Мы собрали всю мебель — маты, шведские стенки, ящики, все то, что могло гореть — и свалили этот хлам у деревянной перегородки в конце зала. Квилла Джун отыскала банку керосина в кладовке, и мы подожгли эту чертову кучу. Обчистив мертвых — забрав у них все оружие и боеприпасы — и прихватив с собой один мат, мы спустились в местечко в подвале здания, которое подыскал Блад. Это была бойлерная с двумя большими котлами. Мы втроем разместились в пустом котле, прикрыли крышку, оставив вентиляционное отверстие открытым для доступа воздуха.
— Ты можешь что-нибудь уловить? — спросил я псину.
— Немного. Совсем чуть-чуть. Я читаю мысли одного из парней. Здание горит отменно.
— Ты сможешь узнать, когда они отвалят?
— Может быть. ЕСЛИ они отвалят.
Я откинулся назад. Девушку все еще трясло от недавних событий.
— Успокойся, — сказал я ей. — К утру здесь останутся одни кирпичи. Банда все прочешет и найдет лишь жареное мясо. Может быть, они не слишком усердно будут искать твое тело… И тогда все будет в порядке… если только мы не задохнемся.
Она улыбнулась, совсем слабо, и постаралась выглядеть похрабрее. Потом закрыла глаза, откинулась на мат и приготовилась спать. Ну что же, не так она и плоха, эта цыпочка. Сам я настолько устал, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Ты сможешь проследить их? — еще раз я спросил Блада.
— Постараюсь. Тебе лучше поспать, Альберт. Я покараулю.
Я кивнул, откинулся на мат и закрыл глаза. Когда я проснулся, то обнаружил, что цыпочка прикорнула у меня под мышкой, обняв рукой за талию. Я едва мог вздохнуть, меня бросило в жар, словно я попал в печь. Хотя, какого черта, я и находился в печи. Дотронувшись до стенки котла, я резко отдернул руку: она оказалась такой горячей, что невозможно было притронуться.
Блад лежал на мате, высунув язык и часто дыша. Он вроде бы спал. Или делал вид, что спит. Как хорошо все-таки, что мы догадались захватить этот мат. Он оказался единственной вещью, которая спасла нас от ожогов.
Я притронулся рукой к груди девушки. Грудь была горячей. Курочка поворочалась и прижалась ко мне еще теснее. У меня сразу же встал. Я умудрятся в этой тесноте стянуть с себя штаны и перекатиться на нее сверху. Когда я раздвинул ей ноги, она проснулась, но было уже поздно.
— Не надо… прекрати… что ты делаешь… нет, не надо.
Она еще не совсем очухалась, была слаба, и мне показалось, что всерьез со мной бороться она не собирается. Конечно, цыпочка вскрикнула, когда я сломал ее, но после этого все было в порядке. На борцовский мат вылилось немного крови, а Блад продолжал дрыхнуть, как убитый.
С Квиллой все было совсем иначе. Обычно, когда я заставлял псину вынюхать для меня девку, все делалось в быстром темпе: схватить, воткнуть и убраться как можно скорее, пока не приключилось чего-нибудь дурного. Но сейчас все происходило совсем по-другому.
Когда мы кончили в первый раз, она так крепко обняла меня, что кости затрещали. Потом девушка медленно-медленно отпустила меня. Я смотрел на нее и удивлялся: глаза — закрыты, на лице — блаженство. Могу сказать точно — она была счастлива.
Мы трахались еще много раз, с ее подачи. И я, конечно же, не мог отказать. А потом, лежа рядышком, мы разговаривали. Она расспрашивала меня, как я общаюсь с Бладом. Я рассказывал ей, как боевые собаки развивали телепатические способности, как помогали людям сражаться в Третьей Войне. Что, овладев телепатией, они разучились сами находить для себя пропитание, и поэтому люди стали это делать за них. И как ловко собаки научились вынюхивать девок.
