Я никак не ожидал, что Илу забеременеет в первый же год, но на всякий случай решил присоединиться к стае за две недели до начала брачного сезона. Так я рассчитывал проконтролировать процесс и заодно расположить ее к себе, чтобы она впоследствии позволила мне нянчить щенков. Как ни странно, отцом семейства стал Бледнолицый, а не Тень, который, безусловно, был доминантной особью. Пять лет я не мог объяснить такой поступок Илу. Оказалось, Тень страдал пороком сердца. Он умер, когда его и самку из Дартмурского парка, Леди Пенелопу, перевозили на время к коллекционеру в Оксфордшир, с тем чтобы они произвели на свет потомство. Вскрытие показало порок сердца. Похоже, болезнь досталась ему от рождения, и Илу, чувствуя это, выбрала Бледнолицего.

Все девять недель прошли как по маслу. Это была первая беременность Илу, но она все делала правильно. Волки сообща нарыли множество маленьких норок для щенков. Эти норки служат убежищем, чтобы малыши могли в случае чего спрятаться от опасности. Их вырывают глубиной до метра под камнями или корнями деревьев там хищники не могут добраться до щенков. Наши отношения с Илу налаживались. Я подражал поведению Дейзи из Лонглита, когда та готовилась к роли няньки. Когда недель через шесть Илу принялась рыть между корнями самого большого дерева в вольере, я разволновался. Неужели она хочет рожать в собственном логове, а не в том, что сделал для нее я? Вот ведь незадача — случись что-нибудь там, глубоко под землей, мы не сможем достать ни ее, ни щенков. К счастью, она вскоре отказалась от этой затеи.

За два дня до появления малышей на свет я поехал на охоту и привез несколько кроликов. Илу сцапала одного и спряталась в нору. Я устроил там специальную нишу для щенков — когда-то подсмотрел, что волки так делают. На следующее утро оттуда донеслись унылые завывания: видимо, она рожала. Никогда не слышал ничего подобного. Что происходило под землей, узнать не было никакой возможности. Стоило кому-нибудь приблизиться к логову, как Илу начинала рычать, да так, что незваный гость сразу понимал, что он здесь не к месту. Судя по звукам, моя конструкция не пришлась Илу по душе и она прокопала ход еще глубже. Добраться до нее теперь было невозможно — чего она, собственно, и добивалась. Но земля над логовом шла под уклон, и в одном месте, где прорытый Илу тоннель поворачивал и подходил слишком близко к поверхности, у него частично обвалился потолок. Образовалось небольшое отверстие, через которое можно было, вооружившись фонариком, наблюдать за ходом событий.

На восходе я услышал первые повизгивания. С бешено колотящимся сердцем я ринулся к фургону за фонарем, посветил в нору и чуть не пустил слезу, как новоиспеченный папаша: прямо подо мной в нише копошились щенки не более четырех минут от роду! Они шевелились, они были живехоньки! Исполненный гордости за свою подопечную, я прикрыл дырку здоровенным булыжником, чтобы в логово не попало ничего лишнего, и предоставил остальное природе. Недель пять Илу предстояло ухаживать за ними самой, прежде чем я смогу «вступить в должность».

Она показалась из норы через три дня, и это был первый тревожный звонок: обычно мать как минимум неделю безвылазно сидит со щенками. В Айдахо волчица провела в норе даже больше недели и вышла абсолютно истощенной. Я не знал, что и думать. Конечно, рассуждал я, в неволе волки ведут себя иначе, чем на свободе, да и погодные условия здесь мягче, чем в Скалистых горах. Но в любом случае малышам необходимо тепло матери, поначалу они не умеют самостоятельно поддерживать необходимую температуру тела. К тому же каждые два часа их нужно кормить. А Илу как будто и не собиралась лезть обратно в нору, хотя прошло уже часа четыре.

Я не на шутку встревожился. Надо было как-то заставить ее вернуться к волчатам. Я даже обложил вход в логово едой, надеясь, что она подойдет поближе и материнский инстинкт проснется в ней, как только она услышит повизгивания. Но это не сработало. Она явно старалась держаться от логова как можно дальше.

