– Это Владимиру Чаушеску? – уточнил Парри.

– Да. А ты откуда знаешь? – спросил Фредди. Тут он взглянул на бумажку, которую держан в руках Парри, и запнулся.

– Ну, – сказал он, немного поразмыслив, – в конце концов, в этом есть и своя светлая сторона. По крайней мере я все-таки буду жить один.

Братцы Фредди шли вдоль стола, вырывали у пятиклассников куски пергамента, проверяли их, возвращали владельцам и шли дальше. Фредди перехватил их взгляд и кивнул в сторону Парри.

– То есть? – испугался Парри.

– Мне очень жаль, приятель, – грустно покачал головой Фредди. – Ты здорово держался там, в лесу, и ваше…

Близнецы Виззл подошли к Парри с двух сторон и опустили тяжелые руки ему на плечи.

– Вы че? – спросил Парри. – Идите на фиг!

– Мы пришли, чтобы отвести тебя к мистеру Чаушеску, – заявил Ганнибал.

– Понимаешь, у него такая репутация… – пояснил Дамиан.

– Буквально летит впереди него на крыльях молвы, – сказал Ганнибал.

– А мистер Чаушеску предпочитает, чтобы его прислужники попадали к нему целыми и невредимыми. Что с ними станет у него в комнате – это уж их дело. И он за это неплохо платит, – сказал Дамиан.

И они за шкирку выволокли Парри из-за стола. Гормошка едва не разрыдалась. Фредди пожал ему руку.

– Приятно было познакомиться, – сказал он, ловко снимая с обеспамятевшего Парри часы. – Ну, пока!

Гордон шагал по коридору, но не столь решительно, как мог бы. Сделав несколько шагов, он останавливался, чтобы поправить пепельницу или смахнуть пыль с подоконника. Время от времени искривленный прутик, который Гордон держал в руке, поворачивался и нетерпеливо тыкал его.

– Да-да, сейчас-сейчас, – говорил на это Гордон и направлялся туда, куда указывал нетерпеливый инструмент. Проходя мимо открытых дверей, он неизменно заглядывал внутрь и отпускал комментарии вроде:

– Да-да, развлекайтесь, пока молоды! Станете постарше – такого у вас уже не получится!

– Какое занятное применение трапеции!..

– Надо же, настоящая «Камасутра»!

В конце концов, повинуясь указаниям инструмента, Гордон нашел нужную дверь и постучал.

– Видимо, это здесь, – сказал он себе под нос. Дверь немного приоткрылась.

– Нет, благодарю вас, – произнес голос с восточноевропейским и оччень аристократическим прононсом. – Садовники нам здесь не нужны. И дверь попытались закрыть. Но инструмент Гордона застрял в щели, Гордон пинком распахнул дверь, и державший ее хозяин комнаты полетел в противоположный угол.

– Очень остроумно! – сказал Гордон, оглядывая изысканную, тщательно продуманную обстановку. – Ну-ка, дайте взглянуть… А-а, Парри, вот ты где!

– Это мой прислужник! – возмутился Владимир, выхватив из огня раскаленную кочергу и размахивая ею перед носом у Гордона. – Вы не имеете права ко мне вламываться!

Гордон взял протянутую кочергу за раскаленный конец, снял насаженную на нее лепешку и откусил кусочек.

– Передержал, – заметил он.

И протянул кочергу обратно Владимиру. Послышалось шипение, и кочерга упала на пол.

– Ай-яй-яй-яй-яй! – вздохнул Гордон, глядя на Парри, привязанного поперек гимнастического коня. – Опять за старое, а, Влад?

Он взмахнул рукой, и веревки, которыми был связан Парри, упали на пол.

– Боюсь, что тебе придется прерваться. Во-первых, директор хочет срочно повидать этого парня, а во-вторых, я все равно не могу допустить, чтобы ты вытворял с ним такое. Он задолжал мне денег и до сих пор не расплатился. Пошли, Парри. Не годится заставлять директора ждать. Ну-ка, давай, надевай штаны… Вот и молодчина. О-о! – сказал Гордон, приметив здоровенный ожог на руке Владимира. – Знаешь, на твоем месте я бы что-нибудь с этим сделал. Сходи к мистеру Остолопоффу, у него наверняка найдется какая-нибудь припарка, или замечательный целительный компост.

– Он хотел… он собирался… – всхлипнул Парри.

– Знаю, знаю, можешь не рассказывать, – успокоил его Гордон. – Не тревожься, рано или поздно с тобой все равно случится что-нибудь совершенно ужасное.

Гордон вывел Парри из комнаты Влада и повел по коридору.

– Куда мы идем? Зачем директор хотел меня видеть?

– Мы собираемся найти твоих родителей, Парри.