Я расспрашивал ее о жизни в подземках. На что эта жизнь похожа, много ли там девушек, и как они могут обходиться без неба и солнца?
— Там очень хорошо, но чересчур спокойно. Все друг с другом вежливы. У нас всего лишь небольшой городок под землей и народу не так уж и много.
— В каком ты живешь?
— В Топеке. Совсем рядом отсюда.
— Да, знаю. Спусковая шахта всего лишь в полумиле к северу.
— Ты когда-нибудь бывал в подземном городе?
— Нет. И не думаю, что мне когда-нибудь захочется этого.
— Почему? Там очень хорошо. Тебе бы понравилось.
— Дерьмо.
— Это очень грубо с твоей стороны.
— Я и есть очень грубый.
— Но не во всем!
Меня это начало бесить:
— Слушай, дура! Что с тобой такое? Я выследил тебя, поймал, делал с тобой все, что хотел, изнасиловал полдюжины раз. Что во мне может быть хорошего? У тебя что, не хватает мозгов понять, что когда кто-то…
Она улыбнулась, и я замолчал на полуслове.
— Но мне же понравилось. Хочешь, сделаем еще раз?
Я был так шокирован, что даже отодвинулся от нее.
— Ты совсем ничего не соображаешь? Не знаешь, что такая цыпочка, вроде тебя, из подземки, может быть изувечена таким соло, как я? Тебя что, не предупреждали родители: «Не появляйся наверху! Тебя украдут эти грязные, волосатые, дурнопахнущие соло!» Ты этого не знала?
Она положила руку на мое бедро и начала поглаживать, осторожно и нежно. У меня снова встал.
— Мои родители никогда не говорили так про соло, — ответила она. Затем потянулась ко мне и поцеловала в губы. И я снова не смог удержаться. Боже! Это продолжалось несколько часов!
Вдруг Блад повернулся и произнес:
— Я больше не могу притворяться спящим. Я голоден. И у меня болят раны.
Я отбросил Квиллу — на этот раз она была сверху — и осмотрел собаку. Доберман вырвал изрядный кусок из его уха, вдоль морды шел глубокий порез, и на боку зияла глубокая рана. Шкура во многих местах получила серьезные повреждения.
— Боже мой, приятель, тебе здорово досталось, — сказал я, окончив осмотр.
— Ты тоже не похож на розовый сад, Альберт, — огрызнулся он.
— Можем ли мы выбраться отсюда? — поинтересовался я.
Блад сосредоточился. Мы ждали. Затем он потряс головой и выдал:
— Я не могу никого прочесть. Наверное, куча мусора навалена на котел сверху. Придется выбираться отсюда на разведку.
Немного поспорив, мы решили, что если здание сгорело и остыло, стая к этому времени должна была просеять весь пепел. А раз они не пытались взломать котел, значит, мы погребены довольно глубоко. Или все обстояло именно так, или здание все еще раскалено. Тогда парни бродят наверху и готовятся просеять остатки дома.
— Думаешь, тебе удастся что-либо уловить в таком состоянии? — спросил я с сомнением в голосе.
— Я думаю, что мне в любом случае придется это сделать, — язвительно ответил Блад. — Вы затрахались до потери памяти и, видимо, забыли, что нам нужно отсюда выбраться.
Я понял, что у меня с Бладом возникнут неприятности. Уже возникли. Ему не понравилась эта Квилла Джун. Я обошел моего пса и отодвинул задвижку дверцы котла. Дверца не открывалась. Я надавил на нее плечом. Что бы там ни навалилось с другой стороны, оно с минуту посопротивлялось, затем начало поддаваться и отвалилось с грохотом. Я распахнул дверцу настежь и выглянул. Ну и картинка! Верхние этажи провалились в подвал, превратившись, в основном, в шлак и легкий мусор. Все вокруг дымилось, дневной свет пробивался с трудом. Видимость была нулевая.