Речь шла о спасении щенков. Решение нужно было принимать быстро, а то спасать будет некого. Я залез внутрь и достал четыре крошечных, пушистых, слепых комочка. Они кряхтели и посапывали. Трое мальчиков свернулись в один общий клубок и выглядели вполне бодрыми, а вот четвертая — девочка — лежала в полуметре от них, совсем холодная. Похоже, Илу сама ее отпихнула и не хотела признавать. Все они страдали от обезвоживания. У животных это легко определить, оттягиваешь шкурку и смотришь: если она быстро разглаживается, то все хорошо, а если нет, то не очень. Шкурка на четвертом щенке стояла как гребень динозавра.

Мы с волонтерами отнесли всех четверых в сарай из шлакоблоков, к моему фургону. Я приготовил его для щенка немецкой овчарки — один из моих коллег в парке собирался завести собаку. Пол там был уже устлан соломой. Мы положили в коробку грелку и застелили ее меховым одеялом, надеясь, что это худо-бедно компенсирует малышам отсутствие матери. Когда мы поднесли им бутылочки с молочной смесью для грудничков, мальчишки жадно набросились на угощение. (Значит, Илу еще за пару часов до ухода из норы перестала их кормить.) А вот девочка едва открывала рот. Пришлось засунуть бедняжку под куртку и греть своим телом, по капельке вливая в нее молоко.

Я и раньше видел, как волки в неволе бросали щенков на произвол судьбы. Причины тому могут быть самые разные. Иногда материнский инстинкт оказывается недостаточно силен, иногда рядом нет старшей волчицы, которая подала бы незадачливой мамаше пример. Парку Хоулетс, где родилась Илу, щенки были не нужны, и они держали самок и самцов отдельно. Она никогда не видела, как другие волчицы рожают и растят потомство. В такой ситуации есть два варианта: или спасать щенков, или оставить их погибать, надеясь, что мать поймет, к чему привела ее халатность, и в следующий раз подобного не допустит. Это тоже срабатывает, но иногда одной такой жертвы мало, и несколько пометов погибают целиком, прежде чем самка осознает, что первые пять недель должна вскармливать щенков и все время находиться рядом. Так что, по сути, выбора у меня не было — не мог же я оставить их умирать.

Спустя пару дней мне уже позарез требовалась помощь. Я постоянно нянчился с крошкой Шайенн и не успевал кормить остальных. Днем выручали волонтеры, а вот что было делать ночью? К счастью, Джен не отвернулась от меня в трудную минуту. Дорога до ее дома занимала около двух часов — как раз перерыв между кормлениями. После того как малыши поедят, я брал их, всех четверых, засовывал в коробку, укрывал, ставил на переднее сиденье и — в дорогу. Ночью каждые два часа ребят кормила Джен, а я занимался Шайенн. С утра — обратно в парк, а вечером… ну и так далее.

Мальчиков я назвал Тамаска, Мэтси и Яна. Было очень любопытно наблюдать за их развитием. Почти сразу стало ясно, что Тамаска — самый крупный и самый жадный. Поначалу все шло неплохо, даже Шайенн иногда выпивала полбутылочки зараз, и я начинал надеяться, что она выкарабкается. Все время возил ее к ветеринару, хоть это и влетало мне в копеечку. Этот ветеринар меня разорил подчистую! Хорошо, что на помощь пришла моя знакомая, хозяйка зоомагазина. Она проявила невероятную щедрость, взяв на себя оплату медицинских счетов. Две с половиной недели я упорно пытался вдохнуть в Шайенн жизнь. Но однажды она вдруг стала тяжело дышать, и при этом у нее в груди как будто что-то булькало.

Я знал, что это дурной знак. Врач диагностировал пневмонию, а анализы крови показали, что иммунная система у нее вообще не развита. Она умерла у меня на руках по пути домой. Я был безутешен, хотя врач и сказал мне, что все это время Шайенн жила только благодаря моей неустанной заботе. В дикой природе она бы и дня не протянула.

Этот случай преподал мне важный урок. Ее мать знала, что малышка не выживет. Помощи Илу ждать было не от кого, и она сосредоточилась на здоровом потомстве — так ей велела природа. А я вмешался куда не следовало, ничего в этом не понимая. Я похоронил Шайенн в коробочке, недалеко от моего фургона (сейчас там новый вольер для волков), и посадил на могиле дерево. Никогда ее не забуду.