– Да ну? Правда? – сказал Парри. – Вы можете это сделать для меня?

– Для тебя? – изумился Гордон. – Неужели ты думаешь, что тебя тут будут учить, кормить и содержать, и все за бесплатно? Надо же найти, кому посылать счета!

Бол-д'Арет смотрел в окно своего кабинета. Он восседал в огромном кожаном кресле, которое, невзирая на почтенный возраст, так и не протерлось за многие годы. Как и остальная мебель в комнате – просторный стол, тяжелые скамьи, – кресло было могучим и весомым, настолько весомым, что его присутствие ощущалось еще до того, как вы входили в комнату.

Директор созерцал четыре огромных дерева. Старая береза у самого окна, тис напротив, еще дальше – вяз, а у самого озера – золотистая ива. Старый волшебник когда-то посадил их своими руками. Ну и денек тогда выдался!

А потом он выбрал себе место для кабинета – там, откуда он мог видеть деревья. Правда, для этого пришлось построить лишний этаж, но это были не его проблемы.

В дверь постучали. В кабинет заглянул казначей.

– Гордон пришел, сэр. Он привел мальчишку.

И казначей, не обращая больше внимания на Гордона и Парри, вернулся к своему столу и занялся приготовлениями. На столе стояла большая оловянная миска с нацарапанными вдоль края рунами. Миска была наполнена водой, и казначей аккуратно подсыпал в нее какие-то магические порошки, подливал настои и прочие волшебные ингредиенты, бормоча себе под нос необходимые заклинания.

Вода подернулась рябью и сделалась мутного, свинцово-серого цвета, почти как само олово.

Гордон даром времени не терял: он подошел к деревцу-бонсаи, стоявшему на подоконнике, и принялся его подстригать и опрыскивать водичкой.

Казначей взял деревянную дощечку в форме вытянутого ромба и аккуратно опустил ее на воду. Стрелка немедленно застыла между двумя самыми большими рунами на стенках сосуда. Казначей удовлетворенно хмыкнул и повернулся навстречу Бол-д'Арету, который как раз вышел из своего кабинета.

Бол-д'Арет кивнул ему и приветственно фыркнул Гордону. Он сел за стол казначея и поманил Парри к себе.

– Итак, мальчик, тебе что-нибудь известно о твоих родителях – скажем, о твоем отце, а?

Парри покачал головой.

– А о матери? Кто она была? Парри пожал плечами.

– А они тебе ничего не оставили? – спросил казначей. – Довольно часто бывает, что при ребенке оставляют какую-нибудь безделушку, чтобы потом родители могли его по ней узнать.

Сердце у Парри екнуло. У него же есть подвеска! Он стянул с шеи кожаный шнурок и протянул его казначею. Наконец-то он узнает, что это за вещь! Наверняка это и есть памятка от отца или матери, чтобы они потом когда-нибудь могли его узнать… Быть может, это талисман, обладающий великой магической силой, которая и хранила его все эти годы. Быть может, именно благодаря ему он и попал в конце концов к лучшим в мире приемным родителям. Его настоящие родители оставили его, но не забыли, нет…

Казначей внимательно осмотрел подвеску.

– Похоже, одна из наших, сэр. Бол-д'Арет приподнял бровь, разглядывая вещицу. Казначей налил в стакан воды, взял ножичек для бумаг и поскреб амулет Парри. В стакан посыпался мелкий порошок. Стакан едва не опрокинулся – вода внутри него буквально полезла на стенки, пытаясь очутиться подальше от этого вещества, чем бы оно ни было.

– Точно, наша, – сказал Гордон.

– Ты носишь ее с раннего детства? – спросил казначей.

Парри снова пожал плечами.

– Мне ее отдали, когда мне исполнилось четырнадцать. Сказали, что эта штука была на мне, когда меня нашли.

– Тебе повезло, что они ее у тебя забрали. Похоже, она нарочно была сделана так, чтобы младенцу захотелось сунуть ее в рот. Какая прелесть! – сказал Гордон, буквально исходя ядовитой иронией.

– Любопытно… – протянул казначей. Он ненадолго задумался о чем-то, потом спросил: – Ну что, будем проводить испытание?

Это звучало скорее как напоминание, чем как вопрос.

Директор с казначеем выжидательно уставились на Парри. Повисла неловкая пауза. Наконец Гордон наклонился к нему и шепнул на ухо:

– Нам понадобится образчик твоих волос.

Парри еле услышал его. Он был всецело поглощен мыслью о том, что его мать явно хотела его убить, но при этом ей не хватило духу сделать это по-честному: например, швырнуть младенца в реку. Трясущейся рукой Парри вырвал у себя волосок и протянул его казначею.