Я обжег руки о внешнюю сторону задвижки и выскользнул наружу. Блад последовал за мной и начал продвигаться среди обломков. Бойлерный котел почти полностью покрывали сгоревшие останки здания. У нас появился шанс, что стая произвела небрежный осмотр, решила, что мы изжарились и двинулась дальше. Но в любом случае я хотел убедиться в нашей безопасности и настоял, чтобы пес провел разведку на местности, телепатически прослушав округу. Он уже было собрался, но я отозвал его обратно.
— Ну, в чем дело?
Я взглянул на него сверху вниз и зло сказал:
— Я скажу тебе, в чем дело, приятель. Ты ведешь себя паскудно.
— Меня это устраивает.
— Черт тебя побери, псина! Какая муха тебя укусила?
— Та чистенькая цыпочка, которую я тебе нашел.
— Ну и что из этого? Тоже мне, большие дела! У меня и раньше были курочки. И не одна.
— Да. Но никогда не было таких, которые так бы прицеплялись к тебе. Я предупреждаю, Альберт, у тебя будет с ней много хлопот.
— Не будь идиотом! — прорычал я.
Он не ответил, только глянул на меня сердито и отвалил проверять округу. Я вполз обратно и задвинул запор. Она снова хотела этим заняться, но я оттолкнул ее: Блад основательно подпортил мне настроение. Я был раздражен и не знал, на ком бы отыграться. Но боже, как она была хороша! Просто прелесть: надула губки и уселась, обхватив колени руками.
— Расскажи мне о подземках, — попросил я.
Поначалу девушка дулась и была немногословна, но потом разговорилась и почувствовала себя более свободно. Я многое узнал от нее. Много нового. Думаю, что это мне пригодится когда-нибудь.
От двух огромных стран, которыми являлись когда-то США и Канада, осталась всего пара сотен подземок. Они возникли на месте шахт, подземных озер, пещер. Некоторые из них представляли собой естественные подземные образования, уходящие вглубь земли на расстояние от двух до пяти миль. И люди, основавшие их, были праведниками худшей разновидности. Южные баптисты, фундаменталисты, евангелисты — все они были праведниками среднего класса, у которых абсолютно отсутствовал вкус к дикой жизни. Они создали у себя в подземках те порядки, которые были так милы их сердцу.
Прихватив с собой последних чудом спасшихся ученых, эти божьи служители убедили их сконструировать машины и прочее для поддержания жизни в подземельях. Когда же дело было сделано, ученых просто вышвырнули вон. Святоши не желали никакого прогресса в будущем, не терпели никакого инакомыслия и освобождались от всего, что могло пошатнуть уклад их «идеальной» жизни. Лучшее время, по их понятиям, было до Первой Мировой Войны, и они решили, что если им удастся создать подобие тех времен, те порядки, то люди в подземельях сумеют выжить. И не просто выжить, а смогут неплохо жить: цивилизованно и добропорядочно. Дерьмо! Я бы там быстро свихнулся!
Квилла Джун улыбнулась и снова обняла меня. Я не стал отталкивать ее. Она начала меня ласкать, гладить грудь, бедра, ноги… Мне было классно! Девушка спросила:
— Вик?
— Угу?
— Ты был когда-нибудь влюблен?
— Что?
— Влюблен. Был ли ты когда-нибудь влюблен в девушку?
— Ну, могу точно сказать, что никогда!
— Ты знаешь, что такое любовь?
— Конечно. Думаю, что знаю.
— Но, если ты никогда раньше не любил…
— У меня раньше никогда не было пули в голове, но я точно знаю, что мне бы это не понравилось.
— Я могу поспорить, что ты не знаешь, что такое любовь.
— Ну, если это означает жить в подземке, то я считаю, что и узнавать не стоит.
После этих слов Квилла потянула меня вниз, и мы снова начали трахаться. Потом я услышал, что снаружи скребется Блад, и, открыв задвижку, впустил его.