Казначей закатил глаза. Бол-д'Арет высморкался в рукав.

– Да нет, не этих волос, – сказал Гордон и натянул рукавицу, в которых он работал в саду. – Постой-ка смирно.

Он проворно запустил руку к Парри в штаны и вытащил ее обратно еще проворнее. Парри взвыл.

– Ну-ну, не будь таким плаксой, – сказал Гордон и продемонстрировал ему пучок лобковых волос. – Так надо.

Гордон бросил пару курчавых волосков в миску, а казначей добавил туда каплю густой жидкости из какого-то пузырька.

Вода в миске порозовела. Стрелка принялась медленно вращаться на месте. Все выжидательно смотрели на нее.

Стрелка принялась бесцельно плавать из стороны в сторону. Казначей подул на нее, и стрелка бестолково затрепыхалась на месте.

– Что, что она говорит? – не выдержал Парри.

– Пока – ничего, – ответил Гордон. Казначей пристально смотрел на миску. Наконец он ее встряхнул. Бол-д'Арет вырвал миску у него из рук, сунул туда мизинец, достал каплю жидкости и попробовал ее на вкус.

– Тьфу-у! – директор выпучил глаза и затряс головой. – Нет, – сказал он, – раствор нормальный. Провалиться мне на этом месте… Ладно, попробуем провести второй этап.

Гордон бросил в миску остатки лобковых волос, и казначей добавил каплю жидкости из другого пузырька. На этот раз стрелка внезапно застыла по стойке смирно, встав торчком посреди миски и дрожа обоими концами. А потом отчаянно заметалась по всей миске.

Даже Парри, которого никто бы не назвал самым проницательным мальчиком на свете, и тот по лицам волшебников догадался, что что-то не так.

– Она не должна так себя вести, да? – спросил Парри.

Гордон задумчиво взглянул на него.

– Нет. Не должна.

– А как у нас дела со стипендиальным фондом? – спросил Бол-д' Арет, не глядя на казначея.

– Со стипендиальным фондом у нас дела обстоят прекрасно, – ответил казначей. – За последние двадцать лет доходы у нас были приличные, а стипендий мы никому не выплачивали.

Бол-д'Арет, специалист по фырканью, фыркнул снова.

– Ну, так дайте мальчишке стипендию, и дело с концом! И созовите сюда преподавателей. Думаю, им будет интересно на это взглянуть.

И директор удалился к себе в кабинет. В комнате остались только казначей с Гордоном – ну, и Парри. Казначей пристально рассматривал Парри. Гордон многозначительно кашлянул.

– Ах да, конечно! – сказал казначей. Он порылся в карманах и выудил огромное медное кольцо со множеством ключей. Подойдя к одному из шкафов, он выбрал маленький ключик и отпер шкаф. Достал шкатулку с деньгами, поставил ее на каминную полку и, отперев ее другим ключом, отсчитал несколько монеток.

Казначей уже собирался опустить крышку, но тут Гордон поймал его взгляд. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом казначей снова взглянул на Парри. Отсчитал еще несколько монет, поставил шкатулку на полку и снова запер шкаф, причем явно не тем ключом, которым отпирал. Потом достал из красивого чайника полотняный мешочек с завязочками и ссыпал монеты в него.

– Двенадцать крон две полкроны на семестр! Казначей показал кошелек Парри, но в руки не отдал, так что Парри пришлось подойти поближе самому.

– Это включает стоимость книг и учебных принадлежностей, – продолжал казначей. – Имей в виду, что у мисс Красис, нашей библиотекарши, имеется большой запас подержанных книг и учебных пособий, так что ты всегда можешь купить все необходимое у нее.

Парри взял кошелек.

– Всегда рад вас видеть! – жизнерадостно сказал Гордон. Казначей улыбнулся ему слабой улыбкой, и Гордон увел Парри из кабинета. Парри был измотан физически и опустошен душевно, но, несмотря на это, заснуть ему оказалось не так-то просто. Отчасти из-за того, что сегодня он не раз был на волосок от смерти, отчасти из-за того, что у него никогда еще не было столько золота, отчасти потому, что теперь он знал: его родная мать пыталась его убить, – но в первую очередь потому, что он понятия не имел, где же его кровать. В конце концов Парри попытался кое-как устроиться в общей комнате Де-Сада, соорудив импровизированную кровать из двух кресел. Он уже начал было засыпать, но тут обнаружил, что барельефы на стенах, еле видимые при слабом свете камина, весьма любопытного содержания.