— Все чисто, — удовлетворенно проговорил он.
— Ты уверен?
— Уверен. Надевай штаны, — сказал он с насмешкой в голосе. — И выходи отсюда. Мы должны кое-что обсудить.
Я оделся и выбрался из бойлера. Блад потрусил впереди меня, в сторону от котла, через какие-то прогоревшие балки. Мы выбрались из здания, которое выглядело как обломок сгнившего зуба.
— Ну что тебя еще донимает?
Он вскочил на кусок бетонной плиты и оказался вровень со мной, нос к носу. Наши взгляды встретились.
— Ты пренебрегаешь мной, Вик!
Я понял, что дело серьезное. Никакого Альберта, чистый Вик.
— С чего ты это взял?
— Прошлая ночь, человек. Мы могли бы вырваться отсюда, оставив девушку парням. Вот это было бы разумно.
— Я хотел ее.
— Да, я знаю. Вот об этом и говорю. Теперь уже сегодня, а не вчера. Так почему мы все еще здесь? И она с нами?
— Я хочу еще.
Тогда мой пес рассердился.
— Ну, тогда послушай, дружок. Я тоже хочу несколько вещей: хочу есть, хочу избавиться от боли в боку и хочу убраться с этого места. Вполне возможно, что банда не оставит свою затею и вернется. Еще раз все проверить.
— Успокойся! Все это можно сделать. И это не означает, что девушка не может уйти с нами.
— Вот, значит, какие новости. Теперь мы превращаемся в бравую троицу, верно?
Я начал выходить из себя.
— Ты начинаешь говорить, как пудель! — прорычал я и поднял руку, чтобы врезать псу.
Он не шелохнулся. Я уронил руку. Я никогда не бил Блада.
И не хотел начинать сейчас.
— Извини, — сказал он тихо.
— Все в порядке.
Мы посмотрели друг на друга.
— Вик, ты отвечаешь за меня, ты же знаешь!
— Тебе не обязательно напоминать мне об этом!
— Пожалуй, настала пора напомнить. И еще кое-что напомнить. Вроде того случая, когда тот, из радиационной ямы, выскочил из-за угла и попытался схватить тебя.
Я содрогнулся. Тот сукин сын был весь зеленый, в каких-то светящихся лишаях. Меня чуть не вывернуло при одном воспоминании об этом.
— И я напал на него, верно?
Я кивнул. Верно, друг, верно.
— И я мог бы здорово облучиться и умереть. И все было бы кончено для меня, верно?
Я снова кивнул. Блад здорово поставил меня на место. Я не любил, когда мне напоминали такие случаи — всегда чувствовал себя виноватым. Мы с Бладом все делали пятьдесят на пятьдесят. И он это знал. — Но я все же сделал это, правда?
Мне припомнилось, как пронзительно визжала та зеленая штука.
— Ладно, ладно. Не зли меня. Или, может быть, ты хочешь пересмотреть наше соглашение?
Тут взорвался он:
— Может быть, нам следует это сделать! Чертов тупица!
— Следи за своим языком, сукин сын, не то получишь по заднице! Внезапно мы оба враз замолчали — и сидели, не разговаривая, минут пятнадцать. Наконец, я немного уступил и заговорил успокаивающе и мягко. Я всегда был честен с ним, и так будет продолжаться и впредь, говорил я, на что пес ответил, что пусть лучше так и будет, потому что он знает пару толковых соло, обитающих в городе, и они с радостью возьмут себе такого пса, как Блад. На это я ответил, что не люблю, когда мне угрожают, и пусть он не вздумает сделать неверный шаг, иначе я ему лапы переломаю. Он разъярился и убрался в сторону.
— Черт с тобой! — крикнул я и пошел к котлу отвести душу с Квиллой Джун.
Но, когда я сунул голову в котел, она уже поджидала меня с пистолетом в руках. Цыпочка саданула точно под правый глаз, и, свалившись на пол, я вырубился.