Некоторое время Парри изучал барельефы, гадая про себя, во-первых, действительно ли все изображенные здесь сцены возможны с точки зрения физиологии, и, во-вторых, будут ли они возможны, если все участники сцен – того пола, какого он думает. Пониже барельефов были развешаны всякие завлекательные штуковины эротической направленности, одеяния странного вида и нечто вроде орудий пыток. В одном углу возвышалась дыба, а вдоль стен через равные промежутки висели цепи. Парри отчасти надеялся, что они тут только для красоты, а отчасти – что не только.

Парри не знал, сколько времени прошло – его часы куда-то делись, – но к утру начали возвращаться утомленные четверо – и пятиклассники. Большинство, похоже, были в хорошем настроении, хотя и хвастались друг перед другом синяками и рубцами.

– Парри! – радостно возопила Гормошка и тут же об этом пожалела. Обернувшись, Парри увидел, что девица схватилась за челюсть и морщится от боли.

– Эй, Юсти, с тобой все в порядке? – спросил Парри, называя Гормошку тем именем, что она предпочитала. Он чувствовал, что нуждается в сочувствии.

– Ага, – ответила Гормошка сквозь зубы. – А почему ты жив?

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Парри.

– Извини, я не то имела в виду, – процедила Гормошка, стараясь не шевелить челюстью.

– О, Парри! Чтоб меня трахнули раскаленной кочергой! – приветствовал его Фредди.

– Не смешно! – буркнул Парри.

– Да, парень, надо отдать тебе должное: умеешь ты выходить сухим из воды! – сказал Фредди. Но тут ему в голову явно пришла неприятная мысль, и он скривился: – Ой, бли-ин! Это ты теперь, значит, захочешь поселиться в моей комнате?

Древние линии засветились во тьме и наконец слились в пентаграмму. Фигура в плаще с капюшоном затянула:

– Юнгтрей оти оннектити вашу такти! Эазеплес эби аттенпай! Юнгтрей оти оннектити вашу такти! Эазеплес эби аттенпай!

В центре пентаграммы возник светящийся шарик, и его странный сероватый свет добавился к сиянию линий пентаграммы.

– Гетум реципиентум фо вашу такти бауш-кау оуи риа айтингуй! Эазеплес эби аттенпай! Вашу такти си понтантимус оти су! Гетум реципиентум фо вашу такти баушкау оуи риа айтингуй! Эазеплес эби аттенпай! Вашу такти си понтантимус оти су! Эазеплес олдхус хайвэй эви оннектити вашу такти!

В центре туманного светящегося шара показалось призрачное лицо. Оно выглядело искаженным, словно находилось внутри круглого аквариума, но оттого казалось еще более угрожающим.

– Ну почему, – прогремел бестелесный голос, – почему ты все время застаешь меня в тот момент, когда я только что улегся в ванну? Ты что, нарочно, что ли, время выбираешь?

– Простите, властелин! – сказала фигура в плаще с капюшоном. – Но у меня чрезвычайно важные новости!

Лицо в туманном шаре наклонилось набок – похоже, его обладатель пытался вытряхнуть воду из ушей.

– Случайно важные новости? Фигура в плаще тяжело вздохнула.

– Чрезвычайно важные новости, властелин! – сердито повторил он. – Сосуд всемогущества попал в мои руки, дабы я мог вручить его тебе, дабы ты мог одержать верх над своими недругами; дабы недруги твои были повержены и пали ниц, ты же мог сделаться верховным владыкой над смертными и магами, и воля твоя не ведала препон во веки веков!

Человек в туманном шаре наконец перестал колотить себя ладонью по уху и принялся вместо этого ковыряться в другом ухе.

– Ну вот, наконец-то, – сказал он. – Так что ты там молол, мужик? Я все прослушал.

Человек в плаще вздохнул еще тяжелее.

– Ваш незаконнорожденный сын прибыл. Вы желаете получить его кровь в жидком виде или прикажете изготовить кровяной пудинг? – кисло спросил он.

Тут его властелин сделался весь внимание.

– В самом деле? А кто еще знает?

– Никто, кроме меня, не сумел истолковать знаки.

– Это хорошо! Однако не стоит недооценивать Бол-д'Арета и тех, кто ему служит. Добудь мне его кровь, но позаботься о том, чтобы это выглядело как несчастный случай, школярская шалость. Постарайся, чтобы твое имя с этим никак не связывали. Понял?

– Слушаю и повинуюсь, о Тот-Чье-Имя-Нельзя-Произнести! – ответствовал человек в плаще.

– Ага, ага, – кивнул человек в шаре. – Когда управишься, сообщи мне. Ну ладно, я пойду, а то у меня ванна стынет.

Изображение волшебника в светящемся шаре повернулось и ушло в туман. Сам шар стянулся в светящуюся точку и лопнул с громким хлопком. Слуга собрал свои инструменты. «Нет, – подумал он, – все-таки злые властелины в наше время пошли не те